Это было моё самое обидное похмелье. Трезво осознавая количество и качество выпитого практически без закуски, я, тем не менее, остаюсь в убеждении, что никак не заслужил столь плачевного состояния следующим утром... Впрочем, обо всём по порядку.
Дело было в июне 1993-го. Мой театральный класс второго набора благополучно отбарабанил очередной учебный год, перейдя из десятого в одиннадцатый, и мы собрались в поход куда-нибудь на побережье, подальше от города -- приобщиться к Космосу на узкой полоске берега между высокими сопками и бескрайним океаном.
Посовещавшись, решили рвануть в Табунку -- так называется уютная бухта на полуострове Янковского близ села Безверхово. Полуостров получил своё имя не от выдающегося артиста, а от графа, некогда имевшего здесь обширное поместье. От чего получило своё имя село Безверхово -- не знаю, но оно соответствовало ему, будучи действительно безверхим, точнее -- безбашенным. Судоремонтные мастерские для малого и среднего рыболовного флота, общежитие плавсостава, облупленный клуб, конюшня и семейный склеп Янковских -- вот, пожалуй, все "центры цивилизации" внутри отдельно взятого посёлка. Притом десяток ларьков с дешёвым скверным пойлом, борзый неприкаянный молодняк, в выходные дни тарахтящий мотоциклетными моторами либо бесцельно шарахающийся по пыльным улицам, внимательно высматривая, до кого бы задраться. В обязательной программе вечера выходного дня -- пьяный мордобой между местными аборигенами и командированными матросами либо выезд объединёнными силами на разборки в соседнее село Нерпа.
Впрочем, нам до всего этого не было никакого дела. От Безверхово до предполагаемого места нашей стоянки -- несколько километров, и в наши планы отнюдь не входило светиться в посёлке. Катер должен был доставить нас до пристани, с пристани мы сразу сворачивали налево, на дорогу к погранзаставе (до китайской границы, если мерить напрямую, километров 70), оставляя село справа-сзади. Через заставу нас должны были пропустить (об этом -- чуть ниже), и, пройдя час-полтора по дороге, закрытой для гражданского населения, мы оказывались в укромной бухте, отгороженной от весёлого посёлка массивным горным хребтом, доблестными погранвойсками и речушкой с заболоченными берегами (самое уязвимое место нашей позиции, как выяснилось впоследствии).
Погода в день отъезда выдалась прескверная: начинался тайфун, дул сырой порывистый ветер, из низких тяжёлых туч, обложивших всё небо без единого просвета, обильно моросило, и через несколько часов эта морось должна была превратиться в сильный продолжительный ливень. Но я надеялся успеть проскочить на место и поставить лагерь прежде, чем непогода разгуляется вовсю. И надежды мои не были лишены оснований - мы имели в своём распоряжении превосходный катер.
Этот быстроходный связной катер на подводных крыльях с мощным водомётным двигателем (даже, кажется, с двумя) предоставил нам папа одного из учеников. Папа тогда командовал морчастями погранвойск и мог себе позволить сделать такой бонус для класса, в котором учился его сын. И вот уже мы едва не летим над морской гладью, и я стою на открытом мостике, подставив лицо солёному ветру, который сам врывается в мои лёгкие, даже вдыхать не надо... Впрочем, насчёт глади я слишком поэтично выразился -- циклон нарастал, пошла крупная зыбь, и наш катер, благодаря своим подводным крыльям, высокой скорости и встречной волне, нёсся, как массивная железная качель, описывая гигантскую синусоиду вдоль уровня моря. Но это же было ещё круче! И я стоял на мостике, преисполненный восторга, и старался не замечать некоторых моих спутников, которые, перегнувшись через леера, кормили рыбу тем, что съели на завтрак...
До Безверхово, куда обычный пассажирский теплоход телепается около двух часов, нас домчали минут за сорок. Высадившись -- впрочем, некоторые вывалились -- с катера, мы попрощались с командой, напомнив, что ждём их через неделю "на том же месте в тот же час". Затем, не теряя времени, подхватили поклажу и быстро-быстро потопали в сторону погранзаставы, ибо морось усилилась, а ветер подозрительно затих -- прямой признак того, что скоро ливанёт, и не так, как где-нибудь в средней полосе России, где воспетую поэтами летнюю грозу можно романтично переждать в обнимку с любимой под грибком на детской площадке, а так, как льёт в Приморье: сутками, по нескольку часов кряду с небольшими перерывами.
Через погранзаставу нас не пропустили. Напрасно я качал права на КПП -- всё, чего я добился, это то, что часовой вызвал дежурного офицера, который ехидно (как мне тогда показалось) улыбнулся и сказал, что из Владивостока никто им насчёт нас не звонил, следовательно, он нам ничем помочь не может. И вообще в Табунку все туристы ходят через село...
Ага, через село! Во-первых, это крюк в три-четыре километра; во-вторых, надо пройти именно через село, насквозь его пройти, чтобы выйти наконец к тропе, уходящей в сторону бухты. Провести свой отряд мимо общаги, мимо многочисленных дворов, из которых нас будут провожать самые неравнодушные (в самом плохом смысле) взгляды, внимательно замечающие, куда мы направляем свои стопы -- нет уж, увольте!..
А теперь, пока некоторые читатели не сочли меня трусливым параноиком, поясню, почему я так избегал устраивать в Безверхово туристический парад. Знаете, что такое театральный спецкласс? Это 17-18 ярких, фактуристых, бойких девчонок плюс 7-8 "юношей бледных", и даже не каждый "со взором горящим". К тому же в поход пошли лишь трое из них, тогда как "слабая половина" класса собралась почти в полном составе.
И что же, теперь я должен был устроить дефиле юных туристок (весьма волнительного возраста) пред мутны очи местных мачо? Дескать, полюбуйтесь, почтеннейшая публика, на сие пышное цветение, а идём мы во-о-он туда, так что ждём в гости в любое удобное для вас время дня и особенно ночи...
Лейтенанту я всего этого объяснять не стал, но "дамскую карту" разыграть попробовал:
-- Послушайте, ведь скоро хлынет... Пока мы вернёмся в село, пока пройдём его, пока дойдём до стоянки... А ведь у меня всё-таки девчонки... -- тут я сделал патетический жест в сторону жавшихся поодаль девушек. Те моментально меня поняли и принялись талантливо изображать бумажных принцесс (актрисы таки), глядя на лейтенанта влажными угасающими глазами.
Офицерик, со вкусом оглядев всех и каждую (вот гад!), снова улыбнулся и повторил, что помочь ничем не может.
Итак, граница на замке. Мы совершили от ворот поворот и в задумчивости остановились посреди дороги. Ко мне подошёл Джонсон -- выпускник предыдущего класса, мой надёжный помощник в том непростом походе.
Кардинальное отличие первого театрального класса от всех последующих состояло прежде всего в том, что как раз парни были там ведущей силой. Девчонки, конечно, тоже играли важную роль -- прежде всего роль вдохновляющую, -- но инициативным, движущим началом, как и положено по природе, было мужское. Этих пацанов я взял ещё шестиклашками, первые год-два в походах сопли им вытирал, в школе и микрорайоне бегал вокруг них, как овчарка, оберегая от гопников, но время шло, ребята мужали, и ближе к выпуску они сами могли меня от кого угодно защитить, а уж в походах мне не то что кого-то обслуживать, мне даже руководить не было нужды -- они без меня отлично знали, что и когда делать, я же был при них отдыхающим.
В последующих классах с мужиками мне везло гораздо меньше, не раз я оглядывал их и невольно думал: "Да, ребята... богатыри -- не вы..." Конечно, и в тех классах находилось по двое-трое пацанов, с которыми интересно работать и как-то можно на них рассчитывать, но извините: двое-трое и двенадцать -- разница есть? Вот и в этом походе -- кто в случае чего подставил бы мне крепкое плечо, поднял бы уроненное знамя? Витька Аладдин -- сын своего отца-командира -- отличный парень, душевный, с юмором, искренний -- такой не бросит, но это слабое утешение... это сегодня я вижу на его странице в "Одноклассниках" бравого офицера с матёрой псиной на поводке, а в свои 16 он был тонким и гибким мальчиком с мягким характером. Данька Оладушек -- очень умный и адекватный юноша, с ним всегда можно интересно побеседовать, ему можно поручить что-то, требующее аккуратности и интеллекта, но... трусоват и себе на уме. Третий -- Бобочка. Просто Бобочка. О нём я ещё расскажу ниже.
Теперь можете себе представить, как я был благодарен Джонсону за то, что тот согласился составить мне компанию в качестве сопастыря. И вот он подошёл ко мне и сказал:
-- Коля, -- сразу после выпускного я дал команду всем перейти со мной на "ты", -- мы с Комычем и Карлосом стояли в Табунке прошлым летом и всё тут облазили. Где-то близко должна быть тропинка через перевал. Рискнём?
И мы рискнули.
И дождь хлынул.
Вспоминать все обстоятельства этого сумасшедшего перехода всё равно, что переболевшему лихорадкой вспоминать все нюансы кризисного приступа. Мы карабкались по узкой тропе, местами задиравшейся градусов под 60 относительно уровня моря, а вся вода, что падала с неба на гору, по этой же тропе текла навстречу нам. Мы скользили по мокрой траве, цеплялись за кусты и корни деревьев, но кое-кто порой всё равно скатывался вниз, теряя с таким трудом пройденные метры. Прибавим, что шли-то мы не налегке -- у каждого была поклажа с недельным запасом продовольствия, плюс кой-какое оснащение, плюс личные вещи, и даже самый лёгкий рюкзак у самой хрупкой девушки тянул минимум на 10-12 кило, а уж про свой оранжевый, сшитый из прочной парашютной ткани "мешок деда Мороза", который просто не мог вмещать меньше 40 килограммов (больше -- пожалуйста, а меньше никогда не получалось), я лучше промолчу. Я лучше расскажу про сумку Ленки Самоваровой.
Всякий раз, инструктируя перед походом новичков о том, что брать с собой, а что лучше оставить дома, я жирной красной чертой подвожу итог: И НИКАКИХ СУМОК! Никаких сумок, а тем паче пластиковых пакетов в руках быть не должно. Всё должно быть убрано в рюкзак, даже такие негабаритные вещи, как котелки, палатки, топоры и лопатки, должны быть в рюкзаке или на худой конец приторочены сверху. И всё это должно находиться за плечами. А руки должны быть свободны. Потому что мало ли что понадобится во время перехода: за что-то уцепиться, что-то подержать, кого-то подстраховать -- и это может потребоваться очень быстро, когда каждая доля секунды на счету, когда не до размышлений, кому бы передать или куда бы поставить сумочку. Руки должны быть свободны как ноги, - кстати, в том случае они и служили для каждого из нас дополнительной парой ног.
Но разве кто-нибудь когда слушает так, как надо? Вот и на сей раз -- Ленка Самоварова припёрла с собой огромную дорожную сумку, набитую всякой всячиной (уверен, что половину можно было выкинуть на фиг и забыть). А рюкзака, видите ли, у них дома нет, и у знакомых тоже не оказалось. Что за люди -- рюкзаков нет у них в хозяйстве! Телевизор, пылесос, стиральная машина и прочее барахло есть, а рюкзака -- нету! Как так можно жить?..
Лена не сразу вкусила всю прелесть путешествия с сумкой. До катера папа подвёз её на машине, на борту, понятное дело, таскать сумку тоже много не приходилось, а вот когда мы высадились и пошли, вот тогда и началось... Сначала она попыталась нести сумку на манер рюкзака, благо большие ручки позволяли натянуть себя на плечи. Но эти импровизированные "лямки" больно давили, а сама сумка болталась за спиной в такт шагам, мешая идти ровно. Тогда Ленка сняла сумку и попыталась нести её классическим способом -- снова неудача, слишком тяжело для одной руки. Пришлось Самоваровой просить подружек, и те помогали ей нести по очереди. Но когда мы стали подниматься на сопку, девчонкам даже вдвоём было не по силам поднимать сумку от земли, и они тащили её волоком по камням. Очень скоро днище сумки протёрлось, прорвался пакет, что лежал внутри, из дырки посыпался рис. Вдобавок одна ручка оборвалась. Я матюкнулся, намотал на кулак обрывок ручки, за вторую ухватился Джонсон, и мы попёрли злосчастную сумку как мальчики-с-пальчики, оставляя за собой дорожку из белых зёрен.
Всю оставшуюся часть перехода я костерил Ленку Самоварову на чём свет стоит. Десять, двадцать минут, полчаса -- я, не умолкая ни на минуту, декларировал, что думаю об этих сумках вместе с их содержимым, а также о содержимом голов тех, кто берёт такие сумки в поход. Каюсь, каюсь: я просто уничтожал Самоварову, лупил по ней из орудий самого крупного калибра, вымещая на бедной девушке всю свою досаду за так неудачно начатый поход. Ленка шмыгала носом и огрызалась, размазывая по щекам злые слёзы. Уже некоторые девчонки начали роптать -- дескать, довольно уже, пора бы вам, Николай Рудольфович, и меру знать, но я не унимался. Будь на дворе четырнадцатый век, я непременно сжёг бы Ленку на костре как ведьму, инкриминировав ей вызов циклона, охмурение лейтенанта на КПП и массовый падёж сусликов в Антарктиде.
Конечно, мы с ней помирились. В дальнейшем у нас были ссоры и покрупнее, но мы всё равно мирились. Сейчас Елена Самоварова - ведущая актриса местного Театра молодёжи. Когда я бываю на их спектаклях, то всегда любуюсь её энергичной, упругой, эстетично-шершавой игрой и тихо горжусь, что эта яркая артистка начинала свой путь на сцену в моём театральном классе. И мне совсем не жаль свёрнутой крови.
А теперь я расскажу про Бобочку. По чьей коварной рекомендации этот круглолицый, долговязый, неуклюжий и вечно всем недовольный парнишка подался в театральный класс, для меня осталось загадкой. Но я взял его. Не потому даже, что требовалось всенепременно набрать 25 учащихся, дабы класс был открыт, а потому что чудеса иногда случались, и у нас вдруг раскрывались самые неожиданные таланты. Та же Самоварова пришла гопница гопницей, ей так и сказали: в десятых классах для тебя места нет, если хочешь -- просись в театральный, а нет -- иди гуляй. И вот же расцвёл бутон дивный из такого сора... Но конечно, всё зависит от самого человека. И если в нём Это Нечто есть (как в ленкином случае), то оно есть, и -- по принципу шила в мешке -- непременно обнаружится, сколько бы шелухи ни налипло на человеке. А у Бобочки ничего этого не было. На нём даже шелухи, видимо, не было (не на чем было налипать). Я за два года так и не понял, как к нему подойти, за что его зацепить. Единственной заметной чертой его характера было перманентное флегматичное недовольство жизнью и всем, что её наполняет. Оно выражалось в тихом монотонном бурчании себе под нос, не прекращавшемся, кажется, даже ночью. Если Бобочка ел -- он ворчал на еду, если гулял -- ворчал на окружающую среду, если спал -- очевидно, ворчал на свои сны.
Вот мы наконец добрались до места (никто не покалечился и даже не простудился), разбили лагерь на узком каменистом берегу, развели большой бивачный костёр, на котором не то, чтобы высушили (дождь шёл весь вечер и всю ночь), но как-то подсушили спальники и другие вещи... в общем, походная жизнь забурлила как вода в котелке. Нам относительно повезло: тот циклон зацепил нас крылом, свернув в Китай. Следующее утро было пасмурным, но уже не лило, а лишь слегка накрапывало, и уже послезавтра мы увидели солнце во всём его великолепии, и можно было бы целиком отдаться упоительному общению с природой... если бы не Бобочка.
В первый же солнечный день он сложил все вещи в рюкзак и, никому ничего не объясняя, пошёл прочь из лагеря. Этот момент я прозевал - точнее, профыркал, плавая и ныряя от всей своей жадной души. А когда, утолив голод по морю, вышел на берег, то увидал удаляющуюся фигурку с рюкзаком.
- Кто это там? - спрашиваю девчонок.
- Это Бобочка, - спокойно отвечают они.
- И куда это он?
- Не знаем, он нам не докладывал... - вот тоже, блин, умницы! Человек без комментариев отбывает в неизвестном направлении, а они даже не поинтересуются, что случилось. Небось, если бы их любимчик Витенька выкинул такой фортель - то-то бы все закудахтали вокруг него! Положим, мне Бобочка тоже не шибко симпатичен, но всё-таки в этом походе он один из нас, чёрт возьми! Нельзя так...
Пока я всё это выговаривал нашим невозмутимым дамам, Джонсон уже натянул кеды на мокрые ноги (мы ныряли вместе) и рванул Бобочке вдогонку. Через пару минут он его настиг, они о чём-то там, вдалеке, поговорили и повернули обратно.
- Бобочка, что случилось? - закричал я, едва беглец вступил в зону слышимости. Тот пробормотал себе под нос нечто. - Джонсон, что он там бормочет, переведи!
- Он говорит, что ничего не случилось, - отвечал Джонсон, давясь от смеха. - Он всего лишь хотел сходить на речку, постираться...
- Как?.. С собранным рюкзаком?! А что ж он тогда палатку с собой не захватил? - Бобочка посмотрел на меня так, будто я напомнил ему что-то важное, что он забыл сделать...
Но через два дня Бобочка всё-таки исчез. Причём вот только что был на глазах - и ищи-свищи!.. Мы с Джонсоном облазили все ближайшие сопки, обшарили всё прилегающее к нашей стоянке морское дно (чем чёрт не шутит, хотя за всё это время Бобочка ни разу даже не окунулся), несколько раз сбегали к речке и обратно - нету! Вдрызг уставшие и вымотанные внутренне, мы уселись возле костровища и стали совещаться, как быть дальше. Совещались долго, минут пятнадцать - перебирали разные варианты случившегося, обдумывали пути дальнейших поисков. Всё сходилось к тому, что придётся нарушить конспирацию, идти в посёлок, искать там, а в случае необходимости поднимать местных... Как этого не хотелось, а всё ж, видно, придётся...
- Ладно, - подытожил я. - Сейчас возьму папиросы и пойдём...
И полез в палатку за папиросами. А в палатке, вытянувшись и сложив руки на груди (на манер покойника), лежал Бобочка. И смотрел широко раскрытыми глазами в потолок. Заметим, что от палатки до костровища всего метра три, а если ты лежишь в ней (т.е. практически на земле), то слышимость всего, что происходит в лагере, просто идеальная.
Всегда хочется видеть в людях только хорошее, поэтому мой первый вопрос был:
- Бобочка, что с тобой? Ты не заболел? Как ты себя чувствуешь?
- Ничего я не спал, - даже как-то обиженно возразил Бобочка.
- Эээ... погоди... так ты что, всё слышал?!
- Конечно слышал, - подтвердил Бобочка, и чувствовалось, что он очень доволен своим слухом.
До последнего стремясь защитить Бобочку от себя самого, я уточняю:
- Ты слышал, о чём - а точнее, О КОМ - мы говорили с Джонсоном?..
- Ну да, - удовлетворённо прикрыл веки Бобочка.
Хватаю банку с папиросами и быстро, пока чего не случилось, вылетаю из палатки...
Скажете - изощрённая подлянка, виртуозный развод? Ничего подобного. Бобочка действительно не считал нужным объявиться и вообще не понимал, почему его ищут - ведь он-то здесь!..
А в остальном неделя проходила просто превосходно. Погода нас ласкала, море принимало в свои упругие объятия, ночь дарила романтические посиделки вокруг костра.
Местные нас не тревожили. Несколько раз приезжали на моторках браконьеры, но это были мужики взрослые и серьёзные (вообще в подобных селениях браконьеры -- местная элита, деловые люди, среди них даже алкоголиков почти что нет). Им было не до баловства, они вытаскивали лодки на берег, быстро переоблачались в гидрокостюмы, надевали водолазное снаряжение, брали объёмистые сетки и уходили под воду -- собирать трепанга. В те поры один килограмм сушёного трепанга на чёрном рынке в Китае стоил в баксах... точно не помню, врать не буду, но -- очень много, я когда узнал цену, мне аж самому захотелось на минутку стать браконьером. Однако чтобы этот килограмм, хотя бы один, сделать, следовало вложить уйму тяжёлого и опасного (учитывая качество оснащения народных водолазов) труда. При высыхании голотурия теряет в весе что-то около 95 процентов, и если (разомнём мозги нехитрым арифметическим упражнением) один только что выловленный трепанг весит в среднем граммов двести, то после усушки в нём этих самых граммов остаётся всего десять. Значит, сотню трепангов вынь из моря, да положь. А для того бригаде из двух ныряльщиков надобно провести под водой несколько часов, да это ещё если с местом повезёт... А инспекция, а погранцы, "а ежели дождь во время усушки"?.. В общем, трудная эта работа -- браконьерство, но в селе выбор невелик, вот и кормят суровые приморские мужики свои семьи дарами уникальной дальневосточной биосферы, едва ли не половина обитателей коей -- персонажи Красной книги.
Короче, от общения с браконьерами у меня остались самые приятные впечатления. Они разводили на берегу свой костёр, возле которого грелись после двух-трёхчасового пребывания в воде, я и Джонсон подходили к ним, угощали цивильными папиросами (у нас был питерский "Беломор", а в селе продавали только омский -- совершенно дикий по крепости и вкусу: после пары затяжек тебя раздирал неудержимый кашель, язык и губы начинали зудеть, в носу витал адский запах серы и жупела), мы разговаривали. Дядьки рассказывали нам о местном житии-бытии; снисходительно усмехаясь, поглядывали на девчонок и говорили: хорошо, что поселковый молодняк не знает, кто отдыхает по соседству. Сами-то они держать язык за зубами умели, профессия такая...
Вы знаете, что последнее воскресенье июня -- День молодёжи? Причём их вообще два: российской молодёжи и международный. И оба летом. Вот какой-то из них и выпадает на последнее воскресенье июня. В тот самый день я это и узнал...
Утро выдалось чудеснейшее. Раннее солнышко щекотало нас ласковой позолотой, обещая роскошный день, и мы, только что закончив завтракать, обсуждали, как бы нам провести время, чтобы впитать до капли все эти радости. Тем паче, что уже через два дня на третий нам предстояло сняться со стоянки и двинуться в сторону пристани -- на катер, который должен отвезти нас обратно в грязный, шумный, зловонный город.
Итак, куда бы нам податься? Прогуляться в соседнюю бухту или взобраться на самую высокую сопку? Устроить в лесу индейские военные манёвры или просто остаться в лагере, грея животы на солнце в перерывах между длительными заплывами и занырами? Я ещё раз окинул взглядом восхитительную перспективу... и заметил, что в ней что-то не так. Джонсон тоже заметил. Мы переглянулись.
Они появились со стороны села (а откуда же ещё!), перешли вброд мелкую речку, остановились на берегу моря и огляделись по сторонам. Наш лагерь было трудно не заметить, и после короткого совещания они решительно двинулись по направлению к нам. Походка их была самая что ни на есть хозяйская: дескать, сейчас поглядим, кто тут залез в наш огород. Один из них нёс небольшую тряпичную сумку.
Эти четверо -- классическая "бригада": трое старших, лет 19-20, и один шпендик среднего школьного возраста (в подобных компаниях это самые вредные элементы, штатные провокаторы -- в детстве мы таких называли "залупаторы" -- с их безмозглого борзежа всё и начинается, а потом: "Ты чё, урод, маленьких обижаешь?" -- ну и понеслась... душил бы таких собственноручно).
И вот они подходили всё ближе и ближе --уже без труда можно было разглядеть их лица. Я быстро прикидывал в уме варианты развития событий и своего поведения в русле оных, начиная с самых неприятных. Их тех троих, что постарше, один был явным лидером -- белобрысый широкоплечий крепыш с выразительной нижней челюстью. Драться с ним мне можно, но придётся повозиться, да и конечный результат без гарантии... Двое других послабее, но если что случись -- я буду занят, а Джонсон один... Но даже если предположить, что мы с Джонсоном супермены и вдвоём разобрались с этими тремя, то остаётся ещё шпендик, которому налегке бежать до посёлка минут двадцать... И мы не успеем толком "поговорить" с этими тремя, как прибежит ещё десяток "собеседников"... Итак, путь конфронтации -- не для нас. Придётся до последнего, насколько это возможно, удерживать процесс в дипломатических рамках. Только вот вопрос: насколько это возможно? Ладно, посмотрим...
Я подозвал Витьку Аладдина:
-- Витёк, у нас, кажется, сейчас будут гости, которые хуже тебя, татарина. -- Витька усмехнулся, он и сам любил пошутить над национальным вопросом, а когда я ругал его за вопиющую безграмотность в письменных работах, всегда отмахивался: "Ничего, татарам скидка!" -- Мы с Джонсоном их займём как сможем, а вы с Данькой присмотрите за девчонками. Лучше, конечно, чтобы они все были вместе... поиграйте с ними в "Мафию", что ли... но если вдруг какой приспичит прогуляться -- ни в коем случае пусть не отлучается одна, только вдвоём, а лучше втроём... бельме?..
Витька -- пацан сообразительный и шустрый, да и девки наши тащились по нему, красавчику, поэтому не успели незваные гости войти в лагерь, как все девчонки сидели кружком за самой дальней палаткой, и Данька Оладушек уже командовал им: "Все спать! Спать, я сказал, не подглядывать! Так... мафия проснулась, знакомимся..."
Ну вот, гости уже на пороге. Так. Главное сейчас -- не напрягаться, быть внимательным к малейшим изменениям обстановки, но сохранять изрядную долю здорового пофигизма. Да и в самом-то деле -- что толку в моих стараниях, когда по большому счёту от меня мало что зависит? Итак, просто включаемся в предлагаемые обстоятельства, отпустив себя... на волю Божью? Пусть так. Импровизируем, короче.
Эти четверо, подходя, уже сканируют меня и Джонсона вовсю. Принимаю вид утомлённого солнцем, гляжу на них расслабленно, даже зеваю (а зевать я умею хорошо когда захочу и где захочу). Джонсон тоже разглядывает пришельцев с такой скучающей физиономией, будто каждый день их видит и знает насквозь. Никакого пренебрежения, разумеется, в наших взглядах нет (чревато!), а этакий ленивый интерес, дескать: "А, это вы, пацаны... ну заходите, коль пришли, поболтаем с вами скуки ради..."
Наш раскайфованный облик, очевидно, произвёл на незваных гостей умиротворяющее впечатление - жёсткие черты лица их лидера смягчились, и он, подойдя к нам, сказал:
- Здорово, пацаны! С праздником вас! - только пусть неискушённый читатель не подумает, что это было самое что ни на есть радушное приветствие. Печатно зафиксированной репликой невозможно передать интонацию, поэтому позволю себе сделать такой перевод сказанного: "Вы вроде пацаны неплохие, но это надо ещё проверить. Вот у нас, например, праздник, а у вас?.."
- Спасибо, - со сдержанной вежливостью отвечаю я и наивно интересуюсь - а что за праздник?
- Ну как же! - снисходительно улыбается старший. - Сегодня же День молодёжи!
Ему, конечно, приятно было узнать, что вот они тут, в деревне, в курсе всех красных дней календаря, а эта городская темнота ну ни фига не знает. Я тоже не стал его разочаровывать тем, что на самом деле нам все эти праздники глубоко фиолетовы, что в них нет никакого смысла, а вместо этого имитирую радостное удивление:
- Ого! Ну, и вас с праздником! Да вы присаживайтесь, чего стоите-то... - сам встаю и подаю руку лидеру - Николай.
- Олег, - отвечает тот на моё рукопожатие, за ним остальные:
- Васёк...
- Серёга...
Джонсон тоже встал и принял участие в этой нехитрой церемонии. Двенадцатилетний шибздик от знакомства воздержался - ему явно не нравилось такое развитие событий: он, насупившись, слонялся поодаль, пинал гальку и исподлобья косился на играющих девчонок. Ох, вот за кем глаз да глаз - напорет косяков... ну ладно, там поглядим...
Мы расселись вокруг костровища. Олег забрал у Васька торбу и вынул оттуда бутылку - судя по тому, как звякнуло, она там была отнюдь не одна.
- Ну что, за праздник и за знакомство? - и такой второй вопрос сквозит за этим первым вопросом: дескать, вот сейчас мы и выясним, правильные ли вы пацаны...
Н-да... Этот поганый китайский спирт в то время продавался в каждом занюханном ларьке, даже по местному ТВ крутили убогую рекламу, до сих пор помню дословно: "В этой скромной бутылочке - очень качественный продукт..." Бутылочка действительно была скромная, из-под лимонада - в народе такие называли "чебурашки", -- а вот насчёт качества... Закупоривалась бутылка белой металлической обжимной пробкой с красным крестом - типа маркировка медицинского спирта, но все здравомыслящие люди понимали, что это прямое указание: куда звонить сразу после употребления данного продукта.
Итак, возник классический вопрос: пить или не пить? Причём оба варианта достаточно рискованные. Если пить - как гости поведут себя под алкоголем? Наверняка ведь раздухарятся, и девчонки покажутся им особенно привлекательными, и всё такое... да и мы с Джонсоном - какие будем, насколько сможем владеть ситуацией?.. Если не пить - тут вообще всё ясно и быстро: "А чего это вы такие? Не уважаете, что ли?.." - ну и пошло-поехало... По секундном размышлении принимаю решение: пить. Перефразируя Наполеона, главное - втянуться в процесс, а там вырулим. Джонсон, угадав мои мысли, уже тащит кружки и банку тушёнки.
Спирт пить я умею, научили старшие товарищи ещё в первом студенческом колхозе. Джонсон тоже умеет - я как хороший учитель всегда щедро делюсь с учениками всеми своими знаниями и опытом. Могу поделиться и с юными читателями этого рассказа. Итак, налейте полстакана (сто граммов) спирта. Налили? Ну, теперь возьмите его в любую удобную руку... да не трясите стакан, это же спирт, а не серная кислота! Поднесите ко рту, но пока не слишком близко... смелее, смелее! Стоп! Замрите! А теперь внимание: выдыхаем ВЕСЬ воздух! ВЕСЬ! Получилось? Очень важно, чтобы не оставалось ни глотка воздуха, потому что если спирт в горле смешается с воздухом - это атас! Я пару раз напарывался (первый раз по незнанию, второй - по легкомыслию): незабываемое ощущение термоядерного взрыва в глотке, глаза вылетают из орбит метра на полтора, жуткие горловые спазмы, ты истошно сипишь, пытаясь сделать вдох, и думаешь, что всё, тут-то тебе и конец... в общем, никому не пожелаю. Потому и настаиваю: воздух - долой!
А теперь, слегка запрокинув голову, не медленно и не быстро вливаем спирт в рот и так же не спеша, но и не тормозя, проглатываем его. Если не уверены - не пытайтесь проглотить все сто граммов в один присест! На самом деле это не каждый умеет - я, например, не умею, и второй мой несчастный случай был как раз следствием глупой "гусарской" бравады. Сделайте лучше два, а если надо, то и три глотка. Едкая жидкость будет провоцировать вас на то, чтобы поскорее вдохнуть - не поддавайтесь! Спокойно проглатывайте всю эту гадость, и только потом, ме-е-едленно, и не просто так, а желательно через рукав или корочку хлеба, вдыхайте. И сразу - короткий резкий выдох: "Ху!", чтобы, значит, пары вытолкнуть. После чего можете спокойно закусывать. Не вздумайте запивать! Ни в коем случае нельзя запивать спирт ни даже водку! Кто запивает - тот закусывает собственной печенью, гласит народная мудрость, и уж в чём-чём, а в этом деле наш народ воистину мудр.
Так что напрасно Олег посмеивался уголками губ, протягивая нам с Джонсоном кружки - испытание огненной водой мы прошли вполне достойно, чем добавили себе бонусов в глазах проверяющих нас на вшивость гостей.
В утробе даже мерзкий китайский спирт приятен: сладкое тепло растеклось по жилам, потекла взаимно приятная беседа... ну, между первой и второй, понятное дело... вторая порция пошла уже мягче, и разговор пошёл совсем мягкий... расчувствовавшись, я выставил в круг банку со всем своим запасом цивильного "Урицкого Беломора" (забегая вперёд - зря, конечно: гости высадили всё до последней гильзы, и оставшиеся два дня похода мне пришлось смолить бесчеловечную продукцию омской лесопилки).
И вот когда спайка между городом и деревней была установлена, казалось, навеки, и вторая пустая бутылка из-под спирта полетела в мусорную яму, а из торбы извлечена была третья, скучающий шпендик, этот карлик-чудовище, подошёл и толкнул Олега в бок:
- Смотри, какие тёлки там сидят!
- О, девчонки! - встрепенулся Олег. - Идите к нам!
Весь избыточный хмель с меня как ветром сдуло. Мысленно вырвав малолетнему гадёнышу яйца, я взял в оборот Олега:
- Блин, да ну нафиг! Достали они меня уже. Дай хоть сегодня отдохнуть от них! Лучше слушай анекдот... - и рассказал анекдот.
Анекдотов я знаю, без ложной скромности, немало. Но кто бывал в подобных ситуациях, знает, как важно угадать с конкретным анекдотом. Мне повезло - угадал. Вся компания хохотала: Олег трясся, закрыв лицо руками, Серёга даже свалился с бревна, чем вызвал новый взрыв хохота, Васёк тут же разлил по кружкам очередной порцион, мы чокнулись, выпили, закурили. Обычно когда куришь во время распития, косеешь сильнее (никотин способствует всасыванию в кровь алкоголя), но вот очевидное-невероятное: на сей раз с каждой затяжкой я всё больше и больше трезвел.
Трезветь было от чего -- компания раздухарилась, в речах зазвучали игривые нотки, Олег между прочим доложил, что совсем недавно вернулся из армии и ещё не утолил голод по общению с женским полом. Одного анекдота, ясно море, надолго не хватило, время от времени гости вспоминали о близости прекрасных дам, окликали их, пуляли в них двусмысленными и совсем недвусмысленными шуточками. Девчонки, надо отдать им должное, держались достойно, не реагируя на провокации, только некоторые порой нервно хихикали. Такой игнор, с одной стороны, не давал пришельцам повода к дальнейшим заигрываниям (никто из них даже не попытался встать и пройти на "женскую половину" лагеря), но с другой стороны -- раздражал, и всё чаще в их репликах прорывалась агрессия. Поэтому мне, хотел я того или нет, приходилось на всю катушку пахать массовиком-затейником, тамадой, светилом юмора и пародии -- короче, центром всеобщего внимания. Моё же внимание работало как радар, а мозг дал бы сто очков вперёд любому шахматному суперкомпьютеру. Наверное, больше никогда в жизни я не был таким собранным, мобильным, изобретательным и точным. Очень скоро по малейшему изменению мимики своих милых собеседников я стал угадывать, что вот-вот того или другого снова потянет к девчонкам, и сразу же оттягивал его на себя то очередной байкой, то анекдотом, то просто невинным вопросом.
Когда всё принесённое гостями было выпито, Джонсон и Серёга сбегали в посёлок за добавкой (разумеется, я спонсировал широким жестом). Количество выпитого на душу населения спирта перевалило за поллитра, жара стояла невыносимая, закуска давно кончилась и мы запивали (да, да, запивали, нечего мне тут конспекты тыкать!) этот козлячий спирт противным тёплым чаем. К тому же я дымил как паровоз, зачастую прикуривая папиросу от папиросы -- это помогало мне не расслабляться. Почти две пачки "Беломора" я высадил за тот долгий день. Так вот, при всех этих физико-химических нагрузках, которым подвергался мой мозг, я оставался не просто трезвым -- я был КРИСТАЛЬНО трезвым, я был трезвее председателя Вселенского общества трезвости, и каждый очередной глоток спирта, каждая новая затяжка делали меня ещё трезвее. Абсолютная прозрачность и ясность сознания! Может даже, я был близок к постижению Дао...
Джонсон, честь ему и хвала, тоже не позволял себе распуститься, то помогая мне проводить собеседование, то наблюдая за обстановкой в лагере. Один раз встал и за шкирку вытащил шпендика, полезшего в нашу палатку. Тот было заверещал (сколько торжественного предвкушения было в его верещании -- вот, дескать, сейчас вам за меня наваляют!), но его старшие товарищи были плотно заняты мной и не обратили внимания на эти поросячьи визги.
Однако агрессия у пришельцев всё набухала, и я чувствовал, что вот-вот прорвётся.
Прорвалось.
Олег, легонько хлопнув Васька по плечу, поднялся. Встал и Васёк.
Олег, кратко напомнив Ваську какой-то давешний случай, без дальнейших комментариев резким и сильным хуком в челюсть свалил его на землю. Серёга подскочил было к Олегу - дескать, Олег, ты чего? - но тут же получил в ухо и больше не встревал. Васёк тем временем успел подняться, но от мощного прямого удара в грудь вновь оказался на пятой точке.
Олег медленно наступал на сидящего враскорячку Васька, тот отползал, вдруг под руку ему подвернулся булыжник, он прихватил его и встал. Олег приостановился, сгруппировался:
- Ну ты чего, сука? А ну брось камень!
- Ага... щас... брошу... - хрипел Васёк, и было совершенно понятно, куда он его бросит.
- Я ж тебя похороню прямо здесь! - пообещал Олег, и тоже было совершенно понятно, что он это сделает.
Каюсь, в тот миг промелькнула у меня скверная ивано-карамазовская мыслишка о том, что-де "пусть одна гадина сожрёт другую", но только промелькнула, потому как в этот же самый миг мы с Джонсоном реактивно отрывали задницы от своих седушек и мчались к дерущимся: "Пацаны! Да вы что, офигели? Перестаньте, маму вашу!.. Чёрт возьми, да в конце концов вы у нас в гостях, ведите себя прилично! А ну, быстро пить мировую!" - и всё это в едином искреннем порыве. Я мягко, но увесисто опёрся ладонью на олегово плечо, Джонсон принял у Васька камень, и после недолгих увещеваний они обнялись и вернулись к костру. Там мы распили последнюю бутылку спирта (шестую? седьмую?), после чего гости решили, что они славно провели время, а теперь пора бы и домой. Но прежде чем попрощаться с нами, Олег построил (да, буквально построил - свежий дембель давал о себе знать) свою команду и молвил им таковы слова:
- Так, короче: кто проболтается в посёлке, что здесь девчонки стоят - будет иметь дело со мной! Ясно?
Васёк и Серёга кивнули - им не хотелось иметь такое "дело" с Олегом. А тот обратился персонально к малому:
- Ну, а тебе ясно?
- Ясно, - уныло буркнул шпендик. Для него то воскресенье явно стало днём великих разочарований, я даже испугался, как бы он не потерял веру в человечество.
После этого, наговорив нам с Джонсоном кучу комплиментов типа того, что-де они с самого начала знали, что мы - чёткие, правильные пацаны, гости ушли.
Как я провёл остаток дня? Как-то провёл. Кристальная прозрачность сознания ушла вместе с нервным напряжением, я расслабился, но не опьянел, а появилась какая-то тупость. Я тупо распорядился насчёт ужина, тупо назначил дежурных, тупо завалился спать. И спал как-то тупо, бревно бревном. А утром...
А утром... этим солнечным, чёрным утром... когда даже птичий щебет отдаётся молотками в висках... когда малейшее телодвижение поднимает из глубин организма мутные волны... когда ты потеешь от озноба и мечтаешь лишь об одном - чтобы тебе дали помереть спокойно... тем утром взмолился я Природе-Матери:
"О, Мать-Природа! За что?! Ну за что, а? Нет, ну я понимаю, кабы нажрался в своё удовольствие, оторвался на всю катушку, а теперь расплачивался за вчерашний кайф... Но ведь пил не ради кайфа - ради мира на земле! И был таким трезвым! Так за что же? Разве я не всё сделал, как надо? Разве я не правильный пацан?.."
И ласково ответила мне Природа, Мать наша:
"Да, сынок, да - ты правильный пацан, ты хороший мальчик, ты всё сделал, как надо. Но сколько ты выпил ядовитого китайского спирта, да ещё и без закуски - граммчиков восемьсот? А "Беломора" сколько выкурил - пачки полторы? А ведь кроме моральных законов существуют ещё и законы химии, которые даже Я не в силах отменить. И теперь в столь любезном мне твоём организме такая концентрация токсинов, что ты просто обязан пострадать. Но ведь - вернёмся к моральным законам - страдаешь ты не за зло, а за добро, как добрый христианин. Так что ходи и радуйся..."
И я радовался весь день... Благо, гостей в тот день у нас не было, хоть они и обещали непременно навестить нас назавтра - очевидно, им тоже было слишком радостно...
Олег и Васёк появились у нас уже следующим, последним в нашем пребывании на Табунке вечером. Мы все сидели у костра, когда из темноты раздался вежливый вопрос:
- Можно к вам?
- О, Олег, Васёк! Конечно, можно! Народ, а ну-ка подвиньтесь! - на сей раз радушие моё было отнюдь не показное, я заметил, что в ребятах что-то существенно изменилось по сравнению с позавчера. К тому же в руках у Олега была трёхлитровая банка молока. Он поставил её на камень:
- Девчонки, это вам. Парное, свежее, с вечернего надоя...
Девчонки фыркнули и отвернулись. Олег растерянно посмотрел на меня:
- Чего это они?
Блин, а я, такой красноречивый, просто не знал, что ему ответить. Конечно, промямлил нечто вроде: "Да ерунда, не бери в голову...", но непринуждённой беседы не завязалось. Олег поёрзал на бревне пару минут, затем встал:
- Ладно, пойду я... - вскочил было и Васёк, но Олег отмахнулся - Да сиди, если хочешь...
И шагнул в темноту. Я бросился его провожать. Мы молча прошли метров тридцать, потом я сказал:
- Олег, ты извини за девчонок. Мне, честно, очень стыдно. Это какое-то жлобство с их стороны, я им вправлю мозги...