Х а м м. В один прекрасный день ты ослепнешь. Совсем как я. Ты будешь сидеть где-нибудь - песчинка, затерявшаяся в пустоте, навсегда, в темноте. Совсем как я. В один прекрасный день... Ты немного посмотришь на стену перед собой, а потом скажешь себе: я немного устал, я закрою глаза, может, мне удастся немного поспать, а потом дела пойдут лучше. И ты закроешь глаза. А когда ты откроешь их, перед тобой уже не будет стены. Со всех сторон тебя будет окружать бесконечность пустоты, такой пустоты, что её не заполнить даже всем воскресшим мертвецам... Да, в один прекрасный день ты узнаешь, что это такое...*
Прочтя эти жизнерадостные строки, я закрыл книгу и, свесившись с полки, положил её на столик. Затем погасил свет в купе и с наслаждением вытянулся. Тело слилось с движением поезда, колёса приятно стучали на стыках всех моих суставов - ни с чем не сравнимый железнодорожный массаж подарил полное расслабление мышцам и совершенную праздность мозгу. Неяркие блики от фонарей и окон проплывающих мимо станций оказывали лёгкое психоделическое воздействие, колыбель вагона мягко качалась, и я очень скоро канул в пучину сна, успев напоследок ещё раз порадоваться тому, что остался в купе совершенно один: в поездах "Москва - Владивосток" чем дальше на восток, тем меньше пассажиров.
За что ещё люблю я многодневные железнодорожные путешествия, так это за то, что в них качественно отсыпаешься. Пробуждение наступает по факту полноценного отдыха, а не по сигналу будильника. И даже проснувшись, ты знаешь, что прямо сейчас тебе не надо подскакивать и куда-то бежать, ведь бежать всё равно некуда - куда ты денешься с подводной лодки... то есть, пардон, с мчащегося поезда. Поэтому, если нет острой необходимости пройтись в конец вагона, можно, открыв глаза, полежать, покачаться на несущей тебя волне из стали и электричества, прислушиваясь внутри себя к тающему эху глубинного покоя. И лишь когда это эхо окончательно растает, можно не торопясь включаться в очередной день свободы. Внутренней свободы, обусловленной, как это ни парадоксально, несвободой внешней.
С таким примерно настроением я всплыл из глубин сна и медленно, чтобы не резануло по глазам ярким светом, - так как по моим ощущениям утро было давно не раннее - размежил веки. Со всех сторон меня окружала бесконечность чёрной пустоты, такой пустоты, которую не заполнить даже всем воскресшим мертвецам... тьфу, чёртов Беккет! Говорили же дураку, что нельзя читать такое на сон грядущий! Конечно, ещё глубокая ночь, только я, начитавшись накануне всякой хрени - прости меня, классик! - проснулся под впечатлением... Немедленно закрыть глаза! Заснуть, забыться, и видеть сны...
Но что за сны тебе, дружок, приснятся, когда каждая клеточка твоего организма сигналит: я отдохнула, я бодра, ибо сон длился не менее девяти часов... Тогда почему, почему при таком, в целом, превосходном самочувствии, я ничего, совсем ничего не вижу?! И сердце бьёт тревогу, отдаваясь в висках: "Однажды ты ослепнешь. Ослепнешь. Будешь сидеть где-нибудь - песчинка, затерявшаяся в темноте, навсегда, в пустоте. Навсегда. Навсегда..."
С робкой надеждой, что всё это глюк - ведь не может же быть такого, чтобы так вдруг, я ведь ещё совсем не стар, не болен, и по большей части хорошо себя вёл, даже в церковь заходил иногда - осторожно открываю глаза.
Тьма замогильная. Да какая там замогильная - ведь я мыслю, следовательно существую, и мысли о дальнейшем существовании грызут самые беспросветные. Вот, я уже играю в подземном переходе на флейте что-то жалостливое - песчинка, беспомощная песчинка на бесконечном чёрном сквозняке...
Нет! Нет, нет, нет! Не я, не сейчас... не здесь, чёрт возьми! Нееееееет!!!
В цепенеющем от нахлынувшего ужаса теле зарождается это протяжное, звериное "Нееееееет!", и поднимается от паха к горлу, и бесполезные глаза вылезли из орбит, и зубы разжались, и сейчас, вот сию секунду вырвется из напряжённой груди, полетит по вагону, пугая всех: "Неееееееееееет!!!"
Но что это? Атмосфера из чёрной постепенно становится серой, и я уже различаю смутные очертания ближайших предметов, и с каждой секундой они видятся всё отчётливее - это свет откуда-то спереди настойчиво пробивается через окно вагона, возвращая мне зрение...
Поезд медленно, но верно выезжал из тоннеля. Я был счастлив.