Пинаев : другие произведения.

93-й год. Комитет защиты

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Екатеринбург, события 1987 - 1997 гг. Театр, Церковь, политика...

  
  Борис Пинаев
  ДЕВЯНОСТО ТРЕТИЙ ГОД. Комитет защиты
  
  Девяносто третий начался для нас в восемьдесят седьмом. Тогда "Наш современник" опубликовал моё письмо. Собственно, это были две рецензии на два спектакля, соединённые вместе.
  Потом в двух номерах журнала шло... обсуждение. Письма...
  
  ВОЙНА
  В декабре 1986 года было создано екатеринбуржское историко-культурное объединение "Отечество". Отечество, Родина, Россия... При слове Россия из глаз текли слёзы... Не часто мы слышали его. Всё больше Советский Союз... Муниципалитетский Союз... Советские-муниципалитетские люди... Почти абстрактные американцы... А тут вдруг возникло ощущение, что можно за неё положить голову на плаху. Не под ковром... На миру и смерть красна...
  
  Общество возглавил бывший однокурсник жёнушки моей Марии (она вместе с ним училась зимой 1964-65 гг. целых полтора семестра, а потом сбежала на заочное отделение)... возглавил журналист Юра Липатников. Маша в то время только-только разогнулась немножко после тяжкой стенокардии (стала инвалидом второй группы). Зря, конечно, я позволил ей тогда влезать в политику. Она и без того совершала столько душеполезного. Но... Во-первых, мне бы её не удержать. Во-вторых, жизнь не перепишешь набело. А мы были такими желторотенькими... Во всяком случае мы с Марией. Сразу же сели на росинантов и поскакали защищать русскую театральную классику. Посмотрели пару спектаклей, ужаснулись ("приужахнулись"). Липатников созвал зрительскую конференцию в начале 87-го. В доме работников искусств. Как сумел раздобыть зал? Знатоки сегодня говорят, что тогда помещение можно было получить только с помощью "комитета". Не знаю... Липатникова тогда опекал писатель Серёжа Бетёв, он однажды написал книжку про милицию и мог, наверное, через МВД "пробить" зал в ДРИ.
  
  Сергей умер потом от туберкулёза. Мы его ещё в 70-м навещали в диспансере на Чапаева. Он предлагал: бери у меня денег, бросай работу и пиши книжку. С гонорара отдашь... Я, правда, не поверил, что смогу написать такое... эдакое... что могло бы напечатать издательство. Кроме того, мы к тому времени шибко устали от нищеты, и я никак не мог бросить работу.
  
  На конференции мы критиковали аж самих режиссеров-постановщиков. Самого Пипеля! (Меняю фамилию.) Он сразу (в утешение) получил Государственную премию. Переехал в Москву. И Ахахана... Он тоже уехал в Москву... или в Ленинград... в общем - тоже на повышение...
  
  Друзья-приятели отправили в Москву мои рецензии и всевозможные фотографии ("вещественные доказательства"). В девятом номере "Нашего современника" было опубликовано мое письмо - и началась жизнь, полная удивительных приключений. Очень громко стали кричать в центральных газетах известный критик Кичин, знаменитый артист Ульянов и некоторые другие лица (Иванов, Сидоров, Петров и Рабинович). Даже некий прибалтийский журнал чуть позднее уделил внимание моей нехорошей персоне. Можно бы, наверное, их сразу всех процитировать, но лучше просто посмотреть, из-за чего сыр-бор разгорелся. Вот одна из двух моих рецензий "Беглость ума и благонравие":
  
  "Занавес открывается. На сцене - старая русская изба с заколоченными ставнями, вокруг которой возвышаются ничего не поддерживающие бутафорские колонны. Слева над колоннадой громоздится бог весть как туда затащенный гипсовый Вольтер в кресле, справа на крыше почему-то лежит сено. Симметрия, значит, такая... В центре - на той же крыше - сооружена башенка с площадкой, обнесенной могильной оградой образца 1987 года. Эту площадку моет дворовый в сапогах, красной рубахе и с плеткой на руке. Вот он разогнулся, перекрестился и выплеснул грязную воду из ведра прямо на французского мыслителя. В это время на крыше появляется госпожа Простакова в спальном халате. Дворовый опускается на колени. Так начинается "Недоросль" Д.И.Фонвизина на сцене свердловского ТЮЗа.
  
  Госпожа Простакова сходит с крыши на землю и заводит всем известный разговор с Тришкой, который якобы обузил кафтан. Все это время помещицу сопровождают раболепные дворовые со стулом и опахалом. Один из них наряжен в рваный полушубок без рукавов, в лапти и бархатные штанишки, другой - в камзол и штиблеты "прямо из Парижа". Тут же бродит уже знакомый нам "краснорубашечник" с плеткой. В конце концов неугодившего Тришку дворовые хватают за руки и бьют с размаху о колонну. Таким ударом укладывают в гроб римского легионера, но Тришке - ничего-с...
  
  Появляется брат Простаковой Скотинин - в парике, ботфортах, с корзиной и свиньей-копилкой. Вся компания "распивает бутылку", причем свою долю получает и прислуживающий здесь лакей в непременных лаптях. Он опускается на четвереньки, хрюкает, изображая свинью, за что Скотинин лично льет ему вино прямо в широко открытый рот (наверное, много репетировали).
  
  Вскоре появляется русский офицер Милон. Он шумно обнимается с чиновником Правдиным, снимает с себя походную одежду и вытряхивает из нее пыль, как бабы трясут грязное одеяло. В дальнейшем Милон только тем и занят, что вопит и бросается на людей с обнаженной саблей, а Правдин каждый раз силой удерживает его от смертоубийства. Так и бродят они по сцене два краснорубашечника: дворовый с плеткой и дворянин с саблей (все та же излюбленная симметрия).
  
  Потом приезжает Стародум - дядя томящейся у Простаковых Софьи. Это старый, толстый, лысый, слепой и глухой субъект с висящей на нем сбруей: лорнетом и слуховым рожком. Ему от роду шестьдесят лет, а выглядит на все девяносто. В разговорах он рычит, хрюкает, все время нелепейшим образом тянет ухо к собеседнику, в самых патетических сценах на потеху публике переспрашивает: каво? Мы-то до сих пор считали его возвышенным резонером: "Ум, коль он только что ум, самая безделица. С пребеглыми умами видим мы худых мужей, худых отцов, худых граждан. Прямую цену уму дает благонравие: без него умный человек чудовище".
  
  Однако пребеглый ум режиссера Д.Ахахана видит благородного российского гражданина по-своему. Наверное, режиссеру очень хочется крикнуть: ничего благородного в этой вашей русской истории не было вовсе! И он совершает прямой подлог, выворачивая наизнанку фонвизинский текст. У Фонвизина, например, вот как:
  
  "Правдин. -Итак, вы отошли от двора ни с чем? (открывает свою табакерку). Стародум (берет у Правдина табак). -Как ни с чем? Табакерке цена пятьсот рублей. Пришли к купцу двое. Один, заплатя деньги, принес домой табакерку, другой пришел домой без табакерки. И ты думаешь, что другой пришел домой ни с чем? Ошибаешься. Он принес назад свои пятьсот рублей целы. Я отошел от двора без деревень, без ленты, без чинов, да мое принес домой неповрежденно: мою душу, мою честь, мои правила".
  
  У Ахахана все наоборот: "Правдин. -Итак, вы отошли от двора ни с чем? Стародум (достает свою табакерку). -Как ни с чем? Табакерке цена пятьсот рублев". Текст оборван - вроде бы пустячок, но Стародум между тем совершенно растоптан. По Фонвизину, он принес домой неповрежденными свою душу и честь, а по Ахахану - чужую табакерку.
  
  Создается впечатление, что этот простенький прием понравился режиссеру чрезвычайно. Он умудряется выворачивать ситуации наизнанку в течение всего спектакля... Вральман там выглядит по меньшей мере графом Калиостро. Наверное, чтобы подчеркнуть высоту своего полета, в одной из сцен этот немецкий кучер начинает вдруг произносить звук "р" почти совсем по-французски. Правда, с одесским акцентом. Вообще, это единственный цивилизованный человек в России, он даже физзарядку по утрам делает. Ему сам Правдин в подметки не годится. Этот дурачок в свободное от разговоров время обычно торчит на крыше и бессмысленно пялится в трубу...
  
  Зато Митрофан каков! На ученье он является в римской тоге (больше похожей, правда, на обычную банную простыню) и в головном уборе чуть ли не из Оксфорда. Садится за стол с древнейшими манускриптами и медной чернильницей. Еремеевна приносит череп, дворовые кантуют гипсового Вольтера и хором поют под балалайку: "Науки юношей питают..."
  
  Что происходит потом, все знают преотлично: Митрофан не может разделить триста на три, читает часослов через пень-колоду... Да что там Митрофан. Ахахан пытается разъяснить нам, будто в своем отношении к Просвещению, к Европейской Мысли ни дворовый с плеткой, ни Митрофан, ни Стародум принципиально друг от друга ничем не отличаются. Эту самую Мысль в спектакле представляет, воплощает, символизирует, естественно, Вольтер, до сих пор остающийся кумиром нашей французско-нижегородской образованщины. Ах, ах, бедный Вольтер: дворовый вылил на его "статуй" ведро грязной воды, Митрофан нахлобучил ему на уши свою "ученую" шапку, Стародум швырнул на него, как на вешалку, плащ Правдина...
  
  Неужто Россия во мгле окончательно и бесповоротно? Нет, отчего же: у режиссера под рукой масса изобразительных средств. И он пользуется ими, чтобы хоть что-то противопоставить этому мрачному царству. Смотрите: на столе, стоящем посередь сцены, помаленьку собирается комплекс предметов, сошедших прямо с цветной иллюстрации к произведению Еремея Иудовича Парнова "Трон Люцифера": книги, перо, чернильница, череп, розы, свеча. Букет масонской символики. Поверить, что все эти предметы оказались на столе случайно, - все равно что предположить, будто обезьяна, случайно ударяя по клавишам, может воссоздать трагедию Шекспира. И вот с этого стола дворовый мальчик Тришка потихоньку таскает литературу. Просвещается, стало быть. А просветившись, он, надо полагать, когда-нибудь в будущем попытается перевернуть Россию (совершив здесь, допустим, великую февральскую революцию 1917 года).
  
  Но причем тут масоны? Мы с ними знакомы разве что по газетам, освещающим преступную деятельность неофашистской итальянской ложи П-2. По-видимому, Ахахан хочет напомнить нам, что в русской жизни конца 18-го столетия они играли не последнюю роль. По всей вероятности, он жаждет нам сообщить, будто масоном был сам Д.И.Фонвизин, а стало быть, крайне необходимо сделать причастным масонству хотя бы портного Тришку, еще покамест не испорченного русскими национальными традициями.
  
  Однако уже каких-нибудь сто лет назад некий С.М.Брилиант писал в биографическом очерке: "Принадлежность к масонству требовала серьезности мысли и чувства, известного настроения, к какому Фонвизин как раз был совершенно не способен. Здесь обряд строго соединялся с нравственным обязательством, тогда как видимая набожность Фонвизина ни к чему не обязывала... Холодный, рассудочный ум Фонвизина удержал его от чересчур горячих увлечений, хотя не спас от ханжества..." (Брилиант С.М. Фонвизин. Спб, 1892. С.72 73).
  
  Что-то не получается... Выходит, не ходил Денис Иванович в масонах, а посему никак не мог считать, будто у них в кармане вся правда и будущее России. И за это некий Брилиант очень на него сердит. Может быть, и режиссер Ахахан тоже рассердился за что-то на Фонвизина, а вместе с ним и на Россию? Иначе чем же объяснить, что все благородные герои "Недоросля" выглядят в лучшем случае дурачками? Чем объяснить, что их монологи о жизни нравственной и безнравственной усечены до предела или выброшены вовсе? А то, что все-таки оставлено, они произносят, чаще всего, поворотясь спиной к зрителям...
  
  Показательна в этом смысле сцена похищения Софьи. Правдин и Стародум невнятно распинаются о благонравии на верхотуре за могильной оградкой, а в это время из окна прямо под ними дворовые вытаскивают Софью в мешке. Зал прямо-таки покатывается со смеху. Детей "от семи классов и выше" учат смеяться над Стародумом, когда он говорит: "Я желал бы, чтоб при всех науках не забывалась главная цель всех знаний человеческих: благонравие. Верь мне, что наука в развращенном человеке есть лютое оружие делать зло. Просвещение возвышает одну добродетельную душу".
  
  Что ж, и театр можно превратить в лютое оружие... Нас приглашают посмеяться над людьми, коих Василий Осипович Ключевский, наш выдающийся историк, называл "академиками добродетели". Нас приглашают посмеяться и над самой добродетелью, ибо она оскорблена и унижена в этом спектакле.
  
  Кстати, в порядке повышения нравственного и общеобразовательного уровня можно бы порекомендовать постановщикам "Недоросля" (в часы отдохновения от утомительных трудов) почитать того же Ключевского: "Ничего смешного нет и в знаменитой сцене ученья Митрофана, в этом бесподобном, безотрадно печальном квартете бедных учителей, ничему научить не могущих, мамаши, в присутствии учащегося сынка с вязанием в руках ругающейся над учением, и разбираемого охотой жениться сынка, в присутствии матери ругающегося над своими учителями... Если современный педагог так не настроит своего класса, чтобы он не смеялся при чтении этой сцены, значит, такой педагог плохо владеет своим классом, а чтобы он был в состоянии сам разделять такой смех, об этом страшно и подумать".
  
  В спектакле свердловского ТЮЗа реализуется именно то, о чем страшно подумать. Не к злу и беззаконию воспитывают здесь отвращение, но учат презирать свое отечество, русскую историю. Вот уж подлинно: "Ум, коль он только что ум, самая безделица..."
  
  Поскольку опубликовать это в ту пору было невозможно (даже и "Наш современник" потом дал какую-то выжимку), пришлось всё прочитать в актовом зале института народного хозяйства. Там общество русской культуры и много всякого другого народа встречались с председателем московского общества "Память" Д. Д. Васильевым, а после все желающие выходили к микрофону. Гласность, свобода и демократия. Дмитрий Дмитриевич показал пленку: как взорвали храм Христа Спасителя. В президиуме вместе с ним, Липатниковым и Баркашовым сидел сам заведующий городским отделом культуры Алялин. Руководил происходящим, а потом написал жалобу... уж теперь не помню - куда. В горком КПСС?
  
  Потом пошли всем "русским обществом" куда-то на квартиру. Васильев показал себя там умным и убедительным оратором. Правда, мне досталось... Он стал рассказывать про всевозможные масонские знаки, и получилось, что я и академик Лихачёв одинаково прикладываем к лицу два пальца правой руки - средний и указательный. Все стали на меня внимательно смотреть, но Дмитрий Дмитриевич меня пожалел и объяснил присутствующим, что в данном случае... ну, когда речь идёт обо мне... это просто привычка.
  
  Баркашов тогда ещё не был начальником РНЕ, а просто сопровождал Васильева. Уже позднее, когда Липатников был убит, наши местные баркашовцы попытались овладеть его деревянным домом, где собирался "Русский союз". Я был решительно против контактов с ними, но почему-то оказался во время одной из встреч сидящим между двумя молодцами с экзотической символикой на рукавах.
  
  Лишь потом догадался - почему... когда на панихиде у царского креста опять обнаружил справа и слева от себя людей с нарукавными знаками, очень похожими на свастику. А прямо перед собой увидел фотографа. У меня уже был опыт эпохи развитого социализма, когда на уборке моркови "фотокор" захотел меня запечатлеть - и в эту самую секунду рядом в фривольной позе оказалась наша весьма почтенная дама. Подскочила и изогнулась, как кошечка в интересной ситуации. У меня глаза на лоб... Ну-ну...
  Надо полагать, комплектовали компетентные люди фотодосье на всякий случай. Наверное, мечта была такая: на всех русских в России напялить свастику, чтобы прогрессивное человечество не возмущалось, если придётся повторить геноцид. Что ж, это их работа. Спаси их, Господи...
  
  Что же касается театра... Вот прочёл однажды в "Литературной газете"(2005, Љ12-13):
  
  "Что бы сказали Мольер и Островский, посмотрев "Тартюфа" в МХТ, "Грозу" - в "Современнике", "Последнюю жертву" - в "Ленкоме?" - так, в меру жёстко и конкретно, был сформулирован подзаголовок недавнего заседания клуба "Свободное слово" Института философии РАН, к участию в котором были приглашены философы, литературоведы, критики, практики и любители театра. Публикуем фрагменты этого большого, заинтересованного и вышедшего в конечном итоге далеко за пределы частных, хотя и характерных сценических примеров, разговора.
  
  Людмила САРАСКИНА, литературовед:
  ...Ставить классику на театре КАК ОНА ЕСТЬ (то есть не меняя белое на чёрное) стало немыслимой роскошью, давно не виданным в мире чудом. Увидеть в русском театре Чехова или Толстого, Достоевского или Островского, как они есть, практически невозможно, это недостижимая мечта, такая же, как вечная любовь или абсолютная истина - в мире, где всё относительно и где вневременные ценности потеряли цену. ...Театр сегодня выходит за все мыслимые пределы допустимого прочтения классики, создаёт тот самый БЕСПРЕДЕЛ...
  
  Режиссер А.Ж. - уже не только скандальный, но и культовый - поставил "Три сестры"... Действие проходит на Соловках, в бараке, сёстры-зэчки разливают водку, пьют на троих и поют: "Сталин - наша слава боевая, Сталин - нашей юности полёт". Как измываются над "Чайкой" - об этом знают все, кто ходил на последние "версии" пьесы, столичные и гастрольные. ...Тригорин любвеобильный бисексуал, любит и Аркадину, и Нину Заречную, а также всех персонажей мужского пола и возит с собой портрет юноши в купальных трусах.
  
  Вообще тема "про это", тема эротики и порно - чуть жёстче, чуть мягче - это главный конёк скандальных спектаклей. Валерий Б. осуществил в своём Театре на Юго-Западе, как о том с восторгом сообщает критика, сценическое продолжение "Анны Карениной", написанное О. Ш.: в результате суицида на железной дороге Анна не умирает, но остаётся без руки, без ноги и без глаза, Вронский попадает под пули на Балканах и лежит парализованный. Левин вожделеет к Анне и утоляет свою страсть с криками и воплями, что у его жены Кити нет таких шрамов и рубцов. Вот "бренд" этого спектакля.
  
  ...Или вот Пётр Верховенский расстёгивает ширинку и, извините, мочится на забор, ведя напряжённейший разговор со Ставрогиным, которого, как мы помним, он почитал своим кумиром. Зачем? Вопрос "зачем?" мучительно меня преследует - зачем это делается?
  
  ...Русская классика в течение последних десяти-пятнадцати лет испытывает колоссальное гонение. Тот, кто немножко за этим следит, тот это знает. Русской классике ставится в вину вообще всё - что именно она способствовала развалу страны, именно она деморализовала общество и своим морализаторством сформировала народ, не способный к рынку, к вхождению в мир западной глобализации. Она, дескать, расслабила людей, лишила их мускульной силы и держит население в цепях тоталитарных моральных устоев. ...Есть целое направление, которое требует запрета русской классики в школе, ибо она, дескать, "портит" людей, оставляет их в старой, традиционалистской ментальности.
  Эстетика постмодернизма, которая обслуживает глобалистские настроения, поддерживает тезис, согласно которому русские - неэффективный народ. Россия - лишняя страна на карте мира. Эта эстетика не мирится со статусом русской литературы как общемирового культурного достояния. (...)
  
  Валентин ТОЛСТЫХ, философ, председатель клуба:
  ...В отношениях современных авторов с классикой меня больше всего поражает и возмущает беспардонное, ничем не аргументированное переиначивание и передёргивание смысла изображаемого на сцене и экране, вплоть до противного, как в той же "Грозе" в "Современнике". Сами осмыслить или придумать, выудить в реальности ничего не могут, а вот поохальничать с готовыми "образцами" всегда готовы. (...)
  
  Л. САРАСКИНА:
  Задаю себе ещё один вопрос: если современный театр очень хочет, чтобы по сцене гуляли наркоманы, мерзавцы, подлецы, зачем нужно трогать русскую классику? Есть много свободных литературных сил, много ловких перьев - ну напишите пьесы, где наркоман забавляется с проституткой, подлец дружит с негодяем; создайте современную драматургию под собственными оригинальными названиями и гуляйте, ребята, сколько хотите. Но нет. (...) Нужно, чтобы тот самый школьник, который не читал "Анну Каренину", пришёл в театр, посмотрел и сказал: и это ваша классика? И вы хотите, чтобы я это читал? Чтобы мы это изучали? Вот это вы и называете великими духовными ценностями? (...)
  Я более чем уверена, что наши разговоры, увы, не будут иметь никакого результата, никакого резонанса. Даже если бы говорили с Лобного места, с трибуны Кремля, никто на это бы не реагировал. И только полная безнадёга даёт право говорить свободно. То, что политический заказ на отстрел русской классики есть, я в этом абсолютно уверена.
  
  (ТО, ЧТО ПОЛИТИЧЕСКИЙ ЗАКАЗ НА ОТСТРЕЛ РУССКОЙ КЛАССИКИ ЕСТЬ, Я В ЭТОМ АБСОЛЮТНО УВЕРЕН. Кроме того, тут и знамение эпохи, её основной технологический приём - сатанински выворачивать наизнанку оригиналы, превращать их в пародии. - Б.П.).
  
  Политически целесообразно культуру закопать, свести её с пьедестала, посыпать пеплом и сказать - всё, нету. Кому-то выгодно считать, что Сорокин, Лев Толстой, Виктор Ерофеев, Достоевский - один чёрт. Главный тезис, который выдвигает постмодернизм, - это смерть автора. (...) Вместо автора есть переписчики, скрипторы, интерпретаторы.
  
  И что такое тезис "постмодернистская чувствительность"? Это такое переживание событий, когда нет ни чёрного, ни белого, нет ни добра, ни зла, нет высокого, низкого, красивого, безобразного. Всё одинаково, и всё - всё равно. И главное - что всё можно. Вот у Достоевского сказано: (если) Бога нет, (то) всё дозволено". \Слова в скобках также принадлежат Достоевскому. - Б.П.\
  
  Естественно, главный заказчик, заинтересованный в "отстреле русской классики" - это САТАНА, пародист, обезьяна Бога, высшая радость коего - кощунственно надругаться над святыней. Интеллигенту трудно, почти невозможно в этом признаться, но...
  
  (См. у меня на странице: "Логический сатанизм", "Инверсия и пародия".)
  
  АТАКА
  За давностию лет у меня создалось впечатление, будто атака началась после публикации моего письма в московском журнале. Но документы опровергают это мое впечатление. Их раздобыл Липатников... Уже через полмесяца после зрительской конференции в Свердловское отделение союза журналистов СССР пришло письмо от председателя правления местной нашей организации союза театральных деятелей РСФСР и председателя секции критики (назовем их условно Усиньев и Бубин): "От имени правления Свердловской организации СТД РСФСР хотим обратить Ваше внимание на характер и идейную направленность общественной деятельности членов СЖ СССР Липатникова Ю.В., Пинаевой М.К., Пинаева Б.И. В последнее время их выступления на различных городских собраниях, на телевидении и радио носят выраженный националистический характер, для чего используются подлинно благородные понятия - любовь к своему отечеству, утверждение истоков своей национальной культуры. Особенно отчетливо это выразилось на заседании общества "Отечество" 30 января 1987 г. О характере этого заседания Вы сами сможете сделать вывод из текста расшифрованной магнитофонной записи, которую мы прилагаем.
  
  Мы совершенно уверены, что люди, состоящие в самом партийном из творческих союзов, должны особенно ответственно относиться к своей общественной деятельности и строить ее только на позициях марксистско-ленинской идеологии. Подписи".
  
  Однако самый партийный из творческих союзов никак не откликнулся на жалобу театральных деятелей РСФСР. И тогда осенью атака была возобновлена: "16 февраля с.г. мы направили Вам письмо, в котором выразили критическое отношение к выступлениям членов вашего Союза (имя рек), носившим ярко выраженный националистический характер. Мы приложили и стенограмму заседания историко-культурного общества "Отечество", на котором обсуждались спектакли свердловских театров с участием названных лиц и прозвучали профессионально-безграмотные, клеветнические по своей сути, оскорбляющие достоинство советских художников измышления. До сих пор Ваша организация не выразила своего отношения, не ответила на наше письмо, что, думается, противоречит самому характеру взаимоотношений между творческими союзами... Нас удивляет столь долгое молчание руководства СЖ, его безразличное отношение к нашему обращению. Надеемся, что сейчас мы получим Ваш ответ. Подпись".
  
  Тут уж отмолчаться было невозможно, поскольку после публикации в "Нашем современнике" поднялся всесоюзный гвалт. Очень громко закричали и затопали ногами великие актеры, знаменитые критики и журналисты. Зазвенело в ушах у деятелей обкома КПСС. Поэтому 29 октября 1987 года было принято постановление президиума правления областной организации СЖ СССР "О работе первичных организаций комитета по РВ и ТВ (там состояла на учете Мария), редакции журнала "Уральский следопыт" (там возглавлял первичную организацию Ю. Липатников), многотиражных газет г. Свердловска (там состоял на учете научный сотрудник Б. Пинаев) по воспитанию у членов Союза журналистов нового мышления в понимании истории и отражении этих проблем в средствах массовой информации и пропаганды".
  
  Работа первичных организаций "по воспитанию нового мышления в понимании" была признана "не в полной мере удовлетворительной". В пункте втором постановления наши действия были осуждены, а первичным организациям было предписано рассмотреть наши отчеты "о выполнении требований Устава СЖ СССР". Пункт четвертый потребовал "от секретарей первичных организаций (имя рек) коренной перестройки воспитания у членов Союза нового мышления, высокой партийности в понимании истории партии и государства, отражении этих проблем в средствах массовой информации и пропаганды на основе требований ЦК КПСС и 6-го съезда СЖ СССР".
  Юрий Васильевич Липатников был строго предупрежден "об ответственности за выполнение требований Устава СЖ СССР по активной борьбе за дело КПСС, ведении решительной борьбы с любыми проявлениями буржуазной идеологии и другими чуждыми социалистическому образу жизни взглядами и явлениями".
  Надобно сказать, что все постановления реализуют (или не реализуют) люди. Конечно, я сходил на заседание своей первичной ячейки, но там меня, грешного, большинством голосов осуждать не стали, хоть и были, естественно, желающие (особенно старался бывший главный цензор области).
  
  Иным было положение в академическом институте, куда я в 73-м году ушел с областного телевидения - на должность научного сотрудника, редактирующего всевозможные тексты: научные рекомендации, сборники статей и тезисов, доклады и т.д. Попутно я сдавал кандидатские экзамены и упоенно занимался логическими измышлениями. В 87-м году как раз была готова статья на сорок с лишним страниц "Формализованная процедура ответа" (прикладной аспект: "Логические основы амбивалентной экономики"). Однако тут случилось все то, что случилось... Уж не знаю, на каком уровне принимались решения (мне намекали, что давит обком КПСС), но наши мудрецы срочно осуществили "антисемитскую акцию", заменив моего русского начальника евреем, который и назначил мне досрочную переаттестацию. Нашелся лишь один человек в аттестационной комиссии, поддержавший меня - доктор наук, социолог Борис Павлов. (Мы с ним когда-то по заданию высоких партийных органов в одной команде с упоением косили в лесу крапиву - на корм скоту.) Все остальные послушно выполнили приказ, и в начале 88-го года я оказался на должности ... инженера институтского вычислительного центра - с резким уменьшением зарплаты. Но решил ни в коем случае не увольняться. Пришлось срочно овладевать искусством общения с нашей огромной ЭВМ и попутно писать протесты в самые разные инстанции.
  
  С Марии в это же время "сняли" вторую группу инвалидности (знай, мол, наших). Она тогда пыталась еще "внештатничать" на радио, выдала передачу с обзором читательской конференции. Про издевательство над классикой в нашем оперном театре и ТЮЗе. После этого (через полгодика?) сняли с работы Люду Коршик, главного редактора, а Машу в эфир больше не пускали. Такие дела...
  Вот её письмо:
  
  "В студии пока ничего хорошего. Новый начальник Копосов (фамилию меняю) объявил Люде Коршик выговор приказом по комитету - за новую программу "Час пик", которая выходит в 7.15 утра. Алла Бородина говорит, что она даже на работу из-за этой передачи опаздывает - так здорово! Вышло 3 или 4 выпуска, и началось. Тексты затребовали в обком КПСС, Людке выговор, а вчера Копосов снял весь выпуск очередной и заявил: "Завтра придётся объявить вам, Людмила Петровна, строгий выговор".
  
  Кугар и Дина от него не выходят. Про Швильку сказал, что она на студии "единственный принципиальный журналист". В присутствии Кугара заявляет, что партийное взыскание, которое Людка получила за "Пинаевские передачи" - это мизер. Все "книжники и фарисеи" на коне! Шишенко вещает в коридорах: она ни минуты не сомневалась, что "справедливость восторжествует". Может быть, я безнадежный оптимист, но мне кажется, что он ведет себя так, чтобы ИХ успокоить. Люда говорит, что я полная дура, что он ей заявил прозрачно: "Мне нужны такие главные, при которых бы я спал спокойно". Собирается уходить сама, пока не уволил по статье.
  
  Настроение сам понимаешь какое. Радийщики наши тоже все в трансе, так все начали суетиться с этой программой. Я одну слышала - своим ушам не поверила.
  
  Потребовали у Копосова собрания - он сказал, что не собирается тратить время на обсуждение вещей, для него очевидных. Звонила Виктория Степановна из Первоуральска, читала по телефону копию письма Вилисова "президенту" Громыко - насчет алкоголизации народа. Читала и плакала. Ты бы хоть ему письмо написал - просто о том о сём. Его надо поддерживать, он там совсем один. Ну, ладно, хватит про это, перемелется - мука будет.
  
  Сижу и пишу тебе письмо на новом месте (приснись жених невесте) - за секретером. Долго не могла сосредоточиться, отвлекают фотографии. А потом стала смотреть в окно - и поехало. Не знаю, как буду к секретеру привыкать. Тебе хорошо, ты к нему привычный... Да тебе и всё равно, лишь бы было где притулиться".
  Это июль 1988 года.
  
  Вместе с письмом лежит бумажка, где Мария перебирала варианты заголовков (теперь уж не узнать, к какому-такому своему тексту):
  О чём ты хочешь спросить?..
  Может, завтра выйдет солнце?..
  Уныние бесовское далече от меня отжени, Господи!
  Да, конечно, надобно стать на колени и попросить: "Уныние бесовское далече от меня отжени, Господи..."
  Может, завтра выйдет солнце?
  
  А в сентябре 91-го Маша решила срочно-срочно, быстро-быстро ... обвенчаться. Ей тогда казалось, что мир рушится (августовский фарс, угроза гражданской войны и т.д.). Вечером восьмого сентября (в воскресенье) зять мой Павел привез меня из деревни, а Мария говорит: "Боречка, мой хороший, завтра пойдем в церковь, я уже договорилась. Иначе всё неимоверно затянется чуть не до следующего воскресенья..."
  
  Как с печки упали... Но если мир рушится, то, само собой, нам нужно успеть обвенчаться. Икону Господа нашего Иисуса Христа я купил в притворе за пять минут до таинства (икону Пресвятой Богородицы и дореволюционное Евангелие подарил Иван Данилович Самойлов в Алапаевске еще весной 81-го). Венчал нас отец Иоанн Осипович вместе с диаконом Георгием Еремеевым. Отец Иоанн как раз и крестил раба Божия Бориса в феврале 1989 года. Тогда меня Мария тоже срочно-срочно выгнала. Не выгони - так я бы еще три года ходил вокруг да около, размазывая интеллигентские сопли. Ждал бы вдохновения, озарения, осияния - не знаю чего еще там. Нашего брата иногда надо просто подтолкнуть.
  
  Кстати, икона Божией Матери пришла тогда к нам вовремя - чтобы спасти от смерти Марию девятого апреля. Так? Она тогда чуть не погибла на кладбище, отправившись туда в день рождения своей матери. Но Богородица нас пожалела и послала мне сон, под впечатлением которого я сбежал с работы, чтобы отправиться вместе с нею. Говорят, чрез икону соединяются вечность и время, мир невидимый и мир видимый. Это окно в мир иной.
  
  Был у Марии еще бумажный православный образок, оставленный ей матерью. Однако она оставила его в сумке на стуле весной 1992-го. Мария присутствовала тогда на медицинской конференции в бывшей совпартшколе, ее героиня врач Алла Бородина куда-то отправилась на машине - и Мария срочно-срочно бросилась за ней, оставив сумку. К закрытию она не успела, сумочку сдали на вахту, где она исчезла вместе с иконой. Вскоре Маша обнаружила у себя шарик - раковую опухоль. Я готов согласиться, что потеря иконы и рак совсем никак не связаны. Может, потеря просто знак беды?
  
  ОТЕЦ ГЕРМОГЕН
  Церковь... венчанье... отец Иоанн и отец Георгий... Однако теперь уже нет диакона Георгия, а есть игумен Гермоген (Еремеев). Он стал монахом в конце мая в тот год, когда Мария преставилась. И вот совпадение: 25 мая, в день рождения Марии, празднуют святого Гермогена... За 18 дней он воздвиг церковь во имя св. Николая Чудотворца, в коей венчалась моя дочь Юлия. Очень уютный, тёплый храм на краю парка.
  
  Отец Гермоген... О нём есть записи в предсмертном дневнике доктора медицинских наук Ивана Ивановича Бенедиктова, изданном недавно в нашей епархии (стараньями отца Сергия Суханова):
  
  "29 сентября 1999 г. Среда.
  Господи, благослови.
  Вчера произошла удивительная встреча с иеромонахом Гермогеном, который в 1995 году был настоятелем Крестовоздвиженского храма и мне подарил очень интересную духовную богословскую книгу - протоиерея, магистра богословия Григория Дьяченко "Духовный мир. Рассказы и размышления, приводящие к признанию духовного мира" - с дарственной надписью: на молитвенную память дорогому Ивану Ивановичу Бенедиктову от настоятеля Крестовоздвиженского храма. Иеромонах Гермоген (Еремеев), 13. 05. 95 г., Екатеринбург. И подпись. Встреча случайная, но, как говорят философы: случайность - это непознанная необходимость. Встреча должна была быть. И он, о. Гермоген, рассказал мне о чуде, которое произошло с ним. Думаю попросить его написать о себе подробнее и о чуде.
  
  Дело в том, что, когда он был в Ульяновске, в него стреляли и пробили оба лёгких. Пуля, попавшая в левое лёгкое, по траектории движения должна пробить сердце, но хирурги, оперировавшие его, удивились: пуля изменила направление полёта и не повредила сердце, потому удалось его спасти. Это было в Великий пост. Отец Гермоген через 10 дней после двухсторонней торакотомии отправился в храм помолиться. В храме в то время читали покаянный канон св. Андрея Критского. Было физически тяжело... На 4-й песни (последняя Богородичная) было сказано: "Где восхочет Бог, - там нарушается порядок природы, ибо Он творит - что благоизволит", и эта фраза пронзила сознание. Ведь с ним именно это и произошло. После посещения храма он стал быстро поправляться.
  
  (Да, отец Гермоген - удалой игумен. Как-то в ночь на Крещенье встречаю его в мокрой рясе: хоть и кашляю, мол, а принял ледяную купель. И вот как стало хорошо! - Б.П.)
  
  8 октября 1999 г. Пятница.
  Писать статью о монахах приостановил, жду информации от о. Гермогена. Он сейчас мне рассказал немного о своей прошлой жизни.
  
  1. Верил в Бога с детских лет. В детстве услышал о Николае II, ему показывали старые фотографии императорской семьи. Он очень переживал, когда речь шла об убийстве Царя и его семьи в подвале Ипатьевского дома. Когда приезжал писатель Владимир Солоухин с делегацией из Москвы - к шахте, куда были сброшены тела убитых, то о. Гермоген сопровождал их. Рассказывал подробно.
  
  2. Окончил только первый курс музыкального училища. Обладал хорошим голосом. До этого служил в храме: читал и пел. Из-за этого исключили из училища.
  
  3. Затем пел в хоре оперного театра, а в последующем исполнял вокальные номера. Однажды поехал с театральной группой в Пензу на гастроли, где, кроме театра, пел в церкви. И однажды пришлось по ложной справке пропустить выступление в театре, а вместо этого - петь в церкви, и за это ему был объявлен строгий выговор с предупреждением.
  
  4. Это побудило уйти из театра, поступил по контракту в ансамбль советской армии и поехал в Германию на гастроли, где женился. Но и там, по зависти к его успехам, пришлось оставить ансамбль и вернуться в Свердловск".
  
  Я помню: в 1987 году о. Гермоген (тогда просто Георгий) ходил в наше общество русской культуры. Потом стал диаконом, вёл занятия воскресной школы для взрослых в Доме культуры имени Горького. Мы там его навещали с Марией. По каким-таким делам? Не помню. В 1993 году он служил в Иоанно-Предтеченском храме, и там я его встретил случайно и передал ему нашу газету "Глагол", которую нёс в епархию. Там была статья на целую полосу в защиту архиепископа Мелхиседека.
  
  Он же и Марию причащал у нас дома в последний раз, а потом отпевал перед главным алтарём Кафедрального собора на старом кладбище. Через год совершил панихиду у могилы.
  Недавно у него был концерт в филармонии. Знающие люди говорят: "Голос необычайной силы и красоты". Да, это так - я слышал на богослужении.
  
  ВАВИЛОН
  Итак, мы с жёнушкой занялись всевозможной культурно-политической борьбой. Весной 93-го пустили в свет, на вольный ветер четыре номера небольшой газеты "Глагол" (совместный выпуск газеты Липатникова "Русский Союз" и "Евразии" Цыбули и Буртника; его, этот "несанкционированный" выпуск, быстренько закрыла наша инспекция по охране свободы печати).
  
  Один из номеров был целиком посвящен американскому памятнику жертвам "сталинских" репрессий. В городском совете Екатеринбурга шла тогда война двух враждующих лагерей - "за" и "против" сооружения пятиэтажного монстра. На бывшем ипподроме должна была возникнуть огромная голова, плачущая головами поменьше. Против воздвижения чудовищного символа выступил наш архиепископ преосвященнейший Мелхиседек. И вся артель, объединявшая потомков палачей, пострадавших (и не пострадавших) во время междоусобной брани, обрушилась на православного архиерея.
  
  С этой газетой я отправился однажды в епархию, чтобы показать ее владыке. Но до архиепископа не дошёл - отдал отцу Георгию. Может быть, наш газетный стон был слишком резким? Не знаю... Судите сами:
  
  "Они были бесплотны, невидимы, но стали вдруг ясно различимы, и тут же себя торжественно наименовали: Ва - ви - лон! Мы-то даже не подозревали, дурачки. Думали: это просто Свердловск, красный город Свердлова, град бетона и стали. Но Вавилон... Что бы это значило? Шумер, Месопотамия, Ассирия... Может быть, что-то объяснит Апокалипсис: "...Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным". Спасибо Ефиму Е. с радиостанции "Город" все нам объяснил. Из недели в неделю звучит его радиоголос, течет ползет бежит радиопередача "Вавилон" по земле и собирает в себя, вбирает, ассенизирует всю "мерзость земную". От передачи к передаче он лепит и приближает к нам фигуру "жены, сидящей на звере багряном, ...с семью головами и десятью рогами... И на челе ее написано имя: тайна, Вавилон".
  
  Сколько же там рогов и хвостов - в этой первой мартовской передаче и сколько голов? Молчащие, кричащие, отрубленные. Головы-слезы, головы-маски... Половина звучащего времени была отдана памятнику-мемориалу, посвященному жертвам репрессий. Впрочем, в "Вавилоне" не посвящают. Страшные головы-маски "посквернены" жертвам репрессий. Мимо с ребенком не пройти станет заикаться от страху, какая уж тут святость.
  
  Владыка Мелхиседек, архиепископ Екатеринбургский и Курганский, попытался сказать свое слово, попробовал возразить, но поднялся крик, как на горе Брокен, куда собираются известные дамы на метлах. Городское и областное радио, "Вечерний Екатеринбург", "Уральский рабочий" - прямо-таки зашлись в негодовании: ах, что такое православный архиепископ посмел высказать собственное мнение (уж так бы себя и называли, как честный Ефим Е.: "Вечерний Вавилон", "Вавилонский рабочий" и т.д.)
  
  Ефим Е., как всегда, был самым откровенным: "Православие это тоталитаризм! Православие наступает! Скоро у нас будут только кресты и часовни!". Жуткая, однако, картина: журналисты вавилонских средств массовой информации мечутся меж крестов и средь колокольного звона. (Как это, бедняжки, упустили: взрывали, взрывали и недовзорвали - оставили церковь на кладбище да два собора под музеями - без крестов и колоколов).
  А теперь учат владыку уму-разуму: "Памятник жертвам тоталитаризма (а репрессиям подвергались все) не должен выражать культурные традиции и сакральную практику никакого отдельно взятого народа. Это было бы просто кощунством по отношению к другим народам, ставшим жертвами тоталитарного насилия. Именно поэтому философское, духовное и нравственное содержание памятника должно быть общечеловеческим, интернациональным по сути..." (это Ефим А. из "Вечернего Вавилона").
  
  На наш взгляд, общечеловеческий памятник может быть воздвигнут только на общечеловеческой территории, то есть в Антарктиде. В Татарстане он будет выражать татарские национальные традиции, в Башкортостане - башкирские, в Удмуртии - удмуртские и т.д. В той русской области, центром которой является Екатеринбург, он, разумеется, должен хоть как-то отражать русские национальные традиции. "Интернациональными по сути" были и остаются тысячи безликих статуй, как правило, указующих перстом куда-то в неопределенную "общечеловеческую" даль. В России сегодня, наверное, нет ни одной мононациональной области, но это вовсе не значит, будто в связи с этим нужно продолжать семидесятилетнее проектирование "никакого" народа".
  
  В статье подробно разбирались и некоторые другие аргументы вавилонских дезинформаторов. Вот ее конец: "Что ни говори, иногда полезно внимательно послушать обитателей Вавилона... Владыке Мелхиседеку не безразлично состояние души этих обитателей, он их просит: остановитесь, опомнитесь. Нет, в ответ хула и поношения. Но, может быть, все дело в том, что они не знают прогноза? Может, они просто не ведают, что творят? Тогда пророчества Апокалипсиса насчет Вавилона их остановят? Ведь может статься, что ни депутаты, ни журналисты, ни "православный" американский скульптор просто не читали этой бессмертной книги... Ну, так специально для них: "...Пал, пал Вавилон, город великий, потому что он яростным вином блуда своего напоил все народы... Кто поклоняется зверю и образу его и принимает начертание на чело свое, или на руку свою, тот будет пить вино ярости Божией, вино цельное, приготовленное в чаше гнева Его, и будет мучим в огне и сере пред святыми Ангелами и пред Агнцем; и дым мучений их будет восходить во веки веков; и не будут иметь покоя ни днем, ни ночью... Пал, пал Вавилон, великая блудница, сделался жилищем бесов и пристанищем всякому нечистому духу".
  
  Хорошо, если услышат. Однако, скорее, эти пророческие слова вызовут лишь новый приступ антирелигиозной ярости. А жаль..."
  Кстати, автор скульптурного монстра Э.Инкогнитинский (меняю фамилию) к тому времени уже успел опубликовать в "Вопросах философии" свои воспоминания:
  
  "Наш кружок, начатый при Сталине, пережил и Хрущевский период, хотя строгая конспирация в последние годы была уже не нужна. Некоторые из его бывших участников стали довольно крупными функционерами в партии. Это произошло в период оттепели. ...В разных областях было довольно много таких людей. Я с ними расстался, но надо сказать, что эти люди не выдали, откуда ноги растут. Один из учредителей кружка - Владимир Шрейберг - стал парторгом студии документальных фильмов.
  Сплетение между катакомбной культурой и правящим слоем - сложнее, чем кажется на первый взгляд.
  ***
  
  Сейчас, когда я уже несколько лет на Западе, я всё чаще задаю себе вопрос: что же заставило меня покинуть Россию? Главными, разумеется, были внутренние расхождения с советским мировоззрением. Нет, не в политическом плане, хотя и в политическом они тоже были. Но основные мои расхождения с режимом носили, скорее, метафизический характер.
  
  ...Если власть и не была любима мной, то, по крайней мере, я хотел её видеть в качестве грозной и демонической силы. А на протяжении всей своей жизни я встречался с обыкновенным, распущенным люмпеном, который занимал гигантские посты. И больше того, в сознании народном и мировом являлся героем. И вот этот разрыв между правдой истории, правдой победы, морем крови и невзрачностью, мелкотравчатостью, вульгарностью "представителей" истории ранил меня. Так, пожалуй, закладывалось моё основное, внутреннее противоречие со сложившейся властью и теми, кто её олицетворял на всех уровнях.
  
  ...Я всегда знал, что история - это не девушка, и в ней было очень много насильников, злодеев и садистов, но я не представлял, что великую державу, весь мир и саму историю могут насиловать столь невзрачные гномики, столь маленькие кухоные карлики, и это меня всякий раз оскорбляло. Я был согласен на ужас, но мне нужно было, чтобы этот ужас был сколько-нибудь эстетичен. Этот же, бытовой, мещанский ужас людоедов в пиджаках, варящихся в собственной лжи, морально разрушал меня.
  ...Я бывал в Кремле и трущобах, бывал повсюду, где только мог бывать советский человек, я жил как бы не в горизонтальном, а вертикальном направлении. Я общался с министрами, членами Политбюро, помощниками Хрущёва и Суслова, встречался с очень многими людьми из партийной элиты.
  
  ...Ко мне в студию в конце концов стали приходить и Сахаров, и Максимов, и Амальрик, и многие другие. Это потому, что наш кружок накопил профессиональный аппарат, где социологией занимался социолог, а не литератор, и в том ключе, в каком он, а не партия, считал нужным.
  
  Когда наступила оттепель, многие из моих тогдашних друзей, считавших себя коммунистами либерального толка, пошли служить, чтобы изменять структуру общества изнутри, пошли в Сперанские, благо их пригласили. ...Многие мои друзья и напарники по "катакомбной культуре" шли в аппарат, шли в "зелёненькие" с надеждой смягчить систему и поняли лишь позже, что попали в ловушку, так как из аппарата возврата нет.
  
  ...Нынешние комиссары не только не берут на себя ответственности, но сами толком не знают, где она лежит. Я как-то пьяный, злой, в присутствии крупного чина КГБ и своих друзей из ЦК (КПСС) говорю: "Ну, кто же из вас меня всё-таки не пускает? Вот вы говорите, что КГБ, а ты, Лёнечка, говоришь, что они!" И тут они, тоже пьяные, между собой сцепились. Было очевидно, что никто из них сам точно не знал, как это происходит. Но каждый из них настаивал, что это - не он.
  
  ...Неверно было бы предположить, что в коммунистической элите нет не только здравомыслящих, но и патриотически страдающих за родину людей, конструктивных сил. Но объективные условия таковы, что проявлять они себя могут часто лишь конспиративно. ...Впрочем, конструктивные начинания иногда переплетались и с партийной интригой. Как-то главный идеолог Москвы Ягодкин выступил в "Новом мире" с невероятно ждановской статьёй. Ко мне приходит один западный корреспондент левого толка и спрашивает - что Ягодкин делает? Ведь он льёт воду на мельницу западных ястребов, врагов примирения с Советским Союзом! Я рассказал об этом одному парню из ЦК (КПСС). А тот говорит: а почему бы тебе не сказать западной прессе, что по мнению московской интеллигенции Ягодкин льёт воду на мельницу антисоциалистических сил... Я так и сказал. Потом поступил запрос от итальянской КП (Коммунистической партии), и Ягодкина сняли.
  
  У меня был значительный круг влиятельных друзей, имевших доступ к власти. Но когда я был в России, мне казалось, что они действуют недостаточно активно, что они не хотят рисковать и вступать в действительный конфликт. После приобретения западного опыта я пересмотрел своё отношение к ним.
  
  ...В связи с этим мне припоминается забавный эпизод. Только в данном случае "конструктивные силы" помогали не диссиденту, а партийному начальству, а "диссидент" тоже принимал в этом участие. Всю ночь мы сидели в моей мастерской и готовили тезисы одному из шефов ЦК (КПСС) для его поездки в Италию, где он должен был встречаться с видными интеллектуалами. У референтов ЦК было достаточно информации, но, видимо, они хотели услышать какие-то свежие идеи от меня, чтобы их шеф мог щегольнуть неожиданностью взгляда. Мы сидели всю ночь, пили, страстно спорили и очень много работали. Под утро, обалдевши от невероятного количества сигарет и выпитого, один из референтов ЦК, ярый кстати антисталинист, говорит: (...) "Ребята, мы же знаем наших коллег на Западе. Вы можете себе представить, чтобы люди, занимающие наше положение, бесплатно, не имея от этого никакой выгоды, сидели всю ночь и работали не за страх, а за совесть, чтобы их мудак-начальник не выглядел мудаком за границей? Да ещё проклятый скульптор сидит и помогает..."
  
  Наверное, "проклятый скульптор" Инкогнитинский здесь всё-таки несколько преувеличил насчёт "не имея от этого никакой выгоды". А заказы-то-с? Сам же иногда приоткрывает занавес: "Мне удалось сделать самый большой рельеф в мире, 970 квадратных метров. Опять-таки, используя пазы в системе. ...Последнее время я сделался самым высокозарабатывающим скульптором в СССР".
  И вот такого внушительного и способного человека мы попытались остановить в Екатеринбурге...
  
  На архиепископа вскоре началась мощнейшая вавилонская атака, подключили даже центральную прессу - газету "Известия". Мария организовала сбор подписей в булочных и других присутственных местах, чтобы поддержать владыку. Написала о нём большой очерк. Мы с ней пытались защитить его в "Уральской газете":
  
  "В октябре 1918 года Святейший Патриарх Тихон писал совету народных комиссаров: "Не проходит дня, чтобы в органах вашей печати не помещались самые чудовищные клеветы на Церковь Христову и её служителей, злобные богохульства и кощунства"... С тех пор минуло 75 лет, однако создаётся впечатление, что кое-кто из нынешних сотрудников газеты "Известия" по-прежнему на боевом посту. Недавно (17 ноября 1993 г.) здесь появилась заметка, сочинённая в духе тех самых поминаемых лет. Чего стоит один лишь заголовок - "Служил Владыка за бутылку". Чтобы сразу же осмыслить его чудовищность, достаточно поменять в заголовке всего одно слово: "Служил Редактор за бутылку". Можно ли себе представить, чтобы редактор отдела, готовившего этот материал к печати, служил в данном случае кому-то всего-навсего за пол-литра водки?
  
  Помимо мелких и злобных оскорблений в адрес Его Высокопреосвященства архиепископа Мелхиседека, в упомянутых записках, подписанных неким Милеем С., содержатся утверждения, мягко говоря, не отвечающие действительности. Вот одно из них: "...все восемь лет своего пребывания на свердловской кафедре архиепископ Мелхиседек занимался профессиональным разрушением епархиальной, церковной жизни Среднего Урала".
  
  О том, как "разрушается" епархия, могли бы рассказать сухие цифры: когда Владыка приехал на Средний Урал, здесь было 22 прихода, а сейчас их около ста. По-видимому, если бы его деятельность была в самом деле разрушительной, то число церковных общин упало бы вдвое или даже до нуля. Тут мы прибегнем опять к аналогии. КПСС, например, сократилась за последние два года с 18 млн. членов до едва ли пятисот тысяч. Это ли не свидетельство разрушительной деятельности партийных иерархов? О том, как люди, бросившие партийные билеты, разрушают сегодня страну, я уж не говорю...
  
  Точно так же выглядят и прочие инсинуации Милея С. (...) Недавно, 24 ноября, зал дворца культуры РТИ был заполнен людьми, собравшимися со всего города. С ними встречался Владыка Мелхиседек и священники, приехавшие с паломническими целями из Москвы (ректор и преподаватели Свято-Тихоновского богословского института). Гости выразили поддержку Владыке в это трудное для него время, в дни несправедливых гонений. Точно такой же была реакция огромного зала, почтившего своего архиепископа вставанием. Здесь же было собрано множество подписей под таким обращением: "Встанем на защиту архипастыря нашего! Возвысим голос протеста и укора газете "Известия", подвергшей Владыку хуле и клевете. Молим Господа о здравии Владыки, хотим, чтобы он и дальше духовно окормлял нас и наших детей, будучи архиепископом Екатеринбургским и Верхотурским. В пояс кланяемся Его Высокопреосвященству за всё, что делает он с помощью Божьей для прихожан".
  
  Как видим, даже недружелюбные выпады служат укреплению Церкви, сплочению православных. (...) Мне рассказывали, будто Милей С. ныне собирается покаяться, ибо за клевету придётся отвечать не только здесь, но и в Царствии Небесном. Дай Бог, чтобы это известие было правдой, хотя верится с трудом в стремительное обращение грешника. Но в любом случае мы знаем, как к нему относиться. ...Помолимся же всем миром за духовное здоровье господина С."
  
  Но... в таких случаях говорят: враг был сильнее. Архиепископ Мелхиседек стал окормлять паству в Брянской области, и в начале 1994 года нашу епархию возглавил новый епископ (владыка Никон). Он сумел продержаться целых пять лет... Владыка Мелхиседек потерял двух сыновей. Сейчас на покое. Епископ Никон - в подмосковном храме. Недавно нашёл его обращение к руководителям и сотрудникам средств массовой информации. Разве они могли простить такое:
  
  "Кощунственная пропаганда разврата врывается в каждый дом. Редкая из екатеринбургских телекомпаний не имеет постоянной так называемой эротической программы. Причем время этих телепередач медленно, но неуклонно сдвигается с ночной поры на часы, когда у телевизоров собираются дети и подростки. Те же телеканалы, которые пока удерживаются от собственных развратных программ, демонстрируют фильмы самого сомнительного свойства - якобы для того, чтобы познакомить нас со всеми сторонами западного искусства. При этом комментаторы не торопятся сообщить нам о тех протестах, которые вызывало это "искусство" даже у себя на родине.
  
  По прошествии трех лет остаются актуальными горькие слова из обращения общеепархиального собрания в 1994 году о том, что пресса "стала сама рупором пропаганды насилия, безнравственности, всяческих лжеучений. Она сосредоточивает свои силы на прежнем негативном отношении к Церкви Православной и другим традиционным для нашей Родины религиозным конфессиям, широко открывая объятия любому "пророку" с зарубежным акцентом". Эти горькие слова относятся сегодня к большинству средств массовой информации".
  
  Свора телеканалов вскоре стала свирепо жрать нашего епископа живьем, обвинили в разврате, нашли даже священников и монахов, готовых покинуть своего архиерея. Треть иереев епархии отпала и пала, как когда-то треть ангелов.
  
  К нам в епархию приезжал высокопреосвященнейший митрополит Солнечногорский Сергий: "Разжигается конфликт, вся эта грязь выносится в светские круги, используется телевидение, радио, печать. У меня возникает вопрос: а церковные ли это люди? Насколько они действительно радеют за чистоту Церкви? У нас принято довольно строго - кто не с епископом, тот вне Церкви. Они - клирики екатеринбургской епархии, и, конечно, Владыка Никон довольно мягко поступает, что в этой ситуации он их не отлучил, не запретил к служению. Но они должны осознать свой грех и увидеть, что поступили нечестно и нехорошо" (Православная газета. 1999. Љ10. Главный редактор отец Димитрий Байбаков).
  
  Теперь нас окормляет владыка Викентий. Господи, спаси его и сохрани. Скоро и на него пойдут в атаку. (Уже пошли... В начале 2002 года написала в прокуратуру "Атиква". Я забыл, как переводится это слово на русский язык. В лавках епархии, мол, продаются "Протоколы сионских мудрецов" и всякая прочая "неправильная" литература).
  
  Кстати, второго сентября - день хиротонии Его Высокопреосвященства. И второго же сентября Господь позвал Марию к Себе. Это день её упокоения. Ах, как все мы связаны здесь.
  
  ...После нашего "антивавилонского" газетного выпуска студия "Город" в лице ее начальника очень рассердилась, и мою женушку изгнали из эфира. С областного радио ее тоже изгнали (она иногда делала там "внештатные" передачи, потому что была на пенсии по инвалидности). Блаженны изгнанные за правду... Замышляла сделать цикл детских радиопередач "Сорока-белобока", но - не судьба... Потом к нам вернулось лето, и Мария отправилась с дочкой и внучками в деревню. Лето 1993 года, последнее лето на собственных ногах... Мы даже сумели пройти с ней от станции по лесу до нашей деревни. Конечно, с привалами, с остановками. В последний раз спел нам в широком поле последний жаворонок... в последний раз... Жаль, не умею вот так: "в небесной глубине дрожит жаворонок, и серебряные песни летят по воздушным ступеням на землю". И даже потом ходили по ягоды в лес, шли по старым вырубам, заросшим высокой травою и мелкой берёзой. По длинным бороздам, где стоят крошечные саженцы... Она любила брать землянику... И нас вымочил наш последний летний дождь.
  
  В августе 93-го на редактора газеты "Русский союз" Юру Липатникова наехала машина. Он тогда мечтал создать всероссийскую партию, 12 августа вместе с приятелем встречался в Челябинске с "местной патриотической группой". Девятнадцатого Юра умер в больнице, - и Мария вернулась из деревни в Екатеринбург: похороны, выпуск последнего номера газеты - в память о погибшем. Раньше мы с его газетой не сотрудничали, потому что "Русский союз", на наш взгляд, больше занимался "французскими" проблемами, чем русскими. Не вдохновляла и его политическая программа: с одной стороны, создание республики из пятидесяти пяти "чисто" русских областей, то есть дальнейший развал страны, с другой территориальные претензии к странам СНГ... Однако... Возможна и такая программа... кто знает... Мы-то предполагаем, а Бог располагает. На панихиде в Вознесенской церкви мы плакали, уткнувшись носами друг в друга (через год ушла и сама Мария; она тут уже видела, наверное, свои похороны), а в ноябре 93-го я вместе с Юрой Цыбулей и адвокатом Сергеем Котовым стал защищать его газету в суде. Мария попросила, а я не мог отказать, чтобы не подумала, будто я струсил. Тем более, что претензии цензуры к газете были самые дурацкие.
  
  Вот как мне пришлось описать ситуацию в "Евразии", выходившей тогда в Екатеринбурге от силы раз в два-три месяца.
  "Цензура теперь у нас называется "инспекция по защите свободы печати и массовой информации"... Но задача инспекции, как прежде, тащить и не пущать. Тащить, естественно, в суд. Первое предупреждение, второе предупреждение - а потом пожалуйте бриться: "Ответчики допустили публикацию материалов, нарушающих требования ст. 4 Закона РФ "О средствах массовой информации", недопустимость злоупотребления свободой массовой информации, за что истцом 01.03. 93 г. в адрес редакции было вынесено официальное письменное предупреждение". А в предупреждении речь вот о чем: "В статье Ю.Липатникова "И все-таки где русское государство?" имеется взятая в скобки фраза: "Мы, русские, пережившие неслыханный геноцид, имеем право на вооруженное восстание во имя самоспасения", что подпадает под определение ст. 70 Закона РФ по признаку публичного призыва к насильственному свержению государственного строя".
  
  И зачем Юрий Васильевич взял ее, эту фразу, в скобки? Может быть, без скобок она бы не выглядела как призыв? Без скобок ее вполне можно бы истолковать как простую констатацию: при наличии геноцида народ имеет право на восстание против тиранов и угнетателей. "Всеобщая декларация прав человека" нам так и объясняет: "...Необходимо, чтобы права человека охранялись властью закона в целях обеспечения того, чтобы человек не был вынужден прибегать, в качестве последнего средства, к восстанию против тирании и угнетения".
  
  Но так вот получается у нас в Екатеринбурге, что для защиты свободы печати надо сразу пресечь все такие высказывания. Подумаешь, эка невидаль - геноцид. Нельзя уж истребить миллионов двадцать-сорок - сразу восстание. Да вы сначала в суде истцу объясните, что такое геноцид... Ах да уничтожение отдельных групп населения по классовым, расовым и национальным (религиозным) мотивам... Тягчайшее преступление против человечества... Органически связан с фашизмом и расовыми теориями, пропагандирующими расовую и национальную ненависть - господство так называемых "высших" рас и истребление так называемых "низших" рас.
  
  А в России... Да вот почитаем у Михаила Бернштама: "За три неполных года революции, 1917-1920 до осени, уничтожено новой властью только путем террора и подавлений около шести миллионов человек - участников народного сопротивления и просто мирных жителей сел и городов..." (Стороны в гражданской войне 1917-1922 гг. М., 1992. С.71). "...Режим на территории России по существу оказался режимом оккупационным, а война 1917-1922 годов была интернационалистско-социалистической оккупацией России" (там же. С.76-77).
  
  Среди ландскнехтов-интернационалистов были латыши, поляки, евреи, мадьяры, китайцы (19 процентов Красной Армии в 1918 году). Некоторые еврейские наблюдатели, будучи за рубежом, даже позволяли себе такую научно не обоснованную самокритику (сборник "Россия и евреи"): "Теперь еврей - во всех углах, на всех ступенях власти. Русский человек видит его и во главе первопрестольной Москвы, и во главе Невской столицы, и во главе армии, совершеннейшего механизма самоистребления. Он видит, что проспект Святого Владимира носит славное имя Нахимсона, исторический Литейный проспект переименован в проспект Володарского, а Павловск - в Слуцк. Русский человек видит теперь еврея и судьей, и палачом..." (цитируется по: Наш современник. 1989. Љ11. С.165).
  
  Потом в России полегли еще миллионы и миллионы. Вот Юрий Васильевич Липатников и написал: русские, мол, пережившие геноцид, имеют право на восстание. Он же был редактором газеты "Русский союз", поэтому и писал про русских. Но ему вскоре прислали предупреждение из вышеупомянутой Инспекции по защите свободы: вы, мол, публично призываете к насильственному свержению государственного строя. Наверное, имелось в виду, что Юрий Васильевич планирует окружить парламент ОМОНом, а потом расстрелять его из танков. Правда, ни ОМОНа, ни танков у Липатникова никогда не было. Да сейчас уж и не понять, про какой государственный строй идет теперь на суде речь: про уже свергнутый 4 октября или про нынешний. Вообще-то про нынешний Ю.В.Липатников никак не мог написать, потому что его убили машиной еще при старом режиме - в августе 1993 года.
  
  Но судебный процесс пошел: заседания суда состоялись 2 и 3 ноября. Судят, собственно говоря, убитого Липатникова, потому что он был в газете и швец, и жнец, и на дуде игрец. Судят за призыв и за разжигание розни между евреями и русскими. Общество еврейской культуры "Атиква" и отдельно инспекция по защите еще летом жаловались прокурору. А вот теперь иск газете "Русский союз" - на предмет ее закрытия, хотя министр господин Шумейко уже и без того ее закрыл - своим волеизъявлением. Когда люди публично критикуют сионизм, то это почему-то в министерстве называется фашизмом. Хотя сионизм от нацизма совсем почти не отличается: "Раса еврейского народа является лучшей расой из всех, потому что она была создана путем отбора лучших в каждом поколении". Это из учебника еврейской философии для сионистских израильских школ (цит. по книге: Ф.Алестин. Палестина в петле сионизма. М.: Юридическая литература, 1988. С.134). Про евреев же как таковых Юра никогда не думал ничего плохого, а только одно хорошее...
  
  И в заключение: мы знаем, что Христос словесно бичевал не Иудею как таковую, но лишь лукавых книжников и фарисеев, то есть, грубо говоря, тогдашнюю иудейскую интеллигенцию. Когда же его распяли, Он прошептал: "Отче! прости им, ибо не ведают, что творят..."
  
  Что же сегодня шепчут запекшиеся уста России?"
  
  Через месяц, в следующем газетном номере под шапкой "За нашу и вашу свободу!" мы сочинили "Страницу русско-еврейской дружбы Љ1", где показали, что юдофобской пропагандой занимается как раз сионистская газета "Москва - Иерусалим":
  
  "Почему мы решили выпускать именно такую страничку, а не русско-узбекскую или, допустим, русско-бразильскую? Главным доводом тут послужил судебный иск нашей региональной инспекции по защите свободы печати. ...Региональная инспекция утверждает, что уже закрытую газету "Русский союз" надо ещё раз закрыть - за разжигание розни между русскими и евреями.
  
  ...И вот мы решили подстраховаться, а заодно и помочь братскому еврейскому народу в борьбе с сионистской опасностью. Точно так же мы помогли бы немецкому народу, если бы ему сегодня реально угрожал национал-социализм. Интернационализм у нас в крови, мы всё время настроены на помощь братским народам - тут уж ничего не поделаешь. Помогаем рублями, долларами, нефтью, кровью, газом, рудой и так далее. А теперь вот и этой страничкой. Потому что у евреев в России только одна маленькая газетка "Москва-Иерусалим", выходящая тиражом всего в 30 тысяч экземпляров. (Я тогда совсем уж "упустил из виду", что на предыдущей странице той же газеты Мария так вот процитировала "Наш современник": "1,5 млн. общего тиража патриотических изданий, выходящих на русском языке, против 60 млн. тиража русскоязычных, но проповедующих русофобию, оскорбляющих национальное достоинство русского народа".)
  
  И вот это единственное национальное средство массовой информации ведет совершенно разнузданную работу по охаиванию собственного народа. Какой-то оголтелый антисемитизм, начиная с заголовка "Бирштейн и Якубовский: КГБ или Моссад? Как два еврея всю российскую политическую верхушку повязали". "Русский союз" в аналогичном случае позволил бы себе лишь такое выражение: "как два сиониста..." А "Москва-Иерусалим" юдофобствует: "В принципе это хрестоматийное правило, давно пора его знать: всякая крупная торговля Родиной не обходится без евреев. Говорю это без тени иронии, благо происхождением дозволено вести такие речи, не рискуя быть заподозренным в юдофобстве и апологетике всё объясняющих "Протоколов..." ..."Трудно смириться, когда миф о еврее, как о мелком бесе при "большом народе", приобретает реальные черты".
  
  Каково? Еврей - мелкий бес. Даже в жар бросило. Причём не просто бес, а - мелкий. Причём не какое-нибудь отдельное лицо еврейской национальности, а еврей как таковой. Здесь уже, наверное, уголовной статьёй пахнет, если учесть дальнейшие уточнения: "Теперь Россия, равно как и другие страны СНГ, разграбляется, очевидно, КАК ЗАХВАЧЕННЫЙ ГОРОД... Мародёры нуждаются в посредниках. Их роль выполняют иностранные бизнесмены и авантюристы, среди которых действительно много бывших советских граждан... Среди них, действительно, в основном евреи, так как две последние волны эмиграции были по преимуществу еврейскими".
  
  ...Единственное, что может хоть как-то оправдать в глазах международной общественности сионистский печатный орган - это заявления вроде: "Российские евреи, в каком-то смысле, большие государственники, чем израильтяне". Тут газета стоит почти даже на русских патриотических позициях. Она здесь не охаивает, а отдает должное: "Напомню, что евреи в СССР были не безответным нацменьшинством, которому нет дела до общегосударственных дел, но одним из народов, внесших основной организационный и духовный вклад в строительство и поддержание этого грандиозного сооружения".
  
  Что касается защиты этого "грандиозного сооружения", то: "Вместе с нашими историческими союзниками русскими... наши отцы сломили хребет фашистскому зверю..." Вот - никакого национального чванства! Ведь могли бы просто написать: "Наши отцы сломили хребет...", даже и не упоминая русских. Нет, проявили врожденную скромность и смирение".
  
  Сейчас принято констатировать, что "международный сионизм" устроил в России 90-х годов прямо-таки Веймарскую республику. Специально бросил её в пропасть нищеты. Специально кричит на всех перекрёстках о своём всевластии в России. Еврейские олигархи специально кричат о своих неимоверных богатствах и разжигают ненависть к евреям. Зачем? По глупости...
  
  Чикагско-арбатские мудрецы почему-то решили, что одни и те же экономические условия в Германии и России непременно рождают одно и то же - нацизм. Зачем? Чтобы опять создать противостояние нацизм - коммунизм (только теперь уже в виде противостоящих России и Китая). Однако десять истекших лет показали, что русские скорее исчезнут с лица земли, чем станут нацистами. Коммунистами - пожалуйста... Нацистами - увольте-с. Как будто даже и Достоевского мудрецы не читали о нашей всемирной отзывчивости - до самозабвения... Теперь уж, думаю, дураку понятно, что срочно надо искать другую кандидатуру на коричневую роль. Скорее уж Соединенные Штаты... Тут уж и сексуально-революционного Эдичку соломинкой не раздуешь, не сделаешь из него мученика, вслед за которым помчатся миллионные массы.
  
  Теория заговора? Злодеи снова собираются создать противостояние нацизм - коммунизм... Может быть. Но приходится констатировать: либеральный капитализм и без всяких заговоров рождает это противостояние. Так, нейтрон стабилен лишь тогда, когда он противостоит соотношению "протон/электрон", составляя с ним единую систему (атом). Приходится часто пользоваться этой аналогией, ибо она помогает уяснить суть дела. Нейтрон сам по себе, вне противостояния, выворачивается наизнанку и становится соотношением "протон/электрон"... Чтобы войти в противостояние с другим нейтроном и стабилизировать его. Но в данном случае, когда речь идёт о либеральном маммонизме, никакой стабилизации быть не может. Потому что противостоящая пара опять будет создана вовсе не для успокоения ситуации, но для конфликта и катастрофы. В которую будет вовлечён и сам маммонизм. Как в 1914-м и 1939-м. Стабилизация возможна лишь в случае отказа от маммонизма (если он будет поставлен на место, как в средние века, когда банкир-ростовщик был фигурой презираемой).
  
  На той же "Странице дружбы Љ1" был ещё кусочек из статьи Вадима Кожинова "Сионизм Михаила Агурского и международный сионизм" (НС. 1990. Љ6): "...Можно отграничить два принципиально различных явления, которые (несмотря на всё их различие) постоянно обозначают - притом как сторонники, так и противники - одним и тем же словом "сионизм".
  
  Первое - это национальное (и в своих крайних, экстремистских выражениях - националистическое) движение, которое в наиболее чистом виде или даже преобладающая часть израильтян и, добавим, евреев, стремящихся поселиться в Израиле, действительно ставит перед собой цель возрождения национального бытия и сознания.
  Но есть и совсем другой сионизм, который представляет собой по свой внутренней сути вовсе не собственно национальное, но международное политическое (и основывающееся на грандиозной экономической мощи) явление...
  
  Со второй половины 1960-х годов израильский сионизм оказался в подчинении (всё более увеличивавшемся) у "международного сионизма". Я полагаю, что значительная часть израильтян направляет все свои усилия на развитие самостоятельного еврейского общества и государства, но факты свидетельствуют о том, что положение Израиля зависит (и чем дальше, тем больше) от воли международного сионизма...
  
  В США происходит своего рода интенсивная "денационализация", или, вернее будет сказать, интернационализация евреев. Естественно, этот процесс и его носители оказываются враждебными собственно национальному сионизму и в самих США (где, правда, "националы" составляют меньшинство), и в Израиле. В работе Д.Е.Фурмана достаточно развёрнуто говорится о всё обостряющейся вражде и борьбе двух сионизмов.
  
  В начале этой статьи приводились суждения М.Агурского о том, что в 1920-1930-х годах в СССР "главными и почти исключительными врагами" сионизма (разумеется, "национального") были евреи-интернационалисты. Сегодня в США явно создалась вполне аналогичная ситуация, хотя и с характерным отличием: евреи, которые противостоят традиционному национальному самосознанию, называют себя не интернационалистами (как это было в СССР), а сионистами".
  
  Не хватило в газете места, чтобы цитировать дальше: "Люди, которые считают нужным или необходимым противостоять сионизму, должны сегодня отдать себе ясный отчёт в том, что АНТИСЕМИТИЗМ - МОГУЩЕСТВЕННЕЙШЕЕ ОРУЖИЕ В РУКАХ СИОНИЗМА, и каждый, кто выражает национальную неприязнь к евреям (а не борется против сионистских политических деятелей, независимо от того, евреи они или нет), выступает - хотел он этого или не хотел - как прямой пособник сионизма, в конце концов, даже как невольный агент сионистской разведки, распространяющей слухи о готовящихся погромах.
  
  Стоит указать на курьёзное положение дела: любые нападки на евреев во многом попросту бьют мимо сионизма, так как /.../ большинство участников сионистской политики не являются евреями. ...Сионист и еврей - это совершенно разные сути, которые недопустимо отождествлять или хотя бы даже сближать, как недопустимо, скажем, ставить знак равенства между немцем и фашистом (к сионизму принадлежат люди самых разных национальностей; это полностью относится и к фашизму)...
  А.Лилиенталь приводит весьма уже давнее, но прямо-таки проникновенное признание Давида Бен Гуриона: "Если бы у меня было столько же власти, сколько желаний, я бы подобрал... преданных нашему делу молодых людей... и послал бы их в страны, где евреи погрязли в греховном самодовольстве. Этим молодым людям я бы приказал... преследовать евреев грубыми методами антисемитизма под такими лозунгами, как "грязные евреи!", "евреи, убирайтесь в Палестину!"
  
  ...Сионизм в США за последние десятилетия во многих отношениях утратил и продолжает утрачивать черты действительно НАЦИОНАЛЬНОГО движения, - хотя и выдаёт себя за таковое, и мнится таковым в умах очень многих людей".
  
  Что тут сказать... Один из самых честных и благороднейших евреев И.М.Бикерман (сужу по тому, как он показал себя в "Еврейском сборнике") когда-то давным-давно написал: "Кто сеет ветер, пожинает бурю. Это сказал не французский остроумец, не буддийский мудрец, а еврейский пророк, самый душевный, самый скорбный, самый незлобивый из наших пророков. Но и это пророчество, как многие другие, нами забыто; ВМЕСТЕ С МНОГИМИ ВЕЛИКИМИ ЦЕННОСТЯМИ МЫ И ЭТУ ПОТЕРЯЛИ. Мы сеем бури и ураганы и хотим, чтобы нас ласкали зефиры. Ничего, кроме бедствий, такая слепая, попросту глупая притязательность принести не может. ...Я знаю цену этим людям, мнящим себя солью земли, вершителями судеб и во всяком случае светочами во Израиле, светоносцами. Я знаю, что они, с уст которых не сходят слова: чёрная сотня и черносотенцы, сами чёрные, тёмные люди.
  
  ...Уже тот факт, что наши жертвы составляют только часть жертв, поглощённых губительной смутой, требует от нас с повелительной необходимостью, ЧТОБЫ МЫ МЕНЬШЕ КРИЧАЛИ О своих ПОТЕРЯХ. Пора нам понять, что плач и рыдания не всегда свидетельствуют о глубокой потрясённости рыдающего, чаще о душевной распущенности, о недостатке культуры души.
  
  ...Выставление напоказ своего горя, своей только боли свидетельствует не только о недостатке душевной дисциплины, но также о неуважении к чужому горю, к чужим страданиям, к тому же - к таким страданиям, которые не должны быть чужими. (Это и к вопросу о спекуляциях на холокосте, хотя Бикерман в 20-е годы не мог их предвидеть. - Б.П.) ...Если мы свои потери можем ещё определять гадательными числами, то русские и этого делать не могут. Кто считал русские слёзы, кто русскую кровь собирал и мерил. Да и как считать и мерить в этом безбрежном и бездонном море!" (И.М.Бикерман. Россия и русское еврейство//Наш современник. 1990. Љ11).
  
  (Судья не разрешил приобщить к делу "Страницу русско-еврейской дружбы Љ1", потому что Истец возражал - областной защитник свободы вместе с "Атиквой".)
  
  Кстати, в декабре 91-го В.Кожинов с супругой, В.Ганичев, Э.Володин и В.Танаков были все вместе у нас в Екатеринбурге на торжественном открытии культурного центра "Русская энциклопедия". Я только что привёз из Кемерова первый том "Сказания о Русской земле" генерала Нечволодова. Там его печатали, а я к торжеству должен был притащить из Кузбасса 100 экземпляров. Помню, был в сенной лихорадке, ел горстями супрастин... голова дурная... Из сэкономленных командировочных заплатил шофёру, так что он сумел подогнать автобус к самому вагону и помог мне утащить книжки в крайнее двухместное купе.
  Смешное совпадение: Танаков тогда тоже притащил на себе из Москвы несколько тюков с "Русским вестником". Он был заместителем редактора... Потом ушёл в дворники.
  
  Тогда на Вознесенской горке уже стоял царский крест. Мы приложились и отошли, а Эдуард Володин остался, чтобы совершить земной поклон. Вот так его и запомнил коленопреклоненным на белом снегу. С нами был ещё Никонов, наш хороший уральский писатель. Теперь уж их нет с нами на земле.
  
  ...Конечно, в моем репортаже из зала суда не было сказано главного: никакие оккупанты не оседлали бы Россию, если бы её не предала так называемая элита. Элита... О её качестве и отношении к России очень ярко говорят откровения бывшего вице-премьера российского правительства и председателя Госкомимущества РФ Альфреда Коха:
  
  "Сейчас Россия появилась, а она никому не нужна (смеётся). В мировом хозяйстве нет для неё места... Россия никому не нужна, не нужна никому Россия, поймите (смеётся)... Русские ничего заработать не могут... Они так собой любуются, они до сих пор восхищаются своим балетом и своей классической литературой ХIХ века, что они уже не в состоянии ничего сделать.
  
  Сырьевой придаток. Безусловная эмиграция всех людей, которые могут думать... Далее - развал, превращение в десяток маленьких государств... Я, откровенно говоря, не понимаю, почему хаос в России может стать угрозой всему миру. Только лишь потому, что у неё есть атомное оружие?.. Чтобы отобрать у неё атомное оружие, достаточно парашютно-десантной дивизии. Однажды высадиться и забрать все эти ракеты к чёртовой матери... армия не в состоянии оказать никакого сопротивления" (США, радиостанция WMNB, 23.10.98. Цит по: Михаил Назаров. Тайна России. М., 1999. С.444).
  
  В декабре 93-го в патриотической "Уральской газете" (она уже давно экономически задушена) Юра Нисковских опубликовал мой воображаемый "Разговор с Аксаковым" по случаю 170-летия Ивана Сергеевича. Разговор складывался из прямых цитат:
  
  "Столица Российской империи назвалась с самого основания своего именем не русским, а немецким. Это немецкое наименование новой столицы Русского государства знаменует собою дух и направление всего послепетровского периода русской истории. Немецкие чины и прозвания, немецкий язык в изданиях Академии, не русский язык в дипломатических документах, не русский, немецкий строй администрации, немецкие канцелярские порядки даже в области церковного управления, изгнание русского языка из домашнего и светского употребления в высших общественных сферах неужели все это только внешность, пустяки, мелочи? Неужели все это не внешние признаки глубокой внутренней болезни, расколовшей духовную цельность нашего народного организма? Не объясняют ли они нам название России, отчуждение от ее народных потребностей, истории, преданий, не здесь ли должны мы искать истолкование того ненационального направления в политике, которого держались мы до самого последнего времени? Не здесь ли, наконец, ключ к разгадке, почему в настоящую пору так слабы внутренние связи наши с окраинами... Дрогнула вера в свою народность, закралось сомнение в своих духовных силах, поникло чувство личного народного достоинства чужая народность вторгается в такой народ, хозяйничает в нем, и государство, при всем наружном величии и блеске, слабеет, никнет, и не в состоянии удержать не только те приставные части, которые только и держались внешнею силою, но и те, которые по-видимому приросли к нему органически.
  
  Мы зазнались... Мы, то есть небольшая кучка, так называемая интеллигенция, космополитическая по характеру и даже по составу, если вспомнить, что уже теперь чуть ли не треть русских студентов - евреи. Зазнались перед тем громадным большинством, которое зовется русским народом, как зазнались листы пред корнями в известной басне Крылова...
  
   Но что же делать? Где искать учителей, пророков, наставников? Неужели не в среде высших образованных классов?
  
   А кто у нас первый разрушил цельность общей народной жизни, подорвал органическую силу народного творчества, кто отрекся от своей народности, от своих исторических и бытовых преданий, от духовного единства с народом, кто обезьянничал из всех сил, кто раболепствовал иностранцам, кто исказил нашу жизнь чужеземными формами, кто налагал на русский народ чужие законы развития, кто по очереди был то немцем, то французом, то англичанином, то тем и другим и третьим вместе, кто вертелся, как флюгер, по дуновению всех западноевропейских социальных и политических теорий, - кто, как не мы, как не высшие образованные классы? Что было бы с Россией, если бы не было у нее устоя в русском народе!
  
   -Значит единственное наше упование...
   -Простой народ. Вспомним все фазисы, через которые прошло развитие нашей общественной мысли, и поблагодарим Бога, что у нас есть простой народ, есть такое зерно, которого не удалось нам раздробить молотом дворянской заемной цивилизации. Это зерно сберегает в себе всю сущность нашего народного я, нашей национальной личности, всего того, почему Россия Россия. Слава Богу, что народ наш так неподатлив, так недоверчив, так упрям, так упорен, так тяжел на подъем, что все усилия переряженных из "образованного класса" разбиваются о его неподвижность. Именно благодаря консервативной силе и охранительным элементам этих миллионов устояла Русь против всех бурь и невзгод, на нее налетавших".
  
  Разночинцы-интеллигенты вместе с дворянскими потомками декабристов тащили Россию в пропасть. Там, на ее краю: "кругом измена, и трусость, и обман" (по словам царственного страстотерпца императора Николая). Все предали царя и Россию, изменили присяге высший генералитет, даже иные великие князья... А на дне пропасти... Впрочем, может быть, Россия на кресте, а вовсе не на дне пропасти? Может быть, скоро - воскресение? Или только после Страшного Суда?
  
  ...А наш суд закончился ничем. Точнее, он так и не закончился. Судебный процесс ушел в песок... Где-то в перерыве между его заседаниями (а они, перерывы, длились полмесяца и больше), мне чуть было не устроили скоропостижную смерть. Отлежался после укола камфоры - и пошли с Машей выгуливать Жульку, которую она подобрала возле школы. Собака долго кашляла. Потом выяснилось, что у нее воспаление легких.
  
  Чтобы укрепить мои телесные силы, Мария накупила мне... шоколадок. А я ничем не мог ей помочь... Приближался апрель 94-го, когда она перестала выходить на улицу. Метастазы, возле телефонной будки перехватило поясницу. Хорошо, Павел (зять) оказался дома, быстро прибежал и увел через дорогу и на третий этаж. Месяц потом сидела дома, а в мае уехала с внучками в деревню. Зря, наверное: в городе я читал ей на ночь канон Богородице, она засыпала, уходили боль и тоска...
  
  Я, конечно, не мог читать ей общеукрепляющие проповеди, не мог назидать. Сопел на кухне, выжимал морковный сок, покупал какие-то лекарства... Лишь однажды в одной из рецензий, где речь шла о совсем другом человеке (написал ее по просьбе Марии, как почти все свои газетные безделушки), я попробовал ее утешить. Надеялся: она поймет, что это и про нее. "...Если не очень бояться, то много чего можно успеть. Ну да: если знать и верить, что не все кончается с этой жизнью. ...Мы знаем, по слову Евангелия, что нет больше любви, чем когда отдаешь жизнь за други своя. А потому повторим вслед за святым Серафимом Саровским: "Если б ты знал, какая сладость ожидает душу праведного на небеси, то ты решился бы во временной жизни переносить скорби, гонения и клевету с благодарением. Если бы сама эта келия наша была полна червей и если бы эти черви ели плоть нашу во всю временную жизнь, то со всяким желанием надобно было бы на это согласиться, чтобы не лишиться той небесной радости, какую уготовал Бог любящим Его".
  
  Всякий русский, окунувшийся в политическую жизнь современной России, вскоре убеждается, что его плоть начинают есть черви самого разного калибра. И это надо принять как факт, чтобы с достоинством переносить скорби, гонения и клевету - в надежде на небесную радость, ожидающую нас за смертным порогом.
  
  ...Знание часа смерти Господь дарит лишь самым верным. Причем неважно, что станет ее причиной - пуля или тяжелая болезнь. Прочие люди чаще всего проживают жизнь так, будто впереди тысячи или даже миллионы лет, которые можно невозбранно тратить на пустяки и житейские дрязги. Те, кто получил ведение последних лет или дней на земле, обретают неоценимый дар. Они, если истинно веруют в Бога и бессмертие души, успевают переменить нрав, обрести долготерпение, кротость, воздержание, чтобы признать своим царство радости и любви".
  
  Тогда мы ещё только прикоснулись к Церкви, но Мария сразу же повела туда внучек. Да... И сразу все оказались в океане слов, задающих тон всей последующей жизни. Маша написала в тетрадке: "30. 10. 92 г. Таня и Оля собираются на улицу. Ольга почти уже совсем оделась, а Таня скачет по комнате полуголая. Таня: "Оля, нельзя так быстро одеваться, это гордыня!"
  
  Мария любила своих внучек... Да что там внучек... Однажды в троллейбусе увидела пьяненькую молодую женщину (возвращалась из кафе с дружеской пирушки). Испугалась за неё... мы проехали с ней до конечной, попросили в диспетчерской стакан воды. Маша вызвала у неё рвоту, а потом привела домой, где сразу договорилась, что к концу недели она придёт в церковь, чтобы креститься. Та, конечно, не появилась... Мы все болеем нетерпением, ждём, что за словом сразу же последует дело... Пытаемся помочь траве расти, тянем её вверх... а она вылезает из земли и может засохнуть. Но... От слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься... Помоги, Боже, найти настоящие слова.
  Вот она нарисовала... мимолётно... в ноябре 93-го. У неё ещё были в запасе девять месяцев земной нашей жизни:
  
  "Стоим на главном проспекте, ждём трамвай. Юрий Подкидышев - фотоаппаратура наперевес, Юлия Санатина - сине-серые глаза и я, стара баушка на вате. Ждём трамвай, всматриваемся в жизнь. Бригада независимых журналистов. Единомышленники. Борцы за народное счастье и противники диктатуры. Вместе делали ныне закрытые газеты "Русский союз" (последний номер), "Глагол" - пока демократия не взялась за дубинку. Теперь вот "Евразию" иногда выпускаем.
  
  Вроде неплохо знаем друг друга, а вот не знаем - поди ж ты. Открываю на днях "Уральскую газету" - там Юлины стихи: "Нет, конечно же, всё не так! Да и мы не те, что вчера..." Тайна, тайна великая каждый человек. Вот сейчас идёт пролонгированный судебный процесс над газетой "Русский союз". Истец Перлаков (фамилию меняю. - Б.П.), представитель демократической цензуры, клеит уже убитому в августе машиной Юрию Липатникову призыв к свержению государственного строя. А люди по телевизору увидели Перлакова, погружённого в судебный процесс, и звонят со смехом: "Так он же читал нам в институте научный коммунизм, основы государства Российского много лет раскачивал коммунистической пропагандой. Подавайте на него в суд, мы пойдём в свидетели!" И смех и грех. Этого истца, ей-богу, жалко даже. А, собственно, где гарантия, что я сама не смехотворна? Стою вот тут, на остановке, что в голову приходит - то и мелю своим собеседникам. А им, может, мои тирады - лишние? Почему Юля смотрит куда-то мимо, сквозь все эти политические тонкости? На какой остановке она сочинила это: "Было лето - кислое совсем. Яблоком пропахло недозрелым..."?
  
  А трамвая всё нет, и мой трёп мне самой неинтересен. Вдруг вижу: в толпе девушка. Тонкая, как... ну как что? Как веточка, принято писать. Но она на веточку не похожа. Что-то серьёзно-чистое в светлобровом лице, замкнутом цветистым платком, что-то из прошлых столетий в летящей походке, в длинном, до снега, пальто с большим песцовым воротником. Кидаюсь, не видя машин: "Девушка, простите... Откуда такая явилась в эти отряды курток, штанов и лосин? Боже! Как красиво! Как женственно! Вы сами шили это пальто?"
  
  "Сама", - ответ явно по инерции. Потом спохватывается, лицо становится строгим, неприступным: "А вы, собственно, что хотели?" - "Ничего", - лепечу. Я уже чувствую, что проиграла, не запаслась терпением и напугала бедную незнакомку. Первая глупость всегда потянет вторую. Представляюсь: "Я журналист. Можно, мы вас сфотографируем?" - "Нет, - она окончательно закрывается. - Журналист... Я не читаю газет. Извините". Она обходит меня и летит, не касаясь снега - как слаломистка, в толпе никого не задевая и всё набирая и набирая скорость.
  Юрий Трофимович с Юлей уже возле меня: "Ну что ты людей пугаешь? Разве так можно?.."
  
  Нельзя, милые мои, конечно, нельзя. И всё-таки: что это было? Чьё видение? Дуновение? Прошлого или будущего? Или того и другого вместе? Говорят, наша жизнь - поток, бегущий сразу в двух противоположных направлениях"...
  
  В конце 92-го, уже смертельно больная, Маша отправилась в дальний посёлок, на запад. А в 93-м вышел её очерк в "Уральском следопыте" - "Кленовая моя, Кленовая..." Она работала до последнего.
  
  "В Кленовую пришла зима. Уже в три часа ночи, глянув в подрисованное окошко, я догадалась, что утром нам придётся вспахивать белый снег. Чем до боли цепляет Кленовая: здесь слова обозначают то, что и должны обозначать: речка - так речка, а не какая-нибудь говнотечка. Лес - так лес, рябчики на столах не переводятся. По ягоды пойти - не с трёхлитровым бидончиком с восхода до заката спину гнуть - а ведро, не сходя с места. Вот и снег: уж и вправду - белый!
  
  Раннее утро, светово ещё не обозначенное. Пылим мы с Юрием Трофимовичем по снежной целине, он рыцарски пашет впереди, ботиночками прокладывая дорогу. Обычное дело, мелочи, так и должен поступать мужик - не мне же его за собой вести. Но перевёрнутость нынешних представлений всё же обрабатывает, и я готова прослезиться. Ладно, колючий ветер со снегом в лицо не даёт, да и Трофимыч обижается, когда его благодарят".
  А начинается очерк так:
  
  "Глава первая. В ЛАДОНЯХ БОЖИИХ
  Самым сильным впечатлением того весеннего дня была служба. У стен разрушенной Свято-Никольской церкви сам архиепископ Екатеринбургский и Курганский Мелхиседек осеняет крестом наши повинные головы. Довольно ветрено, но свечи не гаснут, а только трепещут, пугают возможностью погаснуть, и мы, не умеющие ещё всем сердцем полагаться на волю Божию, прикрываем - каждый свою - свечи ладонями. Кленовские стоят, склонив головы, некоторые на коленях. Нас окружают зелёные горы, такие высокие здесь, что кажется: лес этот с облаками на его вершинах - нездешний, и голоса певчих - голоса незримых в вышине. На литургии много молодёжи - парни рослые, красивые: дети льнут к свечам. Мы все - как будто в ладонях Божиих, жалеемые и прощаемые на этой Кленовской земле..."
  
  Юра сделал там снимок как раз вот такой: Мария стоит с горящей свечой. Прикрывает свечу ладонью. Сейчас огромная фотография висит над кроватью Ольги, нашей внучки. Может, эта свеча удержит её на всю жизнь возле Церкви? В Божьих ладонях, в свете, тепле и радости.
  
  Мария почти всегда делала свои газетные вещи как репортаж. Каждый мог путешествовать вместе с нею, ходить с ней по снежной целине и по лестницам, входить в дом, в квартиру, в церковь:
  "В Кленовой уже почти ночь; 603-й, красноуфимский, обронив нас прямо на приснеженную железнодорожную насыпь, уходит, рассекая темень огнями. Мы идём с Подкидышевым вслед ему до переезда. Здесь нас должна встретить Тамара Яковлевна на своём "мерседесе", то бишь "запорожце". Но никого нет, только два приземистых мужика с котомками да высокий парень - руки в карманы - обгоняют нас. Кленовские горы в ночи завораживают больше, чем днём. За ними, где-то в глубине неба, свет - здешнее "северное сияние".
  
  Я ещё не знаю, что завтра вечером здесь, в деревне, мне прочтут стихи оттуда, с этого тихого мерцающего неба. Стихи Валерия Клёнова:
  
  Кленовая моя, Кленовая,
  ты тоска и радость моя.
  Здесь от хутора и до края
  В старых окнах душа твоя...
  
  Валерия убили в городе: подошли на улице и ткнули чем-то острым, беспощадным... Я ещё не знаю этого, не вижу синих глаз его сестры Нины, протягивающей мне черновики недописанных стихов. Я стою за переездом, как бы у входа в село, и просто чувствую и понимаю, что этот свет с неба что-то означает.
  
  ...Второй час ночи. Мы сидим на маленькой кухоньке, согретые травяным чаем, планируем завтрашний день. Глава администрации сыплет и сыплет в мой блокнот имена. Я на глазах созреваю и уже готова бежать по заснеженной кленовской дороге - на ферму, в тракторный парк, в школу, в больницу, в пекарню, в аптеку, в детский сад - навстречу людям, которых не знаю, но очень хочу узнать".
  
  И пошли Маша с Юрой рано утром: на ферму, к механизаторам, в детский сад.
  
  "...Я противник детсадовского воспитания. Сама росла на воле: одна под замком с двух лет - лишь бы не ходить строем на горшок - и детей с пеленок в казарму не отдала. Но 27-й Кленовской - статья особая. Прохаживаясь по этому уютному дому и вспоминая свою единственную военную Машу с криво пришитой рукой и плоским, прямо на тряпичном лице нарисованным носом, я в который раз убеждалась, сколь неодномерна жизнь. В 27-й сама бы пошла хоть завтра, в любую группу и в любом образе - хоть куклой, хоть мишкой плюшевым. Уменьшилась бы до размеров Карика и Вали, уселась бы за белую скатерть против вон той Алёнушки и попивала бы из расписной чашечки "как будто чаёк". И носились бы со мной, как с писаной торбой, не только дети, но и все эти чудные молодые женщины... Сама заведующая справлялась бы о моём здоровье. Ничего покупного я бы не носила, всё индпошив, а детишки никогда не ссорились бы из-за меня, ни из-за других кукол, потому что крестьянские дети не приучены хапать, не поддаться на соблазн для них ничего не стоит. Детский садик - это тоже опора совхоза, все связаны здесь кровными узами, воспитатели и родители ходили в одну школу, и крестные в деревне не сосчитают, наверное, всех своих крестников.
  
  Почему-то коренные кленовские все синеглазые. (А мы-то вот с Марией в этой нашей земной жизни были кареглазыми, и дети наши.) И в глазах больше неба, чем речек - незамутненная синь и грусть. Нина Павловна Изгагина, заведующая, всё шутит, шутит. А глаза печальные. Мы сидим в её кабинете - самой крохотной и тёмной комнатушке, наверняка задуманной строителями как подсобное помещение. Нина Павловна без ломания отвечает на мои вопросы..."
  
  Люди всегда с удовольствием отвечали на её вопросы. Что-то в ней было эдакое... Эдакое - незнамо какое, за что люблю её до сих пор. По сю пору и навсегда?
  
  "Свято-Никольская церковь стоит в лесах, в самом центре села. За спиной у неё река Пут - внизу, где-то у подножья; пред изувеченным Ликом храма - все мы, грешные, непокаянные. Тамара Яковлевна говорит: "Пока не восстановим - не будет нам покоя".
  На трехсотлетии села, когда заканчивалась служба и голоса певчих перелились в магнитофонный колокольный звон, усиленный динамиками, не могу оторвать глаз от иконы Божьей Матери. Она вынесена из рабочего кабинета Ноговициной и стоит теперь на обвалившейся паперти и плачет о нас невидимыми слезами. Помоги нам, Божья Матерь! Научи опомниться! Шепни в наши забитые роком уши: "Вы дети Святой Руси..."
  
  Мы снова покидаем Кленовую. Метёт, метёт на дорогу, автобус продвигается медленно, осторожно, качается за окном снежный лес. Нас посадили к артистам (автобус заказной)... Мы сидим с Подкидышевым в самом конце длинного салона, на голову мне то и дело наезжают чёрные кожаные (или клеенчатые?) чехлы, в которых полосатые костюмы. Чехлы садятся на голову так настырно, что сопротивление бесполезно, и выход один - терпеть.
  
  Я и терплю, и думаю о Клёнове, Нинином брате. Он ведь не Клёнов был, это псевдоним. Ему выпала тяжкая земная доля: кленовым листом, сорвавшимся с родимого дерева, кружить и кружить и нигде не находить причала. Ещё мальчиком мечтал о небе: летать бы среди звёзд и глядеть, как падают они и гаснут в тёмных озёрах. Но в лётную школу не приняли, закончил авиатехническое училище, младшим лейтенантом ушёл в армию. После неё попал на философский факультет университета, где схлестнулся с комсоргом Бурбулисом. Пришлось уйти, закончил наш горный институт.
  Валерий жил в городе как неприкаянный. Вроде бы и семья, и работа есть, но... Механизмы были не его делом, последнее время он всё чаще повторял: "Так я устал, надо в деревню уезжать". Уже после смерти брата Нина найдёт эти строчки, обращённые к родненькой Кленовой: "Млечный путь над твоею дорогой, август дарит таинственный свет, звёзды падают в огороды..." Жизнь оборвалась, как строчка: бежала, бежала и - стоп.
  
  Душа Клёнова исполнила свою детскую мечту - поднялась к небу (только-только прошло сорок дней), притулилась над деревенским кладбищем. Будем ждать теперь, когда из маленькой точки над рекой Пут рванётся навстречу ей колокольный звон. Не магнитофонный - малиновый".
  
  Маша не дождалась, ей оставалось пребывать на земле меньше двух лет. А ходить по ней своими ногами - и того меньше, всего-то годик с небольшим. В Иоанно-Предтеченской церкви Екатеринбурга под иконой святого Серафима давно стоит ящичек для пожертвований - на реставрацию кленовского храма (рядом - "моя" икона Богородицы - Всех Скорбящих Радость, я ж родился шестого ноября). Колени батюшки Серафима Саровского утвердились на камне, мы припадаем к иконе, но... Пока что в Кленовском совсем недавно чудесным образом воздвигнуто хорошее двухэтажное здание, где обосновались молитвенный дом и воскресная школа. Через десять лет после того, как Мария и Юра пахали там ботиночками снежную целину. Млечный путь над твоею дорогой, август дарит таинственный свет...
  
  Через неделю... или через месяц... после своего дальнего кленовского путешествия они вошли в подъезд уралмашевской шестнадцатиэтажки. "Подкидышев, оглядывая обшарпанную бетонную стену коридора, на которой болтались почтовые ящики с вывороченным нутром, стал говорить мне, что Таню в ТАКОМ доме не снять, надо на природу - чтоб опавшие листья у ног и берёза у плеча. Конечно, иметь дело с берёзой да травой, да речкой - мечта каждого, и могу себе представить, какой была бы возле берёзы Таня, но, увы, не среди берёз живём мы, добровольные узники каменных кварталов, и я должна была поглядеть на Таню дома, в четырёх стенах.
  
  В лифтовую клеть с нами втиснулась влюбленная пара и пожилая женщина с сумкой, из которой торчал починенный сапог с белым номером на подошве, и мы в какой-то нелепой близости поплыли вверх, стараясь не глядеть друг на друга.
  
  Договариваясь с Таней по телефону - она звонила мне с автомата, и было слышно хуже, чем по сельской междугородке, - я забыла спросить этаж, и мы вышли наугад на четырнадцатом. Кое-как разглядев номера квартир, нацарапанные прямо на стенах, поняли, что надо спуститься ниже. Отыскали пешеходную лестницу и, минуя леденяще-открытый, какой-то гибельный балконный пролёт, пошагали вниз, раздражаясь гулкостью собственных голосов.
  Вот уж чего не представляла - так босую Таню... Год назад она пела на вечере русского романса. Гремело фортепьяно и звучали голоса студентов музыкального училища имени Чайковского. Она устремила взор куда-то в далёкие выси и запела небесным голосом. Слушатели завозились в сумочках, отыскивая платочки. Отчего они плакали? Трудно объяснить... Трясти слова "русское возрождение" уже не хочется - залапали, замусолили их на стылых пропагандистских перекрёстках. Но люди плакали, и от этого никуда не деться. Она пела, чуть покачиваясь, как тростинка в безветренную погоду, и, казалось, не она поёт, но ангел небесный кружит над нашими горестными приватизируемыми головами.
  
  Так и была она для меня этот год нашего знакомства существом околоземным, хотя и встречались мы в самых бытовых сценах жизни. А теперь вдруг эта босоногость и застенчивая радость, с которой она расталкивала наши одёжки в тесной прихожей. Ничего ты, журналист, в людях не понимаешь, спустись на землю: она же в доску наша, простая русская девчонка.
  
  В доме пахнет пирогом, под ногами крутится маленькая Аня, Анна Юрьевна двух с половиной лет. Мы проходим в комнату, где пианино, диван, столик и два кресла - роскошь былых времён. За окном, в застеклённой лоджии кроличьи шкурки на верёвке - развешаны, как бельё. "У тебя что, муж скорняк?" - "Нет, инженер, но жить-то надо".
  
  Да уж...
  Свернуть Таню на промывание бытовых трудностей не удаётся. Единственная деталь, которую она проговаривает с расстановкой, это - СЕМЬДЕСЯТ СЕМЬ! ТЫСЯЧ!.. востребованные с неё в Уральской государственной консерватории и положившие конец её обучению в высшем заведении. Разве может её семья заплатить такие деньги? Я говорю Тане: а может, это промысел Божий? Может, ты лучше сохранишь свой дар, не подставляя его под опыление устоявшихся стандартов? Таня смеется и называет имя уважаемого человека, который говорит ей то же и тоже считает, что раз дан голос, неразъёмный с душою, так и служить он будет для просветления души.
  
  ...Бабушка услышала, что Таню терзают журналисты, и решила принять участие в создании образа любимой внучки: "Она ведь меня как купает, знаете ли! Ни один пальчик на ногах не забудет. Я наклоняться вовсе не могу, так она всю меня вышоркает, намоет - ну как ребенка!" У бабушки очки, и огромные линзы мешают вглядеться в глаза, но я с голоса чувствую, как сияет она, расписывая Танины подвиги.
  
  Мне хорошо в этом доме, и Подкидышеву, кажется, тоже не грустно. Юрий Трофимович усердствует так, как если бы его привели в дом всемирно известной певицы. Он отлично знает, что в газету больше одного снимка не возьмут, но всё снимает и снимает, как будто кто-то из будущего попросил его об этом.
  ...Нас приглашают к чаю. На стол Таня накрывает проворно и вместе с тем как-то застенчиво-грациозно. Умела бы я писать стихи - хоть в стихах описывай это лёгкое скольжение вокруг стола. Иголочка-Таня и ниточка-Аня, которая точь-в-точь повторяет мать. В итоге перед нами скатерть-самобранка, и в центре её пирог. Вместо того, чтобы углубляться в изучение характера моей героини, я, кажется, слишком торопливо соглашаюсь отведать его и, не дожевав первого кусочка, начинаю выспрашивать рецепт, тем более он мне оказывается сердечно близок - дешёвый.
  
  Что же касается характера и "тайников души" - я ведь кое-что уже знаю о них. Их легко разгадать, если глядеть в Танины глаза. В них такая глубина, что становится страшно: с такой родниковой чистотой трудно жить в наше время... Но что же я делаю: ведь понимаю, что это обывательский испуг. Нет, нет, я так не думаю и прости меня, Таня. Я знаю, что ты счастливая, потому что сохранить себя такой, какая ты есть, - счастье.
  Однажды мы стояли с Таней на остановке в "час пик", в центре грохочущего, гудящего Города. Мы спешили в дом писателей Урала на вечер, посвящённый Пушкину, и всё не могли выбрать троллейбус, в который можно втиснуться. Я беспрерывно смотрела на часы, спускалась с поребрика, чтобы лучше видеть, скоро ли очередное, распираемое изнутри транспортное чудище подползёт к остановке, и гадала, вберёт ли оно и нас, наконец. Таня стояла спокойно, в какой-то внутренней тишине, только едва заметно покачиваясь. Я поняла, что она поёт.
  
  Как я завидую ей! Мы в троллейбусной давке оберегаем авоськи, с тоской подсчитывая просаженные гроши, соображаем, сколько же порций можно сварганить из купленного за триста рэ килограмма и хватит ли понюхать остатков на завтрак или всё подчистится в ужин... А она... Она не то чтобы не думает об этом, но думает иначе, потому что в нас во время такого думанья кипит раздражение, а в ней звучит музыка. Или молитва?
  
  ...За окном быстро темнеет, и нам пора. Перевернём по деревенскому обычаю чашечку кверху дном - мы окончили чаепитие, спасибо хозяевам. Мы ведь и пришли-то, собственно, только сфотографировать Таню. А писать... Писать о ней, наверное, буду долго ещё. Пределы, кои оставлены для её голоса, определит только время. А я люблю дожидаться его суда".
  
  Это газетный номер, увидевший свет в ноябре 1992 года. Повторяю: Мария уже всё знала про свой рак. Но... "писать буду ещё долго". Да чего там... Я и сам через год надеялся - вот дотянем до лета... вот что-нибудь... вот как-нибудь... Господи, помоги. Теперь себя убеждаю: Бог лучше знает то время, когда надо взять нас к Себе. Он хочет спасения души моей Марьюшки, а не моего душевного комфорта. Нашёл вот свою старую бумажку, где убеждаю себя: "В раю будет всякий, за кого, любя, молится после успенья хотя бы одна живая душа на земле. Значит, искорка любви теплится в душе усопшего и молитвами можно разжечь её в пламень". Такой вот премудрый пискарь.
  
  ГОНЧАРЕНКО, ЦЫБУЛЯ, ВЕРХОВСКИЙ, ВОРОБЬЁВ, САВЕЛЬЕВ...
  Объединяю этих очень разных, иногда даже противостоящих друг другу людей одной строкой. Мне всё равно не понять, что же их в действительности разъединяет, да и не моё это дело. В 90-е годы их так или иначе объединяла борьба с разрушителями России.
  
  ...РоковАя и рОковая (под грохот рок-н-ролла) перестройка Государства закончилась его распадом. Весной 93-го, во время противостояния президента и парламента, мы ещё успели выдать репортаж (до нашей земной разлуки - ещё больше года):
  
  "Отлученные за политические убеждения от наших демократических средств массовой информации, мы решили прибегнуть к известному кустарному жанру - листовке. Купили 300 граммов муки, сварили клейстер и пошли на главную площадь города, чтобы хоть таким способом высказать своё отношение к президенту и его команде.
  Но не тут-то было. Только бережно промокнули чистой тряпочкой листовку на стене горсовета - позади топот ног: "Пройдёмте!" Благо идти недалеко - к милицейской будке как раз напротив памятника Ильичу. Помнится, она здесь появилась в конце 70-х - начале 80-х, когда кто-то у ног вождя мирового пролетариата написал "Свободу политзаключённым!" Сам первый секретарь Свердловского обкома КПСС тов. Ельцин как раз и придумал будочку, посоветовавшись, по-видимому, с окружением.
  
  Стоим возле будки, рядом милиционер с дубинкой смущённо улыбается, а другой внутри таинственно переговаривается с начальством по телефону. Холодно. Наконец, нам оглашают приговор: листовки изъять, задержанных переписать и отпустить. (У меня тогда был один документ на троих - читательский билет публичной библиотеки. - Б.П.)
  
  Первое нас не устраивает, второе и третье - со всей душой. Снова закрывается будка, снова консультации "на высшем уровне". Теперь решение соломоново: листовки изъять в количестве 1 шт. каждой разновидности, второй и третий пункты - в силе. Пока нас переписывают, приезжает автомобиль с мигалкой. И ещё ребята в милицейской форме и без оной откуда-то набегают.
  
  Раздаём каждому по экземпляру. Берут, читают, видят, что в листовках ничего особенного: "Нам нужна твёрдая власть. С Ельциным мы рухнем" (и карикатура).
  
  Допытываемся у офицера из машины с мигалкой:
  - А почему наши листовки клеить нельзя?
  - На здании горсовета ничего клеить нельзя из санитарно-гигиенических соображений.
  - Так вон же американская фирма "Ле Монти" свои бумажки развесила. "Багира" в публичный дом зазывает. Это можно?
  - Это можно...
  
  В конце концов разговор сводится к следующей сентенции: "Поймите нас правильно. Вы к власти придёте - ваши приказания будем выполнять. А пока что за политические листовки, если появятся на площади, накажут дежурных милиционеров".
  Что ж, каждый готовится к референдуму, как умеет. Господин президент монополизировал "электронные" средства массовой информации. Ему подчиняются госбезопасность, армия, МВД, милиция. Может быть, для убедительности скоро танк поставят у нас на площади?"
  
  Потом, в мае, эту нашу вешицу опубликовала газета "День". А ходили с листовками мы с Машей да Раиса.
  Танки вышли к парламенту через полгода...
  
  Тогда же, в начале 93-го, в "Русском вестнике" (Љ2) вышла предостерегающая статья:
  "Пока мы не опомнились, после мертвечины коммунистической цензуры - без передышки, под грохот речей о "свободе" - пришла "демократическая" грязь. Но в духовном отношении и то, и другое имеет один источник - дьявола, и сводится к одной цели - антихристианству.
  
  ...Одолеть врага и выйти на духовную свободу мы можем только с помощью Божьей, молитвой и постом, благодатной силой таинств святой Православной Церкви. Иначе мы так и будем попадать в ловушки, которые в изобилии расставил нам враг. У него есть испытанные приёмы на этот счёт.
  
  Первый - это еврейский вопрос. Нет ничего лучше, испытаннее для того, чтобы оклеветать и обессилить русское патриотическое движение, чем свести его к еврейскому вопросу. Дьяволу только этого и нужно - чтобы мы считали врагом кого угодно, только не его, нашего настоящего, реального врага, действующего через грех, который есть в каждом человеке. Это не значит, что не нужно быть внимательным к антиправославным, антинародным замыслам - это будет уже другая ловушка, с другой стороны. Но в том-то и дело, что без истинного воцерковления мы будем постоянно попадать то в одну, то в другую ловушку, давая врагу осуетить себя духом мира сего.
  
  Второй приём - это одеть нас в соответствующую форму, дать нам в руки красные знамёна, факелы, портреты Ленина, Сталина, книги Гитлера. Под любыми предлогоми. Явно и тайно - так же, как почти незаметно он ввёл в оформление газеты "Память" и в орнамент изображённой в ней русской рубахи - свастику (1992, Љ4, с.14 и 16). В какую бы сторону ни были загнуты концы свастики, какие бы исторические "основания" у неё ни были, её духовная суть одна: лишь бы только не икона, не православный крест.
  
  Вот почему святитель Тихон не благословил Белое движение. Они говорили: "Хоть с дьяволом, только бы против большевиков". Но дьяволу только этого и нужно. Так же, как сегодня ему нужно, чтобы мы говорили: "Хоть со Сталиным и Гитлером, только бы против сионистов". Но победа реальная может быть только с Богом.
  
  Вот почему наша Церковь, как мать, оберегает нас от подобных ловушек".
  
  ...После Пасхи Марию соборовал иерей Сергий Суханов, у которого я потом работал на православном телевидении вплоть до начала нового тысячелетия. А через месяц после соборования мы с ней уехали в деревню - до августа, когда был убит Юрий Липатников, председатель "Русского союза". Его отпевали в храме Вознесения Христова, а сороковой день пришёлся уже на конец сентября - на время противостояния парламента и президента.
  
  Тут опять появилась Раиса. С одной стороны, это несчастная и бездомная овечка, а с другой - прямо какой-то неистовый Виссарион. Карбонарий. Да-с... В сентябре 93-го Раиса быстренько накарябала плакат: "Ельцин - путчист! Его место в Матросской тишине!", и мы встали вдвоём возле огромного дома, где обитала наша областная власть. Мария не могла придти, поскольку сидела дома с внучками. Было холодно... Снегопад... Депутаты и функционеры администрации ходят туда-сюда, одобрительно хмыкают или неодобрительно хмурят брови. Один остановился и начал срамить: вы, мол, десять лет назад за такое где бы оказались? А сейчас вам Ельцин разрешил, так вы и обрадовались...
  
  А чего он нам разрешил? Мы без его разрешения пришли. Как и недавней весной - после его "недоворота".
  
  На следующий день туда пришёл чуть не весь "Русский союз", стояли долго со всевозможными плакатами. Опять замерзли, свернули транспаранты в трубочку. Уже стояли как самые обычные обыватели, готовые разойтись. Но тут приехала милиция, майор с лейтенантом стали что-то выкрикивать, за руки хватать. Мы очень удивились: чего это они теперь-то беснуются, когда и повод совсем исчез? Лейтенант предложил пройти в отделение, и мы отправились к милицейским машинам... Но вмешался какой-то подполковник, хватило ума нас отпустить. Испугался: а вдруг Ельцин в самом деле скоро окажется в "Матросской тишине"? Или в самом деле был честным человеком.
  
  Потом вместе с депутатом горсовета Алексеем Гончаренко организовали "комитет защиты конституционного строя", который и заседал у Алексея в рабочей комнате. Кстати, там вместе с нами работал директор лицея Юрий Владимирович Савельев. Впрочем, лицей его потом задавили городские власти... в дружеских объятьях.
  
  Выпускали всевозможные листовки и клеили их на стены, стояли в пикетах... "Русский союз" митинговал на Плотинке, вдали от коммунистов, которые боролись с антинародным режимом под тем самым памятником Ильичу... А я в перерыве катал внучек на лошади в Историческом сквере. Их не с кем было оставить дома.
  Однажды (уже 6 октября) высадили десант возле ракетостроительного завода имени Калинина. Шла домой смена, а мы раздавали листовки... Минут через 10-15 быстро снялись и исчезли в метро. ОМОН прозевал нас.
  
  Вот кусочки наших машинописных пресс-бюллетеней под рубрикой "Нет Конституции плохой или хорошей. Есть Конституция действующая. Иначе - гражданская война":
  
  "Пресс-бюллетень Љ3. Из интервью председателя Екатеринбургского горсовета Сакмарева пресс-центру комитета защиты конституционного строя: "Я не считаю, что в стране государственный переворот. И вот так говорить, что надо сейчас стоять на защите данной конституции - это гнать дальше зайца в тупик. - Корр.: Карманнику вы также посоветуете не соблюдать конституцию? - Сакмарев: Эта конституция на карманника работает".
  
  Љ4. 30 сентября на площади перед кинотеатром "Космос" по инициативе комитета прошёл многолюдный митинг в поддержку конституционного строя России. Выступали народные депутаты областного, городского, районных советов, представители общественно-политических объединений, партий, общества "Долой трущобы", граждане.
  
  Принята резолюция: "Сегодня ясно, что Ельцин не способен управлять Россией, за него правит камарилья. ...Если мы предадим Верховный Совет, Россия не простит нам Ельцина. Спасение сегодня в решительных действиях в защиту конституционного строя, в одновременных выборах президента и Верховного Совета с достаточным сроком для подготовки к выборам. Ведь на этот раз мы не должны ошибиться в наших кандидатах!
  
  Граждане, призываем вас к всеобщей политической стачке в защиту законно избранной власти, против государственного переворота! Требуем отозвать Екатеринбургский ОМОН из Москвы!"
  
  Љ 6. Шестого октября, 15 часов 45 минут. В 16 часов проходная завода им. Калинина начнёт выпускать первую смену. Мы стоим в пикете рядом с "торговыми точками": после работы у проходной можно купить на ужин рыбу, изрядно помятые помидоры, бледное мясо.
  
  Наши плакаты написаны наскоро - темп и качество диктовали кровавые события в Москве: "Ельцин объявил войну своему народу", "Соотечественники! Требуйте эфир для оппозиции!" Нас в пикете одиннадцать человек. Кто без плакатов - с листовками, в которых весь кровавый день 4 октября расписан по минутам.
  Начинает подходить народ. Какие-то две женщины сходу кричат нам, что мы красно-коричневые. Мы не обижаемся, их зомбировало телевидение, они не виноваты. Готовимся к тому, что сейчас, когда выйдет смена, агрессивная реакция удесятерится. Но происходит прямо противоположное. Люди, минуя рыбу и помидоры, идут к нам. У пикета образуется текучая толпа, сотни рук тянутся к листовкам. ЛЮДИ ХОТЯТ ЗНАТЬ ПРАВДУ. (Пикет тогда организовал коммунист Юрий Георгиевич Цыбуля.)
  
  ОДА ЧЕТВЁРТОМУ ОКТЯБРЯ
  Наш президент наконец победил полностью и окончательно. Раз и навсегда. Чего-то надо теперь сказать по этому поводу, но так, чтобы не попасть в тюрьму. Наверное, было бы благоразумно теперь его расхваливать каждый день. Например так.
  
  Да здравствует вождь народов России, самый мудрый в мире реформатор!.. Да здравствуют самые свободные в мире цены на хлеб!.. Да здравствует наш кремлёвский самый лучший в мире соловей, посуливший нам счастливую жизнь к концу 1992 года! Он даже перевыполнил своё обещание, потому что счастливая жизнь наступила гораздо раньше. Теперь у нас самая низкая в мире плата за электричество, квартплата и пр. С президентом связано всё самое драгоценное в нашей жизни: расцвет духовности у нас в России, ликвидация чиновничьего воровства и коррупции, искоренение проституции и грязной порнографической пропаганды. Он освободил нас от цензуры: левый, правый, центрист и даже самый простой человек вне партий и политики может прийти на телевидение и запросто высказать своё плюралистическое мнение. Он создал самую сильную в мире армию - почти как в (Южной) Америке или в Новой Гвинее. Нашим детишкам он подарил самое счастливое в мире детство.
  
  Вместе с ним надо бы пропеть оду нашим радикальным демократам. Но уже просто не хватает слов, дыхание перехватило: такое впечатление, будто железная рука держит за горло...
  
  НЕ ОТЧАИВАЙТЕСЬ!
  На Россию надвигается ночь. Но мы ещё не в кромешной тьме. И это не первая ночь в двадцатом столетии. Вспомните: в 1917 году рухнула великая империя, в 1918-м убит русский император с семьёй, уничтожено русское дворянство, купечество, в 1929 году началось уничтожение русского крестьянства, продолжилось уничтожение казачества.
  
  Вместе с физическим геноцидом шло уничтожение народной души, насильственное изъятие из неё Бога. Сегодня духовный геноцид в расцвете. Но оглянитесь вокруг: несмотря на массированную пропаганду насилия, жестокости, порнографии, несмотря на духовное растление, истекающее из теле- и радиорупоров, - мы живы! Мы живы - несмотря ни на что.
  
  Атеистический красный режим рухнул и точно так же рухнет жёлтый режим, введённый перекрасившимися партократами. Власть сатаны - князя мира сего - призрачна. Она влачит существование, только паразитируя и попирая святыни. Но святыни бессмертны. Поэтому - не отчаивайтесь! С нами Бог, если мы Его не забыли. Мы же Его не забыли?
  
  ПАНИХИДА
  Шестого октября мы собрались у креста на Вознесенской горке. Пришли на православную панихиду по убиенным в Москве. Душам погибших нужны наши молитвы.
  
  Ветер гасил свечи... На всякий случай приехали милицейские машины, но хулиганов не было - никто не посмел кощунственно помешать нам и священнику исполнить свой долг: "Вечная память невинно убиенным в междоусобной смуте и православным защитникам Отечества..."
  
  За театром юного зрителя что-то горело, шли к небу клубы чёрного дыма. Слава Богу, это пока не дым гражданской войны. (Это написала Мария.)
  
  НА ПРОВОДЕ МОСКВА
  Закрыта газета "Советская Россия". В связи с чрезвычайным положением? Но почему другие газеты выходят? Дозваниваюсь до корреспондента "СР" Галины Орехановой. Она была свидетелем кровавой провокации в Москве.
  
  Мария Пинаева: Галина Александровна, сейчас вы дома... а днём? Что с газетой?
  Г.О.: Газета закрыта, но мы на рабочих местах. Были попытки вышвырнуть нас из здания, но мы на провокацию не поддались. В интервью, данном компании Си-Эн-Эн, главный редактор В.В.Чикин выразил надежду, что после отмены чрезвычайного положения газета начнёт выходить.
  
  М.П.: Почему средства массовой информации не называют количество жертв? Не называют имена - только некоторые?..
  Г.О.: Жертвы прячут. Людей погибло жуткое количество, в основном простые люди. Скажите, как в Екатеринбурге, на Урале переживают события?
  
  М.П.: Тяжело. Люди уже давно начали понимать, что за "свободу" принёс им Ельцин и его команда. Телевидению не верят. Желание знать правду неостановимо. Несмотря на угрозы из Москвы, люди звонят к нам в комитет, приходят, предлагают помощь.
  
  Г.О.: Дай-то Бог. Одно вам могу сказать: если в регионах не поймут, не узнают, что на самом деле произошло в Москве - с Россией скоро будет покончено. Не дайте разогнать Советы.
  М.Пинаева. По телефону: 07.10.93 г., 20 час. 45 мин.
  
  НОВОСИБИРСК
  Новосибирским комитетом защиты конституционного строя выпущено до 5 октября девять пресс-бюллетеней. В них - правда о происходящем в Москве.
  
  В городе идут митинги. Один из них - у Новосибирского радиотелецентра. Не побоялись наши товарищи сказать, что они думают о тех, кто визжит о "победе" ельцинизма.
  Председатель областного Совета В.Муха исчез из облсовета после посещения Новосибирска С.Шахраем. Людям объяснили: председатель устал.
  
  БЕЗ НАРКОЗА
  Что такое куча? Одна песчинка - это куча? Нет... А две? Тоже нет... А три? Вроде тоже не куча... Ну, так сколько песчинок надо уложить рядом, чтобы иметь право сказать: да, это самая настоящая куча?
  
  Можно и по-другому. Бурбулис - это народ? Нет... А Бурбулис с Шумейкой? Нет... А Бурбулис, Шумейко да ещё какой-нибудь Шейнис? Вроде тоже пока народа не получается... Но если присовокупить к Бурбулису сто пятьдесят миллионов нашего брату, то всё в порядке.
  
  Правда тут начинаются проблемы иного рода. Если все мы вместе с Бурбулисом, Гайдаром, Ельциным, Шейнисом, Боннэр и другими - это народ, то как понимать такие заявления: "Мы сделали вывод, что единственный выход: это реформы по чилийскому варианту. Но мы почему-то думаем, что их проводил в жизнь Пиночет. Ничего подобного. В его задачу входило одно: не мешать американским экономистам из гангстерского города Чикаго проводить экономические реформы. В случае чего перестрелять или разогнать демонстрацию. Проще говоря, там провели операцию без всякого наркоза, только держали больному руки, ноги, чтобы он не дрался. У нас нет денег на наркоз. Нужна команда, которая сумела бы сделать в этих условиях операцию. У Гайдара, например, есть интересные ребята: молодые, ищущие". Это из интервью депутата Свердловского облсовета Евгения Королёва ("На смену!" 1992, 15 января) - про то, какие они с Бурбулисом хорошие мыслители и практики.
  
  А проблема тут такая: почему бурбулисов нельзя резать, зашивать и снова резать, а всех остальных - можно? Или всё-таки бурбулисы - это не народ? Но в любом случае: спасибо за откровенность. Уже на пороге предупредили, что резать будут по живому. В роли живодёров - сытые, лоснящиеся московско-чикагские мальчики, а "силовые структуры" услужливо держат нас за ноги и за руки. Кто вот только трупы таскает после очередной бойни?"
  Б.Пинаев.
  
  Такой получился пресс-бюллетень.
  ...Ночь с третьего на четвёртое октября провели в горсовете у Алексея Гончаренко. Я хотел всю ночь героически сидеть на стуле, но Мария устроила мне спальное место. Уж сейчас не помню... стулья сдвинула? Сама ушла в другую комнату вместе с Раисой. Там на диванчике прикорнула. Да ведь, наверное, и не спала... Там же, у Гончаренко, были наши друзья: Юра Цыбуля, Юра Савельев (первый мне потом денег на дорогие лечебные капсулы достал, а второй - дал автомобиль свозить Марию на последнее соборование; по сю пору им благодарен).
  
  В воздухе пахло грозой, сновали туда-сюда омоновцы... Мария вечером вручила мне магнитофон, и мы с ней отправились интервьюировать председателя городского совета. Но уговорам он не поддавался, как и милицейский полковник, мчавшийся в сопровождении свиты по коридору. Ах, не хотели они переходить на сторону законного парламента...
  
  А мы-то, наверное, очень хотели, чтобы к власти пришли Руцкой с Хасбулатовым... Хорошо, что Руцкой потом всё-таки прикоснулся к власти, и все увидели, что это за фрукт. Такие мы были русские национальные политики... Впрочем, мы защищали парламент, а не Руцкого с Хасбулатовым... Да? Но к власти в любом случае пришёл бы... нужный человек?
  
  В ноябре 93-го Маша ещё успела написать: "Итак, последняя сессия горсовета. Стою в дверях, гляжу, как рассаживаются депутаты. Внешне всё - как обычно. Рукопожатия, какие-то негромкие друг другу слова. Кто-то вроде бы и весел. Это натянутое "вроде бы" сильно бросается в глаза, потому что над Россией тучи, и нормального человека это обстоятельство развеселить не может. Даже если он "перспективный" депутат, и его после разгона Советов возьмёт к себе глава администрации. Тучи над Россией пролились кровавым дождём. Пока в Москве. Это грозно притаившееся "пока" где-то и здесь, в этом зале с мягкими креслами цвета бордо...
  
  Вечер этого дня завершился вполне в русле логики предшествовавшего действа: в комиссию по самоуправлению ворвались караульные из милицейского отряда быстрого реагирования и надели наручники на депутата А. Гончаренко. Подробности - ниже, в интервью "Ледяной ветер".
  
  Мария передала эстафету мне, а бесстрашный Юра Нисковских всё это напечатал в своей "Уральской газете":
  
  "И вот теперь, наконец, можно бить депутатов. Раньше была какая-то неразвитая, даже недоразвитая демократия: если он народный избранник - так его и пальцем не тронь. Сидишь за столом в пятнистой форме, берет, пистолет в кобуре - сидишь, чтобы депутата не обидели. И вдруг теперь всё наоборот, теперь эти депутатишки оказались как бы в концлагере... Сторожа теперь снова начальство - как в 1927-м или 37-м...
  
  Может быть, преувеличиваю? Что ж, послушаем депутата, председателя комиссии по управлению и самоуправлению.
  - 29 октября, после сессии, где нам объявили об упразднении екатеринбургского Совета, я пошёл на своё рабочее место. Пятница, надо было завершить все дела в комитете защиты конституционного строя. Впрочем, я и до этого раньше десяти не уходил. В 21.50 появилась охрана - двое из отряда быстрого реагирования горУВД: "Вы всё ещё тут? Быстро выметайтесь!" Я попытался объяснить: необходимо минут пять, чтобы закончить работу на ЭВМ, ровно в десять уйдём (здесь же была журналистка из нашего пресс-центра). "Нет, убирайтесь мгновенно!" По-видимому, ощущение силы и власти пьянит... Милиционер подошёл, вытащил из розетки тройник, бросил за шкаф. Мне показалось, что он и в самом деле навеселе. Кто-то из депутатов праздновал похороны Совета - может быть, поднесли? Так или иначе, насмарку час работы на компьютере. Что делать? Попытался позвонить в милицию. Но: "Никаких звонков, выметайтесь!" Набросились, заломили руки, потащили из комнаты. В коридоре стали бить по ногам, кричат: "Лежать!" Как собаке... Повалили на пол, пошли выгонять Раису Николаевну. Та в это время успела набрать телефон дежурного горУВД: "Приезжайте, в горсовете избивают депутата Гончаренко!"
  
  Схватили её за руки: "Уматывайте!" Еле-еле успела собрать вещи, куртку выбросили в коридор - на стол. Газовый баллончик из кармана покатился на пол. Я уже был на ногах. Швырнули в лицо куртку, опять вывернули руку, толкнули вниз по лестнице: "А сейчас ты побежишь с такой скоростью, как мы захотим!"
  Внизу, в вестибюле, стали надевать наручники, снова крик: "Лежать!". Опять пытаются повалить на пол, бьют по рукам. На левой замкнули наручники, выкручивают - до сих пор красный след. Один схватил за голову, давит вниз, а другой бьёт ногой в грудь - раз, второй, третий...
  
  Раиса Николаевна кричит: "Что вы делаете!" - "Ладно, - рычат, - пусть стоит... Так наденем..." Замкнули наручники на втором запястье. А из Ленинского райотдела уже приехали старшина и сержант с автоматом. Стоят, смотрят.
  
  Мне команда: "Вперед по коридору!" Затолкали в дежурку: "Лицом к стене!" Стали писать рапорт дежурному по Ленинскому райотделу. Советуются: "Может, напишем, что пытался применить баллончик?" Изъяли депутатское удостоверение, сняли наручники и передали меня с рук на руки приехавшим милиционерам, которые повезли меня на машине.
  
  В райотделе сочинили протокол: статья 165 - неповиновение работнику милиции. Я стал писать объяснение. Долго писал. Стали торопить: что, мол, писать - пора уходить. Чувствуется, что не рады, хоть не они это гадкое дело затеяли. Попросил провести медицинскую экспертизу - на предмет отсутствия у меня в крови алкоголя. Отказались... Ровно в 12 ночи отпустили, вернув удостоверение и баллончик, на который особого разрешения не требуется.
  
  Вот так закончился последний рабочий день в горсовете. Из Москвы дует холодный ветер... Ледяной циклон дошёл и до нас".
  
  Много лет спустя я изладил беседу с Алексеем Гончаренко: "Родился в Нижнем Тагиле, на Гальянке - рабочей окраине города. Мать была рабочей в цехе ремонта металлургических печей, а отец - железнодорожным диспетчером. Сначала и своей квартиры не имели, снимали угол у друзей. Хозяйка наша - баба Лиза - отправила своего сына в храм крестить меня - месячного младенца. Уже впоследствии поселились там же в одноэтажном казённом домике с печкой. А там, знаете, какие ближайшие проблемы: уголь, дрова, вода из колонки, огород... Конечно, рабочая окраина - район суровый, но отношения между людьми были чистые и справедливые. Даже дети подчинялись неписаным законам чести: скопом одного не били, лежачего не трогали. Если идёшь с девчонкой даже по чужому району - никто не тронет... Так что жизнь людей с рабочих окраин мне понятна, тут мне объяснять ничего не надо - я сам оттуда".
  
  Хотел бы я найти слова, чтобы успеть рассказать обо всех, кто был рядом или уж совсем недалеко от Марии. Вот Анатолий Михайлович Верховский, умный и мужественный человек... Он мне однажды объяснил и рассказал: откуда есть пошли останки в Поросёнковом логу и кое-что другое. (А отец Димитрий Байбаков опубликовал мои "комплексные исследования" в "Православной газете".) Анатолий в своё время изладил гроб для Марии в мастерской Юры Савельева. Он и первый настоящий крест воздвиг на Ганиной яме, а потом - деревянную церковь без стен на Вознесенской горке. Своими руками столяра и плотника...
  
  Через два года отец Димитрий опубликовал ещё одну мою вещь, озаглавленную "Кругом измена, и трусость, и обман? (В Екатеринбурге приговорен к тюремному заключению человек, защитивший от поругания святыню)". Я подчёркиваю факт публикации, потому что очень просто о чём-то написать, а вот ты поди-ка обнародуй... За этим всегда стоит мужество издателя.
  "Представьте, вы пришли к месту гибели своего отца. Пришли в день его рождения, чтобы помянуть, прочитать заупокойные молитвы. И вдруг некий гражданин увидел вас из окна троллейбуса, специально покинул транспорт, подошёл к кресту и принялся говорить гадости: "Чего ты его почитаешь, он же такой-сякой..." Да с матерком.
  
  Вы ему говорите: "Уйди, дорогой, не бери грех на душу", - а он не слушается. Вы его берете за шиворот, а он всё равно не хочет уходить. Машет руками, отбивается, губу вам расквасил. Потом, споткнувшись, падает лицом вниз, уходит. И возвращается на милицейской машине. Вас хватают, везут в отделение, возбуждают уголовное дело по факту ваших "хулиганских действий". В конце концов суд объявляет вам приговор: назначить наказание в виде одного года лишения свободы ("Ивдельлаг"). По статье 112, часть 1 Уголовного кодекса Российской Федерации.
  
  Наверное, надо было тогда стерпеть поругание отца... И даже стерпеть кощунственный жест: хочу, мол, помочиться на этот ваш крест...
  
  Конечно, сейчас можно бы сказать: извините, господа, всю эту историю я просто придумал. Такого не может быть, потому что не может быть никогда. Но, к сожалению, здесь придумано только одно: находящийся ныне в тюрьме Николай Борисович Воробьёв 19 мая 1997 года пришёл почтить память не своего собственного отца. Он пришёл к месту гибели Царственных Мучеников - помазанника Божия Николая Второго и его семьи. Пришёл к деревянному Храму-на-Крови. Вот что пишет в своём ходатайстве в Кировский районный суд г. Екатеринбурга владыка Никон, епископ Екатеринбургский и Верхотурский: "При вынесении приговора по делу Н.Б.Воробьёва прошу учесть следующее: в день памяти Императора Николая Второго ...гражданин П.Н.П., как показали свидетели, подошёл к группе почитателей святых Царственных Мучеников и нецензурно выразился в адрес Императора, затем непристойным действием попытался осквернить Крест, стоящий на месте убиения Царской семьи. Воробьёв Н.Б. пытался удалить богохульника со святого места.
  
  На месте, где произошёл инцидент, установлен освящённый закладной камень будущего храма Храма-на-Крови. Прискорбно, что это событие находится в ряду таких событий, как взрыв Креста, поджог часовни и других строений на этом святом месте. Мы полагаем, что Воробьёв Н.Б. защищал почитаемое православными людьми место от поругания".
  
  Православный епископ напомнил суду: на Вознесенской горке уже не в первый раз совершаются святотатства. Не осуждайте человека, защищающего святыню. Впрочем, надо полагать, наш сегодняшний судья искренне не понимает, о чём его просит Преосвященный владыка. Святыня? Что такое святыня? Помнится, Высоцкий пел: "И ни церковь, ни кабак - ничего не свято..." Не свято? Наверное, каждый раз надо объяснять, что такое святыня.
  Так вот, в "Словаре русского языка" С.И.Ожегова святыня определяется так: "1.То, что является особенно дорогим, любовно хранимым и чтимым. "Враги попирают народные святыни". Национальная святыня. 2.Предмет или место религиозного поклонения (устар.)". Ожегов полагал, что второе значение слова "святыня" устарело. Это понятно: атеистам казалось, будто Православная Церковь вот-вот исчезнет с лица земли (мы, мол, всё это упраздним в ближайшей исторической перспективе). В 1994 году был переиздан "Толковый словарь русского языка" под редакцией Д.Н.Ушакова, где религиозное значение слова "святыня" стоит, как и положено, на первом, на главном месте: "1.У верующих - предмет религиозного почитания... Святое, священное место; место, где находятся предметы поклонения или где оно совершается... 2.перен. Что-н. особенно дорогое, заветное, любовно хранимое и чтимое". И здесь же о слове "святотатство": "1.Кощунство, богохульство, поругание церковной святыни. 2.перен. Оскорбление чего-н. заветного, особенно дорогого, святого".
  
  Важно понимать и такую простую вещь: если человек или народ перестали защищать святыни, то они близки к исчезновению. Когда про кого-то говорят: "Для тебя нет ничего святого", то это значит, что речь идёт о пропащем, злом, вероломном человеке, с которым невозможно вместе жить. А народ без святынь - это вообще нечто непредставимое. Недаром в мире живёт пока ещё такая истина, выраженная, кстати, одним не самым известным философом: "Нация есть ничто иное, как соборное лицо народа, творчески живущее исповеданием своих святынь" (Фёдор Степун).
  Мы уже поняли: создаётся впечатление, что ни судья В.А.С., ни работники Кировского РОВД даже и не знают этих слов - "оскорбление святыни". Так, при расследовании оно совсем не принималось в расчет, а уголовное дело было возбуждено "по факту хулиганских действий" Николая Воробьёва. В приговоре суда чуть ли ни главным объектом исследования стал "механизм падения потерпевшего".
  
  ...Николай Воробьёв полагает, что П.Н.П. сознательно выступил в роли провокатора, а следствие и суд имеют заказной характер. Впрочем, он счастлив, что пострадал за Царя-Мученика. Бог не каждому даёт такую возможность. Сегодня Государь вряд ли написал бы: "Кругом измена, и трусость, и обман". Сейчас, через восемьдесят с лишним лет после его убийства, слава Богу, кругом не одни изменники и трусы. В начале века Россия не сумела защитить Православного Царя, но сегодня есть люди, готовые защитить его честь даже под угрозой лишения свободы.
  
  Правда, в сфере нравственности пока по-прежнему царит такой хаос, что судьям порой невозможно объяснить самые простые вещи. Хотя всем нам надо бы тут и азбуку вспомнить. Например, хорошо бы понять: к деревянному Храму-на-Крови, что стоит на Вознесенской горке, идут лишь те, кто почитает Православного Царя. Все, кто почитает его убийц, должны идти в другое, ведомое им самим место. Потому что Храм-на-Крови - это Дом молитвы, а не дискуссионный клуб. В Храме мы приобщаемся к Истине, а не ищем её в спорах. Поэтому не надо идти к месту гибели Царя и его детей, чтобы сказать людям: "Почему вы царя прославляете, он ведь добровольно отрёкся от престола и получил такую кару" (слова П.Н.П., цитируемые в приговоре суда).
  
  Приходить к Храму-на-Крови и говорить такое - кощунственно, оскорбительно, безнравственно. Тут такая степень цинизма, что не отличишь от патологии. Такого ещё не было на Руси - ходить на поминки, чтобы говорить гадости о покойном".
  
  Вот такой девяносто третий год, который начинался в восемьдесят седьмом, а закончился... Не знаю, закончился ли он.
   Сегодня дуумвират Путин - Медведев пытается реанимировать государство, лежавшее в клинической смерти 90-х годов. Кажется, покойник уже начал дышать, открывши глаза... Не знаю, успеют ли... Не знаю, успеем ли...
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"