Черный лимузин подъехал не включая фар прямо на пирс. Охранники в черных костюмах вывели его из машины - внезапно обрюзгшего и постаревшего, - подхватив под руки, то ли чтобы не упал, то ли... "Чтобы не сбежал", - додумал он чужую мысль.
Это для него было привычно - додумывать чужие мысли. Как и договаривать чьи-то нудные речи, всегда отдававшие отсебятиной.
Было темно и ветрено. Он не видел ничего по сторонам из-за толстомордых охранников.
- Нужно спешить! - с заметной паузой. - Михаил Иваныч.
И вслед ему, буквально проволоченному по черному бетону пирса:
- Это единственный выход.
Его передали рукам, тянувшимся снизу, из стальной бочки, окантованной полированной латунью. Практически сразу лязгнула крышка и заскрипел огромный запорный винт.
"Морская вода", - додумал он чужую мысль. Он снова на подводной лодке. Только тут тесно и воздух пахнет плесенью. Освещение почти отсутствовало, пара керосиновых ламп на весь отсек. Лодка едва заметно двигалась. Или погружалась. Или ее затягивало в подводный водоворот.
Матрос у штурвала ударил в небольшой колокол. На хорошо отдраенной латуни четко проступила вязь букв: "Сомъ".
Где-то он слышал это название. Но это казалось было так давно, как сто лет назад.
"Это единственный выход", - подумал он чужую мысль.
Лодку нужно было вернуть на место до рассвета во что бы то ни стало. Это был единственный выход для преисподней. Лодка долго гудела в резонанс со склянками, погружаясь в вечный покой.