Как и положено в настоящих книгах, повествование должно начинаться с пролога. Я не хотел начинать книгу подобным образом, но на этом настоял господин Пенс. Тогда я попросил его написать пролог, но он был недоволен моей просьбой, в грубой форме объяснив мне, насколько я неправ на этот раз. И это было впервые, когда господин Пенс позволил себе грубость, может это и покажется другим неправдоподобным, но я никогда не встречал в своей жизни более вежливого и порядочного человека, чем господин Пенс. И пускай, он богаче всех нас вместе взятых, и я, как и многие, работаю на него - богатство не делает из человека подлеца, подлец добивается богатства за счет других, а бедность не делает из другого порядочного человека, подлец всегда останется подлецом.
Начну с самого начала, неизвестно кто вы, уважаемый читатель, и на каком языке вам попадется эта книга. Мы живем на не большой планете, на отшибе колониального пути. После нас есть еще обитаемые станции, но стоит ли о них говорить, так как там, кроме маяков и обезумевших сторожей, охраняющих непонятно от кого имущество Компании, больше никого и нет. Наша база одна из самых малых, меньшее звено цепи галактических приисков Компании. Здесь добывается ценная руда, из которой целый год вымываются сверхизотопы. Я не очень силен в физике, господин Пенс не захотел меня просвещать, да и у меня нет особого желания. Раз в год Компания присылает к нам грузовой борт, и на этом все, наше общение с Компанией заканчивается.
Стоит объяснить, что это за Компания, но я не знаю. Никто не знает. Я видел фотографии этого грузового борта, блестящий фюзеляж, какие-то цифры и буквы, нет ни логотипов, ни названий. Мой сосед по старой квартире говорил, что его друг знает другого человека, который разговаривал с тем, кто работает на космодроме, чувствуете, какой у меня уровень осведомленности? Так вот, этот человек рассказывал, что грузовой борт совершенно пуст, в нем нет даже отсека для пилота. Похоже на правду. Я думаю, что это вполне возможно, Компания присылает нам новое оборудование для шахт, а наша задача в том, чтобы все это не взорвалось.
Иногда, когда бывает эпидемия, или вырождение скота и одичание фруктовых деревьев такое, что работники теплиц боятся войти в нее, чтобы какая-нибудь яблоня, привезенная с дальнего заповедника на планете Духов, не захотела полакомиться его мясом. В этом нет ничего странного, мы уже много десятилетий выращиваем плотоядные яблони, груши и вишни, заодно и избавляемся от отходов на бойне, господин Пенс называет это замкнутым циклом нашей природы: все для всех когда-нибудь станут кормом. И мы, люди нашей планеты, такие же, как и везде: две руки, две ноги, по четыре, пять или шесть пальцев на руках и ногах, два глаза, два уха, две почки, двое легких - как и у других, и мы не исключение. После смерти нас перерабатывают в биотопливо, и это его официальное название. Однажды я читал в библиотеке о других планетах, где сохранялся культ захоронения. Люди верили в загробную жизнь и прочую чушь. Слава всем богам, которые витают по просторам Вселенной, наша планета свободна от любых вероучений, и вы сейчас поймете почему. Я сам никогда не думал об этом, но сейчас, описывая вкратце нашу жизнь, нашу планету, начинаю сам понимать, почему же так получилось.
Итак, наша планета. С чего же начать? Наверное, стоит начать с ее названия, но его нет. Есть код галактического реестра, но мы перестали его заучивать даже в школе, к чему этот набор из 64 цифр и букв? Вот и мы думаем, что ни к чему. Мы называем ее просто планетой, так повелось, но, по правде говоря, официально она не является планетой, скорее, ее стоит относить к сверхмассивным астероидам, застрявшим на орбите великого и бестолкового гиганта Злобного карлика, бессмысленной и злобной планеты, на которой невозможно жить. Да, там есть атмосфера, в ней даже есть кислород, азот, гелий, и на ней зарождается углеродистая форма жизни, но человек там жить не может. Было много экспедиций, даже попытки колонизации, но все они заканчивались одинаково: Злобный карлик пожирал колонистов, они сходили с ума от излучения и невыносимого магнитного поля, и умирали. Так нас учили в школе, господин Пенс в целом согласен с этим, он лишь раз дополнил недостающие детали в разговоре со мной, объяснив, что колонисты через несколько недель пребывания на Злобном карлике начинали подозревать друг друга во всем, а потом убивали друг друга. Единственный выживший всегда доказывал, что у него просто не было другого выхода, а в школе об этом не рассказывают потому, что у детей должен быть только положительный образ космических колонистов.
Итак, наша планета астероид, у нее нет названия, и мы здесь не пытаемся убить друг друга. Уже неплохо для начала, жить можно.
У нас нет атмосферы, астероид слишком мал, и даже то, что из трубы за пару сотен лет работы обогатительной фабрики Компании выплюнулось, было слишком мало и быстро рассеялось и улетело в бескрайние просторы космоса. У нас есть тяготение, скромное, по сравнению с силой тяжести нашего властелина, Злобного карлика, но его вполне достаточно, чтобы мы не улетели в космос, точнее на встречу со Злобным карликом. Характер нашей земли магнитный, и не только потому, что весь астероид состоит из этой ценной породы, но и потому, что каждый, кто рожден на нашей планете, никогда не покидал ее и, пожалуй, не хотел этого делать.
С детства мы ходим в магнитных ботинках и в одежде, пронизанной металлическими нитями. Это позволяет тренировать наше тело, чтобы мы не превратились в бесформенных существ, способных лишь хлопать друг на друга длинными ресницами. Лучшее развлечение у детей в школе, а она у нас начинается сразу после рождения, как веселый карапуз учится ходить, так это играть с едой в общей столовой, устраивать звездные войны. Кто знает, были ли они на самом деле, господин Пенс считает, что за хронику нам выдают древние художественные фильмы, сказки, по типу тех, что присылает нам регулярно Компания для развлечения. Это однообразные картинки, разные люди, разные планеты, но сюжет один и тот же: любовь, верность, подвиги. В этих движущихся картинках нет ни врагов, ни друзей, ни плохих, ни хороших - все хорошие, и от этого они одинаковые, как куклы. Наверное, поэтому дети так любят древнюю хронику, готовые часами просиживать в библиотеке, история самый любимый предмет на нашей планете, она живая. И за это дети и получают, за свои игры, за мечты... каждый наш костюм можно поднапружить, странное слово, но точное. Все просто: через нити-проводники воспитатель-учитель может подать небольшой ток, но достаточный, чтобы твое тело сковала дрожь и болезненный холод, так усмиряют особо разыгравшихся, но, и это очень важно, я никогда не видел, чтобы воспитатель-учитель всерьез применял это наказание, скорее он включался в игру, следя за звездной битвой, подавая легкие импульсы тем, кого настигал удар корабля или светового меча, наполняя детскую игру большим смыслом. А потом все вместе убирали столовую. Моя жена работает воспитателем-учителем, моя милая Энни.
Большинство из нас работает на фабрике. Кто-то следит за приборами, кто-то чинит агрегаты, работы не много, хочется больше. Я работаю водителем, конечно, все автомобили и грузовые машины могут ездить с автопилотом, правда от этого быстро отказались. Мало работы, а людей уже много, вот и приходиться возвращаться к забытым профессиям. А я не стыжусь своего ремесла, мне это очень нравится, чувствуешь себя свободным, особенно когда твоя машина, влетевшая на холм, парит несколько минут в воздухе, мягко приземляясь и, не сбавляя ход, несется штурмовать новую вершину. Безделье, вот он настоящий бич, ужас нашей планеты. Именно поэтому господин Пенс так много внимания уделяет творчеству работников фабрики и остальных жителей. У нас даже есть свои писатели, музыканты, художники, некоторые очень даже неплохие, ваятели, способные увидеть в страшном валуне будущую скульптуру. Наши улицы усеяны этими монументами, дети любят их раскрашивать, некоторые пугают в темноте, в основном же это бурный коктейль абстракции, сквозь которую ты видишь лицо прекрасной девушки или копии обнаженных богинь с далекой планеты, мускулистых героев. В нашем творчестве очень сильна древняя традиция, так говорят критики, они у нас тоже есть, но, мне кажется, что они это все придумали.
Я обмолвился про темноту и слегка дезинформировал вас, дорогой читатель. На нашей планете никогда не бывает темно. Разница лишь в том, что большую часть суток светит красная звезда, а когда она скрывается за Злобным карликом, светит он. Это удивительный черный свет, скорее он фиолетовый, но нам кажется черным, как космос. Видимость идеальная, наши глаза с рождения привыкли к нему, не знаю, как живут другие люди, то, что мы видим в фильмах и древних хрониках немного пугает, так же можно и ослепнуть! И манит, хочется увидеть такое яркое теплое солнце, мы знаем, что оно теплое, и даже не по учебникам - это видно по лицам людей. А у нас холодно, всегда, круглый год.
Вы, наверное, уже задались вопросом, а как же мы живем? Нет ни атмосферы, нет тепла, как же они живут? Может мы андроиды? Нет, мы не роботы, а вполне себе живые биорганизмы с зачатками индивидуального мышления - это определение жителей нашей планеты от господина Пенса, я не раз уже цитировал его и буду дальше, пускай ему это и не по душе, я автор, он сам мне вбивал в голову понятие свободной воли, а значит и воли мысли, воли слова. Но я отвлекся. В наших поселках, кто-то называет их городами, всегда постоянная температура. Мы живем под куполом, в буквальном смысле под куполом из прозрачного материала, точно не могу сказать, но это хитрый сплав нашей руды и кремния. Кто-то называет это простым стеклом, но стекло вряд ли сможет вынести удары метеоритов, а они не редкость у нас. При мне несколько раз чинили купол жилых кварталов работников фабрики, где мы тогда жили, метеорит ударил прямо над стадионом, во время матча по 'Злобному мячику', так называется наша популярная игра, в которой главная задача не столько забить в ворота, сколько ударом огромного мяча повалить редуты укреплений противника. Можно сказать, что игра ведется по командам, их шесть, но на самом деле игра идет по принципу 'каждый сам за себя'. Команда набирает очки, и игроки набирают очки, выигрывает тот, у кого их больше, и часто это бывает один игрок.
Метеорит ударил в купол над стадионом, но никто даже не пошевелился, никто не побежал, все просто достали из кармана кислородные маски и продолжили смотреть игру, а игрокам, набитым под завязку разной химией, на это было все равно, настоящий игрок в 'злобный мяч' мог до трех часов играть с гипоксией, а потом просто падал без чувств и помирал, как повезет. Здесь также стоит отметить свойства купола к восстановлению: после удара образовалась видимая трещина, которая за пару часов затянулась, легкая разгерметизация поселка и понижение температуры не могут повредить даже ребенку, рожденному на нашей планете - мы рождаемся уже закаленные, а в наших жилах течет кровь тысяч планет.
В самом начале разработки шахт Компания завозила кислород и кислородные станции на астероид. Много, очень много куполов рассыпалось, люди умирали, задыхались, пока не родился господин Пенс. Его семья была владельцем фабрики, имея твердый контракт с Компанией. У нас ходит байка, что отец господина Пенса выиграл эту фабрику у главы совета директоров Компании в кости, сам господин Пенс мне не ответил, правда это или нет, он всегда пожимал плечами, говоря, что все возможно и настоящие дела решаются и в еще более дурацких играх. Игра в кости интересная, опишу ее вкратце. Робот со стрелой манипулятора подкидывает в воздух каменный кубик весом чуть менее двух тысяч тонн, одновременно с ним это делает и второй робот, подкидывая уже другой кубик. Очки считаются по-разному, тут важна и масса кубика, чем больше, тем выше коэффициент, и время полета, чем дольше, тем выше баллы, но это все важно, если выпали одинаковые очки. Роботами управляют играющие, для этого сделали специальные джойстики без электронного управления, без помощников. Простой человек не сможет таким пультом ничего сделать, такая игра по карману не каждому, с роботом тренируются не один год, учатся понимать повадки механического зверя, чувствовать его мощь.
На нашу планету прилетали работать разные люди, в основном те, кто не ужился на других планетах, было и много бывших преступников, мошенников. Тяжелая жизнь меняла этих людей, многие сбегали сразу, если отсюда можно было бы сбежать, уходили в запой и пропадали, уходя за пределы поселка, но те, кто остался, обзавелись семьями, пустили корни. Господин Пенс родился здесь. Он ходил в школу, как и все, но в другую. Наша планета состоит из двух десятков поселков, соединенных широкими дорогами. Каждый поселок имеет свой стиль, свою архитектуру. Я родился в самом простом, построенном наподобие древних городов, с многоквартирными домами, плотными кварталами. А господин Пенс жил в поселке на Зеленой улице, где каждая семья жила в своем доме с лужайкой и садом, таких микрорайонов было несколько в разных поселках или малых городах, как любят называть их сами жители. В них жили те, кто мог себе это позволить, кто заслужил это право перед обществом, а право на лучшую жизнь определялось количеством нулей после единицы на расчетном счете. Некоторые им завидовали, желали оказаться в одном ряду с ними, жить вместе с избранными, самим стать избранными. Я слышал много подобных разговоров, но, когда дело доходило до разбора по существу, никто не находил ни одного довода против того, кто получил возможность жить в отдельном доме со своей семьей...
В двенадцать лет господин Пенс, еще совсем юный, он был с рождения меньше всех, медленно рос, он нашел, обнаружил или, нет, открыл простой и дешевый способ извлечения кислорода из пустой породы и хвостов с фабрики. Он так увлекся этой реакцией, что незаметно получил чудовищную дозу радиации, больше в сотню раз, чем смогли бы выдержать мы, а люди нашей планеты способны выдерживать значительный уровень ионизирующего излучения, и перестал дальше расти. Мозг его креп, он мужал, но оставался таким же невысоким и худым, отсюда и его имя, господин Пенс. Так его прозвали в школе, он никогда не обижался на это, позже сделав это своей фамилией. А на самом деле его зовут Джон Трокнергауз.
Отец господина Пенса дал сыну полную свободу, и, тогда еще мальчик, наладил производство кислорода на нашей планете. Благодаря этому мальчику у каждого из нас в кармане есть небольшая маска, запаса которой хватит на целый день. Благодаря ему мы спим спокойно, и больше никто не умер, даже после метеоритного дождя, а потому, что в глубине, под землей у самой границы защитного купола работают реакторы, в которых пустая порода под действием простой реакции разложения и распада превращается в бесценный воздух и воду.
Пожалуй, на этом стоит закончить общее описание нашей планеты. Вы можете увидеть ее так, как видим ее мы.
Добро пожаловать к нам в гости! Вы здесь не задержитесь, я в этом уверен.
Глава 1. Простая жизнь
Прошло уже более пяти лет с момента событий, о которых пойдет речь, я до сих пор думаю, насколько мал наш мир, наша планета, но насколько даже в этом замкнутом крохотном пространстве, которые ты знаешь как свои четыре, а может и все шесть пальцев, кому как повезло при рождении, возможны непредсказуемые вещи. Событие, в нашей жизни не у каждого оно может случиться. Я сейчас не говорю о тех вещах, которые положены нам с рождения, определены обществом: рождение, первая любовь, первая пьянка, свадьба, рождение твоих детей. На этом цикл нашей жизни замкнулся, внутри него остались рабочие будни, детские игры в школе и ужасно нудное обучение, граничащее с безумием, когда дети хотят выбраться за пределы купола, снять с себя магнитный костюм и ботинки, пока еще тело не закоченело окончательно, оттолкнуться и воспарить в небо, может такую малую песчинку заберет к себе Злобный карлик. В моей жизни не хватало первой пьянки, я не пью, совсем. Меня даже отправляли лечиться к психиатрам, веселые ребята, мне они понравились, и мы до сих пор дружим.
Вы не подумайте, что я, со своим рабочим профилем, мог сам додуматься до таких мыслей. Господин Пенс со мной не согласится, он считает, что он дал мне возможность узнать больше, а в остальном это мои мысли, моя работа. Мне приятно это слышать, я даже в глубине души горжусь собой, моя милая Энни часто посмеивается надо мной за это, такой у нее характер, еще с самого детства, хотя мы не были знакомы, а Энни почти не помнит его, как и многие из нас. Но, и тут я должен вставить свое огромное НО: мои мысли были уже кем-то когда-то давным-давно написаны, я не нашел их сам, а просто увидел сходство, перепроверял, подтверждал свои выводы сам для себя, чтобы быть полностью уверенным. Господин Пенс смеялся над моими терзаниями, ему то что, он самый великий человек, которого знает наша планета. А он смеялся, поражаясь моему порочному чувству справедливости, желание правды, желание правды для всех - мой порок, тут он абсолютно прав. Господин Пенс дал мне определение настоящего ученого, которые видит то, что все и так знают, но не хотят видеть, а самые великие открытия рождаются в самых нелепых и смешных ситуациях. Ему мысль о каталитической реакции распада хвостов породы до кислорода и других газовых соединений пришла тогда, когда он в школьной столовой перегрел в печке еду, доведя ее до состояния черных угольков. Он и его друзья так заигрались, что перестали чувствовать удары током металлических жил костюмов. А когда он открыл печку и увидел свой обед, пыхнувший в него столпом газов, он бросился в школьную лабораторию и не выходил оттуда две недели. Никто его не принуждал вернуться в класс, друзья носили еду, устроили на полу простую постель из принесенных из дома одеял и подушек. Школа принадлежала его отцу по праву управляющего, также как и остальные школы, и никто бы не посмел маленького Джона и пальцем тронуть. Он уже тогда был сильно меньше своих сверстников, а после пары успешных опытов, которые едва не спалили лабораторию, он попал в больницу, где провалялся больше года.
Моя жизнь не была такой интересной. Я ничего не открыл, не изобрел, в целом не интересовался учебой, поэтому и был определен на рабочий профиль жизни. Уверен, что вы, уважаемый читатель, отлично понимаете, о чем я. Подобная система повсеместно применяется на просторах нашей вселенной, по межгалактическому колонизационному тракту точно, а дальше никого нет. Собственно в космосе никого кроме нас и нет, хм, так, наверное, думают все, каждая из бесчисленного множества цивилизаций, спрятанных друг от друга непроходимым ничто великого космоса. Так может, оно и лучше, мне бы не хотелось никого повстречать, плохо кончится для всех нас. Нет, звездные войны, сражения в космосе, завоевания, и прочая дребедень интересна детям, если же всерьез задуматься об этом, то не надо никаких войн, не надо бомб, сверхоружия - мы убьем друг друга нашими же микроорганизмами, они нас, а мы их. Вот такая печальная действительность. Сколько труда и миллиардов смертей понадобилось Компании, чтобы выработать единую программу вакцинации тех, кто постоянно мечется от одной обитаемой планеты к другой. Нас так учили в школе, и никто не задавал вопроса, а для чего человеку тратить большую часть своей жизни на бессмысленные перелеты, сложно представить себе бесконечный людской тракт через галактики - это было лишено всякого смысла.
После школы меня отправили по распределению работать в сады, в самую опасную зону, где росли плотоядные фруктовые деревья. Как вам описать этих чудищ, даже не знаю, да вы их видели! Толстый ствол, из которого торчат уродливые кривые ветви, на которых растут фрукты, такие плоды, размером с небольшого человека. И как только живое тело, животное ли, человек ли, захочет отведать манящий сладкий аромат, которые пахнет еще и хорошо прожаренным бифштексом, то его незаметно колет бесцветная лиана, спускающаяся с вершины плода. Это нейропаралитический яд, вы просто падаете потому, что больше не можете контролировать свое тело. Сверху вас придавливает тяжелый плод, чтобы не сбежал, а лиана, очень медленно, как бы ожидая, когда вы начнете медленно ферментироваться под действием сладкого сока плода, разлагаться, если попроще, ползет к вам, растет к вам. Это может продолжаться до полутора месяцев, если дерево не слишком голодное. Господин Пенс мне недавно дал одну древнюю книгу, ее писали еще тогда, когда не было межгалактических колонизаций, не было Компании, даже не верится, что такое когда-то было. В этой книге описывались подобного вида растения, которые человек приручил для себя, я даже знаю, с какой они планеты, мы проходили это в школе. Но как мог человек, никогда не забиравшийся дальше своих спутников, узнать об этом? Меня поразила электронная библиотека господина Пенса, я думал, что мой паспорт, он же и пропуск и рабочий планшет, лопнет от такого количества данных, а он мне еще сказал, что это лишь крохотная песчинка в том море знаний, которое человечество сохраняет для себя по инерции, передавая из эпохи в эпоху, дополняя, теряя, восстанавливая, чтобы кто-нибудь, случайно нырнув на глубину, отрыл ту самую жемчужину знания, забытого на тысячелетия и так необходимого именно сейчас. Интересно, что такое жемчужина? Господин Пенс тоже не знает, оказывается, он тоже что-то может не знать.
В садах я познакомился с Энни, она работала в медпункте, куда меня несколько раз привозили после того, как хитрое дерево умудрялось пробить защиту костюма или пробраться к шее, мне было жарко, и я часто расстегивал воротник, чтобы подышать. Она вкалывала мне антидот и оставляла валяться на кушетке, пока я не приду в себя.
Я ей не нравился, большой, с огромными ручищами, кулаками, как камень, неотесанный, выше на полторы головы, какая же я ей пара? А она мне понравилась сразу: стройная, с большими синими глазами и черными, как космос, волосами. Мне стали сниться ее руки, холодные, но вежливые, по-дружески поглаживающие мое лицо, пока я не засну после укола, смеющейся рот с тонкими бледно-розовыми губками и ровными матовыми зубами, яркие зеленые веснушки на нежно-голубой коже. В моих снах она всегда оставалась в своей белой спецовке, я не позволял себе фантазировать дальше. В один из дней я расхрабрился и, собрав букет из молодых цветов, в это время как раз начинали цвет плотоядные деревья, они еще не были ядовитыми, казалось, даже улыбались нам при встрече. И вот, с этим букетом, я пришел к ней.
Энни долго смеялась, прикрывая рукой рот, словно стесняясь. Мне казалось, что она смеется надо мной, а потом, когда мы уже начали встречаться, она рассказала, что я ее сильно смутил. Она приняла букет, и все как-то само закрутилось. Я ходил за нее драться, были ребята и посильнее меня, но я выдерживал, выстаивал в кругу, когда тебя после пропущенного удара выталкивают вперед, навстречу другому дару, или колят палками, чтобы не прижимался, шел в центр, боролся.
Энни знала об этом, она очень не любила такие споры, но никогда не укоряла меня, понимая, что я не мог иначе. И она не могла. За мной бегали две девки, мне они не нравились, но каждая считала, что она должна стать моей женой. Сначала они дрались между собой, но никто не победил, а потом стали вызывать на стрелку тех, с кем я мог теоретически начать отношения. Один раз я увидел, что у Энни все лицо было разбито, она ничего мне не сказала, да мне и не надо было ѓ все итак понятно. Я нашел этих дур и заколотил их в землю, не по-настоящему, хотя сил бы хватило. Вернулся к Энни и все рассказал, ожидая, что она меня осудит, заклеймит позором, ведь я нарушил наши традиции. Энни попросила меня наклониться к ней и поцеловала, я весь просиял, моя серая кожа стала красной, так мне казалось. А она смеялась и тянулась ко мне, пока я не взял ее на руки, тонкую, гибкую и сильную, как пружина, и сказал, что больше никогда ее не отпущу. Вот такая история любви, настоящая, вырезанная ножницами из старой книги.
Пять лет мы проработали в садах. У нас родился сын, мы подали заявку на второго ребенка, но ответа до сих пор нет. Иногда мы жалеем с Энни, нам бы хотелось второго мальчугана или синеглазку, озорную девчонку, копию Энни. Нас перевели в другой поселок на обогатительную фабрику. Энни стала работать в лаборатории при фабрике, а меня отправили чинить машины в карьерах и роботов в шахтах. Каждого жителя нашей планеты раз в пять лет меняют местами с другим жителем, так люди не закапываются на одном месте, знакомятся с новыми лицами, не впадают в космическую депрессию. Страшная болезнь, мне Энни объяснила, тогда человек не хочет ничего, кроме полета, свободного полета в невесомости. И он его совершает, с боем или тайком пробираясь к шлюзам, вырываясь на волю.
Не всех меняют, единицам нравится их работа, они готовы прожить всю жизнь на одном месте. Как правило, это малая часть врачей, ученые и технологи, художники, ваятели и просто аморфные существа, боящиеся сквозняка в квартире. Я и Энни всегда хотели перемен, и все равно куда ехать, лишь бы уехать подальше от злобных деревьев. У Энни была очень скучная работа, она контролировала раскрываемость руды, рассчитывала выход концентрата. Вы возмутитесь, ведь это может сделать любая самая простенькая походная лаборатория, которая сама отберет материал и сама все сделает... и да, и нет. Мы так привыкли, что все за нас делают роботы, везде течет, бьет неиссякаемый поток цифровой информации и прочее, что знает каждый с рождения. Но задумывались ли вы, почему наша цивилизация до сих пор не разработала ничего значимее, чем сравнение двух чисел? Точнее одного, имеющего самое малое приращение? Станции все делают, роботы-лаборатории работают и у нас, но они часто ошибаются, а потому, что космос не любит выскочек, зазнавшихся людей. Я скажу со своей стороны, как мехатроник, датчики летят, как пыль, во время бури, у нас на планете они очень красивые, об этом расскажу позже. Так вот, датчики летят, врут, ломаются, а почему? А потому, что они такие же, как и люди, у каждого свой характер, свой ресурс, и пускай их делают на одном и том же заводе Компании, из одних и тех же материалов, на одном и том же оборудовании по отработанной веками технологии, а получаются разные. Приходит партия, и я отбраковываю больше половины, они годятся для простых измерений, а остальные приходится калибровать, а потом, когда лаборатория выявит несхождение суточных данных по приборам и лабораторному исследованию, проверяем датчики, проверяем программу, механизмы. Все изнашивается, устает, даже роботы при низкой силе тяжести. Вы так верите вашим машинам? А давно ли вы проверяли, не врут ли они вам? Подумайте об этом, рассуждать о главенстве автоматизации может только тот, кто никогда не работал сам с этими роботами, никогда. А я знаю свои машины, у них даже есть имена, паспорта, если хотите, личное дело. Его составляли самые первые, а каждый последующий ведет дальше эту больничную карту. Вот так, а вы говорите, смешно просто. И это только машины, по сути, самое простое, а что делается в реакторах? Кто может это точно сказать? Датчики, сенсоры? Умная программа? А если она получает неверные данные? А если идет наводка, блокируется радиосигнал или, самое простое, датчик или сенсор залепило грязью от микровзрыва в реакторе? И все, ваша технологическая программа, логичная, выверенная, надежная, летит в гости к Злобному карлику.
Нам нравилась наша работа, мы познакомились с новыми людьми, не все они хорошие, добрые, но так даже интереснее. Несколько раз в месяц утром мы отводили нашего сына Майкла в школу, а потом я отвозил Энни в лабораторию, а сам вставал в очередь к шлюзу, чтобы успеть до обеда попасть в карьер или на следующий день быть в шахте. Рудников было много, поэтому мой рабочий день мог длиться и месяц, зато потом я возвращался домой, и мне и Энни, давали заслуженный отпуск на пару недель, которые мы проводили вместе, с нашим сыном, просто гуляя по поселку, выбираясь на экскурсии в музеи и выставки в других поселках. А пока меня не было дома, Энни после работы забирала Майкла, и они допоздна гуляли, играли вместе с другими детьми на площадках, в парках. У нас прекрасные парки, в них нет опасных деревьев или коварных кустарников, деревья с разных планет, как и люди, растут вместе, сплетаясь между собой или отгоняя от себя, желая владеть этим крохотным кусочком искусственной почвы единолично.
Энни думает, что я должен подробнее описать свою работу в шахте и карьере. Не знаю, заинтересует ли вас это, уважаемый читатель, но может вы найдете для себя что-то новое в этом рассказе. Все же, наша планета другая, здесь все иначе, и мне хочется верить, что и мы другие.
Глава 2. Шахта
Мы передвигаемся по планете на больших машинах, трудно рассчитать, сколько бы пожирала энергии такая махина на Злобном карлике с его силой гравитации. Ездит эта махина на первичном концентрате после первого каскада реакторов, одной заправки хватает на полгода, может больше. Представьте себе шестиосную машину, состоящую из трех модулей-вагонов, гибко сцепленных между собой. Машина, преодолевая неровности дороги, изгибалась, напоминая ручей, выбившийся из-под земли, прокладывающий себе русло.
В первом вагоне находилась кабина машиниста-пилота, а за ней спальное место, уборная, холодильник, стол и стулья: в целом неплохая комнатка для двух человек. За комнатой небольшой склад с припасами и кислородной станцией. Я с Энни как-то считал, хватит ли всего, чтобы проехать по окружности всю нашу планету, если бы и дальше были хорошие дороги, то хватило бы. Нам очень хочется пуститься в такое путешествие, тем более что подобная вакансия в реестре профессий Компании есть, но она уже много десятков лет не активна, а мы первые в очереди и, что вполне закономерно, единственные. Мы часто сидим вечерами дома и мечтаем, придумываем, что уже едем в путешествие, что мы там увидим, рассказывая об этом нашему маленькому Майклу. Он внимательно нас слушает, запоминает, сам начинает фантазировать, примешивая к плоским знаниям о нашем астероиде сюжеты и персонажи сказок из древней хроники. На самом же деле никто дальше крайней шахты не ездил, я сам недавно побывал на ней, она самая старая и самая глубокая, и дорога не кончается, она уходит дальше, но у меня нет карты, и поэтому кажется, что мир на этом и кончился.
Во втором отсеке находится небольшая лаборатория и мастерская. Здесь я могу калибровать приборы, сенсоры, чинить, чистить. Тесно, но я привык. Поначалу обтесал плечами и спиной все углы, отбил бедра о края металлический столов, а теперь скольжу как машина по дороге, изгибаюсь, не задевая ни одного угла, не ломая приборы. В третьем отсеке склад с приборами, запасными частями, сломанными приборами, которые можно разобрать на части и использовать. О, это бесконечная работа! Бывает, что наведешь порядок, разложишь все согласно инструкции, а все равно найдешь что-нибудь еще.
Дорога до шахт длинная, машина бодро летит по дороге, взмывая над холмами, летя в свободном падении, не сдерживаемая магнитными ботинками, без ощутимого толчка сцепляясь вновь с поверхностью дороги. Силы трения нет, почти нет, машинист подруливает соплами задних двигателей, чтобы сменить курс или объехать препятствие. У первого вагона есть небольшие сопла, через которые при желании можно выводить взрывные газы и пламя, подкручивая машину, на малые углы. Когда идешь на большой скорости (а зачем ехать медленно?), то резкая команда на открытие и поворот сопла двигателя может развернуть машину, закрутить ее. Нет, она не перевернется, конструкция напоминает старинные лодки из древних фильмов, даже если машину закрути так, что она перевернется на крышу, то нижняя часть все равно потянет ее обратно. Я знаю, что говорю, меня уже несколько раз переворачивало.
Рядом с нашими поселками находятся карьеры. Кто-то объяснял мне, что это бывшие шахты, после выработки основного пласта, делают направленный взрыв, превращая шахту в карьер. Сколько я живу, взрывов не было, мой сменщик Тим считает, что это небезопасно, поэтому прекратили. И вправду, после карьеров вы проедете мимо одного поселка. Купол разрушен, вдавлен внутрь, а что там внутри, никто не знает. Каждый раз проезжая мимо мне хочется остановиться, надеть костюм и маску, пройтись сквозь огромные трещины, увидеть то, что скрывает грязное стекло, но я не решался. Сначала боялся, что не успею на объект, времени было достаточно, а потом просто боялся.
Не знаю, почему, но я каждый раз трачу на дорогу разное время. В одну смену могу долететь до последней шахты за один световой день, а бывает, что проспишь всю ночь, день потеряешь, а дорога все не кончается и не кончается. Кто-то считает, что злые духи нашей планеты хватают машину за колеса и тянут к себе, а иногда они спят, поэтому успеваешь проскочить мимо них. Меня всегда смешили эти бредни, я с жаром доказывал, что никаких духов нет, спорил, даже дрался, по-шуточному, со мной драться мало кто решался по-настоящему. Уже потом, поездив год, я понял, что никто, конечно же, всерьез не верил в этих духов, просто так было веселее, когда кто-то есть рядом, пускай и не видимый, бестелесный, и с ним можно поговорить. Разговор с духами наша любимая забава, есть ребята, которые пытаются нарисовать их, особенно те, кто часто спускается в шахту. Другие же дополняют сборник сказаний, крепкая такая книжка выходит, Энни любит ее читать перед сном нашему малышу, ему очень нравится. Ну, а что до разной скорости, то дело еще проще: все дело в фазе Злобного карлика, сила тяготения меняется, поэтому скорость движения может падать. Мы не чувствуем это, но зато это отлично показывают нам наши машины, насосы, мешалки и прочие механические устройства.
В этот раз я видел сияние Злобного карлика два раза, очень долгая была дорога. Во время пути я успел выспаться, сил было хоть отбавляй, поиграть с духами в косточки, поспорить - хорошо повеселились. Они предлагали мне выпить, но я не пью, а им предложил, отдал всю свою норму за месяц. В косточки я у них выиграл несколько звезд, я решил, что подарю их Энни, бортовой компьютер записал мне их координаты. В целом духи не были расстроены, звезд у них, как у груши шипов на ветвях, пока посчитаешь, еще десяток вырастет. Духи добрые и веселые, пускай и не существуют.
Как? Вы не играете в косточки? Вот это новость! А, вы, наверное, любите сложные игры, интеллектуальные, если можно так сказать. Или, может быть, вы не знаете, что это за игра? О, это безумно просто, она простая и древняя, как вселенная. Соберите равное количество косточек разных цветов, на ваше усмотрение, можно по два, три, четыре, самые азартные любят пять вариантов. Каждую косточку покройте с одной стороны черной краской, а дальше ссыпайте их в большую кружку и делайте ваши ставки. Я люблю играть в три цвета по сотне штук, всего получается триста косточек, небольшое количество комбинаций, можно и в уме подсчитать. Разыгрывающим всегда был я, у духов же не было рук, можно было бы дать им поиграть с манипулятором, но они не захотели. У разыгрывающего преимущество, но он и делает первую ставку, формируя банк. Один раз один из наших вернулся в старой куртке и драных штанах спецодежды, сквозь которые были видны его обмороженные ноги. Он проигрался духам, отдав им свой новенький костюм, а они дали ему эти обноски. Мы долго смеялись, допытывая его, куда он дел свой костюм и откуда взял это старье, такой робы не выдавали уже более ста лет. Он молчал, пожимая плечами, не верите и ладно, вот вас обыграют, посмотрим, как запоете.
Прилетали к нам недавно межгалактические миссионеры. Если вы их еще не видели, то подождите немного, по всей вселенной летает огромное количество автоматических станций. Обычно такая станция прилетает на планету или, как у нас, на астероид, устраивается в самом центре, разворачивая для будущих прихожан надувной балаган. Там много всего интересного: игры для детей, в которых и взрослые не прочь поучаствовать, аттракционы, допотопные, но от этого не менее веселые, разные комнаты с зеркалами, голограммами - все очень сильно напоминает кадры хроники в школьной библиотеке про тот мир, которые очень далеко и, наверное, уже давно погиб. Нас с детства искушают этим миром, красочным, праздничным и бестолковым... это и есть счастье, делать то, что не имеет смысла, а ты делаешь потому, что просто этого хочешь, не ожидая получить что-то взамен. В нашу эру Компании это непозволительная роскошь.
Так вот, балаган построен народ пришел, и в определенный час все затихает, везде гаснет свет. Все идут к единственному освещенному месту, собираясь полукругом возле небольшой сцены, на которой блестящий андроид в идеальном костюме начинает свои фокусы. Это я назвал их фокусами, а на деле это напоминает простую презентацию. Нам объясняли выгоду от вступления в межгалактическую церковь, забивая глаза картинами счастливых людей, которые платят половинный налог, могут выбрать дату смерти и прочие льготы. А за что? Я для себя не решил, что они хотят. Наши жалкие нули на счету им не интересны, наша жизнь тоже, что-то говорят о душе, даже показывают графики, сколько они уже душ получили, и сколько им не хватает для полного доминирования во вселенной. А зачем им власть? Чтобы завоевать вселенную? Но это утопия, бред - все принадлежит Компании, надо лишь завоевать Компанию, а она итак головной спонсор межгалактической церкви. Интересно, значит, им чего-то не хватает.
Мы часто обсуждаем это с Энни, как-то в голове не укладывается, что Компания может не все! Но с нами они ошиблись, нам же ничего не надо. Это удивительно, но это факт - нам ничего и ни от кого не надо. Налоги? Мы на них плевать хотели, наша жизнь не станет лучше от большего числа средств на счете. Выбрать свою дату смерти? А мы ее и так знаем, все давно рассчитано, ты знаешь с детства, когда должен умереть. Если популяция вдруг уменьшится, тебе дадут лишние пару лет, но никто и никогда не будет тебя демонтировать раньше определенного ранее срока: срок жизни может быть только увеличен, продлена жизнь, нравится вам это или нет. Получается, что нам ничего не надо.
Жалко стало андроида, он бедный даже вспотел, не понимая, почему такие очевидные выгоды не привлекают нас. Все же балаган неплохой, да и вата вкусная, очень сладкая, но вкусная. Никто не сговаривался, мы просто предложили ему поиграть в наши косточки, точнее не ему, а любой душе, которую он выберет. Он нам демонстрировал странные сосуды, где покоилось от одного миллиона до миллиарда душ. А от нас будет играть любой из духов, кто пожелает. Андроид сам выбирал разыгрывающего, кто будет играть сам за себя, и того, кто будет бросать за духа. Оказалось, что хотят играть несколько духов. От церкви вышло шесть андроидов. В итоге за столом сидело шесть духов и шесть душ. Каждому надели на голову шлем, кроме разыгрывающего, компьютер подтвердил, что сознание у тех, кто в шлеме, чистое, и они не обладают своей волей. Главный андроид выпустил несколько душ, наугад, не выбирая, наши же тоже преобразились, принимая личину духа. Кто-то был безудержно весел, кто-то угрюм, третий молчал, четвертый хмурился, пятый боялся, а шестой тупо смотрел на стол. Только разыгрывающий остался в своем уме. И игра началась!
Какие были ставки! Какая была игра! Играли в пять косточек, в самый сложный вариант. Некоторые пытались в уме рассчитать комбинацию, угадать вероятность, но ни у кого не получалось. Андроиды дымились, души, которые бились в них, метались от одной крайности к другой. Наши духи тоже были не промах, в какой-то момент мне показалась, что ставки вырастут настолько, что кто-то поставит на кон Злобного карлика, этого нам бы точно не простил наш злобный гигант. В итоге мы выиграли все! И балаган, и аттракционы, адроидов отпустили, но могли бы и их выиграть. Хочешь разговаривать на равных - умей играть в косточки.
Но вернемся в шахту. Это была самая глубокая из действующих. Разведка определила, что дальше копать было бессмысленно, пустая порода. Компания пока не прислала наряд на дальнейшие изыскания, и мы медленно вырабатывали полезный слой.
Меня всегда удивляло, как в этом твердом камне, светящемся под светом фар моего автомобиля красно-бирюзовым цветом, переливаясь, вспыхивая, как пламень, содержится столько энергии, способной поднимать в небо огромные межпланетные станции, согревать и питать наши поселки. Вот только чтобы добраться до этой энергии стоило порядком потрудиться. Порода была упорная, требовала к себе уважения, так говорила Энни, а ей рассказали об этом старожилы лаборатории. Моя машина съехала с дороги, устремляясь вниз по пологому склону, который заканчивался черным туннелем - это был въезд в шахту. Спуск стал более крутым, машина набирала ход, стремясь к центру планеты, а в окнах светились красно-бирюзовые пласты, ловившие энергию фар, впитывая ее в себя, как сухая губка жадно вбирает в себя воду.
Шахта уходила вглубь пятью рукавами, протоками, как называет это господин Пенс. Каждый проток закручивался в спираль, спускаясь все глубже. Если вы захотите увидеть проекцию всей шахты, то увидите, что она представляет собой пять спиралей, вписанных друг в друга, но не пересекающихся. У каждого протока был собственный выход наверх, по которому безмолвные конвейеры вытаскивали ценную породу. Конвейеры шли не до самой глубины, в этом просто не было смысла. По мере выработки порода становилась упорнее, машины сами довозили отколотые куски к конвейеру, ссыпая руду потихоньку. Я один раз наблюдал за этим, на секунду мне показалось, что машины общаются друг с другом, как и мы, встретившись в дороге. Вот и сейчас, когда моя машина летела вниз к последнему витку первой спирали, я видел, как загорается главный пульт, пересчитывая проходческие щиты, буровые машины, конвейеры, вагонетки с гибкими лапами манипуляторов, проверяя наличие машин, получая обратный сигнал о состоянии, поломках, но нет, они здоровались, приветствовали старого друга.
Машина остановилась у последнего коридора, ведущего к нижнему витку первой спирали. Такие коридоры на разных уровнях пронизывали все спирали, можно было, конечно, поехать сверху вниз, долго, мешая машинам работать, а то и встрянув у какого-нибудь обвала, еще не расчищенного вагонеткой. Моя машина просигналила мне, что дальше она не поедет. Коридор был слишком мал для нее, щит только начал расширять этот коридор, ему спешить было некуда, остальные спирали еще не скоро достигнут этого уровня.
Я поблагодарил свою машину, она радостно замигала панелями. Машины тоже любят доброе слово, так прописано в их программе, а ведь нас тоже программируют с самого рождения и до смерти. Во вселенной до сих пор не затихает спор: может ли робот или андроид иметь душу? Спор бессмысленнен и многогранен потому, что до сих пор люди галактик не договорились о том, что есть душа. Самое наглядное это странного вида субстанция в банках андроидов-миссионеров, так проще для понимания. Я для себя определил просто: если захочешь увидеть, то душа есть даже в самом простом роботе, а если не захочешь, то можешь не увидеть ее даже в живом человеке. Все, во что ты вкладываешь себя, отзывается, тянется к тебе. Я прошел в жилой отсек и надел костюм. На столе стояла банка с косточками, стол был неподвижен, но банка покачнулась и рассыпала косточки на стол, несколько упали на пол. Это был плохой знак, духи о чем-то предупреждали меня. Я поднял косточки с пола: пять черных и три красных, одна белая, две синих. Жаль, что рядом не было Энни, она бы быстро разгадала этот шифр, она мастер гадания, умеет видеть везде тайные знаки, тайные для меня и таких же, как я, дуболомов.
Я поблагодарил духов за предупреждение и прошел в складской отсек. Собрав инструмент и еще раз проверив костюм, я плотно закрыл дверь и, немного подумав, взял новую кислородную маску в запас, хотя моей должно было хватить надолго. Робот-кладовщик, это такая веселая программа, которая может и анекдот рассказать и последние сплетни, атак же должна все пересчитывать и делать заказы на головной склад, пропищал, что раз уж я взял вторую маску и собрался дойти до центра нашей планеты, то стоит взять и запас воды. Чувствуете, что робот-кладовщик веселый? Мы посмеялись, но я решил последовать его совету, а он напутствовал меня, чтобы я случайно не вылез на другой стороне, а то мне долго придется ждать, пока проходческий щит продолбит туннель, чтобы могла проехать наша машина. Машина включилась в этот разговор, сделав вид, что уже ведет переговоры с ближайшей буровой станцией. Мы посмеялись, я надел маску и шлем, проверил все системы, воздух уже начал генерироваться, и робот-кладовщик дал команду на подготовку к открытию шлюза.
Из отсека вытянули весь воздух, бесшумно открылись замки, и шлюз открылся. Я вышел из машины, попав в абсолютно черную пропасть. Машина отключила фары, я должен был привыкать к черноте. Медленно загорался фонарь на голове, давая глазам время на адаптацию. Я стоял на месте, действуя по инструкции, и смотрел перед собой, ненадолго зажмуриваясь, чтобы глаза расслаблялись. Вокруг была всепоглощающая тишина, слабый писк в наушниках, так мои друзья машина и робот-кладовщик напоминали о себе, доносился откуда-то далеко, с другой планеты. Я похлопал машину по борту и пошел в коридор.
Я быстро шел по коридору, фонарь на шлеме хорошо освещал все, что было впереди, я видел на много десятков метров вперед. Создавалась иллюзия, что коридор освещен, настолько ярок был свет фонаря, от которого пламенели стены. Иллюзия, ничего из этого не было - ты можешь видеть лишь то, что тебе дозволено увидеть. Позади смыкалась непроглядная тьма и всепоглощающая тишина, забиравшаяся внутрь тебя, наполняющая тебя. Никто, никто не может говорить о том, что он знает нашу планету, если он или она никогда не спускались в шахту. Здесь была настоящая вселенная, без удобств, без радости, без горя, без лицемерия, все, что было, то и есть и ничего более, и, как ни странно, без смысла. Вселенная сама по себе не имеет смысла, в нашем понимании. Ей все равно на наши умозаключения, рассуждения и прочую пустую говорильню, которой я уж е и сам занялся. Смысл подразумевает желание оно первично, во всем: желание жить, желание обладать, желание властвовать, удивить создать, любить, но, в конечном счете, обладать и жить. Вселенная бесстрастна, как и наша планета, живущая вне времени, вне человеческого времени. Мы можем взять из нее все, что захотим, не отдавая ничего взамен, и даже не осознавая, что все наши дела бессмысленны.
Вот такие думы на меня навеял этот коридор. Когда думаешь, то и дорога короче.
Я еще не успел все обдумать, как следовало, а уже дошел до поломанного проходческого щита. Мощная, огромная машина слабо пропищала у меня в наушниках, приветствуя меня. Я похлопал ее по кузову и стал протискиваться между ней и стеной, чтобы рассмотреть ее лучше. Внешних повреждений не было, машина подсказывала, что у нее что-то с датчиками, поэтому она не может ни вернуться назад, ни продалбливаться дальше вперед. Ее мощный бур уперся в тело планеты и жалобно потрескивал, при попытках провернуться.
Я попросил машину ничего не делать без моей команды, она покорилась, хотя, я это почувствовал, у нее был порывистый нрав, ей хотелось все делать быстро, а остановка ее угнетала. В подтверждении моих слов по телу машины прокатились судороги, так наши машины сбрасывают излишний потенциал, как человек борется с нервным перенапряжением.
Странно, но бур не был зажат породой. Я подлез к нему, потрогал, даже поколотил его молотом: все было в норме, он нормально поворачивался. Я подключился к ЦПУ, ошибок не было, все системы отзывались, даже датчики отрабатывали верно, но что-то мешало двигаться машине вперед. Дав принудительную команду, я смог отодвинуть щит назад, машина сконфужено стояла, разминая бур, но не решалась начинать работу. На мгновенье мне показалось, что из нее что-то вылетело, как черное облако или пыль, свет от моего фонаря помутнел, я стал видеть все в легкой дымке. Пока машина сама себя тестировала, я подошел к тому месту, где она застряла. Порода была другая, я такой еще не видел. Она не светилась красно-бирюзовым светом, она была абсолютно черная, свет от моего фонаря растворялся в ней.
Я ушел к инструменту, вытащив ручной молот, чтобы попробовать отколоть черный кусок. Рассмотрев получше, я заметил, что порода была не вся черная, такой эффект производил ровный квадратный слой посередине, в него и уперся бур щита. Я, не раздумывая, ударил прямо в центр и отлетел назад, сильно ударившись о машину. Хороший удар, костюм чудом не порвался. Проходческий щит извинился, что не успел отъехать, я заверил его, что сам виноват. Щит покатился назад, решив стоять подальше от меня.
Подобрав молот, я вернулся к черному квадрату и ударил молотом слева от него, желая выдолбить его из породы. Мое тело отдалось сильной дрожью, но молот не выпал из рук, продолжая работать. Не знаю, сколько я выдалбливал одну сторону, но я очень сильно устал, дико хотелось спать. Я решил присесть и отдохнуть, а на самом деле просто свалился на пол, отключившись.
Вам когда-нибудь снились кошмары? Наверное, да. У нас кошмары снятся редко, мало чем нас можно испугать. Я не помню своего сна, такие сны никто не помнит, но я помню ощущение, как в меня кто-то вторгается, пытается разорвать на части, чтобы лопнула каждая клетка, рассыпалась в прах. Возможно, такое чувство испытывает тот, кто попал под выброс ионизирующего излучения при взрыве, вбирая в себя весь пучок, без остатка.
Кто знает, я до сих пор иногда чувствую это. Я был возле взрыва, спасаясь от взрывной волны за стенами старого города забытой мною планеты, я это вижу каждую ночь в своем кошмаре, но об этом может быть расскажу позже. Так вот это другое, то, что входило в меня, молчало, но я знаю, что оно могло со мной поговорить, но оно не хотело. И сейчас я понимаю, о чем меня предупреждали духи, то, чего они боялись сами, то, что остановило бесстрашную машину.
Глава 3. Знакомство с господином Пенсом
Из вороха случайностей и череды несвязанных между собою событий, часто невозможных, противоречащих законам, принятым по общему недоразумению, и сплетается тонкое полотно умозрительных закономерностей, таких близких и необходимых человеческому сознанию. Из этого полотна человек шьет для себя одеяние суеверия и религиозных правил и носит его до конца жизни, уже не замечая, что ткань давно истлела, не греет и не защищает от жара небесного светила. Из остатков ткани человек шьет такую же одежду для других, кому-то хватает и малого куска, прикрывающего голову, кто-то ткет свое полотно для себя и других, ткань может быть тоньше, слабее, а может и стать прочнее. И тогда люди начинают выяснять, кто правильнее ткал полотно, кто вернее понял знаки, знамения, чья вера крепче, сильнее. А что может быть сильнее правды? Ложь, вплетенная в ткань заблуждений. А что может быть сильнее лжи? Чудо.
Я не выжимаю из себя перезревший сок философских рассуждений, не хмурю брови и не морщиню лоб. Это краткий экстракт моего бреда в шахте, я его прослушал уже дома, вместе с Энни. Она очень хотела во всем разобраться, думала, что я от нее что-то могу скрыть. Нечего, скрыть было нечего. Я сам не могу этого помнить потому, что был в полубредовом состоянии.
После того, как я отключился в шахте с зажатым молотом в руках, будто бы он мог меня защитить от чего-то, проходческий щит попытался связаться со мной. Не получив ответа, он дал команду на эвакуацию, никакого чуда, скажу прямо. Меня забрала груженая вагонетка, не мягкая постель, конечно, лежать на груде осколков больно, но не страшно. Она отвезла меня наверх, чтобы потом, через ближайший выход, отвести к моей машине, которая уже ждала, робот-кладовщик был готов принять мое тело.
Кое-как меня погрузили в машину, затолкали внутрь. Вагонетка закрыла шлюз и удалилась, весело попискивая.
Я был в маске и шлеме, пробоина в моем костюме успела затянуться, но, несмотря на это, в складском отсеке восстановили подачу воздуха, а главное выровняли температуру до приемлемой. Не знаю, каким образом, но я порвал костюм, левая нога проглядывала сквозь рваную ткань, затянутую прозрачной пленкой восстановительной ткани костюма, и я ее отморозил. Неудивительно, температура за бортом была ниже -65, в целом довольно теплая для нашей планеты. И все это время я что-то бормотал, что-то невнятное, повторяя одно и то же.
Мы расшифровывали это несколько недель. Время было, его было даже слишком много. Часть ноги мне удалили, хороший кусок мяса. Не жаль, он уже начал гнить. Я должен был сидеть дома и зализывать раны, так сказала мне Энни, вычитав это в очередной детской книжке, которые она каждый вечер читала нашему сыну. Лечиться предстояло долго, на работе меня не ждали, пришлось привыкать видеть себя постоянно дома. По вечерам, когда Энни устраивала простенькие детские спектакли для детей нашего дома, мне давали простые роли. Дерева, стража или шкафа, главное чтобы текста было поменьше, а то дети часто пугались моего голоса и роста, особенно когда я неожиданно вставал или подходил к ним. Они так визжали, разбегаясь в разные стороны, прячась за горки, домики на детской площадке в нашем дворе. Это было весело, Энни всегда подбирала мне такую роль, чтобы дети как следует побегали перед сном.
У меня было бесконечное множество свободных часов, когда было некуда себя деть. Все, что задумывалось раньше, было переделано за первые две недели, а новых идей ни у меня, ни у Энни не появлялось. Я выкрасил нашу квартиру в новые цвета, в комнате сына нарисовал деревья, траву, небо в час рассвета, когда красная краска затапливает черное ничто над головой, и оно начинает светиться. Энни дорисовала на деревьях птиц, как в учебниках про другие планеты, больших и крохотных, разноцветных, веселых: вот-вот и мы услышим их щебетание. Сын дорисовывал цветы, сначала пытался рисовать так же, как в учебниках, но это скоро ему наскучило, и он стал придумывать свои цветы, если бы они смогли вырасти на нашей безжизненной планете.
Как много узнаешь о своем доме, когда ты не выходишь из него. Уходя утром на смену и возвращаясь через несколько дней или неделю, я и не подозревал, что наш тихий муравейник полон жизни, настоящей, с настоящими страстями, гневом, любовью, где-то внутри дома тлела подлость и разгоралась зависть, кто-то умирал, а кто-то зарождался... каждый был достоин отдельного рассказа, но в целом все они, и я в том числе, были лишь тенью, серой массой яркой интересной жизни. Оглянитесь вокруг, быть может рядом с вами живет настоящий герой или подлец, а смурной и злобный человек, которого вы встречаете каждый день идя на службу или на смену, окажется талантливым и добрым человеком, стесняющимся себя? А может и нет, наиболее вероятно, что ваше первое впечатление не будет ошибочным, и это действительно мерзкий человек, достойный лишь стать после смерти кормом для груши или яблони. Я познакомился со многими людьми и в итоге сбежал от них гулять по поселку.
У меня появилась задача: обойти наш поселок весь, осмотреть каждую улочку, каждый дом, придумать для Энни и сынишки что-то интересное. Я с упоением бросился на нее, желая быстрее решить эту задачу, желая усложнить ее, чтобы она никогда не могла быть решена до конца, а иначе придется придумывать что-то новое, на что мозгов уже не хватало. На окраине поселка я присмотрел небольшой парк, мы там еще не были. Простая лесополоса с горками и лесенками на площадке, расположенной в самом центре. Рядом с парком высились горы бетонных муравейников, с такими же людьми, как и мы. Не пытайтесь мысленно разнообразить вид нашего поселка: бетонные муравейники, выкрашенные в яркие сочные цвета, очерченные нитками узких дорог, редкие парки и скверы с неядовитыми и неплотоядными растениями, я такие увидел только здесь, сначала боялся подойти ближе, вдруг меня кольнет невидимая лиана, и все, лежи и прощайся со всеми. Представили? Чего-то не хватает? Инфраструктуры? Так она обычная, как и везде: автоматические лавки, выдающие продукты строго по норме, несколько кинотеатров, в которых крутят круглосуточно один и тот же набор фильмов, есть два театра, но они уже давным-давно закрыты, не родились еще новые актеры, а старые успешно кормят собой фруктовый сад. На окраинах города установлены кислородные станции, собирающие со всего поселка газы и наше дыхание, чтобы потом очистить этот газ и выбросить обратно, обогатив кислородом и другими газами. Станции работают незаметно, пообщавшись с соседями, я понял, что многие не знают, что находится в высоких ярких колоннах на окраине города, кто-то предположил, что это такой арт-объект, инсталляция сумасшедшего ваятеля. И вправду, посмотрев на станции свободным взглядом человека, не знакомого с техникой, не болеющего ею, я увидел, насколько кислородные станции красивы. Вздымающиеся ввысь столпы из колонн, растущие, как пламя под порывом ветра, станция действительно напоминала огромный костер, в вечернем небе под светом заходящего солнца он колыхался, рвался на свободу. А под костром дрожала земля, там находились очистные, работающие без устали. Стоя у костра кислородных станции, слушая шум ветра, гул мощных вентиляторов, разгоняющих застоявшийся воздух в поселке, они стояли на разных концах города, создавая затейливую розу ветров, в поселке всегда было ветрено, я слышал и то, как под землей ревут огромные барабаны центрифуг, здесь, на нашей маленькой планете создавая свою силу тяготения, очищая наши нечистоты. Вот сынишка подрастет, и я расскажу ему об этом, как все работает, но я хотел, чтобы сначала он увидел всю эту красоту, которую я не замечал многие годы. В маленьких делах, незаметных штрихах, а порой и открыто, напоказ, до невозможности смешно, гротескно, порой и иронично, с заботой о других проектировали и строили самые заурядные объекты. Те, кто проектировал, планировал,ѓ они тоже родились здесь и пытались хоть немного, хотя бы чуть-чуть заставить нас забыть о правде, о том, что мы все находимся на этом мертвом астероиде и никогда, никогда не сможем его покинуть. Вы думаете, что дома, наши огромные муравейники стоят в строгих линиях, очерченных бездушной программой? Нет, тысячу раз нет! Сделайте простой прибор, да какой там прибор, просто по красной звезде или Злобному карлику определите стороны света и, идя по дороге, опоясывающей любой жилой квартал, зарисуйте путь, создайте свою карту. Это просто, фазы красной звезды и Злобного карлика известны, смотрите на часы и высчитывайте в уме угол и рисуйте, рисуйте - и вы увидите, что каждый квартал имеет свое лицо, свой облик. Я до этого не додумался, мне подсказал это такой же блуждающий по городу человек, как и я. Он ходил и все время рисовал свой путь на планшете, сверяясь с часами. Я сначала ему не поверил, даже смеялся, а потом сам попробовал, спасибо Энни, она пристыдила меня. Я обрисовал наш район - ѓ это была веселая рыба, как из детского фильма, хотелось бы увидеть ее в живую. Соседний район был небывалым животным, напоминавшим наших коров, но без рогов и толстыми, как столбы освещения, ногами.
Многое, очень многое скрыто от нашего взора, и именно жажда познания, жажда открытий не даст закостенеть мозгу, самое страшное, что может быть у нас. Этим больны многие, запивая свою горечь, которую они даже не могут полностью осознать, водкой из гнилых груш и вишни, наше любимое пойло. У меня его скопилось несколько сотен литров, нам выдают его каждую неделю.
Но я отвлекся, так бывает, хочется рассказать все, а потом понимаешь, что вы же никогда не были у нас, и приходится отвлекаться, увлекаться. Мысль, она, как вода, потечет туда, куда захочет, ни к чему ее останавливать. Но вернемся в парк. Пройдя по узким тропинкам под тенью густой сочной листвы, зайдя в чащу из высокого кустарника, на котором растут съедобные, но очень кислые ягоды, вы выйдете к однополосной дороге, у которой стоит трехэтажный дом.
Дом обнесен кованым забором, я такие никогда не видел у нас, пышный сад, за густой растительностью трудно разглядеть то, что происходит на лужайках, но я смог увидеть, как там играют в мяч красивые девушки, ветер доносит их веселый смех. Я так засмотрелся на них, что не заметил, как из ворот выбежал мальчишка в черном костюме. Он подбежал к единственной припаркованной на стоянке машине, и принялся дубасить ее руками и ногами. За ним выбежали две девицы, одна из них была в тонком одеянии, сквозь которое проглядывало сочное молодое тело, вторая была одета в обтягивающее платье, полностью открывающее длинные тонкие ноги. Девушки подбежали к мальчику и стали о чем-то его просить.
Мне стало ясно, что это был публичный дом. Моей зарплаты вряд ли бы хватило на поход сюда раз в месяц, да и никогда не было желания. Я бесстрастно смотрел на этих девиц, как они кружат возле мальчишки, странное у него было лицо, старое, как у взрослого мужчины. Он бил по кузову машины, но ей было все равно, мальчишка лишь разбивал руки в кровь. Он стал биться головой о стекло, и я решил вмешаться, девицы не решались оттащить его, умоляюще пища нежные слова, я с трудом разбирал их смысл.
Девушка в коротком платье была четырехпалая и чем-то похожа на разбушевавшегося мальчишку. У них была белая, даже в нашем красном свете, кожа и абсолютно черные глаза, лицом же она напомнила мне мою Энни, меня даже передернуло от их сходства. Она постоянно поправляла платье, пытаясь опустить его ниже, скрыть тонкие ноги и ажурное белье, я такого никогда не видел, у Энни все было простым, без украшений или рисунков. Девушка склонялась к мальчишке и, придерживая растрепанные мокрые черные волосы, продолжала уговаривать его успокоиться и вернуться к ним. Она часто смотрела на меня не то смущаясь, не то прося помощи. Вторая девица стояла неподвижно и мило улыбалась неизвестно кому. Ее кожа отдавала розовым перламутром, она была пятипалой, как и я с Энни, но было видно, что ее родители прилетели с другой планеты. У нее было широкое лицо, резко контрастировавшее с узким лицом черноволосой девушки, и миндалевидные красные глаза с голубыми белками, смотревшими на всех с явным превосходством. Ее тело словно горело, на улице было довольно прохладно, я был в куртке и теплых брюках, черноволосая девушка вся покрылась мурашками, было видно, что она мерзла. А вторая девушка стояла на земле голыми ногами, излучая тепло и поглаживая полными руками желтые волосы.
Интересно, какого цвета она бы была на другой планете, например, на тех, что нам показывают в фильмах или учебной хронике. Мы привыкли жить в красном спектре, привычные для вас цвета здесь не работают, их просто нет, но и для нас не существует других цветов. Поэтому каждый цвет, который есть в цвете тканей, из которых шьется наша одежда, цвета инструмента, бочек с реагентами, растворов, да и всего остального, что нас окружает, мы сравниваем с реестром кодов межгалактических стандартов. Достаточно навести объектив камеры личного регистратора или паспорта, если вам так будет понятнее, чтобы узнать нужный код. Это с первого взгляда сложно, но вы бы быстро научились, так живут все колонии, все пастбища и фабрики Компании.
Я подошел к мальчишке как раз в тот момент, когда он наотмашь пытался ударить черноволосую девушку, так мне показалось в этот момент, слишком настойчиво требовавшую его вернуться в дом.
Ну, не надо хулиганить, молодой человек, ѓ сказал я, подняв мальчишку за шиворот, его ноги еле-еле доходили мне до пояса.
К моему удивлению мальчишка затих и повернул ко мне голову, пытаясь лучше меня разглядеть. Я увидел его умные глаза, немолодое, но собранное лицо, без тени пороков или старения, и все же, это был пожилой человек, точнее нет, он был гораздо старше меня, раза в два, не меньше.
Ой! - охнула девушка с черными волосами, бережно разглаживая костюм маленького человека. - Поставьте, пожалуйста, господина Пенса на землю, прошу вас. Он не сделает мне ничего плохого, господин Пенс очень добрый, он просто слегка рассержен.
Господин Пенс? - я сильно удивился, мне еще никогда не приходилось видеть этого человека. Конечно же, я о нем знал, но особо не интересовался. ѓ Хорошо, но если вы, господин Пенс, будете вести себя неподобающе вашему статусу, мне придется вас снова приподнять.
Я широко улыбнулся ему и девушке и поставил господина Пенса на землю. Маленький человек отступил чуть от меня и стал осматривать мою фигуру. В его взгляде не было ни вражды, ни злости, он смотрел спокойно, словно пытаясь что-то вспомнить.
Вы не знаете господина Пенса? - удивилась вторая девица, медленно моргнув миндалевидными глазами.
Не имел чести быть знакомым, ответил я.
Мы справимся сами, заторопилась черноволосая девушка, ежась от холода.
Ничуть не сомневаюсь, ѓ сказал я.
Господин Пенс оправил на себе костюм и подошел к ней, взяв за руку. Девушка вздрогнула, посмотрев на него испуганным взглядом, в котором я не увидел снисходительной насмешки и услужливости, как у второй девицы. Девушка смотрела на него с грустью и просьбой, слегка подрагивая всем телом.
Мэриэт, идите в дом и заберите с собой эту бабу, господин Пенс ткнул пальцем во вторую девицу.
А вы? Куда же вы пойдете? - забеспокоилась Мэриэт.
Я поеду домой, твердо сказал господин Пенс.
Но ваш шофер еще не проснулся, ухмыльнулась вторая девица. - Он будет спать еще долго, сильно нажрался.
Эта скотина - ваша проблема! - гневно воскликнул господин Пенс. ѓ Как протрезвеет, вышвырните его за дверь. Можете сделать это прямо сейчас, быстрее протрезвеет!
Но, господин Пенс, я волнуюсь за вас, прошептала Мэриэт. - Как вы доедете сами?
Доеду, буркнул он, слегка смутившись. - Не беспокойтесь, Мэриэт, я прошу вас приехать ко мне в гости наследующей неделе.
Ого, вот это заказ, хмыкнула вторая девица. - Нормально поднимешь денег, язычница.
Мэриэт заплакала от ее слов, закрыв ладонями лицо. Сейчас я заметил, что она не сильно выше господина Пенса, женщины обладают волнующим свойством казаться выше, чем они есть на самом деле, особенно, если фигура девушки очень тонкая и изящная. Я засмотрелся на Мэриэт, видя в ней мою Энни, кажется, что я нашел ее сестру, о которой она рассказывала после ночного кошмара в особенные фазы Злобного карлика, когда планета подходит совсем близко к нам. В такие ночи Энни спала очень тревожно, чересчур сильно переживая свой ежедневный, точнее еженощный кошмар, постоянный спутник каждого жителя нашей планеты, и у каждого он свой. Мы не рассказывали друг другу эти сны, незачем терзать ими друг друга. И в такие ночи близости со Злобным карликом Энни во сне звала свою сестру, просыпалась вся холодная, мокрая.
Пошла вон, ледяным голосом сказал господин Пенс, указав на ворота второй девице, та, пожав плечами, ушла, не проронив ни слова.
Прекрати, господин Пенс задумался и долго смотрел на меня. Потом он сказал, обращаясь ко мне. - Никак не могу вспомнить вашего имени. Это ведь вы нашли черный камень?
ѓ Я? Ну, да, опешил я, не ожидая такого вопроса.
Вот и прекрасно. Вы же сможете управлять этой штукой? - господин Пенс ткнул пальцем в свою машину.
Конечно, это просто, ответил я.
Вот и прекрасно. Садитесь и готовьтесь к отъезду. Вы как раз обернетесь к концу дня. Заодно мы с вами обсудим вашу находку, я планировал найти вас на следующей неделе, но удача сама идет вам в руку. Заметьте, удача для вас. Или вы не согласны?
Согласен, улыбнулся я, страсть как хотелось посмотреть на жизнь высшего общества.
ѓ Отлично, а вы, Мэриэт, поедете с нами. Если у вас есть ценные вещи, то сбегайте за ними, не берите одежду, вы получите новую, а эта вам не идет, господин Пенс погладил ее по рукам, девушка отняла руки от лица, смотря на него благодарными глазами. - Тем более, моя милая, и эта работа не для вас. На вас одни жалобы, клиенты недовольны, так как вы услаждаете их слух беседами, а они пришли утолить страсть вашей плотью.
Да, я работаю плохо, не то, что эти, ѓ тихо засмеялась Мэриэт. - Но все же, моя помощь кому-то была полезна?
Например, мне. Но у меня вы будете работать хозяйкой моего дома, если вы не против. Не против? - спросил он с надеждой в голосе, он и не пытался скрывать свои эмоции, искренне переживая.
Мне стал симпатичен этот человек. Небольшой, но в этом нет его вины, с короткими черными волосами на круглой голове, слегка вытянутое лицо, как и у Мэриэт, тонкие пальцы, в которых чувствовалась сила, умный и проницательный взгляд, не лишенный доброты и участия. Мне показалось, что он любит ее, а она... но это мои домыслы, определенно она была рада его предложению. Мэриэт часто закивала и, блестя счастливыми глазами, убежала.
Вы женаты? - спросил меня господин Пенс.
Да, у меня прекрасная жена Энни и чудесный сын Майкл, я достал свой пропуск и открыл фотографии семьи.
ѓ Да, у вас прекрасная семья. Я вам искренне завидую, но без зла, ѓ улыбнулся господин Пенс.
Прибежала Мэриэт, покрасневшая от бега и радости. В руках у нее была небольшая сумка, откровенное платье она сменила на простой брючный костюм, который шел ей гораздо больше. Я к тому времени уже освоился с машиной и сидел в кресле пилота, наблюдая за тем, как Мэриэт и господин Пенс смотрят друг на друга.
Они сели назад, о чем-то разговаривали в полголоса, затем господин Пенс пересел ко мне на место штурмана. Мэриэт оперлась на наши кресла, просунув свою голову между ними, ей очень хотелось видеть все. Я услышал, как она тихо напевает какую-то песенку, очень знакомую, но давно мной забытую.
Машина была небольшая, всего один отсек, но зато какой. Интересная отделка из дерева и кожи, все здесь было приятно на ощупь и запах, руки чувствовали порывистый нрав двигателя, готового в одну секунду взлететь и вспышкой ринуться сквозь стену. Мы подъехали к шлюзу, зашумели нагнетательные вентиляторы, в нос ударил резкий запах кислородной станции, стало щипать горло. Мэриэт сильно закашлялась, видимо, она не привыкла покидать границы поселка. Она вся покраснела, но продолжала напевать, прерываясь на кашель, она ликовала.
Машина выехала из шлюза и остановилась на перекрестке. Влево уходила дорога на шахты, уже хотелось привычным движением направить штурвал в сторону старого города, брошенного поселка у карьера, как называли его мои сменщики. Направо шла дорога, опоясывающая купол, а прямо уходила широкая дорога в неизвестность, к поселкам, в которых я никогда не был. Пару раз я пытался найти карту нашей планеты, но нам с Энни был доступен лишь тот кусок, где мы проживали и немного пустыни вокруг.
Постучав легонько по панели, я подмигнул внутренней камере машины, и она, радостно пропищав, передала мне управление. Штурвал напрягся, стал тугим, тяжелым: на большой скорости мягкий штурвал подобен самоубийству, вы регулируете секундами повороты, а можете дать несколько углов влево или вправо, заставив машину кувыркнуться или покатиться на бок. Не смертельно, но неприятно, не уверен, что господин Пенс привык к такому обращению.
Ремни безопасности вдавили нас кресла, Мэриэт с визгом откинулась назад, громко смеясь. Ей все равно было видно дорогу через лобовое стекло, но ей хотелось быть ближе, она пробовала нагнуться вперед, но ремни утягивали ее назад. Я погладил торпеду машины, прошептав ласковое приветствие моему новому железному коню, я увидел такое в одном из старых фильмов, хронике с далекой планеты, где колонисты одичали, вернувшись к языческой культуре. Господин Пенс с интересом посмотрел на меня, а Мэриэт позади даже охнула, воскликнув:
Моя сила мала, по сравнению с твоей! Твоя мощь будет управляться мной!
Ты знаешь перевод? - удивился я, повторяя заученную мантру язычника, когда он седлал большое могучее животное, я и не предполагал, что у этой фразы может быть перевод. Мы с ребятами много часов провели в библиотеке, но все тщетно.
Да! Так пела мне мама, когда укладывала меня спать. Она говорила, что так я смогу подчинить себе всех духов железных коней. А откуда вы знаете это? - в свою очередь удивилась Мэриэт.
ѓ Наверное, из фильма? - предположил господин Пенс.
Верно, из фильма, кивнул я. На панели уже высветилась карта, я никогда не видел такой подробной карты, здесь были все поселки.
А вы тоже разговариваете с духами? - с восхищением спросила Мэриэт.
Обычно мы с ними играем в косточки, ѓ улыбнулся я, повернув голову. Мэриэт, вырвавшись на свободу, изменилась, цвет лица ее стал нежно-розовым, переливаясь до голубого, стали видны ее яркие веснушки, которые тоже меняли цвет, переполненные ее эмоциями, а глаза горели. - В прошлую смену я выиграл у них две звезды, я подарил их жене, они теперь у нее на шее висят. А потом проиграл весь запас алкоголя, они его любят, а мне не жалко.
О, так вы не пьете? - господин Пенс удивленно вскинул брови. - Ни капли?
Ни капли, не люблю, честно ответил я. - Судя по карте, нам ехать не больше трех часов.
ѓ Хм, обычно больше, чуть менее пяти, засомневался господин Пенс.
Это по автопилоту, а мы прокатимся с ветерком. За бортом -67, погода прекрасная.
-67? Ужас какой! - Мэриэт поежилась. - А вы покажете мне, как играете с духами?
Покажу, но не сейчас, ответил я. - А откуда твоя мама знает этот язык древних?
Она с той планеты, точнее нет, ее прапрапрапрапрапрарпапрабабаушка, если я не напутала. Это мой последний круг, наш последний круг - мой и сестры, но я ее никак не могу найти, Мама рассказывала, что она живет рядом со мной, и когда придет время, то мы обязательно найдем друг друга. Мама очень рано умерла, но я помню все, что она мне рассказывала, честно-честно! ответила Мэриэт.
Понимаю, а мне еще кругов шесть осталось, если не больше. Энни все считает, а я не вижу смысла ѓ все равно это наш единственный дом, никуда отсюда нам не деться.
Мы замолчали, даже господин Пенс вздохнул, а я думал, что это единственный свободный человек на нашей планете, но как я ошибался. Часто нам кажется, что мы знаем жизнь вдоль и поперек, а на деле оказывается, что не знаем ничего. Я сжал штурвал в руках и стал медленно набирать ход, встав во втором ряду, панель подтвердила мой коридор, показав, что навстречу едут три грузовоза, но до них было еще несколько сотен километров.
Через десять минут мы летели над безмолвной пустыней, поднимая клубы пыли, паря над поверхностью. Это особенно нравилось Мэриэт, она визжала от восторга, хватаясь руками за подлокотники в момент отрыва от поверхности, и вся вжималась в кресло, когда машина подлетала к земле, упруго подскакивая, успокаиваясь, чтобы на следующем холме снова взлететь над глубокими оврагами. Она мне напомнила Энни, она также визжала, требовала еще и еще. Тогда у меня была машина тяжелее, а с такой малюткой можно было делать что угодно.
Я думаю, что мы с вами на следующей неделе можем съездить к черному камню, сказал господин Пенс, он не вжимался в кресло, сохраняя спокойствие, но по его глазам было видно, что ему тоже нравится наши полеты.
Хорошо, но что вам там делать? Насколько я понял, выработку по этому направлению прекратили, будут добивать оставшиеся спирали, сказал я, пристально вглядываясь в красную пустыню, через пять часов красное солнце зайдет, и все погрузится в черную мглу.
Я знаю, это была моя команда. Вырабатывать дальше этот слой опасно.
Я тоже так думаю, согласился я и подумал, стоит ли говорить о предупреждении духов, и решил, что пока не стоит.
Дорога была однообразная, и вскоре пассажиры утомились, даже Мэриэт уснула. Как и обещал, через три часа мы уже въезжали в поселок. Я такого еще не видел: широкие улицы, аккуратные двух и трехэтажные домики, огороженные низкими заборами и зелеными лужайками, у каждого домика стояла своя машина, модель была одна и та же, отличались цвета и отделка.
Дом господина Пенса не был самым большим или ярким. Это был красивый белый дом с тремя этажами, сделанный из матового камня. На зеленой лужайке были установлены детские качели, стол для игр. Я высадил господина Пенса и Мэриэт, меня отпустили до начала следующей недели вместе с машиной, господин Пенс решил, что проведет эти дни дома, тем более Мэриэт надо было все рассказать и показать. Она валилась с ног, уставшая от радости и новых впечатлений. Мне тоже хотелось скорее попасть домой и рассказать все Энни.
Глава 4. Скульптор
Электрический импульс, рожденный в глубинах космоса, разгорелся на долю секунды, отправляя в неизвестность сотни тысяч потоков световых волн, устремленных в одну точку. Радиотелескопы поймали малую часть этих волн, дошедших до первой станции. Ретрансляторы сигналов распознали и отправили новый усиленный поток в черную бездну, скорректировав курс. Поток блуждал по вселенной от одной станции к другой, задерживаясь на ничтожное время, чтобы быть распознанным и усиленным. В бесконечном безмолвии эти крупицы человеческой мысли, простые слова, обличенные в текстовые или аудио/видео сообщения, исчезали и появлялись вновь, чтобы исчезнуть на века.
Мирон чувствовал, как этот сигнал проходит через него, растворяется в нем, чтобы с силой вырваться на свободу, разрывая ткани его тела. Он горел от этих микроразрывов, ощущая, как кровь малыми струйками вытекает из него, как все тело покрывается язвами, порезами, напоминавшими затейливые узоры древних религиозных культов. Он лежал и не мог пошевелиться, блуждая по вселенной вслед за сигналом, опережая его, чтобы вновь встретиться с ним, получить новый удар. Все его нутро сжималось и разрывалось в одно мгновенье, черный космос засасывал в себя, было трудно дышать, тошнило, кружилась голова, от взгляда на дно черного колодца, у которого не было и не могло быть дна. Тело, отпущенное в свободном полете на дно колодца, сжималось в ничтожную частицу тем сильнее, чем мозг мог дойти до понимания бесконечности бесстрастного космоса, его непогрешимости, бесчеловечности...
Сигнал долетел до приемной станции спутника на орбите Злобного карлика и яростно влетел на астероид, будоража заснувшие системы, заставляя робота проснуться, принять и расшифровать послание. Из невидимого потока рождались слова, фразы, Мирон видел это превращение, они вставали перед ним, как огромные каменные изваяния:
'Привет, пап!'
'Когда ты вернешься домой?'
'Мы тебя очень ждем!'
'Мама очень зла на тебя'
'Я тоже злюсь, ты не пришел ко мне!'
'Я ненавижу тебя' Ты бросил нас!'
'Я умерла, но ты будешь жить! Ты никогда не умрешь!'
'Ты убил нас!'
'Ты убил нас!'
'Ты убил нас!'
Мирон с трудом разлепил ссохшиеся веки. Сон еще не отпускал его, но он понимал, что уже не спит. Он закрыл глаза, позволяя остаткам сна добить его, в голове колола острая боль, в затылок стучали бешеные молотки. Лежа он осматривал свое жилище: небольшая комната, уставленная тубусами с листами макетов будущих скульптур, для которых он никак не мог найти подходящего валуна. И все, кроме кровати и тубусов в комнате ничего не было. На полу валялась его одежда, окно было раскрыто настежь, холодный воздух не помог, не избавил его от кошмара, просто тело не так сильно болело.
Мирон с трудом поднялся с кровати, свет тут же включился. Вся кровать была в кровавых разводах, а из его тела еще сочилась бурая кровь, грязная, дурно пахнущая. Вся спина, ноги, живот были в мелких порезах, которые затягивались прямо на глазах. Он стоял под потоком холодного сладковатого воздуха, ожидая, когда тело восстановится. Время было ранее, он не мог спать долго, на небе властвовал Злобный карлик, Мирон видел его черный свет, его свет. Ночью ему было легче жить, он бы и вовсе не ложился спать, но каждую ночь бессознательно оказывался в постели, переживая изо дня в день, из года в год один и тот же кошмар. Он не менялся, Мирон мог до секунды рассказать, что будет дальше, как все будет, но каждую ночь с нездоровым предвкушением жаждал этого кошмара.
Боль утихла. Мирон поднял грязный костюм с пола и оделся. Проходя в дверь, он врезался в косяк, настолько его фигура была огромна, стандартные двери стесняли его, все вокруг стесняло его. Высокий, с большой головой, вырубленной из куска скалы топором, квадратный подбородок был весь облеплен жесткой щетиной, широкий в плечах, налитые бугры мышц, длинные руки, толстые ноги, напоминавшие бревна, исчерченные вздутыми от перегрузок мышцами. Он был страшен, и ему было все равно. Мирон редко с кем общался, постоянно проживая у себя в мастерской, устроенной на складе, расположенном на окраине поселка. За стеной круглые сутки копошились роботы, принимая и отгружая паллеты с... он и не знал, что на этом складе, за окном высилась кислородная станция, напоминая доисторического болвана, окруженного духами слабее. Мирон встал у окна, не глядя схватив брошенный с вечера кусок холодного мяса. Он жевал медленно, не ощущая вкуса пищи, вторая рука сжимала бутыль со сладким пойлом из плотоядной вишни, оставалось еще половина бутылки. Водка туманила голову, и от этого становилось легче, нереальность кошмара проявлялась отчетливее, на сердце полегчало, а молотки в голове стучали тише, переходя от безумного боя, невыносимой дроби к незатейливому ритму, он был даже приятен, Мирон еле слышно напевал под него.
Затолкав в себя мясо и засохшие куски хлеба из черных водорослей, Мирон осмотрел крохотную кухню, что-то ища взглядом. Кроме широкого подоконника, служившего ему столом, на кухне был один шкаф и холодильник, в котором стояли бутыли с вишневой водкой, ему их выдавали в большем объеме, чем остальным, как человеку искусства. В угол вжалась узкая раковина, забитая засохшей посудой, и больше не было ничего, а иначе бы он, входя на кухню, сносил бы эту мебель, места было очень мало. Мирон вышел из своего закутка, схватив огромный топор и сумку с инструментом, бережно положенные у входной двери. Плечо приятно оттягивали тяжелые инструменты, левая рука крепко сжимала рукоять страшного топора.
Мирон вышел на улицу, холодный воздух слегка отрезвил его, голова прояснилась. Он шел на пустырь, где стояли массивные куски пустой породы, привезенные по его заказу из карьера. Некоторые из них уже были обрубленные рукой скульптора, но замысел художника не был понятен, глаз не угадывал знакомых очертаний, мозг не способен был придумать что-то свое, увидеть в этом нагромождении, в этих неровных смелых линиях красоту юной девы, улыбку ребенка, удар молнии в землю и рассыпающиеся брызги огня. А Мирон видел. Каждый камень, каждая глыба была живая, она просила его, звала, желая скорее стать воплощением его мира. Мирон подходил к каждому объекту, беззвучно разговаривая, может с ними, а может сам с собой. Он стал скульптором или, как называли его другие художники, ваятелем космоса, всего десять лет назад. До этого он долгое время работал на фабрике, в карьерах, занимаясь ремонтом крупной техники. Его рост и природная сила позволяли ему голыми руками делать то, что часто не удавалось двум и трем слесарям вместе с роботом-манипулятором. Техника его любила и, это может показаться странным, но техника его боялась, так же, как и люди. Поэтому Мирон не появлялся днем в поселке, дети его пугались, взрослые поспешно уходили с дороги, он привык к одиночеству, съедаемый бесконечным кошмаром из прошлого, который становился для него уже настоящим, будто бы это он все пережил, он был тогда там, он это совершил.
Неизвестно кто и когда увидел в нем способности к творчеству, но этот человек СПАС Мирона от безумия. Ваяние, выкалывание, отсекание граней, резьба, любовь к камню излечивала его, пускай и ненадолго сохраняя разум, давая отдохнуть измученному телу, мозгу. Он подошел к небольшому валуну, и положил сумку рядом. Мирон погладил камень, что-то прошептав, упорная руда зажглась изнутри, дрожащим, нетерпеливым светом. Мирон взял топор в обе руки, сжав ручку до предела, и стал отсекать внешние грани, как художник грубой кистью вырисовывает силуэт будущей скульптуры.
Он работал долго, не давая себе права на отдых. Пот лил с него ручьями, раздирая порезы на теле. Он дрожал от нетерпения, раздувавшийся в теле зуд заставлял его работать еще быстрее, наносить страшные удары, откалывая от камня большие куски. Раз! Раз! Раз! Валун оживал, приобретая черты ребенка, это была девочка, уже даже самый невнимательный взгляд угадал бы силуэт веселого ребенка, высеченного грубым страшным инструментом.
Мирон уже видел ее лицо, хотя высекал лишь грубый силуэт. Он видел, как смеются ее глаза, большой рот с пухлыми губками радостно раскрыт, а толстый носик, точь-в-точь, как у него, блестит. Девочка смеялась, смеялась и тянула руки к нему, повторяя раз за разом: 'Папа! Папа!'
Мирон выронил топор из рук и упал на осколки камня, свернувшись, прижав ноги к лицу, обхватив голову руками. Странно было видеть этого гиганта сломленным, плачущим. Он просил, умолял: 'Алиса, не надо, прошу тебя, не надо!' А в голове она вновь и вновь его звала. Он вжимал голову в колени, но не мог отвести взгляда от силуэта девочки. Она была не живая, вся залитая кровью, своей кровью, рассеченная его топором на части, и звала, звала его, продолжая смеяться.
Через три часа, когда уже совсем рассвело, Мирона подняли с земли и отнесли домой. Бережно раздели и уложили на кровать. Казалось, что он не дышал, безвольный, безжизненный, с почерневшей кожей и впавшими глазами, которые были открыты, но ничего не видели. Двое художников остались с ним, один сделал компресс из водки на лоб, второй медленно вливал горючую жидкость ему в рот. Остальные ушли к скульптуре. Три скульптора и два художника смотрели на силуэт будущей скульптуры, без тени зависти, они искренне восхищались работой, поражаясь, как точно и тонко смог Мирон одним топором высечь это. Один из скульпторов, с трудом поднимая сумку с инструментами, предложил оставить как есть, так как скульптура была готова, пускай и не был прорисован истинный облик девочки, пускай мазки были слишком грубыми - ѓ в этом и была их сила. Каждый, каждый, кто хотел, кто бы захотел смог бы увидеть в этом неровном, на первый взгляд, камне, болване с капища, истину, то, что запрятано в его сердце, то, чего он боится, то, что он любит, наделяя болвана обликом своим, обликом своего преступления.
Мирон открыл глаза. За окном гулял день, красные лучи доброго светила озаряли комнату, делая угрюмую обстановку живой, инопланетной, если этот термин можно применить к астероиду, закинутому в самый конец обжитой вселенной. Он услышал, что на его кухне шумно спорят, звенит посуда, пахнет мясом и сушеными овощами. Его затошнило от голода, он резко встал, чтобы не захлебнуться, жадно втягивая в себя воздух. Как же он оказался здесь, в своей постели? Кто-то перенес его, заботливо раздел, укрыл давно нестиранным одеялом, от которого пахло невообразимо и по-домашнему - это был его дом. Толком не соображая, Мирон поднялся, стараясь вспомнить, что было рано утром, но не мог. Обычно он лежал возле своих камней до самого вечера, медленно приходя в себя. Холод и голод с жаждой делали свое дело, заставляя сдавшееся могучее тело пробуждаться, требуя жить.
На кухне его ждали друзья по художественному цеху. Кто-то сидел на подоконнике, кто-то уперся в стену, зажав в руке недопитую бутылку с грушевой водкой или вишневой настойкой, остальные же сидели просто на полу, разморенные едой и выпитым, вкушая тяжелый дух высоких споров и перегара.
ѓ О, ты уже пробудился! - к Мирону подбежал толстенький коротышка, рядом с Мироном он выглядел как мячик, его можно было пнуть, и он отскочит от стены, весело дребезжа. ѓ Это мы тебя разбудили?
Нет, Мирон покачал головой и устало опустился на пол, уперевшись в угол, стена задрожала. - Спасибо, что перетащили домой.
Голос Мирона звучал тихо, но все слышали каждое слово. Мирон был немногословен, его мнение ценили, его уважали и не боялись, да, не боялись. Он мог одним ударом убить любого из них, пускай и другие ваятели были широки в плечах, мощные мускулы не вмещались в рукавах стандартных комбинезонов, и все же они были слабы, физически. Один вид Мирона пугал людей, обыкновенных, привыкших каждое утро идти на смену, а вечером возвращаться домой, утопая в заботе о детях, не в силах сделать большего, чем просто прийти домой и опасть тряпкой на кровати. Мирон напоминал им что-то забытое, то, что мучило их в кошмарах, терзало душу. Каждый житель нашей планеты видит эти кошмары, они у каждого свои, как заколдованная программа, заставляющая голову и сердце терзаться, ломаться, болеть. Никто не знает, откуда они берутся и почему, но дети не видят кошмаров, они пока счастливы. Может дело в тех камерах, которые стоят в каждой школе, и куда дети должны ходить каждую неделю, просиживая там по два-три часа, выходя оглушенные, потерянные?
Кто-то поднес Мирону полную бутылку, он стал пить до тех пор, пока непроснувшаяся голова не затуманилась, разговоры стали тише, доносясь откуда-то издалека. Тени склонялись над ним, подсвеченные ярким светилом. Прямо над ухом раздался голос, звучавший из глубины карьера или глубокой пещеры, волна то рассеивалась, то раздваивалась, делилась на десятки усиленных повторений, сливающихся друг с другом.
Мирон, а ты как думаешь? Может пора уже свалить эту подлую Компанию? - голос с силой ударил по ушам.
ѓ Да, Мирон, почему они нас держат здесь, как подопытных зверолюдей с планеты Духов? - заныл другой голос над вторым ухом.
Мирон с трудом понимал, суть разговора он потерял давно. Кто-то забрал у него бутылку, всучив в руки большой кусок мяса и рулет из тонкого хлеба, скрученного вместе с вялеными и маринованными овощами. Все подождали, пока он поест, взор прояснялся, в голове висел все тот же туман, но сквозь него стали пробиваться искорки мысли.
ѓ Как вы собираетесь победить Компанию? - глухо спросил Мирон, его голос наполнил все пространство кухни.
Да как, толстячок пожал узкими плечами. - Никак, она нам не по зубам, тут ты прав. Но кто нам мешает убраться с этого проклятого астероида к черту?
Ты, Агафон, думаешь, что сможешь выжить в межгалактическом перелете? - на толстячка насмешливо посмотрел один из скульпторов, высокий мужчина с небольшой головой и тонкими длинными руками, способными целый день без устали бить молотом по резцу, чтобы из упорной породы вырезать абстрактную фигуру. В отличие от Мирона, этот скульптор работал только молотом и резцом, часто специально вгоняя резец в центр фигуры, чтобы она треснула и развалилась, открыв свое нутро зрителю.
Ну, до Злобного карлика мы точно долетим, уверенно сказал другой скульптор, похлопав по спине толстяка. - Запустим нашего Агафошу, он и без корабля долетит, карлик сам его к себе позовет.
Все равно это лучше, чем гнить на этой уродской земле! - нестройным хором раздалось на кухне, все это уже было оговорено и не раз, никто не спорил, что так дальше жить нельзя, нельзя жить на этой планете, на этом мертвом астероиде.
И у вас уже есть план? - спросил Мирон.
ѓ Да, есть, кивнул толстячок. - Скоро, очень скоро мы воплотим его в жизнь.
Да! - хором крикнули все.
Вы хотите захватить транспортный корабль? - удивился Мирон. - Но в нем не выжить человеку, это автоматическая грузовая станция.
Нет, конечно же, нет! - замахал ручками толстячок. - Мы же не дураки, что ты в самом деле? Я все продумал, мы обсудили, дело верное. Скоро господин Пенс уедет в экспедицию, я не знаю куда, но это информация точная.
Не понимаю, причем тут он? - Мирон вздохнул и встал. Один из скульпторов протянул ему еще один рулет и хороший кусок запеченного до гари мяса. У него проснулся аппетит, проснулся интерес. - Сомневаюсь, что нам сможет помочь господин Пенс.
А вот и нет! - упрямо возразил толстяк. - Ребята узнали, мои ребята, у меня в каждом поселке есть свои люди, они смогут начать мятеж, а там и мы подключимся, надо только дать команду.
Короче, Мирон положил ему руку на плечо, толстяк присел на пол, не выдержав веса.
Какой ты нетерпеливый! Возмутился толстяк и, и сам стал быстро говорить, сгорая от нетерпения. - У него есть корабль, и это не автоматическая станция для концентрата, нет! У него есть настоящий корабль. Если убрать оттуда все грузовые отсеки и переделать их под живые, то мы все сможем улететь!
Он торжествующе посмотрел на Мирона, а тот медленно жевал жесткое мясо, смотря куда-то в пол.
Если у господина Пенса есть такой корабль, почему же он сам не улетел до сих пор? - спросил Мирон после долгого раздумья.
А зачем ему улетать? Он здесь король! У него все! Понимаешь?! Мы все принадлежим ему - мы его собственность! - вскипел толстяк.
Нет, я думаю, что ты ошибаешься, покачал головой Мирон.
Так ты не с нами?! - с горькой обидой спросил толстяк, гневно ткнув пухлой рукой в живот Мирона.
С вами, я с вами, ответил Мирон. - Я хочу увидеть это.
Ура! - раздался дружный крик на кухне, зазвенели бутылки. Мирон отказался от выпивки, взяв с подоконника еще мяса и рулет, одним движением спрессовывая их в единый ком.
Он смотрел на радостные лица своих товарищей по цеху. Они все были разные, собравшиеся в этом поселке со всех уголков планеты: были и четырехпалые, и пяти, и шестипалые, огромные, как сам Мирон, у которого на левой руке было шесть пальцев, а на правой пять, два пальца срослись при рождении в один огромный толстый палец. Темные лица, светлая кожа, черные и красные глаза - они были так не похожи друг на друга, но постоянное пьянство и бессонницы делали свое дело, разглаживая отеками и непроходящей одутловатостью все различия. И почему он считает их своими друзьями? А разве могут быть у него друзья? Мирон смотрел на них и думал об этом, не замечая, как все расступились, освободив одну стену.
Два скульптора, они были ниже Мирона на голову, но не уступали в ширине плеч и валунам мышц на костях, вывели на стену объемную проекцию своей новой работы. Они творили в карьере, используя в качестве инструмента старые проходческие машины, экскаваторы, дробилки, буровые машины. С помощью этой техники, получившей новую жизнь, они выдалбливали, вырезали монументальные скульптуры, лица древних богов, дивных красавиц, смотревших на человека с презрением и высокомерным торжеством богини. На кухне появилась голова монстра, уродливого бога войны и смерти с далекой планеты язычников. Морда этого чудовища пыталась заглотить весь мир. Но что-то в ней не хватало, она не пугала так, как следовало.
Что ты думаешь? - спросил Мирона один из скульпторов. - Он еще мертв, ты видишь это?
ѓ Да, он мертв, ѓ подтвердил Мирон. Он подошел к модели, руками приближая и отдаляя морду злобного гиганта. - У него закрыты глаза, он не видит нас, а значит, и мы не боимся его.
Скульпторы внимательно посмотрели на свою работу и, переглянувшись, дружно хлопнули Мирона по спине.
Ну, ты и голова! - с уважением сказал второй скульптор. - Вот не зря мы тебя спросили. Я и сам теперь вижу, что он спит. Надо его разбудить!
Ты уверен, что надо будить это чудовище? - с сомнением спросил Мирон. - Как только он проснется, много жизней будет потеряно, он сожрет их. Ты не боишься этого?
Мы все умрем, кто-то раньше, кто-то позже, возразил толстяк. - Пусть так! Кто выживет, тот победит.
ѓ Кто выживет - тот победит! - загремела кухня нестройными голосами.
Мы рождаем чудовище, тихо произнес Мирон, но его никто не услышал.
Глава 5. Расширить горизонт сознания
Моя поездка с господином Пенсом отложилась более чем на месяц, чему мы были очень рады. Он предложил нам переехать к нему, в его большом доме нашлось бы место для десятка семей, подобных нашей. Видели бы вы нашего Майкла, который целый день носился по просторам этажей, бесстыдно заглядывая во все комнаты. Господин Пенс был не против, он сам показал Майклу дом.
Энни радовалась нашему новому жилищу, но с другой стороны сильно ревновала меня к Мэриэт. Они были одного возраста, Энни всего на полтора года старше, чем-то похожи, как сестры от одной матери, но разных отцов, что вполне могло быть, Энни не знала своих родителей, с раннего детства взрощенная в стенах школы, как и я. Это противостояние продолжалось недолго, не больше недели, пока Энни не поняла, что Мэриэт любит господина Пенса, не как богача или хозяина планеты - она любит его как мужчину и боится, что он не ответит ей взаимностью. Как глупы бывают люди, и вышина положения вряд ли прибавляет им ума: господин Пенс тоже переживал по этому поводу, с другого конца лагеря, ощетинившись копьями и стрелами, а следовало бы опустить оружие и пойти навстречу. Сомнения, сомнения, они губят многих прекрасных людей. Господин Пенс не боялся измены Мэриэт со мной или соседями, некоторые часто приходили к дому, пытаясь заигрывать и с Мэриэт и с Энни, получая каждый раз вежливые отказы, и господин Пенс знал это и злился. Он понимал, что его соседи воспринимают Мэриэт и Энни в качестве проституток, которых он нанял пожить у себя, а так как я готовил его машину к экспедиции, то они меня не видели. Энни в итоге подбила меня поговорить с господином Пенсом, она с первого же дня знакомства с ним поняла, насколько он честен и открыт для других, и насколько все его считают высокомерным, заносчивым, спесивым богачом, не считавшимся с интересами других людей, плюющим на них. Мне тоже было это понятно и удивляло поведение коллег господина Пенса по лаборатории, где он пропадал почти весь день, проводя множество экспериментов. Сотрудники лаборатории заискивали перед ним, пританцовывали, как дрессированные звери в цирке, я хорошо помню эту хронику со школы, вот это и были они, точь-в-точь, а господина Пенса воротило от их поведения, он даже не скрывал это на своем лице, что вызывало ужас у челяди - господин недоволен, надо танцевать еще активнее, 'Можно я поцелую вашу пятку?'.
В один из дней они меня так разозлили, я отвел несколько особо выдающихся субъектов в сторону, взяв каждого за горло, и приподнял невысоко над полом. Видели бы вы их ужас, они все побелели, стали потом желтоватыми, а потом снова побелели, как детская игрушка, меняющая цвет при нажатии. Зря, конечно, я это сделал, они так ничего и не поняли, но, когда я был рядом с господином Пенсом, старались скорее заканчивать доклад и убираться к себе в кабинет, чтобы до вечера греметь склянками и бить мелкой дробью по клавиатуре, в малейших подробностях описывая свою дневную работу, чтобы господин Пенс знал, что вот он-то или она работают прилежнее и больше других.
К концу месяца я подготовил прицеп для экспедиции. Машина господина Пенса была слишком мала, в ней невозможно было спать, даже господину Пенсу было бы неудобно, а разместить в ней ящики с припасами, инструментом и приборами было и вовсе невозможно. Прицеп нашли на складе, мощный, трехосный, с отдельным шлюзом, двумя спальными местами и прочными стеллажами. Господин Пенс не помнил, кто и когда его заказывал, модель была настолько старой, что даже я, вроде как специалист, прошедший курс обучения, впервые видел такую штуку. Он был блестящий, синего цвета с яркими белыми полосками, светившимися даже в свете Злобного карлика, преобразуя его черное свечение в яркую полосу белого света. Внутри тоже все было необычно, вместо кислородной станции стояли пустые баллоны с кислородом и азотом, широкие кроватные полки, длинные, я поместился. В современных машинах я спал всегда как животное, свернувшись калачиком или просто на полу, когда ноги затекали от неудобного положения. Я установил там малую кислородную станцию, запаса картриджей хватило бы на полгода, закрепил оборудование и инструмент на полках, господин Пенс сначала тщательно все проверял, боясь, что я сделаю плохо, не так, поленюсь или по незнанию, и, удостоверившись в надежности креплений, успокоился, полностью доверив мне эту работу. И вы знаете, это было приятно, правда. Редко, когда тебе доверяют полностью. Я даже смог изменить первичную компоновку, расположив инструменты и оборудование по своему опыту, чем приятно удивил господина Пенса, не имевшего опыт поездок по нашей планете более одного дня. Мы много обсуждали с ним, что на других планетах, не астероидах, как у нас, люди могут спокойно выходить из дома и, садясь на свою машину, нестись на другой конец своего мира, не задумываясь ни о чем. Нам это казалось настоящей сказкой, но ни я, ни господин Пенс не променяли бы нашу планету на эту сказку. Энни иногда снились другие миры, один и тот же кошмар, как и нам всем. Иногда ей хотелось вернуться туда, на планету с густыми лесами, серебряными водами холодных рек, взойти на гору и увидеть рассвет в красно-желтых тонах, ослепнуть от яркого теплого солнца, а потом она вспоминала свой кошмар и, проснувшись ночью и встав с постели, уходила в комнату к сыну, гладила его во сне и уходила гулять на улицу. Там я ее и находил, уже замерзшую, в одной ночной рубашке на голое тело, и счастливую, что она здесь, что я рядом, что у нас есть сын.
Как-то ночью я нашел ее вместе с Мэриэт. Девушки дрожали от холода, я завернул их в одеяло, если бы я знал, что там будет еще и Мэриэт, то взял бы два одеяла. Девушки смеялись и плакали, с трудом перебирая озябшими ногами по холодной земле. Энни вскользь сказала, что у них с Мэриэт общий кошмар, вроде как с разных планет, но очень похожих, до мельчайших подробностей. Я не стал расспрашивать, у нас не принято рассказывать или выпытывать у другого его кошмар. Энни никогда не рассказывала мне про свой кошмар, а я ей про свой. Несколько раз в году, когда Злобный карлик приближался к нашей планете особенно близко, Энни уходила по ночам гулять по поселку. В первый раз меня это очень сильно напугало, позже я составил календарь, Энни никогда не сбивалась с него. Оказывается, что и у Мэриэт была та же проблема. Девушки слишком медленно шли, дрожа всем телом, прижимаясь друг к другу, чтобы согреться, поэтому я сгреб их в охапку и понес домой. Вы бы слышали, как они визжали от восторга. Возле дома нас встретил господин Пенс, я начал было объяснять, а он, сказав, что все и так знает про Мэриэт, повел нас на ранний завтрак. Мы договорились, что поедем в экспедицию после того, как наши прекрасные женщины перестанут гулять по ночам.
Перед самым отъездом я пригнал прицеп к дому, поставив его перед входом. Майкл так радовался, все просил, чтобы мы взяли его с собой, обещал хорошо себя вести. Еле уговорили, чтобы он сначала вырос и подучился. Вот и появился у нашего сорванца стимул учиться, а то в школе его не заставишь ничего делать, даже легкие покалывания током через одежду не помогали. Энни перешла из лаборатории работать в школу, воспитателем, ей работа очень понравилась, и она уговорила Мэриэт пойти вместе с ней. Господин Пенс был не против и все устроил. Работая вместе с Энни и с детьми, Мэриэт ожила, приходила домой счастливая, много и громко смеялась, рассказывая за общим ужином про детей, про их игры и шалости, поругивая Майкла, который был в ее группе. Она не забывала про обязанности хозяйки дома, вместе с Энни они разделили обязанности, Энни любила порядок, любила заниматься им и требовала его от других.
В последний вечер перед отъездом Мэриэт вдруг заплакала за столом, долго протяжно воя, как раненый зверь в горах, так шепнул мне Майкл, они как раз проходили животных других планет. Мы все пытались ее успокоить, но она не могла остановиться и, успокоившись на секунду, сказала, что скоро, она это чувствует, будет большая беда. Что-то внутри нее говорило об этом. Предупреждало, и она знала, что эту беду нельзя предотвратить. Я решил это проверить и принес косточки. Призвав духов дома помочь нам, я бросил косточки на стол - все были черными, Мэриэт говорила правду. Я бросал много раз: всегда выпадало одно и то же. Тогда господин Пенс попросил меня сказать духам, чтобы они дали прогноз на исход этой беды, что будет в итоге. Кружка с косточками сама опрокинулась на стол, выпали все цвета, черных было больше, но были и синие, красные, белые. Господин Пенс сказал, что это значит то, что беды не миновать, но она не уничтожит всех, надо верить в хороший исход. Тогда Мэриэт успокоилась и бросилась его целовать. Они ушли к себе, господин Пенс и Мэриэт все еще жили в отдельных комнатах, а Энни бегала подслушивать, ей не терпелось все узнать, каждый раз докладывая мне. В середине ночи она разбудила меня страстными поцелуями, хлопая ладонями по щекам, чтобы я быстрее проснулся. Она так радовалась за них, что ее всю переполняла любовь, она смеялась и плакала, жалея о нашем отъезде, радуясь нашему путешествию, просто радуясь, чувствуя себя счастливой.
Утром, когда мы собрались и попрощались с близкими, я заметил, что господин Пенс выглядит несколько сконфуженным, пряча тихую счастливую улыбку. Он заговорил первым, мы еще не выехали за пределы поселка, у шлюзовых ворот столпились грузовые машины, ожидающие свое очереди на выезд.
Знаете, мой дорогой друг, мне вчера показалось, что я узнал, что такое настоящее счастье, сказал господин Пенс. - Наверное, мне так показалось. Но нет, я вас обманываю, я и раньше был счастлив, например, когда у меня вышел этот опыт в лаборатории. Я тогда не понимал, что это значит для всех, и для меня, просто радовался, упоенный успехом. Мне было все равно на то, что я потом долго болел, а голова уже строила кислородные станции, то, что вы можете видеть сейчас лишь малая часть тех фантазий, которые меня тогда обуревали. Если хотите, я покажу вам эскизы, когда мы вернемся.
Очень бы хотелось посмотреть на них, ответил я. - Но сейчас вы говорите про другое счастье, а именно, как мне кажется, счастье познания, я прав?
Да, вы правы. Это сильное чувство, но вчера я испытал нечто совершенно иное. Мне кажется, что вы меня сможете понять, я вижу, как вы любите свою жену, а она вас.
Да, Энни для меня настоящее счастье. Майкл тоже, но это другое чувство, улыбнулся я, посмотрев на господина Пенса, он смущенно улыбался. - Вы любите Мэриэт.
Да, люблю. И всегда любил, с нашей первой встречи, с жаром воскликнул господин Пенс, я еще никогда не видел, чтобы его лицо поменяло цвет, от нахлынувшей крови, теперь оно стало слегка голубоватым, как Энни, когда она долго и честно смеется. - Это было три года назад. У меня же не может быть жены, так получилось. Все те женщины, с которыми я общался за свою жизнь, воспринимали меня как мальчика, богатого мальчика. Да, они могли умело удовлетворить меня, но разве этого надо настоящему мужчине? А я хочу верить, что я настоящий, а не пародия на самого себя!
О, вы подняли очень серьезный вопрос, я рассмеялся. В кабине начала работать кислородная станция, мы медленно приближались к шлюзовым воротам, робот заранее готовил нас к выходу на свободу. Я не оговорился, на свободу, она такая, жестокая, легкая, широкая, не признающая никаких условий и преград, не признающая ничего, кроме себя - и этим она убийственна. Свобода ѓ - это тот убийца, которого ты бы хотел пригласить в свой дом, но он будет ждать тебя всегда вне твоих стен, и не важно, какие это стены, они могут быть и в твоей голове, сжимая тебя, раздавливая. - Я бы тоже хотел не терять себя, стараюсь, вроде неплохо получается. А вы, господин Пенс, настоящий, поверьте мне, со стороны виднее.
Мой дорогой друг! Вы меня воодушевили! - рассмеялся в ответ господин Пенс. - Как вы думаете, насколько я вас старше?
Не знаю, не больше, чем на двадцать лет, - ответил я.
На двадцать два года, у вас хороший глаз. А выгляжу я гораздо старше.
Это неважно, женщина смотрит на вас другими глазами. Как вы думаете, смогла ли Энни полюбить меня, такого огромного, страшного, если бы искала во мне только привлекательную внешность? А у меня ее нет.
Хм, я об этом не думал. Я как не поговорю с вами, так потом долго думаю. Вы младше меня, но во многих вопросах, назовем их житейскими, гораздо опытнее и мудрее, господин Пенс похлопал меня по руке. - Я решился вам рассказать и закончу рассказ. Я больше не искал себе подругу жизни, они мне все надоели. Поэтому я стал регулярно посещать публичный дом, у нас на планете всего два, оба так себе, если честно. И тогда все сошлось: я клиент. Они товар или услуга, как вам больше нравится. Мне давали лучших, они честно отрабатывали свой хлеб, но вскоре мне это опротивело. И вот однажды я увидел Мэриэт. Я захотел с ней просто пообщаться, у нее были умные глаза, она хотела поговорить. Меня долго отговаривали, она у них считалась плохой работницей. Так мы и начали общаться. Я не позволял себе даже пальцем прикоснуться к ней, мы разговаривали, я ей рассказывал про нашу планету, она про свою жизнь, про свой кошмар. Вы тогда видели меня в минуты гнева, так это меня взбесили, прислав ко мне эту корову, для усиления, я же главный клиент. Как вспомню, так противно становится. А еще этот придурок напился, облапав за мой счет парочку девок.
ѓ Да, я помню его, он любит выпить, ѓ кивнул я, беря управление в свои руки, мы проехали шлюз и теперь были свободны.
Собственно и вся история, жизнь не такая уж и интересная, вздохнул господин Пенс. - А вчера я объяснился с Мэриэт, я боялся, что она будет со мной из жалости, попытается что-то такое разыграть. Мне сейчас стыдно за мои сомнения - я плохо о ней думал.
Она вас любит, не ваши деньги, не ваше положение, а вас, уверенно сказал я. - Не думайте, что я такой умный, мне это сказала Энни. Женщины умеют это видеть в других. Главное, что вы перестали друг друга мучить.
Мне нечего добавить - вы все сказали за меня! - засмеялся господин Пенс, хлопнув меня по руке, от этого машина резко вильнула на большой скорости в сторону, и мы взлетели над землей. - Простите, больше не буду так делать.
Да, не стоит, согласился я, выруливая крыльями обратно на дорогу, мы чуть зацепили колесами неровную землю, запрыгав по встречной полосе. - Мы можем перевернуться, это не страшно, но затруднит дорогу.
Я удивляюсь вашему спокойствию, меня уже охватила паника.
К концу дня мы достигли первой точки нашего маршрута. Проехав старый карьер, наша машина внезапно потеряла ход, как ни старался я ее разогнать, она буксовала, колеса проскальзывали, теряя скорость. Господин Пенс предположил, что мы находимся в цикле парада планет нашей галактики, надо уточнить по календарю, а он с собой его не взял. Мы стали рассуждать, что было бы для нас лучше: рост силы тяжести и с этим скачок силы трения на дороге или наоборот невесомое состояние, свободный полет. Судя по тому, как наша машина свистела шинами, повышался расход топлива, мы сделали вывод, что Злобный карлик притягивает нас к себе, на разговор, что-то хочет шепнуть по-дружески. Определенно колеса стоило поменять, но, и в этом я был точно уверен, других покрышек на складе не было, только одна модель для всех машин, их привозил грузовой борт Компании. Сделать ничего было нельзя, поэтому я сбавил ход. Машина успокоилась, а скорость движения осталась та же.
Поздним вечером мы остановились около заброшенного поселка. Злобный карлик уже светил черным светом, поэтому мы не решились входить в поселок ночью, непонятное чувство суеверного страха, как назвал его господин Пенс, и усталость от медленной дороги делали свое дело.
С трудом натянув на себя комбинезоны, пристегнув их к ботинкам, мы еще долго сидели в кабине, ожидая, когда кислородная маска наберет нужный уровень давления, чтобы мы могли выйти наружу без последствий. Господин Пенс рассказал, что раньше, до использования породы в качестве кислородного топлива, все носили громоздкие скафандры, которые с трудом позволяли совершать какую-либо работу вне поселка. Особенно мешали громоздкие баллоны с воздушной смесью за спиной. Тогда я подумал, что если бы в шахте я был в таком скафандре то, скорее всего, не выжил. Обморожение, которое я получил, было ерундой, по сравнению с разрывом тела от разности давлений, тут вскипит не только голова, но и взорвется все тело изнутри, как бешеный котел. Мой костюм быстро затянул прорванное место, а кислородная маска под шлемом быстро выровняла давление, пока я был в отключке, я проверил все по логу блока жизнеобеспеченья. От этих мыслей неприятно заныла нога, я и забыл про нее, а вот теперь она напомнила о себе. Хромая, я вышел из машины, за мной поспешил и господин Пенс. У него был нестандартный комбинезон и шлем, выполненный под заказ, напоминая детский костюм. Детям запрещалось выходить за территорию поселка вне транспортных средств, Компания присылала комбинезоны и шлемы стандартных размеров, каждый мог подобрать себе подходящий.
Я достал из прицепа две одноколесные платформы с вертикальной ручкой для управления и опоры. Мы встали на них и поехали вдоль границы купола поселка, держась в стороне. Ночь наполняла пространство вокруг черной синевой, все же дома не было так темно, черный свет Злобного карлика, проходя сквозь защитный купол, освещал улицы. Здесь же не было видно ровным счетом ничего. Мы ехали скорее наугад, ориентируясь по карте на панели. Не позднее, чем через час, мы вернулись обратно, ночная планета не желала открывать нам свои секреты.
Утром мы вошли в поселок. Шлюзовые ворота были открыты, внутри царил хаос беспредельности космоса. Весь поселок был исчерчен ровными линиями улиц, дома были совсем не похожи на наши, они смотрелись пугающе, неприязненно. Время было безвластно здесь, все сохранилось так, как оставили последние обитатели поселка, если кто-то и успел уйти.
- Чувствуете дух времени? - спросил меня господин Пенс. - Все эти здания, улицы, на что они похожи?
Сложно сразу определить, ответил я, немного подумав. - Напоминает лагеря для заключенных, я такие видел в одном фильме.
- Да, они похожи потому, что сделаны по одному проекту и для нас с вами. Этот поселок был построен еще до того, как родился мой отец. Вопреки досужим слухам, мой отец родился здесь, вот так вот. Ивы же знаете этот анекдот про то, как он выиграл эту планету у боссов Компании?