Аннотация: Ничего и никогда не сможет нас разъединить, это навечно. Я всегда буду рядом с тобой. Я тебя люблю.
Александр Петров
Сестра Ноя
Роман (сокращенный вариант)
Сестра моя, всё - только впереди!
Булат Oкуджава, 1975 г.
Часть 1. Марина и Мария
День лебедя
Символ нежности бесстрастной, Недосказанной, несмелой, Призрак женственно-прекрасный Лебедь чистый, лебедь белый! ("Белый лебедь" К. Бальмонт)
Впервые это случилось весной. Маша сидела на скамейке, подставив лицо солнцу, слушала воркование голубей и ожидала сестру. Марина, как всегда, опаздывала. Обещала быстро собраться и догнать сестренку, но прошло минут двадцать, а Марины нет как нет. Маша привыкла к такому поведению сестры, ничуть не обижалась и даже научилась использовать время ожидания себе на пользу. Например сейчас, она отложила книгу и с удовольствием загорала под теплыми лучами весеннего солнца, прикрыв глаза.
Перед ней медленно кружились оранжево-зеленые галактики, вспыхивали красные облака, переливались всеми цветами радуги и уплывали, чтобы уступить место другим, еще более причудливым. Где-то рядом уютно ворковали голуби, чирикали воробышки, смеялись и вскрикивали дети, вдалеке весело заливалась лаем собака и звал кого-то певучий клаксон нетерпеливого автомобиля. На миг ей представилось, будто на всей земле среди птиц и животных она осталась одна-одинешенька, и это её вовсе не испугало. Еще в детстве бабушка в церкви показала ей огромного ангела на иконе и сказала, что и у неё есть такой же красивый, добрый и сильный защитник. Иногда Маша даже разговаривала со своим Ангелом-хранителем, а он ей помогал.
Вот и сейчас Маша ни зрением, ни слухом, а скорей, подсознанием почувствовала появление рядом с собой ангела. ...Или кого-то доброго и могучего, способного защитить и помочь. Она любовалась оранжевой галактикой, которая так величественно раскручивала гигантскую спираль, расширяясь, заполняя огромное зеленое небо. С трудом оторвалась Маша от дивной картины, открыла глаза и метнула взгляд в сторону подъезда, где Марина щебетала с подружкой. И только убедившись в наличии сестры, робко оглянулась - и сразу опустила глаза. В полутора метрах от Маши на той же скамейке сидел самый красивый парень в мире!
Она знала, что его зовут Виктор, его уважают и даже боятся мальчишки, а девочки видят во сне и мечтают хотя бы об одном свидании с ним. И вот этот герой, как ни в чем не бывало, сидит рядом и внимательно смотрит на неё. Сердце девушки ёкнуло, секунд десять попрыгало в груди и внезапно успокоилось. Когда парни вот так подолгу смотрели на Машу, это всегда её смущало, она опускала глаза, спешила уйти, скрыться - но сейчас ничего такого не было. Словно Ангел-хранитель успокоил девочку.
И еще что-то случилось!.. За тот миг, когда она мимолетно взглянула на него, Маша успела рассмотреть печаль на красивом лице. Горечь затаилась в изгибе губ, в глазах, в усталой позе тела, развернутого к ней. Вот почему она подняла лицо и доверчиво, открыто, с девичьим любопытством посмотрела на Виктора.
Глаза девушки редко поднимались на собеседника, почти никогда не смотрели в упор. Их можно увидеть только случайно или как-то искоса, в полупрофиль, но уж если кому-то посчастливилось уловить непрестанное сияние Машиных глаз - это становилось незабываемым событием. В этих озерах невероятной глубины играли все оттенки жизни, отражаясь в чистых водах под пронзительными лучами солнца от поверхности до самого светлого дна. Глаза поднимались к небу - и наполнялись лазурью, если девочка рассматривала траву - словно изумруды сверкали из глубины, цветы - зажигали калейдоскоп всполохов, как во время радужного июньского дождя. Душевные переживания, как бы они ни были глубоки, только слегка поднимали или опускали уголки губ. И всё в Маше было плавным, тонким и таинственным. Если не прислушиваться к словам, в мелодичном журчании голоса можно уловить нотки колыбельной, тихого плача влюбленной девочки или материнское утешение обиженного ребенка.
Если тайком рассмотреть отдельные черты лица, можно подметить излишне высокий лоб, широковатые скулы, чуть вздернутый носик уточкой, легковатый "безвольный" подбородок, но стоило взглянуть на лицо в целом, как происходило чудо, и оно становилось очень милым и даже благообразным, а в минуты счастливого взаимопонимания и вовсе красивым и притягательным. А если отойти от девушки чуть дальше, чтобы в поле зрения попали гибкие тонкие руки, покоящиеся на коленях или на столе, или на подлокотниках кресла; складки одежды, целомудренно скрывающие изящные изгибы точеной фигурки; гладкие русые волосы, заплетенные в косу и лебединую шею с вопросительным изгибом... О, если охватить всё это одним доброжелательным взглядом, то в девичьем облике явно проступят те нематериальные черты, которые свойственны ангелам, цветам, облакам и звездам.
Только чтобы все это увидеть, необходимо сбросить с глаз шоры женской зависти или мужской похоти, что удается лишь детям, старикам, святым или глубоко страдающим людям.
Именно таким мучеником неразделенной любви был наш герой в тот судьбоносный день. Его печальный незамутненный взор сумел разглядеть в сидящей рядом девушке не только ее сокровенное великолепие, но и доброту и даже то, что окружающие внушили ей, что она "гадкий утенок", которому никогда не суждено превратиться в прекрасного лебедя и взлететь над колхозным птичником в чистые синие высоты.
Вот и сестра её - Марина, кажется - битый час стоит с подружкой, и крутится, и вертится, предоставляя возможность со всех сторон рассмотреть и вдоволь налюбоваться собой. Виктор лишь мельком вскинул на Марину глаза и вновь обратился к Маше.
- Прости, Маша, я очень не хочу тебя испугать или обидеть!.. - наконец, решился он.
"Он знает, как меня зовут!.." - пронеслось в голове девушки, её взгляд от сумочки на коленях скользнул по его лицу и вернулся обратно.
- Сейчас к тебе подойдет сестра, а мне нужно успеть сказать тебе нечто очень важное.
"Господи, да что же такого важного может сказать этот красавчик мне? Или он издевается? Нет, нет, он такой грустный, такой искренний..."
- Послушай меня, пожалуйста... - сказал он и запнулся. - Тебе, скорей всего где-то пятнадцать. Ты еще наполовину ребенок, но уже наполовину женщина. Послушай! Если тебе кто-то скажет, что ты "гадкий утёнок" - не верь. Когда повзрослеешь, ты станешь такой красивой, такой обворожительной!.. Просто всё твоё очарование - он пока скрыто, но откроется - обязательно откроется - тому, кто тебя по-настоящему полюбит. Сейчас подойдет твоя сестра... Просто запомни это: ты - красавица! Ты, Маша, очень и очень хорошая девушка.
Походкой топ-модели подошла Марина. Ослепительная белоснежная улыбка на капризном лице предлагала мужчине непременно восхищаться и преклонятся. Она присела на скамью между сестрой и Виктором, тряхнула пышными волосами и грудным обволакивающим голосом пропела:
- Добрый день!
- Здравствуй, Марина, - сухо бросил Виктор, резко встал и быстро удалился.
- О чем вы тут говорили? - спросила Марина, провожая взглядом мужчину.
- Да так, ни о чем. - Пожала Маша плечами. - Кажется, он очень несчастный человек.
- С чего бы это!.. - вспыхнула Марина, но внезапно что-то вспомнив сказала: - Да, на самом деле. Говорят, у него роковая любовь. Бедный красавчик!.. Вот бы склеить такого. - Потом обернулась к Маше и медленно произнесла: - Ма-а-ашка, да ты вся светишься, как стоваттная лампочка! Ну-ка, признавайся, сестричка, он что, в любви тебе признался?
- Ну что ты, Марина, - смутилась она, - ты же сама говоришь: у него роковая любовь. Он такой грустный!..
- Ладно, скромница, не хочешь, не говори. Пойдем! Нас ждут лучшие салоны Парижа, Лондона, Нью-Йорка... и нашего города!
Приближалось главное событие года - весенний бал. Все девочки школы за несколько месяцев готовились к торжеству: шили платья, придумывали прически, "делили мальчиков", сбрасывали лишние килограммы, насмерть боролись с прыщами, драили зубы до голливудской белизны. Отец с премии с обычным ворчанием выделил дочерям деньги на вечерние платья. Маша, как всегда, пыталась отказаться и обойтись перешитым маминым, но тут папа возмутился и заставил Марину проследить, чтобы Маша купила приличное платье и не вздумала "напяливать старушечье, с рюшками, в горошек".
Сестры обошли самые лучшие магазины и только в самом дальнем и не очень-то популярном нашли то, что нужно: Маринке - крохотное красное платьице для коктейлей, Маше - льняной сарафан в русском стиле, с вышивкой. Консультант салона с полчаса уговаривал Марину купить для Маши именно этот сарафан:
- Послушайте, девочки, - напористо доказывала стильная женщина лет тридцати, - во-первых, лён - это очень модно и престижно. На Западе такие вещи стоят огромные деньги... А во-вторых, Маше необходимо одеваться в русском стиле, потому что это именно её стиль. Никаких американских шмоток в стиле Барби, никаких французских обтягивающих и обнажающих! Маша несет в себе чисто русскую красоту, и это необходимо подчеркнуть!
- Послушайте, - возражала Марина, - но ведь это не вечернее платье. В таком сарафане впору коров доить и траву косить, а нам с сестрой нужно мужчин с ног валить.
- Ничего подобного! - настаивала на своём консультант. - Все элементы вечернего платья здесь налицо, но еще имеется и тонкая стилизация под народный имидж. Вы не представляете, как такие вещи популярны на Западе! И самое главное - это платье-сарафан очень к лицу вашей сестре. Оно будто специально для неё сшито!
Маша во время этой пламенной дискуссии молча стояла и смотрела на себя в большое зеркало во весь рост. Оттуда на неё смотрела русская красавица с огромными сияющими глазами, румянцем, нежной улыбкой - вся такая притягательная... Маша с удивлением рассматривала себя и вспоминала каждое слово, сказанное ей грустным красавчиком. А ведь пожалуй в его словах есть доля правды, подумала она и... совсем уж смутилась.
"Усталые, но довольные" возвращались сестры домой. Во дворе их встретило неожиданное многолюдье. Теплая солнечная погодка выгнала домоседов на улицу. Бабушки и молодые мамаши с малышней оккупировали детскую площадку с песочницей, качелями, каруселями. Мужчины грохотали костяшками домино за длинным столом под старыми липами. Юные спортсмены бегали по футбольному полю, прыгали по волейбольной площадке, гоняли на роликах и самокатах по асфальту. У гаража, вокруг сверкающего "крайслера" кучковались "мажоры" - эти стильно одетые молодые люди в свой кружок никого не впускали, высокомерно поглядывая на окружающих.
А вблизи подъезда, на скамейке, где недавно сидели Виктор с Машей, - на той же скамейке пили пиво местные хулиганы во главе с Фрезером. Маша не обратила на эту компанию внимания. Они часто сидели тут и никогда сестер не задевали. А тут Фрезер пристально рассмотрел Машу с ног до головы, что-то тихо сказал, парни заржали по-жеребячьи. Главарь встал, сделал несколько шагов в их сторону, властно подозвал девушек и хрипло сказал:
- Маша, пора и тебе заплатить налог. Готовься!
- Какой еще налог? - спросила Маша у сестры, но та её увела в сторону.
- Я тебе дома все объясню, - прошелестела Марина и дернула Машу за рукав: - Пойдем отсюда...
Голубка
О, голубка моя! Будь со мною, молю, В этом синем и пенном просторе, В дальнем, родном краю! ("La Paloma" ("Голубка")
кубинская песня, пер. С.Болотин)
Во дворе появилась белая голубка. Она казалась облитой светом, будто чистое непорочное сияние исходило от белоснежного оперения. Откуда, из какой приличной голубятни, из какой достойной семьи сбежала эта чаровница? Может быть, поссорилась с женихом или на родителей обиделась, а может, заскучала и погналась за приключениями? Никто не знал. Дворовые сизари - эти крылатые бродяги, дети с мамашами и бабушками, отроки с отроковицами, юноши с юницами - все принялись её опекать. Серые голуби стаей сопровождали беляночку в круговых облетах территории, охранным эскортом окружали её приземления и по очереди представлялись, надувая грудь, сотрясаясь телом от восторженного воркования:
- Мадемуазель, разрешите засвидетельствовать вам своё почтение! Вы так божественно прекрасны! Я жизнь готов положить к вашим мохнатым ножкам - только прикажите!..
- Ах, оставьте, голубчик, - фыркала блондинка, - я слишком дорожу свободой. Впрочем, может быть, когда-нибудь, в других обстоятельствах...
Дворник Руслан даже собственноручно изготовил и подвесил на старой липе домик с кормушкой. Только белокурая капризница вела себя независимо, с легким отчуждением, как баронесса в обществе простолюдинов, и принимать ухаживания вовсе не спешила. Полетает по кругу, разомнется слегка, то на черной ветви столетнего вяза посидит, то на белом изгибе плакучей березы, то на свой домик запрыгнет, то в кустарнике прогуляется. А иногда на травку и песочек среди людей опустится, поворкует, поклюет крошки от батона, распушит хвост по-павлиньи, но стоит кому-нибудь приблизиться, как вздрогнут белые крылья, и вмиг унесется голубка подобно огненной стреле прочь от земли, подальше от двуногих, поближе к небу.
Только с двумя землянами голубка поддерживала дружеские отношения. Трижды в день из второго подъезда Серого дома пожилая дама в бусах и кружевном переднике выводила на прогулку золотистого лабрадора и кошку голубой русской породы.
- Господа, я зайду за вами через полчаса, - обращалась она к животным.
- Хорошо, мэм, в назначенное время мы будем ожидать вас в обычном месте, - отвечали они, степенно удаляясь на променад.
Эта парочка всегда держалась вместе. Кошка, ревниво фыркая, отгоняла от своего друга девочек, а пёс - интеллигентным рычанием - мальчишек. Когда эта странная парочка завершала обход своей территории, по традиции устраивалась погреться на солнышке. Пёс ложился на бок, кошка сворачивалась голубым клубочком у его широкой палевой груди, и оба принимались издавать приглушенные звуки, полные истомы и удовлетворения. В такую минуту иногда слетала с небес голубка. Она сначала чуть в отдалении приглядывалась к землянам, потом бочком, бочком, как бы невзначай, подпрыгивала поближе и, наконец, вспархивала и усаживалась на спину собаки. Кошка, не прекращая урчания, слегка приподнимала симпатичную мордочку и косила на птицу зеленым глазом, а пёс и вовсе никак не реагировал. То ли представители элитных пород признают друг в друге ровню, то ли между ними существует сословная взаимопомощь, только они подружились.
Но как часто случается в жизни, нечто прекрасное привлекает к себе не только дружелюбие, но зависть и похоть. Так с некоторых пор во дворе появилась ворона, которая вела себя нагло и агрессивно. Она отбирала корм у голубей, преследовала белую голубку и даже раз напала на ребенка, ударив малыша огромным клювом в макушку. И неизвестно чем бы закончилось это нападение, если бы Руслан вовремя не закричал и не отогнал нахалку.
- У нас завелась бешеная ворона, - пожаловался он Виктору, который как всегда энергичным шагом пересекал двор, - эта птица-шайтан нападает на детей и голубей.
- Не волнуйся, Руслан Ибрагимович, мы её прогоним, - сказал тот и вошел в свой подъезд.
Рано утром Руслан подметал двор. Он любил свою работу. Она перешла ему по наследству от отца, тому - от деда... Особенно ему нравились утренние часы, когда он остро чувствовал необходимость своего труда, когда с удовольствием наводил чистоту, орудуя инструментами, и готовил двор к появлению первых жильцов. В ранние утренние часы он чувствовал себя принцем маленького королевства. Он был главным. Ему подчинялись собаки и кошки, птицы и насекомые, к нему тянулись цветы и каждый листик дерева. Дворник поливал растения, срезал засохшие ветви, подкладывал удобрения... С ним вежливо здоровались первые жильцы, выходившие из подъездов. Оглядывались, любовались порядком и чистотой и вежливо так: "Доброе утро, Руслан Ибрагимович!"
Дедушка рассказывал ему, что раньше дворники носили значки - огромные сверкающие бляхи, как американские рейнджеры, да и уважали их не меньше заокеанских блюстителей порядка, потому что они отвечали не только за чистоту двора, но и за общественный порядок и безопасность жителей. Деду пожимал руку сам городовой, а на праздники домовладелец одаривал его серебряным рублём. Проживая долгое время среди русских, городские татары научились почитать Пасху и Рождество, прекрасно знали, какого числа "Введение", "Никола зимний", "Предтеча" или "Крестовоздвижение" - именно в такие дни необходимо было особенно тщательно выметать двор, чтобы получить похвалу начальства и заветную серебряную монету.
Руслан знал, "в случае чего" обращаться необходимо к участковому, а лучше - к Виктору. Раньше-то в горячих ситуациях дворнику помогал отец Вити, генерал в штатском, но тот вырастил "правильного" сына и постепенно передавал ему свои дела государственной важности. С одной стороны, залетная ворона может показаться мелочью. Только помнится, в последние годы от них пострадали десятки людей, в основном, старики и дети. Эти птицы обладают недюжинным умом, хитростью и мощным клювом, которым они способны нанести смертельную рану. У ворон как у собак: среди них иногда появляются бешеные птицы, в которых будто шайтан вселяется - и тогда жди от неё беды. Руслан очень любил детей и всегда защищал их от хулиганов, никогда не позволяя в своём дворе драться или обижать маленьких. Руслан полюбил и белую голубку, даже домик для неё на дереве соорудил. Он часами любовался малышней и полетом белой птицы - они казались пожилому человеку ангелами, поэтому никак не мог он позволить бешеной вороне нападать на них. Всё это ворочалось в голове дворника, пока тот наводил чистоту.
- Ай, шайтан! - вскрикнул он и, прикрыв рукой рот, оглянулся. Никого. Он во дворе один. - Витя, Витя, какой молодец!
На клумбе, под старой липой, как раз под тем домиком, который старый дворник подарил белой голубке... лежала ворона с едва заметной ранкой в голове. Руслан осторожно тронул серое тело птицы - нет, готова... Надо же так метко попасть в самый глаз! Ай, да Витя, ай да снайпер! Не зря отец с детства учил тебя своему делу. Не зря. Рукой в перчатке подхватил дворник застреленную птицу, отнес в мусорный контейнер и поглубже закопал.
- Вороны больше нет, - сказал он одной мамаше, потом другой, - прогнали шайтан-птицу. Целая спецоперация ночью была! Не бойся, гуляй с дитём.
- Спасибо тебе, Руслан! - улыбались молодые женщины. - Ты молодец!
- Руслан своё дело знает, - ворчал тот, смущенный, уходя по делам, - Руслан порядок любит.
И снова вернулся во двор мир и детский смех. И белая голубка в сопровождении сизокрылой охраны кружилась по двору на радость людям.
Только прибежали однажды дети к Руслану в сторожку, потащили его за рукав во двор и показали пальчиками в небо. В небесной синеве кружился коршун. Голуби расселись по деревьям и окружили белую голубку, тревожно воркуя и со страхом поглядывая на небо.
- Да что ж за напасть такая! - возмутился Руслан. - Ну, почему эти шайтаны ангелам покоя не дают! Ну, я вам покажу! - И решительно направился к подъезду Серого дома, где жил Виктор.
Только тот, как всегда, опередил дворника и вышел ему навстречу.
- Не волнуйся, Руслан Ибрагимович, - сказал Виктор. - Не паникуй. Решим и эту проблему. Только никому ничего не говори.
- Как можно, Витя! - сказал дворник, подняв кустистые брови. - Еще мой дедушка верой и правдой служил народу. Что же мы не понимаем, что такое госбезопасность!..
...А следующим утром Руслан в той же круглой клумбе, среди цветов обнаружил бурое тело коршуна, похожее на петушиное, только с хищным клювом, с той же почти незаметной дырочкой в голове.
- Ай, да Витя, - прошептал Руслан, удивляясь профессиональной работе снайпера. - И чем ты это их?.. Настоящий солдат! Мужчина!
Фрезер
Естьупоениевбою,
Ибезднымрачнойнакраю
И в разъяренном океане, Средь грозных волн и бурной тьмы И в аравийском урагане, И в дуновении чумы.
("Пир во время чумы" А. С. Пушкин)
В их роду эта традиция повелась еще от прадеда. Старших мужчин называли поочередно или Сергеем, или Яковом. Так и пошло: Сергей Яковлевич или Яков Сергеевич. Нынешнему не повезло: он назывался Яковом Сергеевичем, имечко своё ненавидел и делал всё возможное, чтобы его называли иначе.
Во дворе тогда сложились две враждующие группировки: одна называла себя "Яппи", и состояла из сыночков начальников и торгашей, вторая - "Шакалы" - объединяла отпрысков попроще, но яростно желающих вырваться в люди и непременно разбогатеть. Банды люто ненавидели друг друга, но открытых конфликтов избегали. Во-первых, за тощими спинами "яппи" маячили телохранители крутых папочек, а во-вторых, "шакалы" не забыли случай, когда одного из них отправили за решетку всего лишь за дежурное избиение одного из "яппи" - папочка побитого "мажора" подключил знакомого прокурора и отправил юного хулигана в колонию за нанесение тяжких телесных повреждений, чтобы другим неповадно было.
Яша вступил в банду "Шакалов", прошел обряд посвящения и стал самым младшим шакалом, которому полагался наставник. Старший друг новопосвященного по кличке Молот иногда водил мальчика в боксерский клуб, но заниматься Яше там было не суждено. Он плохо переносил удары, даже легкие, особенно в голову, легко терял сознание, из носу текла кровь, гематомы и синяки долго не проходили. Но друг-боксер все-таки научил его бить и уходить от ударов противника. Так что драться он умел, правда, панически боялся ударов по собственному телу.
Однажды он увидел "бой века" между непобедимыми тяжеловесами Джо Фрезером и Мохаммедом Али, состоявшийся в 1976 году.
- А почему у него такое имя? - спросил Яша у наставника.
- Али от рождения носил имя Кассиус Клэй, в 1975-м принял ислам и сменил имя на мусульманское.
Яша на подсознательном уровне презирал перебежчиков и предателей. К тому же ему не понравились оскорбления и угрозы, которыми сыпал в адрес противника Али перед боем. В этом было что-то немужское, подлое. Фрезер вяло отбивался от нападок сбесившегося соперника и вёл себя как положено мужчине, уверенному в своих силах. Вот почему во время просмотра матча Яша "болел" за Джо Фрезера, да так увлекся, что кричал от восторга, когда в пятнадцатом раунде непобедимый Али был отправлен в нокдаун, а матч блестяще выиграл Фрезер.
- Знаешь, Молот, я хочу, чтобы меня все называли "Фрезер", - сказал Яша.
- Хорошо, - кивнул наставник. - С этой секунды ты - Фрезер из священного клана "Шакалов".
Со временем он подрос, из хлипкого мальчишки превратился в крепкого юношу. На его холодном лице застыла печать цинизма и жестокости. В банде "шакалов" Фрезер стал играть роль бригадира. У него появилась собственная группа "отморозков", как он их ласково называл, которые по его указанию избивали, воровали, угоняли машины. Как и прежде, помня свою физическую непереносимость ударов в голову, Фрезер никогда не совался в переделки, где мог получить хотя бы один удар. Всегда за него первыми бросались в драку "отморозки", а он добивал противников ногами и проводил беседы с ними в стиле Дона Карлеоне, гнусавым голосом криминального философа.
Одной из коронных "фишек" Фрезера стало "право первой ночи" - своеобразный налог, который платили девушки его двора в обмен на последующее покровительство. Видимо, именно так он мстил жестокому человечеству за свой детский испуг и мальчишеский позор.
Маша после разговора с Виктором будто расцвела, она из гадкого утенка превратилась в прекрасную лебедь. Фрезер и раньше видел рядом с красавицей Маринкой её серое отражение - невзрачную, бледную, забитую сестру, но никогда не воспринимал её серьезно как девушку - так, убогая серая мышка... А тут в погожий весенний день Фрезер увидел нечто необычное: красота Маринки поблекла в сияющем ореоле очарования Маши. Фрезер подозвал девушек и сказал:
- Маша, пора и тебе заплатить налог. Готовься!
- Какой еще налог? - спросила Маша у сестры.
- Я тебе дома все объясню. Пойдем отсюда...
Виктор
Попытка с ходу выявить "хвост"
сразу обнаруживает вашу принадлежность
к известной организации
("И ад следовал за ним" М. Любимов)
Так случилось, что об этом разговоре узнал Виктор. Вообще-то, он знал о Яше-Фрезере всё. Отец научил его собирать информацию обо всех людях, попадающих в поле зрения. В среде "яппи" и "шакалов" Виктора весьма уважали и делились с ним информацией без задних мыслей. Хоть он и не входил в состав ни одной банды и предпочитал быть волком-одиночкой, его считали авторитетом и за его силу, и за острый ум, и за возможности отца, генерала спецслужб. Знали так же и о том, что Виктор имел собственное огнестрельное оружие - пижонский пистолет "беретта", которым владел на вполне законных основаниях. Известно было и о том, что парень успел лично поучаствовать в опасных переделках с поножовщиной и стрельбой, из которых всегда выходил победителем, без единой царапины.
Итак, Виктор, пораженный таинственной красотой Маши и удручённый несчастной любовью к роковой женщине, узнал о требовании Фрезера "заплатить налог".
Поздней ночью, когда Фрезер возвращался из ресторана домой в самом благодушном настроении, в подъезде его дома свет оказался погашенным. В полной темноте Фрезер шарил по стене и, ругаясь на чем свет стоит, медленно поднимался по ступеням на свой третий этаж. Вдруг его голову потряс сначала удар в нос, потом - в глаз. Фрезер в темноте не разглядел нападавшего, не слышал удаляющихся шагов, а только мягкий звук закрываемой входной двери. Он чувствовал, как из носу хлещет кровь, на губах появился отвратительный сладковато-соленый вкус крови, а глаз заплывает от стремительно набухающей огромной гематомы.
Ближайшую неделю Фрезер провел дома с компрессами на лице и страхом в сердце: никто еще не нападал на него, он привык, что его боятся, что слово его - закон, что за спиной сила клана "Шакалов". ... И вдруг кто-то посмел усомниться в его авторитетности и пошло избить, как обычного хиляка, которым он, оказывается, остался не смотря ни на что. Это "открытие" не очень-то его обрадовало. Он не мог рассказать об этом позоре даже Молоту, который его давно уважал и считал чуть ли не ровней себе. Ну ладно, он во что бы то ни стало обязательно найдет обидчика и жестоко отомстит за свой позор!
В тот вечер, когда Фрезер получил по носу, Марина все порывалась рассказать Маше о том, что такое "налог", "право первой ночи", но её постоянно отвлекали то телефонный разговор, то обнаруженный прыщик на лбу, то ужин, то комедия по телевизору. Марина по-прежнему считала свою сестру чем-то второстепенным, поэтому легкомысленно забыла о необходимости предупредить Машу о грозящей опасности. А той и дела не было до всего этого. Маша знала, что мама аккуратно следит за своевременной уплатой счетов и налогов, и обязанной или должной кому-то себя не считала.
Как только Фрезер залечил раны на лице и вышел во двор, он издалека увидел Машу и вспомнил о своем намерении. По животу прокатилась горячая волна, он вскочил, бросил друзьям-бандитам "я скоро" и последовал за девушкой за угол дома. Он уже почти настиг беглянку, его уже всего трясло от предвкушения сладости насилия, как откуда ни возьмись на его пути выросла согбенная фигура бомжа. Фрезер чуть не сбил грязнулю и, осыпая его ругательствами, стал брезгливо обходить фигуру в обносках, его идиотскую коляску с каким-то хламом... Как вдруг из этой кучи хлама вылетел грязный кулак, и его голову тряхнул точный удар в нос, второй - в глаз, третий - в кадык. Фрезер, обливаясь кровью, рухнул в беспамятстве на асфальт и затих.
Маша спешила в школу на собрание и не заметила ни погони Фрезера, ни бомжа с его коляской, ни того, как один рухнул, а другой мгновенно исчез, будто растаял в тени густого кустарника.
Повторное избиение еще больше удручило Фрезера. Братва, конечно, обещала перевернуть город вверх дном и хоть из-под земли откопать беспредельщика, посмевшего напасть на их авторитета... Но Фрезер в насмешливых взглядах их свинячьих глазок, в интонациях сиплых голосов каждый раз ощущал издевку. Его авторитет рушился на глазах. Необходимо было найти и уничтожить обидчика - сначала морально, а потом и физически!.. И он решился обратиться к наставнику.
За последние годы Молот превратился в солидного мужчину. Он завладел собственными предприятиями, недвижимостью по стране и за рубежом. Он не любил бандитскую феню и манеры. Тяготел к законному бизнесу, но не уклонялся и от вооруженных стычек с конкурентами: на войне как на войне.
Молот опустил глаза, выслушал ученика и долго молчал, попивая дорогой виски. Что только не передумал Яша за эти тягучие секунды своего позора! Потом наставник вызвал Мозгуна, который занимался сбором информации, и спросил:
- Скажи, а не появился ли в городе залетный гастролер, который хотел бы нас подмять?
- За последние два месяца в городе появились два человека, способных на такое. Один только что вышел из заключения и принялся искать работу. Он завязал и вряд ли нам опасен. А вот второй - известный авторитет из Поволжья. Он ведет переговоры с нашими бизнесменами на предмет поставки в свой регион швейного оборудования и кожи. Этот способен на всё.
- Как зовут? Где живет?
- Зовут Юрием Борисенко, погоняло - Брюс...
Молот вскинул строгий взор на докладчика, тот сразу исправился:
- Простите, Олег Михайлович! Прозвище - Брюс. Живет в люксе "Интуриста".
- У него есть команда?
- Да, три вооруженных охранника.
- Брюса не трогать. А эту троицу, Фрезер, ты убери. Сдается, они через тебя к нам подбираются.
- Уберу, в порошок сотру! - прохрипел Фрезер. - Сегодня же ночью!
В ночной перестрелке погиб Джон, а Зяма получил ранение в живот - оба из группы Фрезера, но трое головорезов Брюса были застрелены и сожжены в собственных автомобилях.
- Да, что-то дороговато обходятся нам твои комплексы, - проворчал Молот, огорченный потерями "живой силы" группировки. Походил взад-вперед по кабинету, сел в кресло и после долгой паузы сказал: - Завтра поедешь к Брюсу и объявишь, что теперь он будет под нашим крылом. Надо же что-то поиметь с этого побоища.
- Всё сделаю! - гаркнул Фрезер. - Он у меня будет как шёлковый!
Он лично объехал все предприятия, которые заключили договора с приезжим и затребовал копии документов. Подсчитал суммарную прибыль и приятно удивился: за такие деньги не жалко потерять и половину бойцов группировки. На встречу с Брюсом он явился подготовленным, злым и решительным.
- Теперь мы - твоя крыша! - заявил он с порога.
- Да я лично не против, - медленно произнес Брюс, - только сначала поговори с моим партнером. Не будет ли он возражать? - Нажал кнопку трубки спутникового телефона и протянул ему.
- Весь бизнес Брюса в нашем городе будем контролировать мы, - прорычал Фрезер в трубку, не здороваясь. - Если ты, лох, возражаешь, приезжай сюда, только захвати побольше черных пластиковых мешков, у нас они в дефиците, не успевают подвозить.
- Давай фифти на фифти, - прозвучал голос из трубки.
Это было признание своего поражения, конкурент на всякий случай пытался выпросить долю побольше. Конечно, оставлять их ни с чем, тоже неверно, с ними еще сотрудничать, но и уступать половину прибыли он не желал. Это за секунду пронеслось в голове Фрезера. В трубку он примирительно, но жестко сказал:
- Ладно, бери десять процентов и радуйся, что остался жив. Я не терплю возражений! Всё! - И отдал трубку Брюсу, предварительно запомнив название модели спутникового телефона. Надо будет купить такую игрушку и подарить Молоту.
Наставник выслушал хорошие новости, распаковал и полюбовался новейшей спутниковой рацией. Потом встал, положил тяжелую руку на плечо Фрезера и сказал:
- Считай, исправил ситуацию. Молодец.
Это "молодец" наставника дорогого стоило! Фрезер почувствовал себя, как тогда, после первой вендетты. За его спиной хлопали крылья, в груди кипел восторг и сладкое самодовольство. Это надо отметить! И он с верным подельником Цаплей, очевидцем успеха, отправился в ресторан "Интурист". Там он встретил Марину в компании мажоров, подошел к их столику и пригласил девушку на танец. В глазах девушки уже вовсю плясали шаловливые гномики, поэтому Фрезер сходу пошел ва-банк:
- Послушай, Маринка, что ты всё с какими-то недоростками гуляешь?
- А что, у меня есть вариант? - кокетливо спросила она, на всякий случай теснее прижавшись к партнеру.
- Есть! Ты только помоги мне встретиться наедине с твоей сестрой... С Машей...
- И что? - разочарованно протянула она, лихорадочно прикидывая, что она может с этого получить.
- Ты устрой так, чтобы дверь сегодня ночью в вашу квартиру осталась открытой. Как бы случайно! Ну, понимаешь, девичья память и всё такое...
Марина выпила два бокала шампанского и пребывала в том состоянии эйфории, когда ничего не боишься, море тебе по колено, а жизнь кажется огромным полем, усеянным россыпью бриллиантов. Она сверкнула влажными глазами и тряхнула головой:
- Допустим, - кивнула она и спросила напрямую: - А что мне за это будет?
- Есть у меня знакомый англичанин. Это мой партнер по бизнесу. Он присмотрелся к русским девушкам, разочаровался в сухопарых англичанках и теперь - ну, очень - хочет жениться на русской.
- Он состоятельный? - уточнила Марина. Продавать сестру, так за хорошие деньги.
- А как же, Маринка, да у него на счете больше четырех миллионов этих, фунтов со стерлингами, апартаменты в Лондонском Сити, дом в Ницце и вилла в Анталье. Ну что, берёшь?
- Ладно, давай, знакомь. Поглядим! - В конце концов, через первичные объятия этого бандита прошли почти все девочки двора, включая и её саму. И ничего, даже понравилось. Подумаешь, святая невинность! Пусть и сестричка получит жизненный опыт, в конце концов, чем она лучше Марины?
Фрезер отзвонил по телефону и сказал:
- Сейчас приедет. Считай, он твой.
Через десять минут в ресторан ворвался брюнет в стильном костюме-тройке светло-бежевого цвета, отыскал Фрезера и был цветисто представлен Маринке: "сэр Джеймс Шерадон".
- Ну что, будущая леди Шерадонша, - язвительно улыбнулся Фрезер, отведя девушку в сторону от невмеру горячего англичанина, - ты дверь входную оставишь открытой?
- Слушай, Яшка, а чего он такой черный?
- У него мать - турчанка. Но это хорошо, знаешь, какие эти метисы горячие и талантливые!
- Ладно, дверь будет открыта. Машкина комната - как войдешь, слева по коридору - вторая дверь.
- Будто я не знаю... - самолюбиво проворчал Фрезер. А ведь и вправду не знал!..
В полночь Фрезер возбужденным шагом летел по проспекту в сторону своего двора. Цапля остался в номере отеля с черноглазыми девчонками. Ноги болели от сумасшедших танцев, живот распирало от съеденных острых блюд, голова слегка кружилась от выпитого. На душе по-прежнему пели соловьи, жизнь представлялась одним большим счастьем.
Свет в подъезде старого дома сиял стоваттными лампами в защитных бронированных плафонах - это отец Маши озаботился. Впрочем, ему-то чего сейчас бояться? После вчерашней победы Фрезеру ничего не страшно. После Молота он - первый в городе! Он поднимался на третий этаж, чувствуя, как легкая вибрация горячего желания сотрясает его мускулистое тело, разгоряченное танцами, перченым мясом и вином. Сейчас, через несколько томительных минут, он войдет в дверь Машиной комнаты и эта дивная лань, теплая и нежная со сна, станет его!
...И вдруг свет погас, и голова его дернулась от удара. Из носа потекла горячая струйка крови. Страх парализовал тело и волю. Вспыхнул яркий свет - в лицо ударил ослепительный луч мощного фонаря. Он видел только яркое пятно света в абсолютном мраке и каплющую на белую французскую рубашку черную струйку собственной крови.
- Кто ты? Что тебе от меня нужно? - спросил Яша громким шепотом. От страха свело горло. Он чувствовал себя мотыльком, пришпиленным булавкой к стене.
- Ничего особенного, - раздался сиплый голос, явно измененный. - Только забудь Машу, и я оставлю тебя в покое.
- Кто ты? - повторил Фрезер вопрос.
- Ангел-хранитель Марии, - чуть насмешливо сказал таинственный мститель. - Сегодня ты получил последнее предупреждение. Если хоть раз посмотришь в сторону этой девушки... Хоть раз!.. Понял? Я. Тебя. Уничтожу. Ради этой девушки я не только тебя, а всю твою поганую кодлу живьем закопаю. Всё. Пошел вон.
Фонарь погас. Рядом с Фрезером произошло бесшумное движение воздуха, через полминуты свет включился. А несчастный Яша с трудом поднялся со ступени и едва передвигая свинцовыми ногами, тупо разглядывая яркое пятно на белой рубашке, спускался по стене вниз и как заклинание повторял: "Вот тебе и Маша, вот тебе и дурнушка..."
Следующий день с раннего утра просиял ярким солнцем. Казалось, радовалось всё живое: люди и птицы, кошки и собаки, цветы и деревья. По выметенному и политому двору, сверкающему каплями росы, проходила Маша - и все оглядывались на неё, любуясь внезапно проснувшейся в девушке красоте. А в небе парила в окружении охранного эскорта белая голубка. Маша подняла глаза к небу и помахала голубке рукой, а белоснежная птица снизилась и чуть ли не над головой девушки совершила приветственный круг. И чем-то они были очень похожи - девушка и голубка...
Кто правит бал
Я приду к тебе на помощь, Я с тобой пока ты дышишь. Было так всегда. Ты помнишь? Будет так всегда. Ты слышишь? (Алена Свиридова "Будет так всегда")
- Мариам, - позвал отец, - отчитайся о проделанной работе.
Отец именовал любимую дочь по-разному, в зависимости от настроения и ситуации. Мариам - это когда серьезно и уважительно, Мария - просто серьезно, Маша - не поймешь, Маня - ласково и шутливо, Манасевич-Мануйлов - очень смешно, Малява - нежно-иронично, Малявочка - просто нежно, Марево - печально-задумчиво, Манана - во время дегустации грузинского вина или фильма.
Почему, спрашивается, отчет о покупке платья требовался от Маши, которую это платье не очень-то и волновало? Именно поэтому! Что и почем купила Марина, отец и так знал. Но Маша проявляла безразличие к одежде, она тяготела к маминым старым платьям, поэтому отец чувствовал ответственность за одежду любимой дочки. Маша вошла в кабинет отца в платье-сарафане и плавно прошлась по кругу. Отец порывисто вскочил с кресла, надел очки и стал пристально рассматривать дочь.
- Мария, - наконец, промолвил он, присев на кресло, - доченька, это очень красиво.
- Пап, там была такая тётечка, - превозмогая смущение сказал Маша, - главная по платьям... Она просто заставила нас купить этот сарафан.
- Манечка, видно эта тётка не зря жуёт хлеб. Она абсолютно права! Это твой стиль, это то, что нужно тебе. Но, Машкин, что я обнаружил! Да ты у меня красавица! Просто сияешь! Слушай, а ты, случаем, не втюрилась в какого-нито бандита?
- Нет, папочка, ни в какого бандита я не влюбилась.