Об этом говорили уже несколько дней. Будто бы пятидесятитысячные купюры скоро потеряют свою силу и в лучшем случае за них выдадут в сбербанках какие-то никому не нужные облигации, а в худшем - так и вовсе шиш с маслом. И будто бы на остальных бумажках, меньшего достоинства, скоро зачеркнут два, а то и три нолика. И вроде в Москве пятидесятитысячники уже не принимают даже нищие, а в билетных кассах пассажиров с такими банкнотами откровенно посылают на три буквы. Поговаривали, что всё это связано с предстоящей денежной реформой, спровоцированной чеченской войной.
Весь день Горемыкин метался по городу и в конце концов сумел-таки разменять одну купюру достоинством в 50 тысяч рублей: купил на рынке у какого-то заезжего хохла две деревянные ложки, получил неплохую сдачу и довольный вернулся домой.
Вечером за ужином Горемыкин сказал жене:
-Говорят, грядёт денежная реформа. Скоро будем пятидесятитысячными оклеивать туалет.
-У тебя их что - много?
-У нас их совсем нет! - гордо сообщил Горемыкин.
-Есть, - вздохнула жена. - Сегодня нам выдали аванс одной бумажкой...
-Ах, сволочи, что делают! Вернула бы, потребовала б пять по десять тысяч...
-Они сказали, что других купюр нет.
-Ведь врут, собаки. Сами, небось, выбрали всю мелочь.
-Ну, не знаю.
-Вот и я не знаю.
-А раз так - жуй спокойно и молчи.
Но Горемыкин вдруг вскочил и помчался одеваться.
-Не могу молчать! - выкрикнул он истерично.
-Ты куда на ночь глядя?
-В ларёк. Надо избавиться от этой бумажки!
-Да не возьмут они. Дураки там, что ли?
-Если упущу этот шанс, никогда не прощу себе, никогда! - воскликнул Горемыкин и выбежал из дому.
"Что бы такое купить? - размышлял он дорогой. - Жвачку? Этого мало. Скажут: ищи мелочь. Бутылку "Метаксы"? Ну, нет уж! Жирно будут какать, чтоб я за просто так выкинул на ветер большие деньги... Э, да не всё ли равно? Главное, как им эту бумажку всучить? Тут нужно тонко рассчитать, сработать на нюансах, мелочах. Тут, братец ты мой, без психологии не обойтись..."
Так разговаривал сам с собой Горемыкин, приближаясь к коммерческому киоску.
"Если сразу суну им свой пятидесятитысячник, они меня живо развернут и ещё коленом под зад дадут. Потому что пусть даже всё это только слухи, торгаши сразу разгадают мой манёвр и не пожелают выглядеть идиотами. Значит нужно сделать всё осторожно: как бы, с одной стороны, честно, но в то же время и словчить. Прикинуться глупым, наивным... коммерсанты дураков любят и охотно идут им навстречу, не упуская, конечно, и свою шкурную выгоду. Это, братец ты мой, высшая математика. Психология, одним словом..."
Изобразив на своем лице дружелюбную улыбку, Горемыкин вплотную подступился к окошку киоска и сказал:
-Добрый вечер. Дайте мне, пожалуйста, бутылку кетчупа, пачку сигарет "Магна" и ещё... - И тут он притворился, будто вспомнил что-то: - Стоп! А вы, друзья, такие бумажки принимаете?
-Какие ещё бумажки? - хмуро отозвалась девушка в окошке.
-Да вот...
И Горемыкин застенчиво извлёк из кармана злополучную купюру.
-Ах, вот оно что, - девушка широко зевнула. - Конечно, принимаем. Почему бы и нет?
-Но как же так? - пустился во все тяжкие Горемыкин, чувствуя, что всё-таки немного переигрывает. - А вокруг твердят, что...
-Какой-то идиот пустил слух, а вы верите. Что вам ещё?
-Банку шпрот и три "сникерса", - обрадовался Горемыкин.
"Нет, лучше бы я пузырь "Метаксы" взял. На фиг мне сдались эти дурацкие "сникерсы"?" - подумал он.
-С вас десять тысяч, - сказала продавщица.
-Так вот же и даю...
-Стало быть, сорок тысяч сдачи, - кивнула девушка.
Горемыкин неспеша собрал деньги и пошёл домой.
"Ну, вот как всё просто, - думал он. - Главное - точно рассчитать свой манёвр. Главное в нашем деле - психология..."
Жена встретила его на пороге.
-Неужто получилось? - удивилась она.
-Сработало! - подтвердил Горемыкин. - А иначе и быть не могло.
-А зачем тебе "Магна"? Ты ведь не куришь, - сказала жена, рассматривая покупки.
-Да это так, психологический трюк, - смущённо ответил Горемыкин, укладываясь на диван. - Зато остальные сорок тысяч остались в целости.
"Завтра все забегают, засуетятся, - ухмыльнулся он, поудобнее устраиваясь под одеялом, - а я уже теперь спокоен и чист, как спартанец Леонид, у меня уже сегодня всё хорошо..."
В десять часов вечера дикторша телеканала "Останкино" сообщила, что глава правительства Черномырдин собирается сделать какое-то важное сообщение, и на экране появился вальяжный и респектабельный премьер-министр.
"Ага! Вот оно! Начинается! Ну, здравствуй, голубчик, здравствуй, Светлоликий наш!" - оживился Горемыкин, предвкушая свой триумф.
И вдруг!.. С чем бы это сравнить? С громом среди ясного неба? С ударом тежёлой кувалдой по голове? Да ерунда! Чепуха и детский лепет! Потому что это ни с чем сравнить нельзя.
Всё началось так, как и предполагалось: премьер объявил, что в связи с денежной реформой прежние купюры меняются на новые. Но потом... Потом он сказал:
-Учитывая темпы инфляции и вероятность непомерного роста денежной массы, в обороте ОСТАЮТСЯ только купюры достоинством в 50 000 рублей, все же прочие подлежат обмену из расчёта СТО К ОДНОМУ...
-А? - в ужасе прошептал Горемыкин. - Как ты сказал? А ну повтори!
-Вань, что случилось? - переполошилась прибежавшая из кухни жена.
Но Горемыкин только ткнул дрожащим пальцем в экран, cумев произнести лишь одно:
-Зин... ты послушай, послушай...
-Да слышала я, - ответила жена. - Не поняла только: за один рубль теперь сотню давать будут или наоборот?
Горемыкин уставился безумными глазами на супругу... а потом схватил себя за волосы и заорал:
-Ах, осёл! Ах, кретин! Ах, двоечник!!!
-Да успокойся ты! - трясла его Зина. - Не сходи с ума!
-Двоечник! Второгодник! Болван! - продолжал буйствовать Горемыкин. - Глупый старый козёл!
-Прийди же, наконец, в себя! - как-то чересчур ясно прозвучало возле его уха. - Опомнись! Не будь смешным.
Горемыкин вздрогнул и... открыл глаза. Зина испуганно склонилась к нему.
-Проснись же, ради бога! - сказала она.
Горемыкин осторожно покосился на телевизор. Там не было Черномырдина. Там передавали капитал-шоу "Поле чудес".