Я открыл глаза и присел. Ничего не изменилось! Все то же холодное, тихое, безжалостное звездное небо. Та же картина внизу - серые безжизненные ландшафты, переходящие в одной стороне в остроконечные горы, а в другой - проваливающиеся за неровный горизонт. Карликовое Солнце величиной чуть больше самой яркой звезды неуверенно освещает все это.
Мне вдруг захотелось позвать кого-нибудь на помощь, но уже в который раз, вовремя придя в себя, я снова понял всю бессмысленность такой попытки. Да, я одинок. Никто еще так хорошо не понимал смысла этой фразы. Никто не понимал этого лучше, чем я.
Что я тут потерял? Зачем вообще человеку не сидится на месте? Там, где ему положено быть, там, где его дом. Неужели, отправляясь в эти далекие дали, мы рассчитываем здесь что-то найти, неужели мы не теряем всего? Как объяснить ту радость, вернее то безумие, которым я был охвачен, узнав, что из тридцати кандидатов, впрочем, не менее сумасшедших, выбрали меня одного? Разве человек рожден для существования в космосе? Разве наш организм не приспособлен только для жизни на Земле? Так что нам не сидится?!
Очередное инстинктивное желание закричать, позвать кого-нибудь было подавлено осознанием факта, что ближе, чем на пять миллиардов километров нет ни одной живой души. Да, я на Плутоне. Мысль эта иногда покидает мою помутившуюся от одиночества и обреченности голову, но иногда я так ясно осознаю это. Тогда ужас охватывает меня. Да, мне страшно! И мне страшен не мой конец, который, судя по месячному запасу воздуха, уже близок, а то, что еще целый месяц мне придется жить на самом краю Солнечной системы, где все буквально застыло от ужасного холода, где темно и невообразимо одиноко.
Хоть бы послали в этот злосчастный полет двоих. Да что там! Хоть бы радио работало - тогда можно было бы поддерживать связь с Землей, и я не был бы так несчастен. Но что-то непонятное случилось через несколько минут после посадки моего корабля на эту планету. До этого все шло хорошо и, казалось, все так и должно было закончиться. Новые технологии позволили укоротить время путешествия на Плутон до одного года. Здесь я должен был провести всего три дня. Затем, потратив еще один год на обратный путь, я вернулся бы на Землю. Но, повторяю, что-то случилось с частью электроники - до сих пор не могу объяснить, почему она отказала. Но это случилось, после чего корабль мог дать мне только жизнь на отведенный для обратного пути срок. Если это можно назвать жизнью...
Наверное, на Земле уже считают меня погибшим. Наверное, человечество вообще уже забыло о моем существовании. Что я? Неудавшийся эксперимент? Впрочем, в минуты просветления я часто перебирал в уме разные варианты исходов моей экспедиции, вплоть до самого что ни есть удачного ее окончания. И что же? Что она дала бы человечеству в целом? Осознание того, что в его силах достичь окраинных планет? Гордость за себя? Что существенного? Надо же! Это самое человечество не в силах организовать экспедицию на Плутон, состоящую хотя бы из двух человек, посылает туда одного, посылает от своего имени и только ради того, чтобы все кричали по телевидению, писали в газетах, рассказывали внукам - Мы достигли Плутона! А зачем? Ведь до сих пор даже полеты на Луну не принесли людям реальной пользы. На Луне люди создали несколько научных станций и стартовых, дозаправочных платформ для полетов к более дальним планетам, где все равно еще не построили ничего. Так стоила ли игра свеч?
Вот уже одиннадцать месяцев я влачу свое жалкое существование. Одиннадцать месяцев, которые я с радостью променял бы на десять минут журчания реки, пения птиц, дуновения ветра... И Солнца! Ах, как я соскучился по Солнцу! Как оно далеко! Почему оно не греет? Раньше хоть во сне я часто видел Солнце, но теперь представление о нем, наверное, стерлось из моей памяти. В последнее время я ложусь на койку и долгими часами стараюсь уснуть и только ради надежды увидеть Солнце во сне. Сон иногда приходит, иногда нет, но там теперь так же темно, как наяву. И только этот электрический свет внутри корабля и свет от прожектора, который я иногда включаю, чтобы хоть как-то рассеять окружающий мрак. Но прожектор тратит очень много энергии. Оставлять его включенным надолго нельзя.
Мой скафандр приспособлен для работы сроком не более одного часа. Раньше мне казалось, что, если удастся увеличить запас воздуха, то я смогу пускаться в многочасовые экскурсии. Первое мне удалось, но со вторым ничего не вышло. Не будь у Плутона совсем атмосферы, я действительно смог бы прогуливаться в скафандре до тех пор, пока у меня не закончится воздух. Но слабая атмосфера из водорода, который ужасно здесь холоден, быстро забирает мою теплоту даже через защищенные стенки скафандра, и через час холод становится нестерпим. Чтобы не превратиться в ледышку, волей-неволей приходится возвращаться в корабль.
И все же, несмотря на свое ужасное положение, несмотря на обреченность, я никогда за это время даже не задумывался над тем, чтобы одним махом положить всему конец. Я всегда считал самоубийство самой большой глупостью, которую может совершить человек. Наверно, были какие-то моменты, когда мне казалось, что я все же ошибаюсь, что стоит лишь выйти наружу, открыть забрало шлема, и мучения мои прекратятся, но это было лишь нечто неосознанное и мимолетное. Повторяю, я никогда не задумывался о самоубийстве всерьез. Я не считаю такой поступок выходом для живого существа, пускай даже если существо это невыносимо страдает. Да, всему свое время. Мое время должно, по-видимому, наступить через месяц. Да будет так!
Уже прошло больше тридцати минут, как я покинул корабль, судя по добирающемуся до меня холоду. Он-то и выводит меня из оцепенения. Я все еще сижу на какой-то глыбе. Но любое лишнее соприкосновение с оледенелым грунтом планеты опасно вдвойне. Опомнившись, поднимаюсь наконец на ноги, которые защищены снизу толстым, многослойным материалом.
Большая звезда, именуемая Солнцем, повисла почти в зените черного, усыпанного звездами неба. А внизу... Ах, до чего меня утомил этот скучный, однообразный пейзаж, тем более, что его только я и вижу, благодаря моему часовому лимиту. И хорошо еще, что Плутон вращается вокруг своей оси. Благодаря этому картина неба постоянно меняется, Солнце и планеты восходят и заходят. Это вносит в мою жизнь хоть какое-то разнообразие. Бывает, когда я выхожу из корабля только ради того, чтобы понаблюдать за небом, где звезды с планетами проходят свой длинный путь от востока к западу. Один Харон - спутник планеты - постоянно висит над восточным горизонтом и только меняет фазы в течение плутонянского дня, то есть, шести с половиной земных суток. Это объясняется синхронностью обращения Харона вокруг Плутона с собственным вращением последнего. Мне повезло также с Ураном - он теперь достаточно близок и выглядит как ломтик крупной дыни (подобные уподобления я стараюсь применять по возможности часто). А вот с Нептуном дело обстоит хуже - он хоть и почти круглый, но это всего лишь небольшая слива. Сатурн и Юпитер отсюда почти не заметны. Что же касается Земли, то она отчасти присутствует лишь в моих воспоминаниях.
Надо быстро возвращаться. Температура внутри скафандра уже теперь минусовая. Впрочем, за эти долгие месяцы я приучил себя к холоду и могу оставаться дольше и переносить более низкие температуры, чем в первые дни своего пребывания на Плутоне. Это позволило немного увеличить срок одного выхода. Но я знаю, что есть предел холода, дальше которого любой организм просто не может существовать.
Итак, если через пятнадцать минут я не окажусь в корабле, то замерзну. Я поворачиваюсь и шагаю в сторону мрачно возвышающегося в лучах далекого Солнца создания рук человеческих, все еще удерживающего для меня крупицу земной атмосферы.
Но что такое? Неужели в этот раз я слишком отдалился от корабля? Похоже на то... Я иду вот уже больше пяти минут, а он далек, как прежде. Ноги и руки начинают коченеть. Передвигаться становится все труднее и труднее. Я стараюсь двигаться быстро - это одновременно экономит время и вырабатывает внутреннее тепло. Но проходит еще некоторое время - и не помогает даже это. Я все еще довольно далеко от корабля. Я понимаю, что, как только остановлюсь, то погибну через минуту, самое большее, через две. Я выжимаю из своего организма последние силы, но холод сковывает мои мышцы. Нет. Больше не могу. Останавливаюсь. Бросаю последний взгляд на корабль, протягиваю к нему руку, словно надеясь дотянуться до обшивки. Но рука моя встречает одну лишь пустоту, и с прояснившимся на мгновение сознанием корабль сразу отдаляется на несколько сот метров. В тот миг я вдруг чувствую такую тоску по Земле, что начинаю плакать, но вырвавшиеся из глаз слезы сразу замерзают и прилипают к щекам.
Зачем, зачем я отправился в этот полет? Зачем люди вообще рвутся в космос? Мы - дети Земли. Там вся наша радость, наш покой, наше счастье. А здесь только мрак, холод и тишина, и... смерть.
Вдруг я перестаю ощущать холод. Сразу становится легче, но помимо этого какое-то приятное чувство овладевает мной. Теперь я ничего не вижу и не слышу, но мне почему-то кажется, что я уже не одинок...
* * *
Странно, но мне совсем не холодно, но еще больше удивляет то, что я, по-видимому, все еще жив. Или нет? Открываю глаза. Я лежу на спине, но звезд не видно, хотя что-то мне подсказывает, что я по-прежнему на Плутоне... Ах да, гравитация! Она такая же, как раньше. Пытаюсь присесть. Оказывается, что на мне нет даже скафандра. Неужели я все-таки добрался до корабля? Оглядываюсь. Это определенно не мой корабль - гладкие серые стены, выступающие в полумраке, слабо люминесцирующий, словно покрытый фосфором потолок.
Вдруг одна из стен проваливается куда-то, и моя комната озаряется ярким светом. В его лучах я вижу, как мне сначала кажется, человеческую фигуру. Но когда она подходит ближе, понимаю, что это не человек. Это существо из другого мира! Не знаю каким образом, но в его больших, матовых глазах я вижу сильную усталость и тоску. И для этого не нужно ни раздумий, ни знания инопланетного языка, ничего! Мне понятно и так, и, может быть, потому, что я сам пережил все это, что в этой космической пустыне просто нет места другому чувству.
Не знаю, насколько мы отличаемся физиологически, но теперь я твердо уверен, что одно нас объединяет точно - судьба.
Существо и я еще некоторое время внимательно рассматриваем друг друга. Затем я замечаю в его глазах слезы. Незаметно для себя я сам начинаю плакать. Неужели я больше не один? Неужели такое возможно?! Здесь, на краю Солнечной системы!
Существо медленно приближается и обхватываем меня своими слабыми, конечностями. Я чувствую, как содрогается его тело. В тот миг я не задумываюсь над тем, что оно страдало, быть может, больше, чем я. Где его дом?Сколько времени его корабль блуждал по бездонным звездным просторам?
Оказывается, что стремление в космос свойственно не одному человеку. Но за время, проведенное на Плутоне, меня постоянно мучили вопросы. Возможно, и этот пришелец не раз спрашивал себя: Ради чего мы покидаем свой дом? Зачем мы подвергаемся опасностям, обрекаем себя на лишения? Ради чего рискуем всем, что у нас есть?
Теперь мне почему-то кажется, что на все эти вопросы мы оба знаем ответ.