Около правления собрались все женщины Закутневки и многие из них сейчас думали тоже самое. Пронесся тихий вздох и только заголосила Прокоповна.
- Ой, зачем же настали лихие часы! Ой, зачем же с нами воюют эти клятые люди?! Почему ты меня ушел? На кого ж оставил?
И она с этими криками бросилась на голову. Им снова был Трофимыч - молодой-то голова ушел вместе со всеми на войну. Уж ему было и не привыкать к этим бабьим стонам.
- Цыц, баба-женщина! - Прикрикнул он на нее. - Успеете еще наплакаться!
Но Прокоповна не унималась:
- Да за что же мне такая кара!.
По рядам пронесся шепот.
- А ведь ей было хуже всего. Помните, как месяц назад он ее побил? А пил - так вообще беспробудно. И держал ее в ежовых рукавицах. Я бы по такому не плакала.
Трофимыч посмотрел на Прокоповну, потом сплюнул на землю:
- Вот се, йитить твою мать - и есть женщина!
От таких слов замолчала даже Настасья Ивановна, которая всегда имела до всего дело и везде хоть одно словечко да вставляла. Но почти сразу же она словно очнулась от спячки и выдохнула как на духу:
- А ты, Трофимыч, смотрел бы что говоришь. - Обратилась она то ли к другим женщинам, то ли к Трофимычу. - Нас теперь больше, чем мужиков. Смотри, а не то попадешь под горячью бабскую руку!
Все рассмеялись - тревогу на миг словно рукой сняло, но печаль осталась. Может, место такое было. Отсюда был прекрасный вид на обе части Закутневки и на все ее дома и поля. Как же не печалиться? Глянешь на свой дом - и сразу вспомнишь, что идешь туда одна, глянешь на поле - весной придется выходить туда самим. И бабы завыли.
А я всё гадаю, где мой миленький ушел.
А я все журюся, чом хороший мой ушел.
*****
Трофимыч и Герасим сидели на крыльце правления - и под крышей какой-никакой и к двери близко, можно было быстро заскочить обратно погреться. Так они "контролировали" свое село в любую погоду, хоть в мороз, хоть в дождь - голова и его помощник, адъютант по-городскому. Так про них и говорили: "О, а вот и наш голова с адъютантом пошел". Сидеть бы сейчас в хате, в такой-то мороз, ан нет - обязанности прежде всего. А ну посмотрим - кого это занесло к нам? Ба, так это же почтальонша.
- Здравствуйте, Варвара Михайловна!
- Доброго здоровьечка и вам, Голова Трофимыч да Герасим Адъютантыч! - И она заливисто рассмеялась.
- Но-но, ты поосторожней Варька! Я как никак теперь голова. - И Трофимыч поднял указательный палец.
- Да мне-то что? Я ж не из Закутневки! - И Варвара снова засмеялась.
- Ну ладно, ладно. Что несешь нам?
- Вам, Трофимыч - ничего. А вот женщинам вашим есть письма. Одно даже официальное. - Она вздохнула.
- Да ты что! А ну покажи!
Варька достала письмо из сумки.
- Таак... - Трофимыч достал очки. - Кузнецовой Татьяне Сергеевне. Так это ж той которой...
Он повернулся к Герасиму.
- Это та которая...
- Ага, Трофимыч. Она самая, на шестом месяце.
- Ага...
Трофимыч и Герасим переглянулись - каждый подумал об одном и том же, но первый шаг было сделать нелегко. Дед достал табачку и закурил.
- Эта... Варька. Давай я заберу это письмо.
- Да ты что, Трофимыч! Это ж преступление!
- Ты, Варька, помолчи. Преступление, наступление... Ты пораскинь мозгами - мужики только что ушли на войну и вдруг такое письмо... А у Таньки скоро ребенок будет. Нельзя ей волноваться.
- Да ты что, Трофимыч, какие волнения? Или ты думаешь, что... - У Варьки на глаза навернулись слезы.
- Ты, Варь, заранее не плачь, но я тебе скажу одно - чтобы там ни было, хорошее или плохое, а Таньке нельзя сейчас волноваться. - Он подумал еще немного и выжал из себя. - А чтобы это узнать, мы должны его вскрыть.
- Трофимыч! - Варька дернула его за рукав и попыталась забрать письмо.
- Варька, не балуй. - Отдернул он свою руку.
- Ну это уже точно преступление - как пить дать. Не хочу этого и видеть.
- Варь, ты если такая нежная и правильная, то иди своей дорогой, а мы разберемся сами. - Герасим взял ее за плечи и подтолкнул к выходу.
- Варька, ты молодая и в своем роде еще дура. Вот, что я тебе скажу. - Трофимыч строго посмотрел на нее и начал распечатывать письмо. - Да какое ж преступление, когда я в селе голова? Так. Мы сообщаем вам, что ваш муж, Кузнецов Павел Андреевич замерз в пути следования к месту дислоцирования его воинской части... Вот так, Варь.
Варя прикрыла рукой рот и начала тихонько всхлипывать. Герасим усадил ее на стул, а сам подошел к голове.
- Так что делать будет, голова?
- А то, что ничего... Это письмо полежит у меня... До поры, до времени. А ты, Варь, когда успокоишься иди потихоньку. Но помни - чтоб приносила такие официальные письма только ко мне. Цензуру мы, понимаешь, вводим в Закутневке.
*****
- Настасья, соседка, открывай!
Во всех дворах загавкали собаки - им сегодня было о чем полаять - не каждую ночь соседи стучатся посреди ночи в чужие окна. Стук становился все громче, уже начали зажигаться окна и в соседних домах. Наконец, проснулась и Анастасия.
- Кто там? Таня, ты что ли?
- Да, открывай скорее, сил нету больше держаться.
- Таня ты что? Ты рожать среди ночи что ли удумала?... Ты это брось! Сейчас, подожди.
Послышался грохот, видно Настасья влипла в ведро. Наконец, отворилась и дверь - Татьяна упала на руки Анастасии. Таня была хоть и небольшого росточка, но животик больно ее утяжелил - Настасья еле-еле передвигала ногами, пока не дотащила Таньку до кровати.
- Ну вот и все. Ты тут полежи, а я посмотрю, что там у тебя.
Анастасия по-деловому задралу юбку Таньке и осмотрела ее природную готовность к такому торжественному событию. Хотя она и была по ветчасти, но все мы - люди-коровы, не чужие же друг другу.
- Так, Танечка, рожать тебе уже совсем скоро. Тань, ты меня слышишь?
Таня еле пошевелила головой.
- Что так тяжко?
Настасья выбежала в чем спала на двор, посмотреть горит еще где огонек. Побежала к еще одной соседке.
- Агов, Катерина! Не спишь уже?
- Да не сплю, не сплю! Кого там принесло к тебе?
- Да Татьяну. Давай быстро собирай мне в подмогу, на всякий случай, еще кого-нибудь. Да чтобы быстро: одна нога - здесь, другая - там.
- А что она?...
Вопрос повис в воздухе, и только издали уже донеслось Настасьино "Давай быстрей!"
Екатерина по-быстрому собралась и побежала до других соседок. Скоро о новости знала уже все женское население села и почти все собрались около Настиной хаты, где рождался новый порядок вещей.
- Ну давай, Танька, тужься. Покажи-ка им всю свою силу женскую! Кто там у тебя? Знаешь?
- Не знаю. - Всхлипнула Таня, то ли от усталости, то ли от уже пережитого.
- Ну это хорошо, хоть не зря рожаешь. Как раз сейчас и узнаем. - Настасья заразительно захохотала, а Таня и рада подхватить ее смех.
- Ой, идет!
- Ты еще смейся - легче будет, облегчь себе душу. - Подмигнула Настасья. - Ты знаешь же - я не настоящий врач, поэтому и методы у меня ненастоящие.
И они опять вместе захохотали - кто по-настоящему, а кто и через силу. А бабы около хаты сразу же начали обсуждать что-то.
- Слышь, Танька, как загомонели кумушки у нас под окнами, а ну давай им покажем, что надо делать вместо разговоров.
- Ой, не могу, Настя. Ой, не могу. Как пить дать, щас рожу!
- Давай, давай, Таня. Еще чуть-чуть.
А вот и он - человек. Вот из-за чего мы живем на земле. Любуйтесь, завидуйте, я пришел, чтобы вашу жизнь сделать лучше.
*****
Варвара уже по привычке зашла в правление. Трофимыч посмотрел на нее поверх очков и указал на стул.
- Ну садись, голубушка. Что сегодня в нашей почте?
- Да ничего для вас. Только личные письма.
Трофимыч аж подскочил, хрустнули его старые кости и он начал чинно обмерять пол в избе.
- Личные говоришь? - Остановился он на миг около Варьки.
- Да, личные.
- А ты знаешь, Варвара Михайловна, где они уже у меня сидят?
- Где?
Трофимыч показал на живот.
- В печенке, в печенке!
- Да с каких это пор власти у нас интересуются личной жизнью?
- А вот с таких. Забрали, понимаешь, даже Герасима. И остался я один мужик на всю Закутневку. Один - ты понимаешь?
Варвара не удержалась и пырснула от смеха.
- Понимаю. А как же Ванька?
- Но-но, ты у меня это брось улыбаться. Это вам все - хихоньки да хахоньки. Ванька, которому еще и пять месяцев нет, было б ему хотя бы год... У меня тут понимаешь все бабы да бабы... - Он завел глаза и потом более обреченно добавил. - И один я.
Варвара сочуственно улыбалась деду, тот недовольно закусил губу, видно в тяжелых раздумьях.
- Ты у нас можно сказать неместная, тебе я только вот и могу пожаловаться. Вот эта клята война. А у меня здесь женская война. Здесь и так трагедия на всю страну, так нет - бабы еще и свои маленькие трагедии добавляют.
- Да что ты, Трофимыч, все вокруг да около? Что у вас там случилось?
- Да вот.
Трофимыч переминался с ноги на ногу, словно не решаясь сделать еще один шажок.
- Да вот.
- Ну что вот?
- Да вот. Э-эх. - Махнул он рукой, а потом неожиданно и сам рассмеялся. - Да бабские трагедии у нас тут происходят. Я ж говорю - война там идет, а они - что?
- Что?
- Да одной тут пришло такое хорошее письмо, ей мужик написал, что и любит ее, и вспоминает о ней каждый день, и скучает, ну, в общем, уси такие романтические сантименты...
- Так это ж хорошо!
- А кабы было хорошо! Так нет - она будь дурой да и рассказала это другим.
- И что?
- А то, что теперь все сравнивают у кого мужик любит больше всего жену и такое прочее...
- Да и пусть сравнивают! Трофимыч, тебе-то что?
Тот решительно сжал руку в кулак и грюкнул по столу.
- А то! Что мне нужна спокойная обстановка. Бабы и так ходют, на тебе волком смотрят, а то пошло тут недовольство мужиками...
Варвара поправила выбившиеся волосы, в ее сияющих и прозрачно чистых как весеннее небо глазах читался вопрос, который она не могла не задать.
- А какое дело до моих писем-то?
Трофимыч почесал шею, потом достал карандаш из ящика из стола и с решимостью усадил Варвару около себя.
- А то, что мы сейчас их будем править.
*****
Трофимыч не спеша шел к Татьяниной избе.
- Вот, шельмы. Без головы уже начали праздновать Новый Год. Ну что тут будешь делать - одно слово - бабы!
Он без стука вошел в хату - сегодня там ждали гостей.
- А, Трофимыч. И ты тоже на наш девичник пожаловал? - Настасья сегодня была на коне - так и говорила бы целый день.
- Да какой же девичник? - Трофимыч пригладил волосы. - Когда у вас уже Ванька есть?
- Во, дед дает! Правду-матку так и режет. - Снова захохотала Анастасия.
Виновник торжества сидел около мамы и сосал хлеб. Может и не было бы такого шумного и людного Нового Года, кабы не он. Все потихоньку у себя посидели бы, а так - вот он праздник в самом соку! Стол ломился... Впрочем, какое там ломился, когда война где-то идет? Но по сравнению с обыкновенными днями - стол ломился от вкусностей. Много было и лично для ребенка - да разве может столько съесть почти годовалое дитя?
- А ну девчата расступитесь! Дедушка подарок Ване подарит! - Трофимыч вынул из кармана деревянную игрушку, на поверхности которой были видны ее труды. А Ванька как вцепился в нее - так уже и не отпускал до конца праздника.
- Ну, Трофимыч, ты даешь! Куда уж нам до такого самого настоящего мужского подарка! - Все девчата, хоть и в годах, дружно рассмеялись.
- Да, сегодня у нас все мужчины, что называется. Старый да малый.
- Так они другими и не бывают. Малые, малые, а потом в семьдесят лет вдруг раз - и старые уже.
Когда смех стал потихоньку стихать, кто-то затянул и все подхватили.
Хоть на дворе и праздник, а мне все в тягость.
Почему душа поет о нем, о суженом моем?
Кто знает? Ветер, ты ли? Иль, быть может, дождь?
Кто знает? Гром ли? Или речка-река?
Птичка весточку принесла и, наконец, я узнала.
Что Сашенька мой уж не придет ко мне.
Настасья оглянулась - что-то все девки загрустили.
- Да что же это творится? Что это вы все посмурнели?
- Мужиков нет, не для кого веселиться. - Вздохнула одна.
- На Новый Год все должны быть веселые! - Анастасия сделала руки в боки и хорошо поставленным голосом скомандовала. - Есть мужики, нет мужиков - а ну станьте счастливыми, хоть на день!
- А ты, Настька, помолчала бы! - Выступила Алена Афанасьевна. - Ты своим вертишь как хочешь - и даже сейчас надеешься, что ты и на войне будешь тоже самое делать. А война тебя не спросит, что ты хочешь - возьмет сама.
- Ой, баба Алена, да знаю я. - Неожиданно для всех разрыдалась Настасья.
Баба Алена хотела еще что-то сказать да посмотрела на Настасью и промолчала. Та доплакала всю свою печаль, вытерла платком слезы да опять за свое.
- Ну раз веселья не будет, так может, другое что удумаем?
- Что ж, Наська, тут придумаешь? - Баба Алена всплеснула руками.
- Да хотя бы погадаем. - Анастасия обвела всех взглядом, словно приглашая присоединиться.
- Наська, угомонилась бы! - Баба Алена погрозила ей пальцем.
Анастасия замолкла на некоторое время, но хватило ее ровно на три вздоха. Она еще раз, будто осмотрела строй сидящих бабушек, баб, женщин, девушек и девчат и опять завела свою песню.
- А вы знаете, я часто думаю о своем Николеньке. Как он там...
Еще никто не смотрел на нее, но Анастасия почувствовала нутром, что внимание всех сконцетрировалось на ней.
- И я просила...
Настасья сделала еще паузу, словно собирая свою решимость в кулак.
- ...я просила Смерть-Матушку не забирать моего Николеньку с собой. - Наконец выговорила она и как будто камень спал с ее души - она затараторила еще быстрее. - Вы знаете, она добрая, просто ей говорят кого забирать с собой, а кого нет. Судьба да Жизнь - вот кому мы надоедаем, а Смерть - хорошая. Я ее просила подождать с моим отцом - и он прожил еще пару годочков.
Никто не старался не смотреть на Настасью - что уж поделать, если с человеком такое творится?
- Наська, а ну помолчь! - Баба Алена погрозила ей пальцем. - Да как ты можешь богохульствовать? Да кто еще решает кому час пришел, кроме Господа Бога? Бог дал - бог взял. Али не слыхала такого?
- Да слыхала я. - Анастасия только отмахнулась. - Да не могу я уже на Бога надеяться. В его мире и случаются войны, он и забирает наших мужиков, все горести и радости, быть может, и от него. А от смерти только сама Она и может спасти.
- Да ты, совсем уж с ума выжила...
Настасья тихонько заплакала, чего уж точно никто не ожидал. Все-таки жизнь штука интересная, в каком-то смысле - живешь, живешь, а оказывается, что не ты живешь, а тебя живут в этом маленьком мире. Если ты и можешь что-то сделать, так это - наблюдать за происходящими на сцене событиями.
*****
Трофимычу снилось его детство или, по крайней мере, то, что он считал своим детством. И опять он маленький да шустренький бежит собирать яблоки в сад соседа. И опять он купается в речке. Как будут купаться после него еще многие такие же молоденькие как он Трофимычи. Речка и земля содрогнулась. "А вот землетрясений в наших краях-то и не было" - Подумал Трофимыч и начал просыпаться. Открыл один глаз - так и есть - снова он ребенком стал, рядом с мамой лежит, видать в той жизни умер под Новый Год. Открыл второй - да нет, это ж Натка. Чего ж это она в одной сорочке рядом с ним лежит? Оба глаза закрылись и мозг Трофимыча начал придумывать всякие загогулины, из-за которых Натка могла оказаться рядом с ним. Загогулины никак не выходили - или Трофимыч уже к середине начинал терять нить построений, или она вообще заводила его в дебри, в которых никто и никогда не жил. Наконец, снова пришел старый добрый сон.
Трофимыч проснулся снова - со двора в нетерплячке в хату рвалось утро. Дед попробовал открыть оба глаза - Натка все еще лежала на том же самом месте и смотрела на него своими еще почти по-детски наивными глазами.
- Наталья, - Зашептал Трофимыч. - Ты что? Что ты здесь делаешь?
- А я Трофимыч к тебе пришла, потому что не к кому больше идти. - Начала жалобливо Наталья Васильевна.
- За-а-ачем ты ко мне пришла? - Немного заикаясь, вопрошала старость.
- Деда, ну ты же мне можешь помочь?
- В чем?
- А я хочу ребеночка.
Трофимыч чуть не подавился собственным языком. Но потом жутко рассердился и уже хотел рявкнуть на Натку, когда та добавила.
- Все же мужики ушли на войну, а я так и останусь вечной девкой.
- Кто это тебе сказал? - Трофимыч уже немного поостыл.
- Сама знаю.
- Не-е-ет. - Протянул Трофимыч. - Меня не обманешь, кто-то тебе это сказал. Да еще и направил ко мне.
- Да нет же, деда.
- Между прочим, я тебе не деда, а Трофимыч.
- Хорошо. - Натка вздохнула и опустила голову к долу. - Никто меня не посылал к тебе, я сама не знаю к кому идти, но просто из мужиков остался один ты, а дети получаются когда есть девка да парень.
- Ну какой же я тебе парень? - Лукаво улыбнулся Трофимыч.
- Да уж какой есть. - Чья-то голова появилась рядом.
- А ты, Анастасия, иди к себе и разговаривай там... с кем-нибудь. - Трофимыч опять начинал кипятиться.
- Ну уж извините, я в ваши дела молодые, шуры-муры не буду встревать.
Тут уж грохнули все девки. Хохот стоял такой, что не смог удержаться и Трофимыч, который тоже начал немного и недовольно посмеиваться. Когда все успокоилось, Трофимыч как старший и главный вообще, не мог удержаться, чтобы первым не взять слово.
- Нам тут, конечно, хорошо смеяться. - Ловко он начал уводить тему разговора от своей персоны. - А ваши мужики-то может сейчас на морозе, в дозоре. Или еще где...
- А что нам еще делать, Трофимыч? - Неутомимая оптимистка Анастасия Ивановна посмурнела, но улыбка еще не хотела скрываться с ее лица. - Что нам еще остается, как не смеяться над войной?