Аннотация: Даже самая неприступная крепость не может спасти её обитателей, если приходят истинные хозяева этих мест...
ТВЕРДЫНЯ НА-БРОСК
фантастический рассказ
1.
Чудовищный ураган, не реже одного раза в четверть века сотрясавший старые горы Груфагара, на этот раз пришёл задолго до назначенного срока. К нему никто не был готов: ни люди в древней неприступной твердыне На-Броск, ни звери со Свистящего перевала, ни люзвиллы - давным-давно переставшие быть животными, но так и не сумевшие принять человеческий облик.
Твердыня На-Броск пострадала сильнее всех. Чудовищной силы порывы ветра, насыщенные мельчайшими осколками вулканического стекла и невероятно прочными иглами прошлогоднего колючника, за короткий срок уничтожили все культурные посевы во внутреннем дворе крепости и произвели разрушительные опустошения в тех помещениях, которые, по роковой случайности, оказались не заперты. Перед самым уходом ураган решил проверить на прочность гранитное основание твердыни. Ветер с жутким грохотом бился в каменные балки поворотного механизма цокольной части укрепления, грозя в любую секунду обрушить их в бездонную пропасть узкого ущелья. Казалось, немногочисленные обитатели твердыни обречены, но с невероятным трудом пятисотлетнее сооружение выстояло...
Свистящий перевал тоже зализывал раны. Обрушились многие останцы, являвшие собой не столько гранитные глыбы причудливой формы, сколько источники редких непередаваемо-унылых звуков. Даже Перст Артавия оказался укорочен едва ли не наполовину - перевал лишился своего лучшего эолового свистуна.
Единственными, кого ураган почти не потревожил, оказались люзвиллы. Некогда (ещё до прихода в эти места людей-колонистов) люзвиллы владели всей горной страной вплоть до самого побережья Внутреннего моря. Незлобивые по натуре они отказались уступить незваным гостям свои немногие плодородные плато в мире сплошного каменного нагромождения и жестоко поплатились за это. С чьей-то лёгкой руки за коренными обитателями закрепилось прозвище, звучавшее как приговор - "люди-звери", со временем трансформировавшееся в более благозвучное - "люзвиллы".
Случилось это много-много веков назад.
Тогда никто не мог предположить к чему всё это приведёт...
- Дюжину в крепости и ещё половину вольнопашцев на летних выгулах.
- От скотоводов никто не приходил?
- Никто.
- А люзвиллы? - Азтурн бросил вопросительный взор на понурого помощника.
- У зверолюдей сейчас период спячки. - Нов оглядел раскинувшиеся по всему горизонту остроконечные горы. - Ураган - не землетрясение, - задумчиво произнёс он. - От него люзвиллы не пробуждаются.
- Меня беспокоит, что скотоводы до сих пор молчат. - Азтурн тяжело поднялся с каменной скамьи, не спеша приблизился к Нову. - Я немедленно должен отправиться туда.
Нов неодобрительно покачал головой.
- Твердыня только что испытала натиск бури, едва не погубившей всех нас. Вы не должны покидать крепость в такое трудное время.
- Мы уже потеряли больше половины посевов. Если подобное случится со скотоводами - всех нас ждёт голод.
- В твердыне даже голодный может продержаться довольно долго. А без крепости и сытому ничто не поможет...
Нов выжидательно посмотрел на Азтурна. Последний, казалось, колебался. Откуда-то издалека долетел тоскливый голос раненого животного. Этот посторонний звук подтолкнул хозяина крепости к немедленным действиям. Азтурн резко шагнул к выходу. Принятое им решение читалось и в холодном взгляде и в излишне порывистых движениях.
Стоя в дверях, он задумчиво произнёс:
- Внимательнее приглядывай за Овалой. Она девочка с фантазиями.
- Есть ещё одно... - тихо произнёс Нов.
Азтурн повернулся всем корпусом.
- Говори!
- Вы помните книжника, который пришёл к нам незадолго до урагана?
- Да, я видел его в трапезной.
- Все последние дни он проводил в библиотеке, изучая наши летописи со дня основания твердыни. Вчера мне впервые удалось разговорить старика. Его слова вам не понравятся.
- И о чём же поведал книжник?
- Он убеждён, что в горах вокруг твердыни почти не осталось люзвиллов.
- Разве это плохие новости? - искренне удивился Азтурн.
Нов коротко вздохнул.
- Количество зверолюдей действительно уменьшается, но население крепости убывает значительно быстрее...
- Что?! - Азтурн рывком придвинулся к Нову.
- Это ещё не всё... - скорбным голосом продолжил Нов. - Чем меньше остаётся люзвиллов, тем свирепее они становятся...
- Тобой овладела паника! - холодно сказал Азтурн.
- Нет, хозяин, - покачал головой Нов, - к сожалению, книжник прав: за последние годы не было случая, чтобы двое или даже трое воинов одолели одного люзвилла. А ведь в летописях говорится о героях, в одиночку побеждавших целые выводки зверолюдей!
- Тогда были другие времена... - не очень уверенно проговорил Азтурн.
- Конечно, - быстро согласился Нов. - Но у них не было такого оружия, как у нас!
- К чему ты клонишь? - недоумевал Азтурн.
- Если ураган разбудит всех уцелевших люзвиллов одновременно - твердыня падёт.
- Что ты такое говоришь, безумный! - в бешенстве закричал Азтурн, - На-Броск абсолютно неприступна!
- Разумеется. - Нов гнева хозяина не испугался. - Только кто в ней останется, если все воины уйдут с вами?
После долгого раздумья Азтурн произнёс:
- Я возьму лишь половину.
- А если на скотоводов напали зверолюди?..
- Мы перебьём их всех! - в бешенстве прохрипел Азтурн.
Отшвырнув Нова от себя, он торопливо покинул комнату.
- "Мы перебьём их всех..." - шёпотом повторил Нов. - Наверное, прав старик: настало время вернуть горы тем, кому они принадлежали всегда...
3.
Овала не помнила своей мамы. Когда она была совсем маленькой, ей было странно видеть детей, у которых были не только отцы, но и матери. В её же глазах отец представлялся сказочным существом, одновременно вобравшим в себя не только признаки мужчины и женщины, но и отдельные элементы окружающего мира - вплоть до красок печального заката, звуков пробуждающегося леса, и запахов, льющихся в открытое окно из бескрайнего, распахнутого настежь мира. К сожалению, красотой необъятной горной страны девочка радовалась недолго, потому что в пять лет ослепла. Слепота пришла не сразу. Она медленно, крадучись отбирала у ничего не понимавшей крохи сначала самые живые и яркие цвета: оранжевый, синий, лиловый. Потом настала очередь остальных. Свет навсегда померк в глазах маленькой девочки, но он никогда не терял своей яркости и насыщенности в её сердце. Мир не перевернулся в представлении Овалы, он просто стал другим. Отныне угасшее зрение заменили сразу три чувства, приносившие в сознание девочки массу нового, интересного. Её тонкие пальцы никогда не находились в покое: они двигались, шевелились, едва касаясь пухлыми подушечками всего, что оказывалось у Овалы на пути. Запахи тоже помогали девочке жить в мире, где свет потерял свою значимость. Запахи казались столь разнообразными, что порой ставили девочку в тупик: разве может находиться в одном месте такое их несовместимое разнообразие? Но больше всего Овале помогал слух. За два года, проведённые девочкой в мире без света, её слух сильно обострился. Часто она всех зрячих ставила в тупик своими неожиданными заявлениями. Вкус тоже иногда помогал Овале. Но случалось это лишь тогда, когда другие дети пытались подшутить над ней, выдавая невероятно кислую ягоду льстивицу за терпкую, но очень сладкую горянку.
...Непонятная тревога заставила Овалу проснуться раньше времени. Она безошибочно определила: сейчас раннее утро. (Зрячему невдомёк, что каждое время суток обладает набором звуков, совершенно невозможных в другое время.) Проснувшись, девочка оказалась в лёгком замешательстве, ибо впервые за долгое время не смогла разобраться в звуках и запахах собственной комнаты. Что-то казалось знакомым и родным, что-то - почти чужим и даже опасным. Посидев в растерянности некоторое время на кровати, понемногу привыкая к непривычному для неё чувству тревожной неуверенности, Овала робко позвонила в колокольчик, привязанный в изголовье. Укрывшись одеялом принялась ждать. Она успела сочинить небольшой стишок, а няня всё не появлялась. Тревога девочки росла. Ночью, сквозь сон, она слышала жуткие завывания ветра, но они её нисколько не напугали, потому что отец убедил всех: твердыня На-Броск никогда не падёт ни от рук человека, ни от ударов стихии. Овала позвонила ещё раз, подождала немного и стала одеваться. Непривычная тишина начинала её тяготить. Чтобы немного подбодрить себя, попыталась петь, но тут же замолчала: её голос был слишком слаб для величественных покоев королевской спальни. Среди одежды не нашлось её любимой меховой накидки, в которую так приятно кутаться, забравшись с ногами в одно из огромных кресел Зала Приёмов. Девочка недолго колебалась (за стенами крепости ветер ещё не стих), а потом уверенно зашагала в сторону дальней галереи.
Почему-то взрослые не разрешали девочке ходить по ней. Но Овала, нарушая запрет, иногда пробиралась туда, и, стоя на наружном балконе, с любопытством дышала воздухом страны Недоступных Гор. Воздух здесь был другим, ни на что не похожим. В нём не было того привычного набора запахов, какие с утра до вечера сопровождают Овалу во внутреннем дворе, где всё знакомо, понятно и оттого - невероятно скучно. Здесь же - совсем другое дело! И запахи иные, и звуки, и даже ощущения. Овала легонько барабанит пальцами по прохладному камню, и он отзывается! Он приносит ей знания о мире, где никто из твердыни На-Броск никогда не был, потому что там - запретная земля. Там - живут люзвиллы. Девочка никогда не видела зверолюдей, а то, что слышала - лишь пугало. И только старик из Нижнего города рассказывал о людях-зверях по-другому. В его историях люзвиллы выглядели вовсе не монстрами и чудовищами, как их привыкли представлять все живущие в На-Броск, а древними сказочными существами, эоны лет счастливо жившими на Груфагаре...
4.
На Зов Тан-Гарли откликнулись многие. Впервые за последний Великий Круг Светила Жизни их число приблизилось к тысяче. Пришло слабое эхо даже от тех, кто жил по ту сторону гор. Им нужно было время, чтобы преодолеть Лабиринт Ходига и присоединиться к большинству. Тан-Гарли послал повторный Зов и стал ждать. Он распахнул сознание, чтобы ветер времени помчал его по бесконечной дороге воспоминаний. Он хотел ещё раз увидеть ту пору, когда пришли люди. Придя незваными, они сразу повели себя как хозяева: священные горы Эрк-Кавэя переименовали в Груфагар, и тут же приступили к строительству крепости. Раса фанкалов, цвет которой представлял Тан-Гарли, обитала в этих местах с незапамятных времён. На её памяти цивилизация белоголовых людей была уже третьей, пытавшейся подчинить себе заоблачные выси Эрк-Кавэя. Как и все предыдущие народы, белоголовые смогли утвердиться лишь на подступах к цитадели Ходига. Дальше для них путь был закрыт. Белоголовые не понимали, что никакими самыми совершенными инструментами, никакими человеческими затратами они не смогут продвинуться вглубь каменных теснин, ибо даже фанкалам принадлежала только незначительная часть Эрк-Кавэя. Истинные хозяева этого мира пассивно наблюдали. Часа, в который они решат вмешаться в жизнь всего края, не знал никто. Но предки Тан-Гарли уже дважды были свидетелями того, что последует за вмешательством. После каждого такого катаклизма численность фанкалов уменьшалась на несколько порядков. Если подобное случится сейчас, то Тан-Гарли станет последним Хранящим Зов фанкалов...
5.
Азтурн во главе колонны всадников выехал из крепости и направился в сторону ближайшей стоянки скотоводов. Тонконогий скакун Азтурна только успел подковами выбить дробь из обтёсанных брёвен подвесного моста, как едва не налетел на старика, степенно шествующего посередине дороги. Хозяин твердыни На-Броск узнал путника - это был тот самый книжник, о котором говорил Нов.
Поравнявшись со стариком, Азтурн обратился к нему:
- Я слышал, ты изучаешь наши летописи?
Старик поднял голову, открыто улыбнулся:
- Давно не встречал манускриптов эпохи Легодая такой удивительной сохранности.
- Мы свято чтим память предков.
- И повторяете их ошибки?
- Ты забываешься, старик!
- Прости, лаэр, я не хотел тебя обидеть... У меня хорошая память. До встречи с тобой я мысленно повторял отрывок из Шестого манускрипта.
- В нём говорится об окончании строительства твердыни. - Голос Азтурна потеплел: мало кто из Долины интересовался историей старейшей в крае крепости.
- И о строительстве тоже. - Старик остановился. - Но о нём рассказывают всего восемь коротких столбцов текста, а в манускрипте их больше сорока.
- Это ещё ничего не доказывает. - Азтурн нахмурился: он не любил, когда ему перечили. Бросив взгляд на колонну молчаливых воинов позади себя, спросил: - Куда ты направляешься.
- Хотел навестить знакомого на Горбатой горе.
- Разве ты не слышал урагана?
- Ураган ушёл за перевал, - пожал плечами старик.
- А люзвиллы? Не ты ли рассказывал Нову об их кровожадности?
- Нет, лаэр, я говорил о другом: чем меньше остаётся люзвиллов в целом, тем свирепее становятся они по отдельности.
- Значит, нам нечего опасаться, ведь их почти не осталось! Разве не так?
Старик ответил не сразу. Азтурна его молчание насторожило.
- Ты что-то знаешь?.. - требовательно спросил он. - Ты в одиночку отправляешься на самое дальнее пастбище, куда местные жители меньше чем дюжиной не ездят. И ты спокоен, будто вокруг земля не зверолюдей, а безмятежные города Долины. Почему, старик?
- Я уверен - люзвиллы меня не тронут.
- Потому что ты стар, и твоё мясо слишком жёсткое?
Несколько воинов за спиной Азтурна загоготали.
- Нет, лаэр. Они не тронут ни меня, ни тебя и никого из твоих воинов.
- Ты бредишь, старик!
- Так гласят летописи.
- А что говорят твои летописи об отряде Хромого Иббрука, все девятнадцать воинов которого пропали ранней весной и до сего дня об их судьбе ничего не известно? А почему твои манускрипты не пишут о том, что случилось с семьёй Эрина? И где были твои летописцы, когда люзвиллы громили когорту наших соседей в Нар-Наги?
- Нар-Наги больше нет...
- Что?! Что ты сказал?..
Азтурн слетел с лошади и вцепился в старика.
- Повтори! - прохрипел лаэр.
- Там, где три столетия возвышались башни Нар-Наги, теперь плещется озеро...
- Ты... ты лжёшь!
Азтурн не хотел верить старику. Ведь если он прав, и на месте Нар-Наги озеро, значит, твердыня На-Броск лишилась единственного союзника в войне с люзвиллами. Мало того, теперь никто из жителей крепости не сможет спуститься в Долину. По крайней мере, - до наступления зимы...
Заметив, что всё ещё продолжает трясти старика, Азтурн отпустил его и хрипло спросил:
- Почему ты не рассказал об этом сразу?
- А что бы это изменило? - Вопросом на вопрос ответил старик.
- И всё же?
- Я хотел подарить вам несколько спокойных дней. Таких здесь больше никогда не будет...
- Ты хоронишь нас раньше времени. - К Азтурну вернулось самообладание, а с ним и привычная надменность. - Кто бы ни уничтожил Нар-Наги: зверолюди, наводнение или озлобившиеся духи гор, нам это не грозит. Твердыня На-Броск выдерживала и не такое.
Азтурн подошёл к коню, но садиться не спешил.
- У меня остался последний вопрос: почему ты уверен, что люзвиллы нас не тронут?
- Потому что они никогда не нападают первыми.
- Ложь!
- Отбрось гордыню, лаэр, и вспомни свою последнюю схватку с люзвиллом. Разве первым напал он?
- Я всего лишь защищался!
- Разве первым напал он? - повторил свой вопрос старик.
Азтурн заскрежетал зубами, но промолчал, потому что проклятый книжник был прав - люзвиллы никогда не нападали первыми.
Уже сидя на лошади и поглядывая на сползающие с вершин белопенные буруны, Азтурн спросил:
- В твоих летописях ничего не сказано, почему год от года люзвиллы становятся всё сильнее?
- Сегодняшние зверолюди не сильнее тех, кто мешал строить твердыню много веков назад.
Азтурн усмехнулся:
- Тогда почему основатели На-Броск в одиночку уничтожали целый выводок зверолюдий, а мы и группой не можем справиться с одним?
- Потому что основатели твердыни убивали только детёнышей и самок...
6.
Тан-Гарли вспоминал. Мысли текли плавно и неторопливо. Перед ним проходила бесконечная череда давно минувших событий. Фанкалы живут долго. Если бы белоголовые знали сколько, то не дерзнули бы построить крепость в этом месте, потому что память фанкалов крепче камня, из которого сложены пики Эрк-Кавэя. Фанкалы прощали белоголовым многое. Они искренне верили, что пришлый народ одумается и оставит священное место. Ради этого они позволили своим семьям обратиться к белоголовым с просьбой, и... потеряли почти целое поколение. Что получили они взамен? Что приобрели?.. Тан-Гарли с трудом вспомнил это новое чувство - ярость, в котором фанкалы никогда не нуждались. Они жили в недрах цитадели Ходига, в назначенный час встречались с избранницей, проводили несколько сладких мгновений Великого Круга Светила Жизни, и вновь расставались на долгое время. Таков удел каждого фанкала: любить, не видя своей избранницы, радоваться своим детям, находясь с ними в долгой разлуке, с трепетом прислушиваться к себе, чтобы не пропустить Зов. В этом - смысл жизни. Ради этого они живут. К сожалению, приход расы белоголовых разрушил привычный уклад. И не просто разрушил, а - разметал его в пух и прах. Девять из десяти фанкалов лишились своих семей, а значит - лишились будущего. Но как жить без цели? Как заставить себя быть всё время настороже ради Зова, если этот Зов после тебя никто не услышит?.. И тогда Тан-Гарли решил действовать...
7.
Нов занимался ранеными, когда его тихо окликнула Йина - няня дочери лаэра:
- Ты не видел Овалу?
Нов отложил бинты, поднялся.
- Девочки нет в спальне?
- Н-нет... - смущённо ответила девушка.
- Разве ты не присутствовала при её пробуждении? - нахмурился Нов.
- Я не успела...
- Ты была с Тагликом?
- Совсем недолго...
Нов собирался что-то сказать, но лишь махнул рукой: наказание никуда не уйдёт от строптивой служанки, а вот девочку нужно найти немедленно. Если она не вертится возле раненых, значит, нашла себе занятие более интересное и... опасное. Оставив больного на попечение Йины, Нов быстрым шагом направился в главную сторожевую башню, внутри которой находились единственные ворота во внутренний двор твердыни. Нов спешил: если и есть место в крепости, откуда можно увидеть весь периметр, то это там. Последние ступеньки винтовой каменной лестницы Нов преодолел в несколько прыжков. Оказавшись наверху, первым делом оглядел пространство вокруг опущенного моста. Одинокая фигура караульного маячила у самого края настила. Девочки рядом с ним не было. Не оказалось её и в любимом месте - открытом загоне для лошадей. Беспокойство Нова переросло в тревогу. Он осмотрел каждый зубец стены левого края. Когда перешёл на правый, тревога превратилась в панику - он увидел страшную картину. Ночной ураган каким-то образом раскачал основание поворотного механизма лепестковой карусели. В твердыне На-Броск его называли "входом в Ад", потому что, при повороте на определённый угол, один из лепестков-дорожек упирался в каменную террасу, уходившую в запретные ущелья зверолюдей. Этот лепесток, сколько себя помнил Нов, был всегда обращён в сторону многосотметровой бездны и закреплялся в таком положении специальным бронзовым пальцем, толщиной в детскую руку. Каким образом ураган сумел его срезать - загадка...
Застыв от ужаса, Нов наблюдал за тем, как Овала спокойно брела по узкому мостку, а на другой стороне её ждал...
Но этого не может быть!
Нов подскочил к набатному колоколу и что есть силы принялся звонить. Руки тряслись, срывались, но мужчина всё бил и бил, и бил...
8.
Первый удар набатного колокола Азтурн не услышал - его унёс налетевший порыв ветра. Но услышал старик. Он прикоснулся к стремени лаэра и указал в сторону крепости:
- Пока мы говорили о судьбе Нар-Наги, настала очередь На-Броск...
Азтурн весь напрягся, прислушиваясь к тревожным звукам. Лицо его побелело.
- Ты и об этом знал?! - дрожащим от гнева голосом спросил он.
- Нет, лаэр. Я всего лишь внимательно прочитал ваши летописи...
Развернув коня и собираясь дать ему шпоры, Азтурн сказал, как плюнул:
- Вернёшься в крепость - казню!
Старик с покорностью склонил голову:
- Даже если бы я отважился нарушить запрет, мне некуда возвращаться. Азтурн, ты думаешь, будто видишь перед собой твердыню, но на самом деле её уже нет!
Старик тяжело вздохнул и крикнул вслед удаляющимся всадникам:
- Лаэр, судьба На-Броск в твоих руках. Только помни, что я говорил о люзвиллах!..
9.
Сегодня так много новых запахов, думала Овала, осторожно ступая по мосту. Пройдя очередной десяток шагов, она останавливалась и подушечками пальцев касалась каменного парапета. Замирая на миг, ждала тактильного ответа. И каждый раз ответ приходил! В виде низкой дрожи, в виде слабой вибрации, в виде глухого гула, доносившегося откуда-то снизу. Овала недолго прислушивалась, грозила шумной бездне пальчиком и шла дальше. Девочка миновала большую часть пути, когда почувствовала в себе странные изменения. Они не столько напугали её, сколько насторожили. Овала уже успела свыкнуться со своей слепотой и даже не мечтала вновь увидеть мир во всех его красках, а тут...
В очередной раз прислушавшись к себе, Овала поняла: она видит десяток мест одновременно! Посчитав это игрой собственного воображения (такое иногда с ней случалось), она без колебаний ступила на запретную землю. И только здесь, перед шеренгой одинаково рослых люзвиллов, девочка поняла: в её теле находится кто-то ещё... Этот "кто-то" не довлеет над детским сознанием, не давит его невообразимой громадой своих знаний - он лишь незримо присутствует...
Чужим зрением Овала увидела всего три эпизода:
...СМерч первобытной ярости овладевает фанкалами, но Тан-Гарли, вложив в Зов всю силу своего сердца, сдерживает их...
...ЕРтуал - передовой отряд Азтурна, с включённой в него децимой лучников бежит по мосту, на ходу осыпая стрелами шеренгу зверолюдей...
...ТЬма обрушивается на мир, потому что сразу три стальных пятидюймовых наконечника впиваются в грудь Тан-Гарли, и строй фанкалов ломается...
Вслед за этим темнота вновь возвращается к Овале, но ей не нужны глаза, чтобы видеть, как гигантское гранитное основание твердыни покрывают трещины, как эти трещины растут, разрывая каменное ложе крепости на огромные блоки, и как с этих блоков в бездну чудовищным водопадом низвергаются части построек, фрагменты крепостной стены, многочисленные животные и - люди, люди, люди...
10.
Старик стоял на холме и НАБЛЮДАЛ. Спокойно, безмятежно, как он делал это уже много-много раз...
![[]](/img/p/petri_n_z/tverdinj_na_brosk_005/twerdynja1.jpg)
![[]](/img/p/petri_n_z/tverdinj_na_brosk_005/broskrazrushenie.jpg)