Петри Николай Захарович : другие произведения.

Колесо превращений. Книга 2. Часть 3: Возмездие

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Трудно, почти невозможно наказать зло в одиночку. Но даже в самом сердце чужой страны можно неожиданно обрести друга...
[]
  
КНИГА ВТОРАЯ:
  

Боль об утраченной памяти

  
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ:
  

Возмездие

  
  Ни один человек не является островом, отделённым от других.
  Каждый - как бы часть континента, часть материка; если море
  смывает кусок прибрежного камня, вся Европа становится от
  этого меньше... Смерть каждого человека - потеря для меня,
  потому что я связан со всем человечеством. Поэтому никогда
  не посылай узнавать, по ком звонит колокол:
  он звонит по тебе.
   ДЖОН ДОНН
  
  
ГЛАВА 1:

Видения

  
  Для чего мир изменил привычное соотношение цветов?..
  Почему небо теперь серое и грязное как почва в дождливую погоду?..
  Отчего земля стала голубой и прозрачной, словно она поменялась местами с небесной синью?..
  Вопросы выплывали из ниоткуда и исчезали, оставляя после себя едва уловимую горечь разочарования. Но приступ отчаяния быстро проходил, и вокруг снова начинало твориться что-то невообразимое. Видения накатывались бурным речным потоком и топили неокрепшее сознание, заставляя ежесекундно испытывать боль утраты чего-то близкого и дорогого. Постепенно река воспоминаний стала мелеть. Бурные водовороты, надолго затягивающие сознание в омут невыносимой печали, утратили свою стремительность. Видения потекли с такой скоростью, что стало возможно спокойно воспринимать их, не боясь, что сознание навсегда окажется погребено под толщей человеческих эмоций. На смену страху и неуверенности пришла надежда. Она была ещё слабой и хрупкой, словно хлебный росток в пору жестокой засухи. Но росток надежды не хотел погибать и, подпитываясь влагой из реки воспоминаний, в которой были не только эмоции, выворачивающие душу от омерзения и отвращения к роду людскому, но и чувства, вызывающие невероятную радость за отдельных людей... Надежда росла. Её тонкий стебелёк, настолько слабый и болезненный, что любой порыв ветра мог сломать его и унести неизвестно куда, теперь окреп. Даже резко увеличившийся поток тяжелейших воспоминаний уже не мог погубить его, потому что росток крепко держался корнями за илистое дно глубинных чувств, единственным раскрывшимся листочком устремляясь вверх: туда, - где было солнце, туда, - где было спасение...
  - Шуи шоо...
  Странные слова вползали, медленно заполняя всё вокруг. Они обосновались крепко и надолго, продолжая хозяйничать в сознании, до гулкости опустевшем после того, как река воспоминаний бесконечно долго вымывала из души все чувства, все эмоции...
  - Шоау шииу...
  Слова были назойливы, невероятно назойливы. Они несли в себе определённый смысл и не собирались уходить, не удостоверившись, что они правильно поняты...
  - Шии жиу...
  Отстаньте от меня, слышите! Почему вы так громко стучите в моей голове!
  - Ты-ы жи-ив...
  Что! Кто это сказал?
  - Ты жив... Открой глаза...
  Милав возликовал - жив!
  Он жив!
  - Кто ты? - Милав мысленно задал вопрос, уверенный, что ни один звук не коснулся его уха.
  - Я - твой друг.
  - Друзья не хозяйничают в чужой голове, словно у себя на огороде!
  - А ты забавный...
  - А ты нет! Так кто ты?..
  - Я же сказал - друг!
  - Могу я тебя увидеть?
  - Не сейчас. Чувства возвращаются к тебе медленно. Потерпи.
  - Долго?
  - Не знаю... Сначала появится слух, потом осязание, потом обоняние... Зрение вернётся в последнюю очередь.
  - Что со мной?..
  - Не сейчас. Воспоминания тоже вернутся. Не волнуйся...
  Голос ушел, как уходит докучливый человек, долго испытывавший ваше терпение. Милав этому даже обрадовался. Ему хотелось остаться один на один со своим опустевшим сознанием. Это было непривычно и немного страшно, потому что он помнил лишь те немногие секунды, в течение которых незнакомый голос гремел в нём, словно ревущий ураган. Теперь же он остался совершенно один. Лишь гулкая пустота окружала его...
  Интересным новое состояние было всего несколько секунд. Потом Милаву нестерпимо захотелось, чтобы надоедливый голос вернулся. И он вернулся.
  - Как ты себя чувствуешь?
  - Разве я могу себя чувствовать как-то иначе, ведь ты покинул меня только на один миг!
  - Один миг? Интересно, значит, я отсутствовал недолго?
  - Можно сказать, ты никуда не уходил. А что?
  - Ничего... Продолжай...
  - Послушай, мне здесь невероятно одиноко!
  - Могу себе представить...
  - Едва ли... Здесь не просто одиноко, здесь очень страшно...
  - Почему?
  - Не знаю... такое ощущение...
  - Значит, эмоции к тебе возвращаются. Это хорошо, но должен предупредить: первые минуты будут неприятными. Потом всё образуется.
  - О чём ты?..
  Ответа Милав не услышал. Вместо него до сознания долетел нестерпимый рёв. В следующий миг Милав оказался погребён под бурным потоком, которым оказались события его и не только его жизни. Сначала он тонул. Долго. Мучительно. Потом откуда-то пришла уверенность, что он умеет плавать. Так оно и случилось. А потом он понял, что может не только плавать, но и управлять бешеным ревущим потоком! Открытие окрылило. Он с радостью принялся распоряжаться сознанием, точно это были игральные кости, а не святая святых его души...
  - Вижу, ты вполне освоился.
  - Не совсем, но ощущения непередаваемые!
  - Разумеется! Мало найдётся людей, удостоившихся чести полистать книгу собственной жизни.
  - Это так интересно!..
  - Не увлекайся, а то дойдёшь до ненаписанной главы.
  - Разве такое возможно?
  - Конечно. Но я пришёл к тебе не за этим.
  - Пришёл?
  - Конечно! Я не дух бестелесный, хотя поговорить с тобой могу и на расстоянии. Я пришёл, чтобы помочь тебе вновь увидеть мир.
  - Зрение!
  - Да.
  - Что я должен делать?
  - Ничего, лежи и выполняй мои приказы...
  Милав почувствовал: кто-то осторожно коснулся его лица. Это было необычно, но необыкновенно приятно. Пальцы мягко и нежно стали поглаживать закрытые веки. Милав терпеливо ждал. Прикосновение принесло пахучую влагу...
  - Попробуй открыть глаза. Но не сразу...
  Милав моргнул, не испытав ни боли, ни страха. Вместо них нахлынуло удивление, когда, открыв ненадолго глаза, он увидел над собой потолок, словно пришедший из его далёких воспоминаний. Был он серым и пыльным. Зато кровать, на которой лежал Милав, оказалась насыщенного бирюзового цвета...
  "Я уже всё это видел, - подумал он, - но когда?.."
  - Не хочешь поделиться впечатлениями?
  - Здорово!
  - Для человека, в сердце которого побывало два дюйма стали, в этих словах мало экспрессии.
  - Будет экспрессия! Пусть только голова перестанет кружиться...
  На это понадобилось время. Как и на то, чтобы упорядочить сумбур и хаос, царивший в мыслях. Понимая это, голос, поддерживающий его, надолго исчез. Пока его не было, Милав привёл в порядок свои ощущения, и, когда настала очередь воспоминаний, почувствовал неодолимую преграду - что-то мешало ему.
  Вернулся голос.
  - Ты подавлен. В чём причина?
  - Во мне... Я не могу преодолеть внутренний барьер. Из-за этого все воспоминания перемешаны, точно бирюльки на столе - потяни одну, и все они рухнут...
  - Ты не догадываешься о причине?
  - Нет...
  - Всё дело в том, что сознание не хочет возвращать воспоминаний о моменте смерти.
  - Но как же...
  - Не спеши. Оно опасается, что одно это воспоминание может поставить тебя на грань, которую ты с таким трудом преодолел.
  - И что мне делать?
  - Подождать. Время излечивает всё. В том числе и мысли о смерти, даже если эти мысли и были когда-то реальными событиями...
  Милав стал ждать. Его никто не торопил, не подгонял. Всё происходило удивительно плавно и естественно. Обрывки воспоминаний сами собой складывались в целостную картину, словно имели взаимное притяжение, способное преодолеть путаницу, царящую в голове. Это продолжалось долго. Сколько? Неизвестно. Время здесь текло иначе. Рывками - от дате к дате, от события к событию. Настал миг, когда в голове мгновенно всё прояснилось - словно из-за многодневных туч выглянуло солнце и озарило самые тёмные и потаённые уголки сознания, веками скрывавшиеся в густом сумраке. Пелена спала. Милав вспомнил события своей жизни настолько ярко, что воспоминания показались реальностью, а реальность - воспоминаниями, поблёкшими от времени, и утратившими былую чёткость...
  
  
ГЛАВА 2:

Витторио Чезаротти

  
  Он увидел себя лежащим на нагретой солнцем палубе. Впрочем, слово "увидел" не совсем соответствовало тому, что происходило с ним. Видеть глазами Милав не мог. Они закатились, и веки надёжно укрыли зрачки, в которых застыл немой укор: "За что?..". "Видеть" теперь он мог только кожным зрением, воспринимавшим тепло от любого предмета. Но было и ещё что-то... То, что с багрового вечернего неба равнодушно взирало на происходящее. Именно этот, непонятно откуда идущий взгляд, позволил Милаву увидеть то, что случилось, когда сердце росомона остановилось.
  Витторио выдернул шпагу из груди кузнеца, отшвырнул её от себя, словно она жгла ему руку. Он громко застонал и упал на колени перед Милавом. Плечи его тряслись, губы вздрагивали; он казался безумным.
  - Как я мог такое сделать! Как я мог убить того, кто спас меня! Будь, проклят чёрный колдун, который украл у меня душу!
  Витторио схватил Милава в объятия и стал баюкать его на руках, надеясь этим оживить товарища. Через миг Чезаротти встрепенулся, аккуратно положил Милава на доски палубы и стремительно кинулся к тюкам, которые они успели донести до лодки. Стал что-то лихорадочно искать, разбрасывая вещи и продолжая бессвязно бормотать. Наконец, нашёл то, что искал.
  Милав с удивлением узнал рубиновую склянку, данную ему Нагином-чернокнижником на тот случай, "когда и мать далеко и отец во сырой земле перину себе взбивает". Отбив горлышко эфесом шпаги, Витторио трясущимися руками вылил половину содержимого в рану на груди, а половину опрокинул на платок, который достал из своей куртки, затем этим же платком накрыл голову Милава. За суетой он не заметил, что лодку давно несёт по волнам, и что парус рвёт и хлещет о мачту.
  Витторио долго смотрел на тело Милава, лежавшее перед ним, и плавно покачивающееся в такт волнам. Потом громко прокричал бессвязные проклятья в грозовое небо. Заметив, что усиливающийся ветер угрожает опрокинуть лодку, он принялся убирать парус. Парус не давался. Тогда Чезаротти обрубил такелаж широким мечём, оставленным в лодке кем-то из нападавших. После чего столкнул полотнище в море и стал привязывать Милава к мачте.
  Он торопился, поэтому у него ничего не получалось. Наконец, закончив с Милавом, он поднялся на ноги и, шатаясь, побрёл к своей шпаге. Поднял. Внимательно оглядел, будто отыскивая на её блестящей поверхности ответ на мучивший его вопрос. Примерился, чтобы нанести самому себе смертельный укол. Но клинок оказался слишком длинным. Витторио швырнул его на палубу и переломил каблуком. Поднял короткую часть с эфесом. Широко расставив ноги, приготовился к встрече с клинком.
  Лица его Милав не видел. Но по судорожно вздымающейся груди можно было догадаться, что шаг этот дался Витторио нелегко. Лодку качало всё сильнее, и Чезаротти решился. Рука его подняла обломок шпаги, а грудь рванулось навстречу смерти...
  Налетевший шквал швырнул неуправляемую лодку на пенный гребень. Не удержавшийся на ногах Витторио полетел на палубу. Шпага отскочила в сторону, а самого Чезаротти с хрустом ударило о надстройку на носу лодки. Витторио сник. Продолжавшая раскачиваться лодка заставила его тело покатиться к Милаву, надёжно привязанному к мачте. В этот миг налетел шквал столь сильный и яростный, что мачта с обрывками паруса не выдержала - с громим треском, потонувшим за рёвом волн, она переломилась, и верхушка её рухнула вниз, надёжно заклинившись в разбитой надстройке и обрывках такелажа. Милав с Витторио оказались погребены под обломками...
  - Витторио погиб?..
  - Жив-здоров. Мы нашли лодку рано утром. Шторм её основательно потрепал, но с вами ничего не случилось. Ты был в состоянии наджизни, а Витторио получил незначительные раны. Он поправился на третий день.
  - Третий день?.. Сколько же времени я у вас нахожусь?
  - Три недели.
  - Три недели?!
  - Чему ты удивляешься? "Наджизнь" - состояние удивительное. Оно ничему не подконтрольно.
  - Три недели... А как же мои друзья?..
  - Ты о Кальконисе и Ухоне?
  - Ну, да...
  - О них мы ничего не знаем.
  - Ты всё время говоришь "мы", - кто ты?
  - Помнишь встречу в лесу незадолго до вашего прибытия на побережье?
  - Да. Так вы - "черви Гомура"!
  - Ужасно видеть, какой смысл ты вкладываешь в это понятие. Между тем, оно означает всего лишь народ, ведущий свою историю от Гомура-великана, на заре времён заповедавшего своим потомкам жить в гармонии с природой.
  - Но - "черви"...
  - Ни "черви", а - "черр ввио", то есть маленькие человечки, построившие Гомуру его первое жилище.
  - Невероятно!
  - Давай вернёмся к тебе. Ты хочешь поговорить с Витторио?
  - Он здесь!
  - Разумеется. С самого первого дня. Только тебе следует вначале потренировать свои голосовые связки. Сейчас они не готовы к общению.
  Сделав над собой усилие, Милав открыл глаза. Перед ним стоял человек, ничем не отличавшийся от тех таинственных лесных обитателей, которых он встретил почти месяц назад. Был он молод и высок. Милав попытался сесть. Тело не послушалось. Пришлось повторять простое упражнение несколько раз. Собеседник молча наблюдал за ним, не делая попытки помочь. Милав вдруг подумал, а ведь он так и не спросил его имени.
  - Лооггос... - донёсся мысленный шёпот.
  Милав кивком головы поблагодарил своего спасителя, упорно продолжая попытки подняться. На десятый или двенадцатый раз удалось, однако ноги оказались слишком слабы и не удержали исхудавшее тело. Милав со вздохом отчаянья опустился на своё ложе.
  - Я лучше посижу...
  Губы обметало горьковатым налётом, а в горле словно тёркой кто-то работал все последние дни. От этого слова получились хрустяще-корявыми, будто первый ледок на осенних лужах.
  - Твой голос намного грубее твоих мыслей!
  - Это пройдёт... - отмахнулся Милав. Вторая фраза прозвучала увереннее. Кузнец приободрился. - Трудно начинать всё с начала...
  - Уместнее будет сказать - "заново".
  - Не придирайся к словам...
  - У тебя и с остальным не лучше. Думаю, визит твоего бывшего товарища следует отложить.
  - Почему "бывшего"?
  - Ты хочешь сказать, что не смотря на все свои воспоминания, ты по-прежнему считаешь его своим товарищем?
  Милав на секунду задумался.
  - Я хотел бы считать его таковым... Но ты прав. Лучше подождать до завтра...
  
  ...ЗОВ!
  "...Бесконечно совершенство окружающего мира и бесконечны проявления облика совершенства. Каждый новый миг жизни может стать его началом. Так же, как и новая жизнь может начаться в любой миг. Но это не значит, что прошлое устарело. Разве можно помыслить, что жизнь устарела! Нет, - подобное возможно только в рамках собственных представлений человека, не стремящегося к Свету. Для остальных же такой вопрос не стоит, ибо любые устремления в обновлении мышления неизбежно ведут к новой жизни, в какой бы необычной форме она не проявлялась..."
  
  Ночь пролетела в одно мгновение. Милав поразился такой скоротечности. Что это - последствия болезни или приобретённая способность влиять на течение времени, в зависимости от эмоционального состояния? (Милав засыпал с чувством нетерпеливого ожидания встречи с Витторио, и время повиновалось ему?)
  Росомон мысленно позвал Лооггоса и немедленно получил ответ:
  - Ты уже готов к встрече?
  - Готов!
  - Тогда жди...
  Милав вдруг почувствовал, как неистово заколотилось его сердце. Пришлось приложить обе руки в груди, чтобы успокоить его бешеный ритм. Долго ждать не пришлось. Милав увидел посветлевший участок стены непонятного цвета и прямо на него шагнул Витторио. Но это был не тот весельчак и балагур, что ещё месяц назад смешил росомонов, безжалостно коверкая и перевирая слова. Теперь это был худой человек с опущенными плечами и потухшим взором. Милав испытал сомнение: да он ли это? Встретившись глазами с Витторио, указал на скамью, стоявшую рядом с его ложем:
  - Садись.
  Чезаротти послушно сел. Руки его не находили места, да и весь он был, точно на иголках - вертелся, вздрагивал, шевелил ногами.
  - Расскажи всё, что сочтёшь нужным...
  Чезаротти потребовалось некоторое время, чтобы успокоиться и заговорить (голос его звучал не намного лучше, чем у Милава после пробуждения):
  - Перед тем, как последний раз я сбежал из замка, в надежде укрыться на перевале Девяти Лун, я попал на аудиенцию к чёрному магу. Беседа была недолгой и касалась планов подземных ходов. Чертежей у меня тогда не было (по мере изготовления я отдавал их дожу Горчето), а рисовать копии отказался. Чёрный маг быстро утратил ко мне интерес и на прощание предложил угоститься голубым нектаром фторингов. Подобную редкость я вкушал лишь единожды, поэтому не отказался испытать это наслаждение ещё раз. А потом... потом очнулся в своих покоях с невероятной болью в голове. Подумал, что чёрный маг в отместку за мой отказ подсыпал что-то в вино. Но я не ожидал такой чудовищной мести!.. После этого я сделал ещё одну попытку вырваться из клоаки зла, в которую превратился замок с приходом Ингаэля Пьянчуги. Но меня поймали. Дальше вы знаете...
  Витторио надолго замолчал. В своей истории он подошёл к самому трагическому моменту, и ему было нелегко продолжить.
  - Там... на берегу, я почувствовал что-то неладное. Было ощущение, будто скользкие холодные пальцы беззастенчиво ковыряются в моей голове. Я подумал, что это те странные лесные люди как-то влияют на меня. А потом, когда Кальконис с Ухоней ускакали, я перестал себя контролировать. Едва ты - Милав - ступил в воду, я уже знал - там засада. Поэтому, пока во мне оставались силы не поддаваться чужому влиянию, я атаковал кормчего и поспешил к тебе. Но здесь моя воля мгновенно растаяла. Я осознал себя только после того... Ты лежал на палубе, и я понял, что убил тебя... Я вспомнил о том эликсире, который ты мне показывал. Нашёл его... Дальше... Дальше позволь мне не рассказывать...
  Витторио замолчал. Милав понял: никакими силами невозможно заставить его заговорить вновь. Прошла минута, кузнец почувствовал, что Витторио тяготится своим присутствием в этой комнате. Милав отпустил его. Витторио с благодарностью посмотрел на него и вышел.
  - Ну, как?
  - Представляю, как ему тяжело...
  - Ты ему веришь?
  - Абсолютно. Хотя...
  - Хотя?
  - Я никому не рассказывал об эликсире Нагина-чернокнижника. Даже Кальконису!
  - Это действительно странно...
  Через два дня Милав стал выходить на улицу. Понять поселение "червей Гомура" он так и не смог. Внутри их дома были обширны, светлы и удобны, а снаружи выглядели как земляные холмы с небольшой аккуратной полянкой перед входом. Чем они питаются (да и питаются ли вообще?) Милав не знал. Однако его самого регулярно кормили корнями и листьями неизвестного растения, иногда принося и другую пищу, более знакомую: орехи, грибы, ягоды. Самих же обитателей холмов Милав за трапезой никогда не видел. Мало того, более трёх обитателей одновременно в одном месте он за всё время пребывания у "молчащих" так и не встретил. Лооггос без сомнения знал о мыслях Милава, не научившегося в достаточной мере "закрываться", но ничего не объяснял.
  На вопрос кузнеца: "Почему?" - ответил:
  - В своей обычной жизни вы станете отвечать на каждое бормотание человека про себя?
  - Нет конечно! Но разве это одно и то же?
  - А разве нет?..
  С Витторио он больше не разговаривал, но не потому что не хотел этого, а потому, что Витторио сам избегал Милава, скрываясь каждый раз, как только кузнецу удавалось разыскать своего бывшего товарища. Понять Чезаротти было нетрудно. Витторио, являясь потомственным дворянином, был человеком чести, и то, что он совершил, было по его понятиям хуже смерти. Неясным оставалось одно: если он не хочет встречаться с Милавом, то почему не покинет "молчащих"?
  
  
ГЛАВА 3:

Встреча

  
  Вечером Милав по обыкновению беседовал с Лооггосом:
  - Время идёт мне на пользу. Я чувствую себя совершенно здоровым.
  - Ты хочешь поговорить о продолжении пути?
  - Да.
  - Я слушаю.
  - У меня есть несколько вопросов общего характера.
  - Буду рад ответить на них.
  - Это место, где мы находимся, и есть страна Гхотт?
  - Не совсем. Земля гхоттов лежит южнее.
  - Как далеко?
  - Несколько дней пути.
  - Мне по силам одному добраться туда?
  - Одному - нет!
  Милав задумался.
  - Едва ли Витторио согласится пойти со мной. Слишком напряжённо мы чувствуем себя в обществе друг друга.
  - Витторио не пойдёт.
  - Почему ты так говоришь?
  - Потому что з н а ю.
  - Тогда...
  - Тогда тебе стоит дождаться твоих товарищей.
  - Но как они найдут меня?
  - Найдут. Мы поможем...
  Через три дня спокойному житью "молчащих" пришёл конец (сами виноваты!), потому что Лооггос привёл пред ясные очи Милава Калькониса и Ухоню. Если сказать, что встреча была радостной, значит, ничего не сказать! Ухоня был в таком восторге, что облизал буквально всего кузнеца с ног до головы, заодно прихватив и Калькониса, который сам от радости едва не плакал. Лооггос вежливо удалился, оставив путешественников в одиночестве наслаждаться радостью встречи. В течение получаса они не выпускали друг друга из рук, спрашивая и отвечая одновременно. Наконец, первый бурный порыв прошёл, и они смогли говорить более сдержанно.
  - Три коромысла, одно ярмо и два дышла! - орал Ухоня благим матом. - Напарник! Да мы теперь всех на куски порвём! Никто не сможет остановить нас!
  Милав с удивлением смотрел на ухоноида:
  - Чего это ты так разошёлся?
  - "Чего", "чего"... - огрызнулся взбаламученный Ухоня. - А того, что похоронили мы тебя и тризну уже справили!
  - Как так!
  - Вот так! Видели те разбойнички, которых ты в лодке основательно помял, как Витторио - шакалий выродок - проткнул тебя шпагой. Ну, попадись он мне!
  - Думаю, он попадётся тебе быстрее, чем ты думаешь...
  - Это ещё почему?
  - Он здесь.
  - Что?!
  - Только ты не кипятись, - попросил Милав, зная взрывной характер своего товарища. - Послушай в начале...
  Говорить пришлось долго. (Ухоня слишком эмоционально реагировал на события рассказа, и Милав больше времени потратил на успокаивание ухоноида, чем на само повествование.)
  - Да-а, напарник, - протянул Ухоня. - Занесло нас троих в места поганые...
  - К нашему счастью, не все здешние обитатели так плохи. Поэтому не ругайся слишком громко, а то наши хозяева могут это принять на свой счёт.
  - Мне тот молчун, что нас сюда привёл, очень даже симпатичен! - ответил Ухоня. - Жаль, что он немой.
  - Он не немой, - возразил Милав. - Просто он никогда не говорит вслух.
  - Разве это не одно и то же?
  - Нет. Немой - это тот, кто не может говорить, а Лооггос - не хочет!
  - А-а, - отмахнулся Ухоня, - не вижу разницы! Ты лучше послушай, что с нами было!
  - Можно реплику? - спросил Милав.
  - Валяй, напарник, тебе всё можно!
  - Ты не против, если о ваших приключениях расскажет сэр Лионель?
  - С чего это?
  - Меня смущает твоя привычка всё происходящее немного преувеличивать.
  - Из-за такого пустяка ты лишаешь меня удовольствия рассказать всю правду о наших приключениях? Да ты просто эгоист, напарник!
  - Не обзывайся.
  - Сам такой!
  - Ладно, говори.
  - С какой стати? Пусть Кальконис и рассказывает, если наступили такие страшные времена, что честнейшему из реликтовых ухоноидов никто не верит!
  - Верим, Ухоня, верим.
  - Да?
  - Да. Только ты не отвлекайся.
  - За мной не заржавеет!
  Рассказ Ухони получился занятным. Они с Кальконисом вернулись с полдороги (никаких мальчишек, разумеется, не нашли и решили дальше к городу не ехать). Лодки на берегу не оказалось. Как не оказалось ни Витторио, ни Милава. Кальконис предположил самое худшее: горгузы выследили их компанию, а когда они разделились, вероломно напали на оставшихся. И то ли пленили их, то ли погубили (отсутствие лодки говорило о самом страшном). Ухоня рвал и метал. Здесь как раз раненые разбойнички подвернулись. Вид разъярённого ухоноида развязал язык всем, кто ещё был в состоянии связать два-три слова. Рассказу об убийстве Милава они не поверили, но скончавшийся на руках у Калькониса кормчий божился, что это так. С таким аргументом спорить было трудно. Два дня они оплакивали погибшего товарища. Затем нашли лодку и отправились на поиски Витторио, в надежде на справедливую месть. Так и мотались они три недели по всему побережью, выспрашивая всех о той печальной ночи. Никто пропавшей лодки не видел, как не видел и незнакомца по имени Витторио. Ухоня с Кальконисом совсем было отчаялись, но им попался один смышлёный малый, посоветовавший найти тех, "кто живёт в холмах недалеко от берега, и которых никто никогда не видел". Ухоня смекнул, что это могут быть те, кто укрывает Витторио от справедливого возмездия. А вчера их нашёл "молчун", и вот они здесь!
  То ли Ухоня слишком волновался, то ли предварительная перепалка сыграла свою роль, однако ухоноид на удивление правдоподобно поведал о событиях, в которых Милав не принимал участия. Было непривычно слушать речь Ухони, которая не пересыпалась перлами восхваления себя самого. За это стоило ухоноида похвалить.
  - Судя по рассказу, - сказал Милав, хитро прищурив глаз, - вы довольно кисло проводили время. Ни стычек тебе, ни подвигов...
  - Да ты что, напарник! - возмутился Ухоня. - Да ты знаешь, что я один потопил три галеры!
  "Вот это уже знакомые речи!" - подумал Милав с теплотой в сердце и не стал перебивать Ухоню, которого словно прорвало.
  
  Больше двух дней гостеприимные хозяева холмов не смогли вытерпеть присутствия ухоноида. Не потому, что утратили интерес к спасённому им Милаву, а потому что Ухоня, не желавший, да и не имевший к этому никаких способностей, буквально похоронил "молчащих" под напластованиями своих мыслей, самые деликатные из которых звучали примерно так: "Тары-бары-растабары! Теперь-то уж точно этим гнусным гхоттам, преклоняющимся перед вселенской мразью по имени "Аваддон" не уйти от моего возмездия!". Ну, и дальше в том же духе! Причём, Ухоня в своих мыслях касался не только чёрного чародея с его недостойными приспешниками, но и самих "молчащих", характеризуя их подчас с самой нелицеприятной стороны.
  По этому поводу у Милава с Лооггосом состоялся весьма деликатный разговор:
  - Ваш товарищ Ухоня - своеобразная личность. Он вносит смятение в нашу мыслесферу своими... это и мыслями не назовёшь!
  - Можете не объяснять, уважаемый Лооггос. Я дольше кого бы то ни было знаком с ухоноидом и прекрасно понимаю, о чём вы говорите. Я бы давно покинул ваш гостеприимный дом, но у нас нет лошадей.
  - В одном пешем переходе от наших холмов, вы встретите деревушку скотоводов. Там богатый выбор лошадей. Но...
  - Но?
  - Но вы должны знать одну вещь: на этом острове НИКТО не ездит верхом!
  - Я не совсем понимаю... Вы хотите сказать, на острове нет всадников?
  - Именно.
  - Зачем же тогда лошади!
  - Для передвижения. Но только в коляске, телеге, арбе, в общем, в чём угодно, только бы лошадь была во что-то запряжена.
  - Что за дикость! А если мы не послушаемся?
  - Воля ваша. Только скажите мне, что сделают на вашей родине с чужаком, который явится незваным и сразу станет попирать самое для вас святое?
  - Думаю, ему недолго удалось бы заниматься святотатством... Но при чём здесь это?
  - Единственный закон на острове, который НИКОГДА и НИКЕМ не нарушался - это запрет на верховую езду.
  - Но почему?
  - Когда-то на заре мира этим островом владел великан Тогтогун. Это он из своей плоти и крови создал на безжизненных скалах и растения и животных. Потом сюда пришли люди. Тогтогун был не против своего соседства с родом людей и позволил им жить на острове. Но среди поселенцев был один - Лежень Задира, - который только тем и занимался, что надоедал добродушному великану, высмеивая его рост и неспособность иметь семью с человеческой женщиной. Тогтогун был терпелив и не обращал на насмешника внимания. Однако Лежень Задира не унимался. Однажды он вызвал Тогтогуна на состязание в беге, сказав ему при этом:
  "У тебя слишком длинные ноги - это ставит нас в неравные условия".
  "Чего ты хочешь?" - спросил великан.
  "Позволь мне воспользоваться ещё четырьмя запасными ногами, которые стоят у меня в хлеву".
  Тогтогун не усмотрел в этом никакого подвоха и согласился. На следующий день всё население острова собралось в условленном месте. Тогтогун долго смотрел на лошадь - такого диковинного животного он ещё не встречал.
  "Почему твои запасные ноги выступают вперёд и назад, да ещё и голову имеют?"
  "Ноги слишком тяжёлые. - Ответил коварный Задира. - Поэтому я попросил этого зверя помочь мне подержать их"
  Тогтогун ничего не сказал. Он всю свою жизнь прожил на острове один и не подозревал, что в мире существует ложь и коварство. Он поверил Задире. Состязание началось.
  Тогтогун сразу оставил соперника далеко позади. Но это было только начало соревнования. Они договорились, что победит тот, кто первым добежит до Великой Водной Глади.
  Весь первый день Тогтогун был впереди. На второй день он начал уставать и за его спиной показался Лежень Задира. На третий день Задира весь день скакал рядом с Тогтогуном, а на рассвете последнего дня, когда вдали показались спокойные воды Великой Глади, Тогтогун понял, что проиграл - Лежень Задира был уже впереди, и его усталые четыре ноги искали отдыха в прибрежных водах.
  Тогтогун очень удивился подобной выносливости. Он едва добрел до лагуны, упал в воду и долго лежал там, не в силах поверить, что проиграл. А коварный Лежень Задира, свежий, словно после долгого сна, а не после многодневного бега, стал подтрунивать над Тогтогуном:
  "И ты считаешь себя самым сильным и выносливым? Ха-ха-ха! Да любой человеческий ребёнок может обогнать тебя!"
  Неведомое доселе чувство - гнев - обуял великана. Он с такой силой ударил огромными кулаками по земле, что поднялась большая волна и смыла Задиру с лошади. Только теперь понял Тогтогун, что его обманули. Гнев его был ужасен - люди еще долго не могли прийти в себя после этого. Лежня Задиру больше никто никогда не видел. Что произошло с ним, знает только Тогтогун. Но великан после всего случившегося обиделся на людей и навсегда ушёл в горы, оставив единственное табу - ни один всадник не должен топтать землю, которую он создал из своей плоти и крови. Иначе...
  - Но ведь это всего лишь легенда! - вскричал Милав.
  - Это не легенда - это наша ИСТОРИЯ!
  
  
   ГЛАВА 4:

Бол-О-Бол

  
  
  - Напарник, ты не находишь, что мы выглядим в этом рыдване, как идиоты? - спрашивал Ухоня, с ненавистью оглядывая огромную неуклюжую повозку, которая тащилась по разбитой дождями дороге, влекомая тройкой приземистых коняжек.
  - Отчего же, - возразил Кальконис. - По-моему, очень даже неплохо. На голову не капает, и с ночлегом проблем никаких.
  - О чём вы говорите! - не унимался ухоноид. - Мы тащимся со скоростью беременной черепахи!
  - Я не знаю, как ползают беременные черепахи, - подал голос Милав, - но кони нам достались самые лучшие.
  - Разве это кони? Это отъевшиеся коровы! Только посмотри на их ноги и брюхо! Это пародия на скакунов!
  - Скакунов нам никто не обещал, - зевнул Милав.
  - Я вижу, ты поверил во всю эту чушь о великане Тогтогуне! (Милав рассказал своим товарищам легенду от начала до конца, иначе ему трудно было объяснить, для чего им нужен тележный мастодонт.)
  - Ухоня, обычаи народа тебя приютившего нужно уважать, - тоном наставника произнёс Милав.
  - Э-хэ-хэ, - вдохнул огорчённый ухоноид, - измельчали вы...
  - Не измельчали, а поумнели. Кстати, тебе тоже не мешало бы.
  - Вот ещё! Сидеть рядом с вами и рассуждать, а что случится, если я сяду верхом на коня? Нет уж - увольте!
  Милав резко остановил повозку. Ухоня удивленно спросил:
  - Ты чего?
  - Слазь!
  - Да в чём дело?
  - Слазь и помоги мне!
  Милав спрыгнул в дорожную грязь, пошёл к лошадям. Ухоня последовал за ним, держась на безопасном расстоянии (кто знает, что выкинет человек, ходивший за ту сторону бытия и вернувшийся оттуда!).
  - Выпрягай! - приказал Милав.
  - Зачем?
  - Будем смотреть, что случится с тобой, когда ты сядешь на спину лошади.
  - Что я, подопытный кролик, что ли!..
  Милав не слушал Ухоню, заканчивая выпрягать лошадь.
  - Ты можешь не трудиться, - буркнул Ухоня, с тревогой поглядывая на действия товарища. - Не полезу я на это убожество лошадиной породы. Да на ней и седла нет!
  - Ничего, - успокоил товарища Милав. - Ты полегонечку потихонечку...
  Лошадь уже стояла перед Ухоней, опустив голову и испытующе поглядывая на потенциального седока.
  - Ну, чего же ты?.. - спросил Милав.
  - Да я...
  - Вот видишь, на словах легко храбриться! А на деле...
  - Ты думаешь, я испугался?
  - Ага.
  - Этого дохлого пони?
  - Ага.
  - Ты серьёзно?
  - Клянусь шестым коренным клыком третьего ряда второй пасти!
  - Ах, так!
  Ухоня вскочил на спину флегматичной лошадки и вонзил когти в её бока. Милав за секунду до этого предусмотрительно отошёл в сторону (сказки сказками, но и о себе не мешает позаботиться!). Кальконис встал во весь рост, внимательно наблюдая за разворачивающимися событиями. Казалось, сама природа замерла, ожидая, что же случится с тем, кто посмел нарушить великий запрет Тогтогуна? И... ничего не произошло! То есть, совсем ничего - ни гром не грянул, ни земля не разверзлась. Но самое поразительное - "дохлый пони" так с места и не сдвинулся! Ухоня тянул коняжку за гриву, покусывал за шею, царапал когтями бока - тщетно. Лошадка только шкурой подрагивала, словно надоедливых слепней отгоняла и... продолжала стоять, как вкопанная! Ухоноид окончательно выдохся. Ему пришлось уступить упорству "дохлой пони", предположив, что именно этот экземпляр лошадиного мира в будущем послужит родоначальником многочисленного племени самых упрямых животных - тех самые, что начинаются но "кругляшку" "О" и закачиваются "шалашиком" "Л"!
  - И что всё это значит?..
  Задав вопрос, Ухоня признался в своём полном поражении. Милав был озадачен не меньше ухоноида. Он вернул лошадку в упряжку, после чего уселся на место возничего.
  - Ты мне ничего не хочешь сказать? - накинулся на него Ухоня.
  - А что я должен говорить? Не я же катался на этом арабском скакуне, а ты! Вот и поделись с друзьями своими впечатлениями!
  Ухоня не ответил. Он обиженно засопел и уполз в дальний угол, в раздражении откусывая от борта повозки здоровенные куски древесины. Некоторое время в повозке стоял только хруст перемалываемых ухоноидом щепок. Тягостное молчание нарушил Кальконис:
  - Ухонин опыт оказался показательным.
  - Это чем же? - осведомился ухоноид, перестав на время разрушать их "дом на колёсах".
  - Тем, что легенда о Тогтогуне могла действительно иметь место.
  - О чём вы говорите? - возразил Ухоня. - Лошадь даже с места не сдвинулась!
  - Вот именно - не сдвинулась! - сэр Лионель сделал ударение на последнее слово.
  - И что с того?
  - Мы все подсознательно ожидали чего-то сверхъестественного: извержения вулкана или воскрешения Тогтогуна, хотя и не верили в это. А в действительности всё оказалось намного загадочнее. Лошадь просто не сдвинулась с места, тем самым, подтвердив действенность запрета.
  - Да. Но почему она не сдвинулась с места? - спросил Милав.
  - Трудно сказать. Быть может, эта порода лошадей специально выведена и не умеет ничего другого, как только тянуть за собой повозку.
  - Не очень-то убедительно! - фыркнул Ухоня, успевший окончательно успокоиться (теперь "дому на колёсах" полное разрушение не грозило).
  - Предложите что-нибудь получше, - пожал плечами сэр Лионель.
  - Запросто! Ваша теория о специально выведенной породе лошадей и яйца выеденного не стоит! Кто мешал жителям завезти с континента нормальных лошадей?
  - Вот именно, - кто?
  Ухоня ответить не успел. Впереди послышался голос, и все увидели повозку, перегородившую дорогу. Сломанное колесо лежало в жирной грязи, а возле него кто-то копошился.
  - У аборигена и спросим! - обрадовался Ухоня и поспешил к выходу.
  Милав удержал его:
  - Ты своим обличьем едва ли его обрадуешь. Пойду я.
  Милав осторожно слез со скамьи, оскальзываясь в колдобинах направился к незнакомцу. Тот заметил подъехавшую повозку и теперь стоял у колеса, дожидаясь Милава. Кузнец остановился на некотором удалении. Поднял руки в знак того, что у него нет оружия. Незнакомец молчал. Милав прошёл ещё несколько шагов и встретился с ним взглядом.
  
  
  "Бол-О-Бол из племени болоболов, - равнинный карлик низшего разряда. Молод, горяч, в меру волосат и в меру съедобен. Перешагнул рубеж предварительной зрелости (то есть достаточно созрел для того, чтобы усладить вкусы равнинных карликов второго разряда). Занимается исключительно извозом (не гнушается и "левых" рейсов). Живёт в повозке. Обидчив. Горд - смачно плюёт на всех, кто ниже его ростом. Грамоте не обучен, с человеческой речью не знаком"
  
  
  Милав продолжал идти, не выпуская Бол-О-Бола из виду. Росомон был уже совсем близко, когда с удивлением заметил, что возле колеса никого нет. Милав подошёл к повозке, завалившейся на бок, огляделся. Карлика нигде не было. Кузнец напряг слух и...
  Кто-то стоял за его спиной. Милав резко обернулся, успев заметить, как маленькая волосатая ручонка схватила ножны Поющего, пытаясь их сорвать. Попытка оказалась для Бол-О-Бола роковой. Милав схватил его руку и сжал так, что окрестности огласились воплем. Кузнец поднял вопящего Бол-О-Бола в воздух, поднёс к лицу и ещё раз заглянул в маленькие поросячьи глазки, бегающие, словно ртутные шарики.
  - Значит, говорить ты не умеешь? - тихо прошептал Милав. - Тогда мы поступим по-другому...
  Он поставил карлика на землю и обхватил его голову двумя руками. Напрягся, стараясь преодолеть завесу мутных мыслей Бол-О-Бола. Довольно скоро обнаружил что-то интересное... Сквозь муть рвущихся и расползающихся, словно гнилая дерюга мыслей карлика, проступили яркие и чёткие обрывки воспоминаний. Милав устремился к ним, успев впитать многое, прежде чем они вновь погрузились в молочный туман тупой рассеянности Бол-О-Бола:
  
  "...Их всего трое - двое мужчин и зверь, похожий на горного тарлика... обмануть трудно... если они смогли добраться до острова, и их не остановили гаргузы, у нас... сколько можно говорить об одном и том же! Теперь только ты... перестань хныкать! Твоё дело забрать то, что висит у одного из них на поясе... нет, убивать их нельзя, мы ещё..."
  
  Милав убрал руки, и толкнул Бол-О-Бола в объятия подошедшего Калькониса. Ухоня был тут же. Его глаза спрашивали: "Напарник, есть что-то интересное?..".
  
  
  ГЛАВА 5:

Налегай, браты!

  
  
  Карлика связали и бросили в дальний угол повозки.
  Кальконис вопросительно посмотрел на Милава:
  - Что сказал коротышка-абориген?
  - Ничего не сказал, только вспомнил. За нами пристально наблюдают...
  - Тоже мне, новость! - воскликнул Ухоня. - Да я на каждом привале следы обнаруживаю!
  - И ты молчал?..
  - А чего? У вас тоже глаза не на затылке!
  
  Вечером прибыли в крупное поселение. На общем голосовании решили посетить местную достопримечательность - харчевню, чтобы себя показать, да на людей поглазеть (которым есть что растрепать по пьяному делу). Расположились поближе к выходу (храбрец не тот, кто никогда не отступает, а тот, кто отступает согласно плану!). Посетителей в комнате оказалось достаточно, чтобы не вызвать излишнего интереса к своим персонам. Ухоня, как обычно с ним бывает в состоянии невидимости, ворчал на "звериный голод" и "вопиющую дискриминацию". Милав не обращал внимания на привычное нытьё своего товарища, прислушиваясь к разговорам. Говорили о чём угодно: о плохой погоде в этой части острова, о том, что какой-то Герчиог нашёл останки коня самого Лежня Задиры, о прошлогоднем состязании на парусных лодках. В общем, о чём угодно, только не о том, что могло заинтересовать Милава.
  Кузнец увеличил дальность восприятия звуков и заинтересовался одним разговором. Судя по количеству говоривших, это были те трое крепких мужчин, что сидели в самом дальнем конце харчевни. Милав напряг слух, чтобы ничего не упустить из разговора, привлёкшего его внимание словом "росомон":
  - ...да я сам от него слышал!
  - Ага! От Лингуста Длинный Язык!
  - Ну и пусть длинный! Его прозвали так вовсе не за враньё, а за то, что он поговорить любит!
  - И что же рассказал Лингуст Длинный Язык?
  - Он говорил это не только мне. Там ещё много погонщиков было. Так что если ты мне не веришь, можешь у них спросить!
  - Ладно, не заводись. Рассказывай дальше.
  - Ты о росомонах что-нибудь слышал?
  - Это те, у которых поголовье медведей больше, чем население самой страны?
  - Именно.
  - И что у них там вечная зима?
  - Точно! Так вот, отряд этих самых росомонов отправился по каким-то надобностям к своим соседям - полионам. А те - не будь дураки - не захотели с дремучими росомонами знаться, потому как полионы - народ тонкий, просвещённый. А что росомоны? Тунгусы дикие, да варвары необразованные. Так вот эти самые росомоны решили отомстить полионам страшной местью. Взяли и сожгли целое поселение со всеми обитателями.
  - Да неужто со всеми?..
  - Так Лингуст Длинный Язык говорил! Слушай дальше. Нашёлся среди полионов мальчишка один, решивший отомстить за гибель своего поселения. Прибился он к доверчивым росомонам, да и завёл их в болота непроходимые, топи бездонные. А выход из ловушки был один. И когда росомоны захотели вернуться, там их целое войско полионов поджидало.
  - И что?..
  - Порубили всех росомонов!
  - А мальчишка этот?
  - Сбежал. Как только завёл росомонов в гибельное место, так тропкой тайной и ушёл!
  - Ой, молодец!
  Милав с трудом верил услышанному. Он с такой силой вцепился в столешницу, что под его пальцам захрустело толстое дерево и мелкой крошкой посыпалось на земляной пол. Кузнец этого не видел, потому что искал следы того, о чём говорили в дальнем конце харчевни. Он искал их недолго. Желание увидеть то, о чём он услышал, было так велико, что событие это, в конце концов, накатилось на него собственным воспоминанием и поразило невероятной достоверностью. То, что он видел, не могло быть просто образами, возникшими в результате разговора, - это было реальное событие...
  
  - Где Стозар? - спросил Вышата, оглядывая необъятную болотную топь.
  - Здесь был только что, - ответил сотник Корзун. - Позвать его?
  - Позови...
  Вышата продолжал осматривать унылую панораму болота, тянущегося до самого горизонта. Глубоко в душе зашевелилась тонкая игла подозрения. Она стала покалывать сердце, заставляя его трепетать и сжиматься. Тысяцкий не хотел поддаваться этому чувству, но и глазам своим он не верить не мог. Его отряд стоял посреди обширных топей. Дороги дальше не было. Только зыбкая почва, представлявшая собой не что иное, как небольшой слой мха и травы, под которыми были глубины, сопоставимые с океанской бездной.
  Вернулся сотник Корзун. Говорить он не решался.
  - Ну?.. - спросил Вышата.
  - Мальца нигде нет...
  - Кто видел его последним?
  - Да я и видел... - в замешательстве ответил сотник. - Было это недавно, а потом он куда-то отлучился и... нет его!
  Вышата всё ещё не мог поверить в случившееся. Память услужливо преподнесла слова Милава перед их расставанием: "...не доверяй слишком Стозару-найдёнышу...".
  "Выходит, Милав был прав, - подумал Вышата, - а я оказался так слеп, что позволил заманить себя в ловушку?.. Ничего, ещё не вечер! Ловушку можно превратить в хороший капкан для самого охотника, если подойти к этому делу с умом..."
  - Корзун!
  - Да.
  - Возвращаемся! Позови ко мне Ромулку по прозвищу "стрела".
  Сотник умчался в конец колонны. Вышата последовал за ним.
  Росомонам не хватило совсем немного времени, чтобы перестроиться в боевой порядок. Шли они походным маршем, и весь обоз оказался позади. Поэтому основной удар противника пришёлся именно на него, что привело к суматохе, вследствие которой пять десятков личной гвардии тысяцкого оказались отрезанными от второй половины отряда, которая приняла неравный бой. Что за противник напал на них, Вышата не знал. Слыша звуки боя, он приказал сталкивать телеги в болото. На это ушло несколько драгоценных минут, давших противникам преимущество - они смяли росомонов и устремились вперёд. Но к этому времени почти все телеги обоза оказались сброшенными, и гвардия во главе с тысяцким с такой силой врубились в неплотный строй нападавших, что отбросила их на старые позиции.
  - Налегай, браты! - ревел тысяцкий, сокрушая противников двуручным мечом. - Не позволим коварным иудам топтать честь росомонов!
  И росомоны "налегали"! Дорога на болоте была узкой, едва две телеги разъедутся, поэтому находчивые воины валили поверженных врагов по обе стороны и так - по их телам - продолжали идти вперёд, сминая поредевший строй противника.
  Неожиданно в бое возникла пауза.
  - Где сотник? - спросил Вышата, вытирая взмокшее чело.
  - Отвоевался Корзун...
  - Замила-слухача ко мне!
  - Здесь я, тысяцкий!
  - Что скажешь, много ли ворога перед нами?
  - Много. Сотен пять или шесть...
  - Эхма! Ну, что ж, браты, видно не увидеть нам больше землицы родимой! Так не посрамим предков славных! Да не покажем врагу подлому спины своей! И помните, други, того, кто смерть не в лицо примет, а в спину, - на том свете сыщу!
  И захохотал во всё горло так, что враги замерли, а некоторые из них в страхе попятились. Вышата сорвал располовиненный страшным ударом шлём и крикнул остаткам своей рати:
  - Покуражимся напоследок! Прощайте, други! Авось, свидимся в вотчине предков...
  Вышата понимал, потеряв половину отряда, при соотношении сил один к десяти, зажатые с двух сторон болотом, не стоит обольщать себя надеждой на победу. Но он хотел сделать так, чтобы победа неведомого врага, напавшего по предательски в спину, оказалась для него горше поражения. Росомоны навалились - противник дрогнул и побежал. Вышата, чувствуя, что товарищи его верные с ним рядом, кинулся вослед убегавшим, обуреваемый только одной мыслью: забрать с собой как можно больше ворогов. Поэтому и нёсся вперёд, коля, рубя, топча, сокрушая противников, пока не заметил далеко впереди стройные ряды лучников.
  "Вот и всё! - подумал он с грустью, увидев, как целое облако стрел взвилось в воздух и полетело на росомонов. - Выходит, прав оказался Милав-кузнец - не стоило доверять найдёнышу..."
  Стрелы валили всех без разбора - коней, росомонов, врагов...
  
  
  ГЛАВА 6:

Дважды круглый сирота

  
  
  ...Милав осознал себя стоящим в дымной харчевне с остановившимся сердцем и остекленевшими глазами, безумно глядевшими перед собой. Кальконис стоял рядом и тревожно спрашивал:
  - Что? Что случилось?..
  - Вышата... - выдохнул Милав. - Стозар-найдёныш предал росомонов... Они все погибли...
  Милав послал мысленный образ битвы Кальконису с Ухоней. Они смогли увидеть то же самое, только в менее реалистичной форме.
  - Как же так... - простонал Ухоня, и Милав почувствовал, как ухоноид обвился вокруг его дрожащего тела.
  В этот миг чей-то грубый голос произнёс:
  - Собаке - собачья смерть! Наш хозяин обещал за каждого убитого росомона по коню!
  По телу Милава словно судорога прошла. Он шагнул к говорившему и, глядя ему прямо в глаза, произнёс:
  - Я - росомон! Попробуй заработать себе скакуна!
  Дальше началось невообразимое. Милав не стал доставать Поющий Сэйен, потому что рассчитывал только на свою первобытную жестокость, почерпнутую им в недрах владений Хозяйки медной горы. Ухоня, вернувший себе излюбленный тигриный облик, и вдруг помрачневший Кальконис разделяли чувства Милава. Поэтому через полчаса от захудалого строения практически ничего не осталось. Те, кому посчастливилось удрать из харчевни до того, как Милав приступил к её полному уничтожению, потом со страхом в глазах и дрожью в голосе рассказывали всем желающим, будто "сам великан Тогтогун проснулся от тысячелетнего сна и обрушил на людей свой давний гнев". Так уж вышло, что Милав, Кальконис и Ухоня, сами мало верящие в давнюю легенду, стали виновниками возрождения древнего культа Тогтогуна. Согласной новой интерпретации старинного эпоса, Тогтогун разорвал своё тело на две части, превратив каждую из них в человека. А конь, некогда явившийся причиной проклятья человеческого рода, принял обличье ужасного зверя, подобного которому на острове никогда не водилось ...
  
  ...ЗОВ!
  "...Всегда ли мы задумываемся над тем, что нас окружает? Вопрос не праздный, ибо подразумевает, что любое знакомое явление может неожиданным образом открыться с совершенно новой, необычной стороны. Не секрет, что музыка, цвет, запах могут влиять на эмоциональное состояние человека; тёмные цвета всегда угнетают, а весёлая музыка насыщает душу радостью. А аромат? Как он воздействует на человека, будучи квинтэссенцией всех природных процессов, протекающих в цветке? К сожалению, на это мало обращают внимание, как и на то, что зачастую самому главному явлению уделяется самое малое внимание..."
  
  История повторяется. Как когда-то слава врачевателя и целителя помогла Аваддону оказаться у одра удельного князя Годомысла, так и молва, покатившаяся по стране Гхотт после разгрома харчевни, довольно своеобразно помогла путешественникам. Автохтоны - местные жители - действительно поверили в то, что Милав, Ухоня и Кальконис - это восставший от тысячелетнего сна великан Тогтогун, решивший расквитаться с людьми за свои старые обиды. Поэтому перепуганные жители вели себя соответственно: за весь долгий путь до границы с гхоттами, росомоны (да простит меня сэр Лионель де Кальконис, что и его пришлось причислить к столь славному племени!) не встретили ни одной повозки, ни одного путника. Если на дороге оказывалось какое-либо поселение, то "наследники Тогтогуна" не находили в нём ни одного жителя. Приходилось на поиски "языка" отправлять Ухоню, который от предвкушения подобной охоты яростно бил себя хвостом по бокам. Подобные "вылазки" ухоноида не остались без внимания автохтонов, неведомым образом знавших буквально всё о каждом шаге путешественников. И слухи - ещё более ужасные, чем прежде - растекались по долам и весям. Все шёпотом произносили - конь Тогтогуна вышел на охоту! Ухоня цвёл и млел от такого внимания к собственной персоне, составляя план хитроумной охоты на пугливых туземцев. Так что достигли они заветной страны Гхотт, имея позади себя многие и многие дневные переходы, а впереди - славу великана Тогтогуна, возжелавшего получить старые долги...
  Однообразие способа передвижения помогало плавной мыслительной работе. У Милава оказалось достаточно времени, чтобы подумать и о Витторио Чезаротти (почему он ушёл от "молчащих" на следующий день после прихода Калькониса и Ухони, так и не попрощавшись ни с кем?). И об Аваддоне (что известно чёрному магу, и почему он не предпринимает активных попыток уничтожить назойливых росомонов?). И о трагической гибели отряда Вышаты (почему, ну, почему тысяцкий не послушался моего совета?!).
  Вопросов было много. Даже слишком. С ответами было сложнее...
  
  ...В узкие высокие окна, закрытые яркими цветными витражами вливалось солнце. Его лучики, окрашенные в самые разные цвета (в зависимости от того, через стекло какого цвета лучик проникал в комнату) играли на толстом дорогом ковре, занимавшем весь пол светлицы. Милав сидел на маленькой резной скамеечке, с интересом рассматривая игрушечный меч, подаренный ему отцом. Меч был почти настоящий. Для него изготовили даже специальные ножны с серебряной инкрустацией. Милав гладил отполированное, тёплое на ощупь лезвие и тихо млел от восторга. Теперь-то уж точно никто не посмеет называть его ребёнком! Ведь ему целых пять лет и у него есть свой меч! В светлице он был не один. Напротив сидела немолодая женщина с рукоделием в руках. Она что-то вышивала бисером, а проказники-лучики, удрав от опеки матушки-солнышка, так и резвились в разноцветном стеклярусе, озаряя янтарные бревенчатые стены яркими сполохами. Некоторые из них падали на глазу Милаву, и он смешно морщился, отгоняя их руками.
  "Бабушка! - позвал он громко. - Скажи своим солнечным зайчикам, чтобы они не мешали мне. А то я порублю их в капусту!"
  Женщина оторвалась от работы и подняла на внука задумчивый взор.
  "Ну, что ты дурачок, - сказала она с нежностью, - разве можно поймать солнечный зайчик? Этого никто не может!.."
  "Нет, бабушка, я могу, потому что я..."
  
  Милав понял - кто-то безжалостно его трясёт.
  - Что! - встрепенулся он. - А, это ты, Ухоня... - Потянулся всем телом, сел. - Чего тебе?
  - Пока вы с Кальконисом дрыхните, словно вокруг не земля гхоттов, а надёжные стены острога Выпь, я зорко охраняю ваш покой. И если бы не моя бдительность...
  - И что предотвратила твоя бдительность? - Милав был огорчён тем, что ухоноида угораздило разбудить его именно в тот момент, когда он почти узнал своё прошлое.
  - Ночью опять кто-то ходил вокруг повозки.
  - Лошади целы?
  - Да целы. Кто позарится на такое добро!
  - Если ты разбудил меня только для этого...
  - Не ворчи, - обиделся Ухоня, - лучше на следы глянь!
  Милав вздохнул - теперь уже не уснуть. Придётся тащиться вместе с Ухоней к его находке. Недовольство Милава сразу же улетучилось, едва он взглянул на следы. Это было что-то необычное: узкие глубокие полосы изрезали всё пространство вокруг повозки и трёх лошадей, привязанных тут же. Складывалось впечатление, будто всю ночь вокруг их бивака ползала тонкая, но невероятно массивная змея. Столь массивная, что смогла продавить твёрдый грунт! При ближайшем осмотре выяснилось, что стенки борозд, оставленных неведомым существом покрыты жёлтой пахучей слизью. Милав протянул тягучее вещество Ухоне (не зря же он когда-то слизь болотных нагльбааров пробовал!), но Ухоня с отвращением замотал головой.
  - Сам пробуй! - огрызнулся он.
  Милав пробовать ничего не стал. Он вытер руки о траву и вернулся к повозке.
  - Впечатляет? - спросил Ухоня таким тоном, словно сам всю ночь ползал вокруг, ковыряя землю и растирая по ней всякую гадость.
  - Есть немного... - неопределённо ответил кузнец.
  До обеда Милав был молчалив и задумчив. Его одолевали мысли о прерванном сне. (Если бы Ухоня подождал хоть немного!) И о странных следах, обнаруженных утром. (Что это? Новая разновидность монстров, порождённых буйной фантазией чёрного мага? Или же что-то другое, не имеющее к Аваддону никакого отношения?) Было и ещё одно. Милав думал над этим с тех пор, как они покинули холмы "молчащих". После сегодняшнего сна он решился и теперь искал удобного момента поговорить с Кальконисом. Его товарищи молчали, рассеянно поглядывая на однообразную панораму. Пришлось Милаву начать разговор издалека.
  - Сэр Лионель? - позвал он.
  - Да, - сразу откликнулся Кальконис.
  - У меня к вам... - Милав замялся, - деликатный разговор.
  - Я весь внимания.
  - Вы помните слова Тур Орога в остроге Выпь, перед тем, как мы покинули вотчину Годомысла?
  Кальконис сразу насторожился. Милав почувствовал повисшее в воздухе напряжение.
  - Д-да, конечно... - глухо выдавил Кальконис.
  - Так вот, согласно нашему устному договору, я считаю, что вы, порученное вам дело выполнили. И выполнили блестяще.
  - Я не совсем...
  - Поэтому, - перебил кузнец, - я хочу объявить вам - вы свободны!
  - Вы... вы отпускаете меня?..
  - Да, сэр Лионель. Я благодарю вас за помощь в пути. За вашу верность и терпение. На ближайшем привале можете забрать лошадь и пешком - уж не обессудьте, повозку дать не могу - возвращайтесь к "молчащим". Они помогут вам преодолеть Великую Водную Гладь. Драгоценности, что у вас есть, можете забрать себе. Думаю, их окажется достаточно, чтобы в дороге домой вы ни в чём не нуждались. Вот такой у меня к вам деликатный разговор.
  Кальконис молчал долго. Подозрительно долго для человека, которому позволили вернуться на родину.
  - Значит... вы прогоняете меня?..
  Милав удивлённо посмотрел на него.
  - С чего вы взяли! - изумился он.
  - Я знаю... вы не доверяете мне... Особенно теперь, когда Аваддон так близко. Вы думаете, я предам вас в самый напряжённый момент... Но это не так!
  - Не говорите ерунды, сэр Лионель! Я отпускаю вас только потому, что вы выполнили наказ воеводы Тур Орога и довели нас до земли Аваддона. Теперь мы с Ухоней не потеряемся. А завёл я этот разговор именно сейчас потому, что за нами остались относительно спокойные земли, и вы без труда сможете в одиночку вернуться на побережье. Никакого другого умысла в моих словах не было.
  Кальконис вновь надолго замолчал. Потом заговорил неуверенным голосом:
  - А если я попрошу вас оставить меня с вами?..
  - Вы не хотите уходить?
  - Нет.
  - Но почему?
  - Видите ли... - Кальконис нервно перебирал пальцами, глядя себе под ноги. - Вы не всё обо мне знаете... Мне... Мне некуда идти. У меня нет дома...
  - Как же так!..
  - Я сирота, уважаемый Милав. Круглый, можно даже сказать, дважды круглый сирота, потому что не помню ни родителей, ни своей родины...
  - Дела-а-а... - протянул Ухоня.
  Милав ответил не сразу.
  - Вы вольны в своём выборе, - наконец, произнёс он. - Моё предложение остаётся в силе. Хотите - оставайтесь, хотите - можете идти. Теперь вы свободный человек!
  - Спасибо, Милав... - Кальконис заморгал глазами, едва сдерживая себя. - Спасибо, Ухоня... Благодарю вас... друзья!
  
  
  ГЛАВА 7:

А где наши кони?

  
  
  Ближе к вечеру произошло ещё одно странное событие, которое вместе с тем, которое приключилось утром, свидетельствовало о возрастающем интересе неведомого противника к росомонам. Милав, Кальконис и Ухоня, не торопясь ехали по широкой дороге, по обе стороны от которой росли редкие деревья. В тот момент, когда неуклюжая повозка оказалась недалеко от одного из них, все услышали негромкий сдавленный стон. Прислушались, но никаких звуков уловить не смогли.
  Милав решил осмотреться. При обследовании ближайшего дерева он совместно с Кальконисом и Ухоней обнаружили тело. Стоял человек у огромного дерева, названия которого Милав не знал. Человек оказался укрыт большими обломками коры настолько искусно, что можно было пройти рядом, не заметив его. Росомоны, быть может, и прошли бы мимо, если бы не его стоны. По ним они и нашли несчастного. А когда нашли, то крайне удивились. Бедняга стоял почти полностью скрытый корой и уже не стонал. Стрела, выпущенная сильной рукой, пригвоздила его к дереву, словно булавка муху.
  Милав осторожно поднял голову умирающего. Заглянул в его глаза...
  
  "Тир Домас - наёмник и убийца. В гильдии Тёмных Воинов занимает высокий пост наставника. Как профессионал не имеет себе равных. С одинаковым мастерством владеет всеми видами оружия. Холост. Детей нет. Дома нет. Жены нет. Вообще ничего нет, кроме злобы и ненависти ко всем людям. Склонен к самоубийству"
  
  - Едва ли это было самоубийство... - пробормотал Милав, выдёргивая стрелу.
  Тело наёмника, лишившись опоры, мягко сползло в невысокую траву. Тир Домас уже не стонал. Он умер.
  - Завтра утром все будут знать, что появились новые жертвы Тогтогуна, - сказал Ухоня.
  - В этом нет большой беды, - произнёс Милав, разглядывая тело. - Вопрос в другом: кто тот благодетель, лишивший нас удовольствия пообщаться с самим наставником наёмных убийц?
  - Может, наш тайный поклонник? - осклабился Ухоня.
  - Нет, здесь что-то другое...
  - А если это дело рук "молчащих"? - предположил Кальконис. - Вспомните! - Он начал загибать пальцы: - Сначала из нашей повозки исчез карлик Бол-О-Бол, хотя сам он освободиться не мог. Потом множество следов вокруг нашего бивака, причём вполне человеческих, а не звериных. А теперь - мёртвое тело!
  - Нет. - Милав был не согласен с мнением сэра Лионеля. - Это не могут быть "молчащие". Они вообще не интересуются жизнью за пределами своих холмов.
  - Тогда кто?..
  Ехали да самой темноты. Помня о коварном наёмнике и его способности к истреблению человеческих жизней, а так же о том, что он едва ли был один, при свете костра рубили упругие ветви колючего кустарника и плели из них своеобразные маты, которыми заставили внутреннее пространство крытой коровьими шкурами повозки. Работали долго, до тех пор, пока их "дом на колёсах" не принял вид передвижной крепости. После этого улеглись спать весьма довольные собой.
  
  ...ЗОВ!
  "... Не забывай древних пророчеств, ибо сказано: "Когда всё затемнится, тогда люди возомнят, что им всё дозволено". Опасайся подобной самонадеянности, потому что она уводит людей в темноту, а тьма творит из них безумцев. Дерзание способно помочь каждому, но грань между безумием и дерзанием невероятно тонка. Помни об этом! Потому что ошибившись тропой и ступив на путь безумия, ты едва ли найдёшь в себе силы вернуться к мудрому дерзанию - трудно выбраться со дна бездонного колодца, стены которого скользки и гладки, а пальцы путника уже давно до крови истёрты о камень предыдущих блужданий по лабиринтам сознания..."
  
  И вновь виновником пробуждения оказался Ухоня. Сегодня его необузданная энергия носила ещё более неорганизованный характер. Милав это понял по тем бессвязным фразам, что ворвались в его сознание, похоронив надежду поспать подольше.
  - Опять!.. - громко возмущался Ухоня за стенами их импровизированной крепости. - Ну, сколько это может продолжаться! - Послышался ощутимый удар по повозке. - Кто теперь потащит этот гроб на колёсах?..
  Новый удар заставил Милава окончательно проснуться. Сэр Лионель тоже удивлённый не меньше кузнеца, прислушивался к проклятиям ухоноида.
  - Что это с ним? - спросил он.
  Очередной удар по повозке вынудил Милава и Калькониса поторопиться с выяснением причины плохого настроения Ухони. Они отодвинули мат, так удачно изготовленный прошлой ночью. Выглянули наружу. Ухоня, заметив их заспанные физиономии, разразился фонтаном возмущения:
  - Нет! Вы только посмотрите на них! - почти кричал он, огромными когтями царапая землю. - Проспали! Всё проспали! И как это только вас самих никто не утащил?
  Милав устало зевнул:
  - Если ты перестанешь вопить, как испуганный кролик, и объяснишь причину твоего плохого настроения, то мы повозмущаемся вместе с тобой.
  - Плохое настроение! - возопил ухоноид. - Да вы сначала вылезьте из повозки!
  Милав понял, что объяснений не будет и, поёживаясь от утренней свежести, полез наружу. То, что он увидел (а точнее - не увидел!) сильно озадачило кузнеца: их добрых, хотя и весьма неказистых на вид лошадок, на привычном месте не оказалось. Вместо них лежали два тела, по оружию и одежде которых Милав смог определить - это соратники вчерашней жертвы неизвестного покровителя.
  - А где наши кони? - удивился Кальконис.
  Лучше бы он этого не спрашивал!
  - О! Так вы, сэр Лионель, наконец-то соизволили заметить, что их нет?
  Голос Ухони являл собой настоящую трепещущую язву!
  - Конечно, заметил, - ответил Милав вместо Калькониса. - Как и тех двух вояк, которые разлеглись на траве, будто решили немного вздремнуть прохладным утром, когда зуб на зуб не попадает и хочется поскорее выпить чего-нибудь горяченького.
  - Тогда я умываю руки...
  - Ты хотел сказать - лапы?
  - Не придирайся к словам!
  - И в мыслях не было.
  - Милав!
  - Ухоня!
  - Друзья мои, стоит ли так распаляться? - подал голос сэр Лионель. - Давайте спокойно всё обсудим.
  - Ага! Давайте будем болтать, а наших лошадей тем временем уводят в неизвестном направлении!
  - Кстати, Ухоня, - сказал Милав, успевший всё осмотреть и обдумать непростую ситуацию. - Мне показалось, или ты на самом деле думаешь, что это мы с Кальконисом проспали лошадей?
  - А кто же ещё!
  - А как же ты - знаменитый "реликтовый ухоноид, который никогда не спит"?
  - Я... - Ухоня задумался. - Я... - Решение было где-то рядом, и он ждал его. Ага! Вот оно: - Так я же и обнаружил пропажу!
  - Веская причина валить всё на нас с Кальконисом.
  Это был первый день за всю их долгую эпопею, когда всю поклажу пришлось нести на себе. Милав взвалил на себя добрую половину всех вещей. Кальконису тоже досталась увесистая ноша. Даже на Ухоню, несмотря на все его возражения, привязали кое-что из того, что жалко было оставлять в повозке. Перед уходом Милав оглянулся на "дом на колёсах" и усмехнулся.
  - Ты чего? - спросил Ухоня.
  - Забавно вышло: мы вчера столько времени потратили на то, чтобы укрепить ненадёжное убежище, и именно из-за этого не услышали, как увели лошадей!
  Ухоня посмотрел на Калькониса и тоже хмыкнул.
  - А ты чего? - спросил Милав.
  - Я подумал, если бы сэр Лионель воспользовался твоим предложением и покинул нас, у него сейчас была бы лошадь, и ему не пришлось бы нести свои вещи на себе!
  Оказалось, передвигаться пешком по земле гхоттов не намного медленнее, чем в повозке. Единственное неудобство - вещи. Но и к этому можно было быстро привыкнуть.
  Милав, не замечая неудобств пешего пути, думал о сегодняшней ночи. То, что они не услышали, как у них буквально из-под носа увели лошадей, особого удивления не вызывало (местные лошадки вообще отличались покладистостью и молчаливостью; едва ли кузнец вспомнит день, когда слышал ржание своих коней!). Удивление вызывало другое: кто расправился с ночными воришками, и куда всё-таки исчезли кони? Хотелось верить, что в этом далёком враждебном краю у них появился друг. Правда, не лишним было бы знать, кто он, и почему помогает росомонам?
  За весь день прошли немного, но Милав решил сделать привал задолго до того, как жаркое солнце покинуло землю, отдав его в полное владение безлунной беззвёздной тьме. Помня о последних событиях, изготовили просторный навес из валежника и лапника, имеющий наклон до земли в северную сторону и с той стороны надёжно защищённый. С другой стороны навеса навалили небольших брёвен, соорудив неплохую баррикаду. Между завалом и навесом развели яркий костёр и принялись за нехитрую трапезу.
  Темнело быстро. Переход от вечернего сумрака к давящей тьме произошёл так стремительно, что Милав, минуту назад любовавшийся закатными ярко-оранжевыми облаками и опустивший голову к костру только для того, чтобы поправить огонь, подняв взор, не увидел ничего, кроме ночного неба, на котором роились искры от высокого костра.
  Спать решили по очереди. Не хотелось проснуться и оказаться без тех немногих припасов, что у них остались.
  
  
  ГЛАВА 8:

"Коконы"

  
  
  - Как странно, что я опять вернулся к "Молчащим"... Лооггос, отзовись! Почему ты не хочешь поговорить со мной? Мы так славно беседовали на разные темы. Неужели ты забыл это? Или причина в другом?.. Ладно, можешь не скрываться, я всё равно узнал внутренне убранство твоего жилища! Слышишь?..
  Милав спал и не спал одновременно. Почему-то он был уверен, что неведомым образом его вновь забросило внутрь холмов "молчащих". В то же время недоумевал: что он здесь делает, если должен находиться с товарищами на лесной дороге!
  Сознание моргало, будто факел, на который посыпался дождь. Источника света нигде не было видно, но Милаву он был не нужен. Кузнец обходился внутренним зрением, а также способностью кожи "видеть" окружающее тепло. Именно это "видение" почему-то молчало, хотя нагретых предметов в любом месте всегда великое множество - будь то кувшин с тёплым питьём или только что снятая с тела одежда.
  Милав попытался проанализировать ситуацию и пришёл к выводу, что окружает его вовсе не убранство знакомой комнаты Лооггоса, а нечто другое... Предприняв попытку подняться понял, что не в силах этого сделать! Он попробовал руками определить причину и почувствовал под пальцами что-то упругое. Милав не стал терять время на распознавание непонятного материала, а просто решил использовать грубую силу. Он упёрся руками перед собой, одновременно ощущая, как опора за спиной прогибается.
  Руки медленно погружались в упругую массу. Милав продолжал давить. Преграда с чавканьем лопнула, по глазам больно ударил свет. Милав зажмурился, но успел заметить блестящее стальное лезвие, мелькнувшее перед глазами. Думая, что это враги, Милав на ощупь отыскал Поющего и рванул его из ножен, одновременно делая попытку ещё раз открыть глаза. Свет показался нестерпимо ярким. Как Милав не пытался заставить свои глаза видеть, опасаясь внезапной атаки врага, ему пришлось потратить несколько драгоценных секунд на то, чтобы глаза привыкли к свету. И вот тогда...
  Было раннее утро. Никаких врагов поблизости не наблюдалось. Сам Милав стоял на том же месте, где вчера вечером ненадолго присел перед тем, как отправиться спать под навес. Костёр давным-давно прогорел, потому что его в течение ночи никто не поддерживал. А не поддерживал, потому что все спали. И это было тем более странным, что они договорились всю ночь по очереди дежурить. Милав осмотрелся в поисках друзей и остолбенел... На том месте, где вчера вечером сидели Кальконис и ухоноид, теперь громоздилось что-то невообразимое. Оно больше всего походило на кокон бабочки столь чудовищных размеров, что внутри мог свободно поместиться человек.
  Человек! Сумасшедшая догадка заставила Милава действовать молниеносно. Схватив увесистый топор, с помощью которого они готовили себе вчерашнее убежище, кузнец бросился к первому "кокону" и рассёк его. Затем, не посмотрев, кого он освободил, кинулся ко второму. Разрубил его. Откинул топор в сторону и помог ошалевшему Ухоне выбраться наружу. Позади кто-то закряхтел. Милав оглянулся, увидел бледного Калькониса, а рядом с ним... Это могло быть только третьим "коконом", в котором находился сам Милав, и выбраться из которого ему помог всё тот же таинственный помощник!
  - Как вам на том свете? - спросил кузнец первое, что пришло в голову.
  - Душно... - вздохнул Кальконис.
  - Тесно... - поморщился Ухоня. - А я как назло страдаю клаустрофобией!
  - Что-то не замечал за тобой такого хитрого недуга, - проговорил Милав.
  - Ну ты даёшь, напарник! Да им все знаменитости страдают! Уж я-то знаю!
  - Кто бы сомневался...
  Кальконис в это время внимательно изучал "кокон". Он осмотрел его изнутри, потом снаружи. И даже понюхал.
  - Что скажете? - поинтересовался Милав.
  Кальконис развёл руками:
  - Я не встречал ничего подобного.
  - Я тоже, - встрял Ухоня, - а то обязательно запомнил!
  - Удивительны не "коконы" сами по себе, - задумчиво проговорил Милав, - а то, каким образом мы все трое в них очутились.
  Без паузы спросил у сэра Лионеля:
  - Что вы помните из вчерашнего вечера?
  - Мы сидели у костра и разговаривали. Костёр горел ярко, ночь наступила, луны и звёзд не было...
  - Что ещё?
  - Было очень тихо... А потом... потом я вывалился из этого ужасного мешка!
  - А ты, Ухоня?
  - Я хорошо запомнил странную тишину. Ветра не было. Я ещё подумал, это хорошо, дождь нас не намочит.
  - А потом?
  - Ну-у... смотрел на костёр. Слушал твою болтовню...
  - И?
  - И... заснул. Скорее даже не заснул, а отключился... И вот - вываливаюсь из "кокона"!
  - И никаких ощущений перед "отключением"?
  - Показалось необычным, что тепло не только спереди - где горит костёр, но и со спины, словно позади тоже горел огонь...
  - Точно! - воскликнул Кальконис. - Я тоже об этом подумал, но решил, что это навес отражает тепло и направляет его в спину.
  - Да, но у меня за спиной навеса не было, - возразил Ухоня.
  - И у меня, - добавил Милав. - Но я тоже помню необычное тепло, покатившееся по спине. А дальше я уснул...
  - Как же ты смог выбраться! Сам?
  - Нет. Без участия неведомого помощника и на этот раз не обошлось...
  Развели костёр. Приготовили завтрак. Из головы не выходили "коконы".
  - Неужели здесь живут пауки таких колоссальных размеров! - ужаснулся Ухоня, не переносивший всяких пресмыкающихся.
  - Ага! - поддел товарища Милав. - Это Тогтогун превратился в самого огромного на свете паука, чтобы пожрать нас за то, что мы присвоили его славу!
  - Да ну тебя. Я же серьёзно... - обиделся ухоноид.
  Долго оставаться в этом месте никому не хотелось. В дорогу собрались быстро, пошли не оглядываясь. Милав прихватил с собой один "кокон". Несмотря на свой размер, "кокон" оказался довольно лёгким, а его эластичность позволяла использовать трофей в качестве плаща, одеяла или спального мешка. И даже кажущаяся рыхлость стенок не мешала ему отлично отталкивать влагу. Это наглядно показал первый же дождь, в начале которого Милав накрыл себя "коконом" и остался абсолютно сухим, в то время как его товарищи основательно промокли. Кальконис, увидев преимущества "кокона" пожалел, что оставил свой на стоянке. А Ухоня, испытывающий патологический страх перед всякими змеями, пауками, тараканами и слышать не хотел о "коконе":
  - Я лучше промокну до последнего тигриного волоска, но не надену это страшилище на себя!
  - Не вкус и цвет товарища нет! - заметил Милав.
  К полудню дождь прекратился, но солнце так и не смогло пробиться сквозь плотную пелену облаков. Было холодно, тоскливо. Они решили отдохнуть, и присели недалеко от дороги прямо на поваленный недавним ураганом дуб. Говорить не хотелось. Молчали. Вдруг Ухоня поднял голову и насторожился.
  - Ты чего? - спросил Милав.
  - Едет кто-то!..
  Милав поднялся. Оглядел горизонт. Спросил:
  - В какой стороне?
  Ухоня поводил носом и показал. Милав долго вглядывался и, наконец, увидел далеко-далеко впереди чёрную точку.
  - К нам гости! - сказал он.
  - Гостям не рады конокрады! - пробурчал Ухоня. - Это что-то новенькое в репертуаре аборигенов. До сих пор они нас сторонились.
  - Наверное узнали, что мы теперь безлошадные и перестали бояться нашего "летучего" возмездия.
  - Как бы оно само к нам не прилетело!
  - Не боись, Ухоня! Что мы пяток вояк не одолеем!
  - Их всего пять?
  - Пока не видно. Но повозка одна. Много ли в ней народу может поместиться?
  - По мне пусть их больше будет! Что-то замёрз я совсем. Пора согреться!
  - Наконец-то слышу речь не мальчика, но мужа!
  - Иди ты, напарник, со своими подковырками сам знаешь куда!
  - К Аваддону, что ли?
  - Ага! Или ещё дальше.
  - Это не простая повозка, - замел молчавший в течение перепалки Кальконис.
  - Откуда ты знаешь? - Ухоня был "на взводе" и не хотел успокаиваться.
  - Это дормез. Мы такой в замке дожа Горчето видели...
  Все подумали об одном и том же - Аваддон! Но Милав сразу отверг эту мысль. Станет чёрный маг трястись по отвратительной дороге, чтобы поприветствовать росомонов в своих владениях! Чушь, да и только...
  Они продолжали сидеть, молча наблюдая за тем, как приближается огромный экипаж, влекомый восемью конями.
  - С чего мы взяли, что дормез месит грязь по наши души? - спросил Милав.
  - Действительно, почему? - удивился Ухоня. - Может, он здесь на прогулке?..
  - За много переходов от ближайшего города? - покачал головой Кальконис.
  - А если ему экзотики захотелось? - не уступал ухоноид.
  - Ладно, спорщики, приберегите свои аргументы на потом, - сказал Милав, напряжённо вглядываясь в экипаж, до которого оставалось не более ста шагов.
  Прошло немного времени, и дормез поравнялся с сидящими на обочине росомонами. Экипаж последний раз мягко качнулся на ухабах и замер.
  
  
  ГЛАВА 9:

Латтерн О-Тог

  
  
  - Значит, всё-таки по наши... - едва слышно проговорил Милав, кладя правую руку на Поющего.
  Рядом с дормеза не было видно ни одного воина, если не считать двух слуг, которые сидели спереди, управляя повозкой, и ещё двух, что во весь рост стояли позади на специальной площадке. Милав не раз сталкивался с обманчивостью подобной внешней безобидности, поэтому продолжал внимательно следить за незваными гостями. Слуги с задней площадки резво соскочили, подбежали к боковой дверце, ловко соорудили небольшую ступенчатую скамеечку, которую принесли с собой. Затем распахнули дверцу и замерли в глубоком почтительном поклоне.
  Прошла секунда, вторая, третья... Экипаж качнулся, и из дверцы вышел высокий мужчина. Он остановился на скамеечке, подождал, пока слуги раскатают перед ним узкую дорожку длиной в десять шагов, огляделся и направился в сторону росомонов. Милав смотрел на приближающегося незнакомца, продолжая гадать, с какой целью столь знатный вельможа почтил их своим присутствием? Незнакомец шёл уверенной походкой знающего себе цену человека. Милав без труда смог поймать его надменный взор:
  
  "Латтерн О-Тог - чистокровный гхотт, потомственный дворянин. Согласно генеалогическому древу ведёт свою историю от общего корня совместно с правящей династией гхоттских королей. На престол не претендует, будучи и без того абсолютным правителем страны при малолетнем Вазыэке Четвёртом. Умён, расчётлив, с врагами королевства беспощаден. Вдовец, имеет сына. Искусный интриган. В состоянии запудривать мозги собеседнику не только словесной паутиной, но и дорогой пудрой из земли Франц"
  
  Латтерн О-Тог остановился в трёх шагах.
  Милав с Кальконисом поднялись навстречу родовитому гхотту.
  - Я - токонг короля всех гхоттов Вазыэка Четвёртого - Латтерн О-Тог!
  - Я - вольный путешественник Милав из удела Годомысла племени Рос.
  - Я - Лионель де Кальконис, странствующий поэт и философ.
  Латтерн О-Тог огляделся вокруг, будто искал кого-то.
  - А где ваш третий товарищ? - спросил он.
  Милав сделал удивлённое лицо:
  - Третий? Простите, не понимаю о чём вы говорите. Мы путешествуем вдвоём. Да и вообще, чем обязаны такому вниманию?
  Латтерн О-Тог сделал знак слугам - они быстро принесли широкое удобное кресло. Токонг величественно опустился на расстеленные драгоценные ткани, движением руки пригласив Калькониса и Милава последовать его примеру. Росомоны сели. Родовитый гхотт некоторое время молчал, потом заговорил. Слова его лились плавно и неторопливо, словно речной поток в его самой медленной части. Под такой говор хорошо дремать, лёжа с закрытыми глазами. Однако завораживающая плавность была наигранной (Милав это понимал), она больше походила на гипнотизирование собеседника, чтобы усыпить его бдительность, а потом, когда визави впадал в эйфорический ступор, Латтерн мог делать с ним всё, что заблагорассудится.
  - Как я уже вам сказал, я - токонг короля.
  - Простите наше незнание местных обычаев, - подал голос сэр Лионель, - токонг - это титул или должность?
  Латтерн О-Тог высокомерно посмотрел на Калькониса и ответил:
  - ТОКОНГ - это ТОт, КОторый Не Говорит!
  Едва ли после подобного объяснения росомоны поняли положение знатного гхотта в сложной иерархии местной знати. Латтерн О-Тог это заметил и терпеливо объяснил:
  - Моё положение таково, что мне не нужно говорить. Меня понимаю с одного взгляда!
  - А если случится так, что кто-то не поймёт? - спросил Милав, всё ещё не решивший для себя, что нужно гхотту от росомонов.
  - Такого никогда не случится!
  Это было сказано таким категоричным тоном, что Милав попытался смягчить возникшее в разговоре напряжение.
  - Оставим ваше положение в покое. Думаю, вы не для этого проделали столь долгий путь по ужасной дороге?
  Латтерн О-Тог посмотрел на Милава.
  - Не за этим.
  - Тогда мы вас слушаем.
  Токонг Латтерн огляделся - не стоит ли кто рядом и, слегка понизив голос, заговорил:
  - Мне известна цель, с которой вы прибыли в нашу страну...
  - Мы не делаем из этого секрета, - сказал Милав, наивно хлопая глазами. - Мы путешествуем, изучаем быт и обычаи народов разных стран.
  - Я уже слышал об этом в начале нашего разговора. Но вы забыли упомянуть, что между заучиванием новых слов и распеванием обрядовых песен, - Латтерн О-Тог хитро прищурился, - вы - наверное от скуки! - преодолеваете непроходимые перевалы с глетчерными рогойлами, возвращаете замки их настоящим владельцам, угоняете лодки по бурному морю, громите в пух и прах харчевни, и очень прилежно изучаете всё, что касается истории великана Тогтогуна!
  Кальконис сделал удивлённое лицо, а Милав сложил губы трубочкой.
  "О-го-го! - подумал он. - Такими темпами мы скоро у гхоттов национальными героями станем. Они знают о нас больше, чем мы сами!"
  - Если вам известно так много, то зачем спрашивать? - Милав нетерпеливо заёрзал на бревне. - Цели у нас с сэром Лионелем могут быть разные...
  - Цель у вас одна - уничтожить Аваддона!
  Наступила пауза.
  "Либо это дьявольская игра самого чёрного мага, - подумал Милав, - либо у нас, весьма кстати, появился очень влиятельный союзник!"
  - Допустим, что так, - Милав посмотрел токонгу в глаза. - Тогда нам хотелось бы узнать причину этой встречи.
  - Причина проста. Присутствие Аваддона доставляет слишком много неудобств королю и моему народу! Страна Гхотт по вине этого мага превращается в страну-изгоя. С нами не торгуют соседи, от нас бегут люди науки и искусства. Гхотты деградируют на глазах!
  - И что вы хотите от нас?
  - Вы сделаете то, зачем пришли, а мы окажем вам всяческую помощь.
  - "Мы"?
  - Я говорю от имени Вазыэка Четвёртого!
  - Скажите, Латтерн О-Тог, а почему вы собственными силами не можете избавиться от Аваддона?
  - Видите ли... - Латтерн принялся барабанить пальцами по худому колену. - Аваддон пользуется у народа определённой популярностью. Открытое выступление против мага может привести к междоусобной войне. У Аваддона много сподвижников по другую сторону Великой Водной Глади. Кроме того, он очень сильный чародей, и любой придворный заговор против него будет немедленно им раскрыт - его шпионы уже давно наводнили всю столицу.
  - А как же вы?
  - Что я?
  - Вы сами не опасаетесь, что Аваддону станут известны ваши планы?
  - Нет! - Латтерн О-Тог самодовольно улыбнулся. - Я тоже маг!
  - Хорошо, - сказал Милав, - допустим, мы согласимся. Каким вы видите наше сотрудничество?
  - Я доставлю вас в одно месте...
  - Надеюсь, не в тюрьму? - спросил Милав.
  Латтерн О-Тог шутку росомона оценил.
  - Нет, не в тюрьму. Это летний дворец короля, находящийся недалеко от столицы. Кроме слуг сейчас там никто не живёт. Вазыэк Четвёртый ещё очень юн, ему рано думать о развлечениях. Так вот, во дворце вы пробудите ровно столько, чтобы я смог определить место, где скрывается Аваддон.
  - Разве вы этого не знаете? - удивился Милав.
  - Нет. Вы далеко не первые, кто приходит в наши земли поквитаться с чёрным магом! Были желающие и до вас. Некоторые из них оказались удачливы, потому что от Тёмного Чертога Аваддона давным-давно одни руины остались. Сейчас маг прячется. Его нужно искать...
  - А какова судьба тех... удачливых?
  - Удачливы они были, пока замок Аваддона разрушали в его отсутствие. А потом... Одни имена героев и сохранились.
  - Что-то не радужные у нас перспективы... - вздохнул Милав.
  - Судя по моим сведениям, вам не стоит жаловаться на удачу!
  - Надеюсь, вы не требуете от нас немедленного ответа? - спросил Милав.
  - Конечно нет! Вы можете всё обдумать и даже посоветоваться со своим товарищем, который так увлёкся нашей беседой, что утратил прозрачность своего тела!
  Милав быстр оглянулся. Действительно, Ухоня, превратив своё тело в гигантское полупрозрачное ухо, лежал за стволом и слушал беседу друзей с гхоттом-вельможей. Милав укоризненно покачал головой. Ухоноид, осознав свою оплошность, мгновенно исчез из поля зрения.
  - Ваш товарищ очень способный! - сказал Латтерн О-Тог с ироничной улыбкой на губах. - Я заметил его только после того, как он стал полупрозрачным. До этого момента я считал, что вас двое. Уверен, у вас есть шансы в борьбе с Аваддоном.
  Токонг Латтерн поднялся. Мгновенно появились слуги.
  - Я буду там, - гхотт указал рукой на дормез. - Если согласитесь помочь мне, буду рад оказать вам содействие. Если нет, я не стану вам мешать.
  Сказав это, Латтерн О-Тог удалился.
  - Вы уверены, что он тот, за кого себя выдаёт? - спросил Кальконис, когда они остались одни.
  - В данную минуту и в данном месте он действительно токонг короля Вазыэка Четвёртого Латтерн О-Тог - самый влиятельный человек в королевстве, - сказал Милав. - В этом я абсолютно уверен. Что же касается его предложения, то здесь ни в чём нельзя быть уверенным.
  - А я считаю, - подал голос проштрафившийся ухоноид, - надо соглашаться. Представляете, во что нам придётся вляпаться, если мы станем на каждом углу спрашивать, как пройти в убежище Аваддона! В лучшем случае мы будем блуждать здесь целый год. А в худшем... здесь и говорить не о чем...
  - Желание Ухони понятно. Что скажете вы, сэр Лионель?
  - Скорее всего, Латтерн искренне желает избавиться от Аваддона. Он тоже маг, зачем ему такой всесильный соперник в королевстве? Что касается того, не заговор ли это самого чародея, то на данный вопрос мы сможем ответить, лишь согласившись на предложение.
  - Разумно. Ну, а меня заинтересовало другое. Токонг владеет почти всей информацией о нас. Надеюсь, об Аваддоне он знает не меньше. С нашей стороны было бы глупо не воспользоваться этим.
  - Что решаем? - спросил Ухоня.
  - Я за то, чтобы принять помощь токонга, - предложил Милав.
  - Я тоже, - согласился Кальконис.
  - Ну, а я всеми четырьмя лапами "за"! - подытожил Ухоня.
  Латтерн О-Тог выслушал согласие росомонов спокойно и даже с некоторой скукой на лице, словно нисколько не сомневался в подобном исходе дела. Потом они некоторое время ждали, когда прибудет повозка, предусмотрительно захваченная токонгом и предназначенная специально для "далёких гостей". Вместе с ней прибыл и вооружённый эскорт знатного вельможи. Милав с тревогой посмотрел на многочисленный отряд охраны.
  Латтерн успокоил его:
  - Вы же не думали, что я отправлюсь в такую дальнюю поездку без достойного сопровождения? Солдат я специально оставил за холмом, чтобы вы не истолковали моё предложение превратно.
  Милав был вынужден с этим согласиться. Они заняли места в повозке, отличавшейся от той, что им пришлось бросить, так же, как отличается сырая землянка от роскошного дворца. Повозка качнулась, и росомоны продолжили свой путь уже совсем в другом качестве.
  "Точно как с Аваддоном! - мысленно подивился Милав такому совпадению. - Его тоже доставили к Годомыслу с почестями и под большой охраной. А вот что из этого вышло..."
  
  
  ГЛАВА 10:

Неведомый помощник

  
  
  ...ЗОВ!
  "...Все чувства, что даны человеку - даны ему для того, чтобы каждый миг, изучая течение жизни самому становиться лучше, чище, добрее. И не только зрение и слух играют в этом деле главенствующую роль - все чувства одинаково важны, в том числе и вкус, который приобретает всё более глубокий смысл. Разве можно без вкуса понять процессы, протекающие в живом организме? А творчество вообще невозможно без равновесия всех чувств, иначе получится "шедевр", который придётся лицезреть стоя на одной ноге, закрыв один глаз, заткнув уши и положив горький перец под язык..."
  
  Столица гхоттов - Тмир - оказалась не так близко, как предполагал Милав. Потребовалось несколько дней, чтобы добраться до неё. В связи с этим Милава удивило то, каким образом Латтерн О-Тог нашёл их, ведь они могли пойти в Тмир совсем другой дорогой? Спрашивать об этом самого токонга было неудобно, поэтому Милав решил при случае узнать всё сам.
  Их поселили в отдельном крыле громадного дворца. Латтерн О-Тог в начале предложил им другие помещения, более роскошные. Но Милав попросил чего-нибудь попроще, а главное - поближе к роскошному саду.
  - Вы по-прежнему мне не доверяете? - сурово произнёс токонг, по-своему истолковавший слова росомона.
  - Вы не должны обижаться, - улыбнулся Милав. - Если бы я доверял всем, кого встречаю на пути, то был бы сейчас много дальше, чем ваш Тогтогун.
  - Я не обижаюсь, - надменно ответил Латтерн, - потому что подобное чувство мне неведомо. Любой, кто заставит меня испытать его, проживёт ровно до восхода солнца.
  - Это касается и нас?
  - Я не делаю исключений!
  Латтерн О-Тог ушёл.
  Вздохнув, Кальконис заметил:
  - Неделю назад он разговаривал с нами другим тоном...
  - Неделю назад он был один с тремя росомонами, пользующимися весьма дурной славой. А здесь другое дело...
  
  Прошло несколько томительных дней. Всё это время Милав, Кальконис и Ухоня проводили либо в отведённых им комнатах, либо в саду, куда выходила дверь одной из спален. Милав обратил внимание, что он стал тревожно спать. Сны перестали радовать его своей волшебной круговертью. Вместо сказочных образов приходила серая муть и до самого утра терзала сознание намёками на воспоминания, самым радостным из которых было видение его собственной гибели. Кальконис тоже жаловался на плохое самочувствие.
  - Уж не отравили ли нас!.. - встревожился Ухоня.
  - Нет, - поспешил его успокоить Милав. - Я каждый раз проверяю пищу способом, которому меня обучил Нагин-чернокнижник. Это исключено. Но в том, что местный климат идёт нам не на пользу, сомневаться не приходится.
  - Предлагаю сделать вылазку на природу, - всем телом потянулся Ухоня. - Заберёмся куда-нибудь подальше в лес, порыбачим...
  - Что-то тебя не в то русло понесло... - Милав попытался наставить ухоноида на путь истинный. - Кстати, ты выполнил мою просьбу?
  - Обижаешь, напарник! Докладываю: во дворце больше пятидесяти комнат и около двух дюжин слуг. Воинский гарнизон насчитывает шесть десятков тощих сабель.
  - Почему тощих? - не понял Милав.
  - Потому что они тоньше той, которую сэр Лионель всё время прячет под своим плащом.
  - Что ещё?
  - Ничего подозрительного я не нашёл. Ни тайных комнат, ни коварных головорезов, прячущихся за шторами и жаждущих порвать нас на мелкие кусочки. Идиллия!
  - Идиллия, говоришь... - произнёс Милав с лёгким укором в голосе. - А то, что мы с Кальконисом каждое утро просыпаемся с разбитой головой, словно на ней всю ночь точность ударов палицей отрабатывали! Как с этим быть?
  - Прости, напарник, но я сплю... то есть совсем не сплю очень хорошо!
  - То-то у тебя бока от местных кулинарных изысков уже округляться начали.
  - Ты на себя посмотри!
  - Друзья, не стоит ли приберечь своё раздражение до визита Латтерна? Тем более что он обещался сегодня быть.
  Но токонг не пришёл. Росомоны прождали до позднего вечера - важный гхотт так и не появился. Вместо него прибыл гонец и сообщил Милаву, что Латтерна О-Тога задерживают "важные государственные дела". Он прибудет завтра утром.
  - Один день роли не сыграет, - вздохнул Милав. - Подождём до утра...
  Ночевать они решили все вместе в одной комнате, где мастеровые ещё не успели закончить внутреннюю отделку. Здесь, в просторном зале с высоким потолком, в случае возможных неприятностей было чем встретить незваных гостей - хоть плитками белого с голубыми прожилками мрамора, хоть пучками крепкого сандалового дерева.
  ...Милав долго ворочался на своей постели, пытаясь отогнать осточертевшую за последние дни тревожную муть, являвшуюся каждый раз, стоило ему смежить веки. Так и не сумев заснуть, он решил освежить тяжёлую голову ночным воздухом. Кузнец собирался вставать, когда со стороны окна послышался шорох. Охрана дворца так близко к стенам не подходила, да и садовник, едва ли станет подстригать цветы в ночной темноте.
  Милав торопливо оделся и направился к Ухоне, чтобы разбудить его. В этот миг шорох за окном повторился, а вслед за ним раздался звон разбитого стекла - в комнату влетело что-то тёмное. Неподалёку раздались крики стражи, замелькали факела. Рядом с Милавом возник Ухоня, с глухим рычанием бросившийся на влетевшее в окно тело. Проснувшийся Кальконис запалил жировой светильник.
  При его ярком свете все смогли рассмотреть своеобразную картину. Недалеко от окна лежал некто в чёрном одеянии, туго обтягивающем тело. Он лежал лицом вниз, не подавая признаков жизни. Ухоня, которому для охоты свет не требовался, стоял рядом с ним, прижав его своими массивными лапами к полу и не давая возможности пошевелиться. Впрочем, предосторожность оказалась излишней - в спине ночного гостя торчала стрела. Милав узнал её.
  - Таинственный помощник? - спросил Кальконис, осмотрев оперение.
  - Он самый, - отозвался Милав.
  В комнату ворвалась стража. Без лишних слов они сгребли тело, извинились за причинённое дорогим гостям беспокойство и так же стремительно удалились, прислав вместо себя молчаливого слугу, убравшего осколки витража и остатки разбитого окна.
  Когда и он оставил росомонов одних, Ухоня недовольно пробурчал:
  - Мы сидим здесь уже целую вечность, а добились лишь того, что петли на наших шеях начали понемногу затягиваться. Не знаю как вы, а я обязательно поговорю завтра с этим надменным гхоттом!
  Ночное происшествие взбудоражило Милава до такой степени, что заснуть он смог только перед рассветом. Впрочем, слово "сон" едва ли подходило тому пограничному состоянию, в котором он пребывал... Сквозь тревожное забытьё он почувствовал, что задыхается. Проснувшись, понял: сон о собственной смерти - это вовсе не сон, ибо всё тело кузнеца было покрыто мельчайшими ворсинками, при ближайшем рассмотрении оказавшимися остатками магической паутины! Волокна были настолько тонки, что Милав, с его исключительными способностями к видению структуры мира, с трудом различал их. Прочность волокон оказалась невероятной - кузнец, как ни старался, порвать их не смог! Они сами, едва наступил рассвет, истаяли, не оставив следа. Если бы Милав не видел их своими глазами, то не поверил бы. Теперь становилось понятным, почему росомоны слабеют на глазах в то время как гостеприимный Латтерн О-Тог присылает им со своего стола всё более изысканные деликатесы. Оставалось выяснить, имеет ли токонг короля Вазыэка Четвёртого к этому отношение или нет.
  Кальконис после ночного сна выглядел жутко: измученное лицо, воспалённые глаза, страдающий взгляд собаки, умоляющей отпустить её на волю, или, на худой конец, пристрелить из арбалета. Даже непробиваемый ухоноид имел довольно помятый вид.
  - Я больше в этом месте ночевать не буду! - заявил он.
  - Боюсь, Ухоня прав... - проговорил сэр Лионель бесцветным голосом. - Ещё одна ночь в стенах дворца может стать последней для кого-нибудь из нас...
  От трапезы они отказались - ждали появления токонга короля. Милав, кое-что сопоставил и теперь имел к Латтерну О-Тогу ряд претензий. Когда вельможный гхотт прибыл, Милав не стал тратить время на пустую придворную болтовню, а сразу приступил к делу.
  - У меня есть несколько вопросов, - напористым тоном заговорил Милав, глядя в глаза гхотту, ошеломлённому непочтительностью росомона, - и оттого, как вы на них ответите, будет зависеть наше дальнейшее сотрудничество!
  - Ваш тон не позволителен! - Взгляд гхотта похолодел. - Я не привык...
  - А мне плевать! - Милав не пытался себя сдерживать. - Мы провели здесь кучу времени, и в итоге заработали лишь головную боль. А вчера...
  - Я знаю. Это была случайность...
  - Случайность, повторившаяся дважды, становится закономерностью. Сегодняшний ночной гость из гильдии наёмников. Однажды мы уже встречались с одним из них, но никак не ожидали, что ваше хвалёное гостеприимство не способно нас защитить!
  Латтерн О-Тог ледяным тоном произнёс:
  - Караул уже наказан.
  - Дело не в карауле. Меня интересует история этого дворца.
  - Что вы хотите знать?
  - Когда его начали строить?
  - Три года назад.
  - Что было на этом месте до него?
  - Ничего не было. Голый холм.
  - Откуда доставлялся гранит для возведения стен?
  - Некоторые блоки привезли из каменоломен на севере. Но это далеко. Основную часть камней доставили с развалин древней крепости к югу от Тмира. Там много хорошо сохранившегося гранита.
  - Что за крепость?
  - Когда-то она называлась Тёмный Чертог.
  - Кто был его последний хозяин?
  - Аваддон.
  - Что?!
  Милав от удивления остолбенел.
  - Вы построили дворец из камней, собранных на развалинах замка Аваддона?
  - А что тут такого?
  Латтерн О-Тог не понимал, почему росомон так удивлён.
  - Это спрашиваете у меня вы - маг?!
  - А-а, вот вы о чём! - догадался токонг. - Я-то думал... Не волнуйтесь, камни совершенно безвредны. Я дважды совершил над ними обряд очищения.
  - Сколько лет стояла крепость на старом месте?
  - Точно не знаю. Может, тысячу лет... Может, больше...
  - Тысячу лет! - простонал Милав. - Тысячу лет гранит стен впитывал чёрную магию безумного чародея, насыщаясь ей, как растение влагой, а вы всего за два раза решили ох очистить!..
  
  
  ГЛАВА 11:

"Закрытая книга"

  
  
  Расстались они весьма недовольные друг другом. Латтерн О-Тог опять не сообщил ничего утешительного. Он сказал, что по всей стране его люди ищут Аваддона. Но пока - безрезультатно. Наверное, чёрный маг покинул Гхотт. Милав был категорически не согласен. Стал бы Аваддон прятаться от росомонов именно в тот момент, когда они сами пришли к нему в руки! Нет, чёрный маг рядом. И не просто рядом - он настолько близко, что если закрыть глаза и затаить дыхание, то можно услышать его лёгкие крадущиеся шаги...
  Весь день прошёл в напряжённых спорах. Ухоня решительно требовал покинуть дворец, пропахший чёрной магией настолько, что и днём в нём стало нелегко дышать. Милав настаивал на обратном. Они должны остаться, потому что дворец - единственное место, где они имеют шанс встретиться с Аваддоном. Покинь они его теперь, где станут искать неуловимого мага? Кальконис держал нейтралитет. Ухоня, скрепя сердце, согласился остаться во дворце до следующего утра, в надежде, что завтра Латтерн О-Тог принесёт утешительные вести.
  - Но спать я всё равно не лягу! - заявил ухоноид в конце разговора.
  - Мы этому будем только рады! - обрадовался Милав. - Ты нас покараулишь.
  - Держи карман шире! Я не буду спать не потому что волнуюсь за вас, а... из вредности!
  - Нам без разницы. Лишь бы не спал...
  Слова Милава задели ухоноида. Он действительно этой ночью решил не спать. Ворочаясь в постели, кузнец с облегчением отметил, что давление на мозг ослабло. Обрадовавшись, с удовольствием окунулся в давно забытый спокойный сон. Проспал недолго. Кто-то осторожно тронул его за плечо. Милав открыл глаза - над ним стоял опалесцирующий ухоноид и шептал:
  - Вставай, напарник! Тебе стоит на это взглянуть...
  Милав быстро оделся, продолжая слушать Ухонин шёпот:
  - Я ещё вечером почувствовал, что во дворце творится что-то неладное. Обычно слуги допоздна донимают мой тонкий слух своей болтовнёй. А тут, едва вы с Кальконисом завалились, подобно колодам трухлявым, я понял - вокруг тихо!
  - Что тут такого? - не понял Милав. - Нормальные люди ночью спят. Это только ухоноиды бродят как неприкаянные.
  - Мели Емеля - твоя неделя! - огрызнулся Ухоня. - Ничего, скоро сам всё увидишь...
  Они долго шли по пустым переходам. Милав с тревогой вслушивался в неестественную тишину комнат. Когда вошли в большой зал, то в свете немногих жировых светильников увидели странную картину: вокруг большого круглого стола в затылок друг друга двигалось не менее десяти слуг. Они бесшумно переставляли ноги, отчего выглядели бесплотными призраки. Поза, в которой они совершали свой непонятный ритуальный марш, тоже вызывала недоумение - едва ли нормальный человек станет разгуливать с полусогнутыми ногами и опущенной на грудь головой! В комнате находилось несколько слуг, которые не участвовали в жутком шествии. Они стояли или сидели совершенно неподвижно, не шевеля ни рукой, ни ногой, тупо глядя перед собой.
  Милав приблизился к одному такому истукану и заглянул в глаза. Лучше бы он этого не делал! Перед ним стояла молодая служанка из числа тех, что суют свой маленький очаровательный носик в каждую щель, в надежде подслушать что-нибудь интересное. Милавом помнил эту служанку, от постоянного щебетания которой порой хотелось "выйти в сад" и больше никогда не возвращаться! Сейчас девушка была безмолвна и безжизненна, как беломраморная статуя, стоящая рядом с ней. В глазах служанки Милав не увидел ничего, кроме чёрной пустоты...
  Милав отшатнулся - он узнал этот взгляд...
  - Ну, что? - подал голос Ухоня. - Как тебе этот молчаливый "шабаш"?
  - Жуткое зрелище! А как обстоят дела с караулом за стенами?
  - Там всё в порядке. Только звуки и голоса с улицы доносятся глухими, словно весь дворец окутали толстым слоем лебединого пуха!
  - Нужно вернуться к сэру Лионелю и обсудить наше положение. По всему видно - готовится что-то серьёзное...
  Они двинулись в обратный путь. Не успели сделать и десяти шагов, как со стороны занимаемых ими комнат послышался шум. Был он слабым, почти неуловимым, но в звенящей ночной тишине прозвучал как набат. Ухоня подобрался, скребанул когтями по полу и понёсся вперёд, бормоча при этом:
  - Да что же это такое! Стоит только оставить кого-нибудь в одиночестве, как сразу происходят неприятности!
  Они бежали по гулким коридорам, страшась опоздать, потому что из комнаты, где оставался один Кальконис, теперь не доносилось ни звука. В спальню они влетели почти одновременно. Быстро огляделись. Вещи были на местах, в подставке коптил жировик, зажжённый Милавом перед уходом. Все три кровати оказались пусты.
  - Ух, ты... - выдохнул Ухоня, показывая на то, что лежало на полу.
  Милав взял жировик, подошёл. Ухоня звонко цокал когтями рядом. Милав поставил жировик на пол, выпрямился.
  - Кто это? - клацнул зубами ухоноид.
  На полу лежало кошмарное создание, с которым даже болотный нагльбаар не мог сравниться. Судя по росту, существо было не намного ниже Милава. Мощная грудь говорила о неимоверной физической силе. Всё тело жуткого создания оказалось покрыто жёстким длинным волосом. Милав поискал у монстра глаза, чтобы по ним определить "гостя". Для этого ему пришлось наклониться к самому телу.
  Ухоня шёпотом предостерёг:
  - Осторожно! Может, он ещё жив...
  Милав указал на сломанный клинок Калькониса, торчащий из груди "гостя".
  - Бедный Кальконис, - прошептал Ухоня, - он успел проткнуть одного...
  Милав продолжал искать глаза чудища, но так и не нашёл их. Незнакомец оказался "закрытой книгой"!
  - Почему мы всегда так глупо проигрываем? - возмутился Ухоня. - Это всё я! Если бы я тебя не разбудил, и мы не ушли из комнаты, Кальконис бы не пропал!
  - Кто пропал?
  Этот голос Милав и Ухоня не спутают ни с каким другим!
  - Сэр Лионель, это вы? - промяукал счастливый ухоноид.
  - Кто же ещё!
  - Где вы?
  Милав терялся в догадках: комната была пуста, но голос Калькониса звучал достаточно громко.
  - Здесь я...
  На этот раз Милав понял - голос раздаётся снизу. Он принялся шарить по полу. Ухоня скрёб рядом. Следуя по приглушённому звуку, добрались до кровати Милава, рядом с которой лежал памятный "кокон". Внутри него кто-то копошился. Милав помог выбраться из него сэру Лионелю и удивлённо спросил:
  - Что вы там делали?
  - Как что? Прятался...
  Некоторое время ушло на то, чтобы сэр Лионель пришёл в себя и смог рассказать о событиях, случившихся во время отсутствия Милава и Ухони.
  - Я проснулся от чувства, будто на меня кто-то смотрит. Сами знаете, как это неприятно!.. Особенно, когда просыпаешься один в этом чёртовом дворце! Жировик горел ярко, он-то и помог мне разглядеть их...
  - Их? Так он был не один?
  - Не один. Их было трое. Они появились прямо из воздуха и замерли в центре комнаты. Один подошёл к двери, прислушался. Потом с шумом втянул в себя воздух и показал на меня рукой. Двое оставшихся стали приближаться. Я понял, что кричать нет смысла, да и времени на это не оставалось. Я схватил шпагу, которая всегда лежит со мной рядом и вскочил на ноги. Тот, что стоял у двери издал звук, похожий на птичий клёкот. По-видимому, это был приказ, потому что двое немедленно кинулись на меня. Я спрыгнул с кровати и атаковал одного из них. Оказалось, они удивительно неповоротливы! Мне без труда удалось ускользнуть от него. Я побежал к двери, в надежде прорваться, но чудище не желало меня выпускать. Я сделал несколько удачных выпадов и, улучив момент, вонзил шпагу ему в грудь. Думал, он завопит от боли, и на шум кто-нибудь прибежит. Но чудище только захрипело и с такой силой отшвырнуло меня в сторону, что я оказался на вашей, Милав, кровати. От удара хрустнула ножка, быть может, этот шум и привлёк ваше внимание. А потом я понял, что остался безоружен и решил искать способа спастись. Я нашёл "кокон", который вы всегда кладёте под голову, и воспользовался им в надежде, что чудища меня не заметят. Так и случилось. Хотя я не понимаю, как "кокон" сумел меня защитить...
  - Они безглазые, - предположил Милав, - и видели вас чужим магическим зрением. "Кокон", по видимому, оказался для них непрозрачным, поэтому они вас не заметили.
  - А что делать с этим? - Ухоня указал на тело.
  - Пусть лежит до утра, - ответил Милав.
  - Только не здесь! - возмутился ухоноид. - Я не стану спать в одной комнате с дохлым монстром!
  - Не станешь? - спросил Милав.
  - Ни за что! Мало тех зомби, что хороводом ходят вокруг стола, так теперь ещё это!
  - Что за "зомби"? - спросил Кальконис.
  Милав рассказал.
  - Такое мог сделать только Аваддон! - разволновался Кальконис.
  - Мы в этом нисколько не сомневаемся. А пока давайте уберём отсюда это безглазое чучело. Ему, действительно, здесь не место.
  
  
  ГЛАВА 12:

"Каменный орех"

  
  
  
  ...ЗОВ!
  "...Бесконечная череда незначительных событий складывается в целую Эпоху. Каждая Эпоха оставляет на теле истории свои следы, которые по праву можно считать отпечатками Вечности. Но никогда след этот не будет копией или даже повторением давно минувшего, ибо каждый миг к нему присоединяются новые решения и новые энергии. На смену старому приходит новое - таков Закон. И никто не в силах изменить этого. Могучий Вавилон пал. Непобедимый Рим пал. Бесконечные песчаные барханы покрыли цивилизацию Египта, некогда правившую всем миром. И ты падёшь... Но не страшись этого, ибо в этом - благо..."
  
  
  Ночь новых сюрпризов не преподнесла, за исключением того, что все слуги, участвовавшие в "молчаливых гуляниях" куда-то пропали. Ухоня вызвался отыскать их, но Милав удержал его:
  - Ты не забыл: как только мы оставляем кого-нибудь в одиночестве, с ним обязательно происходят малоприятные вещи?
  Ухоня согласился, тем более что за стенами замка поднялась суматоха - прибыл Латтерн О-Тог. Токонг короля вошёл в комнату росомонов один, хотя все прошлые дни с ним всегда приходили несколько слуг, истуканами застывавшими у двери. Милава это обстоятельство не насторожило. Он посчитал, что новости, принесённые Латтерном важны и секретны, и слугам о них знать не стоит. Но в следующий миг предчувствие кузнеца забило тревогу. Он глубоко вдохнул, сумев распознать запах исходящий от Латтерна О-Тога, и понял: запах принадлежит не токонгу короля! Милав тут же воспользовался возможностями своих прошлых воплощений. Прежде всего, он обратился к опыту красного волка, обонятельные способности которого во много раз превосходили человеческие. Красный волк не подвёл. Не успел Латтерн О-Тог преодолеть половины комнаты, как Милав уже знал - перед ним Аваддон!
  Милав действовал стремительно, но не настолько быстро, чтобы застать Аваддона врасплох. Чёрный маг обладал поистине звериным чутьём! По неуловимому для посторонних признаку он понял, что Милав раскрыл его инкогнито и не стал дожидаться, когда кузнец нападёт первым. Аваддон сотворил из воздуха огненный шар и метнул его в кузнеца. Милав оказался к нападению готов, без труда отбив огненную посылку. Шар пролетел над головами изумлённых Калькониса и Ухони, с шипящим треском разбившись о стену. Запахло жареным - искры посыпались на "кокон", который тут же вспыхнул бледным оранжевым огнём. Аваддон мелкими шажками отступал к двери, а Милав, достав Поющий Сэйен, яростно наседал.
  Поединок происходил на глазах поражённых Ухони и Калькониса, которые не могли взять в толк, с чего это вдруг Милав налетел на токонга, а вельможный гхотт в ответ отстреливается огненными шарами? У Милава не было времени объяснять им суть дела, поэтому в схватке он рассчитывал только на себя.
  Аваддон оказался у самой двери и пытался выйти через неё, но Милав, неистово атакуя, не давал ему такой возможности. Поющий наносил немыслимое количество ударов за единицу времени, и многие из них пробивали защиту Аваддона, которому не хватало времени, чтобы сотворить спасительное заклинание и скрыться от мельницы боли, в которую превратился Сэйен в руках Милава.
  Для сторонних наблюдателей бой длился едва ли больше минуты, но для Милава и Аваддона время словно растянулось. Дважды чёрному магу удалось сотворить бушующий сноп огня и обрушить его на росомона. И дважды Милаву посчастливилось избежать огненного дождя, способного за минуту испепелить человеческое тело.
  Наконец, Аваддон улучил момент и протиснулся в приоткрывшуюся створку двери. Милав ринулся за ним, пытаясь настигнуть чародея, но дверь захлопнулась перед самым носом кузнеца. Милав собрался немедленно разрушить ничтожное препятствие, но мир вокруг качнулся, поплыл, теряя чёткость очертаний. Через миг Милав понял, что стоит не перед деревянной дверью, инкрустированной драгоценной древесиной, а перед шершавым, грубой обработки камнем...
  - Вот так влипли! - выдохнул за его спиной Ухоня.
  Милав обернулся. Он не увидел ни привычной комнаты, ни знакомых предметов. Кальконис, Ухоня и он сам находились в круглом каменном колодце диаметром не более пяти саженей.
  - Ты можешь объяснить, чем вы занимались с вельможным токонгом? - поинтересовался Ухоня.
  Милав коротко рассказал.
  - Напарник, ты меня хоть убей, - взмолился Ухоня, - но я не могу понять, как ты раскусил его так быстро? У меня тоже нос имеется, но я уловил только запах горелого "кокона"!
  Милав ответил не сразу.
  - Обоняние является для человека стержневым чувством. Своевременно предупреждая об опасности, оно помогает выжить всем животным и человеку, в том числе. Запах Аваддона, который я впитал в драматический миг схватки с ним, столь ярок и силён, что я узнал бы его среди тысячи токонгов...
  - Всё это весьма поучительно, - подал голос Кальконис, - но как нам выбраться отсюда?..
  Милав принялся с пристрастием изучать их темницу. Простучал стены - камень выглядел монолитным. Посмотрев вверх, увидел маленький голубой круг. Небо?
  - Как удалось чародею так быстро перенести нас сюда? - недоумевал Ухоня.
  Милав не ответил, продолжая изучать стены. Скоро от этих попыток пришлось отказаться - кузнецу не удалось найти даже тончайшего стыка между каменными блоками. Получалось, колодец выдолблен целиком в каменном массиве, при этом неизвестно, сколько десятков или сотней саженей отделяют их от голубого заветного круга.
  Кузнец опустился на каменное дно рядом с Кальконисом.
  - Есть идеи? - спросил Ухоня.
  - Пока нет... - мотнул головой Милав.
  - Тогда попробую я...
  Ухоня трансформировал тело, превратившись в безобидное розовое ухо. Затем рванулся вверх. Милав с завистью вздохнул, глядя на то, как изящно парит ухоноид. В следующий миг раздался болезненный стон, и Ухоня плюхнулся рядом с Милавом уже в облике тигра.
  - Что-то ты рановато... - изогнул бровь Милав, поглядывая на то, как ухоноид чешет лапами могучую голову.
  - А ты сам попробуй! - огрызнулся Ухоня. - Нет там никакого неба! Это рисунок на камне!
  - Час от часу не легче... - пробормотал Кальконис. - Выходит, это не каменный мешок, а каменный орех!
  ...Время текло вяло. Милав, привалившись к тёплому боку задремавшего ухоноида, пытался найти отгадку. Он не верил, что Аваддон расправился с ними таким странным способом - не в его манере. Вот если бы стены источали бушующее пламя, а под ногами клокотала ледяная бездна, это как раз походило бы на него. А так, - спокойно сидеть внутри "каменного ореха" и ждать голодной смерти? Впрочем, скорее они умрут от жажды - Милаву известны подобные муки! Незаметно он задремал. Снилось ему что-то очень дорогое, отчего сладко щемило сердце. Губы непроизвольно раскрылись в улыбке, и он услышал далёкий-далёкий голос, пробивающийся к нему сквозь неимоверную толщу камня.
  
  - Милав, почему ты спишь? Ты должен действовать.
  - Это ты, Лооггос? Как ты нашёл меня?
  - Я не искал тебя. Твоя тоска меня нашла.
  - Ты поможешь?
  - Зачем? Если человек решил умереть, значит, он имеет на это право.
  - Но я не хочу умирать!
  - Тогда борись!
  - А что я могу сделать?
  - Вот видишь, ты в отчаянии. Значит, ты уже проиграл...
  - Нет, Лооггос, ты меня не знаешь! Да я этот камень зубами рвать стану! Да я его в порошок изотру!
  - А стоит ли тратить на это силы?
  - О чём ты?
  - Отгадай загадку: листья с деревьев осыпались, значит, пришла осень, или дерево умерло?
  - Я не понимаю...
  - Жаль, я всегда думал, что ты способен отличить иллюзию от реальности. Прощай!
  - Подожди, Лооггос, что означают твои слова?..
  - Прощай, Милав. Путей у тебя много. Мы ещё можем встретиться...
  - Лооггос!..
  
  Милаву показалось, что он закричал вслух. Открыв глаза, увидел Ухоню и сэра Лионеля безмятежно спящими. Милав начал вспоминать сон. Последняя фраза врезалась в память и настойчиво пульсировала в мозгу: "...отличить иллюзию от реальности... отличить иллюзию от реальности...". Милав помнил влечение Лооггоса к загадкам всякого рода. Что он хотел этим сказать?.. И вдруг Милава осенило: отличить иллюзию от реальности! Лооггос хотел сказать этим, что росомоны на самом деле находятся вовсе не в "каменном орехе", а где-то в другом месте. Возможно, они не покидали пределов своей комнаты! Нужно немедленно избавиться от наваждения! Но как?
  Милав потёр виски, задумался. На память пришли события зрелищного боя викингов в замке дожа Горчето. Вот оно! Кузнец разбудил обоих товарищей и, ничего им не объясняя, приступил к осуществлению своего плана. Усилием воли он вызвал в своей памяти раскрывающуюся бездну и стал распространять это видение вокруг себя. "Посылка" оказалась настолько реалистичной, что Ухоня с сэром Лионелем стали жаться к Милаву, опасаясь свалиться в адскую пропасть. Сначала ничего не происходило, но Милав не отступал, выискивая всё новые подробности той зловонной бездны, которая однажды уже поглотила ненавистного мага. В какой-то миг он отметил - контуры их темницы поплыли. Дрожание было едва заметным, но Милав понял, что это первый шаг к освобождению. Воодушевлённый успехом, он усилил мысленный натиск, и каменная темница стала рассыпаться на глазах. Не прошло минуты, как вокруг изумлённых росомонов оказалась их комната. Ещё через мгновение до них долетел шум боя - кто-то штурмовал летнюю резиденцию малолетнего короля гхоттов!
  - Ну, и дела! - восхищённо воскликнул Ухоня. - Вот это по мне!
  
  
  ГЛАВА 13:

Токонг короля

  
  
  Он кинулся к окну и радостно заорал:
  - Ничего себе! Ребята из дворцовой охраны разнесли весь фасад!
  Милав выглянул сквозь то, что когда-то называлось "цветным венецианским витражом". Действительно, парадное крыльцо летнего дворца короля Вазыэка Четвёртого превратилось в живописные руины. Сначала Милав никак не мог понять, кого атакует королевская гвардия? Потом заметил знакомую зелёную униформу дворцовых слуг и до него стал доходить смысл происходящего.
  Аваддон прибыл во дворец в облике Латтерна О-Тога (чего он хотел этим добиться - отдельный вопрос). Он пришёл один (настоящие слуги оставались с настоящим токонгом короля). Аваддон оставил бывших дворцовых слуг - а теперь его самых верных воинов - сторожить вход во дворец (на случай если постояльцы-росомоны поднимут тревогу). Затем он вошёл в комнату гостей. Возможно, шум поединка Милава с Аваддоном привлёк внимание дворцовой стражи, и они кинулись на помощь своему господину. Рать Аваддона встала у них на пути. Закипел бой, завершающую фазу которого Милав увидел.
  Всё логично. Оставалось найти ответ на один вопрос: будут ли они ждать момента, когда дворцовая стража одержит над бунтарями победу или помогут гхоттам? По выражению Ухониной физиономии он понял, что никакие силы не удержат его в комнате, когда за стенами творится такое!
  Милав молча достал Поющего. Это послужило сигналом. Ухоня рванулся вперёд с такой скоростью, что когти заскребли по мраморному полу. Сэр Лионель двинулся за ним следом, выискивая по дороге, чем вооружиться. Милав торопливо шагал в конце их небольшой кавалькады.
  Они поспели, что называется, к "шапошному разбору": гвардейцы вязали последних слуг, превратившихся в одночасье в опасных безумцев. Росомонов гхотты встретили настороженно. Особенно, заметив у них в руках оружие.
  - Как бы нам не пришлось отвечать за чужие грехи? - предположил Ухоня.
  Действительно, к ним направлялся начальник караула.
  Гхотт остановился перед Милавом и требовательно спросил:
  - Где королевский токонг?
  Кажется, проявив воинскую солидарность, росомоны оказались в щекотливом положении. Если сказать, что Латтерн О-Тог вовсе не тот, за кого себя выдаёт, королевский страж этому едва ли поверит. А если сказать, что Латтерна О-Тога во дворце нет, и он ещё не приезжал, то... Впрочем, об этом и думать не стоило - гхотт-офицер едва ли оценит подобную шутку.
  - Видите ли... - заговорил Милав, ещё не зная, чем закончится начатая фраза.
  В этот счастливый миг его взгляд случайно упал на вереницу повозок, приближающихся к дворцу. Милав быстро сориентировался и решил немного разыграть бравого вояку:
  - Мы не видели вельможного Латтерна О-Тога!
  Гхотт опешил от подобный наглости и вновь заговорил уже менее миролюбивым тоном:
  - Но он вошёл в вашу комнату!
  Милав не отказал себе в удовольствии подразнить гхотта.
  - Думаю, вы ошибаетесь. Мы не видели его.
  Гхотт налился гневом и вплотную приблизился к Милаву.
  - Вы немедленно скажете мне, где находится королевский токонг. Иначе...
  Милав сделал удивлённые глаза и ответил, приблизив своё лицо к самому носу гхотта:
  - Не стоит нас пугать! И запомните - росомоны никогда не лгут! А вельможный Латтерн О-Тог в данную минуту въезжает во двор, и ваш долг поприветствовать его.
  Гхотт оглянулся. По его лицу пробежала целая гамма чувств: от гнева на росомона до мистического ужаса - как королевский токонг может въезжать во двор, если он уже внутри дворца! Так и не разобравшись в своих чувствах, гхотт-офицер бросился навстречу кортежу.
  Росомоны остались одни.
  - Ну, и везунчик же ты! - воскликнул довольный Ухоня. - Представляешь, что бы с нами было, если бы токонг не появился так вовремя?
  - Он же сказал, что приедет утром, - улыбнулся Милав. - А дворянину его ранга ложь не к лицу...
  Ухоня томно прикрыл глаза, зевнул и сказал:
  - Пойдёмте к себе. Всё равно Латтерн О-Тог раньше, чем через полчаса не придёт. Пока это местный гарнизон расскажет ему, как славно они сражались с полчищами вышколенных слуг, половина из которых - дамы!
  
  
  ГЛАВА 14:

Секретные комнаты и больные гхотты

  
  
  Латтерн О-Тог явился в комнату росомонов на удивление быстро. ("Наверное, не стал слушать хвалебной болтовни начальника дворцовой стражи", - предположил Ухоня.) Знатный гхотт остановился посередине комнаты, огляделся по сторонам (в дверях истуканами застыли четыре телохранителя). Токонг выглядел озадаченным. Он сделал нетерпеливый жест, и телохранители молча удалились, осторожно прикрыв дверь.
  - Я принёс новости, которые после всего этого, - токонг указал на обожжённые стены, - едва ли вас заинтересуют.
  - А что за новости?
  - Хотя вы и не доверяли моим методам поисков Аваддона, всё же они дали определённые результаты. Мест, которые любит посещать чёрный маг, не так много. В каждое из них я отправил надёжных людей. Кое-какие сведения начали поступать ещё в день вашего прибытия во дворец. Я не спешил делиться ими, потому что не был уверен в их правдивости. Ещё некоторое время ушло на проверку неточностей и сопоставление противоречий. В итоге, я пришёл к выводу, что Аваддон из страны не выезжал. Мало того, он должен находиться где-то недалеко от столицы. Скорее всего, в горах недалеко от развалин своего замка.
  - Действительно, не густо, - согласился Милав. - Мы, не покидая стен дворца, узнали то же самое.
  - В самом деле! - Латтерн О-Тог казался искренним в своём удивлении.
  Милаву пришлось коротко рассказать о последних событиях.
  - Вы по-прежнему убеждены, что Аваддон каким-то образом использует гранит, вывезенный с руин Тёмного Чертога? - спросил токонг.
  - Вчера я в этом сомневался, - ответил Милав. - Но сегодня я абсолютно убеждён - чёрный маг не просто использует камни, они играют в его замысле главную роль.
  - Что вы хотите этим сказать?
  - Я хочу сказать, что Аваддон обосновался не в районе Тмира. В данную минуту он находится совсем близко, возможно, даже слышит каждое наше слово!
  - Надеюсь, вы не обвиняете меня в сговоре с Аваддоном? - холодно спросил Латтерн О-Тог. - Если он воспользовался моим обликом, это ещё не значит, что я...
  - Успокойтесь, вельможный токонг, - Милав коснулся руки гхотта. - Я хотел сказать, что стены этого дворца вполне могут иметь уши чёрного мага.
  - Неужели?!
  - Поэтому предлагаю продолжить нашу беседу на воздухе.
  - Согласен. Тем более что я сам чувствую чей-то интерес к нашему разговору.
  Беседу продолжили в саду, рядом с фонтаном, изображающим сидящего грифа, из клюва которого тонкой струйкой текла вода. Охрана токонга маячила за кустами. Под таким прикрытием можно было смело говорить о чём угодно, не боясь быть услышанными.
  - Итак? - Латтерн О-Тог с нетерпением ждал продолжения.
  - Теперь я могу рассказать всё. - Нарушая этикет, Милав вплотную приблизился к токонгу. - Я абсолютно уверен, что сейчас, когда мы с вами разговариваем, Аваддон находится во дворце!
  Глаза токонга округлились.
  - Вздор! - вскричал он. - Этого не может быть!
  - Если вы успокоитесь, я смогу объяснить причину своей уверенности.
  Латтерн О-Тог насупился, но ничего не сказал.
  - Ваше молчание я понимаю как согласие меня выслушать? (Лёгкий кивок головы вельможного гхотта.) Тогда слушайте. Наше плохое самочувствие в течение всего времени, которое мы здесь находимся, говорит о постоянном воздействии не только на нас, росомонов, но и на самих гхоттов - я слышал разговоры об этом некоторых служанок и даже солдат из охраны. Это говорит, что воздействие идёт не на отдельного человека, а на весь дворец в целом, и оно непосредственно связано с теми камнями, которые пошли на его постройку. Далее. Неоднократное появление некоторых довольно странных личностей свидетельствует, что они пришли не со стороны парка, потому что ваши солдаты службу несут весьма исправно (новый кивок вельможного гхотта). Спрашивается - откуда они могли взяться? И последнее. Я имею в виду то, что произошло со всеми слугами во дворце. Вечером перед сном они были совершенно нормальными. Превращение произошло в начале ночи. Оно было избирательным. Перед этим всех слуг и служанок собрали в одной комнате и лишили рассудка. Сотворить подобное мог только тот, кто сам находился в этой комнате. Иначе метаморфоза могло затронуть кого-либо из охраны или нас. Выходит, Аваддон имеет возможность спокойно разгуливать по летнему дворцу малолетнего короля как в своём собственном замке!
  Латтерн О-Тог криво усмехнулся.
  - Рассказ весьма занимателен, - сказал он. - К сожалению, ваши предположения я могу легко разрушить одним-единственным аргументом!
  - Буду рад услышать, - спокойно ответил Милав.
  - Вы говорите, что Аваддон вас преследует во дворце. Так?
  - Так.
  - И что он воздействует на вас через камни своего разрушенного чертога?
  - Именно.
  - Тогда ответьте мне, каким образом он сумел всё это просчитать, если даже я до последней минуты сомневался, куда вас везти - в Тмир или сюда?
  Раздумывать над ответом Милав не стал:
  - Во-первых, Аваддон обладает даром предвидения, и он мог знать, что мы остановимся именно здесь. Во-вторых, я вовсе не настаиваю на том, что всю чертовщину с камнями, насыщенными чёрной магией, он проделал исключительно ради нас. Всё это предназначалось другому.
  - Кому же?
  Милав огляделся по сторонам, наклонился к самому лицу Латтерна О-Тога и тихо сказал:
  - Вазыэку Четвёртому - малолетнему королю гхоттов.
  - Что!
  Латтерн О-Тог побледнел.
  - Вы...Вы забываетесь! Я не позволю!
  - Если вы не будете перебивать и дослушаете до конца, то поймёте - я прав.
  Некоторое время Латтерн О-Тог тяжело дышал, бросая на росомона свирепые взгляды.
  - Хорошо... Говорите!
  - За последние три года положение Аваддона изменилось в худшую сторону. Его способности частично утрачены (об этом в следующий раз), соратники бегут на другую сторону Великой Водной Глади, замок разрушен до основания. И, наконец, правители страны Гхотт вовсе не собираются делиться с ним своей властью. Как должен поступить человек, честолюбие которого настолько огромно, что буквально разрывает его на части? Он решает воспользоваться строительством летнего дворца для юного короля Вазыэка. Он внушает ответственному за строительство воспользоваться готовыми блоками с разрушенной крепости (до этого блоки возили из каменоломни, камень которой шёл на строительство всех крупных сооружений в Тмире, и никому не приходило в голову, что это далеко). Блоки с развалин замка Аваддона содержат эманацию зла и способны излучать его сколь угодно долго, с силой, которую определяет воля Аваддона. Далее, сам чёрный маг в процессе строительства влияет на рабочих таким образом, что они возводят ряд секретных комнат, о которых никто ничего не знает, потому что все исполнители по завершении работ гибнут. Думаю, вам неизвестно, что при строительстве дворца умерло более двухсот человек! Такие потери сопоставимы с потерями при осаде крепости. Но Аваддона мало заботят судьбы каких-то там простолюдинов. Его цель одна - дождаться, когда Вазыэк Четвёртый будет в состоянии проводить свой отдых в этом дворце. И вот тогда для Аваддона откроется широкое поле деятельности. Он сможет влиять на молодого короля таким образом, что через год-два королевским токонгом может оказаться он сам, а потом ему и король будет не нужен! Он с помощью своих потайных комнат сможет совершать какие угодно подмены, кражи, убийства...
  Латтерн О-Тог долго молчал.
  - Трудно не поверить в то, что вы рассказали... Мне одно непонятно: где скрывается Аваддон? Не будет же он сидеть в одной из своих потайных комнат и дожидаться, пока его обнаружат?
  - Разумеется.
  - Тогда, как он проникает во дворец?
  - Пока не знаю, но я рассчитывал на вашу помощь.
  - На мою! - вскричал вельможный токонг. - Как вы себе это представляете?
  - Аваддон проникает внутрь дворца с помощью входа, который открывается только магией. Если бы это было не так, я давно бы его обнаружил. К сожалению, я не силён в колдовстве, поэтому прошу вашей помощи в поиске зачарованного входа. Иного пути у нас нет.
  Латтерн О-Тог долго смотрел на льющиеся струи воды и молчал. Милав не решался нарушить его размышления, опасаясь вспыльчивого нрава гхотта - если токонг откажется, росомонам самим найти Аваддона едва ли удастся.
  Наконец, королевский токонг принял решение и подозвал Милава.
  - Если бы дело касалось любого жителя нашей страны, или даже меня самого, я бы не согласился на ваше предложение. Но затронута честь Вазыэка Четвёртого и горе тому, кто помыслил причинить ему зло! Я согласен. Идёмте.
  Латтерн О-Тог быстрым шагом направился во дворец.
  - Когда вы успели узнать о потайных комнатах и недомогании гхоттов? - поинтересовался Кальконис, когда они немного отстали от Латтерна О-Тога.
  - Нет там никаких потайных комнат! Солдаты со слугами на здоровье тоже не жалуются, - шёпотом Милав.
  - Вы обманули токонга короля! - ужаснулся Лионель.
  - Не обманул. Я ввёл его в заблуждение...
  - А если он узнает?
  - Свалим всё на Аваддона. Дескать, проклятый колдун с помощью чёрной магии растворил все секретные комнаты! После сегодняшней истории со слугами гхотты чему угодно поверят!
  - И всё же это некрасиво... - Кальконис был расстроен поступком Милава.
  - "Красиво", "не красиво", - передразнил Лионеля Ухоня. - Напарник, я на твоей стороне! Вы только посмотрите, что эти гхотты вытворяют...
  - Так-то оно так, - сэр Лионель страдальчески вздохнул, - и всё-таки...
  - Хорошо, - сжалился Милав. - Если от этого вам станет легче, то я обещаю завтра же рассказать Латтерну О-Тогу об этом обмане. Теперь вам полегчало?
  - О! Теперь я сам готов искать эти магические двери! Надеюсь, насчёт них вы не ввели токонга в заблуждение?
  - Нет. Дверь должна быть. И мы её найдём!
  
  
  ГЛАВА 15:

"Засланцы" Аваддона

  
  
  У парадного мраморным крыльцом Милав догнал токонга, и обратился к нему со словами:
  - Прежде, чем мы приступим к поискам, я хотел бы вам сказать ещё кое-что.
  Латтерн О-Тог остановился.
  - Я слушаю.
  - Когда мы найдём магическую дверь, за ней может оказаться что угодно - Аваддон не из тех, кто радуется незваным гостям.
  - И что же?
  - Сколько у вас воинов?
  Латтерн О-Тог перевёл взгляд на начальника дворцовой стражи. Тот быстро ответил:
  - Трое убиты, пятеро ранены. В строю четыре полных децимы!
  Милав покачал головой:
  - Этого недостаточно.
  - Со мной всегда три децимы охраны, - сказал королевский токонг надменным голосом. - Этого тоже мало?
  - Пусть все солдаты, которые могут сражаться, следуют за нами, - попросил Милав. - Если мы найдём дверь, то времени на сборы не будет.
  Латтерн О-Тог отдал команду и спросил у кузнеца:
  - Теперь - всё?
  Милав улыбнулся уголками губ и ответил:
  - Боюсь, что это далеко не всё...
  Токонг презрительно фыркнул и направился в распахнутые слугами двери.
  В течение долгого времени странная процессия двигалась по дворцу, переходя из одного зала в другой. Во главе процессии шёл сам королевский токонг Латтерн О-Тог, производя замысловатые движения руками. Он искал следы магического воздействия на материальную структуру дворца. За токонгом следовали Милав, Кальконис и Ухоня. Затем - начальник королевской стражи, за ним - личная охрана токонга. В самом конце многочисленного шествия брели бравые парни из охраны, считавшие, что они разыскивают оставшихся злодеев, умело маскировавшихся под дворцовых слуг. В первые минуты поисков все были насторожены и вздрагивали от малейшего шороха, но потом, по мере того как всё больше комнат, залов, лестниц, переходов оставалось пройденными, а результаты розысков были нулевыми, Латтерн О-Тог и его сопровождающие непростительно расслабились. Воины растянулись на много комнат, а те, которые находились рядом с вельможным токонгом, вели себя слишком беззаботно.
  Милав дважды обращал внимание Латтерна О-Тога на вольное поведение солдат, но токонг только отмахивался, обозвав росомона паникёром. Милав обиду стерпел, однако подал знак Кальконису и Ухоне быть настороже, потому что они приближались к памятной комнате, в которой этой ночью слуги участвовали в странном шествии вокруг стола. Милав был уверен, что Аваддон с ними просто играет, и что он обязательно нанесёт удар первым в самый неподходящий для гхоттов и росомонов момент.
  А Латтерн О-Тог, порядком уставший от долгого бесцельного блуждания по дворцу, начинал терять терпение. Он заявил, что следующая комната будет последней, после чего с подчёркнутой небрежностью приступил к ритуалу. Едва он развёл ладони в стороны, случилось то, что обязательно должно было случиться с надменным и чопорным гхоттом - массивный стол исчез. На его месте все, кто в этот миг находился в комнате, увидели колеблющийся круг, открывающий вход в подземелье. Латтерн О-Тог отшатнулся, заметив, как из ледяного подземелья в комнату хлынули создания тьмы столь омерзительной наружности, что многих просто стошнило, а многие от страха отпрянули назад. В итоге перед лавиной ужасных созданий остались лишь трое росомонов, сам Латтерн О-Тог, начальник дворцовой охраны и несколько воинов из личной гвардии токонга. Остальные оказались отрезанными массивными дверями, закрывшимися сами собой.
  Всё случившееся походило на ловушку, но Милав этому только обрадовался - он устал гоняться за Аваддоном и жаждал личной с ним встречи. Кузнец не боялся чёрного мага, потому что, готовясь к решающей схватке, хорошо изучил своего врага. Наверное, Аваддон догадывался об этом, потому что послал навстречу Милаву своих далеко не самых лучших воинов.
  Между тем, тёмное воинство продолжало вытекать из колеблющегося контура магическое двери, оттесняя немногих гхоттов и росомонов к закрытому окну. Милав позволил гвардейцам заняться своим прямым делом, - то есть охранять драгоценную жизнь вельможного токонга, а сам с Кальконисом и Ухоней приступил к уничтожению омерзительной рати. Рать оказалась необыкновенно многочисленна, поэтому "работы" хватило всем: и Милаву с его Поющим Сэйеном, и Кальконису с его полуаршинным клинком, и Ухоне с его огромными клыками.
  Время словно остановилось. Шум, вой, гам слились в единый говорливо-звенящий поток, от которого закладывало уши и ломило в висках. Скоро к росомонам присоединился начальник королевской стражи, оказавшийся искусным фехтовальщиком и отчаянным рубакой. После того, как в бой вступили остальные гхотты, первая волна нападавших была быстро рассеяна. Последние твари, видимо услышав призыв мага, поспешили вернуться туда, откуда пришли.
  Заметив, что воинство бежит, Милав понял: магическая дверь, которую они так долго искали, может захлопнуться в любую минуту. Следовало поторопиться, чтобы не лишить Аваддона "удовольствия" ещё раз пообщаться с росомонами. Кузнец крикнул тем, кто находился с ним рядом: "Не отставать!", и ринулся в магический круг. В недолгом полёте успел "приложить" двух особенно мерзких тварей, слишком медленно перебиравших уродливыми лапами. Отбросив в сторону заверещавших монстров, замер в ледяном чреве, готовый отразить нападение любого, кто притаился за мутной завесой смрадных испарений.
  Рядом что-то звякнуло. Милав, не меняя положения тела, скосил глаза. Кальконис в порванной куртке, с рубленой раной на голове, но со счастливыми глазами стоял рядом.
  - Я с вами! - прошептал он и потеснился - в подземелье спрыгнуло ещё несколько воинов.
  Сверху долетел обиженный голос:
  - Напа-арни-ик! Не бросай меня...
  Вслед за этим на головы воинов обрушилась огромная кошка. Гхотты от неожиданности попадали, а когда поднялись на ноги, магической двери уже не было - они оказались внутри подземелья.
  - Похоже, я всё-таки успел! - обрадовался ухоноид.
  Милав осмотрел всех, кто успел спрыгнуть. Всего их набралось девять: трое росомонов, начальник королевской стражи, четверо из личной охраны токонга и девятый воин - в высоком шлёме, закрывавшем почти всё лицо - видимо, из числа дворцовой стражи.
  - Не густо, - подытожил Милав и обратился к начальнику королевской стражи: - Как звать тебя?
  - Таби Мром.
  - Послушай, Таби, ты рубака что надо, поэтому скажу тебе прямо без обиняков: путь, в который мы собрались - это путь в один конец. Нам-то выбирать не приходится, потому что мы пришли за жизнью чёрного колдуна. У вас же выбор есть. Вы можете остаться здесь и ждать, что вас спасут. Правда, надежда на это невелика. Однако она больше, чем возможность остаться в живых, отправившись вместе с нами. Решай. У тебя ещё есть время.
  Милав отошёл от гхоттов.
  - У вас кровь на лице. Вы ранены? - обратился он к Кальконису.
  - Так, царапина, - отмахнулся тот.
  - Ухоня, ты как?
  - Почти хорошо...
  - "Почти"?
  - Какая-то мелкостная тварь укусила меня за хвост!
  - И ты простил такое оскорбление?
  - Как же, простил! Я не только с ним разобрался, но ещё успел поработать его телом, как дубиной!
  - Этому можно верить?
  - Сидел бы ты здесь, если бы не я!
  - Хороший вопрос, - улыбнулся Милав, - я подумаю над ним...
  К Милаву подошёл Таби Мром.
  - Гхотты уважают храбрость, а не безрассудство. Мы не позволим росомонам идти одним. У девятерых шансов выжить в три раза больше, чем у троих!
  Милав сжал плечо гхотта и обратился ко всем:
  - Наша цель - колдун Аваддон! Мы сможем выбраться из этого лабиринта, только в том случае, если одолеем его. Кто не согласен, может оставаться здесь. Мы заберём его на обратном пути, когда всё закончится... Разумеется, если сможем найти!
  - Ладно, шутник, - махнул лапой Ухоня, - хватит душещипательных речей. Пора с гостеприимным хозяином встретиться. А то некрасиво получается - мы к нему в гости со всей душой, а он...
  - Ухоня! - строго сказал Милав.
  - Что? - возмутился ухоноид. - Я только хотел сказать, "а он к нам мерзость всякую засылает!". Видели мы этих "засланцев"! Они неплохо хрустят на зубах!
  - Ухоня! Не порть аппетит! Я ещё не утратил надежды попасть на банкет по случаю долгожданной кончины Аваддона!
  - А он сам-то об этом знает?
  - Пока нет. Но мы для того и идём, чтобы сообщить ему эту приятную новость...
  Шутки кончились, едва немногочисленная группа двинулась по каменному лабиринту. Единственный факел, который им удалось соорудить из всего, что они смогли собрать по своим карманам (тряпки, остатки оливкового масла у одного запасливого солдата, поломанное древко копья), давал мало света и больше разъедал глаза, чем освещал путь. Милав шёл впереди, внимательно изучая дорогу, больше надеясь на приобретённые умения, чем на неверный свет факела.
  Неприятности начались скоро. В панике сбежавшие от слаженных действий гхоттов и росомонов твари из тёмного воинства Аваддона почувствовали себя в неосвещённом лабиринте много увереннее и принялись нагло атаковать, пользуясь почти полной слепотой людей. Милаву пришлось изменить строй своего отряда. Теперь первым шёл он, а последним двигался Ухоня, которому свет тоже был не нужен.
  Таким порядком идти стало легче. Правда, ужасные вопли, издаваемые отдельными особями тёмного воинства в тот момент, когда Ухоня "пробовал их на вкус", не придавали оптимизма отряду. Скорее наоборот. К счастью, продолжалось это недолго. Многие с удивлением заметили - в каменном лабиринте посветлело. Одновременно стало ясно, что коридор выровнялся и теперь идёт горизонтально.
  - Вам не кажется странным, что подземный ход не имеет ответвлений? - спросил Кальконис.
  - Не кажется, - откликнулся Милав. - Аваддон строил его не для того, чтобы ловить нас с вами, а чтобы попасть из какого-то определённого места в новый дворец. Едва ли с помощью магии он станет творить новые ходы - для этого нужно много времени и сил. Скорее всего, он приготовится к нашей встрече где-то недалеко от того места, где затаился.
  - А далеко это?
  - Если бы я знал...
  
  
ГЛАВА 16:

Последняя встреча.

  
  Они шли больше часа, а обстановка вокруг не менялась. Всё те же гранитные стены, вспыхивающие алмазными блёстками вкраплений слюды, всё тот же ровный бледный свет, источник которого определить не удалось. Ещё через полчаса Милаву пришлось признать, что они идут по ложному следу. О своих сомнениях он сказал Таби Мрому и Кальконису. Гхотт советов давать не стал (откуда они возьмутся, если он ни разу не сталкивался с коварством чёрного мага?). Кальконис тоже оказался не способен помочь Милаву. Он видел вокруг лишь безжизненные каменные стены, и даже свечение воздуха воспринимал не так как Милав.
  Пришлось кузнецу всю ответственность за непростое решение взять на себя. Он раздумывал долго. Самым правильным казалось вернуться в темноту, из которой они с такой надеждой вышли. Но именно появившееся чувство надежды и настораживало Милава. Аваддон мог поймать своих преследователей именно на этом: лишённые света люди должны были с радостью идти на свет, даже если свет этот - лишь плод воображения!
  Милав поделился сомнениями с Ухоней и попросил его вернуться по их следу, пока оставшиеся будут готовить новые факелы из того, что у них осталось. Ухоню упрашивать не пришлось. Едва он почувствовал, что монотонное блуждание по каменному тоннелю можно разнообразить "подземной" охотой, как задрожал всем телом и, с трудом дослушав наставления Милава, умчался в темноту. Скоро немногочисленный отряд последовал за ним.
  Шли быстро - глаза успели привыкнуть к бледному рассеянному свету, разлитому в холодном застывшем воздухе. Вернулся Ухоня с первым "трофеем". Им оказалась огромная летучая мышь, пойманная ухоноидом "с большими потерями для здоровья". Мышь поцарапала Ухоне нос, и Милаву пришлось врачевать ухоноида. С перевязанным носом Ухоня выглядел забавно. Но пострадал Ухоня не зря, его "трофей" им всем оказался полезен, потому что с его помощью Милав смог отследить тончайшую "нить" мысленного приказа, соединявшего мышь и того, кто отдал ей команду следить за людьми.
  Милав не ошибся. "Нить" тянулась от летучей мыши не в направлении опалесцирующего свечения, а в сторону непроглядного мрака. Росомон понял: именно там и скрывается Аваддон. Милав приказал, чтобы все были готовы к неожиданностям, а сам направился в сторону быстро густеющей темноты. Ухоня по-прежнему шёл в арьергарде их отряда, готовый растерзать любого, кто попытается напасть со спины. Попытки скоро последовали. Одновременно спереди и сзади на людей напали омерзительные создания - Вестники Смерти, - с которыми когда-то встречался Вышата в тереме князя Годомысла. Это был серьёзный противник, и его появление могло означать только одно - росомоны слишком близко подошли к тайному убежищу Аваддона...
  Людей спасло то, что Вестники пришли за их душами не в кромешной тьме, где у людей не было шансов одолеть их, а в том месте, где умирающий свет подземелья ещё давал хоть какую-то видимость освещённости. Милав приказал всем прикрывать тыл, а сам ринулся навстречу сверкающим мельницам ужасных конечностей. Впервые за всё время, что он владел Поющим Сэйеном, Милав мог сражаться им в полную силу, не боясь ответного гнева таинственного посоха, ибо Посланники Смерти не были людьми. Их домом была запредельность потустороннего мира, и запрет Поющего на них не распространялся.
  Милав "работал" с такой скоростью и всесокрушающим гневом, что ряды Посланников быстро таяли. В это же время оставшиеся омерзительные создания набросились на людей с тыла. Там тоже закипел бой, за ходом которого Милав следить не мог - перед ним ещё оставалось достаточно противников, чтобы мгновенное отвлечение от линии боя могло обернуться для кузнеца гибелью.
  Милав понял, что они одолели Посланников лишь после того, как его Поющий перестал встречать перед собой сопротивление полуматериальных тел. Кузнец оглянулся и увидел, что и в тылу с омерзительными созданиями покончено - воины со стоном садились прямо на каменный пол. Обтерев лицо остатками своего плаща, Милав подошёл к ним. Ухоня тихо поскуливал, зализывая зияющую рану в боку (ужасный коготь Посланника разорвал его тело, словно бумажный пузырь.) Кальконис получил рваную рану левого плеча и теперь торопливо и неумело перевязывал себя.
  - Давай помогу... - Милав помог сэру Лионелю. Потом наклонился к ухоноиду: - Ты как, Ухоня?..
  - Знаешь, - простонал ухоноид, - быть нематериальным гораздо безопаснее... А вообще-то чертовски больно...
  - Потерпи, сейчас станет легче...
  Милав достал из широкого пояса плоскую склянку и принялся обрабатывать эликсиром Нагина-чернокнижника рану ухоноида. Ухоня скулил, но крепился.
  Подошёл Таби Мром.
  - Трое убито. Один тяжело ранен, наверное, скоро умрёт...
  Милав закончил с Ухоней и приблизился к умирающему. Это был один из дворцовых стражников. Он хрипло дышал. Глаза его горели болью и обидой. Милав осмотрел рану. Едва заметно кивнул Таби Мрому, соглашаясь с его мнением. Затем отвёл начальника дворцовой стражи в сторону и сказал:
  - Ему осталось недолго. Помочь я ничем не могу. Пусть умрёт спокойно. Мы подождём...
  Но подождать им не дали. Откуда-то из хладной темноты послышался дробный стук. Милав вскочил на ноги. К нему торопливо приблизились Кальконис, Таби Мром и оставшийся гхотт, голову и половину лица которого закрывал высокий шлём.
  Дробный стук нарастал.
  - Что это? - спросил Ухоня, присоединившийся ко всем. Был ещё слаб, поэтому привалился здоровым боком к ноге кузнеца.
  - Не знаю... - ответил Милав. - Что-то новенькое...
  Судя по громкому дробному стуку, из тоннеля должны были появиться уродливые гиганты, занимающие всю ширину прохода. Шум, между тем, становился всё ближе, а противника по-прежнему не было видно. Жуткое цоканье почти достигло ног Милава, но он по-прежнему ничего не видел!
  - Факел!.. - крикнул он гхотту.
  Таби Мром метнулся назад и через миг появился с коптящим факелом в руке. Свет выхватил из тьмы пустоту, в которой непонятный дробный стук приобрёл новый страшный смысл. Милав посмотрел под ноги и увидел сплошную копошащуюся массу насекомых, размером не больше его ладони. Омерзительный враг оказался незнакомым видом не то пуков, не то тараканов. "Мизгри!" - слово факелом вспыхнуло в сознании Милава, отсылая его к чему-то невообразимо далёкому. Когда Милав вновь посмотрел под ноги, то мизгрей оказалось столько, что уже через несколько минут двое гхоттов и трое росомонов оказались по пояс погребены под всё пребывающей массой маленьких врагов. Мизгри ничего не делали - они просто заваливали воинов мириадами своих тел.
  Гибель Милава и его товарищей стала очевидной. Милав лихорадочно искал выход, продолжая сокрушать противника тысячами. Но это только отсрочивало момент его гибели, потому что даже мёртвые мизгри продолжали служить воле чёрного мага - они оставались на поле боя, и гора вокруг людей неумолимо росла.
  Тяжелее всего приходилось ухоноиду. Многочисленный враг успел завалить его по подбрюшье, а каждое движение доставляло Ухоне мучительную боль. Он попробовал стать невидимым, но у него слишком много сил уходило на локализацию боли - метаморфоза закончилась неудачей. И хотя Ухоня продолжал яростно сопротивляться, забыв о боли, было понятно - продержится он недолго.
  Кальконис тоже был не в лучшей форме. Рана плеча оказалась серьёзной, и всё, что мог делать сэр Лионель, это топтать ногами и давить телом всё увеличивающиеся полчища врагов.
  Таби Мром в паре со вторым гхоттом яростно орудовали мечами, но Милав поймал его страдальческий взгляд и понял: начальник дворцовой стражи на пределе. Стало ясно - все их попытки ни к чему не приведут...
  Нужно было искать другой выход. Милав нашёл его, вспомнив о том, что Аваддон буквально трепещет от наведённого на него воспоминания о пропасти-преисподней. (Если сам чёрный маг не способен противостоять мысленным образам, созданным воображением Милава, что говорить о каких-то мелких тварях - порождениях необузданного душевного уродства Аваддона?)
  Милав немедленно приступил к осуществлению задуманного. Он перестал бороться с мизгрями, убрал Поющего, успев поймать недоумённый взгляд Таби Мрома. Затем, сосредоточившись, стал мысленно представлять себе, как из-за их спины, прямо на копошащуюся массу движется стена раскалённого пламени. Он представил, что пламя это огромно, что оно занимает весь объём прохода и нет ни единого крошечного участка потолка, стен, пола, где бы огненный смерч не изжарил всё живое и не живое.
  Мизгри вдруг заметались, волной отхлынув от ног людей. Через миг огненный смерч обрушился на них и те, которые не сгорели в первое мгновение, с писком бросились обратно в тёмную глубину подземелья. Ещё целую минуту Милав не разрушал мысленного смерча, продолжая преследовать обезумевших насекомых. Потом резко выдохнул, открыл глаза и огляделся.
  Вокруг было тихо. Ухоня лежал на холодном полу и прерывисто дышал. Кальконис привалился спиной к камню и неуверенной рукой пытался проткнуть немногих оставшихся мизгрей, копошащихся у него под ногами. Таби Мром ошалело озирался вокруг. Гхотт в шлёме одной рукой продолжал держать факел, а другой - поломанный меч.
  Милав вспомнил об умирающем и нетвёрдой походкой подошёл к нему. Молодому гхотту уже ничего не было нужно. Его глаза с немым укором смотрели в пустоту. В них не было ни боли, ни муки - только спокойствие перед бесконечно-долгой дорогой в пажити небесные...
  Милав опустился рядом с ним на колени и закрыл гхотту глаза. Потом усталым жестом провёл ладонью по своему лицу. С обжигающей горечью подумал: "Какие мы с гхоттами противники!.. Отчего такая жестокость одного народа к другому? Этот мальчик и знать не знал, где находится страна Рос, но его учили, что росомоны - его злейшие враги... Зачем? Чтобы какому-то безумному магу самоутвердиться в собственном величии? Нет! Аваддон, ты дорого заплатишь за гибель этих людей!.."
  Отдыхали недолго. Ровно столько, чтобы сложить погибших у стены и поправить сбившиеся повязки. Затем пошли в том направлении, куда отхлынули полчища мизгрей. Ухоня сам идти не мог, поэтому Милав взвалил его на плечи и пошёл вперёд, чувствуя, как торопливо бьётся сердце напарника.
  - Ухоня, ты того... не торопись покидать нас. Слышишь?
  - Да слышу, слышу! - простонал ухоноид. - Не волнуйся, такой радости я тебе не подарю...
  - Вот и славно...
  Через некоторое время они наткнулись на многочисленные обгорелые останки. В свете факела можно было рассмотреть толстые волосатые тела с раздвоенными копытами и растроенными хвостами, имеющими костные наросты в виде длинного острого шипа на конце каждого из них.
  - Ну и чудища! - вздохнул Ухоня, неплохо устроившись на плечах Милава.
  - Останки от ещё одной засады, - предположил Милав. - Выходит, я удачно запустил огненный смерч по лабиринту! Глядишь, так и до Аваддона доберёмся...
  Чёрный маг будто подслушивал их. Всё случилось настолько стремительно, что даже Милав с его невероятной реакцией ничего не успел сделать.
  Сначала они услышали отдалённый шум впереди.
  - Готовьтесь, - приказал Милав. - К нам гости!
  Потом они услышал шум позади.
  "Ловушка!" - успел подумать Милав, и в этот миг на них обрушился весь каменный свод. Кузнец, находившийся впереди, успел рвануть ухоноида с плеч и швырнуть его от себя - туда, где камни ещё не начали заваливать прохода. Ухоня ойкнул и полетел в темноту. Милав кинулся следом, чувствуя, как отдельные камни начинают пробовать его спину на прочность. Что творится за его спиной, он не знал.
  Грохот падающих камней продолжался недолго.
  ...Милав почувствовал, кто-то тянет его за руку.
  - Ухоня?.. - спросил он у тьмы.
  - Я здесь, напарник!
  Ухоня помог Милаву выбраться из-под обломков и оттащил на ровное место.
  - Постой! - встрепенулся Милав - А как же твой бок?
  - Никак... Пропал бок!
  Милав потрогал рукой тело ухоноида и с удивлением обнаружил пустоту!
  - Ты весь такой?
  - Почти. Хвост имеет плотность, но и он скоро... Так что покидаю я тебя...
  - Ты это брось! Вот разыщем Аваддона, будет тебе и знание прошлой жизни, и новенькое тело!
  - Ладно, поглядим... А сейчас пора идти.
  - Как же Кальконис и остальные?
  - Если мы станем раскапывать завал, то упустим Аваддона. Выбирай.
  Милав напряг слух, прислушиваясь к тому, что творится по ту сторону каменного завала. Сколько он не старался, не услышал оттуда ни единого звука.
  "Ничего, сэр Лионель, - подумал он, - однажды мы вытаскивали вас из подземелья. Вытащим и на этот раз!"
  Они шли в абсолютной темноте, ориентируясь по запаху и едва уловимому течению воздуха. Скоро вокруг посветлело, и они увидели впереди огромных косматых монстров, перегородивших дорогу. Ухоня, ставший к этому времени совершено прозрачным, вызвался посмотреть на стражей вблизи. Милав отпустил ухоноида, а сам неторопливо двинулся следом. Монстры были рядом, но не делали попыток напасть на кузнеца. Милав миновал их, уверенный, что стражи не захотели напасть лишь потому, что получили приказ.
  - Ухоня, - тихо позвал Милав.
  - Я здесь.
  - Эти истуканы каменные?
  - Они такие же каменные как ты! Да от них за версту разит немытым телом и протухшим чесноком!
  - Ясно, значит, Аваддон знает, что я близко. Тогда договоримся так: ни при каких обстоятельствах ты ни должен показываться перед ним. Пусть думает, что я один. И самое главное - не оконфузься, как при первой встрече с токонгом!
  - Обижаешь, напарник!
  Милав уверено зашагал вперёд. Стало заметно светлее, а потом неожиданно для себя он оказался в огромном зале, потолок и стены которого терялись в туманной дали. Недалеко от себя он увидел Аваддона. Чёрный маг был один. Он спокойно смотрел на Милава, и в его взгляде не было ни страха, ни радости. Только усталость. Милав странному спокойствию чародея крайне удивился и на всякий случай торопливо огляделся по сторонам.
   Аваддон криво усмехнулся:
  - Не бойся, мы одни.
  Милав ему не поверил.
  - Едва ли ты рискнёшь своей шкурой в поединке со мной!
  - Никакого поединка не будет. Тебе здесь не рыцарский турнир! Я слишком устал от твоего пристального внимания, поэтому с огромной радостью передам тебя тому, кто жаждет этой встречи.
  - О ком ты говоришь?
  - Сейчас увидишь...
  Аваддон отступил в сторону. Милав заметил огромный хрустальный шар. Чародей шагнул к шару, обхватил руками, и что-то быстро зашептал. Тёмного мага нисколько не волновало, что Милав остался стоять позади него, потому что не сомневался - гордый росомон никогда не нападёт со спины. А Милав, едва взглянув на хрустальный шар, испытывал непонятное чувство благоговейного страха, словно там, в сияющей прозрачной сфере, жило нечто, являющееся одновременно и отталкивающим и притягательным.
  Аваддон закончил бормотать, выпрямился, отошёл от шара. Губы его дрожали, руки тряслись, на лбу выступила испарина. Милав смотрел на чёрного мага и гадал: кто тот неведомый, который несокрушимого мага Аваддона может заставить трепетать точно былинку на ветру?
  Хрустальный шар окутался туманом, быстро распространившимся вокруг. Милав и Аваддон оказались внутри тумана. Росомон ждал, что сейчас его атакуют, и приготовился дать отпор. Но из тумана никто не появился. Кузнец с трудом дождался, когда холодные влажные космы растают, и тогда...
  Перед собой он увидел нечто невообразимое. Милав не находил слов, чтобы описать создание, проступившее за истаявшей дымкой... Ни тела, ни рук, ни ног, - только глаза! Десятки, сотни, может быть тысячи глаз не мигая следили за росомоном!
  Аваддон, стоявший рядом с Милавом, рухнул на колени и забормотал:
  - О, несокрушимый во времени, Малах Га-Мавет! Благодарю тебя, что откликнулся на просьбу твоего недостойного ученика!
  Ангел смерти огляделся. Остановив свой пылающий тысячеглазый взор на маге, спросил:
  - Зачем ты меня звал, ничтожный?
  Аваддон указал рукой на Милава и заскулил:
  - Я привёл того, кто виноват в моём поражении у росомонов!
  - Зачем он мне?
  - Он знает, где находится Талисман Абсолютного Знания!
  Малах Га-Мавет не взглянул на Милава, не обратил внимания на слова чёрного мага, продолжая озираться по сторонам. Его глаза, смотревшие сразу во все стороны, кого-то искали. Аваддон следил за своим господином, боясь пошевелиться.
  Наконец, Малах Га-Мавет повернулся к нему и произнёс:
  - Я доволен тобой. Ты нашёл его!
  - К-кого?..
  Аваддон не понимал своего господина, ведь он даже не взглянул на Милава!
  - Я всегда знал, что ты способный ученик, - продолжал Малах Га-Мавет. - Только ты один мог вернуть Талисман. И ты сделал это!
  - Но, у меня нет Талисмана!
  Малах Га-Мавет посмотрел на него десятком глаз и сказал с недовольством в голосе:
  - Не разочаровывай меня глупой болтовнёй. Я знаю, Талисман здесь. Иначе я не явился бы сюда!
  Аваддон поднял дикий взор на Милава.
  - Ты! Значит, Талисман у тебя? Отдай мне его!
  Милав был удивлён не меньше Аваддона. О ком говорит Малах Га-Мавет? Уж не сам ли Милав и есть этот Талисман! Аваддон неожиданно оказался рядом. Его трясущиеся руки тянулись к горлу кузнеца. Такое уже когда-то было... Милав оттолкнул безумного мага.
  - Оставь его! - прогремел голос Малаха Га-Мавета. - Это не он!
  Аваддон замер.
  - Но где же Талисман?
  - Здесь! - Малах Га-Мавет обвёл своим жутким мечом вокруг себя. - Он здесь!
  Милав понял, о ком говорит ангел смерти. Понял это и Аваддон, потому что осклабился и принялся теснить Милава в сторону Малаха Га-Мавета.
  - Так вот во что превратился Талисман Абсолютного Знания! Что ж, это облегчает нашу задачу! Вам всё равно не уйти отсюда живыми! Бессмертную душу росомона заберёт ангел смерти, а твой товарищ вновь станет тем, чем и должен быть - Хранителем и Талисманом Всёзнающего Ока!
  - А моего мнения никто не спросит? - долетел Ухонин голос сверху.
  - Нам это ни к чему, - отмахнулся Аваддон. - Ты навсегда связан с хрустальным шаром. Он не выпустит тебя из этого подземелья!
  - Я уже это понял...
  - Ухоня, попробуй вырваться! Я остановлю их! - закричал Милав.
  - Ты что, напарник! Чтобы я бросил тебя на растерзание этим волкам?!
  - Довольно! - загрохотал голос Малаха Га-Мавета. - Настало время получить по заслугам!
  Он занёс над головой меч, и все увидели ярко-жёлтую каплю, набухающую на кончике лезвия. От голоса ангела смерти задрожал каменный свод:
  - Смирись, Милав-кузнец, со своей судьбой! Не было случая, чтобы смертный уходил от моего меча!
  Милав заворожено следил за тем, как к нему приближается ангел смерти. Кузнец с ужасом понял, что не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. Он целиком находился во власти Малаха Га-Мавета.
  Сверху вновь послышался насмешливый голос ухоноида:
  - Аваддон! Ты что-то лепетал насчёт того, будто Всезнающее Око не выпустит меня из этого вонючего подземелья!
  - Я не собираюсь спорить с каким-то талисманом!
  - А зря, Аваддонюшка! Потому что я решил, если Око не отпускает меня, то я сам освобожу Око из его заточения!
  - Что ты такое говоришь? - похолодел Аваддон. - Да ты знаешь, что тогда случится!
  - Конечно! Ты навсегда провалишься в ту бездну, что так возлюбила тебя в последнее время. А Малах Га-Мавет навсегда лишится возможности вмешиваться в дела людей!
  - Безумец! - вскричал Аваддон. - Вместе с нами погибнешь и ты!
  - Это не такая большая цена за то, чтобы избавить мир от вас...
  Милав увидел, как уплотнился воздух, и Ухоня в последний раз принял излюбленную тигриную форму. Огромный тигр набросился на шар и стал с остервенением рвать его.
  - Не-е-ет! - закричал Милав.
  Но Ухоня неистово продолжал свою разрушительную работу и прежде, чем Малах Га-Мавет и Аваддон оказались рядом с ним, по хрустальному шару пошли трещины. Аваддон по щенячьи заскулил, а Малах Га-Мавет принялся с яростью колоть ухоноида своим жутким мечом. Но Ухоню это не беспокоило, потому что хрустальный шар лопнул, высвобождая колоссальное количество знаний. Взрыв был настолько силён, что свод огромного зала не выдержал и обвалился. Милав этого не заметил - он смотрел на тело ухоноида, которое быстро таяло в потоке извергающейся из шара энергии...
  А потом пришла тьма... Но прежде, чем она затопила сознание росомона, он увидел перед собой двух седобородых стариков...
  
  "...- Они смогли совершить невозможное!
  - Трудно поверить, но это так.
  - Теперь Великое Знание принадлежат всему миру, а не только тем, кто пользовался силой Всезнающего Ока.
  - Признаться, я не верил, что они смогут.
  - Я тоже... Но и львёнок когда-то родится слабым и немощным, и по этому комочку меха никто не скажет, что перед ним - будущий царь зверей!
  - Да, львёнок вырос. Ему больше не нужны воспитатели. Мы можем спокойно отправиться вслед уходящим..."
  
  ...Камни продолжали падать, но ни один из них так и не задел Милава.
  Если бы нашёлся сторонний наблюдатель, он бы обратил внимание, что камни летят по совершенно немыслимой траектории, нарушая все законы мироздания. Но наблюдателей не было. Камни продолжали падать так, как им приказывала чья-то несокрушимая воля...
  
  

Эпилог

  
  - Вы можете с сэром Лионелем каждый год приезжать к нам! - говорил Таби Мром перед расставанием. - Я решил уйти в отставку - королевский токонг наградил меня небольшой деревушкой на побережье! Приезжайте, будем сидеть у камина, рассказывать истории и вспоминать всё, что с нами было!
  - Не обещаю, - улыбнулся Милав. - Хотя за приглашение спасибо. Но путь в вашу страну слишком...
  - Опасен?
  - Нет, слишком долог. Лучше вы к нам приезжайте с дипломатической миссией.
  Таби Мром в последний раз взмахнул рукой, и парадный дормез Латтерна О-Тога повёз росомонов в сторону их далёкой родины. Милав долго смотрел в небольшое окно, потом спросил у Калькониса:
  - Скажите, сэр Лионель, а куда подевался второй гхотт? Я так и не успел спросить его имени.
  - Если вы хотите, я могу назвать его.
  - Будьте так любезны.
  - Извольте - Витторио Чезаротти.
  - Вот как?.. Что ж, я мог бы и сам догадаться...
  Ночью, на первом их привале, Милаву снились сны. Их было много, но три из них врезались в память так глубоко, что, проснувшись и закрыв глаза, он как наяву видел то, что там происходило...
  
  СОН ПЕРВЫЙ:
  "Ну вот, кажется всё, - подумал Вышата и увидел, как целое облако стрел взвилось в воздух и полетело на росомонов. - Выходит, прав оказался Милав-кузнец - не стоило доверять найдёнышу..."
  Стрелы валили всех без разбора - коней, росомонов, врагов...
  Под этим ураганом росомоны потеряли половину всех воинов, но те, кто остались, не пали духом. Они сделались ещё злее. Когда Вышата призвал их на последний бой, который принесёт им долгожданную свободу, ибо "мёртвые сраму не имут", за ним пошли все - и те, кто мог сражаться в полную силу, и те, кто сражаться уже не мог, но хотел хотя бы зубами достать ещё одного врага, вероломством погубившего росомонов. Этот последний бросок был поистине страшен. Росомоны не взяли щитов, они побросали даже стальные шишаки, укрывавшие их головы, и рубили, рубили, рубили врагов. Вышата был горд, что такие воины разделили с ним его последние минуты. А потом тысяцкий заметил панику в стане врагов, и чей-то знакомый голос издалека прокричал:
  - Держитесь, росомоны! Не было такого, чтобы воевода Кженский товарища в беде бросил!
  
  СОН ВТОРОЙ:
  ...Годомысл Удалой открыл глаза и с удивлением посмотрел вокруг. Он увидел знакомую обстановку собственной одрины. Но было во всём окружении что-то нереальное, что-то ненастоящее. Князь крайне удивился тому, что рядом никого нет - ни постельничих, ни других слуг. Да и воздух в комнате оказался настолько спёрт, что им едва можно было дышать.
  - Вышата!
  Годомысл хотел позвать своего милостника зычным голосом, но из горла вырвался лишь слабый хрип. Князь подумал, что это результат тяжёлого недуга, который уже давно сковал его тело. Тогда он решил подняться с одра. И тоже не смог сделать этого с первого раза - всё тело словно окаменело, не чувствовалось в нём ни сил, ни жизни. Лишь с пятой попытки сумел Годомысл встать на ноги и направиться к двери. К счастью, она оказалась немного приоткрыта (едва ли Годомыслу хватило бы сил отворить тяжёлое дубовое полотно.) За дверью он увидел знакомых гридей, и на душе у него потеплело. Он толкнул дверь, шагнул в коридор. Навстречу ему поднялись двое воинов, лица которых приняли землистый оттенок.
  Годомысл вгляделся в бесстрашных гридей, губы которых трепетали, словно крылья бабочки и громко приказал:
  - Вышату ко мне! И проветрите комнату, а то запах там, точно кошка сдохла!
  
  СОН ТРЕТИЙ:
  Баба Матрёна сидела на крыльце, внимательно изучая лежащие перед ней пучки сухой травы. Милав сидел рядом и следил за её руками.
  - Учись, Милавушка, - говорила старушка, - мне уже недолго осталось, а тебе жить да жить! Травки они, знаешь, и от телесной хвори излечивают, и от всякого сердечного недуга помогают!
  - Да не справлюсь я!
  - Тю-ю! Вспомни, как Ухоня их быстро запоминал!
  - Так то - Ухоня...
  - Конечно! Куда тебе со мной тягаться!
  Голос ухоноида исходил сразу со всех сторон.
  Баба Матрёна испуганно воскликнула:
  - Ухоня! Неужто это ты?..
  - А то кто же!
  Милав вскочил на ноги и крикнул в голубое небо:
  - Покажись, напарник!
  - Не-е-ет... Это я Милаву-кузнецу напарником доводился! А с княжичем Дагаром мне себя по другому вести следует!
  
  
  
Конец Книги Второй
  
2002г.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"