Петри Николай Захарович : другие произведения.

Колесо превращений. Книга 2: Боль об утраченной памяти

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    После событий Первой Книги минуло 2 года. Главные герои понемногу обживаются в изменившемся мире, да только не даёт им спать спокойно боль об утраченной памяти...
  
  КНИГА ВТОРАЯ:
  Боль об утраченной памяти
  
  Прошу не усмотреть в сопоставлении зла и добра условное деление,
   ибо границы так извилисты, что не поддаются земному измерению.
   "СЕРДЦЕ"
  
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: По следу тёмного колдуна
  
  Храбрость для защиты Отечества - добродетель,
  но храбрость в разбойнике - злодейство.
  А. А. БЕСТУЖЕВ-МАРЛИНСКИЙ
  
  ГЛАВА 1: Встреча
  
  ...Минуло два года.
  Вслед за февралём-бокогреем пришёл март-протальник. Весна! Оживать стала природа. Не зря в народе говорят, что весной даже оглобля сухая за одну ночь травой обрастает! Все весне рады: и звонкоголосые птички-пичужки, и прячущиеся по берлогам да по норам звери, и насекомый какой мелкостный. Но более всего матушке весне люди радуются. Зима была лютой, многоснежной, повыгребла-повымела запасы из закромов росомоновских. Вся надежда теперь на весну раннюю да скоротечную.
  В Рудокопово тоже весенняя суета. Все за приметами следят, лето загодя распознать пытаются. Вести быстро по слободам разносятся. Кто-то слышал, будто кукушка за рекой куковала часто и "шибко сильно", значит, жди тёплое время. Кто-то узрел кору на рябине и берёзе во многих местах потрескавшуюся - верная примета, что недалече уже продолжительная хорошая и сухая погода. А мальчишки разновозрастные с нетерпением ждут появления майских жуков - у этих сорванцов своя "метеорология"!
  ...Милав основательно собирался на дроворуб, помня о том, что бабушка Матрёна ещё с середины февраля-снеженя как бы невзначай напоминала: "Дроворуб - та же страда. Не нарубишь до пахоты - так зиму сырником и будешь топить!". А Милаву что, наработался в кузне за долгую-предолгую зиму. Теперь и в лес на недельку-другую можно отправиться - засиделся на одном месте. Вон, даже Ухоня и тот, словно и не ухоноид вовсе, а кот мартовский, так и норовит на улицу юркнуть!
  - Милавушка, ты и его с собой в избушку берёшь? - спросила старушка, поглядывая на слабо мерцающее в углу горницы тело уссурийского тигра.
  - А куда я без него! - откликнулся из сеней Милав.
  - Скучно мне одной-то будет, - задумчиво произнесла старушка, - он такие сказки забавные рас-сказывает, пока ты в кузне работаешь!
  - Насчёт сказок - он мастак! - усмехнулся Милав.
  Ухоня заёрзал в углу.
  - Такое впечатление, будто меня нет в этом доме, - с недовольством в голосе произнёс он. - Мог-ли бы и меня спросить...
  - О чём? - осведомился Милав.
  - Ну, например, о том, хочу ли я с тобой на заготовку дров отправиться?
  - А ты, значит, не хочешь?
  - Я этого не говорил, - быстро откликнулся Ухоня. - Но спросить могли бы!
  - Хорошо, Ухоня, - серьёзно заговорил Милав, - я тебя спрашиваю: хочешь ли ты отправиться со мной на дроворуб?
  - Разумеется, напарник! О чём речь!
  Баба Матрёна только головой покачала - дети, истинные дети!
  Ухоня, чувствуя вину за то, что оставляет старушку в одиночестве, скользнул к бабе Матрёне и стал бессовестно подхалимничать. Он тёрся о её ноги и при этом забавно мурлыкал - такая маленькая киска длиной в полторы сажени и весом в двадцать пудов!
  - Ну, тебя, - отмахнулась баба Матрёна, - отстань! Не сержусь я вовсе!
  
  За три дня Милав, по меткому выражению ухоноида, "наворотил" столько, что дров хватило бы на две зимы, поэтому кузнецу пришлось несколько охладить свой пыл. Следующие два дня они вместе с Ухоней только гуляли по лесу, выбирая для прогулок сухие места (днём снег успевал хорошо подтаять).
  В последнюю ночь перед возвращением домой, Милав спал плохо. Скорее это был не сон, а так - долгое балансирование на грани сна и бодрствования. Кузнец то проваливался в тяжёлое беспокойное забытьё, то просыпался, вглядываясь в затянутое бычьим пузырём окно, в надежде, что уже наступил рассвет. Однако за стенами избушки царила ночь, и Милав вновь погружался в тревожное состояние полудрёмы. Между тем, время неумолимо двигалось к рассвету. Незаметно подкравшись, сон всё-таки сморил кузнеца...
  
  ...ШЁПОТ?
  "...- Он болен сердцем?
  - Беспричинное сердцебиение говорит о приближении к нему существ из Тонкого Мира.
  - Ему нужно оздоровить сердечную сферу, если он желает избежать катастрофы.
  - Думаю, он сможет. Я вижу в нём яркий пламень самопожертвования. Этот доспех отведёт от него стрелы вражеские и создаст неуязвимость.
  - Но сможет ли он выстоять?
  - Сможет, потому что он помнит: сердце - посредник с Высшими Мирами!..."
  
  - Да проснись ты, наконец!
  Кто-то настойчиво тряс его за плечи. Милаву пришлось открыть глаза.
  - Ты что, Ухоня... - Милав уставился на товарища.
  - Что-что, - пробурчал недовольно Ухоня, - ты на себя посмотри!
  Милав сполз со скамьи, огляделся. За окном наступило утро. В избушку сквозь закопчённую муть пузыря попадало не очень много света, но Милав смог разглядеть и скомканную шубу на полу, и опрокинутую посуду на столе. Вслед за этим он с удивлением осознал, что спина его совершенно мокрая, а по лбу стекают струйки пота. Грудь при этом тяжело и прерывисто вздымалась, словно после долгой изнурительной работы. Кузнец вопросительно посмотрел на Ухоню.
  - Ты стонал и метался как в бреду, - объяснил ухоноид, - а потом начал так ужасно скрипеть зубами, что мне стало жутко. Я не выдержал и разбудил тебя...
  Милав подобрал одежду, чувствуя, как противно дрожат его руки.
  - Что! Опять! - воскликнул Ухоня, всё время внимательно наблюдавший за кузнецом.
  Милав отрицательно покачал головой.
  - Это не то, о чём ты подумал...
  Путь домой в Рудокопово прошёл под печатью озабоченности. Лишь приблизившись к избе бабы Матрёны, Милав почувствовал, что тревога, с самого утра овладевшая его думами, куда-то улетучилась. На душе стало легко и спокойно. Неведомый мрак, захолонувший сердце, истаял, уступив место томному ожиданию встречи с чем-то неизведанным.
  Предчувствие - следствие трудов и опыта его жизни - не подвело. Перед домом бабы Матрёны он увидел нарядные сани с тройкой всхрапывающих каурых рысаков. Людей поблизости не было.
  "Вот оно..." - подумал Милав. Душевных томлений неожиданное появление гостей не вызвало - кузнец давно был готов к чему-либо подобному.
  - Никак гости пожаловали! - обрадовался Ухоня, поспешая по лыжне, оставляемой кузнецом.
  - Хороши гости - были б целы кости... - не понятно к чему проговорил Милав, снимая широкие лыжи и входя в горницу.
  
  На следующее утро Милав и Ухоня надолго покидали избу бабушки Матрёны, ставшей для них родным домом. Впереди их ждала неизвестность...
  Возница из числа старшин тысяцкого Вышаты прибыл в Рудокопово с посланием от Тур Орога навестить кузнеца по неотложному делу. Больше посланник ничего не сказал, и Милаву с Ухоней приходилось только гадать о причине нежданного приглашения.
  Баба Матрёна вышла проводить их и не скрывала слёз.
  - Вы уж не забывайте старушку, - попросила она на прощанье.
  - Ну, что вы, баб Матрёна, - попытался успокоить её Милав, - мы быстро обернёмся - туда и обратно!
  - Пустое, - всхлипнула старушка, - сон я нынче видела... Долгая дорога вам выпадает...
  "О чем это она?" - подивился Милав, укладывая в сани свой нехитрый скарб. Но старушка пояснять ничего не стала, а только что-то тихо шептала себе под нос. Кузнец торопливо поцеловал её во влажные от слёз щёки и пробормотал:
  - Без вашего благословения мы из этих мест не тронемся. Слово даю!
  Баба Матрёна вытерла уголком платочка набежавшие слёзы. Глянув на кузнеца просветлёнными глазами, тихо промолвила:
  - Поезжайте... чего уж там...- потом потрепала Ухоню и, сгорбившись, пошла к дому.
  Кузнец с Ухоней залезли в сани, возница занял своё место, и тройка рванула со двора под звонкую трель бубенцов. Ехали молча. Говорить не хотелось, потому что в душе росла тревога: что понадобилось от них воеводе спустя два года после памятных событий? Путь их лежал в острог Выпь. Ночью сильно подморозило, полозья звонко скользили по замёрзшему насту, поэтому добрались быстро. В распахнутые ворота острога тройка влетела, словно на крыльях и, точно влитая, замерла у крыльца высокого терема.
  Встречать гостей вышел сам Тур Орог. Простоволосый, в повседневной рубахе красного цвета, он радостно приветствовал прибывших:
  - Здравствуйте, гости дорогие! Милости прошу к моему шалашу!
  Радость воеводы была искренней. Милав, сколько не вглядывался в сильно постаревшее за два го-да лицо, не нашёл в нём ничего кроме счастья человека, встретившего давних друзей. Это не соответствовало тому, что ожидал увидеть Милав. Однако вида не подал - сам был рад встречи с Тур Орогом, с которым не виделся столь долгое время.
  В гридне Милава ожидал ещё один сюрприз, да ещё какой! Едва он вошёл в комнату, как ему на-встречу шагнул Вышата, за спиной которого стоял улыбающийся кудесник Ярил! Милав почувствовал как обруч напряжённого ожидания надвигающейся беды, сжимавший его сердце все последние сутки вдруг лопнул с тонким прощальным звоном. Разве мог он опасаться чего-либо, когда вокруг столько верных друзей!
  Встреча была шумной. Все говорили разом, не слушая друг друга. Оказалось, что они впервые за последний год собрались вместе. Вышата несколько месяцев гонялся по всему приграничью за остатка-ми разбитых обров, кудесник больше года провёл в далёких землях, Милав с Ухоней трудились в Рудокопово, а воевода взвалил на свои плечи всю тяжесть по управлению вотчиной Годомысла (княгиня Ольга безвыездно проживала в уделе своих родителей). Поэтому каждому нашлось, что поведать о себе за обильным столом воеводы.
  Расходились далеко за полночь. Перед тем, как проводить Милава в его комнату, Вышата взял кузнеца за руку и негромко произнёс:
  - Ты не откажешься погостить здесь некоторое время? Мы ждём ещё одного гостя...
  Милав пожал плечами:
  - Я догадывался, что собрались мы не для того, чтобы выпить за здравие друг друга.
  Вышата с улыбкой похлопал его по плечу и удалился в свою комнату.
  - Напарник, ты случайно не знаешь, - заговорил Ухоня, мимо которого не замеченным не прошло ни одно слово в течение всего долгого вечера, - отчего у меня такое предчувствие, будто всё это мы уже проходили?..
  Милав не ответил. Осколки мозаики, просыпавшиеся на его голову, начинали складываться в определённую картину...
  
  ГЛАВА 2: Совет
  
  Гостя, о котором говорил Вышата, Милав лично не знал, но наслышан был весьма - чернокнижник Нагин. Этого имени многие боялись как огня, но и многие его же просто боготворили, считая живым воплощением Перуна. Именно он - Нагин - единственный во всей земле росомонов смог отпоить-отмолить-излечить-ицелить обеспамятевших девиц и воинов. Не всех, конечно, - хрупок сосуд души человеческой, - но многих, очень многих.
  Именно его в тереме воеводы все ожидали с непонятным для Милава нетерпением. На вопросы, обращённые по этому поводу к Вышате, тысяцкий только отмахивался: "Подожди. Вот Нагин объявит-ся - тогда...". А что "тогда" - ни слова, ни полслова. Ухоня - большой любитель всяких ребусов - предложил версию: дескать, всё это как-то связано с Годомыслом. Милав не стал ни спорить, ни согла-шаться, доверившись словам тысяцкого "подождать".
  Нагин объявился вечером. Это был не старик (как мысленно его представлял себе Милав, памятуя о великой славе чернокнижника). Невысокого роста крепкий мужчина вошёл в гридню, где в эту минуту все сидели за широким "совещательным" столом. Низким поклоном поприветствовал собра-ние.
  - Попутного ветра и доброго здравия всем и каждому! - произнёс он глухим низким голосом, уса-живаясь на предложенное Тур Орогом место.
  - Потрапезничаешь с дороги? - спросил воевода.
  Нагин отказался.
  - Коли дело приспело, не до трапезы.
  Нагин внимательно осмотрел всех присутствующих, дольше всего задержавшись взглядом на Ухоне, возлежавшем в углу искрящейся грудой меха. Потом перевёл взор на Милава:
  - Давно я хотел с тобой встретиться...
  Милав склонил голову в знак внимания и тем ограничился, потому что в происходящем ровным счётом ничего не понимал. Нагин ещё раз вгляделся в кузнеца, разгладил морщины на лбу и спросил:
  - Я вижу, Милав ни о чём не догадывается?
  За всех ответил Тур Орог:
  - Тебя ждали. Не хотели раньше времени его тревожить.
  - Что ж, - вздохнул Нагин, - придётся мне обо всём ему поведать.
  Милав внутренне сжался. Вся предыстория последних дней уже подготовила его к принятию лю-бой новости, какой бы ужасной она не оказалась. И всё же...
  - Я думаю, - заговорил Нагин, обращаясь к Милаву, - пришло время и тебе узнать чёрную но-вость - АВАДДОН ЖИВ!
  Сердце дрогнуло и остановилось. За ничтожный миг Милав сумел вспомнить всё, что произошло с ним и всем краем росомонов два года тому назад. Видения были столь яркими и осязаемо материаль-ными, что Милав почувствовал даже запах запаниковавшего Аваддона в тот миг, когда смрадная безд-на распахнула свои объятия, чтобы принять в своё лоно любимое детище Малаха Га-Мавета...
  Тук...
  Тук-тук...
  Тук-тук-тук... Сердце застучало ровнее, и Милав увидел прямо перед собой огромные зелёные глаза Нагина-чернокнижника.
  "Неужели я потерял над собой контроль?" - со стыдом подумал Милав, ожидая услышать от дру-зей слова сочувствия. Но глаза Нагина смотрели спокойно с пониманием. Милав понял: ужасную но-вость он принял достойно.
  - Молодец, Милав! - произнёс Нагин с уважением. - Пожалуй, даже я воспринял эту новость с меньшим самообладанием.
  Милав ничего не ответил. Он ждал объяснений.
  - Месяц тому назад, - заговорил кудесник Ярил, - Вышата выследил и разбил последние крупные силы обров. В полон взял множество самого разного народу: и рабов - бывших росомонов, и знатных обров, и всяких мелких людишек. Среди раненых обров оказался один, на которого Вышата обратил особое внимание. Одет он был необычно, и речи в бреду горячечном произносил весьма странные - всё с господином своим беседовал и называл его не иначе, как "великий маг Аваддон"... Вышата в спеш-ном порядке доставил того обра сюда, в острог Выпь. А уж здесь Тур Орог распорядился его к Нагину отправить.
  Кудесник замолчал, Милав перевёл взгляд на чернокнижника.
  - Я проверил его сознание - не обманщик ли подосланный теми же обрами, чтобы умы наши сму-щать именем проклятым. - Нагин на минуту замер, подумал недолго и продолжил: - Раненый не лгал. Я прочёл об этом в его открытом сознании. Прочёл и то, что на самом деле он вовсе не обр, за которого себя выдавал, а лорд Катавэйн из страны Гхотт и ближайший соратник Аваддона.
  В комнате повисла тишина. Все ждали продолжения.
  - В сознании Катавэйна я обнаружил сильнейшую блокаду, дальше которой пройти не могу. Всё что мне удалось узнать - лорд Катавэйн прибыл к обрам около года назад. Он колесил возле границы наших земель, захватывая беспечных торговцев и охотников. Его интересовал только один человек...
  Нагин не назвал имени, но Милав был уверен, что речь идёт о нём.
  - Ты не узнал, зачем он искал... - Тур Орог осёкся, едва не назвав имени кузнеца, - ...этого росо-мона?
  Нагин покачал головой:
  - Блокада очень сильная. Если я попытаюсь её одолеть, то лорд Катавэйн, без сомнения, лишится рассудка.
  - А нужен ли нам его рассудок? - воскликнул Вышата, которого мало заботило здоровье какого-то там гхотта, пусть и весьма именитого. (Насмотрелся он за этот год на бесчинства обров, поэтому имел к ним свои счёты.)
  Кудесник укоризненно покачал головой:
  - Не месть должна руководить тобой, тысяцкий, а справедливость.
  Вышата заёрзал на своём месте, но перечить Ярилу не решился.
  - Что ещё поведаешь нам, уважаемый Нагин? - спросил Тур Орог.
  - У обров, коих полонили вместе с лордом Катавэйном, удалось узнать, что прибыл он в ставку Уюрчи не один. Было с ним ещё несколько воинов. Все они потом разошлись в разные стороны, и судь-бы их никто не ведает...
  - Значит, не один Катавэйн шпионит за нами, - подытожил Тур Орог.
  - Не один, - согласился Вышата. - С западных рубежей доходят сведения, будто по землям родст-венных нам полионов люди подозрительные ходят и смущают народ речами непутёвыми о пришествии в скором времени некоего "избавителя". Думаю, не нужно объяснять, что под этим именем подразумевается Аваддон?
  Собеседники переглянулись. Заговорил Нагин:
  - Если собрать все обрывочные сведения воедино, то получается, что Аваддон готовит вторжение?
  Вопрос был ни к кому, но воевода попытался на него ответить:
  - Мы помним, что смог сотворить один маг в нашей земле. Страшно представить, что случится, если к нам хлынут полчища под покровительством Аваддона!
  Вышата возразил:
  - Мне кажется, не стоит преувеличивать силу чародея. Да, как маг он очень силён, но реальной власти в стране Гхотт он не имеет. Аваддон не может объявить нам войну.
  - Ему это не нужно, - возразил кудесник.
  - Откуда такая уверенность? - осведомился Тур Орог.
  - Аваддон - тёмный маг, его стихия - демоны. Он не нуждается в людях для осуществления своих планов. События в крепости Годомысла два года назад тому доказательство.
  - Может быть и так, - запальчиво произнёс Вышата, - но это не значит, что мы должны спокойно сидеть и ждать, когда чародей "осчастливит" нас своим посещением?
  - Я этого не говорил, - спокойно ответил кудесник. - Мы собрались здесь именно для того, чтобы решить, как быть дальше. Делать вид, будто ничего не происходит, больше нельзя.
  - Усилить западные рубежи новыми острогами мы, конечно, можем, - задумчиво заговорил воевода, - войны с обрами ещё долго не будет. Но окажется ли это достаточной защитой, если Аваддон действительно отважится напасть на нас?
  - А что если... - Вышата привстал за столом.
  - Знаю! - махнул рукой Тур Орог, перебив тысяцкого. - Ты хочешь предложить добить Аваддона в его собственной цитадели?
  Все улыбнулись, а Вышата смутился.
  - Ну, я не то, чтобы... - пробормотал он.
  - Мысль благородная, но невыполнимая, - покачал головой Тур Орог. - За землями полионов ле-жит страна Виг. Чтобы преодолеть её, нам придётся полонить весь их народ. Мы не завоеватели. Этот путь не для нас.
  - Знаете, а в этом что-то есть... - подался вперёд кудесник.
  Все посмотрели на него.
  - Я имел в виду попытку достать Аваддона в его же логове! - пояснил Ярил.
  Тур Орог с сомнением покачал головой:
  - Безумная затея! Сколько росомонов могут преодолеть землю вигов, чтобы не вызывать подозре-ния? Десять человек? Пять?
  - Действительно, - согласился кудесник. - И пять крепких мужчин вызовут подозрения, если ста-нут расспрашивать дорогу в страну Гхотт.
  - А если не расспрашивать? - предположил воевода.
  - В стране Гхотт никто из росомонов не был, - возразил кудесник. - Нам дорога в те далёкие зем-ли неведома.
  - У меня есть человек, который там жил! - хитро улыбнулся Тур Орог.
  Кудесник удивлённо посмотрел на воеводу:
  - Уж не шутка ли это, Тур?
  - Совсем нет. К тому же этого человека вы все хорошо знаете.
  - Не томи, воевода! - взмолился Вышата.
  - Я говорю о Кальконисе...
  В комнате повисла тишина. Недоумение читалось на лицах росомонов.
  - Ну, воевода, и удивил ты нас! - вздохнул поражённый Ярил. - Кальконис, принимавший участие во всех грязных делах Аваддона, по-твоему, поможет нам одолеть чародея!
  - А почему нет? - в свою очередь удивился Тур Орог. - Мы пообещаем ему свободу в обмен на его помощь.
  - Его помощи как раз достанет на то, чтобы предать росомонов в ближайшем городе вигов! - Вы-шата отнёсся к словам воеводы с недоверием.
  - А это уже забота тех, кто пойдёт в логово Аваддона...
  - И кто пойдёт?
  Вопрос, заданный Вышатой, давно витал в воздухе. Все в напряжении замерли.
  - Я пойду... - выдохнул Милав, молчавший почти всё время, пока шли споры.
  - И я! - сразу же встрепенулся Вышата.
  Тур Орог молчал. Принять решение ему было непросто.
  - А вы не подумали о том, что Аваддон, возможно, именно этого добивается? - неожиданно спро-сил долго молчавший Нагин.
  - Чего? - не понял воевода.
  Чернокнижник пояснил:
  - Если Вышата прав в том, что Аваддон не в состоянии собрать у себя дома достаточно сил, чтобы вторгнуться в нашу страну, то он вполне может действовать хитростью. Тогда возня вокруг погранич-ных земель и слухи об "избавителе" - всё это только для того, чтобы выманить Милава из нашей земли!
  Слова Нагина могли быть правдой. Скорее всего, они и были правдой.
  - Я всё равно пойду! - заявил Милав твёрдо. - Потому что кроме боли за Родину, во мне живёт боль об утраченной памяти...
  
  ГЛАВА 3: Скит Ярила
  
  Бабушка Матрёна - святая душа - оказалась права, предсказав Милаву и Ухоне дальнюю дорогу. Только не сразу предстояло им отправиться в путь неблизкий, в страну неведомых гхоттов. Сначала, по настоянию кудесника Ярила, Милаву следовало пройти первую ступень посвящения, то есть приоб-щиться к природе так, чтобы слиться с ней, впитать в себя всю её силу, всю её красоту. Ибо грязь и мер-зость чёрного колдовства можно было победить только светлой душой, наполненной первозданной красотой молодой земли росомонов.
  Милав был не против затеи кудесника, однако по наивности не представлял себе, что это за штука такая - первая ступень посвящения. Ярил объяснил суть дела, когда через неделю после совета в остро-ге Выпь, они прибыли в скит кудесника - маленькую невзрачную избушку, вросшую по самые окна в песчаную почву дремучего бора. На вопрос Милава о причине ужасного состояния его "дома", кудес-ник с обычной улыбкой ответил:
  - Учись видеть не форму, а содержание...
  - Мы ещё внутри не были! - встрял Ухоня. - Откуда мы знаем, что там?
  - Там только стол да скамья, - отмахнулся кудесник от назойливого ухоноида. - Но они - лишь форма убогая. Вы же должны искать содержание, то есть глубинный смысл привычных вещей.
  - Похоже, попали мы с тобой, напарник, в природную лабораторию, - с грустью прошептал Ухо-ня. - Старик с нас десять шкур сдерет, и сорока потами омоет! Как пить дать!
  - Обязательно сдеру, - пообещал кудесник, расслышавший шёпот ухоноида, - вот с тебя и начну!
  Впрочем, Ухоне не о чем было беспокоиться, потому что ритуал посвящения касался только Ми-лава. Роль Ухони сводилась к молчаливому созерцанию и "прочувствованию" торжественности момента, чем он и занимался изо всех сил. Все долгие четыре месяца, пока они жили у кудесника, Ухоня поддерживал своего товарища как мог, потому что испытание, выпавшее на долю кузнеца, было поистине запредельным.
  - Прежде всего, следует очистить твой дух от скверны чёрных превращений, - говорил кудесник, готовя Милава к таинству. - Иначе тебе никогда не избавиться от влияния Аваддона. Будем лечить ду-шу через тело. Сможем очистить тело, тогда и дух твой воспарит, точно пичуга в поднебесье. Готов ли ты, Милав, к труду тяжкому, к победе духа над плотью?
  - Готов... - неуверенно ответил Милав.
  Таинственность слов и всех приготовлений Ярила ненадолго выбила кузнеца из привычной колеи. Он начал сомневаться: выдержит ли то, о чём с огнём в глазах говорит кудесник? Однако пути назад не было. Свой выбор Милав сделал ещё там, в тереме воеводы. А коли так...
  Две недели Милав "сидел" только на растительной пище. Ни малой толики мяса животных, ни крохотного кусочка рыбы, в обилии водившейся в речке, протекавшей под горой недалеко от избушки. А потом началось! Кудесник назвал это "голодостоянием без воды". При слове "голод" Милав испытал противоречивые чувства, однако целиком доверился Ярилу.
  Первые двадцать дней оказались самыми "лёгкими" после растительной "диеты". Сутки через су-тки. Это значит, один день Милав кушал (в основном - растительную пищу, столь излюбленную кудес-ником, лишь иногда позволял себе немного рыбы). К вечеру Милав напивался родниковой воды "до отвала", а следующий день "терпел" - ни пил, ни ел. Далее опять - день кушал, день "терпел". Через двадцать дней Милав понял, что новые порты, сшитые ему сердобольной старушкой перед самым отъездом, стали весьма великоваты, зато грудь, и без того немалой ширины, раздалась ещё больше.
  - Молодец, Милав! - похвалил довольный кудесник и объявил: - Пора шагнуть на другую сту-пеньку.
  Вторые двадцать дней прошли тяжелее. Двое суток через двое. В "голодные" дни - ни капли воды. Кудесник внимательно наблюдал за тем, как Милав "выходит" из голодовки: сначала напиться воды, через некоторое время немного кипячёного козьего молока или рыбьего бульона, а потом можно кушать всё. После этого этапа, одежду пришлось ушивать, а Ухоня стал ворчать о том, что скоро даже ветер сможет гнуть Милава, словно травинку малую. Кузнец с ним не согласился. Продолжая выполнять нехитрую работу по "хозяйству" кудесника, состоящего из одной козы, которую Ярил держал не столько для себя, сколько для тех страждущих, которые приходили к нему за помощью, Милав не чувствовал ни упадка сил, ни слабости. Напротив, физический труд доставлял ему истинное наслаждение.
  - Добро, - подвёл итог кудесник, - шагнём дальше...
  Это было совсем непросто. Трое суток через трое - три дня питаться и три дня ни есть, ни пить. Без пищи ещё туда-сюда, но без воды! Иногда Милав в "сухие" дни ловил себя на том, что старается все работы выполнять поближе к воде. Совершенно бессознательно ноги сами несли его к речке, но кудесник был начеку. Он всё время был рядом, и к удивлению кузнеца питался также как и он, давая себе "послабления" лишь в отношении воды. Видя перед собой такой пример, Милав держался.
  Перед следующим этапом кудесник долго и тщательно обследовал тело кузнеца: слушал дыхание, сгибал-разгибал суставы, заглядывал в глаза и даже принюхивался к его дыханию.
  - Ну, как? - спросил Милав, в тайне желавший, чтобы Ярил обнаружил у него скрытую болезнь, которая не позволит проводить дальнейшее восхождение.
  Кудесник с привычной улыбкой ответил:
  - Шагнём, Милав-кузнец! Здоровьишка хватит!
  "Насколько?" - хотел спросить Милав, но не спросил, вдруг с удивлением обнаружив, что воспринимает мир по-другому, - радостнее что ли...
  Четвёртый этап: четыре через четыре. Это тяжело. Невероятно тяжело. Милав не верблюд замор-ский - напиться на несколько дней вперёд не может, поэтому и снятся по ночам всевозможные водоёмы - от дождевых луж на пыльной дороге до хрустального озера Вилы-Самовилы, которое он бы выпил за один присест, если бы ему позволил кудесник. Но Ярил начеку. Ни стоны кузнеца по ночам, ни вид шелушащейся на губах и дёснах кожи не могут его разжалобить - ни глотка, ни напёрстка, ни малой капельки благодатной водицы, даже для того, чтобы омыть обмётанные губы! В таком состоянии уже не до работы. Милав бродит по поляне, словно медведь-шатун, и Ухоне страшно окликнуть своего товарища. Он это сделает потом, когда пройдут "сухие" четыре дня, и Милав оттает за берестяной чашкой белоснежной простокваши.
  После окончания четвёртого этапа кудесник дал Милаву десять дней растительной диеты.
  - Набирайся сил, - приказал кудесник, подливая ароматного травяного отвара в корчагу кузнецу. - Если последнюю ступень одолеешь - считай, заново родился!
  - Да мне и так отроду всего-то немногим более двух лет! - пошутил Милав.
  - За эти два года в теле твоём столько гадости скопилось, что и помыслить страшно, - возразил кудесник. - Ну, да ничего, справимся! Верно ли, Милав?
  - Верно... - отозвался кузнец без особого воодушевления. - Видела б меня сейчас баба Матрёна... - вздохнул он.
  - Если бы видела, то не дожил бы Ярил до осени! - прошептал Ухоня на ухо кузнецу, не забывая оглядываться вокруг - как бы кудесник не услышал, а то... Ухоне даже помыслить было жутко, что Ярил может и его подвергнуть столь ужасному лечению, хотя, что с него взять - невидимого и немате-риального?
  Пришло время пятого, заключительного и самого тяжёлого этапа. Милав не мог без содрогания думать о предстоящих пяти сутках без воды. И всё же на вопрос кудесника, готов ли он, быстро отве-тил:
  - Готов!
  Если бы он промедлил хоть бы миг, то, возможно, решимости уже не хватило.
  Пятый этап. Пять через пять. Самые жестокие муки, самые ужасные дни. Есть не хочется - только пить. Повсюду мерещится вода. Поднимешь руку - в ней кружка чистейшей прохладной и самой вкус-ной в мире воды. Поставишь на траву ногу - под ней плещется огромная лужа и стоит лишь наклонить-ся, чтобы пить, пить и пить эту благодать Божью под простым именем ВОДА! Спать в эти дни невоз-можно, особенно в избушке кудесника. Милав выползает за стены, но и здесь свежего воздуха не хвата-ет. Всё тело источает ужасный запах, словно бездна, поглотившая когда-то Аваддона, пропитала на ве-ки вечные тело кузнеца смрадными испарениями. Поры на всём теле открываются, и Милав, лёжа в полуобморочном состоянии, чувствует, как из его тела вытекают целые реки нечистот. Говорить не хочется - язык распух и занял весь рот. Кожа шелушится всюду, где только можно. Кажется, что его тело навсегда превратилось в юдоль боли и скорби. Но Ярил рядом. Нет, воды он не даст, ни для того, что бы омыть тело, насквозь пропитанное гнилостным запахом погибших и разлагающихся клеток, ни для того чтобы прополоскать рот - язык до того распух, что дышать почти невозможно.
  - Терпи... - просит кудесник.
  Милав соглашается, потому что на возражения у него нет ни физических сил, ни внутреннего по-буждения. Всё его естество занято одним - ожиданием того чудесного мига, когда можно будет хоть посмотреть, хоть понюхать божественную субстанцию под оживляющим мёртвую плоть именем - ВО-ДА!
  ...В конце августа кудесник объявил, что первая ступень пройдена и посвящение закончено.
  - Первая? - изумился Милав. - Что же тогда представляет собой вторая!
  - Об этом мы поговорим в следующий раз, - уклонился от прямого ответа кудесник. - Нам пора отправляться к Нагину-чернокнижнику. Твоё обучение продолжится там.
  - Долго? - спросил Ухоня.
  - А это, как Милав себя покажет, - хитро прищурился Ярил. - Потому как не к тёще на блины вы отправляетесь. Уразумел?
  Вопрос был обращён к ухоноиду. Он и фыркнул в ответ:
  - Уразумел!
  
  ГЛАВА 4: Нагин-чернокнижник
  
  Дорога в скит Нагина заняла немного времени. Уже через пять дней Милав, Ухоня и кудесник Ярил находились во владениях, пожалуй, самого таинственного росомона в их стране. Скит черно-книжника значительно отличался от обиталища кудесника. Это была целая деревенька небольших, крепких изб, сложенных из брёвен всевозможных пород - от лиственницы и дуба, до осины и берёзы, которые совсем не являлись материалом для строительства домов. Но для Нагина важным были отнюдь не крепость и долговечность построек, а та особая энергетика, которая свойственна отдельным породам деревьев. Кроме этого, в ските имелась своя водяная мельница, и ещё множество всяких построек, в назначении которых Милав не мог разобраться. Но самым удивительным показалось то, что в таком значительном поселении обитателей было совсем немного. Несколько паломников, пришедших к Нагину за советом и помощью, сам Нагин, да сморщенный старик невероятной древности, глядя на ко-торого, Милав от всей души пожелал, чтобы его уход к предкам случился гораздо раньше, чем он достигнет столь почтенного возраста.
  Нагин поприветствовал гостей и предложил отдохнуть с дороги, указав на крепкую избу. Сам же с таинственным стариком отправился по своим делам.
  Милав с большим удовольствием расположился на широченных нарах, сколоченных из разруб-ленных пополам брёвен. Ухоня в облике тигрёнка, расположился рядом.
  Кузнец недовольно пробормотал:
  - Ухоня, в избе столько места! Чего ты ко мне липнешь?
  - Знаешь, напарник, от твоего тела такая уверенность исходит, что лежать рядом с тобой - одно удовольствие. Так что не жадничай и подвигайся!
  Милав в ответ только плечами пожал.
  Нагин пригласил их на трапезу поздно вечером. Извинился за задержку, а потом, после того как все подкрепились - каждый согласно своим потребностям - выслушал подробный рассказ кудесника о первом посвящении Милава. Рассказом Ярила остался доволен, после чего предложил отправляться спать.
  - Завтра, - бросил он на выходе из общей трапезной, - поглядим, каков ты в деле! - И сверкнул на Милава своими холодными зелёными глазами.
  Милав в задумчивости почесал за ухом. Что хотел этим сказать странный чернокнижник? Не най-дя ответа, махнул на всё рукой.
  
  ...ШЁПОТ?
  "...- У него не было бессонницы?
  - Нет, сон его крепок. Можно не опасаться отрыва от Тонкого Мира.
  - В последнее время активность его сердца возросла. В чём причина?
  - Он стал задумываться, почему большинству людей Тонкий Мир не видим, тогда как в градации миров он ещё достаточно плотен.
  - Сейчас он в большом недоумении - отчего физический глаз настолько груб, что не может раз-личить даже следующую стадию телесного преображения.
  - Но он уже понял, что без привлечения помощи сердца ему не решить этой дилеммы.
  - Он способен на это?
  - Он идёт, а идущего ничто не удержит!
  - То благостная весть..."
  
  Утром Милав проснулся с невозможной сказочной лёгкостью в теле. Лёжа с закрытыми глазами, он наслаждался лесным упоительным воздухом, вливавшимся сквозь распахнутую настежь дверь (ку-десник постарался!), млел от птичьего многоголосья и дивился тому, отчего он раньше не замечал всей этой райской красоты? Пошевелив могучими плечами, он услышал, как рядом заворочался Ухоня. В последние полгода Милав и ухоноид с тревогой обратили внимание на то, что Ухоня всё больше и больше утрачивает нематериальность и прозрачность, большую часть времени проводя в состоянии "полуматериальности", то есть, когда тела почти не было видно, а на ощупь оно казалось вполне осязаемым. Разгадку феномена решили отложить до встречи с кудесником, но Ярил помочь не смог. Оставалась одна надежда на Нагина.
  Милав осторожно встал, чтобы не потревожить Ухоню, который "никогда не спит"! На дворе столкнулся с кудесником, собирающимся в обратную дорогу.
  - Уже уходишь? - спросил Милав.
  - Дела... - ответил кудесник. - Навестить вас приду нескоро. Передавай привет Ухоне.
  - Меня все за лежебоку держат? - обиделся ухоноид, выскакивая из двери. - Вы же знаете, я нико-гда не сплю!
  - Знаем! - хором ответили Милав с Ярилом.
  Кудесник потрепал Ухоню за ухом, отчего тот сомлел. Повесив котомку через плечо, Ярил заша-гал по неширокой тропинке.
  - Что Нагину передать? - крикнул Милав.
  - Виделись мы, - отозвался кудесник. - А вообще-то... скажи ему, чтобы он поболе тебя гонял... Для твоей же пользы!
  Последние слова долетели сквозь листву - кудесник уже свернул с тропы и двигался напрямик к реке по своим, ведомым только ему делам.
  Чернокнижника они нашли в трапезной. Нагин предложил более чем скромную еду (повара у меня нет, не обессудьте), а после того, как все насытились (Милаву показалось, что древний старик и маковой росинки в рот не положил), Нагин пригласил кузнеца на "пробу".
  "Что ещё за "проба"?" - недоумевал кузнец, поспешая за быстрыми шагами чернокнижника.
  Пришли на небольшую ровную полянку, трава на которой была вытоптана до песчаной почвы. По кругу поляны стояли короткие столбушки, обмотанные не то камышом, не то тальником. Нагин остановился в центре поляны, плавным жестом предложив Милаву подойти ближе. Непонятный старик стоял рядом с чернокнижником. Кузнец лишь теперь, при ярком утреннем свете смог его разгля-деть. И был крайне удивлён тем, что увидел. Яппи! Старик оказался из этого далёкого племени, о котором уже многие годы по стране росомонов ходили самые невероятные и самые таинственные истории. Милав со всем возможным почтением поклонился старику, уважая и его старость, и отвагу, забросившую его от родины в такую невообразимую даль. Старик церемонно поклонился в ответ.
  Нагин заговорил:
  - Вчера Якау Намуто (новый поклон старика) просил меня не называть его имени. Это связано с верой Намуто в то, что человек не знающий твоего имени не способен плохо влиять на судьбу. Прежде ему хотелось понаблюдать за тобой.
  - И что же? - спросил Милав.
  - Якау Намуто позволил открыть его имя. Это значит, он берёт на себя ответственность за твою судьбу.
  - Я что-то не совсем... - начал Милав, но Нагин остановил его.
  - Потом. Все вопросы и все объяснения потом. А пока Намуто хочет, чтобы ты попробовал его атаковать.
  Милав с сомнением посмотрел на тщедушную фигуру старика и уточнил:
  - Я правильно понял: вы хотите, чтобы я напал на него?
  - Попытался напасть! - со странными интонациями в голосе отозвался Нагин.
  - А что, старик сам говорить не умеет?
  Милав чувствовал себя крайне неуютно, пытаясь понять, что стоит за нелепой просьбой.
  - Я осеня мала говоли вас язик, - произнёс старик мягким певучим голосом, - много гломкий звук - дазэ голова болеть!
  Милав переминался с ноги на ногу, не решаясь выполнить просьбу Нагина.
  - Ну, что же ты? - спросил чернокнижник, отступая к краю поляны.
  - Послушайте, - замялся Милав, - а можно мне "пробу" по-другому устроить? Что я живодёр - на стариков немощных бросаться!
  - "Немощных", говоришь? - усмехнулся Нагин и сделал знак Намуто. Старик поклонился, шагнул к Милаву и... кузнец понял, что лежит лицом вниз!
  Он рывком поднялся на ноги, озираясь вокруг. Кто посмел так подшутить над ним? Рядом нахо-дился только непостижимый старик. Нагин и Ухоня стояли достаточно далеко, чтобы заподозрить их в "шутке". Милав внимательно посмотрел на старика.
  - Молодеса, Милава, нападай делай!
  Милав опять шагнул к старику, ещё не зная, что он с ним сейчас сделает. Но... ничего не сделал: лёжа на земле не так-то просто диктовать противнику свои условия! Кузнец вскочил на ноги, с возму-щением обратился к Нагину:
  - Да что же это такое?!
  - Это способ самообороны пастухов на родине Якау Намуто.
  Через некоторое время, когда Милав успокоился, Нагин ему объяснил:
  - Дорога вам предстоит неблизкая. Обычных способов защиты будет недостаточно. Чаще придётся иметь дело с негодяями, нападающими со спины, чем с воинами, атакующими с открытым забралом. Помни об этом.
  - Неужели и я смогу так же, как Намуто! - восхитился Милав.
  - Не питай иллюзий, - покачал головой чернокнижник, - Якау занимается этим искусством с ма-лых лет, а сейчас ему без малого девять десятков! Нет, кое-чему он тебя, конечно, научит, но мы больше надеемся на то, что ты овладеешь другим искусством. В противном случае, не стоит затевать поход в страну Гхоттов.
  
  ГЛАВА 5: Поющий Сэйен
  
  - О каком искусстве ты говоришь?
  Нагин указал рукой на старика, в руках которого находился продолговатый предмет.
  - Это Поющий Сэйен. Самое удивительное оружие, которое я встречал в своей жизни!
  Нагин махнул старику рукой. Намуто что-то проделал с предметом. После звонкого щелчка из ко-роткой тёмно-коричневой трубки в обе стороны выдвинулись удлинения. Теперь в руках Намуто был блестящий посох, едва ли не с него ростом. А дальше... Это был поистине танец, а не простое исполне-ние боевых приёмов. Некоторое время Милав следил за руками старика, зачарованный их гибкостью плавностью и точностью движений, а потом услышал звук. Тонкий, на пределе слышимости, он быстро разрастался, заполняя окружающее пространство. Звук этот был красоты не земной. Глаза сами собой закрывались, тело начинало раскачиваться, боль, гнев, тревога, злоба - всё уходило, оставляя голову пустой, как высушенная тыква.
  ...Кто-то тронул Милава за плечо.
  - Ну, как? - спросил Нагин. Глаза его хитро блестели.
  - Это... Это что-то невообразимое! - пробормотал Милав, с трудом избавляясь от наваждения.
  - Сэйен - сильна, Сэйен - халасо! - Якау Намуто с поклоном протянул Милаву Поющий Посох.
  Милав с благоговением принял подарок.
  - Этот посох тоже из страны Яппи?
  - Нет, посох Сэйен Намуто впервые увидел здесь, у меня. Поэтому и остался, чтобы овладеть ис-кусством Поющего. А пришёл Сэйен из... впрочем, тебе незачем это знать. Всё, что от тебя требуется - овладеть мастерством Намуто.
  - Сколько времени вы мне даёте?
  Нагин долго молчал.
  - Это зависит только от тебя, - сказал он. - Как только Сэйен запоёт в твоих руках, значит, ты го-тов к путешествию в страну Гхотт.
  - Сдается мне, напарник, здесь нас тоже не будут угощать печатными пряниками... - прошептал Ухоня на ухо кузнецу.
  Ухоноид оказался прав. В ските Нагина-чернокнижника было нисколько не легче, чем у Ярила "в гостях". Скорее, наоборот. К безумной усталости от многочасовых тренировок в любую погоду и в лю-бое время суток примешивалось чувство горечи, неудовлетворённости и даже стыда за своё огромное неуклюжее тело, неспособное справиться с шестом. Но Якау Намуто каждый раз успокаивал:
  - Сердися - нету. Сэйен - сила не любита, Сэйен - доброта любита!
  Милав тяжко вздыхал и вновь продолжал занятия. Кроме искусства владения Поющим, Якау На-муто учил Милава многому другому: как быстро остановить кровь и перевязать рану тем, что всегда есть под рукой - корой, травой, мхом и прочим. Учил точно определять погоду, умению развести костёр под проливным дождём, обучил способу восстановления силы за ничтожно-короткое время. И ещё многому, многому другому. С каждым новым днём Милав чувствовал в себе растущую уверенность, а многочисленные цветные сны, из которых он выносил смутное воспоминание о чём-то лёгком и светлом, только помогали ему в этом.
  
  ...ШЁПОТ?
  "...- Как напряжено его сердце!
  - Он очень быстро прогрессирует. Пора ему узнать о многих феноменах психической энергии.
  - А что ему известно?
  - Он способен и к яснослышанию и к яснознанию.
  - А яснообаняние?
  - Он догадывался о том, что не только энергия может конденсироваться в аромате, но и что сам аромат может быть энергией.
  - Этого недостаточно. Нужно сообщить ему секрет бальзама Матери Мира.
  - Для чего?
  - Он быстро идёт - мы должны успеть за ним..."
  
  Чем больше занимался Милав с Поющим Сэйеном, тем больше удивлялся неисчерпаемости его возможностей. В тёмной эбонитовой рукоятке посоха скрывалось столько секретов, что могло не хва-тить целой человеческой жизни, чтобы в совершенстве овладеть всеми. Но Милав старался, и Якау На-муто, видя его старание, подбадривал:
  - Трудися, Милава. Трудися - холосо, ленися - сильна плохо!
  ...Время летело стремительно. Это для лежебок да бездельников оно стоит на одном месте, а для тех, кто трудится рук не покладая и не разгибая спины, оно летит стрелой калёной столь быстро, что и бега его не заметишь.
  Осень - перемен восемь. Отзвенел-отгремел грозами сентябрь-хмурень. Октябрь-свадебник рас-шумелся на дворе семью погодами: сеял, веял, крутил, мутил, ревел, сверху лил и снизу мёл. Так и ушёл. А тут и ноябрь-полузимник объявился, зашумел метелями, затрещал морозами, заставил мужика с телегой проститься да в сани перебраться. Одним словом, ноябрь - сумерки года. Но и он прожил лишь тридцать дён и встретился с декабрём-студнем. А декабрь-стужайло своё дело хорошо ведает - землю студит, глаза снегами тешит, да за ухо морозом рвёт...
  А Милаву всё нипочём! Хоть метель на дворе, хоть просинь яркая - трудится без устали, мастер-ство совершенствует. И наградила его Судьба за упорство душевное и духа большую крепость. В самом начале января-перезимника запел Поющий Сэйен, да ещё как запел! Ошалевший Ухоня первым прискакал на поляну, где занимался Милав. Тут и Нагин с Намуто подоспели.
  - Сильна слатоко Сэйен поёт, - поцокал языком старик, - не слысал я такова!
  Нагин тоже поздравил Милава с успехом и сказал, что вечером будет у него к кузнецу разговор важный. Милав терялся в догадках: что хочет поведать ему таинственный чернокнижник? Ухоня был рядом, и без его гипотезы не обошлось:
  - Всё! - трагическим шёпотом заявил он. - Кончилась наша сладкая жизнь. Загонят нас теперь с тобой, куда Макар телят не гонял...
  Но Ухоня ошибся. Никто никуда не хотел их отправлять. Разговор касался Поющего Посоха.
  - Не хотел я тебе открывать всего до срока, - заговорил Нагин, когда вечером, под монотонные завывания метели они расположились в "гостевой" избе. - Не был я уверен, что овладеешь ты искусством Поющего. Теперь вижу, что ошибался. А значит, пришло время узнать тебе о Посохе всё, что я могу тебе сейчас сказать.
  Милав ждал рассказа, затаив дыхание.
  - Посох этот непростой, - продолжил Нагин. - Нашёл я его благодаря знаниям одного забытого языка. Многие годы пытался понять неведомые письмена, обнаруженные мной в северных землях угу-ев. Потратил на этот труд десять лет своей жизни, но вернулся на родину вместе с Поющим. Однако и здесь пришлось нелегко - не мог я понять всей глубинной, всей внутренней силы посоха. Для того и Якау Намуто из дали запредельной вызвал, чтобы помог он мне. Но и ему, ведавшему многие секреты боевого искусства, не сразу открыл Поющий свою тайну. Три года они изучали друг друга, и лишь слу-чайность помогла мудрому Намуто понять великую тайну посоха. Было это в те времена, когда Аваддон колдовством своим неразумным нарушил естественный ход событий. Много народа в ту пору ума лишилось, а многие под видом отуманенных дела недостойные творить стали. Пришли как-то в наш скит разбойники. Намуто здесь один был с тремя странницами (меня к княгине Ольге срочно позвали). Видя немногочисленность обитателей, задумали вражины злодейство учинить - старика со странницами на сосне повесить, а скит разграбить. Да только Якау Намуто не позволил делу чёрному свершиться - многих покалечил, а некоторые так здесь со своей душёй и распростились. Но когда Якау решил с оставшимися "поговорить" на языке Поющего, случилось странное - посох наносил какие угодно ранения, но едва Намуто захотел оборвать жизнь одного из самых жестоких татей, посох взбунтовался! Мало того, что и татям всем досталось, он ещё и самого старика приложил так, что я его потом месяц на ноги ставил!
  Намуто только языком цокал, во всём соглашаясь с чернокнижником. Милав со страхом посмот-рел на Поющего, лежавшего рядом с ним. Нагин проследил взгляд и усмехнулся.
  - Ты не должен бояться своего оружия, но ты всегда обязан помнить о том, что Поющий не позво-лит тебе оборвать ни одну человеческую жизнь!
  - Но почему? - воскликнул удивлённый Милав. - На земле столько подлецов, негодяев, предате-лей, убийц, которые много хуже самого жестокого зверя!
  - Не смогу я тебе ответить, - задумчиво произнёс Нагин. - Посох сделан давно. Очень давно! Быть может, в то далёкое время людей было так мало, что даже у самого ничтожного из них нельзя было отнять жизнь...
  Ещё два долгих месяца - февраль-снежень и март-зимобор Милав изнурял себя тренировками. По совету Намуто кузнец теперь и спать ложился вместе с Поющим, изготовив для него специальный че-хол, в который как в ножны вкладывался посох в "сложенном" состоянии. Ножны можно было закре-пить как на спине, так и на широком кожаном поясе. Ухоня по этому поводу даже поссорился с Мила-вом.
  - Ты с этим посохом сутки напролёт не расстаёшься! - сказал он обиженным голосом и исчез в тайге на несколько дней.
  "Приревновал он меня к посоху, что ли?" - недоумевал Милав.
  Но мудрый Якау Намуто на свой манер успокаивал Милава:
  - Ухоня не смотли - его плохо понимай! Сэйен - зывой, всё понимай!
  ...Два раза за всё это время их навещал кудесник. Новости приносил неутешительные - запад бурлит. Повсюду растут секты "Пришествия Избавителя". Разбитые обры стекаются в землю Виг и от-туда во всеуслышание грозятся раздавить росомонов. Назревает что-то серьёзное.
  Милав всё обдумал и принял решение. Едва апрель-снегогон искупался первым дождиком, по по-воду которого в народе говорят: "Первый апрельский дождь воза золота стоит", как объявил кузнец о своём намерении идти в острог Выпь - к воеводе. Чернокнижник не отговаривал. Он лишь попросил подождать ещё неделю - хотел кое-какие особые секреты поведать на самый последний случай, "когда и мать далеко и отец во сырой земле перину себе взбивает". Милав согласился, ибо знания чернокниж-ника были настолько обширны и разнообразны, что даже иногда проявляющееся "всезнание" Милава его нисколько не удивляло.
  Минула последняя неделя. Милав с Ухоней собрались в дорогу.
  - Помни о моём наказе касательно Поющего, - напутствовал Нагин.
  - Милава, хасю казать, - говорил Намуто, смешно коверкая слова росомонов, - усеник ты холосо. Нет стыдана мне тебя. Если не встлетимся - будя сяслива, долга-долга!
  Милав обнял старика, чувствуя, как разрывается от предстоящей разлуки его сердце. Встал возле понурого Ухони. Осмотрел скит, бывший его домом столько долгих и трудных месяцев. Поклонился до самой земли своим учителям. Дрогнувшим голосом произнёс:
  - Не поминайте лихом Милава-кузнеца и Ухоню бестелесного...
  И зашагал по влажной от стаявшего снега тропинке.
  
  ГЛАВА 6: Лёнька Декальков
  
  В остроге Выпь ни Вышаты ни воеводы не оказалось. Старшина крепости сообщил, что они "отъехали на неделю по очень важному делу". А какое спрашивается нынче самое важное дело, если не западные рубежи? Поэтому Милав, посоветовавшись с Ухоней, решил эту неделю провести у бабы Матрёны - сам же обещал, что без её благословения пределов края не покинет. Вот и пришло время слово сдержать.
  ...Больше года прошло с тех пор, как покинули подворье бабушки Матрёны. Несколько раз они получали с оказией весточки от сердобольной старушки. Сама-то баба Матрёна грамоты не разумела, поэтому приветы передавала на словах. А что можно передать на словах, да ещё через чужого человека? Вот и получилось, что все эти долгие месяцы они почти ничего друг о друге не знали. Болело у Милава сердце за старушку - годы её большие, а впереди разлука маячит долгая, да и края, в которые лежит их путь-дорожка, не отличаются особенным гостеприимством. Встреча со старушкой вышла радостной, хотя и не обошлось без угроз бабы Матрёны "сотворить ужасный приворот" на голову кудесника за то, что довёл "Милавушку" до состояния "скелеты мертвечинской". Милав как мог успокаивал:
  - Не волнуйтесь вы так! Были бы кости, а мясо нарастёт!
  - Во-во, доберусь я до костей Ярилки! Не посмотрю, что он всеми уважаемый старец! Это ж надо так над человеком измываться! Да от тебя и половины того Милава, что уходил от меня не осталось! Ну, да ничего, за эту недельку я откормлю тебя - справным в поход свой отправишься!
  Милав только руками разводил. Переубедить бабу Матрёну в вопросах питание было невозможно.
  Вечером, когда благодатное солнышко уползло за синеву гор, сидели Милав с бабой Матрёной на крыльце и следили за тем как многочисленные соседские ребятишки "обкатывают" Ухоню. Зрелище было презабавным: частичная материальность ухоноида позволяла детям вполне осязаемо забираться на спину уссурийскому тигру и кататься на нём до тех пор, пока хитрый Ухоня не становился невидимым. Тогда детвора с хохотом валилась на землю, а потом принималась отчаянно искать ухоноида. Да только попробуй, найди Ухоню, если он стал словно слеза прозрачная! Однако детворе только того и надо. Бе-гают, спотыкаются, хватают друг друга и при этом неистово визжат.
  - Любят детишки Ухоню... - задумчиво произнесла баба Матрёна.
  - И он их жалует, - отозвался Милав. - Я, наверное, больше из-за него и иду к гхоттам, - вновь за-говорил он после долгого молчания. - Вы же сами видите - меняется он на глазах. Быть может, ещё не-сколько лет и не удастся ему изменить выбранного облика. Так и останется жить до скончания века жи-вотиной хищной. Жаль мне его...
  - Жалость, Милавушка, доброе чувство - оно душу лечит. Не стыдись его. Может через жалость-то и поможешь ты своему дружку бестелесному...
  Больше нигде Милаву не спалось так легко и привольно, как у бабы Матрёны. Не помня своего дома, кузнец только здесь, в этой старой небогатой избе чувствовал себя по-настоящему счастливым. Спокойствие и умиротворение нисходило на него под крышей этого дома.
  
  ...ШЁПОТ?
  "...- Что он узнал о врачебных советах касательно сердца?
  - Он теперь знает, что кроме духовных воздействий, ему постоянно нужно иметь наготове и средства вполне материальные.
  - Прежде всего, необходимо сделать так, чтобы он понял - при чрезмерных сердечных напряже-ниях следует менять направление мыслей, ибо они подобно потоку горному могут изменять весь ок-ружающий ритм.
  - И ещё: он должен усвоить, что полный покой при напряжении сердца не допустим уже потому, что полного покоя не существует...
  - А как быть с малыми из Тонкого Мира, которые приходят к нему?
  - Если они придут с помощью, он не должен прогонять их, ведь они могут удержать стрелу зла, направленную прямо в его сердце..."
  
   Иногда Милав просыпался со странным чувством, будто кто-то очень близкий и дорогой долго беседовал с ним по важным вопросам. Сути беседы он не помнил. Вместо неё в памяти оставалось со-жаление об утраченном знании. Но так было не всегда. Иногда он помнил разговор отчётливо, хотя са-мих собеседников ни разу не смог представить даже мысленно. Сначала Милав опасался подобных вос-поминаний, думая, что это проделки Аваддона, но потом чувство опасности притупилось, подозрительность растаяла. Теперь любой фрагмент, неожиданно всплывавший в его сознании, он вос-принимал как откровение, не имеющее ничего общего с его "всезнанием".
  Неделя пролетела стремительно. Настала минута расставанья. Баба Матрёна не плакала - только всхлипывала редко да быстро шептала непонятные слова и водила руками вокруг Милава и Ухони. По-том принесла что-то спрятанное в своих старческих, сморщенных от времени и бесконечных трудов ладонях и быстро повесила на шею кузнецу.
  - Никогда не снимай этого оберега. Ни перед сном, ни перед баней! - заговорила баба Матрёна. - Сила в нём разная, а готовила я его из растений да корешков, что вокруг горы Таусень произрастают. Вам те края знакомы...
  Потом все расселись в избе. Даже Ухоня присел на маленькую скамеечку, поджав полуаршинный хвост. Все помыслили о дальней дороге.
  - Ну, что ж, соколики, - вздохнула старушка, - идите. И да пребудет с вами моя молитва!
  
  В остроге Выпь их уже ждали. В памятной гридне собрались Тур Орог, Вышата, Ярил-кудесник, Милав, Ухоня. Немного в стороне, но тоже вроде как за общим столом, сидел Лионель де Кальконис, "обросомонившийся" до того, что стал отзываться на имя "Лёнька Декальков". Это местные остросло-вы "урезали" слишком непонятную и длинную фамилию бывшего сподвижника Аваддона. Кальконис выглядел совсем не так, как должен выглядеть пленённый враг. Он был одет достаточно богато, хотя и не роскошно, лицо и руки ухожены, словно он продолжал состоять на службе у заморского чародея. Только в лице его что-то изменилось - не было в нём прошлой надменности и высокомерия. Сейчас это был просто иностранец, жаждущий поскорее вернуться на родину. В общем, Кальконис произвёл на Милава двоякое впечатление. Вроде бы и раскаялся бывший Рык, и даже изъявил желание "исправить зло", сотворённое им по недомыслию. Но с другой стороны - чужая душа потёмки и не известно, какие песни запоёт сэр Лионель, оказавшись вдали от росомонов и в окружении народа, открыто симпатизи-рующего Аваддону.
  На этот раз споров не было. Всё давным-давно оговорено. Правда, Вышата так и не смирился с тем, что Тур Орог не позволил ему идти вместе с Милавом. Воеводе вновь пришлось убеждать свое-нравного тысяцкого.
  - Да пойми ты, - говорил воевода раздражённым тоном, - нельзя тебе вместе с Милавом! За по-следние годы ты столько кружил по граничным землям, что тебя там каждая собака узнать может!
  Вышата только сопел в ответ и искал разные варианты.
  - Меня можно немного изменить, - не слишком уверенно предложил он, - обрезать волосы, боро-ду отрастить...
  - У тебя отродясь бороды не было! - возразил Тур Орог.
  - Её можно наклеить. Как у балаганщиков!
  - И долго ты с такой бородой проходишь? А вдруг она отклеится в самый неподходящий момент?
  У Вышаты закончились аргументы, он обиженно замолчал.
  - Выходит, Милав в одиночку отправляется? - спросил кудесник. Не понятно было, с осуждением он говорит или просто размышляет вслух.
  - Почему же один? - возразил Тур Орог. - До страны вигов его будет сопровождать Вышата (ты-сяцкий тяжело вздохнул) с сотней гридей, а дальше... - воевода ненадолго замолчал. - А дальше они пойдут втроём: Милав, Ухоня и Лионель де Кальконис.
  Глаза всех, сидящих за столом обратились к бывшему "сподвижнику" Аваддона. Кальконис по-чувствовал себя под таким перекрёстным огнём неуверенно и поспешил заверить всех в своей абсолютной лояльности.
  - Вы можете на меня положиться, - забормотал он торопливо, - я всё сделаю, чтобы священная миссия Милава-кузнеца увенчалась успехом...
  Вышата с сомнением посмотрел на воеводу. Его взгляд красноречиво говорил: "Вы вглядитесь в эту хитрую физиономию! Иноземец только и ждёт подходящего момента, чтобы удрать!".
  Тур Орог, выдержав взгляд тысяцкого, обратился к Кальконису:
  - Сэр Лионель, вы помните наш уговор?
  - А как же, уважаемый Тур Орог! - немедленно откликнулся Кальконис. - Я должен проводить Милава до земли Гхотт, и там, если Милав пожелает, он отпустит меня.
  - А если он не захочет отпустить вас?
  - Я вернусь вместе с ним, и тогда вы сам решите: заслужил ли я прощение.
  - Верно. А что будет, если ты нарушишь уговор и сбежишь? Или, что совсем для тебя печально, - захочешь предать Милава?
  - Я... Я не знаю... Вы не говорили об этом! - с дрожью в голосе пролепетал Кальконис.
  - Конечно, не говорил, - Тур Орог замолчал. - Это знает только Милав. И знание это не принесёт тебе облегчения. Понял?
  - П-понял... - заикаясь, ответил Кальконис. - Но я хочу сказать, что не за страх буду выполнять возложенную на меня обязанность, а только из чувства долга.
  На собравшихся слова бывшего философа не произвели впечатления. Они прекрасно помнили "расторопность" Калькониса в бытность его "компаньоном" мага. Сэр Лионель это тоже понял и ко-ротко добавил:
  - Я не сбегу...
  Все посмотрели на воеводу.
  - Что ж, - вздохнул Тур Орог, - длинные проводы - долгие слёзы. Завтра на рассвете и выступае-те! И да поможет всем нам земля-матушка...
  
  ...ШЁПОТ?
  "... - Он готов?
  - Да, он понял, что грядёт большая битва, и она давно возвещена. Теперь он уверен в том, что преследование - есть самый верный успех.
  - А что с внушением?
  - Он обучился и мысленному, и звуковому.
  - А посредством взгляда?
  - Отчасти.
  - Но он уже знаком с тем, что вдыхание усиливает звук и эманации глаз?
  - Да, в этом он достиг многого..."
  
  ГЛАВА 7: Болотный нагльбаар
  
  Утро выдалось хмурым и ветреным, словно сама природа была против того, чтобы росомоны по собственной инициативе отправлялись в логово к чародею. Вышата ворчал, что это дурной знак. Кудесник с ним не согласился.
  - Природа оплакивает тех, кто сгинул из-за проклятого чародея, а вовсе не вас, отправляющихся, чтобы покарать его, - сказал он.
  Прощание было недолгим. Чего переливать из пустого в порожнее? Итак каждому ясно, что дело они задумали не просто рискованное, а скорее - безумное. И никто не отваживался предсказать ре-зультат этой затеи. Все надеялись на магическое слово "авось" да на невероятное везение.
  С этим и расстались. Ехали молча, надвинув на головы капюшоны длинных, выделанных из бычьей кожи непромокаемых плащей. Вышата с Милавом следовали во главе большого отряда (впереди них только охранение дорогу внимательно изучало). За ними ехали Кальконис и Ухоня, которого завернули в такой же плащ, как и у всех, чтобы он не выделялся в общей массе, а главное - не пугал лошадей, которые хоть и не чуяли в ухоноиде свирепого хищника, всё же воспринимали его облик как реальную угрозу.
  - Сколько времени займёт дорога? - спросил Вышата, когда ему надоело молчать.
  - До страны Виг недели три. А дальше трудно сказать, - отозвался Милав. - Наши купцы в те зем-ли не ходят. Слишком много разбойного люда. Да и места те весьма дурной славой пользуются.
  - Аваддон?
  - Не только. Там вообще дела тёмные творятся. Торговцы рассказывают ужасные вещи, будто це-лые караваны с людьми, товаром и животными пропадают. И никаких следов! Случалось, что и целые армии пропадали...
  - Враки! - скривился Вышата. - Ни за что не поверю, что целое войско может бесследно исчез-нуть!
  - А как же события в крепости Годомысла?
  - Это ничего не доказывает. Там многие продолжали биться и после ужасного колдовства...
  - Тогда тем более не понятно, куда может столько народа пропасть и никто - ни сном, ни духом!
  - Так то оно так, - пробормотал Вышата, - но ведь может статься, что все эти россказни - только сплетни и слухи, специально кем-то распускаемые!
  - И это не исключено, - согласился Милав.
  - Ладно, не будем гадать. Дорога наша неблизкая, пока до вигов доберёмся, многое станет понят-ным...
  Неожиданности начались сразу же, едва многочисленный отряд пересёк земли дружественных по-лионов. Случилось это на одиннадцатый день пути.
  К Вышате подъехал старшина охранного разъезда.
  - Замил-слухач говорит, за нами уже два дня кто-то наблюдает, - доложил он. - Я несколько раз высылал разведчиков, но они ничего не нашли. Как прикажешь поступить?
  Вышата ответить не успел, потому что любознательный Ухоня, сующий свой полуматериальный нос в каждую щель, нагло вклинился в разговор:
  - Дайте мне с ними разобраться. От меня не уйдут!
  Вышата вопросительно посмотрел на Милава. Кузнец пожал плечами: дескать, чем бы дитя ни те-шилось, лишь бы родителей не клевало! Ухоня немой диалог расценил как высочайшее соизволение взять в полон неуязвимых шпионов и ринулся в заросли, словно кот за мышкой. Некоторое время всё было спокойно, а потом из леса раздался такой визг, что отряд замер и приготовился к отражению вра-га. Но биться ни с кем не пришлось. Из густых зарослей выпрыгнуло огромно тело ухоноида, до ма-кушки забрызганное вонючей жижей и густо оплетённое паутиной. В пасти Ухоня нёс что-то непонят-ное.
  Отряд спешился. Ухоне навстречу шагнули Вышата с Милавом. За их спинами скрывался Калько-нис. (Сэр Лионель слыл личностью любопытной, но не настолько, чтобы ставить минутные прихоти выше собственной безопасности!)
  Ухоня положил свою трепещущую ношу на траву и прижал массивной лапой.
  - Вертлявый, - самодовольно пояснил он, - убежать хочет.
  - Кто это? - осведомился Вышата, который, сколько не разглядывал пленника Ухони, никак не мог понять, что это за зверь такой.
  Милав шагнул вперёд, наклонился над охотничьим трофеем ухоноида и...
  
  "Болотный нагльбаар, хищник, живёт в северных болотах страны Гхотт, питается исключи-тельно болотными змеями, разумом не обладает, однако развитые инстинкты способны выдать его даже за человека-карлика. Способен произносить отдельные фразы, услышанные им где-либо. Очень коварен. Очень опасен"
  
  Милав передал полученную информацию на ухо Вышате, чтобы не смущать воинов. Тысяцкий спросил Ухоню:
  - Как тебе удалось его поймать?
  Ухоня выпятил грудь, на мгновение запамятовав, что он тигр, а не павлин.
  - Их там целый выводок! - охотно пояснил он. - Пришлось хватать самого бестолкового.
  Вышата с Милавом переглянулись.
  - Где они прячутся? - вновь спросил Вышата.
  - По-разному. В основном - в сырых местах, при этом ползают, что твои змеи! Может поэтому следопыты их не обнаружили.
  - А остальные где? - спросил Милав, украдкой оглядываясь вокруг.
  - Разбежались, - ответил Ухоня. - Они бегают быстрее ящериц на горе Таусень. Думаю, их было не более полудюжины. Да вы не волнуйтесь, я их всех к вечеру повылавливаю!
  Вышата с сомнением посмотрел на ухоноида, но ничего не сказал. Зато Милав обратил внимание, что болотный нагльбаар в продолжение всего диалога внимательно наблюдает за ними. Кузнец резко наклонился к нему и, глядя прямо в оранжевые зрачки, потребовал:
  - Говори, кто ты?
  Нагльбаар сощурил выпуклые глаза, заёрзал под огромной лапой Ухони-тигра, и окружающие ус-лышали знакомый голос:
  - Как тебе удалось поймать его?
  Все в замешательстве отпрянули - голос точь-в-точь повторил фразу тысяцкого, произнесённую им минуту назад.
  - Демоны... - выдохнул кто-то.
  В воздухе мгновенно повисла тревожная тишина. Многие из воинов были участниками осады крепости Годомысла Удалого, когда там отсиживался Аваддон, и не понаслышке знали о чёрном колдовстве. Положение спас Ухоня. Он придавил нагльбаара так, что тот заверещал, словно надоедливый щенок.
  Сказал, громко клацнув зубами:
  - Подумаешь - демоны. Эка невидаль! Говорю же вам, сегодня к вечеру я их всех переловлю!
  - Переловит, - подтвердил Милав.
  Вышата выделил в распоряжение ухоноида одного десятского с воинами. Окрылённый Ухоня по-обещал план по отлову болотной нечисти значительно перевыполнить.
  - Это из-за доверия, которое вы мне оказали, - торжественно объявил он и торопливо исчез в кус-тах. Солнце успело перевалить за полдень, поэтому на выполнение обещания у Ухони оставалось не так много времени.
  Многочисленный отряд продолжил путь. Атмосфера недавней беспечности теперь сменилась на терпеливое ожидание неминуемой беды.
  - Что ты об этом думаешь? - спросил Вышата, прислушиваясь к лесным звукам.
  - Думаю, о нашем походе стало известно нашим противникам ещё тогда, когда мы находились в остроге Выпь, - ответил Милав.
  - Ты подозреваешь кого? - привстал в стременах тысяцкий.
  - Своим верю как себе. Но в остроге много всякого люда обретается.
  - И то верно, - согласился Вышата, сразу успокаиваясь.
  - Что с нагльбаарами будем делать? - спросил Милав после недолгого молчания.
  - Завтра в крепостицу пребудем. Там у меня товарищ давнишний воеводит. Ему и сдадим согляда-таев мерзких. Ты, правда, веришь, что Ухоня их переловит?
  - А ты сомневаешься? - повернулся Милав к Вышате.
  - Не то чтобы сомневаюсь, но...
  В этот миг позади отряда раздался знакомый истошный визг. Милав победно улыбнулся, а Вышата озадаченно почесал за ухом:
  - Дела-а-а...
  
  ...ШЁПОТ?
  "...- Он не удивился тому, что любая мысль, рождённая мозгом, продолжает жить в простран-стве уже после того, как в голове родились другие мысли?
  - Нет, его это не удивляет, но ему трудно даётся понимание того, что всё это может быть отнесено и к человеческому взгляду. Что и физические частицы взора не исчезают после того, как из-менился объект наблюдения.
  - Хорошо, нужно дать ему ещё время, иначе информация окажется погребённой под мусором сомнений..."
  
  Ухоня смог выполнить своё "обязательство" лишь к вечеру следующего дня. По этому поводу он пожаловался Милаву:
  - Знаешь, как трудно за этими бестиями по лесу рыскать! Ты его только сцапать собрался, а он - юрк, и уже под корневищем сидит и рожицу корчит. Если бы не моя способность к невидимости - вовек бы их не переловил!
  Всего нагльбааров оказалось девять. Были они совершенно разные. Может, это у них наследствен-ное, а может, местный климат так на них подействовал? После того как "шпионов" посадили в боль-шую клетку, устроенную на одной из телег, Вышата приставил к ним специального слухача - пусть слушает "речи" нагльбааров. Вдруг знакомый голос услышит либо кого из острога Выпь, либо кого из других приметных мест? Глядишь, и на лиходея-предателя выйти сможем.
  В обещанную Вышатой "крепостицу" они попали поздно ночью. Да и то лишь потому, что охран-ный разъезд набрёл на цыганский табор. Оказалось, росомоны не той дорогой шли. Пришлось вертаться на пять вёрст и заночевать в небольшом поселении, имевшем с крепостью не больше общего, чем болотный нагльбаар с бесстрашным гриденем.
   Ранним утром, когда едва рассвело, Вышата передал лесной "улов" местным жителям (воеводы на месте не оказалось, и полионы затруднялись сказать, где обретается их военачальник). Попутно уда-лось узнать, что твари болотные появились здесь недавно, может год, может два назад. Раньше от них неприятностей не было. Так, напугают кого в лесу, или козлёнка одного-другого из загона умыкнут. А в этом году точно озверели. Были случаи, что и на людей кидались (за год с десяток полионов в этих краях в лесу загинуло). Люди своими силами пытались одолеть напасть неожиданную, но только двух болотных тварей и поймали в хитроумные ловушки. Поэтому "подмоге" родичей-росомонов оказались весьма рады. Дали в дорогу и продуктов, и провожатых. Очень хотели на "героя" охоты посмотреть, однако Ухоня чего-то засмущался и на "бис" не вышел. Пришлось Милаву улаживать недоразумение, чтобы "международного скандала" не вышло.
  Ухоня своё нежелание объявиться полионам объяснил так:
  - Если у нас дома кто-то мог за нами следить и при желании подслушивать речи, что говорить об этих местах, где до земли вигов всего ничего! Незачем им знать о моих способностях!
  Ухоня рассуждал с несвойственной для него серьёзностью и глубокомыслием. Вышате с Милавом пришлось с его доводами согласиться.
  - А что слухач? - осведомился Милав у тысяцкого, когда они покидали гостеприимных хозяев. - Узнал что-нибудь?
  - Узнал... - загадочно ответил Вышата.
  - И чей голос? - внутренне напрягся Милав.
  - Калькониса...
  
  ГЛАВА 8: Разговор "с пристрастием"
  
  Разговор "с пристрастием" решили отложить до вечера, потому что и Вышате и Милаву хотелось тайно понаблюдать за бывшим соратником Аваддона, может быть, он каким-то образом себя выдаст? Однако Кальконис вёл себя как обычно, то есть почти ни с кем не разговаривал, держался за спиной Вышаты и молча созерцал окружающую природу. Поговорить с Кальконисом решили сразу после ко-роткой вечерней трапезы. Сэр Лионель явился к Вышате по первому зову. В его глазах и движениях Милав не заметил ничего подозрительного.
  Первым заговорил тысяцкий:
  - Сэр Лионель, вы слышали, как болотный нагльбаар копирует голос человека?
  - Разумеется! - ответил Кальконис, глядя на тысяцкого спокойно, без тени тревоги.
  - И что вы по этому поводу думаете?
  - Я? - удивился Кальконис. - Думаю, это ужасно... Я хотел сказать, это невероятно правдоподоб-но...
  - То есть, голос первого нагльбаара был очень похож на мой?
  - Не просто похож, - изумился Кальконис, - это поистине ваш голос!
  - Очень хорошо, что вы именно так сказали, уважаемый сэр Лионель, - проговорил Вышата, с до-вольным видом потирая руки. - Теперь я хочу задать вам ещё один вопрос.
  Кальконис посмотрел на Милава и пожал плечами:
  - Задавайте...
  - Вам знакома фраза: "Мы отправимся сразу же, как только Милав с Ухоней вернутся из Рудоко-пово"?
  Кальконис в затруднительности поскрёб лоб и спросил:
  - Вы не напомните мне, где я мог говорить такие слова?
  - В остроге Выпь, за два дня до выхода.
  Кальконис вновь почесал лоб. Милав внимательно следил за ним. Несмотря на всю свою проницательность, он не заметил на лице Лионеля ни тревоги, ни растерянности, ни страха. Создавалось впечатление, будто Кальконис действительно ничего не помнил. При этом, ничего не помня, он не боялся возможных воспоминаний, а это было гораздо серьёзнее и говорило о том, что Кальконис себя виноватым не чувствует. Милав окончательно утвердился во мнении, что это не Кальконис сообщил нагльбаарам о дате выхода отряда. Однако болотные твари всё-таки сумели подслушать слова Лионеля? Где же?
  После недолгих размышлений Милав объяснил Кальконису ситуацию и попросил его вспомнить, где он мог произнести фразу, навечно запечатлённую нагльбааром в недрах своей звериной памяти. Кальконис искренне старался помочь, но вспомнить ничего не сумел.
  - Я не могу сказать, - оправдывался он, - но уверен, за пределами острога я таких слов не гово-рил!
  Вышата и Милав переглянулись.
  - Значит, болотные твари были внутри? - зашипел от негодования Вышата. - Это какая же поганая душонка предала нас! - Он резко поднялся и стремительно направился к Кальконису.
  Сэр Лионель в испуге вскочил на ноги, а Милав почувствовал: сейчас что-то произойдёт. Страш-ное. Непоправимое... Времени на раздумья не было, поэтому кузнец в прыжке свалил Калькониса на землю и, продолжая кувыркаться, ногами "подкосил" тысяцкого. Вышата с проклятьями рухнул около костра. В то же мгновение в высокое дерево, возле которого секунду назад стоял Кальконис, с хрустом ударила стрела... вторая... третья... Милав не успел подняться на ноги, а в лагере уже заиграл боевой рожок, и многочисленные гриди, вооружившись головнями как факелами, бросились в лес. Ухоня тоже не растерялся. Растворившись в надвигающейся тьме, он пообещал "отобедать наглецом".
  Милав помог дрожащему Кальконису подняться.
  - Видите, сэр Лионель, - он показал на стрелы, глубоко вонзившиеся в кору огромной сосны. - Теперь не только за нами охотятся, но и за вами тоже!
  Кальконис лишь покачал головой. Вышата поднялся на ноги, внимательно изучил стрелы и с удивлением воскликнул:
  - Стрелы полионов!
  Подошёл сотник Корзун, отвечавший за ночную стражу и дневное охранение. Выглядел он вино-ватым.
  - Никого не нашли... - негромко проговорил он, стараясь не смотреть в глаза тысяцкому. - Про-водники-полионы тоже пропали...
  Вышата ударил себя кулаком в грудь - звякнула кольчуга.
  - Свернуть лагерь! - глухо сказал он. - Через полчаса выступаем! Нужно навестить гостелюбивых полионов!
  Корзун бросился выполнять поручение, а Милав осторожно взял Вышату за рукав.
  - Не поторопился ли ты с решением? - спросил он, глядя в глаза тысяцкому. - Может быть, это не проводники?
  - Проводники! - донёсся Ухонин голос.
  Милав повернулся к нему.
  - Откуда знаешь?
  - Следы, - коротко ответил Ухоня. - Стреляли трое. Следы трёх проводников я нашёл за той со-сной. Если бы не твоя реакция, проткнули бы они Калькониса, как индейку.
  Сэр Лионель так громко сглотнул, что все посмотрели на него. Кальконис сконфузился и поста-рался спрятаться за спиной воеводы.
  - Ничего, разберёмся! - пообещал Вышата. И в его коротком "разберёмся" явственно слышалось грозное "уничтожим"!
  Милав спорить с милостником не стал. Обратный путь займёт достаточно времени, чтобы вспыль-чивый тысяцкий охладел и принял правильное решение (находясь за много дней пути от рубежей росо-монов не стоило дразнить дружественных соседей необдуманными поступками).
  Ночью путь кажется много длиннее, поэтому до знакомой "крепостицы" добрались, когда вовсю светило солнце и в лесу неистово заливались птицы. К этому времени Вышата поостыл, однако твёрдой решимости наказать "проводников" не утратил. Единственное, что его смущало во всей этой истории - отсутствие воеводы полионов. Точнее даже не его отсутствие, а то, что жители не смогли ничего вразумительного сказать по этому поводу. Вышата поделился своими сомнениями с Милавом.
  - Мы прибыли к ним поздно ночью, - принялся рассуждать Милав, - а покинули поселение рано утром, когда солнце не успело подняться. Ты уверен, что это была та самая "крепостица", в которой ты встречался с воеводой Кженским?
  - Вообще-то я не был в самой крепости... - замялся Вышата.
  Милав посмотрел на него вопросительно.
  - Мы встречались с ним на холме, - пояснил тысяцкий. - В саму крепость не входили.
  - Но здесь нет холма, - подал голос Ухоня. - Дорога всё время идёт под уклон недалеко от какой-то речушки.
  Вышата молчал. Он пытался восстановить в памяти свою поездку по этим местам трёхгодичной давности. Получалось, что этих болотистых сырых мест он не помнил.
  - Цыгане! - неожиданно воскликнул Кальконис. - Это они нас направили по той дороге, и нам пришлось вернуться.
  - А ведь действительно! - воскликнул Вышата.
  Он приказал сотнику Корзуну взять двадцать воинов и проверить табор. Благо, до него было не далеко. Милав с решением тысяцкого не согласился.
  - Сейчас нельзя дробить наши силы, - попытался он убедить Вышату. - Вдруг это засада?
  Тысяцкий только отмахнулся, приказав сотне спешиться и ждать возвращения воинов. Корзун с гридями вернулись быстро.
  - Там никого нет... - сообщил он. - Костровые угли намочены вчерашним дождём. Они ушли от-туда сразу после нас.
  Милав напомнил:
  - Вчера, когда цыгане показывали нам дорогу, они уверяли, что простоят табором несколько дней.
  - По коням! - крикнул Вышата.
  Сотня рысью направилась туда, где ещё вчера их принимали как родных. Поселение оказалось со-вершенно пустым. Сейчас, при дневном свете можно было хорошо рассмотреть то, что они приняли за "крепость" - несколько десятков деревянных домов, стоявших по кругу. В центре большая округлая площадка, которую росомоны приняли за двор, окружённый надёжными стенами крепости. Вышата, поражённый смотрел на убогие строения и никак не мог взять в толк, как он мог проявить такую бес-печность!
  Милав думал по-другому.
  - Морок, - объяснил он. - Они навели на нас морок.
  - Да что ты такое говоришь! - поразился тысяцкий. - Ты хочешь сказать, что несколько полионов навели морок на сотню воинов, среди которых известные слухачи, твой Ухоня, да и ты сам, наконец!
  - Это не полионы навели морок, - спокойно объяснил Милав. - Это болотные нагльбаары...
  Вышата заскрежетал зубами. Только теперь до него стало доходить, что они собственноручно вру-чили пленённых болотных тварей в руки тех, кто, возможно, сам их опекает!
  - Видимо, я чего-то не понимаю, - промолвил он после долгого молчания. - Полионы наши сосе-ди. У нас с ними никогда не было пограничных конфликтов! Что происходит?
  - Это поселение ещё не вся земля Полион, - сказал Милав. - Нужно найти знакомую тебе крепость и воеводу Кженского.
  - Хорошо, - не без внутренней борьбы согласился Вышата, - оставим всё как есть. А в эти места я обязательно наведаюсь на обратном пути!
  
  ГЛАВА 9: "Многоглаз"
  
  - Тыы виидеел еэгоо?
  - В краасноом плаащеэ?
  - Даа...
  - Чтоо яа доолжеэн сдеэлаать?
  - Оон доолжеэн уумеэреэть!
  - Оон умрёот...
  
  Отряд почти сутки был на ногах. Росомоны буквально валились с ног от усталости. Милав пред-ложил устроить отдых, только сначала нужно отойти подальше от этих мест. Вышата согласился. По своим следам они вернулись к тому месту, откуда "цыгане" завернули их совсем в другую сторону. За-тем ещё два часа шли по широкой дороге, после чего тысяцкий объявил долгожданный привал. Сразу задымили многочисленные костры. Воины, в предвкушении отдыха повеселели, забалагурили. Некото-рые, не дожидаясь трапезы, устроились спать.
  Милав сидел на дубовом кряже, глядя в костёр и помешивая длинным ивовым прутом угли, на ко-торых запекались грибы. Кальконис сидел напротив. Ухоня лежал неподалёку, чтобы, как он сказал, шкура дымом не пропахла. Вышаты не было. Он с сотником Корзуном проверял исправность несения караула. Грибы ещё не были готовы, и Милав позволил себе задремать.
  Едва он смежил веки, что-то похожее на укол в сознание заставило его встрепенуться. Он быстро огляделся по сторонам. Кальконис всё так же сидел напротив, и, казалось, спал с открытыми глазами. Ухоня безмятежно развалился на траве, подставив щедрому жару свой опалесцирующий бок. Всё было спокойно. Но Милав знал - это не так. Вглядываясь в сочную зелень травы и листьев, он осторожно положил руку на чехол Поющего. Ухоня открыл один глаз и Милав понял: ухоноид не столь безмяте-жен, как хочет казаться. Кузнец слегка кивнул Ухоне головой (со стороны это могло показаться обыкновенным рассуждением усталого человека с самим собой). В то же мгновение Милав почувствовал: в его мозг кто-то пытается вторгнуться. Делалось это грубо и неумело. Милав "вытолкнул" наглеца из сознания и заметил, что Кальконис обмяк и сполз на траву, едва не закатив-шись в костёр.
  "Одного свалили..." - подумал кузнец, отметив едва уловимое движение за спиной Ухони. Милав склонил голову набок, словно ему невыносимо захотелось спать, одновременно касаясь пальцами Поющего. Движение за спиной Ухони прекратилось. Милав тоже затаился. Прошла целая вечность, прежде чем он вновь заметил непонятное шевеление уже у самого тела Калькониса.
  Так и не разобравшись, с чем он имеет дело ("всезнание" почему-то молчало), Милав решил ата-ковать. Он выхватил Поющего, одновременно нажимая кнопки, чтобы посох раскрылся. Щелчок про-звучал неестественно громко. Это послужило сигналом Ухоне, тело которого огромной мохнатой стре-лой взвилось в воздух и обрушилось на то место, где воздух плыл и колебался, но совсем не так как от жара костра. Милав тоже не опоздал. Его Поющий уже перемалывал воздух в том месте, где творилось непонятное.
  Секунду ничего не было слышно, кроме свиста посоха, рассекающего воздух, да хруста тигриных челюстей. Милав подумал, что невидимый противник - это наведённый кем-то морок, но в этот миг раздался ужасный рёв. Взору Милава предстало безобразное чудище, которое он совместно с Ухоней "обрабатывал" со старательностью радивого пахаря. Чудище оказалось на вид невообразимой смесью лап, хвостов, уродливых челюстей и множества глаз, смотревших на Милава со спокойствием и даже насмешкой! Не прошло и минуты, как их окружили воины, ощетинившись мечами и копьями.
  Подбежавший Вышата заметил неподвижного Калькониса.
  - Убит? - с тревогой спросил он
  - Нет, - откликнулся Милав, - оно его усыпило. И меня пробовало, да ничего не вышло.
  Вышата подошёл поближе, пытаясь рассмотреть чудище.
  - Осторожно, - предупредил Милав, - чрезвычайно живучая тварь.
  - Что это?
  - Не знаю, - вздохнул Милав, - не распознаётся. Хотя мне кажется, что это те самые нагльбаары, которых мы подарили полионам.
  Вышата с сомнением посмотрел на монстра, который был раз в десять больше самого крупного из болотных существ.
  - Навряд ли... Если только он не объединил в себе всех болотных тварей!
  - Вот именно, - согласился Милав. - Посчитай сколько у него глаз, лап и пастей. Получается, это и есть те самые крохи-нагльбаары, которых Ухоня вылавливал по оврагам.
  Ухоня издал рычащий звук, однако приблизиться к "многоглазу" не рискнул.
  - Что будем с ним делать? - спросил Вышата.
  Милав думал недолго.
  - Можно было бы сжечь его, но мне кажется, это неразумно.
  - Что! - поразился Ухоня. - За собой его потащим? А вдруг он размножаться начнёт? Прямо в клетке!
  - Бабка повитуха из тебя скверная, - улыбнулся Милав. - Но если такое случится, разрешаем тебе с ним расправиться!
  Вышата спрятал улыбку за напускной суровостью, а обиженный Ухоня побрёл к костру.
  - Вы Калькониса-то из костра вытащите, - напомнил он ехидно, - а то сгорит ваш проводник!
  Возбуждение в лагере едва начало спадать, когда прибыли разведчики, которых Вышата отправил вперёд разузнать местность. Оказалось, что не более чем в часе пути находится какое-то укрепление, весьма похожее на крепость. И что с холма хорошо просматривается множество военного люда. Выша-та зацепился памятью за слово "холм" и приказал сворачивать лагерь.
  - Хочется верить, разведчики видели крепость воеводы Кженского, - сказал он Милаву, когда по всему лагерю зашумели голоса, готовясь выступить. - Если это так, то безопаснее несколько дней от-дохнуть под защитой стен, чем ожидать в лесу очередного нападения. Да и страхолюдину эту попытать не мешало бы, - с отвращением указал тысяцкий на "многоглаза", которого бдительно сторожили не-сколько гридей, пока для "гостя" готовился отдельный транспорт.
  Калькониса приводили в чувство дольше, чем грузили "многоглаза" на телегу. Сэр Лионель вы-глядел вялым и подавленным.
  - Вы захандрили? - спросил его Вышата, когда отряд выступил.
  - Я неважно себя чувствую... - слабым голосом пожаловался Кальконис.
  - Э-э, бросьте! Лучше поблагодарите Милава. Он уже второй раз спасает вашу шкуру!
  - Ни к чему это, - отозвался Милав. - Да и не известно ещё, за кем приходил "многоглаз"...
  Не проехали и одной версты, как дорога стала заметно подниматься в гору. Вышата внимательно оглядывался по сторонам, и память услужливо напоминала ему некоторые приметы окружавшего его леса. Уверенность милостника росла. Когда же он поднялся на холм, то сказал Милаву повеселевшим голосом:
  - То самое место! А вон и полионы к нам скачут. Я уверен, тот крепкий воин в шлёме с перьями - это и есть воевода Кженский. Однако расслабляться не стоит. Верно я говорю, Ухоня?
  - Сейчас проверим... - сказал ухоноид, и его тело истаяло в полуденных лучах.
  Росомоны сошлись с полионами на вершине огромного холма, с которого вся окружающая мест-ность была видна как на ладони. Полионов было не более двух десятков, и настроены они были доста-точно миролюбиво. Однако Вышата, помня события прошлой ночи, решил подстраховаться, послав вперёд сотника Корзуна, который был немного знаком с воеводой. Как только сотник признал Кженского, настала очередь Милава.
  Кузнец приблизился к родовитому полиону и поклонился ему.
  - Не сочтите за дерзость и неуважение к вам, но с нами случились странные события, и нам хоте-лось бы знать: перед нами действительно тот, кто называет себя воеводой Кженским?
  - Да! - громко сказал воин в богатом зелёном плаще и с высокими перьями на шлёме. - Я - воево-да Кженский!
  Милав внимательно посмотрел на собеседника и...
  
  "Кженский Ненжес, воин в одиннадцатом колене, последние девять лет - воевода в укреплении Верхняя Пава, холост, хотя имеет троих детей. Возраст равняется количеству шрамов на теле. Большой любитель женского пола, к неженскому полу относится вполне терпимо - терпит около се-мисот воинов в своей крепости"
  
  Милав ещё раз с почтением поклонился воеводе и вернулся к Вышате.
  - Ну? - привстал в стременах тысячник.
  - Это он.
  Вышата просиял лицом и кинулся навстречу старому приятелю, которого, впрочем, непонятное поведение росомонов уже перестало забавлять, и начинало не столько раздражать, сколько тревожить.
  - Что за балаган ты устроил, Вышата? - спросил Кженский недовольным тоном.
  Вышата сжал друга в объятиях и поспешил объяснить:
  - Не сердись, воевода, расскажу о случившемся - не поверишь!
  - Так уж и не поверю? - усомнился Кженский.
  - А вот, поглядим...
  
  Больше недели отдыхали росомоны у гостеприимного воеводы Кженского. Много было напитка хмельного выпито, много было разговоров долгих говорено. Выяснилось, например, что по незнанию своему попали росомоны не к полионам в крепость, а в скит "Пришествия Избавителя".
  - Я сам этих сектантов терпеть не могу, - объяснял Кженский, - но трогать их не имею права, по-тому как от самого короля Сигиза Мунда есть распоряжение письменное не чинить обителям, именуе-мым "Пришествие Избавителя" никаких препон. В противном случае даже мои заслуги перед отечест-вом не помогут. Враз слетит голова с плеч!
  Вышата задумчиво посмотрел на пустой кубок и грустно произнёс:
  - Получается, при дворе короля приспешники Аваддона успели гнездо свить?
  - Да это бы полбеды, - продолжал сокрушаться воевода, - в последнее время по нашим землям много всякого непотребного люда бродить стало. И у каждого охранная грамота самого короля! Смот-рю и поражаюсь! Скоморох заморский так и просится на плаху или дыбу, а я ему обязан всякое содей-ствие оказывать. Тьфу!
  Кженский наполнил твёрдой рукой свой кубок и поднял его:
  - Хочу выпить за ваше дело тайное, которого хоть и не знаю, но уверен - будет оно не во вред мо-ему народу!
  Милав с Вышатой тоже наполнили кубки. Даже молчаливый Кальконис с готовностью приложил-ся к своему питью. Один Ухоня не принимал в застолье участия, прислушиваясь к беседе из дальнего угла.
  - Теперь, что касается привезённого вами чудища, - продолжил Кженский, неторопливо пощипы-вая гроздь винограда. - Подобной зверюги здесь никто отродясь не видывал. Правда, доходили до меня слухи, будто на дальних выпасах, именно в сторону восточных районов, пастухи встречались с чем-то подобным. Но я посчитал слухи пьяной болтовнёй и не придал им значения. Да и случилось это давно - год или два назад.
  Милав слушал внимательно, делая в уме кое-какие памятки, а потом уверенно сказал:
  - Всё это может означать только одно - кто-то серьёзно готовится к вторжению в страну росомо-нов!
  - Что вы такое говорите! - искренне возмутился воевода Кженский. - Наши народы больше двух веков живут в мире и согласии. Как ты только мог такое подумать!
  - К сожалению, Милав прав. - Вышата поставил свой кубок на стол. - Судя по твоим словам, ко-ролём Сигизом Мундом кто-то управляет. Даже в том случае, если самих полионов не смогут склонить на открытое противостояние с нами, то рассчитывать на вашу помощь в будущей войне не придётся.
  Кженский, поражённый словами тысяцкого, молчал.
  - Вообще-то у меня тоже были подозрения по поводу непонятного шевеления иностранцев при дворе короля, - проговорил он тихо. - Но я не думал, что всё это успело так далеко зайти!
  В этот вечер легли поздно, потому что всем хотелось подольше побыть под защитой надёжных стен, чтобы успеть наговориться с человеком, который тебя так хорошо понимает.
  
  ...ШЁПОТ?
  "...- Напряжение вокруг него очень велико.
  - Ему нужно собрать все силы для отстаивания Света.
  - Он не дрогнет?
  - Нет. Он понимает, что любая, даже крошечная неуверенность в Свете мгновенно открывает вход тьме.
  - Понял ли он, какие силы группируются вокруг него?
  - Он ещё не видит Водящего, но тянется к нему изо всей силы.
  - Хорошо. Надеюсь, он всегда помнит, что ходит по краю пропасти...
  - Я видел, как он без содрогания заглянул в неё, не страшась, что она овладеет им.
  - Пусть будет так и пусть он ежечасно помнит о существовании пропасти. Тогда каждое мгно-вение жизни будет восприниматься ещё тоньше, ещё трепетнее..."
  
  Утром долго не могли решить, что делать с "многоглазом". Ухоня настаивал на его немедленном сожжении (почему-то гигант-нагльбаар внушал ухоноиду непонятный страх). Милав был против. Вы-шата в дискуссии не участвовал. Мнением молчаливого Калькониса никто не поинтересовался. Всё ре-шил голос воеводы Кженского, принявшего сторону Ухони.
  - Я думаю, его нужно уничтожить, - твёрдым голосом заявил он. - Уверен, не пройдёт и недели, как здесь объявится какая-нибудь малопривлекательная личность с письменным приказом короля от-пустить болотный кошмар на свободу.
  Доводы воеводы убедили Милава
  - Наверное, ты прав... - сказал он.
  Участь "многоглаза" была решена.
  
  ГЛАВА 10: Стойлег и Борислав пропали!
  
  Росомоны собирались покидать стены крепости, когда Кженский подошёл к Вышате и негромко произнёс странную фразу:
  - Опасайся дневного леса...
  Вышата удивлённо посмотрел на него. Но едва успел открыть рот, чтобы расспросить подробнее, как воевода удалился.
  - Что он хотел этим сказать? - спросил он у кузнеца.
  - Наверное то, что даже в своей крепости он не может сказать всего, что хотел бы...
  Вышата посмотрел вокруг уже другим взглядом, затем помахал воеводе рукой и тронул поводья.
  "Слишком много вопросов и слишком мало ответов", - подумал он.
  По мере удаления от крепости Милав с удивлением обнаружил, что Кальконис стал неестественно быстро оживать. У Кженского от него и слова нельзя было добиться, а сейчас его словно прорвало. Воз-буждение сэра Лионеля заметил даже Вышата, которого кроме военного дела ничто вокруг не интере-совало. Со своими наблюдениями он обратился к Милаву.
  - Что происходит с нашим любителем словесности?
  Милав сразу отвечать не стал. Он внимательно пригляделся к Кальконису. Словно невзначай кос-нулся рукой его лба. И даже некоторое время прислушивался к обильному словесному потоку, выте-кающему из него.
  - Он здоров, - сообщил Милав тысяцкому, - думаю, его чрезмерная возбуждённость связана с тем, что он долгое время находился под чьим-то гипнотическим воздействием.
  - "Многоглаз"?
  - По-видимому. Другого объяснения я не вижу.
  - Но почему охота идёт на Калькониса? Им следовало бы заинтересоваться твоей персоной. Уж прости меня за такие слова!
  - Кальконис знает не только дорогу в страну Гхотт. Ему известны многие обычаи, нравы, да и просто языки этих стран. Без него я не дойду. Наши тайные враги это знают.
  - Выходит, нам следует беречь Калькониса надёжнее собственной жизни?
  - Выходит, что так.
  - Ну, и дела...
  Весь день тысяцкому не давали покоя слова Кженского: "Опасайся дневного леса". Ну, ночного понятно. В потёмках и собственную руку за лиходея принять недолго. Но днём?! На всякий случай ты-сяцкий разослал дополнительные наряды в авангард и арьергард отряда и даже позволил Ухоне произ-вести "невидимую инспекцию" всех постов. Ухоноид тотчас умчался выполнять ответственное поручение, а Милав заговорил с Кальконисом, у которого "повышенная болтливость" сменилась обычной молчаливой созерцательностью.
  - Вы не вспомнили, при каких обстоятельствах болотный нагльбаар мог слышать вашу речь в ост-роге Выпь?
  Кальконис виновато улыбнулся.
  - Сколько не пытаюсь, у меня ничего не выходит, - сказал он. - Словно кто-то не пускает меня в собственную память...
  "А ведь это мысль! - обрадовался Милав. - Скорее всего, именно так и обстоит дело. Кальконису заблокировали память, чтобы он не опознал предателя. А когда мы стали выпытывать у него про тот случай, его решили устранить... Однако всё это слишком сложно и попахивает поистине глобальным заговором!"
  Кальконис продолжал смотреть на Милава преданными и немного испуганными глазами. Кузнецу впервые стало жаль этого, по существу, очень несчастного человека. И он дал себе слово, что как бы не обернулась в будущем их затея, он обязательно отпустит Калькониса домой, хотя в существовании последнего Милав очень сильно сомневался: сэр Лионель был человеком, которому везде в равной степени хорошо.
  Вернулся довольный Ухоня и доложил, что гриди службу несут справно. Однако по интонациям "доклада" было видно - чего-то он не договаривает. Милав заметил это первым и стал приставать к ухоноиду.
  - Говори, что ты скрываешь?
  Ухоня упрямился недолго и сообщил, что проверял служивых "с особым пристрастием".
  - Это как же? - встрепенулся Вышата.
  - Очень просто, - гордо ответил Ухоня, - я им в облике нагльбаара являлся!
  - ?
  - Должен признаться, не все реагировали правильно, - продолжал разглагольствовать Ухоня.
  - Как прикажешь тебя понимать? - спросил Вышата напряжённым голосом.
  - Некоторые, конечно, пытались поймать меня. Но не все!
  - А ты себя-то вспомни, - напомнил Милав, - как ты возле клетки "многоглаза" дрожал?
  - Меня можно понять и простить, - нашёлся Ухоня, - у меня детство трудное было!
  Милав только собрался ответить, как впереди показался сотник Корзун, скакавший во весь опор. Скоро он был уже возле Вышаты и по его лицу все прочитали: что-то случилось.
  - Стойлег и Борислав пропали!
  - Это не я! - испуганно сказал Ухоня, но никто даже не улыбнулся.
  Пропавших искали долго. Прочесали весь лес вдоль и поперёк, облазили дно оврага (на тот случай если их в какую нору спрятали). Но всё было тщетно. Гриди как сквозь землю провалились! Вышате не к месту вспомнились пророческие слова воеводы Кженского. Воины пропали в дневном лесу!
  - Как это произошло? - в который раз спрашивал тысяцкий, словно надеялся с помощью ответов Корзуна отыскать сгинувших гридней.
  - В разъезде пять воинов было, - отвечал сотник, - две двойки по сторонам - я в центре. За одним из поворотов Стойлег что-то в траве заметил, попросился проверить. Я разрешил и Борислава к нему в помощь отправил. Подождал некоторое время, они не возвращаются. Я вторую двойку окликнул и к ним. А там никого. Лошади спокойно стоят, траву щиплют. Мы шибко удивились: зачем оба одновре-менно спешились? Стали звать - никакого ответа. Мы быстро по кустам пробежались - опять никого. И самое удивительное, нигде ни травинки не примято! Словно их кто по воздуху унёс...
  - Стоп! - вскрикнул Милав.
  - Ты что! - удивился Вышата.
  - "По воздуху..." - повторил Милав и поднял палец вверх. - Их унесли по воздуху!
  - Вздор! - воскликнул Вышата. - Что за птица поднимет двух вооружённых воинов?
  - А если птиц было много?
  Вопрос остался без ответа. Все вернулись на то место, где лошади пропавших гридей по-прежнему щипали траву. Ни лучшие следопыты, ни невероятное чутьё Ухони следов воинов на земле не обнаружили.
  - Они не спускались на землю, - уверенно заявил Милав.
  Вышате пришлось согласиться. Он распорядился брать в разъезды не менее десяти воинов, и что-бы все постоянно были на виду друг у друга. У самого же из головы не выходили слова Кженского.
  "Что он хотел этим сказать? - спрашивал тысяцкий самого себя. - И почему не сказал прямо?"
  Пропавших продолжали искать до вечера. По-прежнему, безрезультатно. Вышата приказал стано-виться на ночёвку прямо здесь, на дороге. Не мог он решиться покинуть это место, не будучи уверен в судьбе своих воинов. Трапеза прошла в скорбном молчании. Говорить не хотелось. У всех было такое чувство, будто стоит только произнести слово, и с пропавшими товарищами обязательно случится что-то непоправимое. Вышата увеличил количество ночной стражи. Сам в течение ночи несколько раз вставал, чтобы проверить посты. Все гриди службу несли справно, понимая, что может случиться, засни они на посту... К утру погода испортилась. Заморосил мелкий нудный дождик. Тяжёлые, свинцовые тучи ползли низко-низко, едва не задевая верхушки деревьев. Сырость, отсутствие солнца, а главное, - давящая тишина действовали на росомонов угнетающе. Ждать дольше не имело смысла.
  Вышата с тяжёлым сердцем отдал команду выступать.
  - Я вернусь... - сказал он тихо, чтобы никто из окружающих его слова не расслышал, - и тогда я спрошу у этого леса: где мои воины!
  Дождь лил весь день. Намокли и стали жёсткими толстые кожаные плащи. Сапоги, не укрытые длинными полами промокли в первые часы и теперь уже не впитывали воду. Мысли в голове текли так же вяло и монотонно, как сыпал надоедливый дождь.
  Милав заметил, что Вышата с тревогой поглядывает на небо.
  - Они сегодня не прилетят, - сказал он, поравнявшись с тысяцким.
  - О чём ты? - не понял Вышата.
  - О птицах, - пояснил Милав, - в такой дождь перья сильно намокают, их подъёмная сила умень-шается...
  - А если это не птицы?
  Милав внимательно посмотрел на Вышату - не шутит ли? Да нет, вроде.
  - Если наши тайные противники сумели поселить здесь нагльбааров, - пояснил кузнец, - почему они не могли и летающего монстра оставить в этих землях?
  В полдень решили не останавливаться. Какой прок? В подобный сырости и горячего травяного отвара не приготовишь. Решили идти до вечера или пока солнце не проглянет. Вышата как будто успокоился и на небо стал поглядывать реже. То ли слова Милава возымели силу, то ли по какой другой причине. К вечеру погода наладилась. Подул порывистый ветер, разогнавший сплошную пелену облаков. Дождь прекратился. Выглянуло солнце. Под его закатными лучами заблестели-запереливались многочисленные лужи, лужицы, крохотные озерца, в которых и муравей бы утонуть не смог. По всему лесу пошли гулять яркие сполохи. Это солнечные лучики, дробясь отражались в бесконечном множестве дождевых капель, повисших на листве, траве, ветвях и стволах деревьев. Мир мгновенно преобразился. Преобразились и росомоны, словно тот же ветер, который разогнал нудную дождливую серость, унёс тяжесть и гнетущую черноту из их сердец. Вышата с лёгким сердцем объявил привал до завтрашнего утра.
  Ночь прошла спокойно, если не считать того, что неугомонный Ухоня, который "никогда не спит" решил немного порезвиться в предутреннем сумраке. Ухоноид стал гонять по кустам здоровенного вепря, чем ужасно переполошил весь лагерь и заработал серьёзный выговор и от Вышаты и от Милава. Впрочем, Ухоня нисколько не расстроился, заявив, что он "не чета некоторым - не хочет потерять спортивной формы от нудного сидения на спине у бедного животного". Милав в долгу не остался, сказав, что некоторые могли бы тренироваться и в более подходящей обстановке, а не вытворять "чёрте что" в то время, когда нормальные люди спят. Утро начиналось славно и обещало много неожиданностей впереди.
  Странности начались сразу же после того, как отряд тронулся с бивака. Солнце поднялось над го-ризонтом, туч - ни перистых, ни грозовых - не было. Небесный свод казался бездонным. Тысяцкий с озабоченным видом посмотрел на эту великолепную синь, не имеющую чётко обозначенной границы, и распорядился половине отряда приготовить арбалеты. Милав не посчитал подобные приготовления излишними, потому что удивительное спокойствие, разлившееся в природе, готово было обрушиться на росомонов любым сюрпризом.
  Сотник Корзун подъехал к тысяцкому и доложил:
  - Замил-слухач что-то почуял...
  - Что? - спросил Вышата, внутренне готовый к подобному сообщению.
  - Он затрудняется определить, но уверен - за нами следят.
  - Передай сторожевым разъездам, чтобы держались в прямой видимости от нас, - приказал он сотнику. Затем обратился к Милаву: - А что ты почувствовал?
  
  ГЛАВА 11: Кользор иглокрылый
  
  ...ШЁПОТ?
  "...- Он спокоен?
  - Да. Он легко усваивает новое, но многое подвергает сомнению. Например, отчего явления ка-жутся неожиданными? В этом он видит два условия: первое - любое ожидание всегда создаёт про-тиводействие, ибо любое осознанное ожидание может привнести с собой лишнюю энергию; второе - при возвещении может произойти случайное оповещение тёмных сил, заинтересованных в этом.
  - И к какому выводу он пришёл?
  - Весь мир делится на белых и чёрных, но есть и третьи, представляющие собой не что иное, как аморфное вещество - студень. И именно они - самые опасные, потому что любой ветер перемен мо-жет кинуть их из одной крайности в другую.
  - Светлая мысль, хотя и не столь бесспорная, как может показаться на первый взгляд..."
  
  - Кто-то не оставляет нас своим вниманием с самого восхода солнца, - ответил Милав.
  - Ты его видишь?
  - Нет, но уверен - он не один...
  - Позвольте полюбопытствовать, - вклинился в разговор сэр Лионель, - о чём идёт речь?
  - Скоро узнаем... - неопределённо ответил тысяцкий, поднимая руку над головой - знак, чтобы все были наготове.
  - Он не станет нападать на открытом пространстве, - предположил Милав. - Ему нужны густые заросли. Например, как вон те впереди, шатром нависающие над дорогой.
  - Пожалуй... - согласился Вышата. - Стойлег с Бориславом пропали как раз в таком месте...
  - Я вижу их... - негромко сказал Милав.
  - Где! - выдохнул Вышата.
  - Впереди, в ветвях дуба, - пояснил Милав.
  - Я ничего не вижу!..
  - Их трудно заметить, - отозвался Ухоня, голос которого дрожал будто хвост у кота-забияки, на-ткнувшегося на мышь, - они сливаются с листвой...
  - Сколько их?
  - Кажется, трое... - неуверенно проговорил Милав и, обратившись к Ухоне, спросил: - Ну что, напарник, повыдираем хвосты у пернатых?
  - Если таковой найдётся - выдерну собственноручно!
  - Когда ты успел руками обзавестись? - усмехнулся Милав трогая пальцами прохладное тело По-ющего.
  - Тогда - "собственнолапно"! Суть одна: останутся без хвостового оперения. Это точно! Хоть к бабке Матрёне не ходи!
  Они подъехали к естественной зелёной арке. Тут и случилось долгожданное. В абсолютной тиши-не, не пошевелив ни листочка, ни веточки, ни травинки, на всадников скользнуло что-то огромное и почти прозрачное. Их было всего двое. Первое "нечто" неслышно опустилось на Калькониса, который сколько не крутил головой в тревожном ожидании невидимого врага, так и не заметил мгновения его атаки. Милав выхватил Поющего, щелчком удлинил его тело и приступил к "тренировке". В тот же миг Ухоня, бьющий от возбуждения полуторааршинным тигриным хвостом по спине своей лошади, отчего последняя в испуге округлила глаза, стремительно кинулся на второе "нечто". В абсолютной тишине раздавался лишь монотонный хруст, наводящий на всех мистический ужас.
  Через бесконечно-долгое мгновение борьбы Вышата смог рассмотреть с кем идёт "тихая" схватка. Это были не птицы и не животные. При длине тела более трёх саженей они имели размах конечностей, которые с большой натяжкой можно было назвать крыльями, - не более двух саженей. По мере того, как Милав ускорял темп вращения Поющего, и всё больше ударов достигало цели, таинственный про-тивник становился всё материальнее, словно удары посоха неведомым образом уплотняли его до со-стояния видимости невооружённым глазом.
  К этому времени большинство воинов взяли место боя в полукольцо и были готовы по первому зову тысяцкого свершить правосудие над злобными тварями. Но Вышата такой команды не отдавал. Напротив, повинуясь какой-то своей мысли, он попросил Милава не добивать неведомого врага, забыв о том, что кузнец - даже если бы и захотел этого - не смог оборвать жизнь неведомой твари: Поющий не позволил. Над Ухоней подобный запрет не довлел, и он расправился со своим противником со скоростью рыси и свирепостью льва. Его жертва, так и не издав ни единого звука, сложила изувеченные тигриными клыками крылья и затихла. Однако воины продолжали держать её на прицеле, помня, что самый страшный враг - неведомый враг. Противнику Милава тоже досталось основательно, и он коконом свернулся между лошадьми Милава и Вышаты.
  Милав спешился, осторожно приблизился к поверженному врагу, держа Поющего наготове.
  - Тварь не убивать! - напомнил Вышата затаившимся гридям. - Мы с его помощью товарищей наших отыщем!
  В это время Милав вплотную приблизился к неведомой твари и склонился над ней, разглядывая огромный клюв. Птичий глаз дрогнул, сверкнул отражённым солнечным светом и...
  
  "Кользор иглокрылый, последний представитель Летающей Флоры. Абсолютно агрессивен, зло-бен до самопожирания. Питается исключительно тёмными и дурными мыслями, а потому жить вда-леке от людей не может. Паразитирует на отрицательных эмоциях. Срок биологического функцио-нирования не ограничен"
  
  Милав понял, что глаза кользора уже не пусты и безразличны как мгновение назад, а налиты об-жигающей злобой такой силы, что готовы выплеснуться из узких зрачков чёрного цвета. Милав отпря-нул назад, но не достаточно быстро - несколько игл из мгновенно раскрывшегося крыла кользора при-гвоздили одежду кузнеца к влажной земле. Атака иглокрыла оказалась столь стремительной, что лишь несколько арбалетных стрел успели пронзить раскрывшиеся крылья кользора. Гриди повторять попыт-ки не стали, боясь в неразберихе поранить Милава. Кользор, воспользовавшись оцепенением воинов, стремительно рванул ввысь. Никто не успел среагировать на то, как иглокрыл, заложив крутой вираж, вырвал из седла оцепеневшего от страха Калькониса.
  - Не стреля-я-ять!.. - что есть мочи закричал Вышата, опасаясь за жизнь сэра Лионеля.
  Воины с досадой опустили оружие.
  - Уйдёт же... - воскликнул кто-то в сердцах.
  - От меня не уйдёт! - крикнул Ухоня и, превратившись в мантообразное полотнище, ринулся вслед иглокрылу, не забыв по пути вырвать из рук у поражённого Вышаты его меч.
  Все, затаив дыхание, следили за тем, как Ухоня настигает кользора. Вот он догнал иглокрыла. Все увидели, как блеснул на солнце клинок, и тело Калькониса полетело вниз. Благо, до земли было не бо-лее трёх саженей, да и упал Кальконис не на дорогу, утрамбованную многочисленными крестьянскими телегами, а в самую середину густого орешника. Несколько гридей тут же кинулись вызволять сэра Лионеля из колючего плена и скоро благополучно вернулись вместе с ним к основному отряду. К этому времени и Ухоня и кользор успели скрыться из виду, поэтому исхода воздушного боя никто не узнал. Вышата отдал приказ спешиться и ждать возвращения Ухони. На вопрос Корзуна: "Сколько ожидать?" - недовольным голосом ответил: "Пока не вернётся!".
  Ждать пришлось долго. Наконец, Вышата, видя, что дальнейшее ожидание бессмысленно, прика-зал медленным шагом двигаться вперёд. Он был уверен, что ухоноид сам объявится. Иглокрыл не тот противник, чтобы можно было всерьёз опасаться за Ухонину жизнь.
  - Как ты собирался с помощью кользора о судьбе пропавших воинов узнать? - спросил Милав, не-торопливо покачиваясь в седле рядом с тысяцким.
  - Думал вслед ему Ухоню отправить, - сказал Вышата. - Да теперь-то что говорить об этом? Лишь бы он сам вернулся...
  - Да-а-а... - протянул Милав, - тебе нужно было его заранее предупредить...
  - Если бы, да кабы под носом росли грибы! - скороговоркой ответил Вышата и махнул рукой - чего уж теперь горевать?
  Несколько вёрст прошли в напряжённом ожидании Ухониного возвращения. День перевалил на вторую половину. Вечер-баловник заявил о себе сгущением теней по оврагам да ямам. Ухоня не поя-вился, зато прискакал запыхавшийся сотник Корзун и звонким от волнения голосом объявил, что впе-реди на дороге лежат...
  - Кто? - спросил Вышата, заметив, как побледнел сотник.
  - Дак... пропавшие объявились!
  Вышата пришпорил коня и ринулся вперёд, спрашивая на скаку у сотника:
  - Их никто не трогал?
  - Нет! Боязно нам приближаться к ним. Лежат на дороге, словно мертвяки!
  - А охраны достаточно?
  - Цельный десяток - сила немалая...
  Домчались быстро. Впереди маячила группа всадников, замерших недалеко от двух тел, лежащих поперёк дороги. Было тихо. Тревожно. Вышата остановился рядом с молчаливыми воинами и подож-дал, пока подъедет Милав.
  - Что думаешь? - спросил он кузнеца.
  - Похоже на ловушку...
  - Может, это работа Ухони?
  - Стал бы он прятаться после такого "геройства"!
  Тела на дороге лежали неподвижно, словно это и не люди были вовсе, а опрокинутые наземь ка-менные истуканы.
  - Не могут они быть пропавшими Стойлегом и Бориславом, - уверенно заявил Вышата, хотя при-чины подобный уверенности объяснить не мог.
  - Посмотрим... - неопределённо ответил Милав и тронул коня.
  - Я с тобой! - вызвался Вышата.
  Милав хотел возразить, но, глянув в полыхающие решимостью глаза тысяцкого, перечить не стал, сказав только:
  - Хорошо. Будь рядом, но не слишком близко...
  Тысяцкий сделал знак, и десятка два воинов последовали за ним, готовя к стрельбе арбалеты. По их мрачным, решительным лицам было видно: на этот раз промашки не будет. Милав направил коня к ближайшему воину, чутко прислушиваясь к тому, как отреагирует лошадь - животное, известное в мире росомонов своей чувствительностью ко всяким оборотням-перевёртышам. Конь вёл себя спокойно, словно впереди ничего не было. И это тоже было странно, ибо лошадь должна была почуять тело росомона, не важно - жив он или мёртв. Милав спешился. Не торопясь, достал Поющего. Спиной почувствовал, как зашевелились гриди, готовясь к стрельбе. Краем глаза заметил: Вышата отошёл от коня и замер шагах в пяти.
  "Теперь не уйдут, голубчики!" - подумал кузнец, тронув посохом ближайшего воина. Милав был готов, и на этот раз не упустил того мгновения, когда глаз лежащего на земле гриденя раскрылся...
  
  "Сторцин - самый искусный оборотень среди демонов Низшего Круга. В одном теле живёт не более суток. Очень пластичен и очень уязвим; собственной волей не обладает. Способен создавать до пяти двойников из одной оболочки. Открытый и незамутнённый взгляд - смертелен для любого живо-го существа"
  
  Ничтожно короткий миг потребовался Милаву на то, чтобы в промежутке между тем, как он узнал о смертельности взгляда сторцина и мгновением, когда взгляд оборотня прояснится, нанести ему несколько коротких, но сильных ударов.
  - Не смотрите им в глаза! - крикнул Милав, обрушиваясь на второго оборотня, который, осознав полный провал задуманной хитрости, торопливо искал среди воинов очередную жертву. Найти он её не успел. Поющий работал быстро и точно, да и Вышата, закрыв глаза перчаткой, орудовал мечём, взятым у оруженосца взамен унесённого Ухоней с такой яростью, что дважды едва не срубил вместо сторцина самого Милава.
  Десяток арбалетных стрел закончили дело.
  - Сжечь их! - приказал Вышата, с брезгливостью вытирая свой меч о траву.
  Пока готовили большой костёр и обкладывали останки оборотней сухим хворостом, прошло неко-торое время.
  - Ухони всё нет... - напомнил тысяцкий.
  - Вернётся... - ответил Милав, - потому что... Потому что он уже летит сюда!
  И показал рукой на просвет между деревьями. Скоро можно было различить полотнище грязно-серого цвета - Ухоню и что-то болтающееся под его брюхом. Милав не поверил своим глазам: Ухоня, отрастив из нижней части своего тела две огромные мускулистые руки, держал в каждой из них по гриденю! Ещё минута томительного ожидания и недалеко от полыхающего костра сделал вынужден-ную посадку Ухоня-носитель, пропахав безвольно болтающимися головами гридей глубокую полосу. Если бы не расторопность воинов, успевших поймать обессиленного ухоноида, то он бы непременно нашёл приют в глубокой болотине, живописно раскинувшейся недалеко от дороги. Никто не успел от-крыть рта, боясь поверить в столь невероятную удачу, а недовольный голос Ухони уже оглашал окрест-ности стенаниями:
  - О боги! И чем это Вышата своих воинов кормит! Да в них в каждом весу по восемь пудов!
  
  ГЛАВА 12: "Тихая" ночь
  
  ...ШЁПОТ?
  "...- Я заметил его неудачную попытку раздвоения сознания. Так ли это?
  - Он сделал правильный вывод, что человек не должен уподобляться животному, способному мыслить лишь однонаправленно. Его интересует большее: он пытался делать несколько дел одновре-менно, интуитивно чувствуя, что только так он может утвердить правильные волны ритма. Но ему нелегко управлять несколькими потоками сознания одновременно.
  - Он отчаялся?
  - Нет. Его отвлекли мелкие заботы..."
  
  Ухоня был герой дня! Он с упоением рассказывал всем о том, как жестоко бился с иглокрылом и как одолел его в неравной схватке. По его словам выходило, что все эти долгие часы он только тем и занимался, что беспрерывно атаковал несчастного кользора, подвергая себя "ужаснейшему риску". Ве-рить ему было можно, но с небольшой поправкой на то, что, убей он иглокрыла в воздухе, ему никогда бы не удалось обнаружить пропавших воинов. На подобную "нестыковку" в своём рассказе Ухоня не обратил внимания, заявив Милаву, что он просто завидует "чужой славе". Милав в ответ хитро улыб-нулся.
  - Меня терзают смутные сомнения, - сказал он Ухоне. - Может, ты вовсе и не сражался "героиче-ски" с кользором, а гридей нашёл впереди за поворотом?
  Ухоня надменно промолчал, но хвастаться подвигом перестал. Стойлега с Бориславом положили в телегу. Гриди были без сознания, и Вышата на всякий случай приказал их покрепче связать - мало ли что! Лишь после этого отряд тронулся в путь, не смотря на то, что день клонился к вечеру. Многочис-ленные задержки в пути были росомонам далеко не на руку - их враги успевали заранее узнать о пути следования, что приводило к постоянным стычкам. Милав предложил идти другой дорогой, чтобы сбить шпионов со следа.
  Вышата не согласился.
  - В нашем отряде больше сотни лошадей, - сказал он, - разве можно такому войску пройти по до-роге и не оставить следов? Нет, мы пойдём открыто. Нам некого бояться пока мы вместе. Вот когда достигнем границ вигов...- Вышата ненадолго задумался. - Не представляю, как ты один справишься?
  - Почему один? - удивился Милав. - А Ухоня? А Кальконис?
  Кузнец тут же обратился к бывшему "компаньону" Аваддона:
  - Верно я говорю, сэр Лионель?
  - Конечно, уважаемый Милав, - охотно откликнулся Кальконис.
  Вышата только хмыкнул: "С такими помощничками далеко не уедёшь!".
  - Думаю, втроём мы сможем идти почти незаметно, - уверенно заявил Милав.
  - "Почти" - слабое утешение.
  - Другого решения всё равно нет. Что голову-то ломать напрасно?
  - Лучше её сейчас поломать, чем потом потерять! - назидательным тоном заметил тысяцкий и на-долго замолчал.
  Привал устроили поздно, когда тьма из леса выползла на дорогу и затопила всё вокруг влажным липким туманом.
  - Дурное место! - сказал кто-то из гридей. - Навью пахнет - сиречь смертью...
  Вышата так вымотался за этот непростой день, что не обратил на тревожные слова воина внима-ния. Милав слова гриденя мимо ушей не пропустил и даже с Ухоней по этому поводу побеседовал. Кальконис тоже слышал предостережение воина и решил лечь поближе к Милаву. С некоторых пор он стал чувствовать к кузнецу уважение, граничившее с некоторым благоговением. Поймав себя на таких мыслях, сэр Лионель крайне удивился, ибо подобного чувства не испытывал даже к Аваддону в самые светлые и счастливые дни их "компаньонства". Уже засыпая, Кальконис с удовлетворением отметил, что Милав не спит, а лишь делает вид (очевидно для того, чтобы понапрасну не волновать тысяцкого, у которого от своих-то проблем голова шла кругом).
  
  - Поочеэмуу оон еэшёо жиыв?
  - Прооиизоошлаа оошиыбкаа...
  - Уустрааниитеэ еэёо!
  - Даа, уутроо оон встреэтиит здеэсь!
  - Неэ заареэкаайтеэсь доо сроокаа...
  
  Милав физически ощущал, как тьма вокруг лагеря стала сгущаться. Неожиданно приползли лох-матые, будто измочаленные в неведомом сражении грозовые тучи, закрыв звёзды, дававшие хоть какое-то подобие света. Дождя не было, но в воздухе висела такая плотная водяная взвесь, что трудно стало дышать. Милав слышал, как ворочаются во сне уставшие воины - тяжёлый воздух леса вызывал у них кошмары, от которых гриди метались под своими походными плащами, пытаясь отогнать и то, что ме-шало спокойно спать в лесу и то, что давило их во сне.
  Милав гнал от себя дремоту, продолжая анализировать свои ощущения. Лёжа с закрытыми глаза-ми, он мог слышать и даже видеть то, что творилось вокруг на расстоянии десяти саженей. Обычно та-кая тренировка доставляла ему радость удовольствия наблюдать за лесными обитателями в тот момент, когда они об этом совершенно не подозревают. Порой это приносило настоящие открытия, и Милав радовался как ребёнок, что смог подсмотреть некоторые секреты лесной жизни. Сегодня всё было иначе. Сколько бы он ни "всматривался" вокруг, не смог уловить ни единого шума. Это было не просто странно, это было совершенно невозможно. В любом месте леса, от голых многокилометровых гарей до бездонных болот, обязательно живут свои обитатели, будь то крохотный жук-могильщик или огромный болотный дойрон. Но здесь, в этом лесу, Милав не услышал ни единого звука! Ни шороха земляного червя, ни полёта ничтожной пичужки. Да что там пичуги! Муравьёв и тех нигде не было!
  Открытие взбодрило Милава лучше ушата ледяной воды. Он осторожно повернулся под своим плащом и внимательно оглядел стоянку. По его настоятельной просьбе Вышата приказал воинам устро-иться на ночлег как можно компактнее. В свете почти прогоревшего костра Милав видел, что вся ог-ромная поляна, которую они выбрали в качестве бивака, была покрыта телами гридей, кутавшимися в свои кожаные плащи не столько от ночной сырости и прохлады, столько от душевных мук, отчего-то терзавших их именно в этом месте. Кузнец увидел, как проснулся сотник Корзун и, пошатываясь, по-шёл проверять посты. Его не было совсем недолго. Вот он вернулся и, хрипло бормоча что-то себе под нос, вновь улёгся на плащ, поудобнее устроив голову на седле. Опять стало тихо.
  На пределе слышимости Милав уловил птичий щебет и подумал, что он, быть может, слишком "накрутил" своё воображение, рисуя всякие невероятные события. Его усталое тело только этого и ждало. Милав почувствовал, как веки отяжелели, земля под ним словно бы качнулось. Кузнец улыбнулся, представив себе, что это бог сна - Морфей - решил поиграть с ним на грани сна и бодрствования. Его веки вновь дрогнули, поплыли вниз, отделяя воцарившуюся вокруг тьму от того света, который он увидел внутри себя. Голова со стуком упала на седло, заменявшее подушку, но Милав этого даже не почувствовал - он спал...
  
  ...ШЁПОТ?
  "...- Как необычен его пульс!
  - Он уже долго стоит на развилке дорог и никак не может выбрать верный путь, хотя и понима-ет, что выбор прост: нужно окончательно определиться между беспросветным мраком заблуждений и светоносным величием Истины.
  - Это кажущаяся простота выбора - он весь под гнётом иллюзий. Ему будет непросто принять то, что и действительность и иллюзия явлены из одного животворного источника.
  - Конечно, иллюзии, как таковой, не существует и понятие действительности нужно расширять как можно больше!
  - Это совсем непросто, когда ему всё время кажется, что любой путь случаен, и что в конце этого пути его ожидает только пустота.
  - К счастью, это не так. Его воображение способно подняться над обыденностью устаревших понятий..."
  
  Мир изменился. Милав это понял до того, как открыл глаза. Тишины уже не было. Неожиданное открытие не принесло Милаву облегчения, ибо на смену абсолютной тишине пришёл всё нарастающий шум, источник которого мог находиться как в одном месте, так и во всём лесу одновременно. Едва глаза кузнеца впустили в сердце ночную темень, он понял: что-то случилось...
  Невдалеке послышался стон, затем шорох падающего тела, и в этот миг резко прозвучал боевой рог. Звучал он странно - вполсилы, словно гридню, приникшему губами к буйволиному рогу не давали возможности протрубить во всю мощь. Но и этого слабого сигнала тревоги оказалось достаточно. Не прошло минуты, как большинство воинов оказались на ногах и при оружии. Рубиновые угли нескольких костров почти не давали света. Ориентироваться по ним было невозможно. Где-то справа послышался звон обнажённых мечей, затем чей-то громкий голос сотряс деревья, затихшие в ожидании беды. Вслед за тем и слева послышались крики. Милав понял - их окружают.
  Понял это и Вышата, потому что громовым голосом покрыл все остальные звуки:
  - В кру-у-уг! Все в круг! Спина к спине! Плечо к плечу! В кру-у-уг!
  Милав почувствовал, как кто-то схватил его и рванул в сторону.
  - Стой здесь! - услышал он голос тысяцкого, ощущая чьё-то присутствие рядом.
  В следующий миг огонь опалил лицо. Милав в доли секунды достал Поющего и обрушился им ту-да, откуда пришёл нестерпимый жар. Вышата неистово орудовал своим мечом, продолжая кричать на весь лес:
  - Круг! Держите круг!
  Бой кипел по всей поляне. Милав подумал, что если их спины никто не атакует, значит, приказ Вышаты возымел силу, и теперь гриди бьются в огромном кольце, в центре которого остались лишь те, кто не смог подняться на призывный звук боевого рога. Милав работал Поющим, не забывая размыш-лять о том, с кем же идёт этот страшный ночной бой, в котором кроме звона оружия, стонов раненых, да гортанных боевых кличей самих гридей не слышится ни одного постороннего звука. Однако Сэйен почти с каждым взмахом находил в темноте свою цель, и Милав по отдаче чувствовал, что цель эта была вполне материальна. Рядом с ним орудовал двуручным мечом тысяцкий. По его надсадному гоканью тоже можно было догадаться, что рубит он не пустоту. Наконец кто-то из тех, кто оставался за спинами воинов догадался подбросить хвороста в прогоревшие костры. Скоро поляна озарилась светом. По мере того, как разгорались костры, и тьма отступала под напором пляшущего пламени, Милав чувствовал, что сопротивление за границей темноты слабеет. Вот уже звенящее вращение Поющего перемалывает только пустоту, не встречая на своём пути препятствия. Рядом замер усталый Вышата, облокотившись на рукоять меча.
  - Что это было?.. - спросил он растерянно.
  Сбоку выросла Ухонина пасть, из которой капала тягучая слизь, явно намекая на то, что ухоноид хватал ею не только влажный ночной сумрак, но и что-то материальное.
  - Сейчас проверим... - сказал он и растворился в темноте.
  - Огня! - крикнул Вышата. - Сделайте больше огня!
  В костры полетели заготовленные сучья. Тьма скачком отпрыгнула от яркого пламени, диким зве-рем затаившись на границе света и тени. Все с тревогой всматривались в темноту, ожидаю новой тихой атаки. Самые смелые уже бродили на пределе освещённого участка, опасаясь переступать зыбкую грань, словно это была и грань между жизнью и смертью.
  Поиски ничего не дали. Посланные во все стороны воины вернулись растерянные и подавленные.
  - Ничего не нашли...
  Вышата не поверил. Как! Сотня гридей в течение получаса яростно отбивала напор наседающего врага и в результате - ничего! Двенадцать раненых, трое убитых, зарезано девять лошадей и - ничего!
  Вернулся Ухоня. Все с надеждой глядели на него. Ухоня бравировать не стал.
  - Я дважды обежал поляну, забирая всё глубже в лес. Там никого нет...
  Вышата внимательно осмотрел воинов, стоявших к нему ближе всех и сказал:
  - Всем отдыхать. Стража - как прежде. Утром разберёмся...
  
  ГЛАВА 13: Чужаки
  
  После всего случившегося стало не до сна. Костры горели всё ярче, пламя в них взлетало всё вы-ше, словно гриди хотели этим огнём спалить ту тревогу и тот страх, что поселились в их сердцах после "тихого" боя. То здесь, то там можно было услышать произносимое полушёпотом страшное слово: "НАВЬ".
  Милав сидел рядом с Кальконисом у гудящего костра и был немало изумлён, увидев, как сэр Лио-нель ловко перевязывает рану на левой руке; возле его ног лежал короткий меч.
  - Вы тоже в бою участвовали? - спросил Милав.
  - А кто стоял рядом с вами, когда Ухоня в темноту кинулся? - ответил сэр Лионель ровным и даже скучным голосом.
  - Я не подозревал, что вы владеете мечом!
  - Мечом-то я как раз не очень... - сконфузился Кальконис, - а вот шпагой!
  - Вы меня удивили! - воскликнул Милав, придвинувшись к Кальконису. - Что вы скажете по по-воду случившегося?
  Вышата сидел тут же и тоже был не прочь узнать мнение человека, не понаслышке знакомого с нравами и обычаями соседних с полионами вигов.
  - О чём-то похожем я слышал, - заговорил Кальконис, закончив перевязывать рану. - Говорят, будто сама тьма оживает и принимает зеркальный облик того, кто с ней сражается. Получается заколдо-ванный круг: чем больше воинов бьются с тьмою, тем больше у тьмы соратников. При этом чем ярост-нее сражаются люди, тем ожесточённее сопротивление тьмы!
  - Выходит, в таком бою победить нельзя... - покачал головой тысяцкий.
  В ответ Кальконис произнёс загадочную фразу:
  - Победить нельзя, но выиграть сражение можно!
  Вышата резко повернулся, по-новому взглянув на улыбающегося сэра Лионеля. Спросил, что-то припоминая:
  - Так это вы разожгли костёр в центре круга?
  Кальконис не ответил, только плечами пожал, дескать, чего тут такого?
  В глазах Вышаты промелькнуло восхищение.
  - Выходит, если бы не ваша помощь, то мы до самой зари сами с собой сражались? Ну, голова!
  Кальконис скромно молчал. Ухоня, видя, что все лавры победителя достаются какому-то "Каль-соньке" тоже внёс в разговор свою лепту:
  - Между прочим, я тоже догадался.
  - Значит, ты тоже молодец! - улыбнулся Вышата и добавил: - А рассвет-то уже наступил...
  При свете нарождающегося утра гридни продолжили поиски, но ничего в лесу не нашли. Только измятая трава, порубленные в запале боя молодые деревья и множество слизи, которой оказались изма-занными едва ли не все деревья и вся трава в округе. Ухоня рискнул попробовать слизь, после чего ав-торитетно заявил, что по вкусу она напоминает скверный кисель, но пить можно! Вышата сплюнул в сердцах, глядя на то, как ухоноид пробует эту мерзость. Ухоня ничуть не обиделся, заявив: "О вкусах не спорят!", затем надолго исчез в густой зелени подлеска.
  Тысяцкий приказал спешно сворачивать лагерь. Работа закипела, ибо никому не хотелось задер-живаться в этих жутких местах. Собрались быстро. Небольшая заминка произошла при распределении раненых, некоторые из которых не могли сидеть на лошади, а телег у росомонов было мало. Да и лоша-диное "поголовье" за одну ночь уменьшилось сразу на девять добрых скакунов. О погибших товарищах и говорить нечего! Решено было их здесь не оставлять, а похоронить в ближайшем поселении полионов - они одной с росомонами веры. Там же, по возможности, намеревались разжиться лошадьми.
  Вышата садился на коня, когда к нему подскакал сотник Корзун.
  - Полионы! - доложил он. - Около сотни воинов в получасе конного шага отсюда.
  Вышата вскочил в седло, переспросил:
  - Точно полионы?
  - Сам видел!
  - Куда едут?
  - Я думаю - по наши души.
  - Отчего такие мысли?
  - Останавливаются часто и по лесам рыскают, словно ищут кого...
  - Ладно, мы не тати какие-нибудь, - посуровел тысяцкий, - нам прятаться не от кого. По коням!
  Пока выбирались большим обозом на широкую лесную дорогу и принимали походный порядок, показались всадники. Было их, действительно, не менее сотни, и выглядели они как орчи-наймиты, ко-торых полионы часто принимали на службу.
  Вышата остался на месте - не гоже воину его ранга первым представляться. В отряде чужаков ро-сомонов заметили, но никто им навстречу не двинулся. Тысяцкий стал наливаться гневом.
  - Не красит воина игра в прятки с незнакомцами!
  Он приказал Корзуну скакать к чужакам и узнать кто такие.
  Милав удержал его.
  - Погоди, Вышата, - попросил он, - пусть Ухоня на разведку слетает. А мы подождём.
  - Дело! - согласился тысяцкий, останавливая Корзуна.
  Ухоня в предвкушении "горячего дела" задрожал огромным тигриным телом, затем трансформи-ровался в переливающуюся голубизной каплю и ускользнул в сторону чужаков.
  - Ничего, - буркнул Вышата, - мы ещё поглядим, чья "ждалка" крепче окажется!
  Ухоня вернулся нескоро. Росомоны молча стояли на дороге, время от времени пробуя оружие, и разминая тело, потому как знали - в чужих краях любая встреча может сечей жестокой обернуться. На-конец, Ухоня вернулся. Взгромоздившись на свою лошадь, быстро заговорил:
  - Не похожи они ни на орчей-наймитов, ни на воинов-полионов. За всё время, пока я кружил над ними, не услышал ни одного слова! Сидят на лошадях, точно истуканы и чего-то ждут. Да и лошади у них странные - ушами не прядут, хвостами не обмахиваются! Стоят, опустив морды и тоже как будто чего-то ожидают. В общем, странное зрелище и жуткое...
  Вышата посмотрел на Милава.
  - Что думаешь?
  - Ночью у наших врагов ничего не получилось. Решили за нас днём взяться.
  - Едут! - предупредил Корзун, не спускавший с чужаков глаз.
  Вышата тронул поводья и поехал навстречу. Милав, Кальконис и Корзун, отстав на полкорпуса, последовали за ним. Ухоня предусмотрительно остался на месте, впрочем, готовый в любую минуту поспешить па выручку. Съехались на полдороги между двумя отрядами. Милав сразу отметил стран-ную неподвижность чужаков. Внимательный взгляд больше ничего не принёс, а всезнание молчало, не в силах пробиться за металлические забрала трёх, стоящих перед ним всадников.
  - Кто такие?
  Надменный голос принадлежал среднему всаднику. Он мало походил на голос живого человека, хотя искажение речи могло объясняться металлической пластиной, закрывавшей рот.
  - Гриди Годомысла Удалого! - Гордо ответил Вышата.
  - С какой целью находитесь в этих землях?
  - Я не услышал имени того, кто позволяет себе задавать вопросы в таком тоне! - голос Вышаты зазвенел.
  Среди чужаков произошло замешательство.
  - Я Альбуин, одиннадцатый сотник короля Сигиза Мунда, - произнёс средний воин.
  - А я Вышата - первый тысячник Годомысла Удалого!
  Ответ Вышаты больше походил на пощёчину, и чужаки поняли это.
  - Мы бы хотели узнать цель вашего пребывания в стране Полион?
  Вышата сделал знак Корзуну. Сотник помчался к обозу, быстро вернувшись с массивным ларцом. Тысячник, не торопясь, достал грамоту и подал её среднему воину. Среди чужаков вновь произошло замешательство. Либо никто из них не знал грамоты, что было обычным делом среди полионской знати, либо причина была в чём-то другом (в конце концов, среди сотни чужаков должен же быть хоть один писарь!).
  - Нам достаточно того, что вы росомоны - наши соседи и товарищи по оружию! - высокопарно ответил средний воин, вернув Вышате грамоту, даже не взглянув на неё.
  Милаву показалась, что сейчас он услышал совсем другой голос, нежели минуту назад!
  - Мы можем следовать дальше? - спросил Вышата, убирая грамоту в ларец.
  - Конечно. Желаем вам доброго пути!
  Милаву на миг почудилось, будто под забралом он разглядел знакомые глаза. Но всезнание поче-му-то молчало, и озарение так и прошло, не оформившись в конкретную мысль...
  Чужаки вернулись к своему отряду и потеснились, уступая дорогу росомонам.
  Отряд успел отъехать далеко, а Милава всё не отпускал напряжённый взгляд чужака. "Определён-но я видел эти глаза, - терзался он. - И голос! Я слышал его недавно! Но где?.." Мысль билась словно синица, невзначай угодившая в силки хитрого охотника. Билась и никак не могла вырваться за пороч-ный круг...
  Кальконис ехал рядом. Милаву показалось, что он порывается что-то сказать, но почему-то сдер-живает себя.
  - Сдаётся мне, мы размышляем об одном и том же? - спросил кузнец.
  - Вас не затруднит сказать, о чём вы думаете? - улыбнулся сэр Лионель хитрой улыбкой.
  - Я думал над тем, что физиономию чужака за забралом я уже где-то видел.
  - Несомненно, уважаемый Милав! - сразу откликнулся Кальконис. - Вы не просто с ним виделись, - вас с ним связывает много общего. Очень много!
  Милав резко повернулся.
  - Что вы хотите этим сказать!
  Вышата тоже насторожился, а Ухоня задышал часто-часто.
  Кальконис несколько мгновений молчал. Потом, набрав в лёгкие воздуха, - словно перед прыж-ком в воду - выдохнул:
  - Там, за забралом вы видели самого себя!
  
  ГЛАВА 14: От ворот поворот
  
  Милав остолбенел.
  - Что ты несёшь!
  Он не сразу подобрал нужные слова, а когда нашёл их и собрался обрушиться на Калькониса всё сметающим потоком, у него в голове вдруг прояснилось. Он восстановил в памяти всё виденное, и с ужасом понял: Кальконис прав! Поэтому и молчало всезнание, поэтому и взгляд показался таким зна-комым...
  - Я понимаю, - донёсся до Милава успокаивающий голос Калькониса, - вам тяжело в это пове-рить, потому что вы себя со стороны никогда не наблюдали...
  - Верно! - встрепенулся Вышата, поражённый не меньше Милава. - Это был ты! И жесты, и дви-жение руки, когда он брал грамоту! А я-то всё голову ломаю, чего мне этот чужак так знаком...
  - И как всё это объяснить? - вмешался Ухоня.
  - Сторцин-оборотень, - медленно проговорил Милав, - может создавать до пяти тел-оболчек. Но откуда взялись остальные?
  - Может оболочка повторить саму себя? - спросил Кальконис.
  В Милава будто сотню игл вонзили.
  - Точно! - вскрикнул он. - Оборотень создаёт пять оболочек, затем каждая по пять и так далее... О боги, сколько же их может быть!
  - Паниковать рано, - заметил Ухоня. - Сторцин живёт не более суток, да и собственной волей - как ты недавно говорил - он не обладает. Главный вопрос в другом: почему они отпустили нас?
  Ответить попытался Милав.
  - Несомненно, ими кто-то управляет, - предположил он, - только так можно объяснить непонят-ные заминки чужаков. Возможно, тому, кто управлял сонмом оборотней, что-то помешало, и он отдал приказ пропустить нас...
  - Почему? - спросил Вышата.
  - Либо к нам потеряли интерес, что маловероятно, либо впереди нас ждёт западня ещё более хит-роумная...
  - Я вот что думаю, - подал голос Ухоня, - отправляясь в этот поход, мы рассчитывали на то, что прохождение отряда по землям полионов никаких проблем не вызовет. Так?
  - Так, - за всех ответил Вышата, не понимая, куда клонит ухоноид.
  - На деле же, - продолжал Ухоня, - всё вышло наоборот. Не проходит и дня, чтобы с нами что-нибудь не случилось. Не кажется ли вам всё происходящее странным?
  - Здесь всё вокруг странное! - в сердцах произнёс Вышата.
  - Погоди, тысячник, - попытался успокоить товарища Милав, - если рассмотреть происходящее с точки зрения Аваддона (Вышата криво улыбнулся), можно предположить, что ему безопаснее попы-таться нас остановить здесь, в земле Полион. И сделать это, по возможности, чужими руками, чем по-том охотиться за нами на своей территории. Для этого и собрал он у полионов всевозможных тварей. Для этого и плетёт против росомонов заговор при дворе короля Сигиза Мунда. Думается мне, земли вигов нам будет преодолеть проще.
  Вышата покачал головой, не соглашаясь с мнением кузнеца.
  - Мысль не лишена оснований, - ввернул Ухоню умную фразу, - но есть, напарник, и в твоей вер-сии неприятное "но".
  - Какое?
  - Именно у вигов нас проще всего полонить. Это же не народ, а племя грязных разбойников!
  - Думаю, Аваддон не хочет, чтобы нас просто уничтожили. Ему нужен либо я, либо Ухоня. Да и выследить нас в диких лесах вигов не так-то легко. У них почти нет крупных городов - только мелкие поселения да кочевья.
  - А вы что скажете, сэр Лионель? - обратился тысяцкий к Кальконису. - Вы у нас большой знаток вигов.
  Кальконис шутки не принял, ответив серьёзно:
  - Мне кажется, уважаемый Милав прав. Не захочет Аваддон связываться с вигами. Это слишком дикий и совершенно неуправляемый народ. У них нет централизованной власти, договориться с каж-дым отдельным вождём нет никакой возможности. Быть может, чародей именно по этим причинам вы-брал Полион, чтобы здесь утвердить своё влияние. И мы убедились - он не ошибся. Поэтому я почти уверен, что страну Виг мы преодолеем без особых трудностей. А вот дальше... дальше я загадывать не берусь. Там видно будет.
  Слова Калькониса заставили задуматься. У всех были на то свои причины, ибо с очередной прой-денной верстой приближался миг расставанья. Каждый пытался заглянуть в то неведомое, что ожидало его впереди...
  
  ...ШЁПОТ?
  "...- Парадокс: чем больше он знает, тем больше он не знает!
  - Это не парадокс, хотя в его глазах таковым и выглядит. Просто не нужно забывать, что чем шире человеческий круг знаний, тем больше и область незнания, появляющегося на границе круга. И так до бесконечности. Нетренированному уму понять это непросто, ибо основа всего есть мысль. И только от самого человека зависит пользу или вред он получит, напрягая своё воображение.
  - К сожалению очень часто люди не задумываются о том, что какова посылка, такова и получка. А ведь стоит только поверить - мысль самый совершенный творец и что поток мыслей поистине не ограничен!
  - Он хочет верить. И даже почти уже поверил, но окружающий его мир так жесток и так не-предсказуем!.."
  
  - Посмотрите, что я нашёл!
  Ухоня держал в лапах бьющегося зверька. Милав приблизился к нему и осторожно вызволил пленника. Повертел его перед собой, удивлённо спросил:
  - И что странного в этом зайце?
  - Уши! - воскликнул Ухоня.
  - Уши? - не понял Милав. - Уши, как уши - длинные, какие и должны быть у косого трусишки!
  - Не-е-ет, - возмутился Ухоня, - следопыт из тебя никудышный! Ты на уши-то его посмотри!
  Ушей было две пары!
  - Это ещё что! - продолжал сыпать открытиями Ухоня. - Я тут недалеко лису видел - у неё штук восемь ног и три хвоста! И до того простодушна, что сама идёт в мои лапы!
  Вышата с тревогой посмотрел на Милава.
  - Аваддон, - откликнулся кузнец, - его штучки. Решил взять нас не мытьём, так катаньем.
  Тысяцкий тут же вызвал Корзуна и распорядился дичь не бить, рыбу на привале ни удить, зверья в лесу не трогать. Питаться только тем, что им воевода Кженский в дорогу дал.
  - Всё происходящее напоминает события, случившиеся у нас три года назад, - сказал Милав.
  Ухоня не согласился:
  - Ты не прав, напарник. Размах не тот!
  - Типун тебе на язык! - возмутился Вышата. - Смотри, а то накаркаешь!
  - Каркай, не каркай, от судьбы не уйдёшь! - Развалясь на лошадиной спине Ухоня решил потре-нироваться в высокопарном слоге. - Да и вообще, проще нужно смотреть на жизнь! Появился враг - его надо либо растерзать в клочья, либо смертельно измотать хитроумным отступлением.
  - Ты хотел сказать - "бегством"! - поправил Ухоню Милав.
  - Нет, я хотел сказать "отступлением", потому что только глупые бегают от врага. Умные иногда отступают по тактическим соображениям.
  - Видели мы твои "тактические" отступления! - прыснул Милав.
  - Разумеется, - не смутился Ухоня, - случаются ситуации, когда гораздо выгоднее проиграть, чем выиграть.
  - С этим трудно поспорить, - согласился Вышата. - Бывали и у меня такие случаи...
  Ближе к вечеру очутились у развилки двух дорог. По карте, предоставленной воеводой Кженским, выходило, что левая дорога вела в столицу Полиона, где располагался королевский двор. А правая тянулась к пограничным землям вигов. У Вышаты имелось послание княгини Ольги к королю Сигизу Мунду, с которым она состояла в близком родстве. Тысяцкий оказался перед выбором: либо сейчас исполнить поручение своей княгини, либо на обратном пути, когда проводит Милава до границы. В пользу первого варианта было то, что ему хотелось на месте разобраться в ситуации и убе-диться, так ли всё печально, как он себе мысленно рисовал. Советовались недолго. Милав тоже высказался за то, чтобы посетить королевский двор. Кальконис почему-то был против. На прямой вопрос Вышаты, что его смущает, сэр Лионель ответил туманно:
  - Если Аваддон оплёл двор Сигиза Мунда своими интригами, то мы ничего не добьёмся. Да и во-обще... в столице достаточно войска, чтобы... чтобы...
  Он не закончил. Вышата подождал немного, не объяснится ли сэр Лионель. Но Кальконис молчал. Тысяцкий решил, что Кальконис опасается встретить при дворе кого-нибудь из своих знакомых и тем самым скомпрометировать себя связью с росомонами. Вышата успокоил Калькониса, пообещав его во дворец не брать. А для большей надёжности обрядить во что-нибудь менее броское, чем его нынешний яркий наряд. Кальконис не ответил. Вышата отдал приказ повернуть направо.
  Скоро наступил вечер. Объявили привал. Опасаясь повторения предыдущей ночи, Вышата распо-рядился жечь огромные костры, чем и занимались до самого утра десять гридей, сменяя друг друга. Ночь прошла спокойно. Едва рассвело, большой отряд втянулся на широкую наезженную дорогу, предвкушая вечерний отдых в шумном городе, а не в молчаливом лесу, таящем массу сюрпризов (как это происходило в последние дни). До полудня находились в приподнятом настроении, обсуждая воз-можности большого города по части удовлетворения потребностей уставших воинов. А в полдень...
  Едва росомоны заметили впереди группу верховых, и Вышата приказал остановиться, как к ним направились двое всадников, в которых тысяцкий без труда признал личных гвардейцев короля. Вышату обрадовало, что росомонов встречают с подобными почестями и на таком внушительном расстоянии от столицы. Тысяцкий с гордостью оглядел окружавших его воинов - смотрите, вот что такое настоящее братство по оружию! Когда двое гвардейцев приблизились, Вышата не без удовольствия узнал одного (года два назад встречались по поводу приграничных конфликтов с об-рами). Гвардеец тоже узнал Вышату, но к его немалому изумлению постарался это скрыть.
  "Что с ним!" - удивился Вышата.
  Гвардейцы приблизились, со всем возможным почтением поинтересовавшись, по какой надобно-сти росомоны следуют в столицу Полиона. Вышата, скрывая закипающий гнев за напускным недоуме-нием, ответил:
  - Княгиня Ольга просила грамоту передать своему кузену королю Сигизу Мунду!
  Гвардейцы отчего-то стушевались. Тот, кого Вышата помнил под именем Ражеса, торопливо про-говорил, не глядя в глаза тысяцкому:
  - Король болен... Никаких аудиенций...
  - Но отдохнуть-то мы можем в вашей славной столице? - спросил Вышата, стараясь поймать ус-кользающий взор гвардейца.
  - Видите ли... у нас болезнь... эпидемия... город закрыт для всех приезжих...
  - То-то за вашими спинами пылит обоз в двести телег. Наверное, по ошибке не из города люди бе-гут, а в город поспешают?
  Вышата не скрывал презрения к человеку, который не захотел признаться в знакомстве с тысячни-ком, словно тот был не посланец удельной княгини, а тать безродный, перебивающийся подаяниями сильных мира сего.
  Гвардеец окончательно сконфузился, краска стыда залила его лицо. Он низко опустил голову. Вышата, привстав в стременах, обернулся к воинам, недоумевающим, в чем причина задержки. Зычным голосом крикнул:
  - Слушайте, браты-росомоны! Король полионский Сигиз Мунд, который приходится двоюродным братом нашей княгине, не захотел принять её послов! Мало того, нам отказано в гостеприимстве!
  Гриди от негодования взорвались яростными криками:
  - Выходит, полионы гнушаются нашим родством!
  - Кто смеет отказать в пище и крове далёким путникам!
  - Да что же это за друганы такие!
  Шум нарастал, ибо не привыкли росомоны к подобному пренебрежению родственными связями. Уж от кого, но от полионов подобной низости никто не ожидал. Вышата умышленно не успокаивал воинов, наблюдая за реакцией гвардейцев. А те, едва поднялся глухой ропот, готовый ежесекундно вы-литься в короткую свирепую рубку, попятились назад, потому как славились росомоны и несдержанно-стью и вспыльчивостью, когда их честь оказывалась задета. Вышата презрительно улыбнулся, высоко поднял руку, призывая к вниманию:
  - Гриди! Неужели после всего мы захотим войти в город, где нам не рады?
  - Нет! - рявкнули десятки глоток.
  Понизив голос, тысяцкий обратился к Ражесу, продолжавшему с тревогой следить за непредска-зуемыми росомонами:
  - Мы не пойдём в вашу столицу! Но не потому, что этого хочет ваш король, а потому, что так ре-шили мы! И ещё: терять друзей легко, вот приобретать их - неизмеримо тяжелее. Желаю успехов на тот случай, если обры захотят огнём и мечом пройтись по вашим цветущим землям!
  Вышата с такой силой рванул поводья, что его конь встал на дыбы. Если бы Ражес не шарахнулся в сторону, то обязательно был бы сбит. Не слушая оправдательного лепета Ражеса, Вышата галопом помчался по дороге. Гридь, круто заворачивая лошадей, поспешила за ним.
  Только оставив далеко позади гвардейцев, продолжавших следить за удаляющимися росомонами, Вышата пустил коня шагом. Скоро отряд продолжал свой неторопливый монотонный путь, словно и не было происшествия, едва не закончившегося жестоким кровопролитием.
  Тысяцкий пытливо посмотрел на Калькониса.
  - Неужели вы предвидели это! - спросил он, внимательно следя за реакцией сэра Лионеля.
  - Я ожидал чего-либо подобного, но всё же не думал, что нас так встретят...
  - Значит, - подытожил Милав, - дела много хуже, чем мы думали... Кстати, а где Ухоня?
  Все посмотрели на пустое седло, где ещё минуту назад маячило тело ухоноида.
  
  ГЛАВА 15: Стозар-найдёныш
  
  - Ай! Отпусти меня, монстра ужасная! - Раздался пронзительный голос из высокой травы, после чего на дорогу выпрыгнуло тело огромного тигра. Ухоня грациозно ступал сильными лапами, с вели-кой осторожностью неся визжащий и извивающийся ворох старой одежды.
  Вышата остановился, с интересом рассматривая новую находку неутомимого ухоноида. По прика-зу тысяцкого двое гридей спешились и приняли у Ухони его пленника. Им оказался мальчик лет десяти, невероятно грязный и в ужасно "живописных" лохмотьях. Мальчик продолжал визжать и даже попытался укусить одного из воинов. Гридень дал мальцу доброго подзатыльника, после чего воцарилась тишина.
  Тысяцкий, указав на притихшего найдёныша, спросил:
  - Где ты его нашёл?
  - Он за нами от самых королевских гвардейцев шпионит.
  - И вовсе я не шпионил! - подал голос малец, но крепкая рука гриденя вновь легла ему на плечо, недвусмысленно говоря о возможном наказании.
  Ухоня успел забраться в своё седло и оттуда продолжил изобличать мальчишку:
  - Я его заметил, когда мы от полионов повернули. А потом, когда решил вернуться и понаблюдать за королевскими гвардейцам, опять его увидел. Ну, и следовал за ним, пока он здесь не оказался.
  Вышата строго посмотрел на мальца:
  - Зачем шёл за нами? Полионы подослали?
  - Нет! - выкрикнул малец. - Я росомон! И шпионскому ремеслу не обучен!
  Вышата удивлённо поднял брови.
  - Зовут-то тебя, как?
  - Стозаром меня отец называл, - гордо произнёс малец, - а полионы на свой манер переиначили - Стожич. Да только я на имя это никогда не откликался, за что и били меня...
  - Если ты росомон, то почему живёшь здесь? - спросил Вышата.
  - В прошлом году отец взял меня с собой, чтобы я ему в торговле помогал. Но здесь, на болотах, он заразился чем-то и долго болел. Караван ушёл. Все товары забрал чужеземец лечивший отца... Этой весной отец умер, вот мне и пришлось попроситься в погонщики. А сегодня я услышал в обозе, будто отряд росомонов где-то здесь в лесах в большой тайне прячется. Я и дал дёру! Да только сразу подойти побоялся. В обозе говорят росомоны дикие. Если что ни по ним - раз! - и нет головы на плечах!
  Вышата расхохотался.
  - Это кто же тебе такую ерунду наплёл? - спросил он, вытирая перчаткой слёзы, выступившие от смеха.
  - Я и сам не верил, - оправдывался малец, - но всё равно страшно... А тут ещё монстра эта ужас-ная! - Стозар показал на Ухоню, сразу принявшего горделивый вид. - Таких зверей в округе отродясь никто не видывал. Он что, тоже росомон! - спросил малец и замер от ужаса, ожидая услышать утверди-тельный ответ.
  Вышата вновь улыбнулся.
  - Нет, он не росомон, хотя очень хочет им быть (согласный кивок задумчивой тигриной морды). И с какой же целью ты шёл к нам?
  Стозар замялся.
  - Я бы хотел вернуться домой... - неуверенно проговорил он.
  - А ты помнишь, где твой дом?
  - Помню... только теперь у меня там никого нет, потому как двое нас с отцом осталось. Подчис-тую разорили обры Белый Росль...
  Вышата помрачнел. Он видел этот город сразу после того, как разбил ставку обров на Кользе-реке.
  - Ладно, - сказал он, тяжело вздохнув, - побудь пока в обозе, потом решим, как поступить с тобой.
  Гридень, который ещё недавно подзатыльником "воспитывал" Стазара, теперь приобнял его за плечи и повёл к телегам.
  Едва малец скрылся из виду, Кальконис обратился к тысяцкому:
  - Стоит ли верить ему на слово?
  - Знаю! - сурово ответил Вышата. - Отдам приказ не спускать глаз с него. - И что-то тихо сказал на ухо приблизившемуся Корзуну.
  Бивак разбили поздно. Долго сидели у костров, обсуждая поведение полионов. Все сходились во мнении, что войны не миновать. Ночь прошла спокойно. Встали рано и с первыми лучами солнца от-правились в путь. У Вышаты на сердце было тревожно. Мысли крутились вокруг скорого возвращения на родину, чтобы успеть предупредить Тур Орога. Ближе к полудню отряд достиг широкого моста. К Вышате подъехал взволнованный Корзун.
  - Чего тебе? - спросил тысяцкий.
  - Там малец этот, Стозар, что-то по поводу моста хочет тебе сообщить...
  - Зови!
  Стозар примчался мигом, и на вопрос Вышаты ответил, что по мосту идти нельзя, нужно искать брод.
  - А почему нельзя? - спросил Вышата, у которого были основания не доверять мальцу, сваливше-муся на них как снег на голову.
  - Нельзя... - упрямо повторил Стозар, - Слышал я, что впереди вас горгузы идут, и всяческие па-кости творят...
  - А кто это - "горгузы"? - спросил Вышата у Калькониса.
  - Горцы, - ответил сэр Лионель. - Живут на границе между Полионом и страной Виг. Ужасно свирепое племя. Отличаются особым коварством.
  - Кто самый быстрый конник у нас? - спросил Вышата Корзуна.
  - Ромулка-стрела, - отозвался сотник.
  - Позови его.
  Корзун умчался выполнять поручение и скоро вернулся с молодым гриденем, под которым конь так и плясал. Вышата оценивающе посмотрел на воина, взвешивая его шансы. Потом спросил:
  - Если опорные брёвна моста подрублены, успеешь проскочить?
  Ромулка-стрела похлопал по гриве своего скакуна, осмотрел мост и уверенно заявил:
  - Смогу!
  - Что ж, - вздохнул Вышата, - спытай судьбу!
  Ромулка-стрела недолго погарцевал перед тысяцким, показывая резвость и красоту своего коня, затем рысью направился к мосту. Разговоры прекратились - все следили за наездником. Перед мостом гридень замер, прикидывая расстояние и силы своего четвероногого друга. Потом дал коню шпоры и понёсся вперёд. Где-то на середине он вдруг остановился, поднял коня на дыбы, и все услышали гром-кий хруст. Настил под седоком качнулся и на глазах стал рассыпаться. Всем показалось, что отважному наезднику уже не спастись - брёвна разъезжались под конём и грозили накрыть и всадника и лошадь. Но Ромулка-стрела не стал дожидаться окончания трагедии, уверенной рукой направив коня в реку. Они прыжком преодолели изломанный проём и очутились в речной стремнине. Через некоторое время, с помощью нескольких товарищей, Ромулка-стрела выбрался на берег и предстал пред тысяцким.
  - Славный конь и достойный наездник! - с чувством проговорил Вышата, отпуская храброго вои-на обсушиться.
  Потом повернулся к Стозару, стоявшему здесь же. Глаза мальца смотрели открыто.
  - Спасибо, юный росомон! - сказал Вышата с теплотой в голосе. - Кто знает, сколько жизней ты сегодня спас...
  
  ...ШЁПОТ?
  "...- Отчего такие сомнения? Отчего такое неверие?
  - Он не может направляться к какой-либо цели, не имея определённого решения, а решение наме-чается теми устремлениями, которые им руководят в данную минуту. И уже сама мощь решения на-ходится в прямой зависимости с устремлением и той силой, что выступает гарантом решения.
  - Не слишком ли это сложно?
  - Только пытаясь подняться над гранью обыденного, можно рассчитывать на расширение соз-нания..."
  
  ГЛАВА 16: Прощание
  
  Брод искали долго. Помог опять же Стозар-сирота, как уже успели окрестить находчивые гриди мальца-найдёныша. Когда переправились на другой берег и вернулись на дорогу, оборвавшуюся перед разрушенным мостом, к Вышате подъехал задумчивый Милав.
  - Хочу с тобой о найдёныше поговорить...
  - А что такое? - встрепенулся тысяцкий.
  - Не спроста это. - Милав неопределённо обвёл рукой вокруг себя, - Сирота... Мост... Брод... Всё это похоже на хитрость. Даже скорее не хитрость, а низость или подлость! Ты же помнишь, как играл Аваддон на нашем чувстве жалости к своим же обеспамятевшим гридям?
  - Брось ты, Милав, - отмахнулся Вышата, - что это тебе в голову взбрело! Малец, как малец. Мы его с собой возьмём!
  - А если Аваддон...
  - Милав, - тысяцкий резко перебил кузнеца, - мы же его тебе в провожатые не сватаем. Успокой-ся. Я его в острог Выпь отправлю. А там поглядим...
  - Ну-ну, - вздохнул Милав и отъехал от Вышаты.
  Семь дней продолжался их поход, и за всё это время с росомонами ничего особенного не приклю-чилось. Были, конечно, некоторые трения с встречавшимися полионами и орчами-наймитами, но все они носили случайный характер и особых неприятностей не доставляли. Не смотря на заверения Стоза-ра-найдёныша, горгузов-пакостников они не встретили, хотя Вышата дважды с опережением на полдня высылал вперёд разведку. Милав о найдёныше с Вышатой больше не заговаривал, но за мальцом на-блюдал внимательно, подмечая любое слово, любой жест. Кузнец никак не мог отделаться от мысли, что встреча сироты с росомонами произошла совсем не случайно.
  Несколько раз Милав пытался заглянуть Стозару прямо в глаза, но каждый раз найдёныш каким-то образом изворачивался, хотя со стороны всё выглядело вполне естественно и безобидно: то нагнётся сапоги поправить, которые ему справили сердобольные гриди на второй день пути, то кто-то позовёт его именно в ту минуту, когда Милав уже почти поймает взор мальца. Но больше всего Милава беспо-коило то, что Вышата, всегда очень внимательно прислушивавшийся к его мнению, в случае с найдё-нышем повёл себя странно - он и слышать не хотел ни о каких подозрениях на его счёт.
  А задуматься было над чем. До того памятного дня, когда Ухоня поймал Стозара, с гридями почти каждый день что-то происходило (иногда и по несколько раз на дню). Теперь же, не считая пустяковых стычек, они ехали по приграничью вигов даже с меньшей опаской, чем по вотчине Годомысла Уда-лого! Что это - случайность? В случайности Милав не верил, особенно, когда дело касалось Аваддона. Тогда что же? Гриди говорили между собой, будто Стозар-найдёныш - это настоящий оберег от врагов, и что только благодаря ему с росомонами ничего не случается. Хорошо, если так...
  Своими сомнениями Милав поделился с Ухоней.
  - Извини, напарник, - сказал ухоноид, - но я не вижу в этом мальце ничего странного, тем более - подозрительного. А насчёт того, будто мы здесь гуляем, точно у себя дома, ты же сам говорил - потом легче будет...
  - Когда "потом"? - вспылил Милав. - Мы всё ещё в земле Полион, и у нас за спиной сотня вои-нов! Что! Нас перестали замечать? Мы что! Стали невидимы?
  - Да успокойся ты! - опешил Ухоня от горячности кузнеца. - Я, наверное, сболтнул чего не следу-ет, но ты тоже не кипятись. Если хочешь проверить его - иди, да в глаза ему загляни. И вся недолга!
  - Не даётся он! - вздохнул Милав. - А в приказном порядке не могу. Вышата и так на меня как на сумасшедшего смотрит!
  - Дела-а-а... - протянул озадаченный Ухоня. - Ладно, напарник, не тужи. Ты же знаешь, я всегда на твоей стороне. Так что положись на меня. Теперь мы за сиротинушкой в четыре глаза следить ста-нем!
  Но и четыре глаза за Стозаром-найдёнышем ничего подозрительного не обнаружили. Милав стал склоняться к мысли, что в отношении Стозара он, действительно, "несколько" погорячился.
  "И чего это мне одни шпионы вокруг блазнятся? - недоумевал он. - Малец без того лиха хлебнул - любому взрослому утонуть в пору, а я лезу со своими подозрениями. Ну, а тому, что нас кусать да щипать перестали, только радоваться нужно, а не подозревать сироту во всех грехах смертных!"
  Один только сэр Лионель де Кальконис, странствующий поэт и философ остался при своём мне-нии, которого, впрочем, никто не спрашивал. А зря - занятный бы ответ получили!
  
  ...ШЁПОТ?
  "...- Первая и наиглавнейшая обязанность - следить за своими ощущениями! Ни в коем случае нельзя считать такое внимание чрезмерным преувеличением. Наоборот, оно должно показывать ува-жение к высшему прообразу!
  - Он не ошибся. Он лишь поторопился...
  - Нужно вернуть его на правильный путь!
  - Индивидуальная воля - наивысшая ценность. Мы не вправе оказывать на него давление. Даже на уровне мысли!
  - Жаль... Он был так близок..."
  
  Ещё через четыре дня настала минута, которой все с нетерпением ждали и которой совестились, как самого постыдного поступка в своей жизни - наступила минута расставанья. К этому времени ро-сомоны уже несколько дней шли по земле вигов и дозоры доносили, что всё больше разведчиков неприятеля следит за ними из лесной чащи. Ночью до трети всех воинов несли караул, поддерживая костры и ожидая внезапной атаки вигов, славившихся именно ночными нападениями. Вышата и дальше бы двигался вглубь страны, подвергая себя и своих воинов смертельному риску, но Милав настоял на прощании.
  - Пора, Вышата, - сказал он, когда весь отряд замер на большой поляне, обозревая встающую вда-ли горную страну. - Перед смертью всё равно не надышишься! - Милав хотел пошутить, но шутка не удалась.
  Вышата положил руку Милаву на плечо и сказал:
  - Тяжело мне расставаться с тобой. Уж так тяжело, что сердце из груди готов вырвать и тебе в провожатые отдать!
  - Верю, - сказал Милав. - Но и твоя доля моей не легче. Сам всё по дороге видел!
  - Да уж насмотрелся...
  - Вот и поспешай домой, пока тучи чёрные наше небо бирюзовое не покрыли. А мы как-нибудь дойдём...
  Милав повернулся, чтобы уйти, но вспомнил что-то, оборотился.
  - Ты не сердись на мои слова, - сказал он, вплотную придвинувшись к тысяцкому, - но... не дове-ряй Стозару-найдёнышу!
  Вышата вскинулся было, но порыв недовольства подавил, твёрдо ответив:
  - Буду приглядывать...
  - Тогда - прощай!
  Вышата схватил его за руку. Повернул к себе.
  - Не прощай, а - до встречи!
  - Это уж как судьба распорядится...
  Милав подошёл к своей лошади, сел в седло. Не оборачиваясь, поехал вперёд. За ним последовал Кальконис. Последним, держа в лапе уздечку ещё одной лошади, трясся Ухоня, с грустью оглядываясь на остающихся...
  Трое суток стояли гриди на поляне - так распорядился тысяцкий Вышата. Непонятно чего ждал он. То ли хотел показать вигам, что росомоны ещё здесь и задираться не стоит, то ли не мог решиться отдать команду возвращаться домой, будто одним этим приказом мог навсегда оборвать ту тончайшую нить, что ещё связывала его с товарищами, ушедшими к перевалу Девяти Лун...
  
  
  
  
  
  
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ: В землях таинственных вигов
  
  Как же сердце осознает всю Красоту Бытия, если оно не проникло во все радости
   и горести жизни? Так, часто, прочитывая Книгу Жизней, сердце трепещет,
  но и слеза страдания трансмутируется в жемчужину.
  "МИР ОГНЕННЫЙ" ч.3, п.208
  
  ГЛАВА 1: В каменном мешке
  
  Целый день они почти не разговаривали. Обменивались незначительными фразами и ненароком оглядывались назад, будто поджидали кого-то. В очередной раз, поймав себя на том, что напряжённо прислушивается к звукам за своей спиной, не послышится ли вдали дробный стук копыт, Милав с не-удовольствием на самого себя стеганул ни в чём не повинного коня и понёсся вперёд с такой скоро-стью, словно за ним гнался сонм ужасных демонов. Кальконис с Ухоней без лишних слов последовали за ним. Каждый из них стремился поскорее оказаться подальше от оставшихся за спиной росомонов, чтобы даже сама мысль о возможном возвращении домой стала невозможной...
  Первую ночь они провели в каменном мешке, имевшем всего один вход. Милав понимал, что в случае нападения этот мешок может оказаться для них настоящей ловушкой и возможно даже могилой, но останавливаться на поляне в редком лесу ему не хотелось. Поэтому он и выбрал это каменное укры-тие, созданное природой, как будто специально для таких одиноких путников как они.
  Разговор у жарко горевшего костра не складывался. Милав, понимая, что его унылый вид действует на товарищей не лучшим образом, старался пересилить себя, запрятав все страхи и сомнения подальше. По этой же причине он завёл разговор с Кальконисом о возможном маршруте их движения.
  - Что вы знаете о перевале Девяти Лун? - спросил Милав после того, как они перекусили вяле-ным мясом и расслабленные сидели у догорающего костра, не забывая бросать короткие взгляды на то место каменного мешка, где находился единственный вход в их природную крепость.
  Сэр Лионель с охотой откликнулся. После того как они остались одни, вся ответственность за маршрут лежала на нём, и он в течение всего дня обдумывал их возможный путь по стране вигов. Он пытался вспомнить всё, что когда-либо слышал о перевале Девяти Лун, являющемся природным и поч-ти непреодолимым препятствием на пути в страну Виг.
  - Это больше напоминает слухи, - заговорил сэр Лионель, задумчиво вглядываясь в гипнотиче-скую пляску огненных языков умирающего пламени.
  - Поделитесь этими слухами с нами. - Милав подложил хвороста в костёр.
  - Немногие отваживаются проникнуть в страну через перевал Девяти Лун.
  - Разве это единственный путь к вигам? - удивился Ухоня.
  - Есть ещё один, - ответил Кальконис, - нужно идти на юг. Дней через десять будет другой пере-вал - Бычье Ухо. Там излюбленное место гаргузов для грабежа караванов. Я слышал, той дорогой ходят только караваны в триста-пятьсот повозок. На такие крупные силы горгузы-пакостники не нападают.
  - И больше путей нет?
  - Можно спуститься ещё южнее. Переход в пятнадцать-двадцать дней. Там начинаются предгорья, и есть много троп, ведущих через горы. Но это уже владения кочевников. А наши северные лошади против их быстрых скакунов, что Ромулка-стрела из сотни Вышаты против крестьянской телеги, запря-жённой в мула. В случае погони у нас нет никаких шансов...
  - Да-а... - почесал ухо Милав. - Выходит, кроме перевала у нас нет другой возможности проник-нуть к вигам?
  - Есть ещё один путь, - пояснил Кальконис, - по морю.
  - Нет, - возразил Милав. - На корабль нам никак нельзя. Слишком уязвимы мы на воде. Да и ви-кинги, если встретят нас в море, не станут вникать в хитросплетения внешней политики росомонов.
  - Я так понял, - подал голос Ухоня, - нам остаётся только перевал Девяти Лун?
  Кальконис пожал плечами.
  - Я рассказал обо всех способах проникновения в страну Виг. А какой из предложенных способов выбрать - решать вам.
  Милав понимающе усмехнулся.
  - Надо понимать, сэр Лионель, впереди нас подстерегают неожиданности?
  Кальконис прятать глаза не стал.
  - Я хорошо помню, на каких условиях я решился идти с вами, - сказал он. - И уж поверьте, не от-ветственности я боюсь, потому что, какой бы вариант вы не выбрали, в любом случае это будет не уве-селительная прогулка.
  - Да уж... - невразумительно пробормотал Ухоня.
  - Хорошо, - Милав внимательно поглядел на Калькониса. - Я спрашиваю ваше мнение: какой ва-риант из всех перечисленных, вы можете посоветовать как самый безопасный?
  - Боюсь, безопасных нет... - пожал плечами сэр Лионель.
  - И всё-таки? - настаивал Милав.
  - Я выбрал бы морской путь, - ответил Кальконис. - Если идти на небольшой лодке вдоль берега, не выходя далеко в море, то есть шанс преодолеть горы более или менее спокойно.
  - Сколько на это понадобится времени? - уточнил Милав.
  - Мы находимся перед самой высокой точкой горного хребта, - пояснил Кальконис. - До моря от-сюда больше двух недель. Несколько дней уйдёт на поиски подходящей лодки. Само плавание займёт не менее десяти дней.
  - Значит, месяц... - подытожил Милав.
  - Около того, - согласился Кальконис.
  - А если мы пойдём через перевал Девяти Лун?
  - Три дня подниматься, - стал подсчитывать сэр Лионель. - Не менее суток на самом перевале. И около трёх дней уйдёт на то, чтобы спуститься в долину.
  - Итого - неделя... - подсчитал Милав.
  - Неделя, - согласился Кальконис. - Но только в том случае, если с нами ничего не случится.
  Милав посмотрел на Калькониса испытующим взглядом.
  - А что может случиться?
  Сэр Лионель развёл руками.
  - Я не могу ответить на ваш вопрос, потому что не встречал никого, кто смог бы пересечь перевал и поведать об этом людям.
  - Но кое-какие сведения у вас всё-таки есть? - поинтересовался Ухоня.
  - Есть... - Глаза Калькониса загадочно блеснули.
  - И? - Любопытный Ухоня завис над Кальконисом огромным розовым ухом.
  - Говорят, - заговорил Кальконис, - я подчёркиваю слово "говорят" - ибо мне не знаком ни один путешественник, который бы собственной ногой коснулся заветных камней - своё название перевал Девяти Лун получил за то, что там, на вершине, счастливчику, добравшемуся туда, открывается чудесное видение. Ночью, когда камни звонко трескаются от нестерпимого мороза и когда больше ни один звук не нарушает первозданного великолепия горных теснин, на совершенно безоблачное небо выплывают девять лун. Все они разной величины и разных цветов, словно сама богиня радуги - Ирида - искупала каждую небесную странницу в отдельном цвете. Говорят, что зрелище это настолько прекрасно, что мало чей рассудок устоит под натиском такого великолепия.
  - Что-нибудь ещё, кроме девяти разноцветных лун там есть? - спросил Милав, на которого поэти-ческое описание должного впечатления не произвело.
  Кальконис, прежде чем ответить, долго всматривался в темноту.
  - Я слышал, перевалом владеют глетчерные рогойлы...
  Несколько минут Милав ждал дальнейших объяснений, но Кальконис почему-то молчал.
  - Ну, и... - первым не вытерпел ухоноид.
  Кальконис вздрогнул, поморгал глазами, с удивлением посмотрел по сторонам.
  - Про хранителей перевала Девяти Лун - глетчерных рогойлов - я ничего не знаю. Да и никто не знает, потому что нет никого, кто бы их видел, а потом смог поведать о своей встрече с ними. Вот так...
  - Успокоил, что называется... - пробурчал Ухоня, вернув себе облик тигра и подползая поближе к прогоревшему костру.
  Милав молчал, обдумывая словам Калькониса. Причин не верить сэру Лионелю у него не было. Где-то когда-то он и сам слышал подобные страшные истории про самый таинственный перевал стра-ны Виг. Теперь оставалось только решить, пойдут ли они утром в горы, приняв во внимание всё сказанное Кальконисом, или же будут искать другой способ проникнуть в загадочную страну? Лично для себя, Милав уже решил: непременно стоит посмотреть вблизи и на таинственные луны, от красоты которых со слов Калькониса можно лишиться рассудка, и познакомиться со стражами перевала, облик которых остаётся для людей неразрешимой загадкой. Но, определившись с выбором пути, Милаву не хотелось навязывать своего мнения остальным. Ему бы стало неизмеримо легче, если бы каждый из них принял решение самостоятельно. Поэтому и молчал Милав, глядя на рубиновые угли костра, заранее впитывая живительное его тепло, помня о том, что мороз на перевале Девяти Лун, по рассказам очевидцев, просто жуткий. Милав поднял голову, долго смотрел на чёрное ночное небо, усыпанное гроздьями ярких бриллиантов. Стены каменного мешка чётко оконтуривали светлый овал звёздного неба, отрезая свет взошедшей луны.
  У костра зашевелился Ухоня.
  - Думаю, нужно идти через перевал, - сказал ухоноид, и его голос разнёсся по всему каменному мешку.
  Несколько секунд эхо дробилось, отражаясь от стен и выплёскиваясь через каменные края.
  Стало тихо.
  Кальконис тяжело вздохнул:
  - Если вы, Милав, не против штурма перевала, то я с радостью последую за вами. Хотя...
  Договорить он не успел, потому что Ухоня прыгнул к нему и от избытка чувств лизнул прямо в раскрытые от изумления глаза.
  - Ну, молодец! - промурлыкал ухоноид, продолжая тереться о Калькониса, опешившего от столь экзотического способа выражения обуревавших Ухоню чувств.
  Милав, разворошив костёр, бросил в него несколько сухих головней. Когда языки пламени стали с жадностью лизать древесину, он сжал плечо Калькониса.
  - Спасибо, сэр Лионель, - сказал кузнец. - Надеюсь, вы не против того, чтобы взглянуть на деяние богини Ириды, а заодно познакомиться с хранителями перевала, о которых почему-то ничего не известно?
  - Не против! - отозвался сэр Лионель бодрым голосом, при этом в животе у него возникло непри-ятное сосущее чувство: таинственный перевал Девяти Лун не жаловал гостей. Тем более - незваных...
  
  ГЛАВА 2: Перевал Девяти Лун
  
  ...ГОЛОС.
  "...Каждое действие, будучи следствием причины, уходит своими корнями глубоко в сознание че-ловека. А причин, побуждающих человека совершить именно этот поступок, может быть множест-во. Нужно помнить, что подобное притягивается подобным. И если человек мыслит о мелком, низком и ничтожном, то он не в состоянии получить ни дивно пахнущую розу, ни любой другой образ, достой-ный восхищения и одобрения человеческим сердцем. Поэтому и прошу - думай благородно, думай кра-сиво, думай не только о себе..."
  
  Ночь прошла спокойно. Ухоня "который никогда не спит", действительно, не спал, охраняя сон своих товарищей. Утром Милав предложил провести осмотр всего имущества, находящегося в их рас-поряжении. Продукты, запасную одежду и тёплые вещи разделили на три примерно равные тюка и приторочили к трём лошадям.
  - Если мы потеряем какую-либо из лошадей, - пояснил Милав, - то часть вещей сохранится в лю-бом случае.
  Деньги и драгоценности, без которых нечего было делать в столь длительном путешествии, тоже разделили на три неравные доли. Большую часть Милав сложил в свой широкий кожаный пояс, с кото-рым он не расставался ни на минуту. Средняя доля досталась Ухоне. Ему надели декоративный ошей-ник из буйволиной кожи, внутри которого имелось множество мелких кармашков для драгоценных камней небольшой величины. Самая маленькая доля досталась Кальконису, который, на столь "неспра-ведливую" делёжку, ничуть не обиделся, понимая, что доверие своих спутников нужно ещё заслужить.
  - А почему запасная лошадь без поклажи? - спросил Ухоня, когда они выехали из каменного меш-ка, предварительно проверив, нет ли где засады.
  Милав показал рукой на тёмную громаду гор, закрывавших перед ними весь горизонт.
  - Там, - пояснил кузнец, - морозы будут покрепче, чем в январь-студень. Без огня мы долго не выдержим! Поэтому топливом следует запастись здесь, внизу.
  - Если там так холодно, то как могут жить на перевале его хранители - глетчерные рогойлы? - не-доумевал Ухоня.
  Милав вопросительно посмотрел на Калькониса, но сэр Лионель сделал вид, будто не заметил взгляда кузнеца. Милав попытался ответить сам.
  - Думаю, стражи перевала чувствуют себя при ужасном морозе не менее комфортно, чем мы, грея простуженную спину в парильне...
  Предположение было, что называется "притянуто за уши", но другой информации у кузнеца не было. Вот поднимутся на перевал, тогда и гадать не придётся. Каменное седло само обо всём поведает.
  К концу дня деревья на едва различимой тропе, по которой они поднимались, пропали совсем. После полудня высота и толщина стволов заметно уменьшились, уступая место высоким кустарникам и стланцам, имевшим стебли невероятной толщины и прочности. Милав долго рассматривал корявые перекрученные стебли, принюхиваясь к листве и даже пробуя на вкус янтарные капельки смолы, выступавшие в тех местах, где коричневая узловатая кора полопалась, обнажив светлое нутро. Ухоня и Кальконис с интересом наблюдали за непонятными манипуляциями Милава.
  - Могу я полюбопытствовать, - наконец спросил сэр Лионель, - чем вы занимаетесь?
  - Древесина этого кустарника необычайно плотная. Не чета осине или сосне. К тому же, в ней не-вероятное количество смолы. Думаю, как топливо он подойдёт нам. Если до вечера кустарник не про-падёт, сменившись другими растениями, более приспособленными для жизни в горах, мы заготовим его впрок.
  Приглянувшийся Милаву кустарник не пропал. До самого вечера ехали путешественники по тро-пе настолько узкой, что почти через каждый десяток аршин приходилось спешиваться и рубить крючковатые стебли, извивающиеся между камней. В прочности кустарника пришлось убедиться всем на собственном опыте. Топор, наточенный Милавом на огромном природном абразиве до зеркального блеска, со звоном отскакивал от ветвей, словно голубоватое лезвие вонзалось не в древесину, а в камень, в изобилии валявшийся вокруг.
  - По тропе давно никто не ходил... - заметил Ухоня, тяжело дыша. (Он только что прорубил оче-редной проход в переплетающихся ветвях и теперь стоял посреди тропы, сжимая в выращенных руках отшлифованное до матовости топорище.)
  Милав остановился рядом, удерживая двух лошадей. Кузнец посмотрел по сторонам, оглянулся на пройденный путь, угадывающийся позади светлой лентой изрубленных ветвей, поднял голову и по-смотрел вверх. Гора закрыла весь горизонт. Впереди не было ничего, кроме бурого, серого, зеленовато-го камня. Шея затекла от упражнения. Милав бросил взгляд на своих усталых спутников:
  - Как вы думаете, сэр Лионель, прошли мы треть пути?
  Кальконис вытер струившийся по лбу пот, посмотрел на вершину горы и ответил:
  - Трудно сказать. Думаю, что прошли.
  - Тогда привал. Даже если мы и не одолели трети подъёма, не стоит перетруждаться в первый день. Впереди дорога намного сложнее...
  Остаток вечера потратили на то, чтобы отсортировать нарубленные за день ветки кустарника, упа-ковав их в две огромные вязанки. Одну из них Милав накрыл запасным плащом - небо хмурилось, в воздухе чувствовалось приближение не то грозы, не то снежного заряда. Спать легли сразу, как только подкрепились горной куропаткой, пойманной Ухоней по дороге, и вдоволь напились ароматного напитка из мёда с местными травами, собранными Кальконисом вокруг их импровизированного лагеря. Спали тревожно. Но не потому, что ожидали нападения вигов или гаргузов (откуда им взяться на такой высоте, да ещё на тропе, по которой уже много лет никто не ходил!), а потому что намаялись за день. Да и дышалось на такой высоте не так легко и вольготно как на равнине.
  Ночью пошёл снег. Милав, проснувшийся первым, долго лежал с открытыми глазами, укрывшись до подбородка тяжёлым плащом. Росомон в тихой душевной истоме наблюдал величественную красоту гор, очертания которых таяли за стеной снегопада. Было тихо до мысленного звона. Милав лежал, заво-роженный невероятной красотой. Он не решался громко дышать, словно от этого невообразимо сла-бого звука вся окружающая красота могла исчезнуть, как исчезла вершина с седлом перевала, скрытая от глаз повалившим снегом.
  Послышался слабый хруст. Милав стремительно повернулся на звук, одновременно касаясь паль-цами Поющего Сэйена, покоящегося в просторных "ножнах" на поясе. Тревога оказалась ложной. Это Ухоня шёл по прорубленной вчера тропинке и лопатообразным языком смешно ловил на лету огром-ные в пол-ладони снежинки.
  - Какая благодать, напарник! - произнёс он восторженным голосом, привалившись к Милаву сво-им лохматым боком.
  "Ухоня с каждым днём становится всё более материальным, - с тревогой подумал кузнец, - быть может, скоро он не сможет возвращать телу невидимость! Как же тогда мы сможем путешествовать с ним?.."
  Зашевелился Кальконис, стряхивая с плаща снег и щуря глаза на Милава.
  - Вставайте, сэр Лионель, - вскричал Ухоня, - нас ожидают славные дела!
  Кальконис с подозрением посмотрел на ухоноида, не понимая его возбуждения.
  - Чему вы, собственно, радуетесь? - спросил он, с кряхтением выбираясь из-под припорошенной снегом накидки.
  - Ну, как же! - удивился Ухоня. - Солнце светит. Снег падает. Мы дышим. Разве этого мало?
  - Вообще-то... - начал Кальконис, но фразы не закончил, лишь махнул рукой - дескать, радуйтесь, чему хотите, только меня не трогайте.
  Ухоня по сварливому ворчанию сэра Лионеля понял, что от него не добьёшься восторга по поводу чудесного утра, поэтому переключился на приготовление костра. Предполагалось, что до самого вечера они не будут его разжигать, чтобы не терять драгоценного светлого времени.
  До обеда приподнятое настроение Ухони сохранялось. Кустарник со стеблями железной крепости почти закончился, попадающиеся ветви уже не были столь прочными и толстыми как утром. Сама со-бой отпала необходимость изнурять себя ежеминутной борьбой с ними. К полудню снег, выпавший ночью, растаял. Камни сделались скользкими. Приходилось вести лошадей очень осторожно, так как в случае повреждения копыта пришлось бы бросить коня на верную гибель.
  После полудня погода резко изменилась. Подул пронзительный холодный ветер, повалил мокрый снег с дождём. Видимость сразу у пала до нескольких десятков саженей. Солнце не проглядывало сквозь толстую пелену облаков. Лошади забеспокоились, и покорителям перевала приходилось прикла-дывать немало сил, чтобы успокоить тревожно всхрапывающих животных. Лошади косили на людей грустными огромными глазами и понуро брели вверх. Идти стало ещё труднее. Снег налипал на одеж-ду, забивался в складки и там медленно таял, сосульками застывая на усиливающемся ветру.
  К вечеру значительно похолодало. Дождь со снегом сменился ледяной крупой, которая с унылым стуком барабанила по промёрзшим плащам путешественников. Камни тропинки обмерзали на глазах. Милаву, на долю которого выпало вести в поводу сразу двух лошадей, приходилось нелегко. Он дваж-ды соскальзывал прямо под ноги своим лошадям, рискую опрокинуть их и увлечь в бесконечное паде-ние по обледенелому склону. После небольшого совета решили не рисковать и сделать привал в бли-жайшем удобном месте. Подобное место нашлось не сразу. Ухоне пришлось несколько раз уклоняться в сторону от основной тропы. В конце концов, ухоноид обнаружил нагромождение камней, которые с известной долей фантазии можно было принять за естественное укрытие от непогоды.
  К тому времени, когда трое путешественников, едва живые от холода и усталости забились в са-мый дальний угол каменного бастиона, разразился настоящий ураган. Милав с Кальконисом кое-как сумели освободить лошадей от поклажи и заставили их лечь, чтобы самим укрыться за этой живой пре-градой. О том, чтобы развести огонь, нечего было и думать - ветер усилился настолько, что стал сры-вать мелкие камни с вершины их естественной защиты и бросать в людей. Один из них угодил Калько-нису в ухо. Другой нашёл приют на лбу Милава. Ухоне повезло больше: его толстый мех хоть как-то защищал ухоноида от ревущей непогоды. В течение долгих часов лежали они, крепко прижавшись друг к другу, согревая общим теплом и себя и лошадей, которые страдали от холода не меньше чем люди. Забылись тяжёлым, тревожным сном только к рассвету, когда ужасной рёв ветра немного утих, и над миром закружилась метель.
  
  ...ГОЛОС.
  "...Никогда не ходи старой дорогой! Да, она известна тебе, да, она не сулит тебе встречи со страшным и неведомым. Но старая дорога - она сушит и черствит тебя! Что можешь ты найти на дороге, по которой твоя нога ступала не одну сотню раз?.. Только пыль и тлен. Только запах старого и заплесневелого... Так выйди на новый путь! Ведь ты не из тех, кто, попав однажды в проторенную кем-то колею, так и плетётся по ней, не в силах вырваться из порочного круга обыденности. И помни: нет ничего ужаснее, если люди подходят со старыми мерками к новым вещам. Нельзя открыть дверь, построенную тысячу лет назад ключом, который кузнец отковал только сегодня утром..."
  
  Утро радости не принесло. Всё так же выла метель, всё так же свистел ветер, выдувая последние крохи драгоценного тепла из окоченевших за долгую ночь тел. Ухоня попытался развести костёр, но тщетно - искры, высекаемые кресалом, были холодными, они сразу же подхватывались неистовым вет-ром и уносились в снежную муть.
  - Оставь! - прокричал Милав, приблизившись к Ухоне. - На таком ветру всё равно воды не согре-ешь! Будем надеяться, к вечеру мы сумеем достичь перевала. Должны же глетчерные рогойлы где-то спасаться от непогоды? Вот мы и воспользуемся их гостеприимством!
  Кальконис, стоявший рядом и слышавший весь разговор, с ужасом посмотрел на кузнеца.
  - О чём вы говорите? - воскликнул он, поражённый словами Милава. - Уж не обезумели ли вы!
  - Нисколько, сэр Лионель, - осклабился Милав. - Но хочу напомнить вам, что у нас не снежные барсы под поклажей, а равнинные кони, которые едва ли продержаться в этом аду больше нескольких дней! Если мы сегодня не достигнем перевала и хоть немного не отогреем лошадей в какой-нибудь пе-щерке, то завтра нам придётся тащить весь груз на себе. Вы готовы к этому?
  - Я не боюсь трудностей, - откликнулся Кальконис, - но считаю абсолютной глупостью наме-ренно искать встречи с хранителями перевала!
  - Не волнуйтесь, - отозвался Милав, - нам самим искать глетчерных рогойлов не придётся.
  - А кто же этим займётся? - не понял Кальконис.
  - Они сами найдут нас! Поэтому не лишним будет проверить оружие...
  К полудню небо на востоке посветлело. На несколько минут выглянуло солнце. Ветер немного стих, но мороз усилился. Снега становилось всё больше. Теперь покорители перевала по очереди тори-ли тропу. Один выходил вперёд и утаптывал снег, чтобы уставшим лошадям было легче идти. К вечеру всем стало ясно: засветло до перевала не дойти. Милаву, несмотря на весь его внутренний протест, пришлось согласиться на ещё одну холодную ночёвку.
  На этот раз, благодаря огромным снежным наносам, им удалось построить своеобразную стену из уплотнённого снега, и в этой тихой заводи насладиться горячим варевом на костре. Хворост, преду-смотрительно накрытый Милавом от непогоды, горел ровно и жарко. Стена из снежных блоков, высо-той в полтора человеческих роста, надёжно укрывала костёр от посягательств разъярённой стихии. Кальконис, Милав и Ухоня, окружив огонь плотным кольцом, впитывали каждую толику тепла, рож-дённого животворным пламенем в этой стране вечного холода. Милав понимал, что завтра их ждёт са-мое серьёзное испытание, поэтому без сожаления позволил сжечь треть всего запаса топлива, "нажи-мая" на ту её часть, что была основательно подмочена непогодой. Либо они хорошо отдохнут этой но-чью и завтра смогут преодолеть перевал, либо хворост им больше не понадобится...
  
  ГЛАВА 3: Глетчерные рогойлы
  
  Они проснулись от страшного холода. Ещё вчера они понадевали на себя всё, что нашлось из оде-жды в походных сумках, но всё равно ужасно страдали от стужи, которая заморозила, казалось, даже кровь в их венах. Мысли текли вяло и нехотя, словно им приходилось преодолевать снежные заносы, сплошным ковром покрывшие пространство мозга. Ветер был слабым, но при таком морозе даже ма-лейшее его дуновение воспринимался не иначе, как болезненное покусывание кожи на лице - единст-венном участке тела, который не удалось спрятать от ежесекундной атаки лютой стужи.
  Ухоня торопливо разжёг костёр, вскипятил снег в котелке, от нетерпеливого желания немного со-греться, толкая лапы прямо в огонь, отчего подпалил и шерсть на лапах и длинные усы на морде, когда вознамерился на человеческий манер раздуть посильнее пламя. В это время Милав с Кальконисом, при-топывая от мороза, готовились к последнему броску на перевал. Воду кипятили несколько раз, греясь сами и давая тёплого пойла лошадям. В путь двинулись после того, как на востоке показалось солнце. Ухоня по наивности считавший, что с восходом солнца станет теплее, не мог понять, отчего мороз стал ещё жёстче, ещё свирепее?
  На вопросы, задаваемые им на эту тему, Кальконис только отмахнулся.
  - Мне кажется, что каждый раз, открывая рот, я в значительной степени теряю драгоценное тепло, которое ещё осталось в моём теле! Так что давайте лучше помолчим!
  Сэр Лионель торопливо засеменил по тропе, что, по его мнению, должно было соответствовать бегу. Милав с тревогой всматривался в снежную пелену в том месте, где должно было находиться "седло" - место, в котором подъём сменяется относительно ровной тропой, а потом медленно идёт под уклон. Мутная завеса не позволяла ничего рассмотреть. Милаву оставалось лишь гадать, что ожидает их там, на вершине... Поглядывая на своих спутников, кузнец видел, что тяжелее всего приходится, как это ни странно, Ухоне. Попытки ухоноида вернуть себе невидимость и расстаться с материальностью, в надежде таким хитроумным способом избежать воздействия мороза, ни к чему не привели. Возможно, всему виной было действие разряжённого горного воздуха. Однако Милав склонялся к другой мысли. В чужой стране Ухоня стремительно теряет свои способности, выручавшие их много раз в ту славную пору - два года назад. По-видимому, приближение к владениям Аваддона негативно сказывается на его способности к трансформации, потому что и сам Милав уже больше недели не может заставить своё тело измениться. Доступным осталось лишь частичное превращение органов.
  "Не будем паниковать раньше срока, - подумал Милав, - ничего удивительного в невозможности превращений в горах нет. От такой стужи, наверное, все мысли перемёрзли! Вот доберёмся до "седла", отогреемся, а там..."
  - Мила-а-в... - сквозь снежную завесу донёсся слабый голос.
  Кузнец насторожился. Впереди "торил" дорогу Кальконис. Именно его голос только что долетел сквозь вой и свист снежного заряда. Милав окликнул Ухоню, передал ему длинный повод, связываю-щий двух первых лошадей, и стремительно кинулся на звуки, едва доносившиеся откуда-то спереди. По узкой тропке он быстро добежал до сэра Лионеля, который, присев за огромным валуном, всматри-вался во что-то, находившееся впереди. Милав осторожно тронул Калькониса за плечо, отчего сэр Лио-нель подскочил на месте, едва не закричав от страха.
  - Что случилось? - спросил Милав, наклонившись к самому уху Калькониса.
  Сэр Лионель указал рукой вперёд и произнес дрожащим голосом:
  - Я видел их...
  - Кого?
  - Их - хранителей перевала!
  - Как они выглядят?
  Кальконис не ответил. Он продолжал всматриваться в снежную муть и, судя по его взгляду, что-то видел. Милав ещё раз взглянул в том направлении, но ничего не сумел разобрать.
  - Как они выглядели? - повторил он вопрос, легонько встряхивая Лионеля, чтобы привести его в чувство.
  Кальконис замотал головой и что-то пробормотал.
  - Да что с вами, в самом деле! - вспылил Милав. - Сейчас же отвечайте, что вы там видели!
  - Я... я не знаю... - забормотал сэр Лионель простуженным или севшим от обуявшего его ужаса голосом. - Он появился внезапно... огромный и сверкающий... а за ним стоял ещё кто-то... они смот-рели на меня, и глаза их вспыхивали как драгоценные камни... - Кальконис на секунду замолчал, потом стремительно кинулся к Милаву, забормотал торопливо, сбивчиво: - Давайте вернёмся! Пока не поздно... Они... они нас не пропустят!
  - Да вы спятили, что ли! - Милав тряхнул Калькониса так, что затрещал одежда, и весь намёрзший снег ссыпался под ноги. - Возьмите себя в руки!
  - Да-да, конечно... - забормотал Кальконис, пряча взгляд.
  Подошёл Ухоня, держа в зубах два длинных поводка.
  - О чём речь, други? - спросил он весёлым голосом, с удивлением взирая на скрючившегося на снегу Калькониса. - Что это с ним?
  - Говорит, узрел хранителей перевала, - пояснил Милав.
  - И от этого так расстроился? - Ухоня передал поводки Милаву и добавил: - Побудьте пока здесь. Я пойду на местных сторожей посмотрю. Может, о ночлеге столкуюсь!
  Ухоноид тенью скользнул за камень. Кальконис немного успокоился и теперь виновато смотрел на Милава.
  - Вы уж извините, что так вышло, - оправдывался он. - Вы должны меня понять. Нас с самого детства пугают ужасными хранителями перевала Девяти Лун. Я... я испугался...
  - Успокойтесь, сэр Лионель, только дураки ничего не боятся. А умному страхи не заказаны. Нуж-но только воли им не давать, а то умрёшь ненароком не от встречи с чудовищем, а от ожидания самой встречи с ним!
  Рядом зашуршал снег. Милав увидел довольную физиономию Ухони.
  - Ты чего такой весёлый? - спросил Милав.
  Ухоня хлопнул себя длинным хвостом по спине и ответил:
  - Есть две новости, - заговорил он, хитро поглядывая на сэра Лионеля, - одна новость плохая...
  - А вторая хорошая?.. - попытался угадать Кальконис.
  - Нет, - Ухоня ощерил клыки (видимо, хотел изобразить весёлую улыбку), - вторая - ещё хуже!
  - Чего же ты тогда цветёшь, словно майский луг? - Милав зябко передёрнул плечами (пока они стояли за камнем без движения, он успел основательно замёрзнуть).
  - А то и цвету, что новости хоть и плохие, но очень даже хорошие!
  - Можно без твоих словесных изысков, - взмолился Милав, - мы скоро в сосульки превратимся!
  - Извольте, - сразу согласился ухоноид (его лапы тоже довольно болезненно начали пристывать к накалённым морозом камням). - Если те существа, которых видел сэр Лионель и есть глетчерные ро-гойлы - хранители перевала Девяти Лун, - то у нас есть неплохой шанс их одолеть!
  - К чему это ты? - спросил Милав, испытывая непонятное раздражение.
  - Я нашёл следы.
  - И?
  - Если есть следы, значит, мы имеем дело не с демонами, а с вполне материальными существами, которых можно истребить, а можно попытаться договориться с ними.
  - Всего-то! - усмехнулся Милав. - Теперь давай о главном. Следов много?
  - Много. Судя по их количеству, здесь гуляло не менее пяти особей.
  - Рост?
  - Следы раз в пять больше человеческих. Судите сами.
  - Ты их видел?
  - Что-то мелькало за снежной пеленой, но я не уверен, что это были рогойлы.
  - И что думаешь?
  - А чего тут думать? Надо идти. Время на вторую половину дня перевалило!
  Милав повернулся к Кальконису.
  - Хотелось бы услышать ваше мнение, сэр Лионель?
  Кальконис распахнул плащ, попробовал легко ли вынимается шпага, и сказал голосом обречённого человека:
  - Я с вами...
  Милав быстро перераспределил свой отряд. Сам пошёл впереди налегке, за ним Кальконис с парой лошадей. Замыкал кавалькаду Ухоня с двумя лошадьми. Оставалось только ждать и надеяться, что рогойлы (если это именно их следы обнаружил Ухоня) не застанут отряд врасплох. Погода ещё ухудшилась, играя на руку неведомым обитателям перевала. Ветер налетал короткими гудящими шква-лами, грозя опрокинуть и людей и животных. Снег повалил густыми липкими хлопьями. Видимость, и без того не превышавшая десяти-пятнадцати саженей, упала до пяти-шести. Это было опасно. Рогойлы могли незаметно подобраться к ним на расстояние одного короткого прыжка, и кто знает, кому в этом случае повезёт больше?
  В снежной мути было совершенно невозможно ориентироваться. Милав стал опасаться, что они могли потерять тропу и опасно приблизиться к обледенелым склонам. Однако подъём продолжал ощу-щаться, хотя и не столь тяжело как утром. Кузнец сделал вывод: они приближаются к "седлу". Остава-лось уповать на то, что на последних метрах они не потеряют путеводной тропы, и не забредут на ка-кой-нибудь снежный карниз, способный стать их братской могилой.
  Мороз буквально озверел. И хотя ветер почти стих, Милав чувствовал, что всё его нутро будто за-леденело. Он стал производить на ходу незамысловатые упражнения, согревая главным образом руки и ноги, потому что где-то впереди, надёжно укрытые непогодой, путешественников поджидали хранители перевала.
  О том, что они добрались до "седла", Милав понял по тому, как ноги, привыкшие за три дня вос-хождение к нагрузке на переднюю часть стопы, вдруг стали двигаться легко и свободно. Прошло не-много времени и сквозь поредевший снегопад он смог разглядеть то, что окружало их на самом верху перевала Девяти Лун. Справ и слева вставали небольшие уступы, а между ними находилось "седло", в котором оказались покорители перевала. Защищённые с двух сторон каменными гольцами, путешест-венники подвергались ветровому натиску только с той стороны, откуда пришли. Спереди, в лицо им дул совсем слабый ветерок. Снег почти прекратился. Зато справа и слева полз туман, который мог оказаться облаками, зацепившимися за высокие гольцы.
  Милав торопливо махнул рукой вперёд и первым устремился к широкой площадке, являющейся центром "седла". Кальконис с Ухоней поспешали за ним, с тревогой поглядывая на клубящийся и не-умолимо приближающийся туман. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять: туман не случайно так стремительно настиг их в завершающий момент восхождения.
  Милав осматривался по сторонам. Сейчас его интересовало только одно. Нет, не рогойлы, в напа-дении которых он не сомневался ни секунды. Его интересовало то, что могло их спасти - пещера. Судя по тому, что видел Ухоня, стражи перевала существа вполне материальные, а значит, и обитать должны в соответствии с потребностями живого организма.
  Внизу, недалеко от себя, он заметил то, отчего его сердце забилось часто и быстро, стремительно прогоняя по венам загустевшую кровь и согревая иззябшее тело. Он увидел чёрный овал на белом фоне гольца. Пещера! Хотя, если вспомнить всё, что известно людям о глетчерных рогойлах, то это вполне могло оказаться западнёй. Милав решил проверить своё предположение, но не успел. В том месте, где туман клубился особенно неистово, кузнец увидел ЕГО. Одного-единственного взгляда хватило, что бы понять, кто перед ним...
  
  ГЛАВА 4: Бой на перевале
  
   "Глетчерный рогойл - самое злобное и ужасное существо в землях Виг, Полион и Гхотт. Живут исключительно на перевале Девяти Лун, являясь его единственными хранителями и обитателями. Су-ществуют только прайдами по семь особей: два самца и пять самок. Средой обитания являются исключительно неблагоприятные условия для других живых существ - постоянные ветры, обильные снегопады и жуткий, непереносимый холод. Чем питаются - неизвестно, сколько живут - не извест-но. В случае гибели одной особи из прайда погибнут все, но только после того, как отомстят за гибель члена прайда. Попытки поймать рогойла не известны, попытки приручить рогойла не известны, по-пытки одержать победу над рогойлом не известны"
  
  Теперь Милав знал почти всё о мифических хранителях перевала Девяти Лун. Помимо этого, па-мять услужливо преподнесла ему знание о том, что в прайде рогойлов два самца, но вожак всегда один. И что только вожак может атаковать противника первым. И только один. Все остальные члены прайда будут стоять рядом, но не сделают попытки помочь своему вожаку. Таков закон. А закон в горах нико-гда не нарушается. Лишь после того как вожак прайда будет тяжело ранен или убит, прайд нападёт од-новременно всеми шестью оставшимися особями. Поэтому не известны случаи победы над глетчерным рогойлом, потому что победа может быть только в одном случае - когда погибнет весь прайд!
  Милав с удивлением обнаружил, что ему жарко! Он распахнул своё грубое одеяние, покрытое коркой льда, и осторожно достал Поющий Сэйен. Вожак рогойлов стоял в пяти саженях от него, внимательно наблюдая за действиями человека. Милав всматривался в хранителя перевала и никак не мог понять, чем и как будет атаковать глетчерный рогойл непрошеного гостя, незваным вторгшегося на его охраняемую территорию.
  Рогойл был огромен - более двух саженей в высоту и немногим менее - в ширину. Опирался он на массивные передние лапы (задние не были видны). Всё тело, отдалённо напоминающее волкодава жутких размеров, было покрыто густым мехом снежно-белого цвета. Пасть не выглядела огромной и особого опасения не вызывала. Росомон так и не понял способа, каким глетчерный рогойл собирается расправиться с противником.
  Милав с удивлением осознал, что снег прекратился, туман истаял, а ветер стих. Тишина опусти-лась на перевал.
  Кузнец краем глаза заметил: слева и справа от него, вынырнув из исчезающего тумана, стоят ещё шесть оставшихся рогойлов - по три с каждой стороны. Милав украдкой оглянулся. Кальконис, блед-ный, но решительный, стоял за его спиной, сжимая в руках шпагу, которая казалась поистине смехо-творным оружием против хранителей перевала. Ухоня был здесь же. Шкура его дрожала и опалесциро-вала не то от холода, не то от возбуждения. Как ни странно, но путь за их спинами был свободен. Каза-лось, рогойлы говорили этим: "Убирайтесь, чужаки, откуда пришли! Если вы вернётесь той же дорогой, мы вас не тронем!". Милаву на миг показалось, будто в белёсых глазах вожака рогойлов сверкнула искра почти человеческого понимания!
  "А что если они разумны? - подумал кузнец. - Имеем ли мы право отнимать чью-то жизнь только из-за того, что кто-то кому-то не захотел уступить дорогу?"
  Милав поднял над головой руку, в которой сжимал не раскрытый Сэйен, показывая этим, что у него вполне мирные намерения. За спиной послышался негодующий крик Калькониса:
  - Что вы делаете, Милав! Рогойлы самые ужасные хищники в нашем мире!
  Словно в подтверждение его слов вожак рогойлов шагнул вперёд. Милав не понял, что про-изошло, но через миг после того, как рогойл прошелестел лапой по снегу, рядом с кузнецом с противным хрустом вонзилось длинное острое копьё хрустальной прозрачности и, по-видимому, алмазной твёрдости. Искры брызнули в том месте, где вонзилось копьё, оказавшееся наконечником длинного и невероятно гибкого хвоста.
  "Так вот какое у них оружие!" - подумал Милав, отступая и разворачивая Поющий Сэйен. Посох мягко прошелестел в стылом воздухе.
  - Внимательно следите за остальными! - быстро проговорил кузнец, полуобернувшись в сторону Ухони и Калькониса. - Как только вожак будет серьёзно ранен, они набросятся одновременно. А пока понемногу продвигайтесь к пещере за спиной вожака.
  Едва он произнёс эти слова, не спуская глаз с рогойла, застывшего в скучающей позе, как смерто-носное копьё вновь просвистело в воздухе. Милав был к атаке готов и встретил оружие хранителя перевала в воздухе. Раздался звонкий щелчок. Хвост рогойла змеёй скользнул за его спину, а Милав почувствовал, как дрожат его руки, принявшие всю мощь натиска белоснежного хищника. По тупой боли в пальцах понял - его тактика ошибочная и нужно срочно искать другие варианты. (Разумеется, не столь радикальные, чтобы вожак погиб в ближайшие минуты, потому что Ухоня с Кальконисом прошли черепашьим шагом недостаточно, чтобы успеть укрыться в пещере.)
  Милав шагнул навстречу снежному зверю, и первым атаковал его, нанося серию коротких и точных ударов шестом в наиболее уязвимые места. Некоторые из стремительных выпадов кузнеца дос-тигли своей цели - окрестности огласились тонкими и крайне противными звуками, от которых ныли зубы, наворачивались на глаза слёзы. Вожак рогойлов отступил в сторону, неожиданно открыв проход в пещеру. Милав стремительно кинулся на зверя, желая подальше оттеснить рогойла от тёмного овала. Но Милав недооценил вожака. Либо рогойл не чувствовал боли и только притворялся, либо он замани-вал кузнеца в хитроумную ловушку.
  Атаки вожака последовали с такой частотой и стремительностью, что Милав едва успевал увора-чиваться, не всегда парируя смертоносные выпады хвоста рогойла. Один раз он всё-таки пропустил удар, и хрустальное копьё задело его, разорвав рукав до самой кожи. Боль была невыносимой, словно мириады ледяных игл вонзилось в его руку, парализуя мышцы, замораживая кровь. Теперь Милав точ-но знал все хитрости рогойлов и, подавив боль, стремительно распространяющуюся по всему телу, яростно атаковал вожака.
  Глетчерный рогойл рассчитывал на то, что его противник сломлен и парализован холодом, поэто-му позволил себе расслабиться. Милав мгновенно воспользовался оплошностью зверя и в течение не-скольких секунд нанёс вожаку с десяток чувствительных ударов, от которых хранитель перевала снача-ла закачался, а потом рухнул на примятый снег.
  В доли секунды Милав убрал Поющего, отрастил вместо руки кузнечный молот и, прежде чем ос-тальные члены прайда успели наброситься на людей, вдолбил вожака в снег, местами растерев его тело по камням. На это ушло несколько драгоценных секунд. Как раз столько, чтобы оставшиеся рогойлы взяли людей в полукруг и одновременно атаковали.
  В первую же секунду люди потеряли двух лошадей, пронзённых ледяными копьями. Кальконис, парируя ближайший выпад убийственного хвоста, обморозил до волдырей лицо. Ухоня, бросившийся на выручку сэру Лионелю сильно отморозил хвост и правый бок, по которому скользнуло ледяное жало. Неизвестно, как бы всё обернулось, если бы Сэйен в руках Милава не запел.
  Ухоня слышал этот священный звук лишь однажды и был внутренне к нему готов, а вот Калько-нис, не имевший ни малейшего представления о мистическом голосе Поющего, впал в настоящий транс. Он упал в снег, закатил глаза и стал кататься по припорошенным камням, бормоча что-то себе под нос. Сопротивляться в эти мгновения он не мог. Но в этом уже не было необходимости. Сэйен пел, и у глетчерных рогойлов - таинственных хранителей перевала Девяти Лун - не осталось ни малейшего шанса на спасение.
  Через некоторое время всё было кончено. Милав с Ухоней поднимали либо стонущее, либо виз-жащее тело глетчерного рогойла, с трудом относили его к краю пропасти и сталкивали вниз. У вожака Милав отсёк смертоносный наконечник хвоста и аккуратно завернул его в кусок ткани.
  На немой вопрос пришедшего в себя Калькониса, ответил:
  - На память! На долгую светлую память!
  Кальконис ничего не сказал. Он лишь слабо морщился от боли, кусая заиндевевшие губы. Милав, видя, что сэр Лионель едва держится на ногах, приказал ему вместе с Ухоней идти в пещеру. Ухоноид взял двух лошадей, одна из которых была с остатками хвороста и, приволакивая отмороженный хвост, побрёл в сторону чернеющего входа. Милав огляделся по сторонам. Быстро темнело. Непогода, словно в отместку за поражение хранителей перевала, вновь затянула свою долгую нудную песнь.
  Кузнец снял поклажу с одной погибшей лошади и отнёс её к входу в пещеру. Вернулся ко второй жертве звериной ярости, отвязал тюк, взвалил его себе на спину и, пошатываясь под яростными поры-вами ветра, побрёл к чёрному входу, который за внезапно обрушившимся снегопадом становился всё менее различим. Милав прибавил шагу, опасаясь остаться в этой круговерти один на один с миром по-чивших в вечности хранителей перевала Девяти Лун...
  
  ГЛАВА 5: Мечтания Ухони
  
  Пещера оказалась мало пригодной для обитания. Многочисленные выступы, наросты, сосульки мешали передвигаться по ней в полный рост. Один только Ухоня не испытывал никаких неудобств, спокойно петляя по нагромождениям обледенелых камней, в то время как Кальконис с Милавом черты-хаясь, пытались провести лошадей по хитросплетению заиндевелых ходов.
  - Сомнительно, чтобы здесь могли бродить эти ужасные снежные монстры! - выдохнул Калько-нис, когда им с Милавом удалось протащить лошадей в довольно просторный грот, в котором без труда могла разместиться их немногочисленная компания.
  - Думаю, вы правы, - отозвался Милав. - Судя по росту глетчерных рогойлов, эти хоромы не для них.
  - Что ж, зато мы не откажемся от здешнего гостеприимства! - воскликнул Ухоня, колдуя над ко-стром. Через некоторое время он спросил: - Мне кажется или здесь действительно теплее, чем на ули-це?
  - Здесь и должно быть теплее, - отозвался Кальконис, стараясь меньше шевелить губами (мимика доставляла ему мучительные страдания). - В пещере нет ветра, а тепло от наших и лошадиных тел в таком небольшом объёме должно повысить температуру. Вот сейчас костёр разгорится, совсем тепло станет...
  Милав дважды отлучался, чтобы принести поклажу, оставленную у входа. Он сообщил, что за ка-менными стенами бушует настоящий ураган и что если бы они не нашли этой пещеры, скорее всего победа над рогойлами оказалась бы напрасной.
  - Я в этом усматриваю высшую справедливость, - заявил Кальконис после того как Милав нама-зал его лицо специальной мазью, изготовленной здесь же по рецепту бабушки Матрёны из сухих компонентов, которыми она в изобилии снабдила Милава перед дальней дорогой.
  - В чём вы усматриваете высшую справедливость? - поинтересовался Милав, с наслаждением по-тягивая медовый взвар, разбавленный водой из растопленных ледяных сосулек.
  - В том, что после победы над рогойлами, которая сама по себе является делом неслыханным, судьба подарила нам это убежище. В противном случае, в чём же смысл сегодняшнего боя?
  - Смысл? - спросил Милав. - Наверное, смысл в том, чтобы всегда оставаться самим собой. В на-чале поединка мне показалось, что рогойлы разумны...
  - И это открытие едва не стоило вам жизни, - напомнил Кальконис.
  - Возможно, - согласился Милав. - Но я нисколько об этом не жалею - Ярил кудесник говорил: "Пытайтесь увидеть не форму, а содержание!". Сегодня мне показалось, что за формой страшного зверя я смог разглядеть что-то ещё... Может быть, я ошибаюсь, потому что не знаю этого наверняка...
  Костёр горел жарко. На стенах заблестела вода, выступающая из заполненных льдом трещин. Ми-лав перебирал содержимое тюков с погибших лошадей и безжалостно кидал всё в костёр, оставляя лишь провизию и кое-какую мелочь, которая не могла перегрузить оставшихся коней.
  Кальконис задремал, уронив голову на грудь. Ухоня тоже спал, привалившись обмороженным бо-ком к нагретому костром камню. Милав расправился с ненужной поклажей, затем сходил к входу, удо-стовериться, что с этой стороны можно не опасаться внезапного нападения (где гарантия, что прайд рогойлов был в единственном числе?). Выход оказался наполовину завален снегом. Милав подкатил несколько валунов, набросал сверху больших ледяных сосулек, и со спокойной душой отправился спать, не забыв устроить парочку хитроумных ловушек на пути к их гроту.
  
  ...ГОЛОС.
  "... И были эпохи, когда первенствовали в мире тонкие и творческие энергии. Смрад гибели и то-тального разрушения не висел ужасным смогом над миром людей. Тогда преобладали положительные сущности, и никто не смел настаивать на том, что закон равновесия является законом равноутвер-ждающим и добро и зло. И никогда свет и тьма не находились в равновесии. Ибо равновесие - это все-го лишь тончайшая, едва видимая грань, отличающая первозданный хаос тьмы от идеальной гармонии Света. Никогда, слышишь, никогда зло не сможет одолеть добро, как бы глубоко последнее не пало в пропасть отчаяния! Помни об этом и стремись к этому..."
  
  Они спали долго. Кальконис проснулся первым и принялся в полной темноте ворошить костёр. К нему присоединился Ухоня. Скоро грот осветился ярким пламенем. Милав выглянул из-под мехового плаща, улыбнувшись прямо в Ухонину физиономию:
  - С добрым утром!
  Кальконис пошмыгал носом, пытаясь изобразить улыбку. Из этого мало что получилось, и он про-должил колоть лёд в заиндевевший котелок. Милав откинул плащ, сел. Всё тело ломило - результат вчерашней схватки на пределе человеческих возможностей. Костёр разгорелся. Пахло дымом, смолой и ещё чем-то неуловимым, но очень-очень приятным. Милав решил взглянуть на то, что творится за ка-менными стенами. Ухоня напросился ему помочь.
  - Помочь в чём? - осведомился кузнец, накидывая плащ.
  Ухоня неопределённо помахал хвостом.
  - Ладно, пошли, - согласился Милав, первым исчезая в темноте, чтобы успеть обезвредить ло-вушки (Ухоня со своим любопытством непременно угодил бы в одну из них).
  Выход из пещеры оказался полностью завален снегом. Не имея под рукой ничего, кроме собствен-ных ладоней, Милав и Ухоня потратили много времени, чтобы откопать проход. Горный мир встретил их слабым ветром и редким снегом.
  - Похоже, постоянные ураганы здесь заказывали рогойлы, - предположил Ухоня. - А после того как мы отправили их на местожительство немного ниже, погода значительно улучшилась!
  - Ветер слабее, и мороз не столь крепок, - согласился Милав. - Что ж, со спуском в долину у нас теперь особых проблем не будет.
  - А разве они у нас вчера были?
  Ухоноид геройски поднял хвост трубой и оскалился.
  - Ох, и грозен ты со своим обмороженным хвостом! - ужаснулся Милав. - То-то все рогойлы как тебя увидели, сами в пропасть попрыгали!
  - Ну-у-у, - протянул Ухоня, - может и не сами, но попрыгали же!
  
  Спускаться было намного легче. И вовсе не потому, что ноги сами несли тело вниз с такой скоро-стью, что приходилось притормаживать их стремительную поступь, а потому, что позади остался пере-вал, ещё вчера казавшийся непроходимым. Впереди, кроме вигов и гаргузов, никого не предвиделось. Что для покорителей перевала какие-то дикие виги, да гаргузы-пакостники? Так, мелочь пузатая! Впро-чем, в подобном бахвальстве был замечен один Ухоня. Лошадей осталось всего две, и ухоноид наслаж-дался полной свободой передвижения. Он семенил рядом с Милавом, донимая его своими вопросами:
  - Ты не заметил, что у каждого рогойла было по шесть лап!
  - С чего ты взял? - удивился Милав.
  - Ну, как же! - подпрыгнул Ухоня. - Ты тащил их за четыре лапы, а я - за две!
  - Ты тащил их за хвост!
  - Да? Всё может быть...
  Некоторое время ухоноид молчал, потом вновь начинал доставать Милава:
  - Как ты думаешь, обморожение не заразное?
  - Конечно, нет!
  - Почему тогда я весь чешусь?
  - А когда ты последний раз мылся?
  - Я... я не помню.
  - Чего тогда спрашиваешь?
  - Знать хочу. Шутка ли - целый прайд рогойлов одолели!
  - "Одолельщик", - подал голос Кальконис, - твоя очередь тропинку топтать!
  - Ну, вот, - хмыкнул недовольный Ухоня, - на самом интересном месте...
  В этот вечер пришлось сжечь последний пучок смолистого кустарника. Его едва хватило на то, чтобы натопить в котелке снега и приготовить напиток, высокопарно названный Ухоня "кубком побе-ды". Милав поморщился от подобной напыщенности, но спорить с ухоноидом не стал. По крайней ме-ре, Ухоня перестал приставать к нему с немыслимыми подробностями боя на перевале. Теперь это "счастье" выпало на долю Калькониса. Милав с хитрой улыбкой на губах прислушивался к тому, как вчерашний бой с рогойлами в интерпретации Ухони превращается в подвиг титанов.
  - Да-а-а... - размышлял Ухоня, глядя перед собой отсутствующим взглядом, - быть бы вам, сэр Лионель, ледяным истуканом, если бы я вовремя не вытащил вас из пасти второго вожака рогойлов!
  Кальконис удивлённо посмотрел на ухоноида (бедный сэр Лионель ещё не сталкивался с порази-тельной страстью Ухони к самовосхвалению и был, мягко говоря, шокирован его болтовнёй).
  - Позвольте! - изумился Кальконис. - А как вы узнали, что это был второй вожак? По-моему, они все были на одно лицо... то есть, простите, на одну морду!
  Э-э-э... - Ухоня редко оказывался в подобном затруднительном положении, и Милаву было инте-ресно посмотреть, как выкрутится самонадеянный ухоноид на этот раз. - Ну, как же! - воскликнул Ухоня. - Это же так просто. Кто ещё мог отважиться напасть на меня, кроме второго вожака!
  - А-а-а... - протянул Кальконис и уткнулся лицом в ладони. - Как я сразу не догадался?
  - Как же иначе! - воскликнул Ухоня, не замечая наигранной заинтересованности Калькониса.
  - Это действительно всё объясняет! - заявил сэр Лионель совершенно серьёзным тоном.
  - А то! - расхваливал сам себя Ухоня. - Жаль только, что мы не прихватили никаких трофеев. По-пробуй теперь доказать, что это были глетчерные рогойлы, а не какие-то там снежные барсы!
  - Если не секрет, - подал голос Милав, - кому ты собираешься поведать о своих подвигах?
  - Не о своих, - поправил кузнеца Ухоня, - мне чужой славы не нужно. А рассказать кому? Да мало ли! Вот вернёмся домой, я всем без утайки поведаю, как не щадя своей драгоценной тигриной шкуры спас достойного сэра Лионеля де Калькониса от неминуемой смерти под ударами ледяных хвостов хранителей перевала Девяти Лун! - мечтал с закрытыми глазами Ухоня.
  - Позвольте спросить, - прервал Кальконис сладкие мечтания ухоноида, - вы будете рассказывать своим восторженным слушателям о том, как сами едва не оказались на ледяном вертеле?
  - Разве такое было? - крайне удивился Ухоня. - Мне казалось, что пока вы, сэр Лионель, валялись в снегу, сражённые звуком Поющего Сэйена, я расправлялся с оставшимися монстрами!
  - Интересно, - задумчиво заговорил Милав, посматривая в сторону развалившегося у костра Ухо-ни, - а где в этот ответственный момент был я?
  - Ты? - Ухоня на секунду задумался. - Неужели ты забыл? Ты помогал мне!
  - Действительно, - Милав подавил улыбку, - что-то с памятью моей стало...
  
  ГЛАВА 6: В долину
  
  Утро встретило покорителей перевала липким туманом и нудным затяжным дождём. Ухоня долго ворчал на "несносные горы, способные только на мелкие гадости".
  - Не такие уж они и мелкие, если судить по размерам рогойлов! - произнёс Милав, стряхивая с плаща снежно-дождевую кашу.
  Ухоня отмахнулся. Этим утром он отчего-то не был расположен к лёгким словесным баталиям. То ли погода влияла, то ли бессовестное вчерашнее бахвальство не давало его совести покоя. (Впрочем, второе едва ли. Милав не помнил случая, чтобы ухоноид хоть раз пожаловался на угрызения совести. Может быть, у него её и нет вовсе?)
  За ночь значительно потеплело. Снег основательно подтаял, превратив песчано-глинистую тропу в сплошное месиво. Непрекращающийся дождь только ухудшил положение путешественников.
  - Нам следует поторопиться, - подгонял друзей Милав, - погода в горах обманчива. Сейчас идёт дождь, через полчаса снег, а там, глядишь, и мороз завернёт! Тогда нам придётся не ногами спускаться в долину, а лететь кубарем, уповая на встречу с не слишком крупным валуном!
  - Весьма многообещающее начало дня, - пробурчал Ухоня, настроение которого от слов кузнеца ничуть не улучшилось.
  - Тогда в путь! - приказал Милав и, утопая ногами по щиколотку в снежной каше, осторожно по-вёл свою лошадь вниз, выбирая места, где было больше мелких камней и меньше расползающейся под ногами грязи.
  Шли долго. Солнце так и не смогло прорваться сквозь пелену облаков. Покорители перевала не представляли, сколько времени они бредут по тропе, оскальзываясь и падая едва ли не через каждый десяток шагов. Судя по тому, что под мокрым снегом стали попадаться островки стланца, они спуска-ются вниз, а не кружат по горе параллельно её подошве. Кони измучились, да и люди порядком устали. Однако на предложение Ухони немного отдохнуть, Милав возразил:
  - Не время. Жалкими растениями, что мешают нам идти, костра не развести. А погода ухудшается на глазах...
  Действительно, вместе с дождём пошёл снег и, судя по клубящимся облакам, процесс этот не обе-щал быть скоротечным. Ухоня тяжело вздохнул и устремился вслед Кальконису, на удивление безро-потно воспринимавшему погодные неудобства. Однообразие окружающего мира словно усыпило лю-дей. Они не сразу и с большим удивлением обнаружили, что идут не по грязной жиже, в которую пре-вратился вчерашний снег, а по упругому мху, словно губка впитывающему обильную влагу.
  - Странно, - пробормотал Милав, придерживая лошадь и делая знак Кальконису и ухоноиду оста-новиться. - При подъёме мы не встретили мха...
  - Что тут странного? - встрял Ухоня. - Возможно здесь влаги больше, а долина лежит ближе, чем на той стороне перевала.
  - Может быть... - согласился Милав, внимательно рассматривая мох. - И всё-таки здесь что-то не так...
  - Я согласен с вами, - тихо проговорил Кальконис тоже обративший внимание на необычность мха. - На такой высоте и при таких перепадах дневной и ночной температур его не должно быть...
  - Но он есть, - напомнил Ухоня.
  - Есть. И это странно... - произнёс Милав. - Этому должно быть объяснение...
  - Мы будем искать ответ на вопрос или продолжим спуск? - язвительно напомнил Ухоня.
  Милав пожал плечами:
  - Продолжим спуск, разумеется.
  Вновь под ногами зачавкала жижа. И вновь заморосил дождь, больше похожий на густой туман, перенасыщенный небесной влагой. Солнце так и не выглянуло, зато они дошли до густых зарослей кустарника необычного фиолетового цвета, который оказался вполне пригодным в качестве топлива. Бивак готовили в полной темноте. Сырые ветви горели плохо, давая больше едкого дыма, чем тепла, однако другого способа согреться не было. Милав, Кальконис, а затем и присоединившийся к ним после недолгой отлучки Ухоня, жались поближе к костру, и уворачиваясь от назойливого дыма. Но дым бесцеремонно лез в глаза, выдавливал слёзы, до спазмов щекотал горло. Ухоня не выдержал первым. С возмущениями в адрес несносного костра он уполз в темноту.
  - Форменное безобразие! - бурчал он. - У проклятых вигов, даже дым против нас!
  - Это не дым, - возразил Кальконис, - это погода.
  - Какая разница! - не унимался ухоноид. - У них и погода паршивая!
  - Помнится, кто-то дней пять назад пел чудные песни о природной красоте, - напомнил Милав.
  - Мало ли что я пел! - отозвался Ухоня из темноты. - Тогда пел, а сейчас бы съел!
  Милав подмигнул Кальконису и сказал в темноту:
  - Ухоня, ты как самый стойкий из нас, к тому же не нуждающийся во сне, последи за костром, по-жалуйста. А мы малость поспим.
  - Ничего себе! - возмутился Ухоня. - Это почему же такая несправедливость? Я тоже спать хочу!
  Милав спорить не стал.
  - Ну, тогда разбудишь меня... когда устанешь.
  - Но я уже...
  - Потом, Ухоня, всё потом... А сейчас будь порядочным тигром, дай поспать!
  Ухоня не ответил, только недовольное сопение раздавалось из темноты. Милав усмехнулся, по-вернулся к костру другим боком и мгновенно провалился в сон.
  
  ...ГОЛОС.
  "...Наблюдательность - одна из высших добродетелей. Учись видеть, а не смотреть, иначе про-пустишь не только добычу лесную в час особой нужды, но и смертельного врага, притаившегося за ближайшим деревом и уже приготовившего для тебя остро отточенный кинжал. Наблюдательность ведёт к устойчивости. Человек многое замечающий мало подвержен пустым колебаниям. Он ступает ногой именно туда, где нет замаскированной ловушки, и верит только тому, кто не предаст его при первой же опасности. И вправду говорят: "Косоглазый не видит середины". Нельзя лицезреть две па-раллельные прямые и не выбрать одну из них для следования по ней. Не будь Буридановым ослом, кото-рый издох меж двух копен ароматного сена, так и не отдав предпочтения ни одной из них..."
  
  Последнее утро на склоне перевала Девяти Лун встретило путешественников чрезвычайно густым туманом: стоя у крупа лошади, можно было с большим трудом рассмотреть её гриву.
  Милав, засыпая вчера вечером нисколько не сомневался, что Ухоня ни за что не выполнит его просьбу. Так оно и вышло. Когда Милав проснулся ночью оттого, что правый бок совсем закоченел, он нашёл от костра едва тлеющие угли. Ухоня, как и следовало ожидать, самым бессовестным образом спал с другой стороны кострища! Милаву заново пришлось разжигать капризный костёр. При этом он нечаянно разбудил ухоноида, уронив на него, совершенно случайно, массивный сук. Ухоня мгновенно проснулся, покрутил лохматой головой и, честно глядя Милаву в глаза, сказал:
  - Напарник, твоя очередь дежурить. Принимай костёр. Видишь, как ярко горит. Это я специально для тебя расстарался!
  Милав едва успел раскрыть рот, чтобы достойно ответить на наглую ложь, но Ухоня уже спал, за-сунув массивные лапы почти в самый огонь. Кузнецу пришлось позаботиться о конечностях друга и оттащить тигра подальше. Ухоноид не проснулся, лишь промурлыкал что-то огромной пастью и не-сильно сжал ладонь кузнеца передними резцами. Милав потрепал Ухоню по холке и накрыл своим плащом.
  - Спи, бедолага, - с нежностью сказал он. - Ты хоть и хвастун ужасный, но сердце у тебя благо-родное...
  Когда дождь прекратился, а туман почти рассеялся, Милав разбудил Калькониса. Сам же улёгся на старое место, укрывшись плащом, любезно предложенным сэром Лионелем. Кальконис следил за кост-ром с большей ответственностью, нежели Ухоня. Поэтому проснувшиеся Милав и ухоноид смогли сра-зу насладиться горячим питьём и обжаренным на углях вяленым мясом. Ухоня, с вожделением по-глядывавший на то, как аппетитно завтракают Милав с Кальконисом, жадно облизывался.
  - Мы вас теперь всегда будем костровым ставить! - заявил он тоном начальника экспедиции.
  - Я не против, - отозвался Кальконис. - Ведь я по натуре своей жаворонок. Если долго сплю ут-ром, то весь день себя разбитым чувствую.
  - Теперь вам это не грозит! - пообещал Ухоня, непонятно на что намекая.
  - А ты сам-то чего не трапезничаешь с нами? - спросил Милав, делая вид, будто не замечает го-лодных взглядов ухоноида.
  - Я ещё не настолько материален, чтобы питаться вашей пищей, - ответил Ухоня. В его голосе слышалось явное сожаление. - Хотя... я бы съел чего-нибудь... Но потом, когда вы не будете на меня смотреть!
  - Нужен ты нам! - поморщился Милав. - Чтобы мы тебе в пасть заглядывали!
  - У кого пасть, а у кого - рот!
  - Вот именно...
  Сидели у костра долго, ждали, когда туман рассеется настолько, чтобы видеть тропу хотя бы на несколько саженей, иначе можно было проплутать в этом молоке не один день! Когда туман поредел, живописное трио выступило в путь. Шли быстро. Кони отдохнули, да и травкой, пока ещё редкой, ус-пели основательно подкрепиться. Мох исчез, пошла трава. Потом стали попадаться низкие, но отнюдь не карликовые деревья. Всё говорило о том, что эту ночь они смогут ночевать в настоящем лесу.
  Милав решил расспросить Калькониса о дальнейшей дороге.
  - В стране Виг городов мало, - заговорил сэр Лионель. - Собственно, и городами назвать эти по-селения сложно. Не любят почему-то виги большого скопления домов. Однако это не значит, что здесь нет крепостей и укреплённых замков. Они есть, хотя не столь величественны, как на побережье страны Франц. Если мне не изменяет память, сразу же после перевала должна быть живописная долина. Это обособленное место, потому что со стороны перевала Девяти Лун - как вы сами могли убедиться - пройти практически невозможно. А с этой стороны гор, по которым мы сейчас спускаемся, долину ок-ружают высокие пики. Единственный удобны проход в неё закрывает замок Пяти Башен.
  - Что за странное название? - не удержался Ухоня от комментария.
  - Ничуть, - возразил Кальконис. - Я слышал, замок построен на месте древнего поселения, от ко-торого сохранились лишь эти башни. При строительстве замка они так и остались в центре новой по-стройки. Отсюда и название.
  - А кто владеет замком? - спросил Милав.
  - Не знаю, - признался Кальконис. - Могу с уверенностью сказать только одно - это не виги.
  - А кто?
  - Есть предание, будто до того, как на эту землю пришли виги, здесь жил очень-очень древний на-род. Одни говорят, это были великаны торгиды, другие утверждают, что земли принадлежали карликам кигомам.
  - Любят историки точность! - усмехнулся Ухоня.
  - Ходят слухи, - продолжил Кальконис, - что именно потомки тех первых поселенцев возродили замок.
  - Если те, кто владеет замком, являются потомками первых поселенцев, - предположил Ухоня, - то почему такое расхождение в определении древних обитателях этих мест? Получается, внешний вид сегодняшних жителей замка Пяти Башен будет таким же, как у их пращуров. Разве не так?
  - Так, - согласился Кальконис. - Но проблема в том, что хозяев замка никто не видел.
  - Вот те на! - ахнул Ухоня. - Что это здесь за земли такие таинственные, что никто ничего не зна-ет! Хранителей перевала - глетчерных рогойлов все боятся... боялись, но никто их не видел. В замке чёрт знает сколько лет кто-то обитает, и их тоже никто не видел!
  - Я этого не говорил, - возразил Кальконис.
  - Постойте! - закипятился Ухоня. - Как это не говорили? А кто минуту назад...
  - Я сказал, что хозяев замка никто не видел. Но я не имел в виду его обитателей. - Пояснил сэр Лионель.
  - Я совсем запутался... - насупился Ухоня. - Разве это не одно и то же - хозяева замка и его оби-татели?
  - В данном случае - нет, - ответил Кальконис. - В замке живут, в основном, выходцы из восточ-ных земель страны Франц.
  - А хозяева? - не унимался Ухоня.
  - А хозяев никто не видел!
  - Да ну вас, в самом деле... - обиделся ухоноид. - Я ведь не ради любопытства спрашиваю, а в це-лях нашей общей безопасности!
  Ухоня задрал хвост и с оскорбленным видом исчез в густых кустах, которые в изобилии стали встречаться на пути.
  Кальконис хотел окликнуть Ухоню, но Милав удержал его:
  - Не стоит. Он быстро обижается, но ещё быстрее отходит. Вот увидите, он скоро вернётся.
  
  ГЛАВА 7: Исчезновение Калькониса
  
  Но Ухоня не возвращался. Минул полдень. Туман вновь окутал путешественников. Милав с Каль-конисом встревожились не на шутку.
  - И куда он запропастился? - негодовал Милав. - Ну, погоди у меня! Вот вернёшься...
  Милав ещё долго мог бы собирать проклятья на тигриную голову, но в этот момент впереди по-слышался душераздирающий крик. Милав с Кальконисом быстро переглянулись.
  - Ухоня? - спросил Милав напряжённым голосом.
  - Вроде он... - неуверенно ответил сэр Лионель.
  - Тогда берите обеих лошадей и ведите по тропинке, - быстро заговорил кузнец. - А я напрямик через кустарник!
  Милав словно на крыльях полетел на затухающие звуки. Однако как он ни торопился, всё-таки оказался в долгожданном обществе ухоноида уже после того, как Ухоня одержал победу в коротком лесном бою. Милав огляделся. На небольшой поляне валялось множество вещей: верёвки, какие-то пал-ки, обрывки серой ткани, даже несколько плетёных корзин. Убитых и раненых не было. Да и вообще - никого не было! Хотя...
  Среди обрывков ткани зашевелился большой свёрток. Кузнец приблизился к нему вместе с Ухо-ней, из пасти которого всё ещё торчали остатки чьих-то штанов.
  - Что здесь произошло? - спросил Милав, не спуская глаз с ожившего свёртка.
  - Как только я углубился в лес после непочтительного ответа Калькониса, - стал объяснять Ухоня, - сразу приметил, что за нами кто-то следит. Мне пришлось немного поднатужиться и превратиться в невидимку. Оказалось, по нашим следам шли разные группы. Я решил за ними последить, ежесекундно рискуя оказаться в их кровожадных лапах...
  - Ухоня! - взмолился Милав. - Пожалуйста, давай без твоих штучек!
  - Как знаешь, - обиделся Ухоня, но объяснения продолжил: - Следил за ними долго. А потом ви-жу, они в одном место собираются. Я за ними. Оказалось, они по очереди за нами следят. Представля-ешь, какие наглецы! Ну, я малость не сдержался... В тот момент, когда очередная парочка этих наив-ных следопытов вернулась в свой основной отряд, идущий параллельно нам, я устроил им мелкую па-кость.
  - Хочется верить, ты никого из них не съел?
  - Напарник! Как только твой язык повернулся обвинить меня в подобной мерзости!
  - Ладно-ладно, - торопливо проговорил Милав. - Пойдём-ка лучше посмотрим, что за поклажа та-кая неугомонная по земле елозит.
  - А чего смотреть? - возразил Ухоня. - Это их пленник. Я видел, как они кормили его, а потом опять в мешок затолкали.
  - Пленник? - переспросил Милав. - С чего ты взял?
  - Руки у него связаны, так эти бандюки его прямо из котелка кормили. Потом сунули кляп в рот, мешок на голову надели и поволокли.
  - Интересно, - проговорил Милав, развязывая узлы на шевелящемся мешке. - Что это за пленник такой у самого подножья перевала Девяти Лун?
  Ухоня не ответил, наблюдая за тем, как из широкого устья мешка появляется пыльная физионо-мия. Милав вытащил у незнакомца изо рта кляп и спросил:
  - Вы кто?
  Освобождённый посмотрел на Милава ясными глазами, в которых не было ни подобострастия и унижения бывшего невольника, но не было и надменной заносчивости знатного дворянина, случайно пленённого разбойниками. Незнакомец росомону понравился, потому что в тот миг, когда их взгляды встретились, Милав уже знал, кто перед ним.
  
  "Витторио Чезаротти - потомственный дворянин. В силу обстоятельств, связанных с потерей родового замка, пошедшего с молотка за долги его многочисленных братьев, вынужден продавать свою шпагу тем, кто в ней нуждается, и кто хорошо за это платит. Холост. Образован. Общителен. Красив. Мало того, - чертовски привлекателен. Склонен к длительным путешествиям. На родине в Итталоо не был семь лет. Владеет всеми языками Большого Полуострова. Любит - красивых женщин (а кто их не любит?). Не любит - бражничать с малознакомыми людьми, ибо попойки в этом случае часто заканчиваются чьей-то безвременной гибелью"
  
  Информация оказалась полезной и своевременной. К сожалению, в ней не было ни слова о том, что холостяк Витторио почти всегда говорит с такой скоростью, путая слова сразу нескольких языков, что даже Ухоня не мог бы соревноваться с ним в "речевой скорострельности". Ничего этого Милав ещё не знал, задавая свой простой, казалось бы, вопрос. Однако его наивное неведение продолжалось недолго: ровно до того момента, когда красавчик Чезаротти разомкнул свои уста.
  - О! Прекрасно! Прелестно! Брависсимо!
  Слова лились с языка Витторио сплошным неостановимым потоком, в котором малознакомый с подобной манерой общения человек мог бы ненароком утонуть.
  - О! Стераго корлезо рыцарь! Вы освободить меняно и яно, потомко древний родо Свято Чезаро у вас в неоплатный долг! Это наивно разбойнико позорно бежано от ваш огромный мяу-мяу! Я есть пол-ный восторго!
  - Скажи ему, - прошептал Ухоня, - что я не "мяу-мяу", и что я вовсе не в восторге от него самого!
  - Сам говори... - огрызнулся Милав, которого речь молодого Чезаротти тоже застала врасплох.
  Витторио молчал всего несколько секунд, переводя свой светлый взгляд с Милава на ухоноида и обратно. Затем словесный водопад вновь обрушилась на росомонов.
  - О! Я видеть, ваш мяу-мяу говорить, а вы ему достойно отвечать! Это есть колоссаль и полный фур-фур! Мои глаза вылезано из орбито, я упадано в обморок и лишайся чувство от этот вид! Если вы сказано мне ваш титуло и званий, то я много разо читать молитва про вас стояно на колено! Меня есть имя Витторио Чезаротти, я чрезвычайно впечатлено ваш поступко. Вы - воино храбрано!
  Чезаротти закрыл рот, и Милав понял, по какой причине разбойники держали красавчика Витто-рио не только связанным, но и с кляпом во рту такой внушительной величины, что им можно было при необходимости воспользоваться, как оружием против глетчерных рогойлов!
  - Очень рад вашему освобождению, - заговорил, Милав вглядываясь в глаза Витторио, горящие непередаваемым восторгом. Подумал: "Чего он светится, словно месяц ясный?".
  Витторио по-прежнему молчал, и Милав продолжил:
  - Меня зовут Милав-кузнец. Я из страны Рос. А это мой друг Ухоня. Он вроде и тигр, но на самом деле такой же, как мы с вами. Вы меня понимаете?
  Зря спросил Милав об этом. Ой, зря!
  - О! Я поимей и понимай всё! Мяу-мяу есть не мяу-мяу, а таинственно секретно животное именем Ухонио ("Наконец-то дошло!" - пробормотал ухоноид). А вы Милаво - есть колдуно-чародеё и владеть секретно колдовано. О! Это полный восторго мой тело, мой душ! Не слушайт мой плохой и медленный (О-го-го!) слово - я есть сильно взволновано и нужный слово куда-то улетано. Но я всё-всё совсемо по-нимано! Вы есть не бойся, я большой другано Милаво и мяу-мяу Ухонио!
  - Взаимно, - буркнул Ухоня недовольный той приставкой, которой каждый раз снабжал Чезаротти его имя.
  - С нами путешествует ещё один наш товарищ, - заговорил Милав, вспомнив о Кальконисе, - его зовут Лионель, и мы сейчас идём к нему. Вы с нами?
  - О! Я ходино ваш компанио и долго благодарино каждый из вас и не только вас, но и ваш мамо, папо и грандомамо и грандопапо! Я теперио не отставано от вас, и каждый минуто говорино, как я об-радовано моё освобожденио!
  - Спасибо, мы всё поняли.
  Милав торопливо зашагал сквозь кусты, прислушиваясь к лесным звукам. Туман рассеялся, стало тепло и тихо. Солнце продолжало прятаться за рваными облаками, но всё говорило о хорошей погоде назавтра. Милав почти бегом вышел на тропинку, по следам лошадей определив, что недавно здесь проехал Кальконис.
  "Неужели он не слышал болтовни Витторио!" - удивился кузнец и негромко позвал:
  - Кальконис! Сэр Лионель! Вы где?
  Чирикали птицы. Шумели кроны деревьев. Ответа не последовало.
  Милав опрометью бросился по тропинке, на ходу вглядываясь в следы. Их было немного - от двух лошадей и одного человека, который шёл посередине, ведя за собой коней.
  - Кальконис! - крикнул Милав громче и вспугнул пару огромных птиц, с шумом вырвавшихся из ближайшего кустарника.
  И вновь в ответ - молчание. Лишь теперь до кузнеца и ухоноида стало доходить, что с Калькони-сом могло что-то случиться. Слишком опрометчиво поступил Милав, оставив его одного. Через два или три поворота они нашли лошадей, спокойно стоящих на тропе и щиплющих траву. Калькониса рядом не оказалось. Это было странно. За всё время пути они никогда не оставляли лошадей одних (что делать пешему путнику в чужом краю без запасов пищи, одежды и прочего необходимого имущества?). Милав принялся изучать следы. Первого беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы понять: трое неизвестных подошли к Кальконису с трёх сторон - спереди, справа и слева и, видимо, обездвижили его, потому что от лошадей вели только три пары следов.
  - Они понесли его на себе! - уверенно заявил Ухоня, читавший следы не хуже Милава-волка.
  - Это случилось недавно...
  - Я грустно смотрено, - подал голос Витторио, - ваш другано пропадано?
  - Да, - ответил Милав, проверяя поклажу на лошадях.
  - Я знать! Его похищано разбойнико! Я знать их, и знать, где оно скрывано!
  Милав повернулся к Витторио.
  - Мы вас слушаем.
  - Одно денио путь в сторона мой родино нахождено большой крепость...
  - Замок Пяти Башен?
  - Да-да, Пятто Башено замок. Разбойнико обитано тамо!
  - Вы не знаете, есть ли у них лошади?
  - Много лошадь рядомо бурно широко речано.
  - Далеко до неё?
  - Рядомо совсемо! Мы не успеть ваш другано, если быстрано не поскакано!
  Милав кинулся к поклаже, выхватил нож и обрезал кожаные ремни. Если догонят похитителей, то вернутся. Ну, а если не догонят...
  Вскочив на первую лошадь, Милав кинул поводья второй Витторио и пришпорил коня.
  - Поторопись, Ухоня! - крикнул он товарищу. - Нагоняем!
  Ухоня и сам сообразил, что подобным черепашьим шагом им вовек не догнать разбойников (едва ли они отважились на похищение, если бы не были уверены, что смогут оторваться от погони), поэто-му ухоноид парил в полуаршине от земли, всё увеличивая скорость.
  Лес скоро поредел. В просветах стали заметны серебристые отсветы воды. Ухоня сделал своё тело невидимым и рванулся в ближайший просвет между деревьями в надежде, что настигнет злоумышлен-ников на переправе. Он проскользнул между поваленными осинами и вылетел на плёс, слыша за спиной дробный перестук копыт - это Милав и Витторио настигали его.
  Река оказалась широкой и полноводной. Брода не было. Вместо него имелся узкий подвесной мост, который теперь полоскался в стремительных водах, обрезанный кем-то из похитителей. Вдалеке Ухоня заметил несколько удаляющихся точек.
  - Опоздали... - вздохнул Милав, остановив лошадь у самой кромки воды.
  - Нет! Я успею догнать их! - крикнул Ухоня, переливаясь голубым светом.
  - Не дури! - возмутился Милав. - Один ты не справишься. Давай вернёмся за вещами, и всё хоро-шенько обдумаем...
  
  ГЛАВА 8: Зеркальный перевёртыш
  
  Но Витторио покачал головой и стал бурно возражать:
  - Нельзямо медлимо. Если ваш другано попадано в крепость, то мы не есть ему помогано!
  - Мне кажется, он прав, - сказал Ухоня. - Не станем же мы, в самом деле, штурмовать замок!
  - Ладно, - согласился Милав, - ты займись мостом, а я вернусь за поклажей.
  - Я тожемо хотено помагано! - подал голос Витторио, глядя на Милава преданными глазами.
  - Хорошо. Будете делать то, что скажет Ухоня.
  - О! Говорино мяу-мяу Ухонио! Я иметь наслаждение помогано такой чудесно тигрино!
  Ухоня только клацнул зубами, но перечить Милаву не стал - больно счастливым выглядел Чеза-ротти в предвкушении помощи своим спасителям. Когда Милав вернулся, мост уже был готов. Оказа-лось, если рот красавчика Витторио закрыт, его руки работают гораздо быстрее языка!
  Милав покачался на деревянных пластинках моста, связанных местной разновидностью необы-чайно прочных трав. Мост казался хлипким и ненадёжным.
  - Нас-то он выдержит, - предположил Милав, - а лошадей?
  - Лошадино подвесано мосто не ходино, - затараторил Витторио. - Конино напугано и в воду бултыхано!
  - Ничего не "бултыхано"! - возразил Ухоня. - Я их буду на весу поддерживать.
  - А справишься? - усомнился Милав.
  - Какой разговор, напарник!
  - "Напарнико" - это титуло колдуно Милаво?
  - "Титуло", "титуло", - пробормотал ухоноид того, чтобы отвязаться от назойливого Витторио.
  - О! Чезарно-лучезарно! Можемо я тожемо называно Милаво титуло напарнико?
  Милав открыл рот, чтобы объяснить Чезаротти смысл этого слова, но поймал умоляющий взгляд Ухони. Поэтому смущённо пробормотал:
  - Можете, Витторио, конечно можете...
  - О, гранде карлиццо! Какой удивляно титуло у росомоно - напарнико Милаво кузнеццо!
  - Да уж, мы такие! - не растерялся Ухоня и, растёкшись на спине первой лошади не столько самим тигром, сколько его шкурой, медленно повёл дрожащее животное на другой берег.
  Применив орлиное зрение, Милав видел, что конь почти не касается копытами тонких и столь не-надёжных дощечек моста. К тому же находчивый ухоноид закрыл своим хвостом глаза лошади, отчего она заметно успокоилась. Едва конь ступил на траву на другой стороне реки, Милав торопливо пере-брался по подвесному мосту, принял у Ухони поводья. Затем переправа повторилась. Последним к ним присоединился Витторио, и Милав с Ухоней вновь смогли насладиться его образной речью.
  - О! Непостижимо! Грандиозо! Я бесконечно удивляно способо переправляно!
  - Мы тоже... - не удержался Ухоня.
  - Извиняно! Я мало отыскано нужно слово, открыто изъясняно мой восторого!
  "Если это мало слов, - ужаснулся кузнец, - то что такое - много!.."
  Несколько секунд понадобилось Милаву, чтобы заново приторочить поклажу, и погоня возобно-вилась. Однако скоро стало ясно: разрыв между ними и похитителями слишком велик.
  - Далеко до замка? - спросил Милав у Витторио.
  - Трудно сказано. Надо смотрено какое лошадино!
  - До вечера мы доберёмся туда?
  - О, нето! Нужно одно ночио переспано!
  - И разбойникам тоже?
  - Ночио долина ехать невозможно. Сразу дорого потеряно!
  - Что ж... - вздохнул Милав, - давай, Ухоня, дуй за разбойниками на всех парах! Но в драку не ввязывайся. Постарайся напугать их так, чтобы они бросили Калькониса, а сами разбежались.
  - Это мы можем...
  Такие просьбы ухоноиду не нужно повторять дважды! Его тело стало плоским и стремительно по-неслось вперёд. Витторио от изумления округлил глаза. Захлёбываясь заговорил:
  - О! Колоссале энергио! Ухонио - не тигрино, Ухонио - арбалето стрелано! Такой грациозо гран-диозо полёто!
  Ухоне не сразу удалось настигнуть разбойников. Похитители петляли по зарослям, несколько раз заходя в воды стремительной реки (видимо, в надежде сбить со своего следа ухоноида, которого они по незнанию могли принять за огромную собаку). К счастью, Ухоне не требовались лошадиные следы. Он летел на запах. На острый запах страха, паники и первобытного ужаса, который овладел похитителями в тот момент, когда на одном из прямых участков дороги, они увидели позади себя нечто, мало похо-жее и на тигра и на собаку. На разбойников катился огромный шар, состоящий из одних клыков! Приём этот был Ухоней неоднократно проверен на практике и никогда не давал сбоев. Вот и сейчас, оказавшись в двадцати-тридцати саженях от разбойников, которых было не менее дюжины, Ухоня издал такой ужасный рёв, что некоторые кони шарахнулись с дороги, унося своих седоков в непроходимые дебри.
  Ухоня посчитал первую фазу атаки удачной и приступил ко второй. Он быстро нашёл в поредев-шей толпе человека с мешком на голове и крепко привязанного к седлу. Однако, опасаясь ошибки, он ещё некоторое время преследовал похитителей, пока по одежде не определил, что всадник с мешком - Кальконис. Тогда Ухоня рванулся вперёд, поравнялся с Лионелем и, вернув телу облик двадцатипу-дового тигра, обрушился на коня, сбив его с ног вместе с седоком.
  Разбойники даже не заметили потери, продолжая удирать со всех лошадиных ног. Ухоня кинулся к седоку. Он принялся зубами срывать мешок, спеша удостовериться, что перед ним действительно сэр Лионель, а не кто-либо другой. Лохмотья от мешка полетели в стороны. Скоро показалось бледное лицо Калькониса. Глаза его были закрыты, губы плотно сжаты. На лбу алела здоровенная шишка.
  Ухоня принялся тормошить Калькониса, пытаясь привести его в чувство. На это ушло некоторое время. Наконец, сэр Лионель застонал, веки его затрепетали, он полуоткрыл глаза и спросил:
  - Где я?
  - На небесах! - осклабился Ухоня, чрезвычайно довольный тем, что Кальконис пришёл в себя.
  Сэр Лионель потрогал шишку на лбу.
  - Кто это меня так?
  - Не я... - развёл лапами Ухоня.
  - Я догадываюсь, что не вы, - Кальконис сделал попытку подняться и застонал. - Однако хорошо они меня приложили! - пробормотал он. - Посижу, а то голова кружится...
  Пока Кальконис приходил в себя, Ухоня успел проверить седельные сумки лошади, на которую он так нагло обрушился. Конь от нападения не пострадал, продолжая косить глазом на огромного хищника, от которого почему-то пахло не зверем, а чем-то приятным.
  В сумках ничего интересного не оказалось за исключением умело нарисованной карты. Ухоня удивился. Карты в их мире являлись большой редкостью, поэтому были необыкновенно дороги. Как такая ценная вещь могла оказаться у банальных разбойников? Ухоня версии строить не стал, решив дождаться Милава с Витторио.
  Скоро послышался топот. На тропе показались двое всадников.
  - Догнал? - крикнул Милав издалека, увидев одинокую лошадь, но не замечая сидящего в траве Калькониса.
  - Догнал, - отозвался Ухоня и махнул лапой вбок.
  Милав подскакал, спешился. Стремительно шагнул к Кальконису, намереваясь поднять его.
  - Осторожно! - предупредил Ухоня. - Сэр Лионель малость пострадал...
  - О! Разбойнико натурале - омерзительно человеко! - подал голос Витторио.
  - Как вы себя чувствуете? - спросил Милав у Калькониса.
  - Сейчас уже лучше. Только голова кружится...
  - Ладно, отдыхайте, а мы немного оглядимся.
  Ухоня знаком позвал Милава в сторону.
  - Ты чего? - спросил Милав, приближаясь к ухоноиду.
  - Думаю, пришло время расспросить Витторио, каким образом он оказался в руках бандитов и кто они такие. К тому же...
  - Что ещё?
  - Похитители какие-то странные. С картой!
  - Да ну!
  Ухоня подвёл Милава к лошади, на которой скакал Кальконис и указал на раскрытую сумку:
  - Смотри!
  Милав долго изучал карту. Это была, насколько он мог судить, карта перевала Девяти Лун и рав-нины на западе от него.
  За спиной кузнеца раздался взволнованный голос красавчика Витторио:
  - О! Это мой карто! Я рисовано его прошлый лето! Где вы его откопано?
  - Здесь. - Ухоня указал на сумку.
  - Я трудно понимано, зачемо горгузо мой карто?
  - Так вас похитили горгузы?
  - Это печально историо. Я много есть страдано в это замок Пятто...
  - Пяти Башен?
  - Да-да, плохо место! Много грязно, сильно вонь! Хорошо собеседнико совсемо нет! Я без беседа совсемо умирано!
  - Что вовсе не удивительно при такой болтливости! - шёпотом произнёс Ухоня.
  - Два зима до этот час меня приглашано богатый дож в эти горо, чтобы я соствляй для него под-робный карто. Прошлый лето дож погибано на охото. Очень-очень таинственно смертио! А потомо в замко прибывано другой хозяино. Я просить мой деньги за карто, но он меня не выпускано. Я убегано три разо, но на западо мне один не пройти, а востоко - перевало. Тамо - погибано!
  - Уже нет, - сказал Милав и похлопал Витторио по плечу.
  "Можно ли ему доверять? - размышлял он, вглядываясь в лицо говорливого картографа. - Глаз он не прячет. В них я прочитал его истинную судьбу. Что же касается рассказа Чезаротти, то проверить его будет непросто. Да и зачем? Нам нужно только выбраться из этой долины. А там - у каждого своя доро-га..."
  - Напарник, - голос Ухони вывел Милава из задумчивости.
  - Да! - сразу откликнулся кузнец.
  Они оставили Витторио одного изучать свой труд, сами отошли в сторону.
  - Чего? - спросил Милав, замечая в товарище настороженность и тревогу.
  - Посмотри на Калькониса.
  Милав повернулся. Лионель по-прежнему сидел в траве, осторожно поглаживая шишку на лбу.
  - Что я должен увидеть?
  - Его застёжка на плаще... Зелёная...
  - Ну?
  - Она на левом плече...
  - И что?
  - Кальконис её всегда носит на правую сторону!
  - Уверен?
  - Я сам несколько раз помогал ему застёгиваться на перевале...
  - Ты думаешь, что он...
  - Угу. Зеркальный перевёртыш.
  - А сам Кальконис?
  - О нём нужно этого типа расспросить...
  
  ГЛАВА 9: Неудачный побег
  
  Милав приблизился к Кальконису(?), рывком поднял с земли и так тряхнул, что затрещала одежда.
  - В чём дело, Милав? - выпучил глаза сэр Лионель(?), делая вид, что ничего не понимает.
  Милав оторвал Калькониса(?) от земли, приблизив его лицо к своему, приказал:
  - В глаза мне смотри!
  - Да что вы... - забормотал Кальконис(?), дрыгая ногами в воздухе.
  - Напарнико Милаво кузнеццо, вы другано убивано? - рядом с Милавом очутился Витторио.
  Милав на говорливого картографа даже не взглянул, продолжая трясти Калькониса(?) словно ди-кую лесную грушу:
  - В глаза смотри, проклятый перевёртыш!
  Кальконис(?) мотал головой, пытаясь отвести взгляд, но Милав не дал ему такой возможности. Он улучил мгновение, чтобы заглянуть не столько в зелёные глаза, наполненные страхом, сколько за них...
  
  "Черкарчикаг Боррогос (позывной "Рог") - вечный ученик чёрного мага Ириса Одурманивающего. За двадцать лет обучения сумел овладеть только искусством оборотней-перевёртышей, да и то на уровне низшей ступени. Глуп, рассеян, завистлив. Магией не владеет (да и вообще ничем не владеет, кроме своего тела, которое от частых превращений утратило первоначальный облик). Подвержен гнусному пороку - любит подглядывать, подслушивать, подстрекать к ссорам, в которых сам не уча-ствует по причине паталогической внутренней трусости. Как собеседник - полный "тьфу"
  
  - Ну что, вечный ученик Ириса Одурманивающего, - сказал Милав, опуская перевёртыша на зем-лю, - будешь со мной говорить или хочешь с ним познакомиться? - Кузнец указал на Ухоню, который по такому случаю обнажил оба ряда жутких клыков.
  - Г-говорить! Б-будем г-говорить! - пролепетал перевёртыш.
  Витторио удивлённо смотрел то на Милава, то на Боррогоса, вызывающего своим видом не столь-ко жалость, сколько отвращение.
  - Это не ваш другано Кальконисо?
  - Как видите, - нет.
  - А где другано?
  - Сейчас узнаем, - пообещал Милав, приближаясь к Боррогосу, - сейчас всё узнаем...
  
  Ночью Милав долго не мог заснуть - всё обдумывал события сегодняшнего дня, начавшегося так славно и так печально закончившегося. Из трусливого Боррогоса он вытряс всё, что ему было нужно и даже то, о чём он и не спрашивал. Картина вырисовывалась странная, но не лишённая логики.
  За несколько дней до сегодняшних событий в замок Пяти Башен прибыла очень странная процес-сия: несколько повозок, наполненных молчаливыми людьми и карета огромных размеров, окна которой были всё время зашторены. Из кареты никто не вышел, но оттуда всё время доносились какие-то звуки. Нынешний владелец замка Ингаэль Пьянчуга несколько раз на дню исчезал в её таинственной утробе, каждый раз отсылая слуг подальше. Потом он выходил из кареты и начинал торопливо отдавать приказы. Именно в результате этой непонятной активности Ингаэля Пьянчуги и оказался однажды ночью Боррогос - незадолго до этих событий поселившийся в замке - в таинственной карете. Из своего посещения он мало что запомнил и ещё меньше смог объяснить. Сомнений не вызывало лишь то, что на следующее утро Черкарчикаг Боррогос по кличке "Рог" и ещё десяток гаргузов, постоянно обретающихся в замке в надежде на какую-нибудь грязную работёнку, отправились в сторону перевала Девяти Лун, якобы на поиски картографа Витторио Чезаротти, незадолго до этого в очередной раз удравшего из замка. Чезаротти они нашли (каким образом им это удалось, Боррогос ответить не смог), но возвращаться в замок не спешили. Они ждали у подножия перевала. Чего? Этого перевёртыш не знал... Только вчера вечером к ним прибыл посыльный из замка, передал карту и сказал, что они должны следить за чужаками, спускающимися с перевала. Боррогос этому, конечно, не поверил (с перевала уже много лет никто не приходил), но нарушить приказ не осмелился. Поэтому спокойно ждал, когда таинственные чужеземцы спустятся в долину, испытывая при этом понятное изумление. Затем в тайне от пришлых людей стал следить за ними. Далее к нему явился ещё один посыльный с приказом выкрасть Калькониса, которого он мог узнать по худосочной фигуре. Тут как раз ужасный зверь (надо полагать Ухоня?) напал на гаргузов, сопровождавших Чезаротти в крепость. Гаргузы разбежались, но Боррогоса это не касалось. Он с двумя посыльными из замка напал на Калькониса, когда тот остался на тропе один, и спокойно ушёл с ним к переправе, где их поджидал ещё десяток гаргузов. Там Боррогос совершил ритуал оборотня, а настоящего Калькониса двое посыльных в состоянии беспамятства повезли в замок. Сам же Боррогос с дюжиной наиболее трусливых разбойников должен был следовать за ними на большом удалении. Потом прилетело страшное чудовище и пожрало всех, кроме несчастного Черкарчикага...
  Милав не стал разубеждать Боррогоса в том, что Ухоня никого из его сопровождавших не съел (пусть верить в ужасную кровожадность ухоноида!). Кузнец продолжал допрашивать перевёртыша-неудачника, но тот больше ничего толкового сообщить не смог. Пришлось на время оставить его в по-кое и заняться красавчиком Витторио. Но и здесь Милав не добился ничего, кроме боли в голове от ужасной манеры отставного картографа коверкать слова. К тому же Чезаротти, будучи дворянином крови, совершенно чурался общества отщепенцев, с молчаливого согласия Ингаэля Пьянчуги обосновавшихся в замке Пяти Башен. Чезаротти не смог сообщить Милаву, где могли содержать Калькониса, а главное - зачем понадобилось его похищать...
  Милав заёрзал на подстилке. Ухоня, лежавший рядом с ним, спросил:
  - Не спишь?
  - Уснёшь тут... - пробурчал кузнец.
  - Я тоже не спать! - донёсся из темноты радостный голос.
  - О, только не это... - простонал Милав.
  - Я охраняно трусливо разбойнико, чтобы он не сбегано!
  - Никуда он не убежит, - заверил Витторио Ухоня, - а если попытается, то я его съем!
  - Ик!.. - донеслось из темноты
  "Не спит, проклятый оборотень, - с удовольствием подумал Ухоня, - меня боится!"
  Усталость брала своё. Милав задремал, впрочем, не утратив во сне чуткости. Ему не хотелось, чтобы перевёртыш сбежал от них, не попрощавшись...
  
   ...ГОЛОС.
  "...Изощрён род человеческий в подмене. Люди подменяют всё: любовь - привычкой, страх - бра-вадой, радость - слезами, горе - умственным отупением. А пробовали люди подменить мысль собст-венную? К сожалению, пробовали и не раз. Особенно сейчас, когда близится время снятия ауры. Скоро все, а не только избранные из самых избранных смогут видеть ауру любого человека и читать его мысли так же легко, как пергамент, лежащий перед ними. Поэтому и пытаются многие подменить собственные пустые и никчёмные мысли чем-то красивым и возвышенным. Но разве сможет в бо-лотной тине родиться Золотая Рыбка?.. Не нужно подменять мысли, нужно научиться думать кра-сиво, избегая подмены красивостью..."
  
  Утро принесло свежие новости - сбежал Боррогос. Правда, недалеко. Ухоня проснулся как раз в тот момент, когда вечный ученик Ириса Одурманивающего пытался тихо раствориться в утреннем ту-мане. Зря он задумал подобную гнусную неблагодарность. Ведь предупреждал его Ухоня вчера вече-ром! Так что нечего теперь вопить на весь лес, взывая к милосердию и человеколюбию. Да такие длин-ные слова пока проговоришь, Ухоня уже все косточки Боррогоса обгложет!
  Ухоноид приволок беглеца в таком растерзанном виде, что Милав усомнился: уж не нарушил ли Ухоня собственное табу не есть говорящих двуногих? Однако, присмотревшись к Боррогосу, Милав понял - с ним всё в порядке. Просто Ухоня успел располосовать на нём своими огромными клыками всю одежду, превратив её в весьма живописные лохмотья. В довершение ухоноид оборвал зубами все пуговицы, пряжки, застёжки и ремешки, поэтому неудачному беглецу пришлось руками поддерживать сползающие штаны.
  - С голыми окороками далеко не убежит! - уверенно заявил Ухоня.
  Милав вынужден был согласиться.
  - А что есть "окоро комо"? - спросил Витторио, с большим интересом наблюдавший за тем, как ухоноид "воспитывает" пленника. - Это есть нога?
  Милав замялся.
  - Это как бы не совсем нога, но примерно в той области...
  - О, я понимать! Языко росомоно тяжко знакомо! Вы, напарнико Милаво кузнеццо тактично и... о-го-го!
  - Что у него за манера такая, - недовольно пробурчал Ухоня, - то трещит точно сорока, то ржёт словно лошадь!
  Скоро двинулись в путь. Шли не торопясь, обсуждая предстоящую выручку Калькониса из враже-ских застенков. Так как лошадей было три, то верхами ехали только Милав, Ухоня и Витторио. Борро-госу в наказание за его попытку покинуть гостеприимных росомонов без их согласия, пришлось путе-шествовать пешком. Причём руки его были всё время заняты поддержкой штанов, и несчастному недо-учившемуся ученику Ириса нечем было отгонять комаров, облюбовавших его лицо и руки.
  Шли без привалов. Лишь после полудня остановились ненадолго - всем надоело слушать нескон-чаемое нытьё Боррогоса. Милав дал ему небольшой отдых и поход возобновился. Скоро Витторио уве-ренно заявил, что замок близко. Ухоня предложил свернуть с тропы и пробираться по густым зарослям. Боррогос от такого предложения пришёл в полный ужас. В целях безопасности пришлось заткнуть ему рот и привязать верёвкой к Ухониному седлу.
  - Сколько в замке людей? - спросил Милав, когда они прошли по дну глубокого оврага и оказа-лись на его вершине, откуда стал виден замок.
  - Я не считано это грубияно. Но думай, сотено три-четыре.
  - Ничего себе! - присвистнул Ухоня.
  Милав повернулся к нему.
  - Не в количестве дело, а в боевом духе.
  - Боюсь, номер с пещерой разбойников здесь не пройдёт!
  - Если не пройдёт, найдем что-нибудь другое...
  Некоторое время они пробирались в сторону замка, скрываясь в зарослях. Потом остановились. Дальше двигаться при свете дня стало опасно.
  
  ГЛАВА 10: "Это не Кальконис!"
  
  - Витторио, вы приглядите за нашим пленником?
  - А вы кудано уходино?
  - В замок.
  - Я рьяно хотено освобождано ваш другано!
  - Это невозможно, - возразил Милав, - вас там каждая собака знает.
  - Зачемо собако? - удивился Витторио. - Я хорошо знамо достойный людено замко!
  - Я хотел сказать, что вас могут узнать те, кто охотился за вами.
  - О! Это есть так! Они ужасно напугано ваш мяу-мяу Ухонио, и сразу меня арестовано и в тюрьму отправляно!
  - Вот видите, вам с нами никак нельзя.
  - Но и вы, Милаво кузнеццо хорошо им ведомо!
  - За нас не волнуйтесь, - сказал Милав, - нас никто не узнает.
  - О! Тогда гнусно пленнико не беспокойся есть! Если вы давано мне оружио - пленнико убегано невозможно!
  Ухоня принёс шпагу, обнаруженную на месте освобождения Витторио, но отдавать её красавчику не спешил.
  - А вдруг они оба удерут? - тихо спросил он у Милава.
  - И что мы теряем? - в свою очередь поинтересовался Милав.
  - Как же! И лошадей и весь груз!
  - Придётся рисковать. Без Калькониса мы далеко не уйдём...
  Некоторое время Милав потратил на то, чтобы выяснить у Витторио план замка и расспросить Боррогоса о страже. Оказалось, стражи у ворот не было. Здешние места обладали весьма дурной славой, да и природная изолированность позволяла гарнизону замка не опасаться внезапного нападения. Всё это было на руку росомонам. Вот только стоило ли доверять рассказу коварного перевёртыша? Однако Витторио подтвердил правдивость слов Боррогоса, и Милав с Ухоней отправились в замок, имея до-вольно смутный план поведения за его стенами.
  Солнце опускалось за молчаливые гольцы, когда Милав, изменив свой облик на неприметного и скверно одетого гаргуза, вошёл в ворота замка. Стражи у ворот, действительно, не оказалось, хотя ме-ханизм подъёма моста перед воротам был исправен. Множество объедков, валявшихся вокруг, говорило о том, что здесь недурно проводят время любители жареного мяса, которыми гаргузы и слыли. Ухоня, не без труда став совершенно прозрачным, парил рядом с Милавом, всё примечая, во всё вникая.
  Они прошли по грязной улочке и очутились на небольшой торговой площади. Вокруг толпилось множество народа, хотя торговля шла вяло. Пли ближайшем рассмотрении выяснилось, что основное занятие местных торговцев - это устало переругиваться с немногочисленными покупателями, не же-лавшими брать товар за назначенную цену.
  - Здесь большого барыша не получишь! - хохотнул Ухоня прямо в ухо Милаву.
  - Тебя это беспокоит?
  - Конечно! Можно было бы малость потрясти местных толстосумов!
  - Ухоня!
  - Я имел в ввиду: потрясти их в пользу голодающих!
  - Ты себя к этой категории относишь?
  - А почему нет?
  Они миновали площадь и углубились в хитросплетение узких улочек.
  - Мы правильно идём? - поинтересовался Ухоня.
  - Согласно рассказам Витторио...
  - Не знаю, какой он картограф, но рассказчик - ещё тот!
  Милав закрыл глаза, мысленно представив себе план замка, который Витторио торопливой рукой набросал ивовым прутиком прямо на песке в том месте, где они беседовали перед расставанием. Со-гласно наброску, они шли верно. Вон за тем поворотом должна быть ещё одна небольшая площадь. На ней любят собираться гаргузы, и там же должны находиться два питейных заведения, пользующихся у них особой популярностью.
  Милав завернул за угол. Красавчик Витторио не ошибся - они оказался перед широкой деревян-ной дверью, сквозь распахнутые створки которой доносились громкие голоса и запахи гаргузской кух-ни.
  - Зайдём? - подал голос Ухоня.
  Милав не ответил. Он огляделся по сторонам. Не заинтересовал ли кого одинокий воин больше похожий на бродягу? Несколько обитателей замка, которые бесцельно слонялись по площади, не обра-тили на Милава никакого внимания.
  - Пожалуй, зайдём... - сказал кузнец и шагнул в распахнутые двери, точно нырнул в вонючий омут.
  Внутри было шумно, сумрачно и смрадно. Милав осторожно проскользнул в плохо освещённый угол и там затаился, изображая перебравшего хмельного напитка сельского простачка. Голоса вокруг гудели, то там, то здесь взрываясь громкой руганью или безумным хохотом. Речь говоривших оказалась Милаву вполне понятна, хотя множество специфических словечек были ему незнакомы. Приходилось только гадать, что они могли означать для непосвящённого.
  Кузнец простоял в своём углу довольно долго, но ничего интересного так и не услышал. Разговоры касались либо недавних стычек с вигами, либо амурных похождений по злачным местам замка. Милав решил попытать счастья во втором питейном заведении и выбрался наружу.
  Наступил вечер. После тяжёлой угарной атмосферы убогого трактира, воздух улицы, даже с при-месью запахов выливаемых из окон нечистот, показался чистым и благоуханным. Милав с содроганием подумал о том, что ему придётся вновь окунуться в подобную клоаку. Но выбора не было. Он нехотя направился в сторону второй двери, распахнутой столь же призывно, что и первая. Однако внутрь войти не успел. Прямо на него из тёмного зева шагнул нетрезвый гигант и отодвинул кузнеца, будто пустой кубок из-под вина. Милав шагнул в сторону, освобождая проход, потому что вслед первому на улицу вышли ещё трое здоровенных воинов.
  Это были ни гаргузы и ни виги (и те и другие отличались худощавым телосложением при невысоком росте). Эти же воители могли прийти только из северных земель. Как выяснилось позже, Милав в своём предположении не ошибся. Едва первый из воинов заговорил, кузнец понял - перед ним викинги.
  "С этими рубаками нужно держать ухо востро, - подумал Милав. - Они из тех, кто сначала уби-вают, а потом интересуются, из какой ты земли!"
  Милав спиной вжался в старые каменные стены, пытаясь стать незаметным. Викинги вели занят-ный разговор, кузнецу не хотелось упустить из него ни слова.
  - Скоро третья стража, - произнёс тот, который вышел первым. - Мы славно погуляли в этой ды-ре. Теперь пора приниматься за работу.
  - Может, ещё посидим? - неуверенно предложил второй.
  - Нет! - сказал, будто отрубил первый. - К утру мы должны узнать всё от того дохляка! В полдень ОН отбывает из этого убогого замка, и нам не поздоровится, если мы чем-то ЕМУ не угодим. Ясно!
  - Ясно, - пробормотал второй недовольным тоном. - Но мне не нравится, что наш свирепый ярл...
  - Что! - взревел гигант и схватил говорившего за грудки. - Думай, Рогдан, о чём лепечет твой по-ганый язык!
  - Я не...
  - Ты хочешь для нас той же участи, что постигла ярла Хельдрара?
  - Да нет... - прохрипел второй - ему явно не хватало воздуха.
  Третий и четвёртый викинги стали успокаивать своего ярла:
  - Отпусти его, Гельтр, не подумав он брякнул... Хотя ты сам должен понимать, нам всем от этого унижения несладко...
  - Ладно... - Гельтр оттолкнул Рогдана от себя и сказал с гневом в голосе: - Запомни, молокосос, если хочешь вернуться к своему роду, не пытайся привлечь ЕГО внимание. Хельдрар был втрое старше тебя и в десять раз мудрее, но и его светлая душа уже давно пирует в Валгалле!
  Рогдан попятился в темноту, откуда сверкнули его испуганные глаза.
  - Прости ярл... хмель ударил в мою голову...
  - То-то, что хмель, - прогудел, успокаиваясь, ярл Гельтр. - Идём. Наверное, этот росомоновский дохляк уже заждался нас!
  Прохрустели шаги по каменной крошке, негромко звякнуло оружие.
  - Голову даю на отсечение, они говорили о Кальконисе! - жарко зашептал Ухоня на ухо Милаву.
  - В этом нет сомнений...
  - Так чего мы ждём?
  - Мы не ждём, мы думаем.
  - Ну да, пока ты будешь шевелить извилинами, викингов и след простынет!
  - Ты прав, поспешим за ними...
  Преследовать викингов оказалось не просто, а очень просто! Они так громко разговаривали и хо-хотали, чувствуя себя в замке абсолютными хозяевами, что потерять их из виду было невозможно. Ми-лав с Ухоней шли за шумной компанией, совершенно не опасаясь быть узнанными. Кузнец всю дорогу лихорадочно соображал, как им освободить сэра Лионеля? Рано или поздно викинги войдут в какое-нибудь строение, как преследовать их в таком случае?
  Решение пришло неожиданно. В тот момент, когда горластая четвёрка остановилась перед осве-щёнными двумя факелами массивными воротами, окованными полосками изъеденного временем желе-за, за спиной Милава негромко мурявкнула кошка. Кузнец не успел обдумать до конца появившуюся мысль, как его тело самопроизвольно стало трансформироваться, уменьшаясь в размерах и принимая облик хитрющего кота Борьборьки, разбойным образом крадущего у бабушки Матрёны сметану в её погребке.
  Милаву не приходилось принимать кошачий облик, поэтому он малость промахнулся - хвост по-лучился коротеньким, а лапы массивными и несоразмерно длинными. Устранять огрехи времени не было: двери, распахнувшиеся для того, чтобы принять шумную компанию, начали закрываться. Милав кинулся вперёд, надеясь успеть проскочить в щель. Ухоня едва слышно шелестел где-то рядом; Милаву не пришлось тратить драгоценное время на объяснения с ним.
  Дверь с глухим стуком захлопнулась, едва не прищемив коту хвост.
  - Напарник, смотри в оба! - едва слышно прошептал ухоноид на ухо кузнецу. - А то зазеваешься - они с тебя шкуру и снимут!
  - Ты лучше за собой последи! - огрызнулся Милав. - Светишься, словно месяц ясный! Не будь они в изрядном подпитии, давно бы устроили на тебя охоту как на демона...
  - Учтём-с...
  Милав неслышной поступью кота-хулигана следовал по скудно освещённому факелами коридору за шумной ватагой. Подвыпившие вояки громко обсуждали методы, какими они намеревались "разго-ворить" пленника-дохляка. От таких подробностей у Милава становилась дыбом шерсть, а Ухоня тихо сожалел о том, что они слишком поздно обнаружили местонахождение Калькониса.
  Коридор кончился. Они оказались в сводчатом зале, не похожем на каменные мешки подземелий. Здесь горело множество факелов, стоял широкий стол с остатками богатой трапезы. В дальнем углу от-свечивала металлическими прутьями большая клетка. В ней, спиной к вошедшим, кто-то сидел.
  - Кальконис... - выдохнул Милав.
  - Сейчас поглядим!
  Ухоня всколыхнул застоявшийся воздух и, оставив Милава в спасительной тени одной из много-численных колонн, скользнул в сторону клетки.
  Викинги подошли к столу.
  - Что-то рановато ОН сегодня отужинал, - сказал Гельтр.
  - Наверное, пленник испортил ему трапезу, - предположил Рогдан.
  - Не мудрено! Такого крепкого старика я не встречал за всю свою жизнь...
  "Старика! - похолодел Милав. - О боги, неужели мы ошиблись!.."
  - Живи он в нашей земле, - продолжил Гельтр, - быть бы ему великим ярлом! А так...
  Вернулся Ухоня.
  - Это не Кальконис... - произнёс он упавшим голосом.
  - Я уже понял, - ответил Милав. - А как он выглядит?
  - Седой старик в лохмотьях. Очень худой и весь в язвах...
  - Дела-а-а...
  
  ГЛАВА 11: Ярл Гельтр
  
  В одиночестве викинги находились недолго. Раскрылись высокие стрельчатые двери, вошёл коро-тышка в сопровождении четырёх слуг.
  - Вы опоздали! - произнёс он недовольным тоном.
  - Нас задержали дела... - ответил ярл Гельтр.
  - Дела? - коротышка залился обидным смехом. - Знаю я ваши дела. Пьянствуете с самого утра, а настоящее дело стоит!
  Гельтр тяжело задышал, мышцы на шее вздулись, хрустнул изящный фарфоровый кубок, который он держал в руке. Осколки с тихим звоном посыпались на пол. Трое викингов приблизились к Гельтру и молчаливо замерли за его спиной. В зале повисла напряжённая тишина. Но, странное дело, коротыш-ка ничуть не испугался. Он стрельнул на Гельтра хитрыми глазками и прищурился.
  - Вы - викинги - так несдержанны...
  - А ты... - Обидные слова готовы были сорваться с губ оскорблённого ярла, но он пересилил себя. - Мы готовы выполнить ЕГО приказ...
  - Так-то лучше, - хохотнул коротышка и галантно предложил викингам следовать за собой.
  - Странные дела творятся в этом замке, - проговорил Ухоня, - ты не находишь, напарник?
  - Нахожу, нахожу! - ответил Милав. - Вот только Калькониса найти не могу!
  Викинги последовали за коротышкой, а Милав с Ухоней - за викингами. Идти пришлось недолго. Несколько длинных коридоров, пара-тройка поворотов, и они оказались ещё в одном зале. Здесь факе-лов было значительно меньше, да и внутренне убранство говорило о том, что иностранных послов здесь не принимают - повсюду копоть на стенах, загаженный нечистотами пол, затхлый, смрадный воздух. У стены, на чёрной сгнившей соломе лежало тело высокого, худого человека. Он не был свя-зан. Свободно лежал на полу, раскинув руки, подвернув левую ногу в неестественной позе. Милав сразу узнал Калькониса и похолодел: "Неужели они убили его!..".
  - Что с ним? - спросил Гельтр, подходя к недвижимому пленнику.
  - Наверное, спит, - осклабился коротышка. - Видать, устал с дороги!
  Ярл Гельтр внимательно осмотрел пленника и повернулся к коротышке.
  - Нам сказали, нужно допросить росомона-лазутчика. К тому же знатного вояку.
  - Так оно и есть, - ответил коротышка.
  - Но это не росомон! - бас Гельтра загремел под сводами зала.
  - С чего ты взял? - голос коротышки слегка дрогнул.
  Гельтр шагнул к нему и выдохнул:
  - Я знаю его!
  Коротышка от неожиданности отступил назад.
  - Этого не может быть! - затараторил он. - Ты ошибаешься...
  Гельтр приблизился к коротышке на один шаг и тихо прошептал:
  - Моя память никогда меня не подводила. Этого человека зовут Лионель Кальконис, и он не может быть шпионом росомонов!
  Коротышка юркнул за спины слуг, которые, впрочем, и сами были не прочь ретироваться из ком-наты, в которой тревожно запахло яростной потасовкой.
  - Да какая вам разница! - верещал коротышка из-за спин своих слуг. - Ваше дело развязать плен-нику язык и доложить ЕМУ!
  Гельтр громыхнул кулаком по скамье, стоявшей у стены и ответил:
  - Мы воины, а не палачи! Понял, мерзкий таракан!
  - Да вы... да вас за это... - Коротышка не мог подобрать нужных слов и поспешно кинулся к две-ри. - Значит, участи Хельдрара захотел? - донёсся его голос уже из-за двери. - Ну, так ждите!..
  По камням застучали торопливые шаги.
  Гельтр повернулся к своим товарищам. Глаза его горели словно раскалённые угли, ноздри разду-вались. Казалось, ещё немного и из них пойдёт дым.
  - Гельтр, ты, правда, знаешь этого пленника? - спросил один из викингов.
  Гельтр стрельнул на него глазами:
  - Разве я лгал вам когда-нибудь? Да, я видел этого человек шесть или семь зим назад в шатре Хельдрара. И хорошо запомнил его рассказы о южных странах, где люди не ведают, что такое снег.
  Некоторое время Гельтр молчал, потом торопливо заговорил:
  - Коротышка сумеет рассказать ЕМУ о моём неподчинении такими словами, что ОН не станет в этом сомневаться. Так что участь моя уже решена, но вам не стоит расплачиваться за мою несдержан-ность. Если вы поторопитесь, то успеете уйти...
  - Странны твои речи, Гельтр, - возразил самый пожилой викинг, - неужели ты мог помыслить, что мы бросим своего ярла?
  - Но...
  - Достаточно мы унижались перед НИМ! Нужно доказать своё право на то, чтобы валькирии отнесли нас в светлую Валгаллу, а не бросили во тьму Хель, как позорных палачей!
  Загремело оружие - викинги немногословны, когда дело касается боя.
  - А что будет с ним? - спросил молодой Рогдан, указывая на лежащее тело.
  - Его счастье, если он не очнётся, - вздохнул Гельтр. - Иначе ему придётся выложить всё, что зна-ет. Во всяком случае, нам его не спасти...
  Где-то далеко послышались взволнованные голоса.
  - Идут...
  - Напарник, - прошептал Ухоня, - дело принимает скверный оборот. Как бы нас за кучу с викин-гами не приговорили! Надо выбираться отсюда.
  Милав покачал головой.
  - А как же Кальконис?
  - Тогда придётся размяться...
  - Не спеши, - охладил Ухонин пыл кузнец. - Сначала нужно выяснить, кто этот таинственный "ОН", если его даже викинги боятся!
  Шум стал ближе. Судя по бряцанью оружия, к ним приближалось не менее двух дюжин ратников. Гельтр указал места своим воинам, а сам встал перед дверью, чтобы не дать противникам ворваться всем сразу. Шум за дверью стих. Створки с противным скрипом раскрылись внутрь зала.
  Ярл Гельтр оказался перед одинокой долговязой фигурой, закутанной в длинный балахон. Ни рук, ни ног, ни лица не было видно за чёрной переливающейся материей. Милав, ожидая услышать ненави-стный голос, почувствовал, как учащённо забилось сердце, однако слова, зазвучавшие в тишине, заста-вили его усомниться в первом неосознанном порыве.
  - Мне сообщили, что ярл Гельтр посмел ослушаться меня? - незнакомец упомянул о предводителе викингов в третьем лице, и одно это говорило, что он уже не считает его живым.
  - Вы обманули нас! - голос ярла был удивительно спокойным.
  - В чём я вас обманул?
  - Мы должны были охранять вас и охраняли весь долгий путь. Но мы не будем исполнять роль па-лачей. Пусть этим займутся ваши люди!
  - Ты смеешь указывать мне, что я должен делать?
  - Да...
  Непросто было Гельтру произнести слово-приговор. Но он его произнёс и не пожалел об этом.
  - Глупец! - Голос загремел с удвоенной силой.
  Милав с содроганием узнал его: "Это ОН!..".
  Свет факелов заколебался, задрожали стены, подуло ледяным ветром. На соломе застонал Кальконис.
  - Убейте их всех!
  Четверо викингов одновременно ринулись к двери, мешая врагу проникнуть в зал. Люди незна-комца в чёрном оказались в затруднительном положении. Они могли сражаться только четверо в ряд, что соответствовало количеству разъярённых викингов. Это и решило исход первой атаки. Не прошло и минуты, как пространство перед викингами опустело, приглашая очередную четвёрку занять места павших.
  Викинги не потеряли никого, только молодой Рогдан оказался легко ранен в левое плечо. В рядах нападавших произошла небольшая заминка, вслед за которой на викингов одновременно ринулось не менее двух десятков обозлённых мечников, надеявшихся, что своими телами они смогут отбросить ви-кингов назад и там, на оперативном просторе добить их, имея пятикратный перевес в людях.
  Своды коридора огласились яростными криками, но смять северных воителей оказалось непросто. Нападавшие вонзились своим оружием в живую стену и замерли, не в состоянии преодолеть каменной неприступности викингов. Ещё пять или шесть врагов остались лежать перед распахнутыми дверями.
  Кто-то громко стонал. Кто-то торопливо молился своим богам.
  Гельтр смахнул кровь с раны на лбу и поднял мёртвое тело мечника - щит ярла разлетелся на кус-ки от удачного удара вражеского молота. Враги загудели, подбадривая себя перед очередной атакой.
  Их остановил властный голос:
  - Стойте! Я не хочу потерять всех людей в схватке с горсткой викингов!
  Враги расступились. Вперёд вышел человек в чёрном.
  - Ну вот, братья, - прошептал ярл Гельтр, - Валгалла уже открывает нам свои двери...
  Фигура в чёрном замерла, капюшон на голове задрожал, по черной материи пошли волны.
  - О духи великих гор! - заговорила таинственная фигура низким голосом. - Призываю всю вашу мощь, чтобы покарать ослушников, ибо нет силы, которая могла бы ослушаться меня, имеющего самое сакральное из имён, и имя это...
  Милав, напряжённо наблюдавший за разворачивающимися событиями, сделал то, к чему был го-тов с первого своего шага по каменным коридорам замка. Он слушал речь чёрного незнакомца и был уверен, что именно последует за тем, как последний назовёт своё сакральное имя. Зная это, кузнец не мог оставаться безучастным.
  Решение пришло неожиданно и оказалось единственно верным. Он вернул себе облик Милава, ибо ни в какой другой ипостаси задуманное не могло быть осуществлено. После чего кузнец начал действовать стремительно, пока роковые слова фигуры в чёрном не прозвучали под сводами зала.
  Милав напряг свою память, вызывая наиболее яркие образы схватки с Аваддоном. Память не под-вела. Перед мысленным взором Милава распахнулось видение столь яркое и материальное, что кузнец без труда смог направить это видение на фигуру в чёрном.
  Для сторонних наблюдателей всё происходящее воспринималось как редкий туман, невесть от-куда взявшийся в сумрачном зале. Совсем иначе воспринял видение незнакомец в чёрном. Он вдруг замер на полуслове, будто подавившись звуками собственного сакрального имени, потом принялся торопливо озираться, не понимая, откуда исходит страшное для него видение.
  К этому времени Милав вызвал в памяти картину раскрывающейся бездны в таких подробностях, что на людей, находящихся в коридоре, пахнуло могильным холодом и чудовищным смрадом. Враги дрогнули. Они поспешно отступили. Ничего этого незнакомец в чёрном не видел. Его внимание было целиком приковано к картине раскрывающейся под ногами бездонной пропасти. Он судорожно отшат-нулся назад. Это послужило его людям своеобразным сигналом - они с воплями ужаса кинулись по ко-ридору.
  Милав напряг все силы и, прожигая клобук незнакомца своим взглядом, мысленно обрушился на него громоподобным криком:
  - Я вновь встретился с тобой, проклятый чародей! И я вновь отправлю тебя в бездну, тебя поро-дившую!
  Незнакомец словно обезумел. Он заметался из стороны в сторону, а потом, издав тонкий вопль, от которого викинги едва не лишились слуха, кинулся вслед за мечниками, давно покинувшими своего господина. Милав устремился вслед незнакомцу. Он мысленно набросился на него:
  - Ты не уйдёшь от меня! Мы вместе упадём в эту бездну!
  Кузнец схватил бьющуюся фигуру и потянул её в сторону сворачивающейся пропасти. Незнако-мец исторг из груди жуткий крик, рванувшись в сторону от мнимого Милава. В коридоре раздался громкий сухой треск. Яркое пламя полыхнуло на том месте, где секунду назад в конвульсиях бился не-знакомец. Отвратительно запахло колдовством...
  Вслед за этим на остолбеневших викингов обрушилось тишина...
  
  ГЛАВА 12: Дож Эрайя Горчето
  
  - Великий Тор, что это было?.. - Голос неустрашимого ярла дрожал.
  - Боги... - запинаясь, проговорил молодой Рогдан, - боги покарали проклятого колдуна...
  - Его покарали не боги, - возразил Милав, покидая своё укрытие. - Его покарал я!
  Викинги обернулись, мгновенно перейдя от состояния религиозного столбняка, в котором они пребывали, к состоянию опытных бойцов, готовых отразить любую атаку. Увидев перед собой одного человека невеликанского роста, успокоились.
  - Кто ты? - спросил Гельтр, прислушиваясь к далёким звукам - паника в коридорах замка росла.
  - Я тот, кто шёл вместе с этим человеком. - Милав указал на Калькониса, которого невероятная суматоха последних минут привела в чувство.
  - Ответ не слишком учтивый, - усмехнулся Викинг. - Я - Гельтр, ярл тех славных викингов, что не побоялись возможности отправиться со мной на славный пир к Одину, но которого мудрые норны пока не захотели позвать к отцу богов. Теперь ты назови себя!
  - Меня зовут Милав. Я из племени Рос.
  - Ты воин?
  - Нет. Моё ремесло мирное. Я кузнец.
  - Кузнец, который смог прогнать мага, погубившего славного ярла Хельдрара? - Глаза Гельтра смотрели не столько настороженно, сколько хитро и испытующе.
  - У каждого свои секреты... - с улыбкой ответил Милав.
  Гельтр помог Кальконису подняться и спросил его:
  - Можешь ли ты подтвердить, что этот юноша - Милав из племени Рос?
  Кальконис удивлённо посмотрела на викинга, потом на росомона. По выражению беспомощности на его лице можно было понять, что он совершенно не представлял, где находится.
  - Конечно! Это Милав-кузнец из вотчины Годомысла... - с трудом проговорил он, потирая виски. - А что случилось?..
  Гельтр не ответил. Он, не отрываясь, смотрел на кузнеца.
  - Не хочет ли Милав поведать о том, каким образом ему удалось прогнать неустрашимого мага?
  Милав на секунду задумался. Говорить правды он не мог, но и разрушить наметившееся взаимное расположение категорическим отказом ему не хотелось. Пришлось искать иной путь.
  - Мне непросто ответить на ваш вопрос, ярл Гельтр. Но могу вас заверить, что маг покинул стены этого замка. Будем надеяться - покинул навсегда...
  Гельтр некоторое время раздумывал. Ответ росомона его удовлетворил.
  - У каждого народа свои боги, - сказал он, - и помогают они только самым достойным. Я принял твои слова.
  - Уважаемый Милав... - подал голос Кальконис.
  Выглядел он неважно. Синева на лице говорила, что беднягу, по-видимому, душили, а ссадины на руках свидетельствовали о яростном сопротивлении сэра Лионеля.
  Милав приблизился к Кальконису. Ярл Гельтр продолжал внимательно наблюдать за ним.
  - Что вы помните, сэр Лионель? - спросил Милав, стараясь не обращать внимания на проница-тельные взгляды викинга.
  - После того как вы пошли на голос, я продолжил идти по тропе, - медленно заговорил Кальконис, припоминая случившееся в лесу. Иногда он морщился, и было не понятно, то ли воспоминания являются для него неприятными, то ли боль в голове продолжает его мучить. - Некоторое время я слышал громкие голоса в той стороне, куда вы пошли. А потом... потом кто-то хорошо приложил меня по затылку. Я очнулся только у реки. Вокруг было множество коней и вооружённых людей. Воины хотели меня связать, но я не собирался так легко сдаваться. Правда, моего сопротивления хватило ненадолго. Меня долго колотили чем-то твердым, и всё время норовили ударить по голове. Я закрывался руками, так что ладоням тоже досталось... Потом меня привязали к лошади, но второпях плохо закрепили верёвки. На повороте меня вышвырнуло из седла. Всё, что я отчётливо помню - это сильный удар головой не то о землю, не то о дерево. После этого в памяти всплывают только обрывки слов... А недавно мне показалось, что я слышу звуки боя и ваш голос...
  Милав похлопал Калькониса по плечу. Несчастный философ от подобного проявления дружеских чувств едва не потерял сознание. Пришлось спешно усадить сэра Лионеля на лавку возле двери. Только сейчас Кальконис заметил груду мёртвых тел и удивлённо посмотрел на Милава:
  - Значит, мне не показалось?..
  - Не показалось, - ответил Милав. - Но об этом после.
  Он повернулся к Гельтру, продолжавшему держать в руках массивный топор.
  - Ярл Гельтр, как вы собираетесь распорядиться бегством чародея?
  - Бегством? - переспросил ярл.
  Казалось, он ещё не до конца поверил, что чёрный маг, столько времени державший викингов в унизительной зависимости, покинул их.
  - Вынужден вам напомнить, - заговорил Милав, - что сбежал только маг. Его люди и шайки гар-гузов по-прежнему хозяйничают в крепости...
  - Нужно расспросить старого владельца замка, - ответил Гельтр.
  - Старого владельца? - переспросил Милав. - Разве не Ингаэль Пьянчуга владеет замком?
  - Нет, - ярл Гельтр покачал головой. - Ингаэль просто щенок, которого проклятый маг с помощью своих штучек смог посадить в рыцарском зале этого замка. Истинный владелец - Эрайя Горчето.
  - Где он?
  - Недалеко. Если ваш друг в состоянии идти, вы скоро сможете с ним поговорить.
  - Идёмте!
  Милав подхватил Калькониса, который чувствовал себя ещё не настолько хорошо, чтобы поспе-вать за широкой поступью викингов.
  - Как бы опять в западню не угодить... - подал голос Ухоня.
  - Есть другие предложения? - спросил Милав, сделав знак Кальконису молчать.
  - Вроде нет... - голос Ухони растворился, как и он сам.
  Живописная процессия вернулась прежней дорогой. Они оказались в знакомом зале с остатками еды на столе. Теперь Милав понял, что за старик томился в железной клетке. Гельтр топором сбил за-мок. Милав нырнул в клетку, внутри которой на него воззрились тусклые глаза седого старика.
  - Что, пришла заветная минута? - спросил он, пытаясь подняться.
  - Это как посмотреть... - с улыбкой произнёс Милав, помогая узнику выбраться из клетки. Подвёл его к широкой скамье, усадил.
  Старик удивлённо смотрел на окружавших его воинов, ненадолго задержав взор на Кальконисе, которого поддерживал Гельтр.
  - Надеюсь, вы объясните, что здесь происходит?..
  Милав кивнул головой.
  - В замке произошёл переворот. Ваш родственник - Ингаэль Пьянчуга теперь не у дел.
  Старик поморщился как от зубной боли.
  - Не произносите при мне этого гнусного имени! - попросил он. - Лучше быть в родстве с ог-ненной гиеной Дорс, чем с этим выродком!
  - Хорошо, что у меня нет родни! - подал голос Ухоня.
  - Если он вам не родственник, то каким образом мог распоряжаться замком?
  Старик тяжело вздохнул. Глядя на Милава, ответил:
  - Всегда найдётся тот, кто захочет предать своего господина... Я слышу шум за стенами. Что там происходит?
  - По всей видимости, гаргузы никак не могут договориться о главенстве после того, как чёрный маг оставил их, - предположил Милав. - Нам следует этим воспользоваться. У вас в замке остались верные люди?
  - Конечно! - воскликнул старик. - Эрайя Горчето всегда ценил верность и преданность!
  - Значит, пришло время эти качества ваших слуг проверить! - заявил Милав.
  Работа закипела. Оказалось, что строение, в котором они находились, было частью древней по-стройки, всех секретов которой не знал даже сам дож Горчето, проживший в этих стенах больше шести десятков лет. Впрочем, этого немалого срока ему вполне хватило, чтобы изучить большинство потай-ных ходов, которыми изобиловали древние стены. Эрайя Горчето пригласил Витторио Чезаротти именно для того, чтобы тот составил для него план всех секретных ходов.
  - И он его составил? - спросил удивлённый Милав (красавчик Витторио ни словом не обмолвился об этом).
  - Мы не успели сделать и половины всех работ, - вздохнул Эрайя Горчето, - помешал маг...
  Вопросы к Витторио о планах тайных ходов Милав решил оставить на потом. Сейчас важно было не упустить момента. И они его не упустили. До самого утра бродила живописная компания по узким переходам, в которых порой и одному человеку развернуться было непросто. Многочасовое блуждание закончилось с наступлением дня. К этому времени старого дожа сопровождало не менее сорока хорошо вооружённых воинов, и примерно столько же дожидалось сигнала снаружи.
  Для всех слуг было настоящим потрясением увидеть своего господина живым, хотя и не совсем здоровым. Недостатка в оружии не было. Старый дож знал, как провести своих людей сквозь стены и оказаться именно в том месте, где гаргузы, уже охваченные паникой, не могли оказать им серьёзного сопротивления.
  Было решено атаковать противника в полдень. Милав, Кальконис и четвёрка викингов с этим ре-шением согласились, позволив себе короткий отдых в одной из многочисленных тайных галерей.
  Уже засыпая, Милав услышал голос Калькониса, едва живого от утомительной прогулки внутри каменного лабиринта:
  - Я думал, вы меня бросите...
  - Не говорите ерунды, сэр Лионель, - пробормотал Милав. - Куда мы без вас?..
  
  ГЛАВА 13: Уловка Милава
  
  ...ГОЛОС.
  "...Сон - благодетель человеческой души и целитель его тела. Отсутствие сна сделало бы невоз-можным накопление опыта общения с природой без посредника - физической оболочки. Каждый сон уже есть бесценная наука для тонкого тела, он учит человека даже тогда, когда последний об этом не подозревает. Учись наблюдательности, ибо для твоего роста нужен разносторонний опыт. По-этому научись видеть плохое в хорошем и хорошее в плохом. Разве можно заранее угадать, на что на-ступит твоя босая нога, когда ты впервые оказываешься в незнакомом лесу? Но ты можешь призвать в помощники любые предметы тебя окружающие, ибо они ведают то, чего ты пока не знаешь, - они впитали в себя информацию об окружающем мире и тебе нужно только суметь прочитать её. И ещё: попробуй изучить свои ментальные способности не только с точки зрения цвета, но также касатель-но звука и аромата. Ручаюсь - ты будешь потрясён..."
  
  Овладеть замком оказалось несложно. Гаргузы видели, что творится вокруг, поэтому не стали до-жидаться, когда законный владелец расправится с ними как с бунтарями. Единственной неожиданной проблемой явился небольшой гарнизон самозванца Ингаэля Пьянчуги. В его составе находились пре-имущественно северные виги и не более полутора десятков гаргузов-кочевников. Это была достаточно грозная сила (около сотни крепких воинов, известных не только дикими попойками, но и свирепыми стычками с врагами). Обосновались они в Южной Башне замка, которая не имела скрытых подземных галерей. Поэтому, после того как немногочисленные улочки замка оказались освобождены от разбой-ников, не оказавших серьёзного сопротивления из-за полного разброда среди них, а ворота замка были взяты под надёжную охрану, всё многочисленное разномастное воинство дожа Горчето осадило бунтарскую башню. Нужно было спешно решать, как поступить с теми, кто скрывался за толстыми стенами.
  Мнений высказывалось много, но все они предполагали штурм башни под дождём неприятель-ских стрел. Дож Горчето не хотел идти на такие жертвы своего немногочисленного гарнизона, справедливо заметив, что, останься он после штурма мятежной башни с десятком преданных слуг, что толку в такой победе? Кто-то предложил осадить башню и просто дожидаться, когда Ингаэль Пьянчуга из-за отсутствия воды и припасов сам выбросит белый флаг. Но и это было рискованно по той причине, что мятежников было едва ли не больше, чем людей дожа Горчето. Если мятежники захотят ночью прорваться на волю, едва ли у защитников крепости найдутся силы противостоять им.
  Дож Горчето оказался в затруднительном положении.
  - Как жаль, что в Южной Башне нет потайных ходов, - сокрушался он.
  - Наверное, Ингаэль знал об этом, если решил обосноваться именно в ней? - предположил Милав.
  Дож Горчето промолчал.
  Время стремительно приближалось к вечеру, а решение всё ещё не было найдено. Ухоня, которого Милав отправил за Витторио и перевёртышем, вернулся с ними обоими. Милав, едва взглянув на Чер-карчикага Боррогоса, радостно воскликнул:
  - Есть выход!
  Дож Горчето и четверо викингов внимательно выслушали его план. Был он безумен, но обещал стопроцентный выигрыш! Дож Горчето согласился, потому что садившееся солнце оставляло на всё про всё не более двух часов. Милав сразу приступил к осуществлению своего замысла, главная роль в котором - как это не покажется странным - отводилась несостоявшемуся магу Боррогосу.
  Ухоня позволил себе усомниться, что "вечный ученик Ириса Одурманивающего" согласится рис-ковать своей жизнью. Ярл Гельтр, оказавшийся в эту минуту рядом, вытащил свой боевой топор и на его примере показал перевёртышу, что будет с ним в случае отказа - от страшного удара ближайшая дверь разлетелась в щепки. У Боррогоса, с ужасом наблюдавшего за викингом, не нашлось веских аргу-ментов для отказа...
  Ухоня тоже получил от Милав исчерпывающие указания и, продолжая оставаться невидимым, ум-чался в сторону Южной Башни. Четыре викинга, едва получив от кузнеца соответствующие инструк-ции, заняли свои позиции. Оставался Боррогос - самое важное и самое слабое звено в его замысле. Но и здесь особых проблем с несостоявшимся магом не возникло. Либо зрелище сверкающего топора ярла так его заворожило, либо он рассчитывал, что своим согласием сможет заслужить прощение старого хозяина. Как бы там ни было, но Боррогос беспрекословно выполнил всё, что Милав от него потребо-вал.
  Едва солнце скрылось за гольцами, и на землю опустились первые сумерки, операция, названная Ухоней в его обычном стиле - то есть весьма громко и чересчур высокопарно - "Большое Возмездие" (как будто возмездие бывает маленьким!), началось...
  Сигналом послужил шум на верхних этажах Южной Башни - там, где находились личные покои Ингаэля Пьянчуги. Милав подал знак, и они с Боррогосом стремительным броском кинулись к подно-жью древнего каменного колосса. Сгущающиеся тени частично прикрыли их, и большую часть пути до массивных ворот, расположенных в основании Башни, они преодолели незамеченными. Потом, выбе-жав на открытое место, Боррогос (который был теперь не "вечный ученик Ириса Одурманивающего", а "законный" владелец замка Пяти Башен Ингаэль Пьянчуга) заорал во всё горло:
  - Ворота! Скорее откройте ворота! За мной гонятся викинги!..
  За дверями произошла суматоха. Стражники видели, что к ним приближается их молодой хозяин, но никто из них не помнил, чтобы он покидал стены Башни. В то же время виги были наслышаны о многочисленных тайных ходах, прорытых из башни в башню. Сомнение поселилось в их душах. Между тем шум наверху усилился, и было непонятно, что там творится.
  Ингаэль Пьянчуга был уже у самых ворот и продолжал неистово вопить:
  - Да открывайте же ворота, олухи!
  Это был голос Ингаэля, да и вопил он своим привычным тонким писклявым голосом:
  - Мерзавцы! Вы хотите, чтобы вашего хозяина и его телохранителя разорвали на куски северные варвары?
  В это время из темноты вынырнуло несколько фигур, с громкими проклятиями кинувшимися к стенающему Ингаэлю. В тот же самый миг наверху раздался ужасный грохот и растерянные стражники, решили открыть дверь. Тяжёлые створки широко распахнулись, впуская обоих беглецов. Милав толкнул Боррогоса-Ингаэля вперёд, а сам отстал, якобы помогая стражнику закрыть ворота. Он даже и засов - массивный дубовый брус - взял в свои руки, но лишь для того, чтобы от души "приложить" ближайшего вига! Противники ненадолго растерялись, а потом со звериным рыком кинулись на Милава, не успевшего достать Поющий Сэйен и продолжавшего работать "подручными средствами". Кузнецу нужно было продержаться всего несколько секунд, потому что громкий и торопливый топот за спиной недвусмысленно говорил: викинги близко. Но секунды эти оказались невероятно долгими! Не менее дюжины воинов набросилось на него, стремясь вытолкнуть вон. Спас его опять же дубовый брус. Кузнец схватил его так, чтобы он, зацепившись краями за выступы каменной кладки, закрыл нападавшим проход. При этом чем яростнее они напирали на него, тем меньше у них было шансов одолеть дубовый запор!
  Неизвестно, сколько бы ещё смог продержаться Милав, работая только руками, которые он пре-вратил в молоты, если бы не подоспели викинги, а за ними остальные воины дожа Горчето. Участь Южной Башни была решена. Не прошло получаса, как мятежников небольшими группами стали выво-дить из Башни и отправлять в сырые подвалы, где ещё утром томились люди дожа. Судьба сыграла с мятежниками злую шутку, поменяв их ролями со своими жертвами. Ингаэль Пьянчуга тоже не избежал такой участи. Дож Горчето распорядился поместить его в ту самую клетку, в которой он едва не закон-чил свои дни.
  Победа была полной! В замке ликовали, однако опьяняющее чувство овладело дожем Горчето не настолько, чтобы забыть о безопасности вновь обретённого дома. Количество стражи на стенах было увеличено, число факелов удвоено. В глубоких подземельях всех мятежников для надёжности приковывали к позеленевшим от времени медным кольцам. Сам же замок готовился к обороне на тот случай, если покинувшие его гаргузы захотят вернуться. Всю ночь повсюду горели костры, звучали голоса, играла музыка - праздник, так праздник!
  Милаву, Кальконису и Ухоне отвели покои в Круглой Башне, стоявшей в самом центре замка (Боррогоса кузнец лично отвёл в подвал и выбрал для него кольцо помассивнее и понадёжнее, пообе-щав похлопотать за него потом...). Здесь же, в Башне, в своих старых покоях расположились Витторио, дож Горчето и четверо викингов, которых старых хозяин попросил возглавить его личную гвардию. Ярл Гельтр не отказался.
  Милав с восхищением разглядывал огромную кровать, накрытую драгоценным покрывалом.
  - Неужели, мы будем спать на этом? - изумился он.
  - Чур, я сплю слева! - воскликнул Ухоня, пробуя покрывало на вкус.
  - Ухоня, здесь три кровати, - возразил Милав, - я не собираюсь делить с тобой свою постель!
  - Ну и подумаешь! - фыркнул обиженный Ухоня. - Как жизнью рисковать - так Ухоня, а как от-дохнуть не по-звериному - так сразу поди прочь!
  - Не говори ерунды. Тебя никто не гонит, - возразил Милав. - Выбирай любую кровать и ложись на здоровье. Вы не против, сэр Лионель?
  - Разумеется, нет!
  - Не нужны мне ваши подачки, - продолжал возмущаться ухоноид. - Вот лягу под дверью - пусть все видят, как вы обращаетесь со старым ветераном, которому не дают спать многочисленные раны!
  - Если бы они мне так спать не давали! - с завистью проговорил Милав.
  - Ну и ладно! - не унимался Ухоня. - Никому не расскажу, как мне удалось запереть Ингаэля в его покоях. Подумаешь! Это же такой пустяк!
  - Ухоня!
  - Не приставайте... Всё равно ничего не скажу!
  - Тогда спокойной ночи! - примирительным тоном произнёс Милав. - Мы о твоих подвигах завтра узнаем, после того как ты разболтаешь об этом первой же смазливой служанке.
  - Да что бы я! рассказал! служанке! - Ухоня на секунду замер. - Хотя... почему бы и нет?
  Ухоноид замолчал.
  - Но я всё равно сердит на тебя, напарник! - напомнил он.
  - Я это помню... - отозвался Милав. - Давай-ка лучше спать...
  
  ГЛАВА 14: Спокойные дни
  
  ...ГОЛОС.
  "...Относись к сомнению с большой опаской... Ты никогда не задумывался над тем, почему люди чаще всего олицетворяют это чувство с червём? С длинным, омерзительным червём, способным не только на разъедание твоей души, но и на питание твоими сомнениями, отчего он, - если не лишить его благоприятной среды, - может превратиться в настоящего дракона. Подобный дракон в состоя-нии уничтожить не только тебя, но и всех твоих близких. Поэтому обрати свой взор на здоровую ра-зумную пытливость, неспособную породить дракона сомнения. Ибо сомнение ведёт к извращениям, а они готовы привести тебя прямо в объятья предательства. Только свободное, смелое, не зашоренное ограничениями допущение будет твоим спасением. Потому что древняя мудрость гласит: "В слове "допустить" - заключено ВСЁ!"..."
  
  Милав оказался прав. Не успели они проснуться, как ухоноид начал сыпать недвусмысленными намёками:
  - Люди должны знать своих героев в лицо?
  - Должны.
  - Они имеют право знать всю правду?
  - Имеют.
  - Ну, так в чём дело?
  - А в чём дело?
  - В вас! Вам совершенно безразлично, как мне удалось осуществить такую сложную задачу!
  - Нам не безразлично, - возразил Милав. - Я хотел, чтобы обо всём случившемся ты рассказал в присутствии дожа Горчето. Он по заслугам оценит твой подвиг.
  - Ты серьёзно?
  - Абсолютно.
  Скоро их позвали к хозяину замка. Трапеза была долгой. Ухоне удалось-таки блеснуть своим рас-сказом, а Милав улучил минутку, чтобы переговорить с Витторио с глазу на глаз.
  - Скажите, Чезаротти, вы составляли планы тайных ходов для дожа Горчето?
  - Не один годо! Но дело есть ещё много!
  - А почему вы не рассказали об этом мне и Ухоне, когда мы отправились в замок? Это могло су-щественно облегчить нашу задачу.
  - Я на трезво головано давано клятво-ручительство, что от меня никто плано не узнавано!
  - Что ж, похвально, - отозвался Милав, которого ответ благородного Витторио хоть и удовлетво-рил, но тень сомнения оставил.
  После застолья все оправились смотреть главный трофей - дормез (огромную карету), в которой в замок Пяти Башен прибыл чёрный маг. Подробный осмотр ничего не дал. Множество вещей, найден-ных в нём, могли принадлежать любому богатому обитателю замка и никак не проливали свет на то, кто был хозяин дормеза и откуда он взялся в этих краях. Однако Милав, используя свою возможность видеть недоступное для других, всё-таки взял себе кое-что на заметку. Когда у присутствующих интерес к дормезу сбежавшего мага иссяк, а возле кареты остались только Милав, Кальконис, Ухоня и двое стражников, поставленных, чтобы отгонять многочисленных зевак, ухоноид обратился к Милаву:
  - Тебе в бегстве чёрного колдуна ничего не показалось странным?
  Почему-то даже между собой они не называли чёрного мага Аваддоном, опасаясь, что едва про-звучит его имя, как проклятый чародей мгновенно явится на зов.
  - Что ты имеешь в виду? - не понял Милав.
  - Бегство было паническим. Это совсем не похоже на... на того, кто доставил нам столько непри-ятностей...
  Милав задумался.
  - А что скажете вы? - обратился он к сэру Лионелю.
  - Простите, я почти ничего не помню. Но судя по словам Ухони - подобное бегство не в характе-ре чародея.
  - Не знаю... - пожал плечами Милав. - Мы застали его в момент, когда он не был готов. Вид рас-крывающейся перед ним бездны заставил мага запаниковать. При таком раскладе у него не оставалось времени, чтобы подготовиться. Я передавал ему образы такой силы и яркости, что сам верил в их суще-ствование!
  Ухоня ничего не сказал, но было видно - он остался при своём мнении.
  
  В замке Пяти Башен они провели несколько спокойных дней. Отсыпались, отъедались, впрок запасались положительными эмоциями, потому что едва ли стоило рассчитывать на подобное отноше-ние где-нибудь ещё. Дож Горчето вёл себя тактично, ни разу не поинтересовавшись у Милава о цели его путешествия. Кузнец оценил это, и был с хозяином замка совершенно откровенным. Даже успел немного привязаться к старику, чувствуя в нём своеобразное родство душ.
  Время неумолимо текло. Настало утро, когда Милав объявил дожу Горчето о своём отбытии. Ста-рик отговаривать не стал, сказав только, что в замке, пока он жив, всегда будут рады тем, кто помог восстановить справедливость. В устах дожа Горчето это не прозвучало напыщенно или высокопарно. Милав ответил ему тем же:
  - Чем длиннее путь, тем больше ценишь настоящих друзей...
  Единственное условие, которое выдвинул дож Горчето, чтобы Милав взял с собой провожатых - в лесах по-прежнему скрывалось множество разбойников. Милав поблагодарил старика и от провожа-тых не отказался.
  - Но только до границы ваших владений! - поставил он условие.
  Старик согласился.
  Собрались быстро. Дож Горчето выделил из своих конюшен трёх отличных скакунов, основатель-но снабдив отъезжающих провизией и питьём. Когда всё было готово к отправлению, случилось собы-тие, имевшее в будущем самое непредсказуемые последствия. Витторио Чезаротти в категорическом тоне заявил дожу Горчето, что отправляется вместе с Милавом. Кузнец этим заявлением оказался пора-жён не меньше владельца замка, ибо между ними, за всё время недолгого знакомства, не было произне-сено на эту тему ни единого слова. Дож Горчето пытался отговорить своего "картографа", но тщетно. Витторио стоял на своём, заявив, что он устал от гор и хотел бы вернуться к себе домой. Пришлось спешно искать достойную красавчика Витторио лошадь и экипировать его в дорогу. Таким образом, стены крепости покинуло сразу двенадцать всадников: Милав, Кальконис, Ухоня, Витторио и восемь воинов-провожатых.
  Дож Горчето изъявил желание проводить путников до развилки дорог. Одна из них вела в сторону гор, другая, петляя по предгорьям, плавно спускалась на равнину. Она должна была привести пилигримов к границе владений дожа Горчето. А владения были велики - несколько дней конного пути в сторону Великой Водной Глади.
  Простились просто.
  - Спокойного вам пути! - напутствовал старик.
  - А вам поменьше разбойников! - усмехнулся Милав и тронул лошадь. - А то опять придётся от-бивать замок!
  Конь под кузнецом заржал, словно понял речь росомона. Дож Горчето грустно улыбнулся. Он долго стоял на месте, глядя вслед всадникам. Потом, не торопясь, повернул свою спокойную, такую же старую как он сам лошадь и потрусил в замок. Его ждала очень важная работа: при осмотре пострадав-шей от штурма Южной Башни были найдены остатки старинного потайного хода...
  
  Милав был задумчив. Его смущало не столько неожиданное решение Витторио проводить их до побережья Великой Водной Глади, сколько события последних дней. Перед самым их уходом в замок Пяти Башен пришло множество крестьян из окрестных поселений. Все они бежали от гаргузов, выме-щавших злобу своего поражения на простолюдинах, не умеющих достойно обращаться с оружием. Бег-лецы требовали от дожа Горчето, как от своего господина, защиты и наказания виновных. Как должен был поступить старик, если его гарнизон насчитывал не более двух сотен воинов? Он не мог послать достаточно крупного отряда, чтобы разделаться с разбойниками, боясь ослабить крепость (никто не знал, какое количество гаргузов-кочевников прячется по окрестным лесам). Именно это сейчас и трево-жило Милава. Их отряд был слишком малочислен, а враг велик.
  Витторио, принявший молчаливую задумчивость кузнеца на свой счёт, заговорил с ним:
  - Я есть видеть, что кузнеццо Милаво не есть радоваться мой решение.
  - Вы ошибаетесь, - возразил Милав. - Я молчалив по другой причине.
  - Вы не хотено мне сказано?
  - Отчего же! - отозвался Милав. - Меня занимают гаргузы, которыми кишат здешние леса.
  - О! Не стоит волновано! Кузнеццо Милаво прогоняно волшебнико-колдуно. Кто теперь хотено с ним сразино?
  - "Хотено", Витторио, ещё как "хотено"!
  Действительно, желающих находилось немало. В течение первых двух дней им несколько раз приходилось вступать в короткую яростную схватку с противником, который нападал рано утром или под вечер, когда сгущающийся лесной сумрак мог мгновенно поглотить в своих недрах не только дю-жину нападавших, но и гигантское войско с воинами, лошадьми и всем обозом. Стычки были стреми-тельными и почти бескровными из чего Милав сделал неутешительный вывод: их проверяют. Основное сражение должно состояться где-то впереди.
  Он поделился своими сомнениями с Кальконисом.
  - Это, без сомнения, так, - согласился сэр Лионель. - К сожалению, мы не в силах изменить тече-ние событий - их шпионы всё время следят за нами. Вот если бы мы смогли оторваться от них...
  - Едва ли, - усомнился Милав. - Восемь тяжело гружёных лошадей оставляют хорошие следы.
  - Значит, пришло время уменьшить количество следов... - сказал Кальконис.
  На следующее утро Милав отпустил провожатых, с большим трудом настояв на своём решении. Воины уходить не хотели, получив конкретные указания дожа Горчето проводить путников по возможности до самого побережья. Милаву пришлось пустить в ход все мыслимые аргументы и даже прибегнуть к помощи Ухони - мастера на подобные дела. Кузнец с ухоноидом потратили больше часа, но им всё-таки удалось уговорить провожатых.
  Полдень они встретили одни на давно заброшенной дороге. Теперь им следовало быть ещё осто-рожнее. По словам ухоноида кто-то шёл за ними буквально по пятам.
  
  ГЛАВА 15: "Черви Гомура"
  
  Оторваться от невидимых преследователей в этот день не удалось. Милав чувствовал чьё-то мол-чаливое присутствие, сопровождавшее каждый их шаг по старой дороге. Несколько раз Ухоня, стано-вясь невидимым, отправлялся "взглянуть на наглеца". Через непродолжительное время откуда-нибудь из кустов, или с вершины дерева раздавался рвущий тишину крик ужаса, после которого Ухоня возвра-щался довольный и успокоенный. Но ненадолго. Не проходило и нескольких часов, как назойливое незримое присутствие вновь начинало тяготить не только Милава, с его удивительным навыком ощущать изменение вибраций окружающего мира, но и Калькониса, весьма далёкого от способностей кузнеца. Ухоне вновь приходилось отправляться в лесную чащу...
  К вечеру стало ясно - таким способом от соглядатаев не избавиться. Решили спровоцировать их, остановившись на ночлег на небольшой возвышенности, окружённой низкой травой и редким кустар-ником. Всю ночь жгли слабый костёр и напряжённо всматривались в темноту, держа наготове оружие. Но хитрость не удалась. Плотная тьма за освещённым кругом оставалась молчаливой.
  Утро принесло дождь и ветер. Решили идти не по дороге, а по узкой тропинке, проторенной мно-гочисленными горными сернами у подножия гольцов, терявших высоту по мере того, как тропинка всё дальше уходила от замка Пяти Башен. Теперь справа возвышались древние горы, изъеденные ветром, солнцем и дождём до состояния испещрённого ходами лесного муравейника. Слева начинался редкий смешанный лес. Идти стало труднее, но путешественники теперь чувствовали себя увереннее.
  Так прошло ещё два дня. Стычек с гаргузами больше не было. Ухоня, иногда отправлявшийся на "охоту", возвращался ни с чем.
  - Может быть, они оставили нас в покое? - предположил Кальконис.
  - Едва ли, - усомнился Милав. - Скорее всего, они следуют за нами на большом удалении, не рис-куя показаться на открытом месте.
  К вечеру оставили за спиной предгорья и оказались на равнине, лесным ковром стекающей с гор-ного плато и разбивавшейся о протяжённые песчаные отмели Великой Водной Глади.
  - Теперь ждите гостей... - пообещал Милав. И не ошибся.
  В вечерних сумерках произошла стычка, самая жестокая и продолжительная с момента их выхода из замка дожа Горчето. Гаргузы напали неожиданно и в самом уязвимом месте - там, где дорога, и без того основательно заросшая по бокам густой травой, ныряла под шатёр из крон деревьев. Нападавших было не менее трёх дюжин, и держались они уверенно. Складывалось впечатление, будто ими руково-дит некто, хорошо разбирающийся в тактике лесного боя.
  Враги налетели стремительно. Их единственной целью было рассредоточить путешественников, а затем по одиночке добить. Милав предвидел это, и в первую же минуту боя собрал весь свой немного-численный отряд в центре дороги. Теперь гаргузам приходилось атаковать небольшим количеством, мешая друг другу. Милав воспользовался этим, и его Поющий быстро расчистил пространство перед собой. Тем временем Ухоня распластался на дороге тончайшим серебристым полотном и методично стал опрокидывать всех, кто по неосторожности ступал на его тело. Кальконис с Витторио тоже вре-мени даром не теряли - не один гаргуз отправился под брюхо своей лошади с колотой раной груди.
  По молчаливому согласию Милав, Кальконис и Витторио не наносили врагам смертельных ран, ограничиваясь ранениями, надолго выбивающими врага из строя. Гаргузы же вели себя иначе, осо-бенно после того, как поняли, что Милава и его товарищей им не одолеть. Они отступили в спасительную темноту. Через миг оттуда на дорогу обрушились десятки стрел, но ни одна из них цели не достигла - дорога уже была пуста, потому что путешественники уходили по звериной тропе, петляющей вдоль полноводной реки...
  
  ...ГОЛОС.
  "...Кто поспорит с тем, что каждый человек подобен дереву и что только от него одного зави-сит, что вырастет на нём: горькие плоды обиды или сладкие плоды понимания и всепрощения. Прощай того, кто поднял на тебя руку, ибо он болен! Болен злобой, ненавистью, страхом. А больной человек достоин лишь жалости. Помни - твоя сила в умении прощать. Слабость твоего врага - в его нена-висти. Не уподобляйся ему, постарайся думать о противнике хорошо, и ты переломишь ситуацию, за-ставив своего врага подсознательно относиться к тебе менее враждебно и более терпимо. Тогда ты обязательно пожнёшь сладкие плоды понимания..."
  
  Утро принесло облегчение. Сколько не всматривался Милав в окружающие их заросли, используя свои способности видеть нарушенную гармонию мира, ничего не заметил. Вокруг был только лес с его таинственной жизнью и воспринимавший людей как досадную помеху в своём отлаженном веками бы-те.
  Милав продолжал вести свой отряд звериной тропой, хотя это доставляло массу неудобств - при-ходилось почти всё время идти пешком, иногда прибегая к мечам и топорам, чтобы расчистить дорогу от валежника. Но все неудобства окупались тем, что лес больше не следил за ними горящими ненави-стью глазами.
  Витторио сообщил: земля дожа Горчето закончилась. Всё, что их в данную минуту окружает, при-надлежит народу, называющему себя "черви Гомура".
  Ухоня поморщился:
  - Не хотелось бы мне именоваться Ухоней из рода червей Гомура!
  - О! Это есть не обидно быть черве Гомуро, - откликнулся Витторио. - Их очень уважаемо этот край. Но черве Гомуро есть очень мало и редко. Я их не встречано никогдано!
  Сэр Лионель тоже кое-что знал об этом таинственном народе.
  - Ещё в те годы, когда я оказался в свите ярла Хельдрара, - заговорил он, - мне удалось услышать историю о том, что где-то в лесах живут остатки некогда могущественного племени. Они никогда ни строят себе жилищ, обитая в земляных пещерах, вырытых в недрах природных курганов. Этих людей почти никто не видел. Поэтому и слухи о народе ходят весьма противоречивые. Одни говорят, что это дикие людоеды, вымирающие из-за того, что с голоду пожрали самих себя, другие утверждают, что лю-дей, мудрее их нет во всём обитаемом мире.
  - Если таковы слухи, - предположил Милав, - то действительность должна оказаться ещё более невероятной. Вспомните хотя бы историю с глетчерными рогойлами.
  Два дня прошли спокойно. На третий Милав понял: в утреннем лесу они не одни. Ощущение было странным. Одной частью своего сознания кузнец явственно чувствовал чьё-то присутствие, для другой же части ощущение это казалось настолько слабым, что выглядело всего лишь как тончайшее проявление многогранной жизни природы. Это было странно, потому что дикие лесные звери не могли быть носителями разума...
  Встреча произошла неожиданно.
  Они только миновали цепь небольших холмов и медленным шагом шли по редколесью, возрож-дающему прошлогоднюю гарь, как справа и слева из-за хилых деревец появились люди. Их было не более десятка. Одеты необычно - аккуратные короткие куртки из шкур медведя кулу мехом наружу. Широкие штаны серо-зелёного цвета. Невысокие сапоги, плотно облегающие голень. Голову каждого украшал головной убор, ярко отсвечивающий металлом. Оружия у них не было - только короткие тол-стые посохи из тёмной, почти чёрной древесины. Вперёд вышел один из молчаливых незнакомцев и замер на небольшом расстоянии от Милава.
  Кузнец подал знак остановиться, после чего обратился к Витторио:
  - Спросите, что им нужно.
  Витторио послушно стал задавать вопросы на всех знакомых ему языках. Незнакомец молчал. Витторио исчерпал весь свой запас лингвистических знаний и обиженным голосом произнёс:
  - Он ни есть меня понимано, хотя это просто не есть можно быть! Я знаком все язык этот край!
  Милав оказался в затруднении. Незнакомец по-прежнему стоял у него на дороге и молчал. Кузнец попытался поймать его взгляд, чтобы с помощью всезнания определить способ общения, но из этого ничего не вышло. Глаза таинственного обитателя леса неуловимым образом плыли, не давая возможно-сти заглянуть в них. Молчание становилось невыносимым. Наконец, незнакомец поднял руку вверх, призывая к вниманию. Потом указал ладонью перед собой, словно приглашая последовать за ним.
  - Всё происходящее смахивает на западню... - произнёс Ухоня настороженно.
  - Едва ли, - усомнился Милав. - Они пеши и безоружны. Нам не составит труда оторваться от них в случае неприятностей.
  - Смотри, напарник...
  Незнакомец шёл впереди, не оглядываясь и не интересуясь, едет ли за ним Милав со своими спут-никами или нет. Остальные обитатели леса незаметно растворились в зелени, словно их и не было. Шли долго, петляя по узким тропкам, переходя через ручьи и глубокие канавы, наполненные застояв-шейся водой.
  Ближе к вечеру, когда тени от всадников и коней стали быстро удлиняться, пришли к подножью высокого кургана. На поляне, на которой таинственный проводник оставил их одних, было удиви-тельно чисто - ни травинки, ни веточки, ни листика.
  Милав спешился. Остальные последовали его примеру.
  - Интересное место, - сказал Кальконис, оглядываясь по сторонам.
  Через некоторое время на поляну вышло несколько лесных обитателей. Они принесли с собой не-большие сосуды, в которых дымилось что-то, имеющее сладковатый запах. Расставив сосуды по кругу, в центре которого оказались путешественники, они молча удалились.
  - Не нравится мне это... - заволновался Ухоня. - Потравят они нас как тараканов! Или усыпят...
  Милав не ответил, пытаясь "прощупать" пространство вокруг. Враждебности он не чувствовал.
  - Подождём... - сказал он. - Пока они не сделали нам ничего плохого. Зачем отвечать грубостью на гостеприимство? У каждого свои обычаи. Может, они так злых духов из нас изгоняют, чтобы не оск-вернить своё жилище?
  - Ага! - пробурчал Ухоня. - Изгоняют злых духов, а заодно и жизнь!
  Ответить Милав не успел. На поляне появился ещё один персонаж. Был он высок, худ и невероят-но стар. И веяло от него такой силой и энергией, что Милав оторопел. Старик, указав на Милава паль-цем, поманил к себе. Кузнец вышел из дымного круга и...
  - Приветствую тебя, юный росомон!
  Губы старца не двигались, но голос в голове кузнеца продолжал звучать:
  - Не бойся нас. Мы не причиним вреда ни тебе, ни твоим людям.
  Милав с удивлением продолжал следить за мимикой лица старца, по которому не пробежало ни тени мускульного движения.
  - Кто вы? - Голос кузнеца в вязкой тишине звучал необычно.
  - Зачем сотрясать вибрациями воздух, если мысль не нуждается в этом!
  - Кто вы? - мысленно повторил свой вопрос Милав.
  - Стоит ли задавать вопрос, зная на него ответ?
  - Так вы - "черви Гомура"?!
  - И да, и нет. Потому что твои мысли о нас ошибочны.
  - Они не могут быть правдивыми, ведь я почти ничего не знаю о вас!
  - Ты наивен, юный росомон, потому что не можешь разобраться даже в своих собственных мыслях!
  - Так, помоги мне!
  - Зачем? Душа - священный храм, и в ней нет места посторонним. Думай сам и решай сам.
  - Тогда зачем ты позвал нас?
  - Я не приглашал твоих спутников. Я хотел поговорить только с тобой.
  - О чём?
  - О тебе...
  - Я не совсем понимаю...
  - Конечно, нелегко говорить с собственной совестью.
  - ?
  - Не удивляйся, хотя это чувство так прекрасно, что его нечего стыдиться. Я хотел поговорить с тобой о конечной цели твоего путешествия.
  - Откуда вы...
  - Не забывай, я - твоя совесть. Я знаю о тебе всё. Каждый твой шаг, каждый твой поступок из-вестны мне. Как и все мысли, что рождаются в твоей голове. И даже те из них, которые ещё не роди-лись! Ответь мне, зачем ты хочешь совершить то, что я прочёл в твоей душе?
  - Разве это непонятно?
  - Для меня - нет.
  - Я считаю, что зло должно быть наказано!
  - А ты уверен, что ОН - зло?
  - Но как же иначе!..
  - Не спеши. Обычно самое очевидное является ошибочным! Ты можешь ответить мне: ПОЧЕ-МУ зло должно быть наказано?
  - Если всегда будет побеждать зло, то равновесие в мире нарушится. А это - конец нашего мира, конец всего Мироздания!
  - Красивые возвышенные слова, которые ничего не отражают.
  - Я не понимаю вас...
  - Это хорошо. Если бы ты понимал всё, что я говорю, ты был бы мне не интересен. Итак, я уз-нал, что хотел.
  - Но я ещё ничего не сказал!
  - И не нужно. Есть мир, в котором живут все твои ещё не рождённые мысли. Я был там. Я знаю.
  - Тогда к чему весь этот разговор?
  - Люди меняются, меняются и их мысли. Прощай, юный росомон. Я узнал достаточно. Дорога к побережью Великой Водной Глади не покажется тебе трудной. Можешь вернуться к своим спутни-кам.
  - Постойте!
  - Да.
  - Скажите мне - кто вы?
  - Я? Я тот, кого все зовут Никто... Прощай, я верю - мы ещё встретимся...
  
  ГЛАВА 16: Великая Водная Гладь
  
  Старик ушёл так же, как появился - тихо и незаметно. Но с его уходом сразу стало тяжелее ды-шать, мир погрузился в грязный мрак безысходности, душа сжалась от недоброго предчувствия...
  Милав потряс головой, прогоняя наваждение. Вернулись таинственные лесные обитатели и молча унесли дымящиеся сосуды. Остался только один незнакомец - тот, который привёл их на эту поляну. Он указал рукой в сторону чёрного леса, затем показал на свои ноги.
  Ухоня прокомментировал:
  - Перевожу его красноречивое молчание: "Убирайтесь ко всем чертям!".
  Никто шутке не улыбнулся.
  Кальконис спросил:
  - Кто тот старик, что молча простоял перед вами целую вечность, а потом ушёл, не сказав ни сло-ва?
  - Это... - Милав замялся. - Это нелегко объяснить, но я постараюсь... потом, когда сам пойму...
  
  Таинственный старик сказал правду - до самого побережья Великой Водной Глади никто не по-смел напасть на их небольшой отряд. Даже крупные хищники обходили их стороной, словно на людей было наложено столь мощное заклятье, что свирепые звери не отваживались попадаться им на глаза. Здесь было над чем поразмыслить...
  Выйдя на бесконечные песчаные отмели, маленький отряд оказался перед новой трудностью: страна Гхотт лежала за широким проливом, необходимо было найти достаточно надёжную лодку, спо-собную переправить их на далёкий берег. Значит, кому-то придётся идти в ближайший городок, распо-ложенный к западу от того места, где они вышли к Великой Водной Глади, и там искать кормщика, со-гласного на такое непростое предприятие.
  Витторио предложил свои услуги. Милав стал возражать:
  - Возможно, в городке окажется кто-то из тех, кто избежал сырых подвалов дожа Горчето. Если они вас узнают, нам опять придётся петлять по зарослям, спасаясь от погони. Я считаю, должен пойти Кальконис. Вы не против, сэр Лионель?
  - Я только собирался просить вас об этом!
  - Теперь просить не придётся.
  Но и Калькониса отпускать одного было опасно, поэтому Ухоня в образе невидимого телохрани-теля отправился вместе с ним. Милав с Витторио остались ждать.
  
  ...ГОЛОС.
  "...В человеке ещё так много вопиющей нетерпимости и ужасного зверства, что нетрудно по-нять - виной всему первобытное, дремучее невежество. Какая польза в том, что человек научился пи-сать и считать, оставшись по сути своей ископаемым зверем! Есть много животных, способных по-нимать знаки и даже по-человечески на них реагировать, но разве стали они от этого людьми? Конеч-но, нет! Они по-прежнему остаются хищниками, способными только на то, чтобы удовлетворять свои инстинкты, и готовыми в любую секунду к бессмысленному кровопролитию..."
  
  Кальконис с Ухоней вернулись на следующий день с кучей новостей и весьма довольные собой. Новости были хорошими: вечером прибудет парусная лодка достаточной вместимости, чтобы перепра-вить в страну Гхотт четырёх путешественников и всю их поклажу. Лошадей придётся оставить. Кальконис сумел договориться, чтобы они пошли в качестве уплаты за перевоз. Вечером вместе с кормщиком прибудут два его сына, они и заберут лошадей. Всё складывалось удачно, и Милав приписал неожиданное везение влиянию таинственного старика из непонятного народа, называющего себя "черви Гомура".
  До вечера времени оставалось ещё много. Милав потратил его на то, чтобы привести в порядок себя и снаряжение, которое им понадобится на другой стороне пролива. Лодка пришла вовремя. Когда её большой косой парус заиграл в лучах закатного солнца, Милав ощутил внутри непонятную сосущую пустоту.
  "Ну, вот, - с грустью подумал он, - подходит к концу ещё один этап долгого пути. Остаётся сде-лать последний шаг..."
  Лодка приближалась стремительно, было видно, что ею управляет опытная в морском деле рука. Скоро стал заметен не только парус, но и высокие борта, за которыми угадывался крепкий, до черноты загоревший человек.
  - Ты же говорил, с ним приедут два его сына? - спросил Милав.
  - Он сам сказал об этом, - пожал плечами Кальконис.
  Лодка приблизилась к берегу. Послышалось хлопанье убираемого паруса, хруст деревянного дни-ща о песок, и все увидели кормчего, выпрыгнувшего в нагретую за день воду на отмели. Он быстро пошёл к путешественникам, широко загребая воду сильными ногами. Кальконис двинулся ему навстре-чу. Милав, Витторио и Ухоня остались на месте.
  - Где ваши сыновья? - спросил сэр Лионель.
  - Я весь день был в море. Оттуда прямо к вам. А своим сорванцам наказал, чтобы они пешком сю-да шли. Наверное, задержались где-то...
  - Когда они придут? - Кальконис выглядел недовольным. - Мы не можем долго ждать - скоро на-ступит ночь. Хотелось бы встретить её подальше от берега. Тем более что ветер усиливается!
  - Они уже близко, - уверенно заявил кормщик. - Здесь всего одна дорога. Если вы возьмёте ещё одну лошадь, то сможете их быстро доставить сюда, а уж я накажу их за медлительность...
  Кальконис подошёл к Милаву посоветоваться. Милав не возражал. Сэр Лионель вскочил в седло, взял ещё одну лошадь и рысью поскакал по дороге.
  - Напарник, надо бы приглядеть за Кальконисом, - сказал ухоноид на ухо Милаву. - Мало ли кто по дорогам шастает...
  - Давай. Только не задерживайтесь!
  Ухоня умчался вслед Кальконису. Кормчий подошёл к Милаву, предложил донести вещи до лод-ки, чтобы потом не терять времени на погрузку. Кузнец кивнул и первым отправился к лодке, неся в руках объёмистый тюк. Витторио с поклажей последовал за ним. Милав брёл по мелкой воде, млея от удовольствия - барханчики розового песка приятно холодили голые ступни (обувь осталась на берегу). Кузнец подошёл к борту лодки, перевалился через него, опуская на палубу тяжёлую ношу. Мерный ше-лест волн убаюкал сознание, и Милав оказался не готов к тому, что произошло в следующий миг.
  Перегнувшись через борт, он увидел лежащих на палубе вооружённых людей. Их было не менее полудюжины. Все они разом оказались на ногах с зажатым в руках оружием. Милав мгновенно оценил обстановку, поняв, что единственный шанс выжить, это оказаться на палубе. (В воде, хоть и неглубо-кой, работать Сэйеном было сложно.) Поэтому он ошеломил нападавших тем, что не бросился к берегу в поисках спасения, а ринулся вперёд. Краткого мига растерянности противника ему хватило, чтобы достать Поющего и начать методично лишать врагов способности активно двигаться. Через минуту к нему присоединился Витторио, успевший обездвижить кормчего. Враги поняли, что шансов на победу у них нет, поэтому постарались спастись бегством. Милав с Витторио такой возможности им не дали. Не прошло и нескольких минут, как тело последнего полетело в воду - пусть спасается, если хватит сил.
  Милав перевёл дыхание, сложил Поющего, медленно повернулся к Витторио.
  - У вас отличный укол правой! - похвалил он.
  - Укол правой - секрет моего рода! - ответил Витторио, ясно выговаривая слова.
  Ошеломлённый чётким ответом, Милав замер. Он не успел раскрыть губ, как почувствовал, что Витторио молниеносным приёмом выбил у него Поющего из рук. В следующую секунду сталь клинка вонзилась в тело кузнеца, с хрустом разрывая ткани грудных мышц. Дальше клинок пронзил сердце, и Милав успел подумать о том, чтобы локализовать боль в одной точке и продержаться как можно доль-ше. Однако ноги уже не держали, а гаснущее сознание уловило только один звук - парус, не до конца спущенный кормчим, затрепетал на усилившемся ветру. Лодка закачалась и...
  И...
  И для Милава-кузнеца из далёкой страны Рос мир перестал существовать...
  
  
  
  
  
  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: Возмездие
  
  Ни один человек не является островом, отделённым от других.
  Каждый - как бы часть континента, часть материка; если море
  смывает кусок прибрежного камня, вся Европа становится от
  этого меньше... Смерть каждого человека - потеря для меня,
  потому что я связан со всем человечеством. Поэтому никогда
  не посылай узнавать, по ком звонит колокол:
  о н з в о н и т п о т е б е.
   ДЖОН ДОНН
  
  ГЛАВА 1: Видения
  
  Для чего мир изменил привычное соотношение цветов?..
  Почему небо теперь серое и грязное как почва в дождливую погоду?..
  Отчего земля стала голубой и прозрачной, словно она поменялась местами с небесной синью?..
  Вопросы выплывали из ниоткуда и исчезали, оставляя после себя едва уловимую горечь разочаро-вания. Но приступ отчаяния быстро проходил, и вокруг снова начинало твориться что-то невообрази-мое. Видения накатывались бурным речным потоком и топили неокрепшее сознание, заставляя ежесе-кундно испытывать боль утраты чего-то близкого и дорогого. Постепенно река воспоминаний стала мелеть. Бурные водовороты, надолго затягивающие сознание в омут невыносимой печали, утратили свою стремительность. Видения потекли с такой скоростью, что стало возможно спокойно восприни-мать их, не боясь, что сознание навсегда окажется погребено под толщей человеческих эмоций. На смену страху и неуверенности пришла надежда. Она была ещё слабой и хрупкой, словно хлебный росток в пору жестокой засухи. Но росток надежды не хотел погибать и, подпитываясь влагой из реки воспоминаний, в которой были не только эмоции, выворачивающие душу от омерзения и отвращения к роду людскому, но и чувства, вызывающие невероятную радость за отдельных людей... Надежда росла. Её тонкий стебелёк, настолько слабый и болезненный, что любой порыв ветра мог сломать его и унести неизвестно куда, теперь окреп. Даже резко увеличившийся поток тяжелейших воспоминаний уже не мог погубить его, потому что росток крепко держался корнями за илистое дно глубинных чувств, единственным раскрывшимся листочком устремляясь вверх: туда, - где было солнце, туда, - где было спасение...
  - Шуи шоо...
  Странные слова вползали, медленно заполняя всё вокруг. Они обосновались крепко и надолго, продолжая хозяйничать в сознании, до гулкости опустевшем после того, как река воспоминаний беско-нечно долго вымывала из души все чувства, все эмоции...
  - Шоау шииу...
  Слова были назойливы, невероятно назойливы. Они несли в себе определённый смысл и не соби-рались уходить, не удостоверившись, что они правильно поняты...
  - Шии жиу...
  Отстаньте от меня, слышите! Почему вы так громко стучите в моей голове!
  - Ты-ы жи-ив...
  Что! Кто это сказал?
  - Ты жив... Открой глаза...
  Милав возликовал - жив!
  Он жив!
  - Кто ты? - Милав мысленно задал вопрос, уверенный, что ни один звук не коснулся его уха.
  - Я - твой друг.
  - Друзья не хозяйничают в чужой голове, словно у себя на огороде!
  - А ты забавный...
  - А ты нет! Так кто ты?..
  - Я же сказал - друг!
  - Могу я тебя увидеть?
  - Не сейчас. Чувства возвращаются к тебе медленно. Потерпи.
  - Долго?
  - Не знаю... Сначала появится слух, потом осязание, потом обоняние... Зрение вернётся в послед-нюю очередь.
  - Что со мной?..
  - Не сейчас. Воспоминания тоже вернутся. Не волнуйся...
  Голос ушел, как уходит докучливый человек, долго испытывавший ваше терпение. Милав этому даже обрадовался. Ему хотелось остаться один на один со своим опустевшим сознанием. Это было не-привычно и немного страшно, потому что он помнил лишь те немногие секунды, в течение которых незнакомый голос гремел в нём, словно ревущий ураган. Теперь же он остался совершенно один. Лишь гулкая пустота окружала его...
  Интересным новое состояние было всего несколько секунд. Потом Милаву нестерпимо захотелось, чтобы надоедливый голос вернулся. И он вернулся.
  - Как ты себя чувствуешь?
  - Разве я могу себя чувствовать как-то иначе, ведь ты покинул меня только на один миг!
  - Один миг? Интересно, значит, я отсутствовал недолго?
  - Можно сказать, ты никуда не уходил. А что?
  - Ничего... Продолжай...
  - Послушай, мне здесь невероятно одиноко!
  - Могу себе представить...
  - Едва ли... Здесь не просто одиноко, здесь очень страшно...
  - Почему?
  - Не знаю... такое ощущение...
  - Значит, эмоции к тебе возвращаются. Это хорошо, но должен предупредить: первые минуты будут неприятными. Потом всё образуется.
  - О чём ты?..
  Ответа Милав не услышал. Вместо него до сознания долетел нестерпимый рёв. В следующий миг Милав оказался погребён под бурным потоком, которым оказались события его и не только его жизни. Сначала он тонул. Долго. Мучительно. Потом откуда-то пришла уверенность, что он умеет плавать. Так оно и случилось. А потом он понял, что может не только плавать, но и управлять бешеным ревущим потоком! Открытие окрылило. Он с радостью принялся распоряжаться сознанием, точно это были игральные кости, а не святая святых его души...
  - Вижу, ты вполне освоился.
  - Не совсем, но ощущения непередаваемые!
  - Разумеется! Мало найдётся людей, удостоившихся чести полистать книгу собственной жизни.
  - Это так интересно!..
  - Не увлекайся, а то дойдёшь до ненаписанной главы.
  - Разве такое возможно?
  - Конечно. Но я пришёл к тебе не за этим.
  - Пришёл?
  - Конечно! Я не дух бестелесный, хотя поговорить с тобой могу и на расстоянии. Я пришёл, что-бы помочь тебе вновь увидеть мир.
  - Зрение!
  - Да.
  - Что я должен делать?
  - Ничего, лежи и выполняй мои приказы...
  Милав почувствовал: кто-то осторожно коснулся его лица. Это было необычно, но необыкновенно приятно. Пальцы мягко и нежно стали поглаживать закрытые веки. Милав терпеливо ждал. Прикосновение принесло пахучую влагу...
  - Попробуй открыть глаза. Но не сразу...
  Милав моргнул, не испытав ни боли, ни страха. Вместо них нахлынуло удивление, когда, открыв ненадолго глаза, он увидел над собой потолок, словно пришедший из его далёких воспоминаний. Был он серым и пыльным. Зато кровать, на которой лежал Милав, оказалась насыщенного бирюзового цве-та...
  "Я уже всё это видел, - подумал он, - но когда?.."
  - Не хочешь поделиться впечатлениями?
  - Здорово!
  - Для человека, в сердце которого побывало два дюйма стали, в этих словах мало экспрессии.
  - Будет экспрессия! Пусть только голова перестанет кружиться...
  На это понадобилось время. Как и на то, чтобы упорядочить сумбур и хаос, царивший в мыслях. Понимая это, голос, поддерживающий его, надолго исчез. Пока его не было, Милав привёл в порядок свои ощущения, и, когда настала очередь воспоминаний, почувствовал неодолимую преграду - что-то мешало ему.
  Вернулся голос.
  - Ты подавлен. В чём причина?
  - Во мне... Я не могу преодолеть внутренний барьер. Из-за этого все воспоминания перемешаны, точно бирюльки на столе - потяни одну, и все они рухнут...
  - Ты не догадываешься о причине?
  - Нет...
  - Всё дело в том, что сознание не хочет возвращать воспоминаний о моменте смерти.
  - Но как же...
  - Не спеши. Оно опасается, что одно это воспоминание может поставить тебя на грань, кото-рую ты с таким трудом преодолел.
  - И что мне делать?
  - Подождать. Время излечивает всё. В том числе и мысли о смерти, даже если эти мысли и были когда-то реальными событиями...
  Милав стал ждать. Его никто не торопил, не подгонял. Всё происходило удивительно плавно и ес-тественно. Обрывки воспоминаний сами собой складывались в целостную картину, словно имели вза-имное притяжение, способное преодолеть путаницу, царящую в голове. Это продолжалось долго. Сколько? Неизвестно. Время здесь текло иначе. Рывками - от дате к дате, от события к событию. На-стал миг, когда в голове мгновенно всё прояснилось - словно из-за многодневных туч выглянуло солнце и озарило самые тёмные и потаённые уголки сознания, веками скрывавшиеся в густом сумраке. Пелена спала. Милав вспомнил события своей жизни настолько ярко, что воспоминания показались реальностью, а реальность - воспоминаниями, поблёкшими от времени, и утратившими былую чёткость...
  
  ГЛАВА 2: Витторио Чезаротти
  
  Он увидел себя лежащим на нагретой солнцем палубе. Впрочем, слово "увидел" не совсем соот-ветствовало тому, что происходило с ним. Видеть глазами Милав не мог. Они закатились, и веки на-дёжно укрыли зрачки, в которых застыл немой укор: "За что?..". "Видеть" теперь он мог только кож-ным зрением, воспринимавшим тепло от любого предмета. Но было и ещё что-то... То, что с багрового вечернего неба равнодушно взирало на происходящее. Именно этот, непонятно откуда идущий взгляд, позволил Милаву увидеть то, что случилось, когда сердце росомона остановилось.
  Витторио выдернул шпагу из груди кузнеца, отшвырнул её от себя, словно она жгла ему руку. Он громко застонал и упал на колени перед Милавом. Плечи его тряслись, губы вздрагивали; он казался безумным.
  - Как я мог такое сделать! Как я мог убить того, кто спас меня! Будь, проклят чёрный колдун, ко-торый украл у меня душу!
  Витторио схватил Милава в объятия и стал баюкать его на руках, надеясь этим оживить товарища. Через миг Чезаротти встрепенулся, аккуратно положил Милава на доски палубы и стремительно кинул-ся к тюкам, которые они успели донести до лодки. Стал что-то лихорадочно искать, разбрасывая вещи и продолжая бессвязно бормотать. Наконец, нашёл то, что искал.
  Милав с удивлением узнал рубиновую склянку, данную ему Нагином-чернокнижником на тот случай, "когда и мать далеко и отец во сырой земле перину себе взбивает". Отбив горлышко эфесом шпаги, Витторио трясущимися руками вылил половину содержимого в рану на груди, а половину опрокинул на платок, который достал из своей куртки, затем этим же платком накрыл голову Милава. За суетой он не заметил, что лодку давно несёт по волнам, и что парус рвёт и хлещет о мачту.
  Витторио долго смотрел на тело Милава, лежавшее перед ним, и плавно покачивающееся в такт волнам. Потом громко прокричал бессвязные проклятья в грозовое небо. Заметив, что усиливающийся ветер угрожает опрокинуть лодку, он принялся убирать парус. Парус не давался. Тогда Чезаротти обру-бил такелаж широким мечём, оставленным в лодке кем-то из нападавших. После чего столкнул полот-нище в море и стал привязывать Милава к мачте.
  Он торопился, поэтому у него ничего не получалось. Наконец, закончив с Милавом, он поднялся на ноги и, шатаясь, побрёл к своей шпаге. Поднял. Внимательно оглядел, будто отыскивая на её бле-стящей поверхности ответ на мучивший его вопрос. Примерился, чтобы нанести самому себе смертель-ный укол. Но клинок оказался слишком длинным. Витторио швырнул его на палубу и переломил каблуком. Поднял короткую часть с эфесом. Широко расставив ноги, приготовился к встрече с клин-ком.
  Лица его Милав не видел. Но по судорожно вздымающейся груди можно было догадаться, что шаг этот дался Витторио нелегко. Лодку качало всё сильнее, и Чезаротти решился. Рука его подняла обломок шпаги, а грудь рванулось навстречу смерти...
  Налетевший шквал швырнул неуправляемую лодку на пенный гребень. Не удержавшийся на но-гах Витторио полетел на палубу. Шпага отскочила в сторону, а самого Чезаротти с хрустом ударило о надстройку на носу лодки. Витторио сник. Продолжавшая раскачиваться лодка заставила его тело покатиться к Милаву, надёжно привязанному к мачте. В этот миг налетел шквал столь сильный и яростный, что мачта с обрывками паруса не выдержала - с громим треском, потонувшим за рёвом волн, она переломилась, и верхушка её рухнула вниз, надёжно заклинившись в разбитой надстройке и обрывках такелажа. Милав с Витторио оказались погребены под обломками...
  - Витторио погиб?..
  - Жив-здоров. Мы нашли лодку рано утром. Шторм её основательно потрепал, но с вами ничего не случилось. Ты был в состоянии наджизни, а Витторио получил незначительные раны. Он поправился на третий день.
  - Третий день?.. Сколько же времени я у вас нахожусь?
  - Три недели.
  - Три недели?!
  - Чему ты удивляешься? "Наджизнь" - состояние удивительное. Оно ничему не подконтрольно.
  - Три недели... А как же мои друзья?..
  - Ты о Кальконисе и Ухоне?
  - Ну, да...
  - О них мы ничего не знаем.
  - Ты всё время говоришь "мы", - кто ты?
  - Помнишь встречу в лесу незадолго до вашего прибытия на побережье?
  - Да. Так вы - "черви Гомура"!
  - Ужасно видеть, какой смысл ты вкладываешь в это понятие. Между тем, оно означает всего лишь народ, ведущий свою историю от Гомура-великана, на заре времён заповедавшего своим потом-кам жить в гармонии с природой.
  - Но - "черви"...
  - Ни "черви", а - "черр ввио", то есть маленькие человечки, построившие Гомуру его первое жилище.
  - Невероятно!
  - Давай вернёмся к тебе. Ты хочешь поговорить с Витторио?
  - Он здесь!
  - Разумеется. С самого первого дня. Только тебе следует вначале потренировать свои голосовые связки. Сейчас они не готовы к общению.
  Сделав над собой усилие, Милав открыл глаза. Перед ним стоял человек, ничем не отличавшийся от тех таинственных лесных обитателей, которых он встретил почти месяц назад. Был он молод и вы-сок. Милав попытался сесть. Тело не послушалось. Пришлось повторять простое упражнение несколько раз. Собеседник молча наблюдал за ним, не делая попытки помочь. Милав вдруг подумал, а ведь он так и не спросил его имени.
  - Лооггос... - донёсся мысленный шёпот.
  Милав кивком головы поблагодарил своего спасителя, упорно продолжая попытки подняться. На десятый или двенадцатый раз удалось, однако ноги оказались слишком слабы и не удержали исхудав-шее тело. Милав со вздохом отчаянья опустился на своё ложе.
  - Я лучше посижу...
  Губы обметало горьковатым налётом, а в горле словно тёркой кто-то работал все последние дни. От этого слова получились хрустяще-корявыми, будто первый ледок на осенних лужах.
  - Твой голос намного грубее твоих мыслей!
  - Это пройдёт... - отмахнулся Милав. Вторая фраза прозвучала увереннее. Кузнец приободрился. - Трудно начинать всё с начала...
  - Уместнее будет сказать - "заново".
  - Не придирайся к словам...
  - У тебя и с остальным не лучше. Думаю, визит твоего бывшего товарища следует отложить.
  - Почему "бывшего"?
  - Ты хочешь сказать, что не смотря на все свои воспоминания, ты по-прежнему считаешь его своим товарищем?
  Милав на секунду задумался.
  - Я хотел бы считать его таковым... Но ты прав. Лучше подождать до завтра...
  
  ...ЗОВ!
  "...Бесконечно совершенство окружающего мира и бесконечны проявления облика совершенства. Каждый новый миг жизни может стать его началом. Так же, как и новая жизнь может начаться в любой миг. Но это не значит, что прошлое устарело. Разве можно помыслить, что жизнь устарела! Нет, - подобное возможно только в рамках собственных представлений человека, не стремящегося к Свету. Для остальных же такой вопрос не стоит, ибо любые устремления в обновлении мышления не-избежно ведут к новой жизни, в какой бы необычной форме она не проявлялась..."
  
  Ночь пролетела в одно мгновение. Милав поразился такой скоротечности. Что это - последствия болезни или приобретённая способность влиять на течение времени, в зависимости от эмоционального состояния? (Милав засыпал с чувством нетерпеливого ожидания встречи с Витторио, и время повино-валось ему?)
  Росомон мысленно позвал Лооггоса и немедленно получил ответ:
  - Ты уже готов к встрече?
  - Готов!
  - Тогда жди...
  Милав вдруг почувствовал, как неистово заколотилось его сердце. Пришлось приложить обе руки в груди, чтобы успокоить его бешеный ритм. Долго ждать не пришлось. Милав увидел посветлевший участок стены непонятного цвета и прямо на него шагнул Витторио. Но это был не тот весельчак и ба-лагур, что ещё месяц назад смешил росомонов, безжалостно коверкая и перевирая слова. Теперь это был худой человек с опущенными плечами и потухшим взором. Милав испытал сомнение: да он ли это? Встретившись глазами с Витторио, указал на скамью, стоявшую рядом с его ложем:
  - Садись.
  Чезаротти послушно сел. Руки его не находили места, да и весь он был, точно на иголках - вертел-ся, вздрагивал, шевелил ногами.
  - Расскажи всё, что сочтёшь нужным...
  Чезаротти потребовалось некоторое время, чтобы успокоиться и заговорить (голос его звучал не намного лучше, чем у Милава после пробуждения):
  - Перед тем, как последний раз я сбежал из замка, в надежде укрыться на перевале Девяти Лун, я попал на аудиенцию к чёрному магу. Беседа была недолгой и касалась планов подземных ходов. Черте-жей у меня тогда не было (по мере изготовления я отдавал их дожу Горчето), а рисовать копии отказал-ся. Чёрный маг быстро утратил ко мне интерес и на прощание предложил угоститься голубым некта-ром фторингов. Подобную редкость я вкушал лишь единожды, поэтому не отказался испытать это наслаждение ещё раз. А потом... потом очнулся в своих покоях с невероятной болью в голове. Подумал, что чёрный маг в отместку за мой отказ подсыпал что-то в вино. Но я не ожидал такой чу-довищной мести!.. После этого я сделал ещё одну попытку вырваться из клоаки зла, в которую превратился замок с приходом Ингаэля Пьянчуги. Но меня поймали. Дальше вы знаете...
  Витторио надолго замолчал. В своей истории он подошёл к самому трагическому моменту, и ему было нелегко продолжить.
  - Там... на берегу, я почувствовал что-то неладное. Было ощущение, будто скользкие холодные пальцы беззастенчиво ковыряются в моей голове. Я подумал, что это те странные лесные люди как-то влияют на меня. А потом, когда Кальконис с Ухоней ускакали, я перестал себя контролировать. Едва ты - Милав - ступил в воду, я уже знал - там засада. Поэтому, пока во мне оставались силы не подда-ваться чужому влиянию, я атаковал кормчего и поспешил к тебе. Но здесь моя воля мгновенно растаяла. Я осознал себя только после того... Ты лежал на палубе, и я понял, что убил тебя... Я вспомнил о том эликсире, который ты мне показывал. Нашёл его... Дальше... Дальше позволь мне не рассказывать...
  Витторио замолчал. Милав понял: никакими силами невозможно заставить его заговорить вновь. Прошла минута, кузнец почувствовал, что Витторио тяготится своим присутствием в этой комнате. Милав отпустил его. Витторио с благодарностью посмотрел на него и вышел.
  - Ну, как?
  - Представляю, как ему тяжело...
  - Ты ему веришь?
  - Абсолютно. Хотя...
  - Хотя?
  - Я никому не рассказывал об эликсире Нагина-чернокнижника. Даже Кальконису!
  - Это действительно странно...
  Через два дня Милав стал выходить на улицу. Понять поселение "червей Гомура" он так и не смог. Внутри их дома были обширны, светлы и удобны, а снаружи выглядели как земляные холмы с небольшой аккуратной полянкой перед входом. Чем они питаются (да и питаются ли вообще?) Милав не знал. Однако его самого регулярно кормили корнями и листьями неизвестного растения, иногда принося и другую пищу, более знакомую: орехи, грибы, ягоды. Самих же обитателей холмов Милав за трапезой никогда не видел. Мало того, более трёх обитателей одновременно в одном месте он за всё время пребывания у "молчащих" так и не встретил. Лооггос без сомнения знал о мыслях Милава, не научившегося в достаточной мере "закрываться", но ничего не объяснял.
  На вопрос кузнеца: "Почему?" - ответил:
  - В своей обычной жизни вы станете отвечать на каждое бормотание человека про себя?
  - Нет конечно! Но разве это одно и то же?
  - А разве нет?..
  С Витторио он больше не разговаривал, но не потому что не хотел этого, а потому, что Витторио сам избегал Милава, скрываясь каждый раз, как только кузнецу удавалось разыскать своего бывшего товарища. Понять Чезаротти было нетрудно. Витторио, являясь потомственным дворянином, был чело-веком чести, и то, что он совершил, было по его понятиям хуже смерти. Неясным оставалось одно: если он не хочет встречаться с Милавом, то почему не покинет "молчащих"?
  
  ГЛАВА 3: Встреча
  
  Вечером Милав по обыкновению беседовал с Лооггосом:
  - Время идёт мне на пользу. Я чувствую себя совершенно здоровым.
  - Ты хочешь поговорить о продолжении пути?
  - Да.
  - Я слушаю.
  - У меня есть несколько вопросов общего характера.
  - Буду рад ответить на них.
  - Это место, где мы находимся, и есть страна Гхотт?
  - Не совсем. Земля гхоттов лежит южнее.
  - Как далеко?
  - Несколько дней пути.
  - Мне по силам одному добраться туда?
  - Одному - нет!
  Милав задумался.
  - Едва ли Витторио согласится пойти со мной. Слишком напряжённо мы чувствуем себя в обще-стве друг друга.
  - Витторио не пойдёт.
  - Почему ты так говоришь?
  - Потому что з н а ю.
  - Тогда...
  - Тогда тебе стоит дождаться твоих товарищей.
  - Но как они найдут меня?
  - Найдут. Мы поможем...
  Через три дня спокойному житью "молчащих" пришёл конец (сами виноваты!), потому что Лоог-гос привёл пред ясные очи Милава Калькониса и Ухоню. Если сказать, что встреча была радостной, значит, ничего не сказать! Ухоня был в таком восторге, что облизал буквально всего кузнеца с ног до головы, заодно прихватив и Калькониса, который сам от радости едва не плакал. Лооггос вежливо уда-лился, оставив путешественников в одиночестве наслаждаться радостью встречи. В течение получаса они не выпускали друг друга из рук, спрашивая и отвечая одновременно. Наконец, первый бурный по-рыв прошёл, и они смогли говорить более сдержанно.
  - Три коромысла, одно ярмо и два дышла! - орал Ухоня благим матом. - Напарник! Да мы теперь всех на куски порвём! Никто не сможет остановить нас!
  Милав с удивлением смотрел на ухоноида:
  - Чего это ты так разошёлся?
  - "Чего", "чего"... - огрызнулся взбаламученный Ухоня. - А того, что похоронили мы тебя и тризну уже справили!
  - Как так!
  - Вот так! Видели те разбойнички, которых ты в лодке основательно помял, как Витторио - шака-лий выродок - проткнул тебя шпагой. Ну, попадись он мне!
  - Думаю, он попадётся тебе быстрее, чем ты думаешь...
  - Это ещё почему?
  - Он здесь.
  - Что?!
  - Только ты не кипятись, - попросил Милав, зная взрывной характер своего товарища. - Послушай в начале...
  Говорить пришлось долго. (Ухоня слишком эмоционально реагировал на события рассказа, и Ми-лав больше времени потратил на успокаивание ухоноида, чем на само повествование.)
  - Да-а, напарник, - протянул Ухоня. - Занесло нас троих в места поганые...
  - К нашему счастью, не все здешние обитатели так плохи. Поэтому не ругайся слишком громко, а то наши хозяева могут это принять на свой счёт.
  - Мне тот молчун, что нас сюда привёл, очень даже симпатичен! - ответил Ухоня. - Жаль, что он немой.
  - Он не немой, - возразил Милав. - Просто он никогда не говорит вслух.
  - Разве это не одно и то же?
  - Нет. Немой - это тот, кто не может говорить, а Лооггос - не хочет!
  - А-а, - отмахнулся Ухоня, - не вижу разницы! Ты лучше послушай, что с нами было!
  - Можно реплику? - спросил Милав.
  - Валяй, напарник, тебе всё можно!
  - Ты не против, если о ваших приключениях расскажет сэр Лионель?
  - С чего это?
  - Меня смущает твоя привычка всё происходящее немного преувеличивать.
  - Из-за такого пустяка ты лишаешь меня удовольствия рассказать всю правду о наших приклю-чениях? Да ты просто эгоист, напарник!
  - Не обзывайся.
  - Сам такой!
  - Ладно, говори.
  - С какой стати? Пусть Кальконис и рассказывает, если наступили такие страшные времена, что честнейшему из реликтовых ухоноидов никто не верит!
  - Верим, Ухоня, верим.
  - Да?
  - Да. Только ты не отвлекайся.
  - За мной не заржавеет!
  Рассказ Ухони получился занятным. Они с Кальконисом вернулись с полдороги (никаких мальчи-шек, разумеется, не нашли и решили дальше к городу не ехать). Лодки на берегу не оказалось. Как не оказалось ни Витторио, ни Милава. Кальконис предположил самое худшее: горгузы выследили их ком-панию, а когда они разделились, вероломно напали на оставшихся. И то ли пленили их, то ли погубили (отсутствие лодки говорило о самом страшном). Ухоня рвал и метал. Здесь как раз раненые разбойнич-ки подвернулись. Вид разъярённого ухоноида развязал язык всем, кто ещё был в состоянии связать два-три слова. Рассказу об убийстве Милава они не поверили, но скончавшийся на руках у Калькониса кормчий божился, что это так. С таким аргументом спорить было трудно. Два дня они оплакивали по-гибшего товарища. Затем нашли лодку и отправились на поиски Витторио, в надежде на справедливую месть. Так и мотались они три недели по всему побережью, выспрашивая всех о той печальной ночи. Никто пропавшей лодки не видел, как не видел и незнакомца по имени Витторио. Ухоня с Калькони-сом совсем было отчаялись, но им попался один смышлёный малый, посоветовавший найти тех, "кто живёт в холмах недалеко от берега, и которых никто никогда не видел". Ухоня смекнул, что это могут быть те, кто укрывает Витторио от справедливого возмездия. А вчера их нашёл "молчун", и вот они здесь!
  То ли Ухоня слишком волновался, то ли предварительная перепалка сыграла свою роль, однако ухоноид на удивление правдоподобно поведал о событиях, в которых Милав не принимал участия. Бы-ло непривычно слушать речь Ухони, которая не пересыпалась перлами восхваления себя самого. За это стоило ухоноида похвалить.
  - Судя по рассказу, - сказал Милав, хитро прищурив глаз, - вы довольно кисло проводили время. Ни стычек тебе, ни подвигов...
  - Да ты что, напарник! - возмутился Ухоня. - Да ты знаешь, что я один потопил три галеры!
  "Вот это уже знакомые речи!" - подумал Милав с теплотой в сердце и не стал перебивать Ухоню, которого словно прорвало.
  
  Больше двух дней гостеприимные хозяева холмов не смогли вытерпеть присутствия ухоноида. Не потому, что утратили интерес к спасённому им Милаву, а потому что Ухоня, не желавший, да и не имевший к этому никаких способностей, буквально похоронил "молчащих" под напластованиями своих мыслей, самые деликатные из которых звучали примерно так: "Тары-бары-растабары! Теперь-то уж точно этим гнусным гхоттам, преклоняющимся перед вселенской мразью по имени "Аваддон" не уйти от моего возмездия!". Ну, и дальше в том же духе! Причём, Ухоня в своих мыслях касался не только чёрного чародея с его недостойными приспешниками, но и самих "молчащих", характеризуя их подчас с самой нелицеприятной стороны.
  По этому поводу у Милава с Лооггосом состоялся весьма деликатный разговор:
  - Ваш товарищ Ухоня - своеобразная личность. Он вносит смятение в нашу мыслесферу свои-ми... это и мыслями не назовёшь!
  - Можете не объяснять, уважаемый Лооггос. Я дольше кого бы то ни было знаком с ухоноидом и прекрасно понимаю, о чём вы говорите. Я бы давно покинул ваш гостеприимный дом, но у нас нет ло-шадей.
  - В одном пешем переходе от наших холмов, вы встретите деревушку скотоводов. Там богатый выбор лошадей. Но...
  - Но?
  - Но вы должны знать одну вещь: на этом острове НИКТО не ездит верхом!
  - Я не совсем понимаю... Вы хотите сказать, на острове нет всадников?
  - Именно.
  - Зачем же тогда лошади!
  - Для передвижения. Но только в коляске, телеге, арбе, в общем, в чём угодно, только бы лошадь была во что-то запряжена.
  - Что за дикость! А если мы не послушаемся?
  - Воля ваша. Только скажите мне, что сделают на вашей родине с чужаком, который явится не-званым и сразу станет попирать самое для вас святое?
  - Думаю, ему недолго удалось бы заниматься святотатством... Но при чём здесь это?
  - Единственный закон на острове, который НИКОГДА и НИКЕМ не нарушался - это запрет на верховую езду.
  - Но почему?
  - Когда-то на заре мира этим островом владел великан Тогтогун. Это он из своей плоти и крови создал на безжизненных скалах и растения и животных. Потом сюда пришли люди. Тогтогун был не против своего соседства с родом людей и позволил им жить на острове. Но среди поселенцев был один - Лежень Задира, - который только тем и занимался, что надоедал добродушному великану, высмеи-вая его рост и неспособность иметь семью с человеческой женщиной. Тогтогун был терпелив и не об-ращал на насмешника внимания. Однако Лежень Задира не унимался. Однажды он вызвал Тогтогуна на состязание в беге, сказав ему при этом:
  "У тебя слишком длинные ноги - это ставит нас в неравные условия".
  "Чего ты хочешь?" - спросил великан.
  "Позволь мне воспользоваться ещё четырьмя запасными ногами, которые стоят у меня в хлеву".
  Тогтогун не усмотрел в этом никакого подвоха и согласился. На следующий день всё население острова собралось в условленном месте. Тогтогун долго смотрел на лошадь - такого диковинного жи-вотного он ещё не встречал.
  "Почему твои запасные ноги выступают вперёд и назад, да ещё и голову имеют?"
  "Ноги слишком тяжёлые. - Ответил коварный Задира. - Поэтому я попросил этого зверя помочь мне подержать их"
  Тогтогун ничего не сказал. Он всю свою жизнь прожил на острове один и не подозревал, что в мире существует ложь и коварство. Он поверил Задире. Состязание началось.
  Тогтогун сразу оставил соперника далеко позади. Но это было только начало соревнования. Они договорились, что победит тот, кто первым добежит до Великой Водной Глади.
  Весь первый день Тогтогун был впереди. На второй день он начал уставать и за его спиной пока-зался Лежень Задира. На третий день Задира весь день скакал рядом с Тогтогуном, а на рассвете по-следнего дня, когда вдали показались спокойные воды Великой Глади, Тогтогун понял, что проиграл - Лежень Задира был уже впереди, и его усталые четыре ноги искали отдыха в прибрежных водах.
  Тогтогун очень удивился подобной выносливости. Он едва добрел до лагуны, упал в воду и долго лежал там, не в силах поверить, что проиграл. А коварный Лежень Задира, свежий, словно после дол-гого сна, а не после многодневного бега, стал подтрунивать над Тогтогуном:
  "И ты считаешь себя самым сильным и выносливым? Ха-ха-ха! Да любой человеческий ребёнок может обогнать тебя!"
  Неведомое доселе чувство - гнев - обуял великана. Он с такой силой ударил огромными кулаками по земле, что поднялась большая волна и смыла Задиру с лошади. Только теперь понял Тогтогун, что его обманули. Гнев его был ужасен - люди еще долго не могли прийти в себя после этого. Лежня Задиру больше никто никогда не видел. Что произошло с ним, знает только Тогтогун. Но великан после всего случившегося обиделся на людей и навсегда ушёл в горы, оставив единственное табу - ни один всадник не должен топтать землю, которую он создал из своей плоти и крови. Иначе...
  - Но ведь это всего лишь легенда! - вскричал Милав.
  - Это не легенда - это наша ИСТОРИЯ!
  
  ГЛАВА 4: Бол-О-Бол
  
  - Напарник, ты не находишь, что мы выглядим в этом рыдване, как идиоты? - спрашивал Ухоня, с ненавистью оглядывая огромную неуклюжую повозку, которая тащилась по разбитой дождями до-роге, влекомая тройкой приземистых коняжек.
  - Отчего же, - возразил Кальконис. - По-моему, очень даже неплохо. На голову не капает, и с ночлегом проблем никаких.
  - О чём вы говорите! - не унимался ухоноид. - Мы тащимся со скоростью беременной черепахи!
  - Я не знаю, как ползают беременные черепахи, - подал голос Милав, - но кони нам достались самые лучшие.
  - Разве это кони? Это отъевшиеся коровы! Только посмотри на их ноги и брюхо! Это пародия на скакунов!
  - Скакунов нам никто не обещал, - зевнул Милав.
  - Я вижу, ты поверил во всю эту чушь о великане Тогтогуне! (Милав рассказал своим товарищам легенду от начала до конца, иначе ему трудно было объяснить, для чего им нужен тележный масто-донт.)
  - Ухоня, обычаи народа тебя приютившего нужно уважать, - тоном наставника произнёс Милав.
  - Э-хэ-хэ, - вдохнул огорчённый ухоноид, - измельчали вы...
  - Не измельчали, а поумнели. Кстати, тебе тоже не мешало бы.
  - Вот ещё! Сидеть рядом с вами и рассуждать, а что случится, если я сяду верхом на коня? Нет уж - увольте!
  Милав резко остановил повозку. Ухоня удивленно спросил:
  - Ты чего?
  - Слазь!
  - Да в чём дело?
  - Слазь и помоги мне!
  Милав спрыгнул в дорожную грязь, пошёл к лошадям. Ухоня последовал за ним, держась на безо-пасном расстоянии (кто знает, что выкинет человек, ходивший за ту сторону бытия и вернувшийся от-туда!).
  - Выпрягай! - приказал Милав.
  - Зачем?
  - Будем смотреть, что случится с тобой, когда ты сядешь на спину лошади.
  - Что я, подопытный кролик, что ли!..
  Милав не слушал Ухоню, заканчивая выпрягать лошадь.
  - Ты можешь не трудиться, - буркнул Ухоня, с тревогой поглядывая на действия товарища. - Не полезу я на это убожество лошадиной породы. Да на ней и седла нет!
  - Ничего, - успокоил товарища Милав. - Ты полегонечку потихонечку...
  Лошадь уже стояла перед Ухоней, опустив голову и испытующе поглядывая на потенциального седока.
  - Ну, чего же ты?.. - спросил Милав.
  - Да я...
  - Вот видишь, на словах легко храбриться! А на деле...
  - Ты думаешь, я испугался?
  - Ага.
  - Этого дохлого пони?
  - Ага.
  - Ты серьёзно?
  - Клянусь шестым коренным клыком третьего ряда второй пасти!
  - Ах, так!
  Ухоня вскочил на спину флегматичной лошадки и вонзил когти в её бока. Милав за секунду до этого предусмотрительно отошёл в сторону (сказки сказками, но и о себе не мешает позаботиться!). Кальконис встал во весь рост, внимательно наблюдая за разворачивающимися событиями. Казалось, сама природа замерла, ожидая, что же случится с тем, кто посмел нарушить великий запрет Тогтогуна? И... ничего не произошло! То есть, совсем ничего - ни гром не грянул, ни земля не разверзлась. Но са-мое поразительное - "дохлый пони" так с места и не сдвинулся! Ухоня тянул коняжку за гриву, поку-сывал за шею, царапал когтями бока - тщетно. Лошадка только шкурой подрагивала, словно надоедли-вых слепней отгоняла и... продолжала стоять, как вкопанная! Ухоноид окончательно выдохся. Ему пришлось уступить упорству "дохлой пони", предположив, что именно этот экземпляр лошадиного мира в будущем послужит родоначальником многочисленного племени самых упрямых животных - тех самые, что начинаются но "кругляшку" "О" и закачиваются "шалашиком" "Л"!
  - И что всё это значит?..
  Задав вопрос, Ухоня признался в своём полном поражении. Милав был озадачен не меньше ухо-ноида. Он вернул лошадку в упряжку, после чего уселся на место возничего.
  - Ты мне ничего не хочешь сказать? - накинулся на него Ухоня.
  - А что я должен говорить? Не я же катался на этом арабском скакуне, а ты! Вот и поделись с друзьями своими впечатлениями!
  Ухоня не ответил. Он обиженно засопел и уполз в дальний угол, в раздражении откусывая от борта повозки здоровенные куски древесины. Некоторое время в повозке стоял только хруст перемалы-ваемых ухоноидом щепок. Тягостное молчание нарушил Кальконис:
  - Ухонин опыт оказался показательным.
  - Это чем же? - осведомился ухоноид, перестав на время разрушать их "дом на колёсах".
  - Тем, что легенда о Тогтогуне могла действительно иметь место.
  - О чём вы говорите? - возразил Ухоня. - Лошадь даже с места не сдвинулась!
  - Вот именно - не сдвинулась! - сэр Лионель сделал ударение на последнее слово.
  - И что с того?
  - Мы все подсознательно ожидали чего-то сверхъестественного: извержения вулкана или воскре-шения Тогтогуна, хотя и не верили в это. А в действительности всё оказалось намного загадочнее. Ло-шадь просто не сдвинулась с места, тем самым, подтвердив действенность запрета.
  - Да. Но почему она не сдвинулась с места? - спросил Милав.
  - Трудно сказать. Быть может, эта порода лошадей специально выведена и не умеет ничего друго-го, как только тянуть за собой повозку.
  - Не очень-то убедительно! - фыркнул Ухоня, успевший окончательно успокоиться (теперь "дому на колёсах" полное разрушение не грозило).
  - Предложите что-нибудь получше, - пожал плечами сэр Лионель.
  - Запросто! Ваша теория о специально выведенной породе лошадей и яйца выеденного не стоит! Кто мешал жителям завезти с континента нормальных лошадей?
  - Вот именно, - кто?
  Ухоня ответить не успел. Впереди послышался голос, и все увидели повозку, перегородившую до-рогу. Сломанное колесо лежало в жирной грязи, а возле него кто-то копошился.
  - У аборигена и спросим! - обрадовался Ухоня и поспешил к выходу.
  Милав удержал его:
  - Ты своим обличьем едва ли его обрадуешь. Пойду я.
  Милав осторожно слез со скамьи, оскальзываясь в колдобинах направился к незнакомцу. Тот заме-тил подъехавшую повозку и теперь стоял у колеса, дожидаясь Милава. Кузнец остановился на некото-ром удалении. Поднял руки в знак того, что у него нет оружия. Незнакомец молчал. Милав прошёл ещё несколько шагов и встретился с ним взглядом.
  
  "Бол-О-Бол из племени болоболов, - равнинный карлик низшего разряда. Молод, горяч, в меру воло-сат и в меру съедобен. Перешагнул рубеж предварительной зрелости (то есть достаточно созрел для того, чтобы усладить вкусы равнинных карликов второго разряда). Занимается исключительно изво-зом (не гнушается и "левых" рейсов). Живёт в повозке. Обидчив. Горд - смачно плюёт на всех, кто ниже его ростом. Грамоте не обучен, с человеческой речью не знаком"
  
  Милав продолжал идти, не выпуская Бол-О-Бола из виду. Росомон был уже совсем близко, когда с удивлением заметил, что возле колеса никого нет. Милав подошёл к повозке, завалившейся на бок, ог-ляделся. Карлика нигде не было. Кузнец напряг слух и...
  Кто-то стоял за его спиной. Милав резко обернулся, успев заметить, как маленькая волосатая ру-чонка схватила ножны Поющего, пытаясь их сорвать. Попытка оказалась для Бол-О-Бола роковой. Ми-лав схватил его руку и сжал так, что окрестности огласились воплем. Кузнец поднял вопящего Бол-О-Бола в воздух, поднёс к лицу и ещё раз заглянул в маленькие поросячьи глазки, бегающие, словно ртут-ные шарики.
  - Значит, говорить ты не умеешь? - тихо прошептал Милав. - Тогда мы поступим по-другому...
  Он поставил карлика на землю и обхватил его голову двумя руками. Напрягся, стараясь преодо-леть завесу мутных мыслей Бол-О-Бола. Довольно скоро обнаружил что-то интересное... Сквозь муть рвущихся и расползающихся, словно гнилая дерюга мыслей карлика, проступили яркие и чёткие об-рывки воспоминаний. Милав устремился к ним, успев впитать многое, прежде чем они вновь погрузи-лись в молочный туман тупой рассеянности Бол-О-Бола:
  "...Их всего трое - двое мужчин и зверь, похожий на горного тарлика... обмануть трудно... если они смогли добраться до острова, и их не остановили гаргузы, у нас... сколько можно говорить об од-ном и том же! Теперь только ты... перестань хныкать! Твоё дело забрать то, что висит у одного из них на поясе... нет, убивать их нельзя, мы ещё..."
  Милав убрал руки, и толкнул Бол-О-Бола в объятия подошедшего Калькониса. Ухоня был тут же. Его глаза спрашивали: "Напарник, есть что-то интересное?..".
  
  ГЛАВА 5: Налегай, браты!
  
  Карлика связали и бросили в дальний угол повозки.
  Кальконис вопросительно посмотрел на Милава:
  - Что сказал коротышка-абориген?
  - Ничего не сказал, только вспомнил. За нами пристально наблюдают...
  - Тоже мне, новость! - воскликнул Ухоня. - Да я на каждом привале следы обнаруживаю!
  - И ты молчал?..
  - А чего? У вас тоже глаза не на затылке!
  
  Вечером прибыли в крупное поселение. На общем голосовании решили посетить местную досто-примечательность - харчевню, чтобы себя показать, да на людей поглазеть (которым есть что растре-пать по пьяному делу). Расположились поближе к выходу (храбрец не тот, кто никогда не отступает, а тот, кто отступает согласно плану!). Посетителей в комнате оказалось достаточно, чтобы не вызвать излишнего интереса к своим персонам. Ухоня, как обычно с ним бывает в состоянии невидимости, ворчал на "звериный голод" и "вопиющую дискриминацию". Милав не обращал внимания на привычное нытьё своего товарища, прислушиваясь к разговорам. Говорили о чём угодно: о плохой погоде в этой части острова, о том, что какой-то Герчиог нашёл останки коня самого Лежня Задиры, о прошлогоднем состязании на парусных лодках. В общем, о чём угодно, только не о том, что могло заинтересовать Милава.
  Кузнец увеличил дальность восприятия звуков и заинтересовался одним разговором. Судя по ко-личеству говоривших, это были те трое крепких мужчин, что сидели в самом дальнем конце харчевни. Милав напряг слух, чтобы ничего не упустить из разговора, привлёкшего его внимание словом "росо-мон":
  - ...да я сам от него слышал!
  - Ага! От Лингуста Длинный Язык!
  - Ну и пусть длинный! Его прозвали так вовсе не за враньё, а за то, что он поговорить любит!
  - И что же рассказал Лингуст Длинный Язык?
  - Он говорил это не только мне. Там ещё много погонщиков было. Так что если ты мне не ве-ришь, можешь у них спросить!
  - Ладно, не заводись. Рассказывай дальше.
  - Ты о росомонах что-нибудь слышал?
  - Это те, у которых поголовье медведей больше, чем население самой страны?
  - Именно.
  - И что у них там вечная зима?
  - Точно! Так вот, отряд этих самых росомонов отправился по каким-то надобностям к своим сосе-дям - полионам. А те - не будь дураки - не захотели с дремучими росомонами знаться, потому как по-лионы - народ тонкий, просвещённый. А что росомоны? Тунгусы дикие, да варвары необразованные. Так вот эти самые росомоны решили отомстить полионам страшной местью. Взяли и сожгли целое по-селение со всеми обитателями.
  - Да неужто со всеми?..
  - Так Лингуст Длинный Язык говорил! Слушай дальше. Нашёлся среди полионов мальчишка один, решивший отомстить за гибель своего поселения. Прибился он к доверчивым росомонам, да и завёл их в болота непроходимые, топи бездонные. А выход из ловушки был один. И когда росомоны захотели вернуться, там их целое войско полионов поджидало.
  - И что?..
  - Порубили всех росомонов!
  - А мальчишка этот?
  - Сбежал. Как только завёл росомонов в гибельное место, так тропкой тайной и ушёл!
  - Ой, молодец!
  Милав с трудом верил услышанному. Он с такой силой вцепился в столешницу, что под его пальцам захрустело толстое дерево и мелкой крошкой посыпалось на земляной пол. Кузнец этого не видел, потому что искал следы того, о чём говорили в дальнем конце харчевни. Он искал их недолго. Желание увидеть то, о чём он услышал, было так велико, что событие это, в конце концов, накатилось на него собственным воспоминанием и поразило невероятной достоверностью. То, что он видел, не могло быть просто образами, возникшими в результате разговора, - это было реальное событие...
  
  - Где Стозар? - спросил Вышата, оглядывая необъятную болотную топь.
  - Здесь был только что, - ответил сотник Корзун. - Позвать его?
  - Позови...
  Вышата продолжал осматривать унылую панораму болота, тянущегося до самого горизонта. Глу-боко в душе зашевелилась тонкая игла подозрения. Она стала покалывать сердце, заставляя его трепе-тать и сжиматься. Тысяцкий не хотел поддаваться этому чувству, но и глазам своим он не верить не мог. Его отряд стоял посреди обширных топей. Дороги дальше не было. Только зыбкая почва, пред-ставлявшая собой не что иное, как небольшой слой мха и травы, под которыми были глубины, сопоста-вимые с океанской бездной.
  Вернулся сотник Корзун. Говорить он не решался.
  - Ну?.. - спросил Вышата.
  - Мальца нигде нет...
  - Кто видел его последним?
  - Да я и видел... - в замешательстве ответил сотник. - Было это недавно, а потом он куда-то отлу-чился и... нет его!
  Вышата всё ещё не мог поверить в случившееся. Память услужливо преподнесла слова Милава перед их расставанием: "...не доверяй слишком Стозару-найдёнышу...".
  "Выходит, Милав был прав, - подумал Вышата, - а я оказался так слеп, что позволил заманить се-бя в ловушку?.. Ничего, ещё не вечер! Ловушку можно превратить в хороший капкан для самого охот-ника, если подойти к этому делу с умом..."
  - Корзун!
  - Да.
  - Возвращаемся! Позови ко мне Ромулку по прозвищу "стрела".
  Сотник умчался в конец колонны. Вышата последовал за ним.
  Росомонам не хватило совсем немного времени, чтобы перестроиться в боевой порядок. Шли они походным маршем, и весь обоз оказался позади. Поэтому основной удар противника пришёлся именно на него, что привело к суматохе, вследствие которой пять десятков личной гвардии тысяцкого оказа-лись отрезанными от второй половины отряда, которая приняла неравный бой. Что за противник напал на них, Вышата не знал. Слыша звуки боя, он приказал сталкивать телеги в болото. На это ушло не-сколько драгоценных минут, давших противникам преимущество - они смяли росомонов и устре-мились вперёд. Но к этому времени почти все телеги обоза оказались сброшенными, и гвардия во главе с тысяцким с такой силой врубились в неплотный строй нападавших, что отбросила их на старые пози-ции.
  - Налегай, браты! - ревел тысяцкий, сокрушая противников двуручным мечом. - Не позволим ко-варным иудам топтать честь росомонов!
  И росомоны "налегали"! Дорога на болоте была узкой, едва две телеги разъедутся, поэтому наход-чивые воины валили поверженных врагов по обе стороны и так - по их телам - продолжали идти впе-рёд, сминая поредевший строй противника.
  Неожиданно в бое возникла пауза.
  - Где сотник? - спросил Вышата, вытирая взмокшее чело.
  - Отвоевался Корзун...
  - Замила-слухача ко мне!
  - Здесь я, тысяцкий!
  - Что скажешь, много ли ворога перед нами?
  - Много. Сотен пять или шесть...
  - Эхма! Ну, что ж, браты, видно не увидеть нам больше землицы родимой! Так не посрамим пред-ков славных! Да не покажем врагу подлому спины своей! И помните, други, того, кто смерть не в лицо примет, а в спину, - на том свете сыщу!
  И захохотал во всё горло так, что враги замерли, а некоторые из них в страхе попятились. Вышата сорвал располовиненный страшным ударом шлём и крикнул остаткам своей рати:
  - Покуражимся напоследок! Прощайте, други! Авось, свидимся в вотчине предков...
  Вышата понимал, потеряв половину отряда, при соотношении сил один к десяти, зажатые с двух сторон болотом, не стоит обольщать себя надеждой на победу. Но он хотел сделать так, чтобы победа неведомого врага, напавшего по предательски в спину, оказалась для него горше поражения. Росомоны навалились - противник дрогнул и побежал. Вышата, чувствуя, что товарищи его верные с ним рядом, кинулся вослед убегавшим, обуреваемый только одной мыслью: забрать с собой как можно больше во-рогов. Поэтому и нёсся вперёд, коля, рубя, топча, сокрушая противников, пока не заметил далеко впе-реди стройные ряды лучников.
  "Вот и всё! - подумал он с грустью, увидев, как целое облако стрел взвилось в воздух и полетело на росомонов. - Выходит, прав оказался Милав-кузнец - не стоило доверять найдёнышу..."
  Стрелы валили всех без разбора - коней, росомонов, врагов...
  
  ГЛАВА 6: Дважды круглый сирота
  
  ...Милав осознал себя стоящим в дымной харчевне с остановившимся сердцем и остекленевшими глазами, безумно глядевшими перед собой. Кальконис стоял рядом и тревожно спрашивал:
  - Что? Что случилось?..
  - Вышата... - выдохнул Милав. - Стозар-найдёныш предал росомонов... Они все погибли...
  Милав послал мысленный образ битвы Кальконису с Ухоней. Они смогли увидеть то же самое, только в менее реалистичной форме.
  - Как же так... - простонал Ухоня, и Милав почувствовал, как ухоноид обвился вокруг его дро-жащего тела.
  В этот миг чей-то грубый голос произнёс:
  - Собаке - собачья смерть! Наш хозяин обещал за каждого убитого росомона по коню!
  По телу Милава словно судорога прошла. Он шагнул к говорившему и, глядя ему прямо в глаза, произнёс:
  - Я - росомон! Попробуй заработать себе скакуна!
  Дальше началось невообразимое. Милав не стал доставать Поющий Сэйен, потому что рассчиты-вал только на свою первобытную жестокость, почерпнутую им в недрах владений Хозяйки медной го-ры. Ухоня, вернувший себе излюбленный тигриный облик, и вдруг помрачневший Кальконис разделяли чувства Милава. Поэтому через полчаса от захудалого строения практически ничего не осталось. Те, кому посчастливилось удрать из харчевни до того, как Милав приступил к её полному уничтожению, потом со страхом в глазах и дрожью в голосе рассказывали всем желающим, будто "сам великан Тогтогун проснулся от тысячелетнего сна и обрушил на людей свой давний гнев". Так уж вышло, что Милав, Кальконис и Ухоня, сами мало верящие в давнюю легенду, стали виновниками возрождения древнего культа Тогтогуна. Согласной новой интерпретации старинного эпоса, Тогтогун разорвал своё тело на две части, превратив каждую из них в человека. А конь, некогда явившийся причиной проклятья человеческого рода, принял обличье ужасного зверя, подобного которому на острове никогда не водилось ...
  
  ...ЗОВ!
  "...Всегда ли мы задумываемся над тем, что нас окружает? Вопрос не праздный, ибо подразуме-вает, что любое знакомое явление может неожиданным образом открыться с совершенно новой, не-обычной стороны. Не секрет, что музыка, цвет, запах могут влиять на эмоциональное состояние че-ловека; тёмные цвета всегда угнетают, а весёлая музыка насыщает душу радостью. А аромат? Как он воздействует на человека, будучи квинтэссенцией всех природных процессов, протекающих в цвет-ке? К сожалению, на это мало обращают внимание, как и на то, что зачастую самому главному явле-нию уделяется самое малое внимание..."
  
  История повторяется. Как когда-то слава врачевателя и целителя помогла Аваддону оказаться у одра удельного князя Годомысла, так и молва, покатившаяся по стране Гхотт после разгрома харчевни, довольно своеобразно помогла путешественникам. Автохтоны - местные жители - действительно поверили в то, что Милав, Ухоня и Кальконис - это восставший от тысячелетнего сна великан Тогтогун, решивший расквитаться с людьми за свои старые обиды. Поэтому перепуганные жители вели себя соответственно: за весь долгий путь до границы с гхоттами, росомоны (да простит меня сэр Лионель де Кальконис, что и его пришлось причислить к столь славному племени!) не встретили ни одной повозки, ни одного путника. Если на дороге оказывалось какое-либо поселение, то "наследники Тогтогуна" не находили в нём ни одного жителя. Приходилось на поиски "языка" отправлять Ухоню, который от предвкушения подобной охоты яростно бил себя хвостом по бокам. Подобные "вылазки" ухоноида не остались без внимания автохтонов, неведомым образом знавших буквально всё о каждом шаге путешественников. И слухи - ещё более ужасные, чем прежде - растекались по долам и весям. Все шёпотом произносили - конь Тогтогуна вышел на охоту! Ухоня цвёл и млел от такого внимания к собственной персоне, составляя план хитроумной охоты на пугливых туземцев. Так что достигли они заветной страны Гхотт, имея позади себя многие и многие дневные переходы, а впереди - славу великана Тогтогуна, возжелавшего получить старые долги...
  Однообразие способа передвижения помогало плавной мыслительной работе. У Милава оказалось достаточно времени, чтобы подумать и о Витторио Чезаротти (почему он ушёл от "молчащих" на сле-дующий день после прихода Калькониса и Ухони, так и не попрощавшись ни с кем?). И об Аваддоне (что известно чёрному магу, и почему он не предпринимает активных попыток уничтожить назойливых росомонов?). И о трагической гибели отряда Вышаты (почему, ну, почему тысяцкий не послушался моего совета?!).
  Вопросов было много. Даже слишком. С ответами было сложнее...
  
  ...В узкие высокие окна, закрытые яркими цветными витражами вливалось солнце. Его лучики, окрашенные в самые разные цвета (в зависимости от того, через стекло какого цвета лучик проникал в комнату) играли на толстом дорогом ковре, занимавшем весь пол светлицы. Милав сидел на маленькой резной скамеечке, с интересом рассматривая игрушечный меч, подаренный ему отцом. Меч был почти настоящий. Для него изготовили даже специальные ножны с серебряной инкрустацией. Милав гладил отполированное, тёплое на ощупь лезвие и тихо млел от восторга. Теперь-то уж точно никто не посмеет называть его ребёнком! Ведь ему целых пять лет и у него есть свой меч! В светлице он был не один. Напротив сидела немолодая женщина с рукоделием в руках. Она что-то вышивала бисером, а проказники-лучики, удрав от опеки матушки-солнышка, так и резвились в разноцветном стеклярусе, озаряя янтарные бревенчатые стены яркими сполохами. Некоторые из них падали на глазу Милаву, и он смешно морщился, отгоняя их руками.
  "Бабушка! - позвал он громко. - Скажи своим солнечным зайчикам, чтобы они не мешали мне. А то я порублю их в капусту!"
  Женщина оторвалась от работы и подняла на внука задумчивый взор.
  "Ну, что ты дурачок, - сказала она с нежностью, - разве можно поймать солнечный зайчик? Этого никто не может!.."
  "Нет, бабушка, я могу, потому что я..."
  
  Милав понял - кто-то безжалостно его трясёт.
  - Что! - встрепенулся он. - А, это ты, Ухоня... - Потянулся всем телом, сел. - Чего тебе?
  - Пока вы с Кальконисом дрыхните, словно вокруг не земля гхоттов, а надёжные стены острога Выпь, я зорко охраняю ваш покой. И если бы не моя бдительность...
  - И что предотвратила твоя бдительность? - Милав был огорчён тем, что ухоноида угораздило разбудить его именно в тот момент, когда он почти узнал своё прошлое.
  - Ночью опять кто-то ходил вокруг повозки.
  - Лошади целы?
  - Да целы. Кто позарится на такое добро!
  - Если ты разбудил меня только для этого...
  - Не ворчи, - обиделся Ухоня, - лучше на следы глянь!
  Милав вздохнул - теперь уже не уснуть. Придётся тащиться вместе с Ухоней к его находке. Недо-вольство Милава сразу же улетучилось, едва он взглянул на следы. Это было что-то необычное: узкие глубокие полосы изрезали всё пространство вокруг повозки и трёх лошадей, привязанных тут же. Складывалось впечатление, будто всю ночь вокруг их бивака ползала тонкая, но невероятно массивная змея. Столь массивная, что смогла продавить твёрдый грунт! При ближайшем осмотре выяснилось, что стенки борозд, оставленных неведомым существом покрыты жёлтой пахучей слизью. Милав протянул тягучее вещество Ухоне (не зря же он когда-то слизь болотных нагльбааров пробовал!), но Ухоня с отвращением замотал головой.
  - Сам пробуй! - огрызнулся он.
  Милав пробовать ничего не стал. Он вытер руки о траву и вернулся к повозке.
  - Впечатляет? - спросил Ухоня таким тоном, словно сам всю ночь ползал вокруг, ковыряя землю и растирая по ней всякую гадость.
  - Есть немного... - неопределённо ответил кузнец.
  До обеда Милав был молчалив и задумчив. Его одолевали мысли о прерванном сне. (Если бы Ухо-ня подождал хоть немного!) И о странных следах, обнаруженных утром. (Что это? Новая разновидность монстров, порождённых буйной фантазией чёрного мага? Или же что-то другое, не имеющее к Аваддо-ну никакого отношения?) Было и ещё одно. Милав думал над этим с тех пор, как они покинули холмы "молчащих". После сегодняшнего сна он решился и теперь искал удобного момента поговорить с Каль-конисом. Его товарищи молчали, рассеянно поглядывая на однообразную панораму. Пришлось Милаву начать разговор издалека.
  - Сэр Лионель? - позвал он.
  - Да, - сразу откликнулся Кальконис.
  - У меня к вам... - Милав замялся, - деликатный разговор.
  - Я весь внимания.
  - Вы помните слова Тур Орога в остроге Выпь, перед тем, как мы покинули вотчину Годомысла?
  Кальконис сразу насторожился. Милав почувствовал повисшее в воздухе напряжение.
  - Д-да, конечно... - глухо выдавил Кальконис.
  - Так вот, согласно нашему устному договору, я считаю, что вы, порученное вам дело выполнили. И выполнили блестяще.
  - Я не совсем...
  - Поэтому, - перебил кузнец, - я хочу объявить вам - вы свободны!
  - Вы... вы отпускаете меня?..
  - Да, сэр Лионель. Я благодарю вас за помощь в пути. За вашу верность и терпение. На ближай-шем привале можете забрать лошадь и пешком - уж не обессудьте, повозку дать не могу - возвращай-тесь к "молчащим". Они помогут вам преодолеть Великую Водную Гладь. Драгоценности, что у вас есть, можете забрать себе. Думаю, их окажется достаточно, чтобы в дороге домой вы ни в чём не нуж-дались. Вот такой у меня к вам деликатный разговор.
  Кальконис молчал долго. Подозрительно долго для человека, которому позволили вернуться на родину.
  - Значит... вы прогоняете меня?..
  Милав удивлённо посмотрел на него.
  - С чего вы взяли! - изумился он.
  - Я знаю... вы не доверяете мне... Особенно теперь, когда Аваддон так близко. Вы думаете, я пре-дам вас в самый напряжённый момент... Но это не так!
  - Не говорите ерунды, сэр Лионель! Я отпускаю вас только потому, что вы выполнили наказ вое-воды Тур Орога и довели нас до земли Аваддона. Теперь мы с Ухоней не потеряемся. А завёл я этот разговор именно сейчас потому, что за нами остались относительно спокойные земли, и вы без труда сможете в одиночку вернуться на побережье. Никакого другого умысла в моих словах не было.
  Кальконис вновь надолго замолчал. Потом заговорил неуверенным голосом:
  - А если я попрошу вас оставить меня с вами?..
  - Вы не хотите уходить?
  - Нет.
  - Но почему?
  - Видите ли... - Кальконис нервно перебирал пальцами, глядя себе под ноги. - Вы не всё обо мне знаете... Мне... Мне некуда идти. У меня нет дома...
  - Как же так!..
  - Я сирота, уважаемый Милав. Круглый, можно даже сказать, дважды круглый сирота, потому что не помню ни родителей, ни своей родины...
  - Дела-а-а... - протянул Ухоня.
  Милав ответил не сразу.
  - Вы вольны в своём выборе, - наконец, произнёс он. - Моё предложение остаётся в силе. Хотите - оставайтесь, хотите - можете идти. Теперь вы свободный человек!
  - Спасибо, Милав... - Кальконис заморгал глазами, едва сдерживая себя. - Спасибо, Ухоня... Бла-годарю вас... друзья!
  
  ГЛАВА 7: А где наши кони?
  
  Ближе к вечеру произошло ещё одно странное событие, которое вместе с тем, которое приключи-лось утром, свидетельствовало о возрастающем интересе неведомого противника к росомонам. Милав, Кальконис и Ухоня, не торопясь ехали по широкой дороге, по обе стороны от которой росли редкие деревья. В тот момент, когда неуклюжая повозка оказалась недалеко от одного из них, все услышали негромкий сдавленный стон. Прислушались, но никаких звуков уловить не смогли.
  Милав решил осмотреться. При обследовании ближайшего дерева он совместно с Кальконисом и Ухоней обнаружили тело. Стоял человек у огромного дерева, названия которого Милав не знал. Чело-век оказался укрыт большими обломками коры настолько искусно, что можно было пройти рядом, не заметив его. Росомоны, быть может, и прошли бы мимо, если бы не его стоны. По ним они и нашли несчастного. А когда нашли, то крайне удивились. Бедняга стоял почти полностью скрытый корой и уже не стонал. Стрела, выпущенная сильной рукой, пригвоздила его к дереву, словно булавка муху.
  Милав осторожно поднял голову умирающего. Заглянул в его глаза...
  
  "Тир Домас - наёмник и убийца. В гильдии Тёмных Воинов занимает высокий пост наставника. Как профессионал не имеет себе равных. С одинаковым мастерством владеет всеми видами оружия. Холост. Детей нет. Дома нет. Жены нет. Вообще ничего нет, кроме злобы и ненависти ко всем лю-дям. Склонен к самоубийству"
  
  - Едва ли это было самоубийство... - пробормотал Милав, выдёргивая стрелу.
  Тело наёмника, лишившись опоры, мягко сползло в невысокую траву. Тир Домас уже не стонал. Он умер.
  - Завтра утром все будут знать, что появились новые жертвы Тогтогуна, - сказал Ухоня.
  - В этом нет большой беды, - произнёс Милав, разглядывая тело. - Вопрос в другом: кто тот бла-годетель, лишивший нас удовольствия пообщаться с самим наставником наёмных убийц?
  - Может, наш тайный поклонник? - осклабился Ухоня.
  - Нет, здесь что-то другое...
  - А если это дело рук "молчащих"? - предположил Кальконис. - Вспомните! - Он начал загибать пальцы: - Сначала из нашей повозки исчез карлик Бол-О-Бол, хотя сам он освободиться не мог. Потом множество следов вокруг нашего бивака, причём вполне человеческих, а не звериных. А теперь - мёрт-вое тело!
  - Нет. - Милав был не согласен с мнением сэра Лионеля. - Это не могут быть "молчащие". Они вообще не интересуются жизнью за пределами своих холмов.
  - Тогда кто?..
  Ехали да самой темноты. Помня о коварном наёмнике и его способности к истреблению человече-ских жизней, а так же о том, что он едва ли был один, при свете костра рубили упругие ветви колючего кустарника и плели из них своеобразные маты, которыми заставили внутреннее пространство крытой коровьими шкурами повозки. Работали долго, до тех пор, пока их "дом на колёсах" не принял вид передвижной крепости. После этого улеглись спать весьма довольные собой.
  
  ...ЗОВ!
  "... Не забывай древних пророчеств, ибо сказано: "Когда всё затемнится, тогда люди возомнят, что им всё дозволено". Опасайся подобной самонадеянности, потому что она уводит людей в темно-ту, а тьма творит из них безумцев. Дерзание способно помочь каждому, но грань между безумием и дерзанием невероятно тонка. Помни об этом! Потому что ошибившись тропой и ступив на путь бе-зумия, ты едва ли найдёшь в себе силы вернуться к мудрому дерзанию - трудно выбраться со дна без-донного колодца, стены которого скользки и гладки, а пальцы путника уже давно до крови истёрты о камень предыдущих блужданий по лабиринтам сознания..."
  
  И вновь виновником пробуждения оказался Ухоня. Сегодня его необузданная энергия носила ещё более неорганизованный характер. Милав это понял по тем бессвязным фразам, что ворвались в его сознание, похоронив надежду поспать подольше.
  - Опять!.. - громко возмущался Ухоня за стенами их импровизированной крепости. - Ну, сколько это может продолжаться! - Послышался ощутимый удар по повозке. - Кто теперь потащит этот гроб на колёсах?..
  Новый удар заставил Милава окончательно проснуться. Сэр Лионель тоже удивлённый не меньше кузнеца, прислушивался к проклятиям ухоноида.
  - Что это с ним? - спросил он.
  Очередной удар по повозке вынудил Милава и Калькониса поторопиться с выяснением причины плохого настроения Ухони. Они отодвинули мат, так удачно изготовленный прошлой ночью. Выглянули наружу. Ухоня, заметив их заспанные физиономии, разразился фонтаном возмущения:
  - Нет! Вы только посмотрите на них! - почти кричал он, огромными когтями царапая землю. - Проспали! Всё проспали! И как это только вас самих никто не утащил?
  Милав устало зевнул:
  - Если ты перестанешь вопить, как испуганный кролик, и объяснишь причину твоего плохого на-строения, то мы повозмущаемся вместе с тобой.
  - Плохое настроение! - возопил ухоноид. - Да вы сначала вылезьте из повозки!
  Милав понял, что объяснений не будет и, поёживаясь от утренней свежести, полез наружу. То, что он увидел (а точнее - не увидел!) сильно озадачило кузнеца: их добрых, хотя и весьма неказистых на вид лошадок, на привычном месте не оказалось. Вместо них лежали два тела, по оружию и одежде ко-торых Милав смог определить - это соратники вчерашней жертвы неизвестного покровителя.
  - А где наши кони? - удивился Кальконис.
  Лучше бы он этого не спрашивал!
  - О! Так вы, сэр Лионель, наконец-то соизволили заметить, что их нет?
  Голос Ухони являл собой настоящую трепещущую язву!
  - Конечно, заметил, - ответил Милав вместо Калькониса. - Как и тех двух вояк, которые разлег-лись на траве, будто решили немного вздремнуть прохладным утром, когда зуб на зуб не попадает и хочется поскорее выпить чего-нибудь горяченького.
  - Тогда я умываю руки...
  - Ты хотел сказать - лапы?
  - Не придирайся к словам!
  - И в мыслях не было.
  - Милав!
  - Ухоня!
  - Друзья мои, стоит ли так распаляться? - подал голос сэр Лионель. - Давайте спокойно всё обсу-дим.
  - Ага! Давайте будем болтать, а наших лошадей тем временем уводят в неизвестном направлении!
  - Кстати, Ухоня, - сказал Милав, успевший всё осмотреть и обдумать непростую ситуацию. - Мне показалось, или ты на самом деле думаешь, что это мы с Кальконисом проспали лошадей?
  - А кто же ещё!
  - А как же ты - знаменитый "реликтовый ухоноид, который никогда не спит"?
  - Я... - Ухоня задумался. - Я... - Решение было где-то рядом, и он ждал его. Ага! Вот оно: - Так я же и обнаружил пропажу!
  - Веская причина валить всё на нас с Кальконисом.
  Это был первый день за всю их долгую эпопею, когда всю поклажу пришлось нести на себе. Ми-лав взвалил на себя добрую половину всех вещей. Кальконису тоже досталась увесистая ноша. Даже на Ухоню, несмотря на все его возражения, привязали кое-что из того, что жалко было оставлять в повоз-ке. Перед уходом Милав оглянулся на "дом на колёсах" и усмехнулся.
  - Ты чего? - спросил Ухоня.
  - Забавно вышло: мы вчера столько времени потратили на то, чтобы укрепить ненадёжное убежи-ще, и именно из-за этого не услышали, как увели лошадей!
  Ухоня посмотрел на Калькониса и тоже хмыкнул.
  - А ты чего? - спросил Милав.
  - Я подумал, если бы сэр Лионель воспользовался твоим предложением и покинул нас, у него сейчас была бы лошадь, и ему не пришлось бы нести свои вещи на себе!
  Оказалось, передвигаться пешком по земле гхоттов не намного медленнее, чем в повозке. Единст-венное неудобство - вещи. Но и к этому можно было быстро привыкнуть.
  Милав, не замечая неудобств пешего пути, думал о сегодняшней ночи. То, что они не услышали, как у них буквально из-под носа увели лошадей, особого удивления не вызывало (местные лошадки вообще отличались покладистостью и молчаливостью; едва ли кузнец вспомнит день, когда слышал ржание своих коней!). Удивление вызывало другое: кто расправился с ночными воришками, и куда всё-таки исчезли кони? Хотелось верить, что в этом далёком враждебном краю у них появился друг. Правда, не лишним было бы знать, кто он, и почему помогает росомонам?
  За весь день прошли немного, но Милав решил сделать привал задолго до того, как жаркое солнце покинуло землю, отдав его в полное владение безлунной беззвёздной тьме. Помня о последних событи-ях, изготовили просторный навес из валежника и лапника, имеющий наклон до земли в северную сто-рону и с той стороны надёжно защищённый. С другой стороны навеса навалили небольших брёвен, соорудив неплохую баррикаду. Между завалом и навесом развели яркий костёр и принялись за нехит-рую трапезу.
  Темнело быстро. Переход от вечернего сумрака к давящей тьме произошёл так стремительно, что Милав, минуту назад любовавшийся закатными ярко-оранжевыми облаками и опустивший голову к костру только для того, чтобы поправить огонь, подняв взор, не увидел ничего, кроме ночного неба, на котором роились искры от высокого костра.
  Спать решили по очереди. Не хотелось проснуться и оказаться без тех немногих припасов, что у них остались.
  
  ГЛАВА 8: "Коконы"
  
  - Как странно, что я опять вернулся к "Молчащим"... Лооггос, отзовись! Почему ты не хочешь поговорить со мной? Мы так славно беседовали на разные темы. Неужели ты забыл это? Или причи-на в другом?.. Ладно, можешь не скрываться, я всё равно узнал внутренне убранство твоего жилища! Слышишь?..
  Милав спал и не спал одновременно. Почему-то он был уверен, что неведомым образом его вновь забросило внутрь холмов "молчащих". В то же время недоумевал: что он здесь делает, если должен на-ходиться с товарищами на лесной дороге!
  Сознание моргало, будто факел, на который посыпался дождь. Источника света нигде не было видно, но Милаву он был не нужен. Кузнец обходился внутренним зрением, а также способностью ко-жи "видеть" окружающее тепло. Именно это "видение" почему-то молчало, хотя нагретых предметов в любом месте всегда великое множество - будь то кувшин с тёплым питьём или только что снятая с тела одежда.
  Милав попытался проанализировать ситуацию и пришёл к выводу, что окружает его вовсе не уб-ранство знакомой комнаты Лооггоса, а нечто другое... Предприняв попытку подняться понял, что не в силах этого сделать! Он попробовал руками определить причину и почувствовал под пальцами что-то упругое. Милав не стал терять время на распознавание непонятного материала, а просто решил исполь-зовать грубую силу. Он упёрся руками перед собой, одновременно ощущая, как опора за спиной проги-бается.
  Руки медленно погружались в упругую массу. Милав продолжал давить. Преграда с чавканьем лопнула, по глазам больно ударил свет. Милав зажмурился, но успел заметить блестящее стальное лез-вие, мелькнувшее перед глазами. Думая, что это враги, Милав на ощупь отыскал Поющего и рванул его из ножен, одновременно делая попытку ещё раз открыть глаза. Свет показался нестерпимо ярким. Как Милав не пытался заставить свои глаза видеть, опасаясь внезапной атаки врага, ему пришлось потра-тить несколько драгоценных секунд на то, чтобы глаза привыкли к свету. И вот тогда...
  Было раннее утро. Никаких врагов поблизости не наблюдалось. Сам Милав стоял на том же месте, где вчера вечером ненадолго присел перед тем, как отправиться спать под навес. Костёр давным-давно прогорел, потому что его в течение ночи никто не поддерживал. А не поддерживал, потому что все спали. И это было тем более странным, что они договорились всю ночь по очереди дежурить. Милав осмотрелся в поисках друзей и остолбенел... На том месте, где вчера вечером сидели Кальконис и ухоноид, теперь громоздилось что-то невообразимое. Оно больше всего походило на кокон бабочки столь чудовищных размеров, что внутри мог свободно поместиться человек.
  Человек! Сумасшедшая догадка заставила Милава действовать молниеносно. Схватив увесистый топор, с помощью которого они готовили себе вчерашнее убежище, кузнец бросился к первому "коко-ну" и рассёк его. Затем, не посмотрев, кого он освободил, кинулся ко второму. Разрубил его. Откинул топор в сторону и помог ошалевшему Ухоне выбраться наружу. Позади кто-то закряхтел. Милав огля-нулся, увидел бледного Калькониса, а рядом с ним... Это могло быть только третьим "коконом", в ко-тором находился сам Милав, и выбраться из которого ему помог всё тот же таинственный помощник!
  - Как вам на том свете? - спросил кузнец первое, что пришло в голову.
  - Душно... - вздохнул Кальконис.
  - Тесно... - поморщился Ухоня. - А я как назло страдаю клаустрофобией!
  - Что-то не замечал за тобой такого хитрого недуга, - проговорил Милав.
  - Ну ты даёшь, напарник! Да им все знаменитости страдают! Уж я-то знаю!
  - Кто бы сомневался...
  Кальконис в это время внимательно изучал "кокон". Он осмотрел его изнутри, потом снаружи. И даже понюхал.
  - Что скажете? - поинтересовался Милав.
  Кальконис развёл руками:
  - Я не встречал ничего подобного.
  - Я тоже, - встрял Ухоня, - а то обязательно запомнил!
  - Удивительны не "коконы" сами по себе, - задумчиво проговорил Милав, - а то, каким образом мы все трое в них очутились.
  Без паузы спросил у сэра Лионеля:
  - Что вы помните из вчерашнего вечера?
  - Мы сидели у костра и разговаривали. Костёр горел ярко, ночь наступила, луны и звёзд не бы-ло...
  - Что ещё?
  - Было очень тихо... А потом... потом я вывалился из этого ужасного мешка!
  - А ты, Ухоня?
  - Я хорошо запомнил странную тишину. Ветра не было. Я ещё подумал, это хорошо, дождь нас не намочит.
  - А потом?
  - Ну-у... смотрел на костёр. Слушал твою болтовню...
  - И?
  - И... заснул. Скорее даже не заснул, а отключился... И вот - вываливаюсь из "кокона"!
  - И никаких ощущений перед "отключением"?
  - Показалось необычным, что тепло не только спереди - где горит костёр, но и со спины, словно позади тоже горел огонь...
  - Точно! - воскликнул Кальконис. - Я тоже об этом подумал, но решил, что это навес отражает те-пло и направляет его в спину.
  - Да, но у меня за спиной навеса не было, - возразил Ухоня.
  - И у меня, - добавил Милав. - Но я тоже помню необычное тепло, покатившееся по спине. А дальше я уснул...
  - Как же ты смог выбраться! Сам?
  - Нет. Без участия неведомого помощника и на этот раз не обошлось...
  Развели костёр. Приготовили завтрак. Из головы не выходили "коконы".
  - Неужели здесь живут пауки таких колоссальных размеров! - ужаснулся Ухоня, не переносив-ший всяких пресмыкающихся.
  - Ага! - поддел товарища Милав. - Это Тогтогун превратился в самого огромного на свете паука, чтобы пожрать нас за то, что мы присвоили его славу!
  - Да ну тебя. Я же серьёзно... - обиделся ухоноид.
  Долго оставаться в этом месте никому не хотелось. В дорогу собрались быстро, пошли не огляды-ваясь. Милав прихватил с собой один "кокон". Несмотря на свой размер, "кокон" оказался довольно лёгким, а его эластичность позволяла использовать трофей в качестве плаща, одеяла или спального мешка. И даже кажущаяся рыхлость стенок не мешала ему отлично отталкивать влагу. Это наглядно показал первый же дождь, в начале которого Милав накрыл себя "коконом" и остался абсолютно су-хим, в то время как его товарищи основательно промокли. Кальконис, увидев преимущества "кокона" пожалел, что оставил свой на стоянке. А Ухоня, испытывающий патологический страх перед всякими змеями, пауками, тараканами и слышать не хотел о "коконе":
  - Я лучше промокну до последнего тигриного волоска, но не надену это страшилище на себя!
  - Не вкус и цвет товарища нет! - заметил Милав.
  К полудню дождь прекратился, но солнце так и не смогло пробиться сквозь плотную пелену обла-ков. Было холодно, тоскливо. Они решили отдохнуть, и присели недалеко от дороги прямо на повален-ный недавним ураганом дуб. Говорить не хотелось. Молчали. Вдруг Ухоня поднял голову и насторо-жился.
  - Ты чего? - спросил Милав.
  - Едет кто-то!..
  Милав поднялся. Оглядел горизонт. Спросил:
  - В какой стороне?
  Ухоня поводил носом и показал. Милав долго вглядывался и, наконец, увидел далеко-далеко впе-реди чёрную точку.
  - К нам гости! - сказал он.
  - Гостям не рады конокрады! - пробурчал Ухоня. - Это что-то новенькое в репертуаре абори-генов. До сих пор они нас сторонились.
  - Наверное узнали, что мы теперь безлошадные и перестали бояться нашего "летучего" возмездия.
  - Как бы оно само к нам не прилетело!
  - Не боись, Ухоня! Что мы пяток вояк не одолеем!
  - Их всего пять?
  - Пока не видно. Но повозка одна. Много ли в ней народу может поместиться?
  - По мне пусть их больше будет! Что-то замёрз я совсем. Пора согреться!
  - Наконец-то слышу речь не мальчика, но мужа!
  - Иди ты, напарник, со своими подковырками сам знаешь куда!
  - К Аваддону, что ли?
  - Ага! Или ещё дальше.
  - Это не простая повозка, - замел молчавший в течение перепалки Кальконис.
  - Откуда ты знаешь? - Ухоня был "на взводе" и не хотел успокаиваться.
  - Это дормез. Мы такой в замке дожа Горчето видели...
  Все подумали об одном и том же - Аваддон! Но Милав сразу отверг эту мысль. Станет чёрный маг трястись по отвратительной дороге, чтобы поприветствовать росомонов в своих владениях! Чушь, да и только...
  Они продолжали сидеть, молча наблюдая за тем, как приближается огромный экипаж, влекомый восемью конями.
  - С чего мы взяли, что дормез месит грязь по наши души? - спросил Милав.
  - Действительно, почему? - удивился Ухоня. - Может, он здесь на прогулке?..
  - За много переходов от ближайшего города? - покачал головой Кальконис.
  - А если ему экзотики захотелось? - не уступал ухоноид.
  - Ладно, спорщики, приберегите свои аргументы на потом, - сказал Милав, напряжённо вглядываясь в экипаж, до которого оставалось не более ста шагов.
  Прошло немного времени, и дормез поравнялся с сидящими на обочине росомонами. Экипаж по-следний раз мягко качнулся на ухабах и замер.
  
  ГЛАВА 9: Латтерн О-Тог
  
  - Значит, всё-таки по наши... - едва слышно проговорил Милав, кладя правую руку на Поющего.
  Рядом с дормеза не было видно ни одного воина, если не считать двух слуг, которые сидели спереди, управляя повозкой, и ещё двух, что во весь рост стояли позади на специальной площадке. Милав не раз сталкивался с обманчивостью подобной внешней безобидности, поэтому продолжал внимательно следить за незваными гостями. Слуги с задней площадки резво соскочили, подбежали к боковой дверце, ловко соорудили небольшую ступенчатую скамеечку, которую принесли с собой. Затем распахнули дверцу и замерли в глубоком почтительном поклоне.
  Прошла секунда, вторая, третья... Экипаж качнулся, и из дверцы вышел высокий мужчина. Он ос-тановился на скамеечке, подождал, пока слуги раскатают перед ним узкую дорожку длиной в десять шагов, огляделся и направился в сторону росомонов. Милав смотрел на приближающегося незнакомца, продолжая гадать, с какой целью столь знатный вельможа почтил их своим присутствием? Незнакомец шёл уверенной походкой знающего себе цену человека. Милав без труда смог поймать его надменный взор:
  
  "Латтерн О-Тог - чистокровный гхотт, потомственный дворянин. Согласно генеалогическому древу ведёт свою историю от общего корня совместно с правящей династией гхоттских королей. На престол не претендует, будучи и без того абсолютным правителем страны при малолетнем Вазыэке Четвёртом. Умён, расчётлив, с врагами королевства беспощаден. Вдовец, имеет сына. Искусный ин-триган. В состоянии запудривать мозги собеседнику не только словесной паутиной, но и дорогой пуд-рой из земли Франц"
  
  Латтерн О-Тог остановился в трёх шагах.
  Милав с Кальконисом поднялись навстречу родовитому гхотту.
  - Я - токонг короля всех гхоттов Вазыэка Четвёртого - Латтерн О-Тог!
  - Я - вольный путешественник Милав из удела Годомысла племени Рос.
  - Я - Лионель де Кальконис, странствующий поэт и философ.
  Латтерн О-Тог огляделся вокруг, будто искал кого-то.
  - А где ваш третий товарищ? - спросил он.
  Милав сделал удивлённое лицо:
  - Третий? Простите, не понимаю о чём вы говорите. Мы путешествуем вдвоём. Да и вообще, чем обязаны такому вниманию?
  Латтерн О-Тог сделал знак слугам - они быстро принесли широкое удобное кресло. Токонг вели-чественно опустился на расстеленные драгоценные ткани, движением руки пригласив Калькониса и Милава последовать его примеру. Росомоны сели. Родовитый гхотт некоторое время молчал, потом за-говорил. Слова его лились плавно и неторопливо, словно речной поток в его самой медленной части. Под такой говор хорошо дремать, лёжа с закрытыми глазами. Однако завораживающая плавность была наигранной (Милав это понимал), она больше походила на гипнотизирование собеседника, чтобы усы-пить его бдительность, а потом, когда визави впадал в эйфорический ступор, Латтерн мог делать с ним всё, что заблагорассудится.
  - Как я уже вам сказал, я - токонг короля.
  - Простите наше незнание местных обычаев, - подал голос сэр Лионель, - токонг - это титул или должность?
  Латтерн О-Тог высокомерно посмотрел на Калькониса и ответил:
  - ТОКОНГ - это ТОт, КОторый Не Говорит!
  Едва ли после подобного объяснения росомоны поняли положение знатного гхотта в сложной ие-рархии местной знати. Латтерн О-Тог это заметил и терпеливо объяснил:
  - Моё положение таково, что мне не нужно говорить. Меня понимаю с одного взгляда!
  - А если случится так, что кто-то не поймёт? - спросил Милав, всё ещё не решивший для себя, что нужно гхотту от росомонов.
  - Такого никогда не случится!
  Это было сказано таким категоричным тоном, что Милав попытался смягчить возникшее в разго-воре напряжение.
  - Оставим ваше положение в покое. Думаю, вы не для этого проделали столь долгий путь по ужасной дороге?
  Латтерн О-Тог посмотрел на Милава.
  - Не за этим.
  - Тогда мы вас слушаем.
  Токонг Латтерн огляделся - не стоит ли кто рядом и, слегка понизив голос, заговорил:
  - Мне известна цель, с которой вы прибыли в нашу страну...
  - Мы не делаем из этого секрета, - сказал Милав, наивно хлопая глазами. - Мы путешествуем, изучаем быт и обычаи народов разных стран.
  - Я уже слышал об этом в начале нашего разговора. Но вы забыли упомянуть, что между заучива-нием новых слов и распеванием обрядовых песен, - Латтерн О-Тог хитро прищурился, - вы - наверное от скуки! - преодолеваете непроходимые перевалы с глетчерными рогойлами, возвращаете замки их настоящим владельцам, угоняете лодки по бурному морю, громите в пух и прах харчевни, и очень при-лежно изучаете всё, что касается истории великана Тогтогуна!
  Кальконис сделал удивлённое лицо, а Милав сложил губы трубочкой.
  "О-го-го! - подумал он. - Такими темпами мы скоро у гхоттов национальными героями станем. Они знают о нас больше, чем мы сами!"
  - Если вам известно так много, то зачем спрашивать? - Милав нетерпеливо заёрзал на бревне. - Цели у нас с сэром Лионелем могут быть разные...
  - Цель у вас одна - уничтожить Аваддона!
  Наступила пауза.
  "Либо это дьявольская игра самого чёрного мага, - подумал Милав, - либо у нас, весьма кстати, появился очень влиятельный союзник!"
  - Допустим, что так, - Милав посмотрел токонгу в глаза. - Тогда нам хотелось бы узнать причину этой встречи.
  - Причина проста. Присутствие Аваддона доставляет слишком много неудобств королю и моему народу! Страна Гхотт по вине этого мага превращается в страну-изгоя. С нами не торгуют соседи, от нас бегут люди науки и искусства. Гхотты деградируют на глазах!
  - И что вы хотите от нас?
  - Вы сделаете то, зачем пришли, а мы окажем вам всяческую помощь.
  - "Мы"?
  - Я говорю от имени Вазыэка Четвёртого!
  - Скажите, Латтерн О-Тог, а почему вы собственными силами не можете избавиться от Аваддона?
  - Видите ли... - Латтерн принялся барабанить пальцами по худому колену. - Аваддон пользуется у народа определённой популярностью. Открытое выступление против мага может привести к междо-усобной войне. У Аваддона много сподвижников по другую сторону Великой Водной Глади. Кроме того, он очень сильный чародей, и любой придворный заговор против него будет немедленно им рас-крыт - его шпионы уже давно наводнили всю столицу.
  - А как же вы?
  - Что я?
  - Вы сами не опасаетесь, что Аваддону станут известны ваши планы?
  - Нет! - Латтерн О-Тог самодовольно улыбнулся. - Я тоже маг!
  - Хорошо, - сказал Милав, - допустим, мы согласимся. Каким вы видите наше сотрудничество?
  - Я доставлю вас в одно месте...
  - Надеюсь, не в тюрьму? - спросил Милав.
  Латтерн О-Тог шутку росомона оценил.
  - Нет, не в тюрьму. Это летний дворец короля, находящийся недалеко от столицы. Кроме слуг сейчас там никто не живёт. Вазыэк Четвёртый ещё очень юн, ему рано думать о развлечениях. Так вот, во дворце вы пробудите ровно столько, чтобы я смог определить место, где скрывается Аваддон.
  - Разве вы этого не знаете? - удивился Милав.
  - Нет. Вы далеко не первые, кто приходит в наши земли поквитаться с чёрным магом! Были же-лающие и до вас. Некоторые из них оказались удачливы, потому что от Тёмного Чертога Аваддона дав-ным-давно одни руины остались. Сейчас маг прячется. Его нужно искать...
  - А какова судьба тех... удачливых?
  - Удачливы они были, пока замок Аваддона разрушали в его отсутствие. А потом... Одни имена героев и сохранились.
  - Что-то не радужные у нас перспективы... - вздохнул Милав.
  - Судя по моим сведениям, вам не стоит жаловаться на удачу!
  - Надеюсь, вы не требуете от нас немедленного ответа? - спросил Милав.
  - Конечно нет! Вы можете всё обдумать и даже посоветоваться со своим товарищем, который так увлёкся нашей беседой, что утратил прозрачность своего тела!
  Милав быстр оглянулся. Действительно, Ухоня, превратив своё тело в гигантское полупрозрачное ухо, лежал за стволом и слушал беседу друзей с гхоттом-вельможей. Милав укоризненно покачал голо-вой. Ухоноид, осознав свою оплошность, мгновенно исчез из поля зрения.
  - Ваш товарищ очень способный! - сказал Латтерн О-Тог с ироничной улыбкой на губах. - Я за-метил его только после того, как он стал полупрозрачным. До этого момента я считал, что вас двое. Уверен, у вас есть шансы в борьбе с Аваддоном.
  Токонг Латтерн поднялся. Мгновенно появились слуги.
  - Я буду там, - гхотт указал рукой на дормез. - Если согласитесь помочь мне, буду рад оказать вам содействие. Если нет, я не стану вам мешать.
  Сказав это, Латтерн О-Тог удалился.
  - Вы уверены, что он тот, за кого себя выдаёт? - спросил Кальконис, когда они остались одни.
  - В данную минуту и в данном месте он действительно токонг короля Вазыэка Четвёртого Лат-терн О-Тог - самый влиятельный человек в королевстве, - сказал Милав. - В этом я абсолютно уверен. Что же касается его предложения, то здесь ни в чём нельзя быть уверенным.
  - А я считаю, - подал голос проштрафившийся ухоноид, - надо соглашаться. Представляете, во что нам придётся вляпаться, если мы станем на каждом углу спрашивать, как пройти в убежище Авад-дона! В лучшем случае мы будем блуждать здесь целый год. А в худшем... здесь и говорить не о чем...
  - Желание Ухони понятно. Что скажете вы, сэр Лионель?
  - Скорее всего, Латтерн искренне желает избавиться от Аваддона. Он тоже маг, зачем ему такой всесильный соперник в королевстве? Что касается того, не заговор ли это самого чародея, то на данный вопрос мы сможем ответить, лишь согласившись на предложение.
  - Разумно. Ну, а меня заинтересовало другое. Токонг владеет почти всей информацией о нас. На-деюсь, об Аваддоне он знает не меньше. С нашей стороны было бы глупо не воспользоваться этим.
  - Что решаем? - спросил Ухоня.
  - Я за то, чтобы принять помощь токонга, - предложил Милав.
  - Я тоже, - согласился Кальконис.
  - Ну, а я всеми четырьмя лапами "за"! - подытожил Ухоня.
  Латтерн О-Тог выслушал согласие росомонов спокойно и даже с некоторой скукой на лице, словно нисколько не сомневался в подобном исходе дела. Потом они некоторое время ждали, когда прибудет повозка, предусмотрительно захваченная токонгом и предназначенная специально для "далёких гостей". Вместе с ней прибыл и вооружённый эскорт знатного вельможи. Милав с тревогой посмотрел на многочисленный отряд охраны.
  Латтерн успокоил его:
  - Вы же не думали, что я отправлюсь в такую дальнюю поездку без достойного сопровождения? Солдат я специально оставил за холмом, чтобы вы не истолковали моё предложение превратно.
  Милав был вынужден с этим согласиться. Они заняли места в повозке, отличавшейся от той, что им пришлось бросить, так же, как отличается сырая землянка от роскошного дворца. Повозка качну-лась, и росомоны продолжили свой путь уже совсем в другом качестве.
  "Точно как с Аваддоном! - мысленно подивился Милав такому совпадению. - Его тоже доставили к Годомыслу с почестями и под большой охраной. А вот что из этого вышло..."
  
  ГЛАВА 10: Неведомый помощник
  
  ...ЗОВ!
  "...Все чувства, что даны человеку - даны ему для того, чтобы каждый миг, изучая течение жизни самому становиться лучше, чище, добрее. И не только зрение и слух играют в этом деле главен-ствующую роль - все чувства одинаково важны, в том числе и вкус, который приобретает всё более глубокий смысл. Разве можно без вкуса понять процессы, протекающие в живом организме? А творче-ство вообще невозможно без равновесия всех чувств, иначе получится "шедевр", который придётся лицезреть стоя на одной ноге, закрыв один глаз, заткнув уши и положив горький перец под язык..."
  
  Столица гхоттов - Тмир - оказалась не так близко, как предполагал Милав. Потребовалось не-сколько дней, чтобы добраться до неё. В связи с этим Милава удивило то, каким образом Латтерн О-Тог нашёл их, ведь они могли пойти в Тмир совсем другой дорогой? Спрашивать об этом самого токонга было неудобно, поэтому Милав решил при случае узнать всё сам.
  Их поселили в отдельном крыле громадного дворца. Латтерн О-Тог в начале предложил им другие помещения, более роскошные. Но Милав попросил чего-нибудь попроще, а главное - поближе к роскошному саду.
  - Вы по-прежнему мне не доверяете? - сурово произнёс токонг, по-своему истолковавший слова росомона.
  - Вы не должны обижаться, - улыбнулся Милав. - Если бы я доверял всем, кого встречаю на пути, то был бы сейчас много дальше, чем ваш Тогтогун.
  - Я не обижаюсь, - надменно ответил Латтерн, - потому что подобное чувство мне неведомо. Лю-бой, кто заставит меня испытать его, проживёт ровно до восхода солнца.
  - Это касается и нас?
  - Я не делаю исключений!
  Латтерн О-Тог ушёл.
  Вздохнув, Кальконис заметил:
  - Неделю назад он разговаривал с нами другим тоном...
  - Неделю назад он был один с тремя росомонами, пользующимися весьма дурной славой. А здесь другое дело...
  
  Прошло несколько томительных дней. Всё это время Милав, Кальконис и Ухоня проводили либо в отведённых им комнатах, либо в саду, куда выходила дверь одной из спален. Милав обратил внимание, что он стал тревожно спать. Сны перестали радовать его своей волшебной круговертью. Вместо сказочных образов приходила серая муть и до самого утра терзала сознание намёками на воспоминания, самым радостным из которых было видение его собственной гибели. Кальконис тоже жаловался на плохое самочувствие.
  - Уж не отравили ли нас!.. - встревожился Ухоня.
  - Нет, - поспешил его успокоить Милав. - Я каждый раз проверяю пищу способом, которому меня обучил Нагин-чернокнижник. Это исключено. Но в том, что местный климат идёт нам не на пользу, сомневаться не приходится.
  - Предлагаю сделать вылазку на природу, - всем телом потянулся Ухоня. - Заберёмся куда-нибудь подальше в лес, порыбачим...
  - Что-то тебя не в то русло понесло... - Милав попытался наставить ухоноида на путь истинный. - Кстати, ты выполнил мою просьбу?
  - Обижаешь, напарник! Докладываю: во дворце больше пятидесяти комнат и около двух дюжин слуг. Воинский гарнизон насчитывает шесть десятков тощих сабель.
  - Почему тощих? - не понял Милав.
  - Потому что они тоньше той, которую сэр Лионель всё время прячет под своим плащом.
  - Что ещё?
  - Ничего подозрительного я не нашёл. Ни тайных комнат, ни коварных головорезов, прячущихся за шторами и жаждущих порвать нас на мелкие кусочки. Идиллия!
  - Идиллия, говоришь... - произнёс Милав с лёгким укором в голосе. - А то, что мы с Кальконисом каждое утро просыпаемся с разбитой головой, словно на ней всю ночь точность ударов палицей отрабатывали! Как с этим быть?
  - Прости, напарник, но я сплю... то есть совсем не сплю очень хорошо!
  - То-то у тебя бока от местных кулинарных изысков уже округляться начали.
  - Ты на себя посмотри!
  - Друзья, не стоит ли приберечь своё раздражение до визита Латтерна? Тем более что он обещался сегодня быть.
  Но токонг не пришёл. Росомоны прождали до позднего вечера - важный гхотт так и не появился. Вместо него прибыл гонец и сообщил Милаву, что Латтерна О-Тога задерживают "важные государст-венные дела". Он прибудет завтра утром.
  - Один день роли не сыграет, - вздохнул Милав. - Подождём до утра...
  Ночевать они решили все вместе в одной комнате, где мастеровые ещё не успели закончить внут-реннюю отделку. Здесь, в просторном зале с высоким потолком, в случае возможных неприятностей было чем встретить незваных гостей - хоть плитками белого с голубыми прожилками мрамора, хоть пучками крепкого сандалового дерева.
  ...Милав долго ворочался на своей постели, пытаясь отогнать осточертевшую за последние дни тревожную муть, являвшуюся каждый раз, стоило ему смежить веки. Так и не сумев заснуть, он решил освежить тяжёлую голову ночным воздухом. Кузнец собирался вставать, когда со стороны окна послы-шался шорох. Охрана дворца так близко к стенам не подходила, да и садовник, едва ли станет подстри-гать цветы в ночной темноте.
  Милав торопливо оделся и направился к Ухоне, чтобы разбудить его. В этот миг шорох за окном повторился, а вслед за ним раздался звон разбитого стекла - в комнату влетело что-то тёмное. Непода-лёку раздались крики стражи, замелькали факела. Рядом с Милавом возник Ухоня, с глухим рычанием бросившийся на влетевшее в окно тело. Проснувшийся Кальконис запалил жировой светильник.
  При его ярком свете все смогли рассмотреть своеобразную картину. Недалеко от окна лежал некто в чёрном одеянии, туго обтягивающем тело. Он лежал лицом вниз, не подавая признаков жизни. Ухоня, которому для охоты свет не требовался, стоял рядом с ним, прижав его своими массивными лапами к полу и не давая возможности пошевелиться. Впрочем, предосторожность оказалась излишней - в спине ночного гостя торчала стрела. Милав узнал её.
  - Таинственный помощник? - спросил Кальконис, осмотрев оперение.
  - Он самый, - отозвался Милав.
  В комнату ворвалась стража. Без лишних слов они сгребли тело, извинились за причинённое дорогим гостям беспокойство и так же стремительно удалились, прислав вместо себя молчаливого слу-гу, убравшего осколки витража и остатки разбитого окна.
  Когда и он оставил росомонов одних, Ухоня недовольно пробурчал:
  - Мы сидим здесь уже целую вечность, а добились лишь того, что петли на наших шеях начали понемногу затягиваться. Не знаю как вы, а я обязательно поговорю завтра с этим надменным гхоттом!
  Ночное происшествие взбудоражило Милава до такой степени, что заснуть он смог только перед рассветом. Впрочем, слово "сон" едва ли подходило тому пограничному состоянию, в котором он пре-бывал... Сквозь тревожное забытьё он почувствовал, что задыхается. Проснувшись, понял: сон о собст-венной смерти - это вовсе не сон, ибо всё тело кузнеца было покрыто мельчайшими ворсинками, при ближайшем рассмотрении оказавшимися остатками магической паутины! Волокна были настолько тонки, что Милав, с его исключительными способностями к видению структуры мира, с трудом разли-чал их. Прочность волокон оказалась невероятной - кузнец, как ни старался, порвать их не смог! Они сами, едва наступил рассвет, истаяли, не оставив следа. Если бы Милав не видел их своими глазами, то не поверил бы. Теперь становилось понятным, почему росомоны слабеют на глазах в то время как гостеприимный Латтерн О-Тог присылает им со своего стола всё более изысканные деликатесы. Оставалось выяснить, имеет ли токонг короля Вазыэка Четвёртого к этому отношение или нет.
  Кальконис после ночного сна выглядел жутко: измученное лицо, воспалённые глаза, страдающий взгляд собаки, умоляющей отпустить её на волю, или, на худой конец, пристрелить из арбалета. Даже непробиваемый ухоноид имел довольно помятый вид.
  - Я больше в этом месте ночевать не буду! - заявил он.
  - Боюсь, Ухоня прав... - проговорил сэр Лионель бесцветным голосом. - Ещё одна ночь в стенах дворца может стать последней для кого-нибудь из нас...
  От трапезы они отказались - ждали появления токонга короля. Милав, кое-что сопоставил и те-перь имел к Латтерну О-Тогу ряд претензий. Когда вельможный гхотт прибыл, Милав не стал тратить время на пустую придворную болтовню, а сразу приступил к делу.
  - У меня есть несколько вопросов, - напористым тоном заговорил Милав, глядя в глаза гхотту, ошеломлённому непочтительностью росомона, - и оттого, как вы на них ответите, будет зависеть наше дальнейшее сотрудничество!
  - Ваш тон не позволителен! - Взгляд гхотта похолодел. - Я не привык...
  - А мне плевать! - Милав не пытался себя сдерживать. - Мы провели здесь кучу времени, и в ито-ге заработали лишь головную боль. А вчера...
  - Я знаю. Это была случайность...
  - Случайность, повторившаяся дважды, становится закономерностью. Сегодняшний ночной гость из гильдии наёмников. Однажды мы уже встречались с одним из них, но никак не ожидали, что ваше хвалёное гостеприимство не способно нас защитить!
  Латтерн О-Тог ледяным тоном произнёс:
  - Караул уже наказан.
  - Дело не в карауле. Меня интересует история этого дворца.
  - Что вы хотите знать?
  - Когда его начали строить?
  - Три года назад.
  - Что было на этом месте до него?
  - Ничего не было. Голый холм.
  - Откуда доставлялся гранит для возведения стен?
  - Некоторые блоки привезли из каменоломен на севере. Но это далеко. Основную часть камней доставили с развалин древней крепости к югу от Тмира. Там много хорошо сохранившегося гранита.
  - Что за крепость?
  - Когда-то она называлась Тёмный Чертог.
  - Кто был его последний хозяин?
  - Аваддон.
  - Что?!
  Милав от удивления остолбенел.
  - Вы построили дворец из камней, собранных на развалинах замка Аваддона?
  - А что тут такого?
  Латтерн О-Тог не понимал, почему росомон так удивлён.
  - Это спрашиваете у меня вы - маг?!
  - А-а, вот вы о чём! - догадался токонг. - Я-то думал... Не волнуйтесь, камни совершенно без-вредны. Я дважды совершил над ними обряд очищения.
  - Сколько лет стояла крепость на старом месте?
  - Точно не знаю. Может, тысячу лет... Может, больше...
  - Тысячу лет! - простонал Милав. - Тысячу лет гранит стен впитывал чёрную магию безумного чародея, насыщаясь ей, как растение влагой, а вы всего за два раза решили ох очистить!..
  
  ГЛАВА 11: "Закрытая книга"
  
  Расстались они весьма недовольные друг другом. Латтерн О-Тог опять не сообщил ничего утеши-тельного. Он сказал, что по всей стране его люди ищут Аваддона. Но пока - безрезультатно. Наверное, чёрный маг покинул Гхотт. Милав был категорически не согласен. Стал бы Аваддон прятаться от росо-монов именно в тот момент, когда они сами пришли к нему в руки! Нет, чёрный маг рядом. И не просто рядом - он настолько близко, что если закрыть глаза и затаить дыхание, то можно услышать его лёгкие крадущиеся шаги...
  Весь день прошёл в напряжённых спорах. Ухоня решительно требовал покинуть дворец, пропах-ший чёрной магией настолько, что и днём в нём стало нелегко дышать. Милав настаивал на обратном. Они должны остаться, потому что дворец - единственное место, где они имеют шанс встретиться с Аваддоном. Покинь они его теперь, где станут искать неуловимого мага? Кальконис держал нейтрали-тет. Ухоня, скрепя сердце, согласился остаться во дворце до следующего утра, в надежде, что завтра Латтерн О-Тог принесёт утешительные вести.
  - Но спать я всё равно не лягу! - заявил ухоноид в конце разговора.
  - Мы этому будем только рады! - обрадовался Милав. - Ты нас покараулишь.
  - Держи карман шире! Я не буду спать не потому что волнуюсь за вас, а... из вредности!
  - Нам без разницы. Лишь бы не спал...
  Слова Милава задели ухоноида. Он действительно этой ночью решил не спать. Ворочаясь в посте-ли, кузнец с облегчением отметил, что давление на мозг ослабло. Обрадовавшись, с удовольствием оку-нулся в давно забытый спокойный сон. Проспал недолго. Кто-то осторожно тронул его за плечо. Милав открыл глаза - над ним стоял опалесцирующий ухоноид и шептал:
  - Вставай, напарник! Тебе стоит на это взглянуть...
  Милав быстро оделся, продолжая слушать Ухонин шёпот:
  - Я ещё вечером почувствовал, что во дворце творится что-то неладное. Обычно слуги допоздна донимают мой тонкий слух своей болтовнёй. А тут, едва вы с Кальконисом завалились, подобно коло-дам трухлявым, я понял - вокруг тихо!
  - Что тут такого? - не понял Милав. - Нормальные люди ночью спят. Это только ухоноиды бро-дят как неприкаянные.
  - Мели Емеля - твоя неделя! - огрызнулся Ухоня. - Ничего, скоро сам всё увидишь...
  Они долго шли по пустым переходам. Милав с тревогой вслушивался в неестественную тишину комнат. Когда вошли в большой зал, то в свете немногих жировых светильников увидели странную картину: вокруг большого круглого стола в затылок друг друга двигалось не менее десяти слуг. Они бесшумно переставляли ноги, отчего выглядели бесплотными призраки. Поза, в которой они совер-шали свой непонятный ритуальный марш, тоже вызывала недоумение - едва ли нормальный человек станет разгуливать с полусогнутыми ногами и опущенной на грудь головой! В комнате находилось не-сколько слуг, которые не участвовали в жутком шествии. Они стояли или сидели совершенно непод-вижно, не шевеля ни рукой, ни ногой, тупо глядя перед собой.
  Милав приблизился к одному такому истукану и заглянул в глаза. Лучше бы он этого не делал! Перед ним стояла молодая служанка из числа тех, что суют свой маленький очаровательный носик в каждую щель, в надежде подслушать что-нибудь интересное. Милавом помнил эту служанку, от посто-янного щебетания которой порой хотелось "выйти в сад" и больше никогда не возвращаться! Сейчас девушка была безмолвна и безжизненна, как беломраморная статуя, стоящая рядом с ней. В глазах слу-жанки Милав не увидел ничего, кроме чёрной пустоты...
  Милав отшатнулся - он узнал этот взгляд...
  - Ну, что? - подал голос Ухоня. - Как тебе этот молчаливый "шабаш"?
  - Жуткое зрелище! А как обстоят дела с караулом за стенами?
  - Там всё в порядке. Только звуки и голоса с улицы доносятся глухими, словно весь дворец окута-ли толстым слоем лебединого пуха!
  - Нужно вернуться к сэру Лионелю и обсудить наше положение. По всему видно - готовится что-то серьёзное...
  Они двинулись в обратный путь. Не успели сделать и десяти шагов, как со стороны занимаемых ими комнат послышался шум. Был он слабым, почти неуловимым, но в звенящей ночной тишине прозвучал как набат. Ухоня подобрался, скребанул когтями по полу и понёсся вперёд, бормоча при этом:
  - Да что же это такое! Стоит только оставить кого-нибудь в одиночестве, как сразу происходят не-приятности!
  Они бежали по гулким коридорам, страшась опоздать, потому что из комнаты, где оставался один Кальконис, теперь не доносилось ни звука. В спальню они влетели почти одновременно. Быстро огля-делись. Вещи были на местах, в подставке коптил жировик, зажжённый Милавом перед уходом. Все три кровати оказались пусты.
  - Ух, ты... - выдохнул Ухоня, показывая на то, что лежало на полу.
  Милав взял жировик, подошёл. Ухоня звонко цокал когтями рядом. Милав поставил жировик на пол, выпрямился.
  - Кто это? - клацнул зубами ухоноид.
  На полу лежало кошмарное создание, с которым даже болотный нагльбаар не мог сравниться. Су-дя по росту, существо было не намного ниже Милава. Мощная грудь говорила о неимоверной физиче-ской силе. Всё тело жуткого создания оказалось покрыто жёстким длинным волосом. Милав поискал у монстра глаза, чтобы по ним определить "гостя". Для этого ему пришлось наклониться к самому телу.
  Ухоня шёпотом предостерёг:
  - Осторожно! Может, он ещё жив...
  Милав указал на сломанный клинок Калькониса, торчащий из груди "гостя".
  - Бедный Кальконис, - прошептал Ухоня, - он успел проткнуть одного...
  Милав продолжал искать глаза чудища, но так и не нашёл их. Незнакомец оказался "закрытой книгой"!
  - Почему мы всегда так глупо проигрываем? - возмутился Ухоня. - Это всё я! Если бы я тебя не разбудил, и мы не ушли из комнаты, Кальконис бы не пропал!
  - Кто пропал?
  Этот голос Милав и Ухоня не спутают ни с каким другим!
  - Сэр Лионель, это вы? - промяукал счастливый ухоноид.
  - Кто же ещё!
  - Где вы?
  Милав терялся в догадках: комната была пуста, но голос Калькониса звучал достаточно громко.
  - Здесь я...
  На этот раз Милав понял - голос раздаётся снизу. Он принялся шарить по полу. Ухоня скрёб ря-дом. Следуя по приглушённому звуку, добрались до кровати Милава, рядом с которой лежал памятный "кокон". Внутри него кто-то копошился. Милав помог выбраться из него сэру Лионелю и удивлённо спросил:
  - Что вы там делали?
  - Как что? Прятался...
  Некоторое время ушло на то, чтобы сэр Лионель пришёл в себя и смог рассказать о событиях, слу-чившихся во время отсутствия Милава и Ухони.
  - Я проснулся от чувства, будто на меня кто-то смотрит. Сами знаете, как это неприятно!.. Осо-бенно, когда просыпаешься один в этом чёртовом дворце! Жировик горел ярко, он-то и помог мне раз-глядеть их...
  - Их? Так он был не один?
  - Не один. Их было трое. Они появились прямо из воздуха и замерли в центре комнаты. Один по-дошёл к двери, прислушался. Потом с шумом втянул в себя воздух и показал на меня рукой. Двое ос-тавшихся стали приближаться. Я понял, что кричать нет смысла, да и времени на это не оставалось. Я схватил шпагу, которая всегда лежит со мной рядом и вскочил на ноги. Тот, что стоял у двери издал звук, похожий на птичий клёкот. По-видимому, это был приказ, потому что двое немедленно кинулись на меня. Я спрыгнул с кровати и атаковал одного из них. Оказалось, они удивительно неповоротливы! Мне без труда удалось ускользнуть от него. Я побежал к двери, в надежде прорваться, но чудище не желало меня выпускать. Я сделал несколько удачных выпадов и, улучив момент, вонзил шпагу ему в грудь. Думал, он завопит от боли, и на шум кто-нибудь прибежит. Но чудище только захрипело и с та-кой силой отшвырнуло меня в сторону, что я оказался на вашей, Милав, кровати. От удара хрустнула ножка, быть может, этот шум и привлёк ваше внимание. А потом я понял, что остался безоружен и ре-шил искать способа спастись. Я нашёл "кокон", который вы всегда кладёте под голову, и воспользо-вался им в надежде, что чудища меня не заметят. Так и случилось. Хотя я не понимаю, как "кокон" су-мел меня защитить...
  - Они безглазые, - предположил Милав, - и видели вас чужим магическим зрением. "Кокон", по видимому, оказался для них непрозрачным, поэтому они вас не заметили.
  - А что делать с этим? - Ухоня указал на тело.
  - Пусть лежит до утра, - ответил Милав.
  - Только не здесь! - возмутился ухоноид. - Я не стану спать в одной комнате с дохлым монстром!
  - Не станешь? - спросил Милав.
  - Ни за что! Мало тех зомби, что хороводом ходят вокруг стола, так теперь ещё это!
  - Что за "зомби"? - спросил Кальконис.
  Милав рассказал.
  - Такое мог сделать только Аваддон! - разволновался Кальконис.
  - Мы в этом нисколько не сомневаемся. А пока давайте уберём отсюда это безглазое чучело. Ему, действительно, здесь не место.
  
  ГЛАВА 12: "Каменный орех"
  
  ...ЗОВ!
  "...Бесконечная череда незначительных событий складывается в целую Эпоху. Каждая Эпоха ос-тавляет на теле истории свои следы, которые по праву можно считать отпечатками Вечности. Но никогда след этот не будет копией или даже повторением давно минувшего, ибо каждый миг к нему присоединяются новые решения и новые энергии. На смену старому приходит новое - таков Закон. И никто не в силах изменить этого. Могучий Вавилон пал. Непобедимый Рим пал. Бесконечные песчаные барханы покрыли цивилизацию Египта, некогда правившую всем миром. И ты падёшь... Но не стра-шись этого, ибо в этом - благо..."
  
  Ночь новых сюрпризов не преподнесла, за исключением того, что все слуги, участвовавшие в "молчаливых гуляниях" куда-то пропали. Ухоня вызвался отыскать их, но Милав удержал его:
  - Ты не забыл: как только мы оставляем кого-нибудь в одиночестве, с ним обязательно происходят малоприятные вещи?
  Ухоня согласился, тем более что за стенами замка поднялась суматоха - прибыл Латтерн О-Тог. Токонг короля вошёл в комнату росомонов один, хотя все прошлые дни с ним всегда приходили не-сколько слуг, истуканами застывавшими у двери. Милава это обстоятельство не насторожило. Он по-считал, что новости, принесённые Латтерном важны и секретны, и слугам о них знать не стоит. Но в следующий миг предчувствие кузнеца забило тревогу. Он глубоко вдохнул, сумев распознать запах ис-ходящий от Латтерна О-Тога, и понял: запах принадлежит не токонгу короля! Милав тут же воспользо-вался возможностями своих прошлых воплощений. Прежде всего, он обратился к опыту красного волка, обонятельные способности которого во много раз превосходили человеческие. Красный волк не подвёл. Не успел Латтерн О-Тог преодолеть половины комнаты, как Милав уже знал - перед ним Аваддон!
  Милав действовал стремительно, но не настолько быстро, чтобы застать Аваддона врасплох. Чёр-ный маг обладал поистине звериным чутьём! По неуловимому для посторонних признаку он понял, что Милав раскрыл его инкогнито и не стал дожидаться, когда кузнец нападёт первым. Аваддон сотворил из воздуха огненный шар и метнул его в кузнеца. Милав оказался к нападению готов, без труда отбив огненную посылку. Шар пролетел над головами изумлённых Калькониса и Ухони, с шипящим треском разбившись о стену. Запахло жареным - искры посыпались на "кокон", который тут же вспыхнул бледным оранжевым огнём. Аваддон мелкими шажками отступал к двери, а Милав, достав Поющий Сэйен, яростно наседал.
  Поединок происходил на глазах поражённых Ухони и Калькониса, которые не могли взять в толк, с чего это вдруг Милав налетел на токонга, а вельможный гхотт в ответ отстреливается огненными ша-рами? У Милава не было времени объяснять им суть дела, поэтому в схватке он рассчитывал только на себя.
  Аваддон оказался у самой двери и пытался выйти через неё, но Милав, неистово атакуя, не давал ему такой возможности. Поющий наносил немыслимое количество ударов за единицу времени, и мно-гие из них пробивали защиту Аваддона, которому не хватало времени, чтобы сотворить спасительное заклинание и скрыться от мельницы боли, в которую превратился Сэйен в руках Милава.
  Для сторонних наблюдателей бой длился едва ли больше минуты, но для Милава и Аваддона время словно растянулось. Дважды чёрному магу удалось сотворить бушующий сноп огня и обрушить его на росомона. И дважды Милаву посчастливилось избежать огненного дождя, способного за минуту испепелить человеческое тело.
  Наконец, Аваддон улучил момент и протиснулся в приоткрывшуюся створку двери. Милав ринулся за ним, пытаясь настигнуть чародея, но дверь захлопнулась перед самым носом кузнеца. Милав собрался немедленно разрушить ничтожное препятствие, но мир вокруг качнулся, поплыл, теряя чёткость очертаний. Через миг Милав понял, что стоит не перед деревянной дверью, инкрустированной драгоценной древесиной, а перед шершавым, грубой обработки камнем...
  - Вот так влипли! - выдохнул за его спиной Ухоня.
  Милав обернулся. Он не увидел ни привычной комнаты, ни знакомых предметов. Кальконис, Ухоня и он сам находились в круглом каменном колодце диаметром не более пяти саженей.
  - Ты можешь объяснить, чем вы занимались с вельможным токонгом? - поинтересовался Ухоня.
  Милав коротко рассказал.
  - Напарник, ты меня хоть убей, - взмолился Ухоня, - но я не могу понять, как ты раскусил его так быстро? У меня тоже нос имеется, но я уловил только запах горелого "кокона"!
  Милав ответил не сразу.
  - Обоняние является для человека стержневым чувством. Своевременно предупреждая об опасно-сти, оно помогает выжить всем животным и человеку, в том числе. Запах Аваддона, который я впитал в драматический миг схватки с ним, столь ярок и силён, что я узнал бы его среди тысячи токонгов...
  - Всё это весьма поучительно, - подал голос Кальконис, - но как нам выбраться отсюда?..
  Милав принялся с пристрастием изучать их темницу. Простучал стены - камень выглядел моно-литным. Посмотрев вверх, увидел маленький голубой круг. Небо?
  - Как удалось чародею так быстро перенести нас сюда? - недоумевал Ухоня.
  Милав не ответил, продолжая изучать стены. Скоро от этих попыток пришлось отказаться - кузне-цу не удалось найти даже тончайшего стыка между каменными блоками. Получалось, колодец выдолб-лен целиком в каменном массиве, при этом неизвестно, сколько десятков или сотней саженей отделяют их от голубого заветного круга.
  Кузнец опустился на каменное дно рядом с Кальконисом.
  - Есть идеи? - спросил Ухоня.
  - Пока нет... - мотнул головой Милав.
  - Тогда попробую я...
  Ухоня трансформировал тело, превратившись в безобидное розовое ухо. Затем рванулся вверх. Милав с завистью вздохнул, глядя на то, как изящно парит ухоноид. В следующий миг раздался болез-ненный стон, и Ухоня плюхнулся рядом с Милавом уже в облике тигра.
  - Что-то ты рановато... - изогнул бровь Милав, поглядывая на то, как ухоноид чешет лапами мо-гучую голову.
  - А ты сам попробуй! - огрызнулся Ухоня. - Нет там никакого неба! Это рисунок на камне!
  - Час от часу не легче... - пробормотал Кальконис. - Выходит, это не каменный мешок, а камен-ный орех!
  ...Время текло вяло. Милав, привалившись к тёплому боку задремавшего ухоноида, пытался найти отгадку. Он не верил, что Аваддон расправился с ними таким странным способом - не в его ма-нере. Вот если бы стены источали бушующее пламя, а под ногами клокотала ледяная бездна, это как раз походило бы на него. А так, - спокойно сидеть внутри "каменного ореха" и ждать голодной смерти? Впрочем, скорее они умрут от жажды - Милаву известны подобные муки! Незаметно он задремал. Снилось ему что-то очень дорогое, отчего сладко щемило сердце. Губы непроизвольно раскрылись в улыбке, и он услышал далёкий-далёкий голос, пробивающийся к нему сквозь неимоверную толщу камня.
  - Милав, почему ты спишь? Ты должен действовать.
  - Это ты, Лооггос? Как ты нашёл меня?
  - Я не искал тебя. Твоя тоска меня нашла.
  - Ты поможешь?
  - Зачем? Если человек решил умереть, значит, он имеет на это право.
  - Но я не хочу умирать!
  - Тогда борись!
  - А что я могу сделать?
  - Вот видишь, ты в отчаянии. Значит, ты уже проиграл...
  - Нет, Лооггос, ты меня не знаешь! Да я этот камень зубами рвать стану! Да я его в порошок изотру!
  - А стоит ли тратить на это силы?
  - О чём ты?
  - Отгадай загадку: листья с деревьев осыпались, значит, пришла осень, или дерево умерло?
  - Я не понимаю...
  - Жаль, я всегда думал, что ты способен отличить иллюзию от реальности. Прощай!
  - Подожди, Лооггос, что означают твои слова?..
  - Прощай, Милав. Путей у тебя много. Мы ещё можем встретиться...
  - Лооггос!..
  Милаву показалось, что он закричал вслух. Открыв глаза, увидел Ухоню и сэра Лионеля безмя-тежно спящими. Милав начал вспоминать сон. Последняя фраза врезалась в память и настойчиво пуль-сировала в мозгу: "...отличить иллюзию от реальности... отличить иллюзию от реальности...". Милав помнил влечение Лооггоса к загадкам всякого рода. Что он хотел этим сказать?.. И вдруг Милава осе-нило: отличить иллюзию от реальности! Лооггос хотел сказать этим, что росомоны на самом деле нахо-дятся вовсе не в "каменном орехе", а где-то в другом месте. Возможно, они не покидали пределов своей комнаты! Нужно немедленно избавиться от наваждения! Но как?
  Милав потёр виски, задумался. На память пришли события зрелищного боя викингов в замке дожа Горчето. Вот оно! Кузнец разбудил обоих товарищей и, ничего им не объясняя, приступил к осуществлению своего плана. Усилием воли он вызвал в своей памяти раскрывающуюся бездну и стал распространять это видение вокруг себя. "Посылка" оказалась настолько реалистичной, что Ухоня с сэром Лионелем стали жаться к Милаву, опасаясь свалиться в адскую пропасть. Сначала ничего не происходило, но Милав не отступал, выискивая всё новые подробности той зловонной бездны, которая однажды уже поглотила ненавистного мага. В какой-то миг он отметил - контуры их темницы поплыли. Дрожание было едва заметным, но Милав понял, что это первый шаг к освобождению. Воодушевлённый успехом, он усилил мысленный натиск, и каменная темница стала рассыпаться на глазах. Не прошло минуты, как вокруг изумлённых росомонов оказалась их комната. Ещё через мгновение до них долетел шум боя - кто-то штурмовал летнюю резиденцию малолетнего короля гхот-тов!
  - Ну, и дела! - восхищённо воскликнул Ухоня. - Вот это по мне!
  
  ГЛАВА 13: Токонг короля
  
  Он кинулся к окну и радостно заорал:
  - Ничего себе! Ребята из дворцовой охраны разнесли весь фасад!
  Милав выглянул сквозь то, что когда-то называлось "цветным венецианским витражом". Действительно, парадное крыльцо летнего дворца короля Вазыэка Четвёртого превратилось в живописные руины. Сначала Милав никак не мог понять, кого атакует королевская гвардия? Потом заметил знакомую зелёную униформу дворцовых слуг и до него стал доходить смысл происходящего.
  Аваддон прибыл во дворец в облике Латтерна О-Тога (чего он хотел этим добиться - отдельный вопрос). Он пришёл один (настоящие слуги оставались с настоящим токонгом короля). Аваддон оставил бывших дворцовых слуг - а теперь его самых верных воинов - сторожить вход во дворец (на случай если постояльцы-росомоны поднимут тревогу). Затем он вошёл в комнату гостей. Возможно, шум поединка Милава с Аваддоном привлёк внимание дворцовой стражи, и они кинулись на помощь своему господину. Рать Аваддона встала у них на пути. Закипел бой, завершающую фазу которого Милав увидел.
  Всё логично. Оставалось найти ответ на один вопрос: будут ли они ждать момента, когда дворцо-вая стража одержит над бунтарями победу или помогут гхоттам? По выражению Ухониной физиономии он понял, что никакие силы не удержат его в комнате, когда за стенами творится такое!
  Милав молча достал Поющего. Это послужило сигналом. Ухоня рванулся вперёд с такой скоро-стью, что когти заскребли по мраморному полу. Сэр Лионель двинулся за ним следом, выискивая по дороге, чем вооружиться. Милав торопливо шагал в конце их небольшой кавалькады.
  Они поспели, что называется, к "шапошному разбору": гвардейцы вязали последних слуг, превра-тившихся в одночасье в опасных безумцев. Росомонов гхотты встретили настороженно. Особенно, за-метив у них в руках оружие.
  - Как бы нам не пришлось отвечать за чужие грехи? - предположил Ухоня.
  Действительно, к ним направлялся начальник караула.
  Гхотт остановился перед Милавом и требовательно спросил:
  - Где королевский токонг?
  Кажется, проявив воинскую солидарность, росомоны оказались в щекотливом положении. Если сказать, что Латтерн О-Тог вовсе не тот, за кого себя выдаёт, королевский страж этому едва ли поверит. А если сказать, что Латтерна О-Тога во дворце нет, и он ещё не приезжал, то... Впрочем, об этом и ду-мать не стоило - гхотт-офицер едва ли оценит подобную шутку.
  - Видите ли... - заговорил Милав, ещё не зная, чем закончится начатая фраза.
  В этот счастливый миг его взгляд случайно упал на вереницу повозок, приближающихся к дворцу. Милав быстро сориентировался и решил немного разыграть бравого вояку:
  - Мы не видели вельможного Латтерна О-Тога!
  Гхотт опешил от подобный наглости и вновь заговорил уже менее миролюбивым тоном:
  - Но он вошёл в вашу комнату!
  Милав не отказал себе в удовольствии подразнить гхотта.
  - Думаю, вы ошибаетесь. Мы не видели его.
  Гхотт налился гневом и вплотную приблизился к Милаву.
  - Вы немедленно скажете мне, где находится королевский токонг. Иначе...
  Милав сделал удивлённые глаза и ответил, приблизив своё лицо к самому носу гхотта:
  - Не стоит нас пугать! И запомните - росомоны никогда не лгут! А вельможный Латтерн О-Тог в данную минуту въезжает во двор, и ваш долг поприветствовать его.
  Гхотт оглянулся. По его лицу пробежала целая гамма чувств: от гнева на росомона до мистическо-го ужаса - как королевский токонг может въезжать во двор, если он уже внутри дворца! Так и не разо-бравшись в своих чувствах, гхотт-офицер бросился навстречу кортежу.
  Росомоны остались одни.
  - Ну, и везунчик же ты! - воскликнул довольный Ухоня. - Представляешь, что бы с нами было, если бы токонг не появился так вовремя?
  - Он же сказал, что приедет утром, - улыбнулся Милав. - А дворянину его ранга ложь не к ли-цу...
  Ухоня томно прикрыл глаза, зевнул и сказал:
  - Пойдёмте к себе. Всё равно Латтерн О-Тог раньше, чем через полчаса не придёт. Пока это мест-ный гарнизон расскажет ему, как славно они сражались с полчищами вышколенных слуг, половина из которых дамы!
  
  ГЛАВА 14: Секретные комнаты и больные гхотты
  
  Латтерн О-Тог явился в комнату росомонов на удивление быстро. ("Наверное, не стал слушать хвалебной болтовни начальника дворцовой стражи", - предположил Ухоня.) Знатный гхотт остановился посередине комнаты, огляделся по сторонам (в дверях истуканами застыли четыре телохранителя). Токонг выглядел озадаченным. Он сделал нетерпеливый жест, и телохранители молча удалились, осторожно прикрыв дверь.
  - Я принёс новости, которые после всего этого, - токонг указал на обожжённые стены, - едва ли вас заинтересуют.
  - А что за новости?
  - Хотя вы и не доверяли моим методам поисков Аваддона, всё же они дали определённые резуль-таты. Мест, которые любит посещать чёрный маг, не так много. В каждое из них я отправил надёжных людей. Кое-какие сведения начали поступать ещё в день вашего прибытия во дворец. Я не спешил де-литься ими, потому что не был уверен в их правдивости. Ещё некоторое время ушло на проверку неточностей и сопоставление противоречий. В итоге, я пришёл к выводу, что Аваддон из страны не выезжал. Мало того, он должен находиться где-то недалеко от столицы. Скорее всего, в горах недалеко от развалин своего замка.
  - Действительно, не густо, - согласился Милав. - Мы, не покидая стен дворца, узнали то же самое.
  - В самом деле! - Латтерн О-Тог казался искренним в своём удивлении.
  Милаву пришлось коротко рассказать о последних событиях.
  - Вы по-прежнему убеждены, что Аваддон каким-то образом использует гранит, вывезенный с ру-ин Тёмного Чертога? - спросил токонг.
  - Вчера я в этом сомневался, - ответил Милав. - Но сегодня я абсолютно убеждён - чёрный маг не просто использует камни, они играют в его замысле главную роль.
  - Что вы хотите этим сказать?
  - Я хочу сказать, что Аваддон обосновался не в районе Тмира. В данную минуту он находится со-всем близко, возможно, даже слышит каждое наше слово!
  - Надеюсь, вы не обвиняете меня в сговоре с Аваддоном? - холодно спросил Латтерн О-Тог. - Ес-ли он воспользовался моим обликом, это ещё не значит, что я...
  - Успокойтесь, вельможный токонг, - Милав коснулся руки гхотта. - Я хотел сказать, что стены этого дворца вполне могут иметь уши чёрного мага.
  - Неужели?!
  - Поэтому предлагаю продолжить нашу беседу на воздухе.
  - Согласен. Тем более что я сам чувствую чей-то интерес к нашему разговору.
  Беседу продолжили в саду, рядом с фонтаном, изображающим сидящего грифа, из клюва которого тонкой струйкой текла вода. Охрана токонга маячила за кустами. Под таким прикрытием можно было смело говорить о чём угодно, не боясь быть услышанными.
  - Итак? - Латтерн О-Тог с нетерпением ждал продолжения.
  - Теперь я могу рассказать всё. - Нарушая этикет, Милав вплотную приблизился к токонгу. - Я абсолютно уверен, что сейчас, когда мы с вами разговариваем, Аваддон находится во дворце!
  Глаза токонга округлились.
  - Вздор! - вскричал он. - Этого не может быть!
  - Если вы успокоитесь, я смогу объяснить причину своей уверенности.
  Латтерн О-Тог насупился, но ничего не сказал.
  - Ваше молчание я понимаю как согласие меня выслушать? (Лёгкий кивок головы вельможного гхотта.) Тогда слушайте. Наше плохое самочувствие в течение всего времени, которое мы здесь нахо-димся, говорит о постоянном воздействии не только на нас, росомонов, но и на самих гхоттов - я слы-шал разговоры об этом некоторых служанок и даже солдат из охраны. Это говорит, что воздействие идёт не на отдельного человека, а на весь дворец в целом, и оно непосредственно связано с теми камня-ми, которые пошли на его постройку. Далее. Неоднократное появление некоторых довольно странных личностей свидетельствует, что они пришли не со стороны парка, потому что ваши солдаты службу несут весьма исправно (новый кивок вельможного гхотта). Спрашивается - откуда они могли взяться? И последнее. Я имею в виду то, что произошло со всеми слугами во дворце. Вечером перед сном они были совершенно нормальными. Превращение произошло в начале ночи. Оно было избирательным. Перед этим всех слуг и служанок собрали в одной комнате и лишили рассудка. Сотворить подобное мог только тот, кто сам находился в этой комнате. Иначе метаморфоза могло затронуть кого-либо из охраны или нас. Выходит, Аваддон имеет возможность спокойно разгуливать по летнему дворцу малолетнего короля как в своём собственном замке!
  Латтерн О-Тог криво усмехнулся.
  - Рассказ весьма занимателен, - сказал он. - К сожалению, ваши предположения я могу легко раз-рушить одним-единственным аргументом!
  - Буду рад услышать, - спокойно ответил Милав.
  - Вы говорите, что Аваддон вас преследует во дворце. Так?
  - Так.
  - И что он воздействует на вас через камни своего разрушенного чертога?
  - Именно.
  - Тогда ответьте мне, каким образом он сумел всё это просчитать, если даже я до последней мину-ты сомневался, куда вас везти - в Тмир или сюда?
  Раздумывать над ответом Милав не стал:
  - Во-первых, Аваддон обладает даром предвидения, и он мог знать, что мы остановимся именно здесь. Во-вторых, я вовсе не настаиваю на том, что всю чертовщину с камнями, насыщенными чёрной магией, он проделал исключительно ради нас. Всё это предназначалось другому.
  - Кому же?
  Милав огляделся по сторонам, наклонился к самому лицу Латтерна О-Тога и тихо сказал:
  - Вазыэку Четвёртому - малолетнему королю гхоттов.
  - Что!
  Латтерн О-Тог побледнел.
  - Вы...Вы забываетесь! Я не позволю!
  - Если вы не будете перебивать и дослушаете до конца, то поймёте - я прав.
  Некоторое время Латтерн О-Тог тяжело дышал, бросая на росомона свирепые взгляды.
  - Хорошо... Говорите!
  - За последние три года положение Аваддона изменилось в худшую сторону. Его способности частично утрачены (об этом в следующий раз), соратники бегут на другую сторону Великой Водной Глади, замок разрушен до основания. И, наконец, правители страны Гхотт вовсе не собираются делить-ся с ним своей властью. Как должен поступить человек, честолюбие которого настолько огромно, что буквально разрывает его на части? Он решает воспользоваться строительством летнего дворца для юно-го короля Вазыэка. Он внушает ответственному за строительство воспользоваться готовыми блоками с разрушенной крепости (до этого блоки возили из каменоломни, камень которой шёл на строительство всех крупных сооружений в Тмире, и никому не приходило в голову, что это далеко). Блоки с развалин замка Аваддона содержат эманацию зла и способны излучать его сколь угодно долго, с силой, которую определяет воля Аваддона. Далее, сам чёрный маг в процессе строительства влияет на рабочих таким образом, что они возводят ряд секретных комнат, о которых никто ничего не знает, потому что все ис-полнители по завершении работ гибнут. Думаю, вам неизвестно, что при строительстве дворца умерло более двухсот человек! Такие потери сопоставимы с потерями при осаде крепости. Но Аваддона мало заботят судьбы каких-то там простолюдинов. Его цель одна - дождаться, когда Вазыэк Четвёртый будет в состоянии проводить свой отдых в этом дворце. И вот тогда для Аваддона откроется широкое поле деятельности. Он сможет влиять на молодого короля таким образом, что через год-два королевским то-конгом может оказаться он сам, а потом ему и король будет не нужен! Он с помощью своих потайных комнат сможет совершать какие угодно подмены, кражи, убийства...
  Латтерн О-Тог долго молчал.
  - Трудно не поверить в то, что вы рассказали... Мне одно непонятно: где скрывается Аваддон? Не будет же он сидеть в одной из своих потайных комнат и дожидаться, пока его обнаружат?
  - Разумеется.
  - Тогда, как он проникает во дворец?
  - Пока не знаю, но я рассчитывал на вашу помощь.
  - На мою! - вскричал вельможный токонг. - Как вы себе это представляете?
  - Аваддон проникает внутрь дворца с помощью входа, который открывается только магией. Если бы это было не так, я давно бы его обнаружил. К сожалению, я не силён в колдовстве, поэтому прошу вашей помощи в поиске зачарованного входа. Иного пути у нас нет.
  Латтерн О-Тог долго смотрел на льющиеся струи воды и молчал. Милав не решался нарушить его размышления, опасаясь вспыльчивого нрава гхотта - если токонг откажется, росомонам самим найти Аваддона едва ли удастся.
  Наконец, королевский токонг принял решение и подозвал Милава.
  - Если бы дело касалось любого жителя нашей страны, или даже меня самого, я бы не согласился на ваше предложение. Но затронута честь Вазыэка Четвёртого и горе тому, кто помыслил причинить ему зло! Я согласен. Идёмте.
  Латтерн О-Тог быстрым шагом направился во дворец.
  - Когда вы успели узнать о потайных комнатах и недомогании гхоттов? - поинтересовался Каль-конис, когда они немного отстали от Латтерна О-Тога.
  - Нет там никаких потайных комнат! Солдаты со слугами на здоровье тоже не жалуются, - шёпо-том Милав.
  - Вы обманули токонга короля! - ужаснулся Лионель.
  - Не обманул. Я ввёл его в заблуждение...
  - А если он узнает?
  - Свалим всё на Аваддона. Дескать, проклятый колдун с помощью чёрной магии растворил все секретные комнаты! После сегодняшней истории со слугами гхотты чему угодно поверят!
  - И всё же это некрасиво... - Кальконис был расстроен поступком Милава.
  - "Красиво", "не красиво", - передразнил Лионеля Ухоня. - Напарник, я на твоей стороне! Вы только посмотрите, что эти гхотты вытворяют...
  - Так-то оно так, - сэр Лионель страдальчески вздохнул, - и всё-таки...
  - Хорошо, - сжалился Милав. - Если от этого вам станет легче, то я обещаю завтра же рассказать Латтерну О-Тогу об этом обмане. Теперь вам полегчало?
  - О! Теперь я сам готов искать эти магические двери! Надеюсь, насчёт них вы не ввели токонга в заблуждение?
  - Нет. Дверь должна быть. И мы её найдём!
  
  ГЛАВА 15: "Засланцы" Аваддона
  
  У парадного мраморным крыльцом Милав догнал токонга, и обратился к нему со словами:
  - Прежде, чем мы приступим к поискам, я хотел бы вам сказать ещё кое-что.
  Латтерн О-Тог остановился.
  - Я слушаю.
  - Когда мы найдём магическую дверь, за ней может оказаться что угодно - Аваддон не из тех, кто радуется незваным гостям.
  - И что же?
  - Сколько у вас воинов?
  Латтерн О-Тог перевёл взгляд на начальника дворцовой стражи. Тот быстро ответил:
  - Трое убиты, пятеро ранены. В строю четыре полных децимы!
  Милав покачал головой:
  - Этого недостаточно.
  - Со мной всегда три децимы охраны, - сказал королевский токонг надменным голосом. - Этого тоже мало?
  - Пусть все солдаты, которые могут сражаться, следуют за нами, - попросил Милав. - Если мы найдём дверь, то времени на сборы не будет.
  Латтерн О-Тог отдал команду и спросил у кузнеца:
  - Теперь - всё?
  Милав улыбнулся уголками губ и ответил:
  - Боюсь, что это далеко не всё...
  Токонг презрительно фыркнул и направился в распахнутые слугами двери.
  В течение долгого времени странная процессия двигалась по дворцу, переходя из одного зала в другой. Во главе процессии шёл сам королевский токонг Латтерн О-Тог, производя замысловатые дви-жения руками. Он искал следы магического воздействия на материальную структуру дворца. За токон-гом следовали Милав, Кальконис и Ухоня. Затем - начальник королевской стражи, за ним - личная ох-рана токонга. В самом конце многочисленного шествия брели бравые парни из охраны, считавшие, что они разыскивают оставшихся злодеев, умело маскировавшихся под дворцовых слуг. В первые минуты поисков все были насторожены и вздрагивали от малейшего шороха, но потом, по мере того как всё больше комнат, залов, лестниц, переходов оставалось пройденными, а результаты розысков были нуле-выми, Латтерн О-Тог и его сопровождающие непростительно расслабились. Воины растянулись на много комнат, а те, которые находились рядом с вельможным токонгом, вели себя слишком беззаботно.
  Милав дважды обращал внимание Латтерна О-Тога на вольное поведение солдат, но токонг толь-ко отмахивался, обозвав росомона паникёром. Милав обиду стерпел, однако подал знак Кальконису и Ухоне быть настороже, потому что они приближались к памятной комнате, в которой этой ночью слу-ги участвовали в странном шествии вокруг стола. Милав был уверен, что Аваддон с ними просто игра-ет, и что он обязательно нанесёт удар первым в самый неподходящий для гхоттов и росомонов момент.
  А Латтерн О-Тог, порядком уставший от долгого бесцельного блуждания по дворцу, начинал те-рять терпение. Он заявил, что следующая комната будет последней, после чего с подчёркнутой небреж-ностью приступил к ритуалу. Едва он развёл ладони в стороны, случилось то, что обязательно должно было случиться с надменным и чопорным гхоттом - массивный стол исчез. На его месте все, кто в этот миг находился в комнате, увидели колеблющийся круг, открывающий вход в подземелье. Латтерн О-Тог отшатнулся, заметив, как из ледяного подземелья в комнату хлынули создания тьмы столь омерзи-тельной наружности, что многих просто стошнило, а многие от страха отпрянули назад. В итоге перед лавиной ужасных созданий остались лишь трое росомонов, сам Латтерн О-Тог, начальник дворцовой охраны и несколько воинов из личной гвардии токонга. Остальные оказались отрезанными массив-ными дверями, закрывшимися сами собой.
  Всё случившееся походило на ловушку, но Милав этому только обрадовался - он устал гоняться за Аваддоном и жаждал личной с ним встречи. Кузнец не боялся чёрного мага, потому что, готовясь к ре-шающей схватке, хорошо изучил своего врага. Наверное, Аваддон догадывался об этом, потому что по-слал навстречу Милаву своих далеко не самых лучших воинов.
  Между тем, тёмное воинство продолжало вытекать из колеблющегося контура магическое двери, оттесняя немногих гхоттов и росомонов к закрытому окну. Милав позволил гвардейцам заняться своим прямым делом, - то есть охранять драгоценную жизнь вельможного токонга, а сам с Кальконисом и Ухоней приступил к уничтожению омерзительной рати. Рать оказалась необыкновенно многочис-ленна, поэтому "работы" хватило всем: и Милаву с его Поющим Сэйеном, и Кальконису с его полуаршинным клинком, и Ухоне с его огромными клыками.
  Время словно остановилось. Шум, вой, гам слились в единый говорливо-звенящий поток, от кото-рого закладывало уши и ломило в висках. Скоро к росомонам присоединился начальник королевской стражи, оказавшийся искусным фехтовальщиком и отчаянным рубакой. После того, как в бой вступили остальные гхотты, первая волна нападавших была быстро рассеяна. Последние твари, видимо услышав призыв мага, поспешили вернуться туда, откуда пришли.
  Заметив, что воинство бежит, Милав понял: магическая дверь, которую они так долго искали, мо-жет захлопнуться в любую минуту. Следовало поторопиться, чтобы не лишить Аваддона "удовольст-вия" ещё раз пообщаться с росомонами. Кузнец крикнул тем, кто находился с ним рядом: "Не отста-вать!", и ринулся в магический круг. В недолгом полёте успел "приложить" двух особенно мерзких тварей, слишком медленно перебиравших уродливыми лапами. Отбросив в сторону заверещавших монстров, замер в ледяном чреве, готовый отразить нападение любого, кто притаился за мутной завесой смрадных испарений.
  Рядом что-то звякнуло. Милав, не меняя положения тела, скосил глаза. Кальконис в порванной куртке, с рубленой раной на голове, но со счастливыми глазами стоял рядом.
  - Я с вами! - прошептал он и потеснился - в подземелье спрыгнуло ещё несколько воинов.
  Сверху долетел обиженный голос:
  - Напа-арни-ик! Не бросай меня...
  Вслед за этим на головы воинов обрушилась огромная кошка. Гхотты от неожиданности попадали, а когда поднялись на ноги, магической двери уже не было - они оказались внутри подземелья.
  - Похоже, я всё-таки успел! - обрадовался ухоноид.
  Милав осмотрел всех, кто успел спрыгнуть. Всего их набралось девять: трое росомонов, началь-ник королевской стражи, четверо из личной охраны токонга и девятый воин - в высоком шлёме, закрывавшем почти всё лицо - видимо, из числа дворцовой стражи.
  - Не густо, - подытожил Милав и обратился к начальнику королевской стражи: - Как звать тебя?
  - Таби Мром.
  - Послушай, Таби, ты рубака что надо, поэтому скажу тебе прямо без обиняков: путь, в который мы собрались - это путь в один конец. Нам-то выбирать не приходится, потому что мы пришли за жиз-нью чёрного колдуна. У вас же выбор есть. Вы можете остаться здесь и ждать, что вас спасут. Правда, надежда на это невелика. Однако она больше, чем возможность остаться в живых, отправившись вместе с нами. Решай. У тебя ещё есть время.
  Милав отошёл от гхоттов.
  - У вас кровь на лице. Вы ранены? - обратился он к Кальконису.
  - Так, царапина, - отмахнулся тот.
  - Ухоня, ты как?
  - Почти хорошо...
  - "Почти"?
  - Какая-то мелкостная тварь укусила меня за хвост!
  - И ты простил такое оскорбление?
  - Как же, простил! Я не только с ним разобрался, но ещё успел поработать его телом, как дубиной!
  - Этому можно верить?
  - Сидел бы ты здесь, если бы не я!
  - Хороший вопрос, - улыбнулся Милав, - я подумаю над ним...
  К Милаву подошёл Таби Мром.
  - Гхотты уважают храбрость, а не безрассудство. Мы не позволим росомонам идти одним. У девя-терых шансов выжить в три раза больше, чем у троих!
  Милав сжал плечо гхотта и обратился ко всем:
  - Наша цель - колдун Аваддон! Мы сможем выбраться из этого лабиринта, только в том случае, если одолеем его. Кто не согласен, может оставаться здесь. Мы заберём его на обратном пути, когда всё закончится... Разумеется, если сможем найти!
  - Ладно, шутник, - махнул лапой Ухоня, - хватит душещипательных речей. Пора с гостеприим-ным хозяином встретиться. А то некрасиво получается - мы к нему в гости со всей душой, а он...
  - Ухоня! - строго сказал Милав.
  - Что? - возмутился ухоноид. - Я только хотел сказать, "а он к нам мерзость всякую засылает!". Видели мы этих "засланцев"! Они неплохо хрустят на зубах!
  - Ухоня! Не порть аппетит! Я ещё не утратил надежды попасть на банкет по случаю долго-жданной кончины Аваддона!
  - А он сам-то об этом знает?
  - Пока нет. Но мы для того и идём, чтобы сообщить ему эту приятную новость...
  Шутки кончились, едва немногочисленная группа двинулась по каменному лабиринту. Единст-венный факел, который им удалось соорудить из всего, что они смогли собрать по своим карманам (тряпки, остатки оливкового масла у одного запасливого солдата, поломанное древко копья), давал мало света и больше разъедал глаза, чем освещал путь. Милав шёл впереди, внимательно изучая дорогу, больше надеясь на приобретённые умения, чем на неверный свет факела.
  Неприятности начались скоро. В панике сбежавшие от слаженных действий гхоттов и росомонов твари из тёмного воинства Аваддона почувствовали себя в неосвещённом лабиринте много увереннее и принялись нагло атаковать, пользуясь почти полной слепотой людей. Милаву пришлось изменить строй своего отряда. Теперь первым шёл он, а последним двигался Ухоня, которому свет тоже был не нужен.
  Таким порядком идти стало легче. Правда, ужасные вопли, издаваемые отдельными особями тём-ного воинства в тот момент, когда Ухоня "пробовал их на вкус", не придавали оптимизма отряду. Ско-рее наоборот. К счастью, продолжалось это недолго. Многие с удивлением заметили - в каменном ла-биринте посветлело. Одновременно стало ясно, что коридор выровнялся и теперь идёт горизонтально.
  - Вам не кажется странным, что подземный ход не имеет ответвлений? - спросил Кальконис.
  - Не кажется, - откликнулся Милав. - Аваддон строил его не для того, чтобы ловить нас с вами, а чтобы попасть из какого-то определённого места в новый дворец. Едва ли с помощью магии он станет творить новые ходы - для этого нужно много времени и сил. Скорее всего, он приготовится к нашей встрече где-то недалеко от того места, где затаился.
  - А далеко это?
  - Если бы я знал...
  
  ГЛАВА 16: Последняя встреча.
  
  Они шли больше часа, а обстановка вокруг не менялась. Всё те же гранитные стены, вспыхиваю-щие алмазными блёстками вкраплений слюды, всё тот же ровный бледный свет, источник которого определить не удалось. Ещё через полчаса Милаву пришлось признать, что они идут по ложному следу. О своих сомнениях он сказал Таби Мрому и Кальконису. Гхотт советов давать не стал (откуда они возь-мутся, если он ни разу не сталкивался с коварством чёрного мага?). Кальконис тоже оказался не спосо-бен помочь Милаву. Он видел вокруг лишь безжизненные каменные стены, и даже свечение воздуха воспринимал не так как Милав.
  Пришлось кузнецу всю ответственность за непростое решение взять на себя. Он раздумывал долго. Самым правильным казалось вернуться в темноту, из которой они с такой надеждой вышли. Но именно появившееся чувство надежды и настораживало Милава. Аваддон мог поймать своих преследователей именно на этом: лишённые света люди должны были с радостью идти на свет, даже если свет этот - лишь плод воображения!
  Милав поделился сомнениями с Ухоней и попросил его вернуться по их следу, пока оставшиеся будут готовить новые факелы из того, что у них осталось. Ухоню упрашивать не пришлось. Едва он почувствовал, что монотонное блуждание по каменному тоннелю можно разнообразить "подземной" охотой, как задрожал всем телом и, с трудом дослушав наставления Милава, умчался в темноту. Скоро немногочисленный отряд последовал за ним.
  Шли быстро - глаза успели привыкнуть к бледному рассеянному свету, разлитому в холодном за-стывшем воздухе. Вернулся Ухоня с первым "трофеем". Им оказалась огромная летучая мышь, пой-манная ухоноидом "с большими потерями для здоровья". Мышь поцарапала Ухоне нос, и Милаву при-шлось врачевать ухоноида. С перевязанным носом Ухоня выглядел забавно. Но пострадал Ухоня не зря, его "трофей" им всем оказался полезен, потому что с его помощью Милав смог отследить тончайшую "нить" мысленного приказа, соединявшего мышь и того, кто отдал ей команду следить за людьми.
  Милав не ошибся. "Нить" тянулась от летучей мыши не в направлении опалесцирующего свече-ния, а в сторону непроглядного мрака. Росомон понял: именно там и скрывается Аваддон. Милав при-казал, чтобы все были готовы к неожиданностям, а сам направился в сторону быстро густеющей темно-ты. Ухоня по-прежнему шёл в арьергарде их отряда, готовый растерзать любого, кто попытается на-пасть со спины. Попытки скоро последовали. Одновременно спереди и сзади на людей напали омерзи-тельные создания - Вестники Смерти, - с которыми когда-то встречался Вышата в тереме князя Годо-мысла. Это был серьёзный противник, и его появление могло означать только одно - росомоны слишком близко подошли к тайному убежищу Аваддона...
  Людей спасло то, что Вестники пришли за их душами не в кромешной тьме, где у людей не было шансов одолеть их, а в том месте, где умирающий свет подземелья ещё давал хоть какую-то видимость освещённости. Милав приказал всем прикрывать тыл, а сам ринулся навстречу сверкающим мельницам ужасных конечностей. Впервые за всё время, что он владел Поющим Сэйеном, Милав мог сражаться им в полную силу, не боясь ответного гнева таинственного посоха, ибо Посланники Смерти не были людьми. Их домом была запредельность потустороннего мира, и запрет Поющего на них не распро-странялся.
  Милав "работал" с такой скоростью и всесокрушающим гневом, что ряды Посланников быстро таяли. В это же время оставшиеся омерзительные создания набросились на людей с тыла. Там тоже за-кипел бой, за ходом которого Милав следить не мог - перед ним ещё оставалось достаточно противни-ков, чтобы мгновенное отвлечение от линии боя могло обернуться для кузнеца гибелью.
  Милав понял, что они одолели Посланников лишь после того, как его Поющий перестал встречать перед собой сопротивление полуматериальных тел. Кузнец оглянулся и увидел, что и в тылу с омерзительными созданиями покончено - воины со стоном садились прямо на каменный пол. Обтерев лицо остатками своего плаща, Милав подошёл к ним. Ухоня тихо поскуливал, зализывая зияющую рану в боку (ужасный коготь Посланника разорвал его тело, словно бумажный пузырь.) Кальконис получил рваную рану левого плеча и теперь торопливо и неумело перевязывал себя.
  - Давай помогу... - Милав помог сэру Лионелю. Потом наклонился к ухоноиду: - Ты как, Ухоня?..
  - Знаешь, - простонал ухоноид, - быть нематериальным гораздо безопаснее... А вообще-то чер-товски больно...
  - Потерпи, сейчас станет легче...
  Милав достал из широкого пояса плоскую склянку и принялся обрабатывать эликсиром Нагина-чернокнижника рану ухоноида. Ухоня скулил, но крепился.
  Подошёл Таби Мром.
  - Трое убито. Один тяжело ранен, наверное, скоро умрёт...
  Милав закончил с Ухоней и приблизился к умирающему. Это был один из дворцовых стражников. Он хрипло дышал. Глаза его горели болью и обидой. Милав осмотрел рану. Едва заметно кивнул Таби Мрому, соглашаясь с его мнением. Затем отвёл начальника дворцовой стражи в сторону и сказал:
  - Ему осталось недолго. Помочь я ничем не могу. Пусть умрёт спокойно. Мы подождём...
  Но подождать им не дали. Откуда-то из хладной темноты послышался дробный стук. Милав вско-чил на ноги. К нему торопливо приблизились Кальконис, Таби Мром и оставшийся гхотт, голову и по-ловину лица которого закрывал высокий шлём.
  Дробный стук нарастал.
  - Что это? - спросил Ухоня, присоединившийся ко всем. Был ещё слаб, поэтому привалился здо-ровым боком к ноге кузнеца.
  - Не знаю... - ответил Милав. - Что-то новенькое...
  Судя по громкому дробному стуку, из тоннеля должны были появиться уродливые гиганты, зани-мающие всю ширину прохода. Шум, между тем, становился всё ближе, а противника по-прежнему не было видно. Жуткое цоканье почти достигло ног Милава, но он по-прежнему ничего не видел!
  - Факел!.. - крикнул он гхотту.
  Таби Мром метнулся назад и через миг появился с коптящим факелом в руке. Свет выхватил из тьмы пустоту, в которой непонятный дробный стук приобрёл новый страшный смысл. Милав посмот-рел под ноги и увидел сплошную копошащуюся массу насекомых, размером не больше его ладони. Омерзительный враг оказался незнакомым видом не то пуков, не то тараканов. "Мизгри!" - слово факелом вспыхнуло в сознании Милава, отсылая его к чему-то невообразимо далёкому. Когда Милав вновь посмотрел под ноги, то мизгрей оказалось столько, что уже через несколько минут двое гхоттов и трое росомонов оказались по пояс погребены под всё пребывающей массой маленьких врагов. Мизгри ничего не делали - они просто заваливали воинов мириадами своих тел.
  Гибель Милава и его товарищей стала очевидной. Милав лихорадочно искал выход, продолжая сокрушать противника тысячами. Но это только отсрочивало момент его гибели, потому что даже мёрт-вые мизгри продолжали служить воле чёрного мага - они оставались на поле боя, и гора вокруг людей неумолимо росла.
  Тяжелее всего приходилось ухоноиду. Многочисленный враг успел завалить его по подбрюшье, а каждое движение доставляло Ухоне мучительную боль. Он попробовал стать невидимым, но у него слишком много сил уходило на локализацию боли - метаморфоза закончилась неудачей. И хотя Ухоня продолжал яростно сопротивляться, забыв о боли, было понятно - продержится он недолго.
  Кальконис тоже был не в лучшей форме. Рана плеча оказалась серьёзной, и всё, что мог делать сэр Лионель, это топтать ногами и давить телом всё увеличивающиеся полчища врагов.
  Таби Мром в паре со вторым гхоттом яростно орудовали мечами, но Милав поймал его страдаль-ческий взгляд и понял: начальник дворцовой стражи на пределе. Стало ясно - все их попытки ни к че-му не приведут...
  Нужно было искать другой выход. Милав нашёл его, вспомнив о том, что Аваддон буквально тре-пещет от наведённого на него воспоминания о пропасти-преисподней. (Если сам чёрный маг не спосо-бен противостоять мысленным образам, созданным воображением Милава, что говорить о каких-то мелких тварях - порождениях необузданного душевного уродства Аваддона?)
  Милав немедленно приступил к осуществлению задуманного. Он перестал бороться с мизгрями, убрал Поющего, успев поймать недоумённый взгляд Таби Мрома. Затем, сосредоточившись, стал мыс-ленно представлять себе, как из-за их спины, прямо на копошащуюся массу движется стена раскалённо-го пламени. Он представил, что пламя это огромно, что оно занимает весь объём прохода и нет ни еди-ного крошечного участка потолка, стен, пола, где бы огненный смерч не изжарил всё живое и не живое.
  Мизгри вдруг заметались, волной отхлынув от ног людей. Через миг огненный смерч обрушился на них и те, которые не сгорели в первое мгновение, с писком бросились обратно в тёмную глубину подземелья. Ещё целую минуту Милав не разрушал мысленного смерча, продолжая преследовать обе-зумевших насекомых. Потом резко выдохнул, открыл глаза и огляделся.
  Вокруг было тихо. Ухоня лежал на холодном полу и прерывисто дышал. Кальконис привалился спиной к камню и неуверенной рукой пытался проткнуть немногих оставшихся мизгрей, копошащихся у него под ногами. Таби Мром ошалело озирался вокруг. Гхотт в шлёме одной рукой продолжал дер-жать факел, а другой - поломанный меч.
  Милав вспомнил об умирающем и нетвёрдой походкой подошёл к нему. Молодому гхотту уже ничего не было нужно. Его глаза с немым укором смотрели в пустоту. В них не было ни боли, ни муки - только спокойствие перед бесконечно-долгой дорогой в пажити небесные...
  Милав опустился рядом с ним на колени и закрыл гхотту глаза. Потом усталым жестом провёл ла-донью по своему лицу. С обжигающей горечью подумал: "Какие мы с гхоттами противники!.. Отчего такая жестокость одного народа к другому? Этот мальчик и знать не знал, где находится страна Рос, но его учили, что росомоны - его злейшие враги... Зачем? Чтобы какому-то безумному магу самоутвер-диться в собственном величии? Нет! Аваддон, ты дорого заплатишь за гибель этих людей!.."
  Отдыхали недолго. Ровно столько, чтобы сложить погибших у стены и поправить сбившиеся по-вязки. Затем пошли в том направлении, куда отхлынули полчища мизгрей. Ухоня сам идти не мог, по-этому Милав взвалил его на плечи и пошёл вперёд, чувствуя, как торопливо бьётся сердце напарника.
  - Ухоня, ты того... не торопись покидать нас. Слышишь?
  - Да слышу, слышу! - простонал ухоноид. - Не волнуйся, такой радости я тебе не подарю...
  - Вот и славно...
  Через некоторое время они наткнулись на многочисленные обгорелые останки. В свете факела можно было рассмотреть толстые волосатые тела с раздвоенными копытами и растроенными хвостами, имеющими костные наросты в виде длинного острого шипа на конце каждого из них.
  - Ну и чудища! - вздохнул Ухоня, неплохо устроившись на плечах Милава.
  - Останки от ещё одной засады, - предположил Милав. - Выходит, я удачно запустил огненный смерч по лабиринту! Глядишь, так и до Аваддона доберёмся...
  Чёрный маг будто подслушивал их. Всё случилось настолько стремительно, что даже Милав с его невероятной реакцией ничего не успел сделать.
  Сначала они услышали отдалённый шум впереди.
  - Готовьтесь, - приказал Милав. - К нам гости!
  Потом они услышал шум позади.
  "Ловушка!" - успел подумать Милав, и в этот миг на них обрушился весь каменный свод. Кузнец, находившийся впереди, успел рвануть ухоноида с плеч и швырнуть его от себя - туда, где камни ещё не начали заваливать прохода. Ухоня ойкнул и полетел в темноту. Милав кинулся следом, чувствуя, как отдельные камни начинают пробовать его спину на прочность. Что творится за его спиной, он не знал.
  Грохот падающих камней продолжался недолго.
  ...Милав почувствовал, кто-то тянет его за руку.
  - Ухоня?.. - спросил он у тьмы.
  - Я здесь, напарник!
  Ухоня помог Милаву выбраться из-под обломков и оттащил на ровное место.
  - Постой! - встрепенулся Милав - А как же твой бок?
  - Никак... Пропал бок!
  Милав потрогал рукой тело ухоноида и с удивлением обнаружил пустоту!
  - Ты весь такой?
  - Почти. Хвост имеет плотность, но и он скоро... Так что покидаю я тебя...
  - Ты это брось! Вот разыщем Аваддона, будет тебе и знание прошлой жизни, и новенькое тело!
  - Ладно, поглядим... А сейчас пора идти.
  - Как же Кальконис и остальные?
  - Если мы станем раскапывать завал, то упустим Аваддона. Выбирай.
  Милав напряг слух, прислушиваясь к тому, что творится по ту сторону каменного завала. Сколько он не старался, не услышал оттуда ни единого звука.
  "Ничего, сэр Лионель, - подумал он, - однажды мы вытаскивали вас из подземелья. Вытащим и на этот раз!"
  Они шли в абсолютной темноте, ориентируясь по запаху и едва уловимому течению воздуха. Ско-ро вокруг посветлело, и они увидели впереди огромных косматых монстров, перегородивших дорогу. Ухоня, ставший к этому времени совершено прозрачным, вызвался посмотреть на стражей вблизи. Ми-лав отпустил ухоноида, а сам неторопливо двинулся следом. Монстры были рядом, но не делали попы-ток напасть на кузнеца. Милав миновал их, уверенный, что стражи не захотели напасть лишь потому, что получили приказ.
  - Ухоня, - тихо позвал Милав.
  - Я здесь.
  - Эти истуканы каменные?
  - Они такие же каменные как ты! Да от них за версту разит немытым телом и протухшим чесно-ком!
  - Ясно, значит, Аваддон знает, что я близко. Тогда договоримся так: ни при каких обстоятельствах ты ни должен показываться перед ним. Пусть думает, что я один. И самое главное - не оконфузься, как при первой встрече с токонгом!
  - Обижаешь, напарник!
  Милав уверено зашагал вперёд. Стало заметно светлее, а потом неожиданно для себя он оказался в огромном зале, потолок и стены которого терялись в туманной дали. Недалеко от себя он увидел Авад-дона. Чёрный маг был один. Он спокойно смотрел на Милава, и в его взгляде не было ни страха, ни радости. Только усталость. Милав странному спокойствию чародея крайне удивился и на всякий случай торопливо огляделся по сторонам.
   Аваддон криво усмехнулся:
  - Не бойся, мы одни.
  Милав ему не поверил.
  - Едва ли ты рискнёшь своей шкурой в поединке со мной!
  - Никакого поединка не будет. Тебе здесь не рыцарский турнир! Я слишком устал от твоего при-стального внимания, поэтому с огромной радостью передам тебя тому, кто жаждет этой встречи.
  - О ком ты говоришь?
  - Сейчас увидишь...
  Аваддон отступил в сторону. Милав заметил огромный хрустальный шар. Чародей шагнул к шару, обхватил руками, и что-то быстро зашептал. Тёмного мага нисколько не волновало, что Милав остался стоять позади него, потому что не сомневался - гордый росомон никогда не нападёт со спины. А Милав, едва взглянув на хрустальный шар, испытывал непонятное чувство благоговейного страха, словно там, в сияющей прозрачной сфере, жило нечто, являющееся одновременно и отталкивающим и притягательным.
  Аваддон закончил бормотать, выпрямился, отошёл от шара. Губы его дрожали, руки тряслись, на лбу выступила испарина. Милав смотрел на чёрного мага и гадал: кто тот неведомый, который несо-крушимого мага Аваддона может заставить трепетать точно былинку на ветру?
  Хрустальный шар окутался туманом, быстро распространившимся вокруг. Милав и Аваддон ока-зались внутри тумана. Росомон ждал, что сейчас его атакуют, и приготовился дать отпор. Но из тумана никто не появился. Кузнец с трудом дождался, когда холодные влажные космы растают, и тогда...
  Перед собой он увидел нечто невообразимое. Милав не находил слов, чтобы описать создание, проступившее за истаявшей дымкой... Ни тела, ни рук, ни ног, - только глаза! Десятки, сотни, может быть тысячи глаз не мигая следили за росомоном!
  Аваддон, стоявший рядом с Милавом, рухнул на колени и забормотал:
  - О, несокрушимый во времени, Малах Га-Мавет! Благодарю тебя, что откликнулся на просьбу твоего недостойного ученика!
  Ангел смерти огляделся. Остановив свой пылающий тысячеглазый взор на маге, спросил:
  - Зачем ты меня звал, ничтожный?
  Аваддон указал рукой на Милава и заскулил:
  - Я привёл того, кто виноват в моём поражении у росомонов!
  - Зачем он мне?
  - Он знает, где находится Талисман Абсолютного Знания!
  Малах Га-Мавет не взглянул на Милава, не обратил внимания на слова чёрного мага, продолжая озираться по сторонам. Его глаза, смотревшие сразу во все стороны, кого-то искали. Аваддон следил за своим господином, боясь пошевелиться.
  Наконец, Малах Га-Мавет повернулся к нему и произнёс:
  - Я доволен тобой. Ты нашёл его!
  - К-кого?..
  Аваддон не понимал своего господина, ведь он даже не взглянул на Милава!
  - Я всегда знал, что ты способный ученик, - продолжал Малах Га-Мавет. - Только ты один мог вернуть Талисман. И ты сделал это!
  - Но, у меня нет Талисмана!
  Малах Га-Мавет посмотрел на него десятком глаз и сказал с недовольством в голосе:
  - Не разочаровывай меня глупой болтовнёй. Я знаю, Талисман здесь. Иначе я не явился бы сюда!
  Аваддон поднял дикий взор на Милава.
  - Ты! Значит, Талисман у тебя? Отдай мне его!
  Милав был удивлён не меньше Аваддона. О ком говорит Малах Га-Мавет? Уж не сам ли Милав и есть этот Талисман! Аваддон неожиданно оказался рядом. Его трясущиеся руки тянулись к горлу куз-неца. Такое уже когда-то было... Милав оттолкнул безумного мага.
  - Оставь его! - прогремел голос Малаха Га-Мавета. - Это не он!
  Аваддон замер.
  - Но где же Талисман?
  - Здесь! - Малах Га-Мавет обвёл своим жутким мечом вокруг себя. - Он здесь!
  Милав понял, о ком говорит ангел смерти. Понял это и Аваддон, потому что осклабился и принялся теснить Милава в сторону Малаха Га-Мавета.
  - Так вот во что превратился Талисман Абсолютного Знания! Что ж, это облегчает нашу задачу! Вам всё равно не уйти отсюда живыми! Бессмертную душу росомона заберёт ангел смерти, а твой това-рищ вновь станет тем, чем и должен быть - Хранителем и Талисманом Всёзнающего Ока!
  - А моего мнения никто не спросит? - долетел Ухонин голос сверху.
  - Нам это ни к чему, - отмахнулся Аваддон. - Ты навсегда связан с хрустальным шаром. Он не выпустит тебя из этого подземелья!
  - Я уже это понял...
  - Ухоня, попробуй вырваться! Я остановлю их! - закричал Милав.
  - Ты что, напарник! Чтобы я бросил тебя на растерзание этим волкам?!
  - Довольно! - загрохотал голос Малаха Га-Мавета. - Настало время получить по заслугам!
  Он занёс над головой меч, и все увидели ярко-жёлтую каплю, набухающую на кончике лезвия. От голоса ангела смерти задрожал каменный свод:
  - Смирись, Милав-кузнец, со своей судьбой! Не было случая, чтобы смертный уходил от моего меча!
  Милав заворожено следил за тем, как к нему приближается ангел смерти. Кузнец с ужасом понял, что не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. Он целиком находился во власти Малаха Га-Мавета.
  Сверху вновь послышался насмешливый голос ухоноида:
  - Аваддон! Ты что-то лепетал насчёт того, будто Всезнающее Око не выпустит меня из этого во-нючего подземелья!
  - Я не собираюсь спорить с каким-то талисманом!
  - А зря, Аваддонюшка! Потому что я решил, если Око не отпускает меня, то я сам освобожу Око из его заточения!
  - Что ты такое говоришь? - похолодел Аваддон. - Да ты знаешь, что тогда случится!
  - Конечно! Ты навсегда провалишься в ту бездну, что так возлюбила тебя в последнее время. А Малах Га-Мавет навсегда лишится возможности вмешиваться в дела людей!
  - Безумец! - вскричал Аваддон. - Вместе с нами погибнешь и ты!
  - Это не такая большая цена за то, чтобы избавить мир от вас...
  Милав увидел, как уплотнился воздух, и Ухоня в последний раз принял излюбленную тигриную форму. Огромный тигр набросился на шар и стал с остервенением рвать его.
  - Не-е-ет! - закричал Милав.
  Но Ухоня неистово продолжал свою разрушительную работу и прежде, чем Малах Га-Мавет и Аваддон оказались рядом с ним, по хрустальному шару пошли трещины. Аваддон по щенячьи за-скулил, а Малах Га-Мавет принялся с яростью колоть ухоноида своим жутким мечом. Но Ухоню это не беспокоило, потому что хрустальный шар лопнул, высвобождая колоссальное количество знаний. Взрыв был настолько силён, что свод огромного зала не выдержал и обвалился. Милав этого не заметил - он смотрел на тело ухоноида, которое быстро таяло в потоке извергающейся из шара энер-гии...
  А потом пришла тьма... Но прежде, чем она затопила сознание росомона, он увидел перед собой двух седобородых стариков...
  
  "...- Они смогли совершить невозможное!
  - Трудно поверить, но это так.
  - Теперь Великое Знание принадлежат всему миру, а не только тем, кто пользовался силой Все-знающего Ока.
  - Признаться, я не верил, что они смогут.
  - Я тоже... Но и львёнок когда-то родится слабым и немощным, и по этому комочку меха никто не скажет, что перед ним - будущий царь зверей!
  - Да, львёнок вырос. Ему больше не нужны воспитатели. Мы можем спокойно отправиться вслед уходящим..."
  
  ...Камни продолжали падать, но ни один из них так и не задел Милава.
  Если бы нашёлся сторонний наблюдатель, он бы обратил внимание, что камни летят по совершен-но немыслимой траектории, нарушая все законы мироздания. Но наблюдателей не было. Камни про-должали падать так, как им приказывала чья-то несокрушимая воля...
  
  Эпилог
  
  - Вы можете с сэром Лионелем каждый год приезжать к нам! - говорил Таби Мром перед расста-ванием. - Я решил уйти в отставку - королевский токонг наградил меня небольшой деревушкой на по-бережье! Приезжайте, будем сидеть у камина, рассказывать истории и вспоминать всё, что с нами было!
  - Не обещаю, - улыбнулся Милав. - Хотя за приглашение спасибо. Но путь в вашу страну слиш-ком...
  - Опасен?
  - Нет, слишком долог. Лучше вы к нам приезжайте с дипломатической миссией.
  Таби Мром в последний раз взмахнул рукой, и парадный дормез Латтерна О-Тога повёз росомонов в сторону их далёкой родины. Милав долго смотрел в небольшое окно, потом спросил у Калькониса:
  - Скажите, сэр Лионель, а куда подевался второй гхотт? Я так и не успел спросить его имени.
  - Если вы хотите, я могу назвать его.
  - Будьте так любезны.
  - Извольте - Витторио Чезаротти.
  - Вот как?.. Что ж, я мог бы и сам догадаться...
  Ночью, на первом их привале, Милаву снились сны. Их было много, но три из них врезались в па-мять так глубоко, что, проснувшись и закрыв глаза, он как наяву видел то, что там происходило...
  
  СОН ПЕРВЫЙ:
  "Ну вот, кажется всё, - подумал Вышата и увидел, как целое облако стрел взвилось в воздух и по-летело на росомонов. - Выходит, прав оказался Милав-кузнец - не стоило доверять найдёнышу..."
  Стрелы валили всех без разбора - коней, росомонов, врагов...
  Под этим ураганом росомоны потеряли половину всех воинов, но те, кто остались, не пали духом. Они сделались ещё злее. Когда Вышата призвал их на последний бой, который принесёт им долгожданную свободу, ибо "мёртвые сраму не имут", за ним пошли все - и те, кто мог сражаться в полную силу, и те, кто сражаться уже не мог, но хотел хотя бы зубами достать ещё одного врага, вероломством погубившего росомонов. Этот последний бросок был поистине страшен. Росомоны не взяли щитов, они побросали даже стальные шишаки, укрывавшие их головы, и рубили, рубили, рубили врагов. Вышата был горд, что такие воины разделили с ним его последние минуты. А потом тысяцкий заметил панику в стане врагов, и чей-то знакомый голос издалека прокричал:
  - Держитесь, росомоны! Не было такого, чтобы воевода Кженский товарища в беде бросил!
  
  СОН ВТОРОЙ:
  ...Годомысл Удалой открыл глаза и с удивлением посмотрел вокруг. Он увидел знакомую обстановку собственной одрины. Но было во всём окружении что-то нереальное, что-то ненастоящее. Князь крайне удивился тому, что рядом никого нет - ни постельничих, ни других слуг. Да и воздух в комнате оказался настолько спёрт, что им едва можно было дышать.
  - Вышата!
  Годомысл хотел позвать своего милостника зычным голосом, но из горла вырвался лишь слабый хрип. Князь подумал, что это результат тяжёлого недуга, который уже давно сковал его тело. Тогда он решил подняться с одра. И тоже не смог сделать этого с первого раза - всё тело словно окаменело, не чувствовалось в нём ни сил, ни жизни. Лишь с пятой попытки сумел Годомысл встать на ноги и направиться к двери. К счастью, она оказалась немного приоткрыта (едва ли Годомыслу хватило бы сил отворить тяжёлое дубовое полотно.) За дверью он увидел знакомых гридей, и на душе у него потеплело. Он толкнул дверь, шагнул в коридор. Навстречу ему поднялись двое воинов, лица которых приняли землистый оттенок.
  Годомысл вгляделся в бесстрашных гридей, губы которых трепетали, словно крылья бабочки и громко приказал:
  - Вышату ко мне! И проветрите комнату, а то запах там, точно кошка сдохла!
  
  СОН ТРЕТИЙ:
  Баба Матрёна сидела на крыльце, внимательно изучая лежащие перед ней пучки сухой травы. Ми-лав сидел рядом и следил за её руками.
  - Учись, Милавушка, - говорила старушка, - мне уже недолго осталось, а тебе жить да жить! Травки они, знаешь, и от телесной хвори излечивают, и от всякого сердечного недуга помогают!
  - Да не справлюсь я!
  - Тю-ю! Вспомни, как Ухоня их быстро запоминал!
  - Так то - Ухоня...
  - Конечно! Куда тебе со мной тягаться!
  Голос ухоноида исходил сразу со всех сторон.
  Баба Матрёна испуганно воскликнула:
  - Ухоня! Неужто это ты?..
  - А то кто же!
  Милав вскочил на ноги и крикнул в голубое небо:
  - Покажись, напарник!
  - Не-е-ет... Это я Милаву-кузнецу напарником доводился! А с княжичем Дагаром мне себя по другому вести следует!
  
  
  Конец Книги Второй.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"