Тихим и знойным июльским утром я ехал в электричке на дачу. В вагоне было невыносимо жарко и душно. Вокруг суетился самый разносортный народ.
Да, я люблю разделять людей на сорта, как бы это дико не звучало. Разве можно ставить рядом профессора и алкоголика? Однако иногда эти два человека вполне могут оказаться одним. Я люблю разделять людей на сорта. Я уважаю чистую кровь и благородство. Наконец-то электричка тронулась. Из окон повеяло спасительной прохладой. Я отрешенно уставился в замызганное окно. Настроение - к черту! То ли жара так действует, то ли раздражает окружение.
- Можно присесть с Вами? - спросил подошедший ко мне дедушка-цыган.
Его смуглое лицо, изборожденное морщинами, выражало, к удивлению, добродушие. Карие, почти черные, глаза слегка щурились на солнце. В ухе блестело золотое колечко.
- Да, - нехотя сказал я.
Я снова склонил голову к стеклу. Электричка двигалась пока медленно, я успевал рассматривать пейзажи окраин Харькова. Я слышал где-то там восклицания, смех, храп, живую беседу... Но мне было все равно. Я погрузился далеко в свои мысли.
- Куда путь держишь? - решил завязать разговор цыган.
- В Мерчик, на дачу.
- Бывал я там когда-то. Старое место, необычное.
Я вдруг заинтересовался. Голос старого цыгана располагал к приятной беседе.
- Как Вас зовут?
- Янко.
- Дмитрий. Так что там в Мерчике необычного? По-моему, село селом.
- Да вы, мой друг, не видите у себя под носом красоты. Это все равно, что собирать землянику в лесу и не видеть ягод под листьями.
- Вы часто в лесу бываете.
- Конечно, я же цыган. Леса, степи - мое родное. В крови.
- Так что там в Мерчике, Янко?
- Интересно? Ну, хорошо, я расскажу одну историю. Когда-то давно, когда я был еще так юн, как и ты, отправился с Иолантой, моей супругой, в Мерчик. Мы тогда решили из табора сбежать. Романтиками были, - Янко усмехнулся. - Далеко и долго бежали через поля к Мерчику. Там мы нашли старое здание, заросшее деревьями и кустарником. Людей не было. Солнечное утро радовало нас. Иоланта решила рассмотреть поближе особняк. Ее всегда привлекали подобные места. Я не стал препятствовать, мне самому было любопытно.
Позже мы узнали, что это усадьба помещиков Шидловских.
История Старого Мерчика начинается, если я не ошибаюсь, в 1698 году. Федор Шидловский строит усадьбу в виде крепости. В 1711 татары спалили ее дотла. Крепость отстраивают заново. Нынешний дворец был заложен Лаврентием Шидловским. Современники Григория Шидловского оставили такие воспоминания: "В саду каменный манеж, беседка, резервуар и ротонда в виде круглого храма в два этажа со сводами; наверху, бывало, играет музыка, а внизу в прохладе отдыхают посетители". А "Харьковские Губернские Ведомости" в 1850 году писали: "Вы встретите в разных местах сада изящной архитектуры великолепные беседки, павильоны, ротонды, палатки. Из обширного озера проведены в сад пруды чистой воды, одушевленные стадом прекрасных лебедей. О красоте и изяществе дома мы говорить не будем..."
Я слушал внимательно и думал: какая же красота может скрываться за столетиями. Электричка набрала скорость и неслась, подгоняемая ветром. За окнами проносились леса и поля, речка и озеро, маленькие домики. Но всего этого я не замечал. Я слушал рассказ Янко. Цыган продолжал дальше:
- Сад был заложен, кажется, в 1724 году. Во дворце поместили агрошколу, а после и вовсе отдали дворец под ветеринарный техникум. В церкви возле дворца располагался то склад, то спортзал для учащихся. Даже над усадьбой действует закон времени: во дворце проламывались новые двери, лепнина оклеивалась обоями. В 1997 усадьба обезлюдела. Окна дворца заложили кирпичом. С тех пор усадьба в Мерчике остается эхом прошлого, местной достопримечательностью.
Я вдруг заметил, что с огромным интересом слушаю старого цыгана, который вспоминал свою юность и свои приключения. Тогда я подумал, что воспоминания действительно могут греть душу. Нужно жить так, чтобы помнить свои приключения. Для меня цыган, второсортный человек, как я раньше считал, стал примером для подражания. Это действительно человек, живущий ярко. Я во все глаза смотрел на Янко и благоговейно молчал. Уже даже жара и какие-то люди не отвлекали меня.
- Янко, а куда Вы едете?
- Куда глаза глядят. Я же вольный.
И тут меня посетила одна неожиданная мысль. Как же так, я всегда езжу на дачу, но никогда не бывал в усадьбе?!
- Вы не могли бы мне показать усадьбу Шидловских?
- Конечно, Дмитрий! С радостью. Как раз вспомню все. Жаль, что нет рядом Иоланты.
- А что с ней случилось?
- Иоланту убили.
- Как убили?! За что?
- Видишь ли, Дима, свобода цыган распространяется и на их поступки. Ее убили за правду, чтобы она замолчала. Никто не должен был узнать правду о таборе, из которого мы сбежали. Нас выставили предателями. Знали, что для меня самое дорогое - это Иоланта. Ее и забрали, а меня отпустили на все стороны, ибо я не знал правды. Иоланта была ведуньей. Но это уже другая история
Я еще больше начал удивляться человеку.
Спустя некоторое время мы доехали до Старого Мерчика. Вместе с Янко восхищались былой красотой усадьбы.
Янко откуда-то взял охапку полевых цветов и повел меня в сторону камня-жертвенника. Там, недалеко от него, находилась весьма непримечательная, но аккуратная могила. Янко бережно положил цветы на плиту.
С тех пор я понял, насколько ошибался в людях. Даже в самом, на первый взгляд, "второсортном" человеке может быть такая честь и такое благородство, что вряд ли их когда-то увидишь в напыщенной молодежи наподобие меня. Я осознал свою мелочность, свою серость и бесполезность, свою глупость. Я чувствовал, что второсортный человек здесь - это я. И понял, что хочу жить так, как живет этот старый цыган Янко: свободно, достойно, честно, с любовью в сердце и с желанием жить.