"Дорогой Вилли, я размышлял о том, стоит ли издавать твою рукопись, касающуюся "U-530". Все три лодки ("U-977", "U-530" и "U-465"), участвовавшие в той операции, теперь мирно спят на дне Атлантики. Может быть, лучше не будить их? Подумай об этом, старый товарищ! Подумай также о том, в каком свете предстанет моя книга после рассказанного тобой? Мы все дали клятву хранить тайну, мы не сделали ничего неправильного и лишь выполняли приказы, сражаясь за нашу любимую Германию, за её выживание. Поэтому подумай ещё раз: а может быть, лучше представить всё как выдумку? Чего ты добьёшься, когда скажешь правду о нашей миссии? И кто пострадает из-за твоих откровений? Подумай об этом!.."
Гейнц Шеффер, командир подводной лодки U-977
ЧАСТЬ 1. ЛЕДЯНАЯ ГРОБНИЦА
Глава 1.
Германия, Мюнхен, 1 мая 1940 года.
Туман рассеивался, открывая взору огромную темную равнину, лежавшую обсидиановым кулоном между гор. Равнина была безжизненна, и легкий ветерок разносил запах гари, разлагающейся плоти и неведомого чувства, от которого становилось не по себе, страшно и обреченно. Повсюду на обожженной земле были разбросаны тела сражавшихся, доспехи почерневшими и покоробившимися струпьями скорбно смотрели в небеса, взывая мольбами погибших к небесному богу. Но Бог молчал, и молчали его архангелы, печально смотря на поле брани. Стояла адская тишина, иногда нарушаемая едва слышным треском остывающей земли. Посреди равнины дымились руины какого-то сооружения, и дымка, клубясь и извиваясь, как пронзенная копьем огромная змея, стремилась вверх, к небесам и опускалась на землю, укрывая белесыми полами саваны землю. Сооружение виднелось все отчетливее, становилось реальным и грандиозным.
Эта была огромная пирамида, лежавшая в развалинах и коптящая небо дымящимися обломками камней. На ступенях пирамиды, возле входа в нее, смотрящего на равнину одиноким и безжизненным глазом циклопа, лежало тело неведомого существа, обожженного и скукожившегося. Пахло смертью. Ее запах становился все сильнее, усиливался и забивал дух, обвивая сознание мягкой, удушающей паутиной. Существо оказалось сфинксом, покалеченным невиданным жаром. Из груди сфинкса торчал обуглившийся черенок копья.
Отто миновал пирамиду и изувеченного сфинкса, вздохнул, набирая побольше воздуха, и двинулся дальше. За пирамидой оказалось кладбище, где большинство надгробий было разрушено, а оставшиеся торчали закопченными одинокими зубами из земли. Некоторые могилы оказались разрытыми, и вырытая земля, покрытая керамической пленкой от жара, взывала к небесам безмолвными мольбами. Тела погибших обгоревшими головешками лежали на земле, как какая-то неведомая приправа к огромную сатанинскому блюду.
Отто услышал какой-то звук и пошел на него. Туман усиливался, в воздухе витали какие-то новые волнующие запахи. Запах смерти усиливался, и Отто, поежившись, завернулся в свое серое походное одеяло, с силой сжал рукоятку револьвера. Звук приобрел более четкие очертание, и напоминал уже какое-то кряхтение, стон и сопение, словно где-то вдалеке работала старая паровая машина. Туман напоминал уже жидкий липкий кисель, проникающий холодной влагой в самые труднодоступные места сознания.
Револьвер приятно отягощал руку, и страх был менее ощутим. Отто подошел к одному надгробию и вздрогнул, с волнением читая свое имя и фамилию на нем, и дату смерти - 27 марта 1942 года. Могила была разрыта, и гроб разбит, пустуя деревянной пустотой. Все было как-то нереально и потусторонне, дико и не вкладывалось в рамки сознания. Молния сверкнула беззвучно и ударила в камни пирамиды позади него, и туман на несколько мгновений отступил, повинуясь воле небес, чтобы с новой силой укрыть многострадальную землю. Небо улыбнулось фантасмагорической игрой цветов и красок. На облаках, караваном огромных серых верблюдов курсировавших над равниной, появился какой-то символ кровавого цвета, он рос на глазах, с каждым мгновением проявляясь в огромную тотен-руну - символ смерти. Символ некоторое время висел в воздухе на полотне свинца небес, постепенно рассасываясь. В воздухе стояла гробовая тишина. Отто поразился увиденному и посмотрел в сторону звука, который слышал несколько мгновений назад.
Звук резко прервался, туман раздвинул свои белесые полы саваны, и Отто увидел существо. Существо выглядело необыкновенно и странно. Отто узнал его. Это был его кошмар.
Существо сидело на поваленном надгробии, сопя,и держала в руках череп, гипнотизируя его пустые глазницы.Тень волнами проходило по телу существа, и оно как хамелеон менял окраску и свою структуру, превращаясь то в человека, то в страшного демона, то в небольшого дракона, запах преисподней исходил от него, смешанный запах серы и гнили.
Отто съежился и поднял револьвер. Существо отбросилочереп и приняло образХайнца Бергера. Образ, настолько ненавистный Отто, что он, не задумываясь, выстрелил. Выстрел прозвучал яростно и сухо, пуля попала существу между глаз, там, где начинался нос Бергера, и тот слетел с надгробия назад, перекатившись через спину, встал. На его лице играла сатанинская улыбка. Пуля не причинила ему вреда, темное пятно входного отверстия было едва видно на загорелой коже врага.
- Ты не сможешь убить меня еще раз, - сказал Бергер.
- Во всяком случае попытаюсь, тварь, - Отто поднял с земли штык, облепленный пеплом, и слегка закопченный. - Ты перешел тогда грань.
- Я сильнее тебя. И я пришел за тобой.
- Оставь меня в покое.
- Я не дам тебе покоя.
- Сгинь, пропади, не трогай меня.
- Я пришел за тобой, - вторил Бергер.
- Я тебя убил. Ведь я убил тебя?
- Я бессмертный. Сейчас я - бессмертный. Ты дал мне жизнь, другую жизнь, забрав мою человеческую жизнь.
- Почему ты меня преследуешь?
- Я не преследую тебя, я хочу твоих мучений. Заслуженных мучений. Ты меня убил, я хочу убить тебя. Убить по-особенному.
- Оставь меня в покое. Уйди.
- Нет, - Бергер зарычал. - Я заберу твою жизнь...
Бергер прыгнул на Отто, и тот выстрелил несколько раз до того, как ощутил цепкие объятия врага прикоснулись к его груди, и он исступленно крича, начал бить Бергера рукояткой револьвера по морде, и другой рукой со штыком бил в горло противнику, чувствуя, как сердце бьется в истерике, надрываясь в исступлении...Наносимые удары не находили своей цели, вернее не причиняли никакого вреда Бергеру. Однако Отто продолжал бить врага, бить жестоко и яростно, а противник визжал и смеялся у него на груди, усиливая давление на грудную клетку, давя ее одним твердым и холодным коленом, душа руками и пытаясь укусить свою жертву...
Отто проснулся весь в поту, с испариной на лбу, и ощущением полной обреченности.
Потолок серой громадой нависал над ним, многотонным прессом пытаясь его раздавить.
Бергер приходил к нему во снах не первый раз, и каждый раз он чувствовал себя полностью опустошенным, и в душе все было покрыто ядовитым налетом воспоминаний.
Сон, испуганный кошмаром, ушел, кажется, навсегда, и Отто лежал и смотрел на потолок, на стены, на полки с книгами, прислушиваясь к малейшим звукам за пределами его дома, за звуками падающих капель дождя, выбивающего свою барабанную дробь по жестяным подоконникам и крышам. Он прислушивался к спокойному дыханию своей жены, Марты, блаженно спящей возле него, к дыханию трехлетней дочки, свернувшейся калачиком в детской кроватке. И чувствовал себя ужасно одиноким, беззащитным человеком, страдающего постоянными кошмарами и воспоминаниями о той, своей экспедиции на Тибет, едва не закончившейся провалом. Провалом, явившегося толчком, благоприятной почвой для произрастания и появления этих кошмаров.
Марта заворочалась и обняла подушку, мечтательно улыбнувшись. Отто посмотрел на нее, поправил пуховое одеяло, укрыв ее оголившееся плечо, и нежно убрал прядь волос с ее лица. Она была красива и мила, и он с каждым разом, просыпаясь по ночам от кошмаров, смотрел на нее, понимая, что она - его единственное спасение, верных друг и товарищ, соратник в борьбе с наступающим ночным ужасом. И с каждым разом, Отто понимал, что его чувства к Марте,- единственное отрада и спасение от воспоминаний, протягивающих свои отталкивающие щупальца спрута к нему, убивая в нем то, что он пытался сохранить. Сохранить для жены, сохранить для дочери, сохранить для себя. Остаться человеком, несмотря на сотрудничество с "Анненербе", пытающегося превратить его в безропотного раба, повинующегося приказам руководства Третьего рейха. Приказам, которое изначально не принимало его естество... Отто любил Марту, любил свою дочь Эльбу, любил делать то, что приносило и ему, и его семье радость. Но радость и счастье, бывало, обходились слишком дорогой ценой, которую он был готов платить ради благополучия своей семьи, иной раз идти на заклание, и ощущать, как щупальца "Анненербе" высасывали его все человечное, оставляя внутри, в душе, какую-то пустоту.
Он тихо встал, но кровать предательски скрипнула, и, стараясь не шуметь, прошел на кухню, закрыв за собой дверь. За окном лил дождь, и часы на кухне показывали 2:35. И кошмар, лишивший его сна, казалось, орошаемый небесной водой за стеклом, уходил, конвульсивно пульсируя, и, пытаясь, вернутся. Однако сон ушел уже навсегда, захватив с собою охапку сценариев кошмаров, ушел тихо, по-английски, оставив Отто не совсем приятные воспоминания.
Он стоял и смотрел на улицу, на редкие машины, проезжающие по ней, прислушиваясь к гудкам далеких локомотивов, на дождевые струи, трассирующими очередями вонзающихся в землю и его душевное состояние приходило в норму. Отто закурил папиросу, и, стараясь не шуметь, поставил кофе. Матовый свет настенного бра обволакивал его сознания, а табачный дым не напоминал туман, увиденный в кошмаре. Аромат кофе вернул Отто к реальности.
Позади скрипнула дверь, скрипнула тихо, словно боясь разбудить кого-то. Он обернулся и увидел Марту, свою прекрасную Марту, любимую и единственную, в пеньюаре входящую на кухню.
- Неужели опять кошмар? - Ее голос был мягок и нежен, как веселый весенний ручей, сбегающий по склону холма, омытый ласковым дыханием свежего ветра.
Он молча посмотрел на нее и кивнул.
- Милая, ложись спать.
- Господи, когда же это прекратится!
- Милая, извини, что разбудил.
- Почему прошлое не может оставить нас в покое?
- Дорогая, потише, - ребенок спит.
Он шагнул к ней, обнял крепко и нежно и посмотрел в ее глаза. Глаза Марты были аквамаринного цвета, и он тонул в них, забывая обо всем на свете. Она с укором и жалостью посмотрела на него, обняла его и поцеловала. Он поцеловал ее в ответ и почувствовал, как волна нежности обволокла его естество. Марта вздрогнула и посмотрела на его мягко, без укора, с сожалением и теплом.
- Милый, это все когда-то должно закончиться.
- Да, дорогая, это все должно закончиться.
- Я тебя люблю.
- И я тебя люблю, родная. Спасибо. Спасибо за все.
Марта улыбнулась, и в свете бра сверкнули ее глаза:
- Ложись спать.
- Я постою еще здесь, дорогая. Поспи еще. Еще раз извини, что разбудил.
Она улыбнулась еще раз и выпорхнула из кухни с грацией горной лани, а Отто смотрел ей вслед, вдыхая аромат ее тела, смотрел с любовью и нежностью, захлестнувших его теплой и ласковой волной. На улице прекратился дождь, и в лужах блестели отражения фонарей, играя сотнями блестящих граней на водной поверхности.
Отто смотрел на улицу, и чувствовал, как кошмар, вогнавший свои острые клыки в его сознание, ушел далеко, может навсегда, оставив легкий след своего присутствия. Он вздохнул, затушил папиросу, тлеющую в пепельнице, поставил чашку с недопитым кофе в раковину, вздохнул и вышел из кухни, настраиваясь на дальнейший сон.
Марта еще не спала, и мягко и нежно прикоснулась к нему, и он почувствовал себя самым защищенным ото всего на свете человеком, обнял ее и заснул, упиваясь нахлынувшим сладострастным чувством.