"...Чудовищная участь ждала тех, кого жуаньжуаны оставляли у себя в рабстве. Они уничтожали память раба страшной пыткой -- надеванием на голову жертвы шири. Обычно эта участь постигала молодых парней, захваченных в боях. Сначала им начисто обривали головы, тщательно выскабливали каждую волосинку под корень. К тому времени, когда заканчивалось бритье головы, опытные убойщики-жуаньжуаны забивали поблизости матерого верблюда. Освежевывая верблюжью шкуру, первым долгом отделяли ее наиболее тяжелую, плотную выйную часть. Поделив выю на куски, ее тут же в парном виде напяливали на обритые головы пленных вмиг прилипающими пластырями -- наподобие современных плавательных шапочек. Это и означало надеть шири. Тот, кто подвергался такой процедуре, либо умирал, не выдержав пытки, либо лишался на всю жизнь памяти, превращался в манкурта -- раба, не помнящего своего прошлого. Выйной шкуры одного верблюда хватало на пять-шесть шири. После надевания шири каждого обреченного заковывали деревянной шейной колодой, чтобы испытуемый не мог прикоснуться головой к земле. В этом виде их отвозили подальше от людных мест, чтобы не доносились понапрасну их душераздирающие крики, и бросали там в открытом поле, со связанными руками и ногами, на солнцепеке, без воды и без пищи. Пытка длилась несколько суток..."
Чингиз Айтматов "И дольше века длится день"
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. "ДЕВЯТКА"
25 августа 1980 года. Подмосковье. 39 км Волоколамского шоссе.
Партийный дачный поселок "Березовая роща"
- Интересно, - сказал генерал-майор ГРУ Вознесенский, отрывая свой взгляд от бумаг. - Очень интересно...- Седовласый разведчик вдумчиво читал, анализируя представленную на бумаге информацию.
Полковник Кроткевич, заместитель начальника 9-го отдела ГРУ, сидел в кресле напротив генерала и попивал чай с бергамотом. Он ловил каждое слово своего начальника, окрашивая их в аромат и легкий бодрящий дурман тонизирующего напитка.
Лето подходило к концу и здесь, в Подмосковье, вдали от смога мегаполиса, шума и толчеи, стояла отличная погода, которую не омрачали даже крупные комары, появлявшиеся по вечерам и устраивавшие кровавые тризны партийным работникам. Но здесь, на генеральской даче, комары старались не появляться, словно невидимые сети спецслужб не давали им прорваться к желанной крови.
- Валерий Степанович, ты думаешь этому можно верить? - Вознесенский, закончив читать, отложил бумаги в сторону.
- Не знаю, Николай Михайлович, не знаю. - Полковник поставил хрустальный стакан с коньяком на журнальный столик. - Этими разработками начинали заниматься у нас еще в середине тридцатых, потом, после смерти Сталина, заморозили...
--
...немцы во время войны тоже вели какие-то разработки, и достигли неплохих успехов...
--
Проект "Бельторн"?!
Полковник улыбнулся:
- Он самый, товарищ генерал. "Анненербе" неплохо поработало... - Полковник выжидающе посмотрел на генерала. -. Думаю, нам нужно попробовать. У нас есть наработки, есть возможности, есть свое видение проблемы, - Кроткевич кивнул на бумаги, - и самое главное - есть желание, стремление это сделать.
Генерал встал из-за стола, потянулся.
--
Значит, ты думаешь, что нужно попробовать? Гм-мм-мм... Интересно... Попробую раскрутить наш, - он посмотрел в потолок и едва заметным жестом указал вверх, - маховик, авось что-то и выгорит...
--
Конкуренты нервничать будут.
--
Чего это вдруг?
--
Материальчик ведь у них увели еще в пятьдесят третьем, после ареста Берии, - полковник покосился на папку с бумагами. - Они пытались восстановить его, достигли кое-каких успехов. Но наши предложения в данной области в корне отличаются от их видения. Скажем так, эти бумажки - обобщенный материал "Анненербе", гэбэшников и наших наработок. Эдакое ассорти! Причем большая часть материала была подтверждена исследованиями еще до 45-го года. Конкуренты землю будут рыть, чтобы вернуть эти бумажки.
--
Ну, ты даешь!.. - Генерал засмеялся и подошел к бару.
В воздухе повисла тишина, нарушаемая скрипом деревянных полов. Генерал стоял у бара, переводя массу своего тела с пяток на носки, осмысливая полученную информацию.
--
Ладно, через два дня я буду в Москве, осмотрюсь и постараюсь что-то сделать. Думаю, Петр Иванович заинтересуется... Бумажки эти возьму с собой. Думаю, проект этот пойдет, есть такие государственные интересы... Подумал, как назовем проект?
--
Проект "Манкурт".
--
Почему "Манкурт"?
--
Манкурт - это человек без памяти о прошлом, раб, беспрекословно выполняющий волю своего хозяина. Идеально, не правда ли?.
Вознесенский открыл бар.
--
Где ты таких слов нахватался?
--
Средняя Азия - прекрасная почва для произрастания таких слов и выражений...
--
Это твой проект...- Генерал махнул рукой и достал из бара зеленовато-коричневую бутылку коньяка. - Ладно, хватит о делах...
Через два дня генерал-майор Вознесенский позвонил Кроткевичу.
- Начинай, - сказал он, - нам дали отмашку, дали добро...
22 мая 1984 года. Афганистан. 17 км северо-восточнее Кандагара.
Старший сержант воздушно-десантных войск Петр Ушаков погиб сразу, так и не поняв, что с ним случилось.
Он сидел на броне БТРа, и автомат покачивался в такт движения машины. Горная пыль лезла в глаза и скрипела на зубах. Двигатель натужно ревел, выплевывая из выхлопных труб сизый перегар, и мелкие камни разлетались от резиновых шин в разные стороны. Солнце припекало, и пот, соленый мужской пот, хрустальными каплями падал на раскаленную броню. Афганская жара утомляла и убаюкивала, поглаживая руками солнца и дыханием гор тела солдат.
Колонна растянулся по горной дороге на полкилометра. Старший сержант приподнял каску и вытер со лба пот.
- Жарко, черт возьми, - сказал он, глядя на солнце. Бронежилет бесформенной тяжелой массой давил на него. Ушаков лениво посмотрел на вереницу "КАМАЗов" и почувствовал на себе чей-то взгляд.
Он поворачивал голову в сторону, откуда, как ему казалось, и наблюдали за ним чьи-то глаза, когда раздался выстрел. Звук выстрела был заглушен ревом двигателей, и пуля ударом свинцовой биты сбросила его с брони, и он упал бездыханным телом на землю. Каска отлетела в сторону и покатилась по земле. На ее стали блестели капли крови.
Тяжелая пуля попала ему в горло, с левой стороны, и крик в самом зародыше был утоплен в крови. Яременная вена была разорвана и темная кровь, словно старое прогорклое машинное масло, заливала ему грудь. В глазах была одна темнота, солнце и горы исчезли до того, когда он коснулся земли.
Он не ощущал, как билось сердце, конвульсивно дергая ногами по земле, пыль оседала на его камуфляже, и кровь гранатовыми струями падала на землю, и земля жадно, словно вампир, пила ее.
Темнота, стоящая перед глазами, давила на него, и он с интересом, без страха всматривался в окутавший его мрак, пытаясь что-то разглядеть. Он летел в эту темноту, она манила его, как огонь бабочку, пока не стал ощущать себя частью этого мрака. Он был мертв, и в безудержном стремлении слиться с темнотой, стоящей перед глазами, не ощущая этого.
Петр не видел, как остановилась колонна, как выскочили солдаты и БТР начали стрелять по горным склонам, откуда по их предположению работал снайпер, и горы стонали, покрываясь грибами взрывов, вспухающих болезненными новообразованиями, желто-серыми, перетянутыми жгутами пламени. Стрельба закончилась минут через десять, когда вдоволь настрелявшиеся солдаты устали палить по горам, и воздух, пропитанный запахом кордита, и земля, покрытая слоем стреляных гильз, дрожали от эха безумной канонады и дыхания афганского зноя.
Омар Шакради наблюдал за колонной с расселины на склоне горы, лежавшей выше зоны обстрела, и солнце стоявшее в зените за его спиной отбрасывало на дороге серые тени. Германская снайперская винтовка была обмотана мягкой хлопковой тканью, сливавшейся с окружающей средой. Она стояла на сошках в глубине расселины и пахла кордитом. Прицел был закрыт темной пластиковой крышкой. Омар разжал кулак, - на ладони лежала винтовочная гильза, пуля из которой оборвала жизнь советского солдата. Гильза с тихим шорохом соскользнула в холщевый мешочек, звякнув от удара об другие гильзы.
- Шурави, - прошептал он и вдохнул знойный воздух, пропитанный витающими запахами пыли, взрывчатки и кордита. - Грязный шурави, гяур. Уже тринадцатый. - И начал делать ножом тринадцатую зарубку на прикладе винтовки.
Тело погибшего солдата унесли на брезенте, погрузив его в подъехавший "УАЗ". Часть дороги, на которой лежало тело, приобрела от крови рыжеватый оттенок, выделяясь на сером полотнище горного пути. Колонна двинулась дальше, и вскоре скрылась из виду, только поднятое ей серое марево пыли висело воздухе и дрожало от зноя.
24 мая 1984 года. Афганистан. Кандагарский гарнизон ограниченного контингента советских войск.
Серые коридоры пахли плесенью и глиной, кизяком и какой-то травой, и шаги приглушенно отражались от них, будто впитываясь губкой строительного материала. Майор Шкурский шел впереди, показывая дорогу. За ним мягкой походкой шел мужчина в льняных брюках и тенниске, с виду гражданский, коренастый, в очках. В его глазах интеллигентного человека, скрытыми линзами очков, светилась живость ума и еще кое-что, что майор не мог разобрать.
--
Надолго к нам? - спросил Шкурский у гражданского.
--
Не думаю. - Собеседник дал понять, что он не располагает к разговору.
"Чего ж тебе делать здесь, с нами, в этом дерьме", - подумал Шкурский. Он запомнил, как встречали этого гражданского на аэродроме, как блеснул в лучах солнца золотистым тиснением герб на корочке Генштаба, и прапорщик, стоящий у машины, вытянулся и отдал честь этому интеллигенту. Майор понял все и сразу: в их гарнизон приехал человек ГРУ. А с разведкой ему ссориться не хотелось.
Дверь скрипнула и распахнулась, майор вошел первым, и подошел к столу с потертой, поцарапанной столешницей. Возле стола стоял подполковник и хмуро смотрел на вошедших. Его взгляд остановился на гражданском на мгновенье, мгновения хватило ему, что он сейчас столкнется с чем-то необычным, скрытого и недоступного от посторонних глаз в тайниках военной спецслужбы.
Майор отдал честь и выскользнул за дверь. Ему здесь было нечего делать.
Подполковник Сибиряков кивнул и протянул руку.
--
Сибиряков, - пробасил он, - Иван Поликарпович.
--
Сергей Геннадьевич, - сухо сказал гражданский, протягивая руку в ответ. Его рукопожатие было твердым и ощутимым, и подполковник посмотрел ему еще раз в глаза.
--
Снайпер? - Перешел к делу Сибиряков.
--
Вроде того. - Уклончиво ответил гражданский.
--
Ситуацию знаешь, Сергей Геннадьевич?
--
Представляю по мере представленной информации.
--
За десять дней тринадцать человек положил, сволочь. На одном и том же участке дороги.
--
Профи?
--
Похоже на то. Работает с нескольких позиций, хорошо маскируется...
--
Так хорошо, что ваши спецы не нашли ни одну его позицию?
--
Ты моих орлов не обижай. Ребята сутками не спали, этого стрелка-призрака пытались вычислить...
--
Никого обижать я не собираюсь, Иван Поликарпович, - сказал тихим голосом гражданский. - Не шуми. С чего стрелок работает?
--
Не знаем. Похоже, калибр натовский, "двойка", но ни одной гильзы не нашли.
--
Умный мальчик, - прошептал гражданский себе под нос. - Каков почерк?
--
Разорвешь, разорвешь, подполковник. Даю тебе слово, я тебе его, этого стрелка, отдам на блюдечки с голубой каемочкой.
Подполковник кисло улыбнулся и подошел к карте, лежавшей на столе.
- Мои орлы ждали его здесь, - Сибиряков ткнул толстым пальцем в карту, - но он там не появлялся.
- Снайпер работает не оттуда. - Сергей Геннадьевич посмотрел на карту и поднял свой взгляд на подполковника. - Я тебе его достану. Выехать бы на место это надо.
- Когда?
- Хоть сейчас.
- Не боишься?
Сергей Геннадьевич хмыкнул под нос, дав понять, что этот вопрос адресуется явно не к нему.
- Должен тебя предупредить, Иван Поликарпович, - наша грядущая поездка носит, мягко говоря, гм-мм-м... интересный характер. Понимаешь меня?
--
Чего ж не понять. Не первый день живу на свете. Секретность? Пусть будет секретность. Любите вы из "конторы" разные эти штучки...
--
Вот и ладненько. Поехали?
--
Поехали...
Афганистан. 17 км северо-восточнее Кандагара.
Омар Ракшади шел по пещерам в кромешной темноте. Он знал эту дорогу наизусть и прекрасно ориентировался во мраке. Ему было двадцать семь лет, с которых двенадцать лет он посвятил войне, с каждым мгновением своей жизни оттачивая искусство убивать. Он был рожден для убийства, и Омар гордился этим.
В семнадцать лет оставил он бескрайние пески Саудовской Аравии, перебрался в Америку, где и был успешно завербован агентами ЦРУ. Его жизнь изменилась после того, как он попал в тренировочный центр специального назначения разведуправления, где он приобретал навыки снайперского мастерства, превращаясь в одинокого воина-волка. Учителя Омара, прошедшие хорошую обкатку в боевых условиях по всему миру, были довольны подготовкой своего ученика. И он гордился этим, его самолюбие взмывало до самых звезд, когда его сравнивали с волком-одиночкой. Омар был благодарен Аллаху за выбранный путь, путь насилия, который привел его в Афганистан.
Омар был горд и счастлив важностью выполняемой миссии - он освобождал мир от неверных. И этот темный путь, ведущий по пещерам к его боевым позициям, был составной часть выбранного им жизненного пути.
Где-то капала вода, она со звоном падала на землю, и едва слышное звенящее эхо разносилось по пещерам. Омар вдохнул полной грудью воздух, пахнущей подземной прохладой, и увидел солнечный лучик, пробивающийся через трещины в скале. Он был у цели.
Омар остановился, прислушиваясь. Звуки подземного мира не были наполнены дыханием, ожидавших его в засаде солдат. Он расслабился, но достал со складок своих одеяний пистолет. Курок взвелся практически бесшумно. Глушитель пистолета выдавался вперед, сливаясь с серо-лиловым мраком подземелья.
Он бесшумно встал на колено, быстро сбросил длинные одежды, оставшись в темном камуфляже, положил пистолет на камень и достал из ниши винтовку. Винтовка ХК G3 была замотана в темную ткань. Одежды он положил в нишу, предварительно их свернув. Омар перевел предохранитель в положение Е, и тот мягко щелкнул. Он развернул ткань, вставал магазин и передернул затвор. Винтовка ответила металлическим лязгом и начала излучать тепло. Омар чувствовал это холодное металлическое тепло, и винтовка задрожала в руках своего хозяина. Она была его составной частью. И он был составной частью оружия. Составной частью каждой детали, каждой крупицы кордита, заточенного в желтых латунных гильзах, тяжелых и острых пулях М118. Омар взял пистолет и засунул его за пояс, предварительно поставив его на предохранитель.
Он был готов убивать.
Чуть внизу, за поворотом дороги стояла машина, "УАЗ". Омар не видел ее полностью, видел только ее капот. Снайпер бесшумно скользнул к расселине в скале, поставил винтовку на сошках, подложив под нею темную ткань. Солнце стояло над его головой, но он его не видел, защищенный от зноя нагромождением скал. Он видел тени, бегущие от скал и машины в зыбком, знойном воздухе.
Омар осмотрел всю дорогу, скалы и удобные для стрельбы ложбинки и впадины, ища в оптический прицел возможных стрелков. Он был осторожен. Ничего не внушало ему беспокойства.
Машина, стоящая на дороге, пыталась завестись. Заглохла, понял Омар. Он смотрел на машину в прицел, пытаясь разглядеть лицо водителя. Солнце отражалось от лобового стекла, и лицо водителя ему не было видно. Он готов был уже нажать спусковой крючок, когда что-то с ним произошло.
Сначала глаза закрыла пелена, и мир перестал играть калейдоскопом цветов, становясь серым и бесцветным. Эта серость надвигалась на него, и от нею нельзя было убежать. Омар посмотрел на винтовку, которую держал в руках, и очертания винтовки утратили четкость. Оружие перестало быть частью стрелка, отторгнув его. Руки снайпера стали влажными от пота и скользили по цевью и пистолетной рукоятки. Пот катился со лба на приклад крупными каплями. Он зарычал. Его рык разнесся по пещерам, удаляясь безудержным эхом. Омар смотрел на мир другими глазами. Цель, которую он выбрал, перестала существовать, и он пытался возродить контроль над собой. Он не видел, как водитель машины, мягко соскользнув в дорожную пыль, перекатился по ней, спрятавшись за песчано-серым камнем.
Кровь пошла носом, Омар ощутил ее привкус на губах и вытер ее рукавом. Он пытался бороться с внезапно нашедшим на него состоянием, но безрезультатно. С каждым мгновением, ударом сердца, он переставал принадлежать себе. Его сознание попало в какие-то невидимые сети фантома-паука, сопротивлялось, теряя силы. Он ощутил у себя в голове прикосновения чужого сознания, от которых появилась боль. Боль пульсировала и нарастала, словно гигантский червь копошился у него в голове.
Омар застонал. На мгновение он совладал с собой и был оглушен чей-то сильной волей. На мгновение он увидел мир цветным, но ему не было в этом мире места. Стрелок был почти сломлен и раздавлен, и перед глазами предстал фейерверк сине-белых вспышек, кружившихся в безмолвной тишине. Серость навалилась на него с новой силой, давя своей железобетонной массой на его сознание.
Винтовка выскользнула с его рук и упала на камни вместе с темной тканью. Он не слышал звука падения, медленно оседая на каменный пол пещеры. На лбу вздулась вена, стучало в висках, и сердце готово было взорваться. Слезы начали катиться из глаз, но он не ощущал их солоноватый привкус. Он не видел кровавые разводы бегущие по его щекам, на него надвигалось что-то невиданное, он зажмурился. Ему стало страшно. Из ушей пошла кровь, и мир отгородился от него звуконепроницаемой стеной. Стрелок был глух. Сознание Омара трепетно забилось в последний раз, угасло. Он перестал сопротивляться и увидел мир совершенно другими глазами.
- Вот и все, - сказал Омар на русском языке, хотя русского не знал никогда, и посмотрел на свое тело. И не узнал его. Оно было ему не знакомо. Омар содрогнулся, и, подчиняясь чужой воле, которую он беспрекословно выполнял, взял винтовку, отсоединил магазин, передернул затвор и поднял упавший патрон. Он достал пистолет из-за пояса, вытащил обойму и положил их на камне, засунув при этом магазин от винтовки и патрон, который держал в руке, в набедренный карман. Омар пошел темными подземными тропами к выходу, который знал только он один, пошел, пошатываясь и ударяясь об острые камни, держа винтовку над собой. Минут через десять он увидел свет, и двинулся к нему, ускоряя шаг. Выход был узкий и скрытый большим валуном. Он начал двигать валун, и тот на удивление легко поддался и покатился по склону горы. Омар по-пластунски выполз на поверхность. Винтовка цеплялась за камни, скрежетала.
Солнце било ему в спину, Омар спускался по горному склону. Зной окружал его, и он купался в его лучах. Иногда он спотыкался и проезжал по горному склону, его темный камуфляж, покрытый слоем пыли и пятнами засохшей крови, выделялся на фоне серых скал. Винтовка с металлическим звуком ударялась об камни, но он крепко держал ее над головой.
- Я иду, - сказал Омар снова на русском языке и не услышал себя.
- Я иду, - сказал Сергей Геннадьевич, сидя на сером полотне дороги за машиной. По его лицо катился пот, а на губах запеклась кровь. Он вытер лицо рукой, на которой остались кровавые разводы, сплюнул кровавую пену. В серой губке дороги лежали его очки, припорошенные пылью. Гражданский смотрел в дорожную пыль отрешенным взглядом и напрягался всем телом так, что на висках вздулись вены.
Подполковник Сибиряков наблюдал за Сергеем Геннадьевичем с укрытия, поражаясь увиденному. Он видел, как пульсируют вены на висках гражданского, и разорванные от напряжения губы кровоточат. Подполковнику стало не по себе, и он перестал смотреть на Сергея Геннадьевича, переключив свой взгляд на дорогу.
По дороге шел человек в темном камуфляже с высоко поднятой над головой винтовке, он был покрыт пылью, и его лицо представляло собой кровавую маску.
- Снайпер, - прошептал подполковник, смотря на идущего через прицел автомата, - сукин сын. - Автомат дернул стволом, замер.
- Не стреляй, - сдавленным голосом проговорил гражданский. - Он безопасен...
Когда Омар подходил к машине, Сибиряков выскочил из своего укрытия, в одно мгновение преодолел расстояние, отделяющего его от стрелка, и точным ударом приклада автомата сбил его с ног. Винтовка отлетела в сторону, и снайпер упал в серую рыхлую губку дороги. Сибиряков ловко отсоединил ремень автомата, скрутил стрелку руки, потом, немного поразмыслив, достал из машины альпинистскую веревку связал и ноги. Омар не мог сопротивляться. Серо-кровавая пелена застилала глаза, он ощущал себя разделанной тушей животного, убитого на охоте, и звуки, вырывавшиеся из его горла, были нечленораздельные, напоминая хрипы и стоны бьющегося в агонии оленя.
- Помоги, - Сергей Геннадьевич пытался встать с поверхности дороги. Сибиряков подошел к нему и подал руку. - Я его сделал?
- Сделал, еще как сделал! Никогда еще такого не видел! - Воодушевленно сказал подполковник. - Молодчина!
- Мы его сделали. - Тихим голосом сказал Сергей Геннадьевич, подымаясь с земли, и потряс головой. - Серьезный субчик, сопротивлялся, как бык.
- Как ты его?
- Секрет фирмы... Я тебе говорил, что преподнесу этого стрелка на блюдечки с голубой каемочкой?! Получай!
- Ну, ты даешь, Сергей Геннадьевич!.. И что мне с ним делать?
Сергей Геннадьевич посмотрел на подполковника и пожал плечами и поднял с дорожной пыли свои очки. Его бежевая тенниска приобрела серо-алый оттенок от пыли и крови.
- Отдай особому отделу на растерзание. Он меня не интересует...Только не забывай о особом статусе нашего небольшого приключения.
- Хорошо, хорошо, Сергей Геннадьевич. Не первый день живу.
- Вот и ладненько... Поехали, - и помог подполковнику затащить Омара в машину. Сибиряков двинул стрелка кулаком и тот, завизжав, всхлипнул. - Представление закончено...
- Это точно, - сказал подполковник, еще раз выписав Омару зуботычину. Стрелок дернулся еще раз и потерял сознание.
24 мая 1984 года. Москва.
Вечером того же дня телефонный звонок заставил генерал-майора Вознесенского оторваться от чтения газеты "Известия" и подойти к аппарату. На улице шел дождь, трассирующими пулями поливающий мокрый асфальт в свете уличных фонарей. По улице неслись машины, сверкая своими желтоватыми глазами, освещая потоки небесной воды. Прохладный воздух свежим дыханием врывался через открытую форточку. Генерал поежился и взял трубку.
- Я вас слушаю, - проговорил он.
- Добрый вечер, Николай Михайлович. - В телефонной рубке зазвучал голос полковника Кроткевича.
- А, Валерий Степанович! Рад слышать, куда ты пропал? - На лице Вознесенского играла хитрая улыбка.
- Замотался малость, товарищ генерал.
- Ты заходи, не забывай старика.
- Разве тебя забудешь, Николай Михайлович?
Вознесенский улыбнулся шире и кашлянул.
- Ладно, что там у нас.
- "Вий" сработал на отлично!
- Ай да Сергей Геннадьевич! Ай да молодец! Как он?
- Устал немного. А так, в целом - нормально.
- Побереги его, не насилуй. Пусть отдохнет, отлежится, придет в норму.
- Он уже "дома". Отдыхает.
- Вот и хорошо, Валерий Степанович! Позаботься о нем.
- Хорошо, товарищ генерал, - позабочусь.
- Зайди ко мне завтра.
- Когда?
- Да прямо с утра. Поговорим о наших стариковских делах более детально.
- Зайду, Николай Михайлович.
- С меня бутылка.
- С меня закуска. Доброй ночи, Николай Михайлович.
- Доброй ночи, Валерий Степанович. Порадовал ты меня. Ох, порадовал...
10 сентября 1986 года. Украина. Винницкая область. Объект "113"
С воздуха объект "113" был практически не заметен. Он представлял собой разбросанные на берегу лесного озера одноэтажные дома. Строения спускались к озеру, расположившись на пологом лесистом склоне холма, укрытые маскировочной сеткой. Под домиками на глубине до 120 метров раскинулись подземные коммуникации двух пусковых шахт, оставшиеся в наследство от 43-ей армии.
На генштабовских картах объект "113" проходил как детский пионерлагерь. И мало кто знал, что скрывается под безобидной вывеской пионерского лагеря имени Александра Матросова. Внешне объект не отличался ничем от других, гражданских учреждений, разбросанных по территории бескрайней империи. На самом деле это был секретное исследовательское учреждение военной разведки, носившее неофициальное название ИНСТИТУТ и находившееся в ведении "девятки". Именно здесь находился научно-исследовательская база проекта "Манкурт"...
Воздух здесь всегда пах свежестью и хвоей.
Сергей Геннадьевич, носивший в определенных кругах кличку "Вий", любил бывать здесь, он отдыхал, вдыхая ароматы леса, и любил прогуливаться по берегу озера, наблюдая, как играет на ее поверхности мелкая рыбешка.
Он шел по припорошенной желто-красной листвой и хвоей дорожке, спускающейся к озеру. Листва шуршала под ногами, убаюкивая. Бабье лето вступило в свои законные права, и солнце пробивалось сквозь неопавшую листву, лаская лицо теплыми прикосновениями, и отражаясь в линзах очков. Паутина летала в воздухе, планируя бело-прозрачными парусами.
"Вий" почувствовал, что за ним кто-то наблюдает, и обернулся, махая рукой. На смотровой вышке стоял солдат и лениво наблюдал за ним. Тот улыбнулся и потерял интерес к интеллигенту, принявшись рассматривать носки своих ботинок. Автомат стоял, прислоненный к стенке кабины.
Над лесом прострекотал вертолет, развернулся и сел на замаскированный аэродром.
"Вий" спустился к озеру и стоял на деревянном пирсе, уходящем на двадцать метров в озеро. Пирс был понтонный и покачивался в такт набегающим волнам, которые ласкал, возбуждая теплый ветер.
Он стоял на краю пирса, ковыряя носком туфли выступающую доску. На воде играли блики и тени, и "Вий" заворожено смотрел на них. Зашуршала под ногами листва, и раздались чьи-то шаги. Сергей Геннадьевич узнал их, не оборачиваясь, и когда задрожал настил пирса, он вздохнул и сказал, не оборачиваясь:
- С приездом, Валерий Степанович. - Он понял, кто прилетел на вертолете.
Кроткевич подошел сзади и встал на краю пирса, посмотрел на воду и улыбнулся.
- Здравствуй.
В воздухе повисла тишина, нарушаемая шепотом ветра и плеском воды.
- Как ты? - Голос полковника доносился словно издалека.
- Живой.
- Вижу, что живой. Настроение как?
- Нормально.
Полковник вздрогнул и закурил.
- Сережа, надо сворачиваться.
- В смысле?
- На место Петра Ивановича пришел новый человек. В конторе начинается перестройка.
- Вознесенский уходит?
- Ушел уже. Вчера ушел. Михайлов ставит на места своих людей.
- Жаль. Ведь мы только начали работать...Только достигли каких-то успехов...
- Думаю, свернем проект ненадолго. Пусть все уляжется. Огласка нам не нужна.
- Все, кто был задействован. Нужно схорониться. Суета какая-то нездоровая начинается, пахнет "охотой на ведьм". Сережа, тебе надо уехать...
- Куда уехать?
- Не знаю, решай сам...
- Неужели все так серьезно?
- Серьезнее не бывает. Тебя могут взять в разработку конкуренты, тогда - все, понимаешь? Ляжешь на дно, отдохнешь, наберешься сил, подумаешь.
- Как долго.
- Что, как долго? - Полковник удивленно посмотрел на "Вия".
- Как долго мне нужно отлеживаться?
- Сережа, я не знаю. Как только уляжется эта канитель, - вернешься.
- Твои прогнозы, сколько мне там "отдыхать"?
- Полгода, год от силы.
- "Вундеркиндов" потеряем. Они сойдут с ума. Мозги "расплавятся".
- Потери неизбежны. Либо мы теряем их, - либо теряем все.
- Валера, с этими закончить нужно. Не в расход же их!
- Повторяю, у нас нет времени, чтобы закончить их подготовку.
- Ты знаешь, что я - противник физического устранения.
- Я не говорю, что их надо пустить в расход. "Консервируй". У нас не остается другого выхода.
- Сколько у меня времени, чтобы провести "консервацию"?
- Думаю, не больше тридцати шести часов. Справишься?
- Куда деваться! Должен справиться.
- Сколько "вундеркиндов" сейчас у тебя?
- Двенадцать человек. Одиннадцать почти готовы к работе.
- Отпусти их всех на волю. Без памяти отпусти... "Законсервируй"...
Сергей Геннадьевич глубоко вздохнул. Работа с "вундеркиндами" была смыслом его жизни.
- Хорошо, Валера, отпущу. Отпущу целую стаю манкуртов. Они же ничего не соображают, понимаешь? Если мы перестанет давать наши препараты, их мозги "сгорят" в течение нескольких часов от обилия информации.
- Захотят - выживут. Ты думаешь, мне хочется применять такие крайние меры? Сам пойми, если Михайлов, или, не дай Бог, на Лубянке узнают, чем мы с тобой здесь занимались, они нас в бараний рог согнут, высосут все соки, всю информацию. Прячем концы в воду - это приказ. И никаких возражений.
- Это жестоко, полковник.
- Сережа, у нас нет другого выхода.
- Выход есть всегда.
- Не умничай. Давай, займись "консервированием"...
ГРУ - Главное разведывательное управление Генерального штаба Министерства обороны СССР.
Девятое управление ГРУ ГШ Минобороны СССР ("девятка") - структурная единица в составе военной разведки, занимающаяся военными технологиями.
Никитка - Никита Сергеевич Хрущев.
Проект "Бельторн" - секретный проект по манипулированию, управлению человеческим сознанием, зомбированию людей. Исследования проводились главным образом над заключенными концлагерей.
"Анненербе" (нем. "Ahnenerbe", полное название "Studiengesellschaft fuer Geistesurgeschichte "Deutsches Ahnenerbe" - Научное общество по изучению духовной истории "Германское наследие предков") - главная научно-исследовательская структура в составе СС. Имеющее в своем подчинении полсотни исследовательских институтов общество "Аненербе" занималось поиском древних знаний, позволяющих разрабатывать новейшие технологии, управлять с помощью магических методов человеческим сознанием, проводить генетические манипуляции в целях создания сверхчеловека
Петр Иванович Ивашутин - начальник ГРУ ГШ МО СССР в 1963 - 1986 годах.
"Двойка" - калибр 7.62 х 51 мм NATO (.308 Win)
ХК - Хеклер унд Кох.
Положение Е (Eine) - ведение одиночного огня.
Сорок третья армия - основной ядерный щит бывшего СССР, ракетные войска стратегического назначения. Штаб армии располагался в Виннице.
Михайлов В.М - начальник ГРУ с 1986 по 1991 годы. После августовского путча 1991 года, вынужден был уйти с занимаемой должности.