Аннотация: Это произведение еще не совсем закончено по причине утраты рукописей... На ваш незаангажированный суд выносится...
ЧЕТЫРЕ ДНЯ СВОБОДЫ
**************
"Кукурузник" медленно полз по небосводу, блестя дюралевыми боками. Юрка, Сашка, Сережка и Генка сидели на облезлой сеялке, бурая краска которой лущилась при малейшем прикосновении, обнажая покрытый гнилью ржавчины металл.
Глядя на рокочущую в небе машину, Сашка сказал:
- Вон там, - показал под фюзеляж самолета, - я вижу шасси. - Сашка отличался острым зрением, но он не мог видеть шасси металлической птицы, превратившейся в маленькую серебристую точечку, почти не различимую на фоне пушистого облака.
Ребята молчали. Они, ясное дело, не поверили болтливому Сашке, ребята ждали своего часа.
Стрелки часов неумолимо приближались к шести часам, и, когда хронометр показал 17 часов 52 минуты, Генка встал.
- Пора, - сказал он, и ребята мгновенно оторвали свои седалища от сеялки, и пошли к ферме, видневшейся на холме, задевая части сельскохозяйственных машин.
Ферма, раскинувшись на площади нескольких гектаров, была окружена решетчатым двухметровым забором, таким же ржавым и облезлым, как и все, что принадлежало хутору Петровскому. Голубоватая краска едва ли держалась на проржавелых прутах, - составных частях забора.
Вход на ферму проходил между покореженными, покрученными, снятыми с петель воротами, которые, напоминая о былом, лежали на ярко-зеленой траве, укоряя человека в его халатности и безответственности.
Расстояние между несущими столбами несуществующих ворот было заполнено мутной, густой, как деготь жидкостью, которая распространяла "ароматы рая". Глубину этой бурды ребята определили по колесам проезжающего грузовика, которые едва ли были видны на поверхности этого "водоема".
Закрывая носы, Генка, Юрка, Сашка и Сережка проскользнули вглубь фермы, маневрируя между продуктами жизнедеятельности коров, перепрыгивая с одного соломенного островка на другой. Под стеной одного из корпусов (а их на ферме их было более десяти) в страшном оскале лежал желто-белый череп лошади, слегка припорошенный прелой соломой. Зубы - большие желтые кабачки - намертво впились в сырую податливую землю.
Позади ребят глухо звякнули ведра. Седовласый старик вышел с одного из корпусов, качая пустыми ведрами, и направляясь в сторону ребят.
- Здравствуйте, - поздоровался Генка, а за ним - Юрка, Сережка и Сашка. - Как нам найти Наталью Петровну?
Старик, остановившись в шагах пяти от ребят, с интересом их рассматривал. Его выцветшие голубые глаза то и дело перебегали с одного лица на другое.
- Здоровенькi були, - сказал старик, закуривая сигарету. Дым от сигареты подымался вверх.
"Быть дождю", - про себя отметил Генка, глядя на дым от сигарет.
- Да ось там була, - сказал старик, показывая заскорузлым, рабочим пальцем в сторону близ блока корпусов.
Поблагодарив деда, ребята пошли к корпусам. На входе в корпуса они столкнулись с моложавой симпатичной женщиной в засаленном белом халате.
- Здравствуйте! Нам бы - Петровну, - сказали хором ребята.
Ребята замялись. Они не ожидали встретить СРАЗУ ЗАВЕДУЩУЮ ФЕРМОЙ. Но опять, как всегда, Генка выручил друзей.
Ну, это... Нам... ээ-э-э... Короче говоря, нам бы хотелось ээ-э-э... работать, - сказал он.
Заведующая, немного подумав, сказала:
- Хорошо, приходите завтра утром, на полвосьмого, может быть, вам найдется какая-нибудь работа. Но...
Опять это "но!"... Всегда это "но" сыграет свою роковую роль!
- ... только вы принесите заявления и расписку от родителей, - окончила Петровна.
Ребята вздохнула. Их мечта наконец-то осуществилась! Заведующая еще раз улыбнулась, сверкнули в лучах заходящего солнца ее золотые коронки. Ребята подумали, что "Петровна - ангел", но кто бы мог подумать, что этот "ангел" имеет нутро гремучей змеи.
- А я так и знал, когда мы ее встретили, что это была Петровна, - радостно сказал Сашка, выходя за пределы фермы. Генка улыбнулся и, смотря на мир глазами уже практически рабочего человека, ощутил прилив какой-то небывалой энергии и силы. Позади, где-то за Ингульцом, загремел гром, загремел тихо, но уверенно, рокоча своим низкочастотным баритоном, словно говоря добрые напутственные слова.
**************
Утром ребята, как штык, были на ферме. Кроме них еще пришли какие-то городские "недомерки", которые также должны были работать. "Недомерков" было двое. Они постоянно ходили вместе, хмуро смотрели на ребят и крепко прижимали к груди свои "сокровища", - попискивающих молодых ворон. На вид "недомеркам" было лет одиннадцать-тринадцать.
Первое "партийное" задание ребят было вычистить весь корпус - эдакие "авгиевы конюшни". Неблагодарная работа. Тем более чистить не водой, а тупыми-претупыми мотыгами.
- Иванович, отведи мальцов в космос, пусть почистят тамбур, - сказала Петровна, вручая каждому по вышеупомянутой мотыге.
Ребята прямо-таки почувствовали себя самыми настоящими космонавтами, готовыми выйти в открытый космос, нырнуть в неизведанный сумрак "авгиевых конюшен".
Корпус, раскинувшись в длину метров на семьдесят-восемьдесят и в ширину - метров на двадцать - двадцать пять, представлял собой огромную бетонную коробку, напичканную разными, необходимыми для жизни и процветания коров приспособлениями.
В корпусе отдавало сыростью и перегноем. Воздух здесь был влажным и тяжелым для дыхания. Бетонный пол не было видно под затвердевшей коркой соломы, перегноя и земли. Между первыми и вторыми воротами корпуса перегной был изрыт сотнями коровьих ног и напоминал своей поверхностью изрытое оспами обличие Луны.
Иванович, вчерашний старик с сигаретой и ведрами, степенно курил, обводя взглядом помещение корпуса.
- Вигребiть, хлопцi, ось тут, - сказал старик, показывая рукой с сигаретой на загоны для коров,- гнiй скидайте на цi жолоба. Я прийду через двi-три години, - перевiрю.
Иванович докурил свою чадящую сигарету, кажется Каменец-Подольскую "Приму", и скрылся в неизвестном направлении.
- Ну, что, братва, за работу, - сказал Юрка, берясь за мотыгу.
Стуча по бетонную полу мотыгами, ребята вместе с "недомерками" соскребали полу засохшие, растоптанные копытами коровьи "лепешки", сбрасывая эти продукты жизнедеятельности на ленты конвейеров, расположенных в показанных Ивановичем желобах. Резкий запах гниения мешал работать, но ребята упорно разгребали "авгиевы конюшни". Целеустремленности им было не занимать.
"Недомерки" негромко переговаривались и то и дело подходили и гладили сидевших на поручне ограды стойла ворон, которые, что-то попискивая, прыгали в сторону ребят. Птицы, оказавшись за спиной Юрки, стали рассматривать своими карими глазками-пуговками ребят; их остренькие клювики стали открываться, и маленькие бурые язычки задрожали. Тонкое писклявое "каа-аа-ааа-а-р" наполнило помещение корпуса.
- Уберите своих куриц, - сказал Сашка, обращаясь к "недомеркам".
Просьба было проигнорирована.
Ребята, оканчивая свою чертову работу, то и дело вытирали обильно выступающий на лбу пот. Вороны, до сего момента сидевшие в относительном спокойствие, взлетели вверх. Облезлый полосатый кот (или кошка?), по вкрадчивым движениям и скрытой грации лесного бога ребята без особого напряжения мысли догадались, что этот карманный тигр - дикий, крался к птицам. Но после того, как птицы взвились в воздух, кот весь напрягся. Его бока, покрытые облезлой, местами вырванной шерстью задрожали, словно ему ввели клизму из алкоголя, глаза, полные безумия, глаза Чикатило перед убийством, сузились, засветившись холодным сине-зеленым светом.
Кот скоро ушел. Вернее его прогнали "недомерки". Вороны, еще кружа в воздухе, кричали, - если не сказать больше! - как полоумные. Ребята терпеливо ждали, когда прекратится этот концерт рок-звезд птичьего масштаба, но две суперзвезды местного Голливуда не собирались успокаиваться.
- Уберите, придурки, своих куриц! - Рявкнул Юрка, теряя терпение.
Его просьба вновь была проигнорирована молодыми воронами и их хозяевами.
Юрка начинал сердиться. Он то и дело бросал косые взгляды на "недомерков", бубнил что-то себе по нос и еще усерднее работал мотыгой. Мотыга с остервенением вгрызалась в слой перегноя и соломы и, казалось, пела.
Неожиданно на головы Юрки и Сережке упали две теплые беловатые капли. Генка и Сашка не сразу поняли, что это было, но, когда поняли было уже поздно. Вороны сидели над головами, на балке, с беспристрастным видом гадили прямо на ребят.
Юрка со звериным рыком отбросил тупую, как нос крейсера "Авроры" мотыгу, в мгновение ока перемахнул через поручни, разделяющие его и "недомерков".
- Ну, все, достали, - зло прошептал Юрка.
"Недомерки" тоже побросали свои орудия труда и встали в боксерские стойки, от "профессиональности" которых Генка и Сашка, дворовые теоретики по боксу и другим видам борьбы, чуть не померли со смеху.
Два угрюмых пацана, в надвинутых на лоб детских панамках, раскинув во все стороны свои заготовки, то бишь руки, со сжатыми, побелевшими кулаками ждали часа расплаты, которая неумолимо приближалась. Приближалась в виде Юрки.
Вороны затихли и молча наблюдали за происходившим.
Умело орудуя кулаками, Юрка набросился на одного из "недомерков", подобно разъяренному льву, подобно Одиссею, умом и силой истребившего женихов своей Пенелопы. По сути дела, он и был Лев. По гороскопу.
Первый удар Юрка направил в нижнюю челюсть противника. Но последний ушел от удара и врезал сам. На мгновение у Юрки перед глазами вспыхнули огненные шары, посыпались искры, в следующий момент он, мобилизировав все свои силы, сидел на поверженном противнике, окуная его разбитую физиономию в холодную воду, лившуюся из крана.
- Браво, братела Юрик! - Крикнул Сашка, едва не хлопая в ладоши.
- Хватит, - сказал Генка, оттаскивая Юрку от "недомерка". - Хватит, я сказал. - Юрка ткнул в последний раз "недомерка", но остановился, прислушиваясь к словам старшего друга.
- Козел. Баклан, - сказал Юрка без злобы, смывая кровь со своего лица. - Чуть зубы не выбил.
Сережка сидел на корточках, опираясь о поручни стойла, курил сигарету. Он с видом с видом рефери наблюдал за потасовкой.
- Второй куда-то смылся, - сказал он.
- Куда?
- Я хотел за ним погнаться, а он бегает быстро, лось.
- Ладно... - Юрка махнул рукой и вытер лицо. - Сейчас нормально?
- Нормально. Крови нет.
- Козел вонючий, - Юрка кивнул в сторону "недомерка", умывающегося неподалеку.
- Сам такой, - прошипел "недомерок".
- Тебе, что еще морду намылить?
- Я тебе сам ее намылю. В городе, урод.
Юрка напрягся.
- Не тронь, - Генка положил ему руку на плечо.
Позади хлопнула дверь, и раздались быстрые шаги. В корпус вбежал второй "недомерок", сжимая в руке гибкий прут вербы.
Размахивая прутом во все стороны, "недомерок" приближался к ребятам.
- Дай этим уродам, - сказал первый "недомерок", сплевывая кровь. - Пошинкуй их.
- Не надо, - сказал Генка, сдерживая Юрку. - Он мой.
- И мой, - Сережка выбросил окурок.
- Сиди, я сам. - Генка набрал в грудь воздуха.
Прут, извиваясь, со свистом рассекал воздух. Генка, потупив взгляд, наблюдал на приближающегося противника.
- Малыш, ты не прав, - сквозь зубы сказал Генка.
- Рот закрой.
- Ну, что же, давай, потанцуем.
- Генчик, давай, - крикнул Сашка.
- Ваня, урой его, - шипел первый "недомерок".
- Вано, я тебе сочувствую, - Юрка высморкался.
Генка дожидался приближения противника.
Прут засвистел в нескольких сантиметрах от лица, и Генка увернулся. Возвращаясь, прут задел его левую руку и плечо. Руку обожгло горячим железом. Генка ушел вправо, пошел головой вперед, над головой просвистел прут, достал "недомерка" снизу с левой, бросив правый кулак на перерез челюсти.
- Ой, - тихо сказал Ваня, медленно оседая на пол. Прут со стуком упал на бетонный пол. "Недомерок" сидел на грязном полу, не понимая, что с ним произошло. Его зеленая футболка была испачкана грязью и кровью, он плакал, ревел, словно белуга в брачный период, постанывая и сплевывая кровь.
- Все, Ваня. - Сказал Генка, подходя к поверженному противнику.
- Я тебя прибью, - тихо сказал Ваня. - В городе, на дискотеке.
- Хорошо, малыш. - Генке стало весело: на дискотеки он не ходил.
- Я не малыш.
- Все равно, хорошо.
- Может хватит? - сказал Сашка, обращаясь к "недомеркам". - Подурковали - и хватит...
- Козлы, - прошипел первый "недомерок", помогая встать с пола второму. - Я ваши рожи запомнил. Пошли отсюда, Ваня. - И они удалились, предварительно позвав своих ворон.
Мотыги "недомерков" так и остались лежать на полу.
- Пошли жаловаться? - Сережка громко вздохнул.
- Не думаю, - Юрка достал из пачки сигарету и закурил. - Мстить будут. В городе.
- Я одного из них знаю, - умываясь, сказал Сашка. - На секции триатлона видел.
- Хватит болтать, - заканчивать с этим делом надо.
- Сейчас закончим. - Хором ответили Сашка и Сережка.
Через час они закончили чистить корпус фермы, и вышли на свежий воздух. Первая половина дня прошла, три часа работы, три часа чего-то нового.
***************
Бутерброды ребята съели, лежа на сухой прошлогодней соломе, вгоняющей острые иголки за ворот штормовок. И не насытились.
В поисках приключений они стали бродить по этой части фермы.
Позади соломенной кучи, на которой поначалу лежали ребята, стояли какие-то штуковины с лопастями. Тут-то и вспомнилась прикольная, но тупая реклама Московского вентиляторного завода.
- Приезжайте на Московский вентиляторный завод, - тонким фальцетом пропел Сашка.
- Я есть хочу, - пробасил Сережка.
- Мы тоже. - Юрка посмотрел на своих друзей. - Терпи.
Штуковины с лопастями оказались ни чем иным, как ветряными генераторами, переделанными с обычных промышленных вентиляторных установок. Генераторы были в нерабочем состоянии. Крутанешь лопасти, с трудом крутанешь, - загудит, забьется в мелкой дрожи корпус генератора, забьются прозрачные лопасти-ножи, перебивая палки толщиной с руку, не останавливаясь, с глухим "крр- а-ааа-а-кк-к", постепенно затихая.
- Хорошая штуковина,- Юрка обошел в который раз генератор. - Такую штуку бы на дачу.
- Это точно. Классная вещь. - Вторили Сашка и Сережка.
В близ расположенном корпусе послышалось движение какого-то большого живого тела.
- Что это? - Вопрос так и повис в воздухе.
Оббитая оцинкованным железом двухстворчатая в горизонтальной плоскости дверь в этот корпус виднелась на фоне серого тела строения. На земле возле двери была разбросана солома. Верхняя створка двери была приоткрыта. За дверью билось что-то огромное, колоссальное, короче говоря, что-то живое.
Гигантский бык, подобно Колоссу Родосскому, подобно Минотавру, подобно Арнольду Шварценеггеру (можно придумывать десятки, сотни красочных эпитетов, сравнивая этого рогатого монстра со всеми героями-антигероями сказок, легенд, преданий или сравнивая с героями наших времен), лежал на полу своей каморки, эдакой монашеской кельи, объем которой явно не соответствовал пропорциям тела этого существа.
Увидев ребят, бык тяжело вздохнул и встал. Зазвенели цепи, которыми он был прикован. Его жирная, а может быть и не жирная, холка едва не касалась почти двухметрового потолка. По спине, по всему телу пробежала рябь дрожи. Волны мускулов явно выражались на теле быка. Метровые рога, казалось, готовы, разорвать, раскрошить эти цепи, то пространство, те преграды, которые отделяли его от внешнего мира. Но полные смирения, равнодушия к жизни прочитали ребята в его по-настоящему печально-прекрасных глазах, полных философского спокойствия или апатии.
Генке стало как-то по-настоящему жалко это божье создание, наверняка ставшего отцом целого поколения рогатой скотины, представляя, что через несколько дней этот бык направится в свой недолгий путь к городскому мясокомбинату, где мощный заряд тока вышибет его животную душу из этого огромно-прекрасного тела, и ожиревшие мясники закончат разделывать тушу.
Рука непроизвольно дернулась вперед и провела по мягкой, волнистой шерсти быка, начиная от широкого, как у Бельмондо, носа и оканчивая костяным наростом на темени. Рогатый колосс с благодарностью и каким-то пониманием посмотрел, на ребят, на Генку, в его серо-голубые глаза. Шершавый, как напильник, но теплый язык провел по руке парня. Глаза быка были влажными, практически черными и в них светилось что-то разумное.
И тут к ребятам подошла Петровна со своей заместителем.
- А ну, что это вы здесь делаете? - Спросила она. - Почему не на перерыве?
- Мы на перерыве, мы отдыхаем, - хором ответили ребята.
- Та пошли б в столовку, поели как люди. А может денег нэмае?
Ребята замялись. Юрка едва заметно толкнул Генку.
- Та нэмае, - сказал Генка за всех, густо краснея.
Петровна, усмехнувшись лишь глазами, сунула Генке четыре пятирублевые бумажки. Точнее пятикупоновые бумажки.
- Мы завтра отдадим, - сказали ребята. - А где находится столовка?
Петровна объяснила.
Ребята зашли в подсобное помещение, переобулись, сняв тяжелые резиновые сапоги, взятые из дома, одев на ноги, легкие кроссовки.
Ноги сами несли к столовой, находившейся практически в центре хутора Петровского. Майский воздух был теплым, и ласково трепал, уже можно сказать, летним ветром волосы ребят.
В столовой было немного людей. Пахло едой: борщом, котлетами и компотом. Всем ужасно захотелось есть.
Женщина, стоящая за раздаточной стойкой, мелком взглянула на ребят.
- У нас работаете? - Поинтересовалась она.
- На ферме, - сказали ребята хором.
Женщина усмехнулась только губами, и солнечные лучи, пробивавшиеся через неплотно закрытые шторы, заиграли в ее зелено-серых глазах.
Ребята заказали себе обед по полной программе: первое, второе, третье. На первое был борщ, он пах свежей зеленью, молодой капустой и природой, ребята быстро расправились с ним и приступили к гастрономическому восприятию картофеля с трюфелями и подливой. На третье были пирожки, ватрушки и компот.
Сытно пообедав, на пять рублей каждый (хотя в городе-то обед стоил рублей тридцать-тридцать пять), ребята вышли на улицу. Легкий майский ветерок гнал по улице, - правда, было трудно назвать это улицей, одно нагромождение булыжников и горных пород, выходивших из рыжей от глинозема, и твердой как камень, земли, - пыль, мелкие бумажки. До начала работы было еще двадцать пять минут, и ребята решили полежать на зеленой сочной траве за клубом, в котором, как во многих других таких же клубах по всей территории развалившейся империи, - СССР, крутили индийские фильмы с участием Митхуна Чакроборти. Ветки абрикос, усыпанные сплошь и рядом плодами, тяжело свисали над трухлявым забором.
Ребята не побрезговали и кислыми плодами абрикос, а потом спионерили в каком-то неогороженном саду несколько яблок-папировок. Идя к ферме по вышеупомянутой "улице", волоча по пыли проселка отяжелевшие после еды ноги, ребята на ходу дремали. Неожиданно их обогнал старенький "запорожец", чихая вонючим перегаром.
- Эй, братела, подвези! - Юрка сам не соображал, что говорит.
"Запорожец", проехав метров пять, резко затормозил и остановился. Разъяренный, подобно дикому вепрю, водитель, мужик лет сорока-пятидесяти выскочил из машины, будто ему кое-куда вогнали острое-преострое копье, размахивая широким армейским ремнем.
- Хто сказав мурзыло?! - Рявкнул мужик, подбегая на своих ходулях к ребятам. - Ты?! - Ткнул корявым волосатым, как у лица кавказкой национальности, кривым, как серп, пальцем в Сашку.
- Не-ее-е-аа-а, - промямлил последний, отбегая от этого разгоряченного орангутанга.
- Ты?! - Выбор мужика пал как раз на Юрку, который окончательно прогнал от себя остатки полуденной дремы, с удивлением и интересом смотрел на безумного водителя.
- Нет, - голос Юрки потонул в истерическом крике, перерастающего в визг.
- Нет ты! - Мужик вовсе вышел из себя.
Ремень, со свистом рассекая воздух, описал в воздухе петлю Нестерова, неминуемо опускался на мягкое место Юрки. Ничто, казалось, неспособно задержать этот удар, но парень неожиданно для мужика подался вперед, и блестящая пряжка ремня, подобно плоской голове кобры, ударило по пустому месту. Юрка ловко отскочил от этого орангутанга в человеческом обличии.
Мужик еще стоял на том самом месте, где несколько мгновений назад он пытался "пороть" Юрку, а ребята были уже на полпути к ферме, гогоча, как расшалившиеся гуси, над случившимся приключением.
Рядом с коровьей фермой, раскинулась большая хуторская конюшня, в которой беспокойно заржала невидимая лошадь. Ребята заглянули и туда, благо до начала работы оставалось еще девять минут.
Только что отелившаяся кобылица лизала новорожденного жеребенка, а поодаль, за перегородкой, тихо переговаривались ветеринар и заведующий фермой.
На мокрой соломе, на которой блестели маленькие лужицы крови, лежал еще не просохший жеребенок. Его четыре тонюсенькие, с палец толщиной, конечности дрожали, как дрожать руки, когда подымаешь штангу, только немного сильнее. Его буроватая, местами пегая, шерсть блестела от обилия внутриутробной влаги. Ноги жеребенка хаотично искали опоры, он что-то искал. Кобыла лежала в метре от жеребенка, отдыхая после родов. Жеребенок попытался встать на ноги, и это у него получилось. Кобыла фыркнула, и жеребенок подошел, шатаясь, к ней.
- Какая сентиментальная картина, - сказал мягкосердечный увалень Сережка. - Аж плакать хочется... - Он действительно засопел, готовый в любую минуту выполнить вышеупомянутое заявление.
- А-аа, вы уже тут, - раздался позади чей-то голос. Петровна, а с ней какой-то замызганный, заросший, с недельной щетиной на загорелых щеках, мужик, от которого несло водочно-самогонным перегаром, стояли в дверном проеме фермы. Маленькая собака, класса дворняга, типа моська, сидела у ног мужика. - Познакомьтесь, это Валерий ... э-ээ-э... Михайлович, ваш непосредственный начальник. Будете вместе с ним коров пасти...
- Очень приятно, - язвительно сказал Генка, но все же протянул и пожал "мужественную" руку непосредственного начальника. Начальничья рука была мозолистой, волосатой и сильной. Генка поймал холодный взгляд Валерия Михайловича, и выдержал его, хотя черные, цыганские глаза начальника готовы были заглянуть, просветить, словно рентгеновские лучи, самые потаенные уголки души. Юрка, Сережка и Сашка по очереди подходили к начальнику, пожимая ему руку, знакомясь.
Генка отошел чуть в сторону, с удивлением уловил водочный перегар, который шел со стороны Петровны. Для него было еще как-то дико и непонятно, когда от женщины пахло водкой, и даже со временем, когда сам первый раз попробовал алкогольный напиток сорокаградусной консистенции, и почувствовал, казалось, безмерный приток диких сил и энергии, это чувство какого-то непонимания не улетучилось.
Валерий Михайлович был пьян, но пытался казаться трезвым, пробормотал что-то себе под нос, понятное только ему одному и его собаке Барсику, со смешанными чувствами косившей карими глазами на ребят.
- Что мы будем делать? - Спросил Юрка, смотря в глаза уставившегося на него Барсика.
- Вы попробуйте свои силы в роли пастухов... эээ-ээ-э... на лошадях, - Петровна улыбнулась ребятам, и запах водочного перегара усилился.
- Это серьезно? - Спросил Сашка, едва не танцуя от радости.
- Серьезнее не бывает, - хриплый голос Валерия Михайловича наконец-то раздался в помещении фермы, - правда, Барсик? - Он погладил собаку.
Ребята переглянулись. Чего-чего, а такого они даже в самом фантастическом сне не ожидали! Быть пастухами, да еще на лошадях - фантастика!
Глаза ребят засветились радостью, подобно тому, как светится люминофор, после того, как потоки электронов попали на кинескоп телевизора. Между тем, Валерий Михайлович вошел в конюшню, а за ним - Петровна и Барсик.
Трудно сказать, что там происходило, но доносившиеся на тон выше голоса явно свидетельствовали не о полном согласии собеседников. Временами в разговор вклинивался хриплый высокий лай Барсика, который в любое мгновение мог пустить в ход весьма серьезный аргумент, чисто акульи зубки. Все это закончилось тем, что Валерий Михайлович, вывел под узды четыре лошади.
Генке досталась белая лошадь с темной звездочкой во лбу.
- А во лбу звезда горит, - пошутил Сашка, поглаживая холку своей пегой кобылке.
Вечно улыбающаяся заведующая решила проинструктировать ребят.
- Знаете, хлопцы, з якой стороны треба пидходыты до коня перед тым, як на нього систы? - Вопрос Петровна сказала таким тоном, словно перед ней стояли четыре желторотика.
- Знаем, с левой, - за всех ответил Юрка, хмурый от сказанных заведующей слов.
Валерий Михайлович вывел с конюшни себе вороного коня, и, ловко забравшись в седло, игриво посмотрел на Петровну.
Погрузив свои пятые элементы тела, пятые точки, в мягко-теплые кожаные углубления седел, Генка - да что там Генка! - все ребята оказались от внезапно привалившего счастья на десятом небе, к которому так пытался приблизиться Юрий Гагарин. Слегка надавив по бокам лошадей, хлопцы выехали с территории фермы и поехали к загону под открытым небом, где томилось в заточении добрая сотня коров. Валерий Михайлович, грациозно выгнувшись в седле, припустив своего вороного к загону, ребята попытались тоже последовать за ним.
- Хороший массаж, - сказал Сашка, подпрыгивая в такт движения лошади в своем седле. - Так поездим пару деньков, - и ноги будут колесом.
- Не боись, не будут, - Сережка тяжело подпрыгивал в седле.
- Может поспорите? - Юрка усмехнулся.
- На что? - У Сашки загорелись глаза.
Сережка задумался.
- Давай на твой плеер, я ставлю свою коллекцию пивных банок.
- И коллекцию значков.
- Это слишком. Ставь что-то еще вместе с плеером.
- Плеера вполне достаточно.
- Так ты не хочет спорить?
- А ты хоче шь меня развести.
- Пацаны, хватит трещать, - Генка посмотрел на спорящие стороны. Краем глаза он заметил, что позади, у конюшни, Петровна спорила с каким-то мужиком, который показывал рукою на ребят, потом плюнул и скрылся в помещении. Петровна постояла мгновением у конюшни, плюнула тоже и двинулась к своей ферме.
Земная поверхность в загоне была изрыта сотнями коровьих ног. Коровы с мольбой и интересом наблюдали за подъехавшими к деревянному забору пятью пастухами, один из которых был им знаком, и у ног коня которого вилась злобная собачонка.
- Тпррру-у-у, - сказал Валерий Михайлович, ловко соскакивая с седла. Ребята подъехали следом за ним, менее ловко съехали по коже и мягким бокам лошадей на землю.
- Стойте здесь, - сказал непосредственный начальник своим молодым подчиненным, и ребята молча стали у забора загона, с интересом наблюдая за коровами. Их лошади, привязанные к вышеназванному забору, смиренно смотрели на своих молодых наездников. - Я сам их выгоню, а вы - смотрите. Барсик, гони их...
Барсик проскочил между прутьями забора, оказался в гуще коров, и немедленно приступил к действию, злобно рыча, и готовый грызнуть в любой момент, собирал все коровье стадо воедино. Валерий Михайлович с видом Победоносца смотрел на ребят.
- Вот так надо, мальцы! - Гордо сказал он, доставая из кармана замусоленных штанин бело-синюю пачку сигарет "Полет". Подкурив сигарету, он засунул руку куда-то под пиджак, такой же замусоленный, как и штаны, и достал прозрачную бутылку из-под вина с какой-то мутно-белой жидкостью, взболтнул ее. Воровато оглядевшись по сторонам, он открыл бутылку, сделал яростный глоток, задержал дыхание и с силой выдохнул. В воздухе запахло сивушными парами. - Хороша, мерзавка! - И крякнул от удовольствия.
Валерий Михайлович запрятал бутылку где-то в глубинах своего пиджака, расправил грудь и полез в загон открывать деревянные ворота. Ворота скрипнули истерически визгливо и распахнулись, ударив своими раскрытыми объятиями по забору. Коровы почувствовали свободу и рванулись вперед, Барсик бежал вместе с ними, корректируя курс наиболее непослушных травоядных. Валерий Михайлович сидел на заборе, докуривая свой "Полет", и смотрел, как бурая лента буренок, сметая все на своем пути, двинулась проторенным путем к заветным пастбищам на юге хутора Петровского, там, откуда уже видны трубы "Криворожстали", там. где молодая зеленая трава нежно ласкала восприимчивые и чувствительные ноздри, и так приятно хрустела на зубах.
*************************
Валерий Михайлович не понравился ребятам. Было в нем что-то вульгарно отталкивающее, не включая сюда его излишнее пристрастие к алкоголю местного производства, сигаретам и матерным словам. С ним можно было при необходимости пообщаться, пошутить, даже стрельнуть сигарету, но чувство какой-то напряженности не оставляло ребят в покое. За глаза Валерий Михайлович получил кличку "Неандерталец".
В неглубокой впадине, с трех сторон защищенной небольшими посадками, ведущими куда-то на юг, юго-запад и запад к двум рекам Желтой и Ингульца, копошилась бурая рогатая масса, по-барски гуляя на своем травяном пиру. "Неандерталец", лежа на траве под дикой маслиной, жуя сухую травинку, похрапывал и смотрел открытыми черными, как уголь, глазами на порученное ему стадо. Барсик, лежавший возле ног своего хозяина, казалось, тоже дремал, охраняя недопитую бутылку самогонки, как бы невзначай греющую свои прозрачные бока на солнце. Валерий Михайлович был пьян, и ему хотелось спать, он смотрел на этих чертовых коров мутным взглядом, и больше всего на свете ему хотелось спать.
Ребята, поедая зеленые абрикосы, сорванные по пути на пастбище, лежали недалеко от своих привязанных к вербе лошадей. Под вербой среди больших камней пробивался молодой и маловодный водный ключ, поющий свою журчащую песню траве, шелестящей от удовольствия, ветру и солнцу, ласково протягивающих свои руки к его холодно-мокрой поверхности.
Коровы паслись, размеренно поедая сочные зеленые побеги травы. Одна из травоядных медленно начала отделяться от общего стада и направилась к посадке, состоящей, в основном, из акаций и кленов. Неожиданно подал голос "уважаемый неандерталец", Валерий Михайлович.
- Барсик, гони, б.., гони! - Замызганный пастух приправлял эти слова крепким воронежским матом. По сути дела, его речь практически вся состояла из потока нецензурных слов и выражений, и по мере алкогольного опьянения этот поток усиливался. Но Барсик, казалось, понимал как раз только матерные выражения и бросился догонять отбившуюся корову.
Барсик напоминал разъяренного шмеля, он мчался по зеленой сочной траве за беглянкой, злобно рыча и щелкая зубами. Трава почти скрывала из виду мчащуюся собаку, и коровы уступали дорогу столь опасному рычащему зверю. Беглянке не удалось далеко уйти, она испугано шарахнулась в сторону, от преследующей ее собаки, и помчалась со всех ног к рогатому большинству, поджав хвост. Барсик вернулся к хозяину с чувством полного удовлетворения, несмываемым отпечатком лежавшим на его простой собачьей морде.
- Волкодав, - сказал Сережка, выпуская изо рта клубы дыма и передавая сигарету по кругу.
- Не говори, - Юрка с благодарностью принял переданную сигарету и тоже затянулся.
- Скоро домой, - Сашка чавкал зеленым яблоком, одним глазом смотрел на ребят, другим - на коров.
- А мне и не хочется! - Генка сладко потянулся.
- Ну, что там делать? - Юрка затянулся еще раз и передал бычок Генке.
- Хорошо здесь.
- Это точно, - Сережка и Сашка вторили друг другу.
- Я бы целое лето здесь работал!
- Мы тоже.
Украинские степи благоухали ароматами трав, и солнце клонилось на запад, за посадку, где-то там, на расстоянии десяти километров нес свои неторопливые воды Ингулец. Рабочий день подошел к концу, и ребята, уставшие от второго трудового дня, вернулись вместе со стадом и "Неандертальцем" с собачкой, на лошадях на ферму. Не привыкшие ездить на лошадях, ребята учились от нахлынувшей приятной усталости, болели ноги и спина, и ужасно хотелось прилечь в теплую постель.
"Неандерталец" вяло потянулся, достал неразлучный "Полет" и закурил, лежа на траве. Барсик тоже потянулся и зевнул. Неуверенной рукой Валерий Михайлович что-то поискал в траве, и, найдя желаемое, немедленно его опустошил, крякнул, и спрятал пустую бутылку в глубинах пиджака.
- Пора собираться, - хриплым голосом сказал он и встал с земли. Барсик повторил движения хозяина.
Коров перегнали быстро, и млекопитающие буро-бело-черной лентой с муканием, топотом копыт, запахом пота, испражнений, молока и свежей травы, резво забегали в широкие двери фермы, которую чистили в первый день ребята.
Лошадей вернули на конюшню, и заведующий как по-особенному посмотрел на ребят, по-доброму, с какой-то жалостью:
- Умаялись, казаки?! - Сказал он.
- Нет, вовсе нет. Еще бы так работать и работать.
- Умаялись, умаялись. Я же вижу. Лошадки-то понравились?
- Конечно. Просто супер.
- Они всем нравятся.
На конюшню зашел "Неандерталец". Он был чем-то взволнован и зол, и не скрывал этого.
- Где конь? - Заведующий с нескрываемой неприязнью посмотрел на него.
- Где-где, у входа, - Валерий Михайлович не скрывал своего раздражения.
- Так заведи его в стойло, разгрузи.
- Не учи ученого.
- Ученый нашелся, - заведующий фыркнул.
Валерий Михайлович сжал кулаки и сделал к нему шаг, и остановился.
- Ну, и?.. - Заведующий сделал едва заметное движение туловищем.
- Да пошел ты, - "Неандерталец" развернулся и быстрым шагом вышел из конюшни.
- Коня заведи, - вдогонку ему крикнул заведующий. В ответ ему на улице залаял Барсик. - Я бегать за тобой не буду!
На улице раздался отборный мат и ржание лошади.
- Вот, урод! - Заведующий театрально развел руками и посмотрел на ребят. - Хороший у вас начальник. Как вы говорите "просто супер". Только в кавычках...
Ребята попрощались с коневодом, и пошли переодеваться на свою ферму. "Неандерталец" зашел к Петровне. Ребята переоделись и, сказав "До свидания", медленно потащились домой. Дом находился на расстоянии трех-четырех километров от фермы, там, где бетонные колоссы высотных домов высились над трассой Кривой Рог - Киев, а с другой стороны, уже в Кировоградской области, чернели толстенные трубы пульпопроводов, по которым на хвостохранилище шла радиоактивная пульпа.
**********************
Ночью прошел дождь. Он был теплым, по-весеннему приятным и придающим силы. И утро, встретив ребят солнечной улыбкой, овеяло теплым юго-западным ветерком, легким и освежающим, и воздух, казалось, стонал и вибрировал от обилия испарений и запахов земли, травы, зелени на деревьях, расплавленной смолы на дорогах, застывшей ночью, от дождя. Запахи последних дней мая лезли в голову, и в сердце бурлило варево под названием романтика приключений.
Ребята встретились утром у подъезда, где-то из открытой форточки пикнуло радио, было полседьмого, и прохладный воздух отрезвлял от остатков сна.
Генка вышел первым и ждал у лавочки ребят. На ногах у него были старые котонные кроссовки, спортивный костюм был прошлогодней давности, но выглядел еще ничего, и спортивная сумка через плечо цвета хаки, небольшая, но довольно вместительная, в глубинах которой помещались и резиновые сапоги, ветровка и пару бутербродов дополняла утреннюю картину.
Сашка с шумом промчался по лестнице дома, выскочил на улицу. Дом гудел от его быстрого бега, и металлические перила дрожали, начиная с третьего этажа, откуда начал свой утренний путь Сашка.
- Привет, - сказал он, подбегая к Генке.
- Привет.
- Сережка уже идет. Сейчас доедает завтрак.
- Еще есть время - пару минут.
- Юрка сейчас будет, - отчитался Сашка.
Юрка жил в соседнем подъезде и выскочил из него с не меньшим шумом, чем Сашка.
- Привет,- сказал он. - Вы как себя чувствуете, нормально?
- А что?
- Да ноги болят после лошадей.
- Ничего, у тебя, что после тренировок ноги не болели? - Сашка вопросительно посмотрел на Юрку. Юрка занимался третий год в секции футбола и знал, что такое тренировки не понаслышке.
Юрка махнул рукой.
- Пройдут у тебя ноги. - Генка лучше перехватил сумку. - У меня тоже болят.