|
|
||
Ты стоишь, прижавшись лбом к стеклу, и смотришь в темноту. Я знаю, от этого становится чуть легче, нет, не легче, но тебе так кажется. Темнота за стеклом всегда холодная и равнодушная, если долго стоять и вглядываться в ночь, то рано или поздно окажется, что ты уже с той стороны стекла холодно и равнодушно смотришь на меня. Я знаю, что нужно делать. Нужно подойти и тихонько обнять тебя, уткнуться носом в выгоревшие на солнце, пахнущие травой волосы на макушке, и долго-долго стоять рядом, не отпуская... не отпуская тебя на ту сторону такого прозрачного и такого тонкого стекла. Я знаю, что нужно сказать. После, когда ты, наконец, обернешься, и я загляну в твои серые неописуемо прекрасные глаза. Уж поверьте мне, я не раз пробовал, нет таких слов, чтобы описать эти глаза! Тогда, глядя в самые нежные, самые волшебные и самые удивительные глаза, я не смогу ничего сказать. Я не смогу пообещать тебе того, что не в силах буду исполнить. А сказать правду... Странно, как фальшиво может звучать чистая правда. Надо еще немножко подождать, сейчас у нас с тобой ничего не получится, пойми, мне приходится думать о других, я не могу подвести хороших людей, в конце концов, есть вещи без которых мы с тобою просто не сможем прожить, даже если убежим на край света. Давай отложим этот разговор... Жалкий, практичный, рассудительный тип, таким я и останусь в этих прекрасных глазах, если только сейчас скажу правду. А как иначе? Как я смогу тебя удержать? Возможно, ты - самая главная героиня во всей моей жизни, но ведь я - не гений, я не могу мановением пера создать великолепный, чистый и достойный тебя мир, с тонкой, эмоционально насыщенной атмосферой и сюжетом, способным увлечь миллионы читателей. Да, какой я писатель! Литературщик, сочинитель историй, которому повезло, несказанно повезло встретить тебя. И что теперь? Отказаться? Уйти? Взять и уйти? Наверное, это правильно. Тогда останется надежда вернуться. Вряд ли что-то большее, чем надежда. В крайнем случае, можно надеяться на то, что со временем все забудется. Я ведь уже уходил и теперь не помню... Помню, конечно, но тогда это было не так, и вроде бы даже не со мной. Я знаю, как надо уходить, только мне страшно и невыносимо больно отпускать тебя в ту холодную темноту за стеклом. * * * Он расположился на своем табурете лысоватый и непричесанный одновременно. Его грубая обвисшая куртка была испачкана красками, и хотя эта старая китайская хламида нисколько не сообщала своему владельцу того романтического шарма, которым так кичатся нищие художники, выглядел он как настоящий мастер - гордый, независимый и несколько стесненный обстоятельствами. Впрочем, о нищете речи быть не могло, я часто видел его на этом месте и примерно представляю, сколько можно заработать на бесчисленных миниатюрах с подснежниками в марте, и почём летом, в сезон ремонтов, продаются городские пейзажи, как будто специально написанные для гостиных, оклеенных далеко не дешевыми полосатыми обоями. По всем приметам сегодняшний день тоже обещал не оставить художника голодным. Людей в парке было предостаточно, и прохожие безразлично или же со сдержанным любопытством поглядывали на картины, развешенные на ограде давно неработающего аттракциона. Двое, видимо, муж и жена, негромко обсуждали между собой нечто в широкой раме. Из-за спин рассмотреть предмет их спора было сложно, но я и не пытался, все мое внимание было поглощено портретом... На картине ты сидишь поджав ноги отчасти скрытые складками простого платья кораллового цвета. Сидишь на еще зеленой траве, засыпанной пожелтевшими резными листьями. Перед тобой, прямо в траве, почти утонула тарелка сушеных фиников. Конечно, я понимаю, цвет темно-коричневых высушенных плодов отлично сочетается с общим колоритом, к тому же у них очень выгодная фактура, только ты ведь никогда не любила финики. Ракурс более чем необычный. Я смотрю на тебя почти что со спины. Волосы, едва заметно вьющиеся, перебираемые ветерком, собраны в хвост, они не скрывают скулу и линию шеи. Лица не видно, только угадывается край брови и можно разглядеть самые кончики ресниц. И эти ресницы, и светлые волосы, и очертание контуров фигуры, все залито нежаркими лучами ласкового осеннего солнца. Сначала ловлю себя на мелкой злорадной мыслишке вот, мол, и этот мазилка не смог передать красоту твоих удивительных глаз, и сразу же с облегчением вздыхаю от того, что он не стал и пытаться. Я стою и смотрю на тебя через головы покупателей, вяло торгующихся за изображение каких-то замшелых стен и камней под якобы средиземноморским небом. Перед твоим лицом вместо темноты окна приклеен цветущий луг с унылыми белесыми бабочками и пестрым набором ботанической нелепицы, и я боюсь, вот сейчас ты обернешься, и мне, как мальчишке придется прятать и отводить глаза. Только ты не обернешься, а я не смогу обнять тебя за плечи и ощутить сладкий аромат твоих волос, выгоревших под солнцем старого городского парка.
|