Кашин Анвар : другие произведения.

  

   Что? Газеты? Нет, к ним я отношусь совершенно спокойно, я их не читаю. А вот крикливые и вездесущие мальчишки газетчики - эти раздражают. А еще выводят из себя трезвонящие и дребезжащие трамваи. Словом, всякая каждодневная, истеричная и бессмысленная суета прохожих, называющих себя деловыми людьми, действует мне на нервы.

   От разного рода транспорта и подозрительных незнакомцев я стараюсь держаться на безопасном расстоянии. А по поводу нервов, доктора советуют, хотя бы ненадолго, обращаться лицом к природе, отдаваться, так сказать, в ее объятия. Время от времени, следуя таким медицинским рекомендациям, я устремляюсь прочь от душных центральных улиц, на волю, к зелени деревьев, и к чему там обычно принято устремляться. Докторам доверяю, тем из них, что не выписывают вам "чудодейственные" и "высокоэффективные" патентованные средства.

   Как раз сейчас, покинув царство брусчатки и асфальта, шагаю по черт знает чем посыпанному тротуару очаровательной захолустной улочки со смутно знакомым названием. Хвала господу, мне хватает благоразумия, дальше пригорода не забираться, куда бы ни звал за собой легкомысленный весенний ветерок. Слава поэтов, авантюристов и прочих романтических бездельников мне совершенно ни к чему, пусть уж всякая там живопись диких просторов останется им в личное и безраздельное пользование. Предпочитаю обычную прогулку по относительно цивилизованной местности. Идешь себе, думаешь: "как замечательно было бы..." Вот дьявол! Лужа!

   Пока в нерешительности рассматриваю свои мокрые следы, с крыльца, поверх невысокой ограды палисадника, меня окликает рыжий субъект. Он сидит прямо на ступеньках, и приветливо скалится в мою сторону. Какое-то время щурюсь против света, пытаюсь разглядеть то ли незнакомца, то ли старого приятеля. Наконец, узнаю Соломона. Хм... да, выходит, что приятеля. Ну, точно! Он и живет в этом доме. Ступеньки широкие, гладкие и на вид прилично нагреты солнцем. Охотно устраиваюсь рядом. Хорошо. Покойно, душа радуется, а нервы отдыхают и набираются сил. Теперь мы оба щуримся, просто от удовольствия. На мой вкус, Соломон - прекрасный собеседник, с ним можно вот так молча сидеть, смотреть на жужжащую и порхающую мелочь над уже зелеными кустами жасмина, и слушать треньканье мелочи покрупнее.

   - Теперь, значит, у меня за место хозяина - хозяйка. А хозяина моего, представь себе, застрелили. Да, пана Майера, этой зимой, аккурат на Рождество, ты уже слышал наверно?

  Я не слышал. Я же не читаю газеты.

  

   "Только не в управление" - с упрямством гимназиста-прогульщика твердил про себя Ворачек. Завтра там опять его будет ждать неоконченный отчет и пережженный турецкий кофе, который заваривают таким крепким и сладким, что бодрость от выпитого приходит вместе с отвращением как от запаха нашатыря. Что поделаешь, с Рождеством инспектору снова не повезло. Это же просто мистика какая-то, или проклятие! В прошлом году ему пришлось всю ночь провести у вскрытой кассы обувного магазина рядом с трупом тамошнего сторожа. В этот раз вышло удачней. Сидеть здесь, в уютно обставленной комнате и наслаждаться работой отопления, было гораздо приятнее. Калибр оружия и характер единственного ранения не оставлял репортерам решительно никаких шансов на красочное описание места преступления. Да и не объявились пока еще никакие репортеры. Крови было совсем мало, в таких случаях принято писать: "смерть наступила мгновенно". Собственно, доктор так и написал, собрал свой чемоданчик и уехал. Общество бывшего хозяина кабинета нисколько не тяготило инспектора. Пистолет лежал тут же - "браунинг" жены покойного, мадам Ирены Майер, и одна стреляная гильза тоже имелась. Всему этому и самому Ворачеку, пригревшемуся в удобном старом кресле, нашлось место на совершенно замечательном, невероятно толстом, в меру мягком и пушистом ковре.

   Сейчас можно было просто сидеть и ждать, когда вернется автомобиль. Затем, отдать капралу бумаги и отправляться домой. Чего же еще можно желать в четвертом часу ночи? Или в "четвертом часу" - это утра? Определенно, утра, тем более что стрелки на часах показывали уже четверть пятого.

   Завтра нужно будет послать, для начала, за прислугой, потом за прочими, привезти их всех в управление... Только не в управление!

  

   Час назад, прибыв на место происшествия, инспектор сразу погрустнел. Тьфу, не место происшествия, а свинство какое-то! Полный дом народу, праздник в домашнем кругу, никто ничего не слышал и не видел, а труп хозяина - нате вам, лежит в кабинете. Таким образом, обрисовал ему ситуацию капрал, дежуривший у дверей. В доме, уже на лестнице слышны были ароматы рождественских карпов, дамских духов, табака и вроде бы корицы. Кажется, так и должно пахнуть настоящее семейное Рождество, точно Ворачек уже не помнил, ну, ничего, жена завтра ему напомнит, и еще весь следующий год будет напоминать.

   Первым делом, по-привычке, инспектор ухватил за плечо старика, пытавшегося принять у него пальто и шляпу, - извините, любезный, а как мне вас называть?

   - Якобом меня звать, господин полицейский.

   - Очень приятно, пан Якоб. - Старик был швейцаром, гардеробщиком, или еще кем-то в этом роде, Ворачек не разбирался в таких тонкостях, и, про себя, присвоил ему чин дворецкого. Выправка глуховатого служаки никак не позволяла назвать пана Якоба лакеем. - Вот что хотел спросить: вы, как я понимаю, весь вечер здесь? И всех, кто, к примеру, на второй этаж поднимался, или из дома выходил, видели, так?

   - Так точно. Только никто не выходил, и гости, и из прислуги все, стало быть, на месте.

   - Что ж, ладно, значит, мы с вами еще поговорим, хорошо?

   - Как скажите, господин полицейский.

   А разговаривать ни с кем не хотелось. Сыт был Ворачек такими разговорами. Но раз уж так случилось, что имеются и свидетели и подозреваемые, и никто никуда не скрылся, придется говорить, выспрашивать, угрожать и любезничать. Ох, как тяжело общаться с людьми, полагающими сутью твоей профессии сование носа не в какие-то там чужие, а в их личные дела. Да еще, и сведется все, скорее всего, к одному: "А скажите, уважаемый, так это вы застрелили покойного? Не вы, тогда кто?" Главное "кто", с "зачем" и "почему" сложнее, иногда на эти вопросы и сам убийца внятно ответить не может. С тех же пор, как вошли в моду теории господина Фрейда, рассуждать о мотивах, имеет смысл только в случаях с уличным ограблением или взломанным сейфом. Собственно, сами теории знаменитого профессора инспектор воспринимал не иначе как издевательскую шутку над умниками, берущимися судить о скрытых побуждениях и причинах человеческих поступков. Но, с другой стороны, поди разберись, как оно там на самом деле? И не от того ли, что мамаша в младенческом возрасте одевала господина Н в девичьи платьица, подозреваемый и задушил свою экономку? Бред?

   Как бы там ни было, Ворачек привык рассуждать только о фактах, или хотя бы о том, что можно было принять за факты, в крайнем случае, о том, что кто-то пытается выдавать за факты. Занятый такими мыслями инспектор толкнул внутрь дубовую дверь кабинета.

   Да, к этому моменту, бесспорным было лишь то, что хозяин дома, пан Франц Майер, владелец оптовой конторы по продаже канцелярских товаров застрелен и до сих пор лежит на ковре, а сам Ворачек отнюдь не уверен в том, что теперь, пусть и небольшое, пятно крови удастся вывести со светлого ворса. Все остальное находилось в области свидетельских показаний, то есть только чуть больше соответствовало действительности, чем прогноз погоды в вечерних газетах, или предсказание известной прорицательницы мадам Вивьен.

  

   Теперь, сидя в кресле и изо всех сил борясь со сном, инспектор вертел в руках листки бумаги, исчерканные тем, что, по-видимому, должно было изображать записи его бесед со здешними обитателями и гостями. По показаниям выходило следующее: покинув праздничный стол, пан Майер поднялся к себе, где и имел неосторожность быть застреленным. Как именно это произошло, сообщить никто не пожелал, причем каждый из присутствовавших знал, включая и гостей, и прислугу, что в нижнем ящике стола пана Майера храниться пистолет его жены, однако...

   Первой ничего не смогла сообщить супруга покойного. Женщина, на вид тридцати двух - тридцати пяти лет, рост и сложение среднее, лицо овальное, полное, брови дугообразные удлиненные... кхе... Вот же дурацкая привычка - мерить приятную дамскую внешность подобным образом. Красивая шатенка под тридцать, с неплохой фигурой. Любой мужчина описал бы ее именно так. В кабинет Ирена не заходила, она поднималась в спальню за аспирином. Ничего особенного не заметила и занимала ее в тот момент только головная боль. Из разговора с ней инспектор вынес впечатление того, что госпожа Майер растеряна и подавлена, а голова у нее все еще болит. Зачем он вынес это впечатление, Ворачек не представлял, для протокола оно было абсолютно ни к чему.

   Катарина. Это, значит, племянница убитого. Девчонке - лет девятнадцать, ну, может быть двадцать. Даже сейчас она пыталась играть этакую целеустремленную, уверенную и вполне себе самостоятельную барышню. Получалось не очень, девица была слишком расстроена и сидела перед инспектором, нервно перебирая пальцами платок, скорее, с видом отличницы, неожиданно вызванной к директору. Нет, она не слышала звук выстрела, да его и никто, кажется, не слышал, "спасибо" ковру и тяжелой обитой кожей двери кабинета. С дядей они говорили о том, что никого постороннего касаться не может. Нет, они не ссорились. Никаких тайн, просто, рано или поздно, предстоящее ей замужество - это только ее дело, ну, и одного человека. И ей почти удалось убедить дядю, несмотря на его вспыльчивость и упрямство. Что? Ящик с пистолетом? Нет, дядя его никогда не запирал, а разве положено запирать?

   Якоб, этот, пожалуй, мог считаться самым полезным источником информации. Старику, со своего стула у гардеробной, была отлично видна лестница. С его слов Ворачек знал, кто и когда поднимался на второй этаж дома, где кроме кабинета еще располагались спальни и библиотека.

   - А поднимались, стало быть, только эти четверо, точно, больше никого не было? Вы уверены? Незаметно проскочить никто не мог?

   - А-а? Нет. Никак нет, господин инспектор, может кто и думал, что я не замечу, только у меня и мышь не проскочила бы... э-э... только это... кот пробежал наверх, да. Аккурат, когда госпожа Ирена спустилась.

   - Хорошо, если вы не против, еще раз, кто поднимался по лестнице, когда и сколько был наверху?

   - Сам пан Майер ушел к себе, это когда десять пробило. Через полчаса, Катринка к нему поднялась, часов до одиннадцати наверху была. - Якоб почесал кустистую бровь и стал загибать пальцы. - Потом госпожа Ирена проходила, и вместе с ней горничная Анна чай приносила, только хозяин ей дверь не открыл. Да, такое бывало, если пан Майер не желал, чтоб его беспокоили, он мог не отпереть и дело с концом. А там замок такой с защелкой, если снаружи, то его только ключом откроешь. Значит, Анна сразу и вернулась, а госпожа - минут через пять. После них, сразу же молодой Мазал, этот минут пятнадцать был. Потом еще раз Анна проходила с чаем, но и в этот раз дверь заперта была.

   Ян Мазал - инженер механик с внешностью жокея, или какого-то иного некрупного спортсмена, получается, что жених Катарины. По его собственному утверждению, поднялся на второй этаж, в какой-то момент, не найдя среди гостей девушку, вместе с которой и прибыл в дом Майеров. Хозяин кабинета на его стук, дверь не открыл. Молодой человек заглянул в библиотеку, выкурил в тишине сигарету и спустился к обществу, где и встретил свою спутницу.

   Последней поднималась Анна, постучала два раза, никакого ответа не получила и вернулась на кухню. Она же спустя час, вместе с Якобом и обнаружила несчастье. Беседа с перепуганной девицей, дополнила коллекцию фактов и их подобий таким экземпляром: выходило, что только горничная и слышала выстрел. Ей показалось, правда, что стреляли где-то на улице. "Ну, или автомобиль так стреляет иногда, знаете? Звук мотора? Нет, только один выстрел. В котором часу?" По времени выходило, что господин Майер получил свою пулю как раз, когда в кабинете... или в библиотеке был Мазал.

  

   Половина пятого. Отпечатков имелось предостаточно, но дверные ручки и пистолет были аккуратно вытерты. Конечно, можно попытаться отыскать на носовых платках гостей какие-нибудь следы смазки, или еще чего-нибудь такого микроскопического, но с этим можно и подождать, пусть сначала капрал привезет фотографа и эксперта. Ворачек расстегнул еще одну пуговицу на жилетке, вытянулся в кресле и прикрыл веки.

   Первым, что инспектор увидел, встряхнув головой, чтобы отогнать сон, был внимательный взгляд янтарных глаз большого лохматого кота. Тот вылез из-за шкафа, некоторое время оценивал полицейского, потом, видимо, признав за ним право по собственному усмотрению вести следствие и распоряжаться в доме, небрежно сменил сидячее положение, растянувшись на полу. Кот Ворачеку был незнаком. Вот кого следовало бы расспросить поподробнее о печальном случае с его хозяином. Впрочем, задавать вопросы коту не потребовалось. Спустя минуту, зверь лениво пошарил лапой под диваном и выкатил на свет электрической лампы сверкнувшую желтизной латуни игрушку - еще одну гильзу.

   До чего же не хотелось подниматься на ноги и искать след от пули. Коту тоже не хотелось, он потянулся за своей находкой, не достал, отчаянно зевнул, показав сломанный клык, испытал остроту когтей на цветастой обивке и закрыл глаза.

   Вот оно как. Инспектор зачем-то потрогал пальцем взлохмаченный край крохотной дырочки. Второй выстрел поразил упитанное тело дивана, не слишком заметно испортив пеструю шкуру изящного бегемота в стиле модерн. Обе гильзы теперь лежали на столе. При более близком знакомстве, похожие как сестры, они оказались двойняшками, но никак не близнецами, и отличались друг от друга буквами маркировки. Ворачек тяжело вздохнул. Инспектору почудилось, что он сидит в партере и до антракта еще так далеко! Как же он ненавидел подобные представления! Например, недавнее "самоубийство" аптекаря пана Гоуски. Ну, не мог аптекарь, и вдруг повеситься! Или тот утонувший бродяга с полным ртом золотых зубов. А теперь и это расследование грозило превратиться в цирк. Ворачек цирк не любил, и кинематограф тоже не любил, в своем возрасте он предпочитал чтение старых журналов, или хотя бы...

   Ладно, раз было два пистолета, можно предположить, что и стреляли из них два разных человека. Друг в друга? Вряд ли, если стрелком поразившим диван был покойный, после своего выстрела ему бы пришлось обернуться, чтобы подставить грудь под другую пулю. Нет, дуэлью или перестрелкой случившееся быть не могло. Ломать голову над пустыми догадками не хотелось, хотелось спать.

   Самое время было бы поискать пистолет. Пока для полного комплекта одного не хватало. Никто из подозреваемых никуда не выходил, значит и оружие, скорее всего где-то в доме. Где-то в доме... Скорее всего...

   Ворачек с кряхтением выбрался из кресла. Путь его лежал к единственному окну кабинета. Да, окно открывали, и не так уж давно. Вот и пятнышки на подоконнике. В такую-то погоду снега в момент наметет. На ощупь уже ничего и не почувствуешь, только чуть более темный цвет влажного дерева и мог бы выдать любителя свежего воздуха. Инспектор поборол желание распахнуть раму, высунуться и выглянуть вниз на дорожку сада. Можно просто позвать Томаша, какая разница, где тому топтаться под дверью кабинета или под его окном. Под окном может даже полезней. Вдруг тот же пистолет отыщется.

  

   Круглолицый парень в полицейской форме кивнул, и уже через минуту пятно света от его фонаря запрыгало по сугробам между деревьями. Стоило поискать и внутри, вот только осмотр места преступления - это одно, а обыск частного дома - это совсем не тоже самое. Можно конечно намекнуть хозяйке: так, мол, и так, прокурору-де удобнее обвинить владельца оружия, и потому хорошо бы посмотреть, не найдется ли в доме еще чего-то похожего. Это с одной стороны, а с другой - распространяться о каком-то "втором" пистолете пока не хотелось.

  Как все было просто сотню-другую лет назад. Застрелили? Значит убийца - мужчина. Вот ежели бы отравили, тогда пришлось бы выбирать из оставшихся дам. Ладно, хотя бы одну пулю можно записать на инженера. Это, если Анна ничего не выдумывает. Во всяком случае, бросаться в библиотеку и осматривать пепельницы Ворачек не собирался. А вот если не пепельницы...

   Томаш с фуражкой в руке показался на пороге.

   - Господин инспектор, ничего нет. - Парень старался с осторожностью наступать сапогами на ковер. - Снег уже часа четыре как прекратился, и засыпать не должно было. Утром поискать, конечно, было бы сподручнее, только вряд ли...

   - Знаешь Томик, а пойдем-ка мы с тобой еще и в библиотеке посмотрим. Только, будь добр, сначала пригласи пани Майер, разрешение надо бы спросить, и подскажет может чего, хозяйке-то виднее.

  

   Вторым оказался не "браунинг", а "маленький том", спрятавшийся за синими корешками Теодора Фонтане. Будь Ворачек помоложе, ему было бы приятно увидеть неподдельное удивление на лице мадам Ирены. Он словно опытный охотник или какой-нибудь краснокожий индеец из романа, по едва заметным следам и нескольким исчезнувшим с книжной полки пылинкам отыскал тот самый клад, что скрыл здесь коварный злоумышленник. Ну, я и говорю: цирк и кинематограф. Чувство удовлетворения? Да, инспектор его испытал. А как же, но, в первую очередь, от того, что теперь не придется вести поиски в гостиной, спальнях, и еще в дюжине других комнат.

   Для начала следовало выяснить личность хозяина "малыша тома". Ничего себе "для начала"! Но все оказалось довольно просто, чересчур просто. Прислуге пистолет был решительно не знаком, зато Катарина с удивлением признала в нем свою собственность. Девушка недавно стала сама снимать квартиру, уж очень неудобно ей было ездить на занятия из дядиного дома. Ей показалось, что будет полезным иметь такой же пистолет, как и у тети Ирены. Если точнее, квартиру для нее, будучи опекуном племянницы, снимал господин Майер, а оружие выбрал и купил Мазал, на правах близкого друга, разумеется. Пани Ирена свой "браунинг" хранила в кабинете у мужа, а пистолет Катарины лежал в ящике туалетного столика ее спальни, там, на другом конце города. Хозяйка уверяла, что никогда и никуда его с собой не брала и самой пропажи не заметила.

   Можно было возвращаться в уютное кресло. Разве не на месте преступления должен находиться тот, кто его расследует? Да и настольная лампа там поярче.

   И крышка затвора, и рукоятка были так же чисто вытерты, но радовало хотя бы то, что кот нашел гильзу, выброшенную именно из этого пистолета. Однако, сюрприз все-таки был: в магазине не хватало не одного, а двух патронов. Ворачек зажмурился и потер пальцами глаза. Цветные пятна заплясали под веками. Где же она? Инспектор крякнул, присел, держась за колени, и пополз на четвереньках вокруг потерпевшего дивана. Больше ни одной гильзы нигде не было. Кот помогать не собирался, и мало того, рыжее животное попыталось скрыться с места преступления, тщетно норовя поддеть когтями край мощной двери кабинета. Ворачек не стал препятствовать, даже помог, затем шагнул на лестницу и с одобрением хмыкнул. В полутемном углу под вешалкой угадывалась не по-стариковски прямая фигура Якоба.

   - Пан Якоб, позвольте еще вопрос. Вы говорили: пани Ирена и Анна вместе поднимались. Точнее не подскажите? Они друг друга видели, на лестнице, например?

   - Пан инспектор, не могу вам точно сказать. Кажется, Анна относила чай, когда госпожа была уже у себя.

   - Ага, спасибо. Пан Якоб, вы мне очень помогли. И... кот ваш тоже очень помог, как его зовут, кстати?

   Дребезжание электрического звонка подняло старика со стула и повлекло к двери.  На ступеньках, в темноте, испачканной желтым светом уличных фонарей, стоял полицейский с нашивками капрала.

  

  Из распахнутого окна дома напротив, доносится музыка - играет радио. Передают модный мотивчик, даже не знаю, как он называется, но я его терпеть не могу. Моему приятелю, похоже, нравится.

   - Этот смешной, сонный человек сумел разобраться, мне только совсем немного пришлось ему помочь в самом начале. - Соломон провожает осуждающим взглядом стайку пичуг с шумом слетевших с акации. - Что ни говори, а среди людей попадаются довольно-таки сообразительные экземпляры. Да, да, не спорь! Раньше, в твоем возрасте, например, я бы тоже в это не очень-то поверил. Раньше... - Мой приятель замолкает.

   Раньше, когда Катринка ходила в школу, я любил смотреть, как она решает задачки, которые ей задавали на дом. Катка заглядывала на последнюю страничку книжки и подсматривала ответ, потом складывала и раскладывала числа так и этак, пока у нее не сходилось. У этого полицейского инспектора тоже была такая задачка, и решал он ее так же, только ответов у него было сразу несколько и нос морщить так забавно, как у Катринки у него не получалось. Мне думается, он нарочно не стал ломать голову над всякими там мотивами и психологическими портретами. В примере из книжки, когда мать дает одному брату два яблока, а другому пять, это не значит, что, именно в этой пропорции, она кого-то из них любит больше, а кого-то меньше, а если и значит, то на решение, в любом случае, никак не влияет. Люди же всякий раз так усложняют свои отношения, что разобраться в них постороннему...

   Ты что зеваешь? Да, меня признаюсь, тоже немного разморило на солнышке.

  Давай все-таки по порядку, как в арифметике. У полицейского могло быть пять разных решений. Убийца - старый Якоб? Фу! А горничная намного лучше? Но возможность застрелить хозяина у них имелась? И что с того? Взять оружие из спальни Катарины им было бы непросто. С этим уже не поспоришь!

   Ну, не спи! Ладно, застрелила моего хозяина пани Ирена, сразу после визита Катарины из ее "маленького тома". Снимал квартиру для племянницы пан Майер, и проникнуть туда было несложно. И оружие взять несложно. И ключ от кабинета мужа - не проблема. Сделать пришлось два выстрела, первая пуля, выпущенная из незнакомого пистолета, ушла в молоко, то есть в диван, зато вторая полностью оправдала надежды. Уходя, Ирена не стала плотно прикрывать дверь. Чтобы захлопнуть замок, надо было потянуть за ручку, а на той, скорее всего, были отпечатки пальцев племянницы мужа, и случайно стереть их очень не хотелось.

   Все запутал Мазал. Поднявшись наверх, он узнал пистолет своей невесты... Ну, да, на будущей неделе они должны обручиться.

   Вот, значит, обнаружил пистолет, след смертельного ранения и одну гильзу на полу, вторая укатилась под несчастный диван. О чем уж он там подумал, не знаю, но оружие и гильзу забрал в карман, нашел в ящике стола "браунинг" Ирены и выпустил одну пулю в открытое окно. Инженер точно знал, что оба пистолета стреляют одинаковыми патронами. Подменил пистолет и гильзу, вытер отпечатки пальцев, ушел и захлопнул за собой дверь.

   Тут уж, если честно, и мне было простительно немного испугаться и укрыться за шкафом. Я-то остался внутри. Мне "посчастливилось" заглянуть в кабинет хозяина после Ирены. Дверь была открыта, а там такой замечательный ковер... Вот и все, после пришли Якоб и Анна, потом приехала полиция.

   Таким образом, - Соломон выдержал паузу, во время которой ему, будь он университетским профессором, непременно, следовало бы протереть пенсне. Беда в том, что я не встречал пока котов, носивших пенсне. - Таким образом, выходит: из трех оставшихся ответов, два - тоже неверны. Катринка захлопнула за собой дверь и это подтвердила неудачная попытка горничной подать хозяину чай. Ирена утверждала, что не заходила в кабинет, а ведь я смог туда попасть лишь потому, что именно она оставила дверь открытой. Мазал, в противном случае, и вовсе не смог бы зайти в кабинет.

   За нашими спинами щелкает замок, и девица в белом переднике зовет моего друга: "Кис-кис-кис", укоризненно смотрит на равнодушную рыжую физиономию и, немного помедлив, опять скрывается внутри. Нас обдает запахами старого дома: кухни, обуви, натертых воском полов и теплых вещей, еще не просушенных и не убранных на лето в шкаф. Соломон некоторое время выжидает. В его возрасте отзываться на "кис-кис-кис" совершенно непозволительно. Ему, наверно, лет двенадцать, или даже тринадцать. Мы киваем друг другу. Вполне достаточно, чтобы попрощаться может быть еще на год. Лапы мои высохли, и давешний ветерок снова несет куда-то пыльцу всего, что расцвело в здешних садах и палисадниках.