Кашин Анвар : другие произведения.

  

  Не знаю, удалось ли мне рассмешить Бога, ведь я не рассказывала ему о своих планах на сегодня, а инспектора полиции мои неотложные дела не заботили совершенно. Инспектора звали Уолтом Ольсеном, и сейчас его широкие плечи под серым сукном пиджака скрыли от меня утреннее солнце, только что поднявшееся над крышами соседних домов. Это случилось, потому что я, с любезного разрешения служителя закона, села в свое собственное кресло и потянулась к телефонной трубке, а он остался стоять, заслоняя добрых три четверти неба в окне.

  Ответа на том конце провода пришлось ждать долго, но я была настойчива, что принесло желанные плоды.

  - Да, я вас слушаю, - в голосе Виктора мне почудилось сомнение, то ли он не был уверен, что слушает именно меня, то ли сомневался в своей способности слышать вообще.

  - Доброе утро, мистер Леман...

  - Здравствуйте Энни, - мой собеседник узнал меня, в тоне появилось это его фирменное насмешливое обожание.

  - Извините меня, Виктор, я не смогу сегодня встретиться с вами. Дело в том, что инспектор полиции Ольсен...

  - Как вы сказали, Ольсен? - Видимо, сомнения в остроте слуха у моего знакомого были не так уж беспочвенны.

  - Ольсен, по буквам это будет...

  - Спасибо, я знаю алфавит, извините, продолжайте.

  - Так вот, мистер Ольсен желает задержать меня в качестве свидетеля по делу об убийстве одного моего соседа из квартиры на втором этаже. Помните, я вам вчера об этом рассказывала? - Инспектор вопросительно поднял бровь, и я кивнула ему в знак того, что да, вот я такая, могу разболтать любую, даже совершенно конфиденциальную информацию.

  - Энни, вы знаете, я вас очень ценю, и я рад, что на инспектора вы оказали столь же сильное впечатление, но если вам не трудно, передайте ему, что я был первым, и я не терплю соперников.

  - Мистер Леман, если вы думаете, что я настолько привыкла к вашим шуткам, что позволяю себе точно такие же, то вы ошибаетесь. Сейчас речь идет о праве на тот самый один телефонный звонок. Правильно я говорю, инспектор? - Я улыбнулась Ольсену. Вот, пожалуйста, оказывается это заразно! Улыбка вышла совсем как у Виктора. Полицейский с подозрением глянул на меня с высоты своего роста, ухмыльнулся и покачал головой.

  Ровно в десять мне следовало отправиться в редакцию, чтобы забрать материалы, которые... Какая разница, все равно и редакция и встреча с Виктором, и еще целая куча других дел, включая покупку новых перчаток, почти все пошло прахом. Без четверти десять в дверь позвонил инспектор Ольсен и, едва поздоровавшись, объявил, что какими-то умниками, кажется, такие именуются экспертами, найдены отпечатки моих пальцев, причем на газете, лежавшей на письменном столе перед покойным мистером Бойлом. Я растерялась, такое со мной иногда случается, на улице при виде офицера в форме я держусь молодцом, но тут был целый инспектор, и я сплоховала. В общем, сначала я позвонила Виктору и отменила назначенную встречу, и только потом принялась объяснять инспектору, откуда на газете Эндрю Бойла могли взяться мои пальчики. Три дня назад, в пятницу, почтальон по ошибке бросил "Таймс" мистера Бойла в мой ящик. И все. Это и вправду очень короткая история. А покаяться я готова лишь в том, что газету ее владельцу вернула не в тот же день, а лишь на следующий, за несколько часов до убийства. И еще, я не оставила мистеру Ольсену никакого шанса назвать меня лгуньей, так как готова была представить свидетеля, консьержа, именно того из двоих, который дежурил и тогда, и сегодня. Если бы и этого инспектору вдруг оказалось недостаточно, я бы познакомила его с почтальоном. И черт меня побери! Я заставила бы этого растяпу с сумкой, набитой исписанной бумагой, признать, что он растяпа и есть.

  Когда инспектор удалился, и комната снова наполнилась солнечным светом, я принялась восстанавливать в памяти список запланированных дел и тут же вспомнила о Викторе. На этот раз его телефонный номер отозвался лишь длинными гудками. Неужели он ринулся вызволять меня из лап злодея Ольсена?

  

  Единственное что мне удалось в этот день - купить перчатки. В редакции мне было сказано, что автор задержится со статьей еще на день-два, Виктор не вернулся домой и к обеду, а съемку у Бруклинского моста отменило капризное солнце, скрывшись за белесыми декабрьскими тучами, размазавшимися по небу. Мой "хассельблад" остался без работы и в студии, видите ли, дирекция производителя стирального порошка еще не утвердила предложенный рекламщиками макет. Зато перчатки я купила замечательные, тонкие серые из мягкой шелковистой кожи. Вечером, когда Виктор все-таки отыскал меня по телефону и настоял на встрече, теперь уже в ресторанчике недалеко от моего дома, я была даже рада, что смогла позабавить господа Бога, в конце концов, его шутки не так уж часто бывают столь безобидны.

  Я не догадывалась, что было нужно от меня известному художнику... А я вам разве не сказала, что мистер Леман - известный художник? Я думала, вы знаете.

  Под видом светской беседы мой кавалер поведал мне продолжение истории с убийством мистера Бойла. Оказалось, утром Виктор, действительно, отправился отвоевывать меня у Ольсена. Взнуздав свой "шевроле", художник прискакал ко мне на квартиру, но уже не застал меня. Я отправилась в редакцию. Виктор же развил бурную детективную деятельность, чтобы с помощью фактов одолеть полицейских. Кроме разгадки происшествия с моими отпечатками пальцев он раздобыл немало других сведений.

  Эндрю Бойл, управляющий в нашем и еще в двух других домах, принадлежащих его тетке Марии Гилберт, был убит в своей квартире на втором этаже в субботу около семи часов вечера. Он сидел за столом, когда его сзади ударили по голове тяжелой хрустальной пепельницей, а затем задушили подушкой. На столе лежала та самая газета. Так что интерес Ольсена к моей персоне был вполне оправдан. Тем более, что по словам консьержа, у Бойла в тот вечер не было никаких гостей, разве только кто-то из жильцов подъезда мог нанести конфиденциальный визит племяннику хозяйки дома. Сама тетя Мария, кстати, тоже могла подняться со своего первого этажа на второй, незамеченной стражем входной двери.

  

  Наконец, Виктор раздобыл оружие, с помощью которого собирался укротить инспектора. Затраты художника на это предприятие составили десять долларов, а консьерж получил ровно такую же прибыль и при этом скрыл от моего "спасителя", что в помощи я больше не нуждаюсь и, что вышла за порог дома не в наручниках.

  Откровенно говоря, мне не следовало браться за этот рассказ. Я же не присутствовала при допросах свидетелей, даже консьержа Виктор пытал без моего участия. Я могу только догадываться примерно о тысяче подробностей, а о многих фактах мне известно лишь со слов Виктора. Подумайте, готовы ли вы довериться болтовне художника и моей проницательности? Хорошо, оставим мою проницательность в покое, вот вам "факты" от мистера Лемана.

  Оказывается, инспектор полиции Уолт Ольсен и мистер Леман были знакомы друг с другом, хотя это и стало для меня новостью, однако ни капельки не удивило. В изложении Виктора сцена "выяснения некоторых обстоятельств" выглядела буднично и скучно. Вот, об этом я вам и говорила! Моя проницательность усмехалась и твердила, что я пропустила настоящее цирковое представление, а Виктор настаивал... На мое замечание о том, что мистер Ольсен не мог столь легко сбросить со счетов такую замечательную подозреваемую как я, Виктор возразил, что у инспектора имеется некоторая дополнительная информация. И согласно этой информации у любого прохожего с улицы тоже была возможность проникнуть незамеченным внутрь нашего дома. За час или всего за несколько минут до убийства Энди Бойла, точно сказать трудно, консьерж отлучался в кладовку, это за углом дома, за лопатой для уборки снега, и дверь в подъезд некоторое время не была заперта. Сидевший в засаде злоумышленник вполне мог воспользоваться таким моментом.

  - Только все это ерунда, - подвел итог мой знакомый художник.

  - Ерунда? Значит, вы уверены, что убийца живет в одном подъезде со мною? Вы это хотите сказать?

  - Вероятно, так оно и есть, и вот почему. Преступник воспользовался тем, что подвернулось ему под руку, но ни пепельницы, ни пресс-папье могло поблизости не оказаться, и что тогда?

  - И что тогда? - С готовностью подхватила я.

  - Что тогда, я не знаю, а только преступник не приготовил заранее орудие убийства, следовательно, он, скорее всего, сперва и не собирался убивать Бойла. К чему в таком случае сидеть в засаде и поджидать, когда отлучится консьерж?

  - А отпечатки пальцев?

  - Но вы ведь уже...

  - Я не об этом, - не особенно вежливо перебила я художника, - отпечатки пальцев на пепельнице. На подушке их, наверно, не отыщешь? Нет? Вообще, в квартире, на дверной ручке?

  - Я даже и не спрашивал об этом Ольсена, но уверен, что если бы его людям удалось отыскать что-нибудь, сегодня утром инспектор не покинул бы ваш дом без добычи.

  Видимо, тут Виктор собрался поставить точку в истории с убийством, и вокруг этой точки повернуть разговор совсем в другую сторону, и такой разговор мне удавалось некоторое время более или менее связно поддерживать. Я кивала, улыбалась, сокрушалась и восхищалась необычайно снежными декабрьскими днями, а сама думала, каково мне будет жить дальше в этом доме, зная, что где-то за стеной преспокойно спит, смотрит телевизор и принимает душ убийца? "Глупости, он же не маньяк, какое ему до меня дело, с Гилбертом у него были какие-то свои счеты, я-то тут ни при чем", - пыталась утешить я саму себя. Вдруг, со стороны откуда раздавались реплики Виктора до меня донеслось:

  - Я ведь не собираюсь никак ограничивать ваше творчество, разве что попрошу только отказаться от той работы, которая интересна вам исключительно с коммерческой точки зрения. Со своей стороны, я вас могу заверить, в финансовом отношении вы ничего не потеряете.

  - И как же называется должность, которую вы мне хотите предложить? - Я нашла в себе силы отвлечься от своих страхов. - Предупреждаю, помыть кисти я еще смогу, но смешивать краски и дорисовывать за вами складки одежды на портретах я не умею.

  - Ах, Энни, этого я от вас и не потребую, - Виктор широко улыбнулся, не услышав моего решительного отказа. - Мне нужен помощник, директор или...

  - Я понимаю, что вы хотите сказать, и готова попробовать себя в этой роли, но... - Я наклонила голову и взглянула на Виктора из-под ресниц, он не должен был выдержать такой взгляд. Мой редактор, мистер Шнейдер, даже он смущается отказывая мне в повышении гонорара после такого взгляда. - В качестве аванса я хочу вас попросить об одной услуге.

  - Какой услуге? - Пошел у меня на поводу художник. Ничего, у мистера Шнейдера тоже не сразу получилось мне отказать.

  - Вы бы не могли поймать убийцу из нашего подъезда, а то понимаете ли...

  - Хорошо, - просто согласился мой собеседник.

  Я недоверчиво взглянула на него уже без всяких фокусов, но Виктор как ни в чем не бывало поднял бокал с коньяком, предлагая и мне присоединиться. Я отсалютовала ему своим "Шабли", что ж, если маэстро готов принять заказ... посмотрим, во всяком случае, отказаться от скучнейших съемок для рекламы стирального порошка ради работы у Виктора Лемана я могла легко.

  Желая "уладить формальности в кратчайший срок", мой новый работодатель вызвался меня проводить. Выйдя из ресторанчика, мы не стали искать такси, а вместо этого проголосовали за неторопливую получасовую прогулку. В отличии от мистера Лемана у меня не было повода кичится своей принадлежностью к чванливой армии обитателей Манхеттена. Дом миссис Гилберт, в котором я жила, стоял на Гаутьер-авеню в Джерси. Мне все равно, что думают жители "Большого Яблока", мне нравится наш город, его старые улицы, непривычные к зеркальным фасадам небоскребов, причалы и променад, и даже Статуя Свободы, повернувшаяся спиной к Джерси-Сити, с этой стороны залива она мне тоже нравится больше.

  

  На пяти этажах дома в нашем подъезде помещалось всего восемь квартир. На первом - жила хозяйка дома, тетка убитого, Мария Гилберт. С ней Виктору удалось почти по-приятельски побеседовать еще днем. Кто такой Виктор Леман миссис Гилберт отлично знала. После нашего возвращения с островов Фиджи в газетах появилось несколько статей о детективных способностях известного художника. Эти статьи не укрылись от взгляда хозяйки дома. Меня как свидетельницу и участницу событий миссис Гилберт тогда допросила с гораздо большим пристрастием, чем до этого допрашивали различные официальные лица. Но сейчас тете Марии было не до былых приключений. Сейчас ее занимало убийство племянника и не только это. Второй этаж был разделен на две квартиры, и вторая... Как бы само собою, что в "первой", выходящей окнами во двор, туда, куда выходят двери всех трех подъездов дома. В ней убийство и произошло. Вторая квартира, выходящая окнами на улицу, принадлежала родному сыну миссис Гилберт, Сэмюэлю Гилберту. Только квартира эта оставалась пустой, Сэм жил в Вашингтоне, занимая какую-то должность в федеральном правительстве. Не знаю, был ли он большой шишкой, вряд ли. Вблизи Капитолия Сэм обитал уже второй год, но Миссис Гилберт все же никому не хотела сдавать его квартиру, и та оставалась пустой, словно комната ребенка уехавшего учится в колледж.

  Полиция не рассматривала миссис Гилберт как подозреваемую в убийстве племянника, зато Ольсена очень интересовало алиби ее сына. Такое алиби вроде бы и было, но еще нуждалось в проверке. Миссис Гилберт, естественно, переживала за сына и в этом ключе сегодня днем попыталась использовать детективный гений Виктора. Художник заверил свою поклонницу в том, что приложит максимум усилий и попытается найти убийцу, чем совершенно очаровал старуху. Надо сказать, Виктор, вообще, неизменно пользуется успехом у пожилых дам. Вы можете возразить мне, что женское внимание - штука крайне ненадежная, даже если речь идет об очень зрелых женщинах. Не знаю. Мне сложно спорить, но, возможно, лет через тридцать я смогу гораздо увереннее судить об этом.

  С Марией мистер Леман беседовал никак не меньше получаса, выясняя, чем занимался ее убитый племянник в последние дни перед своей смертью. О том, что делал Энди в субботу, в тот день, когда был убит, миссис Гилберт не знала ничего, но пятница... В пятницу утром Энди вроде бы имел разговор с Джейдом Соулом, о нем я расскажу позже. Они толковали о предстоящем ремонте другого принадлежащего миссис Гилберт жилого дома по Вест Сайд авеню. В квартире у своей тетки племянник тоже провел какое-то время, обсуждая с ней все тот же ремонт и еще много чего другого. В "Таймс" в этот день была напечатана таблица Рождественского розыгрыша Национальной лотереи. Вы правильно заметили, именно этот номер газеты ошибочно попал в мой почтовый ящик. Однако у миссис Гилберт имелся собственный экземпляр, другое дело, что очки как назло куда-то пропали, выручил Энди, он сам проверил теткины лотерейные билеты. Жаль, но удача и на этот раз обошла стороной свою пожилую соискательницу. Миссис Гилберт каждый месяц покупала по нескольку билетов, но выиграла пока только раз, в прошлом году четыреста долларов. Билеты отправились в корзину с мусором, а Энди поднялся на третий этаж к мисс Уайтхед, потому что та жаловалась на слабое отопление. Миссис Гилберт, скорее всего, прожужжала художнику все уши и об Энди, и, конечно, о своем Сэме, но до меня большая часть этого жужжания, слава богу, так и не дошла.

  На третьем этаже располагалась моя квартира. Тут же вы могли обнаружить квартиру номер пять, в ней жила Грейс Уайтхед. С ней Виктор тоже пытался побеседовать днем, но тут его ждала неудача. Моя соседка наотрез отказалась обсуждать с незнакомцем смерть Энди и захлопнула дверь прямо перед носом у самонадеянного художника. Теперь, во время нашей прогулки, мне пришлось снабдить Виктора кратким описанием характера и доступной части биографии мисс Уайтхед. Кроме того, по секрету я "проговорилась", что несколько раз замечала Энди Бойла входящим и выходящим из дверей соседней квартиры. Я ни на что... Ладно, я как раз на это и намекаю. Почему я так думаю? Да, хотя бы потому, что к себе в гости нашего управляющего я за все время не приглашала ни разу.

  Четвертый этаж занимали Дженсоны, Том и Маргарет с тремя детьми в возрасте, от шести до двенадцати лет. По-моему, именно в таком возрасте от детей можно добиться наибольшего количества беспокойства. В тот вечер у Дженсонов в гостях была какая-то знакомая и все трое или шестеро, если считать с малолетними дебоширами, готовы были подтвердить алиби друг друга.

  На пятом этаже жил Алек Розовски, а в квартире напротив - Джейд Соул. Сегодня был понедельник, и днем Джейда не было дома, а Алек принял Виктора за газетчика и тоже не стал с ним разговаривать.

  За Алека Розовски полиция сперва взялась очень серьезно. Дело в том, что он несколько лет назад работал в крупной торговой компании, и отец его там работал, занимая должность вице-президента. Розовски-младший тоже должен был войти в совет директоров, но тут его отец оказался замешанным в какой-то серьезной махинации. Дело оказалось в суде, но вице-президенту посчастливилось заполучить себе обширный инфаркт и умереть еще до первого судебного заседания. Карьера Алека была закончена, хотя он и не имел никакого касательства к афере своего отца. Розовски-старший проворачивал свои предосудительные дела задолго до совершеннолетия Алека. И тем не менее. Но это еще не все! В этой же компании работала, она и сейчас там работает, моя соседка, Грейс Уайтхед. Насколько близко были знакомы Грейс и Алек до того, как я узнала об их существовании, я не имею понятия. Тут вроде как бы сам собою намечался треугольник Алек - Грейс - Энди. Для этого фантазии хватило и у миссис Гилберт и у Ольсена. От них тоже не укрылся интерес покойного Бойла к шатенке из квартиры номер пять. Инспектор пытался добиться от меня хоть какого-нибудь намека на существование связи как между Энди и Грейс, так и между бывшими сослуживцами, но я молчала. А что я могла сказать? Уж про Алека и Грейс, так чтобы связать эти имена в одной фразе, я ничего такого точно не слышала.

  Окончательно разрушил построения мистера Ольсена консьерж Билли. С его слов выходило, что Алека Розовски в тот день не было дома до девяти часов вечера, примерно в это время он появился на пороге несколько навеселе после посещения соседнего бара. Кроме того Билл, убирая снег перед подъездом нашел бумажник мистера Розовски, и тут же поднялся к нему на пятый этаж, чтобы вернуть находку хозяину, но не застал Алека у себя.

  Виктор рассказывал мне об этом шагая по освещенной желтым светом фонарей аллее, а я слушала его голос и наблюдала за облачками пара, вырывающимися из его рта. "Интересно, и как это он умудрился развязать язык самому Ольсену?" - Думала я. А еще, оказалось, инспектор посетовал моему другу на то, что и в баре Алека запомнили как раз из-за потерянного бумажника, но все равно не отказали постоянному клиенту в выпивке и продолжали наливать вплоть до девяти часов вечера.

  Сосед Алека, Джейд Соул был огромным чернокожим парнем лет тридцати, и если бы он не носил безукоризненно подобранных к костюмам галстуков, миссис Гилберт не потерпела бы присутствия в своем доме человека с наружностью боксера тяжеловеса. Джейд работал в строительном бизнесе и ни я, ни Виктор, ни инспектор Ольсен не знали как можно связать его с Энди. Кроме того дела с ремонтом дома у Энди и Джейда вроде бы ничего общего не было. Если говорить о мистере Соуле, то бесспорным оставался лишь один факт... нет два. Во-первых, тетушка Энди Бойла была знакома с мистером Соулом уже больше двух лет, то есть еще до его появления в нашем доме. И, во-вторых, в субботу вечером Джейд Соул смотрел по телевизору бейсбол. То есть, я хочу сказать, что он был дома, если только сам в этот момент не был занят убийством Энди. Но Джейд, конечно, предпочитал версию согласно которой он сидел на собственном диване и в свою защиту даже готов был назвать количество страйков у "Янки" в каждом иннинге.

  Грейс Уайтхед, наверное, с нее следовало начать, Ольсен, кстати, так и поступил. Так вот, Грейс я бы назвала симпатичной и даже обаятельной, если бы не ее стойкая привязанность к несочетаемым цветам в верхней одежде. Я могла бы ее даже возненавидеть за фисташковое пальто, если бы этой осенью она не купила себе новый бежевый шарф. В квартире Энди Бойла полиция нашла отпечатки пальцев мисс Уайтхед, но эксперты утверждали, что все эти отпечатки старые, почти стершиеся, к тому же хрусталь пепельницы в этом смысле был совершенно чист. В тот вечер, точнее в тот день и весь предыдущий день Грейс сидела дома с температурой. Врач, осмотревший ее, подтвердил диагноз своего коллеги: грипп. "Возможно, болезнь и не может служить вашей соседке в качестве алиби, но мне представляется незначительной вероятность того, что мисс Уайтхед собралась бы отправится в гости в таком состоянии, пусть даже всего на один лестничный пролет вниз," - рассуждал Виктор, шагая рядом со мной по скользкой оттаявшей днем, а теперь подмерзающей ледяной коркой дорожке. За деревьями Линкольн Парка, на той стороне улицы показался старый дом миссис Гилберт. Сквозь ветки, словно сумасшедшим кондитером покрытые слоем кокосовой стружки, блеснули огни окон и расплылись на светлом недавно отштукатуренном фасаде. Ветки деревьев - тонкие темные ломанные линии с неряшливой белой оторочкой словно старую фреску расчерчивали трещинами дом и сугробы по краям тротуара, и подсвеченную уличными фонарями, молочно-черную... и такая бывает, молочно-черную мглу ночного зимнего неба.

  

  - Добрый вечер, Билл, - Виктор улыбнулся консьержу, пропуская меня вперед в распахнутую дверь. - У меня будет к вам еще несколько вопросов. Вы ведь поможете мне удовлетворить мое любопытство, просто из чувства справедливости?

  - Это вы, мистер Леман? - Деланно смутился Билли, увидав вместе "спасителя и спасенную". - Конечно, спрашивайте, но согласитесь, я вам не так уж и дорого обхожусь, тем более...

  - Тем более, что полиции вы обходитесь и вовсе бесплатно. Хорошо, еще десять долларов с меня вам содрать удастся.

  - Это отличная цена, мистер Леман, - осклабился Билли, - не знаю, что вы хотите узнать, но не сомневайтесь, вы получите сведения самого первого сорта.

  - Надеюсь. Я вот о чем хотел вас спросить: после убийства прошло два дня, кто, а если знаете, то куда и надолго ли за это время выходил из дома? Это ведь вопрос именно по вашей части, не так ли?

  - Да, кое-что я могу сказать вам. Смотрите, только ночью в эти дни меня подменял мой напарник, так что готовьте еще десятку, если вас интересуют ночные часы. Это с девяти вечера до девяти утра...

  - Нет, с меня достаточно будет ваших наблюдений, давайте, кто, когда, куда и надолго ли?

  - Миссис Гилберт, только сегодня и часа на три, сами понимаете, завтра похороны. Но в шесть часов моя хозяйка уже пила свой чай дома. О вашей спутнице вам наверное и так все известно, - Билл растянул губы в улыбке и кивнул мне. - Мисс Уайтхед, она болеет, вы же знаете. Нет, она не выходила на улицу. Дженсоны...

  - Бог с ними, обойдемся без Дженсонов.

  - Окей, признаться, уследить за ними труднее всего. Тогда мистер Соул, он в воскресенье отлучался часов на пять, не знаю куда, а сегодня, как обычно в четверть девятого ушел на работу и вернулся... вот полчаса назад только и вернулся. Кто еще? Мистер Розовски, он выходил и вчера, и сегодня, в бар. Вчера часа на два, а сегодня вернулся совсем рано, в шесть.

  - Он был в том баре, где бывает обычно? И почему вы думаете, что он был в баре?

  - Да, он бывает только в заведении у Мидлтона, и когда человек возвращается домой после шести или семи стаканчиков виски, то это, знаете ли, заметно. Когда же мистер Розовски выходит из дома по делам, он всегда берет с собой портфель. Ни вчера, ни сегодня портфеля при нем не было. У вас будут еще вопросы, мистер Леман, или я уже заработал свои десять долларов?

  - Вопросы будут, для начала, расскажите-ка мне о той истории с потерянным бумажником.

  - О, это совсем недлинная и очень приятная история. Я чистил от снега дорожку перед домом и нашел бумажник мистера Розовски. Я тут же поднялся к нему на пятый этаж, мне казалось, что он еще не отправился к Мидлтону, но я ошибся. Зато когда мистер Розовски вернулся домой я смог поднять его настроение и без того поднятое выпивкой, и он в награду выдал мне целую двадцатку. Вот, - консьерж достал и продемонстрировал купюру.

  - А много ли денег было в бумажнике вашего благодетеля? - Виктор с сомнением посмотрел на бумажку с портретом Джексона.

  - Нет, можно сказать больше там денег и не было, но там были водительские права и разные карточки, разве это не стоит потраченной двадцатки?

  - Да, пожалуй, а с меня вы хотите получить десятку? - Вопрос моего друга прозвучал как-то очень уж серьезно, и Билли занервничал, собираясь спрятать свои прежние гонорары обратно в бумажник. - Подождите, - Виктор вынул из кармана не одну, а три десятидолларовые купюры и вручил их консьержу. - А эту вы отдадите мне, хорошо? После того, как вы ее получили на вас деньги просто дождем сыпятся. Вдруг и мне теперь перепадет что-нибудь от вашей удачи.

  - Пусть будет по-вашему, мистер Леман, - успокоенный Билли ухмыльнулся и расстался с субботними дарами жильца с пятого этажа.

  Деньги Виктором были потрачены, а ответы на вопросы получены. Мне сложно было представить, что теперь делать с этими ответами, а моему спутнику вдруг понадобилось позвонить кому-то по телефону. Было еще не так поздно и телефонным аппаратом Виктор мог бы воспользоваться, позвонив в дверь квартиры своей знакомой миссис Гилберт, но я решила не рисковать. Не знаю, что может нанести больший урон репутации девушки, посещение ее квартиры недостаточно близко знакомым мужчиной или то, что у этой девушки ее парня... хорошо, не парня, а работодателя отобьет древняя старуха, не позволяющая глупым предрассудкам взять над собой верх.

  Мы поднялись ко мне домой и я оставила Виктора наедине с телефоном, взявшись на кухне за колдовство с кофейником и плитой. Когда чашка оказалась в руках художника он благодарно кивнул в мою сторону и положил трубку на рычаг. За кофе, насколько мне известно, как раз и принято говорить о серьезных вещах, обсуждать проекты, строить планы... В любой редакции все именно так и происходит. Художник наслаждался напитком в полном молчании. С одной стороны, я могла счесть за комплимент столь трепетное отношение к своему ароматному и волнующему насыщенным вкусом произведению, заключенному в тонкой фарфоровой оболочке, с другой, меня сжигало нетерпение. Почему-то мне было совершенно ясно, что Виктор готов к решительным действиям, ведь не просто же так он звонил инспектору Ольсену. Дьявол бы побрал мою тактичность! И что стоило бы мне оставить открытой дверь в комнату!

  - Спрашивайте уже наконец, Энни, я же вижу, вы сейчас взорветесь от своих вопросов. - Виктор наконец позволил себе оторваться от кофе и посмотреть на меня насмешливым взглядом поверх чашки.

  - Вопросы? - Я попыталась сделать скучающее лицо. - Ах, вопросы! Так вы готовы его поймать? Я имею в виду убийцу. - Нет, на такую жертву мое самолюбие пойти еще не готово. Пусть расскажет сам. Ведь никуда же он не денется, все равно расскажет. Хорошо, не сейчас, завтра или через неделю. Но лучше я по выражению этого самодовольного умника "взорвусь", чем позволю ему еще одну такую ухмылку в мой адрес. - Я совсем нелюбопытна, для меня важен результат.... Хотя, впрочем, зачем вы разменяли Биллу его двадцатку?

  - Неужели вы тоже заметили? - Похоже, я не целясь куда-то попала. Только куда? - О, это очень интересная купюра, смотрите, - Виктор вытащил и нежно расправил сложенную бумажку. - Вы наверно заметили, что здесь еще старая печать Федеральной резервной системы? - Я чуть наклонилась вперед, рассчитывая, что при желании это можно будет принять за кивок.

  Печать на таких банкнотах поменялась... не помню точно, но кажется, лет десять назад. А вот тут, - длинный костлявый палец художника ткнул еще куда-то в серо-зеленые завитушки, - здесь написано: "Деньги Обеспечиваемые Законом".

  - А должно быть? - Не выдержала я.

  - С шестьдесят третьего или с шестьдесят четвертого года здесь значится: "Мы Верим в Бога". Так-то!

  - Ну и что? Эти деньги теперь нельзя использовать? В чем подвох?

  - Нет это хорошие деньги, может быть они даже лучше тех что делают сейчас, только знаете сколько живет такая купюра переходя из рук в руки?

  - Сколько? - Я задала нужный вопрос, чувствуя, что, наверное, мне предстоит поразиться ответу на него, но совершенно не понимая, как этот ответ может удовлетворить мое настоящее любопытство.

  - Два года. Два. А этой бумажке не меньше пятнадцати лет.

  

  В среду Виктор каким-то чудом застал меня в студии. Не слушая возражений наглый тип увлек меня в соседнее кафе, и пока мы ждали заказ, развернул передо мной свежую газету. "Обвинение в предумышленном убийстве предъявлено Алеку Розовски", - прочла я заголовок. Пробежав глазами заметку, я убедилась, что речь идет об убийстве Энди Гилберта.

  - Вы обещали принять мое предложение, если... - Виктор кивнул на газетный лист.

  - Подождите, - возмутилась я. - Вы что же предлагаете мне теперь идти в услужение к Ольсену? Это ведь его работа, - теперь была моя очередь кивать на факты оттиснутые типографским способом.

  - Энни! Помилуйте, разве вы хотели, чтобы я сам защелкнул на убийце наручники? Только не делайте вид, что не знаете кому и зачем я звонил позавчера вечером из вашей квартиры!

  - Тогда попытайтесь меня убедить, а то, знаете ли, я привыкла верить тому, что печатают в газетах. А здесь написано...

  - О, наконец-то вам принесли ваш сок. Слушайте, кому как не вам известно, как пишется это, - художник небрежно свернул и сунул газету в карман. - А с Гилбертом, в двух словах, случилось следующее. Лотерейный билет его тетки выиграл, но Энди скрыл от нее это. Без малого полмиллиона! Неплохо? Мистер Бойл получить этих денег не мог, потому что ему бы пришлось платить налог с выигрыша, и тетя могла обо всем узнать. Еще раньше от мисс Уайтхед Энди узнал историю увольнения Розовски из компании, где работала и сама Грейс. Видимо, Бойл время от времени получал от Алека квартирную плату такими двадцатками, какую я выторговал у консьержа, и Энди сделал тот же вывод, что и я - Алек Розовский имеет доступ к деньгам, когда-то украденным его отцом. Бойл решает продать лотерейный билет Розовски. Они встречаются в квартире Бойла, проверяют билет по газете с вашими отпечатками пальцев, но, по-видимому, не сходятся в цене. Бойл начинает угрожать Алеку разоблачением и получает удар пепельницей по голове. Алек в окно замечает, что консьерж собирается заняться расчисткой от снега дорожки перед подъездом. Розовски выбрасывает свой бумажник в снег. Консьерж оправдывает его ожидания. Когда Билл поднимается на пятый, чтобы вернуть свою находку хозяину, Алек незамеченным покидает место преступления, не забыв протереть платком все, чего мог коснуться руками.

  - И...

  - И вчера, когда Розовски вышел из дома с портфелем, его задержала полиция. В портфеле была крупная сумма денег теми самыми двадцатками. Это на них Алек хотел купить лотерейный билет, принадлежащий миссис Гилберт. Теперь деньги убийца собирался положить на место, в снятую для этого банковскую ячейку. А еще в портфеле нашелся и сам билет с отпечатками пальцев Бойла и Розовски.

  - И что? Миссис Гилберт вы уже обрадовали? Вы поздравили с выигрышем вашу поклонницу? - Я хотела пропитать свой невинный вопрос просто чудовищной дозой яда, такой, какая только могла бы в нем уместиться. Увы, у меня так и не получилось насладиться замешательством на лице Виктора, в самый ответственный момент я не выдержала и рассмеялась.