Аннотация: ...Александр Егорович, стоя у этого окна, чувствует прилив такой обжигающей любви и пронзительной нежности, какого больше никогда за всю жизнь не испытывал. Что за девушка? Когда это было? И где?
Белорусский
Казанский
Киевский
Курский
Ленинградский
Павелецкий
Рижский
Савёловский
Ярославский
Александр Егорович вышел на пенсию в шестьдесят пять. Возможно, он еще и поработал бы, потому что сам ни за что не решился бы написать заявление, но тут случилась, провались она, эпидемия, и начальник, чтобы не возиться со всякими отпусками и больничными, сразу всех сотрудников соответствующего возраста уволил под предлогом сокращения. Кто-то стал скандалить и судиться, а Александр Егорович плюнул на это дело, все равно работа давно уже поперек горла стояла. Поперек жизни. Планов было намечено много, но часть из них сразу же отпала - самоизоляция! Так что первое время Александр Егорович с удовольствием прибирался в квартире, избавляясь от ненужного барахла. Заодно и архивы разобрал, и тоже половину безжалостно выкинул. Много читал и гулял, много вспоминал и думал - на ходу хорошо думалось и вспоминалось. Потом стал потихоньку записывать воспоминания. Сам не знал, зачем. Сыновья вряд ли заинтересуются, если только внуки, и то - вопрос.
С сыновьями Александр Егорович общался не часто, только когда звали за внуками присмотреть или квартиру посторожить, пока они по заграницам мотаются. С женой Александр Егорович давно развелся - лет десять уже бобылем прожил. Вернее, она с ним развелась, сам бы он не осмелился. Дети удивились, конечно: что это родители на старости лет взялись дурака валять? Но жена твердо стояла на своем: хочу, наконец, для себя пожить, и точка. Ну, хотеть не вредно.
Александр Егорович много чего когда-то хотел, да не вышло. А у нее получилось. Квартиру разменяли на две однокомнатных, и жена, теперь уже бывшая, быстро свила там гнездо, а потом понеслось: поездки, театры, кино, кружки разные - даже бальных танцев! Первое время Александр Егорович ее блог почитывал, а потом перестал - завидовал. Сам-то он как жил раньше, так и продолжал, только на новом месте, откуда до работы даже ближе стало добираться. Готовить, конечно, самому пришлось, но он и в прежней жизни не гнушался у плиты постоять. Сыновья, например, его плов просто обожали. И борщ у него вкусней выходил. Правда, для себя одного готовить оказалось неинтересно: сначала по привычке большую кастрюлю варил и неделю ел, пока не прокиснет, потом опомнился: накупил маленьких кастрюлек и плошек. Но чаще ленился и перебивался всухомятку. Потом освоил доставку - на самоизоляции особенно пригодилось.
Гулял обычно рано утром, когда все спят. Потом до обеда писал мемуары. Хотя и писать-то особенно не о чем было: жизнь как жизнь, никаких выдающихся событий. Не считать же таковым поимку леща на шесть килограмм! Да и язык у Александра Егоровича бедноват был, постоянно на канцелярский стиль сбивался. Но вот вспомнить детство и юность - приятно было. Какие-то вещи подзабылись, а спросить теперь и не у кого.
Особенно мучило Александра Егоровича одно смутное юношеское воспоминание: поздний вечер, он идет от железнодорожной станции по узенькой тропинке среди высоких кустов не то боярышника, не то бузины - недавно прошел дождь, и ветки осыпают его мелкими брызгами. Находит нужный дом, открывает калитку, идет по участку, где в полутьме светятся и одуряюще пахнут венчики каких-то белых цветов, подходит к освещенному окну, заглядывает... Там за столом сидит девушка, он видит ее в профиль - чуть курносый нос, светлые волосы забраны в косу и уложены вокруг головы. Она что-то шьет, высовывая от усердия розовый кончик языка. И юный Александр Егорович, стоя у этого окна, чувствует прилив такой обжигающей любви и пронзительной нежности, какого больше никогда за всю жизнь не испытывал.
Что за девушка? Когда это было? И где? Александр Егорович решительно не помнил. С женой, теперь уже бывшей, он познакомился гораздо позже, в институте, да и не похожа она на ту неведомую незнакомку. А других девушек у него было раз, два и обчелся. И ни одна за городом не жила. А к этой ведь на электричке ехал! Александр Егорович даже помнил обшарпанный вагон с желтыми деревянными лавками, где кроме него было еще три пассажира: семейная пара и пьяненький мужичок, который дремал, но время от времени вскидывался и кричал: "Я вам всем покажу!", благополучно засыпая снова. На станции тоже было пусто: две длинных платформы, качающиеся от ветра фонари и маленькое строение кассы, уже закрытой. Выйдя из вагона, Александр Егорович свернул направо, прошел мимо кассы и спустился вниз по разбитой лестнице. Потом - узкая тропинка в кустах и темная улица поселка, скупо освещенная двумя фонарями в разных концах.
И ведь сразу нашел нужный дом - видно, не раз там бывал! Александр Егорович даже помнил запахи этого дома: старое дерево, сдоба, полынь и мята - хозяйка сушила травы, связав их в пучки и подвесив к балке. Из обстановки Александр Егорович помнил продавленный диван и круглый тряпичный абажур над столом, похожий на желтую медузу. Помнил вкус и аромат чая, который хозяйка заваривала с травкой под названием "кошачьи лапки". Помнил сладость земляничного варенья. А, еще же была вишневая наливка - хозяйка подавала ее в стеклянном графинчике, разливая по серебряным с золоченым нутром стопкам. Помнил, как читал вслух книгу, а девушка шил. И так уютно было в этом круге света, так тепло... Что за книга-то была? Помнил, как девушка расплетала косу, и волосы золотистым водопадом спадали почти до лодыжек... Помнил запах этих волос - что-то осеннее, лесное, даже грибное... А девушку как звали? Наташа? Лида? Мария? Ни малейшего представления.
Самоизоляция закончилась, и Александр Егорович решил, что попробует отыскать ту станцию и тот поселок. Он понимал, что с тех пор прошло более полувека, и все наверняка сто раз изменилось, к тому же он даже не помнил, какое это было направление - Курское? Ярославское? Он понимал, что затея бессмысленная и глупая, но справиться с нетерпеливым чувством, гонящим его на поиски неизвестно чего, не мог. "Ладно, - думал он, - в Москве всего-то девять вокзалов, проверю каждое направление. Примерно полчаса я тогда ехал. Не найду ничего похожего - ничего страшного. Зато прогуляюсь, окрестности Москвы посмотрю".
И теперь каждый четверг Александр Егорович отправлялся в поход. Если дождя не было, конечно. Брал с собой термос, бутерброды, кое-какие лекарства - мало ли что. Старательно изучал расписание поездов на выбранном направлении, присматривался к названиям станций - вдруг на каком-нибудь сердце ёкнет? Нет, не ёкало. Читал историю пригородных поселений, чтобы понять, что изменилось за пятьдесят лет. Иногда поблизости от станции попадалось что-нибудь достопримечательное - так Александр Егорович попал в Суханово, в котором никогда раньше не бывал.
Естественно, ничего похожего на воспоминания Александра Егоровича не находилось, но он старался не впадать в уныние, хотя каждый раз сердце так и щемило. И чем он займется, когда проверит все направления? Утешал себя: можно же просто так путешествовать, ради краеведческого интереса - вон, в Сергиевом Посаде, например, никогда не был, почему бы и не съездить?
Наконец, настал последний день поисков. Это было Ярославское направление - Александр Егорович составил список вокзалов по алфавиту. Дождя не обещали, но день был пасмурный, тяжелый. В затылке давило и дышать было как-то трудно, словно камень лежал на сердце, но Александр Егорович все-таки поехал. Пока добрался до площади трех вокзалов, уже устал, поэтому в электричке почти сразу заснул под убаюкивающее покачивание и стук колес. Проснулся резко, как будто толкнули - поезд стоял на какой-то станции: длинная платформа, приземистое строение кассы, кусты...
Александр Егорович вскочил и побежал к выходу - как раз успел, даже полу куртки чуть дверью не прищемило. Электричка ушла. Он огляделся: очень похоже! Только названия станции нигде не видать. Куда это он приехал? Ладно, пойдем дальше. И Александр Егорович двинулся по маршруту, столько раз исхоженному в воспоминаниях: лестница, тропинка, улица поселка. Когда-то успело стемнеть, и те же два фонаря тускло освещали дорогу. Нашел нужный дом, толкнул калитку, прошел через палисадник к окну... Свет абажура-медузы тепло сиял, а девушка с косой что-то шила, высунув от усердия кончик языка. И он сам, молодой, сидел напротив, читая вслух:
"Рано или поздно под старость или на рассвете сил, Несбывшееся зовёт нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов. Тогда, очнувшись среди своего мира, тягостно спохватясь и дорожа каждым днём, всматриваемся мы в жизнь, всем существом стараясь разглядеть, не начинает ли сбываться Несбывшееся? Не ясен ли его образ? Не нужно ли теперь только протянуть руку, чтобы схватить и удержать его слабо мелькающие черты? Между тем время проходит, и мы плывём мимо высоких туманных берегов Несбывшегося, толкуя о делах дня..." Александр Грин, "Бегущая по волнам".
Электричка приближалась к Мытищам, когда по вагонам пошли контролеры. Суровая тётка в форме тронула Александра Егоровича за плечо: "Ваш билет, гражданин!" Но Александр Егорович не ответил - его тело, до этого ровно сидевшее на лавке, мягко повалилось на бок. Контролерша ахнула и замахала сопровождавшему полицейскому - тот подошел, посмотрел, пощупал пульс, почесал в затылке и вышел в тамбур, доставая рацию.