Переверзев Юрий Викторович : другие произведения.

Стихи - рифмованная проза

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Опять я представляю дозу моих стихов на суд людей. Свою рифмованную прозу пишу давно я, много дней. Действительно, лишь рифмой связан текст прозаический стихов. Всегда хотел - нет, был обязан, и к этому я был готов, писать о прозе жизни кратко и без красивостей совсем, а ритм и рифмы - для порядка, чтоб мысль была понятна всем - мысль чёткая, насколько можно вложить её в стихов формат. Одно лишь только непреложно: не лирика и не плакат моя рифмованная проза, изысков нет в трудах моих. Поэтому отнюдь не роза мой не всегда приятный стих.


Былое 

                           Возвращение 

Я был мальцом, когда из дальнего Ташкента, 
куда семья сбежала от напасти, 
она, дождавшись долгожданного момента, 
отправилась в дорогу. Это счастье: 
эвакуации - конец! Семья вернулась 
в родной, войной опустошённый город. 
На улицах совсем не слышно было гула 
людской толпы. На них лежали горы 
бетона битого и кирпичей. Торчала 
из стен строительная арматура. 
И говорили: город весь почти сначала 
придётся строить, он карикатурой 
сейчас на город выглядит - разрушен очень, 
в пыли, в грязи, в разбитых тротуарах... 
Но вот что удивительно: горели ночью - 
не всюду - фонари! Такой подарок 
всем нам, вернувшимся домой, был преподнесен. 
Нет, город жил и был в своей он силе - 
ещё один факт поразил, был интересен: 
по улицам троллейбусы катили! 
А это значит: впечатленье было ложным - 
от той разрухи, что в глаза бросалась, 
и значит, что жить в городе вполне возможно, 
и видно возрождения начало. 

                            Год 45-й... 
 

Год сорок пятый. 
Первый класс - 
учусь уже в ближайшей школе. 
Мне вспоминается сейчас - 
с душевным трепетом до боли, - 
как каждый день в неё ходил 
(всего от дома полквартала), 
в тетрадках кляксы от чернил 
и как еды недоставало. 
Зимой за партой я в пальто 
и в варежках сидел всё время, 
но не мешало мне ничто - 
послушно нёс учёбы бремя. 
А после школы шёл туда, 
где мамина была работа, 
ведь там ждала меня еда - 
в столовой мне давали что-то. 
Я заболел в конце зимы - 
такая слабость, что с постели 
я встать не мог. Узнали мы 
не сразу, через две недели, 
что это был туберкулёз - 
очаг величиной с монету 
там, в левом лёгком. Мне пришлось 
быть в санатории всё лето. 
И каждый день ко мне туда 
с кошёлкой мама приезжала, 
в кошёлке той была еда 
питательная, и немало: 
сметана, яйца, масло, мёд... 
Все родственники помогали - 
какой же может быть здесь счёт, 
когда родня в такой печали? 
А результат таков: меня, 
как говорят, "залили салом", 
и осенью вновь в школу я 
пошёл, а значит, что недаром 
усилия моих родных 
предпринимались в год голодный, 
послевоенный... Я о них 
с любовью думаю сегодня. 
Давным-давно их нет уже 
на этом свете славном, сложном, 
но след и в лёгком, и в душе 
остался. Знаю: невозможно 
вернуть ни детство, ни родных... 
Но в памяти каверной прежней - 
не вылеченною - для них 
невысказанная мной нежность 
находится и даже стыд, 
поскольку я не смог, как должно 
(и это всё ещё щемит), 
хотя была на то возможность, 
свою признательность явить, 
как следует, не только словом... 
Однако почему-то прыть, 
что есть во мне обычно, снова 
исчезла, как бывало, вдруг, 
когда считал: ведь есть важнее 
проблемы в жизни, что вокруг, 
ведь это я всегда успею... 
Да, чёрствость, как туберкулёз, 
не излечить в одно мгновенье. 
Поэтому я годы нёс 
души тревогу и смятенье. 
 

                                    Сосед 
 

Всё детство прошло в коммуналке. 
В соседях - милиционер 
с семьёй, угнетённой им, жалкой, 
чей день каждый мрачен и сер. 
Когда приходил домой пьяным, 
а это не редкость была, 
в семье он с потоками брани 
орал, закусив удила. 
Он бил и жену, и детишек. 
Уже покорившись судьбе, 
вот так изливал он излишек 
агрессии, злобы в себе. 
Шли годы. Узнал я причину 
того, что тогда наблюдал, 
и понял соседа кручину, 
души неостывший накал, 
что время утишить не властно, 
обиду из сердца стереть - 
она бушевала в нём часто, 
её прервала только смерть. 
Сосед умер в белой горячке, 
себя исчерпал он до дна... 
Со временем вышла из спячки, 
активнее стала жена. 
Она рассказала о муже: 
"Майор он в начале войны. 
На фронте дела шли всё хуже, 
разжалован был без вины. 
В штрафбате потом. Но не ранен 
ни разу. Угодно судьбе 
так было, но пьянством и бранью 
напомнить смогла о себе. 
"Гражданкой" неласково встречен, 
на нервах муж был, не мог спать 
до тех пор, пока его плечи 
не взяли в погоны опять. 
Ему поначалу спасеньем 
милиция эта была. 
Потом нарастали сомненья: 
творились плохие дела. 
Он снова неправду увидел, 
кругом вновь обман, всюду ложь... 
И память о старой обиде 
опять всколыхнулась в нём. Что ж, 
по-прежнему несправедливость 
царит в этом мире во всём. 
Неправда всё длилась и длилась... 
И он перенёс её в дом. 
Да, с психикой были у мужа 
проблемы с военных тех лет. 
Ему становилось всё хуже, 
чернел для него белый свет. 
Мне было и страшно, и больно... 
Его не могу я винить... 
Ну ладно, об этом довольно... 
Детей поднимать надо. Жить...". 
 

                        Нечаянный призёр 

В школьные годы спортивные секции 
я посещал без большого успеха. 
Там проводилась мальчишек селекция - 
кто к спорту годен, а кто лишь помеха. 
К статусу был отнесён ко второму 
и в волейболе, и в баскетболе. 
Только в борьбе всё пошло по-другому - 
там преуспел, как ни странно, я более. 
Здесь говорю я всё это с иронией, 
так как и там, в борьбе, был слабым самым 
в той весовой для борцов категории, 
где пребывал из-за папы и мамы. 
Крупным, упитанным очень мальчишкой 
был я тогда. И отличник учёбы. 
И с самомненьем большим, даже слишком, 
по пустякам волноваться мне чтобы. 
Но если б знал о таком я заранее, 
что ряд спортивных в городе обществ 
в тот день проводят соревнования 
видимо, было б значительно проще 
не приходить... Но на тренировку - 
так же, как не опаздывал в школу
(перед учителем было б неловко), - 
вовремя, как подобает, пришёл я. 
С ходу включился я в соревнования - 
двое ещё в моей категории, 
и, хотя прилагал всё старание, 
был побеждён дважды. Вот вся история... 
Смех вызывало одно обстоятельство: 
грамоту дали мне - мне, проигравшему, 
за третье место. Такое чудачество! 
Мне, вдруг призёром нечаянно ставшему... 

                                О радости 
 

"Родился, учился, женился... 
Стандартный глаголов набор. 
Как жил и чего я добился, 
сказать я пытаюсь с тех пор. 
А всё промелькнуло так быстро! 
Как гром, прокатившийся вдруг, 
петарды как праздничный выстрел, 
огни разбросавший вокруг. 
Случались и праздники тоже, 
и радости били ключом - 
давно, когда я был моложе 
и думать не мог ни о чём 
существенном. О мирозданье 
к примеру. О месте моём 
на свете. Его осознанье 
явилось - частично - потом. 
В военных и послевоенных 
годах я ребёнком был, мал. 
Но радости были - отменны, 
а горестей - не замечал. 
Когда получал я конфету 
иль новую книжку - восторг! 
В дальнейшем, мотаясь по свету, 
испытывать большей не мог 
я радости, чем в годы детства 
от мелких тогдашних утех. 
Ребятам вокруг, по соседству, 
не так повезло: не у всех 
отцы были живы, невзгоды 
продолжились в семьях таких 
и после Победы. И годы 
нужда ещё длилась у них. 
Отрочества дни непростые, 
гормонов отчаянный всплеск... 
Давил я желанья такие - 
эстрадного юмора блеск 
привлёк меня, это и стало 
отдушиной. Я вечера 
вёл в школе, их было немало. 
Их помню, как будто вчера 
я юмором, найденным в книжках, 
по праздникам радовал всех, 
стараясь гормонов излишек 
в себе подавить. А успех 
моих выступлений был в радость, 
и я выступал вновь и вновь. 
Возможно, за это в награду 
возникла большая любовь, 
которую нёс я всё время 
по жизни от юных тех лет. 
Она была счастье и бремя 
приятное - новый мне свет 
открылся. Студентом ещё был 
(чудесный период - во всём!), 
когда решено было, чтобы 
счастливый создать общий дом, 
жениться... Полсотни лет вместе, 
и всякое было в пути. 
Но радостной жизненной песне 
от нас невозможно уйти, 
пока наши сроки не вышли 
и мил ещё нам белый свет, 
пока не укажет Всевышний 
свести нас и песню на нет. 
...Ну, вот... Начал, было, про радость, 
закончил же про упокой. 
О вечном, печальном - не надо, 
настрой неприемлем такой. 
Из памяти радости праздник 
почаще всплывать будет пусть, 
ведь радостей было же разных 
всё ж много! Так - к чёрту же грусть! 
Поскольку сейчас радость - каждый 
день новый и то, что я смог 
(а мне это важно, так важно!) 
про радость дать несколько строк. 
 


                              Старый дом 

Большая комната в доме старом, 
под ней подвальчик с названием "Вино". 
Её вспоминаю я недаром, 
хотя было это очень давно. 
Прошло там довоенное детство, 
оттуда бомбёжка гнала в подвал. 
Бомбёжка - что же это за действо? 
Конечно, этого не понимал. 
Мои там жили бабушка с дедом 
и после войны вернулись туда. 
Бывало, спал там, укрывшись пледом, 
не знал, что дальше придёт беда. 
Инсульт был у деда, Тянул он ногу. 
Его иногда я водил в кино. 
Он еле осиливал дорогу 
от дома с вывеской прежней "Вино". 
Однажды упал дед - было ужасно! 
Сломал бедро. На закат пошли дни. 
Лечили, но было это напрасно, 
врачи - что с делать могли с ним они? 
Тогда бороться с такой болезнью 
не ведали, как. Она нелегка. 
Сказали родным: всё бесполезно, 
будет он жить, стучит сердце пока. 
Ещё полгода стучало сердце... 
Потом прошли годы, когда сумел 
я, выйдя давно уже из детства, 
средь разных забот и важнейших дел 
найти бабуле жильё другое - 
со всеми удобствами новый дом. 
Там жили с ней вместе мы с женою, 
и я о жилье всегда помню том, 
ведь именно там жизнь зачиналась 
для нашего сына. Как же забыть 
такую веху? Это не малость, 
в грядущее коль протянулась нить. 
...Не раз я мимо старого дома 
ходил, заходил в подвальчик "Вино". 
Они до боли были знакомы. 
Давно это было, очень давно... 


                                Всезнайка 
 

Сосед был по дому - Всезнайка. 
Ответы на все вопросы 
он знал: чем отвинчивать гайку, 
как пользоваться пылесосом, 
и как зарядить мышеловку, 
и где отдохнуть лучше летом. 
Бывало часто неловко 
слушать его советы. 
Но дело в том, что вопросы 
не задавались Всезнайке. 
С глазами, как у альбиноса, 
почти всегда в порванной майке, 
в штанах непонятного цвета, 
он сам приставал к соседям, 
выкрикивая советы, 
как будто всё в жизни изведал. 
Его посылали к чёрту 
ругали чуть ли не матом, 
грозя ему набить морду... 
Потом он пропал куда-то. 
Когда его вдруг не стало, 
почувствовали вскоре люди: 
его им уже не хватало - 
он был, словно перец в блюде, 
оттенок давал необычный 
он будничной жизни и быту, 
для всех уже был привычным, 
как выяснилось, не забытым. 
Не знали, как его имя, 
лишь помнилась рваная майка... 
Он долго жил рядом с ними, 
и прозвище было - Всезнайка. 

 

                                     Работа 
 

Как электрик после института 
я в одной" конторе" стал работать. 
Там "пекли" проекты  быстро, будто 
в русской печке выпекалось что-то. 
После института - несмышлёныш 
был в делах практического свойства. 
Всё в теории как будто помнишь, 
а в делах - собою недовольство. 
Старшие товарищи учили, 
я вопросы задавал им в тему. 
Наконец, однажды предложили, 
чтоб монтажную сам сделал схему. 
Этот день началом я считаю 
той самостоятельной работы, 
что с годами не совсем простая 
стала, ей я сам учил кого-то. 
Но не в этом суть. А в том, возможно, 
что тогда среди "монтажек" этих 
понял я, что вдохновенье можно 
ощущать в любом труде на свете. 
Нужно только отдаваться делу 
полностью, вникать в его детали, 
лучший способ находить и смело 
делать то, что до меня не знали 
все другие. Но начальству сложно 
было дать "добро" моим задумкам, 
в результате стало невозможно 
из-за этих разных недоумков 
продолжать работы, что милы мне 
были очень. Как итог - я, сузив 
все свои стремления былые, 
стал преподавать студентам в вузе. 

 
                 Подготовка диссертации 

Работая в проектном институте, 
участвуя в различных разработках, 
всегда старался я дойти до сути, 
найти к решеньям более короткий 
и эффективный путь. И экономный. 
Работе отдавался весь. И странно: 
мыслительный процесс шёл даже дома - 
струились мысли, как вода из крана. 
Но практика проектной всей работы 
в границах данных норм на всё когда-то 
давала мало шансов делать что-то, 
за что не начисляется зарплата. 
Но мысли разные не покидали 
среди проектов, в общем-то, рутинных, 
а мозг трудился, открывая дали 
иных работ, довольно перспективных. 
Я понял: надо инициативу 
в свои брать руки, к цели чтоб добраться, 
и что пахать непаханую ниву 
придётся мне, и надо постараться. 
Нашёл заказчика на нестандартный 
проект автоматической системы. 
Как оказалось, это стало стартом 
моих по диссертационной теме 
усилий. Шла работа параллельно: 
проект, потом внедрение системы, 
и всё с учётом предложений дельных - 
они и были выводами теми, 
которые я сделал в результате 
моей по диссертационной теме 
работы дома. Это было кстати, 
приветствовалось в институте всеми. 
Так было потому, что ожидалась 
начальством премия за разработку, 
а получить должно было немало 
оно - не только на коньяк и водку... 
Вот будет на систему акт приёмки 
заказчиком подписан - дело в шляпе, 
и резонанс для института громкий - 
почти что от Камчатки до Анапы. 
И диссертация моя готова - 
почти готова, лишь оформить надо. 
Период жизни так начнётся новый - 
мне за труды мои придёт награда. 

                     Командировка на Север 
 

Я не сказал бы, что в охотку 
в командировки ездил, но 
меня однажды на Чукотку 
отправили. Давным-давно. 
Посёлок Иультин построен 
был заключёнными, и там 
нашли советские устои, 
преступный этот весь бедлам, 
отчётливое отраженье 
подспудной сущности своей 
(тогда я молод был, сомненья 
не трогали души моей). 
Посёлок тот - при комбинате. 
Из сопки некий взяв "продукт" 
(какой - я и не понял, кстати), 
его обогащали тут. 
Задача заключалась, вкратце, 
чтоб посмотреть, возможно ль, нет, 
потом моей "конторе" браться 
за автоматики проект. 
Летел я долго. Вот - Анадырь, 
аэропорт - хибарка-дом. 
Тут пересаживаться надо 
на самолёт другой потом. 
"Потом", как оказалось, - завтра: 
погоды нет, везде туман. 
Ночь на полу. Какой там завтрак? 
Уже приказ на вылет дан. 
А самолёт - почти игрушка, 
малюсенький, мотор один. 
Со мной два мужика, старушка. 
Вот, наконец, и Иультин. 
Когда из самолёта вышел, 
измученный дорогой весь, 
снега лежали выше крыши 
домов одноэтажных здесь. 
А тут, по срокам, вскоре лето - 
по-видимому, ерунда. 
В гостинице я спал одетым - 
Так было холодно всегда. 
Жил в Иультине две недели. 
Однажды я в пургу попал, 
назад добрался еле-еле - 
такой сплошной был снежный вал. 
Проделав здесь свою работу, 
слетал на три дня в Магадан, 
решал там - уж не помню - что-то, 
в гостиницу там пропуск дан 
был мне как делегату съезда 
оленеводов - вот так да! 
Иначе в той моей поездке 
была б с ночлегами беда. 
Ну, наконец, домой пора мне, 
по горло Севером я сыт. 
Но эпизод поездки давней 
в командировку не забыт. 
 

                             Головка сыра 
 

Любил я очень в детстве сыр, 
не важен сорт. Тогда не знал я, 
что знает в сыре толк весь мир - 
хоть в Аргентине, хоть в Непале. 
Он в детстве лакомством был мне - 
кусочек сыра в воскресенье. 
Не числился едой в семье 
сыр, вот такое было мненье. 
А в зрелом возрасте я сыр 
ел часто, даже с наслажденьем. 
Однажды друг меня спросил, 
что подарить на день рожденья. 
"Головку сыра!" - я, шутя, 
ответил. Но в тот день урочный 
головкой сыра он меня 
поздравил. Понял, видно, точно 
тогда мои слова он. Но, 
возможно, он продолжить шутки 
решил. Дружили мы давно 
и виделись не раз за сутки 
по будням, так как мы в одной 
большой работали "конторе". 
И вечерами он со мной 
встречался тоже. И на море 
бывали с семьями не раз. 
И не было противоречий, 
как помню, никогда у нас, 
мы радовались каждой встрече. 
...Головку сыра я не съел, 
она стояла сувениром 
на полке годы - в массе дел 
забыл, хотя дружил я с сыром. 
Но неожиданно меня 
друг, как считал его я, предал. 
Такое не прощаю я - 
моё не позволяет кредо. 
Мне было больно, но всё ж смог 
перенести я это стойко. 
Я выбросил - таков итог - 
головку сыра на помойку. 
 

                            В Туркмении 
 

В Туркмении бывал не раз - 
в Мары и Ашхабаде. 
Как только в ней был найден газ, 
его добычи ради, 
бурили скважины в песках. 
В бурильных там "конторах" 
порой не знали, что и как 
им делать. Тем, в которых 
для управления была 
нужна науки помощь, 
я автоматики "дела" 
внедрял, готовя дома 
то, что могло им там помочь. 
Трудился вместе с ними, 
прихватывая часто ночь, 
как раб в том Древнем Риме. 
Но я в Туркмении бывал 
и без тех будней трудных: 
огромный в Небит-Даге зал, 
в нём ряд докладов нудных. 
Зато потом - пансионат 
на Каспии. День целый 
проведен там, был каждый рад 
есть, пить там, а капелла 
попеть с другими. Дружный круг 
возник легко под водку, 
и каждый остальным как друг 
стал верный, нежный, кроткий. 
Вернулись ночью в Небит-Даг, 
а там столы накрыты 
в гостинице. Я как простак, 
забыв, что жизнью битый, 
опять за стол сел, пил и ел 
и песни пел с другими - 
ну, в общем, как-то не посмел 
расстаться сразу с ними. 
Как после было плохо мне! 
Добрался как к постели? 
Забылся я в тяжёлом сне, 
поднялся еле-еле 
к полудню только. Самолёт 
домой - к концу дня ближе. 
...В Туркмению такая вот 
была поездка. Вижу 
теперь доподлинно: нельзя 
не для работы ездить 
в командировки, так как я 
в застолье - просто бездарь. 
 

                       Однажды в отпуске 
 

Я в Юрмалу слетал к семье, 
там отдыхали две недели 
жена и сын. Хотелось мне, 
дождавшемуся еле-еле, 
пока я в отпуск смог уйти, 
поплавать в море дня четыре. 
А в целом отпуска пути 
предполагались нами шире. 
На Куршскую косу затем 
поехали, ведь там турбаза 
предоставляла отдых всем, 
кто загодя решился сразу 
путёвки оплатить туда. 
Там было сносно: дюны, море. 
Но наступили холода. 
Жены кончался отпуск вскоре, 
она отправилась домой. 
Мы с сыном тоже без задержки 
(маршрут был разработан мной, 
учитывал он все издержки) 
пустились самолётом в Крым. 
Так с севера на юг пролётом 
в тепло отправились мы с ним - 
позагорать хотелось что-то... 
Под Феодосией песок 
горячим был, а море - тёплым. 
Я отказать себе не смог 
попить пивка с сушёной воблой. 
А чебуреки, виноград, 
вино из бочки молодое... 
Ну, в общем, был я очень рад, 
что путешествие такое 
осуществилось. Север, юг - 
мне больше так не доводилось 
свой отпуск проводить. Досуг 
тот давний был как Божья милость. 
 

                        В босоножках на Чегет 
 

Попал на Чегет я случайно. 
По-летнему был я одет, 
и в планах моих изначально 
отсутствовал вовсе Чегет. 
Я был по делам в институте 
в одном из российских краёв. 
Отложено было по сути 
вопросов решение вновь. 
"Три дня подождите, так надо, - 
сказали мне, - будем решать. 
За ваше терпенье - награда 
такая: хотим вас послать 
с сотрудником нашим на отдых 
короткий за наш, значит, счёт. 
Красотами нашей природы 
любуйтесь, Чегет уже ждёт!" 
Нам подали микроавтобус, 
поехали... Вот он - Чегет. 
Прохладно - предгорье. Но чтобы 
замёрз, пока этого нет. 
Замёрз я потом - лишь подъёмник 
набрал не спеша высоту 
(какую - уже и не вспомню), 
я понял: в одежду не ту 
сейчас я одет, не для снега 
совсем босоножки на мне, 
и в них мне на лыжах не бегать, 
и страшно ступить даже в снег. 
Спустившись, из козьего пуха 
я свитер хороший купил, 
его продала мне старуха 
из местных. Иначе не мил 
мне стал бы нежданный тот отдых. 
Когда мы вернулись, решён 
вопрос был начальством. И годы 
мне всё вспоминается он - 
Чегет, я на нём в босоножках... 
А свитер тот всё ещё есть, 
и внучек мой гладит ладошкой 
по-прежнему мягкую шерсть. 
 

                          Раскрепощение души 
 

Остался без меня Версаль - 
ну, не доехал я туда. 
От этого во мне печаль 
отсутствует, ведь ерунда 
то, что в своих поездках я 
не всюду побывать успел. 
Вела меня моя стезя 
по миру часто. В груде дел 
обычных удавалось мне 
на отдых ездить каждый год 
с семьёй в своей родной стране. 
Хотелось повидать мне тот - 
другой, мне не знакомый мир... 
В советской жизнь прожив глуши, 
воспринял я как эликсир 
для нераскрывшейся души, 
ещё зашоренной слегка, 
увиденное, как лишь смог 
поездить там. И как река, 
преодолевшая порог, 
стремится дальше - так душа 
раскрепостилась у меня. 
Стал по-другому, не спеша, 
анализировать жизнь я 
в сравненье с тем, что повидал 
в других сообществах людей. 
Пускай был этот опыт мал, 
но главное душой своей 
усвоил. Правда, как ни жаль, 
я перестроить жизнь не мог 
в своей стране. А что в Версаль 
средь множества своих дорог 
за рубежом я не успел 
попасть - так это ерунда. 
Таков мой, стало быть, удел, 
и никакая не беда. 
 

                                          *** 
 
Всё было необычно, странно... 
Собрался Всесоюзный съезд - 
не тот Верховный ..., неустанно 
голосовавший "за". Нет, здесь 
все избраны на съезд народом 
без принуждений "коммуняк", 
как было раньше, год за годом. 
Здесь Сахаров был, был Собчак. 
Смотрели люди телевизор, 
в конце туннеля видя свет. 
Был это настоящий вызов 
всему, чем жили столько лет. 
А там - шекспировские страсти, 
проблем скопилось не одна, 
решалось там, кто станет к власти, 
как будет дальше жить страна. 
И люди замерли в надежде 
у телевизоров, что вот - 
измениться, что было прежде, 
но что и как произойдёт, 
не знали. Тщетны ожиданья: 
то, что потом произошло, 
другие принесло страданья, 
и всё вокруг в разнос пошло. 
И стало ожидать успеха 
там бесполезно. Шансов нет. 
Кто мог и кто хотел, уехал, 
взяв в эмиграцию билет. 
Средь них - моя семья. 
Но грустно, что жизнь заставила туда 
отправиться, где, в общем, пусто, 
почти без дел идут года. 
 

                                   Лентяй 
 

Я всегда был лентяем - 
мне б лежать да читать. 
Узнавать, что не знаю, 
помогала кровать. 
Ну, "кровать" - лишь для рифмы, 
но родная тахта 
мне была вроде лифта 
ввысь, где билась мечта 
об ином, лучшем мире - 
он был радостен, мил... 
А лежал я в квартире, 
где с семьёю я жил. 
Я всегда был лентяем, 
но когда цель была, 
чувствовал: нарастает, 
закусив удила, 
напролом чтоб бросаться
мне, желание так, 
что описывать вкратце 
я его не мастак. 
И поэтому просто 
я скажу, что в дела 
вдруг бросался, как с моста, 
и - "была не была". 
Не скажу, что - беспечно: 
интуиция есть, 
помогая, конечно, 
основное учесть. 
И, как правило, дело 
удавалось вполне. 
Значит, действовать смело 
суждено было мне. 
...Это всё, впрочем, в прошлом: 
нынче я не у дел. 
Глупым или дотошным 
Был, ленив или смел -
это не интересно 
никому уж давно. 
Мне лишь только известно, 
что судьбою дано 
было мне в жизни долгой: 
как в любой божий день 
в исполнение долга 
изгонялась мной лень... 
 

                                  Свой путь 
 

Обтекаемой формы трамвай, 
мчась, как будто без рельсов, ракетой, 
шлёт автобусу вызов: давай - 
догони, или сил нет на это? 
Ах, трамвай!.. Он уверен в себе. 
Но, увы, допустил он ошибку: 
к скоростной устремлённый борьбе, 
вызвать может лишь только улыбку. 
Ах, трамвай! Не учёл он того, 
что летит он ракетой по рельсам, 
что не волен пути своего 
выбирать, даже хочет он если. 
А автобусу можно пути 
выбирать, никаких нет пределов - 
с проторённой дороги сойти 
может запросто. В этом всё дело. 
...Привязаться к одной колее 
и на скорости делать карьеру 
не пришлось в жизни длительной мне, 
влезть в ту номенклатурную сферу. 
Хотя, честно сказать, иногда 
ощущать мне от скорости радость 
так хотелось! Но знал: ерунда, 
мне своим путём двигаться надо. 
Мне зависеть от рельсов чужих 
не пристало, я чувствовал это: 
если встанешь однажды на них, 
соскользнуть вряд ли сможешь ты где-то. 
Как автобус, в любой поворот 
я вписаться мог, коль было нужно. 
Так и жил, так за годом шёл год - 
то легко проходил, то натужно. 
Лёгкость редко случалась. Судьба 
у меня, что сказать, непростая. 
Жизнь, действительно, - это борьба, 
с ней я жил, от неё уставая. 
Никогда - в этом смысле - трамвай 
притягательным не был примером, 
и себе говорить: выбирай - 
я не смог бы, поскольку химерой 
были б, знаю, надежды мои, 
что смогу по чужой жить я воле 
и чужие принять колеи 
без душевной немеркнущей боли. 
Что ж, характер таков. Я свой путь 
проходил без каких-то подсказок, 
и куда я хотел повернуть, 
то туда, решив, двигался сразу, 
не оглядываясь. Лишь один 
тормоз был у меня на дорогах: 
чтоб потом не стыдился мой сын, 
я держался всегда правил строгих - 
их я выработал для себя 
и придерживался их привычно, 
чтобы, в жизненном море гребя, 
себя чувствовать мог я отлично. 
 

                          Двойственность 

Когда-то выйдя технарём из вуза, 
я смог достичь, работая, чего-то, 
но ощущал, что мне была обузой 
всегда, все годы, вся моя работа, 
хотя и относился к ней серьёзно, 
приличных достигал я результатов, 
был и начальником, не очень грозным - 
ну, в общем, отрабатывал зарплату. 
А на душе скребли всё время кошки, 
что занимаюсь не своим я делом, 
что не по той направился дорожке, 
что в юности я был таким несмелым, 
коль не решился я тогда банальность 
разрушить и подался в инженеры. 
Мне так сказали: это вот - реальность, 
а остальное всё, поверь, химеры. 
Двойное "я" своё пришлось всё годы 
держать в узде. Непросто было это. 
Особенность такая от природы? 
Наверное. Другого нет ответа. 
Являлась эта двойственность, возможно, 
причиной состоянья того стресса, 
который я испытывал. Несложно 
понять, что для меня давленье пресса 
подобных мыслей вряд ли элементом 
могло быть позитивным в жизни долгой. 
Пришлось скрепить мне душу, как цементом, 
во исполненье пред семьёю долга... 

На марше 
 

Всю жизнь я словно был на марше, 
и годы пронеслись ракетой. 
Когда со временем стал старше, 
я пожалел слегка об этом. 
Слегка - лишь потому, что знаю: 
была такая неизбежность - 
как улетевшей птичьей стаи 
уйти в небесную безбрежность. 
Себя жалеть - такого права 
я не имею же, конечно, 
хоть быть на марше не по нраву 
мне было. Но ведь жить беспечно 
не мог я в силу обязательств, 
которые имел все годы. 
Долг исполнять - одно из качеств, 
мне данных, видно, от природы. 
На марше было часто трудно - 
превозмогал себя я часто, 
и так катились жизни будни, 
рвав иногда меня на части. 
Одна часть - долг, другая - мысли 
о том, что жить не так хотелось, 
они слетали, будто листья 
по осени, ведь прежде - дело. 
 

    Из зарифмованных дневниковых записей. 

Был у меня начальник - Рабинович по фамилии. 
Он многому меня, тогда "салагу", научил. 
Но на него потом так много грязи вылили! 
Вдруг стал он для директора и партбюро не мил. 
Руководил отделом он большим, но снят был с должности, 
легко расправились с ним - ведь фамилия не та. 
Из-за его умений, знаний и ума возможности 
свои реализовывал в работе он. Но суета 
власть предержащих на национальном поприще, 
была, конечно же, неадекватна и глупа, 
и власть тем самым выставлялась в мире на позорище, 
и, чтоб увидеть это, даже не нужна была лупа. 
Внутри страны антисемитская политика 
велась властями, но стыдливо отрицалась на словах. 
Со всех сторон на власть обрушивалась критика, 
но "пунктик" был такой у руководства в головах. 
Не понимала власть: науку, экономику 
и медицину тоже всей огромнейшей страны 
давно лечить бы следовало, как больного-хроника, 
но руководство не могло признать своей вины. 
Вина была и в том, что, кроме всего прочего, 
о чём давно известно, и нет смысла повторять, 
потенциала - нужного, огромного, хорошего - 
евреев, живших в государстве, не использовала власть. 
Их светлые умы не находили применения, 
им не давали проявить себя нигде почти. 
Коль было бы иначе, в этом нет сомнения, 
другие для страны - получше всё ж - открылись бы пути. 
С такими, как начальник давний мой, с ему подобными, 
работающими всегда старательно в стране 
и знающими много, умными, способными, 
встречаться в жизни приходилось очень часто мне. 
"Всё к лучшему, что в мире происходит" - кем-то сказано. 
Дурацкая политика властей тогда во всём 
и привела к тому - историей доказано, - 
что расцветать Израиль стал, еврейский славный дом. 
 

                                      *** 
 
Я не хотел уезжать. 
Я не хотел, а уехал. 
И протопталась межа 
в жизни, где раньше успеха 
я добивался трудом - 
пусть не всегда, но бывало. 
Был там родной мой дом, 
нет здесь его, есть усталость. 
Нынче завишу от всех - 
милостей жду государства. 
Рад ли? И в этом успех? 
Я не скажу, что мытарства 
некие чувствую здесь, 
лечат (пытаются) тело - 
болен почти что я весь, - 
но ведь не в этом лишь дело... 
Как в лихорадке душа. 
В ней нет покоя, в ней темень. 
Годы и дни всё спешат, 
мыслями полные - теми, 
что поздновато уже 
доброго ждать в жизни этой. 
Нехорошо на душе, 
в ней уж былого нет света... 
 

Проза жизни 

                         На пути в аэропорт. 
 

Обилие машин на трассах, 
И пробки, пробки... Как доехать 
к аэропорту, если масса 
машин нам не сулит успеха? 
В тот раз - узнал об этом позже - 
ремонт покрытия дороги 
производился, но негоже 
не дать заранее знать многим 
водителям машин о планах 
ремонта! А ведь самолёты 
не будут ждать... И вот что странно: 
об этом не подумал кто-то - 
чиновник, принявший решенье 
о производстве здесь ремонта, 
но не поставив населенье 
в известность, - думал он о ком-то? 
Конечно, нет... Домчались резво 
в аэропорт мы всё же: рядом 
спецполоса для спецпроездов 
была на трассе. Мы бы рады 
не пользоваться ею, так как 
она для полицейских, "скорых"... 
Но времени у нас остаток 
уже был слишком мал для спора: 
не нарушать нам правил - значит, 
мы опоздаем к самолёту. 
Мы сделать не могли  иначе - 
свои проблемы есть, заботы. 
...С поры той до аэропорта 
мы едем только электричкой. 
Не надо стрессов автоспорта! 
Так дольше, но зато привычней. 
 

                         Дорога в гости 

Длинный путь трамваем через город, 
а потом автобус - шесть минут. 
Где-то там, за горизонтом, горы, 
мы же едем в гости здесь, нас ждут. 
За окном трамвая город летний. 
Воскресенье. Солнце - на закат. 
Рельсы огибают дуб столетний, 
выстроились, словно на парад, 
ели, клёны, тополя и липы 
вдоль бульвара, где стоят скамьи, 
и на них - как будто бы прилипнув - 
старики, ровесники мои. 
Я смотрю на них, я наблюдаю 
за прохожими, за всем вокруг: 
за взлетевшей с дуба птичьей стаей, 
совершавшей над бульваром круг, 
за возникшей тучкой над домами - 
тёмно-серой, розовой слегка 
в стороне, где достаёт лучами 
солнце, не зашедшее пока. 
Так бы ехать, долго-долго ехать 
и к горам приехать, чтоб у них 
попросить, хотя бы ради смеха, 
долгих лет нам - ну, пусть не таких, 
в тысячи веков, таких не надо, 
до библейских лет хотя б дойти - 
в виде компенсации, награды 
за невзгоды в жизни, на пути 
непростом вот к этому трамваю, 
что нас отвезёт в другой район 
города сейчас. Мечты... Я знаю 
только то, что скоро под уклон 
рельсы поведут трамвай небыстрый, 
а потом, за поворотом - мост, 
каменный, стоящий здесь лет триста, 
а за ним, правее чуть, погост. 
Пробежит трамвай наш мимо, мимо - 
до конечной остановки. Там 
нам автобус в срок неумолимо 
будет подан. Что же, я к горам 
так и не доехал... Это бредни - 
то, что напридумывал в пути, 
и не просто бредни - даже вредно, 
так ведь можно и с ума сойти. 
...Город нас сопровождал к знакомым, 
в гости мы попали в нужный час. 
Чувствую себя у них, как дома, - 
говорю такое без прикрас. 
Этот город летний тоже домом 
стал уже - наш вроде бы оплот, 
несмотря на то, что в горле комом 
то, что на чужбине жизнь идёт. 



                                  В беседке 
 

Приятели позвали в гости - 
закуски, выпивка, пирог. 
Стол установлен на помосте 
в беседке, чтобы дождь не мог 
нас омочить. Ведь не в квартире - 
на свежем воздухе сидим. 
Приятна жизнь всё ж в этом мире 
с рождения и до седин, 
поскольку есть в ней элементы, 
прекрасные средь бытия. 
Пример: такие вот моменты, 
и радуюсь всегда им я. 
Жаль очень, что теперь настало 
такое время в жизни, что 
в ней радостных моментов мало, 
расстаться надобно с мечтой 
о том, чтоб длилась вечно радость - 
ну, просто радость от того, 
что ты здоров, семейство рядом, 
и, в общем, больше ничего 
не надо было... А сейчас же - 
ты в гости приглашён и рад, 
как празднику. Жена вот даже 
одела лучший свой наряд. 
Смешно? Нисколько... В наши годы 
куда ещё одеться так? 
А проявление природы - 
природы женской - не пустяк. 
День тёплым выдался и ясным. 
Но и не жарко. Запах роз, 
растущих рядом, был прекрасным - 
его к нам ветерок донёс. 
Пока ещё я выпить в силе 
(жена шептала мне: кончай!), 
о том, о сём мы говорили 
под рюмку, а потом под чай. 
Устав от выпитого либо 
от продолжительных бесед, 
сказав хозяевам "спасибо" 
за замечательный обед, 
мы распрощались и, довольны, 
отправились домой к себе. 
Дышалось нам легко и вольно, 
и благодарны мы судьбе, 
что есть друзья, к которым можно 
пойти расслабиться слегка. 
Иначе жить бы невозможно... 
А мы живём ещё пока. 
 



                                      Зуб 
 

Зуб заболел, щека распухла. 
Случается так иногда. 
Мои, коль честно, зубы - рухлядь, 
сейчас опять пришла беда. 
Не хочется идти к зубному, 
ему изрядно надоел. 
Пытался вылечиться дома, 
но так, увы, и не сумел. 
К врачу идти придётся снова, 
сверлить он будет бедный зуб, 
к процессу этому готовый, 
трухлявый, как столетний дуб. 
Положит в зуб лекарство врач 
и скажет: "Приходите завтра". 
И эти сутки я, хоть плачь, 
есть не смогу нормально. Завтрак 
из каши манной мне женой 
дан будет в ожиданье встречи, 
назначенной врачом, со мной 
на день, надеюсь, не на вечер. 
Врач будет вновь сверлить зуб мой, 
поскольку зубу не поможет 
лекарство. Я уйду домой, 
ругаясь. Что же делать, Боже? 
...Всё это я представил. Ужас! 
Но всё-таки пошёл к врачу. 
А что поделать? Коль так нужно, 
хочу я или не хочу... 

                              Недостаток 

Уставлены окна напротив горшками, 
в них вижу цветы я и кактус, возможно, - 
точнее не скажешь, ведь между домами 
пространство, увидеть подробнее сложно. 
Горшков на моих подоконниках нету, 
все гибнут цветы у меня почему-то - 
при этом неважно, зимой или летом, 
но сохнут, как будто мешают кому-то. 
И кактус был тоже в квартире однажды, 
подобный зелёной колючей коряге, 
загнулся и он - то ль пропал он от жажды, 
то ль, наоборот, от обилия влаги. 
Да, нет у меня никакого стремленья 
возиться с растениями по науке. 
К чему ни притрагиваюсь - нет уменья, 
видать, не оттуда растут мои руки. 
Любая работа по дому, сложнее, 
чем гвоздь забить в стену, увы, недоступна, 
ну - не получается, ну - не умею, 
о чём сожалею я всё же подспудно. 
Всё то, что не может мозгам дать работу, 
мне не интересно - ну, так я устроен. 
Чтоб делать руками полезное что-то - 
так вышло, что навыков не удостоен. 
Завидую тем, у кого нет вопросов 
в практической жизни, кто ловок и хваток. 
Пусть кто-то за это в меня камнем бросит - 
ну что ж, вот такой у меня недостаток. 

                                Соседка 
 

Есть у меня соседка - 
такая, что - держись! 
Бывает так нередко: 
не научила жизнь 
её быть терпеливой - 
особенно, в те дни, 
когда всё косо, криво... 
Не навсегда ж они. 
Соседка рвёт и мечет, 
когда что не по ней. 
Почти что каждый вечер 
идёт к жене моей, 
пожаловаться чтобы 
на всё, что есть вокруг: 
на солнце, на сугробы, 
на то, что кто-то вдруг 
звонил её утром рано - 
нахал, враг, а не друг; 
что вновь открылась рана 
на пальце - не с руки 
теперь картошку чистить; 
что нынче у реки 
собрали в кучи листья, 
но не вывозят их, 
что тот, кто должен сделать 
был это, просто псих, 
коль ей "не ваше дело" 
сказал - такой ответ 
был этого подонка; 
что плох наш белый свет, 
поскольку только гонка 
в нём есть, а правды нет. 
Соседка возмущалась, 
срываясь вдруг на крик, 
пыталась всё сначала 
сказать. Я не привык 
к таким слов изверженьям, 
к метаньям мыслей вслух. 
Решил, что, без сомненья, 
в неё вселился дух 
сплошного неприятья 
всего-всего-всего, 
нашла себе занятье 
ругать всё, ничего 
не зная в жизни толком, 
но глядя свысока 
(а может быть - и волком) 
на всё вокруг. Пока 
её нетерпеливость 
над ней довлеет, то 
судьбы её немилость 
продолжится. Ну, кто 
помочь соседке может? 
Никто. Сама она, 
коль жить желает всё же, 
помочь себе должна. 
Хотел ей дать понять я: 
плохие дни пройдут, 
таким её занятьям 
не место нынче тут, 
себя взять надо в руки, 
терпеньем запастись, 
ведь это вот от скуки - 
что мысли понеслись 
туда, куда не надо. 
Вокруг нас - просто жизнь, 
в ней нужно видеть радость, 
сказав себе: держись! 
 

                         Дом на ремонте 

Домовладелец делает ремонт, 
но не внутри, в квартирах, а фасада. 
Ещё зима, весь в тучах горизонт, 
а он не ждёт весны, ему так надо. 
Когда ремонт закончится, то враз 
повысится за съём жилья оплата, 
хотя жильцы - и прежде, и сейчас, - 
как правило, совсем уж не богаты. 
Причина для ремонта такова: 
тепло в квартирах плохо стены держат. 
Поэтому озвучены слова, 
которые не говорились прежде, 
когда писались жалобы на то, 
что холодно зимой в квартирах наших, 
что мы сидим в них чуть ли не в пальто 
и что недуг возможен, он нам страшен. 
Сначала заменили окна всем 
на пластиковые, в них вроде щели 
отсутствуют, сказали нам, совсем, - 
этап первейший в достиженье цели. 
Неважно, что на улице мороз, 
но - настежь все оконные проёмы. 
Кого-то холод доводил до слёз, 
а кто-то грелся чаем с рюмкой рома. 
Потом дом быстро был в леса одет, 
завезены для облицовки плиты, 
которыми - предусмотрел проект - 
все стены дома быть должны обиты. 
Неделя за неделей шла и шла, 
работа шла ни шатко и ни валко - 
почти стоят ремонтные дела... 
Весна прошла. Вот лето, стало жарко. 
Пылища, грязь уже давно кругом, 
и окна не открыть, балкон загажен... 
Когда ж отремонтируют наш дом? 
Никто сказать не может это даже... 

                         Старая тетрадка 
 

Подолгу нахожусь я дома - 
то дождь, то жарко слишком, 
то мыслью странною влекомый, 
мной найденною в книжке, 
чем вызван рад ассоциаций, 
беру свою тетрадку, 
чтоб записать, чтоб разобраться, 
чтоб привести к порядку 
всё то, что вспомнилось нежданно 
из лет прошедших, давних, 
ведь кое-что саднит, как рана, 
и вряд ли перестанет. 
Имел ли право на ошибку? 
Но глупости я делал... 
А что-то вызовет улыбку, 
Я заявляю смело. 
Да, разное за годы было, 
и главное - в тетрадке. 
Писанье придаёт мне силы - 
подобие зарядки 
для мозга, от безделья чтобы 
не сник и был активным, 
как говорится, вплоть до гроба 
остался позитивным. 
Тетрадка старая распухла 
от вклеек многократных - 
бумажная по виду рухлядь 
и вся в каких-то пятнах. 
Она - моя вторая память 
и дорога мне очень. 
В ней всё, что думалось годами, 
что видел я воочию. 
 

                                     *** 
Пишу статьи, которые закажут. 
Ищу материалы в интернете 
о разных личностях я, если даже 
не слышал никогда о людях этих. 
Нет, это не совсем так. Очень мало 
тех лиц, о ком я никогда не слышал. 
Ревизовать уже пора настала, 
что в памяти скопилось "выше крыши". 
Там много всяких - точных и неточных - 
осколков собранных за годы знаний. 
Но если нужно - будто бы нарочно! - 
их вытащить, вдруг ох как трудно станет. 
Поэтому "сижу" я в интернете, 
и там я нахожу всё то, что надо. 
Смотрю, к тому же, я, что на планете 
сейчас творится - например, торнадо, 
цунами, голод, войны, террористы... 
Чтоб ни случилось в этом мире сложном, 
узнаю обо всём довольно быстро 
и так подробно, как только возможно. 
Не радует меня, что узнаю я: 
Как будто мор проходит по планете. 
И страшно делается зачастую, 
когда получишь сведения эти. 
Уж лучше ничего не знать? Как страус, 
что голову в песок обычно прячет? 
А я так не могу, и я стараюсь 
осмыслить всё. Я не могу иначе. 
Хотя, конечно, ни на что влиянья 
я не имею. И на быт свой даже. 
Осталось мне лишь прилагать старанье 
к статьям, что мне нет-нет, да и закажут... 

                           Нужен редактор... 
 

Убрать ненужное, длинноты, 
но сохранить живую нить 
романа... Сделанной работы 
редактор найден должен быть! 
Хороший, добрый и не циник, 
доброжелательный вполне, 
чтоб знал я: камнем он не кинет 
в меня - не навредит он мне. 
...Мечты, мечты... Какой редактор? 
Он не найдётся для меня. 
Ведь не раскрученный я автор, 
издательствам не нужен я. 
Вот если б заплатил прилично, 
то бишь - изданье за свой счёт, 
всё было бы о"кей, отлично, 
а так - совсем наоборот. 
Безвыходность с изданьем книги - 
по сути, мелкая беда. 
Но на душе висят вериги, 
могу их сбросить не всегда. 
 
                                              Пишу роман... 

 
Пишу роман. Уже второй. 
Но чтоб издать - так нет надежды. 
Смеяться могут надо мной 
как умники, так и невежды. 
Но мне - плевать! Ведь я хочу 
свой дар, сколь слабеньким он ни был, 
облечь пусть в ситец - не в парчу, 
но - всё-таки! - в большую книгу. 
В неё должно, что знаю я 
об этой жизни славной, сложной, 
войти. Должна и жизнь моя 
отобразиться непреложно. 
Отобразиться жизнь других - 
тех, кто встречался мне за годы 
(друзей и недругов моих), 
суть человеческой породы, 
в которой всё смешалось, всё: 
любовь и зло, добро и гадость, 
и прочее - так, что в неё 
вникать, скажу, совсем не в радость. 
Но, тем не менее, пишу - 
о судьбах, всяких заморочках... 
И лишь тогда, когда решу, 
поставлю в этом деле точку. 
А дело в том, что сам процесс 
моей работы над романом - 
как зелье. Ну, как будто бес 
вселился и бередит рану... 
Додумываю жизнь других, 
их представляю мысли, чувства, 
когда тревожит что-то их, 
когда им весело иль грустно. 
...Не знаю, допишу ль роман. 
Умения не хватит, может. 
А может быть, самообман - 
то, что сегодня душу гложет? 

 
                             Преферанс 

С компьютером играю в преферанс - 
от "праведных трудов" отдохновенье, 
пытаюсь так вот соблюсти баланс 
расчёта, отдыха и вдохновенья. 
Трудиться ведь всю жизнь мой мозг привык, 
всегда быть в напряженье, не в застое, 
и чтоб он окончательно не сник 
теперь, я принял правило простое: 
менять его загрузку чем-нибудь, 
для этого и преферанс годится, 
и поиск слов, сакральная чья суть 
раскроется (ну, как родные лица 
вдруг повернутся новой стороной, 
мне неизвестной, но хорошей тоже, - 
они всегда во мне, они со мной, 
они всего на свете мне дороже). 
И я уверен: помогает всё ж 
различных, в общем, дел чередованье 
не потерять сегодня ни на грош 
моих мозгов стремленье и старанье. 
Как развлеченье в карты мне игра, 
но одновременно и тренировка 
мозгов, когда я чувствую: пора 
от дел отвлечься, где нужна сноровка 
в мыслительном процессе, и уже 
ослабло, исчезает вдохновенье, 
и пустота возникла вдруг в душе - 
хотя бы только на одно мгновенье. 
Когда же свалятся совсем уж набекрень 
мои мозги - устали так, возможно, 
когда мне даже думать станет лень, 
тогда у телевизора сесть можно, 
чтоб посмотреть, что нам даёт эфир, 
необъективные оценки слушать 
всего того, живёт чем нынче мир, 
и это тоже угнетает душу. 
Как отдохнуть?.. Ведь надо привести 
себя опять в такое состоянье, 
чтоб стали ясными мне вновь пути 
в том, что пишу. Мне нужно осознанье 
глубокое того, что есть вокруг, 
и понимать себя необходимо, 
и видеть, кто твой настоящий друг - 
ошибка здесь была б невыносима. 
...Проходит время, и мозги мои 
вновь обретают гибкость, как и прежде, 
и долго не собьются с колеи 
раздумий важных, творчества - в надежде 
использовать природой данный шанс 
служить мне праведно, надёжно, верно. 
А в этом им поможет преферанс. 
Смешно? Но, как ни странно, достоверно. 
                                       *** 

 
Я думаю о том, о сём, 
перебираю факты, даты - 
что было раньше, что потом, 
но было, всё-таки, когда-то. 
Живу я в пустоте почти, 
без целей тех, которых ради 
я что угодно мог пройти, 
любые одолев преграды. 
Всё это в прошлом. А сейчас 
совсем иной имею статус, 
как пойманный в пруду карась, 
которому лишь ждать осталось, 
когда его в сковороду 
отправят и поджарят споро, 
и больше не бывать в пруду 
ему. Мне тоже, видно, скоро 
свой жизни водоём, свой пруд 
покинуть, как ни жаль, придётся, 
ведь годы всё идут, идут,
увы, вперёд. А мне неймётся. 
Ещё активность проявить 
мне хочется хоть в чём-то, как-то, 
ещё ведь жизненная нить 
трепещет вместе с сердца тактом. 
И, думая о том, о сём, 
стараюсь дать мозгам работу 
сейчас - сейчас, а не потом. 
Сегодня делать надо что-то... 

 
                                Пессимист 
                                (И. Г-у) 

"Ты пессимист, - сказал знакомый. - 
Смотреть ты должен веселей 
на жизнь сегодняшнюю. Дома 
страшнее было б жить. Своей 
судьбой ты должен быть доволен - 
не голоден, одет, обут, 
тебя никто ведь не неволил 
сюда отправиться, жить тут". 
"Всё верно, - я ему ответил. - 
Действительно, я сам решил 
уехать с Украины - этим 
снять тяжесть со своей души. 
А заключалась эта тяжесть 
в боязни, что жила во мне, 
за сына, внучку и за, скажем, 
то, что я долго "на коне" 
быть не смогу, чтоб обеспечить 
достаток и покой семье, 
о них там не могло быть речи, 
что ж оставалось делать мне? 
Достаток - есть, покой здесь тоже 
от внешних сил - вполне, вполне... 
Но душу мне подчас тревожат 
воспоминанья, и во сне 
приходят дом родной и город, 
где жил средь радостей и бед 
и где я был когда-то молод. 
Туда уже возврата нет... 
Мой пессимизм питает память 
о лучших днях, их не вернуть, 
о том, что сотворила с нами 
судьба, назначив жизни путь 
теперь в стране, по духу чуждой, 
хотя я благодарным ей 
быть должен. Но не вышло дружбы 
с ней у души, увы, моей. 
Претензий никаких, конечно, 
к стране не может быть, ведь я 
живу достаточно беспечно, 
но... ноет сердце у меня. 
Всё - потому, что давит время 
своим движением вперёд, 
всё - потому, что это бремя 
несу в себе который год, 
поскольку мало раз осталось 
смотреть по осени, как лист 
слетает с дерева... Так мало!.. 
Поэтому я пессимист". 
...Вот так знакомому ответил 
на то, что он тогда сказал. 
Пока живу на этом свете, 
на жизнь смотрю, открыв глаза, 
всё понимаю, всё я вижу, 
из жизненного взяв меню 
всё, что возможно. Сроки - ближе, 
но радуюсь любому дню. 


Наблюдения 

                       Опять весна... 

Опять весна. Баварские деревья 
по виду вовсе зачастую незнакомы - 
как символ моего сюда кочевья, 
один из признаков того, что я не дома. 
Цветут деревья по-другому. Запах 
цветов на них мне непривычен - необычный. 
Но есть и сосны, ели. В хвойных лапах 
у них застряли - как привет мне прислан личный 
из прошлого - хрусталики капели, 
остатки ливня. Здесь и ливень был такой же, 
как в прошлой жизни. Он в конце недели 
прошёл. А лужи на дороге не похожи, 
поскольку нет здесь на асфальте рытвин, 
и лужицы - как мелкие, с дном плоским блюдца. 
От луж больших давно я с корнем вырван, 
и к ним, я знаю, мне не суждено вернуться. 
Не суждено вернуться к жизни прежней, 
я здесь прижился, пронеслось двенадцать вёсен, 
и прошлое водою смыто вешней, 
питавшей корни там и тут растущих сосен. 
Но тут магнолий странное соседство 
(растений явно субтропического ряда) 
с деревьями таёжными - кокетство 
природы, может быть, и даже - как награда 
той местности, с которой нынче дружен 
я, по велению судьбы сюда приехав. 
А место жительства могло быть хуже, 
и, значит, то, что здесь я, - элемент успеха. 
Других успехов нет. Весне осталось 
мне радоваться лишь - неважно, что иная, 
её отличий от привычной - малость, 
я их давно уже душою принимаю. 


                          Хорошее время 

Весна пришла внезапно, как-то сразу, 
заранее не дав своих примет, 
и нынче я уже поставил в вазу 
цветов весенних небольшой букет. 
Всё зелено вокруг. Водою вешней 
отмыт асфальт, блестит под солнцем он, 
и как хороший знак погоды здешней, 
насколько видно, ясен небосклон. 
Прогноз погоды предрекает грозы - 
гром с молнией в раскраске боевой. 
На листьях молодых, как будто слёзы, 
сгустятся капли влаги дождевой. 
Нормальные явления весною - 
то дождь, то солнце. В общем, красота. 
Всё, что тревожит, как-то стороною 
весной проходит - вся та суета, 
что полнит жизнь и не даёт покоя 
душе, и мысли путает подчас... 
Но вот - весна! Хорошее такое 
настало время для людей, для нас. 
Жаль, что весна не может длиться долго 
и ею вызванный души полёт, 
но сожалеть об этом мало толку - 
весна лишь через год опять придёт. 


                       Весенние надежды 

На горизонте молния блеснула, 
пронёсся запоздалый рокот грома 
прерывистым, проплывшим быстро гулом 
над улицей промокшей и над домом. 
В окно я вижу: люди под зонтами 
обходят небольшие с виду лужи, 
одни спешат, загружены делами, 
другие - чтоб успеть к семье на ужин. 
У каждого проблемы есть, конечно, 
как говорят, "в шкафу свои скелеты" 
у каждого, и мало кто беспечно 
проводит жизнь свою на этом свете. 
И всё ж - весна... А с нею и надежды 
приходят, что проблемы, это бремя, 
упрячутся, как зимние одежды, 
куда-нибудь подальше, пусть на время. 
Сейчас о них не хочется и помнить, 
тревоги все с души убрать весною - 
такой синдром есть, знаю, он знаком мне 
и злую шутку он сыграл со мною 
когда-то. Но о том не надо, давнем... 
Проблемы всё равно всплывут и будут 
давить сердца людей тяжёлым камнем, 
невзгоды принося всечасно людям. 
Так жизнь устроена. В любое время года 
возникнуть могут сложные вопросы. 
На них не может повлиять природа, 
когда весной живительные грозы 
прольются, и надежды всколыхнутся, 
что всё в порядке будет, всё решится, 
и счастья проблеск мимолетный, куцый 
падёт на озабоченные лица. 
Весна, весна... И хочется так верить, 
что счастье - не на миг, продлиться дольше 
и что пора плохая будней серых 
прошла уже и не вернётся больше. 
Весенние надежды - лучший стимул 
для тех, кто жизнь свою поправить хочет, 
мечту свою желает сделать зримой 
и будет к ней стремиться что есть мочи. 

                                      Май 
 

Дождь прошёл, и снова солнце жарит, 
на дороге высыхают лужи. 
Лето впереди, а май в разгаре, 
Солнцем и дождями он загружен. 
Часты очень тютчевские грозы - 
прогремят, дождём прольются с тучек, 
чтоб омылись клёны и берёзы, 
чтоб поля хлеба родили лучше. 
А потом разгонит тучи ветер, 
схлынет послегрозовая свежесть, 
и прохлада наступать под вечер 
будет снова, но всё реже, реже. 
Скоро лето. Здесь, в пределах южных, 
летом жарко, душно, дождь нечасто. 
Это время пережить мне нужно, 
на погоду сетовать напрасно - 
не подвластны воле человечьей 
катаклизмы разные природы, 
в праве ведь она своём извечном 
изменять параметры погоды. 
Но пока ещё живу я в мае, 
и сейчас легко душе и телу. 
Время превосходное, я знаю, 
время то, когда тянусь я к делу. 
Дел особых, правда, не имею 
я теперь - прошли лихие годы, 
но придумать некую затею 
постараюсь. С помощью погоды. 
 



                                     Пока... 
 

Настало лето. Снова - лето. 
Пока не жарко и пока 
листва, в которую одеты 
деревья, молода. Слегка 
дрожит она от дуновений 
возникшего вдруг ветерка - 
подует несколько мгновений 
и вновь затихнет. Но пока - 
пока не соберётся с силой, 
чтоб ветки гнуть, срывать листву 
и ею - как волной намыло! - 
сорить в подросшую траву. 
А силу набирает лето. 
Теплее, жарче станут дни, 
и понесутся, как ракета, - 
стремятся к осени они. 
Но осень всё ещё нескоро! 
Пока она сюда придёт, 
такие будут дни, в которых 
жарища, духота и пот 
противной плёнкою на теле 
почти что с самого утра, 
и двигаешься еле-еле, 
и ждёшь, когда спадёт жара... 
Пока же день приятен каждый: 
тепло, игривый ветерок 
и нет ещё особой жажды, 
и не стучится кровь в висок 
пока - от напряженья жизни 
в недели жаркие подряд... 
Пока же вот и дождик брызнул, 
в хрустальный капелек наряд 
одев кустов, деревьев листья 
и землю намочив слегка, - 
как будто бы художник кистью 
мазнул... Как хорошо пока!.. 
 



                            Дождливое лето 
 

Опять дожди...Ну, что за лето! 
Совсем не просыхают лужи, 
и тучи, тучи без просвета... 
Погода с каждым днём всё хуже, 
лишь иногда, уж очень редко, 
луч солнца пробивает тучи, 
и вновь надеется соседка: 
вот-вот погода станет лучше. 
Однако, все её надежды 
опять дождём размыты новым. 
Носить осенние одежды, 
из дома выйдя, нужно снова. 
Речушка вздыбилась от ливней, 
на берега готова хлынуть, 
а туча тёмная, как слива, 
плывёт вновь с юга мощным клином. 
Листва покрыта плёнкой влажной, 
прохожие все под зонтами, 
и чувствую себя неважно - 
вот что творит погода с нами. 
Нам солнце для здоровья нужно, 
чтоб организм имел подпитку, 
чтоб жизнь ещё шла не натужно 
и не напоминала пытку, 
с которой схожи дни лихие, 
когда так трудно встать с постели, 
когда анализы плохие 
и двигаешься еле-еле. 
Поэтому так жду я лета - 
на солнышке побыть немного, 
полюбоваться, как одеты - 
по-летнему, легко, не строго - 
идущих женщин юных стайки, 
сразиться в шахматы с соседом, 
его выслушивая байки, 
в тени под липой... В общем, летом, 
коль нет дождей, да и жары нет, 
прекрасно! Только вот природа 
нарушила законы ныне - 
не летняя стоит погода. 
 

                               Запах лета 
 

Обилие кустов с цветами - 
от голубых до ярко-красных, - 
в ряд перед частными домами 
растущих, - вид такой прекрасный! 
В районе, где живём мы, частных 
домов разнообразных много - 
разновысоких, разномастных, 
с архитектурою нестрогой. 
Но "строгость" есть: любой домишко 
имеет палисадник куцый, 
и в нём - цветы, их много слишком, 
так что средь них не развернуться. 
Коль дом побольше, то участок 
побольше у хозяев тоже. 
Тогда на нём бывает часто 
узор ухоженных дорожек, 
а за дорожками - газоны, 
подстриженные по-английски. 
Для отдыха там, видно, зона - 
шезлонги для семьи и близких. 
Среди домов таких - "высотки" 
из блоков собраны бетонных. 
Их путь в истории короткий, 
но в них есть лифты и балконы. 
В одной из них квартира наша. 
Клён под окном, слегка он согнут. 
Ничем балкон наш не украшен - 
у нас цветы все быстро сохнут. 
А жаль... Когда проходишь мимо 
домов - тех, что в цветочных лапах, 
перебивает запах дыма 
табачного цветочный запах. 
Наполнен ароматом воздух. 
Сгустился аромат под вечер, 
когда мы возвращались поздно - 
у нас была с друзьями встреча. 
Вдруг - ветер. И цветочный запах 
пропал для нас на пол дороге. 
И - дождик. Он сначала капал, 
потом пошёл сильнее. Ноги 
промокли даже. Только ночью 
от тёмных туч объятий властных 
освободилось небо. Впрочем, 
я должен утром мимо частных 
домов пройти - путём обычным, 
какая б ни была погода. 
Коль солнышко, то всё отлично, 
и радует глаза природа. 
Ещё не вся просохла влага 
на цветниках, когда я мимо 
прошёл. А воздух был, как брага, 
пчела уже неутомимо 
кружилась над цветами, лапки 
боясь, коль сядет, что намокнут. 
Уже чуть пробивался запах 
цветов. Когда они просохнут, 
то ароматом воздух снова 
наполнится. Вот -  запах лета. 
А я опять пытаюсь словом 
проиллюстрировать всё это. 
 

                            Перед грозой 

Опять листва трепещется под ветром, 
и тучи вновь закрыли небосвод. 
А там, вдали, за пять-шесть километров 
уже гроза, она сюда идёт. 
Не слышно птиц, они укрылись в кронах. 
Успеть прохожим надо до грозы. 
Мелькнула одинокая ворона. 
Наш кот с глазами цвета бирюзы, 
пушистый, очень толстый и ленивый, 
сбежал с балкона, шмыгнул под кровать, 
предчувствуя, как видно, сильный ливень, 
который помешает сладко спать. 
Минуты не прошло, и над дубравой - 
почти что рядом с ней стоит наш дом - 
блеснула молния, и, словно лавой, 
накрыл всё мощным рыком первый гром. 

                           Шутки природы 

Вот странное лето: вчера лишь - жара, 
сегодня - глубокая осень. 
Термометр показывает с утра 
не больше, чем градусов восемь. 
А ночью совсем было холодно спать, 
пришлось укрываться мне пледом, 
когда ближе к полночи лёг я в кровать. 
Такого не помню я летом. 
Вновь тучи нависли, закрыв горизонт, 
и ветер играет ветвями, 
и снова на улицу надо брать зонт... 
Природа так шутит над нами. 
Затихло на миг, но на миг лишь. Потом 
закапало с неба немножко. 
А вскоре сюда докатился и гром, 
проснувшись, мяукнула кошка, 
когда дрожь прошла по стеклу на окне 
от рокота сильного грома, 
и ливень пошёл. Повезло, значит, мне, 
что я всё ещё пока дома. 
Гроза продолжалась всего полчаса, 
и туч убежала громада, 
очистив мгновенно почти небеса. 
Мне выйти на улицу надо, 
тем более что с тротуаров вода 
стекла. Но уже очень парко 
от влажности. Воздух просохнет когда 
под солнцем, опять станет жарко 
по-настоящему. Лето опять 
войдёт в свою силу на время, 
пока не начнёт снова дождь поливать 
дома, меня вместе со всеми, 
и признаки осени снова войдут - 
дожди, холода и туманы 
проявятся в летние дни снова тут. 
И вновь на душе грустно станет. 

                               Краски осени 
 

С деревьев слетевшие листья - 
мозаикой на мостовой, 
как будто неряшливой кистью 
случайно забрызгал холст свой 
художник, отвлёкшись от дела, 
которому жизнь посвятил, 
и вдруг смог создать неумело 
такой мозаичный настил. 
Из листьев цветные узоры - 
абстрактной картины сюжет. 
В неё упираются взоры, 
как словно увиден здесь след 
кометы - но здесь, а не в небе. 
Растаяв в космической мгле, 
он будто там вовсе и не был, 
а здесь он застыл, на земле. 
Абстрактная эта картина 
лежит, как восточный ковёр, 
и даже упругой периной 
покажется лиственный сор. 
Ещё не дождит. Ясно. Сухо. 
Но скоро ненастье придёт, 
и осень плаксивой старухой 
всю землю возьмёт в оборот. 
Намокнет мозаика листьев, 
исчезнет их радужный цвет - 
случится всё это. И быстро: 
вот был их ковёр, нынче - нет. 
...Тускнеют всей жизни так краски 
с годами - окончен парад. 
Встречаю я не без опаски 
день каждый, и я ему рад. 
 

                           Сорванный лист 

Кленовый лист, зелёный и трёхпалый, 
был сорван нынче ураганным ветром. 
С деревьев листьев в этот день немало 
сорвало и несло десятки метров. 
Кленовый лист застрял в кустах сирени, 
что разрослись под окнами моими, 
весною поднимая настроенье 
и запахом, и пчёлами над ними, 
которые летят к ним за нектаром, 
свои запасы в ульях пополняя, - 
цветочный мёд считается недаром 
вкуснейшим и полезнейшим. Такая 
у пчёл работа. Нет других стремлений 
у них, инстинкт один лишь ими движет, 
и нет ни мыслей глупых, и ни лени, 
и не было у них заумных книжек, 
учивших жить в подлунном этом мире... 
А мне как жить? Завидую я пчёлам. 
Я у окна стою в своей квартире, 
сопровождаю взглядом невесёлым 
с деревьев сорванные ветром листья. 
И я был сорван ветром жизни с места, 
мне не дают покоя эти мысли, 
они во мне перебродившим тестом 
наружу просятся. А я держу в себе их, 
как держится кленовый лист кустами 
среди сиреневых соцветий, белых, 
и сходство ощущаю между нами: 
вокруг меня всё так же, в общем, мило, 
но я, как лист тот, здесь засохну вскоре, 
поскольку постепенно тают силы, 
всё чаще настроение в миноре. 

                           Ночной пляж 
 

Облизывают берег волны, 
безлюден, тих песчаный пляж, 
и лунным светом лишь заполнен 
утихомиренный пейзаж. 
Граница берега с водою - 
песка полоска - не видна. 
Прибоя пеною седою 
отполирована она. 
На гребнях волн светлеют пятна 
луны, висящей высоко. 
Всё зыбко как-то, непонятно, 
но дышится мне здесь легко. 
Дают грибки на пляже тени, 
они расплывчаты, слабы, 
изломаны, как на колени 
повержены, - итог борьбы 
ночной природы с мягким светом 
луны, округлой, словно блин. 
И что-то этим всем задето 
в душе моей, хоть до седин 
уже доживший в этом мире, 
я много видел и познал: 
и в коммунальной жил квартире, 
и выпил не один бокал, 
и не единожды был в странах 
других, и в дебри лез наук... 
Да, было многое. И странно, 
что участился сердца стук 
без видимой на то причины 
сейчас, в тиши и при луне, 
как будто пляжные картины 
напомнили о чём-то мне. 
Из подсознания, возможно, 
всплыла какая-то деталь, 
а распознать её мне сложно, 
поскольку улетели в даль 
прошедших лет детали многих 
чувств, мыслей, будней бытия - 
их растерял я на дорогах, 
и многое не помню я. 
Ночного пляжа тени, блики - 
как провокатор: при луне 
воспоминания - безлики - 
смогли всё ж всколыхнуть во мне. 
 

                             Старый замок 
 

Зелёный плющ ковром настенным 
покрыл все вертикали замка, 
лишь столб один стоит надменно 
не нужной никому болванкой. 
Ворот остаток это старых, 
остаток замковой ограды, 
остался он один из пары, 
как символ древнего уклада, 
средневековой жизни признак, 
что неустанно здесь бурлила: 
пиры, сраженья, свадьбы, тризны, 
турниры, радостная сила 
побед, отчаянье, болезни, 
стремленье жгучее к успехам, 
лязг сталкивающихся лезвий 
мечей, ударов по доспехам. 
Теперь здесь пусто. Лишь туристы 
немногие, пройдя лениво 
вдоль стен, плющом покрытых, быстро 
скрываются в проулке, криво 
и вниз сбегающем к дороге. 
За нею - озеро, кафешка, 
туда несут туристов ноги, 
и там они уже без спешки, 
расслабившись, похлещут пива - 
часть лучшая поездки этой 
для них, пресыщенных, ленивых, 
уже поездивших по свету... 
 

                Немецкое застолье на Рождество 
 

Весёлый праздник - Рождество! 
Наряженная ёлка... 
Семейный праздник, торжество - 
за стол родные только 
допущены. А на столе 
обилие яств разных: 
гусь и шашлык на вертеле,
колбас разнообразных 
кружки тонюсенькие, сыр 
сортов двух-трёх различных - 
ну, в общем, настоящий пир, 
для Рождества обычный. 
К закуске - качественный шнапс 
в бутылке охлаждённой, 
к десерту - кофе, ананас, 
а к ним - ликёр лимонный. 
А кто-то только пиво пьёт, 
колбасками свиными 
закусывая, чтоб живот 
всегда был полон ими, 
предпочитая их другим 
любым деликатесам. 
Находится здесь всем родным 
еда по интересам. 
А завтра снова выходной! 
И повторится действо. 
Так отмечает праздник свой 
немецкое семейство. 
...Меня в застолье не зовут, 
рассказывали немцы -  
те самые, которых тут 
зовут - переселенцы. 
У многих родственники есть 
средь местных, старожилов. 
Один из них принёс мне весть 
о торжестве, им милом. 
Вчера мы виделись, и он 
о Рождестве вдруг вспомнил, 
похвастав: родственник - барон - 
встречал его как ровню. 
Рассказывал как дивный сон, 
настолько ярко, вкусно - 
как если б был он восхищён 
явлением искусства. 
Удачно ли его рассказ 
я изложил стихами? 
Судите и на этот раз, 
читатели, вы сами. 
 

                                  Велосипед 
 

Коль хворь какая-то недужит, 
теряет краски белый свет - 
вперёд по непросохшим лужам 
пусть гонит твой велосипед! 
Ах, этот аппарат надёжный! 
Он с детства хорошо знаком, 
и в старости совсем несложно 
поездить каждому на нём 
по улицам и в магазины, 
на речку и в ближайший лес - 
какие милые картины 
откроются тому, кто влез 
на этот агрегат чудесный! 
С болезнями поможет он 
бороться, ведь давно известно: 
движенье - хворям всем заслон. 
Но ездить нужно осторожно, 
зимой не следует: скользят 
по льду колёса. Значит, можно 
упасть, идти потом назад, 
тянуть, хромая, за собою 
помятый свой велосипед. 
Использовать его зимою - 
понятно, смысла в этом нет. 
Но вот опять тепло, и снова 
велосипед - конь боевой, - 
к недальним вылазкам готовый, 
маршрут обычный знает свой. 
Назло всем хворям и заботам - 
за руль велосипеда, в путь! 
Такая тоже есть работа - 
поехать хоть куда-нибудь... 
 



            Воспоминание о давнем собрании 
 

Я вновь приглашён на собрание. 
Опять будут дрязги и склоки - 
известно мне это заранее, 
из прежних встреч  вынес уроки. 
Опять будут разные мнения 
по всяким насущным проблемам, 
но сразу возникнут сомнения, 
что можно решить их - "ну, где нам?" 
А чувство ко всем недоверия 
из многих собравшихся может 
общения нормы, критерии, 
как ветром, вдруг вынести тоже. 
И тут их характеры склочные 
проявятся явно, открыто, 
и выльются водами сточными 
слова друг на друга... Забиты 
своими заботами, хворями, 
они только так душу могут 
утешить, ведь беды, которыми 
заполнена жизни дорога, 
иного нет выплеснуть случая, 
по сути, на малознакомых. 
И сладостно друг друга мучают, 
скандалят... Здесь можно, не дома... 
 


                              Незнакомец 
 

Со многими людьми знаком, 
приветлив, но немногословен, 
он изредка лишь хмурит брови 
и держится особняком. 
Всегда с иголочки одет - 
не броско, аккуратно, стильно, 
с характером, как видно, сильным, 
да и дурных привычек нет. 
Уверен он. Ему дано 
то, что себе он знает цену, 
как вышедший актёр на сцену, 
известный мастерством давно. 
Я наблюдал за ним не раз 
со стороны, в кругу знакомых, 
держался всюду он, как дома. 
Никто не познакомил нас - 
не вышло, жаль... А я б хотел 
поговорить, узнать хоть что-то - 
ну, например, где он работал, 
чем занят он, уйдя от дел. 
И как он оказался здесь - 
один, как говорили люди? 
Как жить он на чужбине будет? 
Он для меня загадка - весь. 
 


                             Квартет девиц 
 

Красивых девиц на экране я 
увидел, смотрю по-отечески 
и как-то предвижу заранее 
их судьбы, их путь человеческий. 
...Блондинка вот пышнотелая, 
покрашенная, наверное, 
карьеры певицы не сделает, 
но будет женою верною. 
Детей у неё будет четверо - 
две девочки и два мальчика, 
а в старости каждым вечером 
гулять она будет с палочкой. 
...А рыженькая, остроносая 
живёт как будто вне времени, 
не задаваясь вопросами, 
танцует, мелькая коленями. 
Сейчас она так уверена, 
что есть на неё охотники! 
Потом жизнь её будет серая, 
погубят её наркотики. 
...Ещё одна, чуть раскосая, 
почти что гейша японская, 
но также, черноволосая, 
как будто казачка задонская. 
Любовницей шоу-бизнеса 
продюсера, уже старого, 
она станет после кризиса, 
опять выступая с гитарою. 
...Блондинка, уже, как кажется, 
не крашенная, натуральная, 
предчувствую, вскоре свяжется 
с компанией криминальною. 
Получит она, длинноногая, 
почти без вины виноватая, 
затем наказание строгое, 
что станет за связи расплатою. 
...Четыре девицы поющие, 
квартет незамысловатый, 
по жизни без смыла бредущие - 
что ждёт их потом, когда-то? 
 

                                Некрасивая 
 

Ах, женщина некрасивая - 
ну, как же семью ей создать? 
Головка с роскошною гривою 
и столь неказистая стать... 
Лицо кривобоко, безбровое, 
нос - в сторону, зубы - вперёд...
Пусть платье прекрасное, новое, 
а замуж никто не берёт. 
Мужчина, возможно, ей встретится 
такой же, не лучший на вид, 
но даже в такое не верится, 
и сердце всё время болит. 
Готова отдаться любому уж - 
ребёнка так хочется ей. 
Скорее всего, не найдётся муж, 
и чувствует в жизни своей 
она пустоту беспросветную, 
заполнить её могла б дочь 
тропинкой в судьбе её светлою... 
Ну, кто же ей может помочь? 
Нет, дочку нельзя... Нежелательно... 
Вдруг будет похожа на мать 
она, и, достойная жалости, 
судьбу будет, жизнь проклинать. 
Вот сына б родить... Но заранее 
не знаешь, кто будет рождён... 
Такие раздумья пространные, 
неясность, найдётся ли он, 
мужчина её, для которого 
забудет стыдливость свою... 
Как было бы, всё-таки, здорово 
иметь хоть такую семью - 
неполную пусть, но с ребёночком... 
Но страхи, что - дочка, опять... 
Умом так она может тронуться. 
Что делать, не может понять. 
 


У стоматолога 
(рассказ пациентки) 
 

"Садитесь. И откройте рот. 
Сегодня что тревожит вас? 
Вот этот зуб? Нет? Значит тот. 
Укольчик сделаем сейчас". 
Врач шприц взяла, и мне в десну 
вошла игла, как в масло нож. 
Конечно же, я не засну, 
а жаль - терпеть боль невтерпёж. 
"Пройдёт примерно пять минут, 
и действовать начнёт наркоз. 
Спокойно посидите тут, 
вдыхайте нежный запах роз. 
Их благодарный пациент 
сегодня утром мне принёс 
и сделал чудный комплимент...". 
Но я, рукой прикрыв свой нос, 
вдруг чихнула - раз и второй - 
и, "извините" прошептав, 
платок достала носовой, 
который спрятан был в рукав. 
"На запах аллергия, да? 
Сейчас цветы я унесу. 
Такая вот у вас беда, 
щекотно, видно, вам в носу?" 
Кивнув, я чихнула опять. 
Букет с собой взяв, вышла врач. 
Хотела я свой чих унять 
и не могла никак, хоть плачь. 
Но с каждым чихом меньше боль 
я чувствовала там, в десне. 
Наркоз уже снял боли, что ль? 
И скоро врач поможет мне... 
Врач - женщина уже в годах, 
но с без морщин почти лицом, 
с весёлой искоркой в глазах. 
Ей доверяю целиком. 
Известный стоматолог тут, 
она вернулась в кабинет 
и чем-то - тем, чем зубы рвут - 
рванула зуб мой... И - привет! 
И чих прошёл, и зуба нет, 
и я не чувствовала боль, 
и как прекрасен белый свет, 
коль врач свою исполнил роль 
безукоризненно! Ура! 
Готова в благодарность ей 
я завтра принести с утра 
цветы планеты нашей всей! 
 


Хобби 

                          О моём хобби 

Как живность мелкая боится дроби 
охотничьей, так я всегда боюсь, 
что стихотворство, это моё хобби, 
навеять может на кого-то грусть - 
на тех, кто представляет знатоками 
себя поэзии, кто размышлять начнёт 
о том, что - нет, нельзя назвать стихами 
мои простые строки. Так-то вот. 
Грустить они начнут. От их печалей 
печалюсь и я сам - за их грехи. 
Грехи - в том, что они всю жизнь писали 
заумные, никчемные стихи. 
А я простак в поэзии, возможно. 
Мне заумь их совсем не по плечу. 
Но знаю точно, чётко, непреложно: 
пишу я, как могу и как хочу. 
Ведь это - хобби. Не скрываю это. 
Ни слава не нужна мне, ни хвала. 
И никакие не нужны советы - 
пишу, и всё. Такие вот дела. 

                          О прозе жизни 
 

О прозе жизни каждый раз 
свои пишу я строчки. 
Жизнь наша требует подчас 
реакций без отсрочки. 
Как реагировать поэт 
на вызовы способен? 
Какой он может дать ответ, 
коль это просто хобби - 
писать подобие стихов, 
легко слова рифмуя? 
Нет, думаю, он не готов 
обязанность такую 
брать на себя, чтоб дать совет, 
как все решать проблемы. 
Он может написать сонет, 
затронуть как-то темы, 
которые тревожат жизнь 
и бьют в ней, словно ломом. 
Сказать он может лишь: держись! - 
себе, родным, знакомым. 
..."Он" - это я. Талант мне дан 
совсем чуть-чуть, возможно. 
Пусть шепчут в спину: графоман - 
мне оценить так сложно 
себя! Но вот обиды нет, 
пусть шепчут что угодно, 
в душе своей я всё ж поэт 
и человек свободный 
от мнений, что в стихах моих 
отсутствуют изыски 
художественные, что в них 
замечен, в целом, низкий 
и общий уровень... Ну, что ж, 
имеет, видно, право, 
хорош я или не хорош 
в стихах, пришлись по нраву 
иль нет они, судить любой. 
Пусть судят... Жизни проза - 
так мне назначено судьбой - 
подобием наркоза 
присутствует в стихах моих, 
не выветрится долго, 
пока мой разум не затих, 
не слёг в архив на полку... 
 

                                  Мои стихи 
 

За годы написал я много 
стихов - случайных и плохих, 
но не сужу себя я строго, 
какие б ни были стихи. 
Они чувств разных отраженье, 
и мыслей, глупеньких подчас, 
и отражение волненья, 
описанного без прикрас. 
Назвал рифмованною прозой 
когда-то я свои стихи - 
конечно же, они не роза 
прекрасная и не духи 
с чудесным запахом, не сладость, 
приятная всегда на вкус... 
К ним проще относится надо: 
не роза, но ведь и не дуст, 
а непричёсанные строчки, 
неоднозначные вполне, 
но от начала и до точки 
они правдивы. Стыдно мне 
за них не может быть нисколько! 
Стихи - не крик души моей 
и не нытьё, попытка только 
излить всё, что скопилось в ней. 
Попытки эти могут часто 
быть неудачными... Ну что ж, 
я не вхожу в поэтов касту, 
а значит - что с меня возьмёшь? 
Пишу, что думаю. Что вижу, 
в стихи хочу перенести. 
А рифма в них, подобно лыжам 
с лыжни, не сбиться даст с пути. 
 

                      Подружиться с рифмой... 
 

Окантовать пытаюсь рифмой 
прошедшей долгой жизни факты, 
они не поддаются цифрам, 
но в памяти застряли как-то. 
А фактов этих было много - 
и значимых, но и не очень. 
Всё, с чем встречался на дорогах, 
строка рифмованная хочет 
отметить так, как только сможет, 
насколько есть на то способность, 
ведь часто хочется - до дрожи! - 
реализовывать возможность 
себе напомнить факты, даты 
и испытать души волненье 
почти такое, как когда-то, 
когда я проводил "сраженья" 
со всем, что жизнью называлось. 
И пораженья, и победы 
(последних же - такая малость!) 
случались. Слава Богу, беды 
существенные были редки. 
Я все сознательные годы 
старался вырваться из клетки 
гнетущей, давящей природы 
сообщества, что было властью 
организовано - "как нужно". 
А жизнь меня рвала на части, 
существовал всегда натужно: 
одна часть - о семье забота, 
другая - мысли будоражат, 
что в обществе неверно что-то, 
в нём многое противно даже. 
...Хотел бы с рифмой подружиться, 
её взять на вооруженье, 
чтоб чётко факты, даты, лица, 
всплывавшие - без напряженья 
и сами - в памяти всё время, 
пытаться описать прилежно 
и снять с души тем самым бремя. 
Пока же бремя - неизбежно. 
 

                      Мысли и стихи 

Нескладные стихи текут из-под пера - 
такие же нескладные, как мысли, 
а мысли - путанные, нынче и вчера 
бродившие во мне - стихами вышли. 
Ах, мысли, мысли... Полный в них раздрай давно, 
расплывчаты, нецелеустремлённы, 
порывисты, прерывисты... Мне не дано 
вернуться к мыслям глубины бездонной. 
Сумятица в мозгу, и вот как результат - 
неряшливо, непрофессионально, 
как неминуемый предчувствуя закат - 
выходят строчки - быстры и банальны. 
Стихи корявы, отражают мыслей строй - 
неровный, зыбкий, воли неподвластный. 
Ну что ж, стихи такие, как души настрой - 
упаднический, странный и неясный. 

Мысли вслух 

                                      Метка 
 

Никому рассказать о себе 
правду голую не в состоянье - 
так в моей получилось судьбе. 
Но недавно пришёл к осознанью, 
что всегда был предельно закрыт 
я для всех - для родных, для знакомых, 
неизвестен, как метеорит, 
что внезапно упал возле дома. 
Не пришелец космический, нет - 
я земной, со своими грехами, 
и закрытость свою - свой секрет - 
приоткрыть я пытаюсь стихами. 
Но совсем откровенно и в них 
не могу говорить о глубинном 
в естестве своём, так как мой стих 
не способен на это поныне. 
Самому мне мешает подчас 
неспособность раскрыть свою душу. 
Это чувство во мне, и не раз, 
трепетало - то сильно, то глуше. 
А поделать с собой ничего 
я не смог, прожив долгие годы. 
Таково естества моего 
сокровенное. Метка природы. 
 
                         О внутреннем мире 
 

Мой внутренний мир - как загадка 
для всех и меня самого - 
в нём нет и поныне порядка... 
Понять не могу одного: 
как так получилось, что годы, 
проведенные средь людей, 
не дали разгадки природы 
натуры обычной моей? 
Общаясь с людьми постоянно, 
не мог не почувствовать я: 
никто из них - это и странно! - 
понять не способен меня. 
Пусть внешне нормально общенье 
и даже приятно вполне, 
совсем я не вижу стремленья 
подробней узнать обо мне. 
Узнать не про то, что снаружи, 
про внешнюю жизни кайму - 
тут ясно всё. Ну а что глубже 
во мне, не познать никому? 
Кто сможет понять, удивиться, 
как созданы сложно подчас 
почти все знакомые лица, 
почти, в общем, каждый из нас? 
И мне в себе не разобраться, 
тем более - сложно в других. 
Как следствие, коль сказать вкратце, 
вот этот неряшливый стих. 

 
                                    Душа 
 

Я много раз писал о том, 
что есть во мне - в моей душе 
и что другому днём с огнём 
не выйдет отыскать. Уже 
казалось мне, что я открыл 
души своей изнанку, но 
напрасно трачу столько сил 
на это дело так давно, 
поскольку душу до конца 
мою не удалось пока 
совсем раскрыть - её "лица" 
и сути внутренней. Слегка 
лишь намекнув, хотел сказать 
о главном - что сегодня мне 
не стыдно посмотреть в глаза 
любому. Даже в страшном сне 
представить я б себе не мог, 
что пройденный душою путь 
в завалах жизненных дорог 
мешает жить кому-нибудь. 
Покрыто мраком, что внутри 
находиться в моей душе, 
для всех (ну вот - чёрт побери! - 
опять словесное клише...). 
А коль серьёзно, то я сам 
проникнуть до её глубин 
не знаю, как... К моим годам, 
уже добравшись до седин, 
хотелось, наконец, понять, 
что двигало всю жизнь меня, 
вложили что отец и мать 
в дитятю... В общем, кто же я? 
Чем отличаюсь от других? 
Чем лучше или хуже я? 
А может, я немножко псих? 
В чём проявлялось у меня 
такое качество, коль так? 
Как выгляжу в глазах людей - 
заумным или как простак - 
уже сейчас, на склоне дней? 
Вопросы - праздные. Душа - 
по-прежнему большой секрет. 
Я в ней копаюсь не спеша, 
а толку - что? А толку нет... 
 
                      Поделиться мыслями... 
 

Силы постепенно иссякают, 
полнокровно жить - уже на нет 
сходит... Перспектива лишь такая: 
должен я покинуть этот свет. 
А когда - ведь ведает Всевышний, 
если жизнью он руководит. 
Он определит, когда же лишним 
станет каждый, даже эрудит, 
каковым, простите за нескромность, 
я себя считаю - может, зря. 
Но от всех знакомых отстранённость 
отличает некая меня. 
Внешне я общительным всегда был, 
эта маска мне нужна была, 
в ней была необходимость, дабы 
скрыть мог от людей мои дела - 
впрочем, не дела - души работу, 
тяжкую, без права на отгул: 
я читал, продумывал я что-то, 
и во мне Вселенной вечный гул 
отклик находил в надеждах, в мыслях, 
что во мне бурлили каждый час. 
Я хотел, чтоб эти мысли вышли 
в мир и в чём-то изменили нас - 
нас, людей, подверженных порокам 
(список их знаком давно уже). 
Коль их много, то короче сроки 
жизни, коль их меньше, то душе 
легче оправдаться перед Богом 
в час, когда Он призовёт к себе, 
за стремление своей дорогой 
проходить по жизни, и судьбе, 
что была назначена нам свыше, 
не поддаться, жить своим умом... 
В жизни отыскал свою я нишу - 
мыслей нестандартных светлый дом, 
внешне жил, как все, внутри - иначе, 
жизнь свою вела моя душа. 
Разных дум итоги долго пряча, 
корректируя их не спеша, 
поделиться ими, дать их людям 
я хотел - задача нелегка: 
я не знаю точно, польза ль будет, 
и поэтому молчу пока. 
Но я чувствую, что ближе сроки - 
те, что неминуемо придут, 
и хочу дать, так сказать, уроки 
(пышно сказано!) всем тем, кто тут, 
на земле прекрасной, но и грешной 
пребывает временно, чья жизнь 
может быть несчастной иль успешной - 
всё равно. И каждому: держись! - 
хочется совет дать, если время 
лет преклонных началось уже, 
чтоб нести достойно это бремя, 
чтоб спокойно было на душе. 
Но давать советы людям сложно 
без надежды всякой на успех - 
кто я им? А мне и помнить должно: 
самомнение ведь тоже грех. 
 

                                 В разладе 
 

Не знаю, что с собою делать: 
тяжёлые всё время мысли, 
в мою внедрившись душу смело, 
противны, как прокисший рислинг. 
Как следствие - от непокоя 
душевного и тело стонет, 
и положение такое - 
с поникшей головой в ладонях - 
привычным стало. Думать легче? 
Не ощущать обычных болей? 
Забыть на время, что есть печень? 
Не вспоминать о валидоле? 
Да, это всё имеет место. 
Но главное (меня простите!) - 
такую позу, как известно, 
имел роденовский мыслитель. 
Смешно? Нет, не смешно, понятно. 
Дурацкий юмор, каждый скажет. 
Ведь сравнивать себя занятно 
с другим, пусть вымышленным даже, 
но глупо. Индивидуален 
любой из нас, товар мы штучный, 
и каждый мыслями завален, 
с которыми дойти до ручки 
вполне возможно. Мысли вязки 
и связаны одна с другою, 
их связь разрушить без опаски 
нельзя, поскольку с головою 
твориться будет, знаю, что-то - 
сумятица в мозгу возникнет, 
ведь он, бедняга, без работы 
довольно быстро просто скиснет, 
как рислинг недопитый, долго 
в бутылке бывший незакрытой; 
мозг станет сломанной иголкой, 
посудой станет перебитой. 
Сейчас в моём мозгу такое 
как раз, возможно, положенье. 
Возможно, требует покоя, 
возможно, мучают сомненья 
его, а значит - я в разладе 
и с ним, с телом. Чуть не плача, 
мечтаю об одной награде: 
чтоб мозг был в норме. Не иначе. 
 

                                       *** 
 

Я шёл по жизни без оглядки, 
не думая, что будет дальше. 
Пусть не всегда мой путь был гладким, 
зато в нём не было и фальши. 
Не изменял себе и жил я 
"на всю катушку" без стесненья. 
Бурлила кровь, несясь по жилам 
стремительно, без промедленья. 
А "дальше" наступило: старость 
(коль честно говорить), недуги... 
А кажется: такая малость - 
по времени - в житейском круге 
моём прошла. Так незаметно! 
Хотя на жизненных дорогах 
немало было вех приметных, 
а откровенно - даже много. 
Всё в прошлом. Лишь воспоминанья 
тревожат душу бесконечно, 
им отдаю всё время дань я - 
непроизвольным им, конечно. 
Выходит, что живу с оглядкой 
на прошлое. Проходит мимо 
сегодняшняя жизнь. Не сладкой 
её считаю, но - терпимой. 
 
                                     Пути 
 

Опять не могу заснуть. 
Опять вспоминаю прошлое - 
весь пройденный мною путь, 
плохое в нём и хорошее. 
Всегда делал всё, что мог, 
как и большинство, наверное. 
Средь множества всех дорог 
пытался найти я верную. 
Ошибки были в пути, 
как в матче, неважно сыгранном, 
и трудно было сойти 
с дороги, неверно выбранной. 
Металась моя душа 
меж двух направлений жизненных, 
они друг другу мешать 
могли, но не были изгнаны - 
ни то, ни другое. Та 
дорога, что в мыслях - верная, 
была всего лишь мечта, 
казалось мне, непомерная. 
Путями разными шёл, 
судьбой предопределёнными. 
Писал всё время, но - в стол, 
так мыслями, занесёнными 
каким-то ветром в меня, 
делясь с бумагой, уверенный: 
то, что тогда писал я, 
когда-то будет примерено 
людским суровым судом 
к действительности разительной. 
...Не знаю, тем ли путём 
я шёл по жизни стремительной. 
 

                                            Держись! 
 

Хотел бы снова я на море 
поехать, покупаться всласть, 
однако мне мешают хвори 
в места прекрасные попасть. 
То зуб болит, то сердце ноет, 
то камень в почке вдруг застрял, 
и не даёт он мне покоя, 
поскольку крепок, как коралл. 
Болеть я чаще стал с годами - 
естественно, чёрт побери! 
Хотя конец не за горами, 
душа моя ещё горит 
стремлением достичь чего-то, 
желаньем жить - не просто жить, 
а выполнять свою работу, 
тянуть невидимую нить 
судьбы, пусть предопределённой, 
но неизвестной до конца, 
пусть не увенчанной короной 
признания, но всё ж "лица 
необщим выраженьем" меткой 
отмеченной хотя б слегка, 
поскольку вырвался из клетки 
обыденности. А река 
судьбы течёт неумолимо, 
у каждого свой сложный путь - 
он дан нам свыше, так что мимо 
и не пройти, и не свернуть. 
Всю жизнь не думал о здоровье: 
ел, что придётся, и курил, 
в дела бросался вновь и вновь я - 
жил, в общем, не жалея сил. 
А силы нынче на исходе, 
и удивляться нет причин: 
всё соответствует природе. 
То странно лишь, что до седин 
я дожил в странной круговерти - 
моя в ней состояла жизнь. 
Ждать не хочу своей я смерти 
и говорю себе: держись!.. 
 


                                Судьба 

Жизнь не уложишь ни в какую схему. 
Она многообразна, как Галактика. 
Нельзя для жизни выстроить систему, 
теория - одно, другое - практика. 
И если ознакомиться с судьбою 
своею можно было бы заранее, 
то вряд ли человек тогда б с собою 
в согласье жил, имея это знание. 
Он бы страдал и тщетные попытки 
предпринимал, чтоб изменить течение 
существованья. Было б это пыткой 
непрекращающейся, без сомнения. 
Придумать схему жизни ведь любую 
возможно, но случится, как намечено 
судьбой. Понять бы истину простую: 
судьба в деталях только лишь изменчива, 
а в главном, в основном, так постоянна! 
Своё она имеет направление, 
и было бы для мирозданья странно 
вносить в неё большие изменения. 
Есть некая в ней предопределённость - 
как говорится, "на роду написано". 
Глупа к борьбе с судьбою наша склонность, 
смириться надо - ну, хотя бы мысленно. 

                                      *** 
 

Не жизнь, а так - существование, 
без радостей, без дел особых, 
ну, иногда - чуть-чуть страдания, 
разнообразить жизнь мне чтобы. 
А вообще, все дни бегущие 
похожи друг на друга как-то: 
вопросы - те же, все - насущные, 
и можно не гадать на картах,
определить чтоб направление 
и суть того, что будет дальше, 
в чём без гаданий нет сомнения, 
в чём нет ошибки или фальши. 
А суть такая, что не хочется 
ни говорить о ней, ни мыслить, 
ведь даже в имени и отчестве 
не станет никакого смысла. 
Пока ж меня зовут по-старому, 
мою определяя личность, 
так назван, видимо, недаром я - 
чтоб обозначить необычность 
мою. Не потому, что лучше я 
других на этом белом свете 
(у нас у всех одно грядущее - 
у всех, живущих на планете), 
а потому лишь, что понравилось 
родителям такое имя, 
поскольку есть такое правило 
(оно использовалось ими), 
что сочетанье "имя - отчество" 
на слух должно звучать приятно, 
когда сын выйдет из отрочества. 
Вот так и было, вероятно. 
...Всё, что сегодня, - преходящее, 
хоть не иду ещё ко дну я. 
Наступит грань, переводящая 
жизнь в категорию иную. 
А что потом - всё неизвестное, 
не поддающееся мыслям. 
Пока же жизнь довольно пресная, 
во времени она зависла. 
 

                                       *** 
 

Я трезво смотрю на вещи: 
осталось совсем немного, 
чтоб смыть, как водою вешней, 
мной пройденную дорогу. 
Жизнь прожита непростая, 
обычное всё в ней было: 
и радость была без края, 
и беды различной силы. 
Прошло всё. Теперь лишь память 
хранит обрывки былого, 
что возвращаются снами, 
в которых как будто снова. 
я нахожусь в прошлом где-то, 
волнуюсь и делаю что-то, 
на что-то ищу ответы - 
ну, в общем, жизни заботы. 
Сейчас другие проблемы, 
не те, что были когда-то, 
волнуют другие темы, 
как всех из нашего брата - 
из тех всех, кто не при деле, 
чей каждый день - как награда, 
чья жизнь уже на пределе... 
И помнить об этом надо. 

 
                      Сентиментальность 

Становятся, когда приходит время, 
слезливыми так часто старики! 
Такое происходит не со всеми, 
но я, увы, стал именно таким. 
Проснулась вдруг в душе сентиментальность, 
и влагой наполняются глаза... 
Как ни противлюсь этому, реальность - 
та на щеку попавшая слеза, 
когда услышу иль увижу что-то, 
что тронет струнку где-то в глубине 
моей души: любовь, добро, забота - 
всё, что присуще, кажется, и мне. 
Но эти качества, что есть у многих - 
есть, безусловно! - всё же, на беду, 
на перепутьях жизни, сложных, строгих 
находятся совсем не на виду. 
Скрывает их, чтоб не казаться слабым 
в общении с людьми - с людьми вокруг, - 
почти любой всю жизнь, стараясь, дабы 
не смог в его влезть душу даже друг, 
поскольку сокровенное есть в каждом - 
то, что не для чужих ушей и глаз, 
что для него - приоритет, что важно 
ему и раньше было и сейчас. 
Сейчас и для меня пора настала, 
как для других людей преклонных лет, 
когда корабль жизни у причала 
последнего застыл, и хода нет, 
а есть существованье в ожиданье, 
когда его свезут куда-нибудь... 
Не избежать уже с концом свиданья, 
ведь хода нет, назад не повернуть... 
А в это время слабость начинает 
вдруг проявляться, и замок с души 
слетает, улетает птичьей стаей, 
и то, что в ней, уже не заглушить. 
Растёт, растёт в душе, освобождённой 
от повседневной суеты теперь, 
сентиментальность. Может быть врождённой 
она, сейчас в неё открыта дверь. 
Отсюда - иногда глаза влажнеют, 
чего не наблюдал я до сих пор. 
И вряд ли нынче кто-нибудь посмеет 
поставить эту слабость мне в укор. 




                           Семейная жизнь 

В семейной жизни два момента важных: 
терпенье и забота о партнёре. 
Когда они имеются у граждан, 
то легче, может, пережить и горе. 
Конечно, если нет несчастий, лучше, 
и жизнь течёт размеренно и плавно. 
К любимому давно подобран ключик, 
и человек в судьбе он самый главный. 
Такое утверждение правдиво 
для каждого в любой семейной паре, 
коль эта пара хочет жить счастливо 
хоть в Киеве, хоть в Вене, хоть в Самаре. 
Здесь речь идёт о тех годах, в которых 
уже притихли бешеные страсти, 
и сохранённый в организме порох 
как будто подчинён рассудка власти. 
Как будто - потому, что постепенно 
любовь приобретает содержанье 
чуть-чуть иное - наступает смена 
приоритетов в ней, и очертанья 
всей жизни пары обретают чёткость: 
детей проблемы, будни и заботы, 
и каждый день из них привычно соткан, 
и невозможно изменить хоть что-то. 
Всё это - жизнь. Коль есть в ней уваженье 
друг к другу и забота друг о друге, 
то вряд ли могут возникать сомненья, 
что пара та в своём семейном круге 
полна любви - без всплесков, терпеливой, 
что будет согревать до самой смерти. 
В итоге не назвать семью счастливой 
нельзя. И это точно, уж поверьте. 




                             Родной язык 
 

Великий русский язык... 
Тургенев сказал отлично 
о нём. Ну а я привык 
на нём говорить обычно. 
Ха-ха - обычно!.. Привык... 
Какое смешное слово! 
Банальность, штамп и ярлык - 
позор языка родного. 
А он у меня в крови - 
он с детства меня частица. 
Достойным большой любви, 
им надо всю жизнь гордиться. 
Горжусь... Вполне грамотей, 
нюансы чувствую сразу. 
Но вот проблема, ей-ей: 
собраться не смог ни разу 
сравнить с языком другим 
я прелести все родного, 
поскольку не дружен с ним - 
с другим, не знаю ни слова. 
Конечно, приврал я здесь, 
и что-то в других знакомо. 
Чужой знать язык мне весь 
не вышло - я в нём не дома. 
А ведь чужестранцу свой 
язык всех других милее, 
ему он тоже родной, 
и кто ж порицать посмеет 
того чужестранца, коль 
язык свой лучшим он числит, 
ему он отводит роль, 
которую в своих мыслях 
я русскому отдаю? 
Всё так. Естественно это: 
язык свой, как мать свою, 
любить - как тут, так и где-то. 
 

                    Что происходит в мире? 

Что происходит в мире? Постоянно - 
убийства, взрывы и землетрясенья... 
О них рассказывают нам пространно 
все СМИ - подробно и без промедленья. 
Такое было прежде? Было тоже, 
но меньше по количеству, возможно. 
Скрывалось многое: зачем тревожить 
людей? Тогда такой заботой ложной 
у них подпитывалась, видно, гордость 
за строй советский, "самый лучший в мире", 
в котором у людей должна быть бодрость, 
в котором каждый по своей квартире 
получит аж к двухтысячному году.... 
Сейчас - смешно и вспоминать об этом. 
Сейчас в России тоже врут народу, 
но о другом. А что же с белым светом 
случилось? Катаклизмы - те явленья 
природы, что приносят людям беды, 
не отменить. Последствия их только 
уменьшить можно, но достичь победы 
над ними полной? Этому нисколько 
не верится. Но есть дела другие, 
исход которых от людей зависит, 
нужны лишь их намеренья благие, 
в делах реализованные мысли 
о том, что надо и как надо сделать, 
чтоб террористов извести под корень. 
Достигло возмущение предела 
их действиями - столько ими горя 
принесено на всей планете людям! 
В конце концов, их разобьют когда-то, 
но человечество их долго помнить будет 
и, вспоминая, крыть (простите!) матом. 
Что движет терроризмом? Алчность, злоба, 
слова, неверно понятые, Бога, 
пренебреженье даже жизнью, чтобы 
была в рай уготована дорога. 
И полное невежество. Незнанье 
и нежеланье знать, чего достигло 
всё человечество в трудах, страданьях 
тысячелетних. Колют, будто иглы, 
террористические акты страны. 
А люди ждут: когда же, ну когда же 
закончится всё это? Было б странно 
назвать им дату. Кто ж такое скажет? 

                                       ***
 
Пожухл осенний лист, багрян. 
С берёзы сыплются серёжки. 
Я тоже - от житейских ран - 
поник - слегка, чуть-чуть, немножко. 
Увы, осенняя пора 
так неотвратно наступает, 
что то, чем жил ещё вчера, - 
тускнеет, меркнет, умирает... 
 

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"