Перевалова Алла : другие произведения.

Дама

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Алла Перевалова
  
Дама
  
  Вступительная
  
  Эту книгу (хотя не совсем эту, у нее и название было другое - "Ирина Понаровская. Биография") я написала в 1997 году. Тогда же ее выпустило в свет издательство "Захаров". А в 2007 году я доработала текст (частично переписала и дополнила).
  Моя героиня - самая неформатная певица нашей страны (слово "неформатная", по-моему, означает нестроевая, то есть не вписываемая в армию середняков-стандартников). Она всю профессиональную жизнь на отшибе, особняком. Особенно, когда процветают дилетанты. Никогда не умела выгодно дружить, ублажать и лицемерить. Она живет по таким принципам, которые были уместны разве что в среде декабристов (и их жен), насколько мы это знаем по школьной программе. И вон как те пострадали.
  С этой женщиной мечтали переспать едва ли не все мужчины страны (и сейчас мечтают), но мало кто из них стремился помочь ее карьере. Наверное, дело в ее собственном отношении к этому. Если речь о любимом человеке, то такому она сама готова была служить. А если речь о расчете, то она не шла на подобные сделки, чтобы не чувствовать себя: а) униженной и б) зависимой.
  В минуты отчаяния она говорит, что такая как есть она здесь (на Родине) не уместна. Поэтому я выбрала героиней именно ее. Была мысль сделать двойной портрет, провести параллели: Пугачева и Понаровская. Но о Пугачевой и так много написано, и все понятно. Тридцать лет назад наша страна потянулась за ее дудочкой. И до сих пор расхлебывает: по-моему, не без ее влияния и потакания на нашей эстраде поет то, что поет. Ирина Понаровская - это скорее обобщенный образ людей, по которым тоскуешь, сидя в чрезмерной простоте, даже в упрощенности, как в нищете. В стране, где певицей номер один делают Пугачеву, а остальных задвигают в бэк-вокалистки, нет места этике и эстетике Понаровской. Я не люблю разговоров о том, что она родилась не там и не тогда. Родилась - значит, понадобилась. Рано или поздно это сработает: не современники, так потомки поймут предназначение. А пока я считаю, что Ирина Понаровская - это высокая планка для нашего общества, которое любит цитировать: мол, красота спасет мир. Не так. Красотою спасется мир. То есть не она а ля Брюс Уиллис должна вытаскивать мир из пропасти, а мир должен сделать над собой усилие, чтобы красотой себя доработать.
  
  Самый объективный взгляд на человека - это взгляд влюбленного. Если вам кажется, что этот взгляд обманчив, так как спустя время вы открываете в человеке не слишком-то приятные черты, это не значит, что поплохел он, просто потускнела, а то и выдохлась ваша любовь. Влюбленный открывает в человеке то хорошее, что в каждом есть. А плохое и открывать незачем - пусть задохнется в безвестности.
  Кто такая Дама? В словаре русского языка С.И. Ожегова есть три вида: 1. Женщина из интеллигентских, обычно обеспеченных городских кругов (устар.). Например: Дама сердца (возлюбленная; шутл.). Классная дама (надзирательница в женском учебном заведении до революции). 2. Женщина, танцующая в паре с кавалером. 3. Игральная карта с изображением женщины.
  Все подходит. На первый взгляд, она дама червовая: сердечная фигура. Но в незаурядную женщину вплетены и другие сущности: бубновая - фигура умная, крестовая - фигура находчивая, пиковая - фигура трагическая.
  
  
  

Часть первая

  

Прилежная ученица

  
  "Чем бы ты ни было безымянное "там",
  лишь бы мое "я" не покинуло меня, будь чем
  угодно, лишь бы оно перешло со мною в тот
   мир... Все внешнее - только тонкий слой
  краски на человеке... Я сам свое небо, сам
  свой ад..." ( Шиллер. "Разбойники").
  
  Женщина, которая права
  
  Она дотерпела. В 1986 году певица говорила: "Я завтра, а они еще сегодня", - под "они" подразумевая непонимающих ее. В 94-ом со свойственной ей проницательностью сказала: чувствую, наступает мое время. И через три года на нее накинулись с таким жадным любопытством, какого она никогда прежде не видела. Будто жизнь, наконец, востребовала ее героиню. Она стала знаком качества тех, кого выделило и множит пространство.
  Наконец-то Ирина Понаровская совпала с настоящим. Вся ее жизнь - это существование перед зеркалом. Иногда отражение радовало. Но и тогда не было точного попадания в ту фантазию, которая однажды ее заворожила. Может быть, она с ней родилась. И вот теперь зеркало выдало образ, который всегда был ей приятен. Зеркало нашло свою звезду.
  И 16 апреля 1997 года на столичной площадке перед концертным залом "Россия" люди увековечили символ времени, а не просто уложили плиту под ноги прохожим.
  Конечно, прежде случился скандал. Как можно было выбрать именно эту особу первой среди действующих фаворитов эстрады: народных, легендарных и прочих? На президента национальной премии "Овация" обрушилась волна гнева обойденных. И он попятился.
  Уже прошла пресс-конференция, уже журналисты оповещали народ о предстоящем заложении "звезды", биографию Понаровской растаскивали на кусочки газеты, журналы, телевидение, а Ирина сидела перед теми, кто затеял шум со "звездой", и слушала позорный лепет: мол, придется подождать недельки две-три, потом-то плиту с ее именем непременно заложат, а пока Совет "Овации" предлагает другие кандидатуры для первоочередного почитания. В самом деле: кто такая Понаровская?! Ни звания, ни других заслуг перед Отечеством. Одно имя. На Площади увековечены мэтры: Утесов, Козин, Шульженко, Бернес, Юрьева, Высоцкий, Цой... А ее достижения? 25 лет на сцене?
  Она заставила себя не заплакать и сказала: я сейчас попаду в реанимацию, и все ваши (мои!) концерты полетят к черту, и вы вместе с ними, и я расскажу всем, почему так произошло. Собеседники попятились вторично. Они ждали смирения от терпеливой женщины. Но больше всего на свете ее страшит позор. И там, где речь идет о чести и достоинстве, она непреклонна из последних сил. Отложить церемонию на Площади звезд - это затоптать ее имя.
  Не она тянула из "Овации" символическую плиту. Сами вызвались. Ее двадцатипятилетие на эстраде правильнее было бы праздновать год назад. 6 ноября 1971 года она впервые вышла на сцену. Но в 96-ом желающие помочь с сольными концертами только определились. И раньше будущей весны выступить не удалось. Так сложилось, что "Овация" тоже воспряла после долгого затишья и решила возобновить церемонию заложения плит на Площади звезд. Понаровская показалась достойной кандидатурой. Кто ж знал, что некоторые ее коллеги сочтут это оскорблением для себя. Она всегда готова была уступить последнее, самое почетное, место в сборных концертах. Уступила бы очередь и в этот раз. Только без публичного унижения. Ведь ее уже поздравляют!
  Сердце выдержало тот разговор. А голосовые связки нет. К тому же накануне первого концерта предательски разваливались декорации. Огромные атланты отказывались подчиняться и норовили переломиться, вместо того, чтобы величественно восстать из руин по мановению рук певицы. Гиганты символизировали мужчин ее жизни, которые якобы поддерживали Ирину, пока не оказывалось, что держатся за нее. Декорации, сами того не подозревая, отразили правду жизни. И будто последняя струна единственного ее инструмента лопнула. После первого концерта у Ирины пропал голос. Ей вкололи лошадиную дозу лекарств, но связки не отреагировали. Они были, как рваные куски мяса - следы побоища.
  Перед последним шоу закладывали "звезду". Играл духовой оркестр, рассыпался фейерверк, шампанское омывало плиту с ее именем, героиня обходила поклонников, ее губы шептали "спасибо" и посылали воздушные поцелуи, глаза плакали, спина держала осанку.
  3 июля 2006 года Площадь звезд перед гостиницей "Россия" ликвидировали строители. Устаревший отель московские власти решили заменить чем-то более современным. И рабочие выкорчевали из мостовой плиты, чтобы перевезти их на хранение с возможным перезаложением в другом месте. Свидетелями стали случайные прохожие, просившие подарить им именные "звезды" на память.
  На концерте голос Ирины звучал с надрывом, будто держался на ниточке. Это привносило драматизм в происходящее и соответствовало биографии. Три вечера в "России" она несла на себе и ломких атлантов, и более мелкие скульптуры, и живых участников ее триумфа. Она все и всех прикрыла собой, как ей это свойственно. Шоу жизни под девизом: не дождетесь! Хотя называлась программа "Женщина всегда права". Это соло она репетировала девять лет. Так давно не было ее концертов в "России".
  А потом выступала в Санкт-Петербурге, где подлеченным голосом отчитывалась перед родным городом. И зал долго не отпускал свою "аккуратную девочку из музыкальной семьи" (характеристика из стихотворения, прочитанного Борисом Моисеевым за кадром в качестве вступительного слова к концерту).
  В 5 лет она подступала к роялю переворачивать ноты родителям. В 15 напевала мелодии из французских фильмов "Шербурские зонтики" и "Девушки из Рошфора". В 25 солировала в джаз-оркестре Олега Лундстрема. В 35 показывала свое первое шоу в концертном зале "Россия". В 45 ей предложили спеть на Бродвее: программу "Женщина всегда права" она показала в Америке, и местный продюсер сравнил ее с Марлен Дитрих, только с бОльшим голосом, сказав, что Америка тоскует по такому благородству. Ее поступь неспешна, а победы выстраданы. Так сложилось еще до рождения. Словно явилась из духа противоречия и ни на миг ему не изменила.
  
  "Мышонка пришли рожать?"
  
  Ирина родилась семимесячной и нежеланной. Мама и хинином пыталась ее вывести, и водкой, и горячей ванной, и на танцах отплясывала, чтобы произошел выкидыш. Потому что аборт делать запретили. Но зародыш удержался. Зачем-то ему это было нужно.
  Нина Николаевна вовсе не жестокая женщина, не любящая детей. У нее уже рос сын Саша, рожденный в 1947 году, во все еще голодное время, особенно для переживших блокаду. Семья в войну оставалась в Ленинграде. В 1941-ом Нине исполнилось четырнадцать, и она устроилась на завод перематывать моторы. Ее отец - Николай Арнольди - служил начальником противовоздушной обороны Петроградского района. Однажды за ним пришли. Людей не арестовывали, их забирали, как похищали, выдергивая из нормальной жизни в некую аномалию. Дочь помнит его последние слова: запомни, я ни в чем не виноват. Сейчас Нина Николаевна так объясняет случившееся: ну, произнес пару раз, мол, призывают защищать город, а защищать нечем - на сто солдат одна винтовка, видимо, кто-то зафиксировал эти или другие опасные слова, написал донос. Николая приговорили к расстрелу. Жена умоляла его попросить о помиловании. Сначала он отказался: этим я признаю, что виноват, а вины-то нет. Потом все же написал ходатайство: расстрел заменили десятью годами. Нина носила отцу в тюрьму табак и кусочки хлеба, пока его не перевезли на Большую землю (так блокадники называли Родину), в город Рыбинск. Семья получила единственное письмо с просьбой о лекарствах. Кажется, в лагере случилась эпидемия дизентерии. Она и сгубила мужчину с косой саженью в плечах, борца, красавца.
  А мог ли выжить в то время человек с итальянской фамилией Арнольди? Беспартийный начальник. Племянник генерала царской армии. Его дядя пострадал из-за чувства: лишился чинов и удостоился всеобщего презрения, потому что полюбил уличную женщину и женился на ней. Тогда этого не прощали. Племяннику не простили другого.
  Николай Арнольди тоже безумно любил свою жену Шарлотту, с не менее опасным чем у него происхождением. В ней текла польско-немецкая кровь. Родилась в городе Ямбурге (теперь Кингисепп). В 1917 году оказалась в Нарвской крепости как заложница. Город тогда переходил от белых к красным и обратно. Мама Шарлотты совсем запуталась, какая власть за окном. К тому же она, родом из Берлина, плохо знала русский язык. Как-то в дом явились вооруженные люди, спросили: где твой сын? Она с сильным акцентом выговорила что-то про большевиков, не очень понимая, кто стоит перед ней и чего хотят. Видимо, стояли белогвардейцы, потому что, услышав неприятное слово "большевик", забрали Шарлотту как сестру врага в крепость, заставляли работать в госпитале, за неподчинение наказывали нагайкой.
  Потом двадцать лет ей довелось пожить любимой женой. Николай Арнольди каждое воскресенье покупал Шарлотте драгоценности вроде кольца Фаберже, клал его на черную бархотку и заворожено наблюдал игру света на бриллиантовых гранях. Будучи инженером-электриком он мог неделю не выходить из мастерской, чтобы заработать деньги на украшение для жены. И любоваться ею, красивой, дородной женщиной. Она работала в большом ленинградском гастрономе старшим кассиром. Королевой сидела за аппаратом. Муж наряжал ее в меха и страшно ревновал.
  Оставшись без Николая в сорок один год, она больше не вышла замуж. Поработала недолго парикмахером. Потом устроилась на хлебозавод. А в 1947 году стала бабушкой и оставалась ею почти пятьдесят лет. Шарлотта была ровесницей века, ушла из жизни в 96. И семья осиротела, как государство, потерявшее флаг.
  Впрочем, она живет во внучке и знанием немецкого языка, и умением стричь, вкусно готовить, и сильными руками, и всем, что еще вложила в нее, чем защитила на годы вперед. И ради этого тоже девочка должна была появиться.
  История личностна. В марте 1953 года умер Иосиф Сталин. В марте 1953 года родилась Ирина Понаровская. Это не параллель и не последовательность. Просто то и другое - события.
  Вот что помнит Нина Николаевна: "Может быть, преждевременные роды связаны и с потрясением. Всеобщий гипноз, слезы, по радио Шуман, "Аве Мария", вокруг раздавались слова: "Лучше бы мой отец и сын погибли, а не Отец родной. Солнце погасло!" Я тогда работала концертмейстером в музыкальной школе при консерватории, вечерами играла в кинотеатре перед сеансом и давала частные уроки. Через весь город уже со схватками ехала домой. Мне так хотелось спать, я мечтала: еще бы одну ночь поспать, а потом все что угодно, даже рожать. Но все-таки решила заехать в больницу. Живота совсем не было. На работе никто не подозревал, что я беременна. В больнице тоже удивились: мышонка пришли рожать? Утром она появилась. Маленькая - кило восемьсот, без ногтей, ресниц, бровей. Я даже заплакала от ужаса, потому что она выглядела как бабка ежка. Три дня лежала в камере, ее кормили через пипетку в нос. Вот уж тогда я исстрадалась: не дай бог погибнет! А дней через десять муж дал шефские концерты в санатории матери и ребенка, и меня с дочкой туда взяли. Это бывший графский особняк с зеркалами от пола до потолка, роскошными лестницами и стенами из настоящего дерева. Нас хорошо кормили - мы выбирали по меню, как в ресторане. Месяц там прожили".
  Что сохраняет детская память? Как это потом сказывается? Опять же гены...
  Виталий Борисович Понаровский, муж Нины Николаевны, руководил джаз-оркестром в ресторане "Астория". Место сбора ленинградского бомонда. Коллектив он сплотил, учась в консерватории по классу виолончели, где и познакомился с будущей женой - она занималась в классе фортепиано. Его так и затянула эстрада, а Нина Николаевна осталась верна классике. Со свекровью у нее были натянутые отношения, хотя та тоже пианистка. Но, видимо, материнский инстинкт не мог смириться с присутствием рядом с сыном другой женщины. Свекор по профессии был ревизор, одно время занимал пост заместителя наркома финансов. Искрящийся человек, женщины были от него без ума. Родом Понаровские с Западной Украины. Смесь польско-еврейских кровей.
  Вот такие гены несла в себе девочка, досрочно вырвавшаяся на свет. Причем, папа обрадовался ее рождению больше мамы. Вероятно, пришла пора проснуться его родительскому инстинкту. Когда Нина Николаевна рожала Сашу, муж ушел из дома и где-то пропадал: молодость, внешность, обаяние. Виталий Понаровский слыл покорителем женских сердец. А мужчины находили в нем хорошего друга. И, наверное, так случалось, что его силы, энергия, оптимизм расходовались на посторонних, семье же доставалась малая доля. С годами и эта малость уменьшалась. Как скажет гораздо позже Ирина: отцу следовало уйти из семьи, когда я родилась, уже тогда у них с мамой не было лада. Но Нина Николаевна терпела и много работала. А с сыном у нее установилась особая связь - Саша стал истинно ее мужчиной в семье.
  Дочь же родилась строптивицей. По словам мамы: "Ира даже ребенком все вопросы решала сама. И училась исключительно на собственных ошибках, не слушая советов и предостережений. Никогда не подчинялась. Ей говорили: читай - она писала. Говорили: пиши - играла на рояле. Демонстративно, подчеркивая своеволие. В 21.00 собирала учебники, даже если не закончила уроки, говорила: "Мне мало дела, ребенок должен спать", - и ложилась. А утром доделывала. Или в транспорте, по дороге".
  Однажды зимой, проснувшись среди ночи и глянув на часы, девочка перепутала часовую стрелку с минутной и в панике стала одеваться в школу, беспокоясь, что уже катастрофически опаздывает, на завтрак времени нет, надо бежать. Уже тогда, ученицей четвертого класса, она была очень пунктуальна, с годами определив это для себя как дело чести. На улице шел снег, другого движения не было. Девочка стояла на безлюдной трамвайной остановке и не понимала, почему вокруг пусто. Вдали на столбе висели часы, Ира сняла очки и вгляделась в циферблат: без десяти три. Она покорно приняла истину и побрела обратно. Ключей у нее не было, пришлось звонить в дверь. Открыла бабушка и чуть не упала в обморок: "Миленькая, откуда ты?" "В школу ходила", - спокойно ответила примерная ученица.
  Если Саша унаследовал внешность отца и натуру мамы, то характер Иры ни на чей в семье не походил, разве что какие-то отдаленные родственники проявились. Имя ей дал папа, мама хотела назвать Шарлоттой, но муж настоял, возможно, у него была дама сердца с таким именем, предположила впоследствии Нина Николаевна.
  
  Семья с музыкой и характерами
  
  Девочка росла на Петроградской стороне, пропитанной духом революции. С парком имени Ленина и памятником Стерегущему. С музеем вождя в особняке балерины Кшесинской, с балкона которого Владимир Ильич возвестил, что то, о чем так долго говорили большевики, свершилось.
  Семья жила в коммуналке из четырех комнат. Некогда это была квартира Николая и Шарлотты Арнольди, но после войны хозяев уплотнили, подселив еще жильцов. И в двадцатичетырехметровой комнате размещались: Шарлотта, Виталий Борисович, Нина Николаевна, Саша и Ира. А еще: кабинетный рояль, контрабас, виолончель, арфа.
  Жили музыкально, с чем мирились все соседи, тем более, что в еще одной семье рос мальчик, игравший на рояле, а его мама была классическая гитаристка.
  Основные события происходили на сорокаметровой кухне, где все вместе пили чай, сплетничали, хохотали, ругались. Бабушка Шарлотта часто гоняла одинокую соседку за нечистоплотность. У всей квартиры она вызывала отвращение, когда жарила селедку. Ее кухонный стол был завален вонючими тряпками. И однажды терпение Шарлотты иссякло: она загнала соседку метлой в ее комнату, заявив, что не выпустит на кухню, пока та не приучится убирать свою грязь. Остальные жили дружно.
  Маленькая Ира спала с бабушкой на узкой кровати за сервантом. Выросла - перебралась на раскладушку под рояль. У Саши было раскладное кресло-кровать. А мама с папой - на раскладном диване посреди комнаты. Еще и родственников принимали-устраивали. Часто приезжала бабушкина сестра из Москвы - Тамара Лищяк. Важная личность в судьбе Ирины. Так как она была крестной Нины Николаевны, Ира называла ее Кока.
  Царственная москвичка. До революции Кока имела ложу в Большом театре. К ней на дачу, в Подмосковье, Ира ездила два-три лета. Вместо пионерских лагерей, где как-то раз очутился Саша, и родители вынуждены были досрочно его забрать, так как он ничего не ел и всех дичился. С дочерью таких экспериментов не проводили. Дети в этой семье росли одинокими индивидуальностями.
  Иру уже в шесть лет звали мудрой старушкой. И спокойно могли отправить одну на поезде в Москву. Конечно, просили присмотреть соседей по купе. Конечно, провожали, а там встречали. Но ночь она ехала сама. С детских лет на нее можно было положиться. И в школу добиралась самостоятельно - сорок минут с тремя пересадками.
  Школа - это особая мелодрама ее жизни, точнее - поступление туда. Чуть позже. Она еще играет в куклы: любимый медвежонок, голый пупс и набор игрушечной мебели и посуды. Никаких красоток с пышными волосами и сменой нарядов. Может быть, потом, в будущем, она сама для себя станет той куклой, которую захочется одевать и переодевать, причесывать и перепричесывать, чтобы восстановить детские пробелы. Все мы восполняем лишения при первой же возможности. Не это ли основной стимул наших достижений: добыть то, о чем даже не мечталось, настолько было нереально, а то и неведомо?!
  Ира никогда не устраивала родителям сцен из-за того, что ей не купили чего-то желанного.
  Как она, став мамой, будет объяснять взрослеющему сыну результат сложения любви к роскоши и жизни без претензий. Когда родители его приятеля купили ребенку очень дорогую машинку, Энтони ночь не спал от переживаний: у Гоши есть, а у него нет. И тогда мама сказала: "Дорогой мой, английская королева живет в замке и у нее много красивых драгоценностей. Я тоже хочу, но я не плачу по ночам из-за отсутствия этого. Разве нет людей богаче меня?! Просто у меня своя жизнь и свои игрушки. Попроси Гошу дать тебе поиграть с его машинкой. Он же твой друг". Конечно, Энтони понятия не имел об английской королеве и не представлял, почему маме так хочется видеть у подъезда карету, запряженную лошадьми. Но Ирина будет говорить с ним так, как разговаривали с ней.
  Если она слышала от родителей: у нас нет денег, чтобы это купить, - второй раз никогда не просила. Гордость родилась впереди нее. Она не позволяла на себя кричать, тем более поднимать руку.
  Гуляла как-то шестилетняя Ирочка во дворе. А бабушка лежала больная, и маме, чтобы уйти по делам, требовалось с кем-то ее оставить. Она позвала дочь. И та пришла через час. Тогда-то мама впервые взяла ремень и неумело попыталась стегануть девочку. Попытка дорого стоила: Ирочка долго потом не разговаривала с мамой.
  А то еще как-то вернувшись домой из школы, она не повесила форму как следует, а бросила на стул. И папа в воспитательных целях усугубил неряшливость - кинул платье дочери на пол и слегка потоптал. Так Ирочка и папе бойкот объявила. Он уж и не рад был своему поступку.
  Без слез, без криков она могла так посмотреть на человека, будто он пустое место, в упор не видела. Лучше б уж в истерике билась. Мама не помнит дочь плачущей, только, может быть, от страшной обиды и то отвернувшись и стиснув зубы, то есть молча, по-взрослому.
  В общем-то, проблем с ней не было. "Она росла, как сорнячок", - по словам Нины Николаевны. Сама собой занималась и вполне довольствовалась таким обществом. Тихая, задумчивая. С пяти лет в очках: у нее были астигматизм и косоглазие. Одно время ходила с черной повязкой, как пират. Мама называла ее: "Некрасивая моя красавица!" Потом глаза выправились. Но очки ей нравились. И поесть любила. До того наелась, что к тринадцати годам весила 78 килограммов. Может быть, восполняла собственную недоношенность при рождении? Хотелось стать большой, полноценной, вот и набирала вес в глазах окружающих. И еще она любила учиться - впитывала знания, которые сама выделяла как интересные для себя.
  Спустя целую жизнь ей зададут вопрос: можно ли научиться быть очаровательной женщиной? И она поделится опытом: "Я и сейчас не очень верю в свою привлекательность. Я знаю, что выгляжу уверенной в себе, но это уверенность не красивой женщины, а состоявшегося человека. Главное в любой женщине - не красота, а стиль. Это что-то такое, что чувствуешь кожей, будто легкий ветерок. А это, оказывается, женщина прошла. И не красавица, и не в шиншиллу одета, но глаз оторвать невозможно. И тут как раз многому можно научиться. Меня вот мама учила, как правильно ходить: "Ирочка! Женщина должна ходить как будто бы по одной линии, ставя одну ножку перед другой". И я научилась! И садиться училась, и вставать, и держать чашечку кофе. Я очень любила смотреть исторические фильмы про всяческих принцесс и потом копировала их жесты. И еще - если вам нравится, как человек одевается, как он ходит, говорит - не бойтесь подглядывать за ним и у него учиться. В детстве у нас дома собиралось много замечательных людей. И я подглядывала. Иногда даже самым настоящим образом - в щелочку..."
  Кока учила ее красиво сервировать стол и относиться к еде, как к церемонии. На подмосковной даче в Кратово они жили ритуалами, будто старосветские помещики. Утром идут на озеро купаться, потом два часа чаевничают, ведя беседы, потом определяют, на северной или южной веранде обедать. Кока учила Иру искусству быта. И внушала: повзрослеешь - перебирайся в Москву, Ленинград - чопорный, холодный, а Москва - теплая старушка.
  Сама же, похоронив третьего мужа, вынуждена была вернуться в "чопорный и холодный" город, поближе к сестре. Из двухкомнатной квартиры в центре Москвы переехала в ленинградскую коммуналку, где ее комната по форме напоминала трамвайный вагон - узкий прямоугольник. Но она довольствовалась тем, что обмен произошел с интеллигентным человеком, художником с "Ленфильма". А еще рядом с домом были сберкасса, почта, продовольственный магазин, химчистка, прачечная. Все, на чем она настаивала. Шестикомнатную дачу в Кратово оставила детям умершего мужа от предыдущего брака, договорившись об одной комнате для себя в пожизненное пользование. Но так и не выбралась туда больше. В семье Понаровских-Арнольди Тамару Андреевну (Коку) шутливо называли "наша барыня". Как-то она обронила фразу: если б меня похоронили с титулом графини, я сейчас бы умерла.
  Последние годы Кока провела в психиатрической больнице под Ленинградом, теряя рассудок. Скончалась в 1979 году в возрасте 89 лет. Ира навещала ее до последнего. Своих детей у Коки не было.
  Это она дала деньги сестре на отдельную ленинградскую квартиру. Первый кооператив в городе - чуть в стороне от Московского проспекта, на улице Победы. Чтобы детям было где заниматься. Ирине исполнилось 13, когда семья переехала в новое жилище, состоящее из трех комнат: каждое поколение получило место для самопроявления.
  
  Марья Федоровна и балалайка
  
  В пять лет Ира, едва проснувшись, не умываясь, в ночной рубашке, открывала крышку рояля и что-то бренчала. Ведь все вокруг играли: брат, мама, папа. Кроме бабули, которая пекла вкусные пирожки и содержала в чистоте дом. И ленинградский, и тот, что в Усть-Нарве. До сих пор это семейная дача. До сих пор знакомые называют ее "Шарлоттен хаус". Лет с тринадцати Ира ездила туда летом одна и жила припеваючи, пока подтягивались остальные члены семьи.
  Услышав дочкины попытки музицировать, мама начала с ней заниматься. А когда уезжала на гастроли, рядом с инструментом садилась бабушка, нот не знавшая, но в молодости имевшая хороший голос и певшая в кирхе на клиросе.
  Нина Николаевна в 1966 году на Всесоюзном конкурсе в Москве аккомпанировала на рояле ученику ленинградской музыкальной школы при консерватории Михаилу Майскому, ставшему впоследствии знаменитым виолончелистом (уже много лет живет за рубежом). Членом жюри конкурса был Мстислав Растропович. Тогда Нина Николаевна с ним и познакомилась. Спустя некоторое время состоялся конкурс им. Чайковского, где Ленинград представлял Майский, остальные - москвичи, ученики Растроповича. Мстислав Леопольдович взялся опекать Михаила. И Нину Николаевну. Она вспоминает, как во время занятий с учениками он садился за рояль и играл так, что она думала: мне еще учиться и учиться. Хотя сам Растропович настолько оценил ее профессионализм, что свои уроки без нее не мыслил, отчего московские коллеги Нины Николаевны обижались и завидовали: почему концертмейстер из Ленинграда, неужели столичные хуже? В конце 60-х Нина Николаевна вместе с воспитанниками Растроповича ездила на международные конкурсы и получала дипломы "за лучший аккомпанемент".
  Мама много рассказывала дочери о Растроповиче, поскольку была очарована им и нуждалась в слушателях, которым можно передать это очарование. Впоследствии Нина Николаевна вздыхала: "Окружающие подозревали между нами роман, странно, что он на самом деле не случился". Один из мужей Понаровской - доктор Дима - очарует ее и тем, что внешне напомнит Растроповича, а взаимоотношения Мстислава Леопольдовича с супругой - Галиной Вишневской - осядут в голове Ирины идеальным браком. Она с удовольствием вспоминает рассказы мамы о Растроповиче: "Он мог приехать на концерт в безумном перламутровом костюме и шерстяных носках. Потом выходил на улицу, и ученики начинали льстить ему: "Как удачно вы подобрали костюм под цвет "Мерседеса". Он отвечал: "Это я машину под костюм выбирал". У него были любимые духи "Магриф". Он обливался ими, как из лейки. Вокруг говорили: "Ах, какой у вас парфюм!" А он улыбался: "Это я так потею". Искрометность обаяния и таланта в мужчине всегда завораживали и маму, и дочь. Но только оставшиеся на расстоянии вызывали их благоговение и интерес пожизненно. Те, с кем судьба обручала, не удерживались на пьедестале.
  В семь лет Ира поступала в музыкальную школу при консерватории, где учился брат и работала мама: простучала заданный ритм, сыграла мелодию от одной ноты до другой, спела песню - первую строчку вслух, вторую про себя, третью опять вслух, не сбиваясь с тональности, - и заработала "четыре с плюсом", проходной балл.
  А дальше было так: "Отучилась я два месяца, и вдруг маме говорят: ваша дочь отчислена. Училась я по классу фортепиано на одни пятерки. Конечно, мама удивилась. Ей объяснили: нам не нужен второй Понаровский, имея в виду Сашу, который по специальности шел очень хорошо, а по другим предметам всех педагогов замучил. Потом мы узнали, что по звонку нужно было принять девочку, которая недобрала баллов". А так как количество учащихся ограничено, то новичок не мог быть принят, пока кого-то не "ушли". И отметки Иры вымарали из журнала черной тушью.
  Нина Николаевна впервые в жизни пошла в райком партии, где услышала, что ребенка из первого класса, от первой учительницы может вырвать только смерть. "А что делать, если "смерть" в лице директора запретила ходить в школу? - Все равно водите".
  И мама водила. По распоряжению директора, на входе перед началом занятий стояла классный руководитель и со слезами на глазах отгоняла бывшую ученицу от школы. А потом сам директор вызвал Нину Николаевну и пригрозил увольнением за использование служебного положения. И мама говорила дочке, просившей разбудить ее пораньше, чтобы повторить сольфеджио: ты сильно кашляла ночью, посиди дома, полечись. Дочка требовала горчичники и плакала. Ей хотелось именно в ту школу. Потому что там Саша, мама, там девочки перед учителями приседают в реверансе, а мальчики склоняют головы.
  Но родители уже устраивали ее в обычную школу, причем под угрозой штрафа за прогул четверти. Был вариант: в Центральную Музыкальную Школу при московской консерватории. Но материнское сердце возмутилось: такую маленькую в интернат при живых родителях! И ждала Иру в средней школе незабываемая учительница Марья Федоровна, которая не ленилась принести в класс балалайку, вызвать Понаровскую к доске и сказать: эй, музыкантша, сыграй-ка нам на балалайке. Это она организовала такое трио: один на ложках, другой на треугольнике, а этой - балалайку. Чтоб не воображала.
  "Однажды в школе был утренник. Я училась во втором классе, - вспоминает Понаровская, - а мы тогда носили простые чулки в резинку, колгот не знали, мне же все эти чулки были коротки, потому что ножки толстые. И мама купила безразмерные эластичные - специально для праздника. Она сама таких не имела. Марья Федоровна выставила меня перед классом, задрала мне юбку и кричала: какой позор, что ты носишь такие чулки!"
  Не Марью ли Федоровну вспоминала потом Ирина, уже будучи певицей, когда слышала язвительные реплики по поводу частой смены нарядов и вопиющей шикарности облика? Спасибо учительнице, ставшей одной из тех, кому противоречит Понаровская всю жизнь.
  В школе ей резали бритвой платье, потому что единственное в классе оно было не простое, а плиссированное - мама сшила.
  Приходила Ира домой, сдерживая слезы, а по утрам, когда собиралась на занятия, ее рвало. Съест что-то, а оно тут же обратно. Врач определил невроз. Это у нее рефлекс выработался, как у собаки Павлова, - на унижения. Школой тошнило - от Марьи Федоровны пыталась освободиться.
  Три года длились муки. Одновременно она ходила в районную музыкалку, где педагог лупила ее по пальцам, приговаривая: не донесла, не донесла... Какой-то образ она, видите ли, не доносила. Зато продолжала нести в себе мечту о настоящей школе.
  Нина Николаевна: "Через год Ира опять поступала в десятилетку при консерватории. По сольфеджио получила уже четверку, то есть слух якобы стал хуже. К третьему поступлению готовилась с очень хорошим педагогом, но ее снова не приняли, сказав, что дрессированные обезьянки им не нужны. Когда Ире сообщили результат, она вышла ко мне с полными слез глазами и сказала: "Мама, ты только не огорчайся, я и в четвертый раз пойду сдавать". Но вдруг среди года директор вызвал меня к себе и говорит: "Есть возможность взять вашу дочь на арфу". Оказывается, Таня Гринденко, известная нынче скрипачка, переехала вместе с родителями в Москву, и освободилось место в классе струнных инструментов. А Ире хоть на тарелках играть, лишь бы в этой школе. И до восьмого класса она была арфисткой, попутно занимаясь на рояле".
  Одноклассники звали ее Поня. Это не обижало, потому что у папы среди коллег было такое же прозвище.
  Девочка Таня, которую в первый класс взяли по звонку на место Иры, стала в школьные годы ее лучшей подругой. Но так и не узнала, какую роль сыграла в детстве Понаровской. Пианистки из нее потом не вышло, поступила в Литературный институт и работает преподавателем русского языка и литературы. А вторая школьная подруга Света - скрипачка в оркестре Мариинки. Вот и все, кому Ира доверяла девичьи секреты. "Мы много разговаривали, строили планы. Говорили и о мальчиках, и о тряпках, и о прическах. Бегали в мороженицу на Невском проспекте. Больше всего я любила мороженое с орехами, а еще кофейное и фруктовое в стаканчике по семь копеек".
  Родители Светы танцевали на сцене Кировского театра оперы и балета (Мариинки). Ездили на гастроли за границу и привозили оттуда красивые вещи. И были у Светы туфельки: коричневые, перламутровые, остроносые. И так они ей шли, потому что сама девочка походила на куколку: миниатюрная, тоненькая, с узкой ножкой. Ира могла весь урок разглядывать эти туфельки. Смотрела и понимала, что ей таких не иметь.
  А еще Света приносила в школу бутерброды с импортной ветчиной. Не то чтобы Ирина питалась непонятно чем, но та ветчина осталась в ее памяти, как бред какой-то, как грезы о Прекрасной даме. В разные годы эта "Дама" принимала разные обличья. Бывала и туфелькой, и бутербродом.
  Кстати, еще о туфлях. Как-то подруги собрались в театр, и Ира без спросу обула мамины. Что ей за это было! За "без спросу". Но очень хотелось выглядеть взрослой и нарядной.
  В старших классах она ходила в перешитой маминой черной юбке и папиной темно-синей трикотажной рубашке. Бабушка случайно постирала ее в горячей воде и та села. А чтобы как-то разнообразить одеяние, Ирина то заправляла рубашку в юбку и надевала лаковый поясок, то носила поверх юбки и в кармашек вкладывала платочек в горошек, то повязывала косынку вокруг шеи, расстегивая верхнюю пуговицу, то галстук носила, то косынку брошкой закалывала. И окружающие говорили, что Понаровская меняет наряды. С одной юбкой и рубашкой.
  Видимо, каждая новая деталь чуть-чуть меняла ее сущность: пунктир походки, штрихи эмоций, блеск глаз. И впоследствии так. То она на сцене Клеопатра, то Мария Стюарт, то Миледи из "Трех мушкетеров". Образы сострадательные и величавые. Это и благодаря разноцветным парикам такое разнообразие. Но до него еще жить.
  Просто уже в восьмом классе учителя стыдили ее за то, что она якобы носит шиньон. У нее же были очень длинные волосы, и Ира по-разному их укладывала. Чтобы доказать отсутствие шиньона, приходилось раскалывать и распускать. После девятого класса вовсе устала от волос. Заплетать косу приходилось просить бабушку, а Ире хотелось чувствовать себя самостоятельной. И она упросила маму состричь волосы хотя бы до плеч. Стала носить конский хвост - кожа на висках при этом слегка натягивалась, глаза приобретали кошачий разрез, а брови, как у лани, становились еще крылатее. Все это Ира подмечала: что идет, что нет. Например, мини было противопоказано с толстыми ногами, значит, юбки и платья нужны удлиненные.
  Полноте она объявила войну в том же девятом. Ее переломный возраст. До этого не страдала: пышка так пышка, зато ни в чем себе не отказываешь - берешь булку, разрезаешь вдоль, намазываешь каждую половинку вареньем и запиваешь лимонадом!
  По сей день ее иссушенное голоданием, диетами, раздельным питанием и прочими оздоровительными акциями тело завидует женщинам, которые могут есть все и не поправляться. Только железная воля Понаровской способна держать фигуру в заданных рамках.
  А было время, когда на ехидные реплики брата: "Ты такая толстая, мальчики тебя не будут любить!" - она отвечала: "Мужчины не собаки, на кости не бросаются". Сам же Саша выглядел, как скелет. Приносили им по шоколадке, он свою с радостью скармливал сестре. Любил ее очень - подходил к кроватке с маленькой еще Ирой и целовал в попку, в ножку, что подворачивалось.
  В 15 лет Саша заболел - массу всяких недугов обнаружили. Вот тогда уже ему доставалось самое лучшее. И сестра не возражала. На много лет вперед она привыкла съедать от курицы только крылышко, потому что ножку отдавали Саше.
  Старший брат - это вера сестры в собственную защищенность. Надежный мужчина, который любит тебя просто потому, что ты ему родная. Одна кровь. И все последующие вздохи Ирины: "Муж не родственник" - выдают тоску по тем - детским - отношениям девочки и ее брата.
  Школьных романов у нее не было. Нравился в девятом классе молодой преподаватель математики. Но это скорее праздник глаз, не более: старше неинтересных сверстников и моложе других педагогов. Мама еще помнит мальчика, в один день с которым Ира родилась: "Виделись они чаще летом, потому что наши дачи располагались по соседству. Со мной она не откровенничала, просто я слышала, как подружке рассказывала про Славика. Они редко встречались в городе. Как-то он пригласил ее на день рождения. А Ира не знала точного адреса, и ей не понравилось, что он не предложил ее встретить. В общем, она не пошла, хотя была влюблена". Для нее очень важны внешние атрибуты отношений: как обставлено. Таков ее рок во всех последующих влюбленностях. Сама же она о своей первой любви сказала так: "Первая любовь у меня случилась после школы. В школе я была такая непрезентабельная, хотя мне говорили, что я самая красивая, несмотря на то, что такая пухленькая, но это понимали учителя, а мальчикам нравились другие девочки. Я была тихая, все время в себе. Я и сейчас немножко в себе, хотя в общении откровенна, но у этой откровенности есть пределы". А первый поцелуй в ее памяти не сохранился, или она просто не захотела напрягать память: "Первый поцелуй - это так страшно, в таком нерве, что легко может забыться. Первый поцелуй всегда же по страсти, по чувству, во всяком случае так должно быть. А когда чувство - это же сознание теряешь, все улетает куда-то. Он может быть очень сладким, но из-за того, что исчезает контроль, ты не помнишь, какой он. Так же, как не помнишь первую ночь с мужчиной, которого безумно хочешь. И, как правило, она неудачная, нервная, и ты не понимаешь, хорошо тебе или плохо". Однажды она обмолвилась, что "первая ночь" у нее случилась в девятнадцать лет.
  
  Телесные муки
  
  Почему Понаровская начала худеть? Потому что начала петь. Миллион раз посмотрев французские фильмы "Шербурские зонтики" и "Девушки из Рошфора", Ира дома тихонько воспроизводила голосом мелодии, да так точно, что даже музыкально неграмотная Шарлотта взмолилась: покажите вы ее кому-нибудь, она так славно поет! На что Виталий Борисович вспылил: "Что вы делаете из нее певицу?!" Нину Николаевну окружали классические музыканты, это отец обитал в эстрадном мире, работая с тогдашними кумирами: Беном Бенциановым, Эдуардом Хилем, Симоном Коганом. Папа казался Ире настоящим артистом: у него гастроли, он выходит на сцену. Она стояла за кулисами его концертов и смотрела на публику. Может быть, как на Светины туфельки.
  В общем, папа уступил Шарлотте. Бабушка была самым близким Ирине человеком в семье: как спали бок о бок, так и жили сиамскими близнецами. Бабушка и определила ее млечный путь. Виталий Борисович отвез дочь к Лине Борисовне Архангельской, великому питерскому педагогу по вокалу. У нее сотни учеников на эстраде. По словам Ирины, эта бравурная, пышная женщина с изумительными карими глазами и длинными бархатными ресницами была очень заразительным преподавателем и добрейшей души человеком. К ней хотелось ходить и ходить.
  На первом занятии Архангельская ничего особенного не сказала: посмотрим. Но Ира уже загорелась. К ее влечению отнеслись всерьез, ей выказали доверие - значит, тьму шишек набьет, массу башмаков износит, связки в канат скрутит, но до самых основ дотрудится. Так у нее во всем. Научиться плавать? Бухнется в воду и пока не поплывет - не вылезет. Кататься на велосипеде? В синяк превратится, но не бросит, пока не поедет. Роликовые коньки? Нет проблем. Все, за что берется, узнает досконально. Чтобы, выступая, не нарваться на насмешку.
  Кроме занятий у Лины Борисовны Ирине хотелось еще чего-то, связанного с пением. Она услышала по радио, что ансамбль "Калинка" ищет солистку и в Театре эстрады состоится прослушивание. Отправилась самостоятельно. И ее оскорбили - выставили за дверь со словами: не с такой фигурой идти на сцену. Помнит ли тот музыкант, глядя на нынешнюю Понаровскую, о своем вкладе в ее внешность?
  Как сказала Нина Николаевна: "Ее похудание - это мои морщины. То она пила какие-то таблетки, то ничего не ела. Как-то поехали с ней в Сочи, и в доме отдыха все удивлялись: ее еда состояла за целый день из стакана сока и яйца. От хлеба отказалась. Не знаю, в кого она такой стоик. Если стрессовая ситуация, я совершенно теряю голову, а она сконцентрируется, все спокойно обдумает и найдет выход. На художественную гимнастику себя определила. Педагог противилась: как можно заниматься при такой полноте? Но Ира все-таки уговорила принять ее. Она была пластичная, с хорошей растяжкой. И в итоге стала кандидатом в мастера спорта. Что она еще делала! Нарезала полиэтиленовую пленку, клала на нее вату и обматывала ноги компрессами. Летом, в жару! Коллеги мне говорили: она с ума сошла, останови ее, на экзамене по гармонии сознание потеряла! Когда я устраивала ей скандалы из-за таблеток, которые она без конца пила, она отговаривалась тем, что раз их продают без рецепта, значит безвредны. Потом начала их прятать от меня: за подкладкой сумочки, в юбке. Я думаю, что почки она себе тогда посадила".
  В девятом классе Ира попробовала экспериментировать с косметикой, до этого часто всматриваясь в мамины манипуляции перед зеркалом. В том же году песню в ее исполнении передали по радио. На школьных вечерах она уже пробовала голос, и однажды соседка по парте Лора Квинт, занимавшаяся на композиторском отделении, сообщила Понаровской, что написала песню и почему бы той не спеть. Она же договорилась о записи на радио. Произведение называлось "Аве Мария". Помните март 53-го, когда другую "Аве Марию" без конца передавали репродукторы? Под ту мелодию Ира родилась, чтобы через пятнадцать лет исполнить песню с таким названием.
  На занятиях у Архангельской Ирина избавлялась от звукоподражания. Она росла на записях Бернеса, Кристалинской, Пахоменко и особо любимой Лидии Клемент, очень популярной и рано ушедшей из жизни. По словам Понаровской "она была очаровательным, женственным созданием, как Роми Шнайдер".
  Композитор Александр Колкер, муж Марии Пахоменко, вспоминал: "Лидия Клемент. Мы жили вместе на даче в Кириловском. По дороге на Выборг. У Лиды с мамой там был свой домик, а мы снимали комнату, чтобы вывозить на лето дочку. Загорали вместе, на озере. Как-то я заметил, что Лида заклеивает пластырем родимое пятно на ноге... Она умерла в двадцать четыре года. Лида была красивой и талантливой. Умирала она под звуки "Карелии". В тот скорбный день Центральное радио передавало эту уже очень популярную песню двенадцатый раз".
  Но свойственный этим исполнителям приглушенный камерный стиль совсем не вязался ни с голосом Понаровской, ни с темпераментом. Лина Борисовна выявляла собственный тембр будущей певицы. Это то, что и сейчас блестит в ее оправе, когда голос с диапазоном в три октавы устал, утратив чистоту и звонкость.
  
  Первый брак и "Поющие гитары"
  
  Школу Ирина закончила на "отлично". Выпускное сочинение писала по роману Чернышевского "Что делать?" - о новых людях. Свободных тем она не любила. Ей нравится оценивать конкретную ситуацию в жизни другого человека. Чужую беду руками разведет, на своей может застрять надолго, вплоть до момента, пока не явится какое-нибудь доверенное лицо, чтобы убрать с ее пути помеху. Понятие "новые люди" ее не очень увлекало, она уже тогда тяготела к уходящей натуре: дуэлям за честь дамы, культу женской ножки в Галантный век, пажам, кринолинам, шлейфам, балам... Многие в конце двадцатого века присвоили себе право раздавать дворянские титулы по собственным симпатиям и корысти ради. Мало кто научился носить фрак и пользоваться столовыми приборами. Мелочи, которые выдают истинное происхождение новоявленных графов и князей. Понаровская не нуждается в бумажном титуле.
  Педагоги в школе хвалили ее руки, говорили, что они одинаково хороши и для струнных инструментов, и для клавишных. Нина Николаевна, послушав на экзамене игру дочери, заметила: "Если закрыть глаза, такое ощущение, что играет здоровый мужик". Звук получался сильный и красивый. В жизни эти руки не только клавиши перебирали, но и вязали, составляли букеты, вешали люстры, вбивали гвозди, паяли антенны, чинили кошельки и туфли. Женщина, готовая к любым неожиданностям, в том числе одиночеству. Впрочем, скоро появится муж.
  А пока один из первых в стране вокально-инструментальный ансамбль "Поющие гитары" искал солистку. Художественный руководитель коллектива Анатолий Васильев хорошо знал папу Ирины по совместным гастролям. И в какой-то точке времени и пространства их пути снова пересеклись, чтобы один сказал про нужду, а другой предложил: послушай дочь.
  В сентябре 1971 года у Понаровской начались занятия в консерватории. А 6 ноября она стояла на сцене с "Поющими гитарами".
  На фортепианный факультет Ирина поступила на вечернее отделение, потому что решила работать. Хотелось не быть семье обузой и обрести независимость. Недолго потрудилась концертмейстером в музыкальной школе. Пусть это были еще детские игры, но она успела почувствовать преподавательские задатки. С годами они разовьются.
  "Поющие гитары" доверили ей две сольные песни: "Неприметная красота" и "Вода бывает горькая", а в балладе "Саласпилс" - вокальную импровизацию. Само звание солистки казалось королевским титулом. "Я никогда не блистала в школе, не была лидером. Ровная, крепкая ученица. Я не пела в хоре первым голосом. Стояла во вторых сопрано в последнем ряду".
  Крепкий середняк - существо, которое как будто не выделяется, и потому к нему не предъявляют высоких требований, даже словно не замечают. И тем самым дают шанс однажды всех удивить собой. И себя тоже. Будто в игре в прятки, середнячок неожиданно выскакивает из укрытия, когда его уже соскучились искать. И только он один, затаив дыхание, рассчитал миг собственного явления: вот и я! - и все в отпаде. И нет больше середнячка. А есть открытие: личность! Что снится второму сопрано из последнего ряда?
  Знакомые сообщили Нине Николаевне: "Видели Ирину в метро - на лице грим, ресницы наклеены, на голове парик, с ума, что ли, спятила?!" На втором курсе консерватории вообразила себя артисткой, и какой не сцене стояла, такой и в транспорте ехала. Чтобы продлить праздник.
  Весной 1972 года "Поющие гитары" месяц гастролировали по Германии. Туда спустя три года Ирину позовут на первый в ее жизни конкурс. А пока она вышла замуж.
  Избранник играл в ансамбле на клавишах. По скупым воспоминаниям Ирины, он был талантливым музыкантом. Она любит талантливых. Выбор такого человека возвышает и придает значимости выбравшему. Не считающая себя одаренной личность ищет дар на стороне. Но это, как клад: вещь приятная, выгодная и опасная - ко многому принуждает, подчиняет.
  В 20 лет женщины их семьи уже бывали замужними. И бабушка Шарлотта, и Нина Николаевна. Ирина не устояла перед традицией. Григорий Клеймиц был старше на восемь лет. На свадьбе, состоявшейся у них дома, Ира ушла в туалет и почему-то плакала. Прощалась с независимостью?
  Их брак длился полтора года. Первый муж подарил ей уверенность в том, что замужество в ее жизни уже было. Важный успокоительный момент для женщины в глазах окружающих.
  К тому периоду относится памятный ночной страх Ирины. Как-то на гастролях она осталась одна в гостиничном номере, муж ушел к друзьям играть в карты, а она лежала с закрытыми глазами, но, как уверяет, не спала. И вдруг увидела рослого, небритого мужика с большим ножом. Он вошел в комнату с балкона и направился к ней. А она не могла открыть глаза, раздирала веки руками, и ничего не получалось. Когда, наконец, открыла и огляделась - никого не было.
  Это к ней второй раз серый волк приходил. Первый являлся в шесть лет: в таком же сне наяву она увидела склонившегося над ней зверя. Тот будто сошел с картины, висевшей над ее кроватью. И тоже с трудом удалось разлепить глаза. К чему это? К прозрению? К решительному поступку?
  Для Нины Николаевны распад молодой семье стал трагедией: "Я очень любила Гришу, дружила с его родителями. Мне казалось, что с ним в дом вошло счастье. Такой общительный, совершенно родной. И когда Ира его оставила, мы с ним валялись у нас дома на ковре и рыдали. У его матери ноги отнимались, так она Иру любила. Пытались придумать, как ее вернуть, вплоть до того, что надо ему силой увезти жену на Дальний Восток, избить и оставить на полгода взаперти. Хотя понимали, что на кого-то это, может, и подействует, а Иру только обозлит. Она все сделала спокойно и тихо. Я в это время была на даче. Она позвонила и сказала: мама, не волнуйся, я так решила. А спустя какое-то время Гриша сам признался мне, что виноват - переспал с соседкой. Ира это знала и молчала. Я бы на ее месте сразу выпалила: да он мне изменил! Я же с ней тогда полтора года не разговаривала! Поначалу кричала на нее, готова была измордовать, говорила: лучше б у меня дача сгорела, чем ваш развод пережить! А она гордая и скрытная, все в себе держала. Гриша потом мне говорил: у меня, наверное, будут жена, дети, но я все равно стану жить воспоминаниями о том, что было у нас с Ирой". Спустя много лет Понаровская уточнила, что не измену мужа не перенесла, а лень и нечистоплотность в отношениях.
  Григорий Клеймиц с 14 лет играл на танцах в клубе города Тосно Ленинградской области. Окончил музыкальную школу, училище Римского-Корсакова и консерваторию по специальности дирижер хора. В ансамбль "Поющие гитары" пришел в 1970 году музыкальным руководителем и пианистом. А через год там появилась Понаровская.
  В 1976 году, когда Ирина победила на международном конкурсе и окончательно выбрала сольный путь, оставив за спиной "Поющие гитары", Григорий возглавил ансамбль, с которым выступала Эдита Пьеха.
  В 1982 году, когда Понаровская вышла замуж за темнокожего песенного самородка Вейланда Родда, Клеймиц стал главным дирижером и художественным руководителем ленинградского мюзик-холла. В 1991 году, пережив первый инфаркт, он получил приглашение на работу от театра "Бенефис", которым руководил Михаил Боярский. Дирижировать Клеймицу запретили врачи, но он продолжал играть на пианино. И по воспоминаниям очевидцев, делал это как бог. Понаровскую в это время угнетали мысли о незадавшейся личной и профессиональной жизни.
  В 1998 году, когда модельеры активно эксплуатировали Ирину в качестве манекенщицы и она стала чуть ли не заводчицей новой породы собак в Москве, Григорий замкнул кольцо - он вновь работал музыкальным руководителем возрожденного ансамбля "Поющие гитары". 20 сентября на вечере памяти Александра Броневицкого, основателя ансамбля "Дружба" и бывшего мужа Эдиты Пьехи, Клеймиц аккомпанировал песне "Давай пожмем друг другу руки и в дальний путь...", - на этих словах он упал под рояль, и публика не сразу поняла, что это не запланированная шутка, а разрыв сердца. До присвоения ему звания Заслуженного артиста России он не дожил - документ вручили его жене Марине.
  Почти одновременно с браком Ирины распался и союз родителей: Виталий Борисович ушел к другой женщине. Наверное, и поэтому Нина Николаевна так трагично перенесла развод дочери. Вроде как только объявился в доме приятный сердцу мужчина, мечталось, что скрасит атмосферу. Мама любила его всей своей женской долей, не желая Ире повторения собственной участи. Но, видно, ритуалы правят жизнью. Женщины этой семьи не могли избежать одиночества. Бабушка в 41 год, мама в 48. Замуж Нина Николаевна больше не стремилась. С годами три поколения сплотились, как три сестры. Много лет подряд они собирались за новогодним столом. Без мужчин. Смотрели праздник на телеэкране, ели приготовленное своими руками. И жили тем, что сотворили собственноручно. Им хорошо бывало втроем. А что делать? Так сложила судьба.
  Спустя много лет Ирина смогла спокойно рассуждать об уходе отца, а в тот момент не простила, сочла предателем и долго с ним не общалась. Хотя в отличие от брата, который заявил: ты мне больше не отец! - Ира сказала маме: "Ты выбрала мне такого отца и отказаться от него я не могу". Что маму тогда обидело. Это уже не какое-то школьное платье потоптать, а имя близкого человека.
  Ирина: "Мама боялась позора: одинокая женщина с двумя детьми. Время другое было. Это считалось постыдным. Папа - первый мужчина в ее жизни. Первый и последний до их развода. Бывали у него и прежде увлечения. Когда мне исполнилось пятнадцать, мама уже могла со мной делиться, и я старалась как-то ее успокоить. Почти тридцать лет они прожили вместе. Но, видимо, отец перешел какие-то рамки. Женщина, которая у него появилась, забеременела. Я его очень любила и с годами простила, конечно. Родители - это родители. Они такие, какие есть. Папа никогда не относился ко мне серьезно как к певице. Наверное, я была не в его вкусе. Ему больше нравились другие артистки".
  
  Эвридика до потери сознания
  
  В 1975 году Понаровскую пригласили на песенный фестиваль в Дрезден. Тогда для советских исполнителей это считалось почти так же почетно, как сейчас Евровидение, почетнее был, разве что фестиваль в польском городе Сопоте. Прорыв на международный уровень. Ирину в Германии знали по гастролям "Поющих гитар". И приглашение в Ленконцерт пришло именное, но руководитель ансамбля Анатолий Васильев попытался его скрыть. Чтобы не искушать вокалистку сольными достижениями. Ирина в то время исполняла партию Эвридики в первой советской зонг-опере "Орфей и Эвридика", поставленной на базе "Поющих гитар". Композитор Александр Журбин и драматург Юрий Димитрин создали небывалое - оперу для эстрады. Для ее воплощения ансамблю пришлось расширить состав - вместо семи человек на сцене оказалось сорок. А это уже не концертирующий коллектив, что привело группу к статусу, скорее, эстрадного театра, а потом и погубило.
  Опера "Орфей и Эвридика" потрясла страну и даже представителей Запада. Этот проект имел такой же успех, как спустя годы "Юнона и Авось" Театра Ленинского комсомола. Английский журнал "Music week" назвал постановку наиболее значительным произведением года в стиле рок-музыки. А самые влиятельные и многотиражные в то время газеты страны - "Правда" и "Комсомольская правда" - писали о "принципиальной удаче" и о том, что: "Поющие гитары" предлагают не развлекаться, а познавать". Тогда воспитательная миссия артиста и произведения считалась основой существования, то есть разрешением быть.
  Вот что говорил Журбин: "Партию Эвридики решено было поручить Понаровской. Она подходила прежде всего по внешним данным - была пластична, умела двигаться, у нее были выразительные руки, она элегантно носила созданное для нее художником рубище. В конечном итоге она создала вполне убедительный образ. По моему мнению, она вообще предрасположена к музыкальному театру, причем, именно к спектаклю оперного типа. В сумме ее приемов: голос, вокальная лепка образа, умение создавать развернутые эпизоды. Ей многое подвластно - от философской лирики до гротеска, сатиры..."
  Для постановки оперы пригласили театрального режиссера Марка Розовского. Ира гордилась, что он называл ее актрисой. А он вспоминал: "По-моему, единственная в моей жизни актриса, которая работала до потери сознания в полном понимании этого выражения". Она действительно падала на сцене. Потому что и физическое, и нервное напряжение были велики, а она в то время худела. Этого требовали лохмотья: ее героиня ходила босиком в трикотажной тряпке, надетой на голое тело. И Понаровская голодала, чтобы добиться телесного совершенства. Однажды режиссер позвал: "Орфей и Эвридика, на сцену!" Орфей явился, а Эвридики нет. Розовский подумал: ну вот, начались эстрадные штучки, нет, это не театр... И тут к нему подошел Анатолий Васильев: "Марк, Ира потеряла сознание за кулисами".
  Ирина рассказывает: "Эвридику я выстрадала. Сколько нам с Альбертом Асадуллиным (Орфей) пришлось намучиться с этой работой! Иногда казалось, что мы зря за все это взялись, что ничего не получится. Там был очень трудный вокал, но дело даже не в этом - мы ведь играли в опере, от нас требовались и актерские данные. Приходилось нелегко не только психологически, но и физически: то бегали, то пели лежа и все это с микрофоном в руке. Надо было тщательно следить за тем, чтобы не запутаться в шнуре. Существовала даже специальная шнуровая режиссура. Эвридику я сыграла свыше ста раз. Когда мою роль передали другой артистке, я почувствовала себя матерью, отдавшей ребенка в чужие руки".
  Роль отравила Понаровскую на долгие годы. Спектакль, где режиссер выстроил мизансцены, определил выражения лица, показал движения кончиков пальцев, а ты должна лишь органично наполнить внешний рисунок внутренним содержанием - это счастье для эстрадной певицы, которая в песенных миниатюрах брошена на самое себя. Как выйти к микрофону, в чем, о чем страдать или кому улыбаться? Что делать-то? Ирина тосковала по Эвридике, как по определенности.
  Взяв за основу древнегреческую легенду, авторы оперы осовременили ее. Герой - талантливый начинающий певец, победив на конкурсе, мечется перед выбором: карьера или любимая женщина? Все понимающая возлюбленная отпускает и благословляет его. И Орфей попадает в капкан славы со всеми ее атрибутами, которые до такой степени его опустошают, что он теряет способность чувствовать о чем поет, сердце замолкает, голос пропадает. Тогда он вспоминает о прежней любви, кидается к ней - за прощением и новыми силами. И она не отвергает его, делиться всем, чтобы воскресить героя своей памяти, но уже не для себя.
  Из пяти лет в "Поющих гитарах" Понаровская два года жила Эвридикой. И, конечно, Васильев не хотел отпускать ее в Дрезден. Срывался гастрольный график, возбуждались сольные амбиции. Не к добру такие самостоятельные вылазки на фестивали. Но Ирина узнала о вызове и поехала. Сначала в Москву. Мама сопровождала дочь в министерство культуры, где ни о Понаровской, ни о конкурсе не знали. Никто не поинтересовался ее репертуаром, костюмами. Они сели на чемоданы перед министерством и загрустили: куда податься? Гостиницу никто не заказал (в то время забронировать номер в столичном отеле можно было только по письменному запросу из какого-нибудь очень уважаемого ведомства). А ведь подразумевалось, что певица должна представлять за границей страну!
  В Дрездене собирались исполнители из социалистического лагеря, то есть конкурс считался ограниченным, для своих, без разлагающего мирового влияния. Поэтому участников отправляли туда спокойно и безразлично, во всяком случае, от нашего государства. Победа была престижна лишь для самого артиста, преимущественно начинающего.
  Ближе к вечеру Нина Николаевна и Ирина получили указание министерства культуры ехать в гостиницу "Россия". Там их подселили в номер к веселым, шумно пьющим женщинам. Обретя в них напутствие родины, певица отправилась побеждать.
  Нина Николаевна: "У нее никогда не было заметного страха перед сценой. Бен Бенцианов, с которым работал мой муж, как-то увидев Иру совсем еще девчонкой на сцене, где она, балуясь после папиного концерта, спела "Дорогой длинною да ночкой лунною...", сказал: она как будто родилась на сцене. И еще, помню, она участвовала в сборных концертах во дворце спорта "Юбилейный", и директор Ленконцерта кричал за кулисами артистам: поглядите, как Понаровская двигается, что вы смотрите в одну точку, вокруг же публика, вот она, совсем девчонка, а понимает, как и куда повернуться, взглянуть... Никогда не видела ее в состоянии сумасшедшего волнения перед выступлением. Может быть, она умеет так собраться и скрыть это?".
  Перед Дрезденом Ира впервые коротко постриглась - сама. "Стрижка привела всех в восторг, - вспоминает Нина Николаевна, - потому что таких коротких волос никто тогда не носил. Она стремится во всем быть первой".
  Понаровская родоначальница накладных ногтей на нашей эстраде. И ни на чьих иных руках они не казались такими естественными. Она стала первой среди певиц блондинкой, заразив коллег волной всеобщего осветления волос. Она начала использовать разноцветные парики. И за ней последовали другие. Настолько органичны были для нее эти метаморфозы, что сами преобразующие детали казались лекарством от комплексов, гарантией совершенства. И как-то упускалось, что основная их ценность - это ее личность, и без нее они всего лишь ногти, парики, мишура...
  Короткую стрижку Ира сделала и потому, что уже пошаливали почки, и роскошные длинные волосы сыпались.
  В Дрездене Понаровская исполнила две песни: на русском языке - "Люблю" композитора Якова Дубровина и на немецком - "Садись в поезд своей мечты". Она получила первую премию. Родина этого не заметила. Правда, через год в министерстве культуры вспомнили, когда понадобилось послать кого-то на более значительный конкурс в Сопот: а вот у нас девочка вроде как первую премию в прошлом году получила, давайте ее и отправим.
  И отправили. Она уже ушла из "Поющих гитар". Опера, порой по два спектакля в день, ее измотала. Хотелось чего-то нового: "Я очень благодарна ребятам. Они воспитали во мне много такого, до чего я сама не дошла бы. Не отбирая у меня женского начала, они сделали меня в работе мужиком. Всякие бывали ситуации. И обструкции мне устраивали, не разговаривали со мной. Но после ряда испытаний, они начали проявлять уважение, убедившись, что язык у меня на замке, что я не тусуюсь, а вкалываю. Они были на 7-8 лет старше меня. Я была их маленькая любимица. На гастролях никогда не шаталась по гостинице, стеснялась даже чай или сахар попросить у ребят. У меня все было свое. И они ко мне заходили поболтать. Все приставания я пресекла раз и навсегда. Они запомнили, что я не по этому делу. Или с книжкой сидела в номере, или с вязанием".
  У Иры еще не было своих поклонников. Фанатки сопровождали ансамбль. "Поющие гитары" называли их "пятой колонной". И поначалу девочки ревниво восприняли появление женской особы среди своих кумиров. Но скоро поверили, что солистка "Поющих гитар" не искательница приключений. Однажды лидер группы "Моральный кодекс" Сергей Мазаев назвал Понаровскую "мисс моральный кодекс". Точнее не придумаешь. А Валерий Леонтьев зовет ее "нержавеющей и непокобелимой". В свою очередь Ирина выделяет его среди коллег как философа, оптимиста и порядочного человека.
  В 1996 году в гостинице одного из российских городов, где заночевал эстрадный десант, заброшенный в населенные пункты страны с целью агитации за Ельцина перед президентскими выборами, Валерий Леонтьев постучал в номер Понаровской и выставил в коридор открывшую ему дверь костюмера Дину. Затем приблизился к Ирине, уже лежавшей в постели и готовой ко сну, и предложил свою любовь. По его признанию, он мечтал об этом долгие годы, но робел открыться, а когда почти решался, она оказывалась либо замужем, либо влюблена в другого. У ошеломленной натиском Понаровской вырвалось: "Валера, я считала, что ты вообще не по женской части. И к тому же ты пьян." Леонтьев пояснил, что трезвым он бы опять струсил. Много лет она притягивала его и пугала. Такой вот платонический служебный роман, когда одна сторона не ведает, как сильно влечет к ней другую. Придя в себя после неожиданного признания, Ирина вынуждена была ответить: "Валера, где ж ты раньше был? Я ведь опять замужем".
  В ее ленинградский период на эстраде не существовало понятия тусовка. Тем более все это не называлось шоу-бизнесом. Был круг исполнителей, в котором имя Ирины занимало некое место, в то время как сама она выпадала из него. Отдельно от ансамбля "Поющие гитары" Понаровская начала существовать для родного города, лишь переехав в Москву и добившись известности в столице. То есть отечество оценило ее из-за рубежа. В Ленинграде закулисные интриги проходили мимо: "По молодости, по характеру я думала, что все вокруг хорошие, что слово есть слово и нельзя сказать человеку в глаза одно, а за глаза другое. Мне было больно и неприятно с этим сталкиваться. Поэтому я старалась не замечать, не слышать, уходить. Я не знала, что ответ на вопрос "как стать знаменитой?" требует математических расчетов и множества компромиссов". Похоже, она стала знаменитой вопреки правилу, поскольку годы так и не научили ее просчитывать карьеру.
  Верхом популярности исполнителя (и честью для него, с точки зрения чиновников) являлось приглашение на правительственный фуршет в роли скомороха: артист способствовал пищеварению престарелых руководителей страны. Сейчас это может позволить себе любой бизнесмен, а тогда - партийные и комсомольские работники. Понаровскую почтили этим доверием в 1976 году. 7 ноября, в годовщину празднования Октябрьской революции, вызвали из Ленинграда в Москву. Промерзнув на трибуне Мавзолея, лидеры партии и правительства собрались в банкетном зале Кремля согреться и развлечься концертом. В 14.00 он закончился - артистов выдворили. Понаровской выдали билет на "Красную стрелу", и до ночи она просидела на вокзале. Подобное обращение оскорбило ее так, что впоследствии она предпочитала не баловать властьимущих своим вниманием, всячески избегала приглашений, и постепенно ее перестали звать, что совсем не способствовало певческой карьере.
  Случались у нее выступления и для комсомольцев из аппарата ЦК ВЛКСМ (они резвились разнузданнее своих старших товарищей из ЦК КПСС, у которых уже просто не хватало здоровья). Понаровская так оценивала комсомол: "Это доильня. Он только доит. Конечно, если на этих начальников сесть, тогда они тебе что-то сделают. От меня всегда хотели определенных вещей, а я не допускала подобного покровительства. Мне было неудобно и стыдно. Я считала, что если имею талант, то я чего-то стою именно благодаря ему". Не развлекалась она в бане ни с комсомольцами, ни с коммунистами. А ее хотели видеть прежде всего там и потом уже на сцене. За ее "нет" по одному пункту программы следовало ответное "нет" по другому.
  
  
  

Часть вторая

  

От мольбы до заклятья

  
  "Я закладываю свою душу дьяволу... а свое
   имя - звездам". (Шиллер. "Разбойники").
  
  "Мерседес" ее имени
  
  "Сопот" в 70-е годы был для нашей страны лучом света в мировую эстраду. На конкурс съезжались исполнители из стран социализма и капитализма. И даже незначительные имена звучали для советских телезрителей по-звездному. К телевизорам подключали магнитофоны, у кого они были, чтобы записывать иноземную музыку. Гран-при "Сопота" было весомее "Оскара" и "Грэмми" вместе взятых, потому что о существовании последних наши граждане не ведали. И Ирину на фестивале Сопот-76 внутренне колотило, хотя внешне она выглядела бесстрашной. Родина снова не поинтересовалась ни песней, которую она везет на конкурс, ни костюмом, в котором думает выступать, зато провела инструктаж, как следует себя вести, на что тратить деньги, с кем общаться. Государственная безопасность превыше всего. Поэтому ощущение, что она представляет огромный, могучий Советский Союз, Ирина подпитывала самовнушением. Правда, от этого не становилось теплее - Родина раздувалась в масштабах до головокружения и пущей паники: а ну как подведу? И Понаровская старалась переключиться на более мелкую величину - на себя. Провал унизил бы ее в собственных глазах. Нельзя допустить подобного позора: ау, "Поющие гитары", где вы?!
  "Я ехала туда с надеждой хоть что-нибудь получить. Смотрела на конкурсантов и думала: насколько я на далеких подступах к ним. Всегда интуитивно определяю вес, который могу взять. Вот есть штангист, знающий: один шанс из ста, что возьму. И он использует шанс. А я нет. Может, это плохо. Может, я большего бы добилась в жизни. Но в 23 года получить то, что я получила в Сопоте, было непосильной ношей. Слишком велика оказалась ответственность. Тогда динамика возраста была иная. В эти годы человек только заканчивал вуз и устраивался на работу. Может быть, потому все так и складывалось дальше в моем творчестве: и пропадания, и неудачи". Она не пела в хоре первым голосом.
  С платьем для конкурса было меньше проблем, чем с песней. Наряд ей сшила Эмма Лучкина, жена известного ленинградского поэта. Замечательная мастерица первой начала одевать Понаровскую с шиком. Будто нашла достойную фигуру. Кстати, в 1974 году Ира сама придумала себе наряд с глубоким вырезом на спине, определив на будущее степень собственной открытости. Не то чтобы она вообразила, что спина у нее красивая, просто ей всегда шли платья, закрытые впереди до подбородка. Но обнажиться где-то хотелось, пришлось перенести декольте назад. Вызов всем выстрелам с тыла.
  Модельерам нравится ее наряжать, потому что она умеет красиво подать костюм, не выпячивая себя в нем. Может, именно поэтому публика всегда отмечает одежду прежде, чем замечает певицу. Она скромно отводит себя на второй план.
  Много лет Понаровская дружит с модельером Элеонорой Курринен, хозяйкой очень популярного в Питере авторского ателье. "Эля меня чувствует, ее вкусу можно доверять. А уж качество! Ее вещи можно носить хоть с лица, хоть с изнанки". Элеонора говорит: "Шить для Понаровской - праздник. У нее бездна деликатности, такта. Чувство стиля потрясающее. Она сама - стиль. Ни за что не закажет "не свою" вещь и в то же время она всегда в поиске. Ведь мало одеться стильно, надо еще уметь себя в этом подать. Ира - удивительный человек по своей органичности. Мне кажется, когда она выходит на сцену, в ней поет все: и душа, и лицо, и одежда".
  Понаровская порядочна и жертвенна до ломоты в суставах и зубовного скрежета со стороны. Только собой он позволяет себе распоряжаться на правах собственницы. Иногда это утомляет и раздражает окружающих. Столь болезненная чистоплотность в отношениях, такое превознесение чести и достоинства обязывают к церемониальности, величавости не только облика, но и внутреннего мира: испытываешь потребность причесать душу. И ради расслабления те, кто рядом, порой сбегают в состояние противного загула. Ее же дух противоречия, наоборот, делает еще более сдержанной, отстраненной, контролирующей все непозволительные взбрыкивания натуры. Если таковые случаются, то в глубине дома и в присутствии очень доверенных лиц, которые не разболтают. Не потому ли сплетни о ней как правило неправдоподобны и путаны, что придумывают их посторонние, не знающие ее люди.
  История с песней "Мольба" показала, насколько значимо для Понаровской понятие "благодарность": "Я искала песню для конкурса, и Александр Журбин пригласил меня к себе, сказав, что у него есть интересные мелодии. Но все, что он играл, меня не устраивало. И тут Лора Квинт, бывшая тогда его женой, напомнила еще о какой-то мелодии. Он сыграл, и я вскрикнула: вот эта песня! Он сказал: хорошо, а о чем должен быть текст? Я ответила, что не знаю, но стихи надо заказать Илюше Резнику. Я уже исполняла одну из его первых песен. И Журбин заказал текст Илье. На радостях, что у меня будет такая песня, я пообещала Саше записать на пластинки и остальные его творения. И вот прихожу на фирму "Мелодия", и вижу Резника. А из студии слышу свою конкурсную песню уже со словами, которые выпевает голос Сергея Захарова. Со мной истерика, я требую от Ильи объяснений. К нам выходит Сережа и спрашивает: "Что случилось?" Я рассказываю ему предысторию. Естественно, Захаров уже был в то время звездой, и Резник, забрав у Журбина фонограмму, предпочел этого исполнителя. Сережа поступил как джентльмен, сказав: "Ира, песня твоя". Хотя ему она тоже не помешала бы".
  Потом еще был случай. Понаровская возвращалась на сцену после рождения ребенка. Требовались хорошие песни, хотя бы одна ударная. И позвонил Резник с фантастическим предложением: "У меня есть для тебя стопроцентный шлягер на музыку Паулса". Ирина загорелась. А вскоре услышала "Еще не вечер" в исполнении Лаймы Вайкуле. Песня действительно стала шлягером. И Понаровской в тот переломный момент она не помешала бы. Впрочем, Илья Резник - талантливый поэт. Ему тоже достается от исполнителей, которых он нет нет да и упрекнет в неблагодарности.
  А в "Мольбе" есть его вклад. Как и в том, что Гран-при фестиваля "Сопот-76" получила Ирина Понаровская. Через восемь лет она вернула стране эту награду. Тоже своего рода олимпийское золото.
  Член жюри от СССР ленинградский композитор Александр Колкер вспоминает: "Конкурсные концерты проходили в Зеленой опере, вмещающей тысяч пять поклонников этого вида искусства. Жюри располагалось в центре зала. Нас было много, больше двадцати человек. Все мужики. Перед нами стоял легкий элегантный стол, на котором заранее разложили программу выступлений - "кто за кем" и "кто есть кто"... "Гран-при" мы присудили Ирине Понаровской. И по заслугам... На сцену вышло само очарование. Юная стройная красавица. Как бы в пику всем нашим "березонькам", она была одета в легкое прозрачное шифоновое, или крепдешиновое, или крепжоржетовое платье. (Я в этом не разбираюсь.) Самое главное, что эта ткань была прозрачной. Мало того, она плотно обтягивала тело певицы. А тело было (О, Боже!) - голым! На оркестровом вступлении Ира сделала непринужденный оборот вокруг своей оси, давая рассмотреть себя со всех сторон. Стол жюри приподнялся..."
  Вторую конкурсную песню она исполняла на польском языке - "Была птицей". Когда ведущий объявил: "Ирэна Понаровска!" - и появилась девушка с заморскими чертами лица да еще запела по-польски, не поверилось, что она наша соотечественница. На заключительном концерте ее вызывали на поклоны девять раз и заставили-таки петь на бис в нарушение фестивальных традиций. За рубежом Понаровскую приняли как родную гораздо раньше и достойнее, чем это случилось дома. Польша носила ее на руках. Как прежде Германия. Журналы публиковали на обложках ее портреты. Одна из таких фотографий откроет ей дорогу в кино, но позже. В Сопоте ее возили на персональном "Мерседесе", на номере красовалось: "Ирина Понаровская". На улицах брали автографы. После победы ее номер в отеле заполнили корзины цветов. Она устроила в ресторане прием для советской делегации, так как общего банкета лауреатов не было. И, сидя за столом спиной к залу (как она предпочитает), Ира принимала поздравления соотечественников. А платье на ней было опять же с декольте сзади. И вдруг кто-то деликатно дотронулся до ее плеча. Она обернулась и увидела очередь из мужчин. Каждый ставал на колено и целовал ей руку. Ведь не приснилось же это!
  И Алла Пугачева, бывшая на том конкурсе гостьей, подарила ей розу и поздравила с победой. А потом они вместе поехали в Варшаву, где их снимало телевидение. Жили в одном номере, испросив себе "люкс", куда им закатывали тележки с ужином. Гуляли по-звездному! Премия была денежная: вместе со статуэткой "Янтарного соловья" Ирина получила 25 тысяч злотых. Огромная сумма! И родные чиновники ничего не отобрали, кроме суточных.
  В одном из тогдашних интервью Пугачева сказала: "Из только что появившихся певиц мне нравится Ира Понаровская. Хорошо ее знаю и слежу за ее творчеством. Пока, мне кажется, у нее мало песенного материала, и это тревожит. Ирина исчезнуть не может, она человек деловой и понимающий. Но песни все-таки нужны. Не материал, который помог бы лишний раз выйти в эфир, а песня, исполняемая хотя бы раз в полгода, но оставляющая след..."
  Права была коллега. Пока же Ирина имела две опоры: голос и внешность. Про первую музыковед писал: "По вокальным данным Понаровская не сравнима, пожалуй, ни с одной другой нашей певицей. Гибкий, сильный голос широкого диапазона. Кристальная чистота, благородство тембра. Ясность, мажорность интонаций. Всякие параллели с серьезной музыкой, конечно, условны, но если попытаться их провести, то у Понаровской заметно влияние эстетики классицизма: красота, женственность, мечтательность и соразмерность. Если выбирать между Снегурочкой и Купавой, то исполнительский тип Понаровской - первый, идеальный, не горячий..."
  Она никогда не позволяла себе вокальной неряшливости. А что касается Снегурочки, то по молодости лет певица держалась отстраненно от зрителей просто потому, что многого не умела. Обучаясь, она приучала к себе публику. Они неумолимо сближались. Понаровская уже спускалась в зал, смотрела в глаза, заигрывала, поднимала с мест и вовлекала в танец. Впрочем, по сей день в восприятии далеких от нее людей Ирина остается Снежной королевой. Но стоит преодолеть этот искусственно воздвигнутый барьер и пообщаться с ней, как "оковы тяжкие падут, темницы рухнут" и вы обнаружите женщину мудрую и доброжелательную, сентиментальную и отзывчивую, умеющую слушать и давать советы.
  Ее вторую опору в 70-е подкрепляли титулы: "Фрау Фестиваль" в Дрездене и "Мисс Объектив" в Сопоте: "за красоту, обаяние и фотогеничность". Это после астигматизма, косоглазия, 78 килограммов веса...
  Ирина: "Неприятности начинаются, когда человек выходит на определенную орбиту. Когда он ниже этой орбиты популярности, для него не существует больших препятствий, потому что он никому не мешает: нет конкуренции, нет повышенных запросов. Вроде есть исполнитель где-то, а вроде и нет. Когда я приехала в Москву после "Сопота", меня никто не встретил. Хотя я позвонила в Госконцерт, сообщила, каким рейсом прилетаю, узнала, в какой гостинице забронирован номер. Прилетела в Шереметьево в 23.00 счастливая, в широкополой шляпе. И никого. Это сейчас я человек опытный, многое повидавший, способный отделить мелочи от главного, а тогда... В "России" меня подселили к странной женщине. Она сидела в номере со своим кавалером, оба пьяные, на столе лежали селедка, порубанная ножом докторская колбаса, несколько долек чеснока. Я как стояла в дверях, так и заревела. Женщина, правда, умной оказалась. Тут же мужика спровадила, а мне говорит: "Ты чего хнычешь". Я сходила в ванную, убрала свою часть комнаты, и мы подружились. И в родном городе начальство Ленконцерта меня не вызвало, не поздравило. Папа даже не выдержал, сказал директору что-то вроде: не поймите так, что это моя дочь и поэтому я чего-то для нее прошу, но девчонка плачет, вы же ей на корню жизнь погубите. И тогда они на вырванном из тетради в клеточку листочке написали: "Поздравляем Понаровскую с получением премии. Дирекция".
  С годами она затвердила две истины: "Бог не позволяет никому помогать мне. Все, что я имею, я получила потому, что приложила к этому усилия". И еще: "Трудную жизнь Бог посылает тому, кого хочет испытать, а легкую - тому, кого даже испытывать не хочет". И тут же со вздохом: "Неужели у меня еще мало испытаний?!" В 1977 году они только начинались.
  
  Фея времени и кино
  
  Ирина Понаровская переехала в Москву. Однажды она сказала: "Москва - как цыганская плетка для артиста". Хочешь сделать карьеру, выделиться, - надо ехать сюда, где бурлят амбиции, прожекты, провалы, счастливцевы и несчастливцевы. Но наличие тех и других возбуждает новичка действовать.
  В Ире проросли слова бабушкиной сестры: надо быть в Москве. И к тому же ей не хотелось оставаться в одном городе с бывшим мужем. Ее воля, она бы все свои прошлые истории выселяла бы за границы памяти и среды обитания.
  А еще Понаровскую пригласили в джаз-оркестр под управлением Олега Лундстрема. Воздушный поцелуй джаза поманил ее новизной открытия собственных возможностей. И на этой музыке она росла.
  Случилось так: Ирина выступала в сборном концерте в столичном зале "Россия" как лауреат "Сопота". И Лундстрем, услышав ее, послал своего директора на переговоры: оркестр нуждался в солистке.
  Олег Леонидович Лундстрем рассказывал: "Большинство эстрадных исполнителей не умеет петь джаз, у них отсутствует ощущение специфической джазовой упругости, акцентированности мелодической линии. А вот Понаровская обладает этим чувством ритма. Мне кажется, что она вообще имеет предрасположение к джазу. Во время работы в нашем оркестре она переписала у меня и моих музыкантов массу пластинок, чтобы изучить не только лучших современных певцов, но и инструменталистов и постараться найти свое. Вокальные трудности для нее просто не существовали. К тому же Ира очень сценична, она умело обыгрывала содержание песен, успевала по ходу концерта мгновенно менять костюм. Ее стихией были лирические песни с красивыми мелодиями, но ей хорошо удавались и пародийные номера, она легко перевоплощалась в веселого сорванца. Помню, какую бурю восторга вызвала "Песенка водовоза", оркестрованная в остро джазовой манере, когда каждый следующий куплет звучал на полтона выше. Понаровская пела ее хлестко..."
  Это была композиция "Весна идет" из песен Исаака Дунаевского. Идею предложил кинорежиссер Леонид Квинихидзе (постановщик фильмов "Соломенная шляпка", "Небесные ласточки"), он же и программу сделал. Ира выступала с ней полтора года, получая удовольствие и от песен, и от того, что тридцать человек знаменитого оркестра работали на нее, юную певицу. Сидели за спиной, как надежный тыл, а она их олицетворяла. Снова у нее были команда и роль в спектакле. Оркестранты называли ее Екатериной Второй. Наверное, за статность и силу воли.
  Вот и пела бы джаз до настоящего времени, если бы не потребность стать популярной не только среди избранных, а еще и в народных массах. Хотя она всегда знала, что не будет близка массам, как, скажем, Алла Пугачева, но старалась угодить им, не уронив при этом себя. Потому что только народная любовь приносила артистам заработки. И это раздвоение натуры, когда одна часть нуждалась в деньгах, а другая тормозила: не любой ценой, - всегда мешало Понаровской организовать репертуар и придумать сценический образ, понятный и приятный публике-кормилице. Всю профессиональную жизнь она сидит в собственной башне из слоновой кости.
  Одновременно с постановкой программы по песням Дунаевского режиссер Леонид Квинихидзе снимал телевизионный музыкальный фильм "Орех Кракатук" по новелле Гофмана "Щелкунчик". Эту новогоднюю сказку показали 31 декабря 1977 года. Зиновий Гердт играл мастера-часовщика, Марис Лиепа - мышиного короля (пел за него Михаил Боярский), Ия Нинидзе - Девочку, а Фею времени сыграла Ирина Понаровская.
  Для нее это была не первая роль в кино. Режиссер Герберт Раппапорт, увидев красивое лицо на обложке немецкого журнала, пригласил ее на главную женскую роль в фильме "Меня это не касается". Картина вышла в прокат в 1978 году. Критики оценили это творение как заурядный фильм незаурядного мастера, то есть: с кем не бывает. Но рядом с Ирой на площадке работали Александр Збруев, Борис Иванов, Юрий Демич.
  Ее героиня, Регина, инженер на ткацкой фабрике, где происходят хищения. Следователь (Александр Збруев) брошен на разоблачение преступников. Регина выставлена мошенниками в качестве отвлекающей приманки: не то для того, чтобы опорочить следователя и потом шантажировать, не то для того, чтобы задобрить и закончить все мировой взяткой. А Регине дай только пококетничать с симпатичным мужчиной. Она втягивается в интригу соблазнения, из которой, впрочем, ничего не выходит. Збруев неподкупен. Зато отношения Регины с собственным ревнивым женихом (Юрий Демич) портятся. Да и прозрение, что ее бессовестно использовали в гнусных целях не добавляет ей радости. В финале бандиты пойманы, а героиня Понаровской плачет: то ли потому, что пострадало ее женское самолюбие, то ли потому, что раскаялась как пособница расхитителей.
  В фильме была эротическая по тем временам сцена - героиня принимала душ, за прозрачной занавеской угадывался женский силуэт, и на секунду она высовывала из пара голову, чтобы что-то прокричать. Обнажиться по пояс Понаровская согласилась при условии, что снимут только спину, только за занавеской, рядом на площадке никого не останется и оператор расположится за пределами ванной, а камера подглядит эпизод в дверную щель. Условия выполнили. Этот эпизод и сейчас можно найти в интернете по ссылке "обнаженная Понаровская". Сплошное разочарование.
   В общем, играть в детективе было нечего. Выходила в купальнике из моря (снимали в Краснодарском крае), бродила в белом халате вдоль станков и сидела за рулем автомобиля. Это, пожалуй, самая большая польза от съемок - Понаровская научилась водить машину. Инструктор после первого же занятия сказал: хватит кружить по площадке, завтра поедем в город. Когда вернулись, Ира была мокрая от макушки до пят (от ужаса и напряжения). Там же ей и права выдали. А сразу после съемок она купила свою первую машину - "Жигули" шестой модели.
  Еще ребенком, лет в шесть, она забиралась к отцу на колени и крутила баранку семейной "Победы". И от его слов: ты способная, будешь хорошо водить, - сердце замирало от счастья.
  Если б она знала, сколько бед у нее будет с автомобилями, сколько слез она из-за них прольет. У белых "Жигулей" вынут переднее стекло и украдут все, что найдут. Один "Форд" не сумеют вскрыть и от досады подожгут. Другой угонят от подъезда. Черный "Мерседес-300" исчезнет среди бела дня за пятнадцать минут, что она проведет в магазине. Еще один автомобиль загорится на дороге и она сама потушит его, а потом в автосервисе услышит от мастера: а над вашим авто кто-то поработал. Просто-таки рок преследует ее с машинами и мужчинами. Но если от вторых она освобождается сама, то о первых заботятся против ее воли.
  Ее любимая роль того же периода - в телевизионном водевиле "Ограбление в полночь", который снял в Ленинграде режиссер Александр Белинский. Ира играла легкомысленную, капризную любовницу главного героя. Ее партнерами выступали Олег Басилашвили, Владислав Стржельчик и Наталья Тенякова. Это веселое музыкальное представление питерское телевидение повторяло часто. Понаровская не потерялась среди профессиональных актеров. Потому и вспоминает роль, как единственную, наиболее точно отразившую ее возможности в кино, с учетом, разумеется, молодости и неопытности.
  Из-за съемок Ирина брала академический отпуск в консерватории, поэтому закончила ее в 1978 году. На "пять с минусом". "Минус" - за сбой между прелюдией и фугой Баха: переходя от одной к другой, она вдруг забыла, как дальше играть, трижды начинала, пока не отключила мозг и положилась на пальцы - вывели. И когда она исполняла на госэкзамене Первый концерт Рахманинова для фортепиано с оркестром, 32 вариации Бетховена, балладу Шопена, пьесы Дебюсси и Щедрина, педагоги в зале спорили о том, что она лучше делает: играет на рояле или поет джаз.
  
  Тень Дон Жуана
  "...одаренная природой, одухотворенная
   девушка способна на большее, на неизмеримо
  большее. Следует лишь Марии Антуанетте
  захотеть стать той, кем она в сущности является,
  и она будет обладать королевской властью;
  но таков рок - по инертности, по ленности
  натуры, из стремления к комфорту она постоянно
  выбирает себе уровень жизни ниже своих
  собственных возможностей".
  (С.Цвейг. "Мария Антуанетта").
  
  Ее первые годы в Москве были голодными. Хотя привычка отказывать себе в еде помогала экономить деньги для того, чтобы прилично выглядеть на сцене и оплачивать жилье. Она снимала квартиру и, возвращаясь вечерами, старалась телевизором или сном отвлекать желудок от пустых требований, потому что иногда не хватало на хлеб. Ходила по улицам, мечтая найти клад в размере нескольких копеек. Колготы ей были не по средствам, поэтому одевала под длинное концертное платье гольфы. И вязала за кулисами шапки на продажу, чтобы платить за квартиру. "На самую сложную кофту мне требуется не более четырех дней. Я вяжу везде: в самолете, дома, в парикмахерской. Когда мне было шесть лет, мама дала мне в руки спицы, старую шерсть в узелках и сказала: "Вот лицевая, а вот изнаночная". С тех пор со спицами не расстаюсь". Если продажа шла плохо, ее выгоняли на улицу, и она ночевала на вокзале. Для дежурных в метро придумала легенду, мол, только что украли кошелек. Тогда ее еще не узнавали и верили.
  Но эти мелочи не мешали Ирине чувствовать себя все равно Екатериной Второй. Раз таковую в ней желают видеть и это совпадает с внутренней потребностью.
  В те годы вышло несколько маленьких пластинок с ее записями. Конечно, она мечтала о диске-гиганте. Предлагала худсовету фирмы "Мелодия" песни, а ей намекали на необходимость более близких отношений, видимо, чтобы удостовериться в наличии таланта. Но гордыня хлопала дверью и довольствовалась малым. "Пить да спать с властью - это не мой способ получать блага!" Да гори огнем работа, требующая унижения! И горела.
  Зато она сама выбирала, кого ей любить и как долго быть вместе. Она очаровывала очаровавшего ее. В подходе Ирины к мужчинам заметна тень Дон Жуана. Если кто-то кажется ей достойным усилий, она все делает, чтобы влюбиться и влюбить в себя. Потом очаровательная завеса спадает с ее глаз, она видит рядом человека, который неизвестно зачем ей нужен, когда есть другой, наверняка есть, надо лишь оглядеться. Рядом с этой женщиной никогда не бывало пустоты, если она сама ее не желала. Однажды на вопрос "совершали ли вы безумные поступки по отношению к мужчинам, которых любили?" она ответила: "Самый безумный поступок - я не знаю, по отношению ко мне или к мужчине - поход в ЗАГС. Любая женщина, чего бы она ни добилась в жизни, хочет называться женой. И я тоже. Но никогда не знаешь, чем все закончится".
  Зачем женщине мужчина? Чтобы было кому ставить перед ней цели. Если же его нет, она сама себе эти цели придумывает.
  А все ее спутники долго о ней помнят и рано или поздно возвращаются в каком-то ином качестве. Уже не возлюбленными, не мужьями, а помощниками, деловыми партнерами, источниками слов-воспоминаний. Это ей льстит: она не любит оставлять дурной памяти. В конце концов, ничего плохого своим уходом от кого-то она не совершает. Возможно, наоборот, освобождает для новых открытий. И чем-то западает в душу. Полоняет собой, проникает в глубины, которые ее интересуют. И когда мужчина расслабляется оттого, что эта дама уже в нем и никуда не денется, она ускользает.
  В Ленинграде молва навязывала ей в любовники преимущественно генералов и пожилых музыкантов. В Москве начали сплетничать о романе с Леонидом Квинихидзе. А в 1978 году, после ХI Всемирного фестиваля молодежи и студентов на Кубе, придумали слух о том, что Понаровскую досрочно выслали на родину за распутную любовь на пляже с Иосифом Кобзоном. При этом не менее опозорившегося певца якобы не могли отправить вместе с ней, потому что на нем держался финальный концерт нашей делегации. А на корабле, дескать, по пути на остров и обратно, пьяную полуголую Ирину вытаскивали из бассейна. Ну не выступать же ей с той правдой, что в Гавану и на родину она летала, а не плыла. Кто поверит такому скучному факту? И пляжный секс куда занимательнее истины. Тем более, что тогда сплетни передавались из уст в уста (не было желтой прессы, не было скандальных телепрограмм. И соответственно опровергать выдумки тоже было негде). Однажды в самолете Понаровская возвращалась из зарубежных гастролей с командой наших спортсменов, и один настойчиво убеждал ее, что у них есть общий знакомый, бывший ее любовник. И отказывался верить, что это неправда. Как может лгать друг?! В отличие от женщины.
  Нина Николаевна иногда, наслушавшись глупых россказней о дочери, вздыхала: "Уж лучше тебе грешной быть, чем грешной слыть. Может, легче бы жилось, легче бы все переносила". Но Ирина из той истории, где слово "репутация" значимее слова "самореклама".
  Всю эстрадную жизнь ее к кому-нибудь пристраивали: страдающий объект желания. Появилась в дуэте со Львом Лещенко - в глазах народа вопрос: насколько они близки за кулисами? Спела с Леонидом Серебренниковым: не он ли ее любовник? К счастью, слухи витали в пределах двух городов: Ленинграда и Москвы. Остальное население просто часто видело Ирину на телеэкране. В конце 70-х - начале 80-х она появлялась в передачах каждый месяц. Тогда артисты не платили денег за эфир и не существовало понятия "раскрутка". Комитет по телевидению и радиовещанию являлся государственным учреждением, и лицо того или иного артиста на голубом экране или голос в радиоэфире означали, что данная личность одобрена партией, правительством и местным руководством.
  Пела она в самых популярных программах: "Утренняя почта", "Голубой огонек", "Музыкальный киоск", "Вокруг смеха", "Театральные встречи", "Адреса молодых". Радио передавало ее голос в "С добрым утром!", "В рабочий полдень", "До-ре-ми-фа-соль".
  Понаровская вела детский "Будильник" и взрослую "Встречу друзей" - вечер артистов эстрады в концертной студии Останкино, а соведущим выступал Марис Лиепа. Она сидела в жюри конкурса "А ну-ка, девушки" и пела арию Дон Жуана в программе "Вас приглашает оперетта". В авторском концерте Тихона Хренникова Ирина исполняла его песни, по личному приглашению композитора: "Московские окна", "Колыбельная Светланы", "Прощание", "Давным-давно". И, конечно, каждый год участвовала в концерте ко Дню милиции, который смотрела вся страна, потому что наши доблестные защитники собирали для себя лучших артистов.
  Из каких песен состоял ее репертуар?
  "Я вам совсем не нравлюсь. Я вам совсем не в радость. Я с этим горем справлюсь. Я вам обещаю..."
  "Земля в цветах, а не во мгле. И светлый мир на всей земле. О будущем таком мечтает каждый. А если мы хотим дружить, а если мы так верим в жизнь, то этот день придет однажды..."
  Самой популярной стала "Музыка любви": "Ты - это музыка любви. Звучи во мне, во мне живи. Лови дыхание весны. В снегах подснежником звени. А тишина на то дана, чтобы ты во мне была слышна, как шелест трав, как шум листвы, музыка любви..."
  В апреле 1979 года она участвовала в первом двухстороннем сеансе космической телевизионной связи: до тех пор космонавты только слышали Землю, но не видели. На орбите летали Ляхов и Рюмин. Когда их спросили, кого из артистов они хотели бы лицезреть, прозвучал ответ: Понаровскую. В эфире они признались певице, что ее теплый голос напоминает им о доме. Сеанс связи показали в передаче "Очевидное - невероятное". Кроме Ирины в нем участвовали академик Газенко, руководитель полетов Елисеев и ведущий Капица. Она достойно выглядела в дискуссии о влиянии технической революции на человеческие ценности. Ученые подивились интеллекту эстрадной артистки и ее искренней заинтересованности в вещах, казалось бы, далеких от песенного жанра. Сергей Капица потом выразил Понаровской благодарность: она оказалась вполне в духе и "очевидного" и "невероятного".
  Она могла бы стать прекрасной телевизионной ведущей. Или, скажем, автором цикла программ об интересных людях и любопытных событиях из своей жизни. Она замечательная рассказчица, пародистка и тамада. Режиссер Марк Розовский однажды назвал ее Ираклием Андрониковым в юбке. Но никто ей этого не предложил, а навязываться она не любит.
  В 1981 году Понаровская исполнила песню "Заклятье" (стихи индийского поэта Назрула Ислама в переводе Михаила Курганцева, музыка Евгения Мартынова). Может быть, впервые за сценическую жизнь Ирина так выложилась в песне и вокально, и эмоционально. Даже "Мольба" не требовала от нее подобного напряжения.
  Я уйду от тебя, я скажу напоследок "прости".
  Я уйду, но покоя тебе никогда не найти.
  Я уйду без упреков и слез, молчаливо, одна.
  Я уйду, ибо выпито сердце до самого дна.
  Ты меня позовешь - ни единого звука в ответ.
  Не обнять, не коснуться ладонью, не глянуть вослед.
  И глаза ты закроешь, и станешь молить в тишине,
  Чтобы я появилась, вернулась хотя бы во сне.
  И не видя дороги, ты кинешься в горестный путь
  Вслед за мной, без надежды меня отыскать и вернуть.
  
  Будет осень, под вечер друзья соберутся твои.
  Будет кто-то, наверно, тебе говорить о любви.
  Одинокое сердце свое не отдашь никому.
  Ибо я в это время незримо тебя обниму.
  Бесполезно тебя новизной соблазнять и манить.
  Даже если захочешь, не в силах ты мне изменить.
  Будет горькая память, как сторож, стоять у дверей,
  И раскаянье камнем повиснет на шее твоей.
  И протянешь ты руки, и воздух обнимешь ночной.
  И тогда ты поймешь, что навеки расстался со мной.
  
  И весна прилетит, обновит и разбудит весь мир.
  Зацветут маргаритки, раскроется белый жасмин.
  Ароматом хмельным и густым переполнятся сны.
  Только горечь разлуки отравит напиток весны.
  Остановишься ты на пороге апрельского дня:
  Ни покоя, ни воли, ни радости нет без меня.
  Я исчезла, растаяла ночью, как след на песке.
  А тебе завещала всегда оставаться в тоске.
  В одиночестве биться, дрожа, как ночная трава.
  Вот заклятье мое.
  Да не сбудутся эти слова!
  В последней строчке она изменила утверждение (у поэта: "И да сбудутся") на отрицание, согласовав это с композитором. Не выпевалось у нее иначе. Она исполнила "Заклятье" в декабрьском выпуске "Песни года" (раз в месяц эта передача собирала сливки из свежих произведений и выдавала в эфир, чтобы зрители голосовали за наиболее понравившиеся песни, которые и окажутся в финале, показанном в первый день нового года). Но перед съемками финального концерта Ирина узнала, что ее "Заклятье" отдали литовской певице, которую сейчас вряд ли кто-то помнит. И, не удержавшись, она сказала редактору программы пару фраз о том, насколько это нечестно и подло. А та заклеймила Понаровскую склочницей в умах музыкальной редакции Останкино. И ее фактически отлучили от эфира, перестав приглашать на съемки так активно, как прежде. Редактор потом погибла в автокатастрофе и правду о том, почему она решила отдать "Заклятье" другой, не узнаешь. Да и надо ли? Наверняка эфир тогда тоже можно было купить, просто Понаровская этого не делала. Как не делает до сих пор, считая, что это несправедливо, что она выстрадала право быть на телеэкране всей профессиональной жизнью. Но игроки не любят исключений, размывающих правила. И уже следующие телередакторы, обиженные неверным, с их точки зрения, поведением певицы, ставят ее в стоп-лист. "Может, они думают, что я умерла?" - восклицает Ирина. Вряд ли. Скорее, рассчитывают укротить.
  
  Клиническая смерть
  
  9 ноября 1979 года во время выступления в Курске Понаровская потеряла сознание. Она успела допеть и выскочить за кулисы. Когда "скорая" привезла ее в больницу, сердце не билось. Вспоминая ту клиническую смерть, Ирина рассказывала, что ее видения и ощущения совпадали с вычитанными потом в книгах вроде "Жизнь после смерти": и длинный коридор, и свет в конце. Когда она очнулась, первым ее словом, по рассказам врачей, было "зачем". В местном обкоме партии предложили спецрейсом отправить певицу в Москву, но хирург Аркадий Львович сказал: "Не довезете. Или мы здесь оперируем, или она умрет". 19 ноября сердце Ирины снова остановилось, уже на операционном столе. И опять ее вернули. На пятом часу операции хирург упал в обморок от усталости. Потом врачи спрашивали Понаровскую: "Может быть, вы инопланетянка? Люди, у которых почки не работают двадцать четыре часа, умирают, а у вас сорок два часа не работали, но вы живы".
  Она верит в реинкарнацию. Однажды ей составят гороскоп, где будет сказано, что в 1025 году в Испании она была первооткрывателем, пролагателем дорог, мужчиной: "Я выполнила свой долг в той жизни, поэтому следующая моя инкарнация - женщина, и я родилась спустя так много веков".
  Того подглядывания в смерть ей хватило, чтобы потом цепляться за жизнь из последних сил, даже когда в голову приходили мысли о самоубийстве: раз ее вернули, значит, еще не все натворила. "Иногда вдруг задаешься вопросом: зачем коптить небо? Такие депрессии бывают у многих актеров. Как у людей, часто перевоплощающихся то в прошлое, то в будущее. Слишком большая амплитуда чувств. Но желание самоубийства случается и от физиологического состояния. Масса болезней, которые тлеют в нас, а мы о них не ведаем. Только почему-то портится настроение, перестаешь спать, часто плачешь..." Ее депрессии порой выражались приступами бешенства: "В один из таких моментов я вырвала с корнем люстру в квартире - запрыгнула на нее, зацепилась и сорвалась вместе с ней. Сразу так темно стало". Как она выходила из подобных состояний? "Я представляю, что я посреди океана, барахтаюсь в волнах, и мне не выплыть. И я просто засыпаю. С горем надо переспать. Отчаяние - это большой грех. Да, тебя предали, подвели, растоптали, и ты хочешь уйти из жизни. Из-за этого?! Расстаться с биением сердца, со своей душой из-за этого?! Никогда! Есть силы - я не буду называть это Богом, - которые все равно заставят жить, только надо себе сказать это. Нет такого, из-за чего можно отчаяться до желания убить себя".
  А однажды она вынула из петли человека. В 76-ом в Ленинграде. Кинорежиссер Семен Аранович был ее другом. В свои за 40 он имел жену и ребенка, но влюбился в девушку, ровесницу Ирины и очень на нее похожую. Девушка забеременела, ей показалось, что возлюбленный не очень обрадовался вести об отцовстве, она сделала аборт и заявила, что между ними все кончено. Ира, по просьбе Арановича, поговорила с девушкой и убедилась: та действительно не желает продолжения отношений. Так и передала Семену. А вечером он позвонил Понаровской и попросил утром зайти к нему - жил в доме напротив, взять письмо и отнести на Ленфильм. Положив трубку, Ира подхватилась с места и, зажав в ладони валидол, корвалол, помчалась к Арановичу. Нашла его висящим на кухне. Обхватив за ноги одной рукой, приподняла, а второй пыталась дотянуться до ножа, потом до табуреток, составляя их друг на друга, потому что потолок высокий, чуть не грохнулась, перерезая веревку. Обливала Арановича холодной водой, приводя в сознание. Утром он пошел на Ленфильм с перевязанным горлом. И жил дальше, снимал кино, умер много лет спустя.
  Врачи в Курске назвали причиной остановки ее сердца болевой шок от приступа почечной колики. Обследование выявило изменения в структуре мочеточников. Видимо, после того, как в Германии, в военном госпитале, ей тащили камень петлей, образовался нарост, блокировавший почку. Приступы случались часто. Однажды ее скрутило в Киеве так, что оркестр Лундстрема, прожив там три дня, не смог дать ни одного концерта.
  В Курской больнице она месяц провела до операции и месяц после. Начала писать стихи. Было много свободного времени, тишина, боль и разные мысли. Все, что требовалось ее поэзии. Но она никогда никому не показывала написанное, считая, что только профессионализм достоин обнародования. И там же Ирина поняла, что могла бы стать врачом. Лучше - хирургом, чтобы сразу видеть результат своего вмешательства.
  Соседнюю с ней палату использовали как приемный покой, и врачи заходили к Понаровской за информацией о состоянии поступивших пациентов, за ее предположительными диагнозами. Дежурная сестра выдавала сухие факты, а живое изложение Ирины дополняло картину. Ее это увлекало, как в свое время занятия вокалом у Лины Борисовны Архангельской. И тогда к ней отнеслись серьезно, и теперь она чувствовала себя при деле. Ее даже пускали в операционную. И во время одной операции она заметила, что капельница закончила подачу препарата и в вену может попасть воздух, а анестезиолог отлучился. Если в кровь попадает воздух, это гибель. Но она помнила, что в операционной надо молчать, и пыталась углядеть кого-нибудь посвободнее и дернуть за рукав. Времени не оставалось. Она схватила зажим и перекрыла трубку. В этот момент появился анестезиолог. Она показала ему на зажим, и он успел все исправить.
  В другой раз ЧП случилось после операции. Врачи и сестры мыли руки и переодевались. Ира осталась, чтобы посмотреть, как за пациентом приедет каталка. И вдруг заметила, что у мужчины на операционном столе синеют кончики пальцев и губы, а руки подергиваются. Пулей выскочила к врачам с криком: он умирает! Все вернулись по местам, включили аппарат искусственного дыхания, и человека спасли.
  С годами она всерьез углубилась в диетологию. Среди многих перепробованных диет постепенно выделила голодание как самое эффективное средство приведения себя в форму: "Лишний вес, который я порой набираю, приносит мне плохое самочувствие: головные боли, изжогу, отеки, боли в желудке. От переизбытка в организме токсинов. И наступает момент, когда организм сам отказывается от пищи, испытывая потребность очиститься. Но начинать нужно с приведения в порядок нервной системы. Лишний вес - это проблема мозга". Начав с недельного отказа от пищи, она довела срок до 25 дней. Правда, творческая жизнь безжалостна. И во время голодания ей приходилось гастролировать, работать в студии над новыми песнями. Ослабленный организм бунтовал то кровоизлияниями в связки, то отключением сознания. Но тогда Ирине казалось, что она выдержит все.
  В 1981 году в ее жизни появился второй муж.
  
  
  

Часть третья

  

Блондинка

  
  "Женщина, когда она не твоя, такая, словно
  ночью луна поднимается все выше и выше
  и сосет, и сосет сердце; а когда она была твоей,
  хочется топтать ее лицо сапогом. Почему это так?"
  (Р.Музиль. "Человек без свойств").
  
  Черный муж
  
  Со вторым замужеством дочери Нина Николаевна никогда не могла смириться и долго выговаривала Ире свой ужас. Для этого брака журналисты подобрали слово "экзотический". Конечно, в нашей стране больше людей темноволосых, чем темнокожих, но все-таки экзотики не было. Вейланд Родд, наверное, самый русский среди иностранцев: "Я не имею отношения к Африке. Я американец, родившийся в Москве, и у меня двойное гражданство. Мой отец, также Вейланд Родд, вошел в американскую энциклопедию как первый настоящий чернокожий, сыгравший в театре Отелло. В советской России он искал берег своей мечты, приехал, окончил ГИТИС, сыграл Геркулеса в фильме "Пятнадцатилетний капитан", черного друга Миклухо-Маклая. Мама - белая американка, пианистка. Ее семья оказалась в России в 30-е годы и подверглась репрессиям. После смерти моего отца мама вернулась в Майами, а я остался".
  К моменту их знакомства Ирина купила в столице квартиру в доме на улице Новаторов, отдав первый взнос, три с половиной тысячи рублей, и постепенно выплачивая остальное. Она обрела крышу на пятнадцать лет вперед. Причем сначала получила только разрешение на прописку без указания места жительства по причине его отсутствия. Но даже разрешение считаться гражданином Москвы тогда было недостижимее, чем телеэфир в новогоднем "Огоньке" и Гран-при "Сопота" вместе взятые. Кто за нее похлопотал, Ира не помнит, вероятно, Иосиф Кобзон. Он уже тогда был в почете у партийных работников, вхож в их кабинеты, умел находить с ними общий язык и помогал многим коллегам и не коллегам. А потом уже она сама убалтывала чиновника в Управлении кооперативного хозяйства, чтобы получить однокомнатную квартиру в свежепостроенном кооперативном доме. От этой площади отказались остальные претенденты - никто не хотел платить большие деньги за первый этаж. А Понаровская не привередничала, сразу же встала среди пайщиков в очередь на улучшение и вскоре обменяла первый этаж на пятнадцатый.
  Она больше не пела джаз, потому что "рыба ищет где глубже, а человек - где лучше". Поскольку Понаровская родилась под знаком "Рыбы", это в самый раз про нее. Как бы ни билось сердце в восторге от вокальных импровизаций, она устала скитаться по углам, носить гольфы вместо колгот и думать о куске хлеба. Олег Лундстрем понял. Спустя годы сказал: "Ирочка, вы по сей день наша любовь. Моя жена убрала с письменного стола все фотографии, только вашу оставила." А сама Ирина считает: "Джаз - потрясающая тренировка мозгов. Джаз научил меня говорить, улыбаться, вести себя. Если бы у меня не было ощущения джаза внутри себя, то, может быть, я не смогла бы делать то, что делаю сейчас".
  В 1980 году Вейланд Родд вместе с Ларисой Долиной исполнял "Антологию джаза" в оркестре Анатолия Кролла. Понаровская этого не слышала. В одном из интервью Вейланд рассказывал, что, увидев Ирину впервые на телеэкране, он сказал своей матери: "А хорошо было бы с этой женщиной вместе петь". И добавил: "а может быть, и жить". Опять же по его словам, их познакомил общий приятель, который знал, что Понаровская ищет компаньона на программу. Ей тяжело было (по состоянию здоровья) одной отрабатывать двухчасовые концерты во время гастролей. Требовался артист для разогрева публики и заполнения пауз, необходимых ей для переодевания. Родд уверял приятеля, что когда она увидит, что он черный, то откажется от мысли работать с ним. Но приятель заявил: она не такая как все, вот увидишь. Их познакомили. Ирина послушала, как Вейланд поет, и сказала "поехали". Его необузданный голос понравился Понаровской. Ей показалось, что фирменность исполнителя станет достойным вкладом в ее сольную программу: "черная музыка" от настоящего афроамериканца. Ей хотелось слышать из его уст блюзы, а Вэл предпочитал русские романсы и "Коробейников". Правда, Hello, Dolly тоже исполнял, но и это почти наша народная песня.
  Родд - самородок, не обучавшийся музыкальной грамоте, но и не страдавший от этого. Только консерваторское воспитание Ирины порой мучительно ерзало от некоторых его вокальных пассажей да нарочитого акцента при исполнении романсов, чтобы, дескать, потрафить публике - что взять с иностранца, конечно, коверкает наш русский язык, но старается, а язык-то трудный, не чета его английскому. Хотя на самом деле даже намека на акцент у Вейланда не было. Но очень скоро Понаровская перестала спорить с партнером. Этот человек властно подчинил ее себе.
  Когда они только познакомились, Вэл был женат. В пятый раз. Каждой жене он ставил обязательное условие - родить ему ребенка, потому что якобы любил детей, предпочитая сыновей, только их считал полноценными продолжателями своего "я". Ире он честно рассказал про последнюю жену, не упомянув четырех предпоследних. И когда много позже она узнала их общее количество, то смогла выдохнуть только что-то про свои мозги, которые при вступлении в брак, видимо, совсем отказали. Впрочем, это запоздалое раскаяние объяснялось семью совместно прожитыми годами. Тяжело было не все семь лет.
  Вейланд - мужчина с заграничными генами. Потрясающе ухаживал! Прежде, чем Ирина сядет в такси, он белоснежным полотенцем, которое сам предварительно кипятил, вытирал сиденье: сейчас придет королева! Никогда не забывал подать ей руку или пальто. Открывая дверь, пропускал ее вперед. Следил за собой, начиная от гигиены и заканчивая одеждой. Это сейчас звучит наивно, словно девочка-подросток впервые столкнулась с мужчиной, который знает и умеет куда больше ее ровесников и этим ее легко подкупает. Но ведь даже сейчас немногие наши соотечественники способны вести себя с женщинами так по-мужски. То, что иностранец впитал с материнским молоком, наши, похоже, черпают из заграничных фильмов. Те, кто действительно тянутся к этике и эстетике. А тогда и фильмов подобных не было.
  Когда Понаровская лежала в родильном доме, Вейланд из букетов цветов выложил под ее окнами огромными буквами ИРА. По утрам приходил с соковыжималкой и готовил ей свежий сок. Она мечтала, что так будет всю жизнь. Не знала, правда, что для беременной предыдущей жены он тоже выкладывал цветами имя. Но это мужчины влюбляются в тех, кто их слушает, а женщины влюбляются в тех, кто их ласкает словами, поступками, отношением. А отношение проявляется даже в том, насколько аккуратно человек одет для встречи с тобой. Во всяком случае, Ирина всегда начинала считывание мужчины с его внешнего слоя.
   В Вэле она нашла философа: он многим интересовался, умело преподносил разные идеи, как собственные, так и чужие. И сходу поддержал жену в ее вере, что она сможет родить. После операции в Курске врачи вынесли приговор: роды смертельно опасны. А Ира еще девочкой увидела во сне картину: воскресным утром она, муж и дети садятся в машину и едут в церковь.
  Второй брак подарил ей сына.
  И еще было предсказание. Однажды гадалка ошарашила Ирину словами: у тебя будет черный муж. Она даже не поняла тогда, что это значит: кавказец, что ли? И выбросила из головы, пока знакомая, знавшая о предсказании, не позвонила ей - уже супруге "черного мужа": а помнишь?
  Вейланд стал ее спутником в деле оздоровления организма, чтобы подготовить его к родам. Она бросила курить, отказалась от мяса, села на овощную, фруктовую и соковую диету, начала обливаться холодной водой. Это легче переносить, когда рядом человек, который не смотрит страдальчески, не уговаривает немедленно прекратить самоистязания, а голодает и холодает вместе с тобой.
  Он предлагал ей осесть дома, отдаваться кухне и спальне, каждый год беременеть и рожать. Если бы не потребность в деньгах, он и сам не выходил бы на сцену, а смотрел телевизор и философствовал да фантазировал. Помнится, как он уверял, что способен внушить жене генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачева мысль помочь эстрадной карьере Ирины Понаровской. Почему Раисе Максимовне, а не ее мужу? Видимо, женщины ему легче поддавались. Но так как карьера Ирины Вэла не вдохновляла, то дальше хвастовства дело не шло. В период своей зачарованности им Понаровская верила в его байки. И с восторгом рассказывала о том, что он способен зимой в халате и босиком пойти на автомобильную стоянку недалеко от дома. Правда, упоминала шокированных соседей, видимо, пытаясь отрезвить себя их мнениями, но тут в комнату входил муж с рассказом о родах в воде по методу Игоря Чарковского или о дельфинах, которые плавают в море вокруг беременных женщин, и его уверенный пафос подавлял ее женское естество.
  Крепкая у него натура, если с ним она выдержала роль верной жены семь лет. Последние годы, правда, подыгрывала и терпела ради сына - не хотела лишать его отца, оставаться одна с ребенком. К тому же - дух противоречия. Ее замужества не понял и не принял, пожалуй, никто. Тем более она полезет в бутылку отстаивать правоту своего выбора. Ах, вы говорите, он черный, так я заявляю: белее всех вас!
  С Игорем Чарковским, автором спорной методики закаливания и родов в воде, Родд, к счастью, познакомился уже после рождения Энтони, иначе рожать бы Понаровской в море, в бассейне. И без того Вэл заставлял жену ежедневно заниматься с сыном подводным плаванием в ванне - она опускала малыша в воду, придерживая голову, чтоб не захлебнулся. После процедур ребенок рыдал. Возможно, именно на нервной почве у него начался диатез, который долго не излечивался, из-за чего Ирина все-таки настояла на прекращении пыток.
  Настаивать на чем-либо было трудно. В семье Вэл не отличался такой обходительностью, галантностью и заграничностью, как на людях. Публика видела сексуально притягательного, мускулистого мужчину, который подыгрывал зрителям, изображая дикаря, способного удовлетворить всех сидящих в зале дам. А за кулисами насмешничал над дикарями в зале, которые кушали все, что он им кидал. И любил рассказывать анекдоты. Например, такой: "Сидят на пирсе два босяка с Молдаванки. Драные, грязные. Причаливает белоснежный лайнер, по трапу спускается в белоснежном костюме Поль Робсон. Один из босяков говорит другому: "Смотри, Жора, дикарь".
  Ирина хотела уехать в Америку. И замуж за Вейланда пошла с надеждой, что вывезет. Еще в 1973 году, вступая в брак с Григорием Клеймицем, она говорила ему: надо уезжать отсюда. Тогда как раз была волна эмиграции из Советского Союза (на Запад прорваться было трудно, сложнее, чем получить московскую прописку). Но Григорий отказался, объяснив, что ему поздно начинать в другой стране.
  Вэл тоже никуда не собирался. Его все устраивало. В Америке пришлось бы вкалывать по-черному (наверное, петь в ресторанах, да и то не во все возьмут), а тут он мог месяцами сидеть дома и воспитывать жену. Кидал, например, в ванну два килограмма моркови и говорил Ире: чисть. И она, держа на плече ребенка, готовила мужу овощную смесь, его любимое блюдо.
  С этим периодом связан грех Ирины, который аукнется ей спустя десятилетия.
  После концерта Понаровской и Родда в городе Златоусте к Вейланду подошла девушка со словами, что у них тут есть малышка-негритянка (по тем временам это было равносильно чуду или позору белой женщины). Он ответил: принесите. На следующий день принесли дистрофичную, грязную девочку Настю одиннадцати месяцев от роду. С ней пришла мама - восемнадцатилетняя Марина. Она что-то пыталась рассказать про мужа, но путалась, и было заметно, что сочиняет. Ирина не выдержала: "Ведь нет же у тебя никакого мужа, отдай девочку нам, ты ее не вытянешь". О чем певица думала в тот момент? О том, что родить ей не светит, взять ребенка из детского дома хлопотно, а по тем временам почти нереально, особенно с чернокожим мужем, что судьба послала ей такого же чернокожего ребенка, которого могут отдать без всяких формальностей - и матери услугу окажет, и девочку от верной смерти спасет. И Марина согласилась, будто ради этого и пришла. Но спустя несколько месяцев стала требовать с Понаровской деньги: звонила, писала, угрожала. Потом явилась в Москву и забрала Бетти, как назвала ее Ирина. Оформить удочерение не удалось: детородной семье не разрешали иметь приемных детей. Да и матери выгоднее было отдавать девочку на время, чтобы подкормили, подлечили, приодели, да еще от нее деньгами откупились.
  Марина снова появилась в Москве, когда Бетти исполнилось два года. Энтони еще не родился, но Ирина уже была беременна. Она приняла девочку, решив поверить расписке матери, где та отказалась от дочери.
  Но оставив Бетти, Понаровская не предполагала, насколько не примет ее Вейланд. Чужая малышка его не интересовала. Он кричал на нее, бил - она сжималась от страха и плакала. Ирина не могла защитить - в ее животе рос Энтони. И подставляться под гнев мужа было опасно. Однажды Понаровская вернулась домой из поездки и услышала от мужа, что мать якобы снова затребовала дочку обратно. И он отдал. Позже соседка рассказала Ире, что Вейланд сдал Бетти в детский дом. Искать? Но где? И в качестве кого она стала бы это делать? И куда потом, если найдет? Снова к Родду?
  Много лет певица никому не рассказывала о своей... да не своей... приемной... да не приемной... в общем, о Бетти. Пока не вытянула из нее это признание тележурналист Оксана Пушкина, работавшая тогда на Первом канале. А тут как раз ее коллеги запустили проект "Ищу тебя" (розыск пропавших родственников, друзей), и хорошо бы для раскрутки передачи звездную историю. И почему бы не помочь Понаровской искупить ее грех, раз она так страдает. А что из этого вышло, узнаем позже.
  Ирина: "Энтони родился 17 октября 1984 года. Появился, как ангел, ничего у меня не забрав: ни волос, ни зубов, ни фигуры. Когда я попала в роддом, и врачи посмотрели историю моего здоровья - они не могли понять, как я выносила ребенка, ни разу не обратившись к врачу, ни на секунду не ложась на сохранение, не имея токсикоза. И это в довольно позднем возрасте для первородящей женщины".
  Но рая в трехкомнатной квартире Вейланда в районе Речного вокзала создать не удалось. В ее собственное жилье (на улице Новаторов) он пустил любовницу друга - так представил. В общем, спрятаться от скандалов Ира могла только в Ленинграде - у мамы и бабушки. Только ведь стыдно. Нина Николаевна долго не подозревала, как зять обращается с ее дочерью. Та не утратила детской привычки держать боль в себе.
  От препятствий Понаровская страдает. Без них - сама себе их создает. И снова страдает. Надо же как-то объяснить, почему что-то не выходит, как-то оправдаться перед собой и другими. Хоть она и декларирует, что стороннее мнение ее не волнует, на самом деле это неправда. Окружающая среда - то зеркало, в которое она смотрится, от которого добивается если не похвалы, то хотя бы сострадания.
  Девочка придумала себе когда-то идеальный образ. Как Золушка - Фею. И даже когда доросла до умения превращать тыкву в карету и крысу в пажа, все равно нуждалась в благоговении перед чудесами, которые возникают по мановению чужой руки. Сохранила в себе Золушку, верящую больше в Фею, чем в себя.
  Ее натура требовала надежной руководящей руки. Режиссера и на сцене, и в жизни. Без него она тоже справлялась. Но мучили сомнения: пристойно ли получается? Внутри себя она такой разбор полетов устраивает, какого самый крайний недоброжелатель не придумает.
  Ирина: "Отдельная тема моей жизни: я противна сама себе. Иногда безумно раздражает собственная беспомощность, а я часто бываю беспомощной. От слабости, лени, стечения обстоятельств. Бываю противна себе внешне. Вдруг на меня находит занудство - и я сама себе не рада. Да, человек должен любить себя. И я считаю, что эгоизм - это когда человек себя не любит. Он обязан следить, ухаживать за собой, чтобы не делать больно окружающим. Когда человек болеет, близкие люди переживают не меньше. Поэтому болеть самому легче, чем переживать за другого. Когда человек не следит за внешностью - это эгоизм, потому что он не думает о том, что на него неприятно смотреть, он может вызывать у людей отрицательные эмоции. Поэтому, я считаю, любить себя надо не для себя".
  
  Мистика ее жизни
  
  В 1983 году на телеэкраны вышел фильм "Трест, который лопнул" по рассказам О' Генри. Понаровской позвонили с Одесской киностудии и предложили роль лже Сары Бернар, проститутки, которую мошенники выдавали за великую актрису. Реплик у нее было мало. Основу образа составила сцена, когда нетрезвая героиня виртуозно переливала остатки вина из одной бутылки в другую, пытаясь держать осанку той неведомой Бернар, именем которой ее обозвали.
  Ирина: "Моя роль не была выписана в сценарии. Некое существо. Зато она была у О' Генри. И на основе того фрагмента и О' Генри в целом я придумала свой эпизод, начиная с грима, костюма и заканчивая действиями в кадре. Я хорошо чувствую времена, будто жила неважно в восемнадцатом веке или девятнадцатом..."
  Ее пробовали на роль в многосерийном телевизионном фильме "Жизнь Клима Самгина". И, когда нарядили в платье той эпохи и посадили в театральную ложу, режиссер Титов увидел, что ее облик изумительно вписался в исторический период. Только Вейланд порвал фотопробы и запретил жене надолго отрываться от семьи. Он даже машину продал, чтобы Ира пореже выбиралась из дома.
  А большая костюмная роль так и осталась у Понаровской сном наяву. Робкие грезы о "Даме с собачкой" с уверенностью, что она как никто понимает ту нравственность и силу чувств, беспомощность и надменность... Еще более робкая любовь к "Анне Карениной" и видение себя в ней. Она раз семь перечитывала роман. Будто впитывая его героиню, сливаясь с ней. Ее вызов, безумие материнской любви, страсть и странность гипнотизировали Ирину.
  Посидев два года с Энтони дома, она поняла, что, пока не сдвинется с места, денег не прибавится (муж не надрывался на работе). Нужно возвращаться на сцену, где ее уже подзабыли. В 1986-87 годах они путешествовали по стране втроем (она, муж и ребенок, которого не с кем было оставить. Не в церковь на воскресную службу, так на гастроли). За границу ее не выпускали, даже в Германию или Польшу. Наверное, чиновники не хотели искушать зарубежными благами, помня про то, что по паспорту Родд американец - мало ли что им взбредет в голову за пределами Родины. Не то чтобы дорожили певицей, просто скандала не хотели: останется - шум начнется.
  В 1986 году их квартиру ограбили. Тоже хорошая мобилизация в строй трудящихся масс. Когда грабителя поймали, выяснилось, что это у него одна из ста пятидесяти квартирных краж за недолгое время. В суде Ирина выступала как свидетель. И не ведала, что некоторые ретивые следователи пытались придумать ей статью о скупке и перепродаже валюты. У мужа ведь родственники в Америке. Опять же из показаний квартирного вора могли узнать о наличии в ее доме какой-нибудь суммы в долларах. Тогда любили затевать уголовные дела против коллекционеров (неважно чего, например, антиквариата), пытаясь опорочить известных или высокопоставленных людей, и против так называемых валютчиков (достаточно было найти в квартире иностранные дензнаки).
  Можно пояснить на примере из настоящего времени. Арестовали рядовую сотрудницу крупной компании. Допрашивали много месяцев, требуя показаний против ее начальника, вовремя скрывшегося за границей. То есть лично она следствию не нужна, маленький человек, знает лишь то, что входило в ее обязанности. Следователям же для весомости работы нужны менеджеры высшего звена. В том числе для того, чтобы их обезоружить. Как это происходит? Предположим. Если сотрудница не может сообщить ни одного негативного (тем более, преступного) факта деятельности своего начальника, следователь предлагает ей подписать протокол якобы ее допроса, где уже изложены необходимые проступки важного фигуранта. И женщина вернется в семью (что, впрочем, не гарантировано, потому что на свободе она может повести себя неправильно, отказаться от показаний, замутить вокруг себя единомышленников). Судя по тому, что женщину осудили на восемь лет и отправили в колонию, она не оправдала надежд следственных органов. Вот и тогда ни один из подследственных ничего против Понаровской влегкую не сообщил. А добиться этого не успели - политическая обстановка в стране начала меняться.
  Это не к тому, что 37-ой, условно, год никогда не уходил из определенных структур. Это к тому, что словосочетание "профессиональная деформация" применимо к любому специалисту в любое время, правда, каждого человека ломает по-своему: один без колебаний идет на подлог, а второго даже после чудовищной обработки не поработить.
  Да если б Понаровская торговала валютой, разве бы моталась с концертами! Не мучилась бы и с подбором репертуара, который по-прежнему оставался случайным и не радовал ни ее, ни публику. Зрители по-прежнему чувствовали дистанцию между собой и певицей: не ущипнуть за задницу, не чмокнуть в щеку, даже на легкий удар по плечу нервно вздрагивает. А уж разодета - фу-ты, ну-ты! Простоты ни грамма. Чужеродная какая-то. Никто из зрителей даже не догадывался, что она могла страшиться публики, волноваться и отстраняться в целях самозащиты. Если даже Нина Николаевна не замечала ее боязни, то залу она тем более не могла этого показать.
  Возвращение на сцену после перерыва, связанного с рождением Энтони, ей хотелось оформить красиво. Одно дело - мотаться с концертами по стране и совсем другое - появиться на телеэкране или на столичной площадке с ударной программой. Ирина строила совместные планы с иллюзионистом Игорем Кио: создать эстрадно-цирковое шоу, где певица стала бы соведущей и песни сочетались бы с фокусами.
  Впервые это осуществил режиссер Евгений Гинзбург - 2 января 1982 года телевидение показало "Новогодний аттракцион", который вели Игорь Кио, Алла Пугачева и Спартак Мишулин. Понаровская исполняла шуточную песню "Случайные взгляды", адресуя ее роскошному серому пуделю, который сам подбежал к ней за кулисами, стал обнюхивать и ласкаться. При ее безумной любви к собакам естественным стал выход на арену с таким задушевным партнером. Тем более его цвет гармонировал с блестящим серым платьем, в котором она пела. А пушистое боа на ее плечах и вовсе сделало их близнецами. С этой же песней она однажды снималась в вольере с леопардами: "Случайные взгляды не знают преграды..."
  А вообще с цирком у нее связаны не очень приятные воспоминания. В детстве папа водил ее туда дважды, и оба раза на глазах девочки разбивались люди. В 1979 году Ира сама выступала на арене, потому что других площадок в том городе не было. И уже на нее что-то свалилось, да так, что увезли в реанимацию.
  Игорь Кио говорил об Ирине: "Потенциально она могла быть второй в стране, не ниже, если бы не идиотский репертуар". Репертуар не был "идиотским". Просто певица нуждалась в иных словах и мелодиях, которые, возможно, некому было писать. Репертуар Аллы Пугачевой ей не годился. Великого мелодиста Паулса узурпировала Лайма Вайкуле. Это сейчас наши исполнители, переживая отсутствие талантливых поэтов и композиторов, записывают импортные шлягеры и вольно распевают их на языке оригинала. В середине восьмидесятых, тем более раньше, такое не допускалось музыкальными цензорами. В виде исключения: пусть мелодия зарубежная, но слова исключительно на русском. Но это тоже не от хорошей жизни. Что тогда, что сейчас. По-бедности.
  Вот и выдыхали ее уста то, что многих раздражало несоответствием потенциала и реальности. Другая была органична, исполняя: "Эй вы там, наверху!" Понаровская же в роли "гражданки у окна" (песня Аркадия Укупника) вызывала сочувствие у того же Игоря Кио, но становилась ближе народу. Или такое: "Кому, скажите, это нужно? Как это глупо и смешно! Влюбиться в собственного мужа, однажды выглянув в окно!" Она прекрасно обыгрывала эти образы, но от нее хотелось иного, иноземного. Хотя хотелось избранным, а массы довольствовались бы чем-нибудь еще проще.
  По ней никогда нельзя было сказать, что пение - это дело ее жизни. Она легко переключается на что-то другое. Или вовсе уходит в личную жизнь. И несерьезное отношение публики к ее репертуару, возможно, было продиктовано ее собственным несерьезным отношением к нему. Казалось, что она больше заботится не о том, с какой песней выйти, а о том, в каком платье, с какой прической. О французской певице Далиде тоже порой думалось, что она больше манекенщица, чем певица, особенно на фоне Эдит Пиаф. Но Далиду на родине до сих пор помнят и любят. И сейчас многие ее песни звучат мощнее, чем при жизни. Только культурная среда для этого должна быть иной. Никто не снимает ответственности с Понаровской. Но ведь и окружение не то, а значит, и спрос с исполнителя. Опять же Эдит Пиаф в нашей стране не было, нет и не будет.
  С годами в глазах окружающих сложился имидж Понаровской - женщина, которая выглядит. Это если судить по телевизионным эфирам, которые, как ни странно, съедают ее шарм, энергетику голоса, нивелируют песни. Она одна из немногих певиц, которых нужно слушать в концертном зале, только тогда можно почувствовать ее вокальную и личностную мощь. Тогда обложка не заслонит содержание. Своеобразный эффект Марлен Дитрих. Смотришь ее выступление в записи и подмечаешь: эффектные платья, слабый голос, тембровые ухищрения для того, чтобы скрыть слабость, деланно размытый взгляд, возможно, не от процесса пения, а от глотка коньяка перед выходом. Проступает то, что произвольно, непродуманно укрупняет телекамера. То есть женщину расчленили и в лупу рассмотрели детали. Какая тут магия! Так и с Понаровской. Даже смена костюмов во время живого концерта выглядит не нарочитой, а органичной. И наряды не считаешь, а любуешься точностью попадания в песенный блок.
  Но вернемся к Кио. Их красивый проект не сложился. В 1986 году они показали общую программу в Театре эстрады, но вышел скорее намек на идеал. Игорь Эмильевич заговорил о своем единении с Иосифом Кобзоном. Такой союз был бы для него выгоднее и по деньгам, и по связям. Понаровская ни тем, ни другим похвастать не могла. Первое еще как-то поступало к ней, а второе, пока рядом Вэл, отказывало во взаимности.
  Они записали дуэт: "Я больше не хочу тайком любить". Но телевидение не горело желанием отражать столь небанальную жизнь советской певицы.
  В 1987 году в репертуаре Понаровской появился шлягер. Это достойно особого упоминания, так как очень популярных песен за все ее творчество можно насчитать две-три, не больше. "Знаю - любил" попала в хит-парады, заведенные тогда впервые в нашей стране. На телевидении даже сняли нечто похожее на видеоклип, о которых мало кто ведал. Съемка вызвала гнев у непросвещенного населения - в популярную газету пришло письмо: как можно показывать певицу на фоне ее бунгало? Разврат роскоши в нищей державе! И ведь слово-то какое нашли - бунгало. Откуда всплыло? На экране мелькал дачный домик, снимали за городом, зимой. Ирина была в шубе на фоне снега и не знала, что там, в тылу. Шубу авторы письма тоже помянули недобрыми словами.
  Однажды у нее уже были неприятности с мехами. Или с коленками?
  Приехала на гастроли в украинский город Полтаву (кстати, родной город отца), а афиш, которые обещали расклеить, нет. Оказалось, первый секретарь горкома партии велел их содрать. Потому что певица на плакате снята в полушубке и мини платье на фоне храма Василия Блаженного: "Как она посмела стоять с голыми коленками на Красной площади!" (Точнее, на Васильевском спуске). И за ночь афиши посрывали.
  Автором слов песни "Знаю - любил" была Джуна Давиташвили, знаменитая целительница Брежнева и других членов Политбюро. Понаровскую привел в ее дом композитор - представить как возможную исполнительницу. Знакомство поначалу тем и ограничилось. Ирина: "Я не хотела, чтобы Джуна думала, что я согласилась исполнить песню ради возможности полечиться у нее. Но случилось так, что пришлось обратиться к ней и за этим - ради Энтони. Она вылечила его диатез ".
  А потом Джуна обиделась на Понаровскую, когда та не смогла принять участие в концерте, где целительница показывала свои опыты в песенном жанре. Несмотря на слухи, что Джуна не сама пишет стихи, надо было видеть, с каким детским удовольствием она показывала гостям журналы с публикациями под своей фамилией, получала удостоверение члена Союза писателей, слушала, как именитые эстрадные исполнители поют то, что освящено ее именем. В конце концов, Джуна запела и сама - уговорили доброжелатели. Но в том сборном концерте ударным моментом была именно Ирина с единственным на тот момент шлягером от Джуны (впрочем, ни одна другая песня целительницы так и не стала столь же популярной). А Понаровская только что вернулась в Москву с гастролей и очень устала. О концерте узнала день в день и позволила себе не пойти, надеясь на понимание.
  Джуна отказалась понять. И имя певицы долго вызывало ее словесные проклятия, а вид на телеэкране - гневные взгляды. Ирину это угнетало, пока она не восстановила равновесие в их отношениях: однажды позвонила Джуне после какой-то передачи с ее участием и сказала приятные слова, будто повинилась.
  Понаровская с любопытством общается с экстрасенсами, гадалками, травниками. Судьба выводит ее на них в тяжелые житейские периоды, и она пытается следовать их советам и верит прогнозам. Каждый из них дарит ей свой взгляд на то, что ее мучит, толчок к выходу из боли. Благодаря подсказке интересно видящего, мыслящего человека, она утверждается в том, что уже придумала сама, но не решилась осуществить. Какое-то время имя лекаря не сходит с ее уст, а потом они разбегаются по своим судьбам.
  Она пробовала объяснить себе, что влечет ее к таким людям: "Иногда бессилие - хочется на кого-то перекинуть проблемы. У меня нет потребности в психоаналитике. Меня не нужно вести по жизни. Из депрессии я вывожу себя сама. Иногда мне требуется телефон доверия, чтобы просто выговориться. Но я ни разу им не воспользовалась. И на близких людей не могу вешать свои проблемы, не имею права их обременять, это несправедливо, не гуманно. Поэтому как правило на время депрессии ложусь на дно, впадаю в спячку, не подхожу к телефону, не выхожу из дома. Потом смысл жизни чудесным образом возвращается.
  Почему увлекают люди именно с потусторонней ориентацией? Я и другим доверяюсь. У меня разные были опыты. Когда меня спрашивают, например: почему вы не едите мясо? Я отвечаю: потому что это вредно. Мне возражают: как это может быть вредно?! Я поясняю: "Вы пробовали не есть мясо? Нет? А вы попробуйте. Я мясо ела. И когда я его не ем, то лучше себя чувствую". Мне говорят: это вы себе внушили. Может быть. Но именно от этого внушения я здоровее. Ну кто в 80-е годы знал о здоровом питании? Но на меня вдруг как с небес свалилась какая-то ксерокопированная, полулегальная литература на эту тему, потом я познакомилась с диетологом Галиной Сергеевной Шаталовой. Она мне очень помогла вырастить и вскормить сына. Ведь тогда, если у женщины заканчивалось молоко, как произошло со мной, возникали большие проблемы. Это сейчас не надо бегать на молочную кухню, есть множество импортных смесей в баночках. А тогда у меня были красные руки от постоянной стирки пеленок, и мне еще надо было регулярно делать ребенку питание. Помню какую-то покупную смесь, после которой сын покрылся коркой. Тогда-то судьба опять свела меня с Шаталовой, которая посоветовала кормить сына миндальным молоком и киселем из овса. Это было очень тяжело - чтобы приготовить питание для каждого кормления, у меня уходило три часа, потому что орехи надо сушить естественным путем, а не в духовке, потом замачивать, отжимать сок...
  Есть вещи, в которые я абсолютно верю, потому что испытала на себе. Есть вещи, которые сама не видела, не пережила, но склоняюсь к тому, что это возможно. Не может не быть того, чего нет. И сказанное - уже содеяно. Если что-то пришло на ум, значит, оно уже есть. Я точно знаю, что есть люди не от мира сего. Как раньше говорили: божья слеза попала на человека. А раз не от мира сего, значит, от мира другого?
  Однажды и мне сказали, что я не от мира сего. В ту ночь я долго не могла заснуть, хотя причин для бессонницы вроде бы не было. Какие-то переживания - да, но не депрессия, не стресс. Я сплю всегда с плотно зашторенными окнами, потому что реагирую на свет: фонари ли, рассвет, иногда даже часы, которые светятся на панели видеомагнитофона, могут довести меня до того, что я в сердцах бросаю в них все, что под руку попадется. Но в ту ночь они были на виду, и я, посмотрев, обнаружила, что уже пятый час. И увидела луч света, который спускался с потолка и у которого отсутствовал источник - ни лампочки, ничего, что могло бы светиться. Луч образовал на полу эллипс. И тут же у меня в голове родились две фразы, будто информация поступила: "Ты не отсюда. А послана сюда, чтобы любить". Свет погас, все исчезло, я заснула как убитая. И утром вспомнила слова. Их словно заронили в меня. Это не повлекло сногсшибательных перемен в жизни, и я по-прежнему не представляю, что значит "не отсюда". Откуда тогда? Но сердце мое любвеобильно - это правда. Той ночью я даже ущипнула себя - точно ли не сплю? И мне было больно".
  Ирина и сама пробовала лечить биополем: "У меня было несколько случаев, когда я помогала руками. Первый раз получилось с бабушкой. У нее сильно болело колено. На нем лежал компресс, а сверху одеяло. Я села к ней на кровать и случайно положила руку на колено. И вдруг бабушка говорит: "Мне тепло от твоей руки". А я уже читала, слышала, что такое бывает, и предложила: "Сними компресс, я подержу руку, вдруг поможет". И подержала. Первую ночь после этого бабушка спала спокойно. Потом еще держала. И боль в колене прошла. Второй раз помогла мужу моей подруги - у него был ушиб ноги. А еще как-то мы ехали на гастроли. В автобусе выбило стекло, и одного музыканта продуло. Когда приехали на площадку, у него сильно покраснел глаз. Минут десять я подержала руку у глаза. Потекли слезы, началась резь, а после концерта от воспаления не осталось и следа. Но я не развиваю в себе это. Боюсь. Не знаю, какая у меня энергетика, не умею управлять ею, могу забрать на себя болезнь и заболеть сама. Мой знакомый экстрасенс сказал: этим надо или заниматься, или не трогать вообще".
  Бывали в ее жизни моменты, когда она страшно паниковала, подозревая на себе сглаз и порчу. Цепенела при виде иголки с черной ниткой, почему-то оказавшейся в занавеске на кухне, или булавки, найденной в букете цветов. Это связывалось с напряженной ситуацией, которую она сама создала в быту, и мысленно тут же находились люди, желавшие ей вреда. Это означало, что событие угнетает ее совесть, она болеет чувством вины, но причину такой внутренней тяжести или внешних воспалений предпочитает искать вне себя. Потусторонние силы, конечно, заманчивее в качестве обвиняемых. Или обвинителей.
  Когда-то она участвовала в спиритических сеансах. Разговаривала с духами Пушкина, Гитлера, Высоцкого. Однажды задала тому свету вопрос: почему у меня нет покоя и славы? И получила ответ: коммунисты держат над тобой кулак. На этих сеансах ее немного смущало подозрение, что блюдце передвигается по столу по чьей-то вполне земной воле. Может, потому и отошла от подобных мероприятиях. Отлюбопытничала.
  В 1983 году она наблюдала в небе НЛО. Это случилось над полем в районе Свердловска, где сломался автобус, везший ее и музыкантов на концерт. Кроме нее нечто светящееся видели и другие. То событие вызвало в Ирине не панику, а интерес исследователя, который давно предполагал подобное.
  Она любит задаваться вопросами: почему цветы пьют воду из земли, а из вазы не пьют и вянут? Кто и почему придумал семь нот на пяти линейках? Каким образом в них можно услышать музыку? Почему дерево назвали деревом, а стол столом? Сколько ей ни объясняли, как летит самолет, она так не смогла постичь. А как передвигается электрический ток по проводам? Или как голос попадает из одной телефонной трубки в другую? Ей интересно об этом думать, и потому никогда не скучно наедине с собой. Столько вокруг вопросов, на которые можно искать собственные ответы. Не все же только о песнях да концертных костюмах размышлять.
  Она уверена, что каждая личность появляется на свет с определенной задачей - донести информацию. Когда Вселенная считает, что человек готов сработать приемником-передатчиком, сигнал поступает, и мы получаем открытие, изобретение, гения. С каждой индивидуальностью что-то уходит: секрет краски, тайна красоты, - пока через столетие не родится уникум, чтобы восстановить утраченное знание: его осенит заново.
  Ее волнуют звуки, буквы, слова. Их сочетания. Это некие шифрограммы, которые всякий человек слышит и понимает по-своему. Они по-разному воздействуют на настроение, самочувствие. С новой информацией, приходящей к тебе, становишься чуть иным и внутренне, и внешне. Из нее рвется образ - и она находит для него наряд, оболочку. А вовсе не демонстрирует костюмы только потому, что они у нее есть. И порой сначала ее осеняет видение облика, а потом она ищет для него выходную арию.
  
  Крещение
  
  В 1986 году у Понаровской появилась проблема с голосом. Почти сразу по возвращении с Украины. После аварии на Чернобыльской атомной станции она давала концерты в зоне бедствия - две недели жила в Чернигове, выступала для строителей города Славутич, но никто тогда о радиации и ее последствиях не думал. "После этого в моем голосе появилась хрипотца - из-за плавающей фибромы, образовавшейся на связке".
  Может быть, это совпадение. Может быть, многое накопилось из предыдущих лет. Нина Николаевна вспоминает: первый муж Иры курил так, что в квартире была дымовая завеса, потом она сама начала курить, а еще пение в те дни, когда певице не следует напрягать связки, и больные почки... Возможно, она перетрудила голос. Когда-то композитор Микаэл Таривердиев говорил: "Ирочка, зачем так надрываться, если можно петь тихо, под фортепиано". И предлагал ей свои романсы.
  В 80-е на страницах "Советской культуры" и "Литературной газеты" читатели с журналистами вели дискуссию: "Какие песни нужны народу?" Те, что можно исполнять за столом разогретой компанией? Либо те, которые ни под какой напиток не проорать, даже на свадьбе под них не спляшешь? Вот Понаровская исполняла как раз такие: не плясовые, не бытовые. То есть в массовые потребности не вписывалась. В том числе и потому, что голосистая чересчур. Когда ее просили записать что-нибудь более примитивное по вокалу, она чуть не плакала: "А куда мне голос деть? В карман спрятать?" Народ кивал: ну вон же другие могут, хоть и с голосом, а мелодии попроще, без несусветных перепадов. Но она упивалась силой собственного звучания и вбивала зрителей в кресла мощной волной. Голос - как скипетр власти.
  Когда появилась хрипотца, Ира сходила в Ленинграде к знаменитому доктору Ральфу Исааковичу Райкину, брату Аркадия Райкина. И он снял красноту и отечность связок. Но хрипотца осталась. Потом она придумала отговорку: "Всегда мечтала обогатить тембр рОковым оттенком".
  14 января 1986 года она крестилась вместе с сыном в Елоховском соборе в Москве. Энтони нарекли Иоанном, так как ближайшим был день этого святого. Ирине оставили ее имя - вполне православное, в переводе с греческого значит "мир".
  Почему она выбрала православие, а не католицизм или лютеранство, как ее предки? Да просто православных храмов в нашей стране больше. Потом-то у нее появилась мысль перекреститься в католичество, но священник, с которым она посоветовалась, сказал: "Бог один". Храм - это просто место, одежда, слова. А Бог один.
  Почему она вообще решила окреститься в 32 года? Ей сказали, что в этом нуждается Энтони - он болел и в крещении виделось избавление от болезней. Хотя девочкой она прямо из школы, снимая на ходу пионерский галстук, бегала в Никольскую церковь, где пел хор из Кировского театра. То была любовь к музыке. Однажды старушка показала ей "Троеручицу", пояснив, что эта икона - защитница. Ира стала приходить к ней и ставить свечки. Наверное, просила об удаче на экзаменах, сейчас уже не помнит. А первый раз попала в церковь на отпевание, когда погибла девочка, с которой они рядом жили на даче.
  И как в детстве она носила крестик, не будучи крещеной, потому что это не приветствовалось пионерской организацией, но соединяло ее с пением хора, иконой-защитницей, с братством горящих свечей и странных в их свете лиц, так с годами она утверждалась в собственном отношении к вере: "Я верующий человек, хотя не хожу каждый день в церковь, не соблюдаю посты, не молюсь дома и не часто исповедуюсь. Но у меня есть вера. Я боюсь НЕ верить. И чту того, в кого верю".
  Когда с ней происходят чудеса, она говорит: "Есть надо мной Бог!" Бог - это чудо.
  Улетая как-то в Ленинград, она оставила машину в аэропорту Шереметьево. Возвращаясь в Москву, встретила в ленинградском аэропорту попутчика - приличного вида мужчину, который предложил донести до самолета сумку. Места у них оказались рядом. Сложили свои пальто одно на другое. А в Москве, сойдя с трапа, она не обнаружила в кармане пальто ключей от машины. Вернулись вместе с попутчиком в самолет и обыскали салон. Безрезультатно. Мужчина довел ее до стоянки такси, сели в одну машину, так как им оказалось по пути. Сначала высадили его, потом она доехала до дома. Всю дорогу лихорадочно перебирала в голове возможные места потери ключей. И дома вдруг раздался телефонный звонок и женский голос спросил: "Ирина? Вы не ехали сегодня в такси с Николаем?" "Ехала с мужчиной, но имени его не спросила". "Наверное, когда вы сложили пальто одно на другое, ваши ключи выскользнули из кармана и провалились за подкладку пальто Николая, так как у него там дырка".
  Так же было с любимой фотографией Энтони, лежавшей в записной книжке. Однажды в самолете книжка потерялась. Месяц Ирина горевала. А потом на телесъемках к ней подошел Валерий Леонтьев: "Ты потеряла записную книжку? Иди к моему костюмеру, у нее твоя книжка." Оказалось, нашедший пропажу, на обложке которой не было ничего кроме "Ирина Понаровская", перелистал страницы, выбрал почему-то телефон Леонтьева и позвонил.
  Много ли терялось без чудесного возвращения? Если по собственному ротозейству, то сущие безделицы: перчатка из одной пары, перчатка из другой, леопардовый шарфик, кошелек - почти семейная реликвия, его жалко. Но она думала: может, это плата за предстоящий дар? А если потеря возвращалась, то на новое рассчитывать не приходилось.
  
  Похищение Энтони
  
  К яркой песне "Знаю - любил" в конце 1987 года Понаровская добавила новую краску во внешности: покрасила волосы в белый цвет. И поклонники нарекли ее Блондинкой. Этот цвет действительно сделал ее заметнее, выразительнее, будто прояснил.
  Во время гастролей по Америке Ирине польстило сравнение с Мэрилин Монро, но она скромно возразила, что это просто классический типаж: белые волосы, красные губы и тонкая талия, - а не то чтобы она примазывалась к чужой славе. Хотя эта "красиво безумная" женщина близка Ирине своей эфемерностью, беззащитностью, куражливостью, пикантностью. Но кумир ее духа - актриса Роми Шнайдер: "Она буквально светится, она очень глубокий человек, я чувствую это. Я настолько преклоняюсь перед ней, что у меня нет даже ни одной ее фотографии. Ее образ во мне. Меня не сшибешь красотой, ни мужской, ни женской. В Роми Шнайдер я потрясена ее женским началом. Это обезоруживает. Она жила как жила, ничего не высчитывая, может, потому была такой одинокой".
  Обелил Ирину талантливый визажист Лев Новиков. Он собирал ей волосы в конский хвост или косу. Как будто реставрируя ее детство. Только теперь прически работали на образ дорогой и желанной женщины. Такой хотел видеть на эстраде свою жену Вейланд Родд. Ему казалось, что этот облик подтянет к Понаровской молодежь. Он же предложил ей балет из двух танцоров.
  
Отступление с обобщением
  Встретив отпор Ирины, не пожелавшей запираться в образе домохозяйки, Вейланд Родд попытался сделать ее манкой, привлекательной для публики. По его словам, впервые увидев Понаровскую на телеэкране примерно в 1977 году, он испытал шок от ее красоты и сексуальности "в широком смысле слова": "пела необыкновенная, страстная женщина". А когда четыре года спустя он пришел к ней знакомиться, то встретил "скорее учительницу в очках". И эту учительницу следовало превратить в востребованную и продажную. Чтобы деньги в семью приносила. Условно: стояла бы под фонарем, выставив бедро, как подножку, броско размалеванная, со взглядом униженным и оскорбляющим одновременно, как "подайте христа ради" и "затопчу каждого". Он хотел сделать ее себе под стать. А стать у него, похоже, была сутенерская. Или продюсерская? Вот и вышла из-под его пера певица с внешностью проститутки. В ней тогда, как у стихийно вызревшей пионерки, все било через край. Больше краски на лице, короче некуда юбки, резче, чем могла в себе найти, манеры. Она преувеличивала собственные возможности, выходя на сцену, изнуряла себя преображением в угоду мужчине, который не вдохновлял, а лишь озадачивал. Тянулась к тому, что придумала себе в оправдание как заморский нрав. Будто в иноземность куталась, мечтая душой и телом ей отдаться, туда податься.
  Вульгарность, открытая в ней чернокожим наставником, потом выпирала порой из нутра, как рвота, особенно, когда она завязывалась с неравным себе, с тем, кто не возвышает, а принижает, до кого не тянешься, а утягиваешься в принаряженную простоту. Словно в болото - сверху приличное, под мирную лужайку замаскированное, а ступишь - и ухнешь в пустоту, где от твоих знаний и умений ничего не останется, последнее вытечет за невостребованностью. Непотребство одно. Когда она после мавра отдышаться хотела, ее к такому же, только без иностранного налета, кинуло, хоть прибалт по рождению. Как утешительный приз для узников железного занавеса - гражданин Прибалтики, почти не наш.
  Впрочем, может, она и сама всю жизнь тянулась к тому, что не имела в себе, а лишь мечтала иметь, воображала, что наращивает в процессе тяготения, как мышечную массу. Последняя, правда, таяла во время бесконечных диет.
  Итак, черный муж хотел видеть ее доступной всем, чтобы мужчины в зале исходили спермой, а женщины - ревностью.
  На прибалтийском любовнике (Владас был одном из танцоров ее балета) она потом отрывалась за предыдущие муки по ломке себя. Отдыхала.
  Грузинского любовника (Сосо) пыталась воспитать для утех, возвысить до себя выдуманной. И его задурила-напридумывала. А не сдюжил, так оттолкнула, потому что дальнейшее уже проходила с другими, неинтересно.
  При этом путешествии от мужчины к мужчине она будто воскресала, возвращалась к себе до черного этапа, к естеству фактуры.
  
  8 марта 1988 года семейный дуэт (Понаровская - Родд) исполнил в концертном зале "Россия" песню "Я больше не хочу". А уже через месяц она вместе с вещами и ребенком оказалась в гостинице, покончив со вторым браком.
  Это был не первый порыв прочь от Вэла, но самый удачный. Предыдущие попытки он гасил обещаниями, что все станет по-другому. И вид коленопреклоненного, плачущего мужчины обезоруживал Ирину. Только правды в его словах не было.
  Понаровская сформулировала свою истину: "Я могу жить в клетке, но дверца должна быть открыта. И тогда я останусь в ней на всю жизнь. А если клетку закрыть, я буду постоянно вырываться".
  У Вейланда своя версия распада их семьи. Дескать, Ирина ревновала его к сцене. Сложно представить, как она сидит перед телевизором и считает, сколько раз показали мужа и сколько ее. Родд утверждал, что было так. И якобы его показывали чаще.
  Ирина в тот период рассказывала, что только ее ультиматумы: мол, я отказываюсь сниматься в программе без мужа, - открывали для Вейланда доступ в телеэфир. И зная тогдашнее отношение к темнокожим инородцам в Останкино и на Шаболовке, верится ей.
  Много лет спустя Понаровская объяснила: "Причина развода, к сожалению, неприличная. Он изменял мне, как последний дворовый кобель. Мог привести домой, в нашу спальню, соседскую девочку и иметь с ней там отношения. Я поздно узнала об этом. Но я не та женщина, которой можно изменять так грязно. Понимаю, что не родился еще мужчина, который не изменил бы своей жене. Но, тем не менее, все можно сделать красиво. Такова причина нашего развода, а вовсе не та, о которой толкует он, будто бы две большие творческие личности не смогли ужиться на одной сцене. Я умышленно оформила наш развод гласно, в суде настояв на формулировке "супружеская неверность". С помощью адвоката я добилась, чтобы в судебном решении было написано: ребенок присуждается на воспитание матери. Еще до родов я предупреждала Вейланда: если у нас у тобой случится разлад, не вздумай судиться со мной из-за сына - я тебе не отдам его ни за что. Я лучше тебя убью и сяду в тюрьму! Ребенок для меня не то что золотой, а платиново-бриллиантовый".
  А дальше было то, отчего у Ирины поседели волосы, и в 35 лет она стала абсолютно натуральной блондинкой. "Когда летом я была на гастролях, а Энтони жил с бабушкой на даче, туда приехал его отец и обманным путем заманил мальчика в машину. Причем ребенок был в трусиках, маечке и босиком. Родд увез его в Москву. Моя мама подняла все посты ГАИ. Я нашла их в городе, и нам удалось договориться, что Энтони побудет месяц у отца. Только я предложила Вэлу, чтобы он отвез его куда-нибудь отдыхать, чтобы это было альтернативой тому, что было у ребенка на даче. Однако затем выяснилось, что он остался в городе, скрываясь от меня. А после отправился с ним на гастроли и таскал по самолетам и поездам. Спустя месяц в назначенное время я перезвонила ему домой, но никого не застала. Я провела расследование. И спустя еще месяц выяснила, что он с Энтони находится в Воронеже. Села за руль автомобиля и поехала. Там обратилась в местное УВД и вместе с инспектором отдела по работе с несовершеннолетними отправилась забирать собственного ребенка из гостиницы, где он, по моей информации, находился. Увидев меня, Энтони начал плакать и кричать: "Мама, мама, где ты была? Я тебя так долго ждал!" Ему и четырех лет не было. Я тут же увезла его и долго потом лечила. Он был дистрофичным, с жутким бронхитом, гайморитом и плакал по любому поводу. Врачи определили у него астенический невроз. После этого я запретила отцу встречаться с ребенком, и ни одного звонка по этому поводу в мою квартиру больше не последовало".
  Но через пять лет Ирине позвонила Виктория, очередная бывшая жена Вейланда, и попросила помощи: после того, как она сбежала от Вэла, он выкрал у нее сына и уже пять месяцев она не имеет о ребенке никаких вестей. Она попросила Понаровскую придти в суд, где Родда должны лишить отцовских прав. А еще через четыре года сам Родд рассказал журналистам, как при жене Вике решил стать многоженцем и позвал в квартиру дополнительно двух женщин, правда, скоро понял, что не потянет. После нее он еще раз женился, и у него снова родился сын. Но до сих пор его представляют как "бывшего мужа Ирины Понаровской". Словно кроме этого факта биографии ему нечего больше предъявить.
  
  Голубая кровь
  
  Одновременно с поиском ребенка певица давала первые в жизни сольные концерты в столичном зале "Россия". Программа называлась "Все сначала". Ирина весила 48 килограммов и казалась Дюймовочкой. У нее не только черты лица заострились, она вся была, как отточенный карандаш. На связках образовалась киста, и вместо полноценного голоса раздавался сип. За два дня до первого концерта из двадцати песен были готовы фонограммы четырех. И оставшимися ночами, когда зал был свободен, она шла к микрофону петь - в любой момент голос мог исчезнуть вовсе.
  Август 1988 года наметил то, что случится с ее нервами и голосом через девять лет. Судьба не балует разнообразием испытаний. Не везло ей в столице с сольниками, ведь она никогда не работает под фонограмму.
  За одну репетиционную ночь Понаровская проглатывала восемь таблеток валидола. И много кофе. Но фонограммы записала. И концерты прошли с аншлагами. За макияж и прически отвечал Лев Новиков. Костюмы делала театральный художник Алла Коженкова. Это ее рубище носила Понаровская-Эвридика тринадцать лет назад. Режиссером программы Ирина назвала Марка Розовского, хотя он подключился в последние дни, когда "Все сначала" было уже собрано самой певицей. Но Розовский подсказал ряд ключевых моментов, которые довершили построение. В начале концерта на сцену выходила Ирина, садилась за рояль и играла очень красивую мелодию Элтона Джона. В финале пианист как будто продолжал оборванную ею музыку, а певица выходила в белых мехах на поклоны. В тот период на советскую эстраду вырвались рок-группы с протестами и разоблачениями. А Понаровская оставалась старомодной в своем стремлении к празднику, красоте, шоу. В Америке такие (по замыслу) программы показывали Дайана Росс, Барбра Стрейзанд.
  Шесть концертов в "России" обошлись Ирине в 3500 рублей (за концерт певица получала 25 рублей - такой была ее ставка). Из них тысячу отдала за роскошные белые сапоги, которые потребовались в последний момент, так как те, что ей сшили, оказались малы. 1200 рублей заплатила за икебаны на сцене. Остальные деньги ушли на банкет. А заработала 150 рублей.
  Но публика ведала лишь то, что видела - танцующую Понаровскую. В первый и последний раз она столько двигалась на сцене. Вот когда пригодились и художественная гимнастика, и занятия с балетмейстером Владимиром Шубариным во время съемок мюзикла "Орех Кракатук". "Все сначала" - это многоликая Понаровская: и хулиганка, и любимица детворы, и женщина-вамп, и душка в косыночке. На сцене водрузили кузов белых "Жигулей", где эта "душка" любезничала с милым другом. И такая же "девятка", только настоящая, стояла на улице у служебного входа. Это ее обчистят, выбив лобовое стекло.
  Все танцы в программе поставил Владас Каткявичюс. Прежде он работал с Лаймой Вайкуле. Для Ирины он стал близким человеком - с ним она могла отдышаться от семилетнего брака. Хоть и знала, что это временный мужчина в ее жизни: душевный, понимающий и простой. Он выпивал, а она этого не выносила. И через несколько месяцев они расстались. Потом Владас собрал свой балет, уехал в Италию, долго работал там, вернулся, женился, разошелся, бросил пить. В жизни Понаровской он появился спустя восемь лет хозяином строительной фирмы - предложил помочь в ремонте квартиры.
  В марте 1989 года он сидел с Ириной за столиком в телевизионной программе "Женщина всегда права", вышедшей вместо традиционного праздничного "голубого огонька". Любопытное совпадение - так назовет Понаровская свое второе сольное шоу в Москве в 1997 году - по ключевой песне и по жизненному кредо. Она даже не вспомнит тот "огонек", на котором произошел ее диалог с Аллой Пугачевой, в качестве ведущей представлявшей артистов. Она долго будто подкрадывалась к Ирине со спины, делая вид, что не узнает ее, потому что та "столь переменчива, так любит переодеваться". Эту реплику Понаровская парировала словами: "Переодеваться - мое хобби. У меня очень модная мама. Это у меня в крови". Пугачева не сдалась: "Это голуба-а-ая кровь?" - "Да, похоже," - отрезала Ирина. Она пыталась быть светской, а ее опускали. Именно так она восприняла то событие.
  Между Пугачевой и Понаровской никогда не было явной вражды. С совместного проживания в люксе варшавского отеля в 1976 году они встречались лишь по творческой необходимости - на сборных концертах и телесъемках. Ехидная интонация Аллы выдавала, видимо, ее снисходительную ревность к певице, которая вся из себя хоть и изысканная, а популярности Пугачевой не добьется. Не светит той народная любовь, сколь бы худой и красивой ни была. К сожалению, борьба Аллы с собственной фигурой и поиски удобоваримых сценических нарядов, наверное, не казались успешными даже ей самой, поэтому внешность Понаровской могла ее раздражать.
  Упреки в чрезмерной непростоте и излишней породистости вынуждали Ирину порой с горечью восклицать о себе: "Дворняга на четырех кровях! Не на вилле с боннами выросла - в коммуналке!" Но голубая кровь, не голубая, а происхождение и воспитание сказываются. И точно так же, как она не в состоянии спрятать в карман свои вокальные возможности, ей не утаить собственной культуры. В конце концов, и коммуналку ту сотворили насильно из родового гнезда предков Ирины.
  Но в пору прославления Аллы Пугачевой Понаровской суждено просто не сдаваться, насколько это может быть просто: тосковать о безвыходном положении собственного достоинства и оставаться героиней для избранных.
  Вот и вечеринок она избегает. Может, потому и не стала родной среди коллег. Не сблизилась. Как ни пыталась Нина Николаевна вразумить дочь, чтобы ходила на презентации, дни рождения, пьянки-гулянки, потому как там можно завязать полезное знакомство. Она любит сидеть за столом с друзьями, а не с мало знакомыми людьми, которые просто топчут общую сцену. И тем более не с теми, кто к эстрадным артистам относится, как к шутам. Нина Николаевна в сердцах называет это гордыней, хотя сама наверняка поступала бы так же. Но ведь матери часто стараются облегчить участь детей рекомендацией: не делай как я.
  Нина Николаевна: "Я ее спрашиваю: почему ты не осталась на банкет, там столько важных персон было, море шампанского? А она отвечает: "У меня был выбор - или домой к сыну, или на банкет. Дома мне лучше". Я говорю: тебе же все на блюдечке не принесут! А она: мне так неинтересно. Вроде на дикарку не похожа, правда? Откуда что берется на сцене?"
  То, что Ира на отдыхе от работы предпочитает образ "серой мышки", тоже добавляло маме переживаний. Когда слышала от соседей по даче: вот эта замухрышка и есть Понаровская? Но не может же она двадцать четыре часа в сутки ходить в боевой готовности! О яркой личности и на отдыхе найдут что придумать. Говорили, мол, певица в Усть-Нарве баловала себя молочными ваннами. Так народное воображение раздуло ее пристрастие к сыворотке, которой она время от времени протирала лицо. Хорошо еще в молоке искупали, а не в шампанском!
  Кстати, о появившейся в ее голосе хрипотце тут же придумали, что это результат пьянства. Но для Ирины "напиться - значит потерять контроль над собой. Потом же стыдно будет за свое поведение, за свою глупость. А все, что стыдно, не для меня. Я не позволяю себе ронять достоинство". Про потерю контроля она узнала в 19 лет, когда попробовала водку. Это случилось на гастролях в Германии. Они с костюмершей устроили пир: выпили полбутылки на двоих. Очнулась Ирина в обнимку с унитазом и поняла, что это ей не нравится. С тех пор весь вечер может просидеть с бокалом вина, отпивая по глотку. И выдерживает рядом лишь тот, кого не раздражает чужая трезвость. В детстве у Иры была своя красивая рюмочка на два наперстка. Мама делала сладкую наливку и во время семейных застолий накапывала дочери, чтобы та тоже участвовала в торжестве. Так и воспиталась в ней любовь к изящной форме и вкусному содержанию.
  А что касается голубой крови, то, когда даже "модная мама" Нина Николаевна поражалась сценическим преображениям дочери, та говорила: а не ты ли в 18 лет носила густую вуаль? И мама вспоминала, что да, была такая смелость с ее стороны, потому что считала это красивым.
  В том же 1989 году на первый в СССР конкурс красоты приехали представители фирмы "Шанель" и, увидев на сцене поющую Понаровскую, обомлели от неожиданности: в открывшейся для Запада стране оказалась такая элегантная, изящная дама - во французском стиле. И тут же сымпровизировали вручение почетной грамоты с титулом "Мисс Шанель Советского Союза".
  
  
  

Часть четвертая

  

Головокружение

  
  "Вам хотелось ей нравиться, хотелось, чтобы
  она вас любила. Для этого было одно средство -
  давать ей что-то. Не деньги, ей на них было
  наплевать. Ей было важно, просто необходимо
  кем-то восхищаться".
  (Симона Берто. "Эдит Пиаф").
  
  "Я влюбился в тебя"
  
  Программу "Все сначала" Понаровская выдохнула из последних сил. Требовалась операция на связках, чтобы починить голос. Нужны были новые песни, концерты, поездки - чтобы жить. В голове крутились печальные мысли: не пора ли уходить, кому я нужна, пришли молодые. Ей предложили открыть студию обучения эстрадному мастерству. Педагогические задатки откликнулись радостным согласием. Приятно же, если когда-нибудь кто-то скажет: я учился у Понаровской. Она придумала название "Музыкальный лицей".
  Это был период кооперативов, хозрасчета, начального накопления капитала, ЧП (что можно расшифровать и как частное предпринимательство, и как чрезвычайное происшествие, потому как милиция с удовольствием преследовала желающих заработать и они вынужденно уходили в подполье). Человек, который помог Ирине сделать программу в "России", взяв на себя административные заботы, задумал использовать ее имя в своем бизнесе, заодно подкормив и ее. Но индустриально-пафосное название "Комбинат звезд", под крышей которого подразумевался "Музыкальный лицей" Понаровской, развеялось, как миф. На ее бывшего директора завели уголовное дело. А она уже планировала: "Когда я сказала, что возьмусь за подготовку молодых исполнителей, коллеги удивились: ты сошла с ума, работай на себя пока можешь! Но работая на "Комбинат звезд", я работаю и на себя: комбинат - это воспроизводство. Воспроизводство звезд. Ужас в том, что человек, который что-то имеет: голос, внешность, - имеет уже и свой пафос. И когда я говорю: ты должен слушаться меня беспрекословно, делать то, что я скажу, вести тот образ жизни, который я укажу, потому что только тогда станешь тем, кем я хочу тебя сделать, - я не уверена в искренности ответа: да, конечно. Для этого надо забыть все свои навыки и привычки. Актерская жизнь начинается с того, как человек утром открывает глаза. И все, чего, предположим, не имела и не делала я, но знаю, насколько это необходимо, хочу вложить в других людей. И вера со стороны ученика должна быть абсолютная. Когда же я слышу: а мне нравится петь шлягеры! - я отвечаю: иди пой, только своим путем".
  Мечта закончилась тем, что ей пришлось давать показания в ОБХСС (отделе по борьбе с хищениями социалистической собственности. И такое у нас было). Ничего полезного следователям она не сказала: человек, о котором ее спрашивали, обманул Ирину с деньгами, надеждами, но люди, задававшие вопросы, не казались надежнее.
  Она задумалась о способах заработка. Профессия пианистки - утраченные навыки да и не больно прибыльно. А надо поднимать сына, помогать маме и бабушке. Тем более, что в 1990 году брат Саша уехал в Америку. Перед этим его жена Ирина забрала ребенка и ушла, сетуя, что он не способен обеспечить семью. Саша был концертмейстером в московском музыкальном училище.
  Дочь пошла по стопам отца на эстраду. Сын последовал за мамой в классику. А потом через океан - за иной жизнью, к женщине, с которой ничего не сложится. Он уехал как еврей, сказав, что фамилия матери Арнович, а не Арнольди, и он якобы играл в синагоге. Получил право на работу, стал концертмейстером и преподавателем в музыкальном колледже. Подрабатывал водителем спецавтобуса, развозившего детей по домам. И если бы его это не устраивало, он бы вернулся.
  Энтони Ирина отправила в Ленинград на попечение Нины Николаевны и Шарлотты, потому что возить его на гастроли больше не хотела - ребенок тяжело переносил смену климата, сквозняки кулис, проблемы питания. В пять лет он был маленьким поэтом, невероятно влюбленным в маму. Перед сном заявлял ей: "Я умираю тебя любить". А мама говорила: "Ты засыпай, а я возьму автомат и пойду охранять дом от Бармалея." И, взяв игрушечный автомат, шла к двери. Следом звенел крик Энтони: "Мама, не бери белый, у него батарейки сели, возьми коричневый!"
  Нина Николаевна как-то услышала из комнаты ребенка: "Оп-ля, оп-ля...", - зашла и увидела Энтони, который взмахивал руками и сжимал кулаки. "Тони, что ты делаешь? - Нина, первый снег пошел, я ловлю снежинки". Свою бабушку он стал звать Нина, потому что настоящей бабушкой ему казалась Шарлотта.
  Вернувшись в свою однокомнатную квартиру на улице Новаторов, Ирина затеяла обмен, чтобы перевезти семью из Ленинграда. Поиск подходящего жилья продлился шесть лет: то средств на доплату не было, то варианты срывались один за другим, то люди, взявшиеся помочь, исчезали с деньгами.
  Может, это как с заграницей? Если б она очень хотела, то уехала бы. Сашу ведь ничто не остановило. Кровь одна, а кровяные тельца разные?
  В общем, шесть лет Ирина жила в воздухе между Москвой и Ленинградом, вырываясь к сыну так часто, как получалось. Ведь в 1989 году в ее жизни появился Сосо Павлиашвили.
  Летом она заседала в жюри конкурса эстрадной песни в Юрмале. И после трех туров выделила явного претендента на Гран-при. Еще двое коллег были с ней солидарны, но остальные члены жюри решили Гран-при не присуждать: нет, мол, достойных. Ирина добралась до болевшего в Риге Раймонда Паулса, председателя жюри, смотревшего конкурс по телевидению, и его слово перевесило сомнения. Почему она так билась за Сосо? Потому что увидела талантливого человека. И несправедливость. Возмутился весь ее жизненный опыт по проглатыванию обид. Когда действовать нужно ради кого-то - она передвинет горы. Снова дух противоречия. Она отстояла мужчину, талант. И, оказалось, отбила его для себя. Тогда на конкурсе они обменялись лишь парой фраз. Она: "У вас все будет очень хорошо". Он: "Я могу гораздо больше, это только начало".
  Потом немецкий импресарио предложил Ирине поездку в Австрию с лауреатами "Юрмалы", чтобы она представляла молодых исполнителей. И по дороге туда они остановились в гостинице Львова. Идя к лифту, Понаровская миновала телехолл, где сидел Сосо. Он встал поздороваться. И, когда наклонился поцеловать ей руку, она почувствовала, что ее повело, едва удержалась на ногах. Быстро попрощалась с Сосо и вошла в лифт, чтобы подняться в свой номер. Когда дверцы открылись, у нее была одна мысль: как бы кто не подумал, что она пьяна. И, мобилизовав все силы, чтобы идти прямо, Ирина с размаху врезалась лбом в угол стены. Ей наложили швы, и по Австрии она ходила с повязкой.
  Может, опять голодала? Может, правда, Сосо обдал ее такой волной? В Австрии он прижал ее к себе и сказал: "Я влюбился в тебя".
  И снова сорвался ее заграничный план: уехать теперь уже в Швецию, выйдя замуж за давнего знакомого, процветающего там восемь лет. "У него даже зубная щетка от Версаче!". Видный мужчина сорока лет, с накачанными мышцами в роли заботливого мужа. Спокойная, обеспеченная жизнь. Все пропало. Судьба не отпустила, подарив вдохновение в лице женатого человека. Впервые с ней случилась такая неловкость - позволила себе полюбить чужого мужа да еще на одиннадцать лет моложе. Попытки просчитать и выгадать себе благополучие оборачивались для нее насмешкой над остатками благоразумия.
  
  Сиамские близнецы
  
  Сосо Павлиашвили в 1989 году исполнилось 25. У него были жена Нино, сын Леван и многочисленная родня в Тбилиси. Его родители любили слушать музыку и определили сына в скрипачи, то ли пожелав устроить консерваторию на дому, то ли мечтая о светлом будущем ребенка, оторванного от футбольного мяча во дворе и другого разлагающего влияния улицы. Перепиливая инструмент смычком, мальчик с завистью наблюдал в окно игры приятелей и думал о том, какого настоящего лишен. В армии добавил к скрипке массу инструментов, которыми овладел азартно и с любопытством человека, свободного от иных стихий. Музыка так музыка, но чтоб уж вся - его. Тогда же начал петь, как получалось. Никто не учил, не направлял, голос просто вырывался на волю с серенадами во славу жизни. Ужас участи стихийного самородка в том, что, едва он пытается усовершенствовать свой дар, заключить его в некие правильные рамки, как пропадают восторг, легкость. И самородок испытывает жажду сбежать от учителя. Несколько лет Сосо работал солистом в ансамбле "Иверия", знаменитом грузинском коллективе, с которым поездил по миру. Голос исполнителя окреп, сознание мастерства разрослось. И Павлиашвили решился выступить на конкурсе. Причем с песнями собственного сочинения. Он уже и музыку писал. Так студент тбилисской консерватории по классу скрипки встретил выпускницу ленинградской консерватории по классу фортепиано. Начинающий исполнитель - популярную певицу. Композитор - женщину, нуждавшуюся в репертуаре.
  Сосо Павлиашвили в тот период был похож на семинариста, ищущего смысл жизни. Обаятельный ребенок-озорник с недетской мудростью в глазах. Для него все ново, не затерто. Банальности отскакивают от него, как противно заряженные частицы. Он азартен и всеяден, словно малыш-почемучка, любопытство которого сродни чудачеству изобретателя. Он наивен и мечтателен. Обнаруживая несовпадение фантазий с действительностью, ребенок болезненно взрослеет.
  Настоящий мужчина, покоряющий щедростью и надежностью. Но не супермен. Он не демонстрирует силу ударов. Если бьет - взглядом. Не качает мышцы - накачивает душу. Его легко представить тамадой. Он осыплет цветами и унесет на край своих чувств любимую. Он забьется в угол из преклонения перед чужой мудростью и талантом, чтобы тихо и внимательно впитывать. Он уважителен и горд, добр и строг, честен и упрям. Почти идеален. Он чист.
  В нем множество песен. Мелодии вырываются из него вместе с дыханием - вместо дыхания. За пять минут его осеняет музыка. Садится за пианино - и выговаривает. Черно-белые буквы, объединяясь, образуют цвет, запах, вкус образов. Его образов.
  Такого она полюбила. Таким она его видела. Из нее снова потянулись стихи, как тоска по человеку, который не всегда, когда нужен, рядом. Он завораживал ее тем, как, сочиняя музыку, не принадлежал в эти минуты никому, кроме рождавшейся мелодии. Она называла его личностью безграничных способностей.
  "Какой бы ясновидящий сказал, чем все это закончится и когда?!" - восклицала Ирина и добавляла: "Хотя я все равно не умею и не хочу планировать свою жизнь. Мы с Сосо - странное, болезненное соединение: половинка меня плюс половинка его. А те половинки, что свободны, маются от неприкаянности и одиночества".
  И она использовала свое имя, связи, дар убеждения, чтобы сделать Сосо популярным. Ей казалось, что так отблагодарит и судьбу, и его за то второе - или уже третье? - дыхание, которое у нее открылось. Она забыла, что хотела уйти со сцены. Они вместе ездили на гастроли. Вместе снимались на телевидении. Если в сборном концерте участвовала Понаровская, рядом был Павлиашвили. Если места для двоих не хватало, она уступала ему свое, уверяя редакторов и режиссеров, что он потрясающий артист. Такая опека воспитывает иждивенцев и бунтарей.
  Ей говорили: он вас использует. Но ведь именно он написал ей репертуар, из которого собрался наконец первый в ее жизни диск-гигант "Так проходит жизнь моя". Там "Реквием" - самый сильный и трагический монолог после "Заклятья":
  Закройте занавес, съедает кожу грим.
  Костюм роскошный безобразно тесен.
  И в узких туфлях от веселых песен
  Еще мучительней больным ногам моим.
  
  Закройте занавес, уже не стало сил
  Крутиться белкой в театральном действе.
  Злодей в не опереточном злодействе
  Мне за кулисой горло прокусил.
   Припев:
  Дай мне, Бог, дай мне, Бог,
  Удержать тяжелый вздох!
  Подскажи скорее мне, суфлер, улыбку.
  В горле крик пересох,
  Но сыграть дай мне, Бог,
  До конца мою первую скрипку.
  
  Закройте занавес, бросайте в зал финал.
  Проклятье шлю тебе, моя работа!
  Но не дай, Бог, чтоб эту струйку пота
  Увидел на лице веселый зал!
  
  На пластинке и дуэт с Сосо "Я его не окликну по имени". Дуэт людей, которым не суждено быть вместе. Он не мог бросить жену и ребенка. Его осудили бы родные, друзья, поклонники, вся Грузия, которая его обожала. Ирина это знала. И сама говорила: если бросишь семью, я брошу тебя. Не с ее щепетильностью и совестливостью разрушать чужой союз.
  У Нины Николаевны снова болело сердце за дочь: "Сосо звонил мне и говорил о вечной любви к Ире. А я ему: у тебя-то тыл обеспечен, а она ведь одна, ты отнимаешь у нее годы, мешаешь создать семью. Ты приезжаешь в Тбилиси, и тебя встречают и мама, и папа, и жена, и сын. Она же входит в Москве в пустую квартиру".
  Поэтому на три года ее домом стала сцена. Там их было двое.
  7-8 января 1990 года состоялась первая в СССР благотворительная программа "Телемарафон Детского фонда". Потом эти марафоны расплодятся как эффективный способ сбора дани, которая невнятно кому поможет. Страна по крохам будет слать в прямой эфир деньги, потому что ей станут показывать душещипательные сюжеты, разбавляя их песнями-плясками-юморесками, но результаты этих торгов погибнут неизвестными солдатами. Хотя конечную цифру погибших радостно огласят в микрофон, народ не ощутит суммы благотворительности на себе.
  А в то Рождество Ирина вышла к студийной елке и сообщила, что радостное событие - телемарафон (еще верилось, что это действительно полезное мероприятие) - слилось для нее с горем: у близкой подруги в больнице умерла семнадцатилетняя дочь от инфекции, внесенной медиками. Понаровская отдала на счет Детского фонда десять тысяч рублей. Она уткнулась лицом в елку, якобы вешая чек на ветку, а на самом деле прятала слезы. Ее вклад оказался равен взносу аппарата Совмина СССР - его сотрудники перечислили дневной заработок. Остальные артисты давали 500, 1000. И у телезрителей родился лишь один вопрос: "Почему Понаровская дала так много? Она что, такая богатая?!" Она ведь никого не оповещала о том, что долгое время отвозила свою одежду в столичный детский дом, потому что ее потрясло, что девочкам выдают по паре чулок в год. Она набивала мешок, естественно, не концертными платьями, а повседневными вещами. И те десять тысяч были у нее последними.
  В феврале 1990 года группа отечественных менеджеров устроила себе увеселительную прогулку на корабле из Владивостока и обратно с заходом в Китай и Корею. Для еще пущего развлечения позвали артистов, в том числе Понаровскую. А она позвала Сосо. Восемь часов в самолете до обшарпанного, жалкого на вид суденышка, которое оказалось вполне аккуратным и уютным, когда они ступили на палубу. Но ждала их четырехместная каюта. А она уговорила Сосо поехать, чтобы побыть вдвоем. И, чувствуя свою вину, Ирина сказала: "Полетели обратно. Отмучились восемь часов, отмучимся еще столько же, чем страдать все плаванье!" Тогда он пошел к капитану и сказал как мужчина мужчине: я хочу быть с ней и только с ней, пойми. Тот понял - им дали каюту, не каюту, скорее склеп на одного: узкая, короткая конура с единственным топчаном и умывальником, без иллюминатора, то есть без света и воздуха, но со стеной, за которой находился, видимо, двигатель, котел, бог знает что, создающее дикую жару. Двое суток они сидели, лежали (ходить было негде) в мокрых от пота простынях, задыхаясь от духоты и тошноты, потому что болтало по-океански. Столовую не посещали, так как донести пищу в себе до конуры не удавалось - выворачивало. Но есть-то хотелось. И любящая женщина брела в столовую и приносила еду в тарелках, чтобы тут же упасть на койку - только в лежачем положении удавалось бороться с тошнотой. А любимый мужчина опустошал посуду. Через двое суток он снова отправился к капитану просителем. И сердобольный механик уступил им свою каюту, а сам переместился к другу. Что это была за райская келья! С душем, туалетом, огромным иллюминатором, широкой койкой. Еще двое суток они не выходили оттуда от восторга. Даже на землю Китая в первый день стоянки не сошли. Не до него было. Судно стояло безлюдное, только они и бармен, наливавший им кофе. В музыкальном салоне Сосо сочинял для нее музыку, а она ему пела.
  Китай поразил ее контрастом того, что "только для белых", и грязью всего остального. А в Северной Корее они жили в гостинице, выходившей окнами на площадь. Утром Ирина видела толпу, обступившую грузовик. Ей объяснили: с грузовика раздают наряды на работу. Это осталось в ней гнетущим впечатлением: одинаково одетые в жуткие ватники люди, выстроившиеся в очередь за работой. В таком ватнике она себя не представляла, хотя тоже стояла в очереди за работой в собственной стране и, не выбирая, ехала туда, куда звали. Домой заскакивала редко.
  Летом 1990 года ее квартиру ограбили. Забрались через чердак и балкон на кухню ее пятнадцатого этажа. Они с Сосо выступали в Грузии. Вернувшись в Москву, Ирина даже замок не успела поменять - нужно было гастролировать дальше. Да и все равно ничего не осталось. В дороге у нее случился почечный приступ - сняли с поезда.
  Три года потом почки терзали ее, словно дополнительное испытание. Вторая чаша весов: чтобы любовь счастьем не казалась.
  18 августа 1991 года Ирина переживала депрессию. Только что с ней по-хамски обошлись на конкурсе "Голос Азии" в Алма-Ате: "Меня пригласили туда гостьей, то есть звездой, а начали с того, что велели исполнять лишь одну песню. Это в первый день: на каждом концерте после конкурсантов выступали гости. На следующий день начался дождь. Это открытый стадион, и организаторы, надеясь переждать стихию, задержали концерт на полтора часа. За кулисами томился Томас Андерс. Его импресарио поставил условие: если Томас не выйдет на сцену в 23:15, то он не выйдет вообще. Я пела перед ним. Дождь превратился в ливень. Я исполнила первую песню, а фонограмму второй выключили на середине: Андерс больше не мог ждать. Я вынуждена была уйти со сцены, мокрая. На третий день перед началом концерта снова заморосил дождь. Не приехали два исполнителя, и меня объявили на два номера раньше, без предупреждения. И я по лужам неслась на сцену, потому что уже звучала фонограмма. Успела выскочить откуда-то сбоку, из дикторской, и вовремя схватить микрофон. И наконец, четвертый день - заключительный концерт, в который меня просто не включили. Как объяснили потом: мол, я приношу плохую погоду - только приезжаю на Медео, как начинается дождь".
  Вернулись сомнения: не пора ли уходить, пока еще имя на устах? "Мое время прошло, я уже не знаю, чем удивить". Только куда идти? Ведь по-прежнему на ней благосостояние всей семьи. И нет надежного мужского плеча. Сосо не заботят бытовые проблемы Ирины. У этой любви нет будущего. Того, что она определяет сочетанием "полная семья".
  В конце концов, мама с папой прожили 27 лет, просто они не очень гармонировали друг с другом, но это мнение уже взрослой Понаровской. Зато бабушка с дедушкой были очень счастливы. Лишь внешние обстоятельства вмешались. Вот ей бы хотелось как у Шарлотты, но без помех извне. Чтобы на вопрос какой-нибудь газетной анкеты: состав семьи? - ответить: муж, сын, мама, бабушка, брат. Полная чаша.
  19 августа в Москве начался путч - это потом его так назвали. Внешние силы решили развеять хандру Ирины? Да так, что вздрогнула вся страна.
  В сентябре она начала съемки в детективе "Он свое получит" (по роману Чейза). Согласие Понаровская объяснила так: "Настойчивость режиссера оказалась выше моей интеллигентности". Обещанных денег за работу она не получила. Удовольствия от роли тоже. Разве что снимали в Таллине - приятные места. Средств на создание фильма было так мало, что Ирину попросили приехать со своими костюмами. А в благодарность отобрали голос - героиню озвучила другая женщина. Картина вышла в узкий прокат спустя два года. К счастью, ее не заметили. Еще через несколько лет фильм показало телевидение.
  В этой ленте хороши крупные планы Понаровской, хотя порой ее чересчур аккуратную прическу хочется взлохматить. И совсем пусты реплики героини по имени Глория, певицы варьете. Особенно без сексуально царапающего голоса Ирины, богатого на интонации. Приятны глазу лишь те моменты, когда она загадочно и трогательно улыбается. Ее наряды вопиюще шикарны среди убогих интерьеров. Камера словно стесняется того, что вынуждена снимать. Актеры стесняются друг друга и того, что изображают. Фильм получился застенчивый. Причинно-следственные связи между некоторыми персонажами отсутствуют, а про труп в самом начале режиссер вовсе забыл: показал и похоронил в памяти без всяких объяснений.
  После такого опыта Понаровская поклялась, что на съемочную площадку ее теперь заманят лишь Стивен Спилберг или Никита Михалков. Правда, ей снова повезло с партнерами, например, с Василием Ливановым, которого тоже озвучили чужим голосом. Но на съемках, отыграв сцену с Ириной, Ливанов признался: "Обычно мне на съемках скучно, сегодня же я получил удовольствие. Я думал, вы пустая эстрадная штучка, и рад, что ошибся". Эти слова скрасили ей гибель ее героини (по сюжету).
  А в личной жизни обнадежил Энтони:
  - Мама, я никогда не женюсь.
  - Женишься. Встретишь хорошую девочку, полюбишь. Смотри, сколько их вокруг.
  - Нет, мамочка, ты моя самая лучшая девочка.
  Вейланд был на шесть лет старше нее, Сосо - моложе. И ближе к сыну. Когда они играли, казались ровесниками. Энтони называл Сосо другом. Ее волновало, найдут ли они общий язык. Она мечтала... Кто знает, вдруг они все же будут вместе? И Энтони признает Сосо близким. Его не травмирует новый мужчина в жизни мамы. Мальчику уже семь лет, в нем метр и восемь сантиметров роста, и он задается вопросом: почему все белые, а я нет? На что мама отвечает, что когда загорает, ее кожа становится такого же цвета.
  
  Перья павлина
  
  Сценическим обликом Понаровской в это время занялся талантливый парикмахер Сергей Зверев. Однажды Ирина доверилась рукам Сергея и оценила. Их фантазии нашли друг друга. Артистка обрела единомышленника, который помог воплотить таящиеся в ней причуды, да еще дополнил своими.
  Если земля - промокашка для дождевых чернил, то человек промокает мир. Можно сказать, что гримеров, парикмахеров, модельеров породило желание людей закрасить действительность. Как дети, подавляемые родителями, жаждут реванша, так взрослые пытаются подправить природу, доказывая свое могущество.
  Зверев наполнял мир героями, которые носили его маски: "Одного человека маска поддерживает больше, чем истинное лицо. А другого украсит выявление индивидуальности. Дизайнер должен быть психологом. Чтобы посоветовать клиенту какой-то образ, нужно пообщаться. Я, как священник, принимаю исповеди. Люди ко мне располагаются и доверяют свои беды. В конце дня голова ломится от информации, но если я своим вниманием кому-то помогаю, значит, это надо делать".
  Он рано начал постигать профессию, если считать, что в ее основе - видение красоты. Сергей начал с красоты горя. "Мне шести лет не было, когда папа погиб в катастрофе. Нас с братом мама поднимала. Я видел, какая она эффектная женщина, всегда со вкусом одетая. Она носила стильные юбочки, кофточки. Выглядела красиво даже на похоронах мужа. Я тогда, помню, смотрел в гроб и думал: какой у меня папа красивый лежит - в черном костюме. И какая красивая мама - вся в черном. Божественная молодая женщина, которая и в беде не позволила себе распуститься".
  В гардеробе Понаровской появились черные платья. Этот цвет стройнит и добавляет торжественности, а она всегда испытывала потребность сделаться значительнее. Как духами женщина создает вокруг себя приятную самой себе атмосферу, так и нарядами она защищает собственное "я" от агрессивной окружающей среды.
  Светская хроника: "1 февраля 1992 года известная эстрадная певица Ирина Понаровская совершила необычную акцию, организованную для нее ее друзьями и поклонниками. В 15:00 от ее дома отошел кортеж автомобилей, состоящий из "Чайки", шести "Волг" и сопровождавших их двух автомобилей ГАИ. В "Чайке" находилась сама Ирина, в "Волгах" - ее друзья, охрана, журналисты. Кортеж направился к Центральному Дому художника на Крымском валу, где Понаровская осмотрела экспозицию современного раздела. Затем процессия переместилась к православному храму на улице Димитрова, который также посетила звезда. После этого, заехав в музей Максима Горького, находящийся на улице Алексея Толстого, Понаровская проследовала на улицу Фадеева, где в зале ресторана ЦДЛ ее смогли увидеть ныне здравствующие писатели. Обед певицы состоял из овощей, рыбы, небольшого количества ветчины и стакана молока.
  Выезд завершился в Государственном центральном концертном зале "Россия", куда Понаровская прибыла около восьми часов вечера. В это время в зале проходил концерт, посвященный пятидесятилетию Льва Лещенко. Зная, что Понаровская находится в числе приглашенных, ее встретила у входа толпа поклонников. Появившись в зале под фонограмму песни "Ты - мой Бог", она произвела фурор своим черным платьем со шлейфом и глубоким декольте на спине. На голове у нее была большая шляпа с перьями. Пройдя на сцену, певица тепло поздравила юбиляра и исполнила в его честь песню "Ты всегда со мной".
  Маршрут поездки был стихийным. Она действительно любит живопись, ходит в церковь, ресторан ЦДЛ - престижное место, где можно перекусить, и ее в самом деле ждали в "России". А музей Максима Горького - красивый старинный особняк, где она никогда не бывала, почему бы не посетить по дороге? Этот пунктир и наметил путь "Чайки". Друзья, имевшие финансовую возможность устроить Ирине и себе подобное развлечение, долго уговаривали певицу рискнуть. Тогда это было в новинку. Наши звезды не практиковали таких показных акций. Кому как не Понаровской следовало подать пример?! И подала. За что получила от газет по полной программе. Особенно за шляпу, перья которой щекотали макушки зрителей, когда она шла по залу.
  Авторы ехидных заметок задавались вопросами: какого павлина ощипала звезда ради своей прихоти, сколько стоит шляпа, если цена пера на Западе примерно 1000 долларов, а их у Понаровской не меньше двенадцати, и во что ей обошлась прогулка по Москве? Вывод сделали такой: певица бесится с жиру, не ведая иного применения своим богатствам и амбициям. Опять молочные ванны с кефирными берегами! Она в очередной раз поперхнулась уроком: рано.
  Друзья, организовавшие ей прогулочную радость, решили устроить пресс-конференцию от имени Понаровской и Сосо Павлиашвили, которого в тех же заметках повязали чуть ли не с грузинской мафией: дескать, недавнюю победу на конкурсе "Ступень к Парнасу" он купил себе взятками членам жюри. Подразумевая: не из того ли источника деньги на павлиньи перья и "Чайку".
  На "Ступени к Парнасу" Ирину не допустили в жюри - побоялись обвинений в необъективности по отношению к Сосо-конкурсанту. И каждый вечер она проходила в зрительный зал переживать, вызывая шепот по рядам: "Тощая. - А что, лучше, если б поросенком была? - Шикарная женщина!"
  А в жюри оказались продюсеры зарубежных участников конкурса. И ставили высокие баллы своим протеже. И Валерия, и Алиса Мон отсеялись после второго тура. Но оттеснить Павлиашвили не смог никто - слишком явным был контраст его уровня и того, что явили заграничные исполнители. Гран-при Сосо - это чугунная доска с гравировкой о победе - отрада самоубийц: прикончит одним падением. В придачу к доске пообещали 3000 долларов. "Придачу" забыли, едва закрылся занавес. Поэтому о взятках могли затеять шум разве что раздосадованные члены жюри и их незадачливые ставленники.
  Упреки обрушились спустя три месяца после автомобильной экскурсии по Москве. И пресс-конференцию назначили на 12 мая. А за два месяца до этого Виталий Борисович Понаровский оказался при смерти: отказали почки. Все родственники в растерянности ходили в больницу и плакали, ничего больше не предпринимая. Пока в Ленинград не примчалась Ирина. Она подстегнула врачей на решительные шаги, те сделали операцию - удалили камень. Дочь была с отцом, пока не сказали, что жизнь его вне опасности.
  Она вернулась в Москву и прямо с вокзала ее увезли в госпиталь - болела спина. Это в Ленинграде Энтони повис на ней растущим организмом так, что сместились четыре позвонка. А она еще выступала там в концерте. Происходило следующее: ее объявляли, закрывали занавес, она согнувшись ковыляла к микрофону, выпрямляла спину, занавес открывали, столбом исполняла две песни, занавес сдвигали, она скрючивалась и ковыляла за кулисы.
  В госпитале ей сделали новокаиновую блокаду и вернули домой. Это произошло в день пресс-конференции. На нее Ирина не попала. Ценой физической боли судьба уберегла ее от унижения морального: объяснять журналистам, что она попробовала ощутить себя звездой и порадовать публику. Видимо, публике пока хотелось чего-то иного. Как писал ей некий поклонник Витя из местечка Белая Церковь: "Если не выйдешь за меня замуж, то вышли хотя бы свой любимый купальник".
  
  "Ты мой Бог" - Президенту
  
  Осенью 1992 года Понаровская вышла из больницы после обследования: в правой почке три камня, один большой, левая отмирает, не работая в полную силу из-за сужения мочеточника. Когда-то в Курске ее оперировали по этому поводу. Опять же лихорадила возможность обменять квартиру, но требовались деньги. А вопрос окружающих: вы замужем? - вгонял в задумчивость. Она отвечала: если не показывать паспорт, то да. Но самой в это не верилось. Мужчину, который пять дней в неделю с тобой, а на выходные летит в семью и праздники проводит с женой и сыном, трудно назвать своим. Эти отношения все больше угнетали, чем обнадеживали.
  В ноябре Ирина участвовала в шоу "Борис Моисеев и его леди" и произвела фурор париком из темно-вишневых длинных волос. Зверев привез его из Японии. Она долго мучилась в сомнениях: как примут, не переборщит ли с цветом? Сергей удивлялся: она боится быть шикарной? Парик идеально подошел к песне "Мне наплевать". А в финале программы "леди неожиданность", как назвал ее Борис Моисеев, появилась на сцене в огромной черной шляпе. Это была первая серия шляпного цикла Зверева-Понаровской. Из-за этих шедевров на голове певица вполне могла заработать остеохондроз, так как шляпы часто бывали тяжелы из-за обилия украшений, их приходилось подолгу не снимать, чтобы ничего не испортить, ожидая выхода на сцену. Ирина считает, что: "Шляпа придает законченность любому костюму. Это может быть шляпа с большими полями или маленькими, или совсем крохотулечка. Это может быть даже берет или кепка. Обувь - внизу, головной убор - вверху. У меня много каждодневных шляп в гардеробе. А еще я собираю шарфы, платки, шали. Всего их около трехсот. Эти шарфы можно завязывать бантом, накручивать на шляпки в разных вариантах, перекидывать назад от горла. Однажды длиннющий шарф очень долго развевался за моей машиной, я прищемила его дверцей, и он летал, это было очень красиво, как знамя..." Или привет Айседоре Дункан.
  А еще Сергей создавал на голове Ирины прически, используя в качестве каркаса пластиковые бутылки. Конструкции напоминали пизанскую башню и весили килограмма три.
  Давний и верный друг Понаровской Борис Моисеев сказал о ней: "Она опоздала, наверное, на сто лет. Она могла быть в Серебряном веке. Но у нее бы духу не хватило пережить все остальное, что пришло в Россию. Ее кожа, ее кость, ее губы, ее безумно красивые серо-голубые глаза предназначены для другого интерьера. Ей нужен Петербург, мокрая погода, ветер в лицо. Ее стихия там. Приходят тихие, спокойные люди, которые говорят только шепотом... Она заражена Петербургом. Она царица этого города. Поэтому, наверное, в ней много влаги. Она плачет - и выдает ту воду, которую набрала за свою жизнь там".
  С Борей Моисеевым Ира познакомилась в 1977 году на гастролях в Кисловодске - выступали в одном концерте. И сразу углядела сходство натур. С личностными особенностями. Например, он - сказочник, а она - рассказчица. То есть Борис сочиняет истории, разукрашивая мир выдумками, а она придерживается правды жизни, но умеет ее красиво преподносить и верит в чужие фантазии, преклоняясь перед мастерством подачи.
  Они часами могли болтать друг с другом - и глаза в глаза, и по телефону. Особенно ночами, когда реальность размыта и в воздухе витают сны. Как подруги, не устающие обсуждать даже одно и то же, если нет новостей. Ее заражал и Борин оптимизм, и танцующая походка, и фразеологические па, и готовность предложить плечо для слез и концерт - для заработка. Однажды он организовал вручение Ире и Сосо дипломов почетных граждан штата Оклахома. Уговорил знакомых американцев впечатать в красивые бланки такой ни к чему не обязывающий текст. Ни нашим никакой выгоды от почетного гражданства, ни бремени обязательств для США. Приятный сувенир. Как титул "Мисс Шанель Советского Союза".
  В ноябре 92-го Ирина отказалась от своего эфира в телепрограмме "Хит-парад Останкино" в пользу Сосо, убедив редактора и режиссера ввести новую номинацию "гость". Ей сказали: вы сумасшедшая женщина. Она ответила: я влюбленная женщина.
  В январе 1993 года Зверев в шутку составил хит-парад блондинок на нашей эстраде - набралось больше десяти последовательниц Понаровской, тогда как Ирина за два года уже успела поменять массу париков: пепельный, черный, красный (опять всех опередила).
  2 февраля она выступала в Кремле на презентации Президентского оркестра. Классику представлял Большой театр, фольклор - ансамбль "Русская песня" и Надежда Бабкина, эстраду - Понаровская. Она пела "Ты - мой Бог" Борису Николаевичу Ельцину, Наине Иосифовне и всем, сидящим за столом. На словах: "Ах, какая сладкая судьба: быть тобой любимой и любить..." - она увидела, что Президент манит ее пальцем. Сделав вид: не может быть, чтобы меня! - она продолжила куплет, адресуя его остальному застолью. Но глаза поймали Бориса Николаевича, который привстал со стула и уже махал рукой, привлекая ее внимание. Понаровская с очередным куплетом на устах решила отреагировать и, подойдя к столу, всполошила охрану, которая со своих мест ринулась ей навстречу. Она отшутилась: повторила президентский жест, покачала указательным пальцем, мол, не дождетесь, - и отошла заканчивать песню. Борис Николаевич удрученно покрутил головой, тяжело вздохнул и рухнул лицом в руки, будто загоревал. Дирижер оркестра объяснил потом Ирине, что Президент, наверное, хотел спеть с ней. Тогда были собраны документы на присвоение ей звания Заслуженной артистки России. Они так и остались при ней.
  В феврале она снялась в первом и единственном своем видеоклипе на песню "Так проходит жизнь моя". Телевидение показало его пару раз. Наступало время, когда эфир заполняли по принципу: кто платит, тот и заказывает музыку в своем исполнении. Причем, деньги требовали со всех без разбора: и с начинающих, и со старейшин. Попытки Понаровской противиться унижению приводили к ее отсутствию на экране. А ей казалось, что она уже заработала право на бесплатный эфир. Пленка запечатлела в видеоклипе шесть образов певицы, сработанных руками Зверева: акварельная гимназистка, "Бабетта" - в косынке, черных очках и кожаной куртке, "Гретхен" - строгая фройлен, "Кармен" - дива-огонь с красными волосами, "Клеопатра" - женщина-вамп в черном парике, брюках-клеш, с цепями на бедрах, и наконец дама в красном, с невероятной шляпой-оранжереей на голове. Как пошутила Ирина: "Клип снимали только ради этой шляпы".
  Сергей, подобно Пигмалиону, влюбился в свою Галатею и затаил надежду предложить Ире руку и сердце, когда она расстанется с Сосо. Лишь бы не отпустить от себя.
  В 40 лет она, наконец, смогла позволить себе приобрести автомобиль-мечту - черный "Мерседес-300". Но посидеть за рулем не успела. 7 апреля 1993 года "скорая помощь" увезла ее в больницу, в один из лучших в стране центров урологии. Накануне они с Сосо вернулись из Донецка, уже там она потеряла сознание за кулисами. В больнице обнаружили раздутую, как бомба, почку.
  
  Остановиться - отлежаться
  
  Почти на полтора месяца болезнь вырвала ее из прежней среды. Появилось время осмыслить собственное окружение. Сосо улетел в Тбилиси к простудившемуся сыну. Но Ирину задело другое: рейс задержали, и несколько часов он провел в аэропорту с игральными автоматами, а не заехал к ней хотя бы на пять минут. Ведь она едва не умерла и лежала в тяжелом состоянии. У нее появилось желание осмыслить свое место в его жизни и его - в своей.
  К ней приходили друзья и коллеги. Никогда этот больничный коридор не топтало столько популярных ног. Получалось так, что она поддерживала посетителей своим оптимизмом. Внушая уверенность другим, она внушала ее себе. Говорила, что не боится операции, потому что все про нее знает: насколько сложна, как будет проходить, каков период после нее. Вот это "после" тревожило сильнее: абсолютной неподвижностью, неспособностью шевельнуть рукой-ногой, сказать что-то членораздельное, постоянной жаждой будто высушенного изнутри тела.
  Она вспоминала, как врачи пугали ее родами: первый ребенок в 31 год - мало ли какие последствия, лучше сделать кесарево, - но она отказалась. Заявила: сама рожу. Двадцать минут покричала и разродилась.
  А эта операция требовала разреза на животе. Ей пообещали сделать его максимально маленьким. Назначили разрезание на 19 апреля. За несколько дней до операции Сергей Зверев улетал в Париж на курсы повышения мастерства. И перед самолетом заехал в больницу, чтобы сказать Ирине, как он ее ждал, ждет и будет ждать. Как мужчина, он не мог оставить эту женщину без обнадеживающих слов о том, что она желанна.
  Она сознавала, что взаимопонимание, которое установилось между ними за много лет совместного творчества должно было привести к подобному признанию, тем более в тяжелый для нее момент, тем более, что он не имел возможности остаться и чувствовал вину. Он проявил себя рыцарем. Она - Прекрасной дамой. Они отыграли неизбежную сцену в репликах и стали жить дальше. Все-таки художника и его Музу не должен связывать быт. Нужна дистанция для воображения.
  Трудно было представить Сергея мужем. Эфемерная личность с летающими в творческом экстазе руками. Как дирижер колдует над оркестрантами, так Зверев мастерил прически, шляпы, эскизы одежды. И вдруг увидеть его спящим, жующим, чистящим зубы... Ирина привыкла к нему, как к таланту, не имеющему пола, возраста, вредных или безвредных привычек. И предложение соединить их индивидуальности в семью поставило ее в тупик, хоть она и предвидела его, хоть и прозвучали слова как трогательная поддержка женщины в неженственной обстановке. За ее "нет" могла последовать обида, а ей не хотелось терять друга. За "да" могла последовать та же потеря друга и таланта с последующей опять же обидой.
  Услышав мягкий отказ и объяснения, Сергей сделал вид, что перелистнул страницу и забыл. Он сам не мог разобраться толком, чего ему больше хотелось: проявить благородство или заполучить в дом жену? Что бы его на самом деле сильнее обрадовало: "да" или "нет"? Но в глубине души он решил, что его порывом пренебрегли и надулся. Как мальчик, которому девочка отказала в первом поцелуе, хотя вроде сама же заигрывала.
  Когда Понаровская вышла из больницы, они продолжили житье-бытье, подобно разведенным супругам, пытающимся интеллигентно сохранить если не дружбу, то совместное предприятие. Поначалу не ладилось. Сергей будто убегал от Ирины, как от дурных воспоминаний. Но время, общая среда обитания и разум сгладили досаду, восстановив творческий союз. А через два года уже она навещала Зверева в больнице, где он оказался после автокатастрофы (хотя по слухам просто сделал себе пластическую операцию). И готовила ему морс, и поднимала настроение... У него тогда перебывали многие звезды, благодарные его рукам. Но он принимал всех радушно и равнодушно. Не с той ли поры Сергей Зверев стал все меньше загораться от работы над чужими головами и все больше - от работы над собственной. Он надул губы силиконом, истончил нос до остро заточенного карандаша, отрастил волосы до плеч и взбил, уподобив стогу сена. Получился бледнолицый Майкл Джексон. Иногда его можно было принять за строгую девушку, потому что глаза всегда смотрели холодно, надменно, а подушечки губ плотно сжимались, отчеркивая довольство собой. Если бы не истребимая провинциальность, его можно было бы принять за Снежную королеву. А так - оставался маленький Кай, который потерял свою Герду. Ко всему прочему Зверев запел. И кто его надоумил? Правда, давным-давно он поделился своим страхом: боюсь потерять дар. Может быть, талант парикмахера и стилиста иссяк и понадобилось куда-то приткнуться?
  Наверное, на больничной койке Понаровская выглядела соблазнительно слабой, готовой к проявлению мужской заботы. Ее просто утопили в любовных признаниях: коллеги, друзья коллег. Она терялась в догадках, что именно их так возбуждает: весна? больница? лежачее положение?
  Как-то ее навестили Азиза и Игорь Малахов, тогда они еще были парой, сотрясавшейся то взрывами ревности, то любовными погонями друг за другом и страстными примирениями. Решив, что Ире никак нельзя в палате без видеомагнитофона, Игорь пообещал привезти аппарат, и действительно доставил. Он приехал один, и, как сказала потом Понаровская, оказался очень интересным собеседником. Они обнаружили, что у них много общих тем, им любопытны одни и те же вещи, то есть вместе не скучно. В тот ли раз или в следующий приезд, но Игорь дал понять Ирине, что его чувства к ней больше не могут таиться, он мечтает видеть ее дамой своего сердца. Разумеется, это бледный и схематичный пересказ того, что мог сплести из букв и слов блистательный балагур Малахов. Она обрела достойного себя мастера изящного трепа. И ей вполне хватало обмениваться с ним, скажем, идеями о происхождении Вселенной, но никак не обручальными кольцами. Тем более она не понимала, как можно, декларируя страсть к Азизе, тут же приставать с чувствами к другой женщине.
  Ведь Азиза в тот период была Ире подругой. Во всяком случае именно к Понаровской пришла в 1991 году опальная тогда певица, для которой сцену концертного зала "Россия" закрыли после убийства Игоря Талькова. Она проскользнула в "Россию" не как участница сборного концерта, а как посетительница, желавшая остаться незамеченной. Хотя только потому, что вахтеры и охрана на служебном входе ее узнали, она и была допущена внутрь. Видели бы вы лица пожилых женщин, проводивших ее спину, и слышали бы слова, которые буркнули ей вслед, не посмев адресовать в лицо: бесстыжая, посмела явиться! Прежде Азиза производила впечатление урагана, легким жестом ноги открывавшего двери и взглядом обрекавшего мужчин на беспрекословное подчинение. Но коллеги объявили бойкот. Дождались повода! Рассказывали, что на гастролях публика ее освистывает. Возможно, это придумывали недруги, переставшие приглашать певицу на гастроли, на съемки, в дома.
  Явившись тогда в "Россию", она проскользнула в гримерку Понаровской, села рядом и тихо заговорила, будто только там почувствовала себя маленькой девочкой в безопасности мудрого покровительства. Она рассказала Ирине правду о трагедии, случившейся за кулисами ленинградского концертного зала "Октябрьский". Во всяком случае, Понаровская ей поверила. Поверила, что, когда мужчины дерутся из-за женщины, они уже дерутся и по воле глубоко мужских амбиций, но виновной молва предпочитает объявлять "бабу". То ли ситуация от этого пикантнее и понятнее. То ли такова правда жизни: даме уготовано быть толчком мужских конфликтов. Ирина посочувствовала подруге и осудила тех, кто презрел Азизу, не попытавшись задуматься, насколько случившееся трагедия и для нее. На два года она спряталась от мира и людей, оборвав успешное восхождение. И радовалась прильнуть к каждому, кто находил для нее доброе слово.
  Тянувшиеся несколько лет взаимоотношения Азизы с Малаховым походили на связь Ирины и Сосо: трудно порвать, но еще труднее вместе. Две дамы пребывали в состоянии женской солидарности. Поэтому внезапное признание Игоря в любви хоть и польстило прооперированной женщине, но показалось предательством, как если бы Сосо страстно возжелал Азизу. Понаровская постаралась вразумить Малахова и ничего не сказала подруге.
  10 апреля Азиза праздновала в ресторане день рождения. Она понимала, что Ира никак не может придти, но, сидя спиной к двери, резко оборачивалась на каждого входящего гостя, признавшись потом, что всякий раз мозг выстукивал надежду на чудо: вдруг это Она!? В тот вечер она поделилась со Зверевым, сидевшим по правую руку от нее, своей виной перед Понаровской. Оказалось, в одном из морских круизов, когда она только познакомилась с Ирой и Сосо, подруга Азизы, тоже Ира, решила соблазнить Павлиашвили и вполне преуспела в этом. Им понадобилось уединиться в каюте, а для этого хорошо было бы отвлечь внимание Понаровской, задержать ее на палубе. Азиза справилась с этим, заморочив той голову ролью якобы внимательной слушательницы и большой поклонницы. Об измене Сосо Ирине вскоре доложили. О той ли, о другой, неважно. Она пыталась вызвать любимого на откровенность, но он все отрицал. Поэтому Ирина уложила сомнения на дно памяти.
  Но вернемся в больницу. Операцию ей делал руководитель центра, профессор Лоран, внешне копия итальянского актера и певца Адриано Челентано, только в очках с золотой оправой. Хирургическое вмешательство в натуру Понаровской длилось пять часов. А спустя пять дней Ирина улыбалась и пересказывала желающим свои ощущения. Хотя еще двое суток назад, очнувшись после наркоза, выла от боли. Но очень тихо. А еще стыдливо откидывала одеяло для врачебного осмотра так, чтобы обнажился лишь нужный кусочек, как можно меньший.
  Однажды ночью она услышала топот ног, бегущих по коридору. У двери ее палаты шум стих. Началось перешептывание: здесь... не здесь... вроде эта... Дверь приоткрылась. Ирина испуганно строго спросила: "Кто там?" В щели показались головы - трое мальчишек и девушка. Они прошипели: "Тетя Ира, мы ваша публика". И тут же их кто-то спугнул. Потом женщины из других палат потянулись к ней с историями своих болезней, замужеств, одиночеств. Затем она руководила наведением красоты на лица медсестер и пациенток, лично накрасив некоторых для образца. И Лоран пообещал выбить для нее ставку профессора по реабилитационному макияжу. Она возвращала женщинам желание нравиться, то есть жить. И они кокетничали с докторами мужского пола, что было явным признаком выздоровления.
  А саму Понаровскую быстрее любых лекарств излечивало сознание того, что операция позади. Она мечтала, как сядет в свой "Мерседес" и повезет Энтони в подмосковный санаторий. На три месяца врачи запретили ей поезда и самолеты. Да она и забыла, что где-то есть сцена, концерты, гастроли... Не выходить бы из больницы никогда.
  Сосо прилетел 19-го вечером, когда она отходила от наркоза. И его не пустили. Потом он приходил каждый день, но в день операции его рядом не было. Ира не могла этого забыть. Прежде совместное с ним молчание так ее не тяготило. Теперь же хотелось, чтобы человек, которому нечего сказать, поскорее ушел. Он будто согнулся под тяжестью долга и вины. Возможно, так же чувствовал себя с женой. Мужчина без выхода. Нина Николаевна рассказала дочери о своем диалоге с Энтони. Мальчик спросил бабушку: "А жена Сосо знает, что он любит маму? - Откуда ты знаешь, что он женат? - Ну как же, у Сосо есть сын, у которого есть мама".
  Перед выпиской Ирина попросила Сосо отдать ключи от ее квартиры. И 17 мая из больницы вышла свободная женщина. Дома ее ждала комната в разноцветных воздушных шарах - сюрприз от бывшего возлюбленного. Два года назад она бы распалась на молекулы от счастья. А через неделю после выхода у нее угнали "Мерседес" - на пятнадцать минут отлучилась в магазин. Словно судьба положила перед ней чистый лист.
  
  
  

Часть пятая

  

Романс о влюбленных

  
  "У нас, женщин, выбор один: властвовать -
  или покоряться. Но даже упоение самой
  неограниченной властью - это только жалкое
  самоутешение, если мы лишены наивысшего
  счастья - быть рабыней любимого человека".
  (Шиллер. "Коварство и любовь").
  
  Доктор Дима
  
  Доктор Дмитрий Юрьевич Пушкарь материализовался для Ирины из женских шепотов в больничных палатах. Когда пациентки обменивались мнениями об имевшихся в наличии мужчинах, особо выделяли молодого, талантливого, холостого доцента, без пяти минут профессора. Работа и наука почти не оставили волос на его голове и ссутулили плечи, но он был высок и невероятно обаятелен.
  Когда очарование стало неизбежным, Понаровская выдохнула лишь одно сожаление: "Если б ему было года 34 хотя бы! Почему мне нравятся мальчишки?" Дмитрий - ровесник Сосо и тоже Рак по гороскопу. В созвездии с ними и Сергей Зверев. Рыбы, раки... одна вода. Ира говорила: "Рыбы - трудный знак для окружающих. Когда я начинаю плыть в обратном направлении, со мной рядом лучше не стоять. Меня в этот момент почти никто не понимает". Это не движение назад. Скорее плавание по кругу: одна составная ее знака гоняется за другой. Или ловит собственный хвост. Окружающим ничего не остается, как наблюдать за подобным самоистязанием.
  Первый раз Дмитрий столкнулся с Ириной в коридоре. Она вышла из палаты и, налетев на него, воскликнула: "Господи, где сейчас можно так загореть!?" Он запомнил, что она его заметила.
  В их дальнейших диалогах постоянно присутствовал подтекст: ей нравилось пикироваться с ним фразами на грани флирта - легкое кокетство с вязкой, сладкой начинкой. Когда люди просекают, что симпатичны друг другу, но не обременены серьезными обязательствами, и можно резвиться на дистанции "вы": то подобраться к опасной грани собственнического "ты", то отбежать назад к спасительному высокомерию свободы.
  В отличие от утонувшего в тягостном молчании или же монологах о своих финансовых и семейных проблемах Сосо, доктор Дима блистал красноречием, умом, знаниями, любовью к классической музыке. Что стало для нее еще одним отдохновением от эстрады. Иной мир больницы плюс возрожденные воспоминания о собственном образовании. Все эти целительно сказывалось на душе и теле. И еще женское начало наслаждалось победой, которая ни к чему не обязывала. А победа была - доктор Дима все чаще заглядывал в ее палату, все дольше с ней просиживал. Приносил кассеты с любимой музыкой, рассказывал о концертах в консерватории, на которых побывал. И она вспоминала, как давно не ходила в Большой театр. Ей хотелось новых впечатлений, открытий, достатка, чтобы не думать о работе, а читать книги, смотреть спектакли, загорать в солярии, ухаживать за лицом... Она будто придумывала ближайшее будущее.
  Ее решения и поступки всегда поначалу оформлены в сны наяву. В мечтах она подбирается к тому, что потом осуществляет. Ей хотелось оказаться рядом с человеком, который занимался бы своим делом, скажем, наукой, а она бы держала в руках дом, семью. Салон Ирины Витальевны Понаровской. Как во времена Толстого, Чехова, Тургенева. И все как-то не везло с мужчиной, который разделил бы ее претензии к жизни. Ее возможности. Ей близка эпоха, когда жена работала лицом мужа - на благо его карьеры и ради собственного самоутверждения. Ведь она и с публикой так: обхаживает, завлекает, угощает шампанским, музицирует, ведет светскую беседу. Приятный вечер, не правда ли? Дыша духами и туманами... И исчезает, оставив ненавязчивый аромат своей индивидуальности. А ей бы больше навязчивости и меньше сомнений: права ли?.. правильна ли?
  Ее часто спрашивают, не возникало ли у нее желания пожить в XVIII или XIX веке? "Возникало. Но и там я нашла бы свои проблемы. Они были и будут во все времена у людей всех сословий, любого социального положения. Не одни, так другие. Сначала я созерцала бы и ничего не делала, но это продолжалось бы недолго. Может, была бы художницей или преподавала бы в институте благородных девиц. Мне всегда хочется делиться тем, что умею".
  В больнице Ирина увидела свой третий сон наяву (первый - в детстве, второй - в браке с Григорием Клеймицем. Почти как вещие сны Веры Павловны в романе Чернышевского "Что делать?"): "Я находилась в палате и чувствовала, что лежу на животе, хотя это было невозможно, так как он был утыкан трубками. Но в видении это казалось реальностью. В палату зашла моя мама, и я ощутила досаду, потому что не хотела тревожить ее своим состоянием. Я долго скрывала от нее, что вообще оказалась в больнице, об операции сообщила в Ленинград уже после того, как опасность миновала. И вдруг я увидела ее. Потом она исчезла и появился Сережа Зверев, а вместе с ним маленькие девочки в белых юбочках и со свечками, как ангелы. Они что-то пели для меня. Затем в палате оказался Дима. Он положил мне руку на спину - и я почувствовала тепло от его прикосновения. Глаза мои все время были закрыты, хотя я отчетливо понимала, что не сплю". Это видение не напугало ее в отличие от двух предыдущих.
  Дмитрий Юрьевич из тех мужчин, какие ей всегда нравились. Глаза отмечали его опрятность - по три раза в неделю менял халат, - фирменные костюмы, красивые галстуки, вкус в подборе одежды. Опять же по контрасту с Сосо, который приходил небритым, с неухоженными ногтями, в немыслимых рубашках и куртках. И это после того, как три года она делала из него грузинского князя. Хотелось, чтобы именно этот образ полюбился зрителям. А полюбится другой - незамысловатого, но очень радушного рыночного продавца.
  Показательный момент: Понаровская не снизойдет с пьедестала к народным массам, за что и останется отвергнутой ими чужестранкой, а Сосо с песней "Где ж ты, милая? Ждет тебя грузин" через несколько лет пробьется в ряды востребованных, веселящих, своих в доску.Сосо нужна была женщина попроще. Он тянулся, сколько мог, чтобы быть рядом с Понаровской не юнцом, пригретым дамой постарше с положением и весом, а мужчиной во главе их пары. Но надолго его не хватило. Скатиться до близкого по духу уровня оказалось легче. И найти себе спутницу жизни, которая не требует от него невозможного. Такое его счастье. У каждого человека оно свое.
  А пока Дмитрий Пушкарь включал ей по телефону "Лебедя" Сен-Санса и говорил, что она похожа на эту музыку. И предлагал опять же по телефону целоваться. Выслушав его дразнящие причмокивания, она уточняла, куда именно он с таким упоением ее целовал? И слышала в ответ: "Как куда? В загривок!"
  Улетая на конгресс в Америку, он сообщил, что посвятит свой доклад ей. А ведь когда она только поступила в больницу и Лоран предложил Дмитрию стать лечащим врачом Понаровской, тот спросил: кто это? - и, узнав, что известная эстрадная певица, поморщился: "Нет, хватит с меня блатных". Мол, недавно выписавшаяся "блатная" много крови ему попортила своими капризами. Но к отказу прибавил: "Мне кажется, ей нужен лечащий врач - женщина". Будто провидел ее стыдливость.
  Вернувшись из Америки, Дмитрий позвонил Ирине домой. Когда они встретились, сказал: "Ты знаешь, что такое любовь в зоне? Больница - это зона. Я очень боялся, как мы встретимся, когда ты выпишешься, и я вернусь".
  Познакомил ее с родителями: мамой - биологом, отцом - кардиологом. Тот распахнул ей входную дверь, и Дима сказал: "Папа, знакомься, это Ира, она будет здесь жить". Пошутил? Или, правда, задумал?
  Пришел к ней домой, а Ирина не смогла ему открыть - замок сломался. И он начал крушить преграду: когда-то занимался каратэ: "Я не смог представить, что не увижу тебя". Заметив у нее четки, воскликнул: "Зачем они тебе?" Она объяснила: нервы успокаивают, мне нравится их перебирать. А в следующий приход к нему домой Ира поняла, почему он так обрадовался - на его столе тоже лежали четки.
  Шли с Димой мимо большой асфальтированной площадки. Она: "Вот бы здесь каток залить. Я люблю кататься на коньках". Он: "Это я люблю кататься на коньках!" Она: "И я люблю. И ненавижу на лыжах". Он: "Это я ненавижу на лыжах!" Так выявлялись созвучия. Ее первой в жизни зарубежной поездкой было путешествие в Венгрию: мама купила путевку, когда она закончила школу и поступила в консерваторию. То же самое у него: мама купила путевку в Венгрию, когда он закончил школу и поступил в мединститут.
  Ей нравилась его занятость и совсем не пугали слова: "Вы не обольщайтесь. Я страшный человек. Если бы я не был прагматиком, я бы многого не сделал, не успел." И будто понимая, что ей нужны не только страшилки-предостережения, говорил: "Ира, вы очень дорогая женщина".
  Так и скакали их диалоги: то на "ты", то на "вы". С высоких отношений к глубокой привязанности и обратно. Они пропитывались друг другом. Ирина чувствовала, что все сильнее нужна ему, и это наполняло ее гордостью.
  Она: "Я испытываю к вам такую нежность, что даже не знаю, что мне делать".
  Он: "У меня после этих ваших слов весь день иначе прошел".
  Еще одно потрясение-открытие: Энтони - копия маленького Димы. Когда Пушкарь увидел фото ее сына, он сказал: "Вас ждет сюрприз" - и показал свой детский снимок.
  Она боялась, что его дело не позволит им соединиться. Операции здесь - по сорок штук в месяц, хирургическая практика во Франции и Америке, заграничные симпозиумы, подготовка докторской диссертации, открытие собственной клиники... Жизнь доктора Димы была расписана на годы вперед. И она могла не вписаться.
  А еще вмешалась его мама. И Понаровская ощутила в себе пробуждение духа противоречия. Ей снова приходилось биться за мужчину, потому что в нем желали видеть сына и никого больше. Ему уже нашептывали: зачем тебе сорокалетняя женщина с ребенком? И про Сосо вспоминали, и про темнокожего мужа. Он взрывался: "Тогда надо пересчитать и моих женщин!"
  Газеты спохватились, что Понаровская и Павлиашвили больше не вместе и стали мусолить версии: кто кого бросил? Ирина записала дуэт с Богданом Титомиром, и пополз слух: не он ли новый избранник? Еще до больницы Богдан пригласил Иру на свой концерт, после настоятельных просьб Зверева, клиентом которого он был. Сергей хотел развеять меланхолию Понаровской. За ней прислали "Линкольн", Титомир встретил ее белыми гвоздиками. Все прошло красиво и достойно. Потом он навестил ее в больнице. Опять, видимо, Зверев проводил опекунскую работу. А затем Богдану пришло в голову записать с Ириной песню. У него своя публика, у нее своя, почему бы их не объединить? "Нет проблем" они исполнили всего пару раз. Все-таки у него своя публика, у нее своя. И нет проблем.
  Еще в больнице Ирину тревожило, что, расставшись с Сосо, она останется без репертуара. Но ничто не уходит без того, чтобы на освободившееся место не пришло новое. Надо просто очень в этом нуждаться. И певицу Понаровскую нашел композитор Виктор Началов. Он пришел к ней с песней на стихи Юлии Друниной "Мой единственный". Ирина послушала и воскликнула: немедленно записываем! Мысленно она посвятила ее Диме.
  Вместе с Виктором в сфере забот Понаровской появилась его двенадцатилетняя дочь Юля Началова, уже тогда победительница телевизионного конкурса "Утренняя звезда". Ирина почувствовала, что наконец встретила девочку, с которой сможет поделиться сценическим опытом, чему-нибудь полезному научить. Хотя Юля уже получила от родителей такую вокальную подготовку, что сама могла учить начинающих. И все-таки в эстрадной этике и эстетике Понаровской нет равных. И не только в эстрадной.
  9 сентября 1993 года в недрах Исторического музея, закрытого на ремонт, Ирина объяснялась в любви Дмитрию. Но имя адресата знала лишь она и близкие ей люди. За несколько дней до этого певице позвонили с телевидения и сказали, что для новой программы им нужны признания в любви от узнаваемых персон. И поскольку ей было что сказать и кому, она согласилась, вызвав бурю благодарного восторга: все, к кому обращались до нее, отказывались, она первая!
  В назначенный час она пристегнула к строгому черному платью белый воротничок - мамин, заколола его бабушкиной брошью, став похожей на классную даму, сняла очки и села перед телекамерой. Режиссер объяснил задачу: во времени вы не ограничены, говорите столько, сколько найдете в себе слов. Предложили оставить ее наедине с техникой, даже без оператора, но она просто попросила дать несколько минут на размышление, а люди, мол, не мешают. Потом сказала: "Я готова", - и съемка началась. Она заговорила очень тихо: "В моем сердце живет любовь..." А с улицы доносились призывы экскурсовода сплачиваться для похода в Кремль. Вместо "я тебя люблю" Ирина сказала: "я готова отдать тебе жизнь". А потом у нее перехватило горло, как, может быть, перехватывает душу, и захотелось поставить точку, чтобы не заплакать. Будто она вдруг очнулась и заметила, что не одна, что говорит вслух и работает камера... Режиссер сказал ей "спасибо". Она подумала: спасибо Диме.
  
  Белоснежка и гномы
  
  Спонсоры Сергея Зверева, по его просьбе, подарили Понаровской "джип" - вместо утраченного ею "Мерседеса". И она влюбилась в эту маленькую машину. Пожалуй, только с ней она расстанется по собственной воле, правда, со слезами: продаст ради более престижной марки. А вот квартиру ей никто дарить не собирался. Пришлось снова ринуться на заработки, чтобы решить, наконец, жилищный вопрос. Энтони уже ходил в Ленинграде в школу, бабушка Нина не всегда с ним справлялась, Шарлотта все чаще болела.
  Но так как гастроли врачи запретили, она нашла выход в Москве - ночные клубы. Когда-то Нина Николаевна молила: только не в ресторане пой! Потому что Виталий Борисович последние пятнадцать лет руководил варьете в гостинице "Москва" и часто зазывал Иру выступить, хоть и предпочитал дочери других певиц, но понимал, насколько престижно ее имя. Вот против такого ресторана мама возражала.
  Кстати, у Ирины Понаровской есть сводная сестра Надежда, дочь Виталия Борисовича от второго брака. Она тоже певица, отец доверил ей солировать в оркестре варьете, и, наверное, рассчитывал, что старшая сестра, послушав выступление младшей, поможет ей пробиться на большую эстраду. Иру задевало, что отец нахваливал Надины способности джазовой вокалистки, тогда как о своем исполнительском мастерстве она не слышала от него добрых слов. И не рвалась послушать певицу, которая на двадцать лет моложе, носит ту же фамилию и так любовно опекаема родителем. Через пять лет на вопрос: ваша сестра поет? - Понаровская скупо ответит: "Не знаю. Мы не в очень близком контакте. Были времена, когда мы находились в контакте, потом она повзрослела. Если случится, что она выйдет на эстраду, главное, чтобы держала марку. Потому что отец в свое время блистал как музыкант. Его знали все эстрадные артисты из старой гвардии: Кобзон, Лещенко, Борис Брунов, Махмуд Эсамбаев. Пускай ее тоже знают, как знают меня".
  Площадки ночных клубов потребовали от Ирины ломки стереотипов. Да, за границей она уже пела и в ресторанах, и в клубах, но тамошние отличались атмосферой. Потом, правда, и здешние подтянулись. Понаровская внушила себе, что разницы нет, выхода тоже, и понесла культуру в народ.
  Буйство сценических шалостей Сергея Зверева и его модели привели к тому, что публика ждала от певицы остальных чудес света: любопытно, какой она предстанет? Понаровская почуяла опасность и запаниковала: а чем удивлять завтра? Париком еще какого-нибудь цвета? Более огромной и разукрашенной шляпой? Но парики с ее легкой головы уже перешли в обиход других певиц. Шляпами тоже многие заразились. Она успешно сработала вдохновителем. А чем вдохновить себя? Зверева разрывали на части. Многие, потрясенные их сотрудничеством, хотели поживиться его выдумками. И Понаровская поступила так, как в юности, когда устала от волос: вернулась к короткой стрижке. Сама взяла ножницы и отсекла длину. Снова опередила всех, еще только дотянувшихся до ее вчерашнего дня.
  К тому же ей потребовалась независимость от организатора ее причесок. В 1993-94 годах Ирина много ездила по миру вместе с Димой: во Францию, Италию, Австралию, Америку... Пушкарь выступал с докладами, оперировал, бывал на приемах, где представлял Ирину женой. Она купалась в том уважении, которое оказывали ему. Это была другая среда. Ее никто не знал как артистку, но это не смущало. Ощущение себя рядом с перспективным хирургом и ученым, которому светила карьера на Западе, вдохновляло ее на самосовершенствование. Дима владел тремя языками. Ирина начала учить английский.
  Не мы ли вызываем из жизни то, что готовы принять? Все усилия плодовиты. И бессилия тоже.
  В странствиях короткая стрижка меньше обременяла. И в Москве Понаровская старалась не часто дергать Зверева. Пусть отвлекается на других. Она верила, что Сергей ее не бросит. Ни с кем у него не случилось больше открытий. На остальных лицах он либо повторял, по их просьбам, макияж Понаровской, что вызывало у него скуку, либо придумывал то, для чего требовалась Ирина, только она могла полноценно представить новую фантазию. И они тянулись друг к другу заочно.
  А очно продолжался красивый роман с Дмитрием. Он сопровождал ее на концерты, ждал за кулисами, погружался в незнакомую для себя среду и открывал, что его любимая женщина хорошая певица и очень популярна. Однажды кто-то из ее коллег назвал его "очередным мальчиком Понаровской". Когда они вернулись после концерта к нему домой, он попросил ее посидеть три минуты в одиночестве. Потом дверь распахнулась, и на пороге комнаты возник великолепный Дмитрий Пушкарь: в смокинге, с бабочкой, с сигарой в зубах и бокалом вина в руке. Она задохнулась от восторга и сказала: ах так, тогда и ты посиди три минуты. Вышла, надела платье от Нина Риччи, в котором вела концерт, длинные перчатки и вернулась в комнату. Тоже взяла бокал с вином, а в зубы мундштук с сигаретой. Мужчина подставил ей локоть и повел к родителям. Те глаз не могли оторвать от красивой пары.
  Потом он признался, мол, хотел показать ей и себе, что вовсе он не "один из ее мальчиков".
  Как-то Дима сказал: "Мы с вами похожи еще и в том, что оба хотим нетронутого и смертельно боимся измены".
  В декабре 1993 года на очередном шоу Бориса Моисеева в концертном зале "Россия" Понаровская исполнила новую песню композитора Виктора Чайки "Романс":
  Наберитесь терпения, сударь,
  Ведь нельзя быть таким откровенным.
  Через час мы уедем отсюда.
  Все так странно и обыкновенно.
  И не тройка, а целая сотня
  Ливнем брызнет в стекло ветровое.
  Мне одной быть хотелось сегодня,
  Почему же нас все-таки двое?
   Припев:
  Потому ли, что жить не умею?
  Оттого ли, что долгая осень?
  Одиночества грустная фея
  Не ответит на эти вопросы.
  
  Угостите меня сигаретой
  И плесните в бокал напоследок.
  Помянем сумасшедшее лето,
  Мой шалаш из обугленных веток.
  Вы мне, кажется, что-то сказали?
  Ах, оставьте в покое хоть душу!
  Почему так темно в этом зале?
  Неуютно и некого слушать.
   Припев.
  
  Мне не нравятся ваши манеры.
  Не дала я вам повод быть пошлым.
  Даже если любила без меры,
  Разлюбив, все оставила в прошлом.
  Мне б раздеться да в дождь, чтоб отмыться!
  Ваши руки меня запятнали.
  Боже мой, неужели мне снится:
  Где-то скрипка рыдает в печали.
   Припев.
  
  Помолюсь перед ликом Господним,
  Попрошу для себя лишь покоя.
  Мне так нужно одной быть сегодня,
  Почему же нас все-таки двое?
  Наберитесь терпения, сударь,
  Не рискуйте остаться со мною.
  Мне одной бы уехать отсюда.
  Почему же нас все-таки двое?
  
  Эта песня продолжила ряд сильных монологов в ее репертуаре: "Мольба" - зов женщины, вступившей в жизнь, "Заклятье" - плач женщины, хлебнувшей жизни, "Реквием" - рык женщины, захлебнувшейся жизнью, "Романс" - пожелание женщины, возродившейся к жизни.
  В том же декабре на телевидении состоялась премьера передачи "Олимпийское утро", где Понаровская выступила в роли ведущей фитнес-класса. Сама Ирина на съемках увлеклась возможностями, которые перед ней открылись: гимнастические снаряды, бассейн, сауна... Она получила абонемент, дававший право беспрепятственного входа в тренажерный зал и занятий в свое удовольствие. В эфир вышло несколько выпусков. Ирина отдала этому делу много сил, но фитнес-класс захлебнулся от неудачно выбранного времени: передачу показывали воскресным утром, когда люди отсыпаются от трудового фанатизма. Понаровская попросила найти другой час для эфира. Но, видимо, легче было закрыть проект.
  В январе 1994 года, после одного из концертов, к Ирине подошел художник Игорь Каменев с предложением написать ее портрет: "Такую красоту не могу не увековечить".
  Портрет написан маслом. На светлом фоне в светлом кресле, на самом краешке, сидит женщина в черном. Простое платье, обнаженные плечи, иссиня-черные виноградные гроздья-серьги, шляпа с вуалью. Острота и легкость черт. Глаза под вуалью, как рыбки в аквариуме. В облике - деликатность, утонченность, строгость, печаль. Образ женщины, которая никого не обременит собой.
  Кстати, мнение о ее высокомерности происходит из того, что она опасается оказаться навязчивой и поэтому напускает на себя вид человека, который гуляет сам по себе и нечего ни от кого не требует. Но стоит подойти к ней с добрым посылом, и она откликнется всем своим существом. Ее гордыня никому не хамит, только себе приносит сложные моменты одиночества и самокопания: "Я поняла для себя одну вещь: у меня нет цели в жизни. Есть получение удовольствия от процесса. Я никогда не ставила цель стать звездой, получить звание народной артистки, стать бесконечно популярной, чтобы на моих концертах ломились залы. Я хотела только ежедневно получать удовольствие от того, чем я занимаюсь, и иметь терпение пережить неудачи, переждать время, дождаться своего момента. Когда люди ставят себе цель, они разбиваются в кровь, чтобы скорее до нее дойти. Но когда дошли, надо придумывать новую цель, а это сложно".
  Тот же Игорь Каменев через шесть лет нарисует Ирине эмблему ее авторского ателье по пошиву и ремонту одежды, сделав набросок с понравившейся ему фотографии.
  А в 94-ом по Москве полз слух, что Понаровской сделал предложение некий доктор, преуспевающий ученый, и скоро свадьба. Сама Ирина пропадала в питерской больнице с сыном. Когда Энтони госпитализировали, она давала концерт в Петрозаводске, но после телефонного сообщения тут же вылетела в Санкт-Петербург. Оказалось, у мальчика приступ астмы. А потом он подхватил грипп. И мама с давлением 150 на 100 лежала с ним в одной палате. В той детской больнице Понаровская насмотрелась таких ужасов, особенно связанных с брошенными детьми, что если бы уже не была седой, то поседела бы там. Мысленно она увидела Бетти.
  Однажды в Ницце Дима заметил, как Ира без знания языка общалась с детьми его французского знакомого. После этого он сказал: почему бы тебе не открыть детский сад? Это из ее ряда: музыкальный лицей, школа эстетики... Возможно, когда-нибудь что-то сбудется. Потому что она очень хочет, чтобы ее имя оставило после себя нечто благостное. И она уже в детстве мечтала иметь семью, где много детей.
  Борис Моисеев как-то сказал, что про Ирину давно написана сказка - "Белоснежка и семь гномов": "И пусть их сто двадцать семь, но она все равно Белоснежка".
  
  Графские развалины
  
  С середины 1994 года до середины 1996 Понаровская перелетала с одной концертной площадки на другую. У нее появилась квартира, куда она могла перевезти семью. С продавцом жилплощади торговался Дима. Благодаря ему цену удалось снизить. И летом 94-го Ирина въехала в голые стены, требовавшие ремонта. Она отдала за эти "графские развалины" все, что скопила. И лежала на полу нового жилища, задыхаясь от болей в спине. Отнималась рука. Ей сообщили результат обследования: пять межпозвоночных дисков вошли в спинной мозг. То же самое случилось с ее братом Сашей в Америке. Ирину познакомили с китайским иглотерапевтом, но на ноги ее поставила прежде всего собственная воля - она не могла позволить себе болеть.
  Пока Понаровская моталась по стране с концертами, прямо у подъезда сожгли ее "Форд", купленный вместо "джипа". То ли не смогли открыть и от досады подпалили? То ли произошло замыкание, когда пытались завести? Она плакала и говорила: как можно жить в этой стране?! Потом успокоилась и поехала дальше. Другой страны у нее не было.
  Одна газета, занимавшаяся регулярным освещением закулисья певицы, сообщила, что сгорел автомобиль, подаренный ей Зверевым. Отсталая информация. Потеря того, что достается даром, кажется даже закономерной. Но когда уже раз оплачено, тогда обидно: за что вторично? Пристальное внимание прессы к ее быту для Ирины всегда было болезненно, хотя она отшучивалась, говоря, что пора газетам завести постоянную рубрику: "Из жизни Понаровской". И описывать, как она ножом очищает раковину в ванной, потому что от воды образовался толстый ржавый слой, который колется на мелкие камни - вот вам и камни в почках. А вода такая ржавая потому, что напротив ее дома строят новый, отчего периодически свет и телефон отключают, воду перекрывают, и потом льется коричневая. Еще можно рассказывать читателям, как звезда то и дело хоронит тараканов, устроивших в ее квартире родильный дом. Она уже чувствует себя акушеркой у домашних насекомых: знает, как это у них происходит. Собирает отложенные мешочки и хоронит. Либо давит мелкую детвору так, что крестов на могилки не хватает. Хотя вообще-то животных любит, но не этих.
  А публикации о себе воспринимает без жадности и порой, не читая, сдает маме в семейный архив. Водопада статей боится, потому что следом обычно наступает забвение, будто тебя действительно смывает водой на неопределенный срок. Впрочем, Понаровская научена переносить и такое состояние.
  В Питере снова заболел Энтони. Врачи сказали, что, видимо, в школе гнездится аллерген, вызывающий у него астматические приступы. Ирина готовила родных к переезду в Москву: воевала с мамой по поводу каждого предмета обстановки. Дочь говорила: надо выбросить. Нина Николаевна кричала: ни за что! Ира стонала, что ее однокомнатную квартиру вывозили на КАМАЗе, а их трехкомнатную и в "Боинг" не поместить.
  В 1995-ом переехать не удалось: плохо чувствовала себя Шарлотта, слегла Нина Николаевна. Ирина искала врачей в Питере, доотдавала деньги за квартиру в Москве и покупала еще одну жилплощадь, заткнув рот собственному благоразумию, вопившему: на какие средства? Средство одно - голос. Уж больно удачно сложилось, что вторая квартира продавалась на одной площадке с первой: справа дверь в одну жизнь, слева - в другую. Никто никому не мешает и все рядом. Ведь 25 июня 1995 года Дмитрий сделал Ирине предложение руки и сердца. Она открыла дверь - он рухнул на колени и попросил ее стать его женой. Чтоб завтра же расписаться. Но в понедельник не расписывали, поэтому зарегистрировались 27-го. Свидетелями были Игорь и Алла Угольниковы (это у них она купила квартиру).
  Теперь Понаровская знала, что говорить Энтони о новом мужчине в своей жизни. Теперь их прилично было познакомить. И Нина Николаевна не станет ворчать о неопределенности положения. В октябре Ирина и Дмитрий приехали в Питер на день рождения Энтони. Наконец-то родные увидели доктора Пушкаря.
  Мальчик принял его сразу и стал называть папой: если мама хочет, если ей хорошо с этим человеком... Ребенок так увлекся новой ситуацией и новым знакомым, что даже задумался: не стать ли врачом? Еще совсем маленьким он мечтал, чтобы все на свете были здоровы. Правда, выяснилось, что он боится крови и куда больше увлечен компьютером.
  Ирина не хотела, чтобы сын пошел в артисты, хотя всегда говорила, что мужчине на эстраде легче, так как основа публики - женщины, и сексуальный заряд, посылаемый певцом, скорее находит адресата. Но все-таки: "Для женщины это еще профессия, а для мужчины нет. Впервые я услышала, как Энтони поет, когда ему было лет 10. Он разучил и исполнил для меня песенку на английском языке. Нет у него никакого особенного голоса и, поскольку я с ним не занималась, то поет он не очень чисто. Быть средним музыкантом - это несчастье. А музыкального дара я в нем не вижу. Хотя я тоже в детстве звезд с неба не хватала, но как-то вот получилось. У Энтони есть кумир на эстраде - Майкл Джексон. Правда, над кроватью у него висит не портрет Майкла, а крест с распятием. Мой сын - верующее, сердечное, нежное, ранимое и в то же время отважное существо, тянущееся к прекрасному. У меня даже как-то мелькнула мысль: не пойти ли ему в духовную семинарию. Там дают хорошее образование. И он к этому предрасположен. Я водила его в церковь, но ничего не навязывала. Он сам об этом заговаривал, интересовался Библией. Сам выучил "Отче наш". Его трудно было заставить читать, но что он никогда не отказывался прочитать, так это молитвы. И я хитро пользовалась этим - на них он учился чтению. Сейчас говорит, что в католическом храме чувствует себя лучше, ему там больше нравится, может, потому, что спокойнее, менее помпезно. Думаю, что я не загнала сына ни в какие рамки, он волен перейти в ту веру, которая ему ближе".
  Понимая, как трудно мальчику в женском окружении обрести мужские навыки, Ирина обрадовалась, что Дмитрий и Энтони подружились. Хотя одно дело играть с ребенком, чтобы завоевать расположение, поучать его по телефону, и совсем другое - чувствовать ответственность за него ежесекундно и сдерживать упрек: твой сын, вот и занимайся им! "Я пыталась быть разумной в своей любви к сыну. Самым большим для себя наказанием он считал то, что, закрыв дверь его комнаты, я не поцеловала его на ночь. При этом сердце и у меня болело. Как-то он попросил у приятеля в долг деньги, чтобы взять напрокат коньки. Потом бабушка дала ему денег, чтобы он вернул долг. Из этой суммы он умудрился потратить несколько рублей на себя. Я добавила ему, но сказала: первый и последний раз я отдаю за тебя долг, если только это не будет угрожать твоей жизни. У нас доходило до таких разговоров. Мы абсолютно все можем рассказать друг другу".
  Пока Ирина занималась ремонтом и обустройством жилища, Дима засел за докторскую диссертацию. Летом 1996 года он успешно защитился. Понаровская обрадовалась: теперь станет легче, он разделит с ней ношу. Да, у мужа важное дело, супруг-ученый требует терпения... Этого ей не занимать, только и у такого фантастического терпения есть границы.
  Однажды Ирина летела в самолете, у которого не выпускались шасси. Уже объявили посадку, а самолет все кружил и кружил. И пассажирам наконец сказали правду: мол, будем пытаться выпустить, пока не прогорит бензин. В салоне началась паника, многим стало плохо. Ира стиснула зубы и застыла. Ее страх был мысленный и горький: ужасно не хотелось умирать. Шасси удалось выпустить. И после приземления она расслабилась - ее под руки вывели из самолета. Ведь она вообще боится высоты: "Однажды в Нью-Йорке я поднялась на 110-й этаж небоскреба. Интересно было. Красота, конечно. Но, в общем, дикий кошмар. А еще в Австралии, в Голубых горах, стояли с Димой на краю обрыва у небольшого барьера. И он предложил: "Давай сфотографируемся у пропасти". Я ему сначала: "Ты с ума сошел!" А потом решилась и спиной подобралась к обрыву, лишь бы не видеть эту жуть".
  Летом 1996 года она очутилась лицом к лицу с пропастью. Да, ее давняя клятва не влюбляться и не выходить замуж за коллегу наконец-то сбылась, но радости не было: небоскреб ее жизни шатался. Дмитрий устал от внимания, которое обрушилось на него, как на мужа известной певицы. Его подвергли испытаниям иной среды, и он начал огрызаться. Сначала сказал в телепередаче: "Это для вас она артистка, а для меня жена". Не смертельно, но Иру задело. Хотя, казалось бы, прежде она готова была бросить профессию ради его жизни и работы. Только с тех пор они имели за плечами год супружества, а это уже не пора ухаживания с распусканием перьев и буйством комплиментов. Потом муж потребовал не упоминать о нем в интервью - такая публичность ему в тягость: коллеги ехидничают и обсуждают не результаты его операций, а подарки жене.
  Дух противоречия Дмитрия Пушкаря, как менее закаленный, не справился с нагрузкой. Назойливые советы знакомых "не женись на ней" уже не казались зловредными. Его мама тоже не смирилась с их браком. И делала все, чтобы напомнить единственному сыну, позднему ребенку, о том благополучии, которое царило в их отношениях, о заботе, в которой он существовал подле нее. Уж она-то не требовала повесить шторы или люстру.
  Ирина же не могла надрываться одна. Она замужем или нет? Иногда казалось, что Дмитрий чувствует себя в доме, как в гостинице: ест, спит, переодевается и замечает перемены, когда они его в чем-то ущемляют. А она - кухарка, горничная, посудомойка, прачка... Еще и деньги добывает. "Я была обыкновенной женой. В три часа дня у меня был накрыт стол с салфеточками, а четыре конфорки заняты мною приготовленным обедом. Приготовить обед для меня не проблема. Готовка занимает полтора часа, а для праздничного стола - максимум три. Я не белоручка, но суть не в этом. Когда меня незаслуженно обижают, мое терпение рано или поздно заканчивается".
  Словно отбиваясь от ее притязаний, увиливая от обязательств и освобождаясь от чувства вины, Дмитрий стал ревновать. В такой ситуации он не оправдывается, а предъявляет претензии. Он ведь предупреждал ее, что самое мучительное для него - измена. И вот придумал себе муку, и начал в нее вживаться. Ему же наговаривали о ее романах, возможно, это и правда, с такой-то профессией.
  Был роковой звонок - начало всех концов. Осенью 1995 года у Понаровской состоялся концерт в Тбилиси: три тысячи человек втиснулись в зал с местами и без, аплодировали стоя, плакали. А после концерта к ней подошел мужчина, которого она не видела семнадцать лет. В 1978 году у них случился недолгий роман. Она не знала, что он женат, и только когда у него родился ребенок, он сказал Ире правду. Она попыталась с ним расстаться, прибегая к обману, чтобы отвадить: к его приходу специально зазывала в дом знакомого мужчину, чтобы возлюбленный вспылил и ушел, хлопнув дверью. Инсценировки завершились ее победой. И вот седой мужчина сорока восьми лет, доктор наук, онколог зашел к ней в гримерную, чтобы снова влюбиться. Они выпили чаю, поболтали о прошлом, но он раздобыл ее домашний телефон и начал звонить в Москву, повторяя: мне ничего от тебя не надо, только слышать голос, я не хочу разрушать твое счастье...
  В декабре Ирина и Дмитрий были во Франции: он работал в клинике, она устраивала его быт, они собирались повенчаться, - но пришлось срочно лететь в Москву - тяжело заболел отец Димы. Ира выполняла обязанности сиделки днем и ночью. Больной скончался, держа ее за руку. После поминок она вернулась домой, чтобы выспаться - утром улетала на гастроли. Дима остался с мамой. А вечером Ире позвонил "седой мужчина из Тбилиси". Тупо слушая очередную порцию ласковых слов и вяло поддакивая, она не заметила, что в их диалог кто-то вклинился. Оказалось, к междугороднему разговору подсоединился Дмитрий, позвонивший жене с пожеланием добрых сновидений. Послушав некоторое время мужские нежности и вопрос Ирины "Неужели ты меня до сих пор любишь?", Дима подал голос: "Ира, а с кем ты разговариваешь?" И до пяти утра они выясняли правду-ложь. Муж кричал, что она завела любовника. Ирина пыталась объяснить, что это было семнадцать лет назад...
  Отныне каждый ее отъезд на гастроли Дмитрий сопровождал язвительной репликой о любовнике, который наверняка и там дожидается. Он втянулся в жестокую игру: подлавливать, выпытывать, наслаждаться замешательством, слезами, беспомощностью. Так, конечно, можно подавлять силу женщины, но однажды пружина выдохнет "уходи". Только стыдно: что ж это она такая неуживчивая?! Как-то на вопрос: допускаете ли вы свою измену в браке? - она ответила: "Если я ЗАХОЧУ изменить, то это сигнал о том, что я больше не хочу жить с этим человеком. А раз я не хочу с ним жить, зачем тогда продолжаю? Надо закончить эти отношения и начинать новые". Она снова будет сильна за двоих, за троих, за всех, кто рядом и слаб.
  Летом 1996 года Понаровская перевезла в Москву сына, маму и бабушку. Семью. А 19 сентября Шарлотты не стало. Дождалась воссоединения и угасла на руках любимой внучки. За 10 минут до смерти на вопрос Ирины "Чего ты хочешь?" Шарлотта Арнольди ответила: "Жизни!"
  Машину из морга отказались прислать за телом, пока не оформлены документы. Предложили держать труп дома. В таких ситуациях постигаешь цену плиты на Площади звезд.
  Помог Дмитрий. Ночью на собственной машине отвез тело в морг своей больницы, рискуя нарваться на постового с вопросом: откуда труп? За клочок земли на кладбище затребовали 3500 долларов. 96 лет Шарлотта Арнольди платила этой земле сколько та требовала. 96 лет дисциплинированной самоотдачи. Чтобы не заслужить последней ямы.
  После ее смерти Понаровская пришла в костел и сказала ксендзу: моя бабушка была католичкой, я хочу придти к вам, мне здесь хорошо. Она причастилась и исповедалась: "Католическая церковь не считает это предательством, грехом, это та же христианская вера, и человек должен ходить туда, где ему благостнее. Бабушка, когда ушла, как будто передала мне это. У католиков есть замечательный обряд: когда заканчивается вечерняя служба, ксендз говорит: а теперь поприветствуйте друг друга, - и все начинают обмениваться рукопожатиями, обниматься. Это очень трогательно и красиво".
  28 ноября в Санкт-Петербурге скончался отец Ирины - почечная недостаточность. Она была на гастролях в Египте и не смогла вырваться на похороны из-за наводнения.
  Дмитрий уехал во Францию на стажировку и позвал ее: приезжай. Она ответила: это не тот случай, когда расстались, но остаемся друзьями. В конце 1997 года они оформили развод. Ее мучило лишь одно: как бы это утаить от коллег, от прессы, от публики? Ей хотелось избежать огласки, чтобы не услышать: ну вот и в третьем браке не удержалась. Если б самой понять: почему?
  Может быть, так аукнулась ее ревность, когда они еще не были женаты, но Ирина уже поставила перед собой цель сделать этого человека своим, потому что он достоин ее, а ему точно не найти другой такой женщины. За почти два года романтической связи можно было понять, каково им окажется вместе. Тем более, что отношения не исчерпывались походами в консерваторию или ресторан, во Франции они жили в маленькой квартирке, предоставленной Дмитрию клиникой, где он стажировался, и только благодаря усилиям Ирины дом становился уютным на тот месяц или два, что они там обитали. Но когда Понаровская уезжала на гастроли, а Дима оставался в Москве и собирался на концерт классической музыки, она ревниво, хотя и максимально сдержанно, чтобы не уронить достоинство, допытывалась, с кем же он пойдет без нее. И потом пыталась как-нибудь выяснить, правду ли он сказал. Сцен она не устраивала, Ирине важно было знать, есть ли у нее серьезная соперница, от которой Дмитрия надо отвернуть во что бы то ни стало. Он честно рассказал о молодой женщине, с которой встречался почти два года, которую привечала его мама, но он не предпринимал попыток сделать ей предложение, так как считал этот срок недостаточным для проверки чувства, да и вообще не рвался в брак. Перспективный доктор Пушкарь подумывал о заграничной практике, мечтал о собственной клинике, скажем, в Америке. И зачем связывать себя семьей в тридцать лет, если еще не определилось светлое будущее в науке? И без того его держали в стране пожилые родители, особенно мама, которую он не мог оставить.
  Мама Нора растила сына для себя, как женщина, мечтающая об идеальном мужчине (Похоже на ситуацию в семье Ирины: так Нина Николаевна относилась к Саше). Дмитрий намекал Ире, что его отец якобы ему не отец, а отчим, настоящий же отец не смог жениться на девушке, ждавшей от него ребенка, потому что уже был женат и его научные посты и медицинская слава не давали ему права разбить одну семью ради другой. Так что ребенок разлучил любовников и обрел удвоенную материнскую нежность. Она не терпела рядом с сыном иных женщин. Его возможный брак, наверное, пугал ее, как собственная смерть. Пусть мальчик встречается с кем хочет, - она всматривалась в избранницу, чтобы определить, насколько та опасна, и надо ли немедленно пресечь отношения или позволить им затянуться.
  Пожилая дама прозевала момент, когда Понаровская из лестного завоевания, мальчишеского увлечения Дмитрия переросла в достойную соперницу Норы. Поначалу та приветливо принимала Иру в доме, но с каждым месяцем все яснее понимала, что та опаснее прежних приятельниц сына. Завоевывая себе мужа, Понаровская отнимала его прежде всего у матери, а потом у тех, кто не советовал Пушкарю с ней связываться.
  В июне 1995 года ей захотелось ясности до такой степени, что она сразила Диму сообщением: им надо расстаться, годы идут и не делают ее моложе, пора думать об устройстве личной жизни, он отнимает у нее, может быть, последний шанс. После этого она сбежала в Питер, а оттуда на семейную дачу в Усть-Нарву. Спустя несколько дней, в течение которых Дима метался по Москве в поисках пропавшей женщины, Ирина вернулась в столицу, и вечером мужчина пал перед ней на колени и сделал предложение.
  Возможно, своей ревностью он потом отомстил ей за это коленопреклонение. Вероятно, за два года незарегистрированного в загсе романа они отдали друг другу все, что имели для этого случая, и последствия оказались лишним бременем. Выяснилось, что родить она не сможет. А он часто поговаривал, что хочет девочку, непременно Ребекку. Дмитрий мог считать, что она обманула его ожидания. В этом Ирина признавала право мужа на претензии и рада была освободиться от ощущения вины. С годами женщина, которая приучает себя к мысли о собственной самостоятельности (с детства такая!) легче рвет связи, лишающие ее покоя: ради чего терпеть? Однажды Понаровская, отвечая на вопрос газетной анкеты, пошутила: "Если б я была мужчиной, я женилась бы на себе". И это был бы самый гармоничный брак.
  Почему она так упорно стремится замуж? Есть как минимум две версии. Наличие мужа делает женщину полноценнее в глазах окружающих. Это место в доме, в семье должно быть заполнено как подтверждение женской состоятельности. Понаровская - человек классических представлений о браке, любви, супружеской верности, она выросла в эпоху, когда первым мужчиной как правило становился муж. Это и гарантия не одинокой старости. С бабушкой Шарлоттой до последнего ее вздоха были рядом Нина Николаевна и Ира. У Нины Николаевны есть дочь (и сын, конечно, только далеко). А кто окажется рядом с ней в годы ее беспомощности? Энтони вырастет и его уведет другая женщина. Что останется ей, когда не будет здоровья, заработка? Вот и надрывается сейчас, пока есть спрос. Делает запасы на черные дни. И подумывает о загранице, как о месте, где старикам гарантирована забота, если есть счет в банке, - за твои деньги с тобой готовы нянчиться.
  В 1996 году она записывает песню "Вы простите меня, мужчины" - арию одинокой женщины. Но исполняет ее редко, хотя слова в ней точные.
  Мягкой гроздью красной рябины
  Осень мне в окно постучала.
  Вы простите меня, мужчины,
  За обиды и за печали.
  Улыбалась я лишь для вида,
  Доверялась, когда мне надо.
  И, сбежав от вашей обиды,
  Растворялась во встречных взглядах.
  
  Припев:
  Проносилась, как вихрь, над полем
  И не думала, что случится
  За обиды ваши, за боли
  Одиночеством расплатиться.
  И что годы строем унылым
  Поплывут, словно тучи, мимо.
  Слишком много любящих было,
  А был нужен один, любимый.
  
  Я играла с большим искусством
  В жизни суетной, как на сцене.
  Я ходила по вашим чувствам,
  Как по листьям в лесу осеннем.
  Никаким признаньям не веря,
  Глухая к горьким проклятьям,
  Я входила в души и двери,
  Как в распахнутые объятья.
  
  Но как бы эта женщина ни хотела замуж, она не станет долго мириться с присутствием рядом человека, который ее угнетает. Тогда она говорит: твоя история мне неинтересна. И уходит. Как сказал король в "Золушке": "Старые друзья - это, конечно, штука хорошая, но их уже ничем не удивишь. Вот, например, кот в сапогах. Славный парень, умница, но, как придет, сейчас же снимет сапоги, ляжет на пол возле камина и дремлет. Или мальчик с пальчик. Милый, остроумный человек, но отчаянный игрок. Все время играет в прятки на деньги. А попробуй найди его. А главное, у них все в прошлом. Их сказки уже сыграны и всем известны. А вы... Как король сказочного королевства, я чувствую, что вы стоите на пороге удивительных сказочных событий..."
  
  Звездой в ноги памяти
  "Что такое жизнь? Это длинный коридор,
  по которому идет человек. А потом в конце
  коридора поворот. Направо или налево. И вот
  зашел человек за угол и его нет. Смерть это?
  Не знаю. А может быть, его просто не видно,
  потому что он повернул за угол и продолжает
  шагать в бессмертие".
  (Предсмертные слова папы Иоанна ХХШ).
  
  В январе 1997 года Ирина превратила себя в "шнурок": улетела на Мальдивские острова и переползала с суши в воду и обратно. Немного ела, много спала, читала, пока не заканчивались буквы, смотрела в небо и старалась как можно меньше говорить. Если бы еще остров был необитаем - совсем идеально. Она умеет оставаться одна.
  Программа "Женщина всегда права" придумалась ей ночью, как приснилось и первое шоу в Москве. Порядок песен, паузы для переодеваний, ударные моменты. И это название. Не просто заголовок главной песни. Вывод сорока четырех лет жизни: "Женщина всегда права, даже когда она не права".
  И президент Национальной музыкальной премии "Овация" вспомнил, как два года назад он кинулся к Ирине Понаровской, умоляя ее провести церемонию вручения наград. 1 марта убили телевизионного журналиста Владислава Листьева. Услышав эту весть, Ира села на пол и почему-то заплакала (наверное, и потому, что так нагло убили такого приличного человека, тогда мы еще не привыкли к этому, и многие оказались в растерянности). Только что она брала у него интервью для своей программы "Олимпийское утро", только что он пригласил ее в программу "Тема" (уже забывается, что он вел это первое ток-шоу на нашем телевидении, забывается, каким он был, за что погиб, убийца так и не найден)... И через день после его гибели надо объявлять лауреатов "Овации", поддерживать атмосферу праздника. Как? Но все отменить, видимо, было невозможно: больших денег стоило. И потому обратились к ней. Никто бы не смог так достойно вынести на себе праздник со слезами на глазах. Это в ее жизни страдания и победы идут, как сиамские близнецы. Она знает, как быть, если все против.
  Понаровская подняла зал на минуту молчания. Она исполнила гимн памяти: "Мертвые, откройте всем живым глаза". Ее теребили за кулисами именами спонсоров: этого не забудьте, того помяните, про этого побольше, про сего поласковее. Ни сценария, ни режиссуры. Только ее интуиция, такт и нервы. О ней сказали тогда: королева бала. В этом сочетании второе стало возможным, потому что было первое.
  Президент "Овации" вспомнил это. И ее двадцатипятилетие творчества. И плиту с именем замуровали-таки в мостовую перед концертным залом "Россия". Как памятник ее долготерпению. Она звезда этого времени в этой стране. Она способна возвысить настоящее. Благодаря своему прошлому. И ради будущего. Спасибо ей. И маме с папой, бабушкам с дедушками, брату, Ленинграду. И духу противоречия.
  
  
  

Часть шестая

  

Без мужчин?

  
  "Со стороны кажется, что я живу изо дня в день,
  "растрепанно", и, однако, у меня есть вполне
  определенная и прямая линия поведения:
  по возможности обеспечить материально
  жену и ребенка, лично довольствоваться малым
  и добиться того, чтобы мое имя прозвучало
  хотя бы как медный бубенчик".
  (Жюль Ренар. Дневник)
  
  Последствия
  
  Осенью 1997 года Ирина Понаровская привезла из Канады небольшую часть тиража своего компакт-диска "Женщина всегда права" - второго в ее жизни. Отпечатали там, но записывала его в Москве. Летом она приобрела квартиру в Майами. Певица не собиралась покидать Родину, просто подумала о будущем: вложила деньги в недвижимость, которая может пригодиться, если сын захочет учиться в Америке. На Родине ей сказали, что песня "Блюз любви", представленная ею в программе "Песня-97", не коммерческая и потому вряд ли прозвучит в финальном концерте.
  23 сентября в Нью-Йорке, в Карнеги-холл, состоялось многочасовое представление "Америка приветствует Москву", посвященное 850-тилетию столицы России. В нем участвовали наши знаменитые соотечественники, живущие за рубежом, и немногочисленные гости из России. Отечественную эстраду представляла Понаровская.
  В сентябре коллегия министерства культуры РФ рассмотрела документы на присвоение ей звания Народной артистки и решила, что перескочить через "заслуженную" все-таки нельзя. "Но для меня это вчерашний день. Тогда я останусь просто Понаровской".
  24 октября в Санкт-Петербурге, вместе с Валерием Леонтьевым она вела юбилейный вечер концертного зала "Октябрьский". Представление длилось пять часов. Похудевшая Алла Пугачева миролюбиво говорила со сцены, показывая на Ирину с ее 49 килограммами: "Мне еще года два, и я буду в таком же порядке".
  В ноябре Ирина участвовала в очередной церемонии вручения Национальной музыкальной премии "Овация" по итогам 1996 года. Она вышла в черном парике, платье из черной сетки с трехметровым кринолином и спела "Блюз любви":
  Если любишь, то прости
  И не надо лишних фраз.
  Не умею я просить
  И не буду в этот раз.
  Все не просто, знаю я.
  Жду покорно твой ответ.
  Может, хуже нет меня,
  Но и лучше тоже нет...
  Она была похожа на статуэтку балерины в удлиненной для устойчивости пачке. Только руки плавали в воздухе, дирижируя атмосферой. За кулисами Махмуд Эсамбаев сказал Ире, что у нее руки Майи Плисецкой. Ирина: "Для кринолина необязателен высокий рост. Есть изумительный, трогательный, обожаемый мною фильм "Золушка" с Яниной Жеймо в главной роли. Она же не то что метр в шапке, она и без шапки метр, и, тем не менее, на ней был кринолин - сказочно красивое платье на балу, правильно нашли пропорции. Женщину кринолин не может портить. Носить его, конечно, трудно, особенно такой, как предложил мне Сережа Зверев. Но, как говорится, лопни, а держи фасон. Это кринолин дворцового масштаба. В нем хочется пройти по анфиладе Екатерининского дворца, задевая двери с золотыми ручками".
  Понаровскую пригласили на бал Майи Плисецкой, устроенный в Царском селе. "Я завидовала Екатерине Второй. Потому что она жила в этих хоромах. Даже не столько завидовала, сколько мечтала переместиться в то время, подышать атмосферой. Хотя прочитала книгу "Российские богини" про тогдашнее интрижное безумие, сумасшествие власти... Наверное, я не приспособлена к такому. Я бы никогда не была при дворе, живя в то время, потому что не могу плести интриги и пробиваться наверх. Но интересно было бы взять в аренду, говоря нынешним языком, дворец и просто посуществовать в нем какое-то время. В Юсуповском, например, я бы с удовольствием пожила и посмотрела, как возможно вынести тяготу этих хором, объемов, старинной мебели".
  11 ноября в столичном развлекательном комплексе "Метелица" прошла церемония вручения премии за самые сексуальные достижения в общественной жизни "Постель-97". Так отпраздновала свою годовщину телепрограмма "В постели с..." Ирина Понаровская победила в номинации "Самая стильная". Получая награду, певица пошутила: "С кем меня только в постель не укладывали, но получилось только с Вульфом" (ведущим передачи).
  В начале декабря состоялись съемки финального концерта фестиваля "Песня-97". До последней минуты Понаровская не знала, дадут ей спеть на сцене Кремлевского Дворца съездов или нет. Она познакомилась с одним из спонсоров этого шоу, когда он еще не стал им, но к нему уже приходил руководитель фирмы "АРС", композитор Игорь Крутой и просил денег. Тот ответил, что подумает. За ужином в ресторане он спросил Ирину, какие у нее отношения с Крутым. Она честно ответила: такие, что мне отказали в участии в финале "Песни-97". Почему? - искренне удивился бизнесмен. Посмотрите на меня, - сказала певица, - видимо, такая, какая есть, я не вписываюсь в тусовку. Сидевший перед ней мужчина предложил: "Я могу поставить перед Крутым условие, что стану спонсором концертов, если вы будете в них участвовать. Подумайте и позвоните мне утром, согласны или нет". Ночью Понаровская не сомкнула глаз, мучительно размышляя: не окажется ли в еще более щекотливом положении, если воспользуется покровительством, настолько ли влиятелен этот человек, чтобы его слово оказалось законом, не случится ли так, что он потребует включить Ирину в программу, а Крутой ответит "нет", сколько насмешек в свой адрес ей тогда ждать, дескать, впервые в жизни воспользовалась протекцией, но даже такое давление не сработало. Не подавив всех сомнений, утром она позвонила бизнесмену и произнесла монолог, который шлифовала всю ночь, вкратце это звучало так: в моей жизни не было человека, которого я могла бы назвать своим защитником, и если бы я смела надеяться, что вы окажетесь той личностью, которая даст понять, что и меня нельзя обидеть безнаказанно, это станет для меня подарком судьбы. Она хотела попросить, но остаться на высоте, не ошибиться, но предусмотреть возможность ошибки.
  На заключительном концерте "Песни-97" Ирина вышла на сцену в образе Снежной королевы, как сформулировали потом коллеги и журналисты. Парик из длинных белых волос, белое платье, состоявшее из корсета и кринолина. "Блюз любви" прозвучал хладнокровным вызовом судьбе.
  До 2 января 1998 года Понаровская не была уверена, что ее не вырежут из телеэфира при монтаже. Не вырезали.
  Телевидение пожелало использовать Ирину и в роли ведущей: "Меня пригласили стать хозяйкой программы "О нас, любимых". Сняли пилотный выпуск. Те, кто его видел, говорили, что получилось красиво и полезно. Задумывалось, что в этом цикле передач я буду говорить о насущных для женщин вещах: здоровье, кулинарии, косметике, интерьере, украшениях. Приглашать к себе специалистов, получать от них ценные советы. В пилотном выпуске я готовила какой-то безумно насыщенный компонентами омлет, очень вкусный, беседовала с доктором, рассказывала, как обставить квартиру. Но в эфир это не вышло. Несколько месяцев меня кормили обещаниями, объясняя, что никак не могут договориться с ОРТ, что эфир стоит больших денег и так далее. Я подумала, не отдаться ли другой программе, потому что захотели возобновить мое "Олимпийское утро", под другим названием и не только о гимнастике "фитнес". Я с удовольствием взялась бы, скажем, за женское ток-шоу. Мне нравится оказываться в необычных ситуациях, пробовать себя в чем-то неизведанном. Хотя иногда мне кажется, что мир встал с ног на уши. Принимаю приглашение на съемку, потому что там участвуют симпатичные мне люди - Женя Хавтан и Александр Пороховщиков. И всю передачу (она считается популярной) пребываю в шоке. Сначала девица лет под тридцать, с детским рюкзачком-мишкой, признается, что жизнь ее не складывалась, пока она не разделась догола и не стала известной и счастливой моделью. Потом некий сельский донжуан откровенничает, что он переимел всю деревню. При живой жене... Я смотрю на Пороховщикова и глазами спрашиваю: куда мы попали? Он пожимает плечами. Когда я слышу, что, мол, душевный стриптиз нынче в моде, я говорю: но не до такой же степени идиотизма! Еще побывала на телевикторине. Вышла в финал с популярным артистом, коллегой по цеху. Он победил. А позже я узнала, что ответы ему дали заранее".
  Передача, на которой она пребывала в шоке, - "Моя семья". Автор и ведущий - Валерий Комиссаров (сейчас депутат Государственной Думы), это в его творении под названием "Красная площадь" несколько лет назад Ирина Понаровская объяснялась в любви будущему (теперь уже бывшему) мужу.
  
  Меховые магнатши
  
  У Ирины репутация женщины, которая разбирается в мехах, потому что всякая шуба, в которой она появляется, выглядит на ней произведением искусства и второй кожей, настолько они - носительница и одеяние - неразделимы. Понаровская признает, что разбирается еще и в бриллиантах, это, видимо, у нее от дедушки Николая Арнольди. Несколько лет назад американская фирма предлагала ей работу эксперта на ювелирной фабрике, но певица отказалась, побоявшись таких резких перемен в жизни.
  "Украшения и драгоценные камни - с детства моя слабость. Помню, когда мне было шесть лет, я разрешала поставить себе горчичники только после того, как бабушка вынимала все свои старинные украшения с сапфирами. Сегодня я ношу их только в исключительных случаях, хотя иногда могу надеть и дома, чтобы просто ощутить их тепло. Мое самое первое украшение - крошечное колечко, которое подарила мне мама, когда мне было пять или шесть лет - тоже было с маленьким сапфиром. Мама сама носила его в детстве. Это работа дедушки. Он разбирался в драгоценных камнях и немного владел ювелирным ремеслом. Иногда я приобретаю украшения независимо от их стопроцентного качества или высокой цены. Однажды купила очень красивый комплект из горного хрусталя, с тонкими трещинками и включениями внутри. Возможно, это дефект, но мне безумно нравится. У меня есть топаз, у которого одна половинка голубая, а другая золотистая. Одно из моих самых любимых украшений - старинный жук тончайшей работы с гранатовой спинкой. Я знаю: каждый камень имеет свое значение. Они даже распределены по знакам Зодиака. Но за своими камнями я не замечала никаких чудесных свойств".
  А первая шуба - мутоновая - появилась у Ирины лет в восемь. "Я с детства люблю натуральный мех. Понимаю, что "Гринпис" может заклеймить меня позором, понимаю, что животных неимоверно жалко, но это шик, равных которому нет. И ведь люди все равно едят мясо. На каждый мех есть свое время. А вне времени я обожаю лису, которая пристегивается лапкой к мордочке и просто лежит на плечах. Очень красивый мех - каракульча. Белый песец - это торжественно. Чернобурка имеет свой шарм. Вообще, мех сохраняет биоритм животного".
  В 1998 году Елена Юрова, подруга Понаровской с 1978 года, когда-то работавшая у нее пианисткой, а в 1989 эмигрировавшая в Канаду и купившая там меховую фабрику, решила открыть в Москве магазин по продаже своих изделий. Ирина несколько лет по дружбе, без оплаты, для души, занималась дизайном этих шуб, манто, шляп, которые успешно расходились по миру, Лена представляла модели на международных выставках. Для торговли в России имя Понаровской - привлекательная вывеска, и Юрова заключила с подругой договор, подразумевавший дележ прибыли. Так певица стала "меховой магнатшей".
  Много лет назад Ирина лечила мужа Лены своим биополем, когда он поскользнулся в сауне и повредил колено. А в феврале 1998 она повезла подругу в Майами, в клинику пластической хирургии, где в мае прошлого года побывала сама, убирая грыжу под глазами. 52-хлетний холостой хирург, сделавший Понаровской операцию, потом начал ухаживать за ней, уже не как за пациенткой. Его медсестра, увидев фото Понаровской в черных очках из буклета, который Ирина оставила на столе доктора, спросила: "Профессор, у нас что, Шарон Стоун оперируется?" Тот ответил: "Шарон Стоун, чтобы стать такой, какой она стала, понадобилось пятьдесят две операции, а эта звезда будет делать первую". Воскресным утром, уже после ее выписки, он заехал за ней на машине и повез в костел на службу. Воплощение детской мечты - только детей не хватает и мужчина рядом не муж.
  Спустя несколько месяцев он прилетел в Москву. Она волновалась как девчонка, зубря английский. Свозила его в Санкт-Петербург - показать родной город. Потом он вернулся в Майами, они обменялись телефонными звонками, открытками со словами ласковой благодарности друг другу за то, что каждый из них таков, каков есть. А когда Понаровская снова оказалась в Майами, хирург не поспешил с ней встретиться, не ждал у трапа самолета с цветами, от него через общую знакомую, работающую в его клинике, поступила весть, что он приболел. Ничего нового о мужчинах Ирина не узнала.
  Что касается пластических операций, то несколько лет назад ей шлифовали послеоперационные швы на ногах. И все. Устойчивый слух о том, что она подкачала себе губы, недостоверен - просто лицо так похудело, что стали выпирать все выпуклые его части. На любопытство журналистов она отвечает так: "Мое отношение к пластическим операциям положительное. В определенном возрасте они необходимы, так как никакие кремы уже не способны удержать оболочку в гармонии с внутренним состоянием. А если ты по-прежнему выходишь на сцену, то обязана заботится о себе и ради положительных эмоций публики. Поэтому, когда мне приспичит, я воспользуюсь достижениями пластической хирургии, но оповещать об этом никого не стану. Это моя кухня".
  Елена Юрова, по совету Ирины, сделала себе в Майами подтяжку лица и шеи. Потом почти две недели Понаровская исполняла обязанности сиделки, медсестры, кормилицы. Лена называла ее ангелом-хранителем и возмущалась: "Я не понимаю, что еще твоим мужикам надо! Ты такой легкий человек. Как можно этого не оценить?"
  Впрочем, во временных ценителях певица недостатка не испытывала. В 1997 году она познакомилась с популярным художником Никосом Сафроновым, на тот момент известным своими эротическими полотнами и любвеобильностью. После непродолжительных ухаживаний он попросил Ирину выйти за него замуж, она в ответ предложила ему дружбу, пояснив, что это для нее ценнее. Развод с доктором Димой случился совсем недавно, и она не была готова снова вступать в брак.
  Спрос на модный облик Понаровской вывел ее на подиум. Подбирая наряды для своего шоу "Женщина всегда права", Ирина познакомилась с модельером Лидией Соселия, которая несколько лет провела в Италии, набираясь знаний у тамошних мастеров. Вернувшись в Россию, открыла в столице магазин. Понаровская участвовала в показе ее коллекции. В конце 97-го - начале 98-го и итальянские модельеры разрывали Ирину на части. Даже предложили стать лицом фирмы, одежду которой носили Марлен Дитрих и Роми Шнайдер - любимые актрисы Понаровской. "Видимо, с возрастом что-то со мной произошло, что дает возможность людям увидеть во мне человека, который и этим умеет заниматься. Очень хорошо. Мне интересно".
  
  Возвращение блудного грузина
  
  На 8 марта 1998 года у Сосо Павлиашвили был запланирован сольный концерт в Москве. Он пригласил Ирину в студию звукозаписи, чтобы уговорить ее на дуэт с обновленной версией "Я его не окликну по имени". Одобрив идею и ремикс, она поставила ему одну из своих последних записей. Сосо послушал и сказал: "Какое счастье, что ты есть". И она простила ему все, что у них не сложилось. И тут же пожурила, словно вновь почувствовав себя ответственной за этого человека: "Тебе только 33, а выглядишь на пятьдесят, почему ты так рано погас, почему у тебя такие усталые глаза, какая проблема тебя гложет? Сотри с лица образ крутого мафиози, озабоченного деньгами. Вернись к музыке. Это твое". После их разрыва Сосо Павлиашвили действительно на несколько лет погрузился в стихию зарабатывания денег, точнее, попыток их заработать. Возможно, чтобы доказать бросившей его женщине, что он самодостаточен. А может, собирался купить ее возвращение. Но бизнесмен из него не вышел. И к ней вернулся мужчина, сказавший: давай хотя бы споем вместе.
  Он дал ей с собой запись свеженаписанной мелодии, попросив придумать тему для стихов. Так было и раньше: она наговаривала для поэтов рыбу из ключевых слов, фраз, иногда переписывала готовые куплеты и припевы. Ирина послушала кассету в машине и тут же позвонила Сосо: стихи должны быть о том, что ты мне сказал - "какое счастье, что ты есть".
  8 марта их дуэт не состоялся. Концерт перенесли с вечера на три часа дня, не предупредив ее заранее, она только что вернулась с гастролей и не успела. Придумала, что Сосо выступит в ее сольной программе, которую запланировала на середину марта. В эту же программу она пригласила Юрия Башмета сыграть с ней дуэтом: он на альте, она на рояле. И Башмет согласился, уточнив: если буду в стране. Позвала Гедиминаса Таранду станцевать с ней вальс, представляя, как этот двухметровый красавец закрутит ее одним мизинцем. Но ничего не сбылось: концерт перенесли на октябрь, а в сентябре в стране случился дефолт.
  Апартаменты в Майами вдохновили ее на поиски похожего комфорта в Москве. "Я хочу переехать в дом с охраной, чтобы никакой случайный человек близко к подъезду не подошел. Я устала бояться, возвращаясь под утро, после концерта в ночном клубе. Мне приходится подъезжать к подъезду, заскакивать в квартиру, переодеваться в спортивный костюм, нахлобучивать на голову кепку, чтобы поставить машину на стоянку через дорогу от дома и вернуться. Можно задаться вопросом, почему у меня нет личной охраны. Дело в том, что я не могу постоянно видеть возле себя людей. В машине я люблю одиночество. И дома, когда сын лег спать, мама ушла к себе, я не смогу вынести, что какой-то человек стоит у моих дверей на лестничной клетке и не спит всю ночь, какие бы деньги он за это ни получал. По этой же причине не могу нанять водителя, потому что мне его жалко. Я, скажем, буду веселиться часов шесть, а он голодный сидеть в машине, хотя понимаю, что я ему за это плачу... Мне сложно иметь людей в подчинении, я все время о них думаю. Я не могу сказать "помолчи!", если мой подчиненный слишком болтлив, это бестактно. Поэтому для меня важно переехать в дом на закрытой, охраняемой территории, с подземным гаражом, из которого на лифте поднимаешься прямо в квартиру".
  Много лет назад, еще в Ленинграде, на нее напали с ножом: "Я возвращалась вечером с концерта, ездила тогда на метро, и какой-то парень увязался за мной на улице, зашел в подъезд, вытащил ножик и что-то сказал. Я как сиганула наверх, заорала на весь дом, мама открыла дверь, и на этом все закончилось".
  А дом в Подмосковье у нее появится в 2001 году. Но прежде ей придется продать свою часть апартаментов в Майами. Во-первых, потому, что она поссорится с подругой Леной Юровой (американское жилье было куплено ими вскладчину), во-вторых, потому, что заокеанский воздыхатель - хирург - отвалился, как грыжа от глаз, в-третьих, потому, что ездить туда ей будет дорого, опять же Энтони не захочет учиться за границей.
  Лена умудрилась обмануть Понаровскую. Поскольку именно с ее подачи тираж последнего компакт-диска певицы печатали в Канаде, она сочла себя вправе распорядиться им по-своему и продала права на реализацию какой-то музыкальной фирме. Не только не спросив разрешения у Ирины, но даже не поставив ее в известность, тем более не поделив прибыль.
  
  Дама с собачкой
  
  В апреле 1998 года Понаровская завела Панчо. Китайские хохлатые голые собаки недавно появились в Москве. Ирина снимала хозяев с питомцами для своей телепрограммы, и один щенок так на нее посмотрел, что она обмерла от взаимной любви. Они будто опознали друг друга: две статуэтки, одна в европейском, другая в восточном стиле. Панчо походил на олененка Бэмби из мультфильма. Тонконогий, точеный, лапы, как розовые прутики. Ступал, будто воду под землей нащупывал - лозоходец. Оказалось, что он легко переносит и самолеты, и поезда, любые путешествия, поэтому Ира стала Дамой с собачкой, не расставаясь с ним ни на миг, тем более, что он совершенно не терпел ее отсутствия. Стоило ей уйти из дома часа на два, как по возвращении она обнаруживала мечущегося в предынфарктном состоянии подопечного. В доме буквально появился ребенок. Когда Энтони брал Панчо на руки, он замечал, что тот пахнет мамой, ее духами. Олененок с наслаждением впитывал ароматы любимой женщины. Он ведь отстоял ее для себя. После телесъемки Понаровская договорилась с хозяевами, что возьмет у них именно этого щенка, но сразу не забрала, а буквально через день пришел покупатель, которому тоже пришелся по душе Панчо, и стал уговаривать хозяев продать щенка ему. Те отвечали: уже обещан. Но покупатель не унимался. И последнее слово произнес пес: опрокинулся на спину и забился в конвульсиях, демонстрируя мужчине, что не желает уходить с ним.
  Увидев щенка, Нина Николаевна сказала: такой же тощий, как дочь. Ира же заметила, что у Панчо есть талия.
  Из всех домашних животных Понаровская предпочитает собак. "Вообще, я всех животных люблю. Каким бы большим оно ни было, мне оно все равно кажется маленьким, даже слон, зубр, кто угодно. Потому что животное не может подчинить человека, а мы можем подчинить себе животных. Поэтому от какой-то мягкой жалости, что ли, у меня любовь ко всем зверюгам. Есть немного зверей, которые чисто эстетически не вызывают у меня приятного ощущения. Шакал, например, своим внешним видом. А так, и в птицах, и в насекомых я вижу их прелесть. Никогда не раздавлю гусеницу, тем более, паука, а вот таракана убью. Потому что он у меня ассоциируется с грязью. И безумно боюсь дождевых червей. Уж больно неприятные".
  В 1981 году Ирина потеряла свою первую собаку. Это был бассет, его звали Ирвинг. После двух болезней подряд он умер. "Он признавал только меня, больше никого. И несмотря на обожание, воспитывала я его в строгости, собаку нельзя баловать, хотя удержаться трудно, ведь он такой забавный, такой сладкий, такой ворюга. Никаких лекарств не надо, когда в доме есть собака. В силу профессии я многие годы мечтала о собаке, но не могла позволить себе ее завести. Жалко животное, которое привыкает. Хотя детям нужны родители, но есть в конце концов бабушки, которые отдают им тепло. А собака выбирает одного хозяина. Как пес может умереть от тоски, это я знаю. Ребенку можно объяснить, а животное не понимает слов, оно живет импульсами, чувствами. Его нельзя передавать из рук в руки, это не игрушка".
  В 2000 году китайских хохлатых у нее будет уже пять вместе с первенцем: одну собаку она подарила брату в Америку, но он отказался и пришлось забрать себе, следующий - сын Панчо от первой вязки и так далее.
  
  Снова Бетти
  
  В 1998 году на Первом телеканале появилась передача "Ищу тебя!" (впоследствии переименованная в "Жди меня"). В октябре ее редакторы позвонили Ирине Понаровской: "Вы ведь двенадцать лет назад потеряли свою приемную дочь Бетти? Так мы ее нашли. Приходите, пожалуйста, на съемку".
  Восьмого октября она вошла в студию на подгибающихся ногах. Думала, что Бетти уже сидит там, и сейчас их глаза встретятся, и она упадет в обморок, потому что никакая сила воли ее дольше не удержит. Но Бетти не было. Ведущая стала задавать Ирине вопросы, вытягивая рассказ о том, как в 1982 году в городе Златоусте к ней, тогда еще супруге темнокожего певца Вейланда Родда, подошла некая Марина с одиннадцатимесячной девочкой на руках. Как легко отдала своего ребенка Понаровской с обещанием оформить отказ от него. Как Ирина назвала дочь Бетти, и первое слово "мама" та адресовала ей. Как не полюбил приемыша муж певицы. И через три года, воспользовавшись отсутствием Ирины в Москве, сдал девочку в детский дом, скрыв его местонахождение. В этом месте ведущая торжествующе провозгласила "встречайте!" и в студии появилась шестнадцатилетняя мулатка с глазами взрослой женщины (такими же они были у нее в детстве). Она села рядом с Понаровской, и они стали говорить друг с другом, забыв о том, где находятся. Им даже сделали замечание - ведь съемки продолжались, и уже следующих персонажей осчастливливали находками.
  В общем, в жизни Ирины появился новый член семьи. Взрослую девушку настороженно приняли Нина Николаевна и домработница Антонина. Первая не понимала, зачем дочери эта авантюра - брать на себя заботы о постороннем человеке, пусть та и провела три года в семье Ирины, пусть и называла ее мамой (надо же ей было кого-то так называть), но девочка давно выросла, неизвестно в каких условиях и что в себя впитала, и жестоко обрушивать на ее психику соблазны Москвы, не всякий это выдержит. Нина Николаевна не раз выговаривала Ире свои сомнения, но та, как маленькая, поступала наперекор: "ей говорили читай - она писала". Если б не дух противоречия, то, вероятно, удаление Бетти из семьи Понаровской произошло бы гораздо раньше.
  Почему насторожилась домработница? Она была деревенской женщиной, взятой на работу в этот приличный дом. В какой-то степени тоже приемыш, как и Бетти. Они с Ириной познакомились в больнице, где обе лежали со своими проблемами. Антонина помогла певице в обустройстве ее больничного быта. Так и вросла в доверие. И не желала его ни с кем делить.
   Лишь Энтони отнесся к девушке приветливо - по натуре он очень миролюбивый парень, как его мама в юности, пока жизнь не научила ее ощетиниваться. Ирина предложила Бетти, которую теперь звали Настей, сначала окончить среднюю школу и потом подумать о дальнейшем образовании или работе. Правда, девушка не хотела учиться, а хотела танцевать. Причем, сразу на большой сцене. Она считала, что природные задатки - достаточное основание для быстрой карьеры в шоу-бизнесе. К тому же она так долго мечтала об этом.
  В 1986 году Вейланд Родд, воспользовавшись отсутствием в Москве своей жены, отвел Бетти в отделение милиции и сказал дежурному: "Эту девочку нам подкинули, заберите ее, пожалуйста". И девочку отправили в челябинский детский дом. "Директор детдома Валентина Федоровна Быкова ко мне очень привязалась и даже не отдала на удочерение: тогда темнокожего ребенка хотели завести многие пары - это было что-то вроде модной экзотики. Но через год из Челябинска меня перевели в Чебаркуль. Жить там было настоящей мукой. Воспитатели детского дома издевались над детьми: били, брили наголо, не кормили, только по большим праздникам раздавали по яблоку, конфете или печенинке (мы все это прятали под подушками). Я для них вообще была вроде черной обезьянки. Когда Валентина Федоровна узнала, как со мной обращаются, оформила опекунство и забрала меня к себе. Она жила в трехкомнатной квартире и одну из комнат выделила мне. Это было что-то невероятное, я очень долго не могла поверить, что у меня есть свой уголок. Но первое время я все равно вела себя, как дикий зверек: ни к кому не подходила, ни с кем не разговаривала - боялась людей. Если на столе после обеда оставался кусочек хлеба, я хватала его, забивалась в угол и ела этот кусок по крошкам.
  Ни звонить, ни писать Понаровской я не пыталась, я думала, что, если она меня сразу не разыскала и не забрала из детдома, значит, ей это не нужно. Но я смотрела все ее концерты, покупала открытки с ее изображением, а бабушке Вале говорила, что хочу быть такой же красивой и сильной, как мама Ира.
  Когда мне было лет десять, по Челябинску расклеили афиши о концерте Ирины Понаровской. Мы с бабушкой достали сбережения, купили билеты в первых рядах и пошли. После одной из песен я поднялась на сцену с букетом цветов. Понаровская взяла цветы, обняла меня, сказала: "Спасибо, кисонька моя", - и отвернулась к другой зрительнице. Я думала, что она подойдет ко мне после концерта, но мы с бабушкой напрасно ждали в вестибюле - никто к нам не вышел. Я уверена, что она меня узнала, я это сердцем почувствовала.
  С одиннадцати лет я пошла мыть машины - бабушка вышла на пенсию и денег не хватало даже на еду. Когда я немножко подросла, подрабатывала и официанткой, и продавщицей, и танцовщицей. Ни друзьям, ни одноклассникам, ни соседям по лестничной клетке я не рассказывала, что Понаровская - моя приемная мать. Но после того, как она сама в программе "Женские истории" призналась Оксане Пушкиной, что 12 лет назад потеряла приемную дочь, я "проснулась знаменитой". Меня разыскали редакторы передачи "Жди меня", пригласили на эфир, а по Челябинску стали ходить всякие грязные сплетни. На эфир я поехала, но не для того, чтобы, как подумают многие, получить с богатой певицы какое-то возмещение ущерба, а чтобы узнать свою историю и увидеть ее, маму Иру. Говорят, что у меня было "каменное" лицо, когда я зашла в студию. Но после программы, когда все камеры выключили, мы с Ириной обнялись и очень долго плакали. Она оправдывалась, говорила, что не смогла меня найти, что всегда любила и помнила. Показала даже мою детскую фотографию, которую носит в кошельке. Ничего конкретного Понаровская мне не обещала, только перед телекамерами сказала, что искупит свой грех. Я не знала, как себя с ней вести. Конечно, я помнила, что она меня растила, воспитывала, но мне было как-то не по себе, я чувствовала себя забытой игрушкой, которую за ненадобностью потеряли, а потом вдруг непонятно зачем нашли.
  Домработница постоянно следила за мной и однажды увидела в моей сумке Иринины кольца. Они лежали на тумбочке, я их надела и вышла на несколько минут в магазин. Я ведь детдомовская, поэтому в жизни не носила не то что украшений, но даже нормальной одежды. А в Москве люди ходили в красивых нарядах, ухоженные. Мне хотелось быть похожей на них. Вот я таким образом и принарядилась. Когда пришла домой, машинально сняла колечки и кинула их в сумку, которую поставила на стол. Домработница обвинила меня в краже. Но если бы я хотела украсть, разве я бы оставила сумку у всех на виду? Ирина мне не поверила и сказала: "Чтобы больше тебя в моем доме не было". Я уехала. По Челябинску опять поползли разные слухи. Кто-то говорил, что Понаровская просто нашла повод и отделалась от меня, кто-то предполагал, что она боялась конкуренции с моей стороны: многие признают, что я очень красивая девушка. Но я этому не верю. Ирина просто очень жесткий человек, предъявляющий окружающим высокие требования. Я заметила, что у нее вообще нет настоящих друзей, которым можно поплакаться в жилетку. Несколько раз я сама видела, как она уходила в свою комнату и там в одиночестве рыдала. Мир шоу-бизнеса слишком жестокий, и люди, живущие в нем, становятся замкнутыми, злыми.
  Родную мать разыскивать мне было ни к чему - она сама меня нашла. Вообще, она всегда знала, где я нахожусь, но у нее была своя жизнь, в которую я не вписывалась. Она совсем опустилась, живет в нищете, побирается. Врачи говорят, что у нее не все в порядке с головой. Но я даже после того, что она сделала, не могу ей слова плохого сказать, а выгнать тем более, хотя ей и сейчас на меня наплевать. Моя родная мама приезжает не для того, чтобы меня увидеть, а чтобы поесть, поспать, взять денег и снова исчезнуть, пока они не кончатся. Я с ней почти не разговариваю, не называю ни мамой, ни по имени. За то, что она меня отдала Понаровской, я зла не держу - она была восемнадцатилетняя дурочка, которая хотела легкой жизни".
  Шестнадцатилетняя Настя-Бетти тоже хотела легкой жизни - за все предыдущие нелегкие годы. Но... Одно дело, когда двенадцать лет ты думаешь о том, что совершила грех и мечтаешь его искупить. Весьма абстрактно мечтаешь. И другое дело, когда этот грех падает тебе на голову абсолютно сформировавшейся личностью и говорит: искупай! Понаровская ведь помнила маленькую девочку, а не эту барышню с непонятными, неблизкими, неприятными Ирине установками, запросами, привычками. К ней вернулась не ее Бетти, а чужая Настя. И она ничего в ней не могла изменить.
  Ирина: "В нашем доме спичку нельзя взять без спросу, а два колечка с бриллиантами, которые вывалились из ее сумки, тем более. Она клялась мне, что не брала. Ерунда! Чудес не бывает, и кольца в сумку сами не прыгают. Я выставила ее из дома, а спустя несколько лет Бетти с помощью средств массовой информации начала войну со мной. И еще пыталась обвинить меня, что я прогнала ее без причины".
  Как для певицы Азизы больным местом на долгие годы стало убийство Талькова, точнее, то, что ее постоянно связывают с этим событием и даже пытаются в чем-то обвинить, так для Понаровской ахиллесовой пятой по сей день является приемная дочь. Настя живет в Москве, работает в стриптиз-клубе и периодически пытается привлечь к себе внимание журналистов, устраивая показательные акции под названием "попытка примирения".
  Ирина: "Я живу в коттеджном поселке, и однажды она прорвалась к моему дому с телекамерами, запудрив мозги охранникам, мол, хочет мне сделать сюрприз. Я позвонила охране и попросила вывести незваных гостей. Не выношу неблагодарности и лжи. И уверена в том, что человек, поступивший непорядочно однажды, может повторить свой поступок".
  В другой раз невольной участницей Настиной акции стала Нина Николаевна, открывшая дверь квартиры и увидевшая девушку с букетом цветов и фотокорреспондентом.
  Такое вот искупление греха.
  
  И Ra со мной
  
  Долгие годы Понаровскую упрекали в том, что наряды она себе подбирает куда более тщательно и увлеченно, чем песни. В 2001 году, ощутив себя невостребованной как певица, Ирина нашла убежище в том, в чем всегда его находила - в обложке. В прямом и переносном смысле: в конце концов, одежда - это обложка человека. Она одновременно открыла свое ателье и стала главным редактором журнала "Бутик от Ирины Понаровской". Выпустила шесть номеров. Ради удовольствия испытать себя в новом качестве, узнать, а способна ли она еще и на такое. Как в то время, когда занималась дизайном шуб для своей подруги Лены.
  - И что вы делали в качестве главного редактора?
  - Писала вступления в каждый номер, иногда в стихах.
  - Темы и героев с вами согласовывали?
  - Конечно. Да практически все герои были от меня. В одном номере мы напечатали несколько разворотов замечательного фотографа Владимира Клавихо - портреты девочек, одетых как взрослые женщины в стиле декаданс, с макияжем, в немыслимых боа, в шапочках, расшитых бисером, с папиросами в руках. И я сделала подписи. Получилась история о девочках, проданных в дом терпимости. Была в журнале рубрика "Чтиво", где мы публиковали мало известные рассказы.
  - Кто их находил?
  - Я находила. Я же читаю книги. Например, всем знакома фамилия Кржижановский, но его знают как революционера, а он еще потрясающий писатель... В одном из номеров было мое интервью с Вивьен Вествуд - мы познакомились на Неделе моды в Москве.
  - Вы читали все тексты перед выходом номера?
  - Да. Мне давали гранки, и я все отчитывала, иногда просила что-то поменять, что-то редактировала. Очень сложно правильно донести мысль на бумаге. Все-таки в устной речи есть интонация, с помощью которой можно расставить акценты. На бумаге фразу надо фонетически выстроить так, чтобы она тоже обрела акцент. Я считаю, что фонетика и в литературе, и в музыке, и в вокале - это очень интересная наука. Иногда люди, читающие со сцены чужие стихи, не понимают, что читают. Потому что не им, а автору были продиктованы мысли и одновременно сочетание звуков, которые воздействуют на подсознание слушателей.
  - То есть авторское чтение самое точное?
  - Не знаю. Я думаю, что есть прочтения людей, которые обращают внимание на фонетику. Была я как-то на телевизионной съемке, где встречались ленинградцы, живущие в Москве. И там присутствовал Михаил Козаков. После съемки случилось небольшое застолье, на котором он взял на себя инициативу и начал читать из "Короля Лира", потом стихи Пушкина, Бродского... В общем, когда я закрыла рот, оказалось, что на улице уже темно и за столом практически никого не осталось. Я слушала его, наверное, часа три. И этот день записан в историю моей жизни. Он тогда сказал потрясающую вещь: я не ту профессию выбрал, я должен был стать лингвистом. Ведь он лучше всех, по-моему, читает стихи. Я как музыкант могу это сравнить с тем, как разные исполнители вынимают или не могут вынуть звук из одного и того же инструмента. Почему говорят о каком-нибудь виолончелисте: какой у него звук! Потому что это не звук виолончели, посади другого исполнителя - инструмент зазвучит иначе.
  Я часто задаюсь вопросом: всем даны одинаковые буквы алфавита, одинаковые слова, но у одного автора получаются гениальные фразы, а у другого - гадкая пошлость, почему? То же и в музыке: всего семь нот, пять тонов, четыре полутона - и сколько разных стилей! Для меня немыслимое счастье, когда я встречаю людей, которые доказывают мне, что я не одинока в своих размышлениях, не очень понятных и интересных большинству. Например, я познакомилась с Тонино Гуэра и целый вечер сидела левым плечом к его правому плечу. И он сказал тост. В переводе это звучало так: самое большое счастье в жизни - любовь и свобода, я это почувствовал, когда вышел из концлагеря и, идя по лесной тропинке, увидел летящую бабочку и понял, что впервые за последние годы не хочу ее съесть. Я заплакала после этого тоста, а другие почему-то весело сдвинули бокалы, и потом пошла какая-то разудалая музыка.
  - Что вам дал журнал? Что-нибудь новое узнали о себе?
  - Журнал открыл мне то, что я могу записывать свои мысли. У меня же были герои, которых я должна была раскрыть, причем, с той стороны, с которой их мало кто знает. И я делала не интервью, а очерки с вкраплениями их прямой речи. То есть там были мои размышления о человеке, почему я встретилась именно с ним, что мне дало наше знакомство.
  - А с чем вы не справились?
  - С рекламодателями. С деньгами. Я не человек бизнеса. И ателье я закрыла поэтому.
  - Вы в журнале получали зарплату?
  - Нет, я руководила на общественных началах.
  - Мозговой центр без материальной заинтересованности?
  - Да. И вот не справилась с финансами. Не на что стало выпускать журнал. Первые три номера у нас были рассыльными, а два или три последних пошли в продажу - не очень большим тиражом, но разошлись... К сожалению, я руководствуюсь принципом, что каждый человек должен заниматься своим делом, может быть, меня научили этому в моем первом коллективе "Поющие гитары",
  - Ничего себе! Журнал - это разве ваше дело?
  - У человека могут быть хобби. Это было мое увлечение так же, как и ателье. Я не училась на журналиста, не училась на художника-модельера. Моя основная профессия - музыкант. Я могу сыграть на рояле и спеть. Пению я тоже училась. А всем остальным занималась в свободное время, и ни в чем у меня не было корысти. Недавно в телевизионной передаче, посвященной российским миллионерам, непонятно каким образом промелькнула и я со своим малым бизнесом, правда, голос за кадром сообщил, что мое ателье продано за долги. Но люди же реагируют в первую очередь на картинки и не всегда слышат текст. А по картинкам я оказалась в одном ряду с теми, кого убивают, разоряют, сажают, потому что такова, по мнению авторов передачи, цена финансового успеха. Они показали фактически криминальную хронику. Мне потом позвонили десятки знакомых с одним вопросом: может, тебе охрану нанять? И я устала им отвечать: люди, я же в этой передаче объявлена банкротом! Хотя и это неправда. Ни копейки долга не было, я вложила только свои деньги.
  - А зачем вы открывали ателье? Рассчитывали на дополнительный заработок?
  - Это мог быть дополнительный заработок, но я об этом не думала. Мне было интересно. А за то, что мне интересно, я сама могу заплатить.
  - Почему же не взяли кредит?
  - У меня были деньги. Да, я рисковала. И проиграла. И ничего зазорного в этом не вижу.
  - Но ведь такой, казалось бы, прибыльный бизнес - авторское ателье!
  - Очень сложно было с моим именем, потому что все хотели выйти из ателье ирами понаровскими.
  - И что в этом плохого?
  - Это невозможно. Потому что надо иметь бабушку Шарлотту, дедушку Николая Арнольди...
  - Но вы пытались объяснить клиентам, повлиять на них?
  - Поначалу я вела беседы, очень похожие на сеанс психоанализа, и объясняла, почему нельзя женщине, родившей в 42 года и поправившейся в связи с этим на 40 кг, сделать корсет и широкую юбку в крупный цветок. В конце концов, мне пришлось нарисовать, как это будет на ней выглядеть. И она увидела, что между верхней точкой корсета, которая под мышкой, и талией нет никакой разницы. Зато у нее в 42 года есть малютка, и это большее счастье, чем наличие талии.
  - Кто вам придумал красивую эмблему для ателье?
  - Художник Игорь Каменев. Перед показом нашей первой коллекции, к сожалению, запороли фотосессию с моделями...
  - По чьей вине?
  - Не знаю. Меня там не было, но на съемке присутствовал художник, автор коллекции. В конце концов, я хозяйка ателье. Я могу задать направление, сказать какие ткани мне бы хотелось видеть, какую линию. Но в итоге мне пришлось снимать все платья на себе, хотя я маленького роста и слишком формистая для модели. Мы снимали ночью в магазине световых приборов на Садовом кольце. Там огромное витринное стекло без перегородок. И был такой кадр. Я встала на подоконник в платье типа греческой туники коричневого цвета, мне сделали прическу - волосы дыбом, как языки огня, я повернула подбородок параллельно плечу и взяла в руку мандарин. И вот с этой фотографии Каменев написал картину маслом и подарил мне на день рождения - на не загрунтованном холсте моя голова и рука с мандарином. Игорь сказал, что это первая картина, на которой он не поставил свою подпись. Он написал мою фамилию. Так родилась эмблема.
  - А название I-RA?
  - Это я придумала. Египетский бог Солнца - Ра. Почему "и"? Потому что "И Солнце тоже". А мне потом сказали, что это аббревиатура ирландской армии. Но ведь у меня через черточку. Так еще называлось ателье у жены Феликса Юсупова, Ирины, которое она открыла за границей. Но об этом я узнала позже, прочитав мемуары Юсупова.
  - Кто набирал сотрудников?
  - Мы предоставляли базу для практики бывшему текстильному институту, сейчас это Университет дизайна. И из этих девочек, будущих швей, технологов, я примерно за два года отобрала четверых.
  - Как отбирали?
  - Смотрела изнанку вещей. В моем ателье все внутренние швы, если вещь не на подкладке, были обработаны батистовой или шелковой бейкой, не оверлочены. Это кутюрная работа.
  - А у вас откуда такие познания о швах?
  - Я любознательная. И, покупая вещи, в первую очередь смотрю изнанку. После этого я вижу цену и понимаю, почему она такая. Основные швы в нашем ателье делали на машине, все остальное руками. У нас работала гениальный мастер по мужским костюмам. К сожалению, одновременно она училась на юриста и после окончания учебы решила из портних уйти.
  - Вы собеседование с людьми проводили?
  - Нет. Мне не важно, как я отношусь к человеку. Мне важна атмосфера закулисья, как они общаются между собой, что происходит в пошивочной.
  - У вас было время контролировать это?
  - А не надо контролировать. Я понимала это по тому, что девочки уходили после работы вместе, или перебрасывались фразой "завтра созвонимся", а завтра было воскресенье... То есть я создала коллектив. Как в шоу-бизнесе, только там грызутся, а я создавала по другому принципу. Может быть, они до сих пор работают вместе. Но уже без моего имени.
  - Вы часто бывали в ателье?
  - Первые три года практически каждый день. А когда перестала ездить ежедневно, все начало раскачиваться, разваливаться. И клиенты пошли не совсем те...
  - Клиентура была престижная?
  - Клиентская база была странная. И сложная. С одной стороны, приходили люди с достатком, почему-то думая, что у меня заоблачные цены, а цены были средние по Москве...
  - Неужели вы исследование проводили?
  - Конечно, директор ателье Маша Жукова проводила. Цены были умеренные. Для такого качества. Для заказных тканей. Покажите в каталоге, а каталогов у нас было до потолка, вот эту ткань хочу, и через неделю она будет у вас. Необходимые три метра. А можно было заказать единственные в мире три метра, сотканные специально для вашего костюма. С восемнадцатикаратной золотой полоской, с бриллиантовой крошкой, с полоской, которая состоит из крошечных букв, составляющих ваше имя-фамилию... Но ателье поначалу, до переезда в другое помещение, находилось на закрытой территории, поэтому попасть к нам можно было только по звонку.
  - Рекламу не давали?
  - Давали. Например, в свадебные журналы - девочки очень хорошо шили свадебные платья.
  - Коллеги по шоу-бизнесу приходили?
  - Пара человек, но с одним коллегой отношения не заладились, не хочу называть фамилий... Зато сотрудничество сложилось с Терезой Дуровой. Мы ей много шили. Помню один костюм с очень красивой вышивкой - зарисовки из жизни японского мальчика рыбака. Я придумала сюжеты, а наша вышивальщица феерически это воплотила. Изумительным клиентом была Юля Бордовских. Мы два года шили ей наряды на Кинотавр. На первом кинофестивале я была, и меня объявляли как спонсора, потому что я и вторую ведущую одевала для церемоний открытия и закрытия.
  - Кто придумывал фасоны?
  - По-разному. Иногда предлагали мастера, что-то определенное хотели заказчики, но вот с этим я справиться не могла.
  - Они описывали, как им это видится или приносили картинку и говорили: хочу так?
  - Картинки почти никто не приносил. Но тучные женщины хотели шифоновые платья и чтоб шифон был в талию. Еще и с пояском.
  - Ну и пусть получат!
  - Так и делали! Сфера обслуживания! Я сказала: девочки, в Лондоне, в Академии дизайна, всех учат сначала подкорачивать брюки и юбки из магазина, переделывать рукав, поэтому никакой работы нельзя гнушаться.
  - А не было ощущения, что если бы вы назначили запредельные цены, то было бы лучше для бизнеса?
  - Не знаю. Я не могла всем заниматься. Я ведь еще каталась по гастролям.
  - Ну и занялись бы только ателье. Ушли бы из шоу-бизнеса.
  - Из шоу-бизнеса уйти - в любой момент с большим удовольствием, но я прекрасно понимала, что придется снизить жизненный уровень.
  - А хоть какая-то прибыль от ателье была?
  - Была, но я тут же это тратила на закупку тканей и на все остальное. Деньги крутились в обороте. И мне надо было их зарабатывать - на меня навалилось большое количество концертов. Опять же мы переехали в другое помещение. Тоже немаловажно. Раньше у меня был маленький кабинет, где я могла укрыться. На новом месте такая отдушина отсутствовала. В общем, я перестала там постоянно находиться, а клиенты, вероятно, не хотели иметь дело просто с девочками, требовали меня. Но у меня уже не хватало эпитетов, чтобы бороться с их запросами. Я не имела права выпустить из своего ателье человека в наряде, за который мне стыдно.
  - Вы отошли от дел, и все пришло в упадок?
  - Я поняла, что больше этим не занимаюсь. Не хочу. Устала. Я заявила себя в мире моды, сделала две коллекции. На показе второй у меня было 37 нарядов. И 37 манекенщиц, как ни у кого, потому что обычно бывает 5-6.
  - Вы ведь и сами порой демонстрировали модели, причем, не только свои? Где учились ходить по подиуму?
  - Я человек двигающийся, с пластикой не на вы. Внимательно посмотрела, как это делается. Поначалу было проблематично, поскольку я занималась в юности гимнастикой, и походка у меня была с вывернутыми наружу носками, а манекенщицы ходят по одной линии и даже забрасывают ногу за ногу. То есть левая нога, допустим, по прямой, а правая уходит левее левой. Приходилось себя контролировать. Я же артистка, на сцену выхожу, почему бы не пройти по подиуму?
  - А нельзя было найти для ателье спонсора, передать бразды правления в надежные руки и отстраниться?
  - Не моя судьба находить спонсоров. У меня их не было, нет и не будет.
  - Переговоры с поставщиками в ателье кто вел?
  - Я.
  - Значит, спонсоры не ваша судьба, а поставщики ваша?
  - Спонсоры - это люди, которые дают деньги. А поставщикам плачу я. Вот когда я плачу - это мое. А когда мне платят, это мышеловка.
  - Хорошо, а доверить правление надежному человеку?
  - Некому. Ведь три четверти людей шли посмотреть на меня. Если приходят к Юдашкину, то кто-то, может, и хочет посмотреть на Юдашкина, но в основном хотят его наряды. Впрочем, я не сравниваю себя с Юдашкиным, потому что я не делала кутюр, у меня была линия прет-а-порте класса "люкс". Одежда для каждого дня, а не художественные произведения, предназначенные для мировых подиумов.
  - Вы открыли в себе черты руководителя? Умеете кричать, например?
  - Нет, именно поэтому я предпочла удалиться.
  - А переделывать заставляли, если не качественно?
  - Это не называется переделка, это указать на ошибочку, чтобы хорошо сшить платье.
  - Вы так интеллигентно и говорили мастерам, дескать, у вас ошибочка?
  - Да. Ну, у нас была история. Одна актриса шила у нас платье для свадьбы. Я не всегда приходила с утра, иногда приходила с полдня, и столкнулась с ней в дверях, она в слезах уходила с примерки. Я спросила, что случилось? "Платье не получается, послезавтра свадьба!" Я завела ее в свой кабинет и попросила принести платье. И как только она оделась, я сразу поняла, в чем дело. Вызвала пятерых работниц, художницу и сказала: сейчас буду ставить вам оценку - что в платье не так? Никто не ответил. А в платье была неправильной длина рукава. И из-за этого оно оказалось разбалансировано, хотя сшито идеально. Я слегка подвернула рукав, сама наметала, убрала два миллиметра декольте в одном месте и на столько же выпустила в другом. И она счастливая ушла. Два миллиметра! Может быть, мое врожденное косоглазие дает такой правильный взгляд?
  - И часто вы сами наметывали?
  - Нет. Но я постоянно боролась с длиной вещей. Я говорила клиентке: пальто надо сделать длиннее, потому что вы сегодня без каблуков, а завтра наденете каблуки. "Нет, нет, я на машине, иначе будет болтаться!" В следующий раз она приходила на каблуках - и пальто оказывалось коротким. А женщины полного телосложения с не всегда красивыми ногами хотели юбки на 25 см выше колен. И все-таки нескольких я победила. Люди же как покупают вещи в магазине: юбка вроде нормально сидит, а пиджак на груди не сходится, так я его не буду застегивать, топик надену и нараспашку стану носить. И так все не до... Недодуманное, не доработанное. Плечо куда-то уходит, рукав впереди врезается, а сзади рвется. Так нельзя одеваться. Это глупо.
  - Вы себе в ателье что-нибудь шили?
  - Не шила. Сапожник без сапог.
  - Почему? Хоть какая-то польза была бы.
  - Нет, я брала из коллекции то, что мне годилось и годится, такие вещи не один день модны.
  - Ателье было на вас оформлено?
  - Да, я забрала документы и сказала, что больше в этой истории не участвую.
  - Вы не интересовались судьбой работниц?
  - Нет, мы не очень хорошо расстались. Они начали предъявлять мне претензии, на которые не имели права.
  - Разбаловали вы их.
  - Но я же не фашист. Я всегда хочу мира. Хотя последнее время у меня бывали срывы, и я так хорошо себя после этого чувствовала. Я понимаю людей, которые позволяют себе выкричаться, даже, может быть, и в публичном месте. Пусть это со стороны и некрасиво смотрится, но НЕ-ВОЗ-МОЖ-НО блюсти себя всегда и везде. Мне по жизни легче потерять, чем долго скандалить, разбираться. Все, этот день закрыт, потому что он мне не понравился. Я не хочу его помнить. Я пошла дальше. Пусть у меня уже нет такого хобби, как сочинение костюмов, но для себя я всю жизнь это делала и продолжаю делать.
  - Вы сейчас у кого-то шьете одежду или покупаете готовую?
  - Не шью и не покупаю.
  - А во что одеваетесь?
  - В то, что у меня есть. Для этого тоже нужна сообразительность, чтобы скомпоновать вещи из моего достаточно большого гардероба. Это сложнее, чем когда у тебя маленький шкафчик и там занято шесть вешалок.
  - У вас дома есть швейная машинка?
  - Нет, я все делаю руками. На машинке не люблю, не умею. Она так часто запарывала мне ткань. А руками у меня ошибок не бывает. И при этом шов такой, который не отличишь от машинного.
  - Вы бы согласились повторить опыт с ателье?
  - Без вложения своих денег. И без обязательства присутствовать там бесконечно. Я продала бы свое имя.
  - И как бы вы отслеживали результаты деятельности под вашим именем?
  - Я могу дать имя не на начальном этапе. А вот раскрутитесь, покажите свои изделия, стиль, качество и тогда обсудим.
  - А журнал еще раз согласились бы возглавить?
  - Нет.
  - Но ведь это замечательная возможность высказать все, что наболело.
  - Дайте мне мецената. Я не хожу с протянутой рукой. Либо я делаю на свои деньги, либо делаю с людьми, которые предоставляют мне творческую свободу в этой истории и занимаются финансовой стороной".
  Этот разговор с Ириной Понаровской состоялся в декабре 2006 года. В обстановке творческой свободы, то есть в отсутствие меценатов она пишет стихи. Полюбила разгадывать сканворды (полезно для тренировки памяти и проверки собственных знаний), начала коллекционировать божьих коровок (вещи, которые несут в себе это образ. А какой иной мог бы ее притянуть?). Телевидение по очередной надуманной причине снова объявило ей бойкот как певице. Если она участвует в концерте, то перед эфиром ее непременно вырезают. И объясняют, что она не в формате. Зато охотно зовут в различные ток-шоу, посвященные чему угодно, потому что за свою жизнь она причастилась к столь многим вещам, что способна рассуждать едва ли не обо всем. То ли на нее опять обиделся какой-нибудь влиятельный чиновник от музыки, то ли ее хотят поставить в ряд тех, кто платит за эфиры. Но она по-прежнему сопротивляется. Летом Ирина рассталась со своей домработницей Антониной, проработавшей у нее восемь лет. По той же причине, по которой из ее жизни ушла Бетти. Когда-то именно Антонина поймала девочку на воровстве, теперь уже Антонину разоблачила сама Понаровская.
  В ее жизни по-прежнему главный мужчина - сын. Энтони учится на дизайнера ювелирных украшений.
  Весной 2006 года Ирина увлеклась латиноамериканскими танцами. Надо же куда-то направлять свою энергию. И постигать мир со всех сторон, раз ее сюда забросили. Не дают петь, значит, научится танцевать танго, потому что ча-ча-ча и румбу она уже освоила.
  
Объяснительная
  
  Двенадцатилетняя девочка включила телевизор, когда показывали заключительный концерт лауреатов конкурса эстрадной песни "Сопот-76". Пела обладательница Гран-при и роскошного голоса. Она встряхивала волосами, будто отгоняя страх перед будущим. Настоящее наделило ее ликованием юности и таланта.
  И случилась влюбленность. Что ее рождает? Может, именно такой тембр голоса. Поворот головы. Разрез глаз, разлет бровей. Улыбка. А может, то, что девочке нравилась Мирей Матье. И обладательница Гран-при в Сопоте пронзила сходством с французской певицей - голоса, стрижки, манер, а еще удивительной несоветскостью облика. Девочка начала собирать газетные вырезки, фотографии, слухи. Воевать с теми, кто дурно отзывался о кумире и не разделял ее восторгов. Смотреть и слушать все музыкальные и не очень теле- и радиопередачи: вдруг там выступит Она! Девочка увлеклась отечественной эстрадой в целом, но выделяла по-прежнему лишь одну певицу.
  У девочки совпадали с героиней отчества и наличие старших братьев по имени Александр. Героиня родилась в год прихода к власти Хрущева. Девочка появилась в год начала правления Брежнева. А в 1982 году, когда Леонид Ильич скончался, девочка лицом к лицу познакомилась с певицей. Она решила стать журналистом и пробовала поступать в Ленинградский университет: чтобы быть ближе к кумиру, хотя кумир уже там не жил, но ведь родился!
  Знакомство произошло по заданию газеты, где сотрудничала девочка. То было первое в ее жизни интервью. Его не опубликовали, сочли высказывания певицы чересчур смелыми. Она честно говорила о ситуации на эстраде и о себе в той ситуации. Откровениям в советской прессе места не было.
  Не тогда ли девочка решила, что добьется публикации не этого, так следующего интервью во что бы то ни стало, когда получит на это профессиональное право? И она поступила на факультет журналистики Московского университета, потому что певица была в Москве. С 1987 года девочка раз в год делала с ней интервью. Все опубликованы.
  Однажды в голову пришла мечта: написать книгу о кумире, который стал почти родным человеком.
  В качестве подступа девочка спросила героиню, не хочет ли она засесть за мемуары. Героиня уточнила: а будут ли покупать такую книгу? И пояснила: я не хочу, чтобы она лежала на прилавках, никем не востребованная. Девочка поняла: рано.
  Спустя годы она снова завела речь о книге. И услышала: правду можно написать только после смерти многих людей. Девочка про себя добавила: и героини. И решила еще немного подождать.
  Я благодарна издателю Игорю Захарову, сказавшему: не пора ли воплотить задуманное? Он стал последней необходимой "цыганской плеткой" для осуществления мечты.
  Спасибо героине за столь пронзительную судьбу, о которой интересно размышлять и писать.
  Спасибо всем, кто верил, что эта книга сбудется и подгонял ее рождение нетерпеливым "когда же?"
  Можно попророчествовать? Ирина Понаровская всегда будет представлять опасность для людей, боящихся проиграть на ее фоне. Они не устанут препятствовать ее победной поступи, она не прекратит сражаться. И, благодаря этому противостоянию, у нас есть и будет такая личность. Выставочный образец, витринный экспонат. В духе противоречия.
  Существует как минимум 365 вариантов восприятия тех событий и персон, что затронуты в этой биографии. Просто я попыталась встать на место героини. Разумеется, каждый человек слышит, видит, дышит и чувствует особенно. И рассказывает об этом по-своему. И еще одно созвучие: в 2006 году в телепрограмме "Жизнь прекрасна" Ирина Понаровская сказала, что хочет исполнить песню, которую очень любит, но никогда не пела. И затянула мою любимую: "Призрачно все в этом мире бушующем...".

Дополнительная объяснительная

  Возможно, я никогда не взялась бы за эту книгу и не взяла бы ни одного интервью у Ирины Понаровской, если бы не один эпизод из моего детства. До Понаровской мне сначала понравилась как певица Алла Пугачева, потом я увлеклась Людмилой Сенчиной. И наконец случились Сопот-76 и песня "Мольба". Еще несколько лет Сенчина и Понаровская одинаково занимали мои мысли. Я старалась не пропустить по телевизору или радио ни одного выступления ни той, ни другой, зарисовывая их наряды, записывая их реплики, фактически ведя слежку и фиксируя детали их внешнего облика и поведения.
  Однажды в гости к брату из Ленинграда приехал армейский сослуживец. Не помню, в каком контексте прозвучало "Ирина Понаровская", но молодой человек, как помню до сих пор, небрежно и даже уничижительно произнес слово, которым якобы называли эту певицу в Ленинграде в кругу его знакомых: "вешалка".
  Я не поняла, что оно означает, почему-то подумала, что это синоним проститутки: мол, вешается на всех подряд. Хотя подобное поведение кумира у меня в голове не укладывалось. Помню, стало очень-очень обидно за мою любимую певицу. До того обидно, что я чуть ли не тогда же дала самой себе слово однажды написать о ней правду, которую никто не знает, кроме нее и меня. Написать, что я о ней думаю, как я ее вижу и слышу, какая она на самом деле на мои влюбленные взгляд и слух. То есть защитить ее. От слухов, сплетен, людей, клевещущих от зависти и глупости.
  Так что все складывалось в соответствие с программой, созревшей в детском мозгу, возмущенном словом "вешалка". Гораздо позже я уяснила его значение. Так называли моделей, демонстрирующих одежду на подиуме. А Понаровскую часто подкалывали тем, что она больше внимания на сцене уделяет нарядам, чем песням, гораздо тщательнее работает над внешностью, чем над репертуаром.
  Это говорили о женщине, которая в детстве переживала из-за отсутствия красивой одежды, завидовала туфелькам одноклассницы, носила хлопчатобумажные колготы и чулки, мечтая о тонких капроновых, в общем, хотела быть не столько модной, сколько нарядной и привлекательной, чтобы нравиться в первую очередь себе самой. И став певицей, она, конечно, захотела воплотить в жизнь свои детские фантазии и избавиться от комплексов.

  Есть еще одна цепочка из моего детства, связанная с этой книгой. Когда издатель Игорь Захаров запустил серию о звездах эстрады и вышел на меня как на автора, способного написать о Понаровской, я уже знала свою героиню как себя, даже иногда казалось, что переживаю за нее больше, чем за себя, и защищаю ее едва ли не от всего недоброжелательства охотнее, чем себя.
  К этому времени было множество наших с ней интервью опубликовано в разных журналах и газетах, мы часто встречались и на концертах за кулисами, и у нее дома, я была знакома с ее мамой и сыном (пару раз даже приглядывала за ним в качестве одноразовой няни). И книжку написала за две недели, не выходя из дома.
  А когда тираж был выпущен, я узнала, что жену Игоря Захарова и директора издательства зовут Ирина Богат. Она дочь великого публициста Евгения Богата, моего самого любимого в детстве журналиста. Когда я еще толком не знала, кем стану после школы, но уже подумала, не поступать ли на факультет журналистики (разумеется, в Ленинграде, который любил мой брат и где жила тогда Ирина Понаровская), кажется, брат решил, что мне будет полезно изучить чужой опыт, познакомиться с творчеством потенциальных коллег.
  Он ходил в библиотеку, наверное, готовился к экзаменам в университете, а мне брал в читальный зал подшивки 'Литературной газеты', 'Комсомольской правды', каких-то журналов. Выписывать эту периодическую печать тогда было нереально - подписка на самые популярные издания была сильно ограничена. В продаже этих газет и журналов тоже не было. Как книги (наиболее востребованные) доставали с большим трудом - либо по блату, либо за сданную макулатуру, так и подписку на печатные средства массовой информации едва ли не разыгрывали на предприятиях, награждая приближенных или заслуженных.
  А в читальном зале я имела счастливую возможность захлебываться огромными очерками Инны Руденко, Татьяны Тэсс, Ольги Чайковской, Станислава Токарева, Леонида Жуховицкого. И Евгения Богата. Тексты последнего мне особенно нравились. Одну фразу из какого-то его очерка я запомнила на всю жизнь, сама не понимаю почему: 'Она стояла передо мной злая и красивая в распахнутой настежь дубленке...' Ну что здесь такого? А мне до сих пор чудятся интонация, ритм, образ, отношение автора. Я училась у тех журналистов словосложению, передаче эмоций, кодированию собственной точки зрения, посыла к читателю с целью сделать его единомышленником, расположить к достойному герою или событию, оттолкнуть от неприемлемого, увести за собой.

  Эту книгу я писала от руки - пол и вся мебель в квартире были прикрыты листами бумаги с фрагментами текста, которые я соединяла, дополняла, переиначивала. Даже есть мне было некогда, не хотелось отвлекаться, а главное - отвлекать мозг на заглатывание и переваривание пищи, когда он нужен был для аккумулирования энергии на создание шедевра, никак не меньше. Рукопись я отщелкала на пишущей машинке и отдала Захарову. Прочитав, он сказал одно слово: красивовато. Прозвучало отнюдь не комплиментом, но я поняла, что мне удалось отразить суть своей героини. Просто люди, не склонные к сентиментальности, ехидничают даже над словом "красиво". А Понаровская сентиментальна. Хотя "красивовато" и напомнило мне "вешалку", я уже знала, что нет ничего обидного ни в первом слове, ни во втором. Важно, способен ли произносящий его воспринять другую точку зрения или непоколебимо зациклен на собственной. Так что я давно перестала защищать Ирину Понаровскую, осознав, что не желающих переубеждаться, мне не сломить, а если благодаря моему тексту у Понаровской (и меня) появится еще хотя бы один единомышленник, то моя миссия более чем успешна.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"