1.
Расписаньям движений сдаваться на милость,
пунктуальностью их прописной поверять
и свиданий восторги и будней унылость,
все часы вопрошать - "не пора ль? не пора ль?"...
Я с утра уж в бреду, в полусне электрички,
как в болоте забот по макушку, бреду,
возвожу до поэмы сограждан привычку
между прозою станций закончить главу
опостылелой сплетни, вчерашней обедни
разносящую злой, затихающий звон...
В отрешенности тамбурной начисто съеден
межвагонной прослойки точеным звеном
откровенности пыл, что в дыму сигаретном
разъедает слова, языки и глаза:
анекдотов злорадным огнем не согреться -
остывающим ядом сердца ли связать...
2.
Это было весной. Суете предрассветной
все равно, что январь, что апрель на дворе.
Пассажиров служа маете, нетерпенью,
долго маялись в жалобах створки дверей,
терпеливо сносящих локтей поруганье,
не предвидящих даже, что им вознестись
предстоит через миг в этом муторном гаме
до высот откровенья небесных кулис.
На заплеванный пол он ступил, как когда-то,
очевидно, подмостки ногой попирал,
болью падшего ангела взгляд был богатый,
след погибшей эскадры так чтит адмирал.
Сквозь небритость лица, как сквозь лед, проступала
глубина, отчеканенных Гнесинкой черт:
детство, полное тайных гармоний, сияло,
юность, консерватория, взлета успех...
И в разлете бровей, в уст изломе читались,
покоренного музыкой зала, восторг,
дань привычная аплодисментов, от славы усталость
и расчеты с судьбой, неуместен где торг.
Бесконечность вагонных пустых пересудов
восклицательным знаком на миг оборвав,
вопросительным знаком он плечи осунул,
словно в плоть свою сирую душу, вобрав
свой шикарный баян, блеск его обрамляя,
на заплате заплата, одежд нищетой.
Я стиха своего в этом месте названье
роковым Валтасара прозреньем прочел...
3.
Как играл он! Играют так с берегом волны,
с ветвью ветер, с мечтой, с синевой облака,
так играют признанья впервые влюбленных,
и с угрозами тьмы так играет закат.
Искушенным порханьем наития пальцев
испещряя покорные клавиш ряды,
он ли, Бог ли созвучий парнасские пяльцы
в руки паркам отдал, чтоб Огинский судьбы
своей нить пронизал сквозь иглу электрички,
заоконных мельканий сшивая печаль
с полонезной печалью далекой Отчизны,
всех судьбою единой на миг нас связав.
О, изгнанья Отчизна, приют вдохновенья,
нам явивши посланника горьких утрат,
не взыщи - пятаков лишь презренною медью
может век наш твоим откровеньям воздать...