Я думал, было нажать на педаль тормоза, но не стал этого делать. Скорость была довольно большой, и рисковать на мокрой от дождя дороге не очень-то хотелось. Пассажир мой обернулся и долго смотрел назад, на удаляющийся бигборд.
- Чего? - Спросил он. - Чего опасаться?
- Трамваев. - Ответил я задумчиво.
- Почему? Это что за реклама такая?
"Потому что трамвай всегда прав" - подумал я, вспоминая старую водительскую шутку: "У него рельсы". Но ничего не сказал.
Пассажир, звали его Георгий (он же Гоша, он же Жора), ещё повертелся, но потом успокоился. В конце концов, на дороге, по которой мы ехали, трамваи сроду не водились. Троллейбусы да, а трамваи нет. "Так что будем считать это шуткой" - подумал я и включил радио.
Играли рок. Такой тяжёленький рок-н-ролл. И тут меня передёрнуло, я вслушался в слова:
Конструкция из старого металлолома и стекла,
Хоть велика, но незаметно вынырнет из-за угла,
Ты не успеешь испугаться, не успеешь осознать,
Как окровавленным бифштексом будешь рельсы покрывать.
Трамвай, ты, из подъезда выходя, не зевай,
Возьмёт тебя с собою в ад или рай,
Не знаю где, не знаю как, над головой сгустится мрак,
Твой труп останется здесь пугать бродячих собак.
Трамвай.
Мы с Жорой переглянулись. Я остановил машину.
- Это шутка? - Глупо улыбаясь, спросил он.
- Ты думаешь, я могу ТАК шутить? - В тон ему ответил я. Мне тоже было страшно. А радио продолжало петь. Тяжёлые гитарные рифы удачно дополняли жутковатый текст:
В кабине, тушей развалившись, сидит посланник Сатаны.
Он не поедет не напившись, он порожденье темноты.
Водитель демона без крыльев, хозяин призрака дорог,
Восьмиколёсного убийцы. Он мрачен, жуток, он ведёт
Трамвай. Ты, из подъезда выходя, не зевай,
Возьмёт тебя с собою в ад или в рай.
И ты когда-нибудь устанешь, подкосит ноги на пути.
Тебя нагонит и раздавит, куда б не пробовал уйти.
Трамвай.
Песня закончилась, в динамиках послышался треск, шум и всё стихло. Мы сидели в машине, стоящей на середине дороги и молча смотрели на него. Ничего необычного. Радио как радио. Тут оно снова издало треск, послышался грохот, запахло дымом. Из кассетоприёмника посыпались искры. И снова воцарилась тишина.
Я открыл окно, чтоб выветрился дым.
- И что? - Спросил Жора. - Что ты об этом думаешь?
- Не знаю, - ответил я. - Поехали отсюда.
Жора кивнул. Я включил первую передачу, и тут же сзади что-то сильно ударило машину. Меня бросило на руль, Жора ударился головой о лобовое стекло. Я взглянул назад, и громко выругался. Нас протаранил самый настоящий трамвай.
Жора подхватил мой крик, я ударил ногой по акселератору, мотор взвыл, и машина тронулась с места. Трамвай торжествующе прозвенел и двинулся за нами.
- Чёрт! - Заорал Жора, вытирая кровь с разбитого лба. - Что это?
- Трамвай! - Крикнул я ему в ответ. - Пристегнись!
Жора поспешил накинуть на себя ремень. Держа руль одной рукой, я сделал тоже самое. Впереди лежал участок прямой дороги, на котором я рассчитывал оторваться от преследования.
- Как он здесь оказался? - Кричал Жора. - Тут нету рельс! Мы же не могли не услышать его.
- Не знаю! Но теперь в любом случае надо линять.
Я понял, что могу связно мыслить. Адреналин прочистил мне мозги, и пока что я не думал о причине или возможности происшедшего, я думал о том, как вырулить из создавшейся ситуации. Я выжимал из машины всё возможное, моля о чуде. Например, в виде ГАИ. Но надежда на это была слабой, милиция, когда она нужна, становится такой же, как Дед Мороз летом. То есть недосягаемой.
Трамвай двигался за нами примерно в тридцати метрах, виляя, но создавая при движении на удивление мало шума. В его кабине отчётливо виделся грузный силуэт водителя. Я взглянул на спидометр. Стрелка приближалась к ста сорокам километрам в час. Моя машина была способна на сто восемьдесят, но дальше всё, предел. Трамвай же не приближался, но и не удалялся. И я мог поспорить, что он тоже может больше. И сто восемьдесят вряд ли ЕГО предел.
- Он нас загоняет. - Сказал я Жоре.
- В смысле? Куда ему нас...? - Жора сидел, съёжившись на сидении, испуганно глядя в зеркало заднего вида.
- Не знаю. Держись.
Я сбросил газ и нажал на тормоз, выворачивая руль. Машину развернуло на сто восемьдесят градусов, и мы поехали обратно, уклонившись от вильнувшего к нам трамвая. Тот снова прозвенел, и в точности повторил наш манёвр, брызгая искрами из-под колёс.
Мы опять мчались по прямой. Улучшив момент, я свернул в переулок, и заметался дворами, путая следы. Трамвай из поля зрения исчез. Провиляв минут пять по тёмным дворам, я остановился под каким-то домом, выключил фары и заглушил мотор.
- Постоим тихонько. - Сказал я Жоре шёпотом. - Пригнись.
Он послушался, и мы вместе сползли по сиденьям, устроившись полулёжа.
Мы молча лежали, вздрагивая от малейшего шороха, стараясь дышать как можно тише, не разговаривая, не думая... Опять явился страх, я чувствовал, как трясутся мои руки, от бешеного напряжения. Я надеялся, что мне удалось оторваться от ужасного преследователя.
Прошло какое-то время. Я немного успокоился, как вдруг радио зажглось призрачным жёлтым светом. Мы, я и Жора, одновременно дёрнулись, когда из динамиков вновь раздались рок-н-рольные аккорды. Неизвестный исполнитель продолжил петь:
Опознавательные знаки - белый номер на борту,
Он нереальным приведеньем взрежет темноту,
Тебя отыщет на дороге, ворвётся за тобою в дом,
Ты предназначен ему в жертву, а значит, растворишься в нём.
Впереди машины, в каких-то десяти метрах зажглись фары, ослепив нас. Они быстро надвигались, и перед тем как трамвай смял капот моей машины, я успел разглядеть ухмылку на широком, мёртвом лице водителя.