Одни рассказанные в походе у костра истории ты забываешь на утро. Другие - по завершении маршрута. Третьи остаются в голове какими-то обрывками. Четвертые хранишь в памяти и охотно пересказываешь. Историю, которую поведал мне Георгий, Егор вспоминает редко, я примерно раз в месяц, а Оля каждую неделю.
Ехали мы, разумеется, не за историями, а за впечатлениями. Оля в поезде даже сказала, что её главная цель - увидеть линию горизонта. Целый год она работала в антикафе и смотрела либо на монитор компьютера, либо на белый потолок, либо на окна домов напротив. Я же хотел побыть вдали от людей и их ежедневного потока мыслей. А вот Егор надеялся - мне так казалось - за счет эмоций от приключений доказать свою мужественность уже покойному отцу. Все мы не знали гор, и нас вызвался везти мой друг детства Георгий. Он не так давно сдал экзамен на инструктора по туризму.
Рассказывать истории у костра начал я. После перехода под проливным дождем, безуспешных попыток высушить одежду с помощью газовой горелки и согревания супом из рыбных консервов мне захотелось как-то отвлечь Олю. Легенда про таинственную гибель группы Дятлова подходила как никогда лучше. Наш маршрут был гораздо легче, чем у уральских студентов, в любой момент мы могли связаться с егерями, да и никаких баек про это место не водилось. Вдобавок моя подруга раньше не слышала эту широко известную городскую легенду. Она предпочитала умные книги про жизнь, женщин, текст и смерть.
Но Георгию моя затея не понравилась. Он начал меня перебивать каким-то невнятным бурчанием, а потом заявил:
- Стоп... Лажу какую-то тирлепаешь.... Дай, я расскажу настоящую историю!
Я развел руками. А Георгий добавил:
- Сначала скажите, как вам прошедший день...
Я ответил, что готовился к этому дню давно. В тот момент в памяти всплыло ставшее для меня древним мифом наше совместное с Георгием детство в зажатом между морем и Кавказским хребтом маленьком городке. Горы - зеленые летом и сине-бурые зимой - всегда манили меня. Однако пускали они далеко не каждого путника. К счастью, наши предки смогли провести там дороги. По ним жители нашего города ехали либо в Краснодар за покупками, либо в Питер на учебу. В Москву никто не ехал, зато оттуда к нам приезжали отдыхающие и начальство порта, нефтебазы и химтерминала. Я же пожил и в Краснодаре, и в Москве, и в Питере, закончил университет на историка и нашел работу. А Георгий за это время научился ходить в горы и рассказывать истории.
Горы были для меня возвращением детских загадок. Для Оли - иным миром. Для Егора местом, куда ходил когда-то давно - еще до его рождения - отец. Мы не сказали об этом напрямую, но Георгий все понял.
Наш день начался с поездки из Краснодара на машине Георгия. Стояла адская августовская жара: по обочинам валялись остатки лопнувших от раскаленного асфальта шин. Но стоило нам углубиться в горы, как зной исчез. Заповедник нас встретил пасмурным небом и почти осенним холодком: Оля даже накинула кофточку. У входа толпились люди. Кто только не пришел на плато: вальяжные местные олигархи и чиновники, бородатые реликтово-советские интеллигенты, молодежь в ярких костюмах и даже семьи с детьми. Мы дали хмурому егерю монету (Плата за вход была символической), выслушали нудную инструкцию (костры не жечь, ягоды не собирать, бивуак обустраивать рядом с тропой), надели рюкзаки и начали наш поход.
И тут же стихли все звуки. Вроде бы еще пять минут назад мы шли среди кучи туристов, а теперь нет никого. И мы тоже замолчали: я, Оля и Егор от восхищения, а Георгий в ожидании момента, когда можно будет рассказать нам историю.
Георгий показал смотровую площадку, откуда мы созерцали сине-зеленые долины. Затем нас вела кирпично-красная глиняная тропа среди сосен и пихт. Через несколько часов деревья исчезли и нашему взору открылось плато. Нам оно показалось холмами. Но каждый из пригорков оборачивался километровым подъемом, и в какой-то момент мы почувствовали себя крохотными, словно муравьи. Нас топила в себе трава альпийских лугов, бесконечность изогнутых склонов запутывала наш взгляд, а небольшие серые ледники в трещинах окатывали холодом. Ну а потом хлынул дождь, и к вечеру мы кутались в штормовки, а наши ботинки хлюпали от воды.
Про жаркую дорогу и Краснодар я, Оля и Егор рассказали во всех подробностях. Про горы же мы - гуманитарии с высшим образованием - говорили практически одними восторженными междометиями. И лишь под конец настало время для нытья, и мы вернулись к привычной лексике.
- В горах резко меняется температура... - ответил Георгий после наших тирад про ливень... - в сентябре может быть такое: внизу жара чуть ли не тридцать градусов, а в горах снег...
- Еще бы, - хмыкнул Егор, - за несколько часов пробегаешь несколько месяцев...
- Ну, мой наставник, Черноволов, говорил, что тут четыре сезона можно увидеть... А то и всю жизнь... Он как-то возвращался с хребта, увидел пещеру, - Георгий говорил, не переставая возиться с рюкзаком, - залез... Там узкий проход... Полез назад - никак. Словно кто-то эту щель прикрыл. Пошел в глубины, там тупик, ручей какой-то, щель, куда и мышь не пролезет... Еще и заблудился... Блуждал - сам не знает сколько, вернулся к выходу обессилевшим и упал...
- И как же он выбрался? - спросил Егор с недовольными нотками.
- Просыпается, а там щель снова стала больше... Как говорят старики - земля вздохнула...
- Это можно объяснить, - Егор чуть было не перешел на крик, но его занесло в кашле.
- Да я не спорю... Геологи рассказывали, но я забыл... Так вот, пещеры далеко не единственная опасность в горах... Есть и еще кое-что...
- Медведи?
- Много опасностей, но самая большая опасность - незнание...
Георгий снял с огня котелок и плеснул дымящуюся жидкость в кружку со своей фирменной смесью: высушенные листья краснодарского чая из заброшенных чайсовхозов вперемешку с мятой. А затем начал историю.
Когда-то - еще до нашего рождения - детей не боялись отпускать в горы. Сейчас для этого нужна куча справок, а тогда группу из двадцати пяти с лишним пионеров и комсомольцев вел в одиночку молоденький студент. Стоял сентябрь, но они смогли как-то вырваться для прощания с летом, ведь лето - это маленькая жизнь.
В первый вечер юные туристы радовались. Одни говорят, что в тот вечер путники устроили небольшое театрализованное представление, другие - про концерт. Но так или иначе группа выбилась из графика на несколько часов. И эти несколько часов стали роковыми.
На следующий день они вышли к альпийским лугам. Под вечер - если нет тумана - закатное солнце окрашивает их всеми цветами радуги. Никакая камера не передаст их красоты. Нечто подобное рисуют изображающие иные планеты художники. Наверное, кому-то из детей того злополучного похода плато тоже казалось иным миром - тогда вроде бы такие картины печатались в журналах. Но дети не догадывались о негостеприимности гор. Причем речь шла не только о всепожирающих лавинах или шатающихся медведях. Опасность предвещал столь приятный разливающийся в воздухе запах снега.
Опытный инструктор заметил бы опасность и повернул бы назад. Но студент отличался излишней самоуверенностью. И вдруг пошел снег. За считанные минуты все покрыло белым саваном. Вскоре к нему добавился валивший с ног ветер. Ледяная крупа резала лицо. Видимость упала до нескольких метров. Любой бы незнакомый с горами человек не поверил бы, что еще несколько часов назад группа ребят обливалась потом от жары.
Тогда в заповеднике еще не запрещали жечь костры. Но на альпийском лугу не сыщешь дров. Пионеры пытались спастись, как-то установить палатки, вдруг раздался крик, что кто-то потерялся и началась паника... Многие бросались вниз по склону, к лесу. Но сугробы стали для детей непреодолимым препятствием.
Руководитель не испугался. Перекрикивая ветер, он собрал детей в кучу, помог с палатками, а потом вызвался искать подмогу. Кое-как он дошел до следующей стоянки, но там никого не оказалось. Рассчитав время, парень решил вернуться к детям.
Но нашёл их мертвыми.
- И тогда этот парень... - Георгий делает паузу и смотрит на наши силуэты. - Он скинул с себя всю одежду, сел на камень и замерз. Нашли их трупы только через несколько дней... Выжило двое ребят, что смогли дойти до леса, согреться, а потом прорваться к Сочи.
- Я ничего не слышал об этом... - говорю я.
- Ну, еще бы... - отвечает Георгий.
- Да в этом совке все скрывали, - злобно протянул Егор.
- Э, нет... Конечно, опубликовали имена погибших... Провели тщательное разбирательство, меры приняли. Так же, как и с трагедией на тридцатом маршруте, что за несколько лет случился...
Мы замолчали. Я не знаю, что думали в тот момент мои друзья. Но вдруг я почувствовал себя очень маленьким. Не в пространстве, как утром, а маленьким во времени. Будто я мышь, что подарила мне мама в пятом классе и похоронила в шестом. Я поднял глаза к небу. Вспомнил гулявшую по соцсетям цитату, что свет из далеких созвездий идет к нам сотни тысяч лет и мы смотрим в прошлое. И сколько я ловил так их сияние, не знаю... Может, пять минут, а может, полчаса... Тишину нарушил Егор.
- А мой отец тоже на льду погиб, два года назад, но только в городе. Пошел в магазин, поскользнулся, ударился затылком. Мать тогда чуть с ума не сошла, да и я... Вот утром он еще сидел, смеялся, ругал налоговую, а потом ушел.
- Человек внезапно смертен - произнесла Оля. - Но все же знать дату своей смерти хуже. Недавно Лёля умерла... Ну, она у нас работала, помнишь, такая худенькая... Рак.
- У меня весной знакомый ушел, Гриша, вы помните его?
- Гриша, который с татуировками такой? - подает голос Оля.
- Да... Он с собой покончил... Правда, там не ясно, сам или передоз... Решили, что сам. Он в депрессии был. Я как-то на его смерть и не обратил внимание. Похороны, поминки, память... А вот саму смерть я словно не заметил...
- И я не заметила смерть Лёли... Я тогда ругалась на медицину.
- Человек смертен. Нам дана отсрочка. Год, месяц, десятилетие... Но в один момент мы все уйдем отсюда. Помните это, - произнес Георгий...
Мы легли спать.
На следующий день мы продолжили путь. Тропа то утопала в балках, то шла вдоль склона. Иногда мы переходили ручьи. Несколько раз нас провожали мудрым взглядом лошади. Так мы дошли до горы и начали взбираться по ее серым кручам. Мы сняли и спрятали перед последним рывком рюкзаки с вещами, но все равно подъем оказался непрост, порой мы просто ползли на животах, словно букашки. Но в какой-то момент кручи кончились, и мы достигли вершины. Облака рваными клочьями неслись мимо, а под ними простирались горы, плато, реки и долины. И мы, глядя на наш двухдневный путь, позабыли историю Георгия.
Путь с горы оказался не проще, чем в гору. Хотелось пить, пили мы лишь чай - даже родникам с ледников мы почему-то не доверяли, да и ледяная вода всегда грозит запыханному путнику простудой. Чай быстро заканчивался, чтоб его вскипятить нужно было остановиться на привал, но мы их делали редко, и жажда стала нашим спутником. Болели ноги, болели тело и так тянуло прыгнуть в эти безмятежные травы, да и заснуть...
Но Георгий нам не давал и минуты покоя. Он не ругался, ни единого мата не сорвалось с его губ, не повышал голос, но прежде спокойный голос приобрел строгость. Мы подчинялись проводнику, словно шаг влево или вправо с тропы означал немедленную гибель, вечный приют в этом оставшимся свободным царстве природы.
Но как только мы вышли за ворота заповедника, как цивилизация нахлынула на нас. Егор купил три литра колы и хлебал их аж до Краснодара, Оля заказала кучу еды, забыв о диете. И первый день мы радовались и вспоминали красоту природы.
А потом в нашей памяти всплыла история Георгия. Она не отпускала нас ни на улицах Краснодара, ни в пропахшем купе вагоне, ни в Питере. Егор ее вспоминает редко, я каждый месяц, а Оля каждую неделю. В последнее время она ходит к психологу.