Вечерний воздух затих в ожидании прихода ночи. С речной низины лениво разлилась на низкие придорожные кусты туманная прохлада. Солнце уже село. Почти черное небо лишь на западе еще хранило еле заметную память о небесном светиле. Темные ряды деревьев, лениво пропуская редкие вскрики птиц, все ближе надвигаются на плутающую лесную дорогу.
Медленно, при каждом ударе копыт подымая легкие облачка осевшей за день пыли, по дороге движется коняга серой масти, ритмично отмеряя шаги мотанием головы. Вверх - вниз. Вверх - вниз. Цок - цок. Цок - цок. Цок - цок...
На широкой спине без седла, держа в одной руке поводья и картинно уперев другую в бедро, сидит парнишка лет десяти. Всклокоченные, отбеленные солнцем кудлы с застрявшей сенной трухой. Курносый нос. Потертые штаны и рубашка с закатанными рукавами. Видавшие виды тряпичные, рванные кроссовки.
Прищуренные карие глаза, обрамленные по девчачьи длинными ресницами, настороженно всматриваются в сумрак придорожных кустов. Уши жадно ловят каждый шорок, доносящийся из лесной чащи. Утром он видел свежие следы лосихи с лосенком, пересекавшие дорогу. А если есть лоси, значит, где-то рядом и хищники. Правда, летом волки не собираются в стаи и человеку, тем более, на коне не страшны. Но кроме волков есть еще медведи. Не далее как позавчера один косолапый объел всю малину возле заимки, куда они с конем сейчас и направляются.
Справа резко щелкнула надломленная ветка. Конь, всхрапнув, крупно вздрогнул всем телом и нервно запрядал ушами. Холодок страха пробрался под рубашку. Дыхание на мгновение остановилось. Глаза напряженно всматриваются в сгустившийся мрак. Тишина. И только копыта мерно отбивают по припудренной пылью дороге: цок - цок, цок - цок, цок - цок. Конь спокоен. Значит, по близости нет ни медведя, ни другого хищного зверя.
Паренек постепенно успокаивается. Дорога бесконечным серпантином плывет под ногами. Равномерное покачивание тяжелит веки. Тело, уставшее за день, расслабляется. Весь день, как и многие предыдущие, парнишка провел на покосе, помогая отцу и другим артельщикам грести сено, ставить копна и метать стога. Конь, тоже, весь день не стоял в кустах. То таскал механические грабли с большими колесами, то, направляемый детской рукой тянул слежавшиеся копна к возводимому стогу. На ночь четвероногого друга порешили отводить в конюшню, что на заимке в нескольких километрах от покосов, там и гнуса меньше и не боишься, что конь с привязи ночью убежит. Ну, а кому, как не самому молодому доверить это ответственное дело. И вот, теперь, спящий парнишка и уставший конь плывут по ночному лесу.
Коняга, почувствовав ослабевшие поводья, потянулся к придорожной траве. Остановился. Цоканье прекратилось. Покачивание тоже. Паренек вздрагивает. Сна как не бывало. Резко натянув поводья, со свистом рассекает прутиком воздух: нно-о-о, го-олодный, нннооо... Конь вскидывает голову, шарахается от кустов, и, снова, ночную тишину тревожит лишь цокот копыт, да редкие вскрики птиц.
Над верхушками деревьев мелькает край восходящей луны, большой и аппетитной, словно блин на сковородке. Высыпались по бархату неба звезды. Дорога кажется бесконечной. Вот, вот, одолеет дрема. Но, вдруг, после очередного поворота, черная стена леса раздвигается. Конь выходит на открытую поляну. Посреди поляны светлым пятном выделяется бревенчатая избушка. Все. Приехали. Вот и заимка.
Паренек, подъехав к крыльцу, ловко спрыгивает с высоты на землю. Вытащив железо из конского рта, ведет его к речушке, протекающей поблизости. Конь жадно пьет большими глотками студеную ключевую воду. Срывает несколько клочков прибрежной травы. Снова пьет. Уже лениво, нехотя, косясь на своего попутчика, который отмахивается от поднявшегося роя комаров.
Напоив четвероногого друга, паренек отводит его в конюшню, стоящую невдалеке от заимки. Глаза смыкаются. Но прежде, чем забраться в теплую постель, нужно еще разжечь дымокур для отпугивания от конюшни комаров, да накосить травы коню на ночь. И только потом спать, чтобы утром, вновь отправиться в путь.