Этим вечером лето устало играть и, свернувшись в клубок,
задремало под черным окном, деловито сопя и урча,
обижаясь во сне по-ребячески, будто упрямый стишок,
не желающий больше со мной говорить, не дающий плеча,

не дающий руки. Не дающий себя дописать и обнять.
Что ж, виднее ему. Что же, спи, моя радость, усни.
Надоело, такое бывает.
Я не вправе его заставлять.

Я пишу о стихах? О котах? Извини. Я забыл. Извини.

Этим вечером лето упрямо и тошно бросало курить
и бросало меня головой в сигаретно-воняющий прах.
Там, из этого праха
за вдохом
рождалось желание жить,
обмануть, уболтать, обскакать
этих всадников на небесах.

Занебесные всадники били копытами в сонную твердь
и зачем-то еще по вискам. Но зачем лишний раз по вискам?
И зачем лишний раз говорить, вспоминать, что когда-нибудь смерть,
что когда-нибудь всё.
Перестаньте, я знаю и сам.

Этим вечером ты рассердилась.
Тебе надоело играть.
Этим вечером лето увиделось с черным окном,
где его отраженье звалось Сентябрем
и любило стеклянно молчать.
Где его отражение было таким же
уснувшим котом.