Красноармеец Пётр кутается в старую шинель, прижимает к щекам высокий воротник, укрываясь от летящего в лицо снега. Морозный ветер летит из арок и подворотен, из недружелюбной вечерней темноты, отдается в ушах назойливым гулом. Улица пуста и молчалива, только несколько фонарей освещают небольшой участок - а дальше темнота.
Плюс электрификация всей страны.
Снег тяжело скрипит под красноармейским шагом, под валенками, которые истоптали полстраны. Революция, война. Война, революция. Плотный холодный ветер уносит войну и революцию назад, куда-то в сторону Кремля, где тоже холодно и темно. Мусор, обрывки газет, пустые пачки из-под папирос катятся по гололёду вместе с уходящими ко всем чертям воспоминаниями. И хорошо.
"Большая у меня просьба к вам: не давайте своей печали по Ильичу уходить во внешнее почитание его личности. Не устраивайте ему памятников, дворцов его имени, пышных торжеств в его память и т. д., всему этому он придавал при жизни так мало значения, так тяготился всем этим. Помните, как много ещё нищеты, неустройства в нашей стране."
Что-то шевелится на снегу, там, где кончается свет от фонаря. Что-то маленькое, живое, дрожащее. Красноармеец Пётр ускоряет шаг, сворачивает в сторону и видит котенка.
- Что ж ты, малыш, тут делаешь? Совсем продрог небось. Иди ко мне, согрею тебя.
Красноармеец Пётр нагибается к котенку и поднимает его на руки. Котенок ласково жмется к его рукам, к его шинели. Он грязный, продрогший, мокрый. Совсем маленький еще. Чумазая мордочка и большие уши. Если бы не встретился он красноармейцу Петру, вряд ли он дожил бы до следующего утра.
Красноармеец улыбается и укрывает котенка за своей теплой шинелью. Одна мордочка торчит.
- Пошли, котик. Я дам тебе новый дом. Будешь у меня жить.
- Спасибо. - говорит котик.
Красноармеец снова улыбается и идет вперед, в темноту, туда, откуда завывает суровый ветер. Фонари зажигаются, когда к ним приближается Пётр с котиком. А за его спиной гаснут. Так и идут они по улице - красноармеец Пётр, котик за шинелью и свет фонарей.
Через некоторое время ветер стихает, где-то вдалеке появляется слабый свет - и из морозной ночи навстречу Петру неторопливо, тягостно выплывает похоронная процессия.
Пётр останавливается. Он говорит котику:
- Ты слышал, что Ленин умер?
Котик приоткрывает глаза и отвечает:
- Ленин? Ах, да. Я знаю.
И снова закрывает глаза. Ему хорошо у Петра за пазухой.
Процессия приближается. Петр слышит звук траурного марша, он уже может различать лица идущих - и видит гроб - грубый деревянный гроб. И в нем - Ленин.
Котик снова открывает глаза и вдруг говорит:
- А ты знаешь, что там нет Ленина?
- Как это - нет Ленина? - говорит Пётр, - Он умер и его несут в этом гробу.
- А ты сам посмотри, - и снова засыпает.
Пётр идет навстречу процессии. Вот он уже приближается к гробу, вглядывается в суровые безмолвные лица несущих его. Уже виден человек, который лежит в гробу. Пётр смотрит на него.
Это не Ленин.
В гробу лежит человек, мёртвый человек, слегка похожий на Ильича. Но это не он, совсем не он. Пётр видел Ленина - он был совсем не таким. Выше ростом, сильнее, с мудрым выражением лица.
Но в гробу не Ленин.
И Пётр видит, что эти угрюмые молчаливые люди, которые несут гроб, тоже знают - это не Ленин. Но зачем-то несут его хоронить.
Хочется закричать: "Что ж вы, с ума сошли? Это же не Ленин!"
Но Пётр молчит. А за грубой тканью шинели спит котик - теплый, живой. Он чувствует его дыхание и не хочет больше ничего говорить.
Похоронная процессия проходит мимо Петра и удаляется назад - туда, куда ветром унесло революцию, в холодную ночную темень.
Музыка стихает, люди исчезают и растворяются в темноте, где не горят фонари.
И теперь горит один-единственный фонарь на пустой улице - рядом с красноармейцем Петром.
Наконец он решается заговорить:
- Котик, скажи мне, а где же тогда Ленин, если там его нет?
Но котик молчит. Он спит. Слышно только его ровное дыхание.