Плохо быть известным писателем. Эти бесконечные фанаты и прилипчивые поклонники, эти полуголые девицы за окном, размахивающие нижним бельем и кричащие ерунду. Ночные звонки и письма мешками. И премии, премии, премии...

А издатели?

- Гений вы наш! Светило! Не согласились бы вы, ну в качестве исключения.... Ну хоть пару рассказиков... Ну умоляем вас!

И гонорар домой на двух грузовиках и пачки купюр, от которых уже тошно.

А кинопродюсеры?

- Вы не имеете права прятать свой талант в бумагу! Немедленно на большой экран - вся нация ждет! Вы ж ее достояние!

И опять грузовики и опять купюры... Слава... Известность... Интервью... Опять девицы! Ко-ш-ш-ш-м-а-ар-р-р-р!

Хорошо быть писателем неизвестным.

Тишина и покой. Никто тебя не достает: и телефон молчит, и в почтовом ящике пусто, и ни один лифчик не влетит лунной ночью в твою форточку.

Издателей от тебя воротит, кинопродюсеры о твоем существовании даже не догадываются.

Никаких премий и самый минимум купюр.

Кра-со-та!

* * *

Мне недавно письмо пришло. От читателя. Не то чтобы он меня ругал... Но и не хвалил, это точно. Что-то ему в моих героях не понравилось. Что-то в манере писать. Но главное - очень он по поводу политработников сокрушался. Мол, все они у меня идиотами кажутся. Как будто других идиотов на флоте мало.

"Образы у вас какие-то не яркие, не выпуклые. Вам над этим поработать надо. Вместо того чтобы гадости про политработников выдумывать. Есть, в конце концов, и механики и минеры и штурмана. Да мало ли кто?".

Почитал я это письмо, подумал и решил - ну чего, в самом деле, кроме замполита других идиотов нет? Ведь и, правда, на флоте разные люди встречаются. И ярче и выпуклей. И по части идиотизма сто очков форы дадут не глядя.

Подумал я так и вдруг вспомнил про Серегу Мухина.

По большому счету начинать рассказ о Сереге можно с того момента, когда он попал в медвытрезвитель. Однако если вспомнить, что попал он туда, потому что развелся, а развелся, потому что неудачно женился, а женился он потому...

В общем надо начинать сначала.

В военно-морское училище Серега пришел из детдома. Это важно, поскольку у детдомовских ребят имеется пунктик по поводу родителей, и этот пунктик в последующем сыграл свою роль в судьбе Мухина.

Поступил он без особых проблем, быстро привык к дисциплине, к особому ритму курсантской жизни и был, что называется на хорошем счету. Целый месяц после присяги был. А потом, ни с того ни с сего вдруг решил, что военный моряк не может носить простое имя Серега. А должен называться как-то по-особенному, скажем, Нельсон или Моби Дик. И тогда он двинул к ребятам на курс старше и спросил, не знают ли они какого-нибудь военно-морского термина покрасивее, а то ему срочно надо имя поменять. Ребята оказались с юмором и предложили Сереге очень мелодичное слово "оверкиль", не вдаваясь особо в его смысл. Да Мухину это уже было и не нужно. В душе его уже гремели отзвуки морских баталий. Сопровождаемый этими звуками он прибыл в канцелярию училища, где крепко поддатый писарь за трешку вымарал из военного билета старое имя и вписал новое.

После чего очень довольный Оверкиль Михайлович Мухин нашел старшину роты и попросил его внести соответствующие исправления в книгу вечерних поверок и вообще...

- На основании чего, - слегка удивился старшина.

- На основании военного билета, - гордо отчеканил свежеиспеченный Оверкиль и сунул начальству документ под нос.

Полоскали его долго. С хорошего счета он ясное дело слетел. А на плохом просидел до самого выпуска. Военный билет, конечно, пришлось поменять, но вышеупомянутый маневр (слово "оверкиль" означает ни что иное, как "кверху днищем" и вообще это шутка такая) напрочь прилип к Мухину и повторялся им по жизни неоднократно. Бодрое и поступательное течение его жизни прерывалось вдруг жутким фортелем, и киль Серегин на некоторое время оказывался над водой.

После училища Серегу распределили в город-герой Севастополь, на тридцать шестую подводную лодку командиром торпедной группы. И служил он себе, нарабатывая опыт и делая карьеру в хорошем смысле этого слова, пока не подкрался к Мухину замполит...

А что я могу сделать? Именно замполит, а не механик, не минер и не штурман. Выходит, что без него никак... Уж извините.

Так вот, подкрался к Мухину замполит и давай интересоваться, а чего это лейтенант не женат? Да так как-то отвечает Мухин, не встретил еще. Ерунда, говорит политрабочий, плохо искал! Да я вообще, отвечает Серега, не искал, само найдется. Само не найдется, со знанием дела говорит зам (три женитьбы - три развода), но ты не боись, я тебе помогу.

И начинает помогать, да так интенсивно, что через некоторое время Мухин начинает тихо ненавидеть не только своего мучителя, но и ни в чем не повинный женский род, а заодно всех сотрудников загсов и композитора Мендельсона. Вполне могло случиться так, что стал бы лейтенант женоненавистником и не женился вообще никогда. Но вмешался случай.

Ко дню флота тридцать шестую отправили в Новороссийск, поучаствовать в торжествах - себя показать, на других посмотреть. Пришли вечером, а утром, когда вся команда убыла на торжественный митинг, на борту остались - дежурный по кораблю лейтенант Мухин и, за старшего, замполит.

Надо сказать, что зам слыл большим щеголем и ходоком по женской части. Обнаружив, что по причальной стенке, видимо в честь праздника, ходят легкомысленно одетые новороссийские девицы, он оделся в парадный мундир (форма "раз" - все белое, а по белому золотом), нацепил кортик и встал на стенке поближе к девушкам, как раз напротив носовых торпедных аппаратов.

Постоял он так минут десять и вдруг подумал: разве можно стоять напротив аппаратов и не скомандовать ими? Никак нельзя. И стал командовать..

Картинка.

- Кто в центральном? - спрашивает зам у верхнего вахтенного.

- Лейтенант Мухин, - отвечает тот.

- Отлично, - радуется зам, - скажи ему, чтобы скачками перемещался в первый отсек и готовил пятый и шестой торпедные аппараты к стрельбе воздухом.

- Есть, - отвечает вахта и репетует команду вниз.

Оверкиль скрипит зубами, но идет в первый, что-то там ворожит и докладывает наверх, что, мол, все к стрельбе готово.

- Торпедные аппараты то-о-о-овсь! - поет замполит под восхищенными взглядами красавиц.

- Есть "товсь"! - отвечают ему.

- То-а-арпедные аппараты-ы-ы-ы.... - девицы рвут с себя набедренные повязки в ожидании чуда.

- Пли!!!

Ну, пли так пли.

Серега дергает за ручку, воздушный пузырь вылетает из трубы торпедного аппарата, подгоняемый сумасшедшими атмосферами и создает между носом подлодки и стенкой причала мини-цунами. Волна бьет в бетон, взлетает вверх и падает грязным водопадом. Когда все утихает, становится видна одинокая фигура мокрого замполита. Девушки исчезают неизвестно куда. Зам грустно снимает с себя водоросли и картофельные очистки.

Виноватым, естественно, был назначен Оверкиль.

После этой памятной стрельбы зам поставил Мухину условие - либо он жениться, либо будет съеден добрыми старшими товарищами из политотдела. С потрохами!

И Мухин женился. Я не знаю, выбирал он невесту или "само нашлось", но сказать, что выбор был поспешен - ничего не сказать.

Медовый месяц продолжался ровно три дня. На четвертый тридцать шестая ушла в полигон работать с авиацией, а когда вернулась, - лейтенант Мухин с изумлением обнаружил, что незаменимых людей воистину не бывает. Во всяком случае, его, Серегу Мухина, с успехом заменял тощий носатый тип.

Осознавать собственную несостоятельность всегда грустно.

- Лупить не пробовал? - спросил наутро все тот же чертов замполит с подозрением принюхиваясь к Оверкилю. Тот замотал головой.

- А ты попробуй.

Вечером Мухин попробовал.

Он ворвался в комнату к любимой и врезал ей могучий подзатыльник. Сгоряча. Настолько сгоряча, что не заметил четырех лбов, сидящих с ней за одним столом и мирно попивающих водку из больших хрустальных бокалов. Лбы оказались братьями жены - рыбаками, только что вернувшимися из рейса.

Били Оверкиля долго: сначала побуцкали кулаками, потом покатали по комнате тяжелыми ботинками, а напоследок спустили с лестницы, обидно смеясь.

- Нда-с, - сказал зам на утро. И заботливо поправил Сереге повязку на голове.

- Может еще попробовать? - расцветкой Мухин напоминал глобус.

- Без толку, - зам вздохнул, - тигр, отведавший человеческого мяса, баранину есть не будет.

- Баранину? - Серега взрыднул.

- Угу.

И тогда Серега напился. Сильно. И где-то в городе встретил глупого милиционера.

Удивительное дело, когда идешь трезвый - вокруг все милиционеры умные. Стоит напиться, обязательно наткнешься на дурака.

- Ты кто? - спросил глупый милиционер.

- Серега Мухин, - честно сказал Серега Мухин. И оказался в медвытрезвителе. Ну вытрезвитель еще не конец света - можно было утром сунуть дежурному милиционеру штраф и выйти сухим из воды. Но Сереге в "медаке" не понравилось.

- Мерзко тут у вас, - заявил он сержанту.

- Ты кто? - обалдел сержант.

- Старший лейтенант Мухин, - сказал Оверкиль и оказался в комендатуре. А там, как известно, вам не здесь.

Досталось Мухину по полной программе. Зато зам перестал доставать. Успокоился. Ведь женился же Серега.

Кому-то Оверкиль может показаться этаким безответным рохлей. Опасное заблуждение.

Помню как-то раз в Гелиболу (есть такая бухта в проливе Босфор, туда турки ставят корабли, не успевшие пройти проливную зону в светлое время суток, ну вроде как в угол до утра), наш старпом уронил в воду часы. Пошел на нос по маленькому, а они возьми и слети с руки. Золотые. Старпом, ясно море, расстроился, и за здорово живешь, взгрел механика. Механик тоже расстроился и стал искать, кого бы ему в свою очередь взгреть. И наткнулся на Мухина. Ну и сказал ему пару ласковых...Да неудачно - где-то между прилагательным и глаголом вспомнил мамашу Мухину. Которую, надо сказать, Оверкиль в живую-то не помнил, но по умолчанию полагал женщиной достойной. А механик высказался как раз в противоположном смысле.

Что делает человек, когда сотканный им светлый образ рушит недобрым словом всякая сволочь? Правильно, защищает этот образ. Серега взял банан от "Каштана", в смысле микрофон от переговорного устройства, да и съездил меху по балде. Непосредственно в центральном посту подводной лодки. И так это на механика подействовало, что он ругаться перестал и даже маленько по фазе двинулся. Ничего не делает, только сидит и без конца повторяет: "Товарищи дорогие, да что же это происходит?". Мы к нему и так и сяк, а он только свое талдычит: "Товарищи дорогие..."

Так бы, наверное, и пропал командир БЧ-5, если бы не корабельный доктор. Вылечил он меха очень остроумным способом. Выгнал всех из центрального и поднес больному стакан чистого спирта. Тут ведь дело такое, даже умалишенный не откажется. Ну, тот и не отказался. Выпил, но все равно свое гнет, и только знаками показывает, что мол, не плохо бы водичкой запить. Тогда док ему еще полстакана спирта. Тот выпил, и, конечно, понял, что опять выпил, а вовсе не запил и снова показывает, что дайте воды, изверги. И бубнить вроде стал потише. Доктор ему - четверть стакана спирта. И так он дозу уменьшал (а воды ни-ни) пока перед мехом не оказался пустой стакан. Мех как пустой стакан увидел, так сразу к нему рассудок вернулся. Мы думали, что доктор сразу за диссертацию сядет, но он не стал почему-то. Кстати, это был тот самый доктор, что однажды в доке лечил меня от похмелья томатным соком и пирожными. Но об этом я, кажется, уже писал.

Через пару месяцев Серега перешел на сорок первую. С повышением перешел. Командиром боевой части. И стала у него служба налаживаться. Он стрелял торпедами, воспитывал бойцов и был уважителен с начальством. Это ведь только в кино командиры любят строптивых и вечно пьяных. В жизни, как правило, они предпочитают подхалимов, исполнительных и молчаливых.

Очередной катаклизм пожаловал к Мухину в виде молодых лейтенантов.

Кто есть молодой лейтенант, он же выпускник военного училища? Он есть самый счастливый человек на планете. Проблемы последних пяти лет остались за порогом "бурсы", а новых, офицерских, на него еще не нагрузили. Правда, это счастливое состояние проходит очень быстро. День-другой после назначения, не больше.

Таких счастливцев на сорок первую пришло трое - торпедный групер, гидроакустический и штурманенок. И поскольку воспитаны они были в лучших традициях военно-морского флота, то службу решили начать грандиозной пьянкой в соседнем ресторане, с привлечением всех офицеров и мичманов корабля. Помощи в организации гулянки они попросили у Мухина. Как у более опытного.

Собственно говоря, ничего особенного он не делал - ну деньги собрал, ну меню продумал, ну с администратором кабака переговорил. И все! Однако...

Посиделки удались. Через пару часов после начала, когда левое крыло стола налило за мини-юбки, а правое - выпило за вертикальное эхолоцирование кильватерной струи, произошла легкая перепалка между штурманом, минером и старшиной команды трюмных. Еще через четверть часа перепалка стала тяжелой, потом очень тяжелой, пока, наконец, не переросла в потасовку.

Короче говоря, разнимать чудовищную драку приехали все мыслимые и немыслимые органы - милиция, комендатура, особисты, взвод морпехов из Камышовой бухты и даже пожарные.

Но поймать смогли только троих лейтенантов. Тех самых, молодых. Остальные офицеры растворились в темных улицах родного города.

Опыт, братцы, не пропьешь.

Утром перепуганных протрезвевших летех доставили в соединение, и на ковре у комбрига они с потрохами сдали всех участников торжества, особо отметив руководящую и направляющую роль Оверкиля.

В былые времена офицеров за такое отправляли на Кавказ, в нынешние - за Полярный круг.

А может ничего, думал Мухин, наблюдая безумства северного сияния на фоне черного неба? Может именно здесь все наладиться - среди бревенчатых довоенных построек, ванных комнат с титанами и армадами бродячих собак? Может, и надо было поехать к черту на рога, где полгода кромешная тьма, а полгода солнце ни в силах завалиться за горизонт... Чтобы скинуть проклятие оверкиля, раз и навсегда утопив его в гавани!

Может. Только чудес на свете не бывает.

Через пару месяцев Мухина назначили в патруль. Безобразие конечно, - сухопутных офицеров мало что ли? Но ничего не попишешь - пришлось идти. Взял бойцов, надел повязку, получил напутствие в комендатуре и отправился.

А в это время... Это в детективах так часто пишут. А в это время...

А в это время командир эскадры в тренировочных штанах и тельняшке вышел из подъезда с мусорным ведром в руках. Бодрый такой дедок, седенький, правда, но вполне спортивный. Вышел и видит, как парочка мичманов из его объединения мочатся, пардон, аккурат под мусорным контейнером. Он понятно расстроился, говорит, мол, что ж вы, сукины дети, вытворяете в нашем дворе, я вот вас... Те обернулись, крупные такие хлопцы, нахальные, и отвечают в том смысле, что иди, мол, дед, и объясняют - куда... А то, мол, мы... Ну комэск своими перспективами не заинтересовался, двинул одному в пах, второму ведром в рожу, а когда они кинулись наутек - пустился в погоню.

И вот вылетает вся эта композиция на площадь у кафе, а там начальник патруля Мухин сотоварищи службу бдит. И сквозь бдение наблюдает, как штатский тип жуткой наружности гонит пустым ведром по городку мичманов флота российского. И мичманы эти уже на грани непоправимых последствий, поскольку вот-вот будут типом изловлены.

Безобразие? Еще какое!

- Взять! - командует матросам Серега. И те понимают команду как надо и берут седого хулигана, несмотря на его яростное сопротивление. Берут быстро - подключаются несчастные мичмана и сам Мухин. Его правда смущает, что нарушитель спокойствия все время кричит, что он де командир эскадры и все это Мухину даром не пройдет, но Оверкиль отгоняет от себя глупые сомнения.

В комендатуре, когда вся эта банда волоком доставила туда контр-адмирала неглиже, была такая немая сцена, что классики бы обзавидовались, коли б видели.

- Мужики, едрена корень, это ж ваш адмирал! - очнулся дежурный по гарнизону минуту через три.

- Да ну? - спросили мужики.

- Ну да! - подтвердил помощник коменданта. Он тоже стал приходить в себя.

Если бы участники событий знали слово "Упс!", они бы непременно его сказали. Но тогда они еще не знали слова "Упс!", а потому сказали совсем другие слова, более подходящие. И сказали их про себя, потому что вслух уже говорил комэск. И то, что он говорил, и как он говорил - вмешательства не допускало.

После этого случая Оверкиль выпал из поля моего зрения. Какие-то слухи доходили, но они были малоинтересными.

Встретились мы спустя лет пять-семь. Я ехал в поезде Москва-Севастополь и на промежуточной станции в толпе пассажиров встречного поезда увидел Серегу. Он был не один. Он ехал из отпуска в сопровождении супруги. Вы не поверите - это была та самая его скороспелая жена, из-за которой его в свое время здорово побили.

Это была она и в тоже время не она. С лица исчезла боевая раскраска, из глаз улетучилась стервозность, из голоса пропал апломб. Но главное - на ней, напоминая маленьких шустрых обезьянок, висело не то пять, не то шесть мухинят. Этаких миниатюрных оверкильчиков. Они галдели, дергали мамашу за разные места, требовали чего-то, на что-то жаловались. А она улыбалась устало и как-то очень по-доброму. И мне показалось, я увидел в ней нечто такое, чему сразу не смог найти объяснения.

И только когда наши составы разошлись, я понял - что произошло. Он, Серега, сделал оверкиль ей! Мухин изменил судьбу этой женщины; намеренно ли, случайно ли - неизвестно. Но изменил круто, это точно.

И я был уверен, что на сей раз, оверкиль принес пользу. И не только ей.