Печев Сергей Александрович : другие произведения.

Мэри

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мэри. Холодная ночь. Легкие порывы ветра проникали в мою квартиру через открытую дверь, ведущую на балкон. Языки осенней ночи облизывали мое потное тело, которое дрожало, но не из-за мороза. Скорее всего, эта мимолетная дрожь явилась последствием долгих сумрачных кошмаров, что посетили меня в миг одиночества и сна. Глаза болели, а по щеке вновь скользнула слеза. Слишком много мыслей приходило в мою голову, словно тысячи офисных работников бегут на свои места, чтобы потом покинуть их. Даже больше. Будто люди рождаются в этом мире, чтобы однажды умереть, оставив за собой лишь надгробие, либо липкий пепел в урнах для праха. Мои мысли погибали, не оставаясь героям. Жалкие персонажи твердых переплетов книг и паники. Я встал. Блики Луны расходились по моей комнате. Волшебно. Казалось, ее измученное лицо смотрит прямо на меня, сквозь хрупкую паутину в углу дверного проема, в которой все еще живет Вилли. Однажды мне стало слишком одиноко, чтобы это выносить, и я придумал ему имя. Такое крошечное создание на фоне мира, но однозначно могучее в сравнении с тварями того же вида. Он медленно перебирал лапками, задевая бледные краски, стараясь сломать их у самого основания, чтобы повергнуть меня в темноту. Наверное, слишком заботливый, дабы позволить мне думать. Но я не могу вновь уснуть. Эти мысли приходят опять. Иногда, кажется, что Луна рисует ступени, а из ее глубоких, прогнивших глаз выползают черви безысходности, экзистенциализма, если угодно. Они спускаются вниз по бледным нитям, чтобы кусать меня за ноги, напоминая о прошлом, рвать мою кожу в окровавленные куски, стараясь добраться до сердца. Меня уже бесят его удары. Заткнись. Неловкий скрип кровати нарушил танец тишины. В моем доме никогда не было так пусто, даже после ее смерти. Луна освещала стены, дарила комнате кусочек тепла, Солнца. Будто приносила в своих ладонях противоположный компонент, который так часто забирает ее величие и красоту. Но даже ненависть не стала поводом, чтобы сжать огненный диск, лопнув его в холодных пальцах. Быть может, их вражда и стала смыслом существования? Абсурд, который имеет право на жизнь, на рассмотрение и научные труды. Возможно ли, что пульс способен вырасти из ненависти? Быть ею воспитанным? Возлюбленным? Обогретым и живым? Легкое допущение, длинною в доли секунды, что так громко зависает в воздухе, должно быть услышано гневными разумами вашей нервной системы. Борьба, как стимул, как совершенство, как обреченность на жизнь. Доказать свое превосходство, став немного ближе, чем есть сейчас. Это работает не только с небесными лампами. Письменный стол, что прижимал к стене синие обои. Она выбирала этот цвет, а я даже не смел ей противиться. Вдруг, я вспомнил, что уже давно не работал в своих текстах, а ведь когда-то у меня были мечты. Теперь же они скомканы, лежат мелкими свертками, и даже Луна не способна прочитать неровный почерк. Сколько в них утонуло рассказов и историй? Сколько персонажей так и не увидели своей судьбы?! Я не был прощен ими. Иногда, они приходят в мои сны и что-то говорят. Знаете, такие фразы, что люди говорят спокойным тоном, но в них кроется слишком много боли. Наверное, именно она убивает крик и грусть, превращая сухость и монотонность в главные орудия человечества. Треск холодных механизмов, коими предстает сердце, слишком жесток к душам и глазам. И персонажи говорят так. Они не могут выплевывать фразы иначе. Беспомощные, но слишком жестокие по отношению к моим скромным мечтам, чьи милые щеки наливаются румяным оттенком забвения. Стол покрылся пылью, а я все еще жив. Странно. Вещи, неровно разбросанные на небольшом диванчике, около которого находился шкаф с книгами. Мы часто читали перед сном. Ну, вот, снова это вспомнил. Иногда, мне кажется, что память меня придушит. Кадры из прошлого. Они - оковы. Нападают в ночной час, чтобы принести соленые слезы утром. Безумные ублюдки. Мы так и не дочитали с ней теорию готизма. Теплый ковер ласкал мои ноги, словно тот песок на великолепном пляже у черного моря. Мы тогда существовали только вдвоем, пили красное вино и были счастливы, смотрели далеко за буйки и рисовали на небе воздушные поцелуи. Включенный телевизор, в углу комнаты, который бесшумно работал, транслируя какие-то глупые мультфильмы. Два часа ночи, а они показывают анимацию. Хм. Человечество. Ее привычка - спать под блики экрана. Я выключаю его лишь утром, чтобы вновь зажечь вечером. Это приносит ощущение, что я не один в пустой комнате, где пахнет ее духами и никотином. Такой сладкий аромат. Экран продолжает бить разноцветными картинками по моим глазам. Последний раз, когда я смотрел в зеркало, это было вчера, они утопали в черных морях, словно жемчуг уходит в дюны песка, чтобы раствориться, пожелтеть и отдать последние капли сил бесконечной жаре. И знаете, этот тусклый свет экрана дает объятия. Даже грусть старается завернуться в липкий холст, чтобы вырваться из безграничного одиночества, зажатая в моей усталой вселенной. Что-то кольнуло в моей душе. Да так сильно, что я, стало быть, скорчился в лице. Едкая боль, которая приносит с собой слезы
  Мэри.
   Холодная ночь. Легкие порывы ветра проникали в мою квартиру через открытую дверь, ведущую на балкон. Языки осенней ночи облизывали мое потное тело, которое дрожало, но не из-за мороза. Скорее всего, эта мимолетная дрожь явилась последствием долгих сумрачных кошмаров, что посетили меня в миг одиночества и сна. Глаза болели, а по щеке вновь скользнула слеза. Слишком много мыслей приходило в мою голову, словно тысячи офисных работников бегут на свои места, чтобы потом покинуть их. Даже больше. Будто люди рождаются в этом мире, чтобы однажды умереть, оставив за собой лишь надгробие, либо липкий пепел в урнах для праха. Мои мысли погибали, не оставаясь героям. Жалкие персонажи твердых переплетов книг и паники.
   Я встал. Блики Луны расходились по моей комнате. Волшебно. Казалось, ее измученное лицо смотрит прямо на меня, сквозь хрупкую паутину в углу дверного проема, в которой все еще живет Вилли. Однажды мне стало слишком одиноко, чтобы это выносить, и я придумал ему имя. Такое крошечное создание на фоне мира, но однозначно могучее в сравнении с тварями того же вида. Он медленно перебирал лапками, задевая бледные краски, стараясь сломать их у самого основания, чтобы повергнуть меня в темноту. Наверное, слишком заботливый, дабы позволить мне думать. Но я не могу вновь уснуть. Эти мысли приходят опять. Иногда, кажется, что Луна рисует ступени, а из ее глубоких, прогнивших глаз выползают черви безысходности, экзистенциализма, если угодно. Они спускаются вниз по бледным нитям, чтобы кусать меня за ноги, напоминая о прошлом, рвать мою кожу в окровавленные куски, стараясь добраться до сердца. Меня уже бесят его удары. Заткнись.
   Неловкий скрип кровати нарушил танец тишины. В моем доме никогда не было так пусто, даже после ее смерти. Луна освещала стены, дарила комнате кусочек тепла, Солнца. Будто приносила в своих ладонях противоположный компонент, который так часто забирает ее величие и красоту. Но даже ненависть не стала поводом, чтобы сжать огненный диск, лопнув его в холодных пальцах. Быть может, их вражда и стала смыслом существования? Абсурд, который имеет право на жизнь, на рассмотрение и научные труды. Возможно ли, что пульс способен вырасти из ненависти? Быть ею воспитанным? Возлюбленным? Обогретым и живым? Легкое допущение, длинною в доли секунды, что так громко зависает в воздухе, должно быть услышано гневными разумами вашей нервной системы. Борьба, как стимул, как совершенство, как обреченность на жизнь. Доказать свое превосходство, став немного ближе, чем есть сейчас. Это работает не только с небесными лампами.
   Письменный стол, что прижимал к стене синие обои. Она выбирала этот цвет, а я даже не смел ей противиться. Вдруг, я вспомнил, что уже давно не работал в своих текстах, а ведь когда-то у меня были мечты. Теперь же они скомканы, лежат мелкими свертками, и даже Луна не способна прочитать неровный почерк. Сколько в них утонуло рассказов и историй? Сколько персонажей так и не увидели своей судьбы?! Я не был прощен ими. Иногда, они приходят в мои сны и что-то говорят. Знаете, такие фразы, что люди говорят спокойным тоном, но в них кроется слишком много боли. Наверное, именно она убивает крик и грусть, превращая сухость и монотонность в главные орудия человечества. Треск холодных механизмов, коими предстает сердце, слишком жесток к душам и глазам. И персонажи говорят так. Они не могут выплевывать фразы иначе. Беспомощные, но слишком жестокие по отношению к моим скромным мечтам, чьи милые щеки наливаются румяным оттенком забвения. Стол покрылся пылью, а я все еще жив. Странно.
   Вещи, неровно разбросанные на небольшом диванчике, около которого находился шкаф с книгами. Мы часто читали перед сном. Ну, вот, снова это вспомнил. Иногда, мне кажется, что память меня придушит. Кадры из прошлого. Они - оковы. Нападают в ночной час, чтобы принести соленые слезы утром. Безумные ублюдки. Мы так и не дочитали с ней теорию готизма. Теплый ковер ласкал мои ноги, словно тот песок на великолепном пляже у черного моря. Мы тогда существовали только вдвоем, пили красное вино и были счастливы, смотрели далеко за буйки и рисовали на небе воздушные поцелуи.
   Включенный телевизор, в углу комнаты, который бесшумно работал, транслируя какие-то глупые мультфильмы. Два часа ночи, а они показывают анимацию. Хм. Человечество. Ее привычка - спать под блики экрана. Я выключаю его лишь утром, чтобы вновь зажечь вечером. Это приносит ощущение, что я не один в пустой комнате, где пахнет ее духами и никотином. Такой сладкий аромат. Экран продолжает бить разноцветными картинками по моим глазам. Последний раз, когда я смотрел в зеркало, это было вчера, они утопали в черных морях, словно жемчуг уходит в дюны песка, чтобы раствориться, пожелтеть и отдать последние капли сил бесконечной жаре. И знаете, этот тусклый свет экрана дает объятия. Даже грусть старается завернуться в липкий холст, чтобы вырваться из безграничного одиночества, зажатая в моей усталой вселенной.
   Что-то кольнуло в моей душе. Да так сильно, что я, стало быть, скорчился в лице. Едкая боль, которая приносит с собой слезы и потоки крови. Моя рука потянулась к черному пульту, лежащему на теплом ковре, не смотря на очень холодную ночь. Красная кнопка, и экран телевизора потух, сделав прощальный кадр, сконцентрированный в маленькой точке, прямо в центре. Теперь мы остались втроем: Вилли, я и Луна. А да, еще сотни мыслей, что старались вскрыть мне череп, чтобы выбраться наружу, подышать свежим осенним воздухом.
   Я сидел в темноте, которая была разбавлена легкими бликами Луны, словно в кофе добавляют капли чистого молока. И в этом совершенстве вкуса растворяюсь я, чье уставшее тело терзает память, и наполняет боль. Проведя руками вдоль лица, я почувствовал странное жжение в глазах. Наверное, количество соли в моих слезах превысило норму и теперь разъедает глаза. Пусть это будет правдой. Пусть я погружусь в темноту сознания, чтобы не видеть мелких деталей, что напоминают о прошлом, о ней. Знаете, мне так хотелось почувствовать, как ветер завывает в глазницы, из которых сочится гной, и больше я не вижу картин, лишь бесконечность собственных комплексов и страхов.
   Около кровати стоял небольшой табурет, на нем виднелись стакан с виски и две таблетки снотворного. Такие маленькие розоватые колесики, что даруют мне мягкие фантазии, отправляя в миры Морфея. Последние месяцы они приносят спокойствие в мой разум. А виски? Он лишь усиливает эффект. А после я падаю в постель, засыпая еще в полете, и ощущение, что мое тело принимают на себя облака, такие чистые и мягкие. Легкое головокружение, маленькая дрожь пронизывает руки и, наконец-то, улыбка на устах. Нет, я не бываю радостным в эти моменты, она возникает лишь потому, что эйфория странной смеси поражает нервные окончания. Сейчас мои глаза сканировали колеса, но руки не спешили класть их в пасть. Слишком дорог момента одиночества и спокойствия.
   Казалось, я даже слышал бег настенных часов, которые висели в кухне. Мне стало страшно. Ведь, они давно остановили свой шаг, замерли в ту самую секунду, когда Мэри последний раз вышла на балкон. Снова вспомнил. Что за чертовщина здесь происходит?! Я отчетливо слышал, как стрелки часов спешили вперед, а быть может, и вовсе назад, отматывая время, чтобы вернуть меня в тот злополучный день, когда все изменилось, когда моя жизнь превратилась лишь в существование, а ее не стало.
   - Успокойся - произнес я шепотом, зажмурив свои глаза, но легкий звук не уходил, напротив, он стал сильнее, чем был еще секунду назад.
   Вдруг, я услышал, как по карнизу застучали капли дождя. Небеса вновь заплакали. Боже! В тот день... В тот день так же падал дождь. Даже его сила была такой же, как и все эти месяцы назад. Казалось, он знакомо исполнял чудесную мелодию, которая явилась своеобразным минором в осеннюю ночь. Белые занавески начали плясать в воздухе, гонимые ветром, чтобы тот стал осязаемым, чувствительным на вкус. Он пах хвоей. Нет, вовсе не лесом, а трупным ароматом, что врывается в воздух, когда мелкие ветви гниют на теплом асфальте, указывая путь гробу. Такой противный запах желчи. Я вновь зажмурил глаза, стараясь закрыть ладонями уши, чтобы не слышать пение капель, шепот легкого ветра. Достало.
   В один миг, я почувствовал, словно чьи-то руки падают на мои плечи. Конечно, это ее ладони. Когда я просыпался ночью, готовый творить, делать чай и трудиться до самого утра, она прижималась ко мне сзади, касаясь спины своей нежной грудью, и не отпускала меня, умоляя остаться с ней, нежиться во снах, где мы часто летали вместе. И знаешь, я ведь оставался, падал в облака, обнимая ее сквозь касания Морфея, прижимая к себе. А после, ранним утром, открывал глаза и видел ее лик, такой безмятежный. Когда на ее устах сияла улыбка, то я знал, что во снах есть цвета: красный, желтый, синий - но если ее губы имели форму изящного банта, то только серость в других мирах, где так уютно скрываться от реальности, глупой и мерзкой. Твоя пустота и мои стихи. Я вздрогнул. Открыв глаза, мой разум вновь звонко смеялся над сердцем, которое замолчало в сокровенном моменте, будто ожидая чуда. Иногда, слишком больно от осознания, что чудеса остались лишь в книгах.
   Мою комнату все так же освещала Луна. Странная композиция. Ее мертвые, холодные руки, имевшие бледный оттенок, тянулись ко мне, отдавая морозной свежестью, что приносил ночной ветер. Я чувствовал его собственной кожей. Каждое его касание дарило мне маленькие волны мурашек, которые бежали по телу, стараясь найти приют, а после умирали, так и не обретя покой. Я слышал, как за окном падал дождь, а деревья стонали в безудержном вопле страданий и агоний. Знаете, словно им причиняли неимоверную боль, которую не может вынести даже планета, срываясь в диком крике. Деревья рыдали, а этот душераздирающий звук смешивался с редким голосом черного ворона, что, видимо, кружил над крышей дома, выжидая очередной трагедии. По моим щекам текли слезы, а часы на кухне продолжали бежать назад, изменяя мое сознание. Комната лишь обретала мертвые очертания, будто в ней уже давно нет жизни. Но это не так! Тут я! Хотя, жив ли?!
   Я отвлек взгляд на стену, на которой виднелись тени занавесок, что так изящно плясали на воздухе, гонимые ветром. Они напоминали огромные волны на бледной стене, будто я попал к берегу океана, и теперь могу созерцать свирепый оскал стихии. Они бушевали и старались вырваться за пределы темного рисунка, чтобы затопить мою комнату, заставить меня захлебнуться соленой водой. Вдруг, на стене появилась еще одна тень. Я перевел взгляд в сердце комнаты, где, на линиях чистого воздуха, дребезжал осенний лист, очень потрепанный, гнилой, но отдававший желтым оттенком октября. Хотя, я и не помнил уж месяца. Перестал считать бессмысленные дни. А лист так легко парил в моей комнате, словно заколдованный каким-то магом, что придавал ему жизни и сил. Он был слишком свободен. Такой нежный гость, в столь поздний час. Я снова перебросил усталый взгляд на стену. Маленькая тень от частички осени представлялась в моем воображении неким корабликом, что попал в эпицентр шторма, а тяжелые волны старались уничтожить его, поглотив в бесконечность водной пучины. Они облизывали карму, но никак не могли захватить судно в скользкие лапы смерти. На секунду мне вспомнился По, с его рассказом: "Послание в бутылке" - но после, я тут же откинул эту мысль, потому что мое сражение могло стать решающим. Корабль старался не попасть в поцелуи огромных волн, избегая их касаний.
   Это напомнило мне о Мэри, которая несколько последних недель в ее жизни провела в постели, борясь со злым недугом. Врачи констатировали опухоль, разглагольствуя о небольшом промежутке времени, который дарует жизнь, а после принесет известие из глубин рая. Ее вызывают. Так сказать, звонят из канцелярии небес, требуя вернуться. Наверное, она больше не могла выносить адскую боль по утрам. Но зачем? Зачем оставила меня одного?!
   Вскоре, мой кораблик надежды съели бархатные волны, а стихия успокоилась вместе с ветром, что замолчал за окном, оставив лишь мелодию больших капель, которые разбивались на крупицы, срываясь с ресниц великих небес. Даже деревья замолчали на миг, остановив безжалостные стоны. Лишь тонкие краски Луны продолжали творить искусство, не замечая моей боли, которая, словно пиявка, присосалась к сердцу, чтобы пожирать алую кровь. Я старался собрать мысли, но они крошились, разлетаясь на тысячи маленьких осколков. Интересные доводы проникали ко мне в череп. Дождь усиливался, а я дрожал, сидя на кровати. Хотелось покурить, но я никак не мог вспомнить, куда же положил сигареты. Моя вредная привычка. Мэри часто старалась меня образумить, но я не слушал. Знаете, эти палочки смерти способны успокоить организм, разрушая его с каждым затягом. Такая странная легкость от уничтожения. Спокойствие, что приносит за собой девушка в черном саване.
   Я почувствовал себя одиноко. Нет, не то легкое чувство, к которому вы так привыкли, стремитесь упасть в его объятия, даже не подозревая его глубины. Увы, вы обязаны плавать на поверхности, не способные погрузиться в пучину темного забвения. Мою душу охватили лапы боли, которую порождало одиночество. Мне стало плохо, словно мир вокруг кружился, и я уже был готов вырвать на мягкий ковер. Казалось, внутри моей души орудует обезумевший маньяк, бьющий тонкими иглами по ее оболочке. Они так нежно входят в ласковую ткань, словно привыкли жить в ней, полноправные хозяева бесконечности. Но не только боль пронзала мое тело, скорее, она уже уходила. Знаете, иногда страшно осознать то, что в исключительный момент даже она покидает тебя, оставляя совершенно одного. Нет ни чувств, ни эмоций. Так сказать, превращение в фарфоровую куклу, чьи уста слишком сухи, чтобы дарить поцелуи. Казалось, в один момент у меня не осталось ничего: ни слов, ни мыслей, ни памяти - даже Вилли куда-то пропал. Огромные поршни одиночества били в голову, сотрясая сознание. Я хотел закричать, но знал, что лишь эхо послышится в ответ. Будто мое тело превратилось в пещеру, заброшенную давними временами и событиями. В ней не было даже капель, которые так легко разбиваются о каменный настил. Я мертв. Казалось, что мой разум проваливается в липкую бесконечность темноты, так легко и тихо, словно его уста сшили совершенными нитями. Слишком жалкая сказка, чтобы рассказать ее детям. А вокруг все смеялось. Механизмы планеты, моей квартиры беспорядочно хохотали злобными выкриками, уничтожая во мне последние крупицы теплоты, чтобы я стал холодным, подобно Луне, что так изящно рисовала бледными ручонками. Проклятый миг, в котором терялись последние вздохи и слезы. Представить только, что я совершенно одинок, словно меня упаковали в подарочную коробку, обвязав бледно-голубым бантом, чтобы подбросить под рождественскую елку, дабы дети радовались точности, реальности пластмассовой игрушки. А после, поставить меня на полку, дать лишь несколько секунд в год, чтобы насладиться ароматом ночи. Судьба? Вряд ли. Лишь случай. Один миг, что способен разорвать на части свет в моей душе, подменив его липким одиночеством. И вновь ко мне вернулась боль. Она сжала сердце, выдавливая из него последние капли крови, словно из спелого апельсина добывают бодрящий сок. Хм. Никогда бы не подумал, что почувствую такое осенью. Она всегда была прекрасна, но в эту ночь, что-то из "вне" проникало в квартиру, создавая во мне иллюзию совершенной пустоты. Я скучаю.
   Казалось, в такт моему одиночеству, грустили и предметы внутри комнаты. Лишь часы на кухне остановились вновь, а календарь приобрел новые листы, что, скомкано, лежали у стены. Слишком много дней. Иногда, поражаешься времени. Оно так незаметно, но безумно дорого и огромно в осознании людей. Даже эта кучка желтых листов бумаги напоминала о часах, которые пробежали, обозвав себя прошлым. Я слышал лишь их легкий отголосок, обрывки фраз, признания в любви, домашние ссоры, примирения и чувствовал теплые поцелуи. Они приходят в мир, чтобы умереть, оставив за собой мимолетную память.
   Я не поверил своим глазам. Казалось, что мой разум вновь падает в сон, но слишком реальный, чтобы быть просто фантазией. Я находился в полном здравии, но мои глаза улавливали то, что можно назвать бредом, галлюцинацией. Я отчетливо видел, как Луна рисовала на балконе Мэри. Вернее, она плела ее из тончайшей паутины, которая искрилась бледным оттенком. Подобно огромному пауку, Луна создавала шедевр, отточенный до мелочей, стараясь вырисовывать каждую деталь моей любви. Ее прекрасные ножки, обнаженные, едва касались холодного пола балкона, где не было даже коврика, от чего по коже бежали мурашки, поднимаясь выше под коротенький халат, в котором она любила засыпать поздним вечером после прочтения очередной главы нашумевших книг. Изящность ее стройных ножек заставляла мое сердце стучать быстрее, отбрасывая чувство липкого одиночества. Оно отступало, пока великолепные вереницы паутины создавали образ. Луна плела ее талию и попу, скрытые под тем же тонким халатиком, окрашенным в черный цвет с вкраплениями акации и сирени. Он так нежно прилегал к ее телу. В тот самый день она была в нем, укутанная и смиренная, лежала на мокром асфальте, выпуская в мир драгоценную кровь. Русые волосы создавались в воздухе. Казалось, что лишь только для них поднялся легкий ветерок, чтобы трепать шелковистые пряди, вдыхая в них одинокую жизнь. Кончики волос касались плеч, укутанных в безупречный материал, а ее нежные руки, расставленные в разные стороны, будто она желала впитать в себя бледность Луны, медленно перебирали пальцами воздух, искрясь черным лаком. Я не верил. Мои глаза отвыкли от ее образа, и сейчас это напоминало безумие, нежели сладкую фантазию. Неужели я сошел с ума в этом бескрайнем одиночестве событий и жизни?! Но нет! Я отчетливо видел ее спину, грацию талии. Она здесь, прямо сейчас, запредельно близко!
   - Мэри - тихо прошептал я, но она не слышала, лишь наслаждаясь бледными очертаниями Луны, которая продолжала творить чудеса, вырисовывая ее нежное личико - Мэри, это ты?
   Все затихло. Дождь продолжал падать с небес, но молчаливо. И тут я понял, насколько он иллюзорен. Небо сияло своей чистотой, на нем не было туч, а значит, эти капли дарили звезды, обиженные своей скромностью.
   Я боялся дышать. Казалось, каждый шорох может испугать столь дивный момент, в котором смешивалось мое безумие. Жалкий наблюдатель. Я чувствовал, как мои ладони вспотели, а глаза наполнились страхом. Ужас и стал маленькой смертью. Ладони Мэри плавно опустились вниз, коснувшись восхитительных бедер. Она сделала глубокий вдох. Он стал первым за долгое время. Наверное, именно этот глоток воздуха принес жизнь в ее синие вены, которые виднелись на тыльной стороне ладони.
   Мэри медленно повернулась. Этого не может быть. Ее совершенный лик остался нетронутым. Вернее, он был воспроизведен сплетениями бледной Луны, создан ею. Ее невероятные зеленые глаза, в которых можно было раствориться, рассыпаться на детализированные кристаллики волшебства, на звездную пыль, на ядерный взрыв. Они вновь возвращали в прошлое, заглядывая прямо в мою душу, терзающуюся на длинных металлических цепях, чувствуя ржавые крюки в своей коже. Эти глаза, словно далекие планеты, манили к себе, отталкивая немного, чтобы притянуть еще ближе, заставить умирать лишь ради них, убивать во имя красоты. Пухлые губки имели свойственный окрас, хоть и слишком сухой, нетронутый влажной слюной. Они едва трескались в центре, что придавало им невероятных очертаний. Казалось, из этих уст может выбраться сам дьявол, чтобы дарить изящные поцелуи, убаюкивая бдительность, принося совершенное блаженство в районе сердца. Длинные ресницы изредка соприкасались друг с другом в бесподобных объятиях, такие родные, которые отпускают, но выжидают встречи, стараясь растянуть момент приятных ощущений, некоего родства и любви. Лишь ее кожа стала совсем другой, такой бледной, невероятной. Знаете, словно ее разрисовали мелом, которым обводят растерзанные трупы на детских площадках ваших дворов. Эта черта добавляла ей лишь магии, заставляя взор тонуть в необъемлемой красоте глаз, собирала ужас, превращая его в тонкие нотки совершенства. Ее кожа, словно первый снег, либо рисунки на зимних окнах. Я лишь наблюдал, а ее уста растягивались в нежной улыбке, такой родной, будто она видела своих детей, которых, увы, мы так и не успели создать.
   Мэри медленно начала идти в мою сторону. Я не шевелился, лишь смотрел на то, как она нежно разрезала воздух. Казалось, словно я попал на съемки глупой рекламы, что будут крутить по телеканалам, забивая ею голову, чаруя мужские похотливые взгляды, заставляя их смотреть на собственных жен с долей отвращения и грусти. Легкий ветерок трепал ее пышные волосы, очаровывая изяществом. Модельная походка будоражила сознание. Знаете, она будто и вовсе не наступала на мягкий ковер, застревая где-то в атмосфере, паря над этим мирским уродством, материалом безумия. Блики луны тянулись из-за ее спины, словно указывая путь совершенства, окрашивая комнату в бесчувственные цвета эмоций. С каждым шагом она подходила все ближе, пока не опустилась на колени около моей кровати. Нашей кровати.
   - Мэри - едва выдавил я из своих губ - Я схожу с ума?
   Мое тело трясло, вновь тысячи мыслей забирались в голову. Казалось, ни что не может принести покой в мой пораженный разум. Как же я ошибался. Мэри посмотрела в мои глаза, слегка подняв голову. Ее восхитительные черты лица.
   - Я скучал - вырвалось из моих уст.
   Она коснулась ладонью моей щеки. Нежно. Я чувствовал сладость, мягкость, словно уже давно прилег отдохнуть на белоснежных облаках, что явятся лишь наблюдателями человеческой жизни. Я слегка вздрогнул, ибо был уверен, что она плод моих галлюцинаций. Но нет! Я чувствовал ее ладонь, мягкую, будто сотканную из шелка! Секунда. И вот ее уста коснулись моих губ, а по телу пробежали мелкие шоковые выстрелы. Даже сухость не мешала мне наслаждаться, утопать в бесконечном океане совершенства. Этот миг растянулся в тысячи лет. Казалось, мы даже успели состариться, и когда откроем глаза, то увидим морщинистые лица некогда молодых и счастливых людей. Я чувствовал каждый сантиметр ее губ, мелкие трещины и чистоту намерений. Удивительная магия внутри небольшой комнаты.
   - Я больше не могла так - произнесла Мэри, оторвав меня от иллюзии наслаждения - Не могла выносить эту боль каждое утро. Я устала.
   Ее зеленые глаза заблестели, покрываясь мелкими крупицами слез. В чистоте невероятного космоса эти две планеты чувствовали мою боль и гневную досаду.
   - Понимаю - выдохнул я, и по щекам пробежали реки соленых морей - Я каждое утро просыпаюсь с болью, осознавая, что тебя больше нет. Это тяжело. Я готов сломать весь мир, лишь бы ты снова оказалась рядом, как сейчас - едва сдерживаясь, чтобы не зарыдать, мой разум продолжим перебирать фразы - Знаешь, я просыпаюсь и чувствую, как во мне все умирает. Да! Тело все еще живет, сердце бьется в груди, но я мертв. Во мне нет эмоций и чувств, лишь грусть и меланхолия.
   - Разве грусть не чувство?
   Голос Мэри изменился, но в нем все еще слышались медовые нотки великолепия. Казалось, что в тембр вливали тысячи сахарных подушечек, чтобы они растворялись внутри, дабы ласкать мои слуховые рецепторы, дарить грустное счастье, пока слезы покидают глаза.
   - Но я не хочу чувствовать это, Мэри.
   - У тебя измученный вид. Ты часто плачешь?
   - Да! Тебя нет здесь! Я безумен! Но хочу остаться с тобой! Навсегда!
   Мэри промолчала. А дальше? Словно фильм, разбитый на тысячи кадров, с каждым соприкосновением моих ресниц она отдалялась от меня резкими движениями, будто призраки утаскивали ее обратно в рай! Секунда, она уже стояла на ногах, и какая-то неведомая сила отбрасывала ее назад. Комната, дверь балкона. Я лишь заметил миг, когда ее уста растянулись в восхитительной улыбке, такой прекрасной, но слишком мертвой. Момент, и Мэри перевалилась за парапет балкона, лишь взглянув на меня на прощание. Тысячи чистых слез застряли в воздухе, будто невесомые, а мерзкая Луна пробивала их бледным цветом, наполняя холодной жизнью.
   - Нет! - выкрикнул я - Стой!
   В порыве безумия я сорвался с кровати, стараясь бежать за своей любовью, чтобы обнять ее и никогда не отпускать в лапы мира мертвых, жестоких и скупых. Шаг, еще один. Я спотыкался об пустые бутылки, стаканы, книги, что так уютно лежали на полу, превращая мою комнату в свалку. Чистый осенний воздух ударил мне в лицо, как только я оказался на балконе.
   - Мэри! - снова закричал я, прыгнув в осеннюю ночь.
   Мир остановился. Все вокруг замерло, будто зима ударила своим ледяным молотом, повергнув планету в анабиоз, лишь первые лучи Солнца поднимались из-за горизонта, обрекая человечество на новый день. Они так ярко искрили на востоке, окрашивая черное небо в алый оттенок крови. Даже красивые звезды уступали в своем величии, признавая капитуляцию и поражение. Город спал, а я витал где-то в его атмосфере. Казалось, я мог заглядывать в окна одиноких домиков, на крыши небольших зданий, в души остальных людей, чей разум еще не дошел до состояния безумия, которое порождает одиночество, его ласковая боль. Я чувствовал ветер, что разрывал мою кожу, стараясь выплеснуть фонтаны крови, чтобы подменить ими дождь. А ведь, чужие глаза даже не заметят разницы. В этом и есть ужас. Впервые за долгое время, я ощущал, как боль покидает мое тело, как ласковы касания сердец, как кровь бежит по венам, рисуя восхитительные полотна жизни. Закрытые глаза, момент истины и глухой удар. Темнота.
   Утро. Солнце уже почти встало из-за бесконечного океана. Оно еще нежилось в его теплых волнах, стараясь принести уют и спокойствие. Где-то вдалеке плескались рыбы, искрясь своей чешуей. Они напоминали серебряные слитки, которые облизывала влажная пропасть, оставляя крупицы соли. Океан так красив ранним утром. В нем можно найти успокоение, чудеса, достать значимые ответы на сокровенные вопросы, раствориться в невиданном великолепии, дабы принести в душу тепло. Такова природа, таковы законы. Сотни белых чаек летали вдоль волн, царапая крыльями алое небо, которое наполнялось доброй кровью, чтобы раскрыться, порадовав человечество своей изящностью. Они что-то кричали, словно миллионы падших душ. Теплый песок принимал в себя шепот воды, бурлящую пену, размываясь под ее напорами. И каждое утро он ждет своей смерти. Мы сидели на ласковом пледе, чувствуя теплоту земли, смотрели в линию горизонта. Я чувствовал на своей руке ладонь Мэри, ощущал аромат ее духов, доброту сердца. Молчаливо пили вино из высоких бокалов. Без слов. Запредельно близко. Мы были молодыми и счастливыми. Вместе. Навсегда.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"