Печёрин Тимофей Николаевич : другие произведения.

Темная жатва

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Королевский трон опустел, и очень скоро его подножье окропится кровью претендентов. Но беда не приходит одна: в распри вмешиваются адепты темных культов. Хитростью и волшбой они приносят войну на прежде мирные земли. Теперь, кто бы ни победил, Темные Владыки все равно соберут урожай крови и смерти.

Тимофей Печёрин

ТЕМНАЯ ЖАТВА

ПРОЛОГ

   Вот уже третий день над Кронхеймом безраздельно властвовал мрачный осенний ливень. Не останавливаясь ни на секунду, стихия словно бы тщилась утопить людское поселение... или, на худой конец, хотя бы пропитать влагой каждый камень, слагавший его; каждый кирпич и бревно. Мостовые сделались похожими на небольшие реки, вдобавок подпитываемые крохотными водопадами сточных труб. Простые же, не мощеные, улицы так и вовсе размочило, развезло до полной непроходимости.
   Впрочем, желающих пройтись в такую погоду не нашлось бы все равно: каждая живая душа предпочитала укрыться от ливня в своем жилище - будь оно хотя бы лачугой с протекающей крышей. И не только люди: даже птицы и бродячие собаки нашли где спрятаться. Не работали лавки и мастерские, и только кабаки никогда не испытывали недостатка в посетителях - при любой погоде.
   Что касается Леннарта, то он глубоко презирал тех глупцов, что готовы были расстаться с человеческим обликом и содержимым кошелька, ради того чтобы хоть ненадолго забыть о жизненных невзгодах. Так что непогоду он предпочитал пережидать так же, как и большинство других горожан: сидя за стенами своего дома. Который, кстати, был отнюдь не лачугой, и крыша у него не протекала... почти.
   Потому и непонятно было Леннарту, кому и, главное, зачем понадобилось в такую погоду покидать свой угол - как ни крути, относительно теплый, сухой и уютный. Каким надо быть безумцем, чтобы выйти в этот день на прогулку... и каким подлым мерзавцем, чтобы при этом побеспокоить его, Леннарта Кольма, известного в городе под прозвищами "Чернильница" и "Книгоед".
   Здесь небольшое отступление - касательно "подлого мерзавца". Дело в том, что даже в плохой погоде имелись свои прелести... по крайней мере, для таких как Леннарт. Только в ливень или буран столица позволяла себе отойти от всегдашней суеты и дать немного отдыха в том числе и им: немногочисленным грамотным горожанам. Которые умеют составить договор или письмо - и которые буквально нарасхват бывают в любом месте, где каждый день заключается по целому вороху сделок.
   Когда же выпадали дни покоя, Леннарт Кольм предпочитал их проводить не иначе как в неторопливых размышлениях, сидя у камина и время от времени поглядывая за окно - любуясь буйством стихии. Ни принимать гостей, ни даже совершать каких-то резких движений он не желал решительно, так что стук в дверь (да еще громкий, настойчивый) едва не вывел его из себя. Нечто подобное мог испытывать, наверное, художник, взявшийся запечатлеть не слишком усидчивого человека.
  - Похоже, к вам гости, - сообщила молоденькая служанка, встретившаяся Леннарту в коридоре, на пути из кабинета к парадному входу.
  - Я слышу, - проворчал хозяин дома, - не трудись: открою сам...
   А про себя пожалел, что не догадался завести привратника, как можно более спесивого и тупо-исполнительного - чтобы отваживал гостей, когда господин изволили отдыхать... Ну или собаку; да-да, большого злобного пса, скопом ненавидящего все живое и весь мир... кроме хозяина.
   Все эти незатейливые мечтания улетучились в тот же миг, как только Леннарт открыл входную дверь. И когда увидел, кого именно принесло к нему на порог.
   В сумерках, ранних из-за ненастной погоды, хозяин смог различить разве что силуэт незваного гостя. Да еще влагу, что в изобилии стекала по его плащу. Черты лица были скрыты и вовсе... но Леннарт знал, что видеть оные не полагалось даже ему. Еще господин Кольм понял, что этот гость ни за что не расстанется со своим плащом. Ничуть не совестясь, принесет сырость в дом...
   И уж тем более не станет делить с хозяином трапезу.
  - Вестник, - прошептал Леннарт, с трудом держась на слабеющих ногах.
   Безликий гость в ответ лишь кивнул.
  - Если нужно поговорить... прошу в кабинет... там тихо, и никто нас не побеспокоит. Эй, передай другим: меня ни для кого нет, - последнюю фразу хозяин дома произнес погромче, окликая служанку.
   К любому адепту Храма Крови вестник приходит по одному из двух поводов: либо Храму что-то понадобилось - либо, наоборот, оный адепт сделался Храму ненужным. В смысле, совсем. И тогда вестник оказывается последним человеком, с коим несчастному адепту доводилось общаться: до других он просто не доживает.
   Впрочем, и первый из возможных поводов для прихода вестника не сулил Леннарту ничего хорошего. Потому как с более-менее налаженной, устоявшейся и спокойной жизнью столичного жителя можно было попрощаться... вполне может статься, что и навсегда.
  - Красиво тут у вас. Уютно, - произнес вестник, войдя в кабинет и бессовестно расположившись в любимом кресле Леннарта. Голос у него был сильный, с легкой хрипотцой, и не лишенный некоторой приятности.
   Хозяину оставалось лишь занять стул, предназначенный для посетителей. А еще смотреть, как мокрый плащ охотно делится влагой с его креслом.
  - Не буду томить и перейду сразу к делу, - начал посланник Храма, - для дорогого брата, наверное, не стало секретом, что король нашей славной страны - не жилец.
  - Разумеется, - охотно поддержал разговор Леннарт, - в городе только об этом и говорят. Однажды даже прошел слушок...
  - Не думаю, - резко перебил вестник, - что этот так называемый слушок хотя бы наполовину столь же важен как то, что я намерен сообщить. На что едва ли обратили внимание столичные торгаши и местные мелкотравчатые дворяне, что как тараканы ползают у подножья трона... И что, тем не менее, Старшие считают жизненно важным для нашего Храма... да что там - для всех темных культов!
  - Разумеется, россказни городских дурачков не стоят и ломаного гроша... особенно рядом со столь важными сведениями, - поспешил согласиться Леннарт, - я весь во внимании...
  - Так слушай, брат... и своди концы с концами. Не мне объяснять, сколь благотворным для тебя и твоих братьев было правления нынешнего... покамест живого короля. Ленивый и слабохарактерный правитель - ему было не до нас; так что последователей Темных Владык никто всерьез не преследовал. Именно поэтому братья могли без страха разгуливать даже по столичным улицам, а некоторые... - вестник взял небольшую паузу и усмехнулся, - вдобавок, устроились в столице, обзаведясь брюшком и уютным кабинетом.
   Но... это время заканчивается, ничего не поделать. Адальрад Второй, в народе также прозванный Свиноголовым, вконец разбит болезнями, развратом и пьянством. Вдобавок нельзя забывать и о возрасте: просто чудо, что такой человек сумел столь долго прожить и просидеть на троне. Долго его величество не протянет, но и это - лишь полбеды. Наш невольный благодетель так и не сподобился оставить законного наследника: бастарды не в счет, а единственного брата король сдуру отправил на плаху
   Чем это чревато всем нам - надеюсь, понятно? Королевский престол вот-вот превратится в боевой трофей, и тот, кто сумеет завоевать его, уж поверь, точно не будет ни болваном, ни легкомысленным безумцем. Иначе ему просто не победить.
  - Скорее всего, новым королем станет Вейдемир, - осторожно предположил Леннарт, - владетель Грифондола, богатого княжества на юге. Он и сам богат... влиятелен и, как говорят, не раз блистал при дворе.
  - Да-а-а, - насмешливо протянул вестник, - похоже, столичная жизнь тебя испортила, брат Леннарт. Стал золото ценить дороже стали... и зря: в смутные времена твердость становится важнее никчемного блеска. К тому же ты - адепт Крови: тебе ли не понимать, сколько ее должно пролиться... причем, совсем скоро.
  - Не хотелось бы, - едва не сорвалось с языка Леннарта.
   Примкнувший к Храму в ранней юности, почитавший служение Кроворукому наиболее честным и достойным мужчины - сегодня, спустя не один десяток зим, Кольм был бы только рад, если б зловещий культ провалился ко всем демонам. Со всеми его "братьями", Старшими и вестниками; туда, откуда он, по всей видимости, и пришел...
   Правда была такова, что, невзирая на свою веру, Леннарт с возрастом начал все больше ценить то, что приобрел своим трудом, а именно сытую и спокойную жизнь. Предстоящая же война грозила не оставить от нее камня на камне: ни от сытости, ни, тем паче, от спокойствия.
   С другой стороны, даже при таком раскладе у него оставались шансы остаться в живых, а не отправиться, в числе многих, на необъятный пиршественный стол Кроворукого. Адепт же, воспротивившийся воле Старших, подобного лишался сразу.
   Потому и сдержался Леннарт Кольм, потому и не посмел перечить вестнику. Но в одном вопросе все-таки себе не отказал:
  - Я все понимаю... но при чем здесь я? - молвил он дрогнувшим голосом, - что требуется от меня? Я не воин; мое оружие - знания. Что я могу? Угадать, кто займет трон? Я сказал, что думаю по этому поводу. Свидетельствовать в пользу Храма перед новым правителем? Да кто ж меня послушает?..
   Вестник рассмеялся; как-то жутко, неестественно звучал этот смех. Так, что Леннарт совсем съёжился от страха. На его счастье, смеялся посланник Храма недолго.
  - Я был прав, - заявил он, успокоившись, - тепленькое место в Кронхейме, непыльная работенка и уютный дом - не самые лучшие попутчики вере. Особенно такой как наша... Дорогой брат, неужели ты мог подумать, что в войну Храм будет терпеливо стоять в стороне, ожидая ее конца? А потом лизать руки и зад победителю? Если это так, то пославшие меня были правы: ты засиделся... в своем кабинете. Так что выбор именно на тебя пал не случайно.
  - Выбор - для чего? - еще не понял Леннарт.
  - Для миссии, от которой зависит судьба нашего культа. А может и всех темных культов страны. Храм не будет ждать исхода войны - Храм сам определит его. Посадит на трон угодного себе человека.
   Старшие решили, что более всего на эту роль подходит Оттар Железная Перчатка, герцог Торнгарда. Именно к нему мы отправляем тебя. Как ты сказал: твое оружие - знания? Вот знания нам как раз и пригодятся.
  - Торнгард? - воскликнул Леннарт почти уже не скрывая страха, - да это ж такое захолустье... и на севере.
  - Надеюсь, ты понимаешь, - отрезал вестник, - что возражаешь сейчас не мне?
   Затем он, словно бы нехотя, поднялся с кресла. И больше не проронил ни слова - вплоть до самого порога. Молчал и Леннарт Кольм: понимая, сколь бессмысленны теперь слова.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Цепь и поводок

1

   Лязгали железные засовы, со скрипом отворялись тяжелые ржавые двери; лениво покрикивали стражники замка, выводя узников в гулкий каменный колодец двора. Выводили спросонья; тем ранним серым и холодным утром, что никак не могло быть "добрым" - по крайней мере, для этих людей. Ибо из темниц Торнгарда выход предусматривался только один, и вел он отнюдь не на свободу.
   Плаха была уже наготове, и едва ли хоть кто-то из толпы заключенных ее не заметил, не сумел вычленить из окружающей картины. Рядом находился и палач: не менее сонный, чем его подопечные. Вершитель герцогского правосудия стоял, опершись на древко топора, как старик на трость.
   Тычками, пинками и окриками стражники замка пытались придать толпе смертников форму, отдаленно похожую на парадный строй. Времени у них это заняло немного; и хотя получившееся построение для парада годилось примерно так же, как крестьянская роба - для королевского бала, большего в данном случае и не требовалось. Сделано было главное: в этом сборище подонков был наведен относительный порядок. Палач мог приступать к делу, ну а приговоренные - покорно ожидать своей очереди, потратив последние оставшиеся минуты хотя бы на молитву. Ну или на раздумья: горькие и праздные одновременно.
   Йорм по прозвищу Змей предпочел второй вариант - видимо, в силу недостатка набожности. А может, из-за чувства вины... вины перед самим собой, за собственноручно загубленную судьбу. Ибо в ошибках и оплошностях, что привели к плахе, был виноват не кто иной как он сам.
   Первый раз Йорм оплошал, когда покинул родной клан, решив осесть по другую сторону торнгардской стены. Так прежнее, скудное и отнюдь не легкое, но зато привычное житье было принесено в жертву призрачным надеждам, не подкрепленным ничем, кроме юношеской самоуверенности. Ну и еще наглости... вот только не все ли равно, если этим надеждам так и не довелось сбыться?
   В городе, где не проходит и ночи, чтобы кто-то не умер от голода или мороза, жить было не легче, чем в родной пещере. Намаявшись с поиском пропитания, так и не обретя постоянной крыши над головой, Йорм принялся воровать, а затем примкнул к шайке разбойников, в которой были и горожане, и такие же горцы-изгнанники. И этот шаг стал второй по счету его роковой ошибкой.
   Банда промышляла на Тракте Тысячи Ступеней - единственном торговом пути, соединявшем Торнгард с равнинными землями. Свое название он получил от ступеней, прорубленных прямо в породе. Каждый день от городских ворот двигались возы, груженные железом, медью и золотом из местных рудников, а навстречу им следовали другие караваны: с зерном, мясом и вяленой рыбой.
   Место для промысла было выбрано, казалось бы, идеально. Во-первых, Тысяча Ступеней не имела альтернативы, благодаря чему, пустовать ей приходилось редко. Во-вторых, дорога эта была слишком протяженной и извилистой, из-за чего охранять ее было донельзя трудно. А вот устраивать засады - наоборот: шайка могла менять место вылазки хоть каждый день, а многочисленные скалы и утесы у обочин тракта надежно укрывали налетчиков, позволяя им остаться незамеченными до самого последнего момента. До тех пор, покуда караван не подойдет к ним вплотную.
   И даже сам факт прохождения пути через горы работал на пользу шайки: ведь передвигаться через Тысячу Ступеней надлежало осторожно, без спешки. А значит, незадачливые караванщики не могли надеяться даже на последний свой шанс - на спасение бегством.
   Не обходилось, конечно и без потерь: охрана караванов не дремала, да и герцог Торнгардский не зря носил прозвище Железная Перчатка. Гвардия его светлости объявила охоту на обнаглевших налетчиков и все чаще устраивала обход тракта. Так что помахать кинжалом или топором доводилось частенько, а время от времени кто-то из членов шайки обязательно становился кормом для стервятников. Но не Йорм: он раз за разом оказывался в числе тех, кто успешно ускользал от гибели - и именно за это получил прозвище Змей. Ускользал, прятался в лабиринте из скал, чтобы вскоре снова вернуться на Ступени в составе своей банды.
   Вот только любой удаче приходит конец. Однажды воины герцога все же собрались с силами и, окружив шайку, отрезав ей пути к отступлению, перебили ее почти целиком. Именно почти: к счастью или к несчастью, но Йорм Змей в той последней своей схватке оказался лишь оглушенным, но не зарубленным.
   А вот почему тогда его все-таки оставили в живых, для чего не прикончили на месте, продержали в темнице, а теперь решили отрубить голову - незадачливый разбойник не понимал. В назидание другим... но кому? Тем более непонятно было Йорму, зачем казнить в один день такую кучу народу.
   Между тем, во дворе замка происходило что-то странное... или, вернее сказать, как раз не происходило: казнь все никак не начиналась. Палач переминался с ноги на ногу, а в строю смертников кто-то даже зевнул - подчеркнуто, почти демонстративно, не отказав себе в этой мелкой, предсмертной, но дерзости.
   Внезапно неподалеку от плахи появился высокий щуплый молодой человек - похожий на отощавшую от голода дворнягу, только что добротно одетый. Голос у него оказался соответствующим: звучал хоть и не без торжественности, но немногим более солидно, чем тявканье какого-нибудь уличного пустобреха.
  - Его светлость, - начал Пустобрех, глядя в развернутый свиток пергамента, - могучий герцог Оттар, сын Бьярни, повелитель Торнгарда и покоритель сопредельных земель, являет вам, несчастные, свою высочайшую милость. Один из вас: тот, кто согласится искупить свои преступления кровью и жизнью, кто готов отдать их во благо его светлости - тот будет избавлен и от заслуженной кары, и от посмертного позора. Пусть тот, кто согласен принять милость и послужить его светлости, сделает шаг вперед.
  - Эй, ты, а у меня другое предложение, - отозвался в ответ один из смертников: почти беззубый старик с реденькими белесыми волосами, - пусть его светлость возьмет свою милость и подотрется ей в нужнике!
   Со стариком этим Йорм успел познакомиться в темнице: мастер попрошайничества, тот одновременно был и редкостным пройдохой, напоследок обыгравшим в карты не менее десятка человек. И не ради выигрыша - такового попросту не было; игра была ему в удовольствие, а успешный для себя исход старик неизменно претворял ставшим знаменитым хихиканьем: не то радостным, не то ехидным. Оно же последовало за отповедью старого плута теперь, во дворе замка.
   В строю смертником раздался одобрительный гул.
  - Что ж, - слегка обиженно молвил человек со свитком, - с тебя мы и начнем.
   Один из стражников подтолкнул старика к плахе, наклонил его голову; палач взмахнул топором - и голова, с коротким хлопком и хрустом отделилась от тела. Едва ли старик успел почувствовать боль: топор был наточен остро, да и палач свое дело знал крепко. Много хуже пришлось тем, кто пока еще оставался в живых: смертники враз умолкли... кроме одного из них, здоровенного детины с почти целиком заросшим лицом.
  - Не трудись! - перебил он Пустобреха, вновь начавшего зачитывать свиток, - хороша же милость: сдохнуть во благо герцога вместо того чтобы просто сдохнуть. Нет уж, казните меня сразу; не видал я добра от его светлости - и светлость его от меня не дождется!
   А вот Йорм был совсем иного мнения - так на него подействовало зрелище казни, да еще знакомого человека. Хоть и не был разбойник по прозвищу Змей ни трусом, ни неженкой; хоть и сам не раз мог расстаться с жизнью в схватке, и других частенько ее лишал. Но, несмотря на это, умереть вот так, с покорностью скотины и без намека на надежду он был не готов. Не привык... да и как к подобному можно привыкнуть?
  - Я готов! - крикнул Йорм, сделав сразу два шага в сторону человека со свитком, - я виновен перед его светлостью! Признаю это и согласен искупить свои преступления - хоть кровью, хоть всей своей жизнью.
  - Погоди... не надо речей, - недовольно и даже несколько обескуражено одернул его Пустобрех, - успеешь еще поклясться: в другом месте и перед другими людьми. И... ты ведь горец, я правильно понял?
   Йорм кивнул.
  - Это хорошо. Идем, господин Кольм тебе все объяснит.
   С этими словами человек со свитком развернулся и зашагал в сторону одной из построек замка. Немного помешкав, Йорм Змей двинулся следом. Стражники уже не чинили ему препятствия, а смертники - провожали безмолвными взглядами. И лишь детина с заросшим лицом вновь отличился: плюнул в сторону новоявленного добровольца... и счастливчика. Плюнул не то с презрением, не то от зависти; плюнул напоследок, потому как к плахе повели на сей раз его.

2

   Город располагался... а, вернее, теснился между двух стен: первая отделяла его от твердыни герцога Оттара, за второй же начинался Тракт Тысячи Ступеней. А еще - земли обрывов и скал, диких свирепых хищников и далеко не миролюбивых людей. Они также почитались за владения герцога Торнгардского... вот только подтверждать право на них его светлости приходилось очень уж часто. Причем, не королевскими грамотами, а сталью и кровью. И далеко не всегда успешно.
   Громады стен и башен замка нависали над улицами Торнгарда подобно топору палача: столь же грозно, неумолимо... вот только ни один палач не мог позволить себе столь длительного промедления. Наоборот, постарался бы не затягивать себе работу...
   Дома чуть ли не прижимались один к другому, особенно выпиравшими верхними этажами. И выглядели под стать замку: полностью каменные, массивные, с маленькими окошками и железными воротами; ни дать ни взять - маленькие крепости. И никаких башенок, черепицы или хотя бы крохотного садика; жителям северных гор определенно было не до красивостей.
   И все же красота не обошла стороною и этот суровый край, она даже здесь смогла оставить свой след - на стенах, покрытых изморозью и оттого поблескивающих на солнце. Выглядел при этом город почти сказочно... однако и жестокая действительность не желала отступать. И постоянно напоминала о себе: то бездомными собаками, то обмороженными трупами нищих, то горожанами, не расстающимися с оружием. Не требовалось быть великим прозорливцем, чтобы понять, сколь трудна жизнь в Торнгарде; трудна как и ответ на вопрос, который обязательно должен был задать себе всякий, кто хоть немного узнал про этот город.
   "Что заставило людей прийти и поселиться здесь?"
   Ответ был столь сложен, сколь и прост: "кого как". Кого-то в Торнгард привела верность долгу и клятве, а кого-то - бегство от возмездия. Кто-то угодил во владения герцога Оттара в погоне за птицей удачи, а кто-то просто от безысходности шел куда глаза глядят. Иного манил блеск золота, добываемого в этих краях, ну а его соседа могла привести сюда несчастная любовь. Вариантов находилось много, правда же, в конечном счете, оказывалась одна: просто так никто никуда не ходит. Будь в их жизни все гладко, люди перебирались с места на место гораздо реже.
   Так и те трое, что как раз двигались от замка к городским воротам: не совпадая ни в целях, ни в мотивах, они, тем не менее, шли вместе, в одну и ту же сторону... и отнюдь не туда, где, как принято говорить, "медом намазано". Об этих-то трех людях и пойдет речь.
   Первым (не по положению, а лишь по упоминанию) был Йорм Змей - горец-изгнанник, незадачливый разбойник и узник, едва избежавший казни. А вернее сказать, променявший ее на столь же пугающую, но неизвестность. Которая, впрочем, как ни крути, оставляла место надежде, в то время как топор палача лишал оной безоговорочно.
   С другой стороны, следовало отдать должное и герцогу, и вообще всем, кто был причастен к затее с так называемой милостью. Уведя Йорма с места казни, его во-первых, хорошенько накормили, а во-вторых (и вопреки заверениям Пустобреха) не стали донимать клятвами и посвящениями. Понимая, видимо, сколь бессмысленны подобные церемонии в отношении разбойника и отщепенца.
   Взамен торжественной чепухи, Йорма сразу после завтрака познакомили с предстоящей миссией... ну и, разумеется, с другими ее участниками.
   Первый из них, Лейв Краснобородый, вызывал у Змея если не симпатию, то хотя бы уважение. Высокий и могучий, несмотря на далеко не юный возраст, снаряженный на зависть даже воинам из замкового гарнизона - Лейв слыл верным соратником самому Оттару, за что и был пожалован им в рыцари. Впрочем, служение его светлости не принесло сэру Лейву ни имения, ни богатства: даже ночевать ему приходилось в казарме, добро хоть в отдельной комнате.
   И, как ни странно, но самого рыцаря такое положение дел отнюдь не гнело. Герцога он чуть ли боготворил; стремление же к корысти и роскоши было совершенно чуждо его закаленной северными ветрами душе. Как, впрочем, и элементарная вежливость; первой фразой, обращенной к Йорму со стороны сэра Лейва стало: "не расслабляйся, дикарь - я за тобой слежу".
   А вот другой из новоявленных соратников не понравился Змею с первых мгновений. Не понравился полностью: начиная с его жиденькой бороденки (этого позора любого мужчины) и заканчивая манерой говорить - снисходительной и заискивающей одновременно. Не обошел вниманьем Йорм и руки этого человека: испачканные чернилами и лишенные даже намека на мозоли. Но, как ни странно, именно на это недоразумение рода людского было возложено руководство миссией.
   Звали его Леннарт Кольм, и был он каким-то заезжим умником из самой столицы. В Торнгард господин Кольм заявился пару лун назад - на правах нового советника его светлости. Причем, прибыл не просто так, а с вполне конкретным обещанием: решить главную проблему этих земель. Собственно, с этой "главной проблемы" Леннарт и начал обсуждение миссии.
  - Ах... так ты тоже горец, - с такими словами обратился он к Йорму, - тогда едва ли тебя обрадуют намерения... наши и его светлости.
  - Я изгой, - поспешно внес ясность Змей, - ни один горный клан не признает меня своим. А при встрече - убьет... вернее, должен попытаться убить.
  - Да... это, конечно, прискорбно, - больше для проформы проговорил Леннарт, - хотя для нас как раз к лучшему. Говорю прямо: я здесь для того чтобы найти управу на твоих соплеменников... бывших. Не уничтожить их, нет; просто заставить признать власть герцога Торнгардского.
   Слушая это, Йорм не сдержал усмешки: столь грандиозно выглядела затея столичного пришельца... сколь и несбыточно. Не умея читать и не будучи знакомым с летописями, бывший разбойник, тем не менее, был неплохо осведомлен о противостоянии горцев и Торнгарда благодаря слухам и устным преданиям. Знал он достаточно, чтобы понять, как долго длится эта война, и насколько безнадежна она, по крайней мере, для одной из сторон.
   По большому счету, герцог и его люди удерживали разве что пятачок земли, занятый самим Торнгардом... ну и еще прилегавшие к нему рудники. Уже Тракт Тысячи Ступеней контролировался его светлостью из рук вон плохо, благодаря чему и стал возможен промысел лихих людей вроде Йорма.
   Но лихие люди, по крайней мере, не избегали заслуженного возмездия: оно настигало их рано или поздно, хоть топором палача, хоть клинком ратника. А вот вылазки торнгардцев против кланов чаще заканчивались в пользу уже другой стороны. Небольшой редкостью были даже случаи, чтобы многочисленные отряды целиком и безвозвратно растворялись посреди гор. Страна холодных скал попросту переваривала их - клыками зверей, топорами людей, холодом и лавинами. Она словно бы давала понять людям, пришедшим с равнин и основавшим большой каменный город: "вы здесь лишь гости". Причем, гости, далеко не желанные, не дорогие.
   И что здесь способно изменить еще одно пришлое чучело, вдобавок, сроду не державшее меча - Йорм Змей даже не представлял.
  - Я вижу, ты улыбаешься, храбрый горец, - Леннарт словно угадал его мысли, - да, я не воин и живу в ваших краях без года неделю. Но, как сказал... кто-то, мое оружие - знания, и эти знания помогли мне найти... решение.
  - Знания? Так ты колдун? - нахмурился Йорм и поймал свирепый взгляд сэра Лейва.
  - Я ученый, - отрезал господин Кольм, - хотя задумка моя на чей-то невежественный взгляд может и впрямь сойти за колдовство. Видите ли... и храбрый горец, и благородный сэр рыцарь... сотни, а может и тысячи зим назад предки нынешних горных кланов жили на равнине. И имели куда более развитое общество, чем сейчас. Они строили города... по крайней мере, один город, в который мы сегодня и направляемся.
  - Ваше превосходительство, - обратился к советнику Лейв Краснобородый, - насколько я понимаю, вы надеетесь в этом древнем городе что-то найти. О чем именно идет речь - и какая польза от этого герцогу?
  - Видите ли, сэр, - терпеливо отвечал Леннарт, - предки горцев не только не были чужды магии - они даже государство и общество строили вокруг нее. Старинные книги поведали мне о Руне Власти... хозяин которой и почитался правителем древнего города. Я склоняюсь к мнению, что именно утрата Руны привела тот древний народ к дикости. Однако если мы добудем Руну Власти и если доставим его светлости - тогда наверняка горные кланы склонятся перед ним.
  - Хотите посадить зверя на цепь? - Йорм не отказал себе в ехидстве.
  - Скорее... на поводок, - не то уточнил, не то проговорился господин Кольм. Однако Змей не уловил разницу: по его мнению, свирепого хищника можно было посадить на что угодно, кормить чем угодно и бить сколько влезет - а он все равно не превратится хотя бы в сторожевого пса. Не говоря уж о домашней скотине.
   В этом, как ни странно, с бывшим разбойником был согласен и сэр Лейв Краснобородый.
  - Сомнительная затея, - проворчал он, - но если угодно герцогу...
  - Кроме того, - продолжал Леннарт, - мастерами-чародеями древнего города было сработано немало изделий, обладающих волшебной силой - причем, силой могучей. Мне удалось узнать, по крайней мере, о двух из этих изделий, могущих быть полезными: это Диадема Страха и Рог Мороза. Тот, кто наденет Диадему, будет внушать окружающим страх. А Рог Мороза... если я не ошибаюсь, способен принести суровую зиму куда угодно и когда угодно. Я думаю, эти реликвии несколько поднимут... шансы его светлости на успех. Вопросы?
  - Всего один, - начал сэр Лейв, - как мы найдем и Руну, и Рог с Диадемой? И сам этот город в придачу?
  - Об этом не беспокойтесь, - молвил советник, - карту города я тоже нашел... хоть и в нескольких вариантах, не совпадающих кое-какими деталями. От вас, храбрые люди, требуется только одно: охранять меня во время поисков.
  - Охранять! - Йорм Змей хмыкнул, - надеюсь, хоть оружие мне дадут? И еще вопрос: а не маловато ли нас отправляется - для охраны-то? Не лучше ль было взять целый отряд?
  - Не лучше, - немедленно отвечал Леннарт, - доблестный горец, как видно, не знает, что лишних мечей у его светлости нет. Не говоря уж о целых отрядах. Иначе бы герцог и не подумал явить доблестному горцу свою милость.
   Из его уст выражение "доблестный горец" почему-то прозвучало почти как оскорбление.
  - С другой стороны, там, куда мы направляемся, количество вряд ли что-то решит. Хотя в одиночку шансов куда меньше, это да.
  - Получишь ты оружие, не беспокойся, - добавил сэр Лейв, - но и не обольщайся: попробуешь что-нибудь выкинуть - и я выкину тебя сам. С ближайшего утеса. Я слежу за тобой... А воинов у его светлости и впрямь не так много, чтобы ими разбрасываться.
   ...Когда все трое наконец двинулись в путь, казнь во дворе замка успела завершиться. Две повозки, доверху груженые обезглавленными трупами, готовились к отбытию. Горных хищников и стервятников ждало грандиозное пиршество; по дороге кое-что могло перепасть и бездомным городским собакам - способствуя увеличению их числа.

3

   Вместо Тысячи Ступеней трое герцогских посланцев двинулись окольными путями: через горные тропки, узкие и извилистые. Причем, не слишком надежные: очень уж тесно граничили они порой с пропастями... а временами даже обрывались на них. Не исключались и другие неприятности, вроде хищных зверей, птиц или людей.
   Но Леннарт настоял именно на таком варианте маршрута; как объяснил он спутникам, цель их пути находилась отнюдь не в Лесном Краю. Не в этом юго-западном соседе Торнгарда, куда, собственно, и вел единственный Тракт. Карта советника вела на восток от горной страны: туда, где люди не жили уже давно. Обходить же горную страну равниной было, может и несколько безопасней, зато уж точно гораздо дольше.
  - А время дорого, - подчеркнул господин Кольм, - тем более что с нами человек, для которого эти горы - как дом родной.
   Последнее замечание было в некоторой степени справедливым: Йорм Змей действительно неплохо ориентировался среди гор - по крайней мере, заметно лучше, чем Леннарт и сэр Лейв. Другой вопрос, что уж заблудиться-то в этом негостеприимном месте им грозило далеко не в первую очередь. Больше всего все трое опасались, конечно, нападения горцев; для рыцаря и советника к этому страху добавлялись еще и сомнения в благонадежности спутника.
   На чью сторону он встанет, когда запахнет жареным?
   Знай эти двое хоть немного о местных обычаях, они бы и не подумали ждать предательства со стороны Йорма Змея. Постыдного бегства - запросто, ножа в спину при удобном случае - вполне, но только не перехода на сторону бывших соплеменников. Ибо просто подвернувшихся чужаков люди горных кланов могли хоть ограбить, но оставить в живых. Ну или похитить ради выкупа. А вот изгою, пошедшему, вдобавок, в услужение к врагам, подобного снисхождения не полагалось. Только смерть, да еще как можно более жестокая: в назидание другим горцам, особенно молодым. Чтобы страшились участи изгоя и дабы больше ценили родной клан - опору свою и защиту. То, чего изгои и предатели сами лишали себя и по собственной воле.
   Так что встречи с бывшими сородичами Йорм опасался не меньше, а даже больше, чем господин Кольм и сэр Лейв Краснобородый. Однако... повезло: никто из Медведей, Волков или Барсов; вообще ни один человек с огромным топором и одетый в звериные шкуры, на пути их так и не встретился. Более того, первый день прошел вообще без приключений... если не считать ночь, когда на стоянку трех посланцев Торнгарда напали "ледяные духи".
   Не слишком сильные, зато привязчивые и трудноуловимые для оружия, эти создания выглядели как горсть снежных хлопьев и мелких льдинок, брошенная по ветру, но так этим ветром и не развеянная. Раз за разом и непонятно зачем, они налетали на что-нибудь живое, а в случае отпора поспешно отступали... чтобы очень скоро атаковать вновь.
   Когда костер испуганно заметался, а в лицо повеяло непривычным даже для этих мест холодом, ни торнгардский рыцарь, ни господин Кольм даже не поняли что к чему. Они лишь сильнее стали кутаться в свои одежды и пытались как-то заслониться, когда первый из "духов" оказался слишком близко. И только до Йорма сразу дошло, с чем... а, вернее, с кем он имеет дело.
   Схватив в одну руку меч, а в другую - головню из костра, бывший разбойник подскочил на ноги и принялся отмахиваться от холодных ночных гостей. Чем не преминул вызвать недовольство попутчиков.
  - Ты что делаешь, дикарь? - зарычал сэр Лейв, - я предупреждал: задумаешь что-нибудь выкинуть...
  - Вероятно, это какой-нибудь местный ритуал, - предположил Леннарт Кольм... и в следующее мгновение взвизгнул - почти по-бабьи. "Ледяной дух" врезался ему прямо в лицо.
  - Да что вы задницы чешете? - крикнул им Йорм, одновременно делая очередной выпад в сторону противников, - помогите же! Не то к утру эти твари из нас душу выпьют.
   Очередная атака горца-изгоя оказалась успешной: один из "духов" врезался в стальное лезвие и осыпался оземь горсткой снега. Однако до победы было далеко, ибо врагов оказалось слишком много.
  - Про каких тварей ты говоришь, дикарь? - не понял Лейв, - я не вижу здесь никаких...
   Однако видеть рыцарю и не потребовалось: с жутким воем на него обрушились сразу три "ледяных духа". Ударили наотмашь - по лицу, засыпая глаза снегом; ударили так, что доблестный сподвижник герцога Торнгардского, едва успев подняться, снова рухнул на заснеженные камни.
   "Как мешок с дерьмом", - между делом подумалось Йорму.
   Столь лихо разделавшись с рыцарем, "духи" почти сразу потеряли к нему интерес, перекинувшись на Леннарта Кольма. Оружия у того не было, сражаться он не мог и не придумал ничего лучше, кроме как вжаться в землю, укрывшись с головой. И время от времени вскрикивать от боли.
   А удача понемногу начала клониться в сторону Йорма Змея. Еще один "дух" был сражен ловким ударом; другого развеял огонь головни. Все понял и решил не отставать от горца-изгоя и сэр Лейв. Едва придя в себя и поднявшись на ноги он, с криком "за герцога!" бросился на льдистых недругов с двуручным мечом наперевес. Орудуя в воздухе этой стальной громадиной, рыцарь хоть никого и не убил, но зато сумел отогнать "ледяных духов" от господина Кольма.
   Похоже мечи (особенно, двуручные) для этих мест были в диковинку. А может, "духи" просто оценили по достоинству порыв своего врага. Так или иначе, но, отступив перед яростной атакой сэра Лейва, порождения ночи, снега и льда поспешили убраться восвояси. Все - включая и противников Йорма Змея.
  - Ч-что это было? - пролепетал Леннарт, когда понял, что опасность миновала. Его лицо побледнело, сам советник дрожал и испуганно озирался, вглядываясь в ночь.
  - Не "что", а "кто", - поправил его Змей, - жители гор, уроженцы этих мест... такие же как и я. Явно недружелюбные... так ведь мудрый господин Кольм и для них приготовил какую-нибудь цепь... или поводок. Разве нет?
   Леннарт не ответил; от явных колкостей горца он только отмахнулся. А вот сэр Лейв не сдержался и хмыкнул.

4

   День был ясный, солнечный, и спокойный: причем, спокойный не только в смысле погоды. Люди горных кланов по-прежнему не трогали посланцев Торнгарда... да и вообще почему-то перестали попадаться им на глаза. Все более редкими становились даже следы человеческого пребывания - будь то недавно потушенный костер или голова, насаженная на пику.
   В первый день можно было хотя бы вдалеке приметить людское жилище: например, длинный дом или пещеру, дымящую очагом; теперь же ничего подобного не встречалось. Как будто путь, выбранный Леннартом, вел в места, чересчур дикие даже по здешним меркам. Туда, где люди предпочитали не поселяться... и даже забредать старались как можно реже.
   Единственный раз Йорму и Лейву пришлось достать мечи из ножен, когда над горной тропой пролетела птица величиною с медведя. Несмотря на жуткий вид и кривой хищный клюв, пернатая тварь оказалась не слишком агрессивной... а может, просто была недостаточно голодна. Во всяком случае, серьезного вреда она не причинила: лишь попыталась ухватить когтями Лейва, на что рыцарь ответил ударом меча. Удар вышел несмертельным, рана получилась неглубокой, однако он спугнул огромную птицу не хуже, чем брошенный камень - стаю воробьев.
   С каждой новой пройденной лигой склоны гор становились все более пологими, все менее холодными и каменистыми. С все более возрастающим гостеприимством они давали приют деревьям и даже траве: последняя красовалась зеленоватыми пятнами по соседству со скопленьями снега. Наконец, когда солнце начало клониться к закату, впереди показались очертания равнины и леса - зеленого моря взамен ставших уже привычными скал и расщелин. Увидев его, посланцы Торнгарда приободрились и даже немного ускорили шаг.
   Очередной поворот неверной горной тропы вывел на обширное плато, почти свободное от снега и поросшее грубой рыжей травой вперемежку с невысокими кустами. Попадались и обычные для этих мест сосны, но росли они редко и поодиночке.
   Переменчивый ветер донес до путников запах дыма.
  - Странно это как-то, - не удержался от комментария Леннарт, - мы ж вроде удалились от населенной части гор. Что за люди могли обосноваться здесь?
   Желающих поддержать эту беседу не нашлось. Сэр Лейв лишь пожал плечами, полагая любое живое существо, встреченное на пути, прежде всего противником. Вернее, лишним поводом испачкать меч в чужой крови. Иного и не следовало ждать от жителя города, не первый век пребывавшего на осадном положении - и оттого разделившего весь мир на "своих" и врагов.
   Промолчал и Йорм Змей... вот только браваду спутника-рыцаря он отнюдь не разделял. Напротив, запах дыма в этой безлюдной местности заставил горца-изгнанника хотя бы насторожиться. А первый же крупный зверь, встретившийся на плато, мигом превратил осторожность в опасение.
  - Мамонт, - проговорил вполголоса Йорм, едва завидев громадную мохнатую тушу, "украшенную" длинным хоботом и парой бивней. Длиной каждый бивень был с турнирное копье, при условии, если оное копье хорошенько погнуть.
  - Чего ты там бормочешь, дикарь? - недовольно вопрошал Лейв, также опасливо покосившись на мамонта.
  - А то, чтобы вы оба держались от него подальше, - еще менее любезно отвечал Йорм, указывая на зверя рукой, - и вообще, вели себя поосторожней.
  - Правда? - а вот господин Кольм искренне удивился такому предостережению, - я читал об этих зверях... их еще называют мамонтами. Когда-то они обитали на разных землях королевства, но сохранились только на севере.
  - Что еще ты читал? - Змей вновь не отказал себе в удовольствии метнуть в него хоть малую, но шпильку.
  - Что мамонты - не хищники, - уверено и даже с некоторой гордостью заявил советник герцога, - что они питаются травой... иногда древесиной, но не мясом. Не агрессивны, первыми не нападают...
  - Так сидел бы дальше со своими книгами, - усмехнулся Йорм, - зачем было сюда соваться?
  - Мне кажется, ты забываешься... дикарь, - Леннарт обиженно поджал губы, - все-таки, поход возглавляю я...
  - ... а я - единственный из нас троих, кто родился в горах, - перебил его Змей, - и кто успел узнать о них кое-что... да не из книг или слухов. Так вот, я тоже знаю мамонты не хищники - ну и что с того? Опасаться-то нам стоит не их.
  - А кого же? - нахмурился Лейв и одновременно положил руку на эфес меча. Йорм не ответил... не успел; да и необходимость в его ответе очень скоро отпала.
   Неведомая сила несколько раз ударила по плато - судя по звукам, чем-то тяжелым и тупым, вроде дубины или огромного молота. Ударила совсем рядом... а когда путники осмотрелись, источник ударов сразу перестал быть для них неведомым.
   Невдалеке показалось и неуклонно приближалось к троим людям существо, похожее на человека... только рост имевшее примерно вчетверо больший. Удары же оказались не ударами, а лишь топотом его огромных ног.
   Копна грязных волос, почти полностью закрывала существу лицо и плавно переходила в бороду, чем невзначай напомнила Йорму об одном из позавчерашних смертников - с той казни, что должна была лишить жизни и его самого. Одето существо было в звериные шкуры и несло на плече исполинскую палицу, сделанную, как видно, из целого ствола дерева.
   Клинок сэра Лейва так и застрял в ножнах; рядом с таким врагом он смотрелся совсем уж смешно и жалко... как, впрочем, и его хозяин. Еще забавней повел себя Леннарт Кольм: он весь сжался и зачем-то спрятался за спину рыцаря, словно бы это могло его защитить.
  - Будем знакомы: великан, - прошептал горец, обращаясь к спутникам, - хозяин этого мамонта... и не только его, как видно. И... убери свою железку - если не самоубийца.
   Последняя фраза предназначалась Лейву Краснобородому. Тот вполне ожидаемо наградил Йорма испепеляющим взглядом, однако меч убрал. Потому как самоубийцей все-таки не был, равно как и дураком.
  - Горный великан, - господин Кольм не был бы собой, если б упустил хоть одну возможность блеснуть знаниями, - я читал, что они давно вымерли...
  - Ну, этот, если ты не заметил, жив, - последовала новая колкость от Змея, - хоть и встречается редко. Ну а если вы, двое, хотите пережить его, то делайте, что говорят. Не суетитесь, не кричите, не машите железяками; не нападайте первыми... и упаси вас Небо трогать его мамонта. У великанов они за домашний скот.
  - И все? - недоверчиво вопрошал Лейв, и Йорм кивнул, - так что, эта громадина сама не нападет?
  - А зачем ему это? - горец развел руками, - для чего? Съесть он нас может лишь только с большой голодухи, никаких вещей... ценных для великана, у нас нет. Так почему еще? Просто потому, что мы меньше его в несколько раз? Но разве... например, ты, благородный сэр, пинаешь каждую подвернувшуюся собачонку по той же причине?
  - Не пинаю, - рыцарь кивнул, - мне это ни к чему.
  - Вот и великану ни к чему на нас нападать, - подытожил Йорм, - если, конечно, он не злобный безумец. Но даже в этом случае трепыхаться не стоит: мечами от такой махины не отбиться, а убежать не получится - он и бегает побыстрей нашего.
   Нельзя сказать, что советы Йорма пришлись его спутникам по нраву - особенно последнее замечание. Лейв снова потянулся к мечу: без надежды на победу, просто для того чтобы погибнуть непременно с оружием в руках, а не в покорном бездействии. Однако предложить ничего взамен, никакого иного выхода, не смог ни он сам, ни господин Кольм.
   Впрочем, опасенья оказались напрасными: великан не выказывал к троим людям ни тени враждебности. Правда, и доброжелательности с его стороны не последовало; к маленьким гостям в своих владеньях горный исполин отнесся с пренебрежительным равнодушием. Лишь подойдя достаточно близко, он остановился, наклонился и несколько мгновений разглядывал их, опершись на палицу. После чего обернулся к мирно пасущемуся мамонту.
   Как видно, мохнатый зверь не вызвал у великана тревоги. Издав звук, похожий на ворчание медведя, его хозяин вскоре повернул назад - в ту сторону, откуда доносился запах дыма. Три человека проводили великана вздохами облегчения.

5

   Горный хребет надежно защищал равнину от злых северных ветров, целиком принимая их удар на себя. За таким щитом лесу, начинающемуся у подножья хребта, было довольно тепло - особенно в сравнении с суровой и долгой горной зимой. Снег, ставший редкостью еще в предгорье, теперь встречался разве что в виде отдельных грязно-белых пятен... да и то первые несколько лиг.
   При всем том, однако, жары особенной не ощущалось - даже в меховых одеяниях. Виной тому была тень, разом отбрасываемая сотнями и тысячами сосен. Тень и прохлада.
   В лесной тиши не нашлось места ни злосчастным "ледяным духам", ни великанам, ни диковинным зверям и птицам, не говоря уж о головорезах из кланов. Вообще, как уверял господин Кольм, последние люди ушли из этих мест несколько веков назад - когда нынешнее королевство представляло собой лоскутное одеяло из самостийных баронств и вольных поселений. А Торнгард и вовсе не успели еще основать.
   Подобные заверения успокаивали, давая Йорму и Лейву надежду на то, что хотя бы ближайшие дни оружие проведет в ножнах. Особенно их ободряли, разумеется, слова о людях, которых-де встретить практически невозможно. Ибо, во-первых, ничего хорошего от людей в этом диком краю ждать не приходилось, а во-вторых, из всех возможных недругов именно существа на двух ногах слыли наиболее опасными. Потому как обладали разумом.
   И тем тревожней сделалось на душе у путников, когда к концу третьего дня они набрели на остатки костра. И остатки свежие: на фоне бурой земли серое пятно сажи выделялось довольно отчетливо. Не успели сгнить и черные обгоревшие головешки, а косточки, оставшиеся от трапезы, еще не были растащены зверями и птицами.
   Йорм предложил было разведать местность, но спутники восприняли это намерение по-своему. "Сбежать задумал", - молвил ему в ответ Лейв и вызвался на разведку сам. На это Змей с немалым ехидством упрекнул рыцаря, что тот-де оставляет почтенного советника один на один с ним - диким горцем, разбойником, смертником и изгоем. Доверять которому способны лишь простофили да намеренные самоубийцы. Кроме того, а не слишком ли тяжеловат благородный воитель для подобных вылазок - со своим снаряжением и оружием. Не получится ли так, что не рыцарь первым заметит недругов, а недруги рыцаря?..
   На эту ядовитую отповедь сэр Лейв ответил зубовным скрежетом, однако от услышанного не отмахнулся и принял его к сведению. А поскольку ученый из столицы на роль соглядатая годился еще меньше, идея с разведкой сразу же выдохлась. Не переросла во что-то большее, чем намерения.
   А успокаиваться было рано: следующий день пути принес и новую встречу с людскими следами. На сей раз их нашлось два: вновь остатки костра, а также шрам, сделанный ножом на стволе одной из сосен.
   Йорм, который собственно, и обнаружил дерево со шрамом, сразу предположил, что едва ли эта отметина оставлена просто так. Скорее всего, ей подобных в лесу найдется куда больше одной, и сделаны они с вполне определенной целью: дабы легче было искать обратный путь. Из чего, в свою очередь, следовало, что люди, уродующие деревья, наверняка не из местных. А такие же незваные гости, как и они трое.
   Хоть в умозаключении горца и имелся некоторый резон, однако снять тревогу оно было не в состоянии. Более того: беспокойство росло еще и потому, что троим путникам сделалось ясно: наследившие в лесу люди идут примерно одним с ними путем - причем, даже несколько опережая посланцев Торнгарда. И, опасаясь заблудиться, быть обнаруженными они, напротив, совсем не страшатся. Так что, рано или поздно, должна была состояться встреча... и едва ли она обещала быть теплой. Причем, с обеих сторон.
   Встреча произошла - на шестой день пути, когда Леннарт, сэр Лейв и Йорм Змей остановились на привал. И началась она, как и следовало ожидать не с приветствия, а с маленькой арбалетной стрелы, что пролетела совсем рядом с головой Йорма. Бывший разбойник успел отклониться в последний момент, пал на землю... после чего, с кинжалом в зубах, спешно заполз за ближайшее дерево.
   А вот его спутники о подобном и не помышляли. Лейв Краснобородый вообще не придумал ничего лучше, кроме как заслонить спиной господина Кольма. Да еще выкрикнуть в чащу:
  - Я рыцарь его светлости герцога Торнгардского! А кто такие вы и как смеете чинить мне препятствие?
   Новая стрела была ему ответом. Арбалетчик метил в глаз, но сэр Лейв, как видно, предугадал его намерения - и встретил острую летящую смерть клинком, выставленным плашмя. Щитов, надо сказать, рыцарь из Торнгарда не признавал: во-первых, считал их слишком тяжелыми для пешего похода, а во-вторых, полагал, что прятаться настоящему воину не подобает.
  - Не думайте, что сможете избежать гнева его светлости, - изрек он, снова обращаясь к засевшим в лесу врагам.
   А Йорм Змей тем временем, перемещался от дерева к дереву - ползком или короткими перебежками. И не забывал поглядывать вглубь леса: особенно в ту сторону, откуда прилетели стрелы. Внимание невидимых арбалетчиков меж тем полностью сосредоточилось на рыцаре и советнике: в их сторону сделали еще пару выстрелов... и лишь убедившись в их безуспешности, перешли к разговору.
  - Благородный сэр! - голос из леса звучал вроде бы вежливо, но нахально, - мы люди простые и не смеем стоять на пути его светлости... как и верных исполнителей его воли. У нас правило простое: вы отдаете нам свое оружие, доспехи... другие ценные вещи. И идете себе с миром. Нести волю герцога дальше...
   "Разбойники?" - подумал Йорм... однако, подобравшись к противникам поближе, сразу отмел это предположение. На грабителей эти шестеро походили примерно так же, как собака охотничьей породы на бездомную дворнягу. Конические шлемы, кольчуги - хоть, старые, но добротные: у прежних подельников Змея, например, ничего подобного не было и в помине. Кроме того, для шайки, день-деньской орудующей под открытым небом и ночующей где придется, они выглядели недостаточно грязными и неопрятными.
   Ратниками, находящимися на службе у хотя бы какого-нибудь паршивенького барона, шестеро недругов, впрочем, тоже, определенно не были. Очевидно, из-за гербов... а вернее, из-за их отсутствия на одежде.
   "Наемники, - заключил Змей, - не служат никому, кроме своего кармана. Но зачем-то выделываются". Впрочем, бывшему разбойнику было не до размышлений. Неприятельскую сторону он сразу же принялся изучать, выявляя слабые места. И сумел обнаружить не менее двух таковых.
   Во-первых, арбалет обнаружился только у одного из воинов; если убрать его, противник отчасти лишался своих преимуществ. Во-вторых, еще один наемник мог послужить легкой мишенью: судя по серому лицу, дрожащим рукам и затравленному взгляду, был он явно небоеспособен. Ну а если не только вывести из строя арбалетчика, если еще и завладеть его оружием - в таком случае положение группы наемников из выгодного становилось даже угрожающим.
   С такими мыслями и кинжалом наготове бывший разбойник рванулся вперед. И первым перерезал горло противнику с серым лицом - вполне ожидаемо, не сумевшему ничего предпринять. Едва ли бедняга хотя бы распознал в Йорме Змее угрозу.
   Затем, перекатившись по земле, горец оказался рядом с арбалетчиком. Пырнув того в ногу и подхватив арбалет, Йорм выстрелив в того из наемников, кто вел "переговоры" с сэром Лейвом. И при этом зачем-то прокричал: "Торнгард! Торнгард!".
   Стрела угодила наемнику в глаз. Трое оставшихся его подельников мигом соскочили на ноги и двинулись на Змея с мечами наготове. Впрочем, долго оставаться в одиночку перед тремя противниками горцу не пришлось: сэр Лейв услышал его крик и поспешил на помощь с двуручным клинком наперевес.
  - Встреть смерть лицом, - окликнул он ближайшего из наемников. Тот стоял спиной к рыцарю и успел обернуться, прежде чем лишился головы.
   А вот Йорма не волновали ни правила поединка, ни вопросы рыцарской чести, ни прочие условности. Второго из противников, также повернувшегося на голос Лейва, бывший разбойник убил ударом в спину.
  - Расскажи, кто таков и кому служишь, - молвил рыцарь, обращаясь к последнему живому наемнику, - кто послал тебя сюда. Расскажешь - и будешь помилован именем герцога. А не расскажешь...
  - А чего бы не рассказать, - робко произнес тот, потихоньку отступая, - нас послал сюда Совет Баронов Вальденрота...
  - Баронов Вальденрота? - переспросил сэр Лейв, нахмурившись.
   Так уж сложилось, что Лесной Край не имел одного владетеля. Не нашлось, не выделилось такового из числа мелких барончиков, деливших эту землю. В одиночку каждый из них был слишком слаб даже для того чтобы укротить хотя бы пару соседей. Единственно правильным решением при таком раскладе оказалось собраться и договориться; вот бароны Лесного Края и собрались - когда им вконец надоело враждовать.
   В качестве места встречи они выбрали Вальденрот: древний вольный город, не принадлежавший ни одному из баронов. И договорились до того, что такие сборы решили сделать регулярными и обсуждать на них общие для Края вопросы: будь то война, раздел ставшего бесхозным имения или кара для отступника - того из баронов, кто отказался выполнять решения Совета.
  - Да-да, - подтвердил наемник, - добыть одну вещицу...
  - Добыть вещицу? Какую?! - нетерпеливо прикрикнул Лейв.
   Упоминание Лесного Края и его хозяев отнюдь не обрадовало его, и было за что: ведь благодаря удачному расположению (между владениями Торнгарда и прочими землями королевства) Край неплохо наваривался на караванах, шедших в каждую из этих сторон. Ни один из баронов не оставался в обиде, устанавливая пошлину на прохождение даже через пол-лиги своих владений. А в накладе, в итоге, оказывался Торнгард - вынужденный к тому же тратиться и на защиту от горцев. Потому и жил город в бедности, даром при золотых рудниках.
  - Какую? А я вам сейчас покажу, какую, - наемник подошел к телу одного из подельников - того, кто получил стрелу в глаз. Подошел, наклонился, поднял его дорожную сумку и достал рог, покрытый инеем и неведомыми письменами.
  - Рог Мороза! - сразу догадался Лейв Краснобородый... а, догадавшись, не смог удержать язык за зубами.
   В следующее мгновение наемник уже поднес Рог ко рту. Резкий ледяной ветер ударил рыцаря в лицо, сбил с ног и протащил несколько футов по земле.
   А посланник Совета Баронов уже бросился наутек... и наверняка сумел бы удрать, если бы не два "но". Во-первых, вдогонку ринулся Йорм Змей - привычный к морозу, рожденный среди него и, вдобавок, стоявший все-таки в стороне от ветра, что вырвался из Рога. Во-вторых, бегству сильно воспрепятствовали корни одного из деревьев, выступавшие из-под земли. О них-то и запнулся наемник, упал... а когда приподнял голову, кинжал бывшего разбойника уже смотрел ему в лицо.
  - Забудь, что говорил тебе этот бронированный простофиля, - процедил сквозь зубы Йорм, - у меня свои условия: ответишь на один вопрос и... умрешь быстро. Легко и без лишней боли.
  - Что за вопрос? - обреченно спросил наемник.
  - Один из ваших был явно не в себе, - начал Змей, - тогда, во время битвы. Скажи: с ним это случилось... из-за Рога?
  - Да... то есть, не совсем, - ответ не заставил себя ждать, - из-за того подземелья, откуда мы достали Рог. Нехорошее это место: проклятое... а может, просто, зараженное. Хорошо, мы... как почувствовали неладное, его одного вглубь послали.
  - Подземелье, значит, - пробормотал Йорм, покончив с наемником, - проклятое...
   И подумал, что вновь придется изменить долгу. Ускользнув от смертельной угрозы - в очередной раз.
  - Так вот для чего я вам понадобился, - бывший разбойник усмехнулся, порадовавшись догадке и везенью, - нет уж, господин Кольм... и ваша светлость. Лезьте в проклятое подземелье, за вашими древними игрушками - без меня.
   Йорм огляделся; убедился, что никто не следит за ним и не будет преследовать. Вспомнил, что и некому-то преследовать, по большому счету: не обмороженному же рыцарю или столичному дохляку-книгочею. И не спеша двинулся вглубь леса, прихватив с собой Рог. Сочтя, что такое оружие лишним не будет.

6

   Леннарт Кольм не знал, радоваться ему или впасть в отчаяние.
   Поводов хватало с обеих сторон: во-первых, смекалка Йорма помогла советнику уцелеть, пережить нападение, невзирая на превосходство противника. Во-вторых, даже своим нападением на людей герцога, наемники из Лесного Края, сами того не подозревая, сыграли на руку Храму. Ибо именно с Вальденрота, по замыслу Старших, должен был начаться великий поход Оттара Железной Перчатки: во славу Кроворукого... и за короной, не так давно павшей в грязь. И вот теперь его светлость получил еще и отличный повод к войне - причем именно с Вальденротом.
   Оборотная сторона заключалась в том, что стычка с наемниками лишила Леннарта охраны. Мало того что проклятый горец улучил момент и удрал, найдя, к тому же благовидный предлог - погоню за последним из противников. Вдобавок и сэр Лейв был не жилец... и, уж тем более, не боец, что волновало господина Кольма гораздо больше.
   По неопытности беглый наемник не рассчитал силу древнего магического оружия... а, может, просто поторопился. Так или иначе, порыва ледяного ветра, порожденного Рогом Мороза, хватило бы на десяток таких противников как торнгардский рыцарь. Хватило бы... чтобы раскидать и обратить их в бегство; в случае же с Лейвом ветер оказался слишком силен. Лицо рыцаря, на которое и пришелся основной удар, сперва обледенело, а когда оттаяло, превратилось в бесформенное и кровавое месиво. Лейв ослеп, с трудом говорил и даже шевелился кое-как - магический ветер швырнул его оземь, превратив тело в мешок с костями.
   Помочь рыцарю Леннарт Кольм мог лишь в одном: побыстрее завершить его агонию - о чем Лейв очень скоро и попросил. Леннарт не стал возражать... а напоследок узнал о причастности Вальденрота. Равно как и о Роге Мороза, который теперь уж точно достанется не ему.
   Казалось бы, миссия пошла прахом: продолжать ее в одиночку столичный "книжный червь" был не в силах. Вдобавок, один из предметов поиска буквально протек у него сквозь пальцы. Однако Леннарт и не думал отступать: в конце концов, большая часть пути пройдена и поворачивать назад было если и безопасней, то не намного.
   Собственно, обстоятельства сложились так, что неизбежно требовали от Кольма всего двух вещей. Во-первых, ему следовало умерить аппетиты, сосредоточившись на главном - на добывании Руны Власти. Позволить себе большего советник уже не мог. Во-вторых, Леннарту пришлось срочно отбросить ставшую привычной маску тихого грамотея из столицы. И вновь стать адептом Храма Крови: вспомнить кое-что, доступное лишь последователю темного культа, вспомнить... и воспользоваться оным.
   Едва зашло солнце, господин Кольм приступил к ритуалу. Взяв кинжал одного из мертвых наемников, он вычертил на земле огромную фигуру, по форме похожую на звезду с множеством лучей. Но только похожую, ибо состояла эта фигура целиком из прямых линий, пересекавшихся между собой причудливым образом. Леннарт тщательно выводил каждый отрезок и одновременно старался, чтобы лучи "звезды" не были направлены на росшие вокруг деревья и уж тем более не пересекались с ними. Выполнить все условия оказалось донельзя трудно - особенно для Кольма, не проводившего этот ритуал вот уже несколько зим.
   Когда со "звездой" было покончено, уставший и вспотевший Леннарт перешел к следующему этапу. Он перетащил трупы пяти наемников и сэра Лейва на фигуру, уложив каждого вдоль лучей и головой к центру. Затем наступил черед самого Зова - со стороны выглядевшего как вой, вопли и безумные пляски.
   Если бы на поляну случайно заглянул кто-то из столичных знакомых господина Кольма или хотя бы его светлость герцог Торнгардский - они бы не узнали этого человека, коего привыкли считать тихоней и книжным червем. Леннарт то как исступленный носился вокруг "звезды", то катался по земле, то нечленораздельно визжал или изрыгал поток самых грязных ругательств. Жутко? Неприлично? Но иначе нельзя было с теми, кого призывал советник-адепт.
   "Демоны", "нечисть", "темные духи", "вселенцы" - так, по-разному, в народе прозвали эти сущности, прислуживавшие Темным Владыкам... и всегда готовые прийти на помощь их поклонникам. Готовые-то готовые, да только попасть в мир людей они могли всего одним способом: вселившись в человеческие тела. Истории же про чудовищные отродья Тьмы, вылезающие из-под земли и разоряющие мирные селения, пожирающие детей и насилующие женщин были не более чем застольными байками. Ну или бредовыми виденьями, во сне или наяву приходящими опять же после долгого застолья.
   Леннарт потратил не меньше часа, прежде чем из центра ритуальной фигуры потянуло жаром, липким и душным, и запахло сразу гарью и нечистотами. Затем трупы понемногу зашевелились, начали подниматься с земли. А когда поднялись - уставились на господина Кольма глазницами, горящими кровавым огнем.
  - Мы пришли и ждем приказов, - низким голосом протянул тот, чье тело еще сегодня принадлежало Лейву Краснобородому.
   Леннарт Кольм радостно и торжествующе потер руки.
  - К оружию... моя гвардия, - пропел он не менее радостным голосом.
   Несмотря на усталость, советник выкроил себе не больше часа на отдых, после чего двинулся путь. Такая спешка объяснялась просто: Леннарт стремился добраться до руин затемно - так, чтобы не разгуливать со своим эскортом при свете дня. Не то чтобы солнце представляло для демонов серьезную опасность: во всяком случае, ни в камень, ни в прах от него они бы не обратились. Другой вопрос, что в солнечном тепле трупы-носители стали бы разлагаться быстрее, а находиться подле гниющей мертвечины Леннарту было как-то не по нраву. Не говоря уж о том, что на боеспособности гниение сказывается далеко не лучшим образом.
   Но как ни спешил господин Кольм, а достичь древнего города за остаток ночи ему не удалось. Сказалась усталость... а также медлительность самих демонов. Очень уж не повезло им с телами - изрядно поврежденными перед их... так скажем, освобождением. Впрочем, следующий день выдался ветреным, пасмурным и довольно прохладным, так что состояние истлевающего воинства оставалось вполне терпимым.
   Успешно прошла и проба на владение оружием: когда одним из демонов заинтересовалась ворона, падкая до мертвечины. Ничуть не смутившись тому, что любимое блюдо научилось ходить, птица нацелилась на голову демона... и была разрублена мечом: на подлете, надвое да столь быстро, что Леннарт даже охнул от удивления.
  - Молодец, - одобрительно молвил он. А еще порадовался, что прибывшие на Зов охранники только с виду казались неуклюжими.
   Демон в ответ нечленораздельно хрюкнул.
   Насчет приближения к городу господин Кольм догадался по остаткам стен - каменным и заросшим мхом. Этих остатков становилось все больше, они торчали из лесной земли словно исполинские чудовищные грибы, а располагались настолько случайно, что Леннарту пришлось почаще смотреть на карту.
   Чем дальше они продвигались, тем солиднее смотрелись развалины: выше, чище. Ближе к центру они образовывали уже целый лабиринт, стены которого сохранились совсем неплохо. Мха на них почти не было, можно было разглядеть каменную кладку, а иногда - даже древние письмена и рисунки.
   Лабиринт петлял и изгибался; письмена на стенах становились все более четкими, а привычные звуки леса постепенно сменились какими-то незнакомыми шорохами и скрипами - доносившимися, казалось, из-за ближайшего поворота. Незаметно исчезла и земля под ногами: ее заменил пол, выложенный щербатыми, позеленевшими от времени, каменными плитами.
   Стены лабиринта обступали все теснее - и тем меньше света проникало сюда извне. В какой-то момент Леннарт даже вынужден был сделать небольшую остановку, чтоб зажечь факел. И вовремя: через пару поворотов его ждала широкая каменная лестница, уходящая вниз. В темнеющую глубину.

7

   С первым из местных обитателей господин Кольм и отряд демонов столкнулись уже за лестницей: в длинном коридоре со сводчатым потолком и стенами, украшенными барельефом. Существо размером с человека выскочило прямо навстречу пришельцам, гоня перед собой собственные же визгливые вопли.
   Демоны были наготове и неожиданное препятствие в виде визгливого ублюдка зарубили почти сразу - умело и с каким-то нечеловеческим наслаждением. Не иначе как хотели угодить своему Владыке. Довольным остался и Леннарт, оценив преимущество от служения именно Кроворукому. Помощь которого пришлась так кстати.
   Ну а в противном случае... Принадлежи господин Кольм, например, к Храму Тлена, на его Зов явились бы совершенно безмозглые мертвяки, что передвигаются на ощупь, а уж смердят-то даже больше, чем полагается. Поклонника Ненасытного могла ждать свита из не менее безмозглых тварей: буйных, норовящих сломать или сожрать все в пределах своей досягаемости. А уж каким нравом должны были обладать посланцы Искусителя, Леннарт страшился даже представить. И только от Кроворукого можно было получить ровно то, что как раз и требовалось Кольму: настоящих убийц, умелых и жестоких. Да, вдобавок, покорных воле призвавшего - ведь только ему по силам было вернуть их обратно.
   Свет факела случайно попал на зарубленную тварь; на ее голову, похожую на голову летучей мыши... но с лицом почти человеческим, только серым как пыль. В старинных книгах эти существа именовались Порчеными.
   Леннарт хмыкнул - невзначай вспомнив кое-что, утаенное им и от Лейва с Йормом и даже от его светлости.
   Да, древний народ, оставивший эти руины и впрямь был велик и могущественен - причем настолько, что любой король или полководец последних веков не смел даже мечтать. Другой вопрос, на чем именно держалось это могущество; на каких силах... и к чему в итоге привело своих владельцев.
   Да, вся жизнь древних была пронизана магией, наголову превосходившей потуги нынешних чародеев. Но кое в чем последние превосходили-таки могущественных предтеч: например, в понимании, сколь опасны бездумные игры с потусторонними силами. Особенно с силами... так сказать, определенного рода.
   Теперь эта простая истина доступна каждому - от мудреца до пастуха. И не случайно время от времени вся волшба в королевстве скопом объявлялась под запретом, для нарушителей которого не требовалась даже плаха. Не требовалась потому, что учинять расправу над обнаруженной ведьмой или колдуном неплохо получалось и у простых людей: соседей, односельчан, просто неравнодушных.
   С общими предками горцев и Порченых ничего подобного не происходило - напротив, они припали к источнику силы с жадностью голодных зверей и напитались магией настолько... что ею и отравились. Иначе и быть не могло - если черпать силу там, куда даже адепты темных культов заглядывают с опаской и мерами предосторожности.
   Так и возникло это подземелье: когда сливки общества древних устремились вглубь земли, стараясь быть как можно ближе к источнику силы, больше испытывать его влияние. Переселяясь под землю, знать понемногу теряла связь и с народом, и с внешним миром; впадала в безумие и вырождалась. А в конце концов и вовсе не утратила людской облик - превратившись в тех, кого ныне называют Порчеными.
   А великий город тем временем вымирал, пустел и разрушался. Оставшихся его жителей до поры до времени удерживала Руна Власти, но со смертью последнего ее хранителя порвалась и эта цепь. Те, кто еще обитал на руинах города, ушли в горы, где и обитают до сих пор.
   Однако присутствие Тьмы никуда не делось, и именно на нижних ярусах подземелья оно было наибольшим. И именно туда древние поместили свои магические изделия в надежде сделать их сильнее.
   Там, в глубине, отравил свою душу и потерял разум один из наемников Вальденрота; туда же Леннарт надеялся отправить ныне покинувших его спутников: горца-смертника и недалекого рыцаря, преданного герцогу до самоотречения. Отправить за Рогом и Диадемой; в то время как за Руной Власти он в любом случае намеревался отправиться сам. И не только потому, что не мог доверить ее никому больше - вдобавок, господин Кольм был почти уверен: уж ему-то, как последователю Тьмы, даже на нижних ярусах ничего серьезного не грозит. Ведь ни к чему же Темным Владыкам мешать одному из своих верных подручных.
   Спустя некоторое время коридор сменился чередой лестниц и каменных площадок, чуть ли не на каждой из которых встречались небольшие группки Порченых. Вздыхая, Леннарт пропускал вперед демонов и наблюдал, как те расправляются с очередной помехой.
   Лестницы вились вокруг огромного столба; вились, пока не закончились - приведя советника и его подгнившую рать в огромный зал с куполообразным потолком. Впрочем, разглядеть последний Леннарт не смог из-за темноты... а также из-за высоты оного. Зато советнику не составило труда заметить, кто ждал его в этом зале.
   Сверху на незваных гостей взирали сотни горящих глаз: множество Порченых висело под потолком подобно огромным летучим мышам. Завидев (а может и учуяв) чужака, все это полчище с визгом устремилось вниз - цепляясь за стены или просто пикируя на пол... но при этом не расшибаясь. Для самых шустрых из подземных обитателей бой кончился почти мгновенно: демоны были начеку и изрубили авангард Порченых в капусту.
   Выглядывая из-за спин посланцев Кроворукого, Леннарт изо всех сил всматривался в обстановку зала. Он понимал: отбиться от такого множества Порченых не под силу даже демонам, и все, на что приходилось рассчитывать советнику - это выиграть время, дабы преодолеть остаток пути.
   Но вначале следовало определиться с этим остатком, ибо именно на этом месте составители карт допустили неясность. Определиться и прорваться... а за обратную дорогу господин Кольм мог не беспокоиться. Если Руна Власти окажется в руках советника, Порченые не посмеют его и пальцем тронуть. А горцы так и вовсе придут на помощь - подчинившись призыву хранителя Руны не хуже чем демоны подчинились Зову.
   Неверный свет факела выхватывал из темноты разные детали убранства зала: колонны, несколько дверных проемов вдоль стен... Порченые между тем наседали с все возрастающей яростью, а демоны из последних сил сдерживали их натиск.
   Затем Леннарт обратил взгляд к полу... и едва не вскрикнул, восхищенный своею же догадкой. На полу зала была изображена фигура, формой похожая на звезду с множеством лучей; фигура вроде той, что он сам намедни рисовал в лесу.
  - Эй, вы, дуболомы, - крикнул Леннарт воодушевленно, - пробейте-ка мне дорогу... к середине зала!
   Бодро рыкнув, посланцы Кроворукого разом рванули вперед, раскидывая ближайших противников. Из просто группы человекоподобных созданий они превратились, скорее, в диковинный механизм, рубящий и режущий все вокруг. Господин Кольм едва поспевал за ними, в то время как Порченые усилили натиск.
   ...к тому времени, когда Леннарт, наконец, добрался до центра фигуры, отряд демонов окончательно скрылся под массой серых тел. Порченые уже не сражались - они рвали врагов на куски; терзали тех, кто и так уже был мертв. Но к счастью для советника, в своих догадках он не ошибся: стоило ступить на пятачок в центре зала, как пол под ногами ушел вниз, унося человека в темный и глубокий колодец. Где-то наверху бесновались Порченые, но Леннарту Кольму уже не было до них никакого дела.
   Дальше снова был коридор - только извилистый и какой-то странный. Здесь никто не нападал... однако и просто находиться в нем было не очень приятно. Между стенами клубился туман, невесть откуда взявшийся; каменная кладка сочилась темно-красной жидкостью, похожей на кровь.
   За одним из поворотов Леннарт натолкнулся на покойника: лежалый труп валялся на полу и как раз служил пиршественной залой для полчищ червей. Их трапезу господин Кольм, сам того не желая, смог разглядеть отчетливо, во многих подробностях. Еще в одном месте проход внезапно попросту исчез: его закрыли корни деревьев, мгновенно выросшие прямо с потолка. Пришлось обходить... и, опять же, почаще смотреть на карту.
   Скрежет и шорохи, слышанные Леннартом еще наверху, настигли советника и здесь - причем, звучали они теперь куда громче и отвратительнее. Впрочем, на них-то господин Кольм уже не обращал внимания. Привык. И все равно чувствовал напряжение ровно до тех пор, пока не достиг цели пути: массивной позолоченной двери.
   Переведя дух, Леннарт толкнул дверь; та поддалась, на удивление, легко. Советник осторожно переступил порог... и в глаза ему ударил свет: не магический; самый обыкновенный свет солнца, что висело в ясном небе над зелеными лугами.
   Моргая и не веря глазам, Леннарт Кольм взирал на траву лугов, на лесистые холмы вдалеке; на стадо мирно пасущихся коров и на небольшую речку, которую можно было пройти вброд. А еще - на избы под соломенными крышами: где-то среди них находился и дом его детства. Именно таким Леннарту запомнилось это место. И оно не изменилось с той поры...
   Трава под ногами была мягкой и сочной - как и обычно в середине лета. Потрясенный Леннарт сделал по ней несколько робких шагов: мелких, почти стариковских. Вздохнул полной грудью, впуская в себя свежий деревенский воздух... а затем рассержено бросил:
  - Да нет уже его, отчего дома! Не-ту! Как и родителей... И места этого больше нет... вернее, место есть, но выглядит-то наверняка по-другому. Столько ж зим прошло.
   Высказав все, что он думает о столь бездарной иллюзии, советник торопливо зашагал к столбу для указателей, стоявшему неподалеку.
  - Эх, вы, - ворчал Леннарт, обращаясь не то к мороку подземелья, не то даже к самим Темным Владыкам, - не могли придумать ничего лучше?
   Предчувствия не обманули: на одной из дощечек-указателей он нашел ровно то, что искал - диковинный символ, вырезанный прямо ножом по дереву. Нашел, коснулся его ладонью, и рисунок вспыхнул белым холодным светом.
   Затем исчезло видение луга, деревни и столба; Леннарт снова был в подземелье... точнее, в небольшой пустой комнате. И только Руна Власти осталась с ним; она сияла, выведенная на одной из плиток, коими были выложены стены комнаты. Леннарт нажал на плитку - и она отошла, сама легла в его руку.
   "А вот интересно, - подумал советник ни с того ни с сего, - какую же ловушку-видение духи этого места уготовили... ну хотя бы для вальденротского наемника? Наверное, ему подсунули всех людей, убитых им ради денег. И уж они-то отыгрались... хе-хе.
   Все-таки совесть - страшная сила. Против любого... кроме адепта темного культа. Против адепта и впрямь... разве что картинки из детства могли сработать... и то необязательно".
   Положив плитку-руну за пазуху, Леннарт двинулся в обратный путь.
   "А ведь я едва не проговорился, - вспомнил он по дороге, - о своих планах... когда речь зашла о цепи и поводке. Хорошо, дикарь не понял, а ведь разница проста как краюха хлеба. На цепь зверя сажают, чтобы удержать его, чтобы он никуда не убежал... зараза, а на поводок - наоборот. Чтоб он пошел... но ровно туда, куда велят".
  

ИНТЕРЛЮДИЯ

Сошла лавина с гор

   На последней паре лиг Густаву пришлось спешиться: конь просто не выдержал столь долгой и непрерывной скачки. Он вообще-то не был приучен ни к чему подобному, будучи лишь простым деревенским конягой - из тех, кого обычно запрягают в телегу или плуг. А не гонят во весь опор, неустанно помыкая и не давая ни мгновенья продыху. Добро, хоть сколько-нибудь промчал, а не сразу пал, с непривычки-то...
   Поняв, что большего от коня не добиться, Густав бросил его у обочины. Остаток пути он преодолел на своих двоих: рывками, срезая дорогу, продираясь через кусты и спотыкаясь о корни деревьев. А заодно кляня на чем свет стоит владетеля родного поселка, коего угораздило уехать в Вальденрот, на очередной Совет. И ни раньше ни позже, а именно в тот злосчастный день, когда понадобилась его помощь.
   Справедливости ради, нельзя было сказать, что беда, пришедшая к односельчанам Густава, стала для них неожиданностью. Отнюдь. Уж чего-чего, а насмотреться на заснеженные вершины гор, возвышавшихся над родными соснами, те за жизнь свою успели... как и отведать плодов соседства с этой красотой.
   Не проходило и года, чтобы в Лесной Край не наведывались незваные гости с северных гор - такие же суровые, как тамошняя зима и столь же охочие до чужих жизней. Торнгардцы бежали от герцогского гнета; непокорные дикие горцы совершали вылазки за провизией, ценными вещами... а временами и просто ради утоления собственного буйства. Причем, разрушить, сломать и испортить люди горных кланов стремились несоизмеримо больше, чем в итоге уносили с собой. Наконец, под сенью здешних лесов пытались укрыться разбойничьи шайки, состоявшие как из горцев, так и из отщепенцев Торнгарда. Все, чего хотели они - это найти приют, спрятаться, отсидеться; избежать заслуженной кары, после чего вновь вернуться к своему кровавому промыслу.
   У всего этого пришлого люда имелось нечто общее: и те, и другие, и третьи, спускаясь с гор, попадали словно бы в другой мир. В мир куда более добрый: где солнце способно греть, а не просто висеть в небе холодным светлым кругляшом; где ветер не бьет в лицо, а лишь слегка прикасается. И где под ногами все чаще мягкая трава, а не жесткий камень, а первый попавшийся человек почти наверняка не умеет держать меч - ибо зарабатывает на жизнь не чужой кровью, а собственным потом.
   Оказавшись в непривычно мирном для себя, почти идиллическом Лесном Краю, пришельцы с гор вели себя подобно голодному волку, имевшему счастье проникнуть в теплый хлев. Вернее, пытались вести: до покорности домашнего скота местным жителям было все-таки далеко. В предгорных лесах чужаков ждали Тени Леса - разведчики и следопыты, в своей жизни научившиеся двум вещам: надежно прятаться и метко стрелять. Пара стрел из-за деревьев доходчиво напоминали пришлому отребью, кто в этих местах охотник, а кто едва тянет на падальщика.
   Нелегко приходилось и тем, кому посчастливилось избежать подобной встречи. Даже самый отъявленный негодяй не был шибко хорош против двух десятков крестьян с топорами и вилами. Один такой смельчак до сих пор "украшает" собою дерево в лиге от поселка Густава... На легкую добычу рассчитывать не приходилось тем более: не случайно чуть ли не каждое селение в прилегающих к горам землях было окружено частоколом или земляным валом. И поселок, в котором жил Густав, отнюдь не стал исключением.
   Только вот на сей раз к нему пожаловал целый отряд: с полсотни дикарей, одетых в звериные шкуры и шапки, сделанные из медвежьих голов. С топорами... а кое-кто даже с мечами, не иначе как отбитыми у людей герцога Торнгардского. И с боевым кличем, более похожим на рев дикого зверя - на устах.
   Односельчане Густава оказались тоже не робкого десятка, даром что мужчин в поселке находилось меньше, чем чужаков. Враз захлопнулись ворота, частокол встал стеной на пути горцев, а самые ретивые из них очень скоро полегли наземь, проткнутые стрелами. Живя недалеко от леса, односельчане Густава пробавлялись не одним лишь крестьянским трудом - не чурались они и охоты. Благодаря чему умели обращаться с луками... а еще знали: стрелой, способной убить медведя, человека отправить к демонам тем более можно.
   Получив столь холодный прием, горцы тотчас же сдали назад... однако не убрались восвояси, как надеялись жители поселка. Вместо этого они встали лагерем на ближайшем лугу; злость же и досаду от безуспешной атаки решили выместить на мальчишке-пастухе. Его, не успевшего бежать под защиту частокола, резали живьем - долго, на виду у односельчан. Кто-то, не выдержав, выпустил стрелу в сторону диких мучителей... однако не попал, а только рассмешил их.
   Зато с овечьим стадом, доверенным несчастному мальчишке, горцы обошлись куда более разумно. Сами не держа скота и живя в основном охотой, они, как видно, все же понимали, для чего эти овцы нужны. Во всяком случае забивать их разом люди в шкурах не стали: предпочли заколоть лишь нескольких животных, дабы тут же зажарить их на вертелах. Всех же прочих оставили пастись как ни в чем не бывало.
   Ближе к вечеру импровизированный дикарский пир набрал обороты: к жареному мясу вскоре примкнуло невесть откуда взявшееся пиво. Захмелевшие горцы плясали у костра, орали песни, дрались между собой; некоторые просто слонялись по округе. Никто из них явно ничего не боялся, ни о чем не волновался и никуда не спешил. А когда, уже на закате, к стоянке чужаков пожаловали их женщины с детьми, до жителей поселка окончательно дошло: ненавистные горцы пожаловали сюда надолго. Словно бы знали, что владетель этих земель - в отъезде.
  - Не иначе как переселиться к нам вздумали, - первым озвучил эту мысль, зародившуюся в умах односельчан, поселковый староста, - совсем, видать, на севере худо стало. Невтерпеж. А мы... сами понимаете: лишние здесь. Под ногами путаемся только - как мыши в горнице.
  - Ха! Мыши! - выкрикнул кто-то из крестьян, молодой и горячий, - да пусть только сунуться! Попробуют только - узнают, какие мыши!
  - А им нет нужды пробовать, - строго парировал староста, - им проще подождать... и не так уж много. Ровно до тех пор, пока мы не съедим все, что попрятано у нас амбарах да погребах. Скот, считайте, мы уже потеряли и урожай, к сожалению, тоже. А заодно и соседние деревни, с которыми мы торговали да обменивались. Рано или поздно нам придется высунуть из-за частокола нос... вот тогда нами и займутся. Так что, для начала, умерьте свой пыл: дольше проживете.
  - Скоро они налижутся в край и завалятся спать, - заявила в ответ молодая охотница по имени Ула, - тогда мне хватит дюжины крепких ребят, чтобы вырезать всю стоянку.
   Глаза охотницы при этом сверкнули воинственным блеском, а голос звучал столь твердо и убедительно, что ее затея пришлась односельчанам по нраву. Только вот никто из дюжины крепких ребят домой так и не вернулся; зато каждый из них перед смертью успел узнать немало нового. Что горцы даже спят, не выпуская оружия из рук, что их женщины, если нужно, бьются на равных с мужчинами, и что клан Медведей не щадит никого - особенно тех, кто покусился на его покой и на жизни его людей.
   Впрочем, храбрым парням в некотором смысле даже повезло: их просто зарубили и закололи. А вот над Улой напоследок надругалось не меньше десятка дикарей; едва ли кто-то из односельчан не слышал ее криков.
   Ближе к утру, когда лагерь затих вновь, староста нашел, как ему показалось, выход. Он предложил отправить вестника в Вальденрот, где бароны Лесного Края в очередной раз собрались на Совет. Отправить вестника - чтобы тот попросил помощи, и Густав, как опытный наездник, сам вызвался на эту роль.
   Ворота поселка открылись всего на пару мгновений - только для того чтобы выпустить одного коня с Густавом в седле. Тот промчался через луг, мимо сонного лагеря горцев, славших вслед ему проклятья и потрясавших топорами.
   И он добрался до Вальденрота, даром что загнал по пути коня. Успел увидеть стены и башни древнего города - из-за леса, по которому срезал путь. А заодно понял напоследок, что никакой помощи отсюда его родному поселку не будет.
   Густав видел людей: множество людей, одетых как в шкуры, подобно осадившим поселок горцам - так и в латы или кольчуги. Видел факелы на стенах; требушеты, исполинской деревянной рукой швыряющие в их сторону камни; таран, бьющий в огромные, окованные железом ворота. Видел рой стрел, жалящих стену города и выкашивающих его защитников... а еще стяг: полотнище, синее как полынья, а на нем - черное копье, причудливо изогнутое, словно молния. Знамя герцога Торнгардского!
   "Так это был не набег", - сообразил Густав, имея в виду приход горного клана к поселку. А следом вспомнил то самое слово, что лучше всего отражало происходящее.
   Война...
  - Это ж... война! - успело сорваться с губ Густава, прежде чем его самого сразила чья-то стрела или копье.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Заклинательница Ветров

1

   Могущественные чародеи, что парой слов и мановением руки способны рушить города и повергать полчища врагов... Красивый образ: самое то для легенды или баллады.
   А в жизни, увы, все не так просто. И одного удара мечом или единственной метко пущенной стрелы бывает достаточно, чтобы оборвать жизнь даже могущественного чародея. Особенно если чародей этот одинок, а у противников нет недостатка ни в стрелах, ни в разящей стали.
   Не получилось ни легенды ни баллады и из штурма Храма Стихий. Его Верховный Заклинатель встретил врагов стенами огня, обрушивал им на головы ливни и молнии, взрывал землю под ногами... но отразить сумел только первый натиск. И остался лежать на ступенях Храма, залитых собственной кровью - в то время как грубые дикари хлынули внутрь. Грубые невежественные дикари, сильные лишь числом и неожиданно осмелевшие...
   Кого-то из заклинателей зарубили сразу и без боя: к самой возможности проникновения в Храм чужаков те оказались не готовы. Еще кто-то пытался сопротивляться... только вот проку от этих попыток оказалось даже меньше, чем от последнего боя Верховного Заклинателя. Храбрые одиночки ненадолго пережили покорных собратьев.
   Ну а более всего Шейле Заклинательнице Ветров было жалко учеников - один из которых, кстати, был закреплен и за ней самой. Вот уж кто и вправду не имел ни шанса на спасение: ученики, эти бывшие крестьянские дети, что открыли в себе дар управления стихиями и были приведены к крыльцу Храма родителями - одновременно гордыми и опасливыми. Умения у таких подкидышей не было ни на грош, зато детские души переполняла гордость за собственную исключительность. Более легкой и удобной добычи трудно себе и представить!
   Сама Шейла не стала тратить время ни на сопротивление (безнадежное), ни на мольбы о милосердии (тщетные), ни, тем паче, на спасение чужих жизней. Драгоценные минуты требовались самой Заклинательнице Ветров - и были потрачены с наибольшей для нее пользой. Храм Шейла покинула через потайной подземный ход, о котором ее собратья, как видно, забыли... а сама девушка помнила. Причем, узнала о нем еще в ученичестве.
   Уже тогда последнее поколение заклинателей казалось ей тяжело больным... беспечностью. А также самоуверенностью на грани безрассудства. Достаточно сказать, что Храм, некогда основанный нарочито вдали от людских поселений, не спешил менять расположение и теперь, когда поселения эти оказались от него гораздо ближе. Заклинатели запросто якшались с крестьянами, забредали на деревенские ярмарки и праздники, и добро хоть в тавернах мастерство свое не пропивали. "А чего бояться-то, - читалось на их лицах, - не этих же бедных простаков".
   И такими же "бедными простаками" обитатели Храма увидели целую ораву горцев, пожаловавших к его крыльцу. Недуг беспечности, поразивший заклинателей, оказался еще и смертельным.
   "Не беспокойтесь, я отгоню их", - были последние слова Верховного.
   А что теперь: когда Храм целиком во власти ублюдков, одетых в звериные шкуры? И когда от общины довольно могущественных и вполне себе чародеев осталась одна лишь Заклинательница Ветров?
   Ответа на этот вопрос Шейла не знала. И, более того, какое-то время она и вовсе не думала ни о чем, просто тихо радуясь своему спасению. Но даже когда радость прошла, а этот, самый главный, вопрос встал перед девушкой во весь рост, Шейла лишь растерялась. Чувство облегчения разом сменилось отчаянием и оторопью: Заклинательница Ветров наконец поняла, что все произошедшее в этот злополучный день - навсегда, и что возврата к прежней жизни ей ждать не стоит.
   А значит - не бывать больше храмовой идиллии с неспешным постижением тайн мироздания, терпеливыми занятиями с единственным учеником и мудрыми наставлениями старших собратьев. И молчаливо размышлять, любуясь природой Лесного Края девушке тоже больше не придется. Новая веха в жизни превратила Шейлу в бродяжку, вынуждая самой заботиться о крове и пропитании. А также о многом другом, различавшем жизни чародея и бедного простака. О многом... о чем Заклинательница Ветров пока не успела и подумать. Зато прочувствовала свое положение изрядно.
   Мимо нее проносились какие-то всадники, брели группки крестьян со своим нехитрым скарбом, но Шейла даже не оглядывалась в их сторону. Просто молча шла себе вдоль дороги, подобно муравью, ползущему по подставленной соломинке. Воспряла духом Заклинательница Ветров, лишь когда добралась до ближайшей деревни - и совсем не добрые чувства послужили тому причиной. Совершенно наоборот.
   Деревня горела; Шейла догадалась о том даже раньше, чем достигла ближайшего из дворов. Еще за лигу девушка заметила дым - слишком густой, чтобы перепутать его с безобидным собратом из печи. Впрочем, подойдя поближе, Заклинательница Ветров поняла, что горел покамест всего один дом - да и тот не успел еще превратиться в огромный факел.
   Но главное: в деревне Шейла снова встретила их - диких горцев в одежде из звериных шкур. Немного, едва ли десяток... однако ж вполне достаточно, чтобы навести страху на мирных крестьян. На этих мирных землепашцев из небольшой деревушки.
   Впрочем, чувства последних Заклинательнице Ветров были безразличны. Вместе с давешними врагами в несчастной деревне Шейла, сама того не ожидая, нашла себе цель. Именно так - новую цель в своей рухнувшей жизни: месть тем, кто напал на Храм Стихий. Необязательно конкретным людям: своими врагами девушка видела все это горное племя, столь же дикое и холодное, как сама его родина.
   "Цель открывает путь, а путь освобождает силу", - говорил когда-то Шейле ее наставник. Что ж, хоть он и покинул уже мир живых, хоть и погиб бесславно, разделив судьбу недалеких собратьев - однако изречение это само по себе оказалось не столь уж далеким от истины. Во всяком случае, чтобы согнать с Заклинательницы Ветров обреченную вялость, развеять туман в ее голове и придать сил, жажды мщенья оказалось более чем достаточно.
   И Шейла не стала медлить с утолением этой жажды.
   Поначалу на небогато одетую девушку, появившуюся на единственной улице деревни, не обратили внимания ни горцы, ни их жертвы - крестьяне. И те и другие спохватились потом: когда девушка эта сделала несколько движений руками, призывая себе на помощь силу ветра. Побольше этой силы - так, чтобы...
   ...над деревней словно прошла огромная невидимая коса. Рукотворный ветер раздул огонь на соломенной крыше горящего дома, одновременно сметая ее прямо на головы двум ближайшим из горцев. Еще троих дикарей он опрокинул на землю, а напоследок обрушил один из заборов.
   Новый порыв... или, скорее, удар, выдался даже сильнее первого - Шейла явно входила в раж. Горцев раскидало как груду опавших листьев, а одного или двух из них придавило бревнами рухнувшей избы.
   Боевитость заклинательницы оказалась заразной: от неожиданной подмоги оживились теперь и крестьяне. Осмелели, перестали прятаться и молить о пощаде... и накинулись на застигнутых врасплох горцев: кто с кочергой, кто с топором, а кто и просто с пинками и кулаками. Накинулись сразу и все - включая детей и женщин. Чтобы управиться с шайкой недругов, им хватило нескольких минут.
   За расправой над дикарями Шейла наблюдала молча, стоя у забора и не отваживаясь ни присоединиться к жителям деревни, ни даже подойти и объясниться. На последнее она почти решилась, когда с горцами было покончено, и крестьяне остановились - перевести дух. Решилась... но не успела, потому как один из местных жителей сам решил выразить ей свою благодарность.
  - Ах ты, сучка!.. - воскликнул он, потрясая топором, - мой дом!..
   Судя по красному лицу, запаху изо рта и заплетающемуся языку, этот крестьянин был пьян, и не первый день. К счастью для Шейлы, его односельчане были начеку и мигом скрутили краснолицего - приговаривая: "да угомонись ты, Глойн!".
   Затем к Заклинательнице Ветров обратился один из крестьян: седовласый, но еще крепкий.
  - Спасибо, добрая девушка, - молвил он просто, без присловий и прочих церемоний, - прости, нам нечем отплатить тебе, мы люди бедные... да и колдунов мы не очень жалуем. Но все равно...
  - Не стоит благодарности, - с холодом в голосе перебила его Шейла, - у меня самой есть счет к этим тварям. Да и нечему вам радоваться: их в округе много ошивается... если уж Верховный Заклинатель не сладил, то вы и подавно. Как и я...
  - Так может, это... к барону обратимся? - предложил крестьянин, слегка призадумавшись, - или бежать куда надо...
  - Думаю, все-таки бежать, - ответила Шейла, - боюсь, горцев многовато даже для баронской дружины...
  - Вот! А я что говорила! - зычным голосом воскликнула одна из крестьянок, - еще когда слушок тот прошел... про Вальденрот. Отсидеться надо! В лесу! Там, глядишь, следопыты... Тени эти, нам помогут! А вы...
  - Так что ж нам: все добро нажитое бросить? - недовольно вопрошал дородный крестьянин, чей облик никак не вязался с фразой "мы люди бедные". Несколько его односельчан тут же откликнулись возмущенными воплями.
  - Возможно, не мое это дело, - осторожно начала Шейла, - но я тоже думаю, что вам лучше идти в леса. Я сама еще не совсем поняла, что происходит, и от кого ждать помощи... но, я думаю, в лес горцы полезут в последнюю очередь. Раз уж... сами привыкли жить на открытой местности.
   Верность собственных доводов Заклинательницу Ветров почти не заботила. Ей важно было обрести две вещи: убежище - в котором она могла бы приготовиться к мести, и союзников, могущих в этой мести же быть полезными. Причем, в последнем случае Шейла возлагала надежды отнюдь не только на спасенных крестьян. В первую очередь она рассчитывала на следопытов - загадочных Теней Леса. И, более того, искренне желала их помощи.
   Причем, странного в таком желании не было: когда враг превосходит в грубой силе, победить его можно только умом и хитростью. А уж в этом-то, насколько Шейле было известно, знаменитые следопыты Лесного Края поднаторели изрядно.

2

   Горцы им встретились еще пару раз - немногочисленные шайки, не отнявшие у Заклинательницы Ветров много времени. В обоих случаях схватка проходила одинаково: Шейла насылала на противников порывы ветра, сбивая их с ног... после чего в бой вступали крестьяне-попутчики. Своя порция блюда под названием "месть" перепала и им: пользуясь удобным моментом они толпой накидывались на ненавистных дикарей и добивали всеми доступными способами. Одного из горцев даже изловчились повесить на суку дерева.
   Оглядываясь время от времени на свое "воинство", Шейла не удерживалась от усмешки... правда, усмешки лишь внутренней, на лице не отражавшейся. Новоиспеченные союзники и впрямь были хороши: вооруженные чем попало - от мотыг до придорожных камней; бредущие нестройной гурьбой, тянущие за собой кое-какие пожитки, а в придачу еще и малых детей и стариков. Последние воскрешали в памяти заклинательницы морское словечко "балласт", вычитанное в какой-то книге из храмовой библиотеки.
   Впрочем, балласт не балласт, а совсем уж бесполезным новоиспеченный отряд для заклинательницы не был - и стычки с горцами служили тому подтверждением. Вдобавок, численность его возросла: между делом Шейла и ее спутники успели отбить еще одну деревушку, после чего ее жители присоединились к походу. При этом, правда, и "балласта" добавилось тоже.
   Между тем, всю процессию мало-помалу обступали деревья: луга сменились сперва опушкой леса, а затем и самим лесом; с дороги же однажды пришлось сойти. В отличие от сурового царства сосен и кедров, раскинувшегося за горами, на востоке, здешние леса выглядели гораздо приветливее... и разнообразнее. Ели здесь соседствовали с осинами и березами, сосны - с кустами дикой малины, а зеленые поляны сменялись трухлявыми пнями, обросшими грибами. Таким же пнем Шейла временами ощущала и себя, благодаря подопечным крестьянам.
   Один раз Заклинательница Ветров едва не пожалела, что вообще связалась с ними. Поспособствовал сему все тот же дородный мужик, намедни не желавший бросить нажитое добро. Вышеназванного добра он прихватил-таки целую тачку и большую часть пути толкал ее перед собой.
   Но то было еще ничего; когда же Шейла и крестьяне сошли с дороги, толкать стало гораздо сложнее. Не доставляла радости хозяину тачки и необходимость объезжать каждый пенек, кустик или выступающий корень. Однако и в этом было лишь полбеды - главное, что в итоге дородному крестьянину надоело и толкать, и объезжать. Он остановился, красный и мокрый от собственного пота и... не бросил поклажу, как следовало бы ожидать. Вместо этого хозяин тачки потребовал сделать привал, а после поискать другой путь. Поудобнее для него.
   Несколько крестьян ответили руганью; реакция же Заклинательницы Ветров оказалась более осмысленной.
  - Уверен, что Тени Леса будут нарочно тебя ждать на твоем "удобном пути"? - спросила Шейла ехидно.
  - Можно подумать, тебя они ждут не дождутся, - проворчал дородный крестьянин, - сама-то, поди, не знаешь, где их искать.
  - Не согласен - ищи их сам. Один, - резко парировала заклинательница, теряя терпение, - или сиди здесь и барахло свое охраняй. Оно тебе очень пригодится, когда к демонам отправишься.
   Крестьянин сник и пошел на попятную: злополучную тачку он, скрепя сердце, все-таки бросил и побрел налегке. А Шейла призадумалась, ибо упрек, брошенный ей, совсем не был лишен оснований - ведь, как ни крути, а где точно искать следопытов, девушка и впрямь не знала. Действовала, что называется, по наитию... и невзначай вспомнила фразу, сказанную одним из этих Теней, некогда заходившему в Храм.
   "Нас искать не нужно - мы сами находим в случае надобности".
   О чьей именно надобности идет речь, следопыт тогда так и не уточнил. Хотя неопределенность эта на самом деле не помешала Теням Леса и предводимым Шейлой крестьянам все-таки найти друг друга. Другой вопрос, что произошла эта встреча при обстоятельствах, мягко говоря, неприятных.
   А началось с того, что лесная земля, едва успев стать привычной, уступила место камышам, трясине и кочкам. Идти пришлось осторожнее, а расстаться с остатками скарба (скромными, но отягощающими) - уже многим. Не обошлось и без ропота... впрочем, ни остановиться, ни повернуть назад желающих не нашлось.
   Болото попалось, не сказать что непроходимое: идти-то по нему было можно, только что медленно и долго. И хотя никто не оступился и в трясине не увяз, приятного в этой прогулке не было. К общему тягостному впечатлению очень скоро присоединились назойливые комары, а несколько позднее - и еще кое-кто.
   Когда большая часть болота была пройдена, на пути Шейлы и ее спутников из трясины вынырнуло странное существо, похожее на корягу с двумя растопыренными ветвями и перемазанную грязью.
  - Ой! Смотрите! Что это?! - выкрикнули сразу несколько голосов... в то время как "коряга" вновь скрылась в мутной жиже.
   Очень скоро она показалась вновь - и на сей раз совсем близко к крестьянам. Лапы-ветви сцапали какую-то девчонку, и с нею, визжащей и брыкающейся, "коряга" вернулась в свое топкое убежище. Вслед ей полетели проклятья и кем-то брошенный камень.
   В третий раз болотная тварь вылезла в гуще толпы... где на беду свою получила отпор. Один из крестьян ударил ее топором, второй - мечом, отбитым у горцев. И хотя боевого опыта ни тот ни другой почти не имели, а новоиспеченный мечник держал свое оружие словно метлу, столь отчаянная контратака возымела действие. Издав звук, одновременно похожий на бульканье и чавканье, "коряга" спешно ретировалась.
  - Ты сделаешь... хоть что-нибудь, колдунья? - накинулся на Шейлу чуть ли не с кулаками один из крестьян - наверное, отец утащенной девчонки. Заклинательница Ветров лишь пожала плечами: от ее умения вызывать ветер посреди болота толку не было ни на волос. Разве что комаров отогнать.
  - Я не колдунья, - только и смогла ответить девушка.
   Когда над зыбкой поверхностью болота показались сразу две "коряги", крестьяне уже были начеку и встретили их градом ударов. Одна из тварей ушла несолоно хлебавши, да еще потеряв одну из лап-ветвей; вторая же утешилась добычей в виде какого-то старика, поспешно выхваченного из толпы.
   За этой скоротечной схваткой Шейла могла лишь наблюдать: бессильно, бездельно и беззвучно. А по ее окончании - сносить новый поток из упреков.
  - Я не колдунья, - упрямо повторяла она, на сей раз шепотом, - я заклинатель стихий.
   И... потеряла бдительность: когда за спиной выросла третья "коряга" и сомкнула на ее талии лапы-ветви, Шейла лишь охнула от неожиданности. Несколько крестьян кинулись было ей на выручку, но тщетно: сцапавшая заклинательницу болотная тварь оказалась крупнее и сильнее своих товарок. Прижав добычу одной лапой к склизкому телу, другой "коряга" отшвырнула ближайшего из крестьян. Тот рухнул в грязь... где почти сразу тоже был схвачен чьими-то лапами-ветками.
   Прочие спутники Шейлы нападать не решались вовсе - не осмеливались прийти на помощь своей спасительнице. И даже те несколько смельчаков, что поначалу бросились в атаку, мигом остановились, умерив свой пыл. А "коряга" меж тем, выдержав небольшую паузу собралась было снова уйти в трясину. С Шейлой в руках.
   Но не успела. Потому что сразу три стрелы воткнулись в тело, похожее на трухлявый пень... но, как оказалось, способное чувствовать боль в отличие от мертвой деревяшки. С все теми же булькающими звуками и истекая густой зеленоватой жидкостью, обитательница болот ослабила хватку, чем преминула воспользоваться плененная ею Шейла.
   После четвертой стрелы "коряга" и вовсе неуклюже завалилась на спину. А затем медленно погрузилась в болотную жижу, словно бы растворяясь в ней.
   Отряхнувшись и оглядевшись, Заклинательница Ветров увидела своих спасителей - троих мужчин с луками. Увидела, надо сказать не без труда, ибо облачены были те в зеленые, под цвет леса и болот, плащи.
   "Их искать не нужно..." - так кстати вспомнила Шейла, сразу поняв, кто перед ней. Поняли и крестьяне - отсалютовав неожиданной подмоге, приветствуя следопытов радостными возгласами.
  - Эка вас занесло! - усмехнулся один из Теней Леса.

3

   Штабом и главной базой следопытам служил полуразвалившийся замок, давно брошенный прежним владельцем, а ныне и вовсе затерянный среди леса. В качестве крепости он был, понятное дело, бесполезен, но вот на роль жилища вполне годился - благо, не все его помещения успели обвалиться, а стены вконец обветшать.
  - И что нам со всеми вами делать? - именно с таким вопросом вместо приветствия обратился к Шейле местный командир, едва выйдя из замка навстречу ей и крестьянам.
   В Заклинательнице Ветров он безошибочно признал предводителя всей этой бестолковой деревенской оравы, что явилась под старые стены.
  - Мне негде разместить вас всех... места в замке не так уж много. Да и запасы провизии не бесконечны.
  - Подождите, сэр, - возразила Шейла, - можно подумать, все ваши люди теснятся в этой развалине. А насчет провизии - не волнуйтесь: мои люди все-таки не младенцы беспомощные и как-нибудь себя прокормят.
  - Как-нибудь, - передразнил командир, - мне Кевин рассказал: и какие вы не-младенцы, и насчет беспомощности.
   Кевином, как успела узнать Шейла, звали одного из следопытов, спасших ее от "коряги".
  - Кроме того, я не "сэр", - продолжал командир, - у меня нет титула, герба... да и замка тоже, потому что даже эта развалина принадлежит Братству, а не мне. Претворяя возможный вопрос, сударыня, отвечаю: командовать и обращаться с оружием я научился в бытность офицером стражи Вальденрота. Откуда меня выставили за удар старшему по званию в его начальственную морду. Только не спрашивайте, почему и за что...
   Теперь по поводу вас и ваших людей. Допустим, я поверю, что они - не беспомощные младенцы и даже не те, кем кажутся со стороны. То есть, деревенскими дурнями, не владеющими мечом и не знающими, как держать лук. Допустим, я даже не против, если они поселятся в лесу, по соседству с нами. Мои братья, кстати, тоже не "теснятся в этой развалине", как вы говорите, а живут в лагерях из шалашей и палаток, раскиданных по всему Краю.
   Согласны жить в таких же условиях - мы возражать не будем. Тем более, если кто-то из крестьян еще и вздумает пополнить наши ряды. Время, знаете ли, неспокойное, бойцы лишними не бывают... только заранее предупреждаю: житье и служба у нас здесь - не мед. И даже далеко не мед.
  - Я понимаю, - терпеливо молвила Шейла.
  - А вот я - нет, - строго сказал командир следопытов, - допустим, кто-то присоединится к нам, но большинство просто решит укрыться в лесу. И, еще раз повторю: я допускаю, что ваши люди не столь беспомощны, как мне сейчас кажется. Но в таком случае объясните: что им... и, главное, вам нужно, собственно, от меня? И от всего Братства?
  - Помощи. Защиты, - ни мгновения не колеблясь ответила Заклинательница Ветров, - на мой Храм и деревни этих людей напали дикари... с северных гор. На баронов надежды нет: те ведь вечно грызутся между собой, а горцев слишком много. Вы же... если не поможете, так хотя бы дадите спрятаться на время набега.
  - Так вон оно что, - в голосе командира проскользнула усмешка.
   Затем, неожиданно для своей собеседницы, он рассмеялся - да еще во весь голос. Так громко, что заволновались даже крестьяне, стоявшие поодаль и терпеливо ждавшие исхода переговоров.
  - Сударыня, - молвил наконец командир, - похоже, об этих ваших горцах вы осведомлены даже хуже, чем мы - живущие в лесу. Это не набег, а настоящее вторжение, и коснулось оно не только ваших деревень.
  - Вторжение? - переспросила Шейла растерянно.
  - Именно так. Произошло нечто неожиданное... я бы даже сказал - невозможное: герцог Торнгардский сумел не то сговориться с горными кланами, не то найти на них управу. Как бы там ни было, на Вальденрот горцы пошли в одном строю с людьми герцога... и под его же знаменами. Не представляю, как мог состояться этот союз, но, если подумать, он должен пойди на пользу обоим участникам. Герцог Оттар получает больше земли себе во владение, горцы - возможность переселиться на равнину, а не тесниться среди холодных скал. В проигрыше, как обычно, окажется побежденная сторона... то есть, в данном случае, мы: жители Лесного Края.
  - Как вы сказали - "побежденная сторона"? То есть?..
  - То есть, вы даже не знаете, что Вальденрот взят. Причем еще вчера - на второй день с начала вторжения. Что с Советом Баронов - по чести сказать, не знаю. Не уверен даже, что владетели Лесного Края до сих пор живы.
  - Вот они-то меня интересуют в последнюю очередь, - равнодушно молвила Шейла, - про себя лучше расскажите. Почему вы-то бездействовали? Раз уж первыми узнали о вторжении?
  - Эх, да не все так просто, сударыня, - возразил командир с укоризной, - мы, конечно, потеребили этих супостатов кое-где, когда они мимо леса шли. Один из их отрядов стрелами утыкали, пару требушетов поломали, отбили обоз. Только вот людей у нас не так много, чтобы остановить целое войско.
   Ах, да, а еще мы взяли пленника... да только без толку: в того словно демон вселился. Удержали-то его с трудом, не говоря уж о том, чтобы ценные сведения какие-то выудить. Этот ублюдок ни слова осмысленного не произнес... а в конце концов вообще умудрился себя задушить. Теми же веревками, которыми его связали.
  - И что теперь? - Шейла спросила, в глубине души зная ответ сама. Подтвердил его и собеседник.
  - Как - что? Да то же, что обычно и бывает с побежденными: огонь, меч и разграбление. Если остались в Лесном Краю какие-то боеспособные отряды... крестьянские ополчения вроде вашего или дружины в баронских замках - их передавят как муравьев. По отдельности. Непокорные деревни и замки сожгут... и не только их, как я полагаю. Наконец, особо умелых и отчаянных задавят числом: как ваш Храм... Храм Стихий, я угадал?
   Заклинательница Ветров кивнула, а командир следопытов подвел черту.
  - Проще говоря, дальше будет только хуже. Соответственно, если вы пришли сюда только для того чтобы пересидеть опасность, как мышь под лавкой, говорю сразу: не пересидите. Только время потеряете.
  - А что тогда делать? - рассердилась Шейла, - как не потерять время?
   Похоже, разговор с командиром Теней Леса успел утомить ее и отнюдь не приносил удовольствия. Собеседник в ответ вздохнул.
  - Один из вариантов я уже подсказал: можно влиться в наши ряды. До нас-то северяне если и доберутся, то в последнюю очередь. Или герцог Торнгардский вообще нас себе на службу поставит.
   Еще... можно героически погибнуть в бою. И не надо таращить глаза - как ни крути, а все мы смертны. Можно бежать в другие земли королевства... более мирные; даме вроде вас я бы посоветовал именно такой путь. Вы ведь еще молоды... и, опять же, умелые колдуны без работы остаются редко.
  - Я не колдунья, - выпалила Шейла недовольно, - я заклинатель стихий. И я не прятаться хочу, не убегать и не погибать... даже героически. Я хочу мстить, понимаете? Хочу, чтобы погибли как раз эти ублюдки с севера! За то что разрушили мне жизнь!
  - Похвальное стремление, - командир покачал головой, - только, боюсь, с ним ты пришла не туда.
   Он уже повернулся к Шейле спиной и направился обратно к замку, но неожиданно осекся - словно что-то вспомнил.
  - Ах, да, - произнес командир Теней Леса почти виновато, - едва не забыл: возможно, вам мог бы помочь один из наших братьев - Фаррелл. У него, говорят, есть могущественные покровители: их боялись даже бароны. Хотя... от темницы это все равно его не спасло.
  - От темницы? - последняя фраза немало удивила Заклинательницу Ветров. В ее представлениях следопыты Лесного Края считались полезными и уважаемыми для всех здравомыслящих людей... и неуловимыми для остальных. И если первые не скупились на оружие, снаряжение и провизию для Теней Леса, то вторые - по крайней мере, не могли навредить им. Даже при всем желании.
  - Увы, да, - командир развел руками, - от темницы замка Ильмеран, если сударыня любит подробности. Замка с высокой и крепкой каменной стеной... из-за которой, как вы понимаете, освободить Фаррелла мы не можем. У Братства ведь нет осадных машин, как нет и возможности перелететь через стену.
  - Вот насчет последнего вы ошибаетесь, - внезапно осенило Шейлу, - возможность есть. Я вам ее обеспечу.

4

  
   К стенам Ильмерана они подошли за полночь - как раз когда полновластными хозяйками мира становятся темнота и тишина. Два десятка человек подбирались к замку крадучись, прижимаясь к земле и стараясь укрыться за любое дерево или хотя бы куст. И будучи готовыми к любой неприятной встрече: хоть с горцами, а хоть с ильмеранскими ратниками.
   Впрочем, ни те ни другие не помешали следопытам в главном - в том, чего так не хватало им, чтобы проникнуть в замок и освободить Фаррелла. И чего могло не случиться, не пересекись волею судеб пути Теней Леса и Заклинательницы Ветров.
   Сказать к слову, командир следопытов Грегор принял помощь Шейлы с едва скрываемой неохотой. Возможно, к Фарреллу он испытывал личную неприязнь... а может, сам опасался упомянутых им же "могущественных покровителей". Так или иначе, но согласился на эту операцию Грегор не просто так, а словно бы делая одолжение - и не без выставления условий. Выделив на штурм Ильмерана два десятка человек, командир мало того что потребовал взамен столько же новобранцев из числа приведенных Шейлой крестьян. Вдобавок он еще и посетовал на нехватку людей: сколько-де лагерей придется оставить!
   "Так это ж ненадолго", - пробовала успокоить его Шейла.
   А про себя подивилась нравам, царящим у новых союзников. Не понимала Заклинательница Ветров, как вообще такое возможно: называть друг друга "братьями", и в то же время не стремиться спасти одного из своих - тем паче имея такую возможность. Почему-то на свой счет Шейла была уверена: попади она в беду, другие заклинатели легли бы костьми, но перевернули весь Лесной Край, чтоб ее выручить. При условии, что сами были бы живы...
   И все-таки на условия Грегора Шейле пришлось согласиться - даром что двадцать новобранцев составляли почти треть от всех взрослых мужчин спасенных ею деревень. Добро, хоть уговаривать тех почти не пришлось: простодушные нравом, крестьяне-попутчики даже в участи лесных следопытов увидели положительные стороны. Например, возможность не платить подати.
   На вылазку по вызволению Фаррелла Шейла отправилась вместе с Тенями Леса - тоже закрывшись форменным следопытским плащом. Впрочем, в самой схватке участвовать ей не грозило: бой предстоял большей частью в помещениях замка, где сила ветра была недоступна. И все же именно от молодой заклинательницы зависела сама возможность начать этот штурм.
   В требуемом заклинании не было ничего сложного: даже средненький ученик мог перемещать в воздухе опавшие листья и другие мелкие предметы. То же самое Шейле предстояло проделать с живыми людьми - однако и у нее обряд занял чуть больше минуты. Сперва воздух подле стен Ильмерана как будто ожил и зашевелился, а когда Тени Леса сделали пару шагов, их словно бы подхватила исполинская невидимая ладонь. Подхватила - и подбросила вверх, к зубцам замковой стены.
   Бросок вышел не очень аккуратным: несколько следопытов едва не сорвались и не рухнули обратно. К счастью, другие среагировали быстро - успели втащить незадачливых товарищей на стену... чем сразу же обратили на себя внимание стражей. Последних, правда, оказалось всего трое, так что сопротивленье их было недолгим.
   Стражи явно не принадлежали к горным кланам: алебарды и безрукавки с гербами выдавали в них баронских ратников. А это означало, что хотя бы этот замок герцогу Оттара покамест не достался.
  - А жаль... с другой-то стороны, - высказался по этому поводу один из следопытов, - будь Ильмеран взят, в суматохе Фаррелл мог бы удрать. И нам хлопот меньше.
   А в следующее мгновение ему было уже не до ворчаний и болтовни: со стороны одной из башен вылетела стрела, и следопыт едва успел от нее уклониться. Предпринять вторую попытку невидимый стрелок не успел - сразу четверо Теней Леса вскинули луки, и хоть одна их стрела нашла свою цель: крик со стороны башни стал тому свидетельством.
   Кучковаться на стене дальше не имело смысла - в противном случае легко было стать мишенью для защитников замка, засевших либо в донжоне, либо, опять-таки, в одной из башен. Понимая это, Тени Леса не стали дожидаться новых выстрелов, а спешно спустились по крутой каменной лестнице. Первое и главное препятствие на пути к Фарреллу было окончательно преодолено.
   Теперь, когда крепостная стена осталась за спиной, сам Ильмеран больше не мог считаться надежным укрытием для своих обитателей. Преимущество, даваемое стеной, обратилось в неудобство: благодаря ней и защитники замка, и их противники оказывались в тесноте ограниченного пространства. В котором даже численный перевес не значил почти ничего: исход схватки целиком зависел от удобной позиции... ну и еще от толики везенья - причем ни того, ни другого Тени Леса упускать не желали. Потому и крались через двор, вплотную прижимаясь к стенам построек и стараясь не шуметь.
   Проходя мимо казармы, следопыты едва удержались от искушения поджечь ее... или вырезать ее обитателей, спящих и потому беспомощных. Впрочем, затея эта, возникнув в голове одного из Теней Леса, не нашла поддержки у остальных - и на то имелось сразу три причины.
   Так, во-первых, возрастали шансы быть обнаруженными - особенно за поджогом. Во-вторых, расправа над стражниками, даже спящими, все равно требовала времени - тратить которое следопыты предпочитали как можно меньше. Ну и, наконец, в-третьих, защитники даже столь недружественного и негостеприимного замка, как Ильмеран, все-таки не были врагами для Теней Леса. Убивать их значило облегчать северянам захват Лесного Края, а этого-то следопытам хотелось в последнюю очередь.
   Парадный вход в донжон Тени Леса, не сговариваясь, проигнорировали: хорошо или плохо он охранялся, а прорыв через главные двери замка почти не имел шансов на незаметность. Очень скоро к их защитникам подоспело бы подкрепление, в то время как следопыты ни на что подобное рассчитывать не могли.
   Так что внутрь они проникли через один из черных ходов - с единственным сонным мечником в качестве охраны. Хватило бы одной стрелы, чтобы устранить его, однако Тени Леса предпочли пустить две. Так вышло надежней, страж умер быстрее и сколько-нибудь громкого звука издать не успел.
   Небольшая дверь оказалась незапертой: не иначе, ею пользовалась прислуга замка - для хождений по нужде, например... или для ночных вылазок на сеновал. За дверью обнаружился каменный, скудно освещенный коридор, оказавшийся довольно извилистым.
   По коридору следопыты старались передвигаться, как и прежде, осторожно... другой вопрос, что сохранять незаметность столь многочисленной группе стало намного трудней. Никакие старания не позволили избежать встречи с еще одним ильмеранским ратником - что как раз двигался им навстречу.
   Ильмеранец был совсем юным пареньком: зим, от силы, шестнадцати от роду - и, вдобавок, безусым. Для опытного бойца, коим слыл чуть ли не каждый из следопытов, этот юнец едва ли мог считаться достойным противником. И все же Тени Леса предпочли бы избежать встречи даже с ним: потому, хотя бы, что в руках юнец держал арбалет. И был готов в любой момент пустить его в ход.
   Столкнувшись чуть ли не нос к носу со следопытами, юный арбалетчик тотчас же распознал в них чужаков - то есть, тех, кого в замке быть не должно. И в следующее мгновение вскинул свое оружие, целясь в ближайшего из Теней Леса.
  - Не смеши, - молвил следопыт беззлобно, но подчеркнуто пренебрежительно, - и не глупи. У тебя же всего один выстрел, потом перезаряжать замаешься... если есть, чем. А нас два десятка - вот и прикинь свои шансы.
  - Да какая разница? - воскликнул арбалетчик с нарочитостью балаганного актера, - вы все равно меня убьете - так не лучше ль погибнуть в бою? И хоть одного из ваших с собой прихватить?
  - Убьем мы тебя только если ты выстрелишь, - немедленно возразил один из Теней Леса, - или будешь кричать, как сейчас... или даже громче. Или побежишь звать на помощь. Но лишние жертвы нам ни к чему: если поможешь нам... и будешь благоразумен, то топчи землю дальше - мы мешать не будем.
  - Помочь? А что нужно делать? - вопрошал юнец, по-прежнему не опуская арбалета. Впрочем, голос у него заметно дрогнул, а значит так же дрогнул в его душе и прежний геройский позыв.
  - Во-первых, отдай нам оружие, - пояснил следопыт, - во-вторых, отведи нас в темницу... туда, где держат нашего брата... Фаррелла, если ты знаешь. А в-третьих - просто веди себя тихо. Это понятно?
  - Пожалуй, да, - пробормотал юнец, осторожно протягивая следопытам арбалет.
  - А теперь повернись спиной, - велели ему, - и веди нас.
   Едва незадачливый арбалетчик повернулся, как в спину ему уперлась холодная сталь кинжала.
  - Это - на всякий случай, - пояснил один из Теней Леса, - чтобы ты глупостей не делал. И... знай: если ты приведешь нас прямиком к своим дружкам из гарнизона, то погибнешь первым. Тебе ясно?
  - А не подло ли это... с вашей стороны? - с обидой в голосе вопрошал юнец, - в спину-то бить?
  - Так мы не на турнире, - хмыкнул следопыт, державший кинжал, - к тому же мы Тени Леса... если до тебя еще не дошло. Убивать привыкли из-за угла, исподтишка, в том числе и в спину. Так что обвинения в подлости прибереги для заезжего менестреля: он с радостью послушает историю про юного благородного героя, вероломно прирезанного оравой разбойников. И воспоет его в прекрасной балладе.
   Похоже, стать таким "юным героем" незадачливому арбалетчику совсем не хотелось. А может, в силу излишнего своего благородства он так и не решился завести Теней Леса в ловушку. Так или иначе, но остаток пути прошел спокойно: ведомые своим пленником, следопыты добрались до лестницы, ведущей в замковый подвал.
   Сама темница, если верить юнцу, помещалась за массивной железной дверью... возле которой как раз находился коренастый красномордый тюремщик. Служба у него, как видно, была - "не бей лежачего": успела расслабить и на бдительности сказалась не лучшим образом. Заслышав шаги, тюремщик не придал им значения, не соблаговолил даже подняться со стула... и был убит на месте арбалетной стрелой. Вылетев из темного угла, та угодила ему прямиком в глаз.
   Подскочив к тюремщику, один из следопытов наспех обыскал его, найдя связку ключей. Ею он легонько потряс в воздухе - словно бы хвастаясь.
  - Ну так как? - меж тем поинтересовался юный арбалетчик, - я могу идти.
  - Можешь? - последовал уверенный ответ, - только сперва поклянись, что не приведешь сюда подмогу.
  - Клянусь! - гаркнул юнец и, никем более не удерживаемый, засеменил по лестнице наверх.
   Пока следопыт, обнаруживший ключи, отпирал одним из них дверь, его товарищи заняли оборону: кто у стен, а кто у лестницы. На верность юного ратника собственной клятве Тени Леса если и рассчитывали, то не слишком. Хоть жажда мести за доставленное унижение, хоть просто чувство долга могли запросто ее перевесить.
   За железной дверью располагалась довольно просторная комната, разделенная коваными решетками на десять клетушек и узкий проход между ними. Клетушки большей частью были свободны: лишь в одной из них валялся полуистлевший труп, а в двух других - по одному живому человеку. Первый из них, горбун с перекошенной физиономией, интересовал следопытов не больше, чем крысы, шуршавшие в дальнем углу. Зато второй сам поднялся с кучи соломы, служившей ему и стулом и кроватью. Сразу, как только увидел и узнал вошедших.
  - Ба! Какие люди? - воскликнул он радостно, - как говорится, не прошло и пяти лун... Или все-таки прошло?
   Узник был высоким черноволосым мужчиной, с лицом, несмотря на молодость, успевшим зарасти густой бородой.
  - Эх, даже жаль немного, - приговаривал он, пока один из Теней Леса подбирал ключ к его камере, - я ведь для барона Ильмеранского подарочек припас... прощальный. Ну да видно не судьба, раз уж Грегор... этот старый зануда обо мне вспомнил. Наконец-то!
  - Не вини командира, Фаррелл, - отвечал другой следопыт, - просто возможность попасть сюда у нас только щас и появилась. Опять же обстоятельства такие, что без тебя не обойтись.
  - И насчет барона не жалей, - вторил ему товарищ, - не уверен даже, что он еще жив.
  - Барон Ильмеранский? - переспросил-уточнил Фаррелл, - и откуда такие новости?
  - По дороге расскажем, - было ему ответом, в то время как решетка с неохотой, но наконец поддалась и скрипя отворилась, - а сейчас надо выбраться отсюда. Да побыстрее.
  - Побыстрее так побыстрее, - молвил Фаррелл, выходя из темницы, - скучать по этому месту не буду; все-таки, в лесу меня ждет свежий воздух... да и кормежка всяко лучше, чем здесь.
  - Эй, - это следопытов окликнул второй и последний оставшийся из живых узников, - а меня вы разве не освободите? Ну что вам стоит?!
  - За этим - к юным благородным героям, - небрежно бросил кто-то из Теней Леса.
   Совет "выбираться побыстрее" пришелся кстати: замок понемногу отходил ото сна, а следопыты теряли свое главное преимущество - незаметность для противной стороны. Похоже, незадачливый арбалетчик не удержался и нарушил-таки свою клятву... хотя и необязательно. Для того чтобы поднялась тревога, могло хватить даже трупов, коих Тени Леса успели оставить уже немало.
   Как бы то ни было, а противников-препятствий на обратном пути стало заметно больше. Трижды в коридорах замка следопыты сталкивались с небольшими группами стражей... оказавшихся, впрочем, слишком сонными или суматошными для полноценного боя. После первой из таких стычек Фаррелл разжился мечом и теперь мог сражаться на равных с товарищами. Не прочь он был забрать и кольчугу одного из противников, однако эта затея поддержки у Теней Леса не нашла.
   "Времени нет, - говорили они, - еще с трупами возиться!" Стаскивать кольчугу с мертвого тела действительно было не так-то просто.
   Чтобы выбраться из донжона, им понадобился другой путь. Тот ход, которым Тени Леса уже проходили, почти наверняка грозил оказаться под усиленной охраной. С ильмеранцев станется и засаду подле него устроить. Так что следопытам пришлось снова поплутать в лабиринте коридоров, прежде чем очередная дверь вывела их во двор.
   С непривычки воздух снаружи показался им удивительно свежим.
   Впрочем, наслаждаться этой свежестью было некогда: к тому времени Ильмеран успел окончательно отойти ото сна. Горело множество факелов, звенел колокол на тревожной башне; носились, гремя железом, ратники, а люди из обслуги бегали, толкались и вопили на весь двор, точно испуганные куры. Проку от всех этих трепыханий по большому счету не было, поимке чужаков, проникших в замок, они не способствовали ни на грош - и все же устоять в стороне от них было трудно. Они распространялись как пожар, и от ночной тиши в замке не осталось даже воспоминаний.
   Неподалеку храпели седлаемые лошади; еще несколько всадников уже устремились в погоню - сами толком не зная, за кем. Последнее, впрочем, как раз было на руку беглецам-следопытам, ибо ворота по такому случаю оказались открыты. Тени Леса устремились в их сторону, пробивая себе дорогу когда стрелами, когда клинками. И стрелами же они встретили группу конников с другой стороны стены.
   Те, кто не погиб, вынуждены были спешиться... и поскорее ретироваться. Потому как поняли, с кем имеют дело; трезво оценили свои шансы против знаменитых на весь Лесной Край следопытов - и оценили донельзя низко.
  - Знай наших! - кричал им вслед Фаррелл, - будете знать, как связываться с Тенями Леса!
  - Не спеши торжествовать, - одернул его один из следопытов, - вылазка еще не закончена: мы должны найти Шейлу.
  - Какую Шейлу? - не понял бывший узник.
  - Вероятно, такую Шейлу, - прозвучал у него за спиной грубый и чем-то знакомый голос, - не это ищете?
   Повернувшись, Фаррелл и другие Тени Леса заметили мужчину в форме ильмеранского ратника. Он выходил из-за ближайшего дерева, держа перед собой девушку в таком же, как у следопытов, плаще. К горлу Шейлы был приставлен кинжал.
  - Смотрю, в ваших рядах появились бабы, - усмехнулся ильмеранец, - неужто такая нехватка бойцов?.. А может... может вам просто захотелось разнообразия? Надоело совокупляться между собой, и...
   Пока он говорил, Фаррелл молча опустился на колени, одновременно сделав едва заметное движение рукой около сапога. Затем в сторону насмешливого ратника полетело что-то маленькое, но острое... и вонзилось тому прямо в лоб.
   И ильмеранцу вмиг стало не до разговоров: заорав охрипшим и стремительно слабеющим голосом, он схватился свободной рукой за лицо, начавшее на глазах бледнеть и даже зеленеть. Другая рука вскоре высохла, скрючилась... и уже не в силах была удержать ни кинжал, ни, тем более, Шейлу - так что последней не составило труда оттолкнуть ратника от себя. Точнее, бывшего ратника; в своем нынешнем состоянии он был не боеспособней огородного пугала.
   На землю упало уже тело древнего старца - сгорбленное, иссохшее до одеревенения, а вдобавок, лишенное кожи на большей части лица. Человек, минуту назад бывший бравым и грозным воином, смотрел теперь в небо опустевшими глазницами; рядом валялся ничуть не помогший ему кинжал.
  - Твою мать! Да что это было, Фаррелл? - накинулись на спасенного товарища другие следопыты. Тот довольно ухмыльнулся.
  - Я вроде говорил, - молвил он спокойно, - что приготовил прощальный подарок барону Ильмеранскому. От себя и одного из соседей. Вот... решил, что ни к чему пропадать труду.
   Одного из Теней Леса передернуло: он понял, о каком именно соседе шла речь. О том, чья камера-клетушка располагалась недалеко от Фаррелла... и который был уже мертв.

5

  
   Трава в этом уголке леса была жухлой и какой-то низкорослой; деревья - все сплошь чахлые, с кривыми, словно бы изувеченными, стволами и редкой блеклой листвой. Среди их ветвей отчетливо виднелись жилища пауков, а прямо из стволов произрастали уродливые бледные грибы.
   Это место столь контрастировало со всем прочим Лесным Краем, что со стороны казалось не иначе как... больным. Именно так; и предположение это, надо сказать, было бы куда ближе к истине, чем любое другое из доступных случайному прохожему. Ибо именно в этой части леса располагался Храм Тлена: святилище, посвященное самому человечному из Темных Владык.
   Последним эпитетом, кстати, Тлетворного наградили не одни лишь его поклонники - и уж точно не в оправданье себя. Повелитель болезней и смерти впрямь не выглядел чудовищем, в отличие от Кроворукого, Ненасытного и Искусителя. Фрески и барельефы изображали его как человеческую фигуру в безразмерном балахоне и с черепом вместо головы. А также с песочными часами в руке: этим символом конечности времени, данного всему живому.
   Ну а коли время конечно, то из всей зловещей четверки Тлетворный и вправду мог считаться наиболее близким к роду людскому. Ибо не каждый человек способен пролить чужую кровь, далеко не всякий - отдаться порочным страстям во славу Искусителя; и уж точно немногим доступны такие пороки как чревоугодие и приобретательство. А вот старению и смерти подвержено каждое живое существо; да и совсем избежать болезней удавалось лишь редким счастливцам.
   Извне Храм выглядел более чем скромно: небольшая каменная постройка, формой похожая на перевернутую миску. И с единственной дверью, украшенной железной черепушкой. Как более-менее опытный адепт, Фаррелл знал, что последняя - отнюдь не украшение, а храмовый привратник. Всякий раз, когда к двери подходил живой человек, черепушка оживала и спрашивала пароль: некую трудную для запоминания, последовательность звуков.
   Среди новичков ходили слухи, что за малейшую ошибку в пароле следовал плевок ядом - вроде того, что был припасен Фарреллом в подарок барону Ильмеранскому. И даже если иной адепт ошибся по причине спешки, невнимательности или просто по неопытности, ждать снисхождения ему все равно не приходилось. Ибо слабые адепты Темному Владыке не нужны.
   Проверить эти россказни на собственной шкуре Фарреллу так и не довелось - хоть новичком он давно и не был. Рассудок подсказывал, что уж на мелкие-то огрехи черепушка-привратник точно не обращает внимания. И едва ли, при всем своем зловещем облике, она действительно плюется ядом, даже если к Храму пожаловал кто-то чужой. Скорее всего, дверь тогда просто не откроется... ну да не все ли равно, если он, адепт Фаррелл, чужаком не был? И не ошибался в пароле... в том числе и на сей раз.
   Изнутри Храм Тлена оказался куда больше, чем выглядел снаружи, потому как размещался, по большей части, под землей. Его мрачным извилистым коридорам позавидовал бы даже Ильмеран со своими темницами, а каждый из ритуальных залов мог разместить целую толпу.
   Однако не коридоры и залы определяли своеобразие внутреннего убранства Храма... и даже не извечный полумрак, неприступный ни для каких светильников. Нет: подобно тому как взрослого мужчину трудно представить без усов или бороды, так и Храм Тлена не был бы Храмом Тлена без того воздуха и запаха, рядом с которым даже духота замковой темницы могла сойти за лесную свежесть.
   Причина была понятна любому адепту, кроме разве что профанов-новичков. Если Кроворукий, в полном соответствии со своим именем, требовал кровавых жертвоприношений; если Искусителя полагалось восславлять разнузданными оргиями - то Тлетворный и без того владел телом каждого человека. Рано или поздно всепожирающее время должно было отдать ему любого из ныне живущих: хоть короля, хоть простолюдина. Адепты же могли в этом лишь поспособствовать: сделать так, чтобы в некоторых случаях угодное их Владыке произошло, скорее "рано", чем "поздно".
   Невзначай Фаррелл вспомнил, как после первого своего присутствия на жертвоприношении напрочь потерял аппетит; от запаха же разлагающейся плоти так и вовсе голова тогда пошла кругом. И лишь чувство голода, настигшее юного адепта пару дней спустя, заставило того хотя бы прикоснуться к пище. И даже потом какое-то время впечатлительный паренек мог трапезничать только закрыв глаза - чем дал окружающим повод для насмешки.
   С тех пор, почти десять зим спустя, Фаррелл почти подавил в себе брезгливость перед жуткими ритуалами единоверцев. Он даже поучаствовать в них успел - причем далеко не простым наблюдателем. Только вот запах, порождаемый этими ритуалами, по-прежнему не казался адепту цветочным ароматом. Да и вряд ли кто-то мог выносить его без хотя бы легкого, но отвращения. Кроме разве что Двэйна Бестелесного... но то был совсем особый случай; можно даже сказать - исключительный.
   Двэйн возглавлял Храм последние полтора века и славился тем, что добровольно пожертвовал Тлетворному всего себя, без остатка. В смысле, тело... за что ему было даровано продолжить земной путь в виде бесплотного духа. Бесплотного - зато донельзя стойкого в вере... а также легкого на помине: едва Фаррелл вспомнил о нем, как словно легкий ветерок дотронулся до плеча адепта, а возле самого уха зашелестел вкрадчивый голос.
  - Так что же привело тебя, дитя, в обитель нашей веры?..
   Обернувшись, Фаррелл смог увидеть и самого главу Храма - размытый, полупрозрачный силуэт, проступавший сквозь стену.
  - Вера, - отвечал адепт просто, - вера и долг. Ну и просто напомнить о себе: я ведь был в темнице... какое-то время, пока мои братья... Тени Леса, не вызволили меня.
  - Твои истинные братья служат Тлетворному, - возразил Двэйн и словно бы осекся, - прости, что мы сами не пришли тебе на помощь.
   Вопреки сказанным словам, в его голосе не слышалось ни намека на сожаление. Чувства давно были чужды столь верному слуге Тлетворного - равно как и выражение их.
  - Говорю сразу: я никого не виню, - поспешил ответить Фаррелл, - тем более, есть вещи поважнее спасения моей шкуры. Слышали ли вы, Бестелесный, о войне, пришедшей в Лесной Край? А если слышали... то, случаем, не думаете, что это очередная суета, заварушка промеж знати - и Храма она не касается? Так, кстати, думали в Храме Стихий... а сейчас он разрушен и разграблен, а в живых осталась одна заклинательница. Она, кстати, и помогла вытащить меня из Ильмерана...
  - Молодость не дает покоя твоей душе, - прошелестел на это Двэйн, - страсти рождают вопросы, спешка сама дает на них ответы, а сердце не приемлет их и выражает обвинения... Не стоит меня упрекать: да, я не покидаю Храма, но о войне наслышан благодаря нашим лазутчикам. О войне... и о том, что она закончилась.
  - О, это как посмотреть, - сказал Фаррелл с непривычной для себя ворчливостью.
  - Именно так, - согласился Бесплотный, - если посмотреть глазами герцога Торнгардского, то война действительно закончилась. Вальденрот захвачен, Совет Баронов - взят в плен и низложен. Теперь в сердце Лесного Края заправляет наместник, а сам Край обложен данью на целый век. Так может ли герцог Оттар желать большего?
  - Но...
  - Но кроме герцога Оттара и баронов Лесного Края есть и еще... много людей. Есть дикие горцы, переселившиеся на равнину - и местные жители, коим это не нравится. Никуда не делись ни воины в баронских замках, ни Тени Леса... а у всех у них есть оружие, а желания покориться нет. Так что спокойствия ждать не стоит: для простого люда война только началась. И не закончится еще долго.
  - Но закончится все равно! - выпалил Фаррелл, - и известно, в чью пользу. Прихвостни герцога сильны; никакой замок или деревня не устоят перед целым войском. Рано или поздно все они покорятся... или будут уничтожены. Как был уничтожен Храм Стихий - и как в конце концов дойдет очередь и до этого Храма, и до Теней Леса.
  - Неужели ты думаешь, я не понимаю этого? - молвил Двэйн Бесплотный, - если твое желание состоит лишь в том, чтобы сообщить мне и без того известные истины, то ты зря тратишь время.
  - Так я... не только сообщить, - адепт вздохнул, успокаиваясь, - просто... ждать, когда придет мой черед встречать врага, превосходящего в силах, я тоже не намерен. Я хочу поскорее выкинуть это отродье из Края... и пришел спросить: может ли Храм помочь мне в этом? Есть ли способ?..
  - Способ есть, - с готовностью отвечал Двэйн, - способ ударить врага сразу... и в самое сердце. И столь сильно, что те железки, которые зовутся у него "оружием", окажутся бессильны. Ты... когда-нибудь слышал про Темный Мор, дитя?
   В ответ Фаррелл кивнул... и, помимо воли, судорожно сглотнул. Про Темный Мор он, разумеется, слышал - и совсем не завидовал его жертвам. Более того, им не позавидовал бы даже ильмеранский ратник, коему достался "подарок", приготовленный для его барона.

6

  
   После темных коридоров Храма дневной свет казался необычайно ярким, чуть ли не слепящим. И все же наметанный глаз и следопытское чутье не подвели Фаррелла: никакой свет не помешал ему разглядеть фигуру в зеленоватом плаще, проскочившую между деревьями.
   "Ох, зря ты по-нашему вырядилась, - внутренне посетовал следопыт, - плащ не сделает тебя Тенью Леса... коли прятаться не умеешь".
   С тем же успехом, по мнению Фаррелла, можно было приставить к корове крылья: взлететь та все равно бы не смогла. Хотя на корову эта щуплая девица походила еще даже меньше, чем на следопыта. Да и на девушку, на искушенный взгляд Фаррелла, тянула поскольку постольку. "Бледная моль", "доска", "серенькая мышка" - вот какие эпитеты приходили на ум следопыту при взгляде на Заклинательницу Ветров. Приходили... но пределов его головы не покидали, хотя бы из чувства благодарности.
  - Шпионишь? - а вот от ехидства Фаррелл все же не удержался, - да выходи, все равно тебя видно.
   Недовольная, насупившаяся Шейла выглянула из-за дерева, одновременно откидывая капюшон плаща.
  - Ну а хоть бы и так, - молвила она почти обиженно, - о твоих "могущественных покровителях" я узнала от вашего командира... и он же посоветовал проследить, когда ты пойдешь на встречу с ними. Потому что сам ты никого к ним не поведешь.
  - Грегор? Вот старый пройдоха! - беззлобно проворчал Фаррелл, - хотя он прав: Храм наш гостеприимством не отличается - иноверцы могут попасть туда разве что в качестве жертв...
   Взгляд Шейлы, и без того отнюдь не излучавший добродушие, на последней фразе и вовсе потяжелел. Как облака перед дождем.
  - ...но вот теперь ты узнала, о каких таких покровителях идет речь. Хоть, впрочем и так могла догадаться - например, по подарочку, припасенному для барона. Да, наша община... и наш Владыка и впрямь могущественны... в некотором роде. Но ты этому, похоже, не очень-то рада. Я прав?
  - Ты поклоняешься демонам, - вместо ответа молвила заклинательница. В эту короткую фразу она вложила с избытком и брезгливости, и обычной ненависти. Так, что настала очередь уже Фаррелла выказывать недовольство.
  - Демонам, ха, - небрежно бросил он, - может для кого-то и "демоны", а для таких как я - самый человечный из Темных Владык.
  - Ты хотел сказать - "самый отвратительный"? Если бы я знала...
  - Знала... что? - Фаррелл раздражался все больше, - что я принадлежу к темному культу? И что тогда? Не стала бы меня вызволять? Поверь, я благодарен тебе... но и поносить свою веру не позволю. Не нравится наш культ - так ведь мы никому его не навязываем. И никого в наши ряды нарочно не загоняем.
  - Ну-ну, - Шейла хмыкнула, - только вот барон Ильмеранский тебя явно не за доброту и терпимость в темницу упек. И вряд ли - за доблестную службу в рядах Теней Леса.
  - Девочка, - проговорил Фаррелл почти жалобно, - девочка, ну ты сейчас рассуждаешь почти как тот барон. Насчет которого я почти уверен: сей благородный муж уже покинул мир живых. Хочешь отправиться вслед за ним?
   Теперь главное. Да, вы, заклинатели стихий, не любите нас, то есть приверженцев темных культов. И не только вы, многие не любят. Я скажу даже больше, мы и сами, поклонники разных Владык, друг дружку едва терпим. Разные, видишь ли у нас устремления: что по нраву одному из Владык... скажем так, обделяет другого.
   Взять, например, Кроворукого: ему нравятся войны, убийства, а вот Тлетворному, коему поклоняемся мы - чтобы люди умирали тихо, мирно... но подольше. В то время как убивать их грубо, огнем или железом - значит лишать Владыку положенной ему жертвы. Что до последователей Ненасытного и Искусителя, то они шибко жизнелюбивы, даром что порочны. Предпочитают служить своим культам вовсе никого не убивая.
  - Для чего ты это мне все рассказываешь? - перебила Заклинательница Ветров.
  - А для того, - Фаррелл вздохнул, - чтобы ты поняла: когда нашу землю топчет враг, не время для претензий, всяких "фи" и тому подобного... Можно быть хоть... демонопоклонником, а хоть и самим демоном - но вот "самим по себе" оставаться не получится. По крайней мере, живым и надолго.
   Сама посмотри на наш Лесной Край. Видишь? Все здесь были сами по себе, каждый барон - как правитель отдельного, даром что мелкого, государства. И в итоге сердце Края, Вальденрот, враг взял за какие-то пару дней... словно муху его прихлопнул. Походя. И много... вот скажи, много ли продержался хотя бы твой родимый Храм Стихий? Набитый чародеями под завязку?
   Глаза Шейлы гневно блеснули, но сама она не нашла, что возразить. А собеседник между тем продолжил - словно черту подводя.
  - Я к тому, что отталкивать союзника глупо. Особенно сильного. Особенно при раскладах вроде нынешнего. И, вдобавок, если у союзника в самом деле имеется план действий.
   А вот от последних слов Шейла заметно оживилась.
  - Что за план? - спросила она сухо.
  - Это я и называю разумным подходом, - с энтузиазмом начал Фаррелл, - смотри, что мы имеем: и Тени Леса, и ты со своими крестьянами можете сладить только с небольшими отрядами северян. Основные силы расположились в Вальденроте, а значит бить следует именно туда. Однако сил для того чтобы атаковать город... даже с твоим чародейством, у нас недостаточно. Если атаковать только простым оружием.
  - Простым? А у... последователей Тлетворного есть непростое? - осторожно поинтересовалась Заклинательница Ветров.
  - Разумеется, - отвечал Фаррелл, - оно называется Темный Мор. Болезнь, зараза, поражающая сразу душу и тело... и при которой смерть - далеко не худший из возможных исходов.
  - Далеко не худший?.. - повторила-переспросила Шейла.
  - Да-да, - сказал следопыт просто, - примерно каждый третий из заразившихся Темным Мором, превращается в упыря. Безмозглое вонючее существо, питающее какую-то непонятную, бессознательную, но просто-таки нечеловеческую ненависть ко всему живому.
  - В таком случае мне интересно узнать, - начала заклинательница, - каким же образом ты и другие адепты собираетесь заразить воинство Оттара?
  - О, вот мы подошли, скажем так, к главному; к ядру нашего плана. Твои крестьяне... которых ты спасла и привела к замку Теней Леса - теперь и они смогут принести нам кое-какую пользу. Тоже поспособствовать... нашей общей победе.
  - Не понимаю, - молвила Шейла, хотя уже имела на сей счет предчувствия, и далеко не добрые.
   Фаррелл же не преминул подтвердить их.
  - Все просто, - произнес с подчеркнутой небрежностью, - чтобы заразить Вальденрот, достанет заразить твоих крестьян. А затем другие адепты... или кто-нибудь из Теней Леса, подбросят их в город. Если действовать четко и своевременно, Мор проявится уже с другой стороны городских стен. И разойдется по всему Вальденроту.
   С каждым словом следопыта надежды Шейлы таяли как горный снег, принесенный на равнину. Она была готова даже побороть отвращение к темному культу, привитое с детства; готова смириться с невинными жертвами среди жителей Вальденрота: в конце концов, те кто не погиб при штурме, едва ли избежали пособничества захватчикам. То есть измены. Но вот самой предать людей, которые ей доверились; с которыми она делила невзгоды и скудную пищу - на подобное Заклинательница Ветров была попросту неспособна. При всем желании.
  - Только не крестьян, - заявила она резко, - с чего ты вообще взял, что они согласятся себя заразить? К тому же, если о твоей затее узнает Грегор...
  - И что - Грегор? - Фаррелл хмыкнул, - ты думаешь, его сильно волнует, кому я поклоняюсь? Равно как и судьба твоих деревенщин? Девочка, наш командир сейчас озабочен всего одним вопросом: сохранит ли Братство свою независимость или вынуждено будет пойти на службу к завоевателям. Сам он предпочел бы первое из названного... и никакая цена этого старого хмыря не отпугнет. С крестьянами же так совсем просто: не думаю, что они откажутся... от еды. В которую мы, помимо семени Мора добавим сонного зелья - и уж тогда-то твои подопечные точно не воспротивятся.
  - Ну уж нет, - окончательно рассердилась Шейла, - никаких крестьян ты не получишь. Я этого не допущу.
  - Возможно, - ее собеседник развел руками, - не нравится наш план - просто предложи свой. Получше. Покрасивее.
  - Надо обратиться за помощью, - предположила заклинательница... хоть и не столь уверено, - отправить посланников в Кронхейм... или в другие части королевства. Чтоб остановили захватчика.
  - Девочка, - когда Фаррелл в очередной раз произнес это слово, Шейлу даже передернуло, - ну неужели ты не понимаешь? Что Кронхейму, что всем этим князьям, герцогам и прочей высокородной шушере на нас попросту... на-пле-вать. Что такое междоусобица в какой-то глухомани, когда на кон поставлена корона всей страны? Так что не надейся: никто не придет на выручку Лесному Краю. По крайней мере, пока Оттар сам на трон не претендует.
  - И... все равно, - произнесла Шейла, глубоко вздохнув, - никаких крестьян ты, демонопоклонник, не получишь. Даже не надейся.
   После чего развернулась и двинулась прочь.
  - Стой, подожди, - Фаррелл схватил девушку за локоть, пытаясь остановить... но когда та повернулась, сам вынужден был резко отпрянуть и попятиться.
   Глаза Шейлы чуть ли не метали молнии. Лицо сделалось мрачнее грозовой тучи. Внезапный порыв нездешнего холодного ветра разметал ей волосы... а собеседника ее так и вовсе пробрал насквозь. При этом, как ни странно, в гневе заклинательница выглядела довольно привлекательно - пускай и пугающе.
  - Я же сказала: не получишь! - чуть ли не крикнула она.
   И еще минут пять Фаррелл как вкопанный стоял посреди поляны. Фраза, брошенная Заклинательницей Ветров, звенела в его ушах.
  - Я ж ведь тоже тебя спас, - пробормотал следопыт Шейле вслед.
   Но та уже скрылась из виду.
  

7

  
  - Немедленно собирайтесь и уходите! - не сказала, а выкрикнула Шейла, едва добравшись до стоянки крестьян.
   Желающих последовать этому совету набралось меньше половины. Кого-то успели (или обещали) принять в ряды Теней Леса, у кого-то подобная участь ждала отца, мужа или брата... ну а кто-то попросту не поверил россказням ни про Темный Мор, ни про зловещие планы Храма Тлена. Особенно многих возмутили предостережения насчет еды, через которую демонопоклонники собирались занести заразу. И немудрено - ведь уже который день крестьяне существовали впроголодь.
  - Уходить? Куда?! - все чаще спрашивали у Заклинательницы Ветров. Как бы трудно ни жилось им в лесу, а променять его относительную безопасность на неизвестность крестьянам не хотелось. Было страшно - как и всегда, при выборе меньшего из зол.
   Однако Шейле было что ответить таким сомневающимся. И ответ сей, рожденный по дороге к стоянке, мог послужить и доводом в давешнем споре с Фарреллом - упрекнувшим заклинательницу в отсутствии собственного плана, сетовавшим на раздоры в Лесном Краю, на нежелание объединиться пред общим врагом.
   "А вот шиш тебе, умник, - подумала заклинательница со злым ехидством, - вот увидишь, сплотимся... только уже без тебя".
   Затея казалась ей грандиозной, непременно обреченной на удачу - и в то же время донельзя простой. Простой до такой степени, что Шейле при мысли об этом даже сделалось немного стыдно - оттого, что затея эта не сразу пришла к ней голову. Хотя... если подумать, свои первые шаги по дороге мести Заклинательница Ветров сделала примерно в ту же сторону. Только что свернула, решив принять помощь Теней Леса.
  - Куда, вы хотите знать? - обратилась она к крестьянам, - а я вам скажу, куда. К родным землям, которые терзают и разоряют чужаки! Мы не будем больше прятаться - мы заставим прятаться их.
   Крестьяне заволновались, зароптали, бубня что-то неразборчивое десятками голосов. А Шейла продолжила - силясь перекричать их всех.
  - Мы пойдем от деревни к деревне, от замка к замку - и все новые люди будут вливаться в наши ряды. Мы окрепнем, приумножим силы... и будем бить захватчиков всюду, где бы ни встретили. А Вальденротом с пленными баронами герцог Железная Перчатка может подавиться - мы проживем и без них!
   Хотя бы последние слова, но вызвали у крестьян одобрение. Кто-то даже отсалютовал Заклинательнице Ветров самодельной дубинкой. "Надо будет не забыть про оружие", - подумала при этом Шейла.
   Оружием маленькое воинство разжилось за пределами леса - после первой же встречи с группой горцев. Помимо топоров и мечей крестьяне получили даже некое подобие доспехов из вареной кожи. Серьезной защиты дать они не могли, зато в новом обличье, да с оружием в руках даже эти некогда мирные землепашцы стали худо-бедно похожи на воинов.
   В первый день сложилось и что-то вроде боевого порядка: шествие возглавляла Шейла, за ней следовали все, способные держать оружие - и прикрывали остальных подобно живому щиту. Голодные дети, исхудавшие женщины, изможденные старики были здесь слабым звеном, но что с ними делать, Заклинательница Ветров пока не знала.
   Пропитание им обеспечил подвернувшийся на пути небольшой караван. На ночь крестьяне остановились в пустом селении, недавно заброшенном, зато уже основательно разграбленном. А может его вымели подчистую, уходя, сами местные жители. В любом случае, зрелище вышло тягостное; "таковы плоды разобщения", - сказала о нем Шейла.
   Возобновив путь с рассветом, к обеду ополчение успело побывать уже в двух деревнях - после чего сделалось втрое многочисленней. На сей раз обошлось без боя: жители тех деревень просто выслушали заклинательницу и присоединились к ее походу. Про их отношение к завоевателям-горцам пуще всяких слов говорили целые гроздья трупов, развешанных на деревьях.
   Достигнув же третьего поселения (довольно крупного), Шейла и ее соратники наконец-то встретили живых врагов. И не дикарей в звериных шкурах, а отряд конников в кольчугах и железных шлемах. С другой стороны, от горцев они отличались разве что внешним обликом; штандарт с пикой-молнией легко выдавал в них опять же воинов герцога Оттара. Так что и для них не стоило делать исключения, утоляя чувство мести.
   Шейла понимала, что легко с подобным противником не совладать. Не говоря уж о том, сколь высоки были шансы и на поражение - ведь вытоптать пешую толпу конному отряду было вовсе не сложно. Но если не кидаться в лобовую атаку, если предварительно потрепать конников на расстоянии... тогда преимущество последних становилось не столь очевидным.
   Недолго думая, Шейла велела крестьянам отойти от поселка подальше, а сама приступила к подготовке заклинания - довольно сложного, но опасного. Спешить было некуда, ибо не торопились и торнгардские конники; ничего не жгли, никого не рубили, а лишь стояли со своим штандартом возле одного из заборов. Словно бы ждали чего-то... скорее всего, приказа.
   Тем временем, как торговцы на ярмарку, к поселку начали слетаться облака. Они скапливались аккурат над ним, тяжелели, темнели... и понемногу стали волновать торнгардцев. Заклинательница видела, как переговариваются два всадника, то и дело поглядывая и тыкая пальцем в небо. Опасались они, как надеялась Шейла, все-таки не чародейства, а обыкновенной грозы - с которой покамест и путали ее заклинание.
   Первая молния ударила точно в цель. Она прожгла одного из торнгардцев насквозь, превратив его вместе с конем в груду горелого мяса. Доспехи северянина отчасти переплавились, отчасти пригорели к телу - тем самым придя в полную негодность.
   Вторая молния угодила в землю, чем только напугала стоявшего рядом коня. Взбрыкнув, тот сбросил седока и ринулся прочь, не разбирая дороги. Вскоре поспешили убраться и другие всадники - даже те, кому ранее довелось спешиться. А заклинание осталось - со всеми своими молниями... в отсутствие других целей принявшихся разить поселок: его дома и сараи.
   Те вспыхивали мгновенно и поярче любого костра.
   В отчаянии Шейла кинулась к поселку. Нет, остановить собственноручно сотворенные чары она и не пыталась. Легче было снова поймать орла, только что выпущенного на свободу. Но вот спасти людей, уговорить их присоединиться к ополчению или, на худой конец, избежать лишних жертв стоило хотя бы попытаться. Равно как и попробовать обратить свой нечаянный провал в успех.
   Жители поселка, правда, и сами были не дураки: толпой высыпав из домов, они все-таки сообразили держаться от них подальше. Кто-то бестолково суетился с лоханями воды, бегая то к реке, то к колодцу; все же остальные сочли, что жизнь дороже. И потому лишь молча наблюдали за разгоравшимся пламенем - надеясь, что добру каждого из них повезет поболее остальных.
   Такими жители поселка и встретили Заклинательницу Ветров.
  - Это... колдовство, - на одном дыхании выпалила она, - это все они... торнгардцы. Они пришли, чтобы разграбить ваше селенье. Потому и наслали на вас... эту грозу.
  - Что за чушь? - раздался в ответ низкий басовитый голос.
   Жители поселка расступились и навстречу Шейле тяжелой поступью вышел человек, одетый так же как сбежавшие торнгардские конники.
  - Мой отряд здесь не для того чтобы грабить, - заявил обладатель низкого голоса, - мы пришли договариваться о поставках провизии для людей его светлости.
  - И платить золотом, - угодливо поддакнул один из поселян.
  - ...а вот кто ты такая... и откуда у тебя такие познания насчет колдовства?
   Шейла осеклась; замолчала, не зная, что ответить.
  - Так может она и есть колдунья? - закричала какая-то старуха, сама больше похожая на ведьму из сказок.
  - А мы это сейчас и проверим, - торнгардец грубо схватил Шейлу за руку, потянул к себе, одновременно отворачивая ей рукав. Пока наконец не нашел, что искал: небольшую узорчатую татуировку на запястье.
   Знак Храма - нанесенный достаточно давно, чтобы успеть к нему привыкнуть и даже забыть.
  - Так я и думал, - с удовлетворением заключил торнгардец, - Храм Стихий. Его светлость верно распорядился уничтожить это чародейское гнездо... только, похоже, кое-кто спасся. Так что, сударыня, будете отрицать, что причастны... к этому?
   Он указал рукой в сторону горящего поселка и уже начавших светлеть туч. Шейла молчала.
  - Повесьте ее, - распорядился торнгардец, не дождавшись ответа, - и помните: его светлость ценит только преданность.
  - Нет! - крикнула, чуть ли не взвизгнув, заклинательница.
   Невзирая на боль, она смогла резко вывернуть и тем самым высвободить руку - а затем отскочить, ударив по толпе порывом ветра. Ни на что другое сил у Шейлы уже не осталось... не получилось и далеко убежать: поселяне настигли и разом накинулись на Заклинательницу Ветров, принявшись избивать ее и топтать. И только начальственный окрик торнгардца остановил расправу.
   Когда же Шейлу еле живую поволокли к дереву с приготовленной веревкой, девушка успела заметить как возвращаются всадники. Те самые, что недавно бежали от ее грозы.
  - Командир, - бодро выкрикнул один из них, обращаясь к сослуживцу, оставленному в поселке, - тут неподалеку банда разбойников притаилась. Вооружились нашим оружием. Ну мы потоптали их, сколько смогли... ублюдков ихних порубили, шлюх. Некоторые разбежались...
  - Это ненадолго, - одобрительно молвил в ответ командир.

* * *

  
   А той же ночью к Вальденроту пожаловало несколько повозок с тщательно укрытой поклажей. Повозки вели какие-то неприметные люди, почему-то старавшиеся держаться от них подальше.
  - Чего везем? - вопрошал, зевая, один из стражников у ворот.
  - Ночью въезд запрещен, - ворчливым тоном сообщил его напарник, - приказ наместника... господина Кольма.
  - Так мы ж это... съестного немножко привезли, - с выражением простоватости пролепетал один из неприметных людей, - пустите, а? А то жалко... да и поздно уже возвращаться.
  - Ладно, - чудесным образом подействовало на ворчливого стражника упоминание съестного.
   Оно и неудивительно: с приходом герцога Оттара с провизией в городе сделалось совсем туго. Мало того что теперь приходилось кормить все его воинство - это сборище горцев и торнгардцев. Так, вдобавок, и пополняться городские амбары стали заметно хуже. Хуже с каждым днем: по мере того как все больше деревень грабилось северными дикарями, и все новые крестьяне становились беженцами вместо того чтобы трудиться на полях и скотных дворах.
   Так что провизии в Вальденроте были только рады... и даже словам о провизии. Тем более что нехватка еды не обошла стороною и городскую стражу.
  - А что за съестное-то, - первый из стражников двинулся было к ближайшей повозке, словно желая ее осмотреть. Неприметные люди разом напряглись точно струны... но обошлось: стражник снова зевнул и отошел в сторону.
   Оказавшись, наконец, в городе, адепты Храма Тлена сразу же приступили к делу. А заодно порадовались легковерию стражи... равно как и чудесному свойству Темного Мора. Благодаря последнему зараженные тела начинали разлагаться и смердеть только на следующий день, до этого ничем себя не выдавая.
   Поскольку носителей заразы оказалось меньше, чем изначально планировалось, адепты гораздо тщательней подходили к месту их оставления. За ночь они обошли весь город, выкладывая трупы крестьян на площадях и самых широких улицах. Не обошли вниманием служители Тлетворного и городские колодцы.
   Когда наутро к одному из этих колодцев пожаловала первая баба с ведром, она еще не знала, чем эта вода обернется для нее очень скоро. Для нее самой - и для всего города.
  

ИНТЕРЛЮДИЯ

Необычные захватчики

   Маленький городок на краю Ульвенфеста не имел даже названия. То есть, название-то, разумеется было... только вот едва ли интересовало хоть кого-то, включая даже самих его жителей. Городок не наносили на карты, ни разу не удостоили упоминания в летописях, да и просто проездом из других поселений и краев бывали в нем редко. Не особенно интересовался жизнью в тех краях и здешний люд, из-за чего слово "город" в их речи употреблялось не в общем, а в совершенно определенном смысле. Других городов для этих людей по большому счету не существовало.
   Вместо стены городок опоясывало сооружение из бревен и кольев, этакий исполинский сруб. Да и городом это людское поселенье могло считаться поскольку постольку. От крупной деревни его отличали разве что дома в два-три этажа, принадлежавшие зажиточным семьям, да несколько лавочек и мастерских. Площадь и ратуша, впрочем, имелись тоже, чем давали местному управителю гордо именовать себя бургомистром. А не поселковым старостой, например.
   Стража городка была малочисленной да и почти не востребованной: когда народу мало, и все друг друга знают, за порядком следить много лучше получается у соседей и родственников, чем у представителей власти. Не боялись... а, по большому счету, не задумывались местные жители и о вторжении извне. Маленький городок, обделенный богатством, и так и не сподобившийся дать стране хотя бы один знатный род - кому он такой нужен? И поэтому, когда захватчики все-таки подошли к срубу-стене, жители городка предпочли просто сразу открыть им ворота.
   "Не тратя зря времени и крови!" - с натужной важностью провозгласил по этому поводу бургомистр. И изо всех сил пытался выглядеть достойно.
   Впрочем, отряду чужаков следовало отдать должное. Захватчики не превратили свою, даром что бескровную, победу в разбойный загул - с неизбежными в таких случаях грабежами, сожженными домами и надругательством над горожанками. Как видно, командир их был строг и успел нимало поднатореть в пресечении подобного рода увеселений. Так что даже за еду, изъятую для отряда, неслыханное дело - было уплачено золотом. Его у воинов с синим как сумерки знаменем нашлось на удивление много.
   Все, чего потребовали чужаки от жителей городка - это выдать им последователей темных культов. Выдать самим, дабы отряду не пришлось обыскивать каждый дом и, вдобавок, прибегать к допросам и пыткам. Ничего подобного удивительно милосердные захватчики очевидно не желали, и именно поэтому предложили такие условия. Ну а жители городка, само собой, приняли их с готовностью; некоторые даже с радостью. А заодно обеспечили себе зрелище: явление для городка столь же редкое, как и весточки из внешнего мира.
   Пособников темных культов нашлось аж шесть человек - подозрительно много для тихого городка, населенного менее чем тысячей душ. Но никого сей факт не смутил; как говорят в народе: "в тихом болоте чудища водятся".
   Теперь все шестеро демонопоклонников стояли на площади, на возведенном наспех помосте перед срочно же изготовленными виселицами. Стояли под охраной нескольких воинов из отряда захватчиков, и окруженные толпой горожан: прежних приятелей, соседей и знакомых.
   Первыми приволокли на расправу двух белокурых красавиц-близняшек. Добрую половину мужчин городка они очаровали не иначе как колдовством, дарованным Искусителем. За ними настал черед звездочета, некогда уехавшего сюда от столичной суеты. Какому именно из Темных Владык служил сей подозрительный человек, не мог сказать никто, однако любовь его к ночи, к ночным бодрствованиям и странным словам не могла не вызвать подозрения соседей.
   Словно кур во щи угодила на расправу и местная травница, намедни сгубившая чье-то дитя. Вместо исцеления от хвори, ее снадобье принесло несчастному ребенку смерть - да, вдобавок, мучительную, что как раз по нраву Тлетворному. Не остался незамеченным и матерый охотник, за кружкой пива любивший хвалиться, что его стрелы и лезвие ножа "окроплены кровью сотни разных зверей". Как следовало понимать подобную похвальбу, если не прославление Кроворукого? Да и само занятие охотника, слишком любимое им.
   Наконец, не смогли подозрительные горожане пройти мимо жирного ростовщика, коему в городке не были должны, наверное, разве что дети. Ему приписали не что иное как служение Ненасытному, а на казнь приволокли с облегчением и плохо скрываемой радостью. Теперь ростовщик, еще вчера полагавший себя хозяином жизни, стоял на помосте на трясущихся ногах и с бледным, покрытым испариной, лицом поглядывал то на толпу, то на виселицу.
  - Добрые горожане, - обратился меж тем к собравшимся командир отряда, - властью, данной мне его светлостью герцогом Оттаром, сыном Бьярни, владетелем Торнгарда и Лесного Края... и покорителем сопредельных земель я объявляю этих людей... виновными в поклонении Темным Владыкам! За потворствование демонам и их приспешникам все они приговариваются к смерти.
   Командир был явно не мастак произносить длинные речи: после сказанного ему с непривычки понадобилось несколько мгновений, чтобы помолчать и перевести дух. Затем он заговорил снова, на сей раз обращаясь уже к шестерым смертникам.
  - Перед лицом заслуженного возмездия - не желаете ли сказать что-то напоследок?
   Белокурые близняшки в ответ лишь разрыдались, обнявшись. Травница и звездочет промолчали - им обоим было понятно, сколь бесполезны теперь любые слова. А вот жирному ростовщику сия простая истина почему-то оказалась недоступной.
  - Пощадите меня, люди! - воскликнул он, побледнев еще больше, чуть ли не полной белизны, - я все прощаю, все долги...
   Ответом были яростные крики из толпы: "демоны тебя сожри", "убирайся в преисподнюю" и тому подобное. Следом на помост полетели огрызки яблок и комья грязи; один из таких комьев даже угодил ростовщику в лицо.
  - Мы лучше останемся должными тебе, - съязвил бургомистр стоявший рядом с командиром захватчиков, - но перед его светлостью долг исполним!
   Командир молча одобрительно кивнул, после чего указал рукой в сторону виселиц: приступайте, мол. И в этот момент охотник, еще мгновение назад вроде бы смиренно ожидавший казни, внезапно выхватил из сапога маленький, но острый нож. И, метнув его в лицо ближайшему из захватчиков, спрыгнул с помоста и бросился бежать.
   Вернее, попытался броситься: толпа почти сразу настигла охотника и, пинками и кулаками враз сломила его сопротивление. После чего, избитого и в разодранной одежде, снова подтолкнула к помосту. Снова взойти на него самостоятельно охотник был уже не в силах; даже к виселице его подтащили под руки двое захватчиков.
  - Благодарю вас... от имени его светлости! - крикнул толпе командир, - за вашу готовность... прийти на помощь в этом правом деле!
   Тем же вечером отряд покинул городок; свое боевое задание - избавление мирных горожан от демонопоклонников, он выполнил. Необычных захватчиков провожали тоже необычно: посылая им вслед благодарности вместо проклятий.
  

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Всего один удар

1

   Тень надвигающейся войны уже достигла столичных предместий. Все больше домов стояли пустые и заколоченные, пока их хозяева перебирались под защиту крепких городских стен. Лавки и лотки, что некогда расплодились за ради облегчения кошельков приезжих, исчезли в считанные ночи... да и облегчать им стало, по большому счету, некого. Не тех же несчастных крестьян, толпами приходящих к воротам. С них, согнанных войной со своих наделов, получить даже мелкий барыш было не легче, чем отыскать золото в мусорной куче.
   Зато гости дорогие - купцы да дворяне, напротив, словно забыли дорогу в Кронхейм. Первым менее всего хотелось оказаться на пути воинства северян: дикого, голодного и озлобленного, вдобавок подстегнутого Темным Мором. Ходили слухи, что каждый подвернувшийся караван горцы начисто разграбляли; людей же, сопровождавших его, могли и поджарить на вертелах. Правдивость этих россказней никто не проверял, да и интересовала она немногих. В основном же торговый люд предпочитал не рисковать - ценя свои жизни выше всех денег мира.
   Что касается почтенных обладателей титулов, замков и родовых гербов, то недавняя битва на Ржавом Поле разом отбила у них всю доблесть и желание лезть на рожон. Бросившись врассыпную как мыши, застигнутые посреди кладовой, эти люди по-мышиному же затаились каждый в собственной норке. В столицу королевства, некогда манившую их как цветы манят пчел, титулованные особы теперь отправились бы разве что с ножом у собственного горла. И уж точно не горели желанием ее защищать.
   С другой стороны, Кронхейм тоже не ждал гостей. Ворота с каждым днем все дольше оставались закрытыми, а стражники, похудевшие и непривычно озлобленные, отмахивались от толп беженцев. Последние все прибывали, скапливались у ворот, и в неумолимости своей да в угрюмом отчаянии казались призраками, а не живыми людьми. А то и вовсе воплощениями Тлетворного, его вестниками и глашатаями.
   Все больше собиралось у ворот этих мрачных оборванцев - и все меньше жизни теплилось в предместьях Кронхейма. Из последних сил еще держались лишь местные таверны... однако и в их стенах пьяное веселье уступило место горечи. Сюда приходили, оставляя последние гроши, чтобы залить пивом и вином душу, и хоть ненадолго забыть о невзгодах. О тех бедствиях, что принесла этим людям и всей стране живая лавина, сошедшая с северных гор.
   Никто не смеялся, не пел и не провозглашал тосты под стук сталкивающихся кружек. Даже драка, эта верная подруга хорошей попойки, обходила таверны теперь стороной. Вместо них завсегдатаям всех этих заведений сделались хмурое молчание напополам с равнодушием. Каждого из посетителей интересовал только он сам, да кружка с хмельным напитком.
   Так что никому не было дела до окружающих... например, до троих человек, сидевших в дальнем, самом темном углу за одним столом. Никто не обращал на них внимания: ни обслуга, ни другие посетители - и напрасно. Ибо именно этим троим предстояло сыграть главные роли в судьбе столицы... а может и всего обезглавленного королевства.
   Первого из этих троих звали Леннарт Кольм, и он, что примечательно, немало зим прожил здесь, в Кронхейме. Горожане знали его под прозвищами "Книгоед" и "Чернильница", полученными за ремесло, коим Леннарт зарабатывал на хлеб. Некоторые его даже хватились, когда один из немногих грамотных людей столицы уехал. Хватились, немало удивились... потому как не знали об этом тихоне и книжном черве кое-чего важного. Того, что, собственно, и заставило Леннарта Кольма покинуть уютный дом и сам город.
   Правда заключалась в том, что Леннарт принадлежал к одному из темных культов, некогда гонимых, но при ныне покойном Адальраде Втором успевших набрать силу. Недостатка в адептах не знали, по крайней мере, четверо из Темных Владык - в том числе и снедаемый собственной злобою Кроворукий. Причем, Кольм, этот вежливый и немного застенчивый грамотей посвятил жизнь именно ему.
   Кронхеймцы не ведали о том и не догадывались... равно как и о многом другом - за что Леннарта Кольма могли даже не довести живьем до плахи. Ведь это он, по заданию единоверцев, развязал эту войну. Ведь именно он нашел Руну Власти, подчинившую кланы северных гор их заклятому врагу, герцогу Оттару Торнгардскому. Без нее Торнгард еще долго не досаждал бы прочим частям и уголкам королевства - будучи скованным враждой с дикими соседями.
   Но если бы жители столицы и впрямь прознали о роли Леннарта в этой войне; если бы уличили в сем того, кого знали как безобидного труженика пера - все равно: прежде чем чинить над ним расправу, кронхеймцам следовало узнать и кое о чем другом. О том, что на сей раз Леннарт Кольм прибыл в столицу не просто так; что он вновь получил задание от Храма Крови: положить конец развязанной им же войне. Остановить пса, собственноручно спущенного с цепи; именно остановить, а не попытаться. Ибо попытки (тем паче бесплодные) Темному Владыке без надобности.
   Возможно, теперь это прозвучало бы удивительно, но еще луну тому назад Леннарт Кольм был в отчаянии оттого, что война забуксовала как телега в трясине. Захватив Лесной Край, герцог Оттар торжествовал... и уже вовсе не стремился к чему-то большему. Прибавление земли и подданных - мечтать о чем-то большем захолустный владетель и не смел.
   Спокойно восприняли завоевание Края и дворяне, особенно столичные. Вернее сказать, возня на окраине была им безразлична; новоявленный владетель Торнгарда и Вальденрота мог творить что угодно, только бы на трон не покушался.
   Выйти же из тупика, в коем едва не оказалась затея Храма Крови, помогло неожиданное обстоятельство. Слугам Кроворукого, сознательно или нет, заступили дорогу последователи другого темного культа - а именно, поклонники Тлетворного. Они принесли Темный Мор в самое сердце Лесного Края... и очень скоро вынудили воинство Оттара спешно его покинуть. И не просто уйти, убравшись в родные горы, но двинуться вглубь страны.
   Казалось бы, адепты Тлена нечаянно помогли культу Владыки-соперника... если б не одно "но". Леннарту Кольму, как советнику герцога и его наместнику в Вальденроте, было поручено расследовать постигшую город напасть. Войско Оттара тогда покамест еще сопротивлялось натиску Мора - кучами сжигая зараженные трупы и огораживая целые кварталы.
   Скрывать правду Леннарту не пришлось: культисты, служившие разным Владыкам, дружны отнюдь не были. По крайней мере, не настолько, чтобы покрывать один другого. Ничуть не сомневаясь в причинах бедствия, Кольм выложил его светлости все как есть: и о Тлетворном, и о его последователях, и о темных культах как таковых.
   Выложил... после чего успел не раз пожалеть об этом. Потому как Оттар воспринял слышанное от высокоумного советника сообразно собственному уму и характеру - то есть, со всем простодушием жителя глубинки. Простодушием, наложившимся на кошмарное зрелище города и всего Края, охваченных Мором.
   Поняв, что бороться с оным ему не под силу, герцог Торнгардский велел отступать из Лесного Края... и одновременно объявил очистительный поход, дабы избавить всю страну от злобных демонопоклонников. Лед тронулся, война стала вновь набирать обороты, но при этом сошла на колею, совершенно нежелательную для Храма Крови.
   Вторым, кто пришел на встречу в таверне, был князь Вейдемир, владетель Грифондола. В предместья Кронхейма он прибыл инкогнито, а лицо свое - холеное, породистое, в королевском замке знакомое чуть ли не каждой собаке, старательно прятал под капюшоном плаща. Не так давно Вейдемир слыл одним из главных претендентов на престол, и именно он возглавил поход объединенного войска дворян юга против "зарвавшегося северянина". Именно такими прозваньями: "зарвавшийся северянин" и "рыжая моська" князь Грифондола наградил Оттара, когда его войско вышло за пределы Лесного Края, вступив на земли графства Ульвенфест.
   Поход закончился невдалеке от одноименной столицы графства - на уж помянутом выше Ржавом Поле. И закончился совсем не так, как рассчитывал Вейдемир... пускай и вполне ожидаемо. Южане бились на чужой земле, за богатство и амбиции своих сюзеренов. На сторону же воинов Оттара встали столь могучие силы как злоба, отчаяние и истая вера самого герцога в миссию избавителя.
   Торнгардские рыцари и пешие латники стояли железной стеной - понимая, что отступать им некуда. Горцы, покорные силе Руны, сражались с яростью дикого зверя, помноженной на безрассудство. Ни тем ни другим страх был неведом... зато противной стороною он овладел очень быстро, зародившись же с первой каплей пролитой крови. Очень скоро вассалы и союзники Грифондола обратились в бегство; сам же Вейдемир оказался в плену, и отпущен был только, когда присягнул на верность герцогу Оттару.
   За ним в Грифондол устремилось и войско северян, не ставшее отвлекаться на взятие Ульвенфеста. Устремилось с немалым крюком, минуя Кронхейм, и ведомое надеждой набраться сил и пополнить ряды - а уже затем двинуться к столице. Никакой боевой дух не делал северные рати ни бессмертными, ни бессчетными; схватки, даже успешные, все равно обернулись потерями. И немалыми. Восполнение оных ложилось теперь на плечи единственного вассала герцога Оттара... коего возможность исполнить свой долг отнюдь не радовала.
   Еще меньше обрадовались приходу Оттара в Грифондол разве что единоверцы Леннарта Кольма. Просто потому, что именно на земле южного княжества располагался Храм Крови, и дальнейшая его судьба в силу этого виделась совсем не радостной.
  - Итак, начнем, - обратился к соседям по столу Леннарт, когда все трое пригубили содержимое кружек, - кстати, забыл представить вас друг другу.
  - С его сиятельством князем Грифондола мы уже знакомы, - промолвил в ответ третий из участников встречи: светловолосый, сероглазый мужчина с узким как бритва лицом.
  - Как и я с капитаном Рейном, - подчеркнуто небрежно бросил Вейдемир.
   Кто-нибудь из придворных (особенно тех, что постарше) с первого же взгляда на капитана Акселя Рейна мог уловить в том сходство с ныне покойным королем. Точнее, с двойником Адальрада Второго, смотревшего на мир с портретов, висевших в замке. С портретов, сделанных задолго до того, как его величество превратился в обрюзгшую тушу и обрел в народе нелестный титул "Свиноголовый".
   Более того, сходство с королем не являлось случайным: Аксель Рейн был бастардом Адальрада Второго. Одним из тех несчастных младенцев, коих похотливый монарх обычно велел скидывать с замковой стены. Что уберегло тогда Акселя от такой участи - до сих пор не знает никто, а тем более сам счастливчик-бастард. Возможно, пороки еще не успели окончательно съесть душу его отца... а, быть может, даже Свиноголовый оказался не чужд светлых человеческих чувств. Хотя бы на мгновение, достаточное чтобы передумать.
   Так или иначе, Аксель Рейн не только сумел дожить до зрелости - он, вдобавок, вырос при замке, где, с наступлением совершеннолетия, надел форму королевского гвардейца. Дослужившись до командира Гвардии, этот человек с недавних пор еще и заправлял во всем замке, ввиду бегства двора. И подготовку к предстоящей обороне Кронхейма возглавлял тоже он. Ибо больше некому.
   На судьбу темных культов Акселю Рейну было глубоко наплевать - равно как и на высокомерных богатых южан, один из которых сидел теперь с ним за одним столом. Но вот столицу гвардеец-бастард любил, и любил искренне: не в пример придворным трутням. Любил настолько, что готов был защищать ее даже от полчищ демонов.
  - Как полагаю, мы не знакомиться сюда пришли, - произнес он, сразу переходя к делу, - если у вас есть что-то, полезное для защиты города, выкладывайте немедленно, я слушаю. А нет...
  - Не извольте беспокоиться, капитан Рейн, - поспешно проговорил, в ответ Леннарт Кольм, - сведения есть - причем такие, что могут решить исход всей войны, а не только судьбу Кронхейма.
   Глубоко вздохнув и, непривычно для себя, отхлебнув из кружки, он заговорил - постепенно перейдя на заговорщический шепот:
  - Ну, прежде всего... я не берусь судить, насколько сильно войско герцога Оттара. Думаю, достопочтенный князь Грифондола осведомлен о том побольше меня, столкнувшись с этой силой в настоящей битве. Не знаю я и точных потерь в той битве, равно как и готовности южных земель восполнить их. Наконец, я даже не смею прикинуть шансы Железной Перчатки при взятии Кронхейма. Просто потому, что не знаю соотношения сил... да и сами силы слишком разнородны, чтобы их сравнивать.
   Да, у защитников столицы основная надежда на ополчение из горожан; да, опыт взятия городов у Оттара кое-какой имеется... так ведь сравнивать тот же Вальденрот с Кронхеймом - все равно что воробья равнять с орлом.
  - Это все? - сердито и нетерпеливо перебил Аксель Рейн, - в таком случае, что вы вообще знаете, господин Кольм?
  - Самое важное, - улыбнулся Леннарт, - все могущество герцога Оттара, каким бы оно ни было, вся эта могучая северная рать... целиком зиждется на самом герцоге Оттаре - и на Руне Власти, которой он владеет, не расставаясь с ней даже по ночам. Это Руна, угодив в руки торнгардского владетеля, заставила горные кланы встать плечом к плечу с воинами герцога. Вместо того чтобы раскраивать им черепа топорами... ну или рубить друг дружку за неимением других занятий.
  - Колдовство, - горько усмехнулся капитан Рейн, - можно было догадаться.
  - Вы не вполне правы, капитан, - вежливо, но твердо возразил ему Кольм, - нынешние деревенские колдунишки просто беспомощное дурачье в сравнении с древними магами. Ну да впрочем, не буду спорить - дело-то ведь в другом. Важно, что при таком раскладе угроза всем нам может быть снята всего одним ударом... направленным куда следует, как вы понимаете.
  - Понимаю, но не вполне, - заявил князь Вейдемир, - во-первых, кто должен нанести этот единственный и решающий удар? А во-вторых, как следует поступить с самой этой... Руной?
  - Насчет Руны Власти говорю сразу, - отвечал Леннарт, - я пришел к мысли, что ее необходимо уничтожить... ну или убрать как можно дальше от людских глаз и рук. Не в обиду никому будет сказано: подобное могущество нынешним смертным не удержать. Руна ведь тоже небезвредна... даже для своего обладателя.
   Теперь насчет удара: эту честь я надеюсь предоставить вашему сиятельству, достопочтенный князь Грифондола. И вот он будет вам в помощь.
   На последних словах Леннарт извлек из дорожного мешка ножны с коротковатым, но необычного вида, мечом. Черная рукоять меча была увенчана фигуркой в форме человеческого черепа; сталь клинка покрывали красные прожилки, из-за которых он напоминал живое существо.
  - Перст Кроворукого, - провозгласил Кольм, представляя оружие словно человека, - заговоренный меч. С ним шансы на успех в поединке гораздо выше, чем с обычной железякой.
   Вейдемир нахмурился.
  - Не хочешь ли ты сказать, - молвил он сухо, - что я должен зарубить своего сюзерена? Которому я принес клятву верности? Да как бы я ни относился к Оттару Железной Перчатке...
   Слушая эту отповедь, Леннарт внутренне усмехнулся. "Ох уж эта треклятая дворянская честь, - думал он, - сколько ж бед мы могли избежать, кабы не она!".
   А вслух ответил:
  - Никто же не предлагает доблестному князю убивать Оттара из-за угла, ударом в спину. Хотите - сделайте все по чести: вызовете его светлость на дуэль... надеюсь, хоть это ваша клятва и честь допускают? Повод при желании найдете сами; взять хотя бы ваше пленение. Ну а коли впоследствии ваше сиятельство еще и сделается королем, любые кривотолки вокруг бесчестия очень быстро сойдут на нет. Уж поверьте.
  - Я... подумаю, - осторожно и совсем без благородной спеси отвечал Вейдемир, - и... хочу еще спросить: почему ты, как особа еще более приближенная к герцогу, сам не нанесешь этот твой единственный удар?
  - Увы, - Леннарт Кольм развел руками, - я все больше обучен обращению с пером и пергаментом, а не с благородной сталью. Воин из меня никудышный: не поможет даже заговоренный меч.
  - Я подумаю, - повторил князь Грифондола, отстраняя недопитую кружку и поднимаясь из-за стола. Немного помешкав, он все-таки взял Перст Кроворукого.
   Провожая взглядом двинувшегося к выходу Вейдемира Леннарт усмехнулся вновь - на сей раз открыто.
  - Вот видите, капитан, - молвил он с ноткой сожаления, - достопочтенный князь еще не определился... запутавшись в собственной чести. А спасать наш любимый город кому-то нужно. Собственно, поэтому-то я и обратился к вам: добраться до герцога вам будет посложнее... но зато я уверен - уж вы-то сомневаться и раздумывать на сей счет не станете.
  - Совершенно верно, - коротко отчеканил Аксель Рейн, - не стану ни на мгновение.

2

   В неприметный заколоченный дом, плотно вжавшийся в узкую безымянную улицу, капитан Королевской Гвардии пожаловал лично - как, впрочем, он делал всегда. Со столичной Гильдией Убийц, обосновавшейся в этом доме, Акселя Рейна связывала давняя... нет, не дружба, однако и нельзя сказать, что лишь круговая порука. Скорее, что-то среднее: именно таким отношениям подобало слово "союз". Когда две стороны оказались полезными одна для другой.
   Нельзя сказать, что до сих пор капитан Рейн как-то сильно нуждался в услугах Гильдии. Тем не менее, назвать оную для себя бесполезной тоже значило бы погрешить против истины. Как ни крути, а зловещие союзники в конечном счете помогали Акселю лучше исполнять свой долг - оберегать сумасбродного отца-короля. Оберегать, дать возможность дожить до седин и, при этом, сохранить трон.
   Это именно Гильдия Убийц отправила в преисподнюю загадочного Ферзя: чужеземца, проникшего в страну из-за южных гор и прибывшего ко двору под видом проповедника. Велеречивый и не лишенный дара целительства, Ферзь попытался влиять на самого Адальрада Второго - человека, хоть и свирепого, но слабовольного. И сумел-таки добиться в этом некоторых успехов. Во всяком случае, пара неугодных ему сановников отправилась на плаху, а самого чужеземца все чаще можно было увидеть в тронном зале - да не где-нибудь в углу, а рядом с его величеством, по правую руку.
   Торжествовать, правда, Ферзю довелось недолго, а закончился его триумф тем, что однажды ночью чужеземец выпал из окна спальни. Выпал не иначе как случайно... желающих же докапываться до истины почему-то не нашлось.
   Второй раз Гильдия Убийц помогла Акселю Рейну, предотвратив ни больше ни меньше дворцовый переворот. Целью на сей раз сделался его предводитель: сэр Хельмут Подкова, командир знаменитого и непобедимого Стального Полка. Амбициозному военачальнику не помогли ни подчиненные ему ратники - гордость и краса королевства; ни талисман, за который Хельмут и получил свое прозвище. Принято считать, что подковы приносят удачу... только вот что в ней толку, если любимое вино оказалось отравленным?
   Наконец, Гильдия однажды спасла и самого капитана Гвардии, избавив его от непрошеного внимания королевского казначея. Ни в меру и совсем не желательно любопытный, тот очень уж сильно интересовался судьбой каждой из казенных монет - включая те, коими Аксель платил Гильдии Убийц. За свое любопытство казначею пришлось искупаться во рве, отделявшем королевский замок от самого города. Купание было единственным... но большего и не потребовалось, ибо закончилось оно на дне. На весьма глубоком дне...
   Не оставался в долгу и Аксель Рейн - не считая даже того золота, что время от времени покидало казну и перетекало в карманы членов Гильдии. Когда бургомистр Кронхейма затеял на Убийц облаву, его самого неожиданно схватили королевские гвардейцы. Да не просто так схватили, но по предварительно и старательно подготовленному доносу, уличавшему градоправителя в измене. Дальнейшую его судьбу решила камера пыток в замковой темнице, а также указ скорого на расправу короля.
   Не осталась Гвардия в стороне и во время народных волнений, в очередной раз прокатившихся по столице. В тот злополучный день на охрану неприметного дома на безымянной улице Аксель Рейн выделил целый десяток опытных бойцов - один из которых, кстати, так и не вернулся в замок живым.
   В свете вышесказанного (и платежеспособности королевской казны) капитан Рейн был уверен: Гильдия Убийц поможет ему и на сей раз. Кронхейму, конечно, и так было чем встретить воинство северян: крепкие стены, почти неприступный замок; ополченцы и гвардейцы, не говоря уже про Стальной Полк, делали предстоящую осаду чем угодно, только не легкой прогулкой. Бой обещал быть жарким, изнуряющим, и вне зависимости от исхода - последним крупным сражением герцога Оттара. На большее тому просто не хватит сил.
   Но и упускать возможность покончить с противником малой кровью Аксель не собирался. Не собирался хотя бы потому, что был королевским гвардейцем - и по собственному опыту знал, сколь трудно подготовить хорошего воина. Трудно, долго и дорого... слишком дорого, чтоб разбрасываться жизнями таких воинов бездумно и бессчетно.
   Не питал капитан особых надежд и на Вейдемира с Перстом Кроворукого наперевес. Вообще не привык надеяться на едва знакомых людей и, тем паче, выказывать им доверие. Леннарт Кольм поступил дальновидно, открыв тайну герцога и ему тоже. Ибо Аксель, в отличие от высокородного южанина и не думал сомневаться ни в самом своем решении, ни в требуемых на то средствах.
   "Всего один удар", - пробормотал он, переступая порог дома Гильдии.
   Внутри ждала темнота сеней и тяжелая дубовая дверь с маленьким окошком. Только это окошко и открылось перед командиром Гвардии, пропуская в сени тусклый огонек свечи. Последнего хватало ровно на то, чтобы по другую сторону двери не было столь же непроглядно темно, как в сенях. А вот видеть своего собеседника очередной заказчик не мог, да и сам оставался невидимым для человека со свечой. Для общения им обоим доставало голосов... ну и, конечно же, звона монет.
  - Ах, никак отважный капитан Рейн снова почтил нас своим вниманием, - проворковал хрипловатый голос из окошка. Таким тоном любящий дедушка мог разговаривать с внуками.
   Про себя Аксель так и нарек своего собеседника - Дедом. А заодно подивился его чутью и догадливости... в очередной раз.
  - Да, это я, - подтвердил королевский бастард, - и мне снова нужна помощь Гильдии.
  - Эх, молодость, - вздохнул Дед, казалось даже искренне, - все куда-то спешите, только о делах думаете... А просто так, чай, и не зайдете, навестить старого друга.
  - У меня служба, - отвечал Аксель просто, - защита короля, защита замка... а с недавних пор и всего этого города. Без службы я никто...
  - Что ж, мы понимаем, - с нарочитой торжественностью молвил Дед, - как ничего больше мы понимаем, сколь тяжела ваша служба... и сколь необходима нам, мирным горожанам. Мы преклоняемся перед Гвардией, что денно и нощно оберегает нас... делая нашу жизнь спокойней, а сон крепче. Преклоняемся и от всей души жаждем хоть немного облегчить вашу службу... в меру скромных сил наших...
   "...а также щедрости казны", - добавил про себя Аксель Рейн. И добавил с немалым сарказмом; союзник союзником, а понять собеседника своего он не мог. Как и всех наемников мира - людей, готовых проливать кровь за кого угодно. За любую мразь, отягощенную лишними деньгами и достаточно щедрую.
   "А ведь так же в Гильдию могли обратиться и по мою душу, - невзначай подумал капитан, - люди того же Оттара... будь он толику поразумней. И эта старая крыса столь же ретиво изливала мед перед ними - забыв и о преклонении, и обо всем таком же прочем..."
   Тем не менее, ритуал требовал соблюдения, так что вслух Аксель высказал Деду совсем иное:
  - Со своей стороны Гвардия тоже ценит столь благое стремление... и не одними только словами. Я прошу Гильдию принять эту награду в возмещение сил, которых она не жалеет, стараясь помочь нашей службе.
   С этими словами он просунул в окошко небольшой мешочек, туго набитый монетами.
  - Гильдия благодарит вас за щедрость, - уже спокойнее и почти без патетики изрек Дед, - думаю, что пора перейти к делу, приведшему сюда славного нашего защитника.
  - Говорю сразу, - начал Аксель, - человек, о котором идет речь, находится за пределами Кронхейма; точнее, в Грифондоле. Правда, вскоре он может и подойти к городу... в общем, я говорю об Оттаре Железной Перчатке, герцоге Торнгардском.
  - ...владетеле Лесного Края и северных гор, покорителе Ульвенфеста, - дополнил Дед, как показалось, немного обескуражено.
   Затем окошко неожиданно захлопнулось. Аксель растерялся: ответ представителя Гильдии он привык получать сразу - и неизменно положительный. Да и как иначе, если деньги уже получены?
   "Не ответит через полчаса - вернусь с целым отрядом, - подумал капитан злобно, - весь домик по бревнышку раскатаем!"
   Ждать, впрочем, пришлось гораздо меньше. Уже через несколько минут окошко открылось вновь, и снова зазвучал медоточивый голос Деда:
  - Гильдия готова прийти на помощь и на сей раз... но просит и доблестного капитана войти в ее положение. Работа эта тяжела... гораздо тяжелее, чем было до сих пор.
  - Ясно, - сказал Аксель Рейн, - еще столько же золота, я надеюсь, вас устроит? Деньги будут сегодня же... но я тоже выдвину дополнительное условие. Относительно одной вещицы, имеющейся во владении герцога.
   Лишь после того как командир Гвардии вернулся в неприметный дом, из него вскоре вышел худощавый и длинноволосый паренек. Звали его... впрочем, не все ли равно, коли по вступлению в Гильдию Убийц полагалось забывать свое, данное при рождении, имя? Забывать хотя бы на время задания, а вместо оного члену представляться как Свен. Ну или Герда, если речь шла об убийце-женщине. Таковые в Гильдии тоже имелись, пускай и в меньшинстве.
   При всей своей юности, на недостаток опыта длинноволосый Свен уже не мог пожаловаться, потому как успел отправить к праотцам не меньше десяти человек. И хотя в основном то были городские торгаши, длинноволосый убийца не прочь был и разнообразить свой послужной список. Выказывая, тем самым, первые признаки мастерства.
   Миновав городскую стену и умирающие предместья, Свен вышел на один из торговых трактов. Там он, сориентировавшись, очень скоро прибился к каравану, как раз шедшему в Грифондол. Караванщики не возражали: дороги становились день ото дня все опаснее, и хотя бы один дополнительный боец едва ли был им лишним.

3

   Черный грифон трепетал на полотнище, желтом как золото или колосящиеся поля. По соседству с ним на одной из башен княжеского чертога с недавних пор колыхалось и знамя Торнгарда: синего, по-северному холодного, цвета. С черной пикой-молнией наискосок.
   Площадь перед чертогом была полна народу - и народу разномастного. Нестройными, точно старый забор, рядами стояли воины горных кланов; под щедрым южным солнцем они смотрелись нелепо в своих одеяниях из звериных шкур. Нелепо, дико... только вот непохоже, чтобы горцев сильно волновало чужое мнение.
   Плечом к плечу на площади выстроились торнгардские латники; пластинчатые доспехи с почти закрытыми шлемами делали их чуть ли одинаковыми, а неподвижность роднила со статуями - причем, статуями одного скульптора.
   Нашлось место рядом с чертогом и для княжеской дружины - как, впрочем, и для самого владетеля Грифондола. Ратников князя легко было узнать по серым кольчугам, коническим шлемам и треугольным щитам, украшенным изображением грифона. Сам князь, правда, одет был не по-боевому: его наряд больше подходил для приема при дворе... ну или для дуэли. О последней так кстати напоминал Перст Кроворукого, ножны с которым Вейдемир приладил к поясу.
   Князь ожидал, что перед воинством своим Оттар Железная Перчатка предстанет, выехав на площадь на коне. Сам Вейдемир, к слову сказать, поступал обычно именно так. Но похоже, что лошадей в горах жаловали не слишком: навстречу войску герцог Торнгардский вышел пешком. Облаченный в полный доспех и плащ иссиня-черного цвета, он со стороны казался солиднее, сильнее, даже выше... но никакое облачение не могло скрыть бледное лицо, впалые щеки и ранние морщины. Как и выцветшие волосы да красные от недосыпа глаза.
   Причем, не был герцог ни болен, ни слишком стар. Просто с самого начала похода не проходило и ночи, чтоб его светлость не мучили кошмары. Из-за них, повторяющихся с удивительным постоянством, сон не приносил должного облегчения: проснувшись, Оттар чувствовал себя только хуже. Не помогало даже пиво, столь любимое торнгардским владетелем.
   А в последнее время кошмары стали навещать герцога и наяву: когда тот оставался один... а точнее, вдвоем: наедине со своей драгоценной Руной. С нею его светлость вообще-то не расставался ни на миг.
   Горцы встретили своего повелителя бодрыми выкриками и потрясая боевыми топорами. Латники Торнгарда отсалютовали герцогу мечами. Приветственные возгласы донеслись и со стороны дружины Вейдемира... только были они жидкими и вялыми. Многие из грифондолцев помнили Ржавое Поле, где северяне были им отнюдь не союзниками.
   И лишь сам князь молчал, ощупывая рукоять Перста Кроворукого, словно приноравливаясь, и пристально глядя на сюзерена. Изо всех сил тщась вызвать ненависть к нему.
   Получалось, по правде сказать, плохо. Своим внешним видом Оттар Железная Перчатка мог внушать кому-то почтение, кому-то жалость, но вот ненависть едва ли. Еще совершенно некстати Вейдемир вспомнил, что без парадных доспехов его светлость выглядит чахлым, точно цыпленок после долгой варки в котле. Вспомнил - и поневоле, совсем нежелательно, усмехнулся...
   Не нашлось у князя Грифондола и повода жаловаться на обращение с ним в плену. Вейдемира не били, не держали в цепях или в яме, не оставляли без еды и питья. Да и преклонить колено перед Железной Перчаткой особенно не принуждали: просто таковым было условие его, Вейдемира, освобождения - и невозбранного возвращения домой. Сам согласился, так кого ж винить-то теперь?
   Князь не знал, что в то же самое время и столь же пристально за герцогом Оттаром следит еще одна пара глаз. Принадлежала она длинноволосому Свену, засевшему на крыше одного из прилегающих к площади зданий. С заряженным арбалетом в руках убийца выжидал подходящий момент... а между делом тихо радовался беспечности владетеля Грифондола.
   Чертог, служивший обителью здешнему князю, представлял собою обычный дом - даром что самый большой дом в городе. В отличие от замков его не отделяли от города ни ров, ни высокая крепостная стена, ни вообще ничего, могущее затруднить осаду. Создавалось впечатление, будто владетели Грифондола если и боялись, то разве что врагов извне, потому как сам город окружала стена настоящая, каменная. А вот бунты любящих подданных князей почему-то не пугали... если случались вообще.
   Тем временем, герцог Оттар заговорил. Голос у него был слегка надтреснутым, а речь, как видно, призвана была вдохновить воинов на новые походы и сражения.
  - Доблестные мои соратники! - провозгласил герцог, - верные слуги и преданные вассалы! Веками нашу страну терзали культы, посвященные злобным демонам, и покрывшие ее, словно трупные пятна! Раз за разом эти чудовища в людском обличии приносили в жертву своим мерзким Владыкам наших братьев, сестер и детей. И все больше набирались сил для темных дел.
   Известно давно: безнаказанность никогда не приводит ни к чему, кроме еще большей дерзости и злонравия. Не получая возмездия, демонопоклонники решили, будто им дозволено все. Даже опустошать целые города, превращая их жителей в тварей, противных всем богам и живым! Прежний король попускал этой мрази, но мы... мы не будем больше терпеть прислужников Тьмы на нашей земле!
  - Да! - нестройным хором воскликнули ему в ответ несколько глоток.
  - Я и мы все хотим одного, - продолжал Оттар, - очистить королевство от этой проказы. Очистить целиком, не дав демонопоклонникам отсидеться в каком-нибудь тихом углу и оттуда творить злодеяния. Но страна наша разделена, в ней нет единства с тех пор как умер, не оставив наследника, Адальрад Второй.
   И теперь... только вновь объединив государство и сплотившись, мы сможем уничтожить темные культы. Объединение невозможно без короля... и страна получит своего короля! Потому я и поведу вас на Кронхейм - чтобы не дать престолу больше пустовать!
   Уже готов был выстрелить Свен; уже Вейдемир, скрепя сердце, собирался обратиться к герцогу с вызовом. Но Оттар Железная Перчатка опередил их обоих: он сам направился в сторону вассала и его дружины... одновременно уходя от выстрела.
  - Это все твои люди? Почему так мало? - накинулся герцог на владетеля Грифондола, - нужно больше... где наемники? Где ополчение? И где вассалы, наконец? Неужели нельзя было собрать войско хотя бы вполовину того, что было на Ржавом Поле? Мы не на прогулку собираемся: эта война...
  - Эта война - не моя! - отвечал, перебивая, Вейдемир. Из его благородных уст эта фраза прозвучала как нельзя дерзко.
   Размахнувшись, Оттар ударил вассала по лицу.
  - Эта война нас всех, нахальный полудурок! - прорычал он, - либо люди - либо демоны и их прислужники, третьего не бывать. Попробуешь сейчас отойти в сторонку, и завтра твое княжество выкосит Мор... или что похуже. К тому же ты присягнул мне на верность. Забыл? Поклялся отдать жизнь за меня!
   Именно в этот момент Свен решил, что более подходящего случая уже не представиться. Стрела из его арбалета наконец отправилась в свой недолгий полет... и закончила бы его не иначе как в виске герцога Торнгардского, не успей тот рухнуть на землю. Вернее, не подоспей к его светлости один из близстоящих воинов. Завидев летящую стрелу, тот молнией рванулся к Железной Перчатке, отталкивая герцога и сбивая с ног.
   А вот вассалу повезло меньше... вернее сказать, не повезло совсем. Еще мгновение назад Вейдемир чувствовал внутреннее облегчение и даже некоторую радость оттого, что сюзерен сам дал ему повод для дуэли. Однако радость эта улетучилась сразу, как только с болью и немалым удивлением князь обнаружил арбалетную стрелу у себя в плече. А затем и стремительно разраставшееся кровавое пятно на рубахе из зеленого бархата.
   Теряя сознание от боли, Вейдемир успел ухватиться за последний, явившийся ему образ: огромного черного паука, раскинувшего сети повсюду, до самого горизонта. Голова у этой твари была совсем не паучья, а словно бы снятая с человека... с человека по имени Леннарт Кольм.
   Тем временем, Свен успел понять, что не только потерпел неудачу, но и обнаружил себя. А поняв - поспешил покинуть занимаемую крышу, в то время как вслед ему рванулось не меньше десятка стрел... и еще больше любезностей, среди которых "волосатый червяк" было самым безобидным. Уходил убийца, ловко перескакивая с крыши на крышу, благо чем больше город, тем теснее стоят в нем дома. Грифондол же был действительно велик: наверное, второй после Кронхейма город королевства.
   Разумеется, стрелами и бранью преследователи себя не ограничили: Свен видел, как воины князя и герцога растекаются живыми ручейками по улицам. Видел, но не особенно волновался на сей счет - потому как продолжал владеть инициативой. И потому что знал, сколь легко будет затеряться в таком большом городе - легче чем мухе в походном котле.
   Не спешили давать повода для волнений и противники молодого убийцы. Во-первых, они так и не решились лезть на крышу... на одну из тех крыш, по которым перемещался Свен. Во-вторых, назвав его "волосатым червем", северяне и княжеские ратники, сами того не ведая, зацепились за самую ненадежную из примет - даром что самую броскую. И лишить преследователей этой приметы посланник Гильдии Убийц намеревался как можно скорей.
   Остановившись у края очередной крыши, Свен не стал перепрыгивать на следующую. Вместо этого он сдал назад и незаметно от преследователей проскользнул в окно. Оказавшись в комнате (на счастье, пустой), убийца первым делом нашел сундук с вещами, откуда, порывшись, извлек серый бесформенный балахон.
   Напялив это нелепое одеяние, Свен стал похож не то на проповедника, не то на попрошайку или просто на городского дурачка. Именно последнему образу он решил отдать предпочтение после того как забрел на кухню и попытался избавиться от длинных прядей с помощью ножа. Получилось неровно и подчеркнуто грубо - так ведь с юродивого и взятки гладки.
   Оставалось лишь довершить образ, дабы окончательно сбить преследователей со следа. Что Свен и сделал, выходя из дома неровной походкой и непрерывно хохоча. Прохожие бросали на него удивленные и презрительные взгляды; с брезгливостью во взорах покосились на чучело в балахоне и двое княжеских ратников.
   "Ничего-ничего, - подумал Свен, - еще посмотрим, кто здесь дурак!"
   Лично себя человек из Гильдии Убийц таковым не считал - и потому не надеялся, что сей жалкий маскарад убережет его надолго. Внешность требовала куда более разительных изменений; ради них Свен и двинулся вдоль по улице в поисках ближайшей цирюльни.

4

   Сознание то совсем покидало князя Грифондола, то вновь начинало теплиться - и тогда картинки из реального мира чередовались с бредовым видением огромного черного паука. Паук опутывал сетями всю страну, виденную словно бы сверху, с самой высокой башни: паутина свисала с каждого дерева, дома или замка. Да что там, Вейдемир и сам угодил в смертоносные сети; угодил добровольно, когда решил предать собственную клятву. Угодил - и потому лежит теперь, обездвиженный путами; умирает...
   Лапы огромного паука почему-то заканчивались когтями: на каждой было по одному когтю, почему-то похожему на клинок Перста Кроворукого. Меча, коему не было места среди благородных собратьев, ибо не служил он для подвигов и защиты слабых, а лишь венчал лапу чудовищной вероломной твари. Паука с человеческим лицом; паука, на сделку с которым Вейдемир пошел - и ради чего? Неужели ради того чтобы паутина темных культов душила королевство и впредь? Или чтобы поквитаться с герцогом за собственную попранную гордость... за глупую гордость властолюбивого юнца, возомнившего, будто может по собственному капризу решать судьбу королевства? Ведь чем был тот поход южан к чужому для них Ульвенфесту, если не капризом?
   "Погиб за демонопоклонников, - хотел подумать, но на деле едва слышно пробормотал князь, - да из-за дури молодецкой... нечего сказать, хорошо на могиле напишут!"
  - Он бредит, - молвил на этот счет герцог Оттар, как раз зашедший в покои вассала.
  - Он обречен, - ответил, не то поясняя, не то просто указывая на главное, княжеский лекарь.
  - То есть как это - обречен? - рявкнул на него герцог, и лекарь вздрогнул, - что, из-за какой-то... одной стрелы?..
  - Рана слишком глубока, - врачеватель развел руками, - стреляли с толком, умело.
   "Еще бы, - про себя отметил Оттар, - целили-то в меня. И я даже догадываюсь - кто".
   В безнадежном положении вассала, даром что дерзкого, владетель Торнгарда чувствовал и свою вину - ибо понимал... ну или догадывался, по крайней мере, что та роковая стрела предназначалась отнюдь не князю. Не Вейдемиру, который теперь умирал именно потому, что его сюзерен остался жив.
   Были у герцога причины беспокоиться за жизнь вассала и по соображениям другим, сугубо практическим. Смерть князя ставила под вопрос сам союз Оттара с Грифондолом - союз, бывший для владетеля Торнгарда чуть ли не столь же ценным, как и собственная жизнь.
   Герцог уже справился насчет возможных наследников Вейдемира, и узнанное его отнюдь не порадовало. Почти наверняка после смерти князя Грифондол достанется старшей сестре Кире, отданной замуж за барона Равенхолла - одного из вейдемировых вассалов.
   Оттар не сомневался, что чета из Равенхолла возрадуется подобному "подарку судьбы": княжество ведь обширно и богато, да к тому же дает немалый вес при королевском дворе. Только вот рады ли будут наследники довеску в лице навязанного брату союза - герцог в том сильно сомневался. Кира не напрасно была прозвана Каменной Дамой: если она сядет на престол, вместо союзника-вассала торнгардский владетель вполне мог обзавестись и врагом. Точнее, еще одним из многих врагов.
   Да, войско Оттара покамест сильно - только вот любому войску нужно есть и пить, а оружие со снаряжением хотя бы чинить. Без всех этих мелочей даже на гостеприимной грифондолской земле северная рать долго не протянет. Герцог это понимал и потому искренне желал Вейдемиру остаться в живых.
  - Так неужели ничего нельзя сделать? - вопрошал он, обращаясь к лекарю.
   Тот снова развел руками: сей жест, похоже, сделался ему привычным.
  - Делаю что могу. Но да поймет меня ваша светлость, я не всемогущ. Тут разве что... алхимик из Кронхейма что-то бы смог.
  - Из Кронхейма? Ну ты и сморозил! - Оттар искренне подивился глупости услышанного, - ты, похоже, не только врачеватель негодный, так еще и просто дурак!
   Отвернувшись и невзначай снова бросив взгляд на княжеское ложе, герцог, сам того не ожидая, заметил, что глаза Вейдемира широко распахнулись. И сделались почти столь же ясными, как и до рокового выстрела... только оставались таковыми всего лишь на мгновение.
  - Ваша светлость! - крикнул было князь, но голос почти сразу сорвался, - мой меч...
  - Что - меч? - взволнованно переспросил Оттар, уже понимая: умирающий вассал хочет сообщить что-то важное. Важное настолько, что даже боль и смерть обязаны были подождать.
   Осмотревшись и обойдя ложе, герцог поднял ножны с Перстом Кроворукого, смиренно лежавшие поверх сундука с одеждой. Вынул из ножен клинок, осмотрел - и нахмурился.
  - Какой-то он странный, - не преминул он заметить.
  - Его имя... Перст Кроворукого, - проговорил Вейдемир, - в честь одного из... Темных Владык... знаете?
  - Так ты... откуда он у тебя? - слова князя отнюдь не порадовали Оттара, а в душе понемногу зрели мрачные подозрения.
  - Его дал... советник вашей светлости... господин Леннарт Кольм. Чтобы я вызвал вас на дуэль... и убил...
  - Еще неизвестно кто бы кого убил, - проворчал Оттар, - гаденыш!
   Рука герцога самопроизвольно сжалась в кулак... но почти сразу и опустилась, разжимаясь. Владетель Торнгарда был хоть и груб, и вспыльчив, но далеко не глуп; во всяком случае не настолько глуп, чтобы не понимать: его собеседник уже понес наказание. За все свои провинности разом - и наибольшее из возможных.
  - Ясно, - проговорил торнгардский владетель почти расстроено, - так ты за этим дерзил мне? Хотя... подожди: а каким боком здесь оказался мой советник? Господин Кольм... он ведь и сам меня в это втравил.
  - Ваша светлость, вы простофиля! - в слабом голосе Вейдемира послышалось что-то вроде усмешки, - али не знаете? Кто громче всех... орет "держи вора"? Да-да... как раз тот, кто и стащил кошелек. Но вы перестарались... и демонопоклонники уже сами не рады. Тем более что... Храм Крови как раз... на грифондолских землях стоит...
  - Вот как, - с омерзением бросив меч на пол, Оттар зашагал прочь из княжеских покоев, - ну я вам покажу простофилю... Советника Леннарта Кольма ко мне, немедля!
   Последняя фраза предназначалась одному из торнгардцев, встреченному герцогом в коридоре. Отсалютовав в знак готовности, тот примерно через час явился в покои, занимаемые Оттаром... один - и с растерянно-виноватой миной на лице.
  - Господина Кольма нет в чертоге, - проговорил северянин еще более виноватым голосом, - да и в городе, похоже... тоже нет.
  - Свободен! - гаркнул рассерженный герцог, чуть ли не хватаясь за голову, - хотя нет, постой. Передай командирам: пускай зайдут. Будем готовиться к атаке; уж теперь-то демонопоклонники получат по зубам как следует. Ох и не повезло Храму Крови оказаться в этих краях!
   Последняя фраза была произнесена уже после того как покорный приказу торнгардец вышел за дверь; и произнесена со злорадной усмешкой.
   ...а тем временем один из многочисленных цирюльников Грифондола окончательно избавил Свена от самой ненадежной из его примет. Светлая грива, изуродованная неуклюжими усилиями беглого убийцы, ныне превратилась в "ежик" едва ли полдюйма длины. С ним в бесформенном балахоне гость из столицы походил уже не на дурачка, а на странствующего проповедника - от растительности на голове избавленного не иначе как при очередном ритуале.
  - Ну? Как? - вежливо осведомился мастер ножниц и бритвы, указывая на большое, старое, пропыленное зеркало.
  - Самое то, - отвечал Свен довольным голосом, после чего протянул цирюльнику положенную пару монет. Тот взял деньги со спокойным достоинством: ровно так, как и полагается принимать очевидные, сами собою разумеющиеся, вещи.
   Цирюльник не знал... да и вряд ли мог подумать, что поначалу Свен намеревался не то что ничего не платить, но даже прикончить его, как лишнего свидетеля. Передумал убийца в самые последние минуты стрижки - решив, что все равно не задержится ни в этой части города, ни в самом Грифондоле.
   Говоря начистоту, новых вылазок к чертогу Свен решил не предпринимать. Едва ли после неудавшегося покушения герцог Оттар еще высунет из него нос... по крайней мере, до тех пор пока не вознамерится пойти на Кронхейм. Вот тогда-то, в походе, член Гильдии Убийц и намеревался попробовать еще раз.
   А до тех пор Свен надеялся отсидеться в городских трущобах: обиталище воров, попрошаек и шлюх. Приятного в таком месте (равно как и в соответствующей компании) было немного, зато имелось хотя бы одно несомненное преимущество. Заглядывать в трущобы городская стража обычно, по меньшей мере, побаивалась. А значит, почти наверняка и не достанет Свена, как не сумела достать многих из обитателей городского дна.
   Ну а коли преследование Свену не грозит, то какой смысл бояться свидетеля? В таком случае, не имело смысла его убивать: лишние жертвы вообще-то ни к чему. Так за время стрижки успел рассудить Свен, тем самым явив первые признаки не только мастерства, но теперь еще и зрелости.

5

   Всяк, кто объездил страну от края до края, не мог не заметить: чем южнее, тем более в строительстве предпочитаемо дерево, а не камень. Торнгард, например, как самый северный город королевства, напоминал прямо-таки огромную цельную каменную фигуру. А вот в столице обыкновенно из камня строился только первый из этажей; прочие же возводились из бревен и брусьев. Ну и, наконец, в южных землях даже в городах многие дома стояли целиком деревянные - причем, даже в богатом Грифондоле.
   И тем менее естественно смотрелся посреди грифондолских лугов Храм Крови: эта, полностью возведенная из камня, уродина, формой напоминавшая не то приземистую башню, не то исполинскую оплавленную свечу. Сходство опять-таки со свечей усиливал огонь на верхушке, поскольку именно там располагался алтарь.
   В отличие от поклонников Тлетворного, служители Кроворукого никого не боялись и не таились: Храм их стоял посреди открытой местности, а вовсе не прятался в глухом лесу. Да и некого до сих пор было бояться - мирные землепашцы и пастухи сами не горели желанием приближаться к Храму Крови, а, тем более, селиться рядом с ним. Не то чтобы они опасались быть принесенными в жертву; просто чужаков не подпускал к себе сам Храм. Точнее, сила Темного Владыки, призываемая особыми ритуалами.
   И днем и ночью Храм окружали, закрывая от внешнего мира, Пелены Страха, Боли и Морока. Первая была призвана в буквальном смысле отпугивать посторонних, исподволь внушая им, что место это - гиблое и зловещее. Если же кому-то из незваных гостей страх оказывался неведом, то у самых стен Храма на него нападала неотвязная и все нарастающая боль. Временами она приводила даже к смерти: если помимо бесстрашия чужак был наделен и бараньим упрямством.
   Наконец, третья из невидимых и нерукотворных Пелен делала Храм невидимым в ночной темноте, да и при свете дня делала очертания его нечеткими, словно бы призрачными. И, тем самым, еще в большей мере предостерегала от постороннего (и нежелательного) внимания.
   Только вот подошедших к Храму воинов герцога Оттара не могли отпугнуть ни боль, ни страх. Сила, что вела их, многократно превосходила те крохи, что бросал Кроворукий своим прислужникам - ведь то была сила древних магов, заключенная в Руне Власти. Тем более оказалась бессильной Пелена Морока; одинокое каменное здание, даром что с размытыми чертами, для воинов было прежде всего зданием: целью для захвата или уничтожения. И башню-свечу, одиноко высящуюся в сем безлюдном месте, перепутать с чем-то иным, кроме Храма Крови было невозможно.
   На взятие Храма отряд северян прихватил с собой пару катапульт. Когда те швырнули первые камни в сторону башни-свечи, даже крепкие ее стены пошатнулись... а Старшие успели пожалеть, что не устроили обитель своего культа тоже в каком-нибудь лесу. В чащобе, где хотя бы осадным орудиям пришлось бы сложнее.
   И все-таки Храм устоял; удары катапульт лишь поколебали его - как, впрочем, и во второй, и в третий раз. А затем, превозмогая боль от Пелены, к тяжелым двустворчатым дверям устремились несколько воинов с тараном. Двое из них, правда почти сразу угодили в каменные руки двух статуй, караулом стоявших у дверей.
   Статуи изображали рогатую тварь с парой кожистых крыльев за спиной. Стоявшая на двух ногах и немного похожая на человека, тварь эта почиталась демонопоклонниками не кем иным как самим Кроворуким; своего Владыку адепты Крови представляли именно так. Причем, статуи не были простыми: в них нарочито и заблаговременно подселили по демону - и теперь, в нужный час, эти демоны вступили в бой.
   Вступили... только вот серьезно повлиять на его исход оказались не в силах. От камня, пущенного одной из катапульт, правое изваяние Кроворукого лишилось головы; еще пара камней расколола надвое его "напарника". Место погибших воинов у тарана заняли другие, и дверь в Храм дрогнула.
   Следом за ней еще раз содрогнулись и стены под ударами катапульт. Мелкий мусор посыпался с потолка прямо на расчерченный многолучевой звездой пол ритуального зала.
  - Плохо дело, - изрек один из четырех Старших, что в тот день находились в Храме.
   Остальные ограничились кивками: свое положение они понимали без слов, равно как и плачевность этого положения. Устоять вчетвером против полусотни воинов не стоило и мечтать... как не следовало ждать и помощи грозного Владыки. С опорой на адептов Старшие призвали бы силы достаточно, чтобы смести врагов как пыль, вместе с их тараном и катапультами. Только вот как быть, если адепты разбросаны по всей стране и посещают Храм изредка?
   Выход при таком раскладе имелся единственный - причем такой, что прибегать к нему стоило как можно реже. Потому даже напомнить о нем решился лишь первый заговоривший из всей четверки.
  - Высвобождение, - произнес он медленно, почти по слогам.
   И пресекая сразу возможные споры, вопросил:
  - Кто-нибудь может предложить лучшее?
   Таковых не нашлось, однако по лицам Старших было заметно: затея их по меньшей мере пугала, ибо ритуал Высвобождения предполагал хоть временную, но смерть. Точнее, оставление бренных тел душами и превращение последних во что-то вроде демонов-вселенцев, вынужденных искать новое пристанище. Само собой, радости подобное предложение вызвать не могло: не зря же последний раз Храм Крови прибегал к этому ритуалу почти два века назад, в обстоятельствах столь же безысходных.
   Пришлось прибегнуть и теперь: под ударами тарана и катапульт.
   ...когда же, наконец, тяжелые и окованные железом двери Храма пали, а толпа северян устремилась к ним под боевой клич - внутри их ждали только четыре мертвых тела, лежащие на полу посреди небольшого зала. Четыре тела на медленно остывающей и гаснущей фигуре, похожей на звезду с множеством концов.
  - Обыскать и все сжечь, - распорядился командир-торнгардец, последним переступая порог Храма.
   Нежданному исчезновению вредоносных Пелен он не удивился и уж точно ничего страшного не заподозрил - наоборот, обрадовался, восприняв сию перемену как меч, брошенный к ногам победителя. Победителем торнгардец считал, разумеется, себя и точно не допускал мысли, что меч не брошен, а лишь убран за спину. Впрочем, радости враз поубавилось, стоило ему ненароком ступить на лучи "звезды".
   Командир надеялся обыскать трупы; подобная мысль пришла тогда в головы и нескольким его подчиненным-горцам. Причем, троим она едва не стоила жизни.
   Когда три незатейливых дикарских души едва не обратились в бегство, уступая место нахальным гостям, их удержала опять-таки сила Руны. Удержала с немалым трудом, пострадал от которого и сам ее теперешний владелец. Неожиданно для себя и окружающих герцог Оттар зашелся в жутком, до крови, кашле... который, впрочем прошел уже к тому времени, когда к его светлости подоспел лекарь.
   А души трех из четырех Старших сгорели без следа; невидимые цепи, соединявшие горцев с Руной, оказались слишком крепки, а сама сила, вложенная древним народом - достаточно велика, чтобы совладать с посягательствами каких-то новичков. Зато четвертому повезло несравненно больше: командира-торнгардца, в отличие от его подчиненных, никакая магия не держала... а значит и не защищала.
   С удовлетворением осматриваясь в новом теле, вселенец понял, что прекрасно уживется с прежним его хозяином - человеком недалеким и слабовольным, для которого подчиняться было столь же естественно, как дышать. Почему вдруг такой человек сделался командиром, Старший не понимал. Не иначе как потому, что других сподвижников у Оттара Железной Перчатки попросту не имелось: всякое самоволие герцог привык полагать изменой.
   Помянув про себя Оттара, Старший на мгновение подумал, что теперь ему будет легче нанести тот единственный удар, способный отвести опасность от темных культов. Подумал... но почти сразу отверг эту затею, как слишком рискованную. Ведь успеха она не гарантировала, зато наверняка должна была закончиться смертью торнгардца... и самого вселенца-Старшего. В то время как культу подобное самопожертвование требовалось в последнюю очередь.
   Размыслив так, Старший поступил хоть и не геройски, зато куда как благоразумней и сохранней для себя. Вернувшись в Грифондол и доложив об успешном взятии Храма, он той же ночью покинул расположение северного войска, лагерем стоявшего у городских стен. Хватились беглеца и устроили погоню только к утру - и оттого безуспешно.
   История культа Крови началась с новой страницы.

6

   Запах жареного Леннарт Кольм почуял уже после покушения на Вейдемира. Советнику не потребовалось много времени, чтобы сообразить: стреляли на площади вовсе не в князя. Догадывался он, и по чьей указке полетела та стрела... а также, чем гибель грифондолского владетеля грозит лично ему - герцогскому советнику и одновременно адепту Храма Крови.
   Прежде всего от безвременной кончины Вейдемира план по спасению Храма если не рухнул совсем, то уж точно дал немалую трещину. Роль в оном у незадачливого князя была чуть ли не ключевой: в деле вывода из игры герцога Оттара Леннарт рассчитывал больше именно на него, а не на Акселя Рейна. Рассчитывал по той простой причине, что убить, самому, вызвав на дуэль - это гораздо надежнее, чем подсылать наемного убийцу. Тем более что в первом случае гибель Оттара выглядела бы сугубо личной местью, не вызывая подозрений в чьей-то тайной и злой воле.
   Теперь же шансы на благоприятный для Храма исход уменьшились кратно, сделавшись совсем уж призрачными. В то, что убийца, присланный капитаном Рейном (и уже успевший наломать дров) все-таки доберется до его светлости, Леннарту почти не верилось. Просто потому, что оный убийца уже проявил себя как неудачник. И обстоятельства ни при чем; более благоприятными, чем тогда, на площади, они вряд ли будут. А все это в совокупности значило, что адепт Леннарт подвел Храм и своего Владыку. То есть делался им ненужным - с одной стороны.
   А с другой под угрозой оказывалось уже и прикрытие Леннарта перед лицом его светлости. Если Оттар всерьез захочет разобраться в гибели вассала, ему не составит труда зацепиться за Перст Кроворукого. Ну а через перст выйти и на того, кто вложил странный клинок в руку Вейдемира. Особенно, если князь сам ему в этом поможет, вздумав перед смертью облегчить душу.
   Вот поэтому Леннарт Кольм и поспешил удрать - почти сразу после происшествия на площади. И не дожидаясь ни признаний Вейдемира, ни неудобных вопросов герцога, ни, конечно же, вестника из Храма. И именно удрать, а не отправиться в путь: в пути ведь всегда важна цель, а никакой иной цели, кроме спасения своей шкуры, теперь уже бывший советник перед собою не ставил. Спасение... а, вернее, желание хоть немного продлить свое существование, двигало Леннартом, заставив его спешно покинуть Грифондол, помянув недобрым тихим словом Акселя Рейна.
   К концу дня, вдоволь натрясшись в седле, Кольм сумел-таки оставить далеко за спиной и город, и возможную погоню. За сей несомненный успех ему, столичному книгочею, непривычному к верховой езде, пришлось заплатить болью во всем теле - такой, что Леннарт и сидеть-то мог с трудом. Не лучшим образом к исходу этой гонки чувствовала себя и угнанная лошадь: взмыленная, изнуренная и изнывающая от жажды.
   Поняв, что с несчастной кобылы хватит, Леннарт Кольм кое-как добрался на ней до ближайшей деревни, где и продал по дешевке одному из крестьян. Там же беглецу посчастливилось поужинать и даже переночевать - как раз в доме того человека, купившего лошадь.
   Везенье Леннарта на том не закончилось: на следующее утро, отойдя от гостеприимной деревни едва на пол-лиги, бывший советник нагнал телегу. Хозяин оной, мелкий торговец, направлялся на север: в Бэрвинкль, восточную окраину королевства, и за небольшую плату согласился взять себе пассажира-попутчика. Против Бэрвинкля господин Кольм ничего не имел; более того, земля суровых и диковатых землепашцев казалась ему неплохим убежищем хотя бы от собратьев по вере. Точнее, от бывших собратьев.
   Насколько Леннарту было известно, жители Бэрвинкля издревле поклонялись деревьям и к чужим культам относились, в лучшем случае, с подозрением. В лучшем... и крайне редком случае; чаще же приверженность иноземному верованью могла стоить жизни. Над почитателем хотя бы духов стихий или проповедником с далекого юга расправлялись, что называется, всем миром - избивая, закидывая камнями или сжигая на костре. О демонопоклонниках и говорить было нечего: в столь негостеприимную землю они старались не соваться вовсе.
   Под стать подданным были и местные владетели - два грубых, невежественных брата-князя, живущие исключительно пирами, охотой, да усмирением непокорных баронов. Едва ли грамотея вроде Леннарта ждали в их владениях почет и хорошая жизнь... однако в качестве убежища тихая тина Бэрвинкля подходила как нельзя лучше.
   Проезжая придорожную заставу на границе двух княжеств, бывший советник предупредительно сунул дежурившим у нее стражам по монетке - дабы пропустили с охотой и не задавали лишних вопросов. Стражи и не задавали; а когда граница была пройдена, на Леннарта даже нашло некоторое облегчение. И успокоение... оказавшееся, впрочем, весьма недолгим.
   Оно испарилось точно горсть снега в летний зной, когда беглец остановился на ночлег в одном из трактиров. Сняв одноместную комнату и велев никого к себе не пускать, понадеявшись отдохнуть... Леннарт оказался один на один с собственными страхами. От которых его больше не отвлекали ни свет дня, ни неторопливые, под стать дороге, мысли.
   Всю ночь бывший советник вздрагивал от всхрапа лошадей под окном, скрипа половицы или шороха мышей в углу. Вздрагивал, вскакивал с кровати, убеждаясь в безобидности очередного звука и проверяя прочность засова на двери. А заодно пытался убедить себя, что ни Оттар, ни Храм его здесь не достанут.
   Получалось плохо: самые веские доводы, бывшие таковыми днем, в темноте становились зыбкими и совершенно неубедительными. Хватало нового скрипа или шороха, чтобы вновь и вновь бросить Леннарта в дрожь.
   Только на рассвете беглец задремал, окончательно вымотанный собственными страхами. Однако вскоре был разбужен вновь - прикосновением к горлу, легким и холодным... прикосновением чего-то железного.
  - Адепт Леннарт, - услышал Кольм смутно знакомый голос: сильный, с легкой хрипотцой, и не лишенный некоторой приятности.
   Открыв глаза, он к собственному ужасу увидел возле кровати фигуру в плаще с капюшоном, скрывавшим лицо. Одна из рук этого безликого человека держала у горла Леннарта кинжал. "Вестник!" - сразу понял беглец, покрываясь холодным потом. Причина его визита на сей раз была очевидна без слов; и все же вестник счел должным объясниться.
  - Храм Крови разрушен, - сообщил он спокойно, но, как показалось, с некоторым сожалением, - герцог Оттар еще жив, а трое Старших убиты.
  - Послушайте, - Леннарт всхлипнул, - а может... не надо лишних смертей... послушайте! Может, хватит потерь? Я... я ведь долго служил Храму и Кроворукому... много зим! Я мог бы стать новым Старшим... принести Храму еще больше пользы! Не надо меня убивать! Клянусь... я искуплю... все искуплю!
   На последних словах этот, обычно спокойный и благообразный человек сорвался на визг. Но вестника это не тронуло: с тем же успехом можно было молить о пощаде горную лавину или лесной пожар.
  - ...посему Храм счел тебя, адепт Леннарт, для себя ненужным, - подытожил он, последнее слово произнеся медленно, по слогам. Последнее - и самое главное слово в судьбе опального единоверца.
   После чего совершил всего одно движенье рукой, державшей кинжал. Большего и не требовалось: любому человеку достаточно одного удара, чтобы покинуть мир живых. Хоть герцогу, хоть простолюдину.

7

   Хмурым серым днем войско герцога Оттара подошло к стенам Кронхейма. Подошло не величавой поступью победителей, заранее уверенных в успехе, но ведомое безысходностью и отчаянным упорством. Подошло оттого, что идти, деваться ему было больше некуда. Таким же воинство северян ступило на Ржавое Поле; почти таким же - только числом поболее.
   Опасения Оттара подтвердились: по князю Вейдемиру не успели справить тризну, как его сестра явилась к Грифондолу на правах главной наследницы. Явилась не одна: помимо мужа с нею прибыло войско, еще более многочисленное, чем рать герцога - и пестрящее стягами баронов юга. Последние самим своим присутствием давали понять, на чьей они стороне, и как относятся к сюзеренитету Торнгарда. К крайне спорному ныне сюзеренитету.
   Впрочем, кровавой бойни не желала ни одна из сторон: новоявленная княгиня проявила государственную мудрость, не отдав приказ атаковать лагерь северян. Вместо этого Кира позволила войску Оттара набрать вдоволь провизии, прикупить оружия, даже усилить свои ряды наемниками... но уж после этого убираться на все четыре стороны. Участвовать в походе торнгардского владетеля южане не собирались, погибать за его причуды желанием не горели - так что иной помощи Оттару ждать от них не стоило.
   Так, с неизбежностью пришел тот день, когда ставший негостеприимным Грифондол северному воинству пришлось покинуть. И выступить на столицу - без особых надежд на победу; просто во исполнение долга. Так особо рьяный балаганщик доигрывает представление, даже когда зрители уже разошлись.
   Вслед за войском Оттара в путь отправился и худощавый коротко стриженый паренек, одеянием похожий на бродячего проповедника. В королевстве, особенно в южных землях, таковых становилось все больше: принимая веру загорных стран, те охотно несли ее соотечественникам. И временами даже добивались успеха... оставаясь при этом в живых.
   На третий день похода паренек (звавшийся, кстати, Свеном) нагнал-таки войско и увязался за обозом. На привалах он не таился, нередко делил трапезу с воинами и не забывал при этом отыгрывать взятую роль. Мало зная о загорных верованиях, Свен действовал по наитию: потчуя слушателей байками собственного сочинения и вкрапляя в них неизбежные в таких случаях чудеса на пару с проповедями любви к ближнему и милосердия. Об этой "изюминке" веры загорных земель юному убийце довелось слышать от другого проповедника - настоящего, с благородной сединой и одухотворенным лицом.
   Про себя Свен, само собой, счел разговоры о милосердии глупостью, противной хотя бы самому его ремеслу. И в то же время признавал их естественными для благодатных краев, что располагались за южным хребтом. Иначе и быть не могло - в тех землях, где нет зимы; где нельзя умереть, лишь оставшись без крова, а еда растет чуть ли не на каждом дереве. Так почему бы хоть немного не позаботиться о ближнем своем - коли выживание себя любимого обеспечено самой природой?
   Только вот загорные земли и родина Свена - далеко не одно и то же. Настолько далеко, что в успех поборников милосердия парню почти и не верилось. При взгляде на полудиких, заросших космами и бородами, воинов герцога Оттара, мысль о любви к ближнему могла возникнуть в последнюю очередь, да и то от умопомрачения. Не говоря о том, что и на "ближних" эти дикари не тянули даже для соотечественников-горожан.
   Поход к Кронхейму занял чуть больше недели. Достигнув предместий, войско Оттара начало выстраиваться в боевой порядок, а перед этим выжгло опустевшие уже к тому времени дома, лавки и таверны. Делалось это, дабы эти постройки не мешали предстоящей битве: не вынуждали нарушать строй и не препятствовали маневрам.
   К прибытию северян (слегка разбавленных наемниками с юга) из живых людей в окрестностях столицы остались лишь толпы беженцев. Скопившиеся у ворот, словно пена и грязь у запруды, они первыми встретили врага. Встретили, с чем могли: с подобранными на ходу камнями, палками, и не потому, что жаждали умереть за Кронхейм. Вовсе нет: на город, отвергнувший их, этим людям как раз было совершенно наплевать. Они лишь хотели выместить свою злость хоть на ком-нибудь... да и жизнь свою предпочли продать хотя бы по дешевке. Что всяко лучше, чем отдавать задаром.
   Руководя обороной непосредственно со стены, Аксель Рейн имел возможность наблюдать и за скоротечной схваткой северян с беженцами. Наблюдать с досадой - оттого, что не догадался выдать последним хотя бы плохонькое оружие. С ним от нежданных союзников проку вышло бы побольше... да только как было предвидеть нежданный их порыв? Если даже легендарные полководцы не были свободными от ошибок; принимай они одни лишь правильные решения, давно бы завоевали мир - хотя бы к концу своей жизни.
   Тем более что себя капитан Королевской Гвардии ни полководцем, ни, тем паче, великим не считал. И вообще полагал величие ненужным и лишним, когда речь шла просто о выполнении долга. Главным, по мнению капитана, было сделать взятое на себя дело; а уж дело свое, ратное, Аксель Рейн знал крепко. Так что ополчение, сколоченное под его командованием и наспех подготовленное гвардейцами, не подвело.
   Вооруженные горожане держали каждый фут городской стены и к началу атаки были наготове. Поэтому, когда люди Оттара покончили наконец с беженцами и двинулись к стенам с лестницами и таранами - на них сразу посыпались стрелы и полилось горячее масло из огромных котлов. Ответом северян стал град камней, брошенных требушетами в сторону защитников города. Не желали оставаться в долгу и лучники, даром что их у Оттара оказалось заметно меньше.
   Камни проредили ряды ополченцев... но не более того. Стены, даром что щербленные, по-прежнему оставались почти неприступными, а первых смельчаков, добравшихся до зубцов, встретили топоры и мечи. Аксель Рейн сам успел пронзить клинком двоих, когда те оказались от него слишком близко.
   Свои требушеты имелись и в Кронхейме - так что очень скоро камни полетели и с другой стороны городских стен. Некоторым из них даже посчастливилось пасть на скопления осаждавших; большинство же кидалось наобум - просто, устрашения ради.
   К вечеру, даром что с немалыми потерями, северяне все же смогли подтащить к воротам один из таранов. И даже успели ударить пару раз, прежде чем сами пали под ливнем стрел. Место у тарана пустовало недолго: подкрепление к нему все прибывало, удары сыпались один за другим... покуда стрелы, летящие со стены, не сделались огненными. Точнее сказать, горящими; те из ополченцев, кто додумался призвать в помощь огонь, вновь склонили чашу весов в пользу Кронхейма. Деревянный таран заполыхал праздничным костром.
   ...тем временем Свену удалось незаметно пробраться к шатру герцога Оттара. Незаметно для герцогских воинов; сам-то владетель Торнгарда обратил на него внимание почти сразу.
  - Ты, святоша? - буркнул он, узнав странника в балахоне, - зря пришел: твои проповеди мне не ко времени.
   С покушения на площади времени прошло совсем немного, однако выглядел его светлость постаревшим примерно зим на десять. Морщины сделались еще глубже, а голова побелела от седины.
  - Так я не для проповедей, - сообщил Свен, доставая из складок балахона кинжал. И герцог сразу понял, зачем.
  - Вот оно что, - молвил он мрачно, - и кто тебя послал? Леннарт Кольм... эта мразь? Или поганые демонопоклонники?.. А, впрочем, не важно. Хочешь меня убить - препятствовать не буду. Одно прошу: избавь меня...
  - От чего? - не понял Свен.
   "Избавь меня от Руны Власти", - хотел сказать Оттар, боясь что не сможет сам избавиться от нее даже со смертью. Хотел, но не успел: внутри, словно даже в самой душе герцога, будто сжался невидимый кулак.
   Руна, этот коварный дар опального советника, не желала расставаться с едва обретенным хозяином. Хотя хозяином ли? Был большой вопрос, кто являлся хозяином в этом союзе, а кто слугой. Среди людей в подобных случаях главным считался более сильный, а силу Оттар получил большей частью как раз от Руны - не наоборот.
   Взревев не своим голосом, герцог Торнгардский схватил топор и ринулся с ним на не ожидавшего того убийцу. Свен еле успел увернуться... однако ж успел - благо, в полном доспехе его светлость был довольно неуклюжим. И особенно неуклюжим как раз в помещении, да с таким тяжелым оружием как топор.
   Второй раз испытывать судьбу Свен не стал, а просто метнул кинжал Оттару в лицо. И на сей раз убийце повезло: лезвие угодило герцогу прямиком в глаз; падая, тот успел почувствовать, как разжимается невидимая хватка Руны.
   Полдела было сделано: оставалось уничтожить Руну Власти, а для начала хотя бы забрать ее, скрывавшуюся под доспехами герцога. С последними Свен провозился примерно полчаса прежде чем плитка с диковинной фигурой оказалась у него в руках.
   Тем временем снаружи битва успела превратиться в полный бардак и побоище. Горные кланы снова были кланами, а не войском, и сражались уже не с защитниками города, но с начальниками-торнгардцами... а чаще между собой. Ряды смешались, обратившись в беспорядочное людское стадо; когда же в его сторону полетели горящие стрелы, это стадо в едином порыве бросилось в бегство. И кто-то на ходу смял, втоптал в пыль темно-синий стяг с черной пикой-молнией.
   В этой суматохе Свен еле-еле сумел уцелеть, пока добирался до реки, на берегу которой и вырос Кронхейм. Еще больших усилий ему стоило не поддаться на тихие призывы Руны, сулившей убийце хотя бы спасение. И только образ герцога Оттара, коему владение Руной Власти стоило жизни, помог Свену устоять перед искушением.
   Плитку с диковинным знаком убийца бросил как мог далеко от берега. И невзначай вспомнил, что в детстве точно так же любил кидать камешки, играя с друзьями. Всех тогда забавляло, если камешек не просто шел ко дну, но еще и успевал попрыгать по воде. Только вот Руна Власти была не камешком, как и Свен - уж давно не мальчишкой; им обоим было не до забав. Легонько и совсем неслышно булькнув, плитка скрылась под водой, а убийца в изнеможении лег прямо на берег. Отчитаться в Гильдии он, как полагал, еще успеет, но прежде, более всего на свете ему захотелось отдохнуть.
  

ИНТЕРЛЮДИЯ

Ночь на границе

   Как бывало уже не раз, первыми приближение упырей почувствовали собаки. И не преминули доложить о том своим хозяевам... вернее, старшим товарищам - стражам одной из застав на границе Ульвенфеста и Лесного Края. Хваленый песий нюх не подводил, а близость мертвой разлагающейся плоти хвостатые сторожа неизменно воспринимали с тревогой и отвращением. Особенно если плоть эта, естеству вопреки, вдруг научалась ходить.
   За нюхом наступил черед слуха: по шороху травы, хрусту веток и другим малозаметным человеку звукам собаки окончательно уверились, что к заставе приближаются чужаки. То есть, кто угодно, кроме их двуногих сослуживцев. И надлежало в таких случаях если не напугать супостатов; если не отогнать, то хотя бы предупредить своих - тех людей, что доверились им, что делили с бдительными созданиями пищу и кров.
   Не подвели собаки и теперь... только вот вместо обычного в таких случаях глухого тревожного рычанья из их глоток вырвался истошный не то лай, не то вой. Выдался он столь громким, что вмиг поставил на ноги не только дозорного, но и двух его сослуживцев, чей черед тогда был отдыхать.
  - Да полно вам, - беззлобно проворчал командир заставы, тщась успокоить собак... однако сам при этом не на шутку встревожился. Понимал, что зазря те бесноваться не будут точно - все-таки не подзаборные пустолайки. Ну а коли не зазря, коли четвероногие соратники так напуганы, значит есть чего опасаться и людям. Особенно если людей этих всего трое.
   Первую стрелу дозорный поджег и выпустил в ночную темноту почти наугад - просто чтобы увидеть противника в предстоящей схватке. Огонек от стрелы получился слабый и нестойкий, он выхватывал из ночи лишь отдельные отрывки, как кусочки мозаики: иссохшие тела с облезлой кожей, лохмотья, костлявые руки и даже чье-то лицо, изуродованное до утраты людских черт. Однако и того хватило, чтобы подтвердить смутные опасения дозорного.
   К заставе медленной и неумолимой поступью двигалась целая толпа.
  - Д-демонова теща! - воскликнул страж, - да как же их много!
   "...и как же мало нас!" - добавил он про себя.
  - Залп! - коротко и привычно выкрикнул командир заставы, пытаясь не терять самообладания. Увы, "залп" вышел довольно жалким: три горящие стрелы, из которых цели достигли две. Третья упала на землю, подпалив сухую траву; на пути упырей вспыхнул небольшой костерок.
   Живой человек хотя бы обошел его стороной - просто потому, что ощущения от прикосновения к огню обычно бывают не из приятных. Только вот упыри не были живыми людьми, и не были уже давно. Они шли сквозь пламя напрямик, напролом; не обращая внимания на уже горящих собратьев. И не сошли бы с пути, даже если б перед ними разверзлась пропасть.
   А уж боль и страх... о, они были столь же чужды порождениям Тлетворного, как и все другие чувства. То есть, почти все - кроме ненависти к искоркам жизни рядом с собою; кроме этой безумной ненависти и желания непременно затушить их. Выровнять мир с собой, с воплощением смерти и эту смерть разносящим.
  - За-а-алп!
   На сей раз все трое выстрелили без промаха. Упыри вспыхивали словно факелы... и в свете этом идущая к заставе толпа оказалась даже больше, чем увиделось стражам вначале. Собаки уже изошли на визг и хрип, дрожа от ужаса; не выдержав, командир велел отвести их в караулку - небольшое каменное здание, формой похожее на невысокую башню. В схватке с порождениями Темного Мора четвероногая часть гарнизона все равно была бесполезна.
  - Залп, демоны их подери!
   Вообще, единственным средством, действенным против напасти из Лесного Края, оказался огонь. Тем более что горящие стрелы, говорят, немало поспособствовали разгрому самого герцога Оттара. Гореть (и, главное, сгорать), как известно, способны и живые, и мертвые. А вот от стали в сражении с упырями проку не было вовсе, и особенно в ближнем бою. В нем живой боец был обречен при любом раскладе - и даже если б ему удалось изрубить ходячие трупы в мелкие кусочки, а самому не получить и царапины. Темным Мором такой победитель заражался неминуемо, да и шансы самому стать упырем тоже были немаленькие.
  - Залп! Да сколько ж вас там, сукины дети?
   Упыри загорались и падали один за другим... но толпа не редела; она, казалось, даже не уменьшалась. В отчаянии стражи отступили к караулке, выставляя на пути мертвого полчища единственные, имеющиеся у них, укрепления - деревянные подпорки с заостренными кольями. Предназначались они, скорее, для того чтобы останавливать коней и телеги, и не могли служить серьезной защитой даже от хорошо вооруженной пехоты. Не задержали надолго эти ограждения и упырей: те разломали их на щепки за несколько минут.
  - Залп... и в укрытие, - сказал командир, прежде чем все трое скрылись за дубовой дверью караулки.
  - И? Что теперь? - вопрошал один из стражей в то время как упыри уже обступали караулку, тянули руки к двери и ломились в закрытые ставнями маленькие оконца, - так и будем отсиживаться? Как крысы?
  - А что еще остается? - устало молвил командир, - отсиживаться и ждать... рассвета. Днем-то, говорят, эти твари поспокойнее...
   Удар костлявого кулака; удар, что был бы нестерпимо болезненным для любого живого существа, почти пробил одну из ставен - на беду, ровно в том окне, что оказалось ближайшим к командиру. Тот испуганно отшатнулся.
  - Хотя ерунда все это, - молвил он, опасливо косясь в сторону окна, - до рассвета еще дожить надо...
   И, неожиданно даже для себя, сорвался.
  - А ты-то сам что предлагаешь? - командир заорал, хватая строптивого стража за плечи и вцепляясь в них мертвой хваткой, - а? Что? Принимай командование на себя - я не знаю, что делать! Покажи... что ты не только ныть умеешь!
  - Да к демонам твое командование! - рявкнул страж вырываясь, - ты понял? Я просто не хочу... чтоб эта погань дальше пошла. А она пойдет... Это тоже война... куда там Оттару, Оттар-то был - живой! И что предлагаю... я сделаю сам. Сейчас.
   С этими словами страж схватил факел и потянулся к дверному засову - отворять. Почуяв близость живого тепла, упыри устремились к проему; собаки совсем сорвали голос от лая и в ужасе отползали вглубь комнаты, в самый темный угол. Не по себе сделалось и людям... но самого страшного в ту ночь все-таки не случилось.
   Едва отворив дверь, с факелом в руке и мимоходом прихваченным коротким топором, страж ринулся в толпу, рубя и поджигая все вокруг. Причем себя заведомо обреченный герой не щадил тоже, стремясь обрести посмертный покой вместо рабства у Тлетворного. Товарищам оставалось лишь поспешно затворить за ним дверь и бессильно наблюдать, как и сам отчаянный страж, и толпа упырей превращаются в один исполинский костер.
   В погребальный костер для павшего героя...
  - Эх, надо бы родным сообщить, - проговорил один из двух живых людей, еще остававшихся на этой заставе. Проговорил вполголоса, тоном провинившегося мальчишки и опустив глаза.
  - Ага, надо... демоны его подери, - зачем-то проворчал командир, - и без того бойцов не хватает...
   Сказал он правду - горькую, но чистую. На границе с Лесным Краем становилось день ото дня неспокойнее: упыри лезли без устали, и все меньше оставалось тех, кто готов был встречать порождения Мора с оружием да в передних рядах. И еще меньше согласных жертвовать единственной своей жизнью. Не прельщали возможных добровольцев даже заработки... да и нечем, по большому счету, было прельщать. Уж чем-чем, а богатством графство Ульвенфест похвастаться отродясь не могло.
   ...двое стражей, коим посчастливилось уцелеть этой страшной ночью, не могли и подумать, что едва ли в сотне шагов от них в кустах притаился человек. Живой. И, скорее всего, единственный живой человек во всем Лесном Краю.
   Вдоволь насмотревшись на штурм заставы толпой упырей, по достоинству оценив ярость и отчаяние стражей... этот человек счел, что хотя бы ночью к границе лучше не подходить. Ибо защитники оной в последнюю очередь заподозрят в очередном госте из Края живого. А значит, скорее всего, сразу пустят ему навстречу стрелу - не разбираясь и даже не особо приглядываясь.
   Осознав это, столь важное для сохранности шкуры, обстоятельство, человек вздохнул и пошел искать место для ночлега.
  

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Последний из живых

  

1

   Что полагается победителю? Причем не победителю рыцарского турнира, а человеку, добывшему победу в войне; человеку, спасшему родной город, а то и всю страну. Баллады и легенды обычно сулят ему немало хорошего: и корону, и принцессу в жену, и прижизненный памятник на самой большой из городских площадей. Ну и, конечно, приятное дополнение в виде цветов, бросаемых под ноги победителя ликующей толпой.
   Столь благостная картина вызывала теперь у Акселя Рейна улыбку... но все чаще горькую усмешку. Ибо ни короны, ни тем паче принцессы ему мало того что не полагалось - бастард покойного короля не мог претендовать на них в принципе. Даже не смел... Даром что под его командованием кронхеймцы отразили нападение самого Оттара Железной Перчатки. Да что там отразили - разбили грозную рать бесноватого герцога в пух и прах. А капитану Рейну за то даже цветов под ноги ни разу не бросили.
   Удивляться здесь было нечему: просто претендентов на плоды той победы нашлось неожиданно много. Это в ожидании осады придворные с канцлером во главе разбежались по родовым имениям, оставив королевский замок на попеченье командиру Гвардии. Вернее, даже не замок, а всю столицу; и не оставив, а скорее уж бросив. Но зато теперь, как только угроза войны миновала, замок вновь наполнился людьми голубых кровей. Снова им на радость пошли пиры и балы; канцлер под сурдинку объявил себя регентом... в то время как капитан Рейн очень скоро сделался лишним.
   Намеки на то из уст и придворных, и самозваного регента делались все более прозрачными. "Благородная" шушера словно стремилась отомстить грязному бастарду, посмевшему однажды решить судьбу королевства - то есть и их самих заодно. Акселя Рейна не желали видеть не только на балах (ненужных ему самому), но и при обсуждении важных государственных дел. Вдобавок, даже в деле охраны замка гвардейцам пришлось потесниться, кое-где уступив место безземельным рыцарям, вассалам канцлера.
   Ходили слухи, что такое отношение к Гвардии - еще цветочки; что канцлер собирается вскоре вообще сменить ее командира вместе с доброй половиной бойцов. Как видно, Рейн сотоварищи виделись ему не то народными любимцами, не то тенью усопшего короля, а проще говоря, помехой на пути к власти. И заслуги их в последнюю очередь могли считаться смягчающими обстоятельствами.
   В то же время, нельзя было сказать, что неприязнь со стороны двора стала для Акселя Рейна неожиданностью. Нет, поводов для разочарования, для оскорбленного чувства справедливости капитан по большому счету не имел... потому как в справедливость эту самую и прежде не очень-то верил. Выросший в замке, он успел насмотреться на всякое: на придворные интриги, на обоюдные предательства; на унижения достойных людей и на вознесение льстивых ничтожеств. Последние были у Адальрада Второго в особом почете.
   Так что иллюзий относительно признания своих заслуг командир Королевской Гвардии не питал изначально. Все, на что надеялся, так это на сохранение прежней жизни - и службы, без которой, собственно, жизни себе Аксель Рейн и не представлял. Но увы: даже этим, более чем скромным, надеждам не суждено было сбыться.
   Угрожающие слухи на пару с обезнадеживающей явью порой приводили капитана Рейна на грань отчаяния. Настолько, что он готов был снова посетить неприметный дом на безымянной улице: купить жизнь и смерть канцлера у Гильдии Убийц. Остановился Аксель аж на полпути к неприметному дому: вовремя понял, что один труп ничего к лучшему не изменит. Зато усугубить - сможет.
   Ведь с другой-то стороны канцлера-регента можно было и понять: себя он мог назвать хоть владычицей морскою, только вот море едва ли могло покориться его воле. Так же не спешит признавать регентство и знать королевства. Точнее, даже не регентство как таковое, а свой подчиненный статус - понуждающий подчиняться указам из Кронхейма да платить ему дань. А не просто терпеть присутствие самозванца на троне и в королевском замке.
   По большому счету Оттар со своим походом лишь усугубил то положение страны, в коем она оказалась со смертью короля. Положение, неплохо выразимое одной фразой: "королевство трещит по швам". Покойный герцог Железная Перчатка был лишь искрой, вызвавшей пожар; дрова же ему не успел поднести только ленивый. Соответственно, и поражение торнгардского владетеля, и даже его гибель спокойствия отнюдь не принесли.
   Тревожные вести приходили с разных уголков королевства. На юге разгоралась междоусобица: княгине Грифондола Кире вздумалось перекроить границы в свою пользу - оттяпав часть земель у соседних Бэрвинкля с Броеном. С севера, из Лесного Края чуть ли не каждую ночь выходили упыри, и пограничные стражи соседнего Ульвенфеста сдерживали их с немалым трудом.
   Ну а веселее всего приходилось теперь землям Закатного Берега. Помимо опять-таки упырей, изредка просачивавшихся и туда, самая западная часть королевства подвергалась набегам с Тьярмарка - огромного, простирающегося с севера на юг, архипелага из множества мелких островков. Населяли их люди суровые, не питающие тяги к созидательному труду, не признающие ничьей власти, но зато почитающие за доблесть добывать богатство силой.
   Раз примерно в полвека королевству приходилось строить корабли и нести в Тьярмарк заслуженную кару. Только тогда, на какое-то время ладьи островитян переставали показываться на Закатном Берегу. Однако стоило дать слабину, и эти корыта с парусами да драконьими мордами на носах появлялись вновь. Как вот теперь.
   Столицу графства - город Гаэт, островитяне, конечно, не трогали. Со своей крепостью, заключившей в каменные объятья еще и кусочек океана, главный порт королевства был для них неприступен. Но вот кораблям, выходящим из этого порта, доставалось сполна. Как и рыбацким деревням, во множестве разбросанным вдоль берега.
   Другими словами, напасти обрушились на королевство, совсем не давая ему продыху. И не одни только крупные: хватало и мелочей, вроде разбойников, множащихся как черви в трупе, или стремительно хиреющей торговли. Чтобы преодолеть их, требовалась власть - как можно большая, но именно таковой у канцлера не имелось. Да и взять ее было неоткуда: для этого надлежало стать полезным, обязать себе хоть кого-то из знати. Не имея же власти, сделать это почти невозможно.
   Такой вот замкнутый круг...
   И при таком раскладе - даже отправь Аксель Рейн канцлера на тот свет, ничего бы он не добился. Ничего, кроме разве что восстановления попранного самолюбия... хотя для особы благородных кровей даже это значило не столь и мало. Беда в том, что взамен одного недотепы с регентскими амбициями очень быстро нашелся бы другой. И едва ли принес с собой перемены к лучшему, в том числе и для капитана Рейна.
   И если бы командир Королевской Гвардии сам объявил себя королем; если бы с верными людьми захватил замок, изгнав и перебив придворных трутней - даже таком случае он остался бы в проигрыше. Бастарда-капитана могли признать королем разве что благодарные кронхеймцы... да и то не все, ибо людская благодарность недолговечна. На поддержку же знати надежд было еще меньше, чем на урожай при посеве камней на снежных грядках.
   В общем, с таким монархом страна попросту прекратила бы существование - превратившись просто в горсть независимых княжеств и графств. А там бы и соседи из-за южных гор подтянулись: попытать счастье в землях северных соседей.
   Осмыслив, поняв все это, капитан Рейн вздохнул - и сошел с пути, ведущего к неприметному дому. Вместо этого он задумал заглянуть в ближайший кабак, надеясь подлечить там израненную и порядком поношенную душу. Вредя при этом телу, как ни печально.
  - Что-то тревожит тебя? - внезапно окликнул Акселя Рейна девичий голос, прозвучавший из-за спины, - не стоит топить это в вине... все равно не утонет.
   "Шлюха? - внутренне ухмыльнувшись, подумал капитан, - хотя, почему бы и нет?.."
   Оглянувшись, он понял, что ошибся: та, которой принадлежал голос, менее всего походила на уличную девку. Совсем молоденькая: почти подросток; с парой огненно-рыжих кос, а вместо платья одетая в штаны да меховую безрукавку. И с лиловым узором во лбу. А других людей поблизости не было - в том узком переулке, по которому Аксель Рейн срезал путь до убежища Гильдии.
   Внешний облик рыжеволосой незнакомки не оставлял сомнений: девушка принадлежала к горцам-северянам. И в то же время капитан поймал себя на мысли, что совсем не видит в ней врага. Даром что лично Рейну довелось убивать ее соплеменников - да поболее одного к тому же.
   Впрочем, объяснить такую перемену во взглядах на самом деле было несложно. Это лишь тогда, в битве за столицу горные кланы были врагами. Однако Гильдия сработала на совесть, да и сам Рейн не подвел. Воинство северян разбито, герцог Оттар мертв, а Руна Власти если не уничтожена, то хотя бы надежно утеряна. Ну а горные кланы в итоге вновь стали теми, кем считались и до войны: разобщенными даже меж собою дикарями, а теперь, вдобавок, еще и дикарями на чужой земле. Бездомными, коих теперь норовили пнуть и укусить жители равнин.
   Вдобавок, с гибелью последнего обладателя Руны, из уцелевших горцев, казалось, ушла и сама воля к жизни. Прежняя воинственность уступила место непонятной, болезненной оторопи. Мужчины спивались, кланы распадались на жалкие кучки бродяг, служившие легкой добычей даже для разбойничьих шаек.
   Хуже приходилось после войны, наверное, разве что их бывшим врагам-союзникам - торнгардцам. Тем из обитателей оттаровой твердыни, что остались за ее стенами, не приняв участие в походе своего герцога. Теперь, им, отрезанным от всей прочей страны зараженными землями Лесного Края, грозила голодная смерть... или одичание. Превращение в новых обитателей гор.
   Так что недавние супостаты вызывали теперь, скорее жалость, чем ненависть. Особенно если учесть, что война окончена, а значит отошла на второй план после прочих невзгод королевства. Поэтому Акселю Рейну и в голову не пришло, ни убить, ни даже оскорбить девушку с гор. Но вот чтобы не съязвить, командир Королевской Гвардии не удержался.
  - Мысли читаешь никак? - хмыкнул он, - тоже мне - вёльва...
   О вёльвах Рейну довелось узнать в юности - из какой-то книги в замковой библиотеке. В горных кланах так называли женщин, которые не охотились, не отягощали себя хозяйственными делами и уж точно не проливали человеческую кровь. Не брали вёльв и замуж; пользу клану они приносили в другом, обладая даром ясновидения.
  - Да, я вёльва, - сам того не ожидая, услышал из уст девушки капитан, - и не шлюха, если благородный сэр по-прежнему так полагает...
  - Ну а мне плевать, - заявил в ответ Аксель Рейн, - к тому же в одном ты ошиблась: какой я к демонам "благородный сэр"? Я бастард. А по-простому - ублюдок, порождение похоти... даром что похоти королевской. Впрочем, с тревогами и шлюхами да, ты угадала. Как и с желанием выпить.
  - Я не угадываю, - с холодом северных гор в голосе промолвила вёльва, - я вижу и слышу. Даже то, что другим незаметно.
  - Так я ж сказал - плевать! - еще грубее отвечал капитан, - и если уж... как ты там сказала?.. "Не стоит топить в вине" - тогда что стоит-то? Что мне делать, можешь сказать? А то мне тоже - незаметно...
  - Могу! - твердо и уверено произнесла девушка, в то время как глаза ее лихорадочно заблестели, - твои беды... нет, твоя судьба решится в земле, что захвачена Смертью.
   Выпалив столь витиеватую тираду, вёльва резко развернулась и почти мгновенно скрылась в полумраке переулка. Впрочем, большего и не требовалось: Аксель Рейн все равно не стал ни переспрашивать ее, ни преследовать. До него почти сразу дошло, о какой "захваченной Смертью" земле идет речь.
   Зато немало озадачила его другая фраза, брошенная девушкой уже на ходу:
  - ...найди там человека, оставшегося в живых!
   Ведь прозвучала она примерно так же, как предложение поискать цветочную поляну в заснеженных горах.
  

2

   Сны, как известно, все чаще напоминают картины - когда красочные и радостные, а когда мрачные и зловещие. Последние по невежеству еще часто называют кошмарами, хотя к подлинному смыслу этого слова даже самая жуткая из картин едва ли имеет отношение. Только очень впечатлительный человек способен по-настоящему испугаться того, что он увидел отрешенным взглядом, со стороны. И даже если во время сна поверить в подлинность видения, все равно с пробуждением оно забывается. Причем даже гораздо быстрее, чем в том возникла бы нужда.
   Однако присниться может и другое: ощущения, предчувствия; боль, страх и беспокойство. Воплощаться в зрительные образы им совсем и не обязательно - подобные чувства задерживаются в душе все равно дольше любой картины. И не спешат покидать человека даже в часы его бодрствования.
   Именно такие сны, привязавшись надолго, превращаются в пытку - а значит, и в подлинный кошмар для спящего. Не принося отдохновения, они оборачиваются бессонницей, а временами и вовсе помутнениями разума. Лишь один из десяти, а может даже из сотни, способен понять причины своих ночных мук, правильно истолковать навязчивые грезы - и стать в обществе себе подобных пророком, мудрецом... а порой и изгоем. Все зависело от времени, в коем такому человеку довелось родиться и жить.
   Что касается Клода (в Гаэте также известного как Мастер Огня) то на мудрость он особенно не претендовал, однако и становиться изгоем не собирался. Не говоря уж о том, чтобы лишаться разума. Еще не старый, но весьма умелый выученик Храма Стихий, Клод неплохо устроился в главном портовом городе страны. И жизнь виделась ему еще далеко не прожитой, полной заманчивых возможностей... но ровно до той ночи, когда муки впервые пришли на смену грезам.
   Клоду снилась боль - не то от побоев, не то от удушья... хотя, наверное и от того, и от другого сразу. Мастер Огня ощущал ее столь явственно, как будто его самого избивала толпа, чтобы затем надеть петлю на шею. Кроме боли чародей чувствовал обиду - сам не понимая, на что. Обиду, разочарование... ну а венцом сонной пытки становилось обычно чувство одиночества. Когда понимаешь, что остался один на один с миром, а мир отнюдь не добр к тебе.
   Дни проходили в привычных мотаниях по городу из конца в конец, толкотне на улицах и вдыхании воздуха, пропахшего рыбой и морской сыростью. Гаэт как сердце кровь прогонял сквозь себя товары с полмира. Корабли с юга привозили шелка, приправы, вина, а порой и диковинных зверей кому-нибудь из дворян на потеху. В обратный путь они направлялись, груженые зерном, селедкой, а до недавнего времени еще золотом и серебром, добытым в копях Торнгарда.
   Город жил, немало помогал жить стране - ну а Мастер Огня в некоторой степени помогал жить городу. По мере возможностей и по сходной цене. Клод тушил пожары... точнее, укрощал их, усмиряя породивших эти бедствия духов огня. И покорное пламя, сжавшись до размеров ладони, поселялось в нарочито заклятом кувшине, дабы в случае надобности выйти и разгореться вновь. Только на сей раз не по воле стихии, а служа пленившему его чародею.
   Однажды Клоду пришлось усмирять особенно жуткий огонь, успевший выжечь аж несколько кварталов Гаэта. Тогда даже ее светлость графиня Фрида почтила заклинателя своим вниманием - повесив тому на шею побрякушку с гербовым корабликом. Побрякушка была красивая, блестящая, но совершенно бесполезная. А при долгом ношении, вдобавок, надоедала пуще шубы в теплый день.
   Работа обычно перемежалась обедом в одной из забегаловок, а сменялась ужином дома. Ну а за ним очень скоро приходил черед снов-мук, с недавних пор привязавшихся к чародею: боли, обиды, одиночества. После первой ночи Клод не придал им значения; после второй-третьей молча надеялся перетерпеть, и лишь по прошествии первой недели поневоле задумался. Ведь добро бы кошмары лишь портили ему ночной отдых; вдобавок после них уже с утра Мастер Огня начинал чувствовать себя неважно. И с каждым разом все хуже. А уж как это его состояние сказывалось на работе - излишне, наверное, и говорить.
   Но едва Клод задумался о причинах; только хотя бы предположил, что все это неспроста, как случилось чудо. Ближайшей же ночью сны изменились... причем, стали уже именно сновидениями: видениями, а не чувствами. В них наконец-то появились картины - только были они тусклыми, нечеткими, и сменяли одна другую как в калейдоскопе. С той лишь разницей, что в отличие от калейдоскопа, в них не просто случались повторы, а были обычным делом.
   С удивительным постоянством заклинатель видел толпу, окружившую дерево с накинутой на него веревкой. Видел закованных в броню всадников, что врезались в толпу каких-то крестьян. И много еще картин представало взору Мастера Огня, когда тот смыкал веки. Много картин - и с ними один и тот же звук, похожий не то на шепот, не то на шелест ветра. И чем-то смутно знакомый...
   Этот шепот-шелест не оставлял Клода в покое и днем: он звучал в ушах чародея всякий раз, едва тот оставался один. Поневоле Мастер Огня вспомнил морскую раковину, купленную им у какого-то моряка. Тогда, поднеся диковинную покупку к уху, Клод будто бы слышал доносящийся изнутри шум моря. Вспомнил и подумал, что такой раковине теперь уподобились его уши.
   Так прошло еще четыре дня - наполненные не столько работой, сколько бестолковыми шатаниями по городским улицам. С пустым взором и неуверенной походкой, чародей тогда напоминал не то пьяного, не то безумца. Пока наконец, очередной ночью, к Клоду пришло-таки озарение. Из долгой череды повторяющихся картин он сумел вычленить главное; вычленить... и узнать. Понять, где именно он видел то каменное здание с серыми стенами, поросшими мхом; с широким крыльцом, да колоннами у входа.
  - Да это ж... Храм Стихий! - пробормотал чародей, просыпаясь и приподнимаясь над подушкой, - Лесной Край... а этот звук...
   Шепот-шелест был верным спутником той части заклинателей, что выбрали себе воздушную стихию. Во время их занятий с учениками этот звук в Храме можно было услышать почти всегда.
  - Храм... стихия воздуха... Лесной Край - да к чему все это? - последнюю фразу Клод почти выкрикнул. Спать хотелось меньше всего; сердце колотилось как таран, а голова чуть ли не вскипала, силясь разгадать затянувшуюся ночную шараду.
  - Ну сколько уже можно?.. - это проворчала, проснувшись жена. Мытарства Клода успели надоесть ей почти так же, как и самому чародею.
  - Да я сам бы хотел знать - сколько, - небрежно бросил Мастер Огня, даже не оборачиваясь в сторону супруги, - Храм, Лесной Край, ветер... то есть воздух. Храм... Лесной Край...
  - Да что ты там бормочешь! - рассердилась жена, всхлипнув, - какой Храм? Какой Край - разве ты забыл?
   Нет, Клод, разумеется, не забыл; о трагедии своей родины он был наслышан, причем давно. О том, что сперва Лесной Край был захвачен торнгардским герцогом Оттаром, а затем почти целиком вымер от Темного Мора, насланного мстительными демонопоклонниками. Не устоял в стороне и Храм Стихий, вырастивший сына неграмотных крестьян и сделавший его Мастером Огня. Храм тоже разрушили и разграбили - не то во время вторжения, не то после.
   Говорили, что незадолго до войны бароны из вальденротского Совета пытались обезопасить себя, а для того искали какие-то реликвии, сработанные древними магами. Только вот, похоже, ничего из той их затеи не вышло.
   И теперь земля древних лесов и диковинных созданий словно бы умерла. Немногочисленные, еще оставшиеся в живых заклинатели стихий рассеяны по стране - и рассеяны донельзя редко. Даже в таком крупном городе как Гаэт другие чародеи Клоду не встречались. И, вдобавок, Лесной Край стал опасен: Темный Мор породил упырей, помимо прочего разносящих смертельную заразу. И давно бы разнесших ее по всей стране, если бы не пограничная стража.
   Но несмотря на все, жена Клода была не права, говоря мужу "нечего тебе там делать". Понемногу до Мастера Огня дошло: дела-то как раз в той мертвой земле у него были - по одной простой причине.
  - Это мой долг, - молвил чародей коротко, уже смиряясь с неизбежным, - я, кажется, понял: Храм зовет меня... или кто-то из Храма. Я должен помочь ему... или даже возродить общину. Так что... прости.
  - Что - простить? - чуть ли не плача вопрошала жена, - ты что, собираешься ехать сейчас? Посреди ночи?
   Впрочем, хотя бы о последнем она могла не волноваться: Клод все равно не спешил сразу же из постели бросаться в путь. Не хотел жертвовать своей, возможно, последней ночью на простынях да под крышей. Тем более что предстоящая дорога наверняка потребует от него сил - и немалых. Следовало их набраться, пока была возможность.
   Снова откинувшись на подушку, Мастер Огня мгновенно уснул. И никакие сны на сей раз его не потревожили.
  

3

   Как следовало ожидать, канцлер и не подумал препятствовать походу Акселя Рейна в Лесной Край. Причем верить предсказанию девушки-дикарки ему было вовсе не обязательно. Истинная причина, по которой нынешний хозяин замка поддержал сомнительную затею, была до банальности простой: канцлер был заинтересован в этом походе... и в то же время ничем не рисковал. Ибо оставался в выигрыше при любом его исходе.
   Прежде всего, отправившись в Лесной Край замок покидал сам командир Гвардии. Народный любимец, спаситель Кронхейма; другими словами - фигура довольно-таки неудобная для канцлера и всего двора. Уходил, что ценно, без шума и пыли; не требуя подписания указов и не заставляя опасаться бунта. И даже если б капитан Рейн вообще не вернулся из Лесного Края, жалеть о том не стоило. Равно как и о еще десятке гвардейцев, коих командир намерился взять с собой.
   То был как раз один из случаев, когда потери идут на пользу. Ведь чем меньше людей Рейна оставалось в замке, тем больше оказывалось причин привлекать для охраны собственных вассалов канцлера. И тем безопаснее получалось последнему полагать себя за хозяина в этих стенах.
   И все же просто избавиться от адальрадова бастарда канцлеру было не с руки. Сколь ни успел этот опытный придворный возненавидеть и Акселя Рейна, и его коронованного зачинателя; сколь ни боялся их обоих - однако на сей раз он, как ни странно, он желал командиру Гвардии успеха. Просто потому, что успех этот сулил канцлеру неплохие козыри в борьбе за власть.
   Так, если бы случилось чудо, и Аксель Рейн нашел способ очистить Край от треклятых упырей, в полном распоряжении Кронхейма оказывался немаленький кусок страны. Ничейный кусок, который, на правах регента, канцлер вполне бы мог предложить... ну, хотя бы старой стерве Фриде - графине Гаэтской и владетельнице Закатного Берега.
   Для Фриды же принять этот дар значило ни больше ни меньше, чем признать все притязания канцлера. На регентство, то есть на полновластное правление королевством - в том числе. Ибо в противном случае даровать какие-либо владения канцлер-выскочка попросту не имел права.
   Следом можно было сделать Гаэту еще один дар: избавить его земли от набегов тьярмаркцев. Требовалось для этого не так уж много: просто превратить воинственных островитян в подданных Фриды... и, соответственно, короны. А для начала - предложить им переселиться на материк.
   То есть, конечно не так все было просто: наверняка придется договариваться с наиболее разумными из тамошних вожаков - танов. Однако и здесь канцлер верил в успех: как ни крути, а даже на побережье жизнь была бы полегче, чем на маленьких, каменистых и почти не одаренных природою островках. Ну а уроженцы Закатного Берега могут и потесниться. Тем более что земли у их владетельницы станет больше, а значит и больше места для жизни у них самих.
   Наконец, расчистка Лесного Края открыла бы доступ к северным горам: к Торнгарду... и торнгардским копям, принадлежащим теперь короне по праву боевого трофея. Трудиться на рудниках, добывая благородные металлы, вполне могли бы и уцелевшие жители северного города, и остатки горных кланов. Не зря же они, устами юной вёльвы, сподвигли Рейна на этот поход. Не иначе как хотят вновь обрести свою родину.
   В общем, если с порожденьями Мора будет покончено, расклад в игре вокруг престола обещал резко измениться. И не абы как, а в пользу канцлера-регента. За спиной у последнего в таком случае окажется не только его самомнение, не одни лишь амбиции, но преданные север и запад страны. Вкупе с золотом Торнгарда... и супротив юга, впавшего в междоусобицу.
   Ну а следующим шагом должна была стать подмога хотя бы Броену в деле отпора зарвавшейся Кире. Той останется либо сдать назад... либо, в крайнем случае, целиком сосредоточиться на Бэрвинкле. Последний волновал канцлера не особо: княжившие в нем братья отталкивали своей суровостью, достойной медведя на родовом гербе - и такой же тупостью, ими самими, как видно, полагаемой за честь. Так что новоявленный регент был бы только рад избавиться от этих двоих чужими руками.
   Но это все потом, а покамест лучшее, что мог сделать канцлер - это всячески поддерживать капитана Рейна в неожиданном его начинании. Столь неожиданном, сколь и нужном... хотя пользу от него простодушный гвардеец едва ли способен понять.
   И канцлер поддерживал - не жалея для похода казенных денег. Не забыл он даже о том, чтоб обезопасить ненавистного (и внезапно ставшего столь полезным) Рейна от Темного Мора. Ради этого канцлер обратился к столичным алхимикам с заказом на защитное зелье, а за день до похода представил командиру Гвардии наиболее успешного из мастеров.
   Что до самого Акселя Рейна, то он сразу же обратил внимание на не совсем обычный, прямо-таки нездешний облик алхимика. Одетый как и большинство кронхеймских мужчин, тот отличался смуглостью и черными курчавыми волосами. "Неужто из загорья?" - подумал капитан... и предположение это его не преминуло подтвердиться.
  - Деменсий из Артагоса, - сообщил канцлер, представляя искусного алхимика.
  - Деменций, - вежливо и ничуть не смутившись, поправил тот.
  - Чужеземец, - не спросил, а скорее уточнил Рейн. Доверия уроженец солнечного Артагоса у него не вызывал ни крупицы.
  - И да и нет, - обстоятельно пояснил Деменций, - в прошлом я действительно был подданным Азаранской Империи... да продлит Избавитель годы ее. Но с воцарением Петрония Четырнадцатого я и многие из моих близких и собратьев по ремеслу попали в немилость. Потому и пришлось перебраться в Рикенланд.
   Страну, в которой он теперь жил, алхимик, как ни странно, назвал почти правильно. В отличие хотя бы от бывших соотечественников, что именовали северных соседей не иначе как "варварами". Словом этим, звучаньем похожим на бессмысленное бормотание, азаранцы очевидно намекали на чуждость и непонятность речи соседей. А значит на очевидную невозможность разговаривать с ними на равных.
   Зато "Рикенланд" был почти самоназванием... только вот употреблялся он в таком качестве разве что в летописях и указах. Да и то не всегда. Чаще же принято было говорить просто "страна" или "королевство", а на вопрос о происхождении поминать, родной город и в чьих владениях тот располагался. Потому в землях Рикенланда не было рикенландцев - но были торнгардцы, грифондолцы и все в таком роде.
  - И так что же? - недовольно вопрошал Аксель Рейн, обратившись к канцлеру, - вы хотите, чтобы я что-то принял из рук этого чужака? Или вообще взял в поход?
   Не только происхождение алхимика отталкивало капитана. Вдобавок, своими повадками Деменций, сам того не подозревая, напомнил ему Леннарта Кольма - советника герцога Оттара. Оказавшись с ним однажды по одну сторону бастиона, Рейн все равно не мог назвать то знакомство для себя сколько-нибудь приятным. Ибо впечатление грамотей-советник произвел на него самое гадостное: как человек без чести, двуличный... и одновременно способный найти оправдание любому своему поступку. Не говоря уж о том, сколь полезными люди вроде Леннарта Кольма пытались казаться окружающим. Просто-таки из шкуры вон лезли...
   Вообще, не будучи и сам чуждым грамоте, командир Гвардии все равно питал стойкую неприязнь к людям, что избрали своим оружием перо, а не сталь. Ведь меч или кинжал, как ни крути, не лгут никогда: и убивают, и просто страх наводят они по-настоящему, взаправду. В то время как лучших орудий для обмана, чем перо и чернила, в роду людском не успели придумать и за века.
   С другой стороны, алхимика-чужестранца понять тоже было возможно. Во всяком случае, поверить в правдивость тех причин, что вынудили его покинуть родину. Да, именно в Азаранской Империи зародился культ Избавителя, чьи последователи проповедовали милосердие и любовь... причем, делали это уже и в здешних краях. Но соль заключалась в том, что возник этот культ среди простонародья Империи - и сложился далеко не от хорошей жизни. На что указывало хотя бы само прозвание божественного посланника.
   Императоры же Азарана и ближайшие их приспешники издревле исповедовали совсем другую веру: поклонение Красному Дракону, чей силуэт красовался на имперском гербе. И к подданным своим относились они соответственно - как и подобает огнедышащей твари с холодным сердцем. Твари, что едва ли хоть раз в жизни помышляла о любви и милосердии. Не получил оных, похоже, и Деменций из Артагоса... хотя доверия оттого Акселю Рейну все равно не внушал.
  - Взять в поход вам меня все равно придется, - молвил алхимик, разводя руками, - видите ли, мое зелье - временного действия: одна склянка способна предохранить от Мора всего лишь на сутки. Это время между двумя заходами солнца, чтобы было понятно...
   "Чтобы было понятно даже вам, варварам", - как услышал последнюю фразу командир Королевской Гвардии.
  - Весьма сомнительно, чтобы этого времени хватило на вашу миссию, - продолжал меж тем Деменций, - и немного вижу смысла в том, чтобы заготавливать зелье впрок. Во-первых, в таком случае оно сильно отяготит вас в походе. Во-вторых, за сохранность его вряд ли смогут поручиться даже столь доблестные воины. Ну а в-третьих... не хватить может даже запаса. Вы не думали об этом? Зелье может закончиться - причем в самый неподходящий момент.
  - Что ж, твоя правда, - вздохнув, с неохотой признал Аксель Рейн, - то есть, ты собираешься таскаться за нами и надеешься изготавливать зелье, так сказать, в полевых условиях?
  - В полевых, в лесных, в болотных, - алхимик кивнул, - даже такое порождение Мрака как Темный Мор, в конечном счете есть часть природы. А значит, в природе же всегда можно найти средства, чтобы сладить с ним. Так называемые ингредиенты. Их там не может не быть: в частице не может быть ничего, что не нашлось бы в целом. И к тому же, иначе нельзя; как я уже объяснил, без пополнения запасов не обойтись.
   Сделав паузу длительностью в мгновенье, Деменций наконец решил перейти уже к самому щекотливому вопросу.
  - По поводу же моего происхождения - не извольте волноваться, господа. Я не соглядатай; государственные секреты Рикенланда меня не волнуют... скажем так, не столь волнуют, как загадки природы. Тем более что в стране осталась всего одна приличная тайна: кто станет новым королем. И станет ли кто-то вообще... Причем, ответа на сии вопросы вряд ли знают даже высшие сановники.
   Сказанное алхимиком вызвало недовольство теперь уже канцлера. Правда, недовольство глухое, не высказанное им вслух. Зато Акселю Рейну эта дерзость, вдобавок изреченная спокойным тоном и как бы между делом, внушила даже некоторое уважение. Именно в тот момент Деменций менее всего походил на Леннарта Кольма: он не размазывал слова как сопли и не лебезил перед вышестоящими. Перед тем же канцлером-регентом хотя бы. Просто говорил, что считает нужным - а значит, был более-менее смел. Смелые же люди, как успел заметить за свою жизнь Рейн, очень редко оказывались лжецами.
   Ночь спустя отряд из десяти гвардейцев, их капитана и алхимика Деменция выступил в поход. К чести последнего, тот неплохо держался в седле, не предавался нытью и вообще не жаловался на условия - равно далекие как от домашних, так и обстановки в лаборатории.
   Дня за три отряд прошел земли короны, затем Ульвенфест, и наконец добрался до ближайшей заставы - из тех, что поставлены были отнюдь не для сбора пошлины. Ибо взять с упырей было нечего, а живые существа с той стороны границы давно уж не приходили. Вот тогда-то, пройдя заставу, гвардейцы впервые отведали зелье, приготовленное алхимиком-азаранцем.
   Примерно в то же самое время на землю Лесного Края ступил еще один человек: Мастер Огня по имени Клод, не так давно слывший преуспевающим жителем города Гаэт. О зельях и снадобьях для предохранения от Темного Мора он не радел, а просто не подпускал к себе его носителей. И уверено двигался к Храму Стихий, влекомый таинственным зовом.
   Впервые за несколько лун земля, захваченная Смертью, принимала гостей. Пускай и незваных - коих встречать хлебом-солью вовсе не полагалось.
  

4

   Человек спал чутко; при малейшем шорохе он готов был открыть глаза и, вскочив на ноги, взяться за оружие. От крепкого сна его отучили годы службы... а еще, что греха таить, нечистая совесть. Это лишь праведники и младенцы могли позволить себе предаться ночным грезам. А когда тебя посещают люди, некогда погибшие от твоей же руки, сладких снов как-то не получается.
   Кроме того, без непрестанной бдительности в Лесном Краю теперь было просто не выжить. И хотя заразиться Мором человеку уже не грозило, сама встреча с его порожденьями не прельщала все равно. Особенно когда последних оказывалось слишком много, а нападали они не иначе как среди ночи.
   Еще человек донельзя тщательно подходил к выбору места ночлега. Уснуть под деревом, на поляне или в самодельном шалаше он позволял себе в крайних и очень редких случаях. Таких, когда иного выхода просто не имелось. И уж тем более человек никогда не засыпал на открытой местности - ибо тогда участь быть растерзанным упырями была ему обеспечена наверняка.
   Вот и на сей раз человек выбрал для ночевки не что-нибудь, а заброшенную деревню. Заброшенную, большей частью сожженную... однако, как оказалось, не обделенную хотя бы одним уцелевшим домом. В этом-то доме и остановился последний живой человек в Лесном Краю, а ближе к ночи не забыл стаскать со всей деревни поленья и подпереть ими дверь да оконные ставни. Так что если б упыри попытались взять дом приступом, это стоило бы им некоторых усилий... и, конечно же, заметного шума. Более чем достаточного, чтобы разбудить спящего человека - особенно если тот спал очень чутко.
   Только вот в эту ночь все предосторожности человека прошли втуне. Никто не ломился в дом, не тянул мертвые окоченелые руки к последнему носителю жизни. Ничего этого, в сущности, не понадобилось. Ибо сколь бы ни были прочны бревенчатые стены дома, а предохранить своего постояльца от холода они не могли.
   Вообще, теплом ночи не отличались - особенно ночи в северных землях. Только вот на сей раз холод выдался изрядным: каковым, наверное, он не бывал даже у горных вершин. Дорожный плащ, укрывавший человека, больше не казался ему тяжелым и плотным, а превратился в тоненькую ничтожную тряпицу. Отчаявшись кутаться, кляня себя за то что не догадался зажечь очаг, и, конечно же, безмерно удивляясь столь резкой смене погоды, человек наконец открыл глаза... и обомлел. Настолько неожиданным оказалось то, что он увидел.
   Дом промерз и выстудился насквозь: стены покрывал иней, из-за чего горница напоминала, скорее, погреб-ледник, чем людское жилище. Иней сверкал крохотными искорками под холодным сиянием, похожим на лунный свет; на очень яркий лунный свет, коему неоткуда было взяться в напрочь закрытом доме. Испуганно озираясь, человек вскоре увидел и источник этого сияния: бледную, полупрозрачную фигуру женщины... точнее - молодой девушки.
   Сказать по правде, человеку доводилось слышать о призраках: душах людей, по каким-либо причинам не обретших покоя после смерти. Доводилось-то доводилось... только вот единственным призраком, виденным им воочию, был разве что Двэйн Бестелесный - предводитель культа Тлетворного. А с ним, этот культ, по большому счету и погубившим, человеку хотелось встречаться меньше всего... как, впрочем и с любым другим беспокойным духом.
   Лицо девушки показалось знакомым; человек почти сразу понял, что уже где-то видел ее при жизни. Не потребовалось много времени и на то, чтобы вспомнить - где. После чего пожалеть, что не упыри явились к его ночлегу - ибо против такой гостьи одинаково бесполезными оказывались и оружие, и собственный боевой опыт.
  - Ты... я не виноват! - сам не зная, на что надеясь, пролепетал человек.
   Голос, неожиданно для него самого, прозвучал на редкость жалко, неубедительно и даже смешно.
  - ...по крайней мере, не только я! Не понимаю вообще, зачем ты ушла. Тебе-то Мор не грозил... только лапотникам твоим.
   Ответом человеку стал жуткий не то визг, не то хрип - нездешний, не принадлежавший миру живых. От него человек поневоле зажал уши... а потом и вовсе обхватил руками голову. Помогло не слишком: вместе с визгом на человека обрушился и порыв студеного ветра, почти метели. Порыв этот вышел недолгим, однако и его едва не хватило, чтобы последний живой в Лесном Краю перестал быть таковым.
  - Ну что тебе от меня надо? - вскричал человек, вместе со словами исторгая изо рта клубы пара, - что я могу... теперь-то? Я просто хочу покинуть это распроклятое место - понимаешь? По-ки-нуть! Перебраться туда, где еще остались живые люди. Да я лучше сдамся первому попавшемуся стражу; лучше всю вину за Мор возьму на себя, в темнице сгнию... все ж лучше, чем здесь оставаться!
   В последней фразе человек все-таки слукавил: ему уже доводилось коротать дни и ночи в темнице, и ничего хорошего о том времени он припомнить не мог. Зато, неожиданно для себя, вздумал сравнить тогдашнюю свою камеру с местом сегодняшнего ночлега. Вспомнил невзначай, что в замковом подземелье, где его держали, временами бывало столь же холодно, неуютно и безысходно, как и здесь - теперь, рядом с призраком.
  - Да, я все понимаю, - заключил человек, - я тебе жизнью обязан. Но как мне вернуть этот долг? Не могу... не представляю даже...
   Его испуганную, сбивчивую, почти умоляющую тираду призрачная девушка выслушала молча и терпеливо. А когда человек закончил, она даже ответила на его вопрос. И ответила, на удивление почти разборчиво, по-человечески.
  - И-и-иди-и-и в Хр-ра-а-ам! - вырвалось из призрачного горла, которое в тот момент словно бы сдавливали петлей, - но-о-о-о н-не тв-в-вой... Хр-рам Сти-и-и-ихи-и-ий!
  - Храм Стихий? - удивленно переспросил человек, - но зачем? И что вообще мне там делать? Не понимаешь - я просто хочу...
   "Хочу отсюда убраться", - хотел он сказать. Ни тащиться к Храму Стихий, ни вообще задерживаться в Лесном Краю хотя бы на один лишний день человек явно не горел желанием. Только вот девушка-призрак считала иначе. Стоило ей на пару шагов подплыть к своему живому собеседнику, как холод сделался совсем для него нестерпимым... и слова возражения сами застряли в глотке.
  - Да как я найду его вообще? - бессильно возмутился человек, дрожа и с трудом попадая зубом на зуб.
  - Я-а-а-а по-о-к-к-ка-ж-жу! - протянула девушка-призрак, не отступая от него ни на волос. От ее голоса делалось еще холоднее - хоть и казалось, что больше уж некуда.
   Затем призрачная гостья повернулась и медленно... словно нарочито медленно двинулась прочь. Дом, приютивший человека, она покинула, конечно, не по-людски: не через дверь, а сквозь стену. С нею ушел холодный бледный свет, зато холод остался. Человек подумал, что задержится эта напасть, самое меньшее, до рассвета; и потому, вздохнув, отправился искать в деревне еще один уцелевший дом.
  

5

   Дни в Лесном Краю начинались на рассвете и проходили неизменно: в схватках с упырями - частых... но быстротечных. Неповоротливые, слепые и безмозглые, порожденья Мора не имели ни шанса против даже одного умелого бойца. Гвардейцы же были не просто умелыми - защищенные зельем Деменция от опасности заразиться Темным Мором, в бою они давали упырям сто очков вперед. Да и численный перевес все чаще оказывался на их стороне, ибо упырей во владениях Смерти находилось не так уж много, а бродили они большей частью поодиночке. Ну или небольшими группками по три-четыре существа.
   Разумеется, убить то, что уже было по большому счету мертво, казалось бы, невозможно. Однако и здесь гвардейцы очень быстро нашли решение: упырей они обездвиживали, отрубая конечности - и, тем самым, лишали возможности нападать. Поверженных противников Рейн и его подчиненные обычно пинками загоняли под деревья; если же упырей оказывалось хотя бы больше двух, их предавали огню.
   За схватками следовали привалы; пока гвардейцы отдыхали, алхимик работал - рыща по окрестности в поисках ингредиентов. Этим мудреным чужестранным словечком он именовал особые травки, птичьи яйца и грибы, необходимые для приготовления зелья. Искал и находил, после чего приготовлял оное прямо в походном котелке. А в конце дня потчевал спутников-гвардейцев, прежде чем те ставили дозор и отправлялись на боковую.
   Новый день приносил новые стычки с упырями... и в то же время оставался скупым на свежие впечатления. Ничего нового для себя, ничего особенного, за что можно было зацепиться взглядом, отряду Акселя Рейна все никак не попадалось. Совершенно ничего, могущего хоть чуточку приблизить исполнение их миссии. Ну или хотя бы прояснить эту самую миссию - сделать цель ее более определенной, чем "найди то, не знаю что".
   Луга сменялись лесными просеками, опустевшие деревни - заброшенными замками. Схватки с беспокойными мертвецами, превратившимися в упырей, чередовались со зрелищем останков мертвецов обычных, давно упокоившихся. И послуживших, судя по их виду, кормом немалому числу стервятников.
   И при этом - ни одного живого человека на многие лиги. Напротив, всем своим видом, каждым заброшенным домиком и заросшим полем, Лесной Край давал понять гостям, что от человека эта земля избавилась. Избавилась полностью... даром, что всякая иная жизнь тоже не спешила раскрепощаться теперь и расцветать.
   Куда там! Напротив, после Мора, выкосившего вроде бы одних лишь людей, природа вокруг тоже выглядела какой-то угнетенной - словно бы пришибленной. А, еще вернее сказать: больной. Почти не слышно было ни пения птиц, ни жужжания пчел; ветви многих деревьев целиком оплетались паутиной, а стволы стояли погнутые и узловатые.
   Такой тоскливый вид и настроение придавал соответствующее: вместо боевитости, помноженной на пытливость, Аксель Рейн все более ощущал в себе склонность к раздумьям. Причем, раздумьям отнюдь не радостным. Сам не зная, почему, командир Королевской Гвардии зацепился за оговорку вёльвы: "твои беды... нет, твоя судьба решится...". Вернее, не зацепился, а скорее уж влип в нее, точно муха в жбан с медом.
   Оговорка, быть может, была и случайной - да только вот очень уж двусмысленно она прозвучала. Ничего не имея против окончания своих бед, решения судьбы капитан Рейн желал далеко не всякого. Судьба герцога Оттара ведь тоже решилась: под стенами Кронхейма, где последний обладатель Руны Власти лишился и войска, и самой жизни.
   Еще довольно-таки ни к месту Аксель Рейн полюбопытствовал насчет причин, заставивших Деменция оставить свою родину. В своих представлениях командир Гвардии привык видеть Азаранскую Империю чудесной, едва ли сказочной страной. Где не бывает мороза и снега, а значит и их верного спутника - голода. Где люди куда как более умелые и просвещенные, чем его, Рейна, соотечественники. Так что даже тирания тамошних правителей, если и могла послужить поводом покинуть такую страну, то едва ли поводом достаточным. В конце концов, злодеи и безумцы оказывались на престоле и по эту сторону хребта. Чего стоил один только Адальрад Второй, породивший самого Акселя Рейна.
   Свои суждения капитан изложил Деменцию на очередном привале - где, помимо снисходительной улыбки получил и вполне обстоятельный ответ. Да, подданные Азарана редко испытывали нужду в хлебе насущном; и умели они многое из того, чему в Рикенланде не научатся и за века. Например, выплавлять стекло или подводить воду в города. Но соль заключалась в том, что от северных соседей азаранцы отличались не одними лишь достижениями. Помимо оных, презираемые на юге варвары оказались чужды и страшному пороку, имя которому рабство.
   "Знает ли доблестный капитан, каково это - быть рабом? - вопрошал Деменций, - представляет ли хотя бы?". И терпеливо, как ребенку, рассказал собеседнику об особенностях рабского положения. О том, прежде всего, что раб по сути переставал быть человеком и оказывался вещью в руках своего хозяина. Именно так: вещью, с которой последний вправе поступить, как заблагорассудится. Хоть заставить драться на арене на потеху толпы, хоть отправить работать в каменоломню, а хоть и просто убить или принести в жертву. А еще, как вариант - употребить для похоти, в самых ее грязных и противоестественных формах.
   Когда-то в рабство попадали только пленники из покоренных Азараном племен. Теперь же превратиться в живую вещь мог любой подданный и за самый ничтожный проступок... и даже без оного. Порой доставало одного лишь желания императора или кого-то из его приближенных, прихоти их жен или отпрысков. Да-да, по малейшей прихоти рабами становились даже великие мудрецы и полководцы. Деменций менее всего желал себе подобной участи, потому и перебрался в Рикенланд. В страну, где жизнь, быть может, и не столь изобильна, зато дышится много легче, свободней.
   Аксель Рейн слушал и удивлялся... а еще позволил себе даже некоторое сомнение: уж о той ли стране говорит алхимик из-за гор? Лично ему, командиру Королевской Гвардии, хваленая свобода казалась чем-то вроде плода, аппетитного и сочного, но висящего слишком высоко. Настолько, что рукой не достать, как ни тяни. Ну или горящим очагом, нарисованным на стене: такая картина, будь она сколь угодно яркой и правдоподобной, дать хоть чуточку тепла все равно не способна.
   Вина (или, если угодно, заслуга) в том принадлежала, конечно же, столпам, что ни больше ни меньше, держали всю жизнь Акселя Рейна. Звали их служба и долг, приказ и исполнение. И далеко ходить не надо: достаточно вспомнить, что в Лесной Край отправиться, решая свою судьбу по подсказке юной вёльвы, он мог не иначе как с позволенья свыше. Не заинтересуйся этим походом сам канцлер, не найди в оном выгоду для себя - так и сидел бы дальше бравый капитан в столице, душевно терзаясь и мечтая о расплате.
   Так что, если хорошо поразмыслить, командир Гвардии тоже был рабом - в некотором смысле. Даром что жил, по уверению Деменция, в свободной стране.
   Так прошла первая неделя пребывания в Лесном Краю... и к исходу ее усилия Акселя Рейна наконец-то были вознаграждены. Отряд нагнал живого человека, который брел вдоль дороги и время от времени поглядывал по сторонам. Командир тогда не удержался и даже протер глаза - настолько ему уже не верилось в увиденное.
   Однако ж путник и не думал растворяться словно видение. Да и перепутать с упырем его было трудно - благодаря, хотя бы, внешнему виду. Одет странник был более-менее добротно, в то время как на ходячих трупах от одеяний оставались разве что лохмотья. Впечатление подкреплялось также дорожным мешком за плечами и самой походкой. Очень уж она была ровной, очень уж крепко человек держался на ногах: не ковыляя и не хромая.
   Конному отряду не составило труда догнать пешего путника. А тот даже не замедлил шага; лишь обернулся к внезапным попутчикам, взглянул на них с легкой усмешкой и вроде бы даже сочувственно.
   Человек был высок и довольно молод, хотя бродяжничество явно не пошло ему на пользу. На голове расположилась копна темных и грязных волос, плавно переходившая в такую же бороду. Плащ успел кое-где испачкаться, но со стиркой хозяин его явно не спешил. Впрочем, особого неприятия путник не вызывал все равно: даже в Кронхейме можно было встретить людей еще менее приглядного вида - из числа пьяных забулдыг и уличных попрошаек.
   И все же главным в поведении человека была какая-то необъяснимая спешка или суетливость. Во всяком случае, ни заговаривать с людьми Акселя Рейна, ни хотя бы остановиться ради них, он не желал. И поэтому капитан счел нужным обратиться к путнику сам.
  - Да подожди же, добрый человек! - окликнул он, - куда так спешишь-то?
  - Если интересно - к Храму Стихий, - в ответ небрежно бросил путник, едва повернув голову, - что еще? Ах, да: зовут меня Фаррелл... отца своего не помню. Служил в Тенях Леса... пока все здесь не пошло прахом. Преступления перед короной... скажем так, имею. Особенно если корону эту ныне сжимает Железная Перчатка. Нет? Ну и ладно. Совесть, разумеется, не чиста, но... надеюсь, я ответил на все ваши вопросы?
  - Если честно, нет, - вежливо молвил алхимик Деменций, в то время как глаза у него сверкнули любознательным блеском, - самого главного мы от тебя как раз и не услышали. Почему ты выжил во время Мора? И так спокойно гуляешь по этой земле, не боясь упырей?
  - Ну, гуляю-то я тут потому, что покинуть Лесной Край не могу, - назвавшийся Фарреллом путник вздохнул с искренним сожалением, - а насчет выживания... во-первых, я мог бы спросить у вас то же самое. Разве нет? А во-вторых, это просто долго объяснять. Нет, я понимаю... возможно, вы никуда не спешите. И с удовольствием послушали бы эту историю - грустную, хоть и не безысходную. Только вот я не могу сказать о себе того же. Спешу... во избежание кары на свою голову. Или, думаете, я по своей воле в Храм Стихий драпаю? В общем, если интересно, предлагаю идти туда вместе. И уж по прибытии объясниться.
  - Согласен, - вымолвил Аксель Рейн, кивая, - по прибытии, так по прибытии. Не понял только, о какой каре идет речь. От кого? Разве тут еще остался кто-то живой?
  - Ах, благородный сэр, - это обращение, изреченное на сей раз с насмешливой небрежностью, снова оцарапало слух и душу капитана, - вижу, вы совсем недавно в нашем славном Краю. Если это так, то сообщаю: чтобы карать и устрашать, живым быть вовсе не обязательно!
  

6

  
   Как уже говорилось, защите от Мора чародей Клод предпочитал нападение на его разносчиков - тем самым почти повторяя изречение одного из великих полководцев старины. В отличие от людей Акселя Рейна, Мастер Огня не пользовался никакими зельями и едва ли вообще знал о них. Вместо этого он заблаговременно примечал разносчиков Мора и издали же их атаковал, благо избранная Мастером Огня стихия на упырей действовала безотказно. С все тем же, неизменно желательным для того исходом: превращением ходячих трупов в пепел и обугленные кости.
   Против одиночек неплохо помогало заклинание "огненной кисти"; неопытные ученики Храма еще называли его "огненными пальцами". Шли в дело и кувшины с некогда укрощенными Клодом духами огня. Прихватив три из них в дорогу, заклинатель жертвовал каждым из своих пленников, чтобы избавиться от наиболее многочисленных отрядов... или, правильнее сказать, стай упырей. Просто швырял кувшин в гущу гнилых заразных недругов - и, отойдя подальше, с удовольствием наблюдал, как те превращаются в живые факелы.
   Разумеется, удовольствие подобного рода Клод мог позволить себе лишь в редких случаях. И не только потому, что кувшинов он прихватил с собой мало; вдобавок, освобождать духов самой враждебной всему живому стихии кое-где было смертельно опасно и для самого заклинателя. Вырвавшись из плена, к примеру, посреди леса или заброшенного поселения, дух огня мог разбушеваться настолько, что от пожара выгорело бы все вокруг на несколько лиг.
   Так что все чаще Клоду приходилось призывать стихию самому, тратя на заклинания собственную же силу... и тратя оной, порою, слишком много. Настолько, что к концу дня, вдобавок утомленный пешим походом, чародей и вовсе валился с ног. Даже голод утолял он тогда через силу... и при этом все чаще грезил жареным поросенком: горячим, подрумяненным, буквально сочащимся жиром.
   Время от времени в этих голодных мечтах поросенка заменял копченый окорок, поленце жирной колбасы, исполинская голова сыра и тому подобные небезвредные яства. В обычной жизни Клод едва прикасался к ним... только вот где теперь эта самая "обычная жизнь"? Осталась далеко позади, в пропахшем сыростью и рыбой Гаэте. В Лесном же Краю заклинателю и в голову бы не пришло воротить нос хоть от какой-нибудь пищи. Добро, хоть в последней недостатка не было: власть Клода над огненной стихией позволяла тому сделать съедобной даже змею или лягушку. Съедобной, а порою даже аппетитной.
   Не проходило и вечера, чтобы голодный и зверски уставший Мастер Огня не помышлял бросить все и повернуть вспять. Удерживал Клода лишь страх перед кошмарами, собственно, и вынудившими чародея бросить уютный дом и весь город, что обеспечивал его заработком. И потому, всякий раз вспоминая о еженощных пытках, заклинатель вздыхал и устраивался на ночлег. С твердокаменной уверенностью, что путь его завтра будет продолжен.
   Место ночевки Клод окружал нарочито сотворенным огненным кругом - небольшим и слабым, однако способным совладать хотя бы с парой прохожих упырей. Помимо защиты, этот самый круг давал своему создателю еще и обычный дар своей стихи: тепло, делавшее сон под открытым небом заметно приятней.
   Когда же тепло это внезапно исчезло, сменившись студеным ветром, Клод уже сквозь сон почуял неладное. Очнувшись, он сразу убедился в правоте своих подозрений: огненный круг действительно погас... а рядом обнаружился и виновник произошедшего. Точнее сказать, виновница: призрачная фигура девушки, источавшая холод и озаренная нездешним серебристым светом. Примерно так же светит луна в те ночи, когда она становится полной.
   От увиденного Клод помимо воли припомнил пару недобрых словечек, мельком слышанных им от матросов в порту. Зная о порожденных Темным Мором ходячих трупах, Мастер Огня и помыслить не мог, что в Лесном Краю водятся еще и призраки. Он успел, конечно, послушать разговоры пограничных стражей, видевших-де "Ледяную Деву" - да только не придал оным значения. Посчитал не более чем плодом больного воображения, подстегнутого опасной службой и воздержанием.
   И лишь теперь Клод понимал, сколь ошибся.
   Толком не представляя, как сражаться с призраками, чародей все равно не желал сдаваться без боя. Поведение Ледяной Девы, не выказывавшей покамест враждебности, при этом значения не имело; не все ли равно, если Клод предпочитал обороне нападение. Наспех произнеся заклинание "огненной кисти", он выбросил руку вперед - и в сторону призрака устремились пять тонких, но таких горячих, лучей. В темноте они сияли даже ярче, чем солнце.
   Резко отпрянув в сторону, Ледяная Дева избежала встречи с ними; вторую же атаку чародея она смогла отразить порывом ветра - коротким, но сильным. Огненные лучи, сотворенные Клодом, он задул, словно свечку. Тяжело дыша, заклинатель приготовился к новому удару... сильно подозревая, что удар этот окажется последним: на большее попросту не хватит сил.
   Ледяная Дева опередила его: между нею и Клодом вмиг вырос небольшой, но такой ощутимо холодный, смерч. И устремился... но, как оказалось, вовсе не к чародею: бережно обогнув последнего, он зачем-то рванулся ему за спину.
   Обернувшись, Клод аж руками всплеснул - так ошарашило его увиденное. С тыла к Мастеру Огня подбиралось не меньше десятка упырей: их нескладные скособоченные силуэты проступали сквозь темноту под серебристый свет призрака. И подобрались бы... не окажись у них на пути смерч, созданный Ледяной Девой. Врезавшись в скопище упырей, он ломал им руки и ноги, сносил с иссохших костлявых шей головы; троих так и вовсе раскидал на несколько шагов и расшиб о ближайшие деревья.
  - Так... вон оно что, - сбивчиво пробормотал Клод, пораженный этим зрелищем... и последовавшей за тем внезапной догадкой, - ты лишь хотела меня защитить? Да? Благодарю... только не стоило, право же. Я бы и сам справился... опять же огненный круг...
   Но вот про себя чародей понимал: не справиться бы ему с такой гурьбой самому ни за что. Здесь разве что кувшин с пленным огненным духом мог помочь - однако кувшины к тому времени кончились. И уж тем более глупо было бы уповать на какой-то жалкий огненный круг.
   На путаную речь Мастера Огня призрачная девушка ответила ужасающим воплем, заставившим Клода заткнуть уши, а росшие невдалеке деревья - расстаться с частью листвы. Затем призрачная фигура устремилась прочь... однако отойти успела лишь на несколько шагов. После чего резко развернулась и снова издала свой вопль-визг, подкрепив его еще и ледяным ветром.
  - Что? Не понял... ты хочешь, чтоб я следовал за тобой? - догадался Клод и сделал шаг навстречу призраку.
   Больше не поворачивая и даже не оглядываясь, Ледяная Дева двинулась напролом сквозь лес, презирая такие мелочи мира живых как дороги, заросли и канавы. Спотыкаясь, Клод нехотя поплелся следом; он старался не отставать... ну а призрачная спутница, в свою очередь - не слишком спешить. Дабы не оторваться от Мастера Огня далеко.
   ...она поблекла и растаяла вместе со звездами, едва небо начало светлеть. Клод к тому времени только что не полз по лесной траве - настолько вымотала его почти бессонная ночь. Однако ж, как оказалось, усилия чародея не прошли даром: доковыляв до ближайшей поляны... он готов был даже целовать Ледяной Деве ее холодные призрачные руки. Ибо на поляне той Клода ждала цель его нелегкого пути. Девушка-призрак помогла дойти сюда побыстрее.
   Внешне Храм Стихий почти не изменился - он остался все тем же серым каменным зданием со мхом на стенах и колоннами у крыльца. Впрочем, Клод не обольщался; он догадывался, что все перемены ждут с ним встречи там, внутри. И перемены разительные. Кто бы ни вторгся в эти священные стены: хоть горцы, хоть местные жители, но они наверняка успели перевернуть в Храме все кверху дном; растащить мало-мальски ценное, а прочее сжечь и изгадить. Ну и, конечно, предать смерти бывших наставников Мастера Огня, товарищей по обучению... да и всякую иную живую душу, попавшую под руку.
   Думая обо всем этом, Клод не спешил переступать ставший негостеприимным порог Храма. Понимал, что никто его там не ждет... никто живой - и ничего приятного. Не способствовало торопливости (и вообще любой деятельности) также и само состояние чародея. После ночного рывка он желал одного: поскорее уснуть; и за тем готов был в любое мгновение рухнуть хоть на траву, хоть даже и в грязь. Сил не хватало даже на утоление стремительно нарождавшегося голода.
   Выбрав дерево поразвесистее, чтоб прикрывало от восходящего солнца, Клод расположился под его сенью. Где сразу и отбыл в царство снов... никакими грезами впрочем, на сей раз, его не потревожившее.
   Проспал чародей до полудня, а разбужен был людскими голосами, зазвучавшими неподалеку. Привстав и оглядевшись, Клод убедился, что голоса эти ему не снятся - к Храму действительно приближалось с десяток всадников, сопровождаемых каким-то бродягой. Последний шел пешком... однако непохоже было, что сие его сколько-нибудь угнетало и ущемляло. Скорее уж всадникам пеший спутник мог показаться обузой: вынужденной своей медлительностью он задерживал весь отряд.
   Наличие в Лесном Краю живых людей удивило Клода: очень уж сомневался чародей, чтобы кто-то из простых смертных мог столь далеко пройти по этой негостеприимной земле - и, при этом, не заразиться Темным Мором. На заклинателей же, способных испепелять упырей и бить их на расстоянии, пришельцы не походили даже отдаленно.
   Но еще сильнее, чем удивление, Мастера Огня охватила резкая неприязнь к пришельцам. Откуда бы ни взялись эти люди, пожаловавшие к порогу Храма, с чем бы ни явились - в первую очередь они были здесь чужаками. Врагами и осквернителями, остановить которых Клод считал непременным своим долгом.
  - Эй, вы! Ни шагу дальше! - выкрикнул заклинатель, выходя из своего укрытия навстречу всадникам.
   На его выставленной ладони затрепетал сотворенный чарами огонек - пусть пока небольшой, однако способный, если потребуется, вырасти за миг. А главное: пуще всяких слов говоривший пришельцам, кто перед ними.
  - Человек? Еще один живой человек? - удивленно воскликнул один из чужаков - в отличие от остальных, совсем не похожий на воина. Да и на жителя этих земель тоже, будучи не по-здешнему смуглым и кучерявым.
   Его оттеснил, выступая вперед, светловолосый мужчина с узким волевым лицом; в отряде, он, по-видимому, и считался за главного.
  - Мы - Королевская Гвардия! - заявил светловолосый резким как команда голосом, - требуем пропустить нас...
  - ...во исполнение воли мертвого короля, - с мрачной усмешкой докончил за него Клод, - хотя какая разница - мертвый он или живой? Храм не присягал на верность его величеству, так что ловить вам здесь нечего. Убирайтесь.
   Отчасти сказанное было правдой: Храм Стихий действительно не признавал ничье подданство, поскольку был старше королевства на несколько веков. Община заклинателей жила в Лесном Краю по собственным законам, не платила ни грошика дани... и за то в конце концов и поплатилась. Ибо на защиту, хоть короля, хоть местных баронов надеяться она тоже была не вправе.
   С другой стороны, сам Клод, общину покинувший, до недавнего времени все же считался подданным. Причем даже с приставкой "верно", после награждения его графиней Фридой. И потому, в голове чародея, не ко времени вспомнившей об этом, зародились сомнения в верности своих действий - уже свершенных... да и возможных тоже. А также в собственных шансах противостоять отряду королевских гвардейцев.
   В том же, что перед ним не кто иной как посланцы Кронхейма, Мастер Огня успел убедиться хотя бы по знакам отличия на щитах и доспехах всадников. Например, по гербовому орлу ныне пресекшейся династии: по черному силуэту орла, вставшего на дыбы, и увенчанного трехзубой короной.
   Чародей понимал: достаточно узколицему командиру отдать приказ, и гвардейцы, не раздумывая, ринуться в бой - с ним, Клодом Мастером Огня. И никакое прирученное пламя их не напугает. Впрочем, и сам заклинатель не помышлял в таком случае ни об отступлении, ни о бегстве, ни, тем паче, о просьбах о пощаде.
   Положение спас, внезапно вмешавшись, пеший бродяга.
  - Так мы бы и рады убраться, - молвил он, виновато улыбаясь, - да только не можем. Я ж здесь не по своей воле: призрак меня пригнал... ну а эти - со мной...
  - Призрак? - еще более нахмурившись, переспросил Клод, - так и меня - призрак. Ледяной Девой ее зовут... за то что холодом от нее веет. И ветер холодный насылает.
  - Оно и неудивительно, - бродяга охотно поддержал этот разговор, - при жизни-то она тоже чародейкой была... вроде тебя, только с ветрами дело имела. Вот потому так и воплотилась: холод смерти рука об руку с любимой стихией. Опять же Мор наверняка... поспособствовал.
  - Если эта Дева воплотилась в стихии, - с умным видом изрек курчавый иноземец, - значит, скорее, она не призрак... то есть, не душа, не обретшая покоя, а элементаль. Хотя одно другому...
  - Да по мне хоть демон с тремя ушами! - рявкнул, перебивая, узколицый командир; так оцарапало его слух диковинное словечко, - это... как там тебя... Фаррелл! Мы не за этим сюда пришли. Обещал объяснить что к чему - так объясняй.
  - Что ж, - бродяга кивнул, - похоже, вот именно сейчас - да. Самое что ни на есть время для объяснений.
  

7

  
   Все дело было в Двэйне Бестелесном - тоже призраке, а точнее, бесплотном предводителе культа Тлетворного. К коему, кстати, не так давно принадлежал и сам бродяга по имени Фаррелл. Именно Двэйну принадлежала идея с Темным Мором; Фаррелл же с энтузиазмом принял участие в ее воплощении. Потому как надеялся с помощью Мора изгнать войско Оттара из Лесного Края.
   "Нечего сказать, хороший план, - хмыкнул на то Аксель Рейн, - назло соседу дом спалить. О чем ты думал, когда соглашался?"
   "А много ли надумаешь, когда родную землю топчут враги?" - вопросил Фаррелл, и командиру Гвардии волей-неволей пришлось нишкнуть. Вспомнить, что и сам был хорош: от того же Оттара пробовал избавиться руками наемных убийц. Иначе говоря, жестоких подонков, не признающих ничьих законов, кроме собственных понятий о честности.
   С другой стороны, Фарреллу в конечном счете пришлось и пожалеть о той затее... а другим адептам - и того больше. Слишком поздно все они поняли, что двигало их предводителем вовсе не стремление защитить Лесной Край. Куда там! Подобные желания, столь естественные для живого человека (хоть и демонопоклонника), оказались столь же чужды Двэйну... как и все остальные.
   Правда состояла в том, что почти за век добровольного бестелесного бессмертия предводитель культа затаил ненависть ко всему живому. Ненависть, зависть - и, что вполне ожидаемо, стремление поквитаться. Именно ненависть, неприятие любой жизни... а также одиночество заставили Двэйна вызвать распроклятый Мор.
   Разумеется, Храм Тлена прибегал к нему не впервой, так что для адептов было заранее припасено снадобье, на всю жизнь избавлявшее их от опасности заразиться.
   "Так это ж потрясающе! - воскликнул алхимик Деменций, - заполучив хотя бы пару порций, я мог бы воспроизвести его! И тогда - ни Мор не будет страшен, ни упыри!"
   "Отчего бы нет, - согласился Фаррелл, пожав плечами, - если нет больше культа, то нечего ему и скрывать"
   Аксель Рейн тоже в том момент подумал об упырях. О том, что с ними в таком случае мог управиться хотя бы Стальной Полк, принявший снадобье адептов Тлена. Хватило бы одной луны... самое большее двух, чтобы полностью очистить Лесной Край. Чтобы снова сделать его годным для людского житья, а заодно обезопасить границы Ульвенфеста и Закатного Берега.
   Только вот мечты эти так и грозили остаться мечтами - ибо Двэйн не подпускал к запасам снадобья никого. Даже собратьев по вере... и особенно собратьев по вере. Когда Мор выплеснулся за стены Вальденрота, а адепты ринулись в Храм Тлена за спасением, они не нашли в нем ничего, кроме смерти. Предводитель культа расправился с каждым из них, просто выпив жизнь. Проглотил, растворил в себе их воспоминания, все радости и горести; сделав оные частью своей, потемневшей от злобы, души.
   Ну а Фаррелл выжил лишь потому, что заранее прихватил свою порцию снадобья - задолго до Мора и даже до вторжения северян. Отбиваясь от упырей и ночуя где придется, последний из живых обитателей Края пробирался к границе. Надеялся покинуть обезлюдившую землю, перебравшись хотя бы в Ульвенфест.
   "Но Ледяная Дева помешала тебе", - не то спросил, не то уточнил Клод. И Фаррелл согласился... напомнив, правда, что у Девы при жизни было нормальное человеческое имя. Звали ее Шейлой - и этой девушке, кстати сказать, бывший адепт и следопыт был обязан если не жизнью своей, то уж точно свободой.
   А вот почему она до сих пор бродит по свету, Фаррелл ни понять, ни объяснить толком не мог. Как и то, для чего ей понадобился он сам - некогда вызволенный Заклинательницей Ветров узник Ильмерана. Оставалось предполагать: Фаррелл, например, давно заподозрил за своей спасительницей жажду мщенья. Едва ли Шейла отказалась бы отомстить виновнику бедствий Лесного Края и ее самой; одному из виновников - пусть не Оттару, так хотя бы Двэйну. Последнего, конечно, не взять никаким оружием... однако можно было окончательно спровадить в мир иной ритуалом развоплощения.
   Для его проведения требовалось тринадцать человек - священная цифра приверженцев темных культов. То есть десятка гвардейцев, их капитана и алхимика-азаранца должно было хватить... правда, разумеется, при участии и под руководством Фаррелла. Без него ни Аксель Рейн, ни его люди просто бы не справились, ибо не знали этого ритуала.
   "А на этих... элементалей ритуал развоплощения действует?" - спросил вдруг Клод.
   "На любую бестелесную сущность", - отвечал Фаррелл... неожиданно поняв, чего еще могла пожелать покойная Заклинательница Ветров. И для чего ей понадобился Мастер Огня - тоже. Понял и сам Клод: он давно предполагал, что между заклинателями стихий существует некая духовная связь, обычным людям недоступная. Благодаря оной, Шейла и смогла обратиться к собрату из Гаэта, дабы сообщить о своих посмертных страданиях.
   Похоже, именно в этом и состоял весь смысл снов, многие ночи донимавших Мастера Огня. А также цель всей его миссии в Лесном Краю. Миссии куда более скромной, чем сперва показалось Клоду, но оттого не менее нужной. Хоть и не возрождение общины... ну да всему свое время. А пока же участникам встречи у Храма Стихий предстояло развоплотить двух беспокойных духов. Начать решили с Двэйна Бестелесного, для чего отправились уже к другому храму - обители культа Тлена. Дорога заняла остаток дня, а также большую часть дня следующего: почти до самого вечера.
   Поляна, на которой располагался Храм Тлена, теперь выглядела на фоне леса проплешиной... или, если угодно, рваной раной. На десятки шагов вокруг не росла и не зеленела, давно засохнув, трава, а вместо живых деревьев из земли торчали их оголенные уродливые остовы.
   Подойдя к двери с черепушкой, Фаррелл привычно назвал пароль - после чего прошел со своими спутниками в прохладную темноту Храма. Навстречу незабвенному запаху, выносить который последним с непривычки оказалось почти мучительно.
   Акселя Рейна, гвардейцев и алхимика Деменция Фаррелл выстроил вдоль стен одного из ритуальных залов, вокруг угловатой фигуры, украшавшей каменный пол. Формой фигура напоминала звезду с множеством концов и считалась такой же неотъемлемой любого темного культа, как плавники - частью рыбы. Клод в ритуале не участвовал, считая оный для себя изменой стезе заклинателя стихий. И, тем не менее, остался присутствовать; "прикрывать тылы" - даром что сам не понимал, от кого.
   Слегка колебался и Деменций, исповедовавший культ Избавителя.
  - Вот уж не думал, что придется участвовать в языческом ритуале, - посетовал он, осматриваясь и косясь на рельефные изображения Тлетворного на стенах.
  - Привыкайте, - не удержался от ерничанья Аксель Рейн, - коли хотите жить в свободной стране - во многом придется участвовать. Не отвертитесь.
   А про себя добавил: "я ж ведь и сам когда-то помыслить не мог, что с демонопоклонниками окажусь в одном строю... а вот, как видишь, оказался. Да еще второй раз!"
   Сложного в ритуале ничего не было: требовалось лишь тринадцать по тринадцать раз произнести одну и ту же фразу - бессмысленную на слух, а звучащую, как могло показаться, с угрозой. Заучить ее было трудно... да и не было в том нужды. Доставало лишь повторять за опытным участником: так называемым Старшим, а в данном случае Фарреллом.
   Но прежде следовало заманить на ритуальную фигуру Двэйна - и миссию эту последний из адептов не мог доверить никому, кроме себя. Предводителя культа он встретил в храмовом коридоре: по собственному обыкновению явился Бестелесный неожиданно, выйдя навстречу человеку словно бы из стены.
  - Как я рад видеть тебя, дитя! - прошелестел он, приближаясь к Фарреллу, - похоже, одиночество гнетет тебя. Неужели ты решил присоединиться... к своим братьям по вере?
   И Двэйн простер к адепту свои уродливые тонкие руки.
  - О, да! - молвил Фаррелл, ничуть не дрогнув, - мне действительно надоело быть одному: без культа, без братьев, без Темного Владыки. Но я не хочу завершить свой путь в мире живых прямо здесь - в простом коридоре. Думаю, для этого больше подойдет ритуальный зал... именно там я готов принести свою главную жертву.
   И, не дожидаясь ответа, он решительно зашагал к залу, где его ждали Деменций, Клод и гвардейцы.
  - Что ж, последнее желание адепта - закон, - почти довольно протянул Двэйн, устремляясь следом.
   Ненависть... а также само бесплотное одинокое существование не пошли ему на пользу - и особенно в части ума. Двэйн и подумать не мог ни о каком ритуале развоплощения, не говоря уж о возможности найти для него участников. Так что люди, заполнившие ритуальный зал, явились для предводителя культа совершенной неожиданностью. Но еще больше Двэйн удивился, когда услышал и узнал ритуальную фразу... а еще заметил, что верный адепт тоже произносит ее.
   В ужасе, недоступном для смертных, Двэйн Бестелесный заметался по залу, шипя, словно взбесившаяся гадюка. Все быстрее участники ритуала произносили роковую для него фразу - и все сильней та хлестала предводителя культа и терзала его изнутри. Наконец, когда число повторов перевалило за сотню, Двэйн решился на последний, отчаянный шаг. Он попытался разорвать круг... ринувшись прямо на одного из его участников.
   На капитана Акселя Рейна.
   В мгновение того броска командир Гвардии успел многое. Успел встретиться с уродливой человекоподобной тенью лицом к лицу. Успел схватиться за бесполезный теперь меч; успел заметить, как Клод сотворяет не менее бесполезные чары. И про оговорку вёльвы насчет бед и судьбы не преминул вспомнить. Но главное: Рейну в последнее мгновение удалось-таки отпрянуть в сторону... и, тем самым, сохранить себе жизнь.
   Едва капитан перевел дух, как прямо из стены, в полумрак зала ворвалась еще одна призрачная фигура, в отличие от Двэйна сиявшая холодным бледным светом. Вылетев навстречу Бестелесному, она словно вцепилась в предводителя культа - и вихрем закружилась с ним по всему залу. Под этот стремительный и смертельный танец двух призраков Аксель Рейн возвратился в круг. И не покидал его до самого завершения ритуала.
   ...зал наполнился звоном и шумом; целый океан звуков буквально затопил его. Множество голосов одновременно звучали то смехом, то плачем, то обрывками фраз. Их сменяли бранные вопли и вздохи печали, радостные возгласы и нечленораздельные пьяные выкрики. Все это было частичками жизней адептов Тлена - жизней, которых Двэйн Бестелесный обманом лишил их. И теперь пришла пора ему расстаться со своей невидимой сокровищницей.
   Аксель Рейн слушал этот нестройный и невидимый хор, испытывая какое-то необычное для себя умиротворение. И подумал, что судьба на самом деле - не такая уж и плохая штука... покуда позволяет себя изменить.

22 октября 2012 - 23 февраля 2013 г.

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"