Павловский Алексей Игоревич : другие произведения.

Карболитовое Сердце

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 5.44*8  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Обложка [Павловский] Жизнь списанного боевого киборга трудна. От памяти цензура оставила странные обрывки, по утрам болит перегоревший западный мост. А о стрелковом комплексе вообще лучше помолчать... Что же делать? Ну, прежде всего - выпить кофию и покормить соседского кота, а потом - к метро, за куревом и хлебом.

    Книжка наконец-то доступна в печатном виде за нормальные деньги. Старые редакции книги вместе со старинными рассказами есть в печати за Рубежом и на Родине, но там гораздо дороже.


Долгая смерть поэта.

01. Геоподоснова

   Внезапно главной проблемой стали ботинки. Они развалились окончательно. Нормальных сапожников на Теплаке не было, все стали модельеры и норовили шить модельную обувь. На Китай-Городе евреи драли втридорога, а хитрованы хоть и предлагали нулёвую обувку, ещё старого времени, со складов, но стоила она как крыло от самолёта. К тому же за хорошие коркораны запросто могли пристукнуть за гаражами, а при покупке никто не гарантировал, что нитки не погнили. И что? А то, что уже на третью заброску Ваня ходил в валенках с калошами, как дурак. И сегодня одну калошу пролюбил. И вот он в сланцах.
   Именно на этот бункер Филин возлагал особые надежды: здесь царила великая сушь. Он даже нашёл в монтерских шкафчиках вполне живые, почти не ношенные берцы, но на два размера меньше нужного. Боты тут же хищно цапнул Рамен, которому они были на три размера велики. Мол, на носок носить стану.
   Теперь обломавшийся Филин глухо матерился, подставляя покрытые скверной руки под кран. Почти всё в бункере было в исправности, дизель запускай - и живи, пока здоровья хватит. Даже вода была. Скорее всего. Во всяком случае, труба издавала гулкие предсмертные хрипы, и вот уже забулькало, и в этот момент древний охотничий инстинкт отбросил Ваню прочь от раковины. Тотчас в серую эмаль ударила густая ржавая струя, размётываясь по сортиру вонючими брызгами. Запахло дерьмецом. Обтекая, Филин поразмыслил, что хуже ему уже не будет, потому что и так весь покрыт скверной поверх одноразового комбеза. Он принялся мыть руки - вода уже светлела. И даже мыло есть!
   Через десять минут Ваня, сменивший комбез, был чист и свеж, и почти не пах трупом.
   Тот, кто собирал здешних мертвецов, был лентяй и чистюля, никого не обыскал. В результате Филину пришлось переворошить целую гору скверны. Конечно же, в одиночку - Рамен предсказуемо откосил от сомнительной чести.
   Все, поголовно все были больны Румынским смехом первой волны - судя по синеватым негниючим прионным нитям в основании черепа. Но померли все не от смеха, а от эктоплазмоза, спорами которого был обильно заражён бункер.
   Филину обе заразы были по барабану, потому что у него был нормальный медицинский модуль, а вот древнему Рамену с его отсталым железом Ваня с удовольствием вколол конскую дозу убитой эктоплазмы в тыльную часть организма. Зелье было на масляной основе, и старичина орал, как потерпевший.
   Железо у мёртвых стояло антикварное, и то даже не у всех. Здесь Филин впервые увидел гемофильтры, здоровенные латунные гильзы в бедренной артерии, модели "мой любимый тромб". Процессоры аж с кулак, с гравированным Железным Львом. Медблоки с прозрачными стеклянными картриджами. Пустыми. Всё такое красивое, тёпло-ламповое - и такое бесполезное...
   По результатам обыска Ваня получил несколько связок ключей, в том числе от вожделенного второго блока. На той же связке болтался и ключ от некоего третьего камерона. Вместо сокровищ Тутанхамона в камероне обнаружился чистый сортир, в котором Филин теперь отмывался.
   Помимо всякой забавной мелочёвки попались два пистолета, все в жутких зеленоватых разводах. Дрянь-Лебедянь напрочь погнила, а вот ТТ-шку Филин планировал привести в чувство. Один ТТ у него уже был, но что-то вдруг захотелось побегать с двумя стволами, как Николас Кейдж в художественном фильме "Без лица".
   Замотав хабар в стрейч-плёнку, Ваня направил стопы во второй блок, в архив, где счастливый Рамен копался в ветхих бумагах.
   - Ванюша, ты даже не представляешь, что это... Раньше диггерьё могло за такие бумажки убить! Или страстно отдаться. - Рамен пытался шутить, но самого так и колотило от возбуждения. Он даже нюхнул безбрежные сизые простыни схем, немедля звонко чихнув, чем поднял клубы едкой пыли. Редкие седенькие космы взметнулись и опали.
   Филин поправил респиратор и угнездился поудобнее на скрипучем конторском стуле. Подумав, добыл из-под стола табуреточку, чтобы ноги закинуть, и перегнездился. Старого явно пробивало на потрындеть. А Филин что? На то и Филин, чтобы слушать. До ночи время есть. Тем более что ни в бункере, ни в подходняке никого нет.
   Иногда диггер начинал бесить, и тогда Ваня напоминал себе, что в одиночку спалился бы. Если не сразу, то на том, третьем датчике в стволе - уж точно. И слушать надо, даже необходимо. Иначе старичина забухает, что на заброске - недобро. Рамен, воздев узловатый палец, изрёк:
   - Это геоподоснова!
   - Ну, за ней, собственно, и шли. - Филину как-то не передавалось стариковское волнение. - Повезло, конечно...
   - Дурилка ты, Ваня! Вот, смотри, тут всё одно на другое наложено. Они под конец смотрели, что у них вокруг, наверху и внизу. Интересовались. - Рамен неприятно хихикнул в бороду. - Вот прямо над нами кабельник, чуть в стороне - похоже на метро, сто пудов метро, а вот эта штука, на секундочку, на отметке двести пятьдесят. А там - речка подземная.
   - У нас есть подземные реки? Как в Чехии? - Филина учили быть приятным собеседником.
   - Вы, наружные, такие все дикие! - Усмехнулся старый диггер. - Карста под Москвой нет, двадцать метров самый большой. Это обычная речка, убранная в коллектор. Чичорра!
   Филин аж вздрогнул от неожиданного пиратского клича, но сообразил, что это название реки. Может, Чичёра какая-нибудь? Каррамба! Где-то через полчаса, нежно закруглив беседу, он пошёл смотреть, слушать и думать. Вслед ему из гермодвери высунулась клочная диггерская борода:
   - Они неподъёмные! Три рулона схем этой геоподосновы!
   - Да хоть десять. Жди меня, и я вернусь. - Когда Ваня сворачивал в коридор, в недрах склада с оттягом шлёпнулось об пол нечто мягкое, и Рамен победно простонал:
   - Пять рулонов! И здесь ещё из архива Мострансметрогипростроя! Папки!
   - Только очень жди!
   Филину было совершенно не понятно, что такого можно найти под землёй, чтобы задержаться здесь хоть на минуту долее необходимого. Душно, пыльно. Хоть сухо, хоть мокро - попить не найдёшь. Путей отхода никаких. Мертвецы ещё. Откуда у диггерья этот огонёк в глазах?
   Обшитый железом коридор упирался в незапертую гермодверь технического отсека. Внутрь вела тропинка грязных следов, туда же тянулся толстый кабель - в недрах отсека пряталась водооткачка. Уже после гибели бункера некий геройский ликвидатор запитал насосы снаружи. Третий и шестой блок оставались незаражёнными, и дренаж был нужен. Сейчас там, за забутовкой, были склады и вроде бы до сих пор жили некие агорафобы. Оставалось надеяться, что туземцы не заметят внезапный расход воды от Ваниного мытья.
   В гулкой тёмной дизельной знакомо пахло старым тленом. Со временем запах становится тонким и изысканным. Фонарь высветил титанические дизеля и генераторы, наполовину утопленные в бетон, цистерны для соляры и масла, - безнадёжно пустые, - и ещё много чего. Прежде всего побитую жизнью телегу-рохлю - вот на чём те рулоны к стволу везти! Железный трапик вёл наверх, на второй этаж к двери с надписью "дизелисты".
   За простреленной с обеих сторон гермодверью обнаружилась слесарка со станками и верстаком. На столе стояли чашки, чайник, даже коврик у дверей лежал на положенном месте. Чай в открытой пачке был негоден - вот гадство! Мимимишное впечатление слегка портила скверна на стуле в углу. Из разлезшейся чёрной груды желтели кости. А может, это тот самый ликвидатор, что кабель сюда притащил? Сходил в один конец... Может, и так.
   Филин уже сто раз работал под землёй, но от всего вот этого вот по-прежнему ощущал тянущую безнадёгу. Запертое изнутри бомбоубежище с неработающей вентиляцией. В подходняке слой грязи в палец. А ну-ка угадай, что там внутри? Если не затоплено - всегда одно, и этого не развидеть. А затопленное ещё и откачивать придётся - тоже работка...
   А то ещё бывает, убежище - натуральный склеп, все ужасы ночи, а мимо скверны в пыли подметена тропинка к водооткачке, и насосы - новенькие и работают. Потому что контракт, или потому что дренажка объекта общая с какими-то ещё живыми сооружениями... Ну, почти как здесь.
   Логично, что последний в конце концов оказался именно у генераторов. Всех остальных этот невмиручий затейник аккуратно рассадил и разложил в кабинете начальника объекта, щедро залепив дверь скотчем. Рамен считал, что чувак сошёл с ума, а Филин стоял за личные счёты и санитарию. Потом, наверное, сидел тут, пока не затих дизель. Может, даже дождался, пока сядут аккумы. Да всё одно же: вот пистолет, вот бурые брызги на стене.
   Всё-таки до самого конца бедолага тянуть не стал - в уголку под верстаком нашлись маленький генератор и полканистры бензина. Филин возликовал, так как ненавидел физический труд. Впрочем, он и умственный-то недолюбливал. Пистолет Ваня прибрал, кстати. "Макаров" тоже сгодится, на халяву-то.
   Дальше было просто. Где-то там тарахтел душный генератор, ныла лебёдка, выплывали из тьмы вентствола в руки Филину любовно упакованные рулоны. Счастливый Рамен бухтел снизу в рацию, что не коридор, а ходок, причём грузовой ходок, и не отсек, а блок, причём технический. И учись, учись, салага, а то всю жизнь наверху просидишь.
   Ночь. Первый глоток мерзоватого московского воздуха пленителен, сладок и бьёт по мозгам как спирт. В этом воздухе озон, запах снега, угольной гари и непременного дерьмеца - всего этого, кроме дерьма, внизу и в помине нет.
   Старый Рамен щурился, как кот, испытывая своё извращённое диггерское удовольствие. Он не раз говорил, что у диггера два кайфа: залезть в подземлю и вылезти из подземли.
   Они, диггера эти, вообще странные были, всё у них с ног на голову. Рамен рассказывал Филину про свои любимые "лихие девяностые". Мол, семенит по улице домой припозднившийся цивил, и всё вокруг опасно, бандиты-братки повсюду. От теней шарахается, бедолага, от фонаря к фонарю перебегает, а уж в переулок заглянет -- вообще ужаснётся, там темно, дерьмища навалено, аммиаком шибает и неприятностями. И цивил совершенно прав в своих опасениях.
   Но ровно в то же самое время в этом самом переулке со скрежетом подымается люк, и из облаков сытного пара прямо в лужу вываливается щуплый диггер, грязный и довольный. Задвигает люк на место, отбегает за ближайшую кучу мусора и, такой: "Ф-фух-х!" Открыв бутылочку пива, закуривает сигаретку, и этот жуткий криминогенный проулок мил ему, как дом родной. Три часа ночи, тёмная подворотня, ментов не видать, не слыхать, на выброске не спалился -- лепота! Лучшее место первопрестольной.
   Гопники диггеров не трогали, потому что один чорт знает, чего ожидать от чумазого очкарика с гвоздодёром, хоть даже во мраке родной подворотни. Денег у того наверняка нет, а друзья есть, да и болторезом по куполу огрести можно легко. Так что пусть гуляет от греха подальше...
   Буквально через минуту после звонка во двор зарулил грузовой каракат из гаражей в Мамырях -- любимая отработала чётко. Из пурги членистоногим ангелом спустился коптер с камерой, потребовал свежих аккумов. С водительского сиденья чортиком выскочила Тра в сноубордерском комбезе, мигом перещёлкнула летуну батареи, и только потом обняла Ваню:
   - Филин, ты тупица. Ты у меня в кузове калошу посеял...
   Тут можно бы подробнее рассказать насчёт Тры и её необычной истории, но там их личные шуры-муры с Ваней. Так что потом как-нибудь.
   Коптер свечкой ушёл в метель - смотреть дорогу. Ещё через две минуты у неприметной вентиляционной отдушины в чреве мёртвого дома не было никого.

02. На районе ночью

   Со смелой Трой на каракате Рамен расплатился сразу по прибытии на район - не было резона впутывать деву в остальное. И делиться остальным тоже резона не было. Во вьюжной мгле, кряхтя и попукивая, они вдвоём с Филином перетаскали добычу в стариковскую берлогу в девятиэтажке, змеившейся через весь пятый микрорайон.
   Тут же диггер вежливо, но решительно выпинал Ваню прочь. Почёсывая репу, тот постоял под дверью и послушал, ожидая, какого-нибудь бурного извращённого соития с чертежами, но старичина только шуршал, чихал да мерзко скрипел карандашиком - в общем, занимался старой доброй архивной работой. Олдскульной аналоговой архивной работой, тёплой и ламповой. "Ну и хрен с тобой, золотая рыбка!" - позавидовал Филин и, закрутив лихую самокрутку, отправился домой, спать.
   Три часа ночи зимой -- собачий час. Удивлённый китайский гадатель возразил бы, что три ночи -- это переход от часа быка к часу тигра, когда тигры особо свирепо рыщут в поисках добычи. Мы бы терпеливо выслушали его кантонский диалект и возразили, мол, ты по сторонам посмотри, циньшихуан недобитый, какие тут тигры на Теплаке, кроме котов? Собачий час, как есть собачий. Бу тхай хао.
   На улицах никого, фонари синеют вполнакала через один, а Филин идёт себе в пятне солнечного света, идентичного натуральному. Ближние фонари просыпаются, светят лучиком ему под ноги, а потом задумчиво глядят вслед, пока вновь не задремлют.
   Бесконечные ряды девятиэтажек слитно сопят тридцатью тысячами носов, в основном сопливых по зиме. В каждом подъезде непременно кашляет на кухне кто-нибудь древний и ветхий, вспоминая за кофием, как эти девятиэтажки были совсем-совсем другими. В которой было двенадцать, а в которой и все двадцать два этажа, и именно в эти верхние этажи чаще всего прилетало при обстреле. Панельные дома оказалось проще разобрать, чем чинить, к тому же панели были позарез нужны для устройства блокпостов и заграждений. И в конце концов князинька решительно подстриг весь район под девять этажей, уплотнив поредевшее население.
   Чтобы народ не тосковал, владетель перекрыл униженные дома деревянными мансардами-теремками. Город стал экзотичен, словно росли себе унылые советские строения, а потом все вдруг спохватились, вспомнив духовные скрепы, да и расцвели махровой грибной берендейщиной.
   По конькам и наличникам весь Тёплый Стан пышно расцвёл резными-расписными сиринами, горгульями, шакти и лениными. Так князь трудоустроил до батальона беженцев, всех, у кого руки не из задницы. Бежали от румынского смеха, но, как известно, не убежал никто, и творчество выживших стало донельзя сюрреалистично. Для многих сюжетов даже славно, что всё вырезано мелко и на уровне десятого этажа. Однако теплостанские резчики теперь повсюду славятся. Как обычно, княжьи дела дали обильные причудливые плоды.
   По другой стороне улицы несли друг друга в сторону метро два Очаковских дембеля, ДД и Сугроб. Пышные аксельбанты на ушитой форме ослепительно сияли в фонарном луче. У метро, в круглосуточном "Му-му" можно было ещё добавить, и даже прилечь. Хмельные соколы радовались штатской свободе и истошно орали на людоедско-фашистский мотив: "Новые пого-оны - старая снаряга, В роте новый командир и новая прися-ага!"
   Сверху, из фонаря, за ними телевизионно следил квартальный Силантьев, ухмыляясь в усы. Парни давно уже наработали на всяческие грозные кары, но Силантьев до сих пор отлично помнил свой собственный дембель, и продолжал попивать кофий на боевом посту.
   В свете всего вышеизложенного неудивительно, что Филин в задумчивости отклонился от праведного пути домой и обнаружил себя в спорт-баре в ста метрах от подъезда. Под проклятия биллиардистов, тонущих в самокруточном дыму, ему сразу налили пятьдесят спирту и разогрели жареного мяса. По телевизору крутили танковое родео, полуфинал в Волчанске.

03. Крокодилы ходят лёжа

   Отоспаться Филину не дали, и дверной звонок сверлом ввинтился в висок. Только и успел, подобно Дракуле, вскинуть скрюченные длани, а бабушка уже приветливо впускала в прихожую Рамена, угрожая чаем и оладушками. На часах было восемь. Все были неприятно бодры. "Вот обрежу звонок, как есть обрежу" - с усталой тоской подумал Ваня.
   В миру диггер Рамен смотрелся последним теплостанским бомжиком, прямиком из Красной книги: бородёнка, псивое голубенькое пальтецо с торчащим синтепоном, ушанка, какие-то чуни рвотные, дюралевая палка да непременная "хозяйственная сумка-тележка" повышенной проходимости. Старый нежно говорил, что "эти идиоты с ней в метро пускают". Очевидно, через могучую сумку в метро попало много ранее в метро не виданного. Сейчас вместилище бугрилось углами, а наружу торчали лом и хвостовик метрового сверла от перфоратора. Зрелище не обещало отдыха.
   Так оно и вышло. Филин едва успел одеться-умыться, а Рамен с бабушкой уже и чаю попили, и оладушков поели, и о делах поворковали (он деликатно приглушил их канал), и собрали всё к выходу. Когда им надо, эти старики такие быстрые...
   Филину выдали оладушек в пасть, тормозок с обедом - в рюкзак, и попутного шлепка в тыльную часть организма. Не избежал он и ритуального обматывания десятками метров бабушкиного шарфа. Шарф был немедля накручен на катушку витой пары и скрыт в пожарный шкаф у мусоропровода.
   Наличие геоподосновы меняло всё. Уж на что Рамен знал теплостанскую подземлю, но и сам не ожидал, что достаточно в трёх местах подолбить, прокопать десять метров тут и пять - там, чуть-чуть подвзорвать - и вот он, прямой путь от подвалов кинотеатра "Аврора" до разбитой заправки у самого МКАДа.
   Официально заправка значилась площадкой консервации техники. За забором ржавели несколько танковых корпусов, а также пара десятков прицепов: в основном акваматоры, но была и пара заслуженных крематориев. В третью эпидемию Румынского смеха адовы машины переработали две трети населения Теплака, а без них район и вовсе обезлюдел бы от заразы. С тех пор старая заправка стала прибежищем барсуков и лисиц: в этом милом месте даже вездесущие пацаны не шастали.
   На взрывы алюмотола, вопреки филиновым опасениям, никто внимания не обратил. Такой уж народ на Теплаке, привычный к подземным взрывам. Или же коммунальщиками овладела хорошо проплаченная выборочная глухота. И на датчиках нигде не спалились -- как-то не попадалось датчиков.
   Тяжко далась лишь рукопашная проходка. Рамен притащил множество интересных предметов: совочек, тыкалки, надеваемые на ноги, спинку, чтобы упираться, и даже дощечки для крепи, второй ходкой. Так, на спине, перебирая ногами по-велосипедному, чуть больше чем за сутки Ваня прорыл нечто длинное для ходьбы лёжа. Поганый Рамен вновь отговорился слабосильностью, принёс фляжку спиртяги и тупо отсутствовал, так что оттаскивать землю пришлось тоже самому.
   Когда работа была завершена, всего полторы пяди дерьмобетона отделяли товарищей от подземелий "Авроры". Любитель прямолинейной прямизны ринулся бы в киноху напролом через кабельный коллектор, в объятия свежей сигналке. Вот что ты поделаешь с автономными датчиками объёма? Ничего не поделаешь. Так что истинно прямой путь прошёл через кабельники, дренажку, подвалы, через разбитую бомбяру, рабочую бомбяру ("здесь идём ти-ихо и не тронь тот геркон!"), и даже несколько метров по старой фекальной канализации. Ваня не уставал благодарить Господа, что большая часть подземли была сбита воедино ещё в войну, когда люди тут месяцами жили.
   Тёплый Стан явил смелым все чудеса своих недр, кроме подземной речки. На том землекоп положил язык на плечо и отправился спать.

04. Ограбление века

   Рамен вновь нарисовался через три дня с неким Крысом, румяным отъевшимся мужиком с громким смехом. Зачем им весёлый Крыс, Филин не понял, решив о том не думать до поры.
   Дальше всё было стандартно: сто метров шарфа, обед с собой, сухонький клевок в щёку и шлепок по заднице. В щель закрывающейся двери Филин заметил, что бабушка его крестит. "Ой что-то решится сегодня" - подумалось Ване. Да это и так очевидно было.
   У подземного перехода к метро, помахивая сверкающим стетоскопом, солидно вышагивал доктор в шапочке и белом халате. На каждого прохожего он топорщил густую белую бороду, и без стоматологического флаера было уже не уйти.
   За докторской спиной стоял казачий БТР с чёрно-фиолетовой Полистовской полосой, а на широкой броневой спине памятником самим себе торчали два казака в косматых шапках. Обмотанные пулемётными лентами, как терминаторы, служивые сурово глядели куда-то вдаль. В сторону магазина, не иначе.
   Казаки проявились на Теплаке с месяц назад, после ротации на позициях за Вороново, и это были неправильные казаки. Пришли на зимние квартиры. Теперь в предбаннике каждого магазина врастали в кафель по два-три хмельных героя, все в лампасах, и рассказывали о своём героическом героизме. Насколько Филин знал, на Вороновском плацдарме ещё с весны действовало аппаратное прекращение огня, но кого волнуют детали?
   После каждой ротации в армиях окрестных государств на Тёплый Стан непременно накатывала мутная волна дембеля и дедов в отпуску. Всё-таки самое цивилизованное место на МКАДе: рынок, киноха, халявный вайфай. Отопление в нумерах! До сих пор князиньке как-то удавалось всех прибрать к присяге или сплавить. На Теплаке с вменяемого человека дембельский шик слетал, как с белых яблонь дым, за неделю, не больше. Паводок героев случался пару раз в год, и после каждого нашествия поседевшие кадровики и городовые дружно шли в отпуск.
   Только вот с Полистовскими казаками вышла осечка. Они целиком заняли старый кинотеатр "Аврора", всерьёз намереваясь зимовать на районе именно в казаческом качестве. Так сказать, широко трактовали понятие союзнического долга. Теперь перед крыльцом кинотеатра громадились дрова из заповедного Тропарёва, и тут же в полковом котлище варилось что-то с мясом. На антенне стоящей рядом чорной БРДМ-ки сушились портки.
   Все знают, что жизнь в городе начинается, когда в него заходят гусары. Волоокие девы Тёплого Стана тех моторизованных венгров до сих пор с теплотой вспоминают да лайки им ставят. Только вот казаки - не совсем гусары. Как говорят трепещущие враги, русский казак - это смесь православия с мародёрством.
   Не далее как вчера Филин наблюдал на рынке сурового пулемётчика, убеждавшего торговцев, что безопасность нынче стоит денег, или хотя бы скидок на картоху. Потому что так везде, и так же будет в вашем Тёплом Стане! Вот только с местом предъявы боец ошибся: он не рискнул читать свою проповедь в чистых галереях "Принц-Плазы", и на ярмарке за ней тоже помалкивал - там-то каждый третий такой же бодрый и усатый, а остальные - бабки, которым вообще всё равно.
   Течение толпы постепенно затягивало бизнесмена всё глубже, пока он не оказался в самом средоточии Тош-Толкин Базара, чьи сумрачные галереи рассекают кварталы-махаля и хутуны Узкого. Там, в глубине, торжище расслаивается аж на четыре этажа. Путешественники рассказывают, что на верхних ярусах рынка всё черным-черно, а славянской речи в помине не слышно. Там все сплошь в поясах шахидов, а один дружинник как заблудился, так и выбрался потом аж в самой Фергане. Из Тош-Толкина можно годами не выходить на улицу, питаясь лагманом и мантами, подстригаясь, одеваясь, раздеваясь, зарабатывая и проигрывая деньги, а также переводя их в любую точку глобуса через княжеских хаваладаров.
   Филин как раз приобрёл себе приличные берцы "Спецназ", ещё старых времён. Он отыскал их в дальнем закоулке третьего этажа, а потом на первом пламенно выторговал себе клёвую баранью ногу с курдючным жиром. Ваня уже расслабленно покуривал-трепался с Фаридом, мясником-халяльщиком, когда в соседнем ряду началось казаческое представление. Фарид печально указал топором на безобразия и негромко промолвил:
   - Гляди, Филин, вот ведь свинья пьяная. Каждый день такие ходят, да? Хрен ему по всей морде, а не скидки!
   Действительно, торговым обществом в радиусе поражения казака внезапно овладел языковой кретинизм вавилонский. Раскрасневшегося пулемётчика окружали совершенно ничего не понимающие восточные лица, словно вырезанные из тёмного дерева. И отвечали ему, сочувственно кивая головами. Отвечали по-татарски, по-узбекски, по-турецки. По-вьетнамски. И не только. У пулемётчика появился неиллюзорный шанс заблудиться и выйти в Фергане - вот так и рождаются нездоровые сенсации.
   Это всё там же, где вот только что Ване кричали: "Подходи, дорогой, груша - сладкий мёд! Вечерний базар!" Инересно, что владетель нашего болезненно многонационального города намерен делать со всем вот этим?
   Но это всё лирика. Близилось Дело.
   Под землю заходили недалеко от кинотеатра через бомбоубежище 94-ой поликлиники, невзначай открытое. Заперлись, присели среди груд фанеры и досок - кто-то тут столярил. Дальнейшие действия обрисовал не Рамен, а внезапно Крыс.
   - Сначала ты, Филин, слушаешь всё, что можно, из-под самой стенки "Авроры". Прежде всего интересно, где и сколько казачков в подвале. Очень важно, чтобы никто не погиб. Дальше заземляемся, тщательно заземляемся, надеваем масочки-гайфоксовки, перчатки не снимаем. Я взрываю стенку, тачку перед входом и джеммер. Надеюсь, это отрубит электронику. Мы всё собираем, а ты, Ваня, всё так же слушаешь. И тикаем до самого МКАДа. На поверхности вторая треть денег капает на счёт, и расходимся. Могу потом желающих подвезти до Троицка. И даже советую. Окончательный расчёт после, когда дерьмо уляжется. Как-то так.
   Сулящий деньги Крыс сразу вырос в Ваниных глазах. А что ржёт всё время - пусть его ржёт, можно и потерпеть. Польза от Крыса стало ещё более очевидна по пути. В ключевых точках маршрута уже сидели маленькие аккуратные заряды - ровно столько, чтобы потолок сел, если вдруг потребуется. По стене тянулся солидный силовой кабель, по углам тихарились датчики. У самого весельчака-подрывника обнаружился древний нетбук, к которому тот не подпускал, как альфа-самец к заду. Интересно, чем ещё можно управлять с этой невзрачной машинки?
   Под самой "Авророй" Филин расслабленно прилёг на земляной пол собственноручно прорытого тупикового шкурника, привычным усилием начиная загрузку. Матушку Сыру Землю слушать - не баранки трескать. Нужен хороший физический контакт. Выносные микрофоны вот туда на бетон и туда. Рамен, блин, можешь не егозить? Лучше вот эти вот колышки повтыкай, туда, подальше. А эту фигню на улицу через люк выкини. Только шлейф не передави.
   Где-то там, под сердцем, Ванино ядро с царственной неторопливостью разворачивало павлиний хвост хитрых программных микшеров, фильтров, спектроанализаторов. Потом всё это должно летать быстрой птичкой в нереальном времени - скажем, в боевой ситуации. На практике летает в точности как павлин. И вообще, для нормальной работы лучше прилечь. В боевой ситуации, конечно же. Звуковой редактор неспешно протестировал наличные ресурсы, нагло откусив половину оперативы.
   Даже на холостом ходу процессоры начали печь подбрюшье. Жжёный западный мост отзывался ледяными уколами в бок. В консоль летела немецкая ругань об ошибках. Это надо претерпеть. Наконец, с Ваней суетливо поздоровался как всегда опаздывающий розенталь-процессор, и стало можно работать.
   Вдалеке по перегону метро протарахтел мотовоз, чётким стуком обозначив всю подземную архитектуру. Осталось только совместить очертания с куском оцифрованной геоподосновы.
   Трамвай и танк. За пять минут они достаточно точно прорисовали своим грохотом окрестные дороги и трубы дренажки. Танк, кстати, невдалеке ползает -- казачий, не иначе.
   А вот в подвале старого кинотеатра за стенкой, и за ещё одной стенкой, вот так, работает стокиловаттная вентиляция, наполняя рёвом обширную венткамеру... Этот шум фильтруем, чтобы не мешал.
   Грохот вентилятора как отрезало, и по венткоробам сверху пришли неясные пока ещё звуки. Направленный микрофон, выкинутый Раменом наружу, принялся глазеть на окна кинотеатра, то в одно, то в другое.
   Каждый чих, получив своё место в базе, бывал усилен, перемодулирован, обрезан по частотам, обжарен и подан с маслом на стол размышлений.
   Через десять минут контакторы жгли кость Филинова черепа, гоняя по мозгу холодную мигрень, а стиснутые зубы ныли, но теперь на электрокарте здания и прилегающей местности были помечены красным аж сорок два человека и синим - пять единиц всяких электрических глюкотронов. И все метки Ваня с переменным успехом вёл и отслеживал. В учебке у него пятёрка по ведению была.
   Большая часть казаков смотрела в малом зале "Голубую бездну" с семками и сухариками, кто-то в баре нахваливал борщ, многие дрыхли в фойе, а на третьем этаже в директорском сортире некто плодотворно заседал с глянцевым, судя по шуршанию, журналом - атаманом будет. Так и пометим. На посту в подвале стояли всего двое, точнее, лежали и совокуплялись.
   - Казак с казачкой? - Ваня не успел отключить усиление, и удивлённый голос Рамена как молотком в лоб ударил.
   - Казаки-и! - взвыл Филин, - как есть казаки! Ну, один - кыргыз приблудный, что ли, акцент восточный у него! К чертям гомофобию, заземляемся, пока они не кончили!
   Каждый намотал себе шапочку из фольги, а специально оставленный хвостик закусил вместе с проводом, приваренным к торчащей из стены арматурине. На левой стороне специально для этого есть четыре электропроводных зуба. Натянув прямо поверх фольги поношенную гайфоксовку, Крыс скомандовал:
   - Все системы стоп! Три! Два! Раз!
   За поворотом глухо бумкнуло, до налётчиков долетели крошки цемента. В образовавшееся отверстие Крыс метнул противогазную сумку - джеммер в ней, по ходу, был размером с голову младенца, слонобойный. Тьма.
   Филин очнулся мордой в землю с проводом в зубах и пару секунд не мог понять, кто он и что он. Так всегда бывает после электромагнитного удара, хотя сознание уходит лишь на мгновение. На третьей секунде он уже врубал и тестил все свои системы, собирал выносные блоки, и уже полз к пробитой взрывом бреши. Провод на всякий случай не выплёвывал и продолжал прислушиваться.
   Джеммер пробил до самого кинозала, через два перекрытия, решительно и люто. Кино наверху остановилось, половина народу вяло ползала по полу, некоторые просто лежали. Остальные быстро, как им казалось, бежали на улицу. Туда же, на улицу, стремительно ползли и влюблённые охранники из подвала. Перед зданием шумно горела машина - та, о которой Крыс говорил? Похоже, в тачке тоже был джеммер, и тоже не из слабеньких.
   Филин для чёткой работы прижал эмоции медблоком, и потому с ледяным спокойствием наблюдал, как товарищи в четыре руки вскрывают старомодный дубовый гроб в центре захламлённого отсека.
   Гроб был примечательный, боевой и заслуженный. На охватывающих поцарапанное вместилище латунных полосах слесарным штампом были выбиты названия десятков селений, от Великих Лук до Цевла. Замошье встречалось раз семь. Последними значились Калуга, Вороново и собственно Тёплый Стан. Кем бы ни был этот Дракула-путешественник, но он в своём гробу исколесил полстраны. Заперто было аж на два хитрых висячих замка. Интересно, подумал вдруг Ваня, а изнутри хоть щеколда есть? Для переноски саркофагу привинтили шесть ручек от снарядных ящиков, и вокруг них морёное дерево вытерлось до блеска.
   Крыс, не мудрствуя лукаво, пробил в крышке дырку для эндоскопа, глянул внутрь и сказал "ага", после чего в какие-то секунды отхватил болгаркой кусок стенки. Через образовавшееся отверстие, сияя от восторга, он вытянул длинный синий пакет на молнии - явно со скверной внутри. Внутри гроба, кстати сказать, стоял геркон на открывание и корабельная сирена. То ли каждый выход наружу сопровождался военно-морскими церемониями, то ли где-то стояла секретная кнопка. Но не суть важно. Крыс уже упихивал скверну в свой транс.
   За похитителями следила целая гроздь безнадёжно палёных камер и датчиков. Жив был только геркон на двери - потому что туп. Через минуту наверху выделилась группа из пяти крепких дядек, и они галопом понеслись в подвал. Похоже, казачьи безопасники наконец-то уловили нерв момента. На двери изнутри очень кстати обнаружился засов, немедля Ваней запертый.
   - Думаю, пора убегать. - Ровно сказал он. - Нас убивать идут.
   - Да, да, бежим! - горячо поддержал Рамен, не отрываясь от интеллектуального занятия: малевания "caves.new" светосоставом во всю стену. Из залежей хлама по углам старичина извлёк несколько огнетушителей - они теперь злобно шипели вялыми струями во все стороны.
   Окинув картину взглядом, маэстро добавил последний штрих: несколько охапок окурков, мусора и натурального дерьма были раскиданы в стороны из его бесценной "хозяйственной сумки-тележки". Так вот зачем старой её тащил!
   - Пусть теперь анализируют, анализаторы анальные. Генетики... Ходу!
   Крыс взорвал зарядик перед самым носом преследователей, когда те почти уже вышибли дверь. Через пару минут Филин спросил Рамена, не перестающего щедро сеять дерьмо:
   - А почему кавес? Чем кавесы не угодили?
   - А потому что спалят всё!!! - загадочно ответил диггер и визгливо заржал.
   Крыс оказался ещё и бережлив: остальные заряды не взрывал, а направлял в тележку к Рамену, вместе с датчиками. Под конец старой еле волок ту сумку, а не влезшие устройства вереницей ползли за ним следом, как посуда в поэме "Федорино Горе". Оглянувшись ненароком, диггерище ветвисто выматерился и вывалил всё добро на пол: пусть бегает само, раз такое резвое.
   В Троицк Ваня не поехал, хотя и уговаривали. Уже к ночи, отмывшись, пожрав и переодевшись, он выбрался к метро за пивом, баллистолом и трубочным зельем. Климат совсем вразнос пошёл: во тьме, осаживая сугробы, сеялся первый в этом году дождь. Это в феврале-то!
   Всё уже успокоилось, на площади прибрали, взорванную машину утащили в металлолом. Лишь два фургона телевизионщиков стояли у перетянутого полосатой лентой розового крыльца "Авроры". Невыпряженная телевизионная лошадь кушала овёс из сумки, подвешенной на шею, топталась под дождём с ноги на ногу. Всхрапнула, зашипев на Филина гидравликой.
   Перевёрнутый полковой котёл сиротливо лежал поверх обгорелых дров. Больше всего в сложившейся ситуации Ваня, как любой голодавший, жалел попусту пропавшую еду. Сытно пахло чем-то с мясом. Ещё поверх дождя воняло мокрыми конями, тротилом и горелой изоляцией.
   Почти все сидели где-нибудь под крышей, лишь у подземного перехода, неровно шатаясь, упрямо буцкались двое пьяных. Боевитый казачок, весь в шевронах с медалями, всерьёз теснил большого плюшевого кота с розовым рюкзаком. Городовой, обычно довлеющий поблизости, теперь мастерски отсутствовал. Служивого удалось отвлечь сигареткой, но ничего внятного он не поведал. Последним ярким пятном реальности для урядника стал подрыв его БТРа в Боровском котле.
   Уже уходя, Филин мельком глянул на второго алконавта и с ужасом признал в грязном мокром коте давешнего подтянутого профессора-стоматолога. Знакомая борода топорщилась из плюшевой пасти костюма, источая перегар, а вокруг были рассыпаны флаера питомника по борьбе с грызуном, что на Варги. У них ещё на заборе, помнится, по-мордорски написано "Тар. Грыз. Гар." Боже мой, подумал Ваня. Боже мой, доктор, как низко вы пали! Вы же животное, доктор.
   Доктор шмыгал носом и пах котами.

05. Пир духа

   Биткойнов на счёт капнуло преизрядно. Филин был доволен, а казаки нет: их надежды на сытные зимние квартиры рухнули. Общество не стало нанимать на службу тех, у кого у самих не знамо кто украл не знамо что, да ещё с таким шумом. Казачество стояло на ушах неделю, а светлейший князь Теплостанский беспомощно разводил руками. Не станет же он с обществом спорить?
   Тогда воины посягнули то ли захватить, то ли пикетировать князинькину администрацию, но оба их танка как-то внезапно сломались, совсем сломались, а более внятных доводов казачество представить не смогло. А там и следствие по делу о похищении неизвестно чего успешно зашло в тупик... В конце концов поиздержавшаяся сотня откочевала зимогорить на Волгу. Танки увезли на трейлерах, любезно сданных в лизинг князинькой.
   Закончился вечный март - даже не верилось. И однажды в середине апреля, как попёрла зелень, Рамен вызвал Ваню для окончательного завершения дела.
   От Филинова дома до церкви посёлка Мосрентген минут двадцать ходу - до перехода через МКАДов вал, по самому посёлку, аллеями Салтычихина имения, и вот она церковь, за прудом. Сотни лет назад всем тут владела жуткая маньячка Дарья Салтыкова, вдова ротмистра, изведшая лютой смертью сотни своих крепостных. Где-то вокруг церкви они все и похоронены.
   Дошло до того, что злая помещица чуть не сгубила землемера Тютчева, по которому сохла, и дед великого русского поэта еле спасся с семьёй. Ещё Ваня любил втирать редким туристам, что именно вот в этом пруду Герасим утопил своё Му-Му. А потом его самого Салтычиха утопила там же.
   И по пути Ваня праздно и спокойно размышлял о многом. Почему всё в этом деле вертится вокруг каких-то трупов? Как можно ещё более окончательно всё завершить? И, кстати, сколько денег капнет на счёт? Или же его закопают, ведь исполнителей положено убирать? Ну, в таком случае они от бабушки неслабо огребут...
   А то вот ещё есть теория обращения темпераментов, мол, в критической ситуации характер человека меняется на противоположный. Флегматик в беде вдруг являет фонтан холерической активности, а заядлый холерик вдруг действует холодно, точно и флегматично. Стоило надеяться, что второй пример - как раз про него, про Филина.
   Под праздные мысли Ваня проследовал мимо избушек, детей, бабок, рынка, гопников, цыган, медведя, гопников, развалин - кто бы мог подумать, что в восемь утра в Мосрентгене столь оживлённо! - и по плотине между усадебных прудов вышёл к церкви.
   Храм Святого Василиска в Мосрентгене был объектом стратегическим. Дело в том, что населённый пункт без храма - это деревня. Да что там, бывают деревни даже и с церковью. А вот если церковь есть - то это уже, может быть, село. Там же сразу и школа, и богадельня. Изначально в Теплаке была Анастасия-Узорешительница на краю Тропарёвской пущи - и всё.
   Ну а если церквей две, то по Понятиям можно дерзнуть и объявить себя городом о двух концах, и тогда всё завертится, и начнётся городская жизнь со всеми её мещанскими радостями, рынком, киношкой и котельной. Ну и с электричеством, да. Трамвай можно будет завести.
   Так что однажды прозябающие при лучине мосрентгеновцы получили от князиньки щедрое предложение, от которого не смогли отказаться. Очень уж смутил их знаменитый княжеский бронебульдозер "Химейер" посреди центральной площади - именно там он остановился, проехав через здания поселковой администрации и "Райзембанка". Поводом к визиту послужили какие-то дешёвые политические предъявы сельского головы, не подкреплённые здравым смыслом. Никто уже не припомнит, что там было.
   Некоторое время после референдума его высочество термоядерно именовалось "Князь Теплостано-Мосрентгенский и Мамырей". Как только ни коверкали этот титул несчастные иностранные послы - любо-дорого было послушать! Однако вскоре владетель задёшево прибрал выморочную усадьбу Узкое с руинами ещё одной церкви, и узостей в фамилию добавлять уже не стал, да и от радиоактивных титулований избавился, став обычным Князем Тёплого Стана, таким простым и близким. Тёплый Стан теперь считался городом о трёх церквах, и это было только начало.
   Вместе с Мосрентгенским храмом князиньке достался его настоятель, отец Глеб. Давным-давно батюшка натурально упал с неба вместе с грузовым дирижаблем "Монро", набитым полумёртвыми русско-украинскими беженцами из Торонто. Переосвятив осквернённые руины ближайшего храма, Святой Троицы, в честь великомученика Василиска, священник тотчас принялся там служить. А при первых же княжих выборах в совет громады случился скандал до небес: по документам батюшка оказался мало что канадец, но ещё из Болгарской Православной Церкви...
   Над священником сгустились канонические тучи, но упрямец продолжал служить, раз уж начал. По субординации с самого начала следовало испросить благословения у самого Патриарха, но падение воздушного корабля совпало с Сергиевопосадским инцидентом. Тогда у Московского Патриархата возникли проблемы не то что с патриархом, но и с самым апостольским преемством, а тут ещё и карантин... Именно потому отец Глеб соборовал-отпевал несчастных канадцев совершенно самочинно.
   А по окончании карантина оказалось, что батюшка уже покрасил храм, устроил школу, типографию, починил тёткам из "Лизы-алерта" фармгенератор и в целом мощно укоренился. Так и не собрался на поклон, в общем. И теперь Отец Глеб, сам родом с Урала, заявлял, что в Израиле уже был, в Канаде - был, а теперь завершил кругосветное путешествие и никуда от родных берёзок более не двинется.
   Духовный мир наступил внезапно, с прибытием тяжёлой артиллерии. В Данилов монастырь к последнему незапрещённому в служении архиерею, митрополиту японскому Ионе пришёл с попутным конвоем запылённый Нафанаил, митрополит Врачанский. Злые языки говорят, что в караван священника пристроил прямо вот лично князь. Врут, конечно. Нафанаил был натуральный болгарин, похожий на измождённого Филиппа Киркорова. Предъявив документы, он напомнил, что русские и болгары - братушки, а их церкви - сёстры, и находятся в каноническом общении. И, кстати, Болгарская сестра сильно постарше будет.
   Маленький японец Иона прекрасно помнил Филиппа Киркорова, и ни о чём не стал спорить, себе дороже. Попы облобызались и рукоположили взвод свежих архиереев. Нафанаил занял домик через площадь от монастыря, для напоминания, и назад в Болгарию уже не пошёл - по всей его Врачанской епархии фантогеновый фон зашкаливал за смертельные девять единиц.
   Самые разные духовные люди, с замиранием сердца следившие за интригой, с облегчением выдохнули. И немедля потянулись в богоугодный город Тёплый Стан. Как-то все забыли, а тут вдруг вспомнили, что там же, на автобазе у Голубинского леса, испокон веков стоит армянская часовня. И вообще, уже не часовня, а церковь, наверное. Потому что армянских батюшек на районе аж трое, и все без места, и служат там по очереди.
   Далее выяснилось очевидное: что на квартире у самого МКАДа как пели, так и поют свои псалмы неистребимые пятидесятники. Все эти пятьдесят лет.
   Потом ещё Древнеизначальная Первоправославная Катакомбная Церковь арендовала у города разбитую бомбяру на Варги и построила там свои древние катакомбы.
   Суфии не строили ничего. Просто оказалось, что хозяин гостиницы в недостроенном бункере связи у Голубинского лесопарка - шейх, и всегда был шейхом. Однажды он экономно поменял две буквы в вывеске, и заведение "Токио" превратилось в "Текие", а с вершины бетонной антенной башни печально закричал муэдзин -- в самое князинькино окно. Мегафон у сладкопевца княжий воевода отобрал лично.
   Разноверские волхвы с Тропарёвского капища довершили картину духовного процветания ежедневными прогнозами погоды на форуме Теплака. С гороскопчиками.
   В атмосфере небывалого духовного подъёма князинька охотно обременил святых людей налогами, социалкой и благоустройством территории.
   И вот теперь у самых ворот Святого Василиска в Мосрентгене обретался сам отец Глеб в сильных электроочках. Полноватый священник сосредоточенно красил ограду, провожая прохожих суровым взглядом. Духовный человек, опасный. А ну как сожжёт за несовершенство? Вот так вот р-раз - и сожжёт!
   Нет уж, Филину не к Святому Василиску, Филину дальше идти, в проулок между храмом и развалинами военной базы, сообразно полученным ганеша-координатам.
   Там, метрах в двухстах от церковного забора, за плешиво зеленеющим полем косо торчал на опушке здоровый шатёр-типи, крытый оранжевыми парашютами. У вигвама невзначай ошивался Рамен. Ваня прикинул, что эксцентричное становище видно только с воздуха или же с церковной территории, но не от жилья. И при чём же здесь церковники?
   Пока Филин подходил, один из семи слышимых ему коптеров подлетел по своим делам слишком близко, и из чащи Троицкого леса криво стрельнула ракетница. Ракетка, погонявшись для порядку за перепуганным летуном, принялась радостно нарезать круги в весенней лазури. Весьма серьёзно дело, если их уединение так берегут.
   Пожав сухонькую клешню Рамена, Филин вошёл в типи и окончательно удивился. В центре шатра работал Его Светлость Князь Теплого Стана Игорь Второй Сергеевич, собственной персоной. Как на портрете у метро, но с голым бледным торсом и с лопатой в руках, весь встрёпанный, взмокший и в глине. Хорошо хоть Шапку Мономаха дома оставил. Князь копал могилу. Вблизи и без шапки Князь подозрительно напоминал диггера Крыса, вдруг обросшего окладистой бородой.
   Посреди шатра у почти готовой могилы стоял на репшнурах красный гроб. В нём лежал маленький Александр Сергеевич Пушкин, великий русский поэт. В тонких чертах восточного лица пряталась улыбка, роскошные чорные кудри спадали на плечи сюртука. А сюртук-то знаком. И штаны. Всё это бабушка шила на той неделе. Филин ещё гадал, кто же это будет ходить в костюме капитана "Титаника". И вот.
   - Привет, Филин. Собственно, сам всё видишь. Завершаем начатое, а потом нас ждёт ещё много великих дел... - солидно изрёк князь, втыкая лопату в кучу земли, и добавил очевидное:
   - Я князь. И, кстати, я уже наработался, теперь твоя очередь. У Николай Семёныча, видите ли, поясница колосится. И от батюшки помощи не дождёшься.
   Ну это ясно. Лишь через пару колов времени Ваня понял, что Николай Семёнович - это, очевидно, старичина Рамен. Тот уже деловито глазел к Филину в яму, опершись на притащенную крышку гроба. Ровно в ту секунду, когда Ваня выкинул наверх последнюю лопату земли, из ниоткуда сгустился давешний мрачный отец Глеб, ведомый мистическим чутьём. Он сноровисто совершил последние обряды.

06. Слово Князя Игоря
на погребение Пушкина

   Начиналось всё весьма логично, что редкость в наши психоактивные времена. За пару месяцев до Мытищинского согласия в центре Москвы гремели тяжёлые бои. Третьего февраля Отдельная Краснознамённая БТГ имени Ленина прорвалась к Кремлю. В Кремле по обыкновению сидели очередные сатанисты-агностики, но суть в другом.
   До Красной площади докатились два танка из пяти, с десяток разнообразных джихад-мобилей и бронеикарус. Примерно половина того, что было вечером второго числа: остальных нечувствительно переварило голодное чрево Китай-Города.
   С наскоку овладев Спасской башней, коммунисты немедля получили обратку с башни Никольской - один из танков сгорел. Тут комбат Синицын понял, что дальше дороги нет. И пока выжившие воины палили с крыши ГУМа из всего, что у них было, Синицын выполнил Долг Коммуниста. Лично взломав Мавзолей, он расстрелял из "Стечкина" бронестекло саркофага. Затем с маленьким вялым Лениным на руках комбат впрыгнул в бронеикарус - и коммунисты были таковы.
   Основная группа вышла к Раменкам, прикрытие отступило к диггерам в Солянские подвалы, но и не в этом суть. Важно то, что с тех пор Синицын и Ленин передвигались парой, как "мы с Тамарой - санитары". Где бы ни шёл комбат, всюду за ним катился красный гроб на колёсиках. Батальонная тактическая группа разрослась в Калуге до бригады, комбат, соответственно, стал комбригом, и молва о Ленине пошла.
   Тут проснулись одесситы. Одесса поспешила дать ответ, чтобы не дай бог Донецк, Сумы или Гуляй-Поле... В общем, ответ был дан.
   Уже сотню лет в первопрестольной шептались о Гоголе. Мол, в 1930-х годах при перенесении праха мистика из Данилова монастыря куда-то ещё недосчитались головы Главного Новоросса. То ли в тот самый момент её спёрли, то ли некто эксгуматоров опередил. Конечно, всё сразу засекретили, однако же природа не терпит пустоты. В народе стало известно, что голова Гоголя играет бедного Йорика в одном из московских театров.
   На подозрении были два черепа. Было доподлинно известно, что один из них - Гоголь, а другой - великий актёр Щепкин, но который из них кто - не вполне ясно. На том всё ненадолго затихло. Лет на сто.
   И вот в раздолбанную Москву прорывается паровоз с развесёлыми одесситами и составом донецкого угля. Одесситы гуляют по стылым театрам, непрерывно строча в блокнотиках, делают селфи у рухнувших колонн Большого. Вскоре уголь уже распродан, припасы подъедены, и экспедиция едет домой.
   Так в Одессе появился череп Гоголя. Надо сказать, одесситы пошли значительно дальше коммунистов: поместив главу поэта в фойе драмтеатра, немедля Гоголя канонизировали. А чтобы разные Святые Николаи не смущали народ конкуренцией, горсовет внёс предложение записать новобранца именно "Святым Гоголем". На том и порешили.
   Думается, всё это из-за Румынского Смеха. Переболели все, а Смех не щадит ни ума, ни нервов. Но это касательно имени. Сама же канонизация была крайне необходима и логична. Для легитимности. Черепов-то в Москве как собак нерезаных, и со временем только больше становится: чем докажешь, что это именно Гоголь? Да с таким же успехом я сам мог им свой собственный череп продать! Но раз Церковь согласна, тогда - конечно.
   И вот подходим к Пушкину. Глава Святого Гоголя опочила в Одессе, а в Великих Луках уже волновались казаки, а именно Отдельная имени полковника Дрёмова механизированная сотня Всевеликого войска Полистского. С танками и барахлом - до трёхсот человек. Три дня митинговали перед двуединым вокзалом, кричали: "Мо-щи, мо-щи! Лю-бо, лю-бо!"
   Дав народу проораться, атаман всех построил и маршем довёл до Пушкиногорья, где благополучно извлёк из склепа Александра Сергеевича Пушкина. Поэт, правда, оказался без черепа и изрядно пограблен, причём о-очень давно. Нимало не смутясь, казаки заказали у цирюльника голову мощеобразного вида и отправились гастролировать.
   Александр Сергеевич в собственном гробу ездил на ископаемой БРДМ чорного окраса - по летнему времени мехводы менялись в ней каждые полчаса. На борту машины двусмысленно значилось: "Нам не дано предугадать, чем слово наше отзовётся". В бою поэта не раз посылали в атаку впереди всех, с привинченной к антенне хоругвью.
   Ну и никто уже не удивился, когда Пушкин незаметно стал Святым Пушкиным. А я хоть и князь, но Пушкина люблю (тут Рамен ехидно проскрипел: "Да-а, мы все очень-очень любим Пушкина!"). Так что когда Сотня пришла на недельку в Теплак и осталась на месяц с прицелом зимовать, было уже примерно понятно, что делать.
   Но разве ж это всё? Вон, в Виннице уже молятся на суржике Святому Пирогову, доброму доктору. Хорошо высушенный доктор без малого двести лет лежит в подвале, а при Советах его ещё и отреставрировали. Так что в гонке умертвий на Пирогова сейчас основные ставки.

07. Думку думати

   Уложив на место пласты дёрна, заговорщики стянули с шатра парашют и растащили шесты. Князь воткнул в землю табличку "Осторожно, мины".
   - К вечеру пригоним мины, - ответил его сиятельство на незаданный вопрос, - а через пару лет снимем, как всё зарастёт. Хватит наших поэтов таскать. Потом тут скверик сделаем имени Пушкина, а вон там по просеке улица пойдёт к Мамырям. Пушкинская. Но это потом.
   - Подходите все в трапезную, помянем. - Прогудел батюшка Глеб, - Только по одному, и с разных сторон, чтобы внимания не привлекать. И свечку Святому Пушкину поставьте, я у казаков складень... Э-э-э... Купил... Как в церковь войдёте - слева стоит.
   - С ума все посходили. - Высказал очевидное Рамен, хоть и не очень понятно было, кого именно сейчас он имеет в виду.
   "Была - не была." - Подумал Филин и запустил думку. Бабушка говорила, что система барахлит и однажды просто укокошит её Ванечку. В чём-то она была права: то и дело думкины смеси просто с копыт валили зубной болью, а однажды вместо принятия важного решения он сутки просидел в сортире, летя на Марс.
   Но на этот раз повезло. Мысли распушили беличьи хвосты, собирая на статику ниточки слов, снов, намёков и улик. Смыслы открывали второе и третье дно, поворачиваясь невидными ранее боками.
   Стало кристально ясно, что на суете вокруг поэта наварились все, причём он, Ваня Филин, меньше всех. Он просто получил много денег.
   Рамен получил те же деньги плюс своё диггерское эльдорадо - геоподоснову значительной части города до запредельных глубин. И те мёртвые сухие бункеры, что они облазали за месяц, Рамен непременно обнесёт, все пять. Надо будет ему помочь, хочет того старичина или нет.
   Князь же, потратив чутка казённых денег и поделившись мутными слухами, вскоре получил и геоподоснову, и благодарность диггеров (первым из московских правителей!), и стариной тряхнул. Да ещё и казаков обломал и спровадил с района, толком не поссорившись, что в принципе невыполнимо.
   А канадо-болгарский батюшка Глеб выиграл вообще с разгромным счётом. Под то, чтобы похоронить поэта на святой земле, князинька без особого шума отдал Болгарской церкви весь пустырь до самого леса. И если раньше словосочетание "Святой Пушкин" наводило на священника корчи, то теперь вон уже и складень у казаков подрезал, глядишь, и икону ростовую закажет. Как бы лет через пять мощи не обрёл.
   Даже казаки остались в выигрыше, потому что прекратили, наконец, своё позорище с гениальным трупом, и на кругу в Жигулях, турнув старого атамана, выкрикнули вменяемого, своего начальника контрразведки - в "Русской Правде" о том писали.
   Ну а что же Пушкин? Бог его знает, как ему, мёртвому, но на третьей сотне лет всяко лучше в поле у лесочка лежать, чем на чорном броневике с хоругвью по стране шастать.
   Иван Филин сидел на мокром брёвнышке, вдыхая запах талого снега и первых трав. Как бывает на выходе из удачной думкиной сессии, мысли в его голове роились неопределённые, но светлые, и хотелось сказать: "Эх, брат Пушкин..." И что-нибудь ещё эдакое добавить... Но, конечно, ничего он не говорил. Светило Солнце. Без куртки было совсем не холодно.

Жизнь настоящего финика

   С раннего утра, тяжко вздыхая, бабушка шумно шаркала туда-сюда под дверью комнаты и как бы в никуда жаловалась на жизнь. Ваня хорошо знал эту поступь судьбы. На часах натикало всего девять, но надежды поспать не было никакой. Несколько колов времени Филин, не отвечая на системные запросы, вспоминал себя, постепенно всплывая в мир живых. Уже в ванной, с трудом открыв левый глаз, увидел в зеркале неподобное и ухмыльнулся: "Выходной, говоришь? Х-хех..."
   Оказывается, давно подошёл срок по квитанции зоомагазина за сданную туда пальму. Нужно вот только пойти и обогатиться, прямо сейчас. Нет, один он ничего там не сможет, потому что надо несколько вопросов уточнить. А она одна не дойдёт, и назад с рынка продукты не дотащит. Будущее Вани рисовалось лютым и неминучим, как в приговоре Особого Совещания, но по мере наступления оказалось не таким уж и страшным.
   Зоомагазин занимал часть подвала в кинотеатре "Аврора", за метро, в гостевых кварталах. Трамвай подошёл почти сразу, и через пятнадцать минут были на месте. Солнце светит, а сейчас ещё и бабло будет. И даже не в деньгах дело. Главное - закончится этот бесконечный роман с пальмой...
   В позапрошлом октябре на Профсоюзную улицу прямо перед Палеонтологическим музеем плюхнулся индийский дирижабль. Над Тарусой летучую машину атаковали пираты залётные, но храбрые индусы кое-как отбились. Тут же воздухоплаватели обнаружили, что медленно и величественно падают в унылые лесные неудобья, в самое сердце среднерусской возвышенности. И не поймёшь, кто там в этих подозрительных буреломах набольший, и как там чиниться. Надрывая моторы, сыны Ганди рванулись к гостеприимному Тёплому Стану - ближайшему приличному месту на двести вёрст вокруг. Тем более что тамошний Князь уже горло по рации надорвал, предлагая помощь.
   Всю дорогу "Чакраборти" терял газ через решето пробоин. Гелий в баллонетах кончался. И в баллонах тоже. Тогда третий помощник снял фуражку, перекрестился и зарезал чёрную курицу на прозрачную пластину с замысловатым рисунком, со сковородку размером. Эту пластину, мутнеющую вокруг капель крови, дед ловко воткнул в картридж воздушного фильтра. Через минуту разбуженный демон Максвелла взревел и, пожирая сотни киловатт, выплюнул в баллонеты жаркую струю гелия, водорода и прочих лёгких газов, отфильтрованных из окружающего воздуха.
   Но груз всё равно пришлось сбрасывать. На Троицк на парашютах спустились двадцать тонн картошки и три вооружённых сикха для продажи корнеплода.
   Прямо над МКАДом заклятый кривым индийским кодом демон с жутким хохотом развоплотился, утащив к себе в ад курицу, фуражку стармеха и саму мембрану с заклятием, весьма недешёвую, кстати. Пилоты забегали, крича "Кали Ма!" и "Ай Вэй!". В панике летуны сбросили ещё немного груза, хотя спокойно могли сесть на остававшемся газе. В основном добро успешно спарашютировало на Профсоюзную и Тюленева, но несколько контейнеров столкнулись в воздухе, и на район обильно выпали кеды, индийские шмотки, пряности и много сухофруктов, в том числе и финики. Говорили, что выпало некоторое количество гашиша, но это вряд ли - в описи груза ничего такого эдакого не значилось.
   После этого дирижабль птицей взвился ввысь и пропал в небесной синеве. Лишь через час даровитые пилоты усадили-таки свою машину. Жёстко.
   Целую неделю вокруг пострадавшего дирижабля шумела ярмарка. На районе висел крепкий дух корицы и карри, палок-вонялок и всё-таки слегка припахивало гашишом. Теплостанские бабки массово повязали цветастые индийские платки, а юноши вместо семок вкушали финики, миндаль и сушёное манго. Но вскоре праздник теплостано-амритсаарской дружбы подошёл к концу: долгопрудненские аварийщики залатали белую тушу "Чакраборти" чорными заплатами, так что дирижабль стал напоминать далматина. Купцы собрали раскиданные по городу ящики с товаром, списав невеликие потери, а из Троицка на автобусе прикатили три весёлых сикха в новеньких ватниках и свитерах с оленями: малорадиоактивная незаражённая картошка разошлась влёт. На посев.
   Под гипнотические звуки "Арии индийского гостя" воздушный корабль ушёл на Запад, растаяв в небесной вышине. Тёплая публика ещё полдня покрикивала "хинди-руси пхай-пхай" и толклась у метро. Филин ел финики из газетного кулька с индийской рекламой бханга, а косточки, как воспитанный человек, прятал в карман. Вечером Ваня поставил одну проращиваться.
   Знай он, на что подписывается, он бы тот милый росточек соседке-татарке подкинул, чтоб страдала.
   Закалённое радиоактивными ветрами Аравии, в теплостанской кухне растение быстро освоилось, упёршись в потолок, и растопырило на полкухни грабки колючих листьев с острыми шипами. При попытке нарушить личное пространство древо немедля теряло душевное равновесие: вместе с ведром оно размашисто падало на нарушителя, норовя что-нибудь тому выколоть и отдавить.
   В бабушкиной кулинарии на почётном месте всегда было масло, так что пальма быстро стала жирной, а поверх жира заросла пылью. И было совсем непонятно, когда эта дура собирается давать желанные вкусные финики.
   Для консультации бабушка под предлогом ремонта розетки вызвала электрика Бахтияра из бункера за Ашаном, как человека наиболее близкого к финикам. Помимо основной работы тот ещё приторговывал на Теплостанском Рынке лимонами, куревом и самыми разнообразными саженцами. Походив вокруг, понюхав и позыркав из глубин бороды и дредов, электроботаник сделал вполне очевидное заключение:
   - Хороший финик. Настоящий финик.
   - А поконкретнее? - поинтересовался Ваня - Что он настоящий, я и сам знаю. Я его ел.
   - А я под ним жил. У деда в имении за хоздвором целая роща таких была. Феникс дактилифера, то есть финик пальцатый. Он же - настоящая финиковая пальма. Лет через пятнадцать станет десятиметровый и будет давать финики. Двести лет будет давать финики, а вырастет до тридцати метров. Только надо ещё одну пальму рядом посадить, мужика, а то у них опыление перекрёстное. Слушай, Ваня, а когда с пальцами - это пальцатый, да?
   - Пальчатый. Но пальцатый финик, пожалуй, даже круче. Слушай, Бахтияр-эфенди, если этот финик такой пальцатый, забери его к себе. Сегодня у нас акция - доставка бесплатно.
   - Нельзя мне финики, Ваня. У меня потолок в бункере - всего семь метров. Это тебе здесь хорошо: пробил перекрытие к соседям вверх или вниз - и пальма дальше растёт. Лет через пятьдесят будет у всего дома в кухне своя пальма. Финики свои, опять же...
   Немудрено, что уже вечером того же дня, а было это в конце декабря, пальма была решительно водворена на заднюю площадку трамвая, невзирая на визг вагоновожатой. Так и ехали: все с ёлками, а Филин и бабушка - с пальмой. В зоомагазине финик равнодушно задвинули на реализацию в тропический лес, занимавший западную часть подвала. Много не обещали.
   И вот прошло три месяца с гаком, и на дворе апрель-месяц, и повсюду пахнет матушкой сырой землицей. А Филин и бабушка стоят посреди зоомагазина, а перед ними стоит их любимая пальма. Финик исхудал, дополнительно запылился побелкой с потолка, но вытянулся преизрядно. Ваня прикинул, что пальму придётся класть по диагонали кухни, иначе никак.
   В целом по весне джунгли в магазине погустели, раскрыв свои объятия навстречу человеку. Из-за кадки с алоэ в самой чаще на этого человека с аппетитом пялился всё тот же неопрятный варан, изрядно разжиревший с декабря.
   Над знойным пейзажем мушкой вилась маленькая приветливая продавщица. Она была так рада, так счастлива лично встретиться с хозяевами этого... удивительного растения! К сожалению, пальмочка не продалась. Так что забирайте, всё с ней хорошо, вон, подросла-то как, милая. Даже бабушкины мольбы, посулы и угрозы не подействовали. Забирайте и всё, доброго вам дня.
   Без денег, но под пальмой, злые и озадаченные, бабушка с Филином встали с краю небольшой площади перед киношкой, с того угла, где камер поменьше.
   Филин курил самокрутку и с тоской думал о пиве, потому что от мыслей о финике воротило с души.
   Бабушка же глядела по сторонам хмуро и оценивающе, что-то прикидывала. Похоже, её внутренний полководец, проиграв битву, собирался всё же выиграть войну. Оставив внука тосковать под сенью пальмы, старица величественно удалилась в ближний перелесок, к истоку Очаковки. Из насаждений она явилась через пять минут волшебно преображённой. Свою куртку бабушка вывернула на оранжевую сторону, цветастую нижнюю юбку переодела наверх, а голову лихо повязала цветным платком. Завершающим штрихом стали тёмные очки на поллица, с трещиной - из лесу, вестимо.
   - Иди-ка ты, внучек, пива своего дурацкого попей, а я тут пока... - Бабушкин голос наполнился нотками, вызывающими доверие и желание отдать деньги. Ваня ещё только шёл к автопоилке в павильоне метрошного входа, а старица уже загарпунила некоего беспечного подростка. Пошатываясь с опорой на две трости, она нависала над несчастным, угрожая рухнуть вот прямо тут.
   - Мальчик, ты пионер? - вопрошала она проникновенно. Что бы там ни отвечал мальчик, это ничего не меняло.
   Через пять минут, когда Филин вернулся с кружкой газировки с сиропом, красный от натуги пацан уже затаскивал ведро с пальмой на крыльцо аптеки "Русский Фармовар" Бабушка, тяжело опираясь на палку, придерживала дверь, а потом вдруг спохватилась:
   - Ох, а палочка-то моя где? - Одна бабушкина трость так и осталась прислонённой на лестнице кинотеатра. - Давай, пионер, заноси пока, а я сейчас!
   Бабушка аккуратно прикрыла дверь за тимуровцем с пальмой и тихонько, а потом всё быстрее и быстрей двинулась за палочкой. Цапнув трость, она пулей пронеслась мимо внука к лесу, подняв своими одеяниями ветер. Рыча "Ходу, ходу!" пожилая дама с хрустом вломилась в густой подлесок.
   Через минуту с другой стороны посадок на улицу Тёплый Стан вышла уже привычная Филинова бабушка. Не мешкая, она остановила трамвай, вскочила на заднюю площадку и скрылась прочь, со звонками и электрическими искрами. Шпионка - это на всю жизнь.
   И лишь тогда с лязгом распахнулись двери аптеки, и на улицу запоздалой пулей вылетел яростный провизор, длинный и нескладный. Пока он вглядывался в городские дали в поисках коварной старицы, за его спиной крался прочь давешний пионер, бочком-бочком, да и припустил к метро. На бегу отрок снимал с себя значок и галстук: хватит на сегодня тимуровских подвигов.
   Обнаружив бегство свидетеля, нерасторопный фармацевт в бессильной злобе врезал по двери, рассадив тонкую медицинскую длань. Тоскливый вой распугал воробьёв у крыльца столовой:
   - Твари! Я вас найду! Всех найду!
   За спиной провизора в стеклянной витрине аптеки слитной стеной зеленели фикусы, алоэ, каланхоэ и пальмы. В основном, конечно, настоящие финиковые пальмы.
   "Эх, финик, - подумал Ваня. - Вот ты и выпорхнул из родимого гнезда. Ну, среди своих тебе всяко веселее будет. А ты, фармацевт, держись!" С тем Филин отпил газировки.
   Но роман с фиником вовсе не был окончен. Через месяц поутру в Ванины двери стучали. Два взопревших городовых стояли по сторонам могучего древа, лежащего подобно мачте погибшего корабля.
   - Квартальный Силантьев! - Представились городовые. - Гражданин Филин, вы узнаёте свою пальму?
   - Это он! - Поражённо воскликнул из-за угла побледневший провизор, прятавшийся до того в лифтовом холле. Мент, который побольше, неторопливо вынул из планшета целую кипу квитанций, распечаток и фоток, завёрнутую в газету "ЗОЖ". Со всем этим в охапке правоохранитель угрожающе-весело забубнил:
   - Тэ-э-экс... Значит, гражданин хороший, вот это счёт за эвакуацию, вот - за складские услуги. Эта бумажка не нужна, за доставку можно заплатить лично мне, с весенней скидкой. Ах, да! - Городовой вынул ещё одну пачку листов. - Вот ещё протокол происшествия, подписать здесь, здесь, и вот тут...
   Ментовские заходы бывают разные, некоторые просто-таки поражают своей изощрённостью и коварством, однако самые тупые, корневые предъявы были сформулированы ещё стражниками Северных врат Вавилона, и за много тысяч лет не поменялись ничуть. Кого-то здесь, похоже, держали за лоха ушастого. Ну-ну.
   Внимательно слушая, Ваня быстро допил кофе и с аппетитом сжевал вынутый из стакана лимончик. Старая арестантская чуйка подсказывала, что в ближайшее время никто ему кофию ему не предложит, и лимона не подаст.
   За Ваниной спиной пошатывалась в ходунках бабушка, и по ней было видно, что старица глуха, слепа, и вообще, вот только дверь сейчас за гостями притворит - и умрёт.
   Звякнув ложечкой, Филин поставил подстаканник на стул.
   - Да что вы в самом деле, граждане начальники! - Ваня приветно раскинул руки, в который раз уже, словно хотел всех обнять. - Да, было дело. Вот то, что вы показываете - это я на видео, так точно, а вот мой любимый финик. А вот и цыганка подходит, злыдня! Нагадаю, говорит, тебе удачи, а пальме - дорогу дальнюю. Ты пока за пивом сходи, а я пальму-то постерегу. Потом бах - и ни старухи, ни фикуса, а в руках газировка, вон на записи видно. Мистика. НЛП.
   А насчёт этого бревна - так оно не моё. Цыганка подменила, у них такое запросто. Вот, у меня в квитанции магазинной русским языком по белому написаны особые приметы: пальма настоящая, 225 см. А у вас тут метра четыре, не меньше! Знакомых отметин на стволе не наблюдаю, а ведро у нас было красное и с необколотой эмалью. На видюшке оно какое? Ах, камера чёрно-белая? Какая досада...
   Да вы, господа начальники, не убивайтесь так! Лично я давно смирился. Финик мой наверняка уже подрихтовали, перекрасили, да и продали в Ботанический сад, толпе на потеху...
   Именно на этих словах Филин серой тенью вылетел в вечерний полумрак переулка, распахнув собой заднюю дверь полицейского околотка.
   На пятом кругу сказки про белого бычка всем стало очевидно, что Ване ничего впарить не удастся: ни единой пальмы, ни даже фикуса, ни кактуса поганого. И взять с него тоже нечего, кроме головной боли и беспорядка в помещении.
   Городовые, смертельно утомлённые тасканием дерев, просто выкинули Филина прочь, словно жертву полицейского произвола, хорошо хоть наручники сняли. Не любят сложных клиентов - вот раскрываемость и хромает. При таком подходе вообще не понятно, зачем полицаи вписались за эти мутные фикусы.
   Поднявшись, Ваня с достоинством отряхнулся и пошёл в булочную. На этом финик окончательно попустил Филина. Но самому растению ещё предстояли разнообразные приключения.
   В конце апреля слухи о ботаническом казусе достигли ушей самого Князя. Его высочество, давясь весельем, выкупил у провизора аптеку вкупе со всем буреломом, да и в зоомагазине дебри проредил. Счастливый фармацевт тотчас улетел на лечение в Вену.
   Новообретённые джунгли князинька живописно разместил по всем шести этажам "Принц-Плазы", своей резиденции, а опустевшее помещение аптеки с выгодой перепродал - без леса внутри оно мгновенно подорожало.
   Настоящие финиковые пальмы встали вместо пластмассовых на минус первом этаже, под световым колодцем во все шесть этажей вавилон-центра. На диво иностранцам. Вот только именно Ванина пальма в эту рощу уже не влезла - банально не хватило места. Её пересадили в кадку и приткнули к посту охраны на Западных воротах.
   Несколько месяцев начальник княжей СБ товарищ Соколов сверлил стройное растение взглядом, что-то внутри себя прикидывая.
   Финик меж тем страдал от недостатка света и ещё от того, что охранники втихаря мочились ему в кадку, дабы не покидать пост. Затем однажды во тьме ночи, когда вдруг заглючило видеонаблюдение, Начальник подогнал к чорному ходу "Принц-Плазы" ракетный лафет. Через четыре минуты укутанный в брезент настоящий финик уже скакал за "Уралом" по мглистым буеракам Калужского шоссе.
   Растению предстояла светлая жизнь в Зимнем Саду Начальника, в имении "Элизиум". Если по карте, то это с восточного края самостроя на плацдарме "Коммунарка". Коллеги же попросту называли имение "Садом Нерадивого Управляющего".
   Однако, как и положено в драме, этот последний переезд окончательно подорвал здоровье настоящего финика. На новом месте тот за считанные дни иссох и помертвел.
   Товарищ Соколов потом жаловался другим товарищам на подлое дерево. Мол, кадка оказалась вообще неподъёмная, все руки оттянул, как обезьяна, да ещё поясницу сорвал. А этот гад возьми и сдохни, и вонять стал люто на всю оранжерею. Как вытрясли из кадки - таким аммиаком шибануло, словно этот суккулент год под себя ходил. "Короче, подсунули мне растение-зомби" - внезапно заключал свою речь далай-безопасник. А про себя добавлял, что вовек больше не станет воровать у князя. По ходу, этот кибернетик стал вживлять такие модули в своё добро, чтобы ты его украл - а оно тут же в руках в дерьмо превратилось.
   Так финик погиб. Но дело его жило и живёт. Фармацевт, - не станем называть его по имени, - после своего бегства в Вену прошёл курс интенсивного психоанализа, принял обильные ванны в Баден-Бадене и почувствовал себя просто-таки новым человеком.
   Посвежев, провизор выкупил у еврея-старовера долю в "Ангельской аптеке" на Богнергассе и зажил в тихом блаженстве. Осенняя Вена, усыпанная золотой листвой, ласкала взор и слух: машин в малолюдном городе было немного. Лишь иногда по соседней улице звенел трамвай, столично и благородно. Не то что в Тёплом Стане, где фармацевт обречённо просыпался в пять утра от сытного угара дизелей: окна съёмной бытовки выходили прямо на автовокзальную площадь.
   Посреди аптечной залы под сенью мраморных и мозаичных святых крыл тускло сиял нержавейкой настоящий бауэровский фармгенератор, самой последней серии. Машинка была крохотная, едва ли больше концертного рояльчика. Машинка могла всё.
   Пока аппарат загружался, сопел и причмокивал, фармацевт как раз успевал выпить утреннюю чашечку кофе. Затем за каких-то полчаса он обслуживал всю утреннюю очередь, одаряя каждого - своим. Сегодня, например, фрау Тильда получила пакет молочной смеси, престарелая фройляйн Марта - свои десять разных пакетиков, всё согласно рекламе, а измождённые фанаты оперетты в тёмных очках - по грамму своих препаратов.
   Тайминг испортили, как всегда, два поганца в дредах, которых, понимаете ли, не устраивает курительная смесь из генератора, и которым подавай натурального курева, чтобы как с белых яблонь дым, да чтоб не кашлялось, а лучше вон той ещё давай попробуем, кхе, махра, ну ладно, вот пожалуйста вот этого мне четыре грамма, битте.
   На том утренние клиенты закончились. На Тёплом Стане провизор так ловко не управился бы. Ни за что. Русский фармовар ещё часа полтора бы хлюпал и вонял, от каждого заказа по своему. Армейский жестяной гробище в зелёной краске, да ещё управлять им через консоль. Через консоль! Графический интерфейс? Самоочистка автоклава? Нет, не знаем, что вы. Россия теперь казалась далёким страшным сном: грязь, вороны и собаки, коммунисты и попы, потом полгода всё под снегом, ночь и пальмы, пальмы, эти бесконечные долбаные пальмы...
   После любителей белых яблонь надо было проветрить, и провизор пошёл к окну, и взвизгнул, и подпрыгнул: на подоконнике стояла она. Крошечная пальмочка. До крови закусив побелевшие пальцы, фармацевт с ужасом смотрел на крохотные вострые листочки, тянущиеся к нему из картонного пепсикольного стаканчика. Хотелось закричать, но горло перехватило спазмом.
   Наконец, взяв себя в руки, провизор тигриным прыжком выскочил в двери магазина и заозирался вокруг. Все уже разошлись, над безлюдной брусчаткой стелился угольный дым, сладко пахло шоколадом. Аптекари и пекари встают раньше всех - прочие венские жители ещё спали. Над провизором роняли мозаику с крыльев два ангела на фасаде аптеки, рассеяно смотрели куда-то вверх, словно ничего тут не было, и ничего они не знают. А сами взгляд отводят...
   - Я вас найду, твари! Я всех вас найду! - безнадёжно прокаркал фармацевт в серые небеса. Могучим затягом из сложенных ладоней, по-русски, он докурил брошенный погаными растаманами пробник. В аптеку после этого провизор заходил аккуратно и в задумчивости. Фрау Тильда? Да ну. Те наркоманы? А сколько их было, вообще? Растаманы? Фройляйн Марта? А ведь старуха могла... Туда, туда камеру надо поворачивать, не на прилавок! На прилавке он и сам всё видит...
   На подоконнике не было ничего. Ни пальмы, ни стаканчика, ни нескольких просыпанных крошек земли. Невесело подхихикивая, аптекарь запарил себе в фармгенераторе самых хитрых капель от головы и сел писать письмо психоаналитику, мечтая о старой доброй кожаной кушетке и всепонимающем взгляде. Надежд на быстрое облегчение не было - на Венскую кушетку записывались за три месяца. Минимум. И даже на простую - за две недели.
   Фармацевт не знал и не мог знать, что за пару минут его отсутствия по залу аптеки первым утренним дозором прошла уборщица, фрау Лёкбулон, с тряпкой. Заприметив юную пальму, добрая старица сразу схватила её мозолистыми пальцами и уволокла туда, куда чистая публика не ходит: на чёрную лестницу. По пути старая бормотала по-немецки: "Всё носют и носют..."
   За узкой дверью чёрного хода лестничные марши поднимались светлым колодцем. И на ступеньках, и на подоконниках ожидали своего часа фикусы и алоэ, денежные деревья и кактусы, лимончик и, конечно же, пальмы, ещё четыре настоящие финиковые пальмы. Совсем ещё маленькие.
   Вот такая мрачная история получилась. И чтобы не оставлять читателя в горестном недоумении, намажем здесь хэппи-эндом от другой истории, да погуще намажем.
   В старые добрые крепостнические времена, при усатом царе Петре, на Урале процветали владетели Демидовы. Патриарх рода, горнозаводчик Акинфий Демидов, был весьма плодовит, и вскорости по всему Уралу боровичками расселись крепкие промышленники Демидовы, как бы не десяток.
   Как и положено в большой семье олигархов, время от времени то один, то другой брат-Демидов принимался чудесить. В основном широко, солидно, по-купечески просто. С разворованными подрядами и итальянскими певицами, угнетёнными крепостными, благотворительностью и даже вроде бы с фальшивой монетой - этим ещё сам папинька Акинфий отличился.
   И так же, как это обычно бывает, один брат-Демидов, Григорий Акинфиевич Демидов, удался потише прочих, но и побезумнее. На дармовом тепле своих Соликамских соляных варниц он выстроил избы с большими окнами, даже в крышах окошки наладил. В тёплых избах вдохновенный солевар, млея душой, принялся разводить всяческие фикусы и гибискусы. Так в Империи возник первый нормальный ботанический сад, не бедняцкий аптекарский огород, а именно ботсад.
   Вскоре во глубине Сибирских руд кустилось уже с полтысячи разных растений, были и такие редкости, от которых все ботаники плакали навзрыд. Григорий активно менялся гербариями с другими учёными и переписывался даже с самим Карлом Линнеем. Ну и если кто из местных бабок попросит саженец или отросточек - разве же Григорий Акинфиевич откажет? Нет, не откажет, это всем известно.
   Но всё хорошее когда-то заканчивается. Хозяина выписали в Питер. Не прошло и ста лет, как однажды зимой подзабытые оранжереи вымерзли - разом и навсегда. Скажем, форточку не закрыли, у нас это очень даже просто. Ещё через десяток лет уже никто толком и не помнил, где тот сад находился.
   Лишь в советское время в Соликамск приехал некий краевед, мечтая отыскать у старожилов что-нибудь о ботаническом Демидове. И краевед нашёл нечто невиданное: на южных подоконниках чуть ли не каждой избы, там, где бабкам предписаны уставные фикусы, герань и алоэ, здесь вились, кустились, торчали и шевелились те самые невероятные растения, от которых все учёные вновь заплакали навзрыд.
   Так к чему же это всё? Да к тому же, что бабульки крутят этим миром как своим хвостом!

Самые длинные спасы

01. Собачий час

   - Четыре часа ночи. Собачий час. - Ваня Филин отвечал на звонок ровно и спокойно сразу по трём причинам: (а) он был очень хорошо воспитан, (б) ни в коем случае нельзя было будить так хорошо его воспитавшую и крайне чуткую бабушку и, наконец, (ц) он и не думал просыпаться.
   - Открывай сова, диггер пришёл - голос Рамена звучал... даже сложно высказать как. Вот, говорят, "словно призрака увидел". Так вот Рамен, похоже, призрака не только увидел, но и попил с ним кофейку. По вычурности метафоры Ваня понял, что проснулся, и отвечал уже грубее:
   - Четыре часа ночи, повторяю, четыре часа ночи! Что тебе открывать, двери восприятия или шкатулку с люлями?
   - Двери, Ваня. И скорее. Я у тебя под дверью и мне кранты, а звонок почему-то не работает! - От такой предъявы Филин проснулся в десять раз сильнее чем обычно.
   Через три восьмых секунды он убедился, что у мусоропровода и вправду вжался в угол старичина Рамен и меленько заполошно дышит. В комбезе поверх пижамки, в обвязке с железом, пецлёвой каске с фонарём, с мотком репшнура, опершись на болторез вместо клюки. В заснеженных махровых тапках. То есть диггер спасался, захватив лишь самое необходимое. Губы синие, сам бледный, как поганка. Старик на миг опередил кинувшегося к нему товарища, рухнул плашмя со звуком несгораемого шкафа.

02. Звонок другу

   Ещё через несколько колов времени чуть порозовевший Рамен сиротливо грел ладони о бадью сладкого чая и жевал неизбежную оладушку. На ногах у него были толстые шерстяные носки. Шагами судьбы из коридора приблизилась бабушка с градусником и, критично осмотрев фронт работ, повелела:
   - Коленька, открой рот.
   - Нет! - буркнул дед, не открывая рта.
   Чего-то подобного бабуля и ожидала и, не лагая ни такта, перешла к плану "Б":
   - Коля, ляг животом на кушетку!
   - Хватит, Борисовна! - взвился Рамен, стремительно пряча выхваченный градусник под мышку. - Ты меня своей заботой в гроб вгонишь!
   Не став спорить, удовлетворённая бабушка села на край табуретки и стала сверлить старичину взглядом. А то, мол, намеряет себе не знамо что и завтра в школу не пойдёт.
   Филин обожал смотреть такие сценки а-ля "вспомним детский садик". Поначалу ждал, что старые поженятся, или съедутся, или ещё что-то такое, но те всё ходят кругами, хвост торчком, глаза востры, и всех всё устраивает, покуда в ящик не сыграют. В общем мудро. Но! Дело в другом!
   - Давай, Рамен. Рассвет уже всё заметнее...
   - Ладно. Где-то с час назад мне позвонила старая боевая подруга, Стрелка. Знакомы по подземной тусовке. - старый диггер хрустел костяшками пальцев, хмурил брови, соображая, как сказать.
   - Блин, ну поздравляю! И что мне эта встреча старых друзей в ночи? - это Филин для порядку сказал ("Не ругайся!" - скрипнула из угла бабушка), чтоб мысль старому направить. Ясно, что не всё так ясно.
   - А Стрелка пропала двадцать пять лет назад. Ушла под землю где-то в центре - и всё. В розыск объявили - тогда ещё был всероссийский розыск. Диггера по всей Московской подземле спасы устраивали, одних жмуров пять штук нашли, а её нет... - Глаза Рамена отсырели, паучьи пальцы обминали бока чайной бадейки. Видно, поучаствовал он в тех спасах.
   - А сейчас она где?
   - В темноте. Говорит, всё нормально, но темно. Мол, давай вниз, помощь нужна, а Ворону и нашим скажи, что всё пучком. Если спросит. А Ворона ещё в первую смуту монтеры на Таганке в старый ствол скинули. Да и наши все того... Кроме меня да дурака Мельхиора - Диггер аккуратно поставил чашку, поднял на собеседников выцветшие стариковские очи. - Это просто срок мне вышёл. Зовёт она меня к себе.
   - Что, прямо на тот свет звала? Куда конкретно-то?
   - А вот не ясно. Она в офлайн ушла.

03. Лошадь и дрова

   Как рассвело, товарищи решительно шагали в Князинькину администрацию, в бывший вавилон-центр "Принц-Плаза" у метро, как раз к открытию. Князю предстояло расплатиться за знакомство с диггерами: либо поддержкой, либо психиатрической помощью. На Рамене были Филиновские берцы на четыре размера больше нужного, в связи с чем сам Ваня вновь рассекал в валенках.
   Из ажурных жестяных корон на трубах девятиэтажек поднимались десятки столбов дыма, серых, белых и тёмных. Одни тянулись прядями высоко, мечтая стать облаками в ярко-синем небе, другие постепенно таяли в воздухе, наполняя его запахами смолы и хлеба. Хоть и тёмное время зима, но только зимой есть такие пронзительно светлые дни, когда Солнце искрит через висящий в небе иней, и кругом сияют мелом горы-сугробы, а деревья стоят в крахмальном кружеве, эх! В такие дни вокруг Солнца нередки ореолы, и ложные Солнца, и небесные явления, но сейчас ничего эдакого не показывали.
   И слава Богу, а то бы Рамен стал туда тыкать пальцем и шептать, что это Знак. Он и сейчас, солнечным утром, украдкой озирался и свой титанический болторез не выпускал из рук ни на мгновение. Филин решил, что никогда более не поверит в легенды о слабосильности старого диггера - в болторезе было никак не менее пуда.
   Особо подозрительно старичина глядел в спину впереди идущей бабке. У бабок есть особо тайное умение плестись посреди широкого тротуара так, чтобы их не обойти и не объехать. Настроение у старой было отличное: судя по пустой авоське, шла она на рынок, и пела что-то людоедски-казацкое меховому шарику на санках позади. Шарик одобрительно попискивал и махал лопаткой.
   По колеям от метро мимо идущих весело разбежалась лошадь, снег почуя, с цоканьем, ржанием и лязгом полозьев по проглядывающей брусчатке, да под горочку. В санях поверх груды дров косо примёрз невозмутимый мужик с цигаркой и кнутом.
   Тёплый Стан жил под рукой Князя, а Князь, как известно - добро, тепло и свет. Его высокопревосходительство относился к своему девизу серьёзно, сея коммунальные услуги всюду, где длины рук хватало, и не забывая брать добро, то есть коммунальную дань. Немалую. Поэтому мещане предпочитали пользоваться княжей добротой по минимуму, добирая на стороне дровами, ветряками и постоянной готовностью что-нибудь стырить. Как бы ни менялась Россия - она не меняется.
   В конце спуска улица сворачивала под прямым углом, и коняка на радостях в тот поворот не вписалась. Под некоторым косвенным углом, подняв искристые волны снега, собачьего кала и дров, упряжка вошла в огромный сугроб-отбойник, копившийся тут всю длинную зиму. С лихим запоздалым "Тпру-у-у!" возница рыбкой нырнул в снежные недра. Через мгновение повсюду звонко запрыгали дрова.
   Рамен впервые с начала суток выпустил болторез. Под лязг упавшего инструмента он схватился за колени и стал неудержимо тоненько ржать. Басом хохотала бабка, колокольчиком заливался её укутанный потомок, гыгыкал Ваня Филин, тщась сохранить лицо, ибо тут же прохожая девица-педагогица интеллигентно хихикала в платочек, иногда срываясь на хрюканье. Даже лошадь сдержанно улыбалась, выглядывая из снежно-дровяного бархана.
   - Вот значит, из сугроба и расторгуется! - с трудом успокаиваясь, утёр слёзы Рамен. - надо будет потом дров оттуда накопать. - и снова прыснул, не удержался.
   Даже не верилось, что в одном пространстве со всем этим сверкающим жизненным великолепием происходит та тягучая странная муть, о которой они собираются бить чело князю.

04. Небольшое отступление
о Тёплом Стане

   Пятак у метро Тёплый Стан - это стык цивилизаций. Встань на самом перекрёстке Профсоюзной и Новоясеневского, под транспортной эстакадой. На самой эстакаде встать не получится, там торчат для внушительности зенитки, садятся коптеры безопасников и грозно ходят туда-сюда городовые, целеустремлённо так. Лицом ко МКАДу встань, а спиной к бывшему центру города. Теперь представь себя будильником, но никому не говори. С двенадцати до трёх часов на твоём циферблате окажется сам Тёплый Стан, скрытый за стеной из домовых панелей, за колючей проволокой и датчиками Термена. Город тянется до самого Ленинского Проспекта.
   От трёх до шести - старый кинотеатр "Аврора", а за ним гостевые кварталы. Там, по идее, селятся неместные, но охочих до дешевизны мещан тоже хватает. Широкая полоса обжитых земель между Профсоюзной улицей и Тропарёвской пущей постепенно переходит в санитарную зону перед выселенными районами. Заграждения стоят аж за Коньково.
   В секторе от шести до девяти - метровокзал, конторы, склады, мастерские. Деловое сердце города. Там же городская жемчужина - Теплостанский рынок, он же -- Тош-Толкин Базар. Наше торжище славно от Новосибирска до Бангора, непрерывная бодрая ярмарка с купцами, менялами, мошенниками, падшими женщинами и ассирийцем, починяющим сапоги. В самом сердце этих вавилонов обитает в своей резиденции Князь Теплостанский Игорь I. Сидит, как ясный сокол на яйцах.
   Ну и с девяти до двенадцати - всё сплошь особо важное. ТЭЦ, автовокзал, гаражи, недоделанный бункер связи и водопроводные резервуары. Гигантские резервуары: стратегический объект ещё 70-х годов ХХ века.
   На случай ужасной московской катастрофы здесь, на самой макушке города, в ста тридцати метрах над Москва-рекой, хранился миллион тонн воды, чтобы несколько суток самотёком снабжать город. Или много миллионов тонн -- информация не только засекречена, но и надёжно искажается заботливо распускаемыми сплетнями. После гибели столицы вся вода досталась одному Тёплому Стану. Не будь её -- здесь бы тоже все повымерли, не от дрища, так от запора. Первейшая забота любого Теплостанского владетеля есть приращение водяных запасов вкупе с чисткой артезианок и резервуаров. Однажды летним утром за умыванием горожане поняли, например, что водопровод зацвёл -- и через два дня Ганзейский союз вылетел с района, как птичка ошпаренная. А до того момента немцы три года были уверены, что держат общество в строгости. Тогда-то князиньку и призвали на княжение.
   Так, теперь самое время перестать быть будильником и покинуть перекрёсток. Вон, городовые уже волнуются.
   Кстати, на Теплаке нет нищих. Уличный аск запрещён законодательно, и попавшийся на нём тотчас прилюдно получает в левую задницу укол фантогена, а в правую задницу - укол фантоцида. После чего стекает на носилки и бывает уносим прочь. На следующее утро любитель халявы получает свободу и работу. Он выходит на улицу с глазами навыкате от двойственных впечатлений и с метлой в руках, за которую держится, как за последнюю соломинку реальности в этом изменчивом мире. В Тёплом Стане очень, очень чисто.
   Правозащитные организации регулярно ставят на вид Князю Игорю, что фантоцид, фантоген, метаэсквилин, поликвиринал, а также их дженерики, дети и внуки до седьмого колена признаны бесчеловечными и подлежат сожжению и дефенестрации согласно постановлению Второго Пражского Учредительного Собора Психиатров, и мы просигнализируем в Новосибирск!
   Князь, тяжело вздохнув, исторгает речь про то, что (а) психиаторы были либо под тем же фантогеном, либо в припадке Румынского смеха, так как (б) детей, внуков и колен у фармпрепаратов не бывает, посему (в) дефенестрировать психоактивные препараты расточительно, а (г) жечь костёр из указанного психотрэшкоктейля без химзы и изолирующего противогаза он лично отказывается, и вам не советует, и вообще, (д) извольте оставить меня в покое, я князь, мне работать надо. И сигнализируйте хоть в Новосибирск, хоть сразу в Катманду! Правозащитные организации не любят князиньку и при упоминании о нём нервно протирают запотевшие очки.

05. Оборотень Рома и дрова.

   Некоторым образом получилось так, что на Принцеву площадь Ваня и Рамен вышли лишь через сорок минут, делясь мнениями о пережитом.
   Человеческое участие в наше время - редкая и ценная вещь, восхищённо вещал Ваня. Стоит лишь немного помочь человеку с рассыпанными дровами - и тот тебя и накормит, и напоит, и с собой отсыплет. Он же из лесу вышел, а там всё проще и чище!
   Румяный Рамен соглашался, мелко кивал головой, но восхищался другим. По его выходило, что для кучера употребить на троих под камерами после ДТП - отличное решение. Мол, это всё от шока. А до того - ну ни вот столько!
   На входе в Принц-Плазу стакан вертящейся двери с ними внутри замер на пару колов времени. Невидимая ангелица с потолка бездушно советовала не трогать движущихся частей, потому что это приводит к их остановке. Queen в тот же динамик тихонечко играли We will rock you, но стоило Рамену потопать в такт, как ангелица вполне живо рявкнула: "Дед, не сбивай сканер, до вечера простоим!"
   Красноглазые друзья послушно сделали умные лица, давя ржач, но на выходе из стакана не сдержались. В огромном полупустом фойе взрыв хохота вызвал немую, прости Гоголь, сцену. Враз из ниоткуда нарисовался опасный безопасник в чорной пиджачной тройке, резкий, как понос. Для создания рабочего настроя за ним неуклюже топтался кубический громила за два метра ростом с прикрытыми глазами на широком бесстрастном лице.
   - Молодые люди, прошу вас... - угрожающе начал опасный, однако громила за его спиной, за миг неуловимо перетёкши лицом, по-иному заполнил свой мешковатый костюм. Он нежно положил лопату ладони на плечо начальника и сказал голосом Князя:
   - Спасибо, товарищ Соколов, дальше я сам.
   Товарищ Соколов, не завершая речи, ушел прочь - словно продолжил давно начатое движение. Только с лица чуть сбледнул. Железный мужик. А кубический мегавариант Князя расцвёл в улыбке, наслаждаясь произведённым эффектом:
   - Крайне рад вас видеть, мои подземные друзья. Давайте-ка сразу наверх ко мне. Отпустим яроволка, и он вас проводит.
   - Здесь яроволк? - шуганулся было Филин, но кубический, вновь перетёкший во что-то новое в себе, устало прогудел:
   - Яроволк - это я. Разноверское имя. - Он открыл печальные карие глаза и помассировал себе затылок. Из-под воротничка выглянул край битого на шее солнцеворота. - Можно просто Рома. Только на минус первый зайдём, там автомат с пепсиколой. И заодно эти все, - он с ненавистью обвёл глазами отмель канцелярского планктона, - не поймут, что вы на княжьем лифте уехали. Вон там справа травелатор вниз. Только он не работает.
   Внизу Яроволк Рома действительно пошёл к пепсикольному автомату, накормил его карточкой и, получив ледяную банку, со стоном облегчения приложил себе в затылочную складку:
   - Какая же дрянь это ваше воодушевление... Перегорю когда-нибудь.
   Вызванный ключом лифт увёз их ввысь, потом ещё долго шли мраморными галереями. Широко жил Князь Игорь. Потом ещё по лестнице спустились на этаж. У самого порога Княжьих покоев охранник-оборотень вдруг поинтересовался у Филина:
   - А дрова вам нужны?
   - Нет... - оторопело ответил тот.
   - Ну тогда я приберу их пока в камеру хранения. - Рома аккуратно отобрал у Филина оба полена, почти скрыв их в кулачищах. - Положу в камеру хранения на минус первом у "Виктории". Вы там позовите меня, я открою. Меня видно. До скорой встречи, дорогие друзья.
   Ваню накрыло жаркое осознание: всё это время он бродил с дровами. "...!" - подумал он, входя в высокие княжеские двери.

06. Расследование

   За дверьми огромной залы царил полумрак. Вдали мощные лучи высвечивали силуэт Князя в длинной мантии. Донеслось: "О кабель не споткнитесь!" и Филин сразу запутался ногами в проводах. Наступившая тьма через миг проворчала: "Пилот обратно врубите уже!".
   Вблизи стало ясно, что его величество вполне величественен, однако вместо мантии одет в халат поверх термобелья и в целом несколько помят. Отстёгнутая борода висела на старинном трюмо. Великосветски касаясь затылка запотевшей бутылочкой "Адского Дьявола", владетель бесшумно увлек гостей ковролинными полями к пёстрой стае кресел, стульев, пуфиков и столиков с нарзанами, стаканами, пепельницами, салфетками, печеньицем - всё это водило хороводы посреди помещения, словно в штабе батьки Махно. Говорит, чувствуйте себя как дома - а у стеночки на каталке скромно круглится длинный синий мешок на молнии. Как бы намекая.
   - Вообще-то я из-за вас с полпятого утра на ногах. Падайте, кино смотреть будем. - Пробурчал несвежий князь, первым оседая в слабые обьятия кресла-мешка с пенопластовыми шариками. В руках его появился неровно отрезанный ломтище многопиксельного планшета с торчащими флэшками и проводками.
   "Перечить князю - дело кислое," - заинтригованно подумал Филин, присаживаясь на краешек стула. Рамен, утонувший в пуфиках, с каменным лицом тихонько открывал пиво - в ящике под столом помимо пепсиколы нашлась пара бутылок неплохого калужского.
   Вокруг потемнело, и на огромном стенном экране проступило тусклое видео с регистратора. По большей части кадра моталась крепкая лошадиная задница в оглоблях, а над ней было видно, как вниз по пустынной улице, оскальзываясь по снегу и сверкая тапками в лучах фар, улепётывает дедок, влекомый болторезом. Старичина Рамен хрюкнул в пиво.
   - Это дорожный патруль в 4:27, - ровно откомментировал Князь Игорь, - А вот в 4:30, более выгодный ракурс.
   Теперь камера была стационарная и хорошая, глядела она от школы вдоль длинного подъёма к метро -- как раз под ней они только что помогали извозчику с дровами. Рамен набрал под горочку внушительную скорость и, развеваясь сумками, лопатками и ремнями, нёсся прямо на зрителя, подобно испанскому быку. Князинька убавил скорость, включил грозную музыку и продолжил:
   - А за десять минут до вот этого ты, Рамен, пообщался с майндфроговским аккаунтом диггерши Стрелки, в миру Стрельниковой Зои Максимовны. Аккаунт молчал четверть века. Ночная собака-барабака давно майндфрога не встречала и очень заинтересовалась. Обнюхала все цепочки прокси, всё пометила и теперь получит много-много вкусных ресурсов. За любопытство.
   Под эту админскую дичь на экран выплывал кусок космокарты города с вполне обитаемой Солянкой. Во дворы у Бульварного кольца уткнулась кривая рукописная стрелочка. Судя по наложенной геоподоснове, совсем рядом на глубине Ада таилось что-то круглое.
   - Вот до этой стрелочки барабака добежала, понюхала старую циску и свежий фаервол. Что там такое страшное, дядя Коля? не томи!
   Дядя Коля Рамен, в какой-то момент повествования облившийся пивом, уже взял себя в руки, отряхнулся от пены и иронично покачал головой:
   - Ну ты змей, товарищ Князь... Всё рассказал - а на самом интересном месте сдулся! Да ты впятеро больше меня знаешь!
   Князь Игорь сделал сложное лицо и со значением свернул шею бутылочке энергетика:
   - Рамен, я монарх просвещённый, мне фантогена не жалко. Могу и квиринальчика внутрипопочно вмазать. Расширим сознание - мало не покажется. А вот ещё пуэрилин есть! Детство вспомнишь, в штаны сходишь...
   - Ну ладно, ладно. Видишь, я готов к сотрудничеству?. Ты забыл досказать ещё несколько очевидных штук. Судя по карте - там стандартный бункер-поплавок на двух сотнях. Один блок, этажей на пятнадцать. Четыре подходняка, один к стволу, это к связистам, четвёртый... Артезианка, наверное... А это что за домик? Ну-ка дай сюда планшет... Ёлки, что с царёвым домом сделали. Так она мне из домика или из бункера звонила? Слушай, Филин, - Вдруг расцвёл Рамен, - а ведь мы этот бункер пропустили тогда. Я вот его не знаю, а он есть. И Стрелку последний раз у Героев Плевны видели. Точно говорю, там она! Всё, я побёг! Княже, что я тебе должен?
   Под грозно мутнеющим потоком диггерского сознания князинька всё больше хмурился, даже встал, ходить начал, но тут уже не стерпел, взревел архиерейским командным басом:
   - Должен? А ну-ка сядь, Николай Семёныч, никто никуда не идёт! Ты хоть понимаешь, что когда ночью по городу в панике бежит олдскул-диггер с болторезом - население волнуется? Потому что примета дурная! Да по хорошему ты давно уже должен мастеру пяти веществ душу открывать, сам себя перебивая! Но давай всё-таки разберёмся как воспитанные люди. Что за гражданка, где её носило всё это время? О чём говорили? Где запись разговора? Ну?
   Присмиревший Рамен задумался, но не сел, как было велено, а рассеянно побрёл в угол, к белевшему на горизонте холодильнику. Князь сделал ему вслед множество проклятий жестами, рожами и даже пинком ноги. Подумал немного и крикнул:
   - Возьми мне там ещё банку злых ядов! На дверце!
   - А мне пивка, пожалуйста, если холодное есть... - Ваня Филин, пересев в необъятный пуфик, отрешённо кайфовал от очередных извивов хитрого субботнего утра. На часах ещё десяти не было. И тут до него дошло, что князинькины хоромы - это просто один из залов местного кино-мультиплекса. В соседнем зале взвод визгливых деток смотрел "Тома и Джерри". "Аффигеть." - подумал Филин. Князь обессиленно рухнул на хрустнувшее десятью суставами директорское кресло:
   - Наглые вы, диггеры. Трудно с вами.
   - Это вы с ним диггеры, - благодушно махнул рукой Ваня, - и это мне с вами трудно.
   - А может всё-таки пару кубов квиринала? Кристаллы -- вообще прозрачные.
   - Ой да ну... Я ж не знаю ничего. И вообще, я не из этих. У меня, между прочим, выходной сегодня, первый за две недели.
   - А князьям выходные не положены?
   - Нет.
   - Ну, блин.
   Минуту джентльмены курили в блаженной тишине. Дым уплывал вверх, тая во мраке. Наконец, не сговариваясь, ткнули пальцем в угол, где в чреве двустворчатого холодильника хищно рылся Рамен:
   - Это всё он виноват.
   И стали сидеть дальше.

07. Четыре контакта

   - Я так не согласен! - даже на операционном столе старый диггер не терял боевитости. Из-под простынки сиротливо торчали когти в дырках носков. - Нельзя общий наркоз! Я же ж пьяный! Вдруг кони двину?
   - А никто тебе общего наркоза и не предлагает. Хотя так даже удобнее было бы. - Князь терпеливо нависал над Раменом с молитвенно воздетыми руками в синих перчатках. - Есть масса других забавных веществ. Или давай новокаином обколю! А можно ещё заморочиться и замутить периферическую анестезию по Войно-Ясенецкому.
   - Я не переношу уколов!
   - Давай Роме позвоним, - навис со второй стороны Филин в хирургической маске и белой шапочке, - он придёт и ударит тебя по голове поленом.
   - Стакан спирта дайте! - воззвал старичина с тем же самым жаром, с каким однажды было сказано: "Моя фамилия Сусанин. Где польская делегация?" Это было приемлемо. Воды, сто спирта, воды, огурчик и ещё три воды пролетели в диггера мелкой пташечкой. Старого успокоили, уложили.
   Проектор рисовал на стене гигантский изгиб Раменова позвоночника, сиротливую клетку рёбер, и вообще, много полупрозрачных костей с шурупами, штифтами, проводами, мышечными тягами, коробочками модулей - всё металлическое сияло огнём, как плоть ангела. Всё мажь олдкаином, тут надо отсчитать, значит, ребро, ещё, ещё, ого, да вот они, прямо блямбы прощупываются... "Э-э-эх!" - залихватски крикнул Рамен, когда Князь решительно рассёк ему кожу на четырёх рёбрах. Хирурги-энтузиасты отошли на шаг.
   Никакой особой крови на пергаментной коже не выступило, так, всего один зажимчик понадобился. Под красно-желтоватым слоем тканей обнаружились четыре натуральные плоские гайки на тринадцать, стоящие вертикально в ряд и отливающие синевой. Две - изрядно помятые. Плоскогубцами, не иначе.
   - Эк. Ты очень старый и очень русский киборг, дядя Коля. - Хмыкнул князинька. - В наше время людям шпильки М6 в рёбра не вкручивают, если нет педагогической цели. Самый брутальный USB-разъём, что я видел. Вот эти жёваные - похоже, земля и питалово. Грыз их, что ли?
   - Не-е-е - пьяненько протянул старый киборг. - это в бригаде нашей понт был такой, заряжаться крокодилами от аккума. Или от розетки. У нас в основном егеря были, Линкс-302. Как я. Понтовая охотничья модель для богатеньких, с индукционной зарядкой. Буржуй на клавиатуре руки подержит, на руле, поспит в электроперчатках - глядишь, за пару дней зарядился. Потом все выходные по лесам козлом скачет. Кто ж знал, что модули на Ковровском заводе доработают под нужды армии? По Ковровскому наставлению надо пятьдесят минут в день держаться за куски трубы с проводами, а от них током шарашит. Как будто делать больше нечего.
   - Ага, а тут такие вы: "За ДШБ!", водки ам, в грудь себя крокодилами хряп-хряп - и дым пошёл... - Князь деловито привинчивал к стариковской груди сверкающие контакты, тыкал жалами мультиметра. - За сколько там, за десять минут заряжались?
   - Да и пяти хватало, там же аварийная зарядка на контакты заведена. Дух в казарме был... Каптри прибегает, строит роту, всем разнос, шмон по тумбочкам за проводами, а у самого штепсель из-под бушлата висит, как чорт с хвостом. Весело было... Шурик Остапченко себе на шину данных 24 КАМАЗовских постоянных вольта закинул, западный мост себе сжег и руку парализовало. Два месяца на Керченском Судоремонтном потом пузо грел, чинился, гад...
   Рамена решительно повело, язык заплетался, но потный Князь уже завершал, тут лазером подымит в экстазе, там телопластиком последний штрих подмажет. Наверное, вот так добрый доктор Пирогов изобретал под шрапнелями полевую хирургию.
   Вскоре на тощем пятнистом теле Рамена стыдливо розовела вполне молодая и свежая грудь, по левой стороне которой хромированными пуговками выступали четыре кастомных Кибер-Либеровских контакта в синих силиконовых шайбах, каждый стоимостью в крыло от самолёта. Последнее обстоятельство Князя мало волновало. Он зачарованно водил ладонью над местом операции. Во всём этом было столь мало эротического, что Филин тревожно подумал : "Есть вещи и покруче гомогеронтофилии":
   - Умели ведь делать, - уважительно пробормотал головой князь, глядя в блокнотик и крутя верньеры профессионального блока питания, тоже от немцев "Кибер-Либер". На клеммах питания уже стояли экранированные шнуры с магнитными контактиками, и тоже либеровские. Пижон его сиятельство, ох, пижон. Однако к клеммам данных был запросто примотан зачищенный хвост грязного USB-шного кабеля, висевший до того на дверце шкафа рядом с бородой. Второй конец кабеля его милость воровато воткнули в хаб под столом.
   - Княже, ты помнишь, ты обещал? - подозрительно проскрипел древний диггер, - Просто скачать данные.
   - Да-а-а... - Задушевно прошептал его сиятельство, перетыкая хвосты в серверной стойке. На его лбу выступили бисеринки пота, а глаза были честные-пречестные, как у лисицы.
   - Ну что, пошли данные? Хех... Нас тогда выгрузили в Спас-Клопиках из коптеров, прямо из Муромского котла, все в крови ещё, в дырках, и тут по мэйлу всем дембель приходит и премия на карточку.
   - Да-а-а... Пожалуй, для начала четыре и шесть...
   - Пяти батальонам разом. Причём мы-то на базе, а три - в окружении. Это ж пятнадцать лет назад, ёлки... Что было! Прапора по полям грузовиками гоняли, капраза боцман вообще в бункер к связистам запер. На всякий случай. На пускозаряжающей машине за водкой через лес напролом! Наутро девятнадцать человек "Вечный сон" себе сыграли, от каптри Ванина пистолет по всей базе прятали... - Сонно бормотал Рамен, прикрыв глаза. - У меня аккумы тогда как сели, так больше и не заряжал. Пару недель ломало, просто жесть... А потом привык. Только самописец ещё шуршит, чувствую даже иногда: о, хорошо легло...
   Тут князь вытер рукавом пот со лба, фальшиво пропел "Не плачь, девчонка, пройдут дожди!" - и дробно застрочил в консоли. Рамена подкинуло в воздух, согнув пополам вокруг фиксирующего ремня, а потом с лязгом вдарило пятками и затылком в металлический стол. На миг ремень натянулся тетивой, но старик уже затих по стойке смирно, а по монитору на слесарной тумбе побежали строчки загрузки системы, тестов, отказов. Дедовы зрачки схлопнулись в точки, а потом стали звёздочками и завертелись.
   Не развидеть, с грустью подумал Филин. На заре туманной юности у Вани тоже был период ходьбы по кривой дорожке, когда он поднимал бойцов для самых мутных кадровых агентств.
   То есть из Троицка приходит заказ, скажем, на сантехника. Находишь в Барвихе самого грязного бомжика с криво вырезанным аккумом, поишь его водярой с клофелином, в багажник - и в Мамыри везёшь, в гаражи. Там надо страдальца помыть, запитать, потестить и подключить к компу с криптомодулем.
   А потом включаешь - и перед тобой демон вместо сантехника. Злой до чёрта майор новосибирских аэрокосмических войск из якутского плена, например. Поэтому их заранее ремнями привязывают.
   Потом, конечно, выясняется, что сантехника в общем-то входит в курс молодого космонавта, и сам космонавт уже успокоился, видит жизненные перспективы и обратно в Барвиху не хочет. Остаётся только выдать ему комбез с кедами, карточку на автобус, да забить в присяжный блок новое место службы - и всё. Можно слать в Троицк присяжный код нового сантехника. А тебе в ответ - двадцать биткойнов на счёт.
   Ну точно, судя по сноровке, у Князиньки в прошлом были похожие тёмные страницы, и не всегда он княжил.
   Наконец, на экран вылезла заставка операционки: полнокровный бюргер с пером в шляпке криво палил с двух рук из слонобоев. Появился рабочий стол в унизительном разрешении, а на нём - курсор с таракана размером. Из иконок на экране были голова робота и помойное ведро.
   - Это какая же древность? - поразился Филин.
   - Ты знаешь, а это по ходу заводской отладочный дистрибутив. Даже ещё не релиз. Ничего не патчено... Надо имидж в коллекцию сделать... - Задумчиво бормотал князь, уже избавившийся от халата и перчаток. Он вставлял в серверную стойку салазки с дорогущим нулёвым хардом.
   Поиски хорошего опенсорсного дистрибутива, три сборки ядра так и эдак, мат и танцы с драйверами завершились заполдень. Также князиньке пришлось провертеть в диггере дырку для эндоскопа - переткнуть пару джамперов.
   Филин, в свою очередь, сподобился у неких мутных гонконгских трансвеститов ещё и русификатор интерфейса скачать, впридачу к свежим дровам для стрелкового комплекса. В общих чертах старичина был отлажен к обеду.
   Нажав на клавиатуре три весёлых кнопки, Князь Игорь послал диггера в ресет. Диагностика на свежей системе пролетела за пару секунд, а потом Рамен просто исчез со стола, только тень метнулась за границу зрения. Тотчас он стоял с болторезом наперевес за спиной Князя, но теперь уже его сиятельства там не было.
   - Всё, всё, остынь. - Донёсся из потолочных динамиков княжий голос, всепонимающий, как у доброго психиатора. - Сядь, покури. Ты думаешь, чем бы я из тебя данные расшифровывал? Там же ключ на шестнадцать килобит! А так всё сам на лету перекодишь и не включайся ещё хоть сто лет.
   - Зараза! - Взвизгнул Рамен. - Сядь? Покури? Я теперь сесть не могу!
   Действительно, сутулость и шарканье рассосались. Диггер с болторезом порхал балеринкой.
   - Да мне плевать, хоть пляши, только провода обратно на клеммы надень и пароль думай. И ножнички урони.
   Через десять минут уже слушали расшифрованную запись разговора, а Филин прилаживал на цепочку жёваную гайку с Раменова ребра, подрезанную в эмалированном лотке. Оказалось, сплав с платиной. Широко жили предки.
   Будет старому сувенир - может, перестанет дуться.

08. Удивительный голос

   У Стрелки оказался гипнотический напевный голос, как у Фаины Раневской.
   Флегматичная дева после небрежного привета светски извинилась, мол, прости, Рамен, что впутываю тебя в свою личную жизнь, но не мог бы ты помочь, то да сё... Просто заброситься, открыть ей гермуху - и выброситься. А то она одна тут справиться не может, темно.
   Старичина, ясное дело, принялся спросонья корчиться и юлить, потому что всем чайникам помогать - помогалка отсохнет. При этом он умудрялся быть неприятно игрив -- вот ведь сладострастный старец! Загадочная диггерица гнула своё, мол, Ворону коптевскому не говори, а то вони до неба будет.
   Тут у Рамена, видимо, начало складываться в голове, что это за Ворон, что это за Стрелка, и вообще, что это за херня? Он начал хрипеть всякие ненужные панические вопросы, но уже в никуда, потому что Стрелка выпала в офлайн на полуслове.
   Ну что сказать? Интонации нормальные. Пульс ровный, семьдесят два удара в минуту. Дыхание. Обо всём этом Ваня доложил Князю, тот, заинтересовавшись, что-то стал искать в Вики.
   Вика обратила внимание, что говорящий находится в тупике длинного тоннеля диаметром около четырёх метров, поклялась акустическим анализом.
   Филин согласился:
   - Ну да, это слышно. Хорошо, что там стереомикрофон. Голос - как из бочки. Причём бочка длинная и налево-вверх заворачивает. Очень похоже вон на тот людской ходок на чертеже.
   Мимо бабочкой порхнул Рамен с голым атлетичным торсом. Взамен крылышек у диггера имелась огромная плоттерная распечатка в руках, ветхая и пыльная: геоподоснова Солянки. За дедом поводком тянулся зарядный кабель.
   - А вот и ствол, которого я не знаю! А я на Китае все стволы видел. Шахта 3594-бис. И там же - тот самый домик, где Циска стоит.
   - Булочная "Хала", извольте видеть, частный предприниматель И. А. Аранзон. ПБОЮЛ, так сказать. - вынырнул из недр Вики Князь Игорь, - Поедем же к евреям, господа!
   - Люди, ты такие лоси на своих батарейках! - Возмутился Филин. - Дайте хоть домой забегу за снарягой. И этот энерджайзер, - он кивнул на снующего Рамена. - пусть берцы мои отдаст. В валенках я больше не лазаю.
   - Я вас сам на машине развезу. И стану гудеть под окнами, пока не соберётесь. Спасы так спасы. - Пафосно раскинул руки князь, однако потом отвертелся и водилой вместо себя послал управляемого киборга Рому.

09. Сорок минут на сборы

   Рамен за какое-то никакое время обкорнался машинкой, по-флотски подстриг бороду, а также переоделся в тельник и застиранную пехотную цифру с битыми пикселями на локтях и коленях. Теперь дед напоминал тайно пьющего военрука. Убоищный плащ на ватине цвета февральского неба надёжно закупорил собой мусоропровод на радость всему подъезду, а сверху засор притрамбовали жуткие Раменовы чуни, те самые, в соляных разводах. Пробудившийся в диггерской душе киборг влиял на старичину благотворно. Даже морщины слегка подтянулись - медблок по мере сил молодил хозяина.
   Старый княжеский жигуль, шедевр сварщика, визжал лысыми покрышками, проносясь по дворам туда-сюда: за снарягой, и ещё раз в гараж за обвязкой, за забытым в суматохе Филином, и ещё ящик пива, а князю "Адского дьявола" три банки... Мрачный Рома-Яроволк, занимавший изнутри большую часть машины, проявлял чудеса скорости и предприимчивости, исторгая чорные языческие проклятия. Даже Филина он вырвал из когтей бабушки одним резким рывком, пояснив той суть происходящего ровно за семь секунд. Впервые за три года Ване даже не сунули пакет с бутербродами. Охранник Рома опасался, как бы князиньке не вздумалось опять поиграться пультом управления Ромой.

10. Гонки на мотовозе

   На полпути от Тёплого Стана к Коньковской заставе, в промзонах напротив Палеонтологического института стоит замызганный ангар Промводооткачки, похожий на половинку ржавой бочки. В час "Ч" плюс сорок две минуты в открытые ворота лихим пацанским дрифтом влетел жигуль, затормозив у венткиоска в дальнем углу ангара. Из машины фонтаном вылетело барахло, железо и люди, и столь же стремительно всё это отправилось на лебёдке в развёрстые вентшахтные недра.
   За коротким ходком с останками старого вентилятора обнаружился длиннющий зал бетонных колонн, щедро освещённый разномастными диодными девайсами. Всё было подметено, любовно покрашено, смазано и крайне, крайне изношено.
   Здесь когда-то был перекрёстный съезд, а теперь два пути с Тёплого Стана сходились в один. Второй путь в сторону Конькова был разобран, и на оставшемся за стрелкой огрызке рельсов самозародился подземный гараж, переходящий в запущенный слесарный монтерятник. Там стоял и не заводился заслуженный княжеский мотовоз с гербом Тёплого Стана.
   Звероволк Рома принялся нежно, обливаясь потом, грузить неподъёмный зелёный гробище типа снарядного ящика, но с красным крестом и мигающими диодиками. Похоже, кран на дрезине тоже не работал.
   - Ничего так. - уважительно покивал Филин. - Я-то думал, мы на свадебном лимузине поедем, а тут вообще свой поезд...
   Князь был в парадном: при солидной бороде и в синем комбезе Промводооткачки. Некоторое время он молча и хищно терзал дизельные потроха. Наконец, его сиятельство задумчиво вытер чорные руки о бороду и пояснил, что поверху до Солянки - шесть разных зон влияния и развалины, а дрезина вот она. Не хочешь - не едь. Или не ехай.
   - Главное, - наставительно изрёк он, - это отсутствие лишних глаз!
   Тут со стороны Тёплого Стана донёсся нарастающий рёв, и вскоре мимо пронёсся лязгающий состав из сверкающего рельсового автобуса, грузовой платформы и аккуратненького вагона архаической серии "Еж". Всё это было плотно забито бабками, конторщиками, монтерами, деловыми девами, панками, мешками, коробками, имелся и толстый мент.
   На стрелке машинист коротко гуднул, вагоны с грохотом зашатались, и на шпалы упал неловкий зацепер. Отряхнувшись, мерзавец рысью догнал состав и мешковато взгромоздился обратно на сцепку. Как вообще на сцепке Шарфенберга можно ездить? Это ж надо иметь задницу очень причудливой формы!
   - Да, конспирация прежде всего... - солидно согласился подтянутый Рамен, смакуя пивко. И после паузы светски добавил:
   - Кажется, это был экспресс 14:40 на Планерную. Совсем зацеперы обнаглели.
   Наконец, расселись вокруг примотанного репшнурами груза, двигатель закашлял, отравив атмосферу сизыми солярными клубами, мотовоз душераздирающе проскрипел туда-сюда по стрелке и птицей рванул вперёд, в сторону Китай-города.
   Однако следующие двадцать минут спасателям пришлось тащиться в хвосте неторопливого экспресса, дыша вонючим выхлопом да пугая гудками зацепера, пока на Калужской пассажирский состав не заглох окончательно. Снова мотались в разные стороны по стрелкам, объезжая затор, и всё-таки вырвались вперёд.
   Теперь мотовоз понёсся всерьёз, лязгая и подпрыгивая на кое-как положенных коротких рельсах. Филин осмотрелся: ехали пятеро. Яроволк Рома рулил, а Князь, едва влезший вторым в кабинку, намертво влип в телефон. Здесь местами был халявный вайфай, так сложилось исторически.
   Снаружи на платформе, кроме Рамена с Филином, ехал и резкий безопасник Соколов, встречавший их поутру. Товарищ Соколов оседлал зелёный медицинский гроб, и его явно всё бесило. Как ведьмак на шабаше. Бодро спасы складываются.
   Мимо проносились тусклые фонари-жёлуди в проволочных сетках. Трижды под гулкое Ромино "Бо-ойся!" с потолка сыпал грязный ливень очередной протечки, а временами между рельсами бежала настоящая ржавая речушка с бурлящими перекатами. Калужско-Рижская ветка держалась на последнем издыхании. Ваня слышал от одного путейца, что за Новыми Черёмушками по второму пути уже нет рельсов, а между Шаболовской и Октябрьской нет и самого второго пути: тоннель стоит затопленный.
   На съезде в межлинейник, в адовом рёве водооткачки и вентиляции, давно и основательно работали монтеры. Неторопливых замурзанных дядек в оранжевых жилетках пришлось разгонять с путей гудками. С достоинством зевая в усы, те давали дорогу неохотно, словно африканские львы.
   Шесть пар оценивающих хищных глаз проводили дрезину. На мгновение запах перегара перекрыл дизельную вонь. Да, зацеперу тут придётся туго.

10. Совет владык

   На чистом сияющем Китай-Городе их уже встречали. Князинька своими звонками сорвал под землю весь цвет местечкового бомонда. В мраморах станционной колоннады высились трое бородатых владетелей, различавшихся в основном костюмами. Роскошная ковбойская шляпа Ребе Шломо, обвешанный железом комбез солянского далай-диггера Мельхиора да потёртая сюртучная тройка товарища Орлова из Центрального Комитета обозначали собой три притягательных полюса местной жизни. Трём старцам, как обитателям большой Солянской коммуналки, много всего приходилось делать сообща.
   Ведь что мешает бедному еврейскому коммунисту на досуге ещё чуть-чуть собирать хабар по выселенкам? Невзирая на все кастовые противоречия. Все подданные общие, переженились ещё, сидят на головах друг у друга, требуют свобод, а налогов стараются никому не платить, да ещё и электричество воруют. Можно глубоко познать человеческую натуру, за всю жизнь так и не покинув пределов Солянки и Хитровки.
   Филин прикинул, что старцы оторвали зады от диванов в священный для каждого из них день. У еврея - Шаббат, у коммуниста - Выходной, а далай-диггер днём в субботу вообще обязан пребывать на самом днище Пятничной полазки. К каждому князинька нашёл свой подход, но вряд ли прибавил владетелям хорошего настроения.
   Средь сумрачных Великих Ваня Филин почувствовал себя лишней совой, и потихоньку утащил с дрезины оружейный ящик с чем-то, возможно, с оружием. Пристроил его на Раменову сумку-тележку и покатил в другой конец платформы, к вокзальным бабкам с варениками, угарными самокрутками и пивком, но прежде всего -- к пленительно пахнущему мексиканскому жральнику под усатым бюстом Ногина. Там на скамьях зала ожидания в сизых клубах дыма дружно питались рядовые участники спасов: ядрёный коктейль из хасидов, диггеров и комиссаров в пыльных шлемах. Несколько обычных, ни к чему не причастных пассажиров на тех же скамейках неспокойно ёрзали и косились, словно кони нервные. Самые трепетные уже сбежали на платформы к поездам. Нос к носу с тварями городских недр обыватель всегда скукоживается.
   Ваня взял неплохого капучино и вдумчиво зажевал пламенное буррито. Свернув цигарку, он удобно примостился на своём ящике и стал рассеяно слушать, звеня ложечкой в стакане. Народ делился самыми невероятными подробностями предстоящих спасов, прикидывали, чем будут кормить и в целом все ждали приключений. Это обязательно. Приключения - рядом!
   Оказывается, товарищ Орлов всех своих бойцов-комиссаров сорвал сюда на Сталинский субботник. Так сказать, спонтанный Сталинский субботник. Как ни странно, те были крайне довольны, лили в кофий самогонку и вовсю своего Орлова нахваливали. Халявный зачёт за коммунистический субботник, да ещё вдали от тёщи - это не шутки.
   Филин невзначай указал пальцем с направленным микрофоном на совет владетелей на платформе, но и старцы тоже были не особо в курсе происходящего. Что характерно, Князь там вовсю темнил, ничего, мол, толком не знаю. Мол, техногенная авария, звонок, человек за бортом... Москва провалится... Филин, насторожившись, подкрутил громкость.
   Ваня и раньше знал, что Промводооткачка чуть менее чем полностью принадлежит Князиньке. И теперь вместо объяснений происходящего его светлость упорно гнул генеральную линию к тому, чтобы акт о производстве аварийных работ составить, и ещё смету, и наряд.
   Ребе Шломо от такой субботней перспективы словно лимона зажевал, а вот товарищ Орлов наоборот, при упоминании бюрократических процедур волшебно оживился.
   Но в конце-концов сошлись на том, что все бумажки - в понедельник, потому что далай-диггер куда-то пролюбил Большую печать.
   А потом приехал Планерский экспресс, уже безо всякого зацепера сзади, и загудел, прогоняя с пути княжий мотовоз. Никакого почтения к власть предержащим. Пришлось разгружаться в темпе. Властно загремели команды, и все спасатели забегали, будто укушенные. Филин неспешно покатил свой снарядный ящик к запущенному ради такого случая эскалатору наверх. В первых рядах.

11. Суббота в муравейнике

   Вывеска булочной "Хала" скромно торчала с левой стороны целого муравейника пристроек, надстроек, верандочек, балконов и мезонинов. Все эти шедевры деревянного зодчества безо всякой системы росли на основательной трансформаторной будке в недрах Колпачного переулка, а потом лихо шагали через забор и кустились ещё на половину соседнего двора.
   Из десятков окон выходил теплый дух бытовухи, висели на форточках кульки с едой. В мансарде на четвертом с половиной этаже задушевно гремел Стинг. Евреи справляли субботу. Всё было заперто, а что не заперто - припёрто досочкой. Булочная была для пущей надёжности и заперта, и припёрта. Кроме толпы разномастных спасателей, во всём дворе не было никого.
   Мобильник Изи Аранзона вместо гудков терзал душу рыданиями скрипки. Пекарь упрямо отсутствовал. Ребе Шломо, сбросив вызов, изверг нечто пламенно-ветхозаветное и пронзительно возопил уже по-русски:
   - О-ольга! Ма-ашенька! Передайте тёте Айгюль, что ежели сейчас Изя не выйдет вот сюда, ребе Шлёма Рождественский станет учинять азохнвэй посреди двора, пока не проснётся Нинель Владимировна, и когда она проснётся, она выглянет за балкон и спросит: "Соломон, что ты кричишь?" - А я отвечу: "Не знаю, Нинель Владимировна, спросите свою невестку Айгюль!" И она непременно спросит!
   В процессе произнесения заклятия нагромождение домиков уже заскрипело, захлопало дверьми, в окнах замаячили силуэты самых разных размеров. Не успело эхо раввинского голоса опасть на кирпичи двора, как из распахнутой далеко справа дверцы мощные женские руки выставили на снег растерянного пекаря Аранзона. Рыжая девчонка в японском халате загнала вовнутрь разбежавшихся мелких, и дверца защёлкнулась.
   Стинг наверху затих. Из мансарды в четвёртом (или пятом?) этаже часовой кукушкой высунулась ветхая лупоглазая старушка в шерстяных платках, скрипуче вопрошая раввина:
   - Соломон, что ты кричишь?
   - Всё хорошо, мама, идите внутрь уже пожалуйста! - Поспешно отвечал вместо ребе пекарь Изя, успокоительно двигая ладонями. Он старался говорить уверенно, топорщил рыжую бородищу, но ни в чём он уверен не был.
   Не располагал к тому тренировочный костюмчик на круглом пузе, тапки на морозе тоже не добавляли куража, и даже изумительная религиозная меховая шайба на темени не выручала, несмотря на метровый диаметр.
   Пекарь Аранзон стоял в субботу в собственном дворе, а впереди маячили неприятности в лице ребе и пары десятков обвешанных железом отморозков. Возможно, будут погромы. Клиента можно было брать тёплым. Ко всему прочему, Изина мама, поджав губы, царственно прокричала:
   - Соломон, если ты не перестанешь орать в субботу, я уеду в Израиль! И тогда делайте тут что хотите, хоть на голове пляшите!
   - Нинель Владимировна, что вы, какой Израиль? - Ненатурально изумился ребе Рождественский. - В Израиле, там никто не живёт, там радиация, фантоген и полторы калеки черношляпников. Ну может ещё полтора араба в противогазе для общего раздражения. Изя, вы разве ничто не говорили маме?
   Судя по потерянному лицу пекаря, Изя маме не говорил, но ещё чуть-чуть - и придётся. Ребе Шломо явно свёл некие старые счёты с кланом Аранзонов. На Изино счастье, туговатая на ухо Нинель Владимировна, истолковав недослышанное в свою пользу, ускрипела внутрь своего кукушачьего домика. Пекарь, переведя дух, заскрёбся обратно в дверь за ключами от булочной.

12. Сказ о том, как евреи умножились

   С Израилем, как известно всем, кроме старой мадам Аранзон, произошла печальная и поучительная история. Когда в Мировую Полночь вся система международных сдержек и противовесов рухнула, в первую очередь она рухнула на еврейскую страну. Одних только ядерных боеголовок прилетело шесть - от трёх доброжелателей сразу, а уж фантогеновых кассамов никто и не считал. Это не считая всего того, что отловил Стальной купол.
   Конечно, иудеи храбро сражались, танки Цахала раскатали в пыль и Каирскую, и Мисуратскую республики, но в какой-то момент храбрых семитов осталось меньше, чем до войны было, скажем, в той же Беэр-Шеве. Вовсе не осталось ни стариков, ни детей. И половина населения всё ещё отходила от фантогенового бреда. И тут пришла вторая эпидемия Румынского смеха. Богоизбранный народ заспешил на встречу с Создателем в полном составе и в очень хорошем настроении. Гог с Магогом и примкнувший к ним Гомер со всеми отрядами его -- хищно ликовали.
   Тогда раввин Илья Паписмедашвили, взяв рюкзак со священными предметами и едой, пришёл к Стене Плача и снял противогаз. Вострубив в могучий рог-шофар, он принялся кричать Богу. Эпицентр взрыва недельной давности находился в семистах метрах за стеной. С каждой минутой в ребе вливались радиоактивные кюри и отравленные фантогеновые единицы.
   В шаббат Господь прислал Илие ангела. Три дня раввин бился с посланцем небес. Праотца Израиля такой же ангел в своё время победил, парализовав тому бедренный нерв, однако Паписмедашвили до чресел решительно не допускал. Тогда ангел мстительно вырвал Илие бороду, волосы и брови. Это весьма походило на острую лучевую болезнь, но подхохатывающего румынским смехом раввина ничто суетное не волновало.
   Ангел был побеждён к понедельнику. Отлежавшись, ребе Илья понял, что теперь должен восстановить Храм. Из ризницы в развалинах ближайшей церкви добыл золотые священнические ризы, в целом слаженные по еврейскому уставу. Пришлось, потому что евреям до восстановления Храма священники не положены, соответственно, ризы - тоже. По пути обратно подрезал в руинах супермаркета палатку-трёшку, её и объявил Храмом. Ещё день ушёл на каноническое обоснование крестов на ризах. А затем к палатке Илии явился лично Господь.
   В пятницу в расположение третьего батальона самообороны Хайфы вошёл, пошатываясь, их бывший батальонный ребе, теперь - первосвященник. Из ворота златых риз торчала почернелая лысая голова. Рюкзак он обронил где-то по дороге, потому Нетбук Завета, мёртвый от радиации, нёс под мышкой. Когда к вечеру Илия умер, сисадмины как раз извлекли с харда сам Файл Завета.
   Те фотографии с похорон, где Илия покоится в большой бороде и в классических одеяниях первосвященника подобно Каиафе - это с мобилы ребе Менакера. Где тот взял бороду - не вполне ясно, да и не суть важно, а вот облачение - оно из Храмового инвентаря, который оказался в распоряжении Менакера. Дело в том, что в ожидании возведения Мошиахом Третьего храма деятельные евреи времени даром не теряли и загодя готовили всё храмовое снаряжение, зарывая по тихим местам золотую менору и всё, что требовалось по канону.
   Поскольку иудеи обожают делиться на течения и секты, таких комплектов было изготовлено то ли семь, то ли десять - каждая ветвь религиозного дерева свято верила, что именно она поставит в Храм тот самый Погребённый светильник. А там, на секундочку, в одной только меноре два пуда чистого золота, и ещё десять столь же весомых светильников вокруг, да ещё столик. Посуда всякая. И один из таких комплектов хасид Менакер всю войну возил в обозной фуре за батальоном "Асаф", рулил на этой фуре под артобстрелом и даже зарывал золото в окружении. Вот оно и пригодилось... Ну в самом деле, не в архиерейских же ризах еврейского первосвященника хоронить?
   Так вот, касательно Файла Завета: самая мякотка притаилась в конце документа. Господь, огорчась мытарствам избранного народа, принял меры и подписал дополнительное соглашение к Моисеевым скрижалям. Теперь евреем был тот, у кого в роду были евреи. Хоть в седьмом колене - причём и по мужской линии тоже.
   Черношляпники завопили как резаные, но народ серьёзно задумался. Тем временем по горящему миру поползли слухи, доктора взвинтили цены на анализы, и через неделю евреи внезапно удвоились. Ещё через неделю подтянулись китайцы, и евреи стали вторым по численности из выживших народов. Черношляпники сказали, что уходят, а их никто и не держал. И никуда они не пошли. Вместо этого, как требовал пятый пункт дополнительного соглашения, сам новоизбранный народ покинул отравленный Израиль и отправился в пленение Вавилонское. В качестве Вавилона был избран неплохо сохранившийся Бейрут. В среду в запустелый город, ревя дизелями, вошли "Меркавы" Иквот Ха-Барзеля и быстро нашли общий язык с тремя тысячами еле живых ливанцев, тем более что половина тех уже были евреи...
   Всё это Ваня выяснил из висевшего на гвозде новообрядческого "Сказа о том, как евреи умножились". Последние страницы триллера были повыдраны, и сюжет обрывался на самом интересном месте. Да и перед кабинкой уже сопела, переминаясь с ноги на ногу, какая-то нетерпеливая гирлица. Блин. Ну да ладно, всё равно пора выходить. Наверняка там уже отыскались ключи от булочной.

13. В недрах пекарни

   В конце концов каморка булочной была отперта, объявлена штабом спасов, а пекарь усажен в своей микроскопической конторке за рабочий столик, на рабочий стульчик. Обнаружив себя на привычном месте, Аранзон приободрился, сцепил лапки поверх пуза и закрутил большими пальцами.
   - Изяслав Арамович, а когда вы поставили роутер? - сладчайше осведомился Князь Игорь.
   - Ну-у так вчера до полночи наш программист программировал, к утру только всё наладил. Насверлил тут, напылил - видите? Тянул провода на производство, и в кладовую к Сёме, и к Джейночке в бухгалтерию, а потом настраивал. Я ему говорю, Владленчик, уже три часа как суббота, а он говорит, мол, Ленин разрешает. И что? Великий Ленин завещал сверлить стены дрелью в субботу? У него дети за стенкой не спали? И вот вам Ленин! - Изя скорбно развёл толстыми веснушчатыми ручками, имея в виду всё происходящее. Мол, одни беды от этого вашего Ильича.
   - Та-ак... - протянул Князинька, разглядывая затейливую проводку на потолке. Ваня Филин, хрустя трофейной плетёнкой с маком, пытался прикинуть, как в миниатюрном пространстве булочной умещаются все вышеупомянутые люди и помещения. Мысль всё время сбивалась на Ленина. Примерно тем же был занят князь, и в конце концов сдался:
   - Изяслав Арамович, а ключи от серверного шкафа у вас?
   - Который с компьютерами? Нет, там я не знаю что, там хозяйство нашего программиста. Это... Владен должен товарно-кассовый чек принести... и гарантию... - Глазки пекаря забегали. - В понедельник будут все документы, вы не сомневайтесь, Соломон Никитич! - это он крикнул уже для ребе, через плечо. - Программиста уже ищем... А производство я вам сей же момент открою, не извольте, там шкафчик, там...
   Пришлось всем выйти на улицу и обойти строение кругом. Это заняло некоторое время, потому что из дома повысыпало всё его немалое население в шубах поверх халатов, и из соседних дворов пацаны с санками понабежали, и даже с Подколокольного переулка явились два дядьки в чорных костюмах. Попытались строить из себя агентов смитов, но вяло, без огонька. Модули у них стояли строго отечественные. Энтузиазм джеймсов бондов окончательно притух, когда Князинька напомнил, сколько их ведомство-которое-нельзя-называть задолжало ему за водооткачку. Шныряли по двору и двое-трое неизбежных хитрованов. Толпа заинтригованно гудела.
   Со стороны забора в пузе трансформаторной будки имелись многочисленные железные воротца с черепушками, молниями и прочими признаками смерти от электричества. Одни из ворот пекарь Аранзон принялся мучительно долго отпирать, скрежеща ключами, как Кощей над златом. Сразу стало понятно, где прячется всё пекарское хозяйство.
   Трансформаторов внутри давно не было, Филин даже примерно представлял, кому их загнали на медь и масло. Неожиданно большой свободный объём евреи обвели галерейками в три этажа, нагромоздили печей, чанов, сит. Укромных углов хватило и бухгалтеру, и адвокатской конторе "Немезида", и портному с олдскульным "Зингером" на чугунной станине, и даже бедняцкому, судя по инструментам, киберслесарю. В его же углу ржавела присыпанная мукой ГАЗель с разобранным дизелем. Безудержный бизнес застыл в прыжке на время субботы.
   Пока Князь обнюхивал вросший в бетон серверный шкаф на висячих замках, с Большого Трёхсвятительского форсированным маршем явилась боевитая сухонькая коммунистка в скрипучем кожаном реглане. Перед собой она гнала подзатыльниками сына-оболтуса, то есть мрачного сисадмина Владлена. Тот оказался обычный мелкий панк-поганка в обильном прыще, однако с комсомольским значком "Ленинский зачёт" на джинсухе.
   Завидев комсомольца, товарищ Орлов из ЦК наставил свою марксистскую бородищу на законную добычу. Эмалевое знамя на лацкане чорного сюртука затрепетало багровым пламенем революции. На значке юного сисадмина Ленин подмигнул красными глазками. Отрок тотчас растерял всю свою пубертатную наглость, вытянулся и стал всегда готов, на всё готов. Вот вам ключи от шкафа, да, товарищ секретарь, вот пароли ("Ты что, боец, зад ими подтирал?"), никак нет. А циску он у дагестанцев на Хитровском рынке купил, где-то и товарно-кассовый чек был, в понедельник принесу... Похоже, с документами на Солянке работали по понедельникам и только по понедельникам.
   Все эти сцены из жизни электропионерии мало тронули Князя. Вытянув из пупка метр витой пары, он воткнулся в патч-панель и криво застыл. Их светлости скормили пароли и явки, им принесли чаю и мягких французских булок.
   За воротами сдержанно волновалась уже половина города, все гудели и наверняка делали ставки. Уже завяз в толпе лоточник с пирожками, требуя давать без сдачи. В задних рядах возмущались - в толкотне хитрованы хакнули раззяву-фраера.
   Отдельная очередь выстроилась к высокой суровой бабке с денежным ящиком и терминалом - та явилась от Владимира в Старых Садех, и вовсю торговала свечками, а также принимала записочки за здравие. За упокой не принимала категорически:
   - Ты что, одичала что ли? Мы тут девоньку всем миром спасаем, живую, а ты за упокой суёшь! Вон, монастырь в двух шагах, там и подавай. И ещё свечку на канун поставь, за дурость свою. За червонец свечку!
   Вскоре цифровой огонь в глазах Князя притух. Повинуясь ленивому взмаху владычной руки, Рома мягко выдавил из помещения всех лишних, кого сумел отловить.
   - Значит, в четыре семнадцать ты был здесь, Владик? - Князь отхлебнул чайку и укусил от булки. В голосе владетеля сквозила столь лютая следовательская доброта, что сисадмину давно полагалось чистосердечно обгадиться. - Расскажи, что конкретно ты делал.
   - Да сетку я поднимал... Инет подключил, АТСку настраивал. - Озадаченно протянул пацан. - ну я ещё не всё настроил, надо фаервол допилить, чтобы всё в интернет не ломилось.
   - А оно ломилось?
   - Ну да, как раз в четыре. Воткнул все провода - лезет в инет. Наверное, вирусня или обновления - я не разбирался. Патчкорды пока повыдёргивал...
   - Какие конкретно патчкорды? - голос Князя содержал в себе гигантское терпение. Близкое к критической массе.
   - Да вон лежат... - на дне серверного шкафа в бетонных осколках змеилось месиво жёваной витой пары. В следующие несколько колов времени князинька нещадно рубил и переобжимал провода, стремительно перетыкал разъёмы.
   Живых кабелей оказалось всего три из десятка, и когда третий был воткнут в порт, из Раменовского наладонника сдавленно заквакал майндфроговский вызов.
   - Рамен, ты не против, если я отвечу? - Протянул руку Князь. Старый диггер энергично закивал, избегая потусторонних телефонограмм. Из машинки донеслось флегматично-вкрадчивое "Алло-у?"
   - Привет, Зоя, это Игорь. Рамен мне всё рассказал, сам он пока занят. - Вальяжно заворковал Князь.
   Ваня отметил, что его милость называет девушку по имени вместо позывного и не включает громкую связь. У местных-то аж уши в трубочку завернулись. Самому Филину с его электроушами всё было слышно.
   - Ну привет, Игорь. Что, поможешь? С меня пиво. Я тут совсем уже задолбалась. Кстати, ник у тебя какой? - Ване привиделась некая усреднённая Зоя-Стрелка, сидящая там внизу с нетбуком, в махровых тапках, у самого холодильника, набитого пивом. Сюр.
   - Давай без ников, тут народу полно, спасы, ещё в газеты попадёшь. Она жива, всё хорошо! - Солнечно крикнул Князь в толпу и вновь стал хмур и сосредоточен. То есть их светлость мощно бьют плавниками, обходя рифы неудобных вопросов и притворяются, что Зоя никакая не Стрелка, и нет здесь никакой Стрелки. Ведь далай-диггер Мельхиор наверняка в курсе тех событий четвертьвековой давности.
   Впрочем, Мельхиор мало интересовался ходом спасов. Он сиял снаружи в каске "Далай-диггер", окружённый восторженными мандалай-диггерами и диггерицами, вращаясь в лучах славы. Журналюг эта повадка всегда завораживала. Вот и сейчас главного диггера почтительно интервьюировал слюнявый пожилой хлыщ в узких штанишках и с чёлкой на глаза. Мельхиор изливался в кадр потоком бреда и даже немного порубил киркой забор. Неподалёку вились и два остальных владетеля, норовя влезть в кадр.
   - Газеты... - Стрелка бархатно рассмеялась. - Значит, Рамен как был трепло, так и остался. А сам ты с какой газеты? И Ворон...
   - Я не с газеты! - крикнул Князь, заглушая последнюю реплику, - Я с Промводооткачки! Остальное оперу расскажешь, а мне одно ответь: вот мы сейчас на стволе 3594-бис, это тебе говорит о чём-нибудь?
   - Ещё бы. Судя по надписям, он прямо за этими гермоворотами. Я у них тут валяюсь. Так и не открыла. - С лёгкой досадой сказала Стрелка.
   - Можешь подождать ещё часок?
   - Да хоть сто лет. Но я ещё перезвоню, ты не надейся. - Равнодушно уронила диггерша и дала отбой. Ваня представил, как она там в прямом смысле ждёт сто лет, и его продрало холодом вдоль позвоночника. Ну ладно, не сто, а двадцать пять. Вниз всё равно не хотелось.
   - Та-ак - деловито оглянулся Князь, роняя за пазуху невзначай отжатую у Рамена мобилу. - Где хозяин? Изяслав Арамыч, а вон та кран-балка работает?
   - Ну так мы ей тут всё и перестаскиваем. Тесто...
   - Тесто, значит... Тесто -- это хорошо!
   Через пять минут из полов была выдёрнута самая гулкая из плит, открывшая под собой душную бездну. "Ай-вэй!" -- крикнули поражённые евреи. Им отвечало эхо. Рома принёс сумки, трансы. И ещё тюк железа и верёвок.

14. Сто тысяч банок холодной Пепсиколы

   Филин задумчиво ехал вниз по верёвке. Уплывали кверху могучие кольца чугунных тюбингов, заплывшие натёками ржавчины, змеились обросшие пыльными бородами кабели. После бедняцкой восьмёрки было сладостно вот так вот порхать на пецлёвой спусковухе, да ещё и замыкающим.
   Притормозив на третьей перестёжке, Ваня вырубил мобилу и вынул из неё симку с аккумом. И ещё мультитулом аккуратно куснул себя за бок, выдёргивая штекер из подкожного разъёма. Секретку сам резал, сам паял, тоже была история, ещё в армии. В мутных обстоятельствах полезно отключить лишние устройства.
   Бок онемел, и всё тело пробило холодом аварийного завершения работы. От пары тяг ямщицкого самосада захорошело так, что на шестой перестёжке Филин едва не влетел с ходу в неопрятную груду ржавого железа и склизких досок. Сюда постепенно осыпалось всё, что многие годы гнило по всей высоте ствола: и людской ходок, и короба вентиляции, и просто всякий трэш. Тряпки какие-то. Гнилая куча лежала рыхло, через неё просвечивал бетонный пол, подсвеченный фонарями с той стороны. Всё ещё обмирая в липком поту, Ваня протиснулся между мягкими досками в руддвор.
   Забитый вагонетками зал завершался металлическим круглым тоннелем, а тот метров через пятьдесят утыкался в запертые гермоворота. Именно там все и сгрудились, долбая кувалдами и скрежеща инструментом.
   Здесь были Князь, Рамен, кубический Рома-звероволк. Присутствовали и делегаты местного населения: диггеры, коммунисты и евреи в одном флаконе, числом два. Из всех диггеров лишь у них оказались при себе нормальные обвязки, свет и вообще вся снаряга, хотя железом обвешано было всё общество. Один из этих бойцов-продуманов был начальником СБ Солянских подвалов, на секундочку. Сейчас он с голым торсом и энтузиазмом распалял автоген, в общем-то ненужный. За обвязками для остальных были высланы гонцы.
   Закиснувший за четверть века механизм проворачивался с огромным трудом, но проворачивался. Развязка близилась, и Ваня объявил себе готовность номер один. К чему? Может, к ужасу ночи?
   Полотнище ворот стронулось, и неровными рывками стало открываться, следуя за поворотами кремальеры. Князь посветил вечно-понтовым маглайтом в узкую щель, сказал "Ага" и мешком осел на пол. Как по щелчку рухнули Рамен и еврейские диггеры, звонко запрыгали по бетону болторез и ломы, кувалда, пошатнуло Рому... "Вот оно!" - равнодушно отметил Филин. Однако киборг Рома не упал, а хрустнул суставами внутри себя, потянулся, да и спросил Ваню вполне по-княжески:
   - Оп-па! А там, за вагонетками, что, особое приглашение нужно? Что стоим, почему не падаем?
   - А я решил сходить в офлайн сегодня. Отключился ради субботы. Но ты скажи, если надо - я присесть могу. А эти чего?
   - А им князинька одну задачку подкинул. Занятную. Видишь -- лежат, считают... Потом скажет, что нарвались на растяжку с джеммером.
   - И они типа поверят?
   - Да легко! Даже не задумаются. Они же бункер делить станут. Нам, кстати, тоже достанется. Ты что, бункеров не поднимал, что ли?
   - Это да, там на что угодно нарваться можно. А сам ты кто сейчас?
   Яроволк приосанился:
   - Как кто! Князь! Мною его светлость через ремоут-админа ходить изволит. Сам-то он, видишь, ходить не может, занят сильно, а мной может. - Князь вяло подрагивал на полу, как слюнявая кукла. Яроволк, придавая весомости следующей реплике, впечатал кулачище в ладонь со звуком пойманного бейсбольного мяча. - Короче! Ты на нас кидаться не станешь?
   Ваня смерил взглядом кубометры киборга, говорящего о себе во множественном числе:
   - Да не стану, пожалуй.
   - Всё, идём. - Рома непринужденно, как дверцу холодильника, открыл солидную гермоворотину ещё на метр и высветил то, что было запечатано четверть столетия.
   Пыльный ходок уходил вверх и налево. У самых ворот под электрощитком свернулся хрупкий скелетик девушки. Вокруг спиралями Бруно вились провода, которые Стрелка достала из щитка над собой. Там и витая пара, и телефон, и сигналка. Вон роутер мигает, и ещё всякого железа в проводах полно. И ещё два эбонитовых телефона стоят прямо на бетонном полу.
   Сама девушка была удивительной конструкции, Ваня раньше таких не встречал. На тонких палочках запястий - браслеты с длинными металлическими лентами-щупальцами, вдоль позвоночника харды и процессоры, ещё какое-то старинное железо неизвестного назначения. А голова обрамлена сверкающим венком осыпавшихся нитей-световодов. На изгибе рёбер у неё стояли такие же брутальные контакты, как у Рамена, и проводки от них сходились в обычный USB-хвост, торчавший в хабе.
   - Это вообще ручная работа, из первых. Уникальная штука. Модель... - в охотничьем азарте его милость соскрёб скверну с закладной таблички, - "Крылан 15-е". Я таких не видел никогда. Да их и нет больше... А тентакли-то, тентакли!
   Тут Ваню осенило прозрением светлого будущего. Он ясно увидел как, кому и за сколько впыжит старинные железяки тех воинов, что до сих пор лежат в одном тихом бункере под речкой Чичоррой. Но это потом. Тем временем Князь бодро продолжал:
   - Видишь, какие вибрисы? Специально чтобы в темноте ходить. У нас в роду у сестрицы такие были, у Огнеславы. Был выброс, её дождик в поле застал. Когда совсем слабенькая стала, выйдет на обрыв, стульчик поставит и сидит, на небо смотрит, антеннками прозрачными шевелит, как одуванчик...
   Ваня не уловил точный момент, когда слово взял Яроволк. Но это явно был он.
   - Так, это всё лирика. Пришла она сюда вон с той стороны, с третьего ходка. Не ту гермуху открыла, и там сейчас всё затоплено. ГЗД-6 она задраила, а эту, ГЗД-3, открыть не смогла. Кстати, третий ходок, который затопленный, я знаю, в бункере по ту сторону Вова гидроизоляцию у связистов делал. Всего пятьсот метров подходняка затопило, значит, а тут - всё сухо. Питание брала от сигнализации объекта, 12 вольт...
   Рома внимательно осматривался и вновь говорил по-княжески. Он притащил от ствола громадную спортивную сумку и Раменов телефон, быстро всё на него пофотографировал.
   - Искала выход в сеть, всё, что могла, подключила, все витые пары, какие нашла, телефонные линии. Скучно ей было. Система синхронизирована с организмом, скучали вместе. Потом организм потихоньку скучать перестал, дальше система сама уже... Скука - хорошая базовая эмоция, простая... Надёжная. Для сохранения привычного порядка синтезировала дыхание, сердцебиение, голос, всё как положено, пересмотрела всё, что было на хардах. Чего только человек от скуки не сделает. Всё ждала, когда наверху воткнут провод в роутер. Дождалась... И ей до сих пор скучно. Мы с ней поговорили во время спуска, так она считает, оказывается, что до сих пор жива. Так что сейчас мы совершим один телефонный звонок, а ты будь с девушкой тактичен и ласков. Дама в сложном положении.
   Князь нажал вызов на раменовом телефоне. В ответ под железными сводами взревел "Рамштайн". Голосом, не сулящим ничего доброго, певец Тиль Линдеманн предупредил: "Du riechst so gut!" Мрачные аккорды исходили из маленького розового телефончика под головой мёртвой девушки. Она скинула звонок и буднично, чуть обиженно сказала:
   - Можно было не звонить. Я вас и так прекрасно слышала.
   Князь-Яроволк исполнил себе по лицу сокрушительный фейспалм. Стрелка печально хмыкнула:
   - Я-то думала, что вокруг темнота, а это гляделки мои кончились... Но слышу я нормально. Всё плохо. Я умерла, а вы долбанутые. И что теперь будет?
   - Если всё чётко сделаем -- нормально всё будет. - Взяв себя в руки, Князь деловито заворковал голосом утомлённого профессионала. - Прежде всего я тебя унесу отсюда, пока газетчики не набежали. А там уже и легализоваться можно. Есть у меня связи в одном княжестве. Вот, например, вакансия многоканальной секретарши. Тридцать тысяч в месяц. Нужен приятный голос. Интересует?
   - Игорь, ты больной. На всю голову. - Устало проронила мёртвая диггерица. - Делай уже, что хочешь. Главное, ЗДЕСЬ меня больше не включай. И чтобы интернет наконец был. Он вообще, есть ещё, интернет-то? Или у вас тут мутанты радиоактивные? И вебка чтоб была. Да, и ещё чтобы куча коматозников вокруг не валялась. Давай.
   - Ничего так запросы у тебя... Ладно, давай, Стрелка, не скучай.
   Стрелка отключилась. За гермоворотами захрипело тело князя.
   Ой! - сказал Рома или Князь. Ваня уже запутался в дебрях яроволковых сознаний. - Ой! У нас три минуты, не больше. Давай, Ваня, в темпе! Собираем скверну!
   Хрупкую Стрелку, её отключённое железо и кости собрали в гермомешок. Поразмыслив, Филин упаковал оба эбонитовых телефона к себе в транс. А то что, один князинька у нас коллекционер антикварный? Ещё Бог знает, как там коммунисты с евреями поделят бункер, так что телефончики-то он приберёт, пока дают. Бабушке. Она ж у нас, типа, глухая, мобилкин звонок без нужды не слышит.
   Развернув старенькую пенку, Яроволк застелил тёмное пятно на бетоне. Из своей мегасумки он вынул вялое тело чумазой нефорской гирлы в татушках и с пацификом на рукаве, аккуратно пристроил на коврик. Посмотрел, поправил. Рядом дешёвенький налобник положил.
   - Тот зелёный гробище, что мы везли с Теплака - это электросон военный. Удобная штука. Прилегла на вписке, а проснётся на спасах. Юная, свежая и без долгов... Тоже Зоя, кстати. Ну что? - Рома-князь подбодрил Ваню, едва не насмерть хлопнув по плечу. - Спасы окончены! Все на исходные. Готовьте нам с князем сто тысяч банок холодной пепсиколы!

Пельмени из трёх зверей

01. Издержки хорошего воспитания

   Однажды зимним утром Ваня Филин проснулся и понял: время делать пельмени. На кухне жужжала бабушка, в просвете окна мощно синело небо. Часов десять? Можно узнать с точностью до тысячных долей секунды, но включаться ради этого тупо. Нащупав разнокалиберные тапки, Филин выполз в кухню. Пузатый будильник на холодильнике предполагал, что нынче без двадцати одиннадцать. Вот и славно.
   Чмокнув сверху бабушкино темя, Ваня оценил диспозицию и понял, что сможет расчитывать на яичницу с беконом лишь преодолев унылую манную кашу. Радиоточка отбубнила городские новости и яростно взыграла Джеффа Бека.
   Как раз бабушка и подсадила его в своё время на истинные пельмени. Это было злое дело. Поняв, каковы собой пельмени, Филин уже более не мог есть то, что окружающие дерзали так называть.
   Выйдешь, бывало, голодный из города, или из подземли в грязном мокром комбезе, или из Сызрани в чужом пальто и с чемоданом, снимешь в чьей-то прихожей сырые берцы, а все молча сидят на кухне и что-то сосредоточенно точат.
   Спешно моешь руки, урча животом, тащишь в кухню приветственный батон в кульке - а там жрут серые резиновые катышки в ломтях белых соплей, все в кетчупе, майонезиком поливают да нахваливают, румяные такие, сволочи. Присаживайся, говорят. Налетай, говорят, подешевело...
   И стоишь как дурак, жуёшь свой батон всухомятку. Вот они, издержки хорошего воспитания.
   - Думаю сегодня пельменей замутить. - Важно изрёк Ваня, притесняя кашу вилкой.
   - Да, как раз холодно, на балконе морозить будем! - Живо отозвалась бабушка, подключая очки. В руках у неё матерализовался карандаш. - Значит, на рынок идёшь? Подожди, я тебе список напишу. И одевайся не как в прошлый раз, сегодня минус пятнадцать. - Карандашик застрочил по странице сыто пухнущего блокнота. - Сахару купи. Шарф зелёный надень, штормовое предупреждение будет. Масло кончается... Веретённое возьми, такое синенькое. Только минеральное не бери! И хурмы-королька, но не дороже ста.

02. Субботнее утро в центре города

   Ваня в ушанке и большом шарфе неторопливо скрипел берцами в горку, на рынок. Пустой рюкзак весил примерно как пустой рюкзак. Светило Солнце, неподвижный воздух звенел морозом. Как всегда непонятно, с чего там бабушка пророчит штормовое предупреждение. В основном она угадывает, кстати.
   Может, она сама и устраивает всяческие погодные безобразия? Вон, сделали же рязанцы "Василёк-М"! Скучный киборг-маркшейдер при разгоне ошибок впадал в резонанс прямо под собственным теодолитом, над ним появлялся нимб, за минуту сажавший усиленные батареи, а наверху разбегались облака, появлялся кусок синего неба. А сам киборг - в слюни и не аллё. Конечно, стали исследовать. На первых же испытаниях маркшейдер взорвался, приведя в негодность всю лабораторию. На том как-то всё заглохло, потому что акцептором "Василька" был его же конструктор.
   У метро было оживлённо. Пришёл трамвай, из него в тёплых облаках валил народ с кошёлками и чемоданами - одни на рынок, другие на одиннадцатичасовой до Савёловского. До отправления оставалось десять минут, и Филин затопал бодрее. И на поезд посмотреть, и в тепле погреться: сразу за перекрёстком начиналось великое подземное нутро Тёплого Стана. Если здесь занырнуть, то можно обойти весь центр, не поднимаясь наверх. В сильные морозы, бывает, на поверхности вообще никого. А заглянешь в переходы - все друг у друга на головах сидят, шумят, торгуются...
   Внизу, в тепле, пахло мокрой мышью. Играла бодренькая пружинистая латина. Голенастый чувак Руст в кедах и пончо лабал на контрабасе, улыбался куда-то вдаль и иногда по утренней расслабухе лажал. Ему старательно подыгрывала на дудке длинноногая девица в цыганских платках и растаманской шапке. Где он таких берёт, всегда-то с ногами от ушей? Денежку кидали охотно. Минуты через три Руст наконец воспринял Филина и, лажанув особенно беспардонно, затих.
   - Зря я так сыграл. Нехорошо получилось. А пельмени - это правильно. Только я сегодня в Панча-Вилье играю, так что буду сильно вечером и несвежий. Ничего, если с Чуйкой? Вот, знакомьтесь. Это Филин, это Чу, оба клёвые...
   Неохотно отлипнув от расслабленных музыкантов, Ваня продолжил путь бесконечными переходами. Торговали здесь разнузданно, лавки и наномаркеты занимали всю левую сторону перехода. Что тебе надо, путник? Хлеба? Штанов? Открывашку? Всё здесь, прилеплено на дверце, свисает из окошка, выложено на столик, пищит, моргает и путается под ногами.
   А вон в той будке, откуда торчит жутко воинственная борода в сикхском тюрбане с чакрой, глазами вращает - там целый список услуг в окошке накалякан, с чудовищными ошибками. Заправка картриджей, скупка деталей и блоков, снятие порчи и присяги, расходники...
   Кстати, о масле. Индийское, пахучее, ему нравилось гораздо больше, чем мыльная Ковровская нанодрянь. Да и подешевле. Индус с максимально торжественным видом накачал из бочки в пепсикольную бутылочку густой янтарной жидкости, ляпнул сбоку наклейку с ещё более воинственной тюрбаноносной бородой и индийскими корючками. Вроде бы не минеральное.
   Обе мясные лавки в переходе почему-то стояли закрытые.
   Дальше, уже у самых дверей метровокзала, торговал пряностями знакомый мрачный армянин с трубкой, и Филин начал ему день. Взял кусок сахара на фунт, да ещё за полфунта карпатского грунтового самосада от души поторговался.
   Потерпев тактическое поражение, уважаемый Арам восстановил паритет продажей стаканчика перца-горошка, а затем нанёс десятый сталинский удар: украдкой показал из-под прилавка початый пакаван чорной зры, только для тебя, дорогой! И тюбик аджики в подарок! Акция!
   В двери метро Филин вошёл изрядно обедневший, зато с преступным зип-локом зры, запрятанным за козырёк ушанки. Здесь, внизу, царила вокзальная суета. Ване она напоминала о путешествиях и приключениях, ещё с самого детства. И ещё запах дальних странствий - креозотом от шпал.
   На первый путь был подан поезд нездешний, фирменный, с Савёловского рынка. Во главе состава круглился роскошный вагон космических очертаний, в иссиня-чорных карбоновых панелях, с бегущей строкой над выгнутыми дверьми, весь в диодах. С неудобными пластиковыми сиденьями. Достижение народного Мытищинского хозяйства. Таких всего два соорудили. Один, вот этот вот, купили богатые савёловские электроанархисты, а второй, говорят, всё никак не продаётся.
   Тётка в красной шапке не пускала в супервагон, собачилась с гружёными бабками, потому что в полу там был открыт люк, и из него торчали шесть ног в синих штанах. Машинисты кувалдой вгоняли камминсовскому дизелюге ума в задние ворота. Кто б сомневался.
   Дальше шли два вагона от "Русича", в них кондукторша вовсю обилечивала простецкий народ, студентов, работяг, чорную стаю скорбных монахов с посохами, мам с детишками. Там уже преизрядно народу набилось. Были и непременные анархисты в тельняшках, матросы сухопутные.
   Народ едет на Савёлу, народу нужны запчасти. Тем Савёла и живёт. Считается, что там анархосиндикализм, а на деле - самая обыкновенная купеческая республика, типа древней Генуи или нынешней Одессы.
   Ещё один вагон - тюнингованная "Яуза", первый класс. С сиденьями от самолёта. Там почти никого нет, только мрачная тётка в синей пилотке наливает вискарь двум весёлым троцким. Если купцу-электроанархисту дать волю, он постепенно превращается в троцкого. Судя по всему, это их мешки и посылочные ящики занимают половину платформы, прицепленной следом.
   Бронеплатформа "Товарищ Свифт" с боевым модулем от БТРа замыкает состав и официально превращает его в бронепоезд, так на табло и значится. А сама-то платформа даже не самоходная. Реликт первой смуты, не иначе. Никакого толку, кроме куража, от этой платформы нет. Например, повертеть стволами над торгующимися. В поисках скидки. У них там на серой ветке принято прямо на станциях рынки устраивать, и даже с поездов торговать. Северяне, дикий народец. А потом от них по всему метрополитену крыса идёт и таракан заводится.
   Наконец, бабок с их кошёлками погрузили в космичный вагон. По трансляции захрипело "Прощание Славянки", дизель взревел. Бронепоезд "Товарищ Свифт", лихо дребезжа, пополз во тьму тоннеля. Над перроном повисло смрадное облако экологичного биодизельного выхлопа, и провожающие спешно бежали.
   Ваня прошёл насквозь через вокзал во второй переход, и, не сворачивая в подземелья "Принц-Плазы", зашагал к первоисточнику разного мяса -- на бойни за Тош-Толкин базаром. Главный доктор выгнал хранителей кровавого искусства к самому лесу, чтоб крыс не плодили.
   Многие лавки были закрыты и здесь. Те, что обычно говядиной торгуют. Свинью-то ему отрубили быстро, от какого-то гигантского неопределённого куска - Филин не был силён в свинской анатомии. Судя по куску, свинья могла быть огромным червём типа олгой-хорхоя или даже шай-кулуда.
   А что, в детстве Ваня считал, что курица - это такая огромная гусеница на тысячу окорочков, сердец и желудков. Этого в продаже тогда было полно, а прочих куриных запчастей -- некомплект. Лишь много лет спустя он узнал, насколько был прав. Во многая мудрости многая есть печали.
   Баранью ногу удалось добыть у резника Исмаила, учинявшего кровавую баню очередной овце. Исмаил огорчил. Проблемы с говядиной, говорит. Не везут. А ту, что везут, добрый доктор санинспектор не пропускает. Сидит в своей конторе айболитской и сам жрёт, зараза.
   Ну и что теперь делать?

03. Свиноволк жрёт мой завтрак

   В княжей администрации бурлила жизнь, по "Принц-Плазе" беспорядочно носились круглопопые секретарши с бумажками, вояки в погоне за отпускными и починочными, бабки с жалобами. Те, кто в рабочее время пинал балду, бегали быстрее всех. Такая суета Ивану была непонятна. Есть же электронная почта, сайт аккуратный, и даже работающий. Что за бумажки? И даже если ты куда-то несёшь бумажку, бежать-то зачем. Иди.
   Один старый казак рассказывал Филину, что ещё в старые времена по этой устремлённости повсюду распознавали москвича. А уж если приедет свежий солидный человек из приличного уральского города в саму Москву, встанет меж Трёх вокзалов, то и вовсе обомлеет: как же эти москвичи носятся! Кто все эти бесконечные люди, куда они опаздывают, зачем у них такие скорбные лица? Для чего так спешно говорить, и при этом акать? Проходит какой-нибудь месяц, глядишь - а солидный человек сам уже заострился, поник и рысью бежит мимо на сложных щах. Это москвич его укусил.
   Сегодня Иван суеты не желал. Пельмень -- он суеты не любит.
   Терминальчик электронной очереди предложил поговорить о квартплате, подать жалобу, узнать погоду, сыграть в лото, оплатить телефон, купить билет на утренние мультики - и ещё десятка три не менее заманчивых вариантов убить время. Лишь на четвёртом экранчике приютилась кнопка записи на аудиенцию к его сиятельству.
   Восслав ленивое проклятие автору интерфейса, Филин залогинился и получил четыреста двадцать восьмой талончик с перспективой побеседовать с хорошо обученным сотрудником в следующую среду с девяти до тринадцати.
   Ну и пофиг. Есть план "Б": вместо пельменей манты да позы делать - это мы тоже умеем. И вот ещё вам план "Г"...
   Через три кола времени вконец замороченный терминал выдал экранную клавиатуру, консоль и удивлённо запустил браузер. Как только Ваня отошёл, машина решительно взыграла Ляписовский "Капитал", волнуя офисный планктон.
   Приунывший Филин принялся смотреть в гигантский световой колодец по центру вестибюля. Колодец пронизывал всё здание от подвала до стеклянного купола над пятым этажом. Там, на самом верху, виднелись розовые пятки художницы Лолы Лонли, да и вся остальная художница. Она летала по окружности колодца в альпинистской обвязке, постепенно покрывая белый бетон небесами, звёздами и птицами. Князинька красоту ценил.
   Кричать Лоле было бесполезно - в наушниках у неё играл Майлз Дэвис. Уже неделю так летает, все дни напролёт, и лишь изредка приземляется перекусить на четвёртом этаже. Только там и можно её поймать.
   На четвёртом - фудкорт для чистой публики, с княжьими трапезными, а заодно с трапезными китайскими, и вьетнамскими, и даже со вражескими, а также с пиццерией и мексиканскими буррито. При мысли о буррито желудок мечтательно застонал. Ваня решил, что Бог с ними, с конскими ценами, пожрать надо непременно. Но сначала внизу в "Виктории" докупить оставшееся по списку покупок.
   Тут Филин почувствовал, что стоит в тени чего-то большого, и уже давно. С опаской оглянувшись наверх, он натолкнулся на ленивый интерес во взгляде Яроволка. Впрочем, могучий княжеский телохранитель предпочитал зваться Ромой. Рома был в гражданском, а именно в буром плюшевом тренировочном костюме шестидесятого размера и синих сланцах чуть поменьше ласт. Великан обманчиво напоминал добродушного Винни-Пуха.
   - С добрым утром, Филин. Что такой грустный?
   - Да ничего... Нормально. Вот, думаю в магаз вон туда вот вниз сходить... - стушевался Ваня.
   - Колись по-хорошему, пернатое. Ты ж в электронную очередь записался? Записался.
   - Да ну, до среды ещё ждать! Давай лучше я обратно выпишусь! - Вспылил было Ваня, но тут звероволк Рома бережно приобнял его практически целиком, и отвёл к ряду сидений у стены, подальше от снующих придворных:
   - Чува-ак! - проникновенно сказал он, - Послушай. Князинька у нас хандрить изволят. Они уже готовы снять бороду и отправиться за приключениями. Вот сейчас он посмотрит за завтраком газеты, журналы, логи, а там загадочный ты со своим талончиком терминалы хакаешь! Это после того, что ты на Солянке учудил, да. Как ты думаешь, кого за тобой пошлют в мой выходной? А если князь решит через удалёнку мной порулить? Я ведь огорчусь. И ты всё равно будешь общаться, но уже с огорчённым Яроволком.
   - Да ладно, чего ты... Я у него говядины хотел вымутить.
   - Поутру к князю за мясом, значит. Это свежо...
   Почуяв открывающиеся возможности, Филин вкратце, но с жаром описал всю тему насчёт пельменей. Во взгляде Яроволка забрезжила мечта:
   - Из трёх зверей... То-то зирой от тебя за километр пасёт. Палишься. - он гыгыкнул. - Да не, не переживай, это у меня просто нюх. А баранины много взял? И какую часть?
   - Ногу. Да всегда докупить можно. Вон же рынок.
   - Короче, сам сейчас князю всё расскажешь. А я заодно нашему великому утёсу с ногой на небе старый должок отдам. Вот сейчас присяду только... - хитро усмехнулся Рома-звероволк, втискивая могучий зад между скрипящими перилами пристенных креселок.
   Умостившись, он прикрыл глаза и на секунду обмяк. Потом словно включился, рванулся с рёвом, выворачивая привинченную к стене сидушку, с выпученными глазами рухнул на колени и дико заозирался. Привычный ко всему народ забегал туда-сюда вдвое быстрее, словно ничего, ну ровным счётом ничего не происходит. Только одна бабка с талончиком встала невдалеке, сложила ручки на палочке и принялась глазеть. Тем временем гигант уже взял себя в руки, с княжеской небрежностью снял с задницы скрученные перила и, отряхиваясь, встал:
   - Между прочим, я завтракал. Возможно, кофе пролил.- пробрюзжал его высочество, приосанился и светски добавил:
   - Шутничков на костёр! Выкладывай, что случилось.
   - Дык... Эта... - Ваня Филин вдруг почувствовал себя немытым мужиком пред царскими очами. - А Рома ничего не говорил насчёт говядины?
   - Насчёт чего? Не, не говорил ничего. А как он скажет? Ведь если я здесь, значит он в спящем режиме. - Тут князь спал с лица, прикинул мысли так и эдак, наверняка заглянул в консольку, в логи, да и заревел раненым быком:
   - Свиноволк жрёт мой завтрак! - И немедля перекинулся обратно в своё тело. Бабка меленько закрестилась.
   Оседающий на пол гигант разом наполнился довольным Ромой. Тот приземлился в себя привычно, как парашютист, спружинив коленями, и сыто облизнулся:
   - Ну вот теперь князю любопытно. Я прям чую, как он там бьётся от любопытства. О, а вот и сам звонит!
   Сияющий зверополк ответил, точнее в основном послушал, мол, да, да, так точно, виноват, так точно, глуп. Отбрёхиваясь таким образом, он провёл Филина мимо оцепеневшей старушки в подвал, мимо аппарата с пепсиколой, не забыв прихватить себе баночку, вызвал ключом спецлифт.
   Глядя поверх потолка в космос, Рома катал ледяную банку себе по центру затылка. Лицо его выражало абсолютное довольство, практически нирвану.
   Наконец князь повесил трубку, истощившись, а лифт пришёл.

04. Коровье бешенство

   Хандре князинька предавался вдали от своего захламлённого кинозала, в нумерах отеля "Принц" с прекрасным видом на снежные горбы резервуаров водопровода. На краю далёкого Голубинского леса вонял-тарахтел будьдозер, ровнял свежую глиняную гору поверх недостроенного ещё при Союзе бункера связи.
   Бледный князь лежал в пуфиках, подложив под затылок бутылку хорошего одесского виски из холодильника. Его же потягивал со льдом. Это в одиннадцать-то утра. Скучать изволят. Помавая стаканом по мере разговора.
   - А про коровье бешенство когда-нибудь слышали? В Воронове на хуторе имени Матаджи коровы были, так в конце ноября поутру всех кур сожрали, разорвали двух свиней. Но тогда повезло, как хутор догорел, так твари заскучали и друг друга все загрызли. Вот как в жизни бывает, не шутки. Так что нет теперь говядины!
   У окна поближе к свету стояло трюмо, с кистями и гримом, лежала косметичка. Левее на тумбочке обретались две княжеские бороды, помещённые на гипсовые головы в шляпах и тёмных очках. Одна голова была при бороде парадной окладистой, а вторая обрамлена буйным байкерским безобразием, словно тут присел отдохнуть перелётный ZZ Top.
   Перед зеркалом вертелся на офисном кресле Яроволк. Доедая княжескую яичницу, он сочувственно кивал:
   - Да-а, совсем говядины нет... А тогда в Воронове ещё сахаджи-бабку с собакой с крыши дирижаблем снимали.
   Помолчали. Твёрдо держась темы, вновь заговорил Филин:
   - А вот ещё за Троицком, мужики, говорят, берлогу отыскали, через два дня пошли с собаками медведя брать. Глядят - а берлога-то вся развалена, кругом кровища замёрзшая, кишки да клочья шкуры медвежьей на ёлках висят. А кругом копытами всё истоптано, на деревьях следы рогов выше человеческого роста. - Здесь Ваня сделал паузу, как положено в таких историях. - Коровьих рогов. Потом по поломанным деревьям проследили, куда медведя несли, вышли к заброшенным коровникам. Но дело к ночи было, не пошли уже, конечно. Так что говядины на рынке не сыщешь.
   Рома показал большой палец и скорчил сложную гримасу в том роде, что клиент почти готов, надо дожимать. Покончив с яичницей, он приступил к кофию. Закурил самокрутку, нацедил из кофеварки хрупкую чашечку концентрированного эквадорского ада и с отставленным мизинцем мрачно продолжил:
   - Да вот там же было недавно, в том же самом Вороново. Послали газель говядины на рынок на ночь глядя, а шофёр утром возвращается пьяный, у грузовика задний борт вырван. Говорит, бревно под колёса кинули и повылезли на дорогу все в масках, с рогами, да такие здоровенные, что он затих в кабине, как мышка, пока мясо перегружали. А потом их главный подошёл, на дверь опёрся и говорит: "Мы похороним наших братьев!" - Рома сделал большие страшные глаза. - И нет никого через секунду, как не было. А потом на сервисе жестянщик смотрит - а на двери-то следы копыт вмятые! Теперь сплошные проблемы с этой говядиной, да.
   Князь, до того заворожённо слушавший, что забыл про свой вискарь, теперь наконец заржал, мотая коротко стриженой башкой из стороны в сторону:
   - О-ох, да вот вы гоните-то! А я, главное, сижу, слушаю! Колитесь уже, на что вам говядина и сколько надо.
   Дополняя друг друга, Рома и Ваня обрисовали проект пельменей. Князь сказал, что надо посмотреть в холодильнике. Нет, не в этом. В другом холодильнике.

05. Шахтная клеть

   На знакомой всему Теплаку рембазе вояк за второй проходной между ангарами втиснулся небольшой кирпичный домик в два этажа, косящий под... Ну, под небольшой кирпичный домик. Контора какая-то, судя по одинаковым занавескам и лампам отравленного дневного света. Кто их считает, конторы эти?
   Однако же неравнодушный взгляд непременно подметит, что лишь пара окошек в нижнем этаже отмыты от пыли, и жизнь происходит именно за ними. Прочие окна, похоже, выходят в узкий захламлённый коридор по периметру дома.
   Заинтересовавшись, наблюдатель невзначай, как бы прогуливаясь, обойдёт здание, небрежно перелезет через трёхметровый забор и возьмёт на заметку большие вентиляционные отдушины в задней стене дома под ржавым навесом. Хлам под отдушинами цветёт роскошными кристаллами инея.
   И конечно же, особо интересны окажутся железные ворота с раскрошенным грузовым пандусом, но не сейчас, потому что по пути наш любопытный исследователь уже спалился перед тремя камерами и на терменовых рамках по верху забора, а стоя в заднем дворике был палим ещё двумя камерами и одним ультразвуковым датчиком.
   А ведь самое любопытное в этот момент происходило именно внутри, за зигзагом бетонного хода и за двумя защитными гермоворотами, в самой серёдке железобетонного монолита, заполняющего собой изнутри всё здание, а заодно и пространство подо всем двором.
   Там в маленьком кафельном предбаннике шахтной клети стояли Князь в мятежной байкерской бороде и Ваня Филин, теряющиеся на фоне могучего человека Ромы. Они наблюдали за двумя тщедушными фигурками в ватниках.
   Каменнолицые сыны степей вырывали из разверстой кабины почернелые лохмотья линолеума. Затем пришла очередь сырой фанеры, вовсе уже тлетворной, и Князь не выдержал:
   - Алло, служивые, а лифт-то поедет, не?
   Ремонтники, прекратив сеять хаос, переглянулись. Обменялись длинными фразами на непостижимом наречии, и один из них боязливо приблизился, заговорил, тщательно подбирая слова:
   - Клеть стоит, нет, совсем нельзя. Видишь, регул... Регламентно-профила... катические работы. Срок окончания работ - понедельник двадцатого.
   Из полумрака над головой прогудел звероволк Рома:
   - Это неделю назад. Начальник ваш где?
   Тут маленький ремонтник приуныл, неразборчиво забубнил в пол:
   - Начальник нельзя, совсем нельзя. Бахтияр-эфенди в машинном сидит, лебёдкэ разобрал, не подпускает, говорит, клеть чисти иди. Вчера машинное пол мыли, током било. Рафаэль, - он кивнул себе за спину, - ухо обжёг. Понедельник двадцатого... Будет...
   За его спиной Рафаэль решительно вырвал из клети огромный кусок гнилой дряни.
   Вход в машинное оказался гермолюком под потолком, за поворотом узкого коридорчика. Во тьме крохотной каморки, окутываемый смолистым дымом и восточными мелодиями, сидел по-турецки совсем уже маленький человечек в комбезе и увлечённо паял. Из рук его тянулись живые щупальца тестеров и зажимчиков, да и сам паяльник был запитан от контактов на запястье. Над буйной шевелюрой Бахтияра-эфенди шевелились стебельки диодных ламп и динамик с тягучей восточной мелодией.
   Восточный человек блеснул чёрными глазами на торчащих в люке гостей и встал, явив собой настоящего арабского террориста из плохих вражеских комиксов. Мало того, что волосы, смотанные шпагатиком, спускались до пояса, так ещё бородой он превосходил и Хаттаба, и Горенштейна, и обоих ZZ Top, дерзая конкурировать с самим Карлом Марксом.
   Однако, в отличие как от брутального тевтона, так и от давешних разрушителей лифта, в электрике была аристократическая порода, не скрываемая комбинезоном. Именно за неё красная босота ненавидела белую офицерскую кость, только вот Бахтияр-эфенди был тёмен, как прошлое. Видимо, из хорошей арабской семьи.
   Бахтияр неспешно втянул в себя всю свою технику с музыкой и напевно, с лёгким акцентом, пояснил, что мотор сдох от работы, как кони дохнут, а что вы хотите, сто лет мотору. А нового нет и не будет. Но он уже всё починил, обмотку перемотал, через час клеть поедет.
   Князь с лёгким сочувствием пояснил далай-электрику ситуацию с полом шахтной клети, и тот с тоскливым стоном вылетел прочь из лифтовой. Издалека стало доноситься многое и неясное, удавалось разобрать только "харыпы", "джялап" и "твою мать".
   - Ладно, идём. - капитулировал князинька. - Всего одиннадцать этажей вниз, не рассыплемся.
   Действительно, за ещё одной гермодверью здесь же обнаружилась обычная маршевая лестница, как в подъезде. Вниз киборги топали молча, лишь поскрипывал чей-то изношенный сустав. "Вот зачем бабушка масла велела купить!" - вспомнил Филин и зарделся, стараясь идти аккуратнее.

06. Лимончик

   Внизу оказалось тепло и душно. Длинный тёмный подходняк вывел к уютному посту, где лысоватый конторский дядя с электрочайником заливал тоску жидким контрабандным чайком. Едва не разбив стакан в попытке не спалиться, он встретил гостей как родных. Залогинились-то сразу, ещё на лестнице, но дядьке непременно надо было всех переписать в толстую книгу, не иначе как на память. Пиршество бюрократии отняло пять минут. Шурша карандашиком, вахтёр осторожно выпытывал новости. Судя по вопросам, наверху он не был никогда.
   Наконец, князь не выдержал и рявкнул "Скорее, товарищ, белые в городе!", чем вызвал в бюрократе нервический припадок. Через несколько колов времени дитя подземелья, отпоенное собственным чаем, провёло их кружным ходочком с двумя маленькими гермодверками за ещё одни гермоворота. Там дядя со вздохом испарился.
   В бункере бесприютно пахло хлоркой. Довольно чистый грузовой ходок шёл по дуге, освещённый тусклой диодной лентой на кабельных закладных. На бетонном полу чернели начирканные колёсами полосы. Колея ветвилась туда-сюда, в другие ходки и к блокам, если верить белым надписям на бессильно-зеленоватеньких стенах.
   Второй блок стоял на разморозке незадраенный. Из тьмы пахло прелой картошкой и загадочно капало.
   Наконец совсем заблудились, всё-таки глянули в электрокарту и, вернувшись, отыскали тот самый четвёртый блок. Гермодверь была отдраена, за ней лежал аккуратный махровый коврик, и далее вдоль коридора тянулись заиндевелые двери - этот блок морозили не целиком, а отдельными камерами. В шестой камере обнаружилось искомое: висящие впритык окаменелые коровьи полутуши.
   - Золотой запас! - Гордо приосанился Князь, примерзая плечом к мясу. - Это уже при мне закладывали. Вот это пять лет уже висит. Столько проблем ими порешал...
   В этот момент снаружи донёсся изумлённый охотничий рёв Яроволка:
   - Крыса! - Великан стоял в коридоре, держа во рту укушенный палец, и удивлённо вертел в руке маленький лимончик. На немой вопрос князя звероволк Рома перещёлкнул внутри контакты и сухо доложил:
   - Теплокровный объект весом от полутора до трёх килограммов следовал за группой от входа в блок. Затем вёл наблюдение из южного конца коридора. В руке держал цитрус. При попытке нейтрализации тяпнул меня за палец, кикимора, бросил лимончик и ушёл верхами на север-северо-восток. Давай, княже, втроём мы его загоним.
   Было заметно, как звероволк по ходу речи переключает режимы работы. Почуяв интригу, Ваня и сам врубился, даже неожиданно для себя. Едва не словив бледного от стартовых тестов, нырнул в горячие волны загрузки подсистем. Стрелковая как всегда сбоила, резанула по рукам замогильным холодом, и Филин её отрубил.
   Князь же вычленил из Роминой речи главное и вопросил:
   - Так крыса или теплокровный объект? А то крыса на складе вообще не катит!
   Рома замялся:
   - Ну-у... прицел клянётся, что крыса. Но сам посуди, за два кило, да ещё уши во-от такие. И верхами по кабельным закладным скачет. Давай загонять скорее, а то уйдёт зверь! А там поговорим, расспросим, что он за крыса.
   - И цитрус в руках, значит? Или в лапах?
   - Княже, вот он, лимон. Посмотри. - Цитрус был изрядно помят маленькими пальчиками.
   Звуковуха распознала и подключила микрофоны. Окончательно прогрузившись, Филин словно крылья раскинул: размахнулся слухом на сотни метров, расслышал жизнь всего бункера. На тысячи голосов ворчал, стонал и ныл хладагент, в третьем блоке один из морозильников панически пищал диагностикой. Туда поспешал от входа тревожный Бахтияр, наигрывая из своих динамиков грустное "хабиби-хабиби".
   Вообще, людей внизу оказалось на удивление много, с десяток. В основном пролетарии предавались праздному метеоризму. Двое, например, с гиканьем неслись по грузовому ходку на грохочущей телеге-рохле. Во втором блоке два гидроизоляционщика вели неспешную беседу о коварстве вод подземных. Рядом с ними из щелей оттаявших тюбингов звонко долбила капель, вода стекала в дренаж и, весело бурля в лотках, неслась в бассейн водооткачки в техническом блоке.
   Там уже ничего не разобрать было без обработки: дуэтом с дренажным насосом ревел судовой дизель-генератор лошадей так на тысячу. Компрессия у него была аховая. Не так давно дизельные стояли без дела: вся автобаза жила на ветряках и панелях, и князь не упускал случая похвастаться своей наноэкологичностью. Пока однажды не понадобилось срочно перегнать в киловатты караван солярки с очень сомнительными документами... Но это к делу не относится. Ага, вот же! Филин сверился с картой.
   - Товарищи, я двоих слышу. Тот, которого Рома спугнул, сидит на втором этаже над нами и боится. Ещё один такой же здесь, во-он там в дальнем конце в кабелях тихарится. Этот спокойно сопит. Точно не крысы, эти больше и... иначе. Не кошки. Непонятно, кто. Если кто пойдёт по второму этажу, то зажмём их в конце блока.
   На второй этаж блока пошёл Рома. Князь и Филин громко затопали по первому.
   - Откуда здесь лимон? - бормотал Князь Игорь. Он укусил цитрус и теперь кривился. - Гляди, как с куста, даже с листочком.
   Действительно, к лимону прилагалась веточка с пожёванным, но вполне свежим листком. Наверху загробно заухал Рома, заверещало, и по узкой лестнице на загонщиков метнулась маленькая быстрая тень, спугнула вторую из-под потолка, и обе с визгом заметались по стенам. Одну тварюшку Князь ухватил за шкирку, вторая юркнула, огрызаясь, в ржавый короб старой вентиляции. Маленькие коготки стремительно зацокали прочь по трубе.
   - В погоню! - взревел его сиятельство, размахивая пленённым зверем словно флагом.
   Погоня немедля началась. Филин прекрасно слышал, как маленькое существо несётся по ветхим жестяным воздуховодам, оступаясь в темноте и осыпая вниз струйки ржавчины. Но встретившийся на пути шибер зверок аккуратно повернул, а за собой столь же аккуратно прикрыл.
   Ваня оказался в голове процесии: князь со звероволком мало что не слышали ничего, так ещё и скисли на длинном беговом рывке, пыхтели как паровозы. Закабанели, значит, на казённых харчах. Наконец, на перекрёстке ходков зверушка выпрыгнула из дырявой трубы на новую вентиляционную гофру в сторону Технического блока и была такова - растворилась в рёве дизеля.
   Филин притормозил, переключая фильтры и режимы, и вывернувшие из-за поворота товарищи едва не втоптали его в бетон. В княжьей руке покорно висела... Висело...
   - Чебурашка. - Отдуваясь, уверено заключил звероволк. - Крепенькая, ушищи здоровые. Лимоны жрёт.
   - Да ну! - обессиленно выдохнул Князь Игорь, вертя перед глазами грустное животное. - Чебурашки апельсины жрут. А это какая-то обезьянка. Вон, хвостик. И уши на самом деле маленькие, это просто мех вокруг растёт. Мармозетка что ли?
   - Великовата. Но явно какая-то из игрунковых. - с внезапной уверенностью заключил гигантский Рома.
   - Да ты обезьяновед! - Изумился его сиятельство. - И это не чебурашка, значит?
   - Нет. - отрезал Яроволк. - Чебурашки всё-таки немного другие. Я охотник, я знаю. А второй зверь ушёл в старую дизельную. Вон, Филин подтвердит. Надо загонщика на вентходок послать, а то уйдёт добыча.
   Ваня, собственно, всё подтвердил, и пошёл туда, куда вела электрокарта. В качестве подземного загонщика обезьяны.

07. Дизельные джунгли

   Собственно, Иван-Филин слегка припоздал. Тем-то двум лосям только и было дела, что свернуть по ходку да гермодверь открыть. Ване же пришлось скакать через ледяной ад седьмого блока и продираться тёмными ходками с вагонетками, трубами и прочим склизким хламом. Потом он внезапно вышел к камерону с ароматным сортиром на десять очков. Тут даже электрическая карта смутилась, но Филин уже слышал, что идти надо по натоптанному: в вентиляционный ходок под потолком.
   Мимо ревущих коробов вытяжки узкая народная тропа вела к прикрытой гермодвери на балкончик, высоко над полом дизельной - как в театральную ложу. Железный трап вёл вниз, туда, где в тусклой синеве диодных панелей развратно процветали буйные джунгли. В бочках стояли основательные пальмы, шагали из ведра в ведро узловатые стволы фикусов, по тюбингам вился комнатный виноград, кудрявилась в корытах петрушка, также преступно колосилась запрещённая чорная зра. Было и иное. Свежий зелёный запах выгодно оттенял ароматы подземной бытовухи и солярки.
   Из чащи синими бегемотьими спинами подымались капоты четырёх дизель-генераторов. Над самым дальним, полуразобранным, царил Цитрус. В разваленной бадье, промявший корявым стволом капот агрегата, раскинув мощные сучья, он чувствовал себя прекрасно, желтел десятками оптимистичных ароматных лимончиков. Филин, конечно, знал, что монтеры любят цветочков поразвести, но чтоб настолько...
   Ближайший к Ване агрегат вовсю ревел, но грохот худо-бедно удалось придавить караоке-фильтром, и в искуственно-ватной тишине проступили разговоры людей, которых Ваня поначалу не разглядел в дебрях.
   У электропульта под денежным деревом разъярённый Бахтияр-электрик красноречиво порицал благодушного человека в очках по имени Гидротехник Вова. Временами даже рёв генератора заглушал:
   - Вова, какой ты после этого гидротехник! Тебе три обезьяны доверить нельзя, нет? Джялап! Что значит "выскочили"? А крючочек? - На голове бушующего Бахтияра в гуще волос и змеящихся электрощупалец ловко балансировала знакомая беглая чебурашка, дёргала электрика за стебельки диодников.
   - Открывают они давно твой крючочек! - беззлобно ревел Вова. - Лапкой! Олег говорит, там замок вешать надо. Говорил я тебе!
   - Олег говорит?! Да это я всегда говорил! - пылко парировал Бахтияр-эфенди. - Ты в курсе, что Мойра камеру в третьем блоке на разморозку поставила? Ну хорошо, её я поймал, Двойра сама вернулась, а Цепойра-то где? Там же князь с инспекцией ходит! Инкогнито, как мистер Хэ!
   И далее в том же духе. Далай-электрик ещё не знал, что чебурашка Цепойра уже здесь. В дальнем конце заросшей дизельной на опушке стояли Князь Игорь и Яроволк с челюстями настежь. Из тени раскидистого алоэ они озирали окрестность. Под сенью родных насаждений пленённая чебурашка обрела духовную бодрость и, извернувшись в княжей длани, тяпнула ближайший палец. Под совершенно не благородные вопли владетеля тварюшка юркнула к подножию цитруса, в расшатанную клетку из рабицы. Там уже сидела такая же чебурашка, вместе они захлопнули сетчатую дверцу и стали держать её изнутри, скаля на незнакомцев маленькие зубки.
   В этот момент скучающая женщина из хриплого громкоговорителя потребовала остановки четвёртого агрегата. Бахтияр не глядя перещёлкнул тумблеры на пульте и продолжил орать на гидротехника в постепенно наступающей тишине. Конечно, уже через пару колов времени из тёмных аллей к ним вырулили оглохшие и вконец обалдевшие Князь и Рома-звероволк. При виде властей Бахтияр, поникнув электрощупальцами, снял с головы обезьяну, отдал её гидротехнику и спокойно констатировал:
   - Всё, Вова. Это пиздец.
   Вдали, в мастерской дизелистов, раздался гулкий кишечный звук. Князь светски поднял брови:
   - Вы и слона тут держите?
   Бахтияр окончательно сдулся:
   - Нет, это не слон. Это полковник.
   - Полковник? - Княжьи брови ещё приподнялись. - Какой-такой?
   - Полковник Святошин. Он в мастерских спит. Ну всё, кранты...
   - Я знаю только одного полковника Святошина... - Протянул Рома. - Аркадия Николаевича. Но это же...
   - Да. - Уничтоженно подтвердил электрик.
   - Сам Святогор... - потрясённо прошептал Яроволк. Князь Игорь также помотал головой, собираясь с мыслями. Помолчал немного. Подёргал себя за буйну бороду зизитопову, да и уточнил аккуратно:
   - То есть в резервной дизельной моего холодильника всё это время спал Святогор?

08. Командирская зарука

   В мастерской, как положено монтерам, было настоящее логово. Монтерятник. Обширное пространство под тюбинговыми сводами было заставлено стеллажами с перфораторами и метровыми свёрлами, загромождено насосами, бочками синьки и Бог знает ещё чем. Гидротехник Вова встретил долговязого гидротехника Олега, и оба они исчезли среди компьютеров, осциллографов и транглюкаторов в дальнем конце помещения. Оттуда тянуло канифольным дымком - гидротехники паяли трансформатор Теслы.
   В чистом углу на весёленьком ковре дастархана Рома, Ваня и Бахтияр-эфенди заедали сливовым вареньем эквадорский кофеёк, злой и горький, как судьба. Из динамиков на голове араба пелось печальное "Намида кап-кап". Как только электрик понял, что гроза проходит стороной, и напасти минуют их со Святогором, он стал абсолютно счастлив, приветлив и хлебосолен. Кофе у него преизрядный, отметил Ваня. И вообще, монтеры неплохо так под землёй устроились.
   - Ну ты Ваня вообще необразованный, темнота! - вещал кайфующий медведь Рома. - Сам полковник Святошин! За год до конца второй Республики, когда правительство уже чемоданы в Капотне паковало, он двумя неполными БТГ прошёл форсированным маршем до самой Твери и пробил блокаду, всего два танка потерял. А главное, вернулся обратно.
   А под Ярославлем, так там у Святогора под началом уже десять тысяч народу собралось одного только ополчения. Ну, а гадам капотнинским того даром не надо было. Сначала урезали админские права до полковничьих, оставили ему, собственно, полк. А потом технарей натравили. Он же старый, все системы изношены, ломаный-стреляный. Отключили ему стрелковый комплекс, это боевому-то офицеру, да и списали в хозвзвод.
   Старик обиделся и стал спать в свободное время. А к этому времени фронт уже посыпался, Капотню сожгли, смута начиналась. И Святогор спящий пропал. В народе разное говорят, то ли в Китеж его забрали, то ли в пещерах Гороховецких спит. Но ждут...
   В джезве на плитке созрел следующий заряд кофе, и звероволк принялся аккуратно наполнять чашки. Бахтияр подтверждающе покивал на Яроволков рассказ, включив задорную дагестанскую гармонь, и дополнил:
   - Да, Николаич тогда под конец совсем плохой стал. Почти не просыпался. Из-под Калуги когда отходили, закрепились здесь неподалёку, в Мосрентгене. Там военная база. Была. Собрались кто откуда, с разных частей, окруженцы, раненые ходячие. Понятно, что отступать уже некуда. Старых святогорцев много было, они живучие и не разбежались.
   В ночь перед штурмом трое наших оттащили командира сюда, в старой дизельной положили, да меня к нему приписали. Главный инженер нас прикрыл, отличный дядька был. А наутро по Мосрентгенскую базе отстрелялись двумя баллистическими чемоданами с вольфрамовыми ломами, и ещё бомбами фантогеновыми посыпали. Потом РХБЗшники в Мамырях встали, ещё два дня через лес из миномётов лупили. На базе мало кто остался прежним. Кого поймали - отформатировали и под ружьё.
   К нам захватчики тоже заехали, да при виде еды так обрадовались, что глубже третьего блока и не совались даже. Сюда вообще никто не ходит. И вот неделя прошла, другая, выглядываю наружу, а фронт уже к Шаболовской ушёл. А тут глубокий тыл и мирная жизнь. Как-то даже не совсем понятно, за что воевали. Потом амнистия вышла, я сюда официально оформился.
   Тут Рома, хрустя печенькой под кофеёк, хмыкнул:
   - Это да, помню. Всем амнистия, даже тем капотнинским тварям, а Святогору - хрен. Союз психической гигиены приговорил к дефенестрации с девятого этажа без стога, потом скостили до семи этажей. А когда тут Ганза правила, так на полковника заочно повесили виру за десять тысяч человек. По заявкам правозащитников.
   - Так и лежит в спящем режиме. - Продолжил Бахтияр. - Только пожрать включается раз в день. Вот, кстати, через две минуты у него побудка. Князь, осторожно там, он сейчас встанет!
   - И что, никто его не трогает?
   - Да говорю же, здесь никто не бывает, я да гидротехники. Они иногда пробуют старика взбодрить, но там коды командирские, блок присяги неизвлекаемый, а главное, сам командир просыпаться не хочет.
   Сверкнула молния. Из фанерной каморки, своротив дверной косяк, спиной вперёд вылетел Князь Игорь. В конце баллистической траектории он врезался в груду барахла гидроизоляционщиков и остался там лежать. Рома неторопливо встал, отряхнув свой плюшевый костюмчик от крошек, и проверил. Князь был жив и икал. Остро пахло озоном. Яроволк протянул с завистью:
   - Ого, ваша светлость. От самого Святогора командирскую заруку схлопотал. Что там, сорок киловольт?
   - Восемьдесят! - гордо приосанился Бахтияр. - У полковника рука тяжёлая. А вот и сам полковник.
   Из каморки, не подымая тяжёлых век, решительно вышел вовсе не исполин, а скромный пузатенький дедушка с острым носом, похожий на печальную птичку. Лысину обрамляли редкие длинные волосы, да и пегая борода густотой не поражала. Из-под тельняшки на флисовые подштанники свешивался провод с дымящимся куском княжего оборудования. Святогор негромко буркнул:
   - Майор Усманходжиев!
   - Я. - устало подтвердил Бахтияр.
   - Посторонние в расположении. Два наряда вне очереди!
   - Так точно. - не стал перечить араб, отпил кофию и никуда не пошёл.
   Святогор совершил поворот кругом и строевым шагом удалился в ходок вентиляции.
   - Майор это нехило. - Оценил звероволк. - А что так лениво командиру отвечаете, товарищ майор?
   - Да я присяжный блок сразу же разлочил и армянину на рынке продал. Хватит с меня этой дряни. Нарядов у меня уже штук триста, наверное. И разжалован - раз десять. И не бередит вообще, представляешь? Женился наконец-то. Хоть вылезать наверх стал -- у жён по очереди ночую.
   Яроволк изобразил на лице уважение пополам с чорной завистью. Безмятежно-умиротворённый Бахтияр зачерпнул ещё ложку сливового варенья из банки.
   Князь вскоре собрался в кучку и присел на край дастархана. Ему поднесли кофию. Зрачки владетеля имели форму звёздочек, причём левый мигал. Минут через десять его милость примерно пришли предположительно в себя. Как ни странно, Князь Игорь был доволен:
   - Насыщенный денёк. Хорошо хоть внутри ничего не пожёг. Я, пожалуй, домой пойду, предохранителей поем. Подумаю. А вы уж тут дальше сами... Мясо... Там оно, мясо, знаете...
   И аккуратно ушёл, слегка пошатываясь и придерживаясь за стеночку. А Святогор, насколько мог слышать Филин, дошёл до сортира, сделал всё кратко и решительно, по армейски, а потом столь же решительно полился из шланга. Затем оделся и тем же строем пришёл обратно.
   Из шкафчика старый киборг вынул стальную миску, ложку и банку крайне подозрительной тушёнки, вскрыв её одним отточенным движением. Из банки в миску с жирным хлюпаньем скользнул порнографически-розовый цилиндр цельнолитой плоти с шайбой сала наверху. По мастерской разлился сытный запах, идентичный натуральному.
   Ляпнув из второй банки перловки, спящий воин тщательно вымесил всё ложкой. Полученный сиваш киборг перечеркнул двумя струями майонезика, обратив в нямку, и сожрал холодным. Через какую-то минуту неприхотливый военный организм уже храпел в своей кладовке.
   Вот уж чего Филин не ожидал от спящего богатыря, так это чёткого соблюдения нямочных традиций. Сам-то Ваня нямку в принципе не переваривал, ересь всё это, но даже еретика иногда надо уважать. За верность убеждениям.
   На "Жигулях" уехал князинька, так что Рома с Ваней пошли домой пешком. Яроволк с половиной коровы под мышкой был молчалив и задумчив. Ну а Ваня переполнился впечатлениями, так что тоже помалкивал. Только у дома вспомнили, что можно же было вызвать такси.

09. Кормление Святогора

   В общем, домой Филин пришёл уже затемно, вымотанный, зато с добычей. Его хватило только на то, чтобы намесить теста: восемь стаканов муки, восемь яиц, два стакана воды, соль. Нет, ещё муки надо. Блин, а теперь надо опять воды...
   Вымешивал долго, гораздо дольше, чем хочется. Ходят легенды, что хорошо вымешанное тесто не липнет к рукам. И лишь немногие упорные знают, что так оно и есть. Такое тесто не рвётся и отлично раскатывается. Теперь накрыть мокрым полотенцем и на холодильник, расстаиваться.
   Уснул Ваня мгновенно. Конечно, всю ночь по его снам маршировал спящий полковник Святогор. И маршировал там до тех пор, пока Филин не понял, что уже совсем рассвело, и это не грохочут сапоги, а кто-то на кухне рубит мясо сечкой. За окном стояло пленительное утро, из тех, что шепчут: "Посмотри, глупый, как хорошо дома!" Мглистое небо и горизонтально летящие ледяные иглы.
   В квартире заспанного киборга ожидали оживление и многолюдство. На балконе Руст с самокруткой в зубах терзал контрабас попытками Жобима. Пришёл Сугроб, тянувший в соседнем доме интернетики, принёс бухту витой пары и усадил поверх неё маленькую тихую девушку Машу. Маша достала планшет и принялась рисовать. Звероволк вовсю рубил мясо, чем совершенно обаял бабушку. С ним пришла его звероволчица - Филин и не знал, что таковая имеется.
   Это оказалась несгибаемая крепкая индейская женщина Тайга, из тех, что живут в типи и курят ягель, или что им там положено. При этом звали её Даша Дёмина, и была она родом из Мытищ. Она также грела бабушкино сердце, пичкая манной кашей маленького смурного звероволчика:
   - За Родину, за Сталина, за Юрия Гагарина, за Днепрогэс, за технический прогресс, за Третьяковскую галерею и... Отставить корчи, это последняя! За маленького Зверофея!
   Ваня прикинул, что для этих диковатых людей со множеством имён и личностей назвать потомка Зверофеем вполне логично и нормально. В общем, так сказать, стиле. В этот момент Яроволк решительным ударом сечки разрубил деревянное корыто. В итоге фарш без колебаний изготовили в мясорубке.
   Путём опроса звероволка Филин установил, что провёрнуто побольше килограмма говядины, грамм шестьсот свиньи и столько же барана. Значит, луковиц штук шесть, да побольше, нет, семь! И ещё чуток барана. Для первой пельменной сессии хватит.
   Приходили дополнительные гости, а в фарш были добавлены соль, свежемолотый перец и немного незаконной чорной зры, пищи отверженных. Добавлять в фарш что-либо ещё Ваня считал преступным и неверным.
   Тесто он катал прямо на столе, едва успевая накидывать тонкие блины на пельменницу в тридцать семь ячеек. Множество рук самого разного размера мгновенно наполняли ячейки мясными шариками, и Филин тотчас накрывал всё сверху вторым блином, почти прозрачным.
   Теперь сыпануть чуток муки и катать пельменницу скалкой, пока рёбра металла не проступят через тесто, и резким движением вытрясти пельмени на стол с мукой. Это тоже не у всех получается. Пельменница таит в себе множество подлых ловушек, требуя сноровки и решительности... На доску теперь их и на балкон, мёрзнуть.
   Тесто кончилось внезапно, как лента в пулемёте. Фарш ещё остался, на потом. На балконе леденела гора поверженных пельмешек. Особо отличившиеся уже благоухали в кипящем бульоне, и надо было подождать буквально ещё три-четыре минуты, самые томные и волнительные.
   Бабушка уже несла, выставляла на стол и сметану, и масло, и разведённую кислоту, и свежие предохранители, и самогон, и непременно запотевший графинчик спирта, и воду для шила, поставила и того самого веретённого маслица с портретом бешеного сикха, и дорогого баллистола - для престижу.
   В тарелки упали первые пельмени, были вознесены за здоровье стопки самогона и наступило сосредоточенное молчание. Вмиг пельменей не стало, и в кипящую кастрюлю были водворены вторые пельмени. Туда, в сытный первородный туман, хищно и неотрывно взирал юный Зверофей. До этого пельмени с ним не случались.
   Ване взгрустнулось: он так любил кормить пельменями Тру, но сейчас его любезная моталась на своём дирижабле где-то над Мадагаскаром. Или над Занзибаром?
   Через много колов времени в кухне было весело и душно, навстречу друг другу носились три разговора о разных высоких материях, и все стали румяны. Спирта осталось полбутылки -- близились беседы о судьбах России. Бабушка пошла на пятый к подруженции, а Яроволк, Филин и Сугроб расслабленно уползли курнуть -- Тайга властно выгнала их на балкон, чтобы не травили юных Зверофейчиков. За стеклом в заМКАДовской тьме мело и завывало. Передавая самокрутку, Филин вздохнул:
   - А дед Святогор уже двадцать лет жрёт свою тушёнку тошнотную. С холодной перловкой и майонезиком. Каждый Божий день.
   Яроволк подтвердил:
   - Да, жесть...
   Простой прямолинейный Сугроб удивлённо поднял брови:
   - И чего вы тогда тут высиживаете?!
   Яндекс-такси прислало сани с мохнатой заиндевелой конягой через три минуты - ямщики всегда вились неподалёку, на старой автобусной станции.
   С пяти утра в дизельной безраздельно правил князь, настоящий король джунглей. Он уже починился. Его светлость велели проветрить вонь, вон то дерьмо выкинуть немедля и пол тут вымыть, нет, Алтын, ты не понял, не просто грязь размазать, и вот ещё, в новой дизельной все агрегаты работают? Вот пусть они там и работают, а это убоище не включать.
   Бахтияр-эфенди с неторопливым достоинством претворял монаршую волю в жизнь. В ночи его высокосидетельство посмотрел логи и выяснил, что десять лет назад Главный инженер бункера лёг на подзарядку, залогинился и отдал Богу душу, но не всю. Практичный араб положил ценного специалиста в дальнюю морозилку, откуда тот все эти годы работал с документами. Земные обязанности инженера всё это время исполнял, конечно же, сам Бахтияр. И ещё ушлый араб был сантехником по своим вторым документам некоего Семёнова.
   Князинька поразмыслил да и оставил их всех как они есть. Только произвёл, наконец, майора из разнорабочих в далай-электрики.
   Святогор вновь был опутан проводами, подсоединён к новому компу, но теперь князь работал в хорошо заземлённой кольчуге. Пельмени в его сосредоточенную светлость поначалу впихнули с трудом, но потом владетель задумался. Поставили вариться новые -- вдруг сработает? Бахтияр из исторических соображений свинину в пельменях не одобрил и забухтел, что огребут экспериментаторы по восемьдесят киловольт за свои кулинарные эксперименты. Восемьдесят, Ваня! Так что без него Святогора дразните.
   Совместными усилиями спящего деда побрили и обкорнали машинкой по уставу. На тумбочку киборгу положили свежую тельняшку и портки. Все провода от греха подальше поснимали и стали ждать -- расселись, не отсвечивая, по тёмным углам мастерской. До очередного пробуждения спящего воина оставалось минут пять.
   Проснулся Святогор мгновенно, по военному, привычно и стремительно слетал в сортир, привычно сунулся в шкафчик, а в шкафчике-то пусто. Нет ни вилки, ни миски, ни еды. Старый киборг добавил чуток напряжения на процессоре.
   - Капитан Усманходжиев! - возмущённо взревел он командирским голосом.
   - Так точно, товарищ полковник. - чётко и обтекаемо отозвался Бахтияр, сияя зубами из шерстяной чащи хайров и бороды. - Прошу к столу!
   На покрытом свежей скатертью столе в кругу света не было привычной нямки, и майонезика не было, однако некоторая еда всё же присутствовала. Полковник сел на мягкий стул, наклонился над миской и безо всякого выражения на лице вдохнул пар.
   Несколько секунд ничего не происходило, потом дедовы ноздри вздрогнули, и даже веки чуть приподнялись. Напряжение на проце ещё подросло. Со слесарного верстака, сидя верхом на здоровенных тисках, за полковником дистанционно следил Князь Теплостанский, весь в нервическом поту.
   Аккуратно подцепив на вилку пельмешку, Святогор вдумчиво её разжевал. Затем воин оценил обстановку и, не вспоминая о майонезике, быстро смолотил полную миску, да с маслом сливочным, промедлив на мгновение лишь перед последним воином пельменьего племени. Им он уважительно закусил возникшую невзначай под рукой стопку Николаевской янтарной самогонки. Тотчас Бахтияр выдал в зубы Святогору прикуренную самокрутку и поставил рядом пепельницу. Полковничий процессор теперь кушал все свои старомодные шесть вольт. И вот ещё кофий с лимоном. И варенье. На плитке уже томились вторые пельмени.
   Полковник Аркадий Святошин от души затянулся, выпрямился, и, гулко закашлявшись, открыл серые глаза.

Вода Митридата

01. Санаторно-курортный режим

   Что за дрянь этот ваш Геленджик! Стоят на скучном черноморском берегу руины Минздрава. Санатории, профилактории, лечебницы - все либо обшарпаны, либо порушены, а вокруг них вся жизнь заточена под отдыхающих. На каждом клочке первой линии торчит сарайчик, а в сарайчике - четыре койки. Частный сектор, однако.
   Из достопримечательностей есть аэропорт, заставленный гнилыми аэробусами, и ещё, по слухам, есть какие-то дольмены в горах. То-то и оно, что далеко-далеко в горах, а не тут. И никакой интересной подземли.
   Дороги - дрянь. Люди - тоже дрянь. Днём здесь только и дела, что жариться да отмокать, вечером - конвульсировать на танцах. Больше делать нечего. Да, можно ещё напиться и подраться. Всё это дебил Рамен претворил в жизнь, кроме купания. Пьяная скотина. Нечего здесь делать. Короче, совсем Ване город не понравился.
   А что ещё можно сказать о месте, где тебя всерьёз намерены казнить? "Беларусь" тянул железную телегу через весь унылый город, лязгая по жаркой мостовой цепями заземления, чтобы все видели и могли покуражиться над приговорёнными. Например, кинуть гнилым абрикосом. Улица Луначарского казалась бесконечной.
   На счастье, трактор ездил тут всё время, всяких казней на неделе бывало штук по пять, и жителям надоело. Бередящее душу мрачное действо выродилось просто в вонючий синий трактор, который всегда в этот час смердит под окном. В три часа дня на раскалённой улице не было ни души...
   Филин и Рамен потели на телеге в клетке Фарадея. Под Раменовым глазом зеленел спелый фингал. За пять дней следствия, тупки и суда синяк успел налиться красным, синим, фиолетовым и уже начинал подвядать.
   Синяк Рамену поставил сам Филин, чем гордился. А вот нечего в ДК пьяным ходить на старости лет. И друзей нечего впутывать. И уж совсем не стоит включать стрелковый комплекс, если сдал пистолет на таможне.
   Так их и загребли медбратья с вечерним обходом: маленький пьяный киборг бушевал, паля с двух рук из пальцев, а усталый протрезвевший Ваня оттаскивал старого от трёх смущённых кубаноидов по кубометру каждый.
   Слава Богу, пацаны не стали встречать медиков с цветами, а просто внезапно исчезли. Потому строгий участковый психиатор в пуловере поначалу пришил теплостанцам всего-навсего пьяное хождение. Но тут хмурый хирург-оперативник напомнил иму о публичном включении киборг-модулей и всё обернулось хуже некуда. Стали им шить политику.
   С обычным усердным отдыхом северян здесь давно уже смирились, но вот пьяных отмороженных киборгов с Москвы ненавидели люто. Городской консилиум считал, что они подрывают санаторно-курортный режим. С чего бы это вдруг?
   В результате Особая Коллегия Совета Психической Гигиены приговорила обоих красавцев к публичной дефенестрации.
   Филин до хрипоты доказывал, что не включал в себе никакой электроники, пока в конце концов обвинение сняли за отсутствием улик. И тут же обоим накинули за неуважение к медицине и троллинг должностного лица при исполнении, и даже целого стада должностных лиц.
   Троллинг, не троллинг, но Рамен на пару с Филином изнурили психиаторов. Вместо красивого показательного утреннего процесса судьи получили дотошное обсуждение тончайших нюансов и оттенков похмельного марафона - и всё это вместо обеда!
   Конечно же, многих айболитов одолели корчи. Толстенький профессор Догвадорж зашёлся в истерике, смеясь и рыдая на грудь санитарки, пока не обрёл аж три куба метаморфина в мышцу. Фтизиатр плотно сидел на этой дряни. Хорошо быть врачом в законе.
   Ржавая телега со скрежетом встала напротив высоченного недостроя в центре старинного санатория. Санитары повели приговорённых вовнутрь, каждого на свой этаж сообразно приговору. Пустые проёмы окон, пробоины от снарядов, где-то давно, судя по запаху, нагажено. Завязанные бантиком перила на лестничной клетке... А вот из трубы хозблока валит жирный дым. Место казни. Вон вообще кость внизу лежит. И абрикосовыми косточками всё заплёвано.
   Несмотря на жару, публика присутствовала. За кустами тихарились несколько кучек северян, прекрасно видимые сверху, бадяжили настойку боярышника с пепсиколой. Зашли поглазеть на варварские обычаи, не иначе.
   В серёдке площади косой шеренгой топтались юродивые из "Союза жертв румынского смеха", одержимые пикетированием. Очень даже жертвы. Бабки жарились на самом солнцепёке с нехорошим огоньком в глазах, вцепившись коготками в длиннющий транспарант "нет включенью заключённых". Филин прикинул, кому они демонстрируют надпись - вышло, что увечному гипсовому пионеру, что выглядывал из цветника в центре площади.
   Ещё на площади перед зданием катались три роллера. В тени туи экскурсия цветущих барышень из Меда обступила тётку с сувенирами. Баянист на скамейке, бодрясь из последних сил, распевал классику, "здесь любить мне довелося развесёлого врача" Всё разом увидел Иван с высоты, и понял, что никому, вообще никому нет до него никакого дела. Это было печально.
   Худой дядька в маске и белом халате поддёрнул синие перчатки и снял с Вани наручники.
   - Ну что, вы сами или помочь? - спросил он с такой теплотой, что Филин тут же пулей выскочил в окно, безо всякой посторонней помощи. Невдалеке с геройской песней спикировал старый диггер Рамен.
   Клумба больно ударила по ногам, а затем и по всему Ване. Синие перчатки потыкали, проверили пульс и тяжко вздохнули. Несколько полежав, киборг тихонько, не палясь, запустил диагностику, узнав о треснутом ребре и ушибе плеча. Дефенестрация с третьего этажа - дело нешуточное.
   Рамен отделался легче: ему прописали седьмой, почитай что высшую меру, но ушлый диггерище выторговал себе смягчающие обстоятельства по старости, близорукости, врождённому кретинизму и фиг знает по чему ещё. По совокупности потянуло на десятикубовый стог без вил. Даже не ушибся, зараза.
   Филин вдруг заподозрил, что старой всегда так в Геленджике расслабляется. Во всяком случае, с пистолетом в кобуре диггер вёл себя гораздо пристойнее. В Тёплом Стане, правда, тоже не особо дурковал, но там ведь Князь, с которым и не подуркуешь особо.
   Что ж тогда будет в Керчи, где вообще Заповедник? Хаживал Филин в один заповедник птицу бить, вовек не забудет тамошние порядочки, да и саму птицу...
   Охая и страдая, казнённые забрали с телеги свои пожитки, два старых жёлтых транса. Поплелись обедать и валить уже из проклятого негостеприимного города. Десять кэмэ до Кабардинки, а оттуда -- паром новороссийский. Если ещё не ушёл.

02. Электроворона и флот

   Рамен привстал в тряском кузове и от бедра пальнул куда-то вправо из калаш-весла. С верхушки телеграфного столба разлетелись чорные пластиковые перья. Ваня позавидовал: хорошо, когда у тебя стрелковый комплекс цейссовский, а не тагильское убоище. На проводах повисли колышущиеся в пыльном мареве лохмотья. Старик душераздирающе зевнул и упал обратно в тюки с тряпками. Скучает.
   - Что там за шум? - захрипел из наладонника командир конвоя - Опять Рамен?
   - Так точно, товарищ Шубин. - лениво отрапортовал старичина. - Электроворона на столбе притаилась. В засаде. Видюшку Филин сейчас скинет.
   - Задолбал ты уже! У меня бабки в автобусе от каждого выстрела на дерьмо исходят. - Прокуренная командирская каюта находилась в заду скрипучего бронеавтобуса, рядом с горячим мотором, через хилую фанерную стеночку от не менее горячих пассажиров. Из своего мобильного чистилища товарищ Шубин источал ценные указания, лучи смерти и вайфай. Им-то в кузове "Урала" куда как посвежее.
   - Так точно! - подтвердил Рамен и, откинувшись на прыгающие мешки с секонд-хендом, вновь уставился в выгоревшее небо. Из окружающего шмотья диггер подрезал себе лыжные очки, берет, тельняшку и тактичные штаны, но по-прежнему напоминал истощённого военрука.
   Сам Ваня как был в майке, бермудах да сланцах, так и остался. Казённого оружия он не брал, остался при своём ТТ на пузе. Стрелковый комплекс и с этим-то с трудом справлялся. В Геленджике перед наймом в симферопольский конвой Филин провёл много колов времени в Аду. Сидя в вонючем вокзальном сортире, он одиннадцать раз перезагружался, пока глючная стрелковка не распозналась. Отстрелялся по баночкам пред светлыми очами командира Шубина, был нанят и с облегчением выключился, пока руки не отвалились.
   Диггер Рамен хандрил. Ваня стойко выслушивал изобретательные жалобы и высматривал старому электроптичек на пострелять, но помогало ненадолго.
   За каждую пташку местные общины платили по двадцать Новороссийских барынек. Филину уже семь выплат на телефон капнуло. Дело доброе: никогда ведь не знаешь, кто там смотрит с той стороны стеклянных глазок. Конвои-то здесь ездили спокойно, местные более-менее, а вот одинокие путешественники - как Алиса в Стране Чудес.
   Ну ничего, скоро уже Новороссийск. От Геленджика до города суровых мареманов ранше было всего тридцать километров по берегу, но в войну артиллерия в хлам разнесла припортовые горные серпантины, и никто до сих пор не чесался их чинить. В результате новороссийский конвой потащился аж мимо самого Краснодара, чуть в отдалении от недоброго города, с днёвкой на укреплённой автобазе с певучим названием Тлюстенхабль. Уже третьи сутки тащился, обрастая всё новыми транспортными средствами и путешественниками. Зато конские деньги за мажорный паромный билет платить не пришлось, и даже наоборот, самим бабла обломится.
   - Эх, Ваня! Что ж ты без меня делать станешь? Пропадёшь ведь. - Вновь завздыхал Рамен. Ваня не стал уточнять, что сколько себя помнит, столько и вытаскивал старого из разных бредовых ситуаций. Вот, ребро за него сломал. Вопрос ещё, кто без кого пропадёт. Но разговор поддержал:
   - А что ж сразу без тебя?
   - Я из Керчи уже не вернусь - старик сделал похоронное лицо и уставился под обрыв. Ну вот ещё новости. - Билет в один конец...
   - Переезжаешь, что ли?
   - Я ещё в старые времена много ездил в Керчь, и дал себе зарок, что вернусь туда умирать. Вот, по ходу, время пришло.
   - Да с чего ж ты помирать-то собрался? - Не то чтобы Филин страстно желал знания, но пусть уж диггер выговорится, чем сидит и киснет.
   - Да потому что помираю! Старый я уже. Ночью, бывает, так прихватит - на стенку лезу. Всё, посижу теперь тихонечко у моря. Напоследок...
   Да, Ваня видел, что диггера регулярно крючит, но не придавал этому особого значения. Думал, времена просто такие, что всех крючит. А следовало бы плотнее заняться здоровьем товарища, и давно уже. Тем более что Рамен, тихонько сидящий на скамеечке у моря, невозможен по определению. Ладно, пусть пока что поумирает, мнительный старец.
   По сторонам дороги потянулись заросшие бурьянами сады с каменными грудами посереди каждого - старые окраины Новороссийска. Вскоре сохранных зданий стало больше, появились люди, и вот уже вокруг солидный город, бульвары, базарчики, кафешки, вон даже пожилой чешский троллейбус по брусчатке катится. Восстановленные корабельные реакторы позволяли не экономить на электричестве. Половина чистой публики в бескозырках - флотские.
   Разномастные машины конвоя с рёвом и лязгом ныряли за поворот улицы, и вот она, Цемесская бухта, вот он, Флот, гордость и беда Новороссийска. Из мутной воды торчали мачты и надстройки, гнило развалился у пирса древний линкор. Осевший в воду по самую палубу, он всё ещё тянул к морю чорные пальцы горелых орудий. У соседнего пирса здоровый ракетный крейсер лежал почти кверху дном, словно ржавый кашалот. Стоя на дырявом рыжем борту, как на палубе, мальчишки удили рыбу - они что, есть её собираются? Некогда старый флот унёс собой в Вальгаллу всю первую линию: промзону и пирсы смяло взрывными волнами с маленьким аккуратным цунами после каждой боеголовки. Теперь прибрежная полоса была загажена и зелена.
   К пасторальному вокзальчику-дебаркадеру был пришвартован на ладан дышащий БДК "Бэтмен" с чёрно-оранжевой полосой через надстройку. У бочек теснились сверкающие алюминием новые "Нырки", старая "Комета" на подводных крыльях, крепенький тральщик "Хмурый" и всяческие неопознаваемые шаланды. Новый флот, точнее, как пояснил Рамен, всё то, что не приглянулось адмиралам блистательного Севастополя.
   В самом месиве притопленного железа дымил трубой забавный клёпаный катамаранище с ажурной надстройкой-краном, мечта стимпанка - Ваня с восторгом опознал неистребимую "Коммуну", которой лет двести уже. Ещё с царских времён кораблик подымал со дна затонувшие корабли, подлодки и даже самолёты, и поднял уйму. Потом с "Коммуны" запускали глубоководные "Пантеры" и "Колобки". Вот и теперь спасатели, взбаламутив полбухты, увлечённо искали в вонючем иле что-нибудь интересное. По серой воде плыли радужные пятна мазута. С купанием в Новороссийске проблемы были всегда.
   В порту выяснилось, что феодосийский паром ещё не подавали. То есть вот он, "Нохчи Борз", переваливается у причала, мнёт покрышки кранцев, но когда погрузка - неизвестно. Скучающие на широченной корме бородатые моряки, лузгая семечки, бестрастно наблюдали быстротекущую жизнь.
   Площадь постепенно заполнялась ветхими купеческими грузовиками и подводами, джихад-мобилями, бронеавтобусами, БТРами. Сбились в отдельную кучу мещанские легковушки - жертвы коррозии. Бронетехника отъезжала в сторону, её никто в Крым не потащит. В сизом солярном чаду бегали пыльные путешественники, размахивая анкетами-билетами, как смутные тени бюрократов в Аду. Большой конвой собрался, богатый, на весь паром.
   Ушлый караван-баши Шубин поступил с Филином и Раменом точно так же, как с танками - дал расчёт и пытался оставить на берегу. Однако старый диггер был мастер психологического давления и через двадцать минут нытья выдавил из Шубина халявные билеты, как орёл прометееву печень.
   С тяжёлым вздохом Рамен вернул в караванную оружейку своё калаш-весло, вновь вооружаясь пистолетами. Никакое другое оружие он не ценил так, как старый дубовый АК-47 с деревянным прикладом. Незакрытый гештальт армейского детства. Ну купи ты его уже, или сопри - нет, мы будем страдать, завидовать и пускать слюни.

03. Чеченский мореход.

   На вторую ночь в открытом море Рамена скрутило. Пришлось лекаря искать. Ещё до его прибытия из рубки неожиданно прибежали знакомые люди. Тощего капитана Яницкого Ваня раньше видел только на сайте парома, а вот хозяином гигантского корабля оказался тот самый Махмуд Сатыров, у которого они совсем недавно вписывались в Сатыр-Юрте.
   Вдалеке от почвенных суфийских папы с мамой Махмуд снял обрядовый камуфляж, родовые разгрузки и разгуливал по собственному парому в кремовом парусиновом костюме с тросточкой - судовладелец, однако. Вместо себя моряки оставили на штурвале копчёного грека Ставракиса.
   Ставракис - он наверняка молодец и умница, но Филина не оставляло ощущение... Ну, как это объяснить? Вот несёшься по серпантину, покрышки визжат, и тут водитель оборачивается к тебе и начинает рассказывать анекдот, размашисто жестикулируя. Примерно вот так.
   Теперь Яницкий, поджав губы, глядел в тёмные воды Чорного моря. В лице морехода отчётливо читалось: "Подыхай ты где угодно, только не на моём пароме". Тем более что Рамена поместили в его капитанскую каюту. Махмуд же, неплохо знавший старичину ещё по Теплаку, не на шутку расчувствовался, хватал за пятнистую лапку:
   - Держись, старик! Доктор едет-едет!
   Действительно, доктор прибыл. Полная санитарка аккуратно поставила в дверной проём опять же знакомого - небольшого фтизиатра Догвадоржа из Геленджика. Если верить её воркотне, айболита звали Жугдэрдэймидийн Огиевич. Монгол был в ауте: зрачки в точку, луноподобное лицо в испарине.
   Неприятно воркуя, медсестра вколола подопечному шприц-тюбик прямо через халат, и через минуту Догвадорж вышел на орбиту. Раскрыв карие глаза, доктор с удовольствием расчесал жиденькие усы и цапнул стетоскоп. Всё ему стало интересно. Может, айболит и дулся на старого диггера за Геленджикские эскапады, но клятву Гиппократа надо блюсти. По крайней мере, во время прихода.
   У Рамена обнаружилось всё. Сверху - гипертония, посередине - ишемия, и далее через гастродуоденит и вялую печень к камням в почках и простатиту. Ну и непременный холецистит, куда же без классики. "Ну, в вашем-то возрасте, батенька, да ещё при злоупотреблении спиртным...". Филин всё ждал, когда дело дойдёт до выпадения матки.
   Во всё время осмотра Ваня внимательно слушал санитарку, не забывая сочувственно кивать. Ваня уже привык, что располагает к себе пожилых дам, детей, собак, неформалов, военных... Всю свою цифровую жизнь он чутко всех слушал, и это обыкновение никак не монетизировалось. Санитарка Анна Андреевна жаловалась, что медицинское светило по пути в заслуженный керченский отпуск усадили в автобус буквально на головы бабкам - в их, кстати, конвое! Ну и на пароме не дали отдельной каюты, так что ни поставиться, ни поприходоваться. В прошлую инъекцию напугал третьего помощника в машинном. Фтизиатрия в опасности! Что-то айболитов отпуск подозрительно напоминал ссылку.
   Вскоре медик пришёл к общему мнению и исторг из себя пять рецептов тайного синусоидального письма, с красными круглыми и синими треугольными штемпелями, в сумме штуки на полторы барынек. Подъёмно, но всё равно грабёж. Ладно, вон уже видно Феодосию, там разберёмся.
   Махмуд продолжал втирать старому:
   - Держись, Рамен, ты меня ещё по Пресне подземной поводишь! А в наших ущельях я ульи электроворобьёв знаю - постреляем вволю, без счёта патронов...
   Ну и в том же духе. Офигенно дружить с нохчи. Плохо не дружить.
   Швартовались неторопливо. Тем временем Догвадорж, кривясь и вздыхая, вытребовал у прижимистой санитарки "несессерчик", то есть чемодан с ампулами, и прошил Рамена целой очередью всяких целебных конских возбудителей. Старой тихо и безнадёжно выл про ненависть к уколам - всё тщетно.
   К удивлению Филина, от денег Жугдэрдэймидийн Огиевич отказался, сказав вполне по-человечески: "Да помню я вас, помню. Вы уж простите, что так тогда в Геленджике вышло..." Однако... Похоже, фтизиатр вышел на плато прихода и до завтра пребудет в мире живых. Доктор удалился пружинистым щагом, крутя стетоскоп за резиновую трубку - на поиски айболитских подвигов, не иначе. За ним поспешала санитарка Анна Андреевна.
   Через минуту Рамен подскочил, как чортик из коробочки, и заорал, что хочет купаться. Чеченский мореход Сатыров, возрадовавшись, приобнял диггера и убежал на мостик, влекомый капитаном Яницким. Тот только буркнул киборгам через плечо: "Дверь за собой захлопните потом!"
   Уже на набережной товарищей догнал матрос, всучивший им пухлый пакет с гостинцами от хозяина. Ваня глянул внутрь, и в глаза аж до слёз шибануло контрабандой: галатское курево, лукум из Горной Оряховицы, афинское веретённое масло, армянская бастурма. Гондоны Измирские. Вот такой вот славный боевой путь преступных мореходов.

04. Не для купания этот город.

   Искупаться не удалось. Центр Феодосии как бы намекает, что не для купания этот древний город, совсем нет. Главный городской пляж, притиснутый к воде железной дорогой, утыкается в портовые пирсы. И железная дорога тут же заканчивается - словно раньше никак не могла. А чтобы уже ни в чём никаких сомнений не оставалось, поперёк пляжа из дыры в набережной изливается сытная городская клоака. Вот там-то все и купаются под палящим небом. И их там много, несмотря на раннее утро. От всего человечества вроде как полторы калеки осталось - а в Феодосии всё так же не найти свободного лежака. И арбуз продают ломтиками, по две барыньки за штучку. Юх-х-х.
   Потрясение теплостановцев было сильным, но недолгим. В какой-то момент Ваня понял, что над ними обоими уже давно нависает некая приятная прохладная тень. Он помнил, что это обычно означает, но не может же быть, чтобы здесь... Однако, всё было именно так: над товарищами довлел незаметно подкравшийся гигант Рома, он же Яроволк, он же звероволк и прочая, прочая. Рома был доволен своей скрытностью. Обычно он телохранительствовал над Князем, но сейчас-то их высокосветлость в родном Тёплом Стане. Что за дела? Примерно так, только быстро и вдесятеро многословнее, высказался подпрыгивающий на песке Рамен.
   - Да я за вами. - Звероволк сделал широкий жест рукой, повеяв ветром. - Князиньке с утра Сатыровы звонили, так что их светлость меня сюда выдернули. Хорошо хоть в телепата играть не стал, а просто позвонил. А ты, Рамен, что такой обдолбанный? Я-то думал, ты помираешь!
   - Да! - радостно закричал старый диггер, устремляясь за массивным киборгом к стоянке перед пирсом. - Я в Керчь помирать еду!
   - Вот только тебя там и не хватало... - Хмыкнул Яроволк. - Я в Керчи посол Князя. Они там даже не представляют, до какой степени я полномочный.
   На дипломатической службе княжий телохранитель разожрался вширь в целого свиноволка и при этом поблёк. Никто не становится свежее, взгрустнул Филин. Яроволк по случаю южной жизни был одет в народную-разнародную косоворотку, портки и сланцы. На рубаху ушло пять сажен зелёного паруса, а красная вышивка по вороту навевала что-то белорусское. Подпоясан звероволк был пеньковым канатом.
   Дипломатия требовала представительской машины: бежевой двадцать первой "Волги" с мощным, судя по вони, дизелем. Почти не ржавая даже. Двигатель угрожающе заурчал, и Рома устремил машину на Север в своеобычной манере, плавными скачками мимо ухабов.
   Вскоре Феодосия стала истончаться, как призрак. Старые дома сменились стреляными-латаными высотками, затем жильё вытянулось в узкую полосу вдоль моря, а потом уже пунктиром между диким пляжем и вонючим лиманом горбились одни развалины.
   Навстречу над шоссе тащился пыльный патрульный дирижабль, по пыли на нём было размашисто протёрто: "Помой меня!"

05. Чужой клоун в цирке с конями

   По словам звероволка выходило, что он исколесил весь Крым в поисках хоть кого-нибудь годного для дипломатии. Здесь было безопасно, как в гробу: всех мешавших туристическому бизнесу полуостровитяне давно скормили психиаторам или рыбам. Но в остальном в Крыму царил полный цирк с конями, в котором теплостановец чувствовал себя лишним клоуном.
   От койки до койки, сбиваясь по пути в таборы, по Крыму мотались крайне многочисленные политики из самых экзотических северных мест. Яроволк прилежно заносил всех в планшетик. С двумя даже вступил в дипотношения - Филина так и подмывало спросить, дипломаты там были или дипломатки.
   После развала Мытищинского согласия все ринулись на юга искать друзей покрепче. Названия наногосударств звучали солидно, сами же официальные лица были изысканны до гейства. Все поначалу форсили - в обветшавшем Ливадийском дворце на радость толстому греку-хозяину непрерывно проходили исторические саммиты, судьбоносные форумы и международные конференции. Лавры Сталина-Черчилля-Рузвельта не давали покоя акулам политики. Постепенно, по мере истощения финансов, дипломаты мудрели и остепенялись, оседая посольствами по съёмным верандочкам третьей линии.
   На звёздном небосводе крымской политики кочующий слоноподобный посол Княжества Тёплый Стан смотрелся чужеродно, особенно доставляла косоворотка. А местные вообще на всех понаехавших некредитоспособных оборванцев смотрели как царь на еврея. А в местных этих -- пойди ещё разберись! Татары те, татары эти, не путать с караимами, смурные монахи пещерных монастырей, психонавты из Совета психической гигиены, православные анархисты и отмороженные агностики - каждый под своим флагом держал кусок первой линии в уцелевших городах, и всех интересовала лишь возможность сдать тебе койку внаём.
   Да, и ещё здесь везде на дух не переносят киборгов. Включаться в общественных местах можно только в Балаклаве, но там сидят больные на всю голову вояки из вроде бы давно разгромленного Черноморского Союза. Ну ещё на Чуфуте, где в клубах дыма процветают всяческие растаманы, киберпанки и прочие неформалы, изгнанные прочь с пляжа - на Чуфуте тоже всем параллельно, хоть включайся, хоть голый на голове пляши. Договориться с чуфутянами можно о чём угодно, но будь готов, что назавтра они всё уже перепутали, а документы потеряли. Но люди хорошие.
   Лишь в самом медвежьем углу полуострова, в дремучем степном тупике Керченского Заповедника, княжьи верительные грамоты сгоряча внесли в базу как официальные документы со входящим номером. Осознав промашку, Ответственный Секретарь долго мялся и кривился, но обратного хода бюрократия не давала, так что одинокого Яроволка оформили как Теплостанскую Экспедицию. Ради этого звероволк даже позвонил Князю и тотчас же стал членом-корреспондентом Академии Наук Тёплого Стана.
   Так в Тёплом Стане появилась Академия - ею стал Палеонтологический институт. Даже свой академик нашёлся, ещё из настоящих, старый, как говно мамонта. Вот и пригодился. Секретарь после этого немного оттаял и посулил теплостанцу Открытый Лист. Лицо чиновника было как открытая книга, и книга эта была открыта на графе внесения мзды.
   Не успел член-корреспондент и трёх дней потупить на новом месте, как с транзитного Долгопрудненского дирижабля десантировалась в Багерово решительная жена Тайга с маленьким Зверофеем под мышкой и с гостинцами от Князя. Поставила индейское типи за дурдомом на Семи Ветрах и построила мужа. Сказала, что ребёнку нужно море, а мужику - присмотр. На том пока и остановились. А тут и Князь звонит.

06. Как на Ак-Монае
кончилась пепсикола

   Под разговорчики протряслись полпути. Дорога по жаркому времени была пуста, верблюды и пешие путники пережидали самое пекло. Лишь однажды навстречу пропылила мятая автоцистерна с эскортным джипом, а потом ещё две ископаемые легковушки. Крым всегда был некромобильным раем. Ещё лошадь с телегой и казаком попалась.
   На трассе никто не жил, зато регулярно встречались мастерские и караван-сарайчики. Жили в основном где-то там, на горизонте, за негостеприимными знаками-кирпичами. Казачьи микростаницы отличались от татарских деревенек лишь по златым куполам, увешанным ретрансляторами, - вместо минаретов, облепленных антеннами, всё за глухими заборами. То здесь, то там насекомо копошились поля ветряков.
   Крымская жизнь шла вяло и мирно. После крайне бодрого военного десятилетия за порядком здесь неравнодушно следили все: то здесь, то там вяло порхали коптеры разных государств, висели аэростаты с вязанками датчиков. Электроптичек не было вовсе. Над трассой, возвращаясь из Феодосии, с гулом проплыл знакомый дирижабль, уже помытый. Летел он неторопливо, красуясь чешуёй солнечных батарей и гроздьями НУРСов вокруг бронекабины. На пластиковом борту значилось: "Гагарин". Рамен провожал воздушный корабль благодушным взглядом, посасывая скучноватую пепси-лайт без сахара и кокаина.
   - Это наш, керченский! - С внезапным патриотизмом поднял лапищу звероволк. - Так, орёл улетел в гнездо, а мы теперь съедем с трассы куда-нибудь туда вот, где датчики не ловят, повключаемся. Например, во-он к тому лиману.
   Справа у горизонта закипала некая вонючая лужа - может, от знойного миража, а может и наяву. Возмущённо метнув в пейзаж пустую бутылку, старый Рамен завопил:
   - Слушай, волчище, я уже вторую неделю на море, а ещё не искупался! В тюрьме сидел, в окно летал, ворон стрелял - и не искупался ни разу! А мне помирать вот-вот. Рули к нормальному морю, демон! Да чо ты как не местный, вон, скоро на Семисотку левый поворот - там такие места, что никакие сенсоры не возьмут.
   Следующие несколько колов времени счастливый старичина, размахивая свежей бутылкой пепсиколы, штурманил их по следам асфальта сухими садами мёртвой Семисотки и через сонную рыбацкую Каменку с пыльной собакой, упрямо спящей перед магазином на самом солнцепёке. Дальше пошла грунтовка вдоль моря, лучшая, какую Филин в своей жизни видел.
   Яроволк мгновенно разогнался до сотни. "Волга" невесомо плыла над обрывом штормового Азова, в окна вливался солёный ветер, а за кормой вырастал могучий шлейф мягчайшей серой пыли. По сторонам дороги стали попадаться заплывшие воронки, потом чорные провалы, а затем взгляду открылись огромные выемки, из бортов которых уходили во тьму подземные галереи.
   - Это Ак-Монай. Каменоломни. - мечтательно прижмурился диггер, отхлёбывая газировки. - Пятнадцать лет здесь не был, а ничего и не изменилось. О, гляди, вон спуск к морю, а вот туда... Короче, нам туда.
   Свернув на неприметную боковую колею и удачно разминувшись с собственным пыльным хвостом, машина плавно скатилась в очередной провалище.
   - Туда-туда! Вовнутрь! - махал руками счастливый Рамен. Очередная пустая банка вылетела в окно.
   - Ни фига себе! - Поражённо прошептал Рома-звероволк, паркуясь на расчищенном месте в подземных хоромах.
   Через проломы над головой медово светило Солнце, в стороны мраморными дворцами расходились светлые штреки шестиметровой высоты, заваленные глыбами с потолка. Наверху цыкала недовольная летучая мышь. К морю каменоломня круто шла вглубь: фары разгоняли тьму в галерее перед машиной метров на сто, не больше. Снизу тянуло пленительным холодом.
   - Здесь так везде. - Диггер гордо приосанился, словно сам всё это выкопал. - И что ты повключать хотел? Сюда-то точно никакие сенсоры не добьют.
   - А тарелка спутниковая как будет работать? - Задумчиво протянул Рома, аккуратно вынимая своё огромное тело из машины. "Волга" с облегчённым вздохом поднялась на пневмоподвеске.
   - А наружу её выкини. Она ж направленная, её так не отловишь. Что, шпионские штучки? - Рамен был всё ещё химически весел и беспечен.
   - Да ну! - Хмуро ответствовал звероволк, путаясь в проводах. Кабелей в багажнике был целый стог. - Сейчас с Теплаком свяжемся, князинька хотел лично посмотреть, с чего ты там помирать собрался. Одна головная боль от вас...
   - Хрена! - упёрся Рамен - Десять минут на купание! А то я не умыт и не причёсан!
   Ухватив полотенце и очередную банку пепсиколки, старый киборг упорхнул к морю - туда, где обрыв на всю высоту словно топором прорубили до самого прибоя. Это был пологий спуск к грузовой пристани, но самой пристани давно уже не было, вместо неё догнивал на камнях самопальный десантный бот с погнутыми пулемётами.
   Рома тем временем аккуратно развернул перед входом в подземлю спутниковую тарелочку, а провод протянул под землю, к роутеру. Сняв с себя чехол, по недоразумению названный косовороткой, киборг стал неторопливо увешиваться аккумами, выносными модулями, навесными датчиками.
   - Их высочество с оказией передать изволили. - сухо откомментировал звероволк Филину, который наконец-то накупался и теперь расслабленно глазел.
   Во всём снаряжении чувствовалась княжья рука, железо - сплошь роскошный "Кибер-Либер" и даже запретный "Битый Байт" из легендарного Жидского Схрона. Ваня прикинул, что полагается за попытку провезти содержимое Яроволкового багажника через любую границу. Психиаторы, например, устроили бы затейнику дефенестрацию не меньше чем с Останкинской башни. Дважды. Короче, понятно, за что тут киборгов не любят.
   - Жена, что ли, привезла?
   - Ну... - нерасположенный к разглашению гостайны современный киборг постепенно превращался в опутанного проводами киборга из плохой старинной фантастики. Отдельным шлейфом звероволк подсоединил свои грудные контакты к роутеру. Вернувшийся с купания свежий Рамен лишь поражённо охнул, получив присоску в лоб, провода на грудь и свой порт в роутере.
   - Так. - Весомо заключил Яроволк, присаживаясь на мраморный блок. - Раньше сядем - раньше выйдем. Рамен, сядем, я сказал! В твоём случае это значит ляжем. Вон туда, на пенку. Надо успеть за десять минут. Не больше.
   И запустил что-то с консольки нетбука. Наверняка совсем уже преступное и приверженное злу. На потребу своей чорной пиратской душе.
   Всё месиво оборудования стало вразнобой загружаться, тарелка вертанулась, отыскивая в небесах дряхлый спутник, и Филин пропустил момент, когда Звероволк обернулся Князем. Во всяком случае, с камня встал уже именно Князь Игорь. А Рамен затих, вытянувшись по стойке смирно на пенке.
   - Привет! - весело поздоровались с Ваней их светлость, деловито перезагружая старого диггера в отладочном режиме. - Вот, пару неделек не последил за вами, решил, отпуск так отпуск - а о вас уже весь Кавказ болтает. И в Геленджике вы мощно выступили, айболиты до сих пор икают.
   - Приветствую... - Заинтригованно ответил Ваня. Он-то хорошо знал, что раз Князь залез в тело Яроволка, значит дальше будет весело и страшно.
   Обвешанный железяками киборг навис над нетбуком и стремительно строчил в консоли, постепенно покрываясь крупными каплями пота. В окошке виртуалки шла диагностика Раменовых систем, и шла она криво - крякая ошибками, в отдельный журнал писались красные строчки. Окошек разных было с десяток, и там всюду мельтешило. Основную работу Князь Игорь вершил по проводам незримо.
   - Батарею! - строгим хирургическим голосом бросил князь, и тут же буркнул по-звероволковски, - И пепсиколки!
   Ваня метнулся, поискал, добыл и стремительно воткнул на княжий пояс свежий аккум вместо раскалённого, мигавшего красным глазом. Бутыль газировки едва отыскал в багажнике, выплеснул в киборгову пасть с посиневшими губами,.
   Наконец, Рамен ритмично засучил ногами и прочими конечностями. Это знакомо. Стандартный армейский загрузочный тест пополам с физзарядкой. Неожиданно всплыло воспоминание, вроде бы надёжно затёртое цензурой. Вот Ваня лежит на втором этаже койки, втихаря почитывая Свифта в ночном прицеле, а за окошком светает. И тут в один момент вся казарма начинает копошиться, как большой тараканник. Запах молодых львов и ночного усердия резко усиливается. Филин с тоской понимает, что грядёт подъём, и через три минуты загудит омерзительный сержант...
   У Князя с грохотом, эхом отозвавшимся в штольнях, выбило предохранитель, причём подкожный. Заметались под потолками летучие мыши. Мельком глянув на дымную дырку под ключицей, киборг поотрубал половину навесного оборудования, обмотал голову майкой - чтобы пот не лил в глаза. Ещё через минуту, перезагрузив Рамена, слабо осел на пол из утоптанной тырсы:
   - Так... Пока спутник не ушёл... Старый, конечно же, не помирает. Он барахлит. Картридж пустой, а медицинский блок этого не видит, и в интерфейс не пускает... - звероволково-княжий голос был едва слышен. - Накрылся, по ходу. В Керчи - сразу к слесарю. А мне пора. Созвонимся...
   Огромное тело киборга желеобразно обмякло. На сей раз Яроволк приходил в себя тяжело и долго. Такой ультимативной кашпировщины через спутник они с Князем прежде не устраивали.
   - Пепсиколки... - Звероволк слабо заворочался, зашарил лапами.
   - Сейчас, потерпи! - Ваня заметался.
   В обширном холодильнике "Волги" было пусто, и в бардачке, и в багажнике. Одни провода да железяки, да гора пустых пятилитровок. Лишь в ногах заднего сиденья, где ехал Рамен, валялись две смятые пепсикольные бутылки, обе пустые. Как погадка под гнездом орла. Филин затряс приходящего в себя старичину за грудки, яростно зашептал:
   - Ты, упырюга! Это ты всю пепсиколу высосал! Вот делай теперь что хочешь, но чтобы свиноволчище кони не двинул!
   Рамен тут же прогрузился и метнулся во тьму пещер. Ваня, схватив полотенце и канистру, понёсся в другую сторону, к морю. Оказалось не так и близко, чуть не с километр. Сдуру Филин решил срезать через колючую степь и выбежал на разбитые орудийные позиции, где сразу запутался в егозе. Потом по рву к морю, потом ещё горным козлом по камням вниз прыгать. Балансируя на глыбе под стонущим бортом разбитого корабля, намочил полотенце -- и ринулся обратно. В общем, к машине Филин вернулся лишь минут через десять, сгибаясь под полуторапудовой канистрищей морской водицы и раздумывая, на кой ляд ему сдалось мокрое пыльное полотенце на шее, уже горячее.
   И обомлел: Яроволк был обложен запотевшими пятилитровками ледяной прозрачной влаги, а Рамен ещё и поил гиганта из стальной кружки. Выглядел старой деловито и буднично, словно вымутить в выжженной степи пяток-другой вёдер воды за пару минут - плёвое дело. Звероволк с подозрением поглядывал на бутыли. В его взгляде читалась напряжённая работа мысли.
   - Ничего так. - уважительно прогудел гигант, садясь и нюхая кружку - Рамен, ты в курсе, что здесь воды почти на сотню? Вся поездка окупится. Откуда дровишки?
   - Так мы ж не зря тут встали. Это же Ак-Монай. Там, внизу, - диггер небрежно махнул в глубину тёмной галереи, - там колодец. И не один. Ещё двести лет назад каменоломы себе выдолбили.
   - Интересно! Запомним... Насчёт воды - это вообще хорошая идея. - Уже довольно бодро отозвался Яроволк, выпутываясь из проводов. - В общем, князинька велел тебе пока не помирать, а чинить медблок. Ещё инструкцию обещал прислать электропочтой. Поехали уже до Керчи, а то жена загрызёт. Только пусть кто-нибудь другой рулит. И, кстати, куда вы дели мою майку? Такая, с мишкой олимпийским?

07. Как Керчь спасалась от туриста
в старые времена

   В самом конце Старых времён один более чем заслуженно знаменитый дизайнер путешествовал берегом Крыма. Каждый день он писал в интернетики свои впечатления о следующем прибрежном городе. Фотографий и добрых слов удостоились и Форос, и Ялта, и Судак, и даже Коктебель, прости Господи, с Феодосией. Ваня всё ждал, что же корифей напишет о любезной его сердцу Керчи, и дождался. Видный дизайнер опубликовал одно-единственное фото с унылой тётей в оранжевой жилетке, метущей мусор вокруг Ворошиловского путепровода, недостроенного, кажется, ещё скифами. И написал одну-единственную фразу: "Не был в Керчи - ну и не надо".
   Ваня поначалу обиделся, но вскоре понял, что так оно и задумано. Действительно, не надо. Чем меньше народу шатается по керченским переулкам тем лучше. Недаром ещё в античные времена усердные керчане насыпали немаленький вал со стенами и башнями поперёк своего полуострова, намекая всему миру на непреходящую ценность уединения.
   Пожалуй, стоит отдельно рассказать, как город спасался от чужаков в Старые времена.
   Турист в Керчи не оседал никогда. О том заботились судостроительный, железорудный, агломератный и прочие заводы. Даже в мёртвом виде они отпугивали чужаков, как чучелки скифских всадников вокруг кургана вождя.
   Корабли, непрестанно снующие сквозь узенький Керченский пролив, в те времена -- сотни в сутки, также не возбуждали нежного курортника. Особо придирчивым Керчь являла в проливе неплохие песчаные пляжи с глыбами железобетона, ржавыми рельсами и покрышками.
   Транзитные поезда здесь не ходили со времён распада первого Союза, когда окончательно догнили железнодорожные паромы. Новый пригнали аж с Мадагаскара вокруг Африки, и уже на месте обнаружили, что корабль не проходит над мелями пролива.
   Да, конечно, автомобильные паромы с Тамани ходили именно в Керчь, сгружая по легиону автомобильной нечисти в час. Вот только десанты эти высаживались не в коренной Керчи, а в Порт-Крыме, меж раскалённых холмов. Первый вдох ароматного крымского воздуха турист делал между нефтяным терминалом и засоленными прудами рыбосовхоза.
   Отойдя в кустики, гость неизбежно обнаруживал себя в радушных объятиях этих самых кустиков. Местная нежно-бежевая флора на поверку оказывалась вооружена колючками, шипами, зубами и всем тем, что потом не отдерёшь от штанов. То, что цвело пышными фиолетовыми цветами, приступало к цветению лишь как следует прожарившись, истлев и засушив под Солнцем белёсые сабли листьев. Среди буйства мёртвой растительности шныряли общительные насекомые, крупные и неприятно бодрые.
   Кровоточащий турист прыгал в своё авто, в ужасе устремляясь в сторону города. Указатель подбадривал, обещая ровно через сто километров, и ни километром более, гостеприимную Феодосию.
   И сразу же водитель с тоской вспоминал о таманских колеях, после первого же прыжка по противотанковым ухабам Порт-Крымского шоссе. Меняя названия, шоссе шампуром пронизывало весь город чуть в стороне от жизненно важных органов.
   Являя недюжинную волю к жизни, Керчь отрастила вокруг инородного тела особого рода заскорузлые мозоли, и последовательно демонстрировала автомобилисту их все, одну за одной, с неприятно близкого расстояния.
   Обильно осквернённый пост ГАИ на выезде из Порт-Крыма как бы предупреждал о начале представления. Первым номером тянулись по сторонам унылые пыльные домики, долго тянулись. Опасное, Капканы - одни названия чего стоят!
   Затем ставки повышались, и заинтригованный наблюдатель обнаруживал себя зажатым между фасадами увечных хрущоб и монументальными бетонными руинами завода Войкова - выбирай на вкус. Да, кстати, не забывай про колдобины, и ещё вот на путепроводе чуть-чуть плиты разошлись, так что не гони сильно. Вскоре по правую руку от не на шутку поражённого зрителя восставал муравейник автовокзала - такого же жгучего шалмана, как и все прочие южные автовокзалы.
   Наконец, чтоб не сбился с дороги в Ад, с левого борта автолюбителя поджимала вечногнилая по летнему времени канава Мелек-Чесме, разнообразящая воздух в жару. Разогнавшись вдоль неё в поисках спасения, турист пулей пролетал мимо ЖД-вокзала, откуда два раза в день мог бы бежать в Джанкой на дряхлом поезде. Все остальные билеты были выкуплены на год вперёд.
   После этого любитель южного отдыха мог бы наслаждаться видом глухих промзон вдоль путей и заброшенного аэропорта по правой стороне. Но всё это несчастный видел лишь краем глаза, потому что дорожных ухабов, изувеченных попытками ремонта, никто не отменял. И вот, ошалев от калейдоскопа южных впечатлений, турист на раненом авто врывался в пыльное полумёртвое Багерово посреди выжженых, а то и натурально горящих мордорских равнин под знойным небом.
   Полистав раздираемый степным суховеем путеводитель, пытливый ум познавал, что в Багеровском рву фашисты в своё время расстреляли полгорода, а потом великий Курчатов здесь же сделал ядерную первобомбу, и вся его радиоактивная техника с тех пор так и присыпана где-то тут в подземном ангаре. Содрогаясь от мудрости и печали, турист понимал, что уж сюда-то ему точно не надо было, ибо на Феодосию следовало свернуть вскоре после железнодорожного вокзала. Однако сила инерции была такова, что иные колумбы не то что до Багерова, но и до самого Чистополья сгоряча долетали - а там ведь тоже ничего нет.
   Глухими окольными тропами через непроизносимую Либкнехтовку, физически и морально уничтоженный путешественник доползал наконец до Феодосийского шоссе. Первый же указатель невзначай сообщал, что до Феодосии по-прежнему ровно сто километров мягкого гудрона через степь.
   Причём от Порт-Крыма и до самых Феодосийских предместий маршрут был проложен столь мастерски, что признаков моря страдалец не наблюдал, даже проезжая в трёх сотнях метров от берега. Так что в Феодосии высушенные шкурки туриста массово выпадали на не самые чистые в мире пляжи, делая городу кассу. И несколько преувеличенную славу приличного курорта.
   Да, вот ещё. Надо отдать ей должное, по весне степь отчаянно красива, цветёт и благоухает. Как раз тогда вызревает Керченская Грязь. Грунтовые дороги огромного полуострова делаются вовсе непроезжими, даже тракторам глина забивает гусеницы. Некоторые утверждают, что грязь Грозненская посытнее будет, есть и фанаты чернозёма, но все эти джентльмены в грязище не разбираются вовсе.
   Конечно, силы вавилонские не оставляли попыток поддеть Керчь на вилы прогресса. Так, многие десятилетия говорили о мосте через пролив, а потом даже мучительно строили его. Паромов становилось больше, появились и железнодорожные. Все домишки вдоль шоссе разом оборотились кемпингами и мотелями.
   Но в час мировой полночи десятки юрких баллистических ракет навсегда разрешили проблемы и моста, и парома, и самого Порт-Крыма, и его таманского близнеца Порт-Кавказа. Военные стратеги обманулись так же, как проезжие туристы: посчитали, что это и есть Керчь, и теперь-то с городом покончено. Хорошо хоть боеголовки не были ядерными. Керчане лишь услышали гром, посмотрели дымное зарево над проливом, а поутру продолжили свою размеренную жизнь, надёжно скрытую от недобрых взглядов. И уже никто более не пытался переправляться через пролив на чём-то крупнее буксира, тем паче что на таманском берегу не осталось ровным счётом ничего хорошего.
   Керчь вновь оказалась там, куда стремилась тысячи лет: в сотне раскалённых километров от ближайшего вавилона, на самом дне Божьего кармана Керченского полуострова.

08. Керчь с правильной стороны

   От предместья к центру город рассказывает себя как связное повествование. И у каждого города есть разные стороны. Два человека, прибывшие в один город с разных сторон и пожимающие руки на площади перед управой, на самом деле увидели разные города, и находятся в разных городах, пересекающихся лишь в одной точке этого самого рукопожатия, что бы там путешественники себе ни думали.
   Например, незабываем бывал вид вечернего Череповца с Волги, с масляной плёнкой поверх сизых вод и липким дымом над той водой, с его густой щетиной фабричных труб, каждая из которых оскверняет небо своим неприятно неповторимым цветом и ароматом. Не забыть и не простить.
   Но ещё незабываемее представал Череповец поутру для голодного автостопщика, въехавшего в центр города со стороны Рыбинска при удачном направлении ветра. Незабываемы широкие зелёные бульвары, свежий ветер с Волги, старинные дома. В особенности незабвенны были огромные упоительные пирожки с рыбой, за смешные деньги.
   Или тот же Здолбунов с его несуетной жизнью и старинными садами - это вообще не тот Здолбунов, где страннику по пути из Киева во Львов насовали в репу в вокзальной ментуре.
   Но сейчас речь всё-таки о Керчи. За две тысячи шестьсот лет она научилась большей хитрости и осторожности, чем две тысячи шестьсот глухих кошек.
   Внимательный читатель предыдущей главы может и сам догадаться, что бывшая столица Боспорского государства во многом подобна Луне. Точно как Луна всё время обращает к Земле одну и ту же сторону, так и Керчь по мере продвижения чужака через, точнее, мимо себя, аккуратно поворачивается к зрителю одной и той же стороной, сама оставаясь в некотором отдалении. И сторона эта - задница. В конце концов замаранный враг бежит либо в Феодосию, либо в Порт-Кавказ.
   Благосклонный же зритель обязан пощупать Керчь, как астронавт Нейл Армстронг пощупал поверхность Луны. В данном случае достаточно перейти от автовокзала через канал Мелек-Чесме и зайти на рынок и за рынок. Между каналом и морем раскинулась собственно Керчь, под Солнцем и ветром, карабкаясь по зелёным бокам внезапной степной горы Митридат, как лялька на титьку.
   Поначалу друзья собирались пройти именно через рынок. Достигнув автовокзала, Филин наворачивал круги по растресканной площади вокруг Мелек-Чесменского кургана, тщась приткнуть солидную тушу "Волги" между ишаками, телегами, верблюдами, арбами, лошадьми, ржавыми маршрутками, громадами античных автобусов и меж прочих чудес столетней агонии русского автопрома. Все промежутки между средствами передвижения были законопачены столь же разномастными местными жителями, коптящимися на Солнце и чрезвычайно занятыми пинанием балды и ожиданием транспорта.
   Пахло самсой и дизельным выхлопом, стелился самокруточно-чебуречный дым. Из цветника злачных заведений по периметру площади сочилась духовным ядом восточная, румынская и, к меломанскому ужасу Филина, ростовская попса. Со стороны стадиона из дальних притонов вытекал шансон. Азартно взлетали ввысь кубики игроков в порочные нарды -- и дробно падали назад на доски.
   На третьем круге почёта звероволк заявил, что лучше отдаст свою ласточку первому встречному бичу лично, чем оставит её в этом гадюшнике на поругание всем им разом. Под ласточкой он разумел свою звероволгу. И вообще, гони на Свердлова, надо ещё в гадюшник, блин, в Заповедник забежать.
   Керченский Исторический Заповедник находился практически на другом конце города, в пяти минутах езды. Филин приткнул машину под сенью дерев на Айвазовского, у самого входа в парк на Набережной, очень стратежно. Яроволк щедро выделил пыльному личному составу пятнадцать минут на прогулку и сортир.
   Всё здесь дышало благородной бедностью: трещиноватый асфальт, ветхие скамеечки... Напротив крепенькой ротонды духовой оркестр утомлённо выдувал "Голубой Дунай". Филина всегда интересовало, почему именно пожарные так любят сбиваться в оркестры, и как это влияет на статистику пожаров. Впрочем, пожарная часть невдалеке - добегут, если что.
   Прямо тут, между стволами лип, зеленовато колыхалось море. Ветер призывно пах солью и чем-то южно цветущим. Если не лезть на солнцепёк, в Керчи всегда свежо и мило: город на мысу меж двух морей и проливом непрестанно продувается решительным ветром. Полезная фишка, если только не в декабре-январе.
   Сейчас по зелёной тени аллей в виду волны прогуливалась пока ещё немногочисленная чистая публика в ленивом ожидании вечера. Дамы и кавалеры фланировали от памятника к памятнику - тех на набережной было больше десятка, причудливых и посвящённых самым необычным сторонам реальности, от керченской рыбы до сапёров. Имелся и крохотный Пушкин, перед ним оплывали свечки и мерцала электролампадка.
   Самый ультимативный монумент изображал штурм городской набережной тремя чугунными орками, каждый ростом метров по пять. Что хотел выразить скульптор, осталось загадкой: время и обстрелы добавили монументу лютости, но не ясности. Ставить удивительные памятники было старинной Керченской слабостью, ещё от греков.
   Конопатая продавщица с тележкой щедро налила Филину молочного коктейля, всю его бездонную кружку дополна. За копейки, опять же. Над головой героически скрипело антикварное колесо обозрения, вздымая в небесную синеву голосистую ораву детишек с воспитательницами. Вкус коктейля был из детства.
   Казалось, что вовсе и не было десятка поганых лет всеобщего безумия. Лишь слегка портила идиллию здоровенная круто накренённая туша десантного корабля, так и не достигшего бетона набережной в лихом атакующем порыве. Глухой борт был жестоко исклёван попаданиями самых разных калибров. На ржавчине едва проступали белые буквы: "...ska od morz... ...o mor..." Что за морж? Турки, что ли? Да запросто.
   Откинутая в высоченном носу аппарель косо уходила в воду, чавкая прибоем. На аппарели сидел чувак с удочкой. С развороченной надстройки рыбкой слетела коричневая фигурка, шумно плеснула там, где у торчащей из моря обросшей попы БТРа поплавками плясали на волнах смуглые головы местных пацанов. Однако, время уже поджимало.
   Дирекция Заповедника всё так же занимала стариный двухэтажный особняк на пересечении Свердлова и Айвазовского. Широкий зев дубовых дверей прямо на углу здания манил прохладой. Яроволк, меняясь в лице, уменьшаясь и невольно замедляя шаг, направился именно туда. Ему предстояли до зубной боли приятные переговоры о сумме мзды за получение открытого листа.
   Рамен, зайчиком прыгавший вокруг, обогнал товарища и попытался первым юркнуть внутрь археоложьего логова, но добился только мелодичного женского "Ой!" и листопада взметнувшихся бумаг. Прямо в дверях он врезался в солидную статную даму в строгом синем платье и кроссовках, выходившую наружу с охапкой документов.
   Дама была керчанка. Кто был в Керчи и хоть иногда глядел на окружающих, слушал их речь, в будущем легко узнаёт керчан в толпе. Это такой же характерный человеческий тип, как, скажем, одесситы или масква, со своим неповторимым обликом, говором и повадкой. Керчане не славятся на весь мир лишь потому, что их мало, и они в основном сидят дома. Очень приличные люди.
   Горделивая осанка делала даму выше её небольшого роста. Керчанка могла бы сойти за императрицу Екатерину Великую, вот только цветом была тёмно-бронзовая от жизни под Керченским Солнцем, а на голове у неё вместо императорских вавилонов отливали тёмной медью короткие кудряшки. Филин лениво прикинул, вызван ли цвет живописными усилиями цирюльника, или же это особый загар такой.
   Рамен шнырял на четвереньках под ногами царственной особы, собирая бумажки.
   - Простите нашего товарища, Лилия Остаповна... - Со стыдом за человечество прогудел звероволк. - мы вообще-то к секретарю насчёт открытого листа...
   - Так он ещё на обеде. Подходите через пару часиков... - Рассеянно пропела Лилия Остаповна, и взгляд её упал наконец на старичину, мельтешащего на грунте. Лицо дамы враз изумилось, брови взлетели, а рука машинально опустилась на голову старого диггера, взъерошила седые вихры. - Коля... Это ты, Коля?
   Рамен посмотрел наверх и вновь рассыпал всё.
   - Лиля. - Деревянно сказал он. Оба застыли, словно скульптурная группа "Возвращение блудного деда". Диггер воссиял. Хвостом он не вилял лишь потому, что штаны мешали.
   - Роман, что же вы сразу не сказали, что вы Колин друг... - Укоризненно пропела дама, не отрывая взгляда от старого, а тот смотрел на неё с бесконечной преданностью. Здесь явно были какие-то старые амуры. Парочка надёжно закупорила собой вход в Заповедник.
   - Мы подойдём попозже. - Заключил дипломатичный Филин. - Потом мы подойдём. Рамен, мы будем на Ленина!
   Никто не ответил.
   - Но... - Начал было Яроволк, и Ваня, сияя голливудской улыбкой, аккуратно пробил товарищу в почку, направляя прочь. Звероволчище растерянно оглядывался, но Филин настойчиво влёк его в сторону улицы Ленина, скрытно подгоняя точно расчитанными пинками. В боевой обстановке дел сердечных звероволк бывал редкий слонина.
   Самого же Филина душил смех. Совершенно некстати ему представилось, как Яроволк в косоворотке горой нависает над паническим секретарём со словами: "Я Колин друг..." Наконец, до гиганта что-то такое дошло, и он с бессильной завистью изрёк:
   - Вот ведь дед... А всего-то час как в городе!
   Решили не ходить к секретарю, пока Рамен не вернётся, со щитом или на щите, но сердцеед не нарисовался ни через час, ни через два, ни через три.
   На улице Ленина в тени платанов товарищи заточили под пивко по булке с могучим шматом мяса в аппетитном силосе - всё это по недоразумению называлось гамбургером.
   Слазали по бесконечной лестнице на Митридат к руинам Пантикапея, убедившись, что там всё так же митридатно-пантикапейно и совершенно невыносимо в солнечный день. Филин был поражён: в древнегреческой пыли, как в старое время, рылись жаропрочные археологи в панамках. Ну всё-таки Всенародный Керченский Историко-Культурный Заповедник, не баран чихнул.
   Спустившись с горы на площадь, хорошо прожаренные Филин с Раменом обнаружили себя за гранитной спиной коренастого дедушки Ленина, пережившего всех и вся и лишь слегка посечённого осколками. Некоторое время друзья, всё ещё дымясь, тупо пялились в безнадёжно сухие чаши фонтанов. Всё было в Керчи, вот только воды не было напрочь. С тех пор, как Северо-Крымский канал превратился в тыкву, питьевая была в цене пива, а тухлую поливочную везли бочками со степных прудиков-ставков.

09. Иван и Никола

   Тут Филин вспомнил: как на Теплаке к Анастасии-узорешительнице перед отъездом сходил, так и не был больше в церкви, и свечку Николе-угоднику за путешествия не ставил. Коммунарские идеи никогда не мешали Ване быть глубоко верующим человеком. От внезапного звука он говорил "О Господи", а когда опасность миновала -- "Слава Богу". Крестился в ответственные моменты и считал, что второе рождество правильнее первого. И сейчас религиозное в душе встрепенулось и забормотало, что с того-то и происходят их вечные неприятности, что свечка не поставлена. Поэтому православный киборг решительно поволок упирающегося язычника Яроволка к морю, туда, где из древесных кущ торчал черепичный купол Иоанна Предтечи.
   Храм был древен. Самый древний во всей России. Ещё разбегались из дымящегося города неразумные хазары, а у моря на месте сгоревшей базилики уже рос аккуратный каменный соборчик Боспорской епархии. Собор прекрасно помнил, как тысячу лет назад город Корчев держали князья Тмутараканские, пока династические дрязги не вырвали их из Божьего кармана обратно в драку за Киевский престол - там династия и сгинула, пострадав от древнерусских лоббистов, рейдеров и оранжевых революционеров.
   С тех пор в Керчи долго не строили ничего родного-православного. Храм уцелел лишь потому, что экономные генуэзцы влепили его в качестве башни в стену своей крепости Воспоро. Оттуда он много столетий подслеповато взирал на пролив белокаменными иллюминаторами своих военно-морских окошек, нечувствительно пережив и ту Геную, и Крымского хана, и Белого царя. Осенние шторма сменялись летним зноем, белые сменялись красными, наши сменялись фашистами, нашими, фашистами и опять нашими. Вокруг расшумелся и вновь затих рыбный рынок. Сгинул несносный Хрущёв, один порушивший больше храмов, чем все большевики вместе взятые. Все сгинули - один Иоанн Предтеча остался.
   У евреев есть предание о ламедвовниках. Как известно, Господь терпит наш мир, пока в нём есть ламед-вав цаддиким, то есть тридцать шесть праведников. Они скромны и неприметны, кто пахарь, кто сантехник - но только они и оправдывают телодвижения всего этого борделя. Один помрёт - новый займёт его место. Ты не можешь знать, на кого Он смотрит сейчас - не на тебя ли? - но система, как видим, успешно работает.
   Филин поэтично считал, что ровно та же история и с Иоанном Предтечей. Из него, словно из корешка, до сих пор растёт вся Керчь.
   С прошлого приезда многое изменилось. Теперь крепенький полосатый - известняк с кирпичом - кубик церкви был окружён добротной стеной с бойницами, тоже в кирпичную полоску. У ворот стенка была исклёвана пулями. Пригодилась, значит, не зря строили.
   За воротами дремал небольшой православный рыночек с унылыми православными магнитиками и неплохим православным вином, с медовым столом. Тут же на бордюре прели двое пахучих нищих.
   Чуть поодаль внутри ограды стояли трейлеры и контейнеры. На самом роскошном американском прицепе-аэростриме размером с автобус значилось: "Трапезная". Рядом стоял сорокафутовый контейнер, где глазастая гречанка в камуфляже собирала гуманитарщину для крепости Зограф. На открытой створке в знак этого висели удивительные полосатые штаны.
   Суровая бабка в чорном пальто, выйдя из дверей храма, наотмашь перекрестилась и побрела прочь, в зной. За воротами она шарахнулась в сторону - там подпирал собой дерево хмурый Яроволк. Он наотрез отказался идти в церковь, мол, не пойду к трупоедам, вот ещё. Ваня перекрестился и с лёгким сердцем вошёл в ворота.
   За всем происходящим расслабленно, но внимательно наблюдал чернорясный бородатый мужичище. Во избежание. Лазурная нарукавная повязка намекала, что иерей запрещён в служении и в табло может выписать очень даже легко. Сидя в теньке под зонтищем, дядька демонстративно чистил раскиданный по столу "Корд". С пулемётом большой человек возился бережно, кончиками пальцев, чтобы не погнуть там чего ненароком. Оценив про себя и Яроволка, и тревожно бродящего Филина, церковник отёр ручищи ветошью и невзначай застрочил карандашиком в толстой тетради.
   Внутри храма Ваню обняла ладанная прохлада. Всё здесь казалось маленьким, игрушечным, а ведь от стены до стены -- метров десять. Филин не стал покупать церковную газету, нет, спасибо, да не надо же, и бесплатно всё равно не нужно. Вместо этого он выложил пять барынек за добротную толстую свечу, пахнущую пчёлами, и пошёл к Николе - тот был на привычном месте, в правом нижнем углу иконостаса, рядом с небелёными блоками древней стены, истыканной клювом истории. Свеча затеплилась и встала в подсвечник. Святитель Николай, архиепископ Мир Ликийских, улыбнулся путешественнику, и на душе у того подобрело.
   Керчь наливалась густой истомой вечера, словно банка мёдом. Ветер притих. Площадь с грифоновой колонной ещё дышала жаром брусчатки, но уже стала условно пригодна для жизни. Друзья тусили чуть в сторонке, там, где на газоне кривился погрызенный куб резного серого камня, смело утверждавший, что он - фонтанъ В. Я. Гущина. Ничто, разумеется, ниоткуда не фонтанировало.
   Яроволк, заправляясь очередной парой гамбургеров, благодушно разглагольствовал, помахивал пивом:
   - То ж сотни лет назад было! Никаких тебе артезианок, никаких сталинских каналов! Водопровода нет! Вокруг степь горит, а он посреди неё раз - и фонтан поставил. Этот Гущин - он что, Гэндальф волшебный был? И где сейчас та вода? Вот на что надо брать открытый лист! Да толку-то...
   - Да ты бери, бери. - Скрипнул незаметно подошедший Рамен. Он излучал счастье. - Вот мне в своё время не давали. А тебе точно дадут, ты мужчина видный. Только ты не к секретарю иди, а прямо к Лилечке. А насчёт фонтана я тебе всё как есть расскажу.
   То есть не к Лилии Остаповне, а к Лилечке, понимаете? Вот оно как.

10. Риба нерадиактивни

   На рынок отправились спозаранку. Как бывает на югах, торжище кишело по утреннему холодку, к полудню грустнело, а к трём часам дня вовсе закрывалось.
   Торговца киборг-модулями искали долго: поди не огурцами торгует, у бабок не выспросишь. Подпольный слесарь прятался надёжно, вдали от глаз городовых и безопасников. Его жестяной сарайчик обнаружился даже не на самом рынке, а дальше во дворах, куда торжище протянуло свою ложноножку.
   Чтобы попасть туда, пришлось обойти ощетинившийся арматурой курган на месте бывшей Налоговой. Судя по характеру разрушений, в день "Д" по инспекции вдарили и чужие, и свои, да ещё с рынка добавили из всего, что под руку пришлось, только что пацаны из рогаток не стреляли. Филин даже пожалел, что пропустил всё веселье. Руины живописно заросли плющом. На уцелевшей стене над торгующими нависал выцветший тезовый плакат, мол, ведётся реконструкция, и извините уже за доставленные неудобства.
   Сараюшка поменьше гаражного бокса, зажатая меж других таких же, задом уткнулась в развалины. На бетонном пятачке перед ней громоздились собранные из чего попало велосипеды, залуженные чайники и тазы. Вообще всё, что удалось найти на помойке и поднять из мёртвых. Именно тут глазастый Рамен углядел пузатую картонную коробку, перемотанную скотчем и набитую горелыми и вспухшими модулями, из которых даже предохранителей не надрать. На коробке было написано маркером: "Скупка радиодеталей". То, что внутри только киборг-модули, причём все убитые - это секретный тайный знак, так пояснял им в письме Князь. Век живи - век учись.
   Электронщик был полноватый и очень бородатый мужик, с кипой на бритой голове и с кистями талеса из-под линялой футболки айрон мэйден. Он реял над грудой хлама на барном табурете в тени пляжного зонта. Чорными от масла волосатыми ручищами, нимало не палясь, иудей листал ветхий талмуд "Краткое руководство по настройке камуфляжного модуля Суслик-3". Краткое руководство было чуть толще кирпича.
   Почуяв клиентов, продавец степенно покивал, закладывая книгу плоским десантёрским ножом, нацепил на нос круглые очки и снизошёл с табурета.
   - Шалом, уважаемые! Чем могу быть полезен?
   Ваня повёл осторожный двусмысленный разговор, не упоминая киборгов напрямую. Мастер столь же осторожно и уклончиво отвечал, не упоминая киборгов напрямую. Взаимные обнюхивания закончились внезапно, как только Филин заикнулся о Тёплом Стане. В блестящих глазах киберслесаря заполыхал фанатический огонь, румяное лицо расцвело радушием.
   - С Тёплого Стана? Может, вы там и самого Князя Игоря знаете?
   - Да, вот он нам тут даже инструкцию прислал. - Ваня протянул мастеру телефон с открытым электрописьмом от Князя. Тот принял девайс двумя руками, как драгоценность, вчитался в мелкие буковки. Кто бы мог подумать, что их шебутной князинька столь широко известен в узких кругах!
   - Гюзель! - Зычно вскричал мастер.
   - Чего тебе, Тарасик? - расслабленно отозвалась слева томная усатая татарка, торговавшая очками.
   - Присмотри за барахлом, звезда моих очей... - милостиво повелел иудей Тарасик. Не отрывая взгляда от письма, он провёл гостей через крошечную железную дверцу в свою будку, при свете экранчика заперся на три замка и включил верхний свет.
   Здесь было под потолок набито хламом, таким же, как снаружи, но ещё не отведавшим сварки и некромантии. В задней стене помещения обнаружилась обшитая дерматином дверь, а за ней - лестница в толковую слесарку со станками, метров аж на двадцать квадратных, пропахшую табачиной и трудовым потом. Тут уже наблюдался сравнительный порядок, только в масле всё было.
   А вот следующая дверка была, как у Папы Карло, за картиной, точнее, за МЧС-овской картой Керчи на пыльном оргалите. Стальная гермодверь, закрытая по уставу на все четыре задрайки. И в белёном отсеке за той гермодверью оказалось просторно и пусто, лишь вдоль стен и далее в проходе громоздились снарядные ящики. Стены были сплошь обшиты мелкой стальной сеткой - мастер работал в клетке Фарадея. В центре отсека под диодными панелями бездушно сиял стальной прозекторский стол. Здесь царила идеальная, по мужским меркам, чистота.
   Филин уже начал было подозревать мастера в чорной магии и неевклидовой ереси, но тут приметил, что экранирующая сетка набита на старый железобетон. То есть они находились в уцелевших помещениях под руинами Налоговой.
   Подпольный мастер Тарас постелил на стол армейское одеяло, бросил скрутку прыщавого полиэтилена вместо подушки и жестом указал Рамену: полезай, мол. Ещё раз с благоговением взглянув в телефон, киберслесарь натужно перетасовал ящики, выдвинул пару на середину зала.
   Из одного он вынул планшет, кучу проводов и потёртых навесных модулей, достаточно простецких, румынских, и покруче, вьетнамских. Никакого тебе "Кибер-Либера". Рамен уже привык, что его постоянно опутывают проводами, и даже не бухтел.
   Хакер с головой ушёл в работу. Второй снарядный ящик оказался доверху набит самыми разными медблоками, любовно укутанными в пупырчатый полиэтилен, аккуратным рядком сидели картриджи в пластиковых боксах...
   Где-то через час незримого боя еврея с электричеством, когда дело уже и до осциллографа дошло, Филин совсем заскучал. Скинув письмо князя на планшетку мастеру, он пошёл шататься по рынку.
   Рынок набрал обороты, вышел на рабочий режим, и теперь вовсю галдел и кишел. Торжище было разделено на несколько обширных областей.
   В самой середине грудились овощефрукты. Решительные медноволосые керчанки тасовали крепкими руками яблоки, инжир и алычу. Татарки в платьях из кричащей занавески расхваливали привозные огурцы, помидоры и баклажаны -- все дары огородов. Между ними торговала чесноком фундаментальная женщина в костюме ниндзя, демонстрируя великолепное презрение к жаре. На неё завороженно пялился крошечный малыш с леденцовым петушком, несколько минут смотрел, пока его копчёная бабка самозабвенно торговалась за персики. Наконец, тяжко вздохнув, карапузик принял решение: перекривил рот и оглушительно возрыдал.
   Плоды Земли стоили конских денег, даже по южным меркам: воды в городе, как известно, не было. Даже канаву Мелек-Чесме вычёрпывали до города, ещё на Микояне. Всё местное с трудом держалось на поливе привозной водой, а влаголюбивые овощи везли издалека. Всё-таки Ваня подавил внутреннюю жабу и решил рискнуть животом. Пошарив по карманам, нагрёб мелочи на кулёк персиков.
   Насчёт мытья Филин знал древний секрет: под главным железобетонным куполом, где обитали мясники, в служебных лабиринтах пряталась раковина с водой.
   И ведь мог бы догадаться, тупица: теперь раковина питалась из титанической пластиковой бутыли под надзором каменнолицего восточного молчуна неизвестной Ване национальности. Водицу тот отпускал по счётчику, одна барынька - один литр. Это был подлый удар. В кармане тосковал одинокий полтинник, а желудок жалобно стонал. Требовалось срочно менять деньги - вряд ли на всём рынке хоть кто-то принимал карточки.
   Менялы занимали целый ряд под стеной рыночного купола со стороны автовокзала, на самом бойком месте. Они невозмутимо продавали зажигалки, календарики и предохранители - всё то, чем явно не прокормишься. На самом деле каждый из торговцев жаждал меняться.
   Кроме десятка разных московских, барыньки бывали ростовские и краснодарские, жёлтые простые и гашёные, синенькие одесские и они же с криво ляпнутой голограммой - уже мариупольские. Здешние были розовые, как поросята. Все барыньки вели свою родословную от роскошных серо-зелёных купюр почившей в бозе Второй Федерации. Встречались и такие, их новая стоимость и принадлежность определялась штампиками, наклейками, перфорацией и прочими местечковыми рукоблудиями.
   Ещё в Керчи имела официальное хождение крошечная таньга Бахчисарайского хана, вроде старинного трамвайного билетика. Надписи на таньге были русские. Махачкалинские орлики, здоровенные бакинские полотенца в целых огородах турецких огурцов - всё здесь было. Каждый меняла был мечтой бониста.
   Филин озадачил криминального усача в порнографической яхтсменской фуражке целой горой бумажек-монеток со дна рюкзака, замешанной на пыли тысяч городов. Меняла стремительно раскидал деньги на десяток кучек, обозначив отпускные метания москалей по югам. В обмен дал аж сто тридцать две барыньки.
   Техасский бакс с незнакомым бородачом в стетсоне мошенник не взял, а вот при виде приблудной баскской ленточки, исписанной тем, что нельзя произносить, неожиданно расцвёл и дал за неё целую десятку - в коллекцию, говорит.
   Теперь-то жизнь обрела краски. А ещё по пути к умывальнику зоркий Филин углядел в колониальных товарах вовсе невероятное: целый пакаван настоящего ассамского чая! Усоносный казачина-кубанец, хозяин лавки, неумело таился, набивая чёрными ароматными листьями пакетик зип-лок нервному хипстеру с гитлеровской чёлкой.
   Ваня уже лет десять нормально чаю не пил, так что бесцеремонно встрял в ритуал начинающих контрабандистов и без сожалений расстался аж с половиной всех денег за большой пакет запретного зелья.
   Вымыв, наконец, многострадальные персики, Филин обрёл себе в рыбном павильоне здоровенный ломоть копчёного саргана. На ценнике криво значилось: "риба не радиактивни". Совсем не лишнее уточнение для динозавра с ярко-зелёными костями. И вот, нацедив в свою кружку литр пивка из автопоилки, Филин встал у бетонного парапета Мелек-Чесме в тени дерев. Сюда доходила морская вода, и внизу в подводных зарослях хмурились бычки, страшные как ночь. С противоположного берега к ним закинул удочку всеядный рыбак в тельняшке. Копчёный сарган как бы шептал с газетки: "Запей меня пивом..."
   Насытившись, Ваня уже и покурил, и походил, совсем истомился и принялся в знак безысходности разглядывать местные деньги. На мятой розовой бумажке уютно румянилась грустная барынька, распивавшая что-то с блюдца. Уж не контрабандный ли чаёк? По даме деньга и называлась в народе. Под диковатой надписью "Одна единица" был помещён чайник, как у товарища Сухова, там же прел то ли порезанный лимон, то ли уморившийся таракан - художница так до конца и не определилась. Вообще, комиксистка Нэко-тян изобразила столь много таинственного, что хоть гадай по той купюре. Однако Филин никогда этого не делал - по суеверным соображениям.
   Неожиданно Ваня понял, что знает не только художницу, но и изображённую на купюре барыньку: симферопольцы добились в своей бумажке большего сходства с оригиналом, чем на привычных северных купюрах. Кроме того, на барынькином хайратнике крупным микротекстом значилось, что это Зоя Пихто.
   Ваня даже вроде бы припомнил исходную фотку, кажется, это в бане после Великолукского рейда. В таком случае распаренная барынька горюет не о чём-нибудь, а о расколотом об вражью каску прикладе. Снайперу без приклада кисло. И в блюдце у неё именно что чай, тогда ещё не противозаконный.
   Для пущего благолепия художница накинула Зойке килограмм пятнадцать доброты и замазала фингалы со шрамами. Вместо бешеной швабры получилась вполне себе уютная пышечка.
   А "одна единица", оказывается, обеспечена всей вычислительной мощью Симферопольского ВЦ, и ещё что-то там с анонимным доступом и выделенным айпишником. Серьёзно всё так. А общество на эти деньги жрёт и бухает. Стыдно, товарищи.
   Мастер Тарас перезвонил только через полтора часа. Он поставил Рамену свежие прошивки, поменял предохранители и масло, но вот с медблоком вышла засада. Старый диггер был редкой модели "Линкс-302". В Россию было поставлено лишь пятьсот машинокомплектов, и все их Ковровский завод вкрутил бедолагам, без следа сгинувшим в Муромском котле, Рязанском походе и прочих бесполезных проявлениях воинской доблести.
   При этом сумрачный тевтонский гений запроектировал киборга так, что дешёвые румынские запчасти тут не прокатывали, можно было запросто пожечь контроллер. А новых Бауэровских медблоков больше не делают, потому что Брукмюлленский завод помножили на ноль вместе со всем остальным Брукмюлленом пятнадцать лет назад.
   Но есть надежда. По слухам, несколько Линксов добрались и до Керчи, и вроде бы сгинули в последней осаде Старокарантинских каменоломен. Вот вам контакты человечка, от которого информация. Шашель его зовут, на Семи Ветрах живёт. Но поосторожнее с ним, он мутный, из "счастливчиков". И не говорите, что от Наливайченки -- он евреев страсть не любит.
   - И что мы вам должны? - Осторожно поинтересовался Филин.
   - Да ничего, я вас умоляю - Замахал иудей чорными ручищами. - Ничего же пока не вышло... Но обязательно передавайте поклон его светлости, Князю Игорю. От Тараса Наливайченко. Только не забудьте! Это вместо оплаты.
   Вот, оказывается, какие имена и фамилии бывают у евреев.

11. Шедевр малоодарённого маркшейдера

   - Где-то здесь! - в который раз заявил Рамен и уверенно вошёл в ежевику. Ежевика обняла его как родного. Со страдальческим стоном старик задёргался, всё крепче увязая в колючих ветвях, и в конце концов застыл в позе Лаокоона, удушаемого ужом. Поцарапанный звероволк, тяжко вздохнув, вновь стал аккуратно выпутывать старого из зарослей. Диггер, пользуясь случаем, объедал ягоды.
   Уже битый час товарищи ползали в пыли по приблизительно вертикальному склону Митридата. Склон густо зарос ежевикой, алычой, какими-то непроходимыми беспородными кустами и вообще всем тем колючим, что составляет гордость Крыма. Под ногами хрустели банки, склянки и шприцы. Попадались кости. Где-то в пыли этих раскалённых зарослей прятался Залаз.
   - Да точно тут. Вон, в виду этого дома должен быть! - жалобно стонал Рамен, усевшись рядом с дохлой собакой. Уколы доктора Догвадоржа давно рассосались, и старой капризничал.
   - А это, часом, не оно? - Флегматично поинтересовался Филин, храбро жуя грязную алычу. За спиной старика в густых зарослях темнело.
   - Оно самое! - подскочил старичина и, держась за печёнку, в одну секунду разломал сухие пыльные ветви. Стал виден аккуратный ракушняковый портальчик, внутрь горы вела тесная галерейка. Сразу за порогом чернел глубоченный колодец. До залежей дряни на дне - метров пять. Или семь? В колодец стекала тонкая струйка воды. Значит, они на верном пути.
   Рамен с уханьем метнул свой транс во тьму. В одно мгновение, как молодой, враспорочку слетев под землю, он со скрежетом ввинтился в мусор и скрылся из глаз.
   - Свободно! - Глухо донеслось из-под земли. Филин аккуратно заглянул в бездну. Идея спускаться враспорку по мокрому колодцу полутораметрового диаметра казалась бредовой, но нельзя же ударить в грязь лицом! Ваня, поддёрнув мокрый от пота комбез, затянул офицерский ремень и врубил налобник. Осенив себя крестом, подземщик низринулся во влажно дышащую темноту.
   Всё оказалось проще, чем выглядело. В критичных местах между блоками ракушняка были вытоптаны щели-ступенечки, имелись и две удобные рельсы, вмурованные по диаметру колодца. Когда-то на них держались лестничные марши. Мусор на дне не был монолитен: между бензобаками и брёвнами имелся лаз вниз. Или это Рамен продавил своим юрким тельцем? Выползши со дна колодца в неровный наклонный ход, Филин крикнул наверх: "Свободно!".
   Немедля донеслось: "Бо-ойся!". Свиноволк полностью затмил свет: диаметром он примерно соответствовал колодцу. Придонное дерьмище гигант, кажется, просто вмял в каменные стены.
   Короткий наклонный ход привёл к пролому в кладке под потолком большого ракушнякового кувшина. Внутрь свисал склизкий репшнур - здесь были люди! При первом же прикосновении шнур гнилостно распался - люди были здесь много лет назад... Изобразив гимнастическую пирамиду "радость через силу" подземщики споро спустились с трёхметровой высоты.
   Под землёй Рамен обрёл былые юность и свежесть, и в какие-то секунды наглухо задымил всё помещение ядрёной самокруткой. Общество бежало прочь, через низенькую арочку в "бесконечные тоннели под горой", как их отрекомендовал старый диггер.
   На самом деле никакой бесконечостью под горою не пахло. Пахло страданиями малоодарённого маркшейдера двухсотлетней давности. По его велению старинные горняки углубились прямо в склон, потыкались в стороны, но почти сразу отступились ввиду отсутствия всякой воды.
   Тогда маркшейдер велел копать налево, вдоль склона к морю - и метров через сто штрек врубился в купеческий подвал ("О, нам это пригодится!" - оживился звероволк). Горняки спросили маркшейдера, например, Семёныча: "Семёныч, какого?". Семёныч ответил: "Дык..." и велел обойти подвал по дуге. Через двадцать метров дуга встретила всё тот же до боли знакомый подвал.
   Насовав в репу маркшейдеру и плюнув, горняки обошли препятствие понизу. И всего через десять метров герои кайла и лопаты вывалились из мергеля в глину, получив на голову роскошный обвальный конус, перекрывший штольню. Маркшейдера Семёныча, вероятно, долго били, возможно даже ногами. С тяжёлым вздохом горняки отступили назад и свернули вправо, прямо под гору. И тут наконец нашли воду. Не вполне ясно, дожил ли Семёныч до лучей славы.
   Более-менее ровная водосборная галерея, вся мелко истыканная следами кирки, уходила во мглу. Налобник не добивал до конца. Даже фары Яроволка не добивали. Левая стена на уровне колена сочилась влагой насколько достигал взгляд, на глазах источая тяжёлые капли. Капли сливались в струйки, и со всей галереи получался вполне немаленький ручей. За несколько метров от подземщиков поток бодро прыгал в трещину стены и был таков.
   По керченским меркам здесь уходило в землю целое состояние. Рома-звероволк раздобыл для измерений грязную трёхлитровую банку - вышло около литра в секунду. Вынув из недр себя планшетик, Рома принялся чертить сложное и минут десять не отвечал на запросы, стоя по щиколотку в грязи. Такого умного лица Филин на нём никогда прежде не видел. Наконец, киборг вернулся в мир живых, спросил продрогшего Рамена:
   - А воду они через купеческий подвал к фонтану вели? Не срастается. Водопровод-то самотёчный, а подвал сильно выше хода.
   - Не-е-е! - Торжествующе пропел старый диггер, чвакая по грязи и исходя клубами самокруточного дыма. - Гораздо хитрее. Идём, покажу, а то здесь уже дышать нечем.
   Товарищи послушно устремились за резво скачущим старичиной, покидая вусмерть задымлённую водосборную галерею. На бегу Рамен кричал, что они в жизни такого не видали, что он им сейчас покажет.
   Вернувшись к началу пути, в каменный кувшин, он раскидал мусор у дальней стены. Под тонким слоем мелкой дряни обнаружились крупные камни, за которые старой схватился и крякнул. Яроволк мягко отстранил Рамена и двумя пальчиками переложил все глыбы в сторонку, открыв ниже уровня пола тёмное отверстие, обрамлённое арочкой. Оттуда веяло плесенью и тайной.
   Низкий шкуродёр шёл по краю ракушнякового фундамента, нечувствительно перебившего старую водоводную галерею.
   - Это я копал! - гордо заявил Рамен, ужом протискиваясь в узкую щель.
   - Оно и видно. - мрачно ответил звероволк, намертво в той щели заклиниваясь. Далее киборг прорубал себе дорогу через мергель сапёркой. Стены с гулом содрогались.
   - Эх... - Завидовал старый диггер. - Вот кого нам тогда не хватало! Мы с Диктатором и Проспектором три дня это рыли. Совочком и арматуриной... Два ведра пива уговорили.
   - Диггерьё-ё-ё! - презрительно взревел могучий человек Рома, пробкой вылетая из узости на оперативный простор. Он аж дымился. Воздух наполнился крепким запахом мокрой псины. На пять метров проходки киборг затратил минут десять. Сапёрную лопатку он свернул в трубочку - так видите ли, мергель копается легче... До сих пор Ваня полагал, что мергель - это такой камень, и он не копается.
   Наконец-то и Филин пролез. Звероволк оставил за собой ровный тоннель уставного круглого сечения, диаметром в одного звероволка. Далее шёл изрядно осыпавшийся неукреплённый ход с потолком из корней, завершавшийся аккуратной каменной аркой в подвал. Рамен вошёл первым:
   - И вот такого вы точно никогда не видали!
   - Ядрёны пассатижи...
   - Ах-х-хху...
   Они вышли в середине боковой стены длинного сводчатого подземелья. Стенами подвала служили детали древнегреческого здания, в основном огромные барабаны колонн. Колонна из них получилась бы в полтора обхвата и высотой метров двадцать. Имелись и другие детали. В голове Филина слева направо проплыли умные слова "триглиф" и "архитрав".
   На одном блоке был аккуратно вырезан почти целиком поместившийся мальтийский крест. Частью кладки была и древнегреческая могильная плита. Во всё это великолепие были бестрепетно заколочены стальные штыри для опоры гнилых водопроводных труб. Судя по дерзновению, это было дело рук всё той же бригады малоодарённого маркшейдера Семёныча.
   - О, а вот и мои перчаточки! - Воскликнул Рамен, снимая вязкое с края гнилой бочки. - Значит, здесь почти тридцать лет никого не было... Ну да, и проход знакомыми камнями был заложен. Я фигею без баяна, что за нелюбопытные люди. Заповедник, ядрить... Ну да ладно. Значит, так. В том кувшине, через который мы забросились, был отстойник мути, а из него вода шла сюда и дальше уже по галереям под Дворянской, под городом -- до самого фонтана.
   Яроволк, пулемётно строчивший в своём электроблокноте, на секунду вернулся в реальность:
   - Да-да, вот отсюда подробнее, пожалуйста. Где эти твои галереи?
   - Где-где! Дальше! Тут всё без вариантов. - старый диггер увлёк товарищей в полузасыпанный дверной проём. Филин поймал себя на том, что лезет через гору кинескопов пополам с грязью. Ими была завалена широкая каменная лестница наверх. То есть лестницу просто закидали с поверхности отходами телевизоростроения.
   - Да что ж это такое! - Не выдержал домовитый звероволк. - Как так можно? Такую красоту...
   - Это Керчь, детка. - Мрачно буркнул Рамен. - Видел бы ты, что они с греческими склепами делают.
   Филин не стал даже спрашивать, что такое они делают с греческими склепами.
   - А что на верху лестницы? - Спросил Яроволк безо всякой веры в человечество.
   - До апокалипсиса была какая-то инспекция по делам килек. Недружелюбные.
   - А сейчас?
   - Не поверишь! - Гыгыкнул диггер. - Всё та же инспекция килечного хозяйства. Вчера смотрел. И опять чуть в табло не выписали. Чую, не кильку они там квасят...
   Собственно, дальше они не пошли. Дальше, мимо лестницы, под Дворянскую улицу вёл узенький ходок для передвижения раком. Ракоход. По словам Рамена, метров через двести там было чуть не под потолок дерьма. Яроволк туда просто не вошёл. Потыкался так, эдак, да и сказал:
   - Не, задница не проходит. Рамен, это будет твой участок работ.
   - Да я старый и больной! - Взвился старичина, топорща бороду.
   - А ещё маленький и хитрожопый. За всё в жизни надо платить. Вон, возьми себе Филина юным падаваном. Или предлагай обходные варианты.
   Филин не сомневался, что диггерище варианты найдёт. Во всяком случае, Ваня клятвенно себе обещал, что вон туда вот в дерьмо не полезет ни за что. И вообще, он не диггер. У него уши нежные.
   Под конец вернулись в купеческий подвал, переделанный в бункер. Убежище устроили ещё перед Великой Отечественной, подперев старинные каменные своды двутаврами, и вообще, всё сделали по уставу. Особенно трогательно выглядели деревянные гермодвери, прогнившие до пластилиновой мягкости.
   В самом дальнем конце бомбяры был сортир. Канализацию советские строители городить не стали, а бестрепетно вывели слив унитаза в галерею водопровода, которая как раз проходила понизу. Блин, вот что за чернозём там на полу!
   В толстой каменной стене прямо перед глазами сидящего на толчке была устроена пулемётная бойница с широкой полкой. Ваня живо представил себе бойца, держащего здесь последнюю линию обороны. Вот солдат заливает в кожух "Максима" воду из бачка, поудобнее пристраивает голый зад на унитазе, и теперь даже неконтролируемые позывы страха не прервут работу пулемёта...
   Подвал-убежище оказался двухэтажным, а выход в мир людей - через верхний этаж. Вероятно, прежние хозяева здания не знали всей правды о собственных подземельях: всё привходовое пространство было плотно, до непроходимости забито самым невероятным хламом, от ржавых кроватей до унылых щитов наглядной агитации. Были и вспухшие банки с седыми соленьями.
   С трудом пробившись к выходу, Яроволк без колебаний толкнул дверь. Ничего не произошло. Тогда он поднатужился, упёрся в гору гнилых воздушных фильтров и стальная дверь не то чтобы открылась - просто верхний угол её пластилиново выгнулся наружу, впуская свет и волну жаркого южного воздуха, столь сладкого для всех вылезающих из подземли на свет Божий.
   Первую минуту воздух остро благоухал озоном, который на поверхности есть, а под землёй отсутствует напрочь. Вскоре нос перестал замечать этот прекрасный запах, и пришли другие ароматы.
   Дверь вела в небольшой дворик неправильной формы в высоких каменных стенах. Под крепкими деревьями грудилось титаническое скопище веток, хлама и ядрёного дерьма: буквально в сорока метрах от двора блистал шиком перекрёсток с цивильной многолюдной улицей Ленина, так что именно сюда чистая публика годами ходила гадить. Всюду валялись мятые скверные бумажки.
   Дверь же не открывалась не только потому, что была заперта на тяжкий висячий замок. Снаружи она едва выступала из железяк, ракушняковых глыб и щебня. Здание, некогда венчавшее вход в подземлю, теперь представляло из себя гору строительного мусора в кое-где сохранившихся стенах. В войну сюда целенаправленно прилетело что-то мощное. Возможно, впрочем, метили в соседний дом, в многострадальную армянскую церковь - от той вообще курган остался, кустами заросший.
   Яроволк вновь не отвечал на запросы, углубившись в свой планшетик. Он бормотал: "Так, это мы расчистим, там кухня, а вот тут вот типи поставим".
   Похоже, с местоположеним базы Теплостанской экспедиции определились. Вряд ли кто станет возражать, если они поселятся в этом сральнике.

12. Врачу, исцели себя сам.

   В самую жару, когда Керчь замирает, Филин напился пивом и лениво топтал брусчатку по бесконечной улице 23 мая, хоронясь в зелёной тени деревьев. Лето текло. Впереди маячил пыльный памятник тому самому 23 мая, кривое пересечение ржаво-красных осколков. Судя по монументу, в Керчи в тот день произошло странное.
   За все приезды сюда Ваня так и не удосужился выяснить, что же именно. В полусбитой надписи на постаменте было что-то про беспорядки, партизан, рабочих, красных, интервентов, крестьян, подпольщиков, белогвардейцев... Видать, все поругались друг с другом, с того вот это вот всё и началось. Память услужливо подсказала, что 23 мая - это день возвещения Баба. Неужто и здесь горемык-бахаистов гоняли?
   Сейчас на постаменте, на самом солнцепёке, криво притулился доктор Догвадорж в дорогом льняном костюме, запачканном глиной. Фтизиатр в отсутствие санитарки и метаморфина обливался потом, содрогаясь в ознобе. Очевидно, сбежал.
   Филин не раз сталкивался с такой бедой. Прежде всего, свернув могучую самокрутку, прикурил её и вправил страдальцу в зубы. Затем аккуратно отбуксировал слабого фтизиатра на скамеечку в тенёк. Тот, глубоко затягиваясь, приоткрыл глаза и благодарно сжал Ванино запястье холодной липкой лапкой. Ну да, с курева попускает, конечно же. Но это не решение проблемы. В голове Филина сложился план, крайне преступный, но человечный. Ваня совершил звонок.
   Через десять минут полувменяемый доктор был аккуратно доставлен на базу Теплостанской экспедиции при Керченском историческом Заповеднике.
   За прошедшую неделю товарищи едва пупок не надорвали, выгребая из бункера геологические наслоения трэша. Вместе с мусором со двора получилось аж семь пятитонных контейнеров. Жители Керчи при всей своей обаятельности ненавидели выносить мусор дальше трёх метров от порога, так что местный золотарь был счастлив внезапному приработку и сделал оптовую скидочку.
   Рамен в трудовом порыве особого участия не принимал. При любом удобном случае он норовил ускакать к своей дражайшей Лилечке, то бишь Лилии Остаповне. Впрочем, именно через неё старичина пробил и Открытый лист, и официальную прописку Теплостанской экспедиции в ставшем вполне уютным дворике.
   Ворота покрасили суриком из бомбоубежищных завалов, а посреди каждой воротины приляпали по огромной наклейке с гербом Тёплого Стана. К городскому электричеству пока не подключались, потому как электрики очень уж хищно алкали мзды. Вместо этого поверх руин здания воткнули пару довольно бесполезных, но оптимистичных ветрячков от киберслесаря Наливайченко. Для подземной дизельной Филин сторговал у него же старенький генератор. Яроволчище протянул гофротрубой свежую вентиляцию, просушил подземные хоромы и принялся домовито обживаться.
   В ближней комнатке верхнего этажа среди свежепобеленных стен валялись теперь зверофеевы игрушки и сам юный Зверофей, млел в подземной прохладе. В связи с этим фактом доктора устроили в следующей каморке, уложив поверх тёплого клетчатого пледа на лавку, познавшую десятилетия подземного забвения. Догвадорж вяло бормотал бессвязные благодарности, некоторые - по-монгольски.
   Оповещённый по "Майндфрогу" Яроволк уже всё подготовил. Много лет опекая хакерствующего Князя, киборг кое-чего да поднахватался. Айболита, запитав от дизеля, подключили к нетбуку и выносным блокам. Много лет бездействовавшая система лекаря была навеки закрыта мудрёным медицинским паролем. На две минуты работы криптоблока от "Битого Байта". С машинной точки зрения фтизиатр сохранился неплохо. Распознались, хоть и не с первого раза, почти все системы. Перед товарищами лежал практически исправный киборг без стрелкового комплекса и прочих воинских приблуд. Медицинская модель "Айболит-88".
   "Заболела - полечися!" - Назидательно изрёк Яроволк и, запустив с консольки программу самодиагностики, отсоединил от доктора всю электронику, только питание оставил. Медицинский киборг Жугдэрдэймидийн Догвадорж обратил всю свою мощь на себя самого, зажужжал и заурчал, протяжно испустив ветры. Звонко защёлкали, вправляясь, разболтанные суставы и позвонки. Хрипло засипел застоявшийся медблок. Под грудными контактами кожа доктора натянулась бугорком и лопнула, из показавшейся трубочки пошла тягучая мутно-бурая дрянь с едким ацетоновым запахом. Чистоплотный Филин, надев на трубочку катетер, свесил его в поганое ведро.
   - Ну, это надолго! - Беззаботно заключил Яроволк, пакуя оборудование в чемодан, и друзья отправились на двор. За дощатым столом под сенью чинары строгая Тайга уже питала вынутого из подземли Зверофея зелёными щами со сметаной. Шансов увильнуть у мрачного карапуза не было. Какова из себя должна быть чинара, Ваня знал не точно, знал только, что она "притулилась у колодца". Поэтому раскидистое дерево над двором он звал чинарой условно.
   Теплостановцы заправились живительными щами и шли уже на второй заход чая с вареньем, когда из дверей бункера опасливо выглянул изрядно похудевший доктор Догвадорж. Узкие монгольские глазки подозрительно оглядели двор. Из пальца доктора торчала длинная блестящая игла с капелькой на конце - наверняка что-нибудь крайне сильнодействующее, вместо пистолета.
   - Опаньки, доктор, с лёгким паром! - Радушно взревел гигантский Яроволк. - Присаживайтесь к нам, только отключите системы, пока коптеры не засекли! А то прилетят вопросы спрашивать...
   Помедлив секунду, Догвадорж втянул иголку и подошёл к столу. Опытный Филин подвинул врачу полкастрюли щей с половником сметаны и четверть краюхи чорного. Выдал погрызенную Зверофеем нержавеющую ложку.
   Вздохнув, доктор с достоинством скушал всё. Ему налили чаю. Топча ложечкой лимон в стакане, осоловевший фтизиатр тихонько сказал:
   - Что ж вы творите... Я ещё тогда в Геленджике понял, что вам на закон плевать, а теперь и меня втянули. Нам же нельзя включаться. Что я в Совете скажу?
   Филин, хрустя юбилейной печенькой, рассудительно отвечал:
   - По мне так живой киборг лучше мёртвого наркомана. А в Совете просто ничего не говорите - ну кто там узнает? Или скажете, что керченский воздух очень-очень целебен.
   Доктор меленько засмеялся, посмаковал чай с кубиком контрабандного лукума:
   - Да-а-а, стал доктор преступником на старости лет! Да к чорту всё, мне так хорошо уже лет десять не было. Честно, говоря, я не очень понимаю, что у нас в Совете против киборгов имеют. Когда меня запаролили, я ведь жутко переживал. С того всё и началось. Раньше бы заварил человеку один укол, а тут прописываешь грязи, минералку, оздоровительную ходьбу, и всё без толку. И вот он ползёт по теренкуру, ползёт, весь в грязи, а ему всё хуже и хуже...
   В общем, добрый доктор Догвадорж оказался неплохим дядькой. Под чай, лукум да самокрутки общество заседало до ночи. Уходящему доктору в почищенном Тайгой костюме Яроволк вместе с гостинцами выдал бумажку с переписанным паролем и велел не включаться под открытым небом. А лучше всего в подвале включаться. Догвадорж, в свою очередь, строго велел завтра к двум Раменцеву явиться на приём в резиденцию Совета на улице Карла Маркса. Обещал поправить. Лишь после ухода айболита Филин понял, что речь идёт о поправке Рамена. Похоже, теперь у Тёплого Стана был свой человек в Совете психической гигиены.

13. Индрик-звери

   На третий день Филин заглянул в водосборную галерею и немного ошалел. Да, Яроволк планировал "всё тут привести в порядок", но человек в здравом уме не всегда готов осознать, что имеет в виду элита русского стройбата.
   Не так давно галерея в сечении была "подпрямоугольной", как застенчиво пишут топосъёмщики, кое-где и сыпалось. Теперь же в подземную даль устремлялся идеальный тоннель с едва не отшлифованными стенами и с крепью в местах, показавшихся киборгу подозрительными. Пол вместо грязи был узорчато выложен разномастным кафелем из руин, и вроде бы даже на стяжке. По пластиковому лотку у стены бежал весёлый ручей, пока что сливавшийся в последнюю незаделанную трещину. Дальше двадцати-тридцати метров было ничего не видать - там клубился туман, раздавался грохот и свист. Именно туда уходил солидный силовой кабель, тянущийся от самой дизельной.
   С некоторой опаской Ваня вошёл в туман. Оказалось, что галерея тянется на двести, а то и больше метров, и там на конце кабеля работает Яроволк. Работает не как конторщик, а как работает судовой двигатель или артиллерия. Киборг и был источником всех звуков. С глухим гулом он стремительно вырубал в мергельной стене идеально ровную канавку для водосборного лотка под водоносным слоем. А свист доносился из клапана за ухом гиганта, пониже крепления фары. Ранее незаметная трубочка теперь шумно испускала паровые облака. Яроволк полился холодной водой из ведра и задымился уже весь целиком.
   Теперь уже никто не назвал бы его свиноволком. Всё сало как в топку улетело, а канаты мышц явно стали толще. Филин понял, чему все эти дни так радовалась Тайга. Несколько суток бесплатного фитнес-марафона сделали своё дело: киборга теперь впору было выставлять на культуристский конкурс, чтобы педерасты слюной изошли. Мистер мокрая футболка.
   Ваня представил себе лощёного старца, щиплющего киборга за жопу с предсказуемыми последствиями, и невольно заржал. Яроволк опустил кайло и выпрямился, упершись плечами в потолок. Выпустив шумную струю пара, он проорал в наступившей тишине:
   - Чего ржёшь? Видишь, хреначу! На, держи кайло!
   - Да я так... - Филин замялся. В тишине что-то было не так. Где-то здесь. Резким рывком он выдернул себя из спящего режима, так что аж замутило, и весь обратился в слух. Глиняные толщи расцвели звуковой картиной.
   Под землёй не было тихо. Журчали воды, стонали каменные пласты, совсем уже в глубинах происходило нечто кишечно-вулканическое. На Желябова сдвоенным стуком, гулко отзываясь в неких подземностях, проехала по люку машина.
   Вот. К ним по галерее тихо шёл большой человек. Гость явно знал, что идёт за киборгом-филином, и принял обычные меры предосторожности: медленно дышал ртом, ступал мягко, и всё это не в ритм. Но так можно обмануть рассеянного салагу на шумной улице, а не Ваню и не здесь. Филин предостерегающе поднял ладонь, гася налобник.
   В тот же миг в ручище Яроволка мелькнул пистолетик, фары потухли, киборг замер. Хитрый визитёр тоже затих, остановившись за поворотом - до него было метров сто. Блин, они же в тупиковой галерее! Какое недобро... Вот за это Ваня и не любил подземлю. В следующий раз надо за собой дверь запирать.
   От бункера по галерее вслед таинственному визитёру едва слышно прошуршали лёгкие шаги -- Тайга, вернувшись с рынка, сразу почуяла гостей. Увидев незнакомца, индейская женщина сбилась с дыхания и затаилась не доходя, почти беззвучно шикнула вытянутыми из ножен клинками. Ну совсем здорово. Так ведь мало того, за спиной Тайги из пролома, соединявшего галерею с бомбоубежищем, сопел некто маленький. Зверофей, которому наверняка было велено сидеть в своей комнате и не высовываться, увязался за мамой и теперь едва не пищал от любопытства, храбрости и шкодливости. Вот ведь блин...
   На полминуты все застыли, как по команде "Морская фигура замри". Визитёр, зажатый с двух сторон, первым осознал щекотливость ситуации. Он гулко прокашлялся и мощно объявил, разгоняя эхо:
   - Старший иеропарамонарь Дементий Чеглоков, пришёл по общинному делу! Наш протоиерей Иона знает, где я. Иду с миром!
   И уверенным шагом пошёл с миром. Из-за поворота показалась фигура, закрывшая весь просвет хода. Пономарь был никак не меньше Яроволка.
В ручище его мерцала дорогая свечка, а при включённых фонарях стало видно, что Дементий идёт не только с миром, но и с обрезом двуствольного слонобоя. На ходу он прятал оружие под рясу. Вежливый Яроволк тоже избавился от пистолета, едва ли не проглотил. Видимо, "Стечкин" был незарегистрированный.
   Церковник остановился в паре шагов от товарищей и огляделся. Особенно заинтересовала его стена галереи, источающая капли.
   - Ведь это вода, верно?
   - У нас открытый лист на водопровод Гущина. - Нейтрально прогудел звероволк и со свистом стравил накопившийся пар.
   - Ну да... На превращение его в метро. Я-то по роду службы с самого начала за вами приглядываю, и что-то концы никак не сходятся. Сначала прибывает нехристь неавраамический и регистрируется в Заповеднике, что не всякому дано. Потом у нехристя оказываются жена-индеец и православные друзья, что отдельно непонятно. Открытый лист вам дали - за какие заслуги? А теперь ещё все джанкойские джанки болтают, будто вы самих психиаторов от наркомании лечите. Это ведь вы Догвадоржа включили? Вот попалились бы - и всё, статья. И теперь вот добываете воду прямо над городом. Ну я зашёл поговорить, а там никого нет. И вот я здесь. Соизвольте объяснить, господа общество, что старику писать в докладной грамоте Третьему отделу? Вот обо всём этом цирке что писать? - Могутный "старик" развёл руками. За поворотом сопела Тайга, уже с чем-то тяжёлым в руках, следя за извивами сюжета.
   - Да ничего не надо писать. - Неожиданно для себя ляпнул Филин. - Вот на День рыбака фонтан Гущина запустим, народ напоим, тогда и пиши, что захочешь.
   - То есть как так запустите? - Опешил пономарь. - Вот прямо за так? Да тут воды на десять тысяч в день!
   Тут церковник немного промахнулся. После заделывания щелей и устройства лотка Рома-звероволк объявил, что галерея даёт два литра в секунду, то есть больше чем на полтораста тысяч барынек в сутки.
   - Да вот так возьмём и запустим. - Солидно отвечал Яроволк. - Пойдём-ка наверх, твоё преподобие, чайку пивнём, а то я тут замахался.
   За чаем с незаконным лукумом, за неторопливым разговором, всё потихоньку стало на свои места. Труднее всего священному особисту Дементию верилось, что вода народу будет бесплатная. Так здесь было не принято.
   Яроволк разумно пояснял, что денег-то пока хватает, а надо бы уважения, и прежде всего - признания княжества Тёплый Стан. Иначе Князь ему уши надерёт. Потому что Дипломатия. К тому же за такие деньжищи и пристрелить могут, а вот за бесплатно... Прямолинейный Яроволк наивно полагал, что честность - лучшая политика. Часто это работало.
   В конце концов иеропарамонарь обещал подкрутить мозги архиепископу аж в самом Симферополе, если фонтан заработает. Сразу стала ясна расстановка сил в епархии. Но церковник явил ещё не все свои сюрпризы. Хитро прищурившись, он спросил Яроволка:
   - А ты, родимый, не знаешь, кто такой Индрик?
   Яроволк прищурился не менее хитро:
   - Зверь такой подземный, ходы роет, пути подземных вод прокладывает...
   - Да-да-да. Как стройбатовец...
   - Ладно, дядя Дементий, понимаю толстые намёки. Это я. "Индрик-4У", усиленная проходческая модель. Я бы иначе ничего тут не нарыл.
   - Да это понятно. А я тебе почти что коллега, "Индрик-4С". Я это к чему... Церковь всё равно ведь возьмёт свой кусок славы за воду. А попусту врать я не люблю. Так что скинь мне чертежи и дай кайло. Заодно присмотрю за вами, грешными.
   Собравшись уже уходить, Дементий вдруг хлопнул себя по лбу и развернулся:
   - Вот ведь чуть не забыл, голова садовая! Там в начале Дворянской Отец Сигизмунд на говно исходит, кафолик наш недорезанный, всё вокруг костёла своего скачет. На тебя, Яроволк, жалуется, да не понять ничего. Что там было?
   Яроволк скромно потупился:
   - Да ничего... Шёл сюда из столовки в ДК Богатикова, грушу ел, а этот трупоед увидел у меня разноверский солнцеворот на шее и развонялся. Я-то по молодости совсем дурак был, набил себе татушку, теперь всё никак не сведу... А ваш этот отец феликс эдмундыч такой визгливый, ну вот меня и проняло. Я ему стишок прочёл...
   - Какой-такой стишок? - Заинтересовался охочий до культуры Филин.
   И Яроволк зачитал:
   Я узнал, что у меня
   Есть огромная родня:
   Папа в Вене, Папа в Бонне,
   Антипапа в Авиньоне...
   И далее по тексту.
   От души проржавшись, старший иеропарамонарь взял со звероволчища обещание помириться с ксёндзом, а то весь межконфессиональный диалог так похерить недолго.
   Со времён разрушения Ватикана выбесить католика проще простого: достаточно упомянуть наступившее в Западной Церкви многопапство. Это как с веганом заговорить о кишечных газах, больная тема. Насчёт сведения татушки Дементий обещал поспрашивать у себя на приходе.
   Всё это время в душных галереях под Дворянской улицей Рамен по грудь в дерьме с матюками тянул силиконовый водоводный шланг к фонтану Гущина. Старого всё-таки принудили к работе.

14. Подземная крепость
Старого Карантина

   Наконец-то Рамен и Филин собрались за запчастями старому диггеру. Знающий человек Шашель то не отвечал на звонки, то был жутко занят, то пьян как скотина, но вот наконец заломил нехилую цену (наликом, половину вперёд!) и согласился вести.
   Ржавая до дыр десятая маршрутка, набитая бабками с рынка, выдавила товарищей на необитаемом Телецентре, как пасту из тюбика. Вскоре из кустов, застегивая ширинку, показался вертлявый морщинистый мужичок в кепке с намертво прилипшей к нижней губе самокруткой и залатанным рюкзаком-колобком.
   Казалось, хмыря готовили на роль мелкого преступника в старинном кинофильме "Место встречи изменить нельзя", да не взяли, больно уж мелкий криминал вышел. Это и был Шашель. Поздоровались, но грязную руку мутному типу жать не стали.
   - А что не на Партизанской встречаемся? - Поинтересовался Рамен. - Вроде ведь там вход в Старокарантинскую?
   - Хех, дед, ты чо, с Луны свалился? - Мужичонка сплюнул совершенно верблюжье количество слюны и оттопырил губу. - Тот вход феодосийцы десять лет как взорвали. Когда Щёлкинских ментов внутри щемили. Они ж не местные, думали, вход только один... Бабло давай.
   Само собой, вход оказался не один. Между Телецентром и Семью Ветрами раньше был развесёлый райончик Самострой, полностью соответствовавший своему названию. Теперь на его месте остались только истыканные воронками одичалые сады с развалинами, раскатанными гусеницами танков. До края Самостроя дотянулась рухнувшая мачта телевизионной вышки. Через эти места фронт прокатился туда-сюда трижды.
   Шашель привёл их к одной из дощато-жестяных груд, походил вокруг и наконец ткнул в кучку бутового камня рядом с заваленным набок скворечником сортира.
   - Вот он вход! Давайте, разгребайте! - И уселся на покрышку от грузовика.
   - А сам чего?
   - Грыжа у меня. От непосильного труда. - Шашель, прилепив к губе очередную самокрутку, зачиркал зажигалкой.
   Куча на поверку оказалась всего десятком камней поверх ржавой кровельной жести. Под листом открылся кривой колодец, обложенный бутом, из тьмы сыро тянуло подземлей. Протиснувшись вниз, подземщики оказались на верхушке мусорного кургана, как орлы. Во все четыре стороны расходились прямоугольные в сечении штреки пугающего размера. Вся выработка круто шла под уклон к морю.
   Собственно, все здешние каменоломни выглядят именно так. Весь ракушняковый пласт, на котором стоит Керчь - наклонён. Филин в красках представлял себе древнее землетрясение, после которого всё от горизонта до горизонта наклоняется на шесть градусов. Впрочем, Рамен говорил, что есть в геологии и более впечатляющие вещи, типа опрокинутых синклиналей. В своё время Ваня как-то не сподобился спросить, что же это такое.
   Шашель повёл их поперёк уклона в сторону Партизанской. Абсолютно сухой подземный ландшафт не баловал разнообразием: каждые десять метров перекрёсток на четыре стороны. Заблудиться здесь можно было не в переплетении рачьих ходов, как считали наземные, а в правильной сетке огромных штреков с крепким потолком. Керченская подземля разительно отличалась от замытой путаницы обвальных ходиков, обычной для Подмосковья.
   Метров через пятьсот подземщики спустились через узкий колодец на нижний этаж, выглядевший родным братом верхнему, и двинулись далее. Ходы стали изгибаться туда-сюда, кое-где приходилось сворачивать, обходя штреки, забитые негодным камнем. Потолок в этой части был закопчён, а в стенах попадались бутылкообразные выемки, в которые свободно входил человек. Рамен сказал, что это печи для обжига извести прямо под землёй, значит, где-то рядом один из бывших входов. Широко жили каменоломы.
   По пути Шашель завёл обычную курортную игру в дружелюбного экскурсовода-сказочника и лохов: а вот там ход до Феодосии, а сами кто вы, а туда ходы на Тамань под проливом, а в городе какими судьбами, а тут шесть этажей и золотой конь царя Митридата зарыт. Друзья отвечали кратко и неохотно: да, нет, с Тёплого Стана, водопровод на Дворянской чиним, не гони, да не гони уже наконец.
   - Так. - Неожиданно строгим голосом сказал шипящий карбидкой Рамен. - Что за дела, Шашель? Вот мимо этой печки мы уже третий раз ходим. Ты вообще-то дорогу знаешь?
   Шашель, кося глазами, заюлил как нагадивший кот. Оказалось, отродясь он не был в этой части Старокарантинских и вообще, знает только привходовуху у взорванного главного входа да дорогу оттуда до Партизанского моста. В общем, тот ещё проводничок.
   - Слушай, Шашель, а на кой ты вообще нам сдался? - иронично скрипнул старый диггерище.
   - А я за Партизанским мостом дорогу до лагеря знаю и проход в минных полях - гордо приосанился проводник, распространяя самокруточную вонь - Если хочешь, ищи сам. Тут пятьсот километров такого добра.
   - Ага, пятьсот, конечно. Ну ладно, ладно. До Партизанского? Тогда тебе туда. Давай, в темпе! Я тут ночевать не собираюсь.
   Заслышав про мины, Рамен перестал рваться вперёд, предпочтя гнать Шашеля вперёд ценными указаниями. Эту часть системы диггер знал на отлично. В кратчайшие сроки подземщики пролетели солидное расстояние по стиснутым бутовыми завалами штрекам.
   Неожиданно потолок над головой исчез, и группа по широкой наклонной траншее поднялась в темное гулкое пространство. Рамен прибавил огня, и белый свет карбидки едва отыскал потолок метрах в десяти над головой.
   Огромный зал, собственно, и назывался Партизанским мостом. Почему так, не помнил даже сам Рамен, а Шашель с готовностью начал бредить на заданную тему.
   Здесь два этажа каменоломни сходились воедино к засыпанному стволу на поверхность. Из оползающей вниз глины желтела берцовая кость.
   - Белых расстреливали и кидали в шахтный ствол. Или красных. Или немцев. - Откомментировал старый диггер. - Народ у нас всегда не дурак подушегубствовать был.
   Шашель вновь понуро бегал кругами, как потерявшая след дворняга.
   - Ну что там опять, болезный? - брезгливо поинтересовался старичина.
   - Да тут такое место должно быть... Где через три этажа всё обвалилось...
   - А. Так это там.
   И через несколько колов времени они оказались в гигантском объёме, оставшемся от обвала межэтажных перекрытий. Здесь до потолка было уже метров двадцать-тридцать. Проводник вынул из кармана нечто ветхо-рукописное и стал сверяться с местностью. Им нужен был средний этаж.
   После краткого альпинизма и долгой ходьбы подземщики прошагали насквозь большой заброшенный лагерь, щедро загаженный гильзами, банками, водочными бутылками да карбидом, словно там свиньи ночевали. Стены становища были изрисованы незнакомыми цветастыми флагами изобретательной похабщиной и. Далее по штрекам нейтралки двигались след в след: начались мины.
   Похоже, Шашель включил сапёрный модуль. Теперь он едва полз маленькими шажочками, отыскивая метки на стенах и каменные пирамидки на полу. Мины по большей части давным-давно сошли с боевого взвода и кучковались у стен. Расслабляться, однако, не следовало: среди этих железяк всегда хватало фанатичных тварей, ждущих до последнего миллиампера в аккумах.
   Впереди штрек был перегорожен бутовой стеной с бойницами. На боевом посту всё ещё сидел замшелый часовой со ржавым винторезом. Дальше шагали свободно, здесь уже была незаминированная территория оборонявшихся.
   На второй линии обороны было то же самое, только боец, похоже, подорвал себя гранатой.
   На третьем посту не было никого. Сразу за ним в тупиковом боковом забое штабелем лежали киборги, торча наружу десятками истлевших берцев. Судя по развороченным модулям, это были те, кто сыграл себе "Вечный сон". Здесь же была откопана глубокая могила, куча вынутой тырсы грудилась на расстеленном брезенте. Рядом на брезентовых носилках всё ещё возлежал некто в парадном мундире давно канувшей в Лету армии.
   Метров через двести подземщики вошли в лагерь оборонявшихся. Здесь царил идеальный армейский порядок. Потолок затянут парашютом, некогда оранжевым. Давно севшие диодники на гвоздях по стенам, ровный пол из тырсы. Стволы в оружейных пирамидах. На столе всё ещё стояли стаканы да чайник, цинк патронов и магазины. Под столом - несколько аккумов. Никакого мусора, лишь плесень.
   На каменной лежанке у стены лежали на пенках последние защитники подземной крепости, кто в спальниках, кто так, со снарягой в головах и с берцами в ногах. Восемь бойцов спали практически вечным сном. Это и были те самые "Линксы", которых искал Рамен.
   Старик опустился на колени между мертвецами, осматривая скверну.
   - Ваня... - Опасно ровным голосом тихонько позвал диггер. На его лице блеснули слёзы. - Знакомься, это Дед Мороз, мой комбат.
   На крайней правой пенке лежал статный воин в прелом потёртом камуфляже, скалясь из окладистой белой бороды.
   - Вон те двое - Цыган и Залман из моего взвода, остальных не узнаю... - Старой закрыл лицо грязными ладонями. - Наверное, тоже наши. Как же так, ребята... Двадцать лет... Ладно, Ваня, давай дальше ты. Я пойду посижу.
   Рамен тяжело поднялся и отошёл к столу. Филин вздохнул, натягивая синие перчатки и респиратор, подошёл к мёртвым с батареей и нетбуком. Мало надежды. Сыро тут. Вот этот сыграл себе "Вечный сон", вон как его разворотило. Вокруг воровато рыскал Шашель, набивал хабаром стремительно пухнущий рюкзак.
   Ещё один киборг включился, но намертво зациклился на диагностике. Ваня оставил его, и так было видно, что медблок скис. Ещё один, судя по всему, под конец отформатировался, и у него почему-то вовсе не было медблока. Ещё, ещё один... Уже безо всякой надежды Ваня подступил к Деду Морозу. И тот неожиданно стал загружаться, в консоли побежали строчки диагностики. Кое-что работало.
   - Рамен, пойди-ка сюда. К командиру своему.
   Диггер метнулся, и в тот же миг над лагерем прозвучал уверенный командирский голос:
   - Я Дед Мороз, командир первой отдельной ДРГ Аршинцевской консистории. Назовите себя. Какого хрена надо?
   Рамен упал на колени над командиром:
   - Мороз, это я! Старший лейтенант Раменцев! Помнишь такого?
   - Оп-па! - Негромко сказал скелет, вертя прицельной линзой. Он был более навороченный, чем Рамен. - Какими судьбами, Коля? Ядрёна корень, да ты старик...
   - Командир, я тебя вытащу! - Старый диггер сглотнул ком в горле. Дед Мороз помолчал, послушал что-то внутреннее.
   - Подожди, старлей. Подожди. Послушай. Выходит, мы всё-таки продержались. Только кому это теперь надо... Я смотрю, уже и срок присяги вышел. Тут у меня под головой знамя консисторское свёрнуто, так вот там слева за камбузом и помойкой нужник - туда его, это знамя, к чортям собачьим. Это первое. Второе: с того краю Сокол лежит, молодой был, под конец маманю звал. Его блоки вытащи наверх, покажи парню солнышко. И третье: моё железо разбей и сожги, хватит с меня уже.
   Тут Филин деликатно кашлянул:
   - Э-э-э... Товарищ Дед Мороз! Сокол-то не включается уже.
   - Жаль. А ты кто? - Крутанул линзами командир.
   - Да я Ваня Филин...
   - Фи-илин! Хо-хо-хо-о! - От каменных стен отразился совершенно сантаклаусовский смех. Ваня вздрогнул. - Филин... Редкая птица. Очень нам такого здесь не хватало. И вот явился, не запылился! Жаль, что крыша у вас, филинов, легко едет...
   - Дедушка Мороз, подари нам свой медблок. Рамен вон, кончается.
   - А ты с юмором парень. Медблок бери. Он хороший, даже сейчас лечить меня пытается. Из хирургической стали, ограниченной серии. - Дед Мороз был спокоен и дружелюбен. - А центральный блок и харды - в топку, в огонь. Прямо вот тут, в печке на камбузе. Уголь там должен быть...
   - Да не стану я тебя убивать, Морозище! - простонал, шмыгая носом, Рамен.
   - Спокойно, боец! Отставить сопли и вопли. Ты, лейтенант, очень умно поступил тогда, что на гражданку ушёл. - Тут голос деда Мороза стал тихим и отстранённым. - Мы-то с ребятами решили подработать, чтоб на дембель пустыми не идти, да не тем людям коды присяжные отдали. Ещё шесть лет... Мы здесь все в крови по самые уши. Да потом представь ещё: лежишь ты мёртвый, а бойцы зовут, бредят, пристрелить просят. Цыган вообще умом тронулся... И не поймёшь даже, кто из них жив, а кто уже всё. А у тебя заряда ещё на неделю. И вообще, Коля, ты же понимаешь, что это уже не я. Так, паразитное сознание в нейроблоках избыточной мощности. Давай...
   - Товарищ Мороз, а что ж ты "Вечный сон" себе не сыграл? - Нетактично спросил Филин у скелета. Послышался тихий смешок:
   - Самоубийц в рай не пускают...
   Рамен к этому моменту уже успокоился, растёр грязь по всему щячлу и твёрдо заявил:
   - Понимаю, командир. Ты у нас всегда философ был. Всё понимаю. Только поступим мы вот как: сейчас я тебя отключу. А потом познакомлю с одним мудрым человеком, побеседуете. И уж если он не уговорит - тогда хоть в нужник, хоть в переплавку иди. А за медблок - низкий поклон тебе, командир. Земной то есть. Иже херувимы, блин...
   - Ну ладно, договорились. Что ж с умным человеком напоследок не поболтать. О, вот ещё что, чуть не забыл: будете наверху - попейте таблеток от эктоплазмоза. Нас именно им достали. Был у них один умный гад, врач-убийца, знал, что наши медблоки эту заразу не видят. Кстати, Раменцев, возьми бумаги в клозете и вытри физиономию - а то весь в дерьме. И побрейся. Давайте, ребята.
   Филин скинул клеммы с контактов мёртвого киборга и стал аккуратно разнимать блоки, оборачивая их в пупырчатый полиэтилен. В это время с дальнего конца лежанки раздался хруст: Шашель в хабарном угаре выдирал блестящую железяку из грудной клетки несчастного неисправного бойца Сокола.
   - Отставить! - загремел, отражаясь от стен, голос Рамена. То есть старшего лейтенанта Раменцева.
   Чёрный следопыт, оторвавшись от своего грязного дела, осклабился и изогнул по-блатному пальцы:
   - Деда, а ты не попутал? Ты сейчас на моей делянке. Я...
   Выстрел в каменных стенах бахнул оглушительно, остро брызнув осколками известняка. Поцарапанный Шашель подавился словом, бросаясь на пол. Злой ТТ в твёрдой руке Раменцева смотрел вору прямо между глаз.
   - Это тебе не делянка, тварюга. Это могила моих братьев. Выбирай: сразу в лобешник или в колено, чтобы помучиться?
   Шашель, весь зеленовато-бледный, замахал руками, как мельница:
   - Да ты чо, дед, шуток не понимаешь? Ты хозяин, ты решаешь, прости...
   Рамен опустил пистолет, плюнул с омерзением:
   - В лагере бери что хочешь, шутничок, а мёртвых пальцем не тронь.
   Больше до самой поверхности не проронили ни слова. Всю скверну Филин с Раменом снесли на пенках в тот тупик, где уже лежали бойцы. В трещине потолка над ними Рамен подорвал тротиловую шашку, и огромные плиты накрыли бедолаг.
   Консисторское знамя кинули в нужник - раз Дед Мороз велел в нужник, значит в нужник. Выходит, в его времена нынешние союзнички не были такими милыми зайчиками... На всё про всё ушло часа полтора.
   Очутившись на поверхности, Ваня и старый диггер зашагали к остановке, вызвонив Яроволка на его яроволге. По пути крепко задумавшийся Филин вдруг спросил Рамена:
   - Слушай, а что там Дед Мороз говорил, что у филинов крыша легко едет?
   Рамен, уже что-то там такое гнавший, поперхнулся на полуслове, внимательно посмотрел на Ваню и, не найдя в том безумия, осторожно усмехнулся:
   - А я знаю? Вот Князинька Мороза починит, самого его и спроси.
   - Я, кажется, знаю, от чего филины с катушек съезжают. Я вот, например, в рюкзаке Деда Мороза тащу. Тебе на запчасти.
   Рамен облегчённо заржал:
   - Не, Ваня, всё безумие от того, что ты коммунист православный! Топай давай, коммуняка! - и дружески, от всей души двинул Филина под больное ребро.
   Шашель, получив пухлую пачку мелких денег и шатаясь под неподъёмным рюкзаком, ковылял в своё логово на Семи Ветрах. Убедившись, что никого вокруг нет, он бросил хабар на землю и потыкал в дешёвый телефончик. Дождавшись ответа, перекосился в жабьем реверансе и залебезил куда-то вверх, словно его невидимый собеседник сидел на облаке:
   - Господин Мосолов... Фома Ильич... Моё почтение, это Шашель. Я на вас работал... Я Шашкин Кузьма! Я, это... Это... Тут два лоха московских, говорят, что они водопровод какой-то на Дворянской делают... Я так подумал, вам это интересно будет. Да, уже еду! Сей секунд!

15. Звонок другу

   В десять утра Ваня расслабленно кайфовал в крохотной пиццерии "Метро" на Ленина, овеваемый кондиционером. Киборг потягивал вполне приличное Симферопольское пивко под самокруточку да ждал пиццу-капричио. Напротив него живой горой высился утомлённый Яроволк, в основном отмытый от грунтовых наслоений. Гигант завершил свои труды в водопроводе и теперь ожидал свои четыре пиццы-маргариты под полведра пива.
   Товарищи вяло болтали о том, о сём, о нездоровом Рамене и о Филиновой бабушке, которая наводила изрядного шороху в своей Ковровской командировке. Говорили и о подземных ходах, и о нелюбопытном поверхностном населении.
   Вот, например, по ту сторону бухты стоит крепость Керчь. Она пережила Революцию, Гражданскую, потом была Великая Отечественная и две оккупации Керчи. И ещё сорок лет мирного времени, пока в крепости сидел знаменитый на весь флот дисциплинарный батальон. И только в 1986 году в подземельях фортеции нашли арсенал Черноморского флота Российской Империи. Да такой арсеналище, что потом лет двадцать грузовиками возили взрывать за город. Нелюбопытство...
   Утро за окном нагревалось, густея, и обещало жаркий томный день.
   Уже протискивалась в зальчик согбенная под грузом еды официантка, когда Ванин телефон квакнул майндфроговым вызовом. Выудив мобилу из кармана, Филин удивлённо поднял бровь: звонил Махмуд Сатыров. Оказывается, у того был майндфроговский аккаунт, и чеченский мореплаватель не только умел им пользоваться, но и знал Ванин номер.
   - Салям алейкум, дорогой товарищ! - заинтригованно сказал Филин в трубку.
   Действительно, это был Махмуд. Собеседники сотворили все неизбежные ритуалы, поговорив о здоровье Рамена, общих друзей, Махмудовых мамы и папы, Филиновой бабушки. Постепенно Ваня серьёзнел, начиная понимать, что очень даже не просто так Махмуд ему звонит. Наконец, перешли к делу.
   Сатырову-старшему вот только что позвонил керченский водяной магнат, а по совместительству директор той самой Керченской инспекции рыбных ресурсов, где неделю тому едва не отметелили Рамена ("ты ведь уже знаком с Фомой Мосоловым, дорогой? Лови файлики!"). Именно этот повелитель килек гонял в Керчь цистерны горной водицы с Южного берега, и он же держал рыночную цену в одну барыньку за литр влаги.
   На снимках Мосолов весьма походил на крупнокалиберный снаряд, попавший в голову обрюзгшему Винни-Пуху, да так и прижившийся вместо неё. Выражение лица у него было соответствующее. Ваня не раз встречал эту рожу на рынке и на улице, всегда в сопровождении пары телохранителей, здоровых тупых киборгов печально известной модели "Таурус".
   Тут Ваня понял, что так и так придётся всё пересказывать Яроволку, и подключил того в разговор. Горец обменялся со звероволчищем теми же ритуальными приветствиями на полминуты и продолжил.
   Водяной магнат торопился как голый в баню, и вот прямо в эту ночь жаждал нанять бойцов сатыровского охранного агентства в Керчи. Авторитет хотел крови понаехавших москалей.
   В прошлом Сатыровы вели с Фомой дела, но потом вежливо свернули сотрудничество: делишки Мосолова были хоть и прибыльны, но грязноваты. Филин прикинул, что же такое такое должен был отмачивать килькин папа, чтобы смутить кровожадных нохчи, и не смог вообразить.
   Старый лис Али Сатыров не стал отказывать Мосолову, пообещав поискать десяток бойцов в дополнение к мосоловским восьми, но с кредитоспособными теплостанцами ссориться тем более не желал. С вершин Кавказа отчётливо виделось, что у Князя - знатная электрофабрика, а у Фомы - только кильки, вода и злоба. Как почётный реликт эпохи динозавров, хитромудрый владетель Сатыр-Юрта был не особо подкован в делах электрических, и нужен был кто-то, способный связаться с теплостанцами по безопасным каналам.
   Потому жилец вершин немедля отзвонился своему старшему, а именно Махмуду, скинув на того всю головную боль вместе с материалами по делу. Али-хаджи посоветовал сыну, чтобы к вечеру в Керчи не было ни единого нохчи, и рекомендовал придумать какое-нибудь связное объяснение этому удивительному факту. А если кто всё-таки захочет пострелять в русских разборках на любой стороне -- пусть лучше в лоб себе сначала выстрелит. А поздним вечером он, патриарх, обо всём узнав, извинится перед заклинателем килек, мол, не вышло помочь, ну никак.
   Древнего горца нисколько не волновало, что в этот самый момент его бледно-зелёный наследник штормует посреди Чёрного моря на пароме, доставляющем из Галаты в Форос массу забавных вещей. На том Махмуд пожелал товарищам удачи, велел не пропадать и дал отбой, запрудив им телефоны массой интересных файликов по Керченской теневой жизни.
   Филин с Яроволком уставились в экраны, нечувствительно пожирая пиццу с пивом. Осознав, в какой гадюшник столь наивно вступили, киборги тихо шалели.
   Керченская оргпреступность, хоть и малая числом, проросла собой все общины и организации города, и мэрию, и, конечно же, Заповедник. Она связывала всех владетелей сложными грязными отношениями. Где-то ближе к центру поганой тайной сети распустил свои щупальцы Мосолов со своей маленькой, но жуткой бригадой. Притом, как обычно оно бывает, в городе все всё знают, но помалкивают. Болтливые сицилийцы называют такой порядок "омерта", а в Крыму ещё со скифских времён предпочитают никак его не называть, от греха подальше.
   Наконец-то Филин воочию видел то, что всегда смутно ощущал. На фоне незримой постороннему, но чётко отлаженной общественной жизни все официальные потуги, весь парадный хоровод рад, дум и советов, комендантов, наместников и настоятелей - всё это выглядело лёгкой рябью на тёмных водах Чорного моря. Даже война. В разное время любопытному путешественнику могли аргументировано разъяснить, что Крым - это Готия, или Скифия, Хазария, Греция, Турция, Украина, или что он просто наш. А Крым при этом всегда оставался исключительно крымский.
   Про щупальцы Мосолова, кстати, - это вовсе не фигура речи. В деле имелся смазанный снимок Фомы, нависающего над неким обмякшим телом. Из-за головы киборга к жертве выгибались десятки тонких кабелей. Картина до боли напоминала работу "Контролёра", которых вроде бы всех давно уничтожили.
   Контролёры, штучно производившиеся в мастерских Жидского Схрона, могли творить с другими киборгами всё, что угодно. Щупальцы, находя в теле противника электронные блоки, брали их под контроль, блокировали или просто жгли. Последний контролёр безнадёжно извратил в Стрые девять гайдамацких оперативников, прежде чем всех загнали на горный хутор и расстреляли из гаубиц. Громкое дело было. Других рецептов борьбы с контролёрами наука не предлагала.
   В общем, Фома был чем-то вроде их Теплостанского князиньки, только плохой и с тентаклями.
   Прикинули расстановку сил. Судя по материалам и личному опыту, во всей Керчи теплостановцы более-менее могли положиться лишь на трёх человек. Первым был парамонарь Дементий из храма Иоанна Предтечи. Храм был на ножах с Мосоловым, но не имел возможности прищучить владетеля, а тот ещё завёл шашни с новообрядцами, назло.
   Вторым можно было условно считать исцелённого от наркомании фтизиатра Догвадоржа: тот лишь недавно прибыл в город и вряд ли успел замазаться в местных делах.
   Ну и третьей была старинная Раменовская зазноба Лилия Остаповна из Заповедника. Ей Фома постоянно гадил, учиняя чорную археологию на самых вкусных объектах, И с преступным директором Заповедника археологиня имела непреодолимые научные разногласия. Кроме того, она точно выберет сторону любезного старичины Рамена.
   Собственные силы теплостановцев выглядели вовсе печально. Команда была не столько боевой, сколько инвалидной.
   Рамен после операции лежал в больничке у Догвадоржа. Тот строго-настрого запретил старику вживлять медблок в недрах рыночных гадюшников и положил к себе, в стационар на Карла Маркса. Впрочем, доктор доверил иудейскому хакеру Тарасу Наливайченко (о, кстати, тоже полезный дядя!) перешить антикварный девайс на современные вещества. Айболит уверенно осваивал жизнь по ту сторону идиотских законов.
   Тем более не следовало впутывать в разборки Тайгу с юным Зверофеем. Получалось, что все сюрпризы предстоящей ночи будут расхлебывать Яроволк на пару с Филином. Мда...
   Звонок Князю также не явил чуда. До вечера никакая помощь в Керчь не поспевала. Честно говоря, она сюда и за пару дней не поспела бы. Не было больше Теплостановских воинов в Крыму, все сгрудились в Керчи, и это были они сами. Впрочем, в беседе на троих нарисовался некий зыбкий план, весьма наглый и потому дававший надежду.
   Архив компромата в основном состоял из аналитических записок некоего вольнодумного философа из охранного агентства Сатыровых, и к правописанию сей керченский суфий относился с восточным фатализмом. Чтобы не подставлять Махмуда с его папой, текста дважды прогнали через Ванин розенталь-процессор с архангельским плагином. Арабская витиеватость сменилась певучим говорком шергинских сказок.
   После этого настала пора визитов. В первую очередь Яроволк посетил Догвадоржа и упросил поставить Рамену на всю ночь диагностику с очисткой, возможно даже со слабительным, чтобы тот в критический момент не геройствовал со своим болторезом. Доктор хищно возрадовался.
   Там же, во дворе больнички, обнаружился киберстарьёвщик Тарас. Иудей дул пиво, курил самокрутки со смешливыми ординаторшами и всяко ошивался вокруг уже пару часов, как юный папа у роддома. Ему было интересно, как легли на древнюю немецкую железяку свежие нанкинские прошивки, и вообще, заработает ли Раменов медблок.
   Праздному хакеру звероволк написал на бумажке майндфроговский номер Князя Теплостанского. Тарас Наливайченко впал в предсказуемый рептильный экстаз и ускакал в своё логово - звонить. Оказалось, он и раньше знал номер князиньки, но как-то не дерзал беспокоить их светлость.
   Филин тем временем заглянул в Заповедник к Лилии Остаповне, подтвердив свои наихудшие опасения. Намедни к учёному секретарю заявился преступный Фома и забрал все старые архивные бумаги по водопроводу, включая чертежи и планы.
   Именно так: всё то, что Рамен в своё время героически копал наощупь, многие годы спокойно лежало в архиве. Никто, кроме Лилии Остаповны, ни разу тех документов не читал, а чужих Учёный Секретарь не подпускал.
   Уже без особого удивления Ваня узнал, что архив Заповедника чуть не наполовину забит неописанными и даже ни разу не развязанными стопами документов времён великого Марти. Когда во Вторую Мировую фашисты разорили музей, горожане растащили полусожжённый архив по домам. После войны керчане вернули документы в музей. Граждан поблагодарили, бумаги упаковали в вязки и с тех пор не трогали.
   Много лет назад какой-то француз был прислан из Петербурга для разысканий - но ему не достало ни денег, ни сведений, как у нас обыкновенно водится... Да и что импортный месье может понять в тончайших восточных раскладах славянского археологического гадюшника? Спился...
   Затем, уже объединёнными силами, товарищи принялись за старшего иеропарамонаря Дементия Чеглокова, отдыхавшего от строительных трудов в трейлере-трапезной за Иоанном Предтечей. Рамен и Филин с некоторой опаской ввели видного церковного деятеля в курс дела, и файлы слили, и планами поделились.
   По мере прочтения документов тот мрачнел и мрачнел, оглашая помещение трапезной невообразимыми для воцерковлённого человека проклятиями. Многое в прочитанном было даже для него внове. В конце концов он снял очки, помял себя за переносицу и изрёк:
   - Это полная задница, други мои. Тут об этом не пишут, но в церкви тоже не всё-то гладко, у Мосла щупальцы длинные. Паршивых овец у нас стада, да и пастыри паршивые попадаются. Через одного. Так что людьми если и смогу помочь, то только в последний момент, чтобы никто не успел сдать. И к Афанасию Великому не суйтесь, Фома у них верховодит в приходском совете. Но надежда есть. Хранится здесь в ризнице одно средство, Длань Войно-Ясенецкая... Если всё сработает, глядишь, и выпутаемся. А если нет - вы трупы, а я завтра буду на подвале у третьего отдела патриархии. И ты, Яроволк, жену свою и ребёнка - пулей сюда! Чтоб через полчаса тут были!

16. Длань Войно-Ясенецкая.

   Ночью накануне Дня рыбака две неуклюжие фигуры в цветастых вязаных масках-пусирайетовках по возможности тихо перевалились через стену Теплостанской Экспедиции. С ними был мешок. В следующие три минуты произошло множество разных любопытных событий.
   Достигнув двери убежища, одна фигура принялась лепить на железную поверхность маленькие заряды из мешка, соединяя их проводами. Второй диверсант поначалу старательно смотрел по сторонам, но минно-взрывное дело оказалось гораздо интереснее караульной службы. Так что никто не заметил, как из окна выгоревшего второго этажа спустилась и повисла на проводке светошумовая граната.
   Граната взорвалась. При её свете человек в очень тёмных очках мог бы узнать в скрюченных тушах двух мосоловских быков-телохранителей. С возмущённым рёвом ослепшие таурусы врубили все системы, но загрузиться киборгам никто не дал. Из того же окна бесшумно слетел звероволк и, закрутив быкам маски вокруг голов, подхватил из-под стены длинную арматурину.
   Один из таурусов пташкой улетел в забор, развалив собой целую ракушечниковую секцию. Пока бык собирал себя в кучку, его напарник уже был замотан в арматуру. Жестоко, чтобы не выпутался: насквозь через руки и ноги, а потом на узел. Внутри заискрило, хлопнул предохранитель, и киборг вырубился, потеряв сознание.
   Уцелевший таурус наконец-то загрузился и слепо ринулся на Яроволка из-под забора. Бычара привык, что его натиск сносит любого, но на этот раз просто промахнулся. Там, где только что стоял противник, теперь никого не было. Только лежал здоровенный джеммер с шипящим запалом.
   Таурус промешкал с отключением, метнулся, взвыл, и тут через один дом от базы рвануло так, что земля ударила по ногам. Ещё через миг джеммер выжег вокруг себя всю работающую незащищённую электронику, и таурус, точнее, уже бывший таурус, рухнул наземь. Яроволк, выплюнув зажатый в зубах провод заземления, хищно оскалился.
   Здание килечной инспекции вспухло изнутри багровым шаром в облаках пыли, лишаясь фасада. Птицей взлетевшая крыша косо спланировала на двор, с жестяным дребезгом врезаясь в опрокинутую взрывом автоцистерну. По всей Дворянской пролился хрустальный дождь выбитых стёкол, а по окрестным крышам загрохотали каменные обломки. В центр двора Теплостанской экспедиции глухо воткнулся брус камня-дикаря.
   Тут над забором взметнулись тонкие чёрные щупальца и, мягко изогнувшись, ужалили Яроволка в широкую спину, прогрызая путь к электронным блокам. Одно из них с хрустом сломалось об остеолитовую пластину затылка. Киборг упал на колени, но тотчас вскинулся, выдергивая из себя чёрные жала, и рванул пучок кабелей на себя.
   Через забор, размахивая толстыми конечностями, перелетел извивающийся Фома Мосолов, водяной магнат всея Керчи и повелитель килек. Мосёл был разъярён и растерян. Укол щупалец должен был подчинить или хотя бы парализовать вражеского киборга, и контролёр не понимал, почему ничего не происходит.
   Враги друг друга стоили: Яроволк был выше на голову, а Мосёл толще, и не от одного жира. Именно поэтому звероволчище припас рогатин, слаженных по всем правилам противомедвежьей науки. До срока они лежали под крыльцом. Щупальца контролёра, такие жуткие вблизи, на расстоянии рогатины теряли свою резкость и силу, легко ломались.
   Схватившись за рогатину, Фома с хохотом вырвал её из Яроволковых рук, а тот и не сопротивлялся. Рогатин-то много, что их жалеть. Но всё-таки щупальцы жалили, да ещё и ломались в теле.
   Мосолов вызмеивал всё новые и новые отростки, как горгона Медуза. Некоторые из них теперь были другие, как верёвки с гарпунчиком на конце.
   Оставляя за собой кроваво-масляный след и всё сильнее пошатываясь, звероволк тем не менее загнал вражину в угол стен дома - сказывался опыт работы с рогатиной. Под забором подвывал, отползая, перешитый арматурой киборг-таурус. Он очнулся и перезагрузился, да толку то?
   - Да сдохни же ты уже наконец! - Рычал контролёр. Он не мог понять, почему не может завалить этого стройбатовского слона, вроде бы простого, как лом.
   - А вот хрен тебе по всей морде! - Резонно возражал Яроволк.
   Утробно взвыла набатная сирена на колокольне Иоанна Предтечи, а ночная Керчь в основном погасла - электричество отключилось. Мосолов нагло усмехнулся: значит, через пять минут прилетит унылый полицейский коптер и станет по-фраерски нудеть, моргать синей мигалкой, фотографировать... Ну-ну, контора пишет!
   Но вместо этого от храма Иоанна Предтечи восстал в небеса огненный столп, и раскатистый бас сверху устало попросил братьев и сестёр выключить электроприборы... Небесное явление растворилось во тьме, оставив в воздухе многоголосый свист. Что-то летело в небесах. Фома завопил, рванувшись к дому, но истерзанный Яроволк от души тыкнул рогатиной, выворачивая контролёра на середину двора.
   - Дебил, оба же сдохнем! - В панике завопил брыкающийся контролёр.
   - Да вот ещё! - Плюнул кровью звероволчище, оседая на камни двора.
   Фома Мосолов медленно выдохнул, опускаясь на колени. Контролёр прекрасно помнил, что такое Длань Войно-Ясенецкая, молот киборгов. Закинутые в небо снарядики, отыскав внизу работающие модули в тёплых человеческих телах, уже поделили между собой цели. Если видишь огненную длань, поздно выключаться - тебя выдаёт тепло твоего собственного тела. Мгновенно скрыться под крышу или нырнуть в воду - больше нет вариантов. И ещё оператор целеуказание подправит.
   Именно залпы Длани в своё время за две минуты изничтожили десант Новоазовского кибербатальона на Маяке. С тех пор и до этого дня Длань хранилась в храме Иоанна Предтечи, и оттуда же только что был запуск.
   Словно длинные пылающие пальцы указали из вышины вниз, на городские дома.
   Все киборги во дворе были обречены. Ещё пару секунд противники сидели посреди двора, сверля друг друга ненавидящими взглядами, а потом в Фому ударило раз, другой, третий, и килечный король вдруг весь взорвался в лохмотья. Достались заряды и спутанному арматурой воющему бычине, и там, где жарко полыхала килечная инспекция, тоже раздались хлопки.
   Несколько зарядов ударили в город, в район рынка и даже за гору, в мёртвые кварталы на Марата. Парочка ушла к старому кладбищу, где стоял новообрядческий храм Афанасия Великого. Возможно, кому-то нерасторопному досталось, а может, Длань просто среагировала на невыключенную по тревоге электронику. Ведь не стал бы пономарь, в самом деле, раздавать по случаю старые долги?
   Посреди двора теперь устало сидел один Яроволк. Этой славной ночью он не был киборгом. Ещё днём Филин отключил товарищу батарею и рассоединил всё, что рассоединялось. Потому и мосоловы электрощупальцы на звероволка не действовали. На трёх штурмовых киборгов вышел обычный человек из костей и мяса.
   Небо опустело, сирена затихла. В наступившей тишине зажглись окна и фонари. Со всех сторон близился многоголосый гул: парамонарь Дементий вёл на помощь поднятых набатом прихожан. Яроволк улыбнулся и аккуратно прилёг на правый бок, очень уж притомился. Под великаном расплывалась лужа крови и масла. Макошь-матушка завершала дивное кружево киборговой судьбы. Он был счастлив.

17. Чемодан с сотней ножек

   В эту самую секунду Ваня Филин лежал на пенке в фильтровентиляционной бомбоубежища. Тело его слабо подрагивало, изо рта по щеке сползала нитка слюны. Глаза, полные горьких слёз, глядели в разные стороны. Ваня на много тоненьких внутренних голосов оплакивал свою горькую судьбу и почти полную гибель. Только что его было девяносто три, и вот осталась только двадцать одна, причём две мины дышали на ладан. И к нагрудным контактам, и к ушанке с присосками на Ваниной голове шли провода от нетбука и кондового армейского блока управления минным полем, что видом и весом напоминал зелёный кирпич. Прыгающие мины, потеряв твёрдое руководство, сползлись к Филину и скакали вокруг, растерянно пихая хозяина в бока.
   Днём, как и велел пономарь Дементий, Тайга со Зверофейчиком погуляли по набережной, погуляли - да и зашли невзначай в храм Иоанна Предтечи. В трейлере-трапезной церковник возложил могучую длань на голову звероволковой жены, и та тотчас уснула. Похоже, у парамонаря стояли особые церковные модули.
   На природном язычнике Зверофее электрическая благодать дала осечку. В действие вступил план "Б": Яроволк усадил сына на колено, аккуратно погладил по ушастой голове.
   - Зверик, ты у меня ведь умный мужичок. У нас с кумом Филином сегодня важные дела, так что ты остаёшься за главного и присматриваешь за мамой.
   - Какие дела? - деловито осведомился малыш. Яроволк тяжело вздохнул и выложил всё. Это заняло минут пять. Зверофей важно покивал и распорядился:
   - Я всё понял. Иди, папа, всё будет хорошо. Я тут за мамой пригляжу.
   И опять Ваня Филин убедился, что честность - лучшая политика.
   Остаток дня он колдовал над Яроволковой электроникой, разъединяя, закорачивая и даже кое-что перекусывая. Ваня позавидовал гиганту: пользуясь своей комплекцией, тот ставил себе армейские модули, тяжелые и надёжные, как утюги. Такие не всякий электромагнитный импульс возмёт. В "Кибермаркете" ничего подобного не продавали, но если ты правая рука Князя Теплостанского...
   К ужину звероволк, густо залепленный медицинским скотчем, был готов к встрече с контролёром.
   Ещё утром на совете с Князем товарищи прикинули, что нападающие постараются уничтожить сам водопровод: если просто поубивать теплостанцев, в керченской элите начнутся ненужные преступному Фоме делёж и грызня. А нет объекта - нет проблемы. И вози дальше свою воду цистернами.
   Было решено, что Яроволк задержит нападающих с парадного хода, не пуская их в помещения, а Филин из бункера станет админить минное поле в галереях объекта. Кроме Зверофея и всякой запретной электроники Тайга притаранила с Тёплого Стана целый станковый рюкзак мин. На резонный вопрос, что значит админить минное поле, Филин получил классический ответ: "Тебе понравится". Обнаружив супостатов, Ваня должен их задержать, а затем поднять большой шум на поверхности. И по этому сигналу церковник Дементий будет кастовать свою таинственную Длань Войно-Ясенецкую.
   Уже в сумерках Яроволк поставил Ваню на боевое дежурство. В глубинах горы, в старой фильтровентиляционной, киборг был уложен на пенку и заботливо укрыт тёплым клетчатым пледом. Подсоединив товарища к электронике и автомобильному аккуму, звероволчище вывалил на пол из рюкзака гору консервных банок и напечатал кое-что в консоли нетбука.
   Филин обмяк. Банки оживились. Каждая раздвинулась, как маленькая гармошка-концертино, обнаружив даже гармошечную резиновую гофру между торцами. Торцы дисков оказались большими присосками, которыми мины ловко липли к гладким поверхностям. Куда не удавалось присосаться, мины магнитились или цеплялись крепкими лапками.
   Некоторое время устройства пьяно раскачивались, а затем весёлым стадом запрыгали в пролом под стеной - это и был лаз в водопроводные галереи. Филин, похоже, освоился с управлением. Яроволк удовлетворённо кивнул и пошёл на свой пост. Пара мин увязалась за ним - прикрывать тылы, и чтобы не скучал один.
   Филин же чувствовал себя валенком, брошенным в курятник. Давно не включавшиеся железяки бузили и резвились, норовили пройтись колесом, поприсасываться к стенам и потолку и просто попрыгать. Два аппаратика буцкали третьего, и Ваня цыкнул на них строгим внутренним голосом. Все мины разом присмирели, построились в колонну по две и запрыгали туда, куда с самого начала было велено: в начало галереи, в каменный кувшин, через который Филин, Рамен и Яроволк впервые проникли в водопровод. Именно там ожидалось явление супостата.
   Ваня повсюду попрятался минами, по укромным щелям, под камнями и мусором, десятком аппаратиков, подсаживая друг друга, вылез через колодец на склон горы и тоже попрятался. Затем послушал окружающий мир и закайфовал аж до дрожи. Обычно он пользовался лишь собственными микрофонами, а выносных по бедности имел только три, и те в Теплаке. Теперь же ушей у него было ровным счётом девяносто пять, если считать те два тёплые, что от мамы с папой.
   Звукопроцессор немедля начал жрать электричество и печь Ванино подбрюшье, а затем отжал в своё пользование всё электрическое, что было в Филине и могло хотя бы сложить два и два. У самих мин тоже нашлись вычислительные ресурсы, и немедля были задействованы. Мало кто справился бы, но у Вани был значок "мастер-киборг", а их за так не дают.
   Он раскинулся больше чем на гектар. Вздохи земли, коптеры в воздухе над рынком, беседы людей на улицах, шлепки падающей с ветвей алычи, лязг тележных колёс по брусчатке...
   Эхо телег гуляло по гроздьям подземных камер, широкими полосами-ярусами залегших по всему склону Митридата от далёкой улицы Чкалова, далее над водопроводом и до улицы Свердлова у моря. Это были древнегреческие склепы: за сотни лет эллины вырыли их едва ли не тысячу. Постепенно Ваня расслышал их все до одного, с точностью до полуметра. Под улицей Желябова склепы были пусты и связаны в огромную систему паутиной грабительских лазов. В некоторые подземелья вели скважины с поверхности.
   В скворечнике над одной из таких дырок некто, шурша газетой и кряхтя, опорожнял кишечник в подземную полость. Так вот о чём говорил Рамен, вот что керчане делают с древними склепами! Мины сочли, что это отвратительно и аккуратно занесли все склепики на электрокарту.
   Ещё звукопроцессор разобрал, что и выше, и ниже водопровода в теле горы расходятся и перекрещиваются несколько подземных ходов - там капало, и также гуляло эхо от колёс. Ходы тоже легли на карту.
   Потемнело, в деревьях затрындели невидимые птицы козодои, походка горожан замедлилась и у многих стала пьяно-неровной. На боевом посту в доме звероволк, гадский папа, заказал себе три пиццы и теперь вкусно жрал. Мины услышали, как поблизости во дворе рыбинспекции собираются недобрые люди, числом восемь.
   Главным у супостатов был килькин царь Мосолов. Он шуршал чертежами, скрипуче инструктируя злодеев, матерно крыл неверных чеченов, которые не пришли. Преступный Фома минам совсем не понравился. Через ближайшую мину они вкратце пересказали Яроволку содержание речи Мосла, заодно обругав за пожирание пиццы в одно рыло. Всё начиналось.
   Двое злодеев остались в здании килечного управления, двоих Мосёл повёл к месту засады Яроволка, а трое, шипя и матерясь, пробрались через колючки вверх по склону к входному колодцу. Один из них характерно покашливал. Пару минут новоявленные ниндзя сопели, опуская вниз на верёвке старый фибровый чемодан, затем с пыхтением слезли сами и вот уже три злодея с чемоданом и мотком проводов встали в белокаменном кувшине в окружении попрятавшихся мин. Мины посоветовались и решили начинать.
   Специально для таких моментов была припасена одна медицинская мина с парализующими шипами. Хлопнуло, и незваные гости, все в иголках, как ежи, мягко осели на землю. Однако яд лишь оглушил негодяев, да и действовал неспешно: двое врагов вяло тянулись к чемодану, и уже открывали замки.
   Мины заволновались. Пыхнули негромкие взрывы, и вмиг всё закончилось. Ударные ядра из жидкого металла нечувствительно пролетели через злодейские головы и процессоры, оросив кровью каменные стены. Три сердца более не бились. Одним из погибших оказался знакомый по Старокарантинским каменоломням "счастливчик" Шашель в новом кожаном пиджаке. И это он наверху покашливал, и вон железы уже припухли. Если бы не мины, то бедолагу дня через три доконал бы эктоплазмоз, подхваченный в Старокарантинских. Потому что надо было слушать мудрых мёртвых людей, и делать как они говорят, а не залипать на хабар.
   Мины признали, что они большие молодцы, и почтили память взорвавшихся товарищей общей краткой грустью. Но дело ещё не было кончено: теперь следовало навести шороху на поверхности. Собравшись в кружок вокруг объёмистого чемодана, мины загалдели, обсуждая дальнейшие планы. В чемодане было чуть менее пуда простецкого тротила и электровзрыватель - для него и предназначались провода. Тащить всё это наверх через колодец, а потом через кусты нечего было и думать... Но есть же ещё и засыпанная кинескопами лестница на поверхность!
   Через минуту два мосоловских бойца, сидевших на лавочке с обрезами, наблюдали удивительное. Клумба во дворе их родного здания выплеснулась в борт припаркованной автоцистерны фонтаном земли, камней и кинескопов. Из образовавшейся подземной дыры по каменным ступеням деловито выбежал до боли знакомый чемодан на множестве толстых ножек и, совершив боевой разворот по двору, вломился прямо сквозь двери внутрь килечного управления. Мины, тащившие поклажу, разом взорвались. Тротил тоже сдетонировал, валя каменные стены и срывая крышу с дома.
   Глубоко под землёй Ваня Филин, разом потерявший две трети себя, глухо застонал, и общее сознание минного поля рассыпалось...

18. Быстрый Зверофей

   Как только жахнула шумовая граната на Дворянской, иеропарамонарь Дементий Чеглоков тотчас учинил с телефона массовую рассылку всем вменяемым прихожанам Иоанна Предтечи. Был у него в телефоне такой отдельный список контактов, не очень большой. Заранее составленное сообщение о срочном сборе на пересечении Дворянской и Дубинина улетело одним нажатием кнопки. Затем велел Зверофею присматривать за спящей Тайгой и галопом выбежал из трейлера, не забыв запереть дверь.
   Вскоре пономарь показался из дверей древнего храма. Он с натугой тащил вязанку картонных труб в руку толщиной, перемотанных скотчем. Поделка напоминала забытый в чулане новогодний салют-переросток, который русские так любят запулить в окно соседу по любому праздничному поводу. Вот только праздник ещё не наступил, и это вовсе не был салют. То есть, конечно, салют, и даже использованный, но переснаряжённый - работа отняла у пономаря весь вечер.
   Название страшного оружия происходило от святого Луки Войно-Ясенецкого, архиепископа Симферопольского, великого искусника гнойной хирургии и периферической анестезии, спасшего своими операциями тысячи рук, ног и глаз. Святитель родился в Керчи, и слева от входа в храм Иоанна Предтечи о том была мемориальная доска - тем и исчерпывалась вся причастность святого к орудию убийства. Воистину, неисповедимо чувство юмора Господне.
   Криво воткнув Длань Войно-Ясенецкую в середину газона, Дементий зачиркал зажигалкой, поджигая запальный шнур. Зашипело. Чеглоков прикурил от шнура самокруточку и отбежал в сторону, вновь тыкая в телефон. Эсэмэска с кодами улетела куда следовало, и по всей Керчи зазвучала кибертревога - у церкви были такие полномочия.
   Из труб с рёвом вышибных зарядов выметнулись пламенные шнуры в облаках пыли. Через пару колов времени воинственному слуге Божьему позвонили с небес - длань скинула данные наведения. Просмотрев маркеры на ганеша-карте, пономарь удалил из списка целей лишние, в том числе себя и Яроволка. Всё-таки систему обрубанием проводков так просто не проведёшь. Зловредному Фоме церковник, напротив, ещё добавил стальных клювов в темечко.
   Длань кратко ударила и погасла. Остался лишь дымящийся картон да острый запах селитры в половине города. Небеса опустели. Дементий Чеглоков поправил обрезы на портупее под рясой, защёлкнул на левом запястье крепёж "Корда" и воткнул себе под ребро штекер электроспуска. Осенив себя крёстным знамением, старший иеропарамонарь гигантскими скачками понёсся туда, куда ушла большая часть зарядов - на пересечение Дворянской и Дубинина, к Теплостанцам.
   В окошке трейлера-трапезной скрипуче отъехала форточка, и на газон рыбкой вынырнул маленький Зверофей. Покрутив круглой головой, чувачок оценил обстановку, подсмыкнул треники и засеменил за дядей Дементием. Пономарь бегал куда как быстрее, на маленьких ножках за ним было не угнаться.
   Малыш фыркнул от возмущения и включился. С самого начала Керченской жизни мама запрещала ему играть с прекрасными модулями, поставленными ещё на день рождения. Разве так подарки дарят? Без них ведь и не побегаешь толком.
   Крошечный киборг со свежей системой загрузился за какую-то секунду. Чеглокова, несущегося по Дворянской улице, овеяло шелестом ветра: его обогнала маленькая размытая от скорости фигурка.
   В глубине бомбоубежища Филин наконец-то собрал себя в кучку, вытер сопли и прогнал скачущие вокруг мины в галерею - сторожить тылы. Две мины со двора растерянно глядели на Яроволка, горой лежащего в тёмно-кровавой луже. Его грудь вздымалась с хрипом. Мины жалели гиганта и предлагали добить, чтобы не мучился -- по медицинской части они ничего более не умели.
   - Дуры ржавые! Его включать, а не добивать надо! -- Зарычал Ваня. Выйдя из управления минами, он схватил ящик с инструментами и быстро поволок к выходу. На карачках -- ноги не держали. С трудом отомкнул стальную дверь убежища.
   А во дворе у ворот, опираясь на забор, шатался последний мосоловский "Таурус", которому ещё в начале боя выжгло электронику. В руке злодея плясал обрез, целящий в голову лежащему киборгу.
   Ваня выхватил ТТ и тут же выронил: глючный стрелковый комплекс своей молодецкой напругой доломал ему треснутое ещё в Геленджике ребро. В глазах заплясали звёздочки и красные окошки ошибок. Чортова железяка! Со всех сторон к дому приближались голоса, плясали диодники в руках бегущих людей. Но не успевали, никак не успевали...
   Филин беспомощно наблюдал, как бандит с трудом прицеливается и начинает выжимать спуск, и тут от пролома в заборе метнулась серая молния. Выстрел грохнул, рубленые гвозди высекли искры из брусчатки в дальнем конце двора, а на руке стрелка повис вцепившийся Зверофей.
   Бычара взревел, размахиваясь маленьким тельцем, но тут сверкнуло, сухо треснуло, словно ветка в костре, и вражина тяжко рухнул оземь. Дарёная дедом Святогором старая командирская зарука отработала на славу, на все восемьдесят киловольт. Запах озона перекрыл масляно-тротило-кровяную вонь. Малыш Зверофейчик, с разбегу въехав коленями в густую лужу, обнял отца.
   - Папа... Я... Я разрешу тебе играть в мои сохранёнки в Транспорт Тайкуне! Не помирай!
   Яроволк медленно поднял огромную ладонь и погладил сына по голове.

19. Старинная славянская забава

   И тут по Керчи ударной волной прокатился лихой погром, старинная славянская забава. У жителей давно накипело. Разбуженные сиренами и взрывами, обыватели в смертном томлении кидались в интернетики, и видели там массу интересного.
   Админ керченского форума в отчаянии грыз пальцы: новая ветка сообщений всё росла и росла. В сеть упадали снимки, видюшки и тонны иного компромата, в основном то, чем Сатыровы столь щедро поделились с теплостанцами прошлым утром, но не только. Админ ничего поделать не мог: пароль учётки не подходил. Более того, с его родного аккаунта постил какой-то хмырь с местечковой лексикой. Когда в постингах замелькало имя самого админа, тот вдруг успокоился. Покидав в рюкзачок что попало, надел тёмные очки и парик, забытый у зеркала его вчерашней девушкой, скользнул в дверь да и был таков.
   Сайт мэрии также неузнаваемо преобразился. Теперь он освещал самоотверженную работу мэра Подсадова и его приближённых с оригинальной стороны. Через десять минут после взлома сайта пять разъярённых бабулек выпихнули замешкавшегося градоначальника прямо в окно его собственной спальни, что размещалась по соседству с кабинетом.
   С газона ушибленного чиновника подхватили нежные руки секретарей и заместителей. Избитая кучка хорошо дефенестрированных чиновников унеслась на надувной моторке за пролив, в Тамань, к кровожадным дикарям.
   Национально озабоченные граждане по древней традиции сбились у ворот судоремонтного в факельную колонну, как давно мечталось, и зашагали к синагоге на Козлова, предвкушая жестокую забаву. Однако по пути то один, то другой погромщик заходил с мобильника на городской форум, обнаруживая там интереснейшие факты, и незаметно растворялся в ночи.
   До ворот синагоги дошли лишь семеро упёртых. Евреев за воротами не оказалось - были заняты какими-то другими делами. В общем, не задалось на этот раз.
   Кровь пролилась лишь в Заповеднике. Директора, выдернутого из постелей как есть в собственной пижаме, прямо во дворе музея насмерть закидали древнегреческими надгробиями хрупкие бабушки-смотрительницы. Вот недаром Филин их опасался!
   Учёный Секретарь Заповедника отделался легче: ему всего-то порвали анус и щёку рулонами исходящей и входящей документации. Соответственно. Археологи все бумаги непосредственно на квартиру чиновнику занесли, не поленились.
   Сайт Керченской инспекции рыбных ресурсов Фомы Мосолова отсутствовал в принципе -- килечный король мудро разместил сервера в собственной резиденции, ныне взорванной.
   За запертыми дверями Управления правопорядка на Ленина в основном царила паника. Кто-то жёг документы, забыв об их непременных электрокопиях, толстый участковый Симонов со свежесбритыми усами прыгал на одной ноге, переоблачаясь в цивильные шаровары. Начальник Управления безвестно отсутствовал, видимо, уже навсегда.
   Островком спокойствия оставался подвал. В сводчатом тоннеле серверной, бывшем винном погребе, в самокруточно-табачном мареве заседала пёстрая компания молодых оперов и выпихнутых на пенсию офицеров. Со всей Керчи восемь человек набралось.
   Съехавшиеся по зову престарелого комиссара Мартова, они присматривали за отключёнными от греха подальше серверами, попивая кофеёк с самогоном. Общество то и дело разражалось взрывами хохота -- когда Мартов зачитывал с экрана нетбука особо ядрёные сообщения керченского форума.
   Всё самое интересное комиссар на всякий случай копировал на диск и в облако, просто-таки лучась особым жандармским счастьем. В город решили пока не выходить. Всё-таки нерабочее время.
   Погром закончился так же внезапно, как и начался, удушенный твёрдой пастырской рукой пономаря Дементия. По степи во все стороны тараканами разбегались вчерашние владетели Керчи, пешие, конные и машинные.
   Никто так никогда и не связал действия неизвестного наглого хакера с Князем Игорем, обретавшимся в бесконечно далёком и наверняка заснеженном Тёплом Стане. Ну а уж Тараса Наливайченко, скромного рыночного старьёвщика, даже его старая еврейская мама ни в чём не заподозрила. Потому что ну я вас умоляю. Где ему взять все эти пароли?

20. День Рыбака

   Погром погромом, но День Рыбака никто не отменял: он в Керчи вместо дня города. С восходом Солнца произошла генеральная уборка. По Дворянской бродили сияющие стекольщики с вязанками оконных стёкол, на глазах изумлённой публики обращая их в пачки ассигнаций. Понурые дворники с натугой сгребали льдистые груды осколков, волокли прочь скинутые с крыш каменюки. Наконец-то проснулись пожарные. Обе их престарелые поливалки были в работе. Одна орошала морской водой чадящие руины килечной инспекции, чтобы не воняло, а вторая отмывала залитый кровью и маслом двор Теплостанской экспедиции.
   Наконец, к полудню всё было приведено в относительный порядок. Всем керчанам без изъятия пришла эсэмэска-приглашение, и на центральной площади с грифоном собралось как бы не полгорода. Все лица были обращены к обшарпанному белокаменному кубу на газоне перед телеграфом - это и был фонтан Гущина.
   Вода ещё не текла, но из-под земли доносились глухие удары. Духовой оркестр играл марш авиаторов. Получалось бодро, хоть и нестройно: из оркестра в ночи сбежали дирижёр и басист, по совместительству пожарный инспектор.
   Народ на площади активно шушукался про ночные события - столь динамичной ночки Керчь с конца войны не видывала. И кто бы мог подумать, что начальник рыбоинспекции, как его там, мужчина положительный, красивый, полный - вдруг окажется киборгом-терминатором?
   Вся Дворянская вот этими вот собственными глазами видела, как он, уже разоблачённый, в бессильной злобе жалил своими жалами геройского полковника из Тёплого стана, а потом полгорода взорвал, только Дланью Войно-Ясенецкой и угомонили гада...
   В интернетиках все новостные агентства смаковали живописные видюшки битвы, снятые в ночи любопытными бабками из окон. А около Иоанна Предтечи уже поставили ящик с крестом - на перезарядку длани собирают, а то как же?
   В первых рядах собравшихся стояли герои торжества. Яроволк, по-мумийному замотанный медицинским скотчем, распирал собой изнутри белоснежный Теплостанский мундир с шевроном воеводы левой руки. Фтизиатр Догвадорж штопал пациента всё утро, сотворив медицинское чудо, а попутно с небрежной лёгкостью выдал теплостанцам лицензию на включение киборг-модулей. В медицинских целях. Звероволков медблок работал на форсаже, но киборг всё ещё тяжело опирался на трость. С другой стороны дипломата подпирали сияющий как медный пятак Зверофей и смурная спросонья Тайга в праздничном индейском наряде с бисером.
   Сам добрый доктор Догвадорж в ослепительном халате и при шапочке стоял тут же, готовый лечить и исцелять. У ног его верной оруженосицы Анны Андреевны имел место быть двухпудовый белый саквояж с красным крестом и острым медицинским запахом. Жугдэрдэймидийн Огиевич был крайне недоволен прытью своих больных. Мало того, после бегства толпы психиаторов фтизиатр внезапно оказался главным медиком в городе. Отпуск айболита был непоправимо испорчен.
   Между публикой и фонтаном в ладанных облаках блуждал, помавая кадилом, маленький священник в сопровождении двух служек в белом. Это был протоиерей Иона, настоятель Иоанна Предтечи. Священник, теряясь в жёстких складках золотого одеяния, глядел бездонным взглядом в небеса и блаженно пел псалмы. Кажется, он был не вполне в курсе ночных событий.
   А серый кардинал Дементий Чеглоков в парадной серой рясе возвышался вообще в стороне, за толпой, на крыльце вавилон-центра "Фокстрот". Оттуда старший иеропарамонарь видел, что всё идёт, как идёт. Он гордо расправил лазурную повязку на рукаве и теперь лениво собеседовал с Ваней Филином.
   Ваня в сланцах и линялой футболке распивал пивко под самокрутку прямо под знаками, запрещавшими пить, курить и жить. Жизненный пасьянс вновь сошёлся, хотя изначальный расклад вовсе не радовал. Сколько уже раз этот пасьянс сходится, и снова, и вот опять. Филин гнал от себя мысли о возможных совсем плохих раскладах, и знал одно: вокруг происходит великий праздник, в котором грех не поучаствовать. Его глаза всё ещё смотрели в разные стороны, а правая рука висела на цветастом платке через шею. Киборг спешил радоваться жизни, пока окончательно не развалился.
   Фонтан недобро заурчал, наполняя фильтры, но прежде истечения вод состоялся парадный выход старого диггера Рамена. Очнувшись поутру, старой затребовал участия в общем веселье, и теперь именно он включал воду. Никто не препятствовал - кому охота в грязь? Да и не знал никто, как там у него всё под землёй налажено.
   Между оркестрантами с лязгом отъехал в сторону люк. Бас-геликон панически выдал изумительно фальшивую ноту. Музыка вразнобой затихла. Из влажной загадочной тьмы воздвигся диггер во всём блеске диггерской славы, с метровым разводным ключом на манер трости. Старичина был облачён в новенький синий комбез, синюю же пецлёвую каску с фонарём-коногоном, забродные сапоги и зачем-то в альпинистскую обвязку. Весь Рамен был покрыт неизбежным слоем грязищи в палец толщиной и оставлял влажный след на мостовой.
   Временная директриса заповедника Лилия Остаповна порхнула к диггеру и, не боясь замарать парадное синее платье, выдернула того к самому фонтану. Взявшись за руки, они глядели на серебрёную ленинским рублём трубку-поилку. Вдруг оттуда выхлестнула тугая ледяная струя. Долетев до гранитной плиты, вода разбилась на сверкающие на Солнце хрустальные брызги и радугу.
   По камню ГОСТовским шрифтом, твёрдой рукой стройбатовского киборга, были вырублены вот такие слова:
  

Фонтан Гущина
возобновлён в День Рыбака

на радость жителям Керчи
общиной Храма Иоанна Предтечи
и киборгами Княжества Тёплый Стан
.

Оценка: 5.44*8  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"