Аннотация: Зороастрийский жрец Картир жил при дворе четырех правителей доисламского Ирана, достигнув вершины могущества при Варахране II, которого, как считается, сам и возвел на трон. Но Варахран II умирает, оставив малолетнего сына, начинается борьба за власть, и ни в одном лагере Картиру, похоже, особо не рады.
Глава 1. Надежды
Ктесифон встретил Арташира настороженной тишиной.
Он ехал и не знал, к чему готовиться. Он слышал уже, что шаханшах* умер. Варахрану II было едва за тридцать, он сытно ел, мягко спал, много охотился и веселился и не слишком-то обременял себя государственными заботами. Такие рано не умирают. Но он сперва неудачно упал с лошади, а потом не менее неудачно поспешил выбраться из постели; и это было бы смешно, если бы его отчаянный шурин, правитель Сакастана Хормизд, которого Варахран всегда привечал, не решил, что маги** и вельможи (а прежде всего этот старый скорпион Картир) то ли удерживают Варахрана во дворце силой, то ли скрывают его смерть - и не поднял мятеж. Арташир еще помнил, как дрожали губы царицы цариц Шапурдухтак, когда она отправляла его на восток - разогнать бунтовщиков и привезти ее безумного брата в столицу. Он помнил, как во всех храмах, мимо которых он проезжал, толпились люди и маги громко молили Ормазда и всех богов даровать шаханшаху исцеление. О его, Арташира, победе не молился никто.
Но он победил. А Варахран умер, оставив малолетнего сына и решительно настроенную жену.
Временная правительница Шапурдухтак встречала его на ступенях дворца. По случаю траура одета она была просто - никаких струящихся лент и драгоценных каменьев, и все же Арташир залюбовался ею: так гордо она держала спину, так величаво выступала. Царская кровь. По обеим сторонам от нее стояли фраматар Вахунам с вечно поджатыми тонкими губами и его ночной кошмар, юношески безбородый магупат Картир. Вахунама назвали в честь деда, который был фраматаром - распорядителем царского хозяйства - при дворе Шапура Великого, и внук мечтал стать достойным своего славного деда, но при Картире это было невозможно. Картир, духовный наставник шаханшаха с юных лет, приучил того слушаться только себя и никого больше к нему не подпускал. Никто точно не знал, сколько Картиру лет; говорили, он служил при дворе еще Арташира Папакана, первого из Сасанидов. С тех пор на престоле сменилось четыре шаханшаха.
Может, Картир и вправду питается их жизненной силой.
Арташир почувствовал на себе взгляд магупата и тряхнул головой, прогоняя опасные мысли. Говорили, Картир по одному взгляду может угадать, о чем человек думает.
Он спешился, отдал поводья оруженосцу и преклонил колени у подножия лестницы, на которой стояла царица цариц. Сердце невольно забилось чаще.
- Встань, хазарапат Арташир.
Ее звонкий голос далеко разнесся над площадью. Арташир поспешно встал, почтительно скрестив руки на груди. Он рад был, что ему не придется говорить.
Говорила она:
- Твои вести радуют нас и печалят, и встречаем мы тебя в печальный день. Мы желали бы, чтобы это было не так, однако не в нашей власти изменить то, что случилось. Мы скорбим о нашем господине, владыке Варахране, шаханшахе Ирана и не-Ирана, отошедшем в обитель богов; и мы не можем не печалиться о нашем неразумном брате Хормизде, павшем, как ты сообщаешь, от твоей руки. Однако же наше сердце наполняет радостью мысль о том, что мятежные войска рассеяны и Сакастан вновь спокоен благодаря тебе, и Ираншахру более не угрожает опасность. Теперь ничто не помешает коронации наследного принца. Наше горе еще не утихло, и мы не можем наградить тебя так, как ты, бесспорно, того заслуживаешь; но мы приглашаем тебя быть сегодня нашим гостем и разделить с нами трапезу, и надеемся, что ты простишь нам эту слабость и впредь пребудешь нашим верным слугой.
Арташир слушал ее, едва ли понимая, что она говорит. Он просто впитывал в себя звук ее голоса и понимал, что ничего не прошло. Не знал, простит ли она ему Хормизда. И если простит, то теперь, когда Варахран мертв... нет, об этом думать просто страшно.
Она закончила, и площадь затихла. Все смолкло. И в этой наступившей тишине Арташир сказал то единственное, что мог сказать:
- Владычица, я повинуюсь.
- Варахран, не уходи далеко!
Шапурдухтак повернула сына к себе, тревожно всмотрелась в его лицо.
- Обещаешь?
- Да, мама.
Все тот же пустой взгляд, все тот же едва слышный голос. Шапурдухтак закусила губу, кивнула Михраспанду-евнуху. Тот положил руку на плечо мальчика и мягко увлек его за собой вглубь сада. Шапурдухтак смотрела им вслед, стискивая руки. Варахран всегда был тихим ребенком, но после смерти отца совсем замкнулся в себе. Для нее это стало неожиданностью, потому что отец с сыном не были особенно близки: муж обычно держался от Варахрана на расстоянии, будто побаивался собственного сына. Иногда он трепал его по плечу, или задавал вопросы, не дожидаясь ответа, или дарил какую-нибудь безделушку, из которой Варахран давно вырос - но и только. Это было тем более странно, что его собственный отец в нем души не чаял. Но с этими тремя Варахранами - ее свекром, мужем и сыном - все всегда выходило странно.
Никто и не думал, что Варахран-старший станет ее свекром. Никто не думал, что он вообще станет шаханшахом. Он впал в немилость у своего отца, Шапура Великого, за то, что против его воли женился на безродной - а держава Сасанидов тогда была еще молода, и невесту ее старшему царевичу нужно было выбирать с умом. Но Варахран-старший сделал свой выбор и не отказался от него, даже когда его лишили всех титулов и привилегий и услали в глухой Гилян, даже когда его жена долго не могла понести, и над ним смеялись уже чуть ли не в глаза. Поздние роды подорвали здоровье его жены, и она умерла, взяв с него слово, что их долгожданный сын не будет прозябать так, как его родители. Варахран-старший долго горевал, а потом взялся за дело.
Он занял престол после смерти брата, заручившись поддержкой набиравших силу магов. И сам приехал сватать Шапурдухтак, когда его сын еще не вошел в возраст мужчины. Ее мать, царица Денак, тогда сказала ему:
"Ваш сын еще так юн. Не рано ли вы думаете о женитьбе?"
Варахран-старший улыбнулся:
"Сестра, среди всех наших родичей не найти девушки прекрасней и добродетельней Шапурдухтак. Признаю, я немного спешу - но лишь потому, что не желаю никому уступать такую драгоценность".
"Бесценному перлу, - прибавил сопровождавший его маг, - подобает золотая оправа. Шапурдухтак достойна большего, чем просто быть женой одного из принцев".
Денак пристально взглянула на мага, посмевшего вмешаться в беседу особ царской крови.
"И вы, магупат, - она сделала чуть заметное ударение на его титуле, - утверждаете, что в вашей власти давать такие обещания?"
"Сестра, - торопливо сказал Варахран-старший, - не сердись. Пусть магупат Картир говорит и не в свой черед, он говорит от моего имени. Я не просил диадемы шаханшаха; но я не допущу, чтобы мой сын стал просто одним из принцев, в чью честь даже не приносят жертв огню".
Шапур Великий после славной победы над румийцами и пленения их кесаря*** Валериана основал именные храмы огня в честь всех своих детей, кроме Варахрана-старшего. Тогда его участь казалась решенной. Но он переломил свою судьбу. И Денак ему поверила.
Знала бы она, куда это заведет ее дочь...
Шапурдухтак вынырнула из своих мыслей. Не время отвлекаться. Арташир скоро придет. Вахунам был не слишком доволен, когда она сказала ему, что хочет сперва сама поговорить с Арташиром, но согласился, что не стоит ронять честь царской крови и заставлять его рассказывать о Хормизде при всех. Кроме того, он все еще боялся, что она предпочтет ему Картира - а она не спешила его разубеждать.
По дорожке зашуршали шаги.
Шапурдухтак подняла голову.
Арташир шел к ней - уже в придворном платье, статный, залитый солнцем - и у нее невольно перехватило дух. Она всегда считала, что парадные одеяния идут ему меньше, чем обычный доспех начальника царской гвардии - но траур срезал ненужную пышность, не затмевая того, что было дано от рождения. Арташир был строен и широк в плечах, и у него были необычные глаза - большие, задумчивые, как у девушки, из-за чего над ним подшучивали, порой довольно грубо; но Шапурдухтак глаза Арташира нравились. Ей казалось, что человек с такими чудесными глазами не способен предать.
Она встала.
- Владычица, - сказал Арташир.
Когда он подносил руку к губам, чтобы приветствовать ее почтительным поцелуем, ей показалось, что его рука дрожит.
Ей захотелось его успокоить.
- Хазарапат, - сказала она, - не тревожься. Я позвала тебя сюда лишь затем, чтобы вдали от лишних ушей расспросить о моем несчастном брате. Скажи, ты... ты его видел? Ты говорил с ним?
Арташир отвел глаза, и у нее захолонуло сердце.
- Скажи мне всю правду, Арташир. Не нужно щадить меня. Я не смогу спать спокойно, если не узнаю, что с ним случилось.
- Правда ранит ваше сердце, царица, - глухо ответил Арташир. - Я не смею...
- Говори!
Вышло почти выкриком. Даже беззаботно чирикавшие в кронах птицы на мгновение притихли.
- И смотри мне в лицо, - уже тише добавила Шапурдухтак. - Я хочу быть уверена, что ты не лжешь.
Арташир наконец взглянул на нее. На его лице отражалась жуткая борьба чувств.
- Ваш приказ жесток. Но я не смею ослушаться. Как вам известно, господин... ваш брат решил, что шаханшах либо мертв, либо не в своей воле...
"Да он никогда в ней и не был..."
- ...и поднял войска, желая вызволить либо его, либо - если бы оказалось, что ему уже не помочь - вас с юным Варахраном. Когда я прибыл в Сакастан, удача сопутствовала мне. Нам удалось заставить мятежников отступить. Я добился встречи с вашим братом и вручил ему ваше письмо, но он...
- Он не поверил тебе?
Арташир поморщился.
- Если бы только это. Сначала он и вправду мне не поверил. Но письмо было запечатано вашей печатью и написано вашей рукой, и он... он пришел в ярость. Да простит меня царица, но я не стану повторять всего, что он говорил. Я был бы счастливейшим из смертных, если бы сумел забыть все его оскорбительные слова. Он говорил, что вы предали шаханшаха, что вы стакнулись с врагами за его спиной, что вы... смеете посылать своего... - Он осекся. - Словом, убедить его в чем-либо было невозможно. Для него уже все было ясно. Шаханшах окружен предателями, и он - единственный, кто это видит. И потому он был намерен идти до конца.
Он прерывисто вздохнул.
- Остановить его иначе было невозможно. Я... сделал все, что мог.
"Вот как, значит..."
Шапурдухтак без сил опустилась на сиденье. Родной брат считал ее предательницей. Но разве он не был близок с ее мужем, разве не понимал, что его невозможно ненавидеть? Статный, веселый, незлобивый, он легко завоевывал сердца людей. Только с ней всегда держался как-то скованно. Смущался, что она старше его, что помнит его еще мальчишкой? Шапурдухтак не знала. Но все ее попытки пробиться сквозь эту стену оканчивались ничем.
Тень скользнула по ее коленям.
- Я огорчил царицу...
Шапурдухтак с трудом сглотнула.
- Нет... нет, Арташир. - Она глубоко вздохнула. - Ты здесь ни при чем. С того, кто действительно меня огорчил, теперь уже не спросишь. - Она помолчала. - Скажи мне только еще одно: мой брат... он ведь мертв? Что с его телом?
Арташир ответил не сразу.
- Я знал, что вы об этом спросите. И не знал, что делать. По закону я должен был... я не мог выказать мятежнику снисхождение. Но у меня не поднялась рука на особу царской крови, на вашего, владычица, брата. Я приказал похоронить его по обычаю, - выпалил он. - И готов ответить за это. Но я не мог поступить иначе.
Шапурдухтак взглянула на него - он стоял перед ней на коленях, комкая в пальцах край короткого плаща.
- Спасибо тебе, Арташир, - шепнула она.
Он вскинулся:
- Вы не сердитесь?
Она покачала головой:
- Нет. Ты сделал то, на что у меня не хватило бы духу... и чего я потом никогда бы себе не простила.
Он снова опустил глаза:
- Благодарю вас, владычица.
Но прозвучало это по-иному, по-особому, не обычной церемонной формулой. Похоже, он впервые за все время их разговора вздохнул спокойно.
"Вот чего ты боялся?"
Шапурдухтак посмотрела на его склоненную голову, на свою руку, по обычаю скрытую легким рукавом. Приподняла руку, так что рукав скользнул вниз.
И в этот момент снова послышались шаги.
Они подняли головы почти одновременно - и, Шапурдухтак была уверена, так же одновременно поняли, кто это. Она ощутила раздражение и досаду. Этот человек, кажется, слишком привык, что во дворце ничего не делается без него.
Арташир встал.
- Прикажете уйти?
Он снова говорил бесцветным формальным тоном - и это, пожалуй, разозлило ее больше, чем все остальное вместе взятое.
Она тоже поднялась.
- Нет, не нужно. Это ненадолго.
Подойдя к ним, магупат Картир окинул их спокойным взглядом, будто не видел ничего необычного в том, что царица цариц и хазарапат беседуют наедине. Он почтительно поднес руку к губам:
- Владычица.
Слегка кивнул Арташиру:
- Хазарапат.
И снова повернулся к Шапурдухтак, будто никакого Арташира здесь и не было:
- Фраматар Вахунам сказал, что я найду вас с царевичем в саду. Царевичу пора разучивать священные тексты для церемонии посвящения в мужчины. Я пришел забрать его.
Это была не просьба - он просто уведомлял ее о том, что собирается сделать. И Шапурдухтак так же спокойно ответила:
- Благодарю тебя за твои труды, великий магупат. Но ты уже в летах, и мне неловко обременять тебя такими мелкими и утомительными заботами. Херпат Михрдат будет готовить моего сына к церемонии. Он молод, но хорошо знает священные тексты. Я уверена, он справится с этой задачей.
Надо было отдать Картиру должное - в его лице не дрогнул ни единый мускул. Только быстрый косой взгляд, брошенный им на Арташира, выдавал, что он предпочел бы вести этот разговор без свидетелей.
- Херпат Михрдат, - протянул он, будто припоминая. - Наверняка это достойный человек, раз его выбрала ты, царица, но посвящение царевича - дело не только семейное. Будет ли мне позволено проэкзаменовать этого мага?
- Разумеется, я не могу отказать тебе в этом, магупат. Но херпат Михрдат уже начал заниматься с моим сыном, и мой сын весьма доволен им. Не мне говорить тебе, как он трудно сходится с людьми. Не хотелось бы начинать его подготовку к церемонии с лишения его учителя, к которому он уже успел привязаться. Кроме того, фраматар Вахунам также одобрил этот выбор.
Вот теперь в глазах Картира отчетливо сверкнул гнев.
- С каких пор фраматар вмешивается в дела богов?
- Мы знаем, что в делах богов ничто не решается без твоего согласия, великий магупат. - Шапурдухтак смиренно наклонила голову. - Но ты был занят подготовкой к погребению моего господина, а дела живых не терпели отлагательств.
Не перегнула ли она палку? Но лицо Картира вновь окаменело, и он ровно произнес:
- В таком случае не смею противиться вашему решению.
Он коротко поклонился, развернулся и зашагал прочь - возможно, чуть-чуть быстрее, чем нужно. Шапурдухтак следила за ним взглядом до тех пор, пока он не скрылся за изгибом тропинки, и только тогда выдохнула.
- Смело, - тихо сказал Арташир, и она вздрогнула: она и сама успела уже забыть о его присутствии. - Но разве вы не боитесь того, что он может сделать?
Она улыбнулась:
- Теперь - нет.
- Теперь?
Она снова села, запрокинула голову и закрыла глаза. Птицы заливались в ветвях. Ей и самой хотелось петь.
- Я столкнулась с ним, - начала она, не открывая глаз, - когда он возвращался после ритуала очищения. Знаешь, он ведь был с моим мужем до последнего. Всех выгнал, а сам остался. Никто не знает, что он ему сказал. Хотя что он мог сказать... И после этого ему пришлось проходить очищение, потому что будь он хоть трижды магупат, а смерть есть скверна. Наверное, ему надо было бы устроить так, чтобы на очищение с ним ушел весь двор. Или хотя бы я и Вахунам. Но он этого не сделал. И вот, когда он вернулся, я... наговорила ему всякого. - Она открыла глаза. - Потому что он всю жизнь оттирал нас друг от друга. Может, не будь его, все сложилось бы по-другому.
Арташир помрачнел, но она смотрела куда-то поверх его головы и не заметила этого.
- Все беды от тебя, сказала я ему. Это ты свел его в могилу. И он... ничего мне не ответил. Просто посмотрел на меня и сказал: "Горе помутило твой разум, царица. Поговорим позже". И ушел. А я посмотрела ему вслед и поняла, что не знаю, куда он идет. И больше того - что он и сам этого не знает. Раньше он бы пошел к моему мужу. А теперь? Не к Вахунаму же. И не к Варахрану, Варахран его не любит... Теперь его защитит разве что Ормазд. И то "защитит" - это не значит "сохранит за ним все его привилегии".
Она передернула плечами.
- Нет, теперь он не опасен. И сына я ему не отдам. Ох, - спохватилась она, - который час? Варахрану скоро на занятия, я хочу его проводить. Потом будет пир в твою честь... наверное, лучше будет, если ты явишься туда из своих покоев, а не из моего сада, - она хитро улыбнулась.
Арташир смутился:
- Владычица, я не...
- Я знаю, - мягко перебила она его. - Иди. Увидимся на пиру.
Он поколебался, но задержаться все-таки не решился.
И правильно, подумала Шапурдухтак, углубляясь в хитросплетения сада в поисках сына и Михраспанда. Пока еще рано. Вот когда Варахрану повяжут диадему, когда она точно будет знать, что Вахунаму некуда деваться... тогда она предложит еще одно условие.
Фраматар Вахунам был недоволен.
Этого следовало ожидать, с горечью повторял он себе, шагая из угла в угол по своим покоям. Следовало! Вот что значит, когда власть забирает женщина! Он должен был обо всем догадаться еще тогда, когда царица цариц отправила Арташира на восток. Если бы шаханшах не умер, кто знает, чем бы кончилось дело? Может быть, Арташир и царь саков Хормизд вместе выступили бы против него. Да и сейчас вышло тоже неплохо: бунт подавлен, Арташир с его глазами лани - герой, царица цариц теперь будет регентом при малолетнем Варахране... и судя по тому, как она ведет себя сейчас, вряд ли она скромно отступит в сторону, когда сыну исполнится пятнадцать. Тем более теперь за нее начальник царской гвардии, который явно метит выше головы - и не без причин. Дети и женщины, мысленно воскликнул Вахунам, дети и женщины! Вот если бы на троне был сильный правитель... такой, как Шапур...
Он резко остановился, будто наткнулся на стену.
А ведь есть выход...
После смерти шаханшаха при дворе все чаще стали поминать имя его дяди Нарсе, младшего сына Шапура Великого. Кажется, первым о нем заговорил харгупат Шапур. Некоторые считали, что Нарсе должен был занять трон еще после смерти Варахрана I, своего старшего брата, чей сын, тоже Варахран, тогда только-только вступил в возраст мужчины. Но тогда при дворе всем заправлял Картир, и он быстро пресек эти толки. Он напомнил собравшимся, что и основатель династии Арташир Папакан, и его сын Шапур Великий передавали престол по прямой линии - от отца к сыну. То, что после безвременной смерти Хормизда-Арташира, любимого сына Шапура Великого, на престол взошел его старший брат Варахран I, было обусловлено только тем, что у Хормизда-Арташира не осталось прямых потомков. Но у Варахрана I есть сын, который носит имя победоносного бога древних ариев, уже достиг совершенных лет и женат, по священному обычаю маздаяснийцев****, на своей двоюродной сестре Шапурдухтак. Разве не понятно, что благословение Ормазда почиет на нем и именно ему надлежит занять трон?
Тогда никто не посмел возразить Картиру, снискавшему милость и бесстрашного Хормизда-Арташира, и осторожного Варахрана I. Варахран II был коронован быстрее, чем Нарсе успел что-то предпринять, и все, что ему оставалось - прислать дорогому племяннику "самые теплые поздравления" (на церемонию он не приехал, сославшись на волнения в своем уделе, Армении, зажатой между державой Арташира и воинственным Румом). Все эти годы Нарсе был верен трону, ничем не выражал своего недовольства (даже если и был чем-то недоволен), не искал с румийцами ни дружбы, ни вражды и мирно правил своей Арменией. Не то - здесь, на юге: то волнения в Мешане, то мятеж Хормизда в Сакастане. Где же теперь благословение Ормазда, вопрошал харгупат Шапур, и не следует ли нам, дабы не допустить окончательного развала державы, обратиться к помощи мудрого и опытного правителя, единственного оставшегося сына Шапура Великого?
Картир, наверное, нашел бы что на это сказать, но Картир как раз проходил ритуал очищения после того, как принял последний вздох умирающего Варахрана II, отказавшись уступать эту честь кому-либо другому. Вахунам довольно резко одернул харгупата, напомнив, что у Нарсе есть все причины не слишком любить придворных, поспешно возведших на трон его племянника, и что, согласись он стать шаханшахом, мало кто из присутствующих может надеяться сохранить свое положение - а некоторые так и голову. Тогда он думал, что ему удастся договориться с царицей цариц, которая обещала поддержать его в обмен на регентство. Но теперь, с возвращением хазарапата Арташира, при дворе ожили старые слухи, и когда царица цариц заявила Вахунаму, что желает говорить с хазарапатом наедине, он понял - быть беде. Если у нее будет Арташир, зачем ей он, Вахунам?
Неужели остается Нарсе?..
Вазунам с досадой ударил кулаком в стену. Как же все непросто!.. А все этот Картир. Если бы он тогда, семнадцать лет назад, не вмешался в порядок престолонаследования, чтобы заиметь шаханшаха, полностью послушного его воле - было бы сейчас все совсем по-другому...
Он сел на краешек ложа и мрачно уставился в стену.
Таким его и нашел Картир, вернувшийся из царских садов. Он усмехнулся чему-то своему, а затем подошел к Вахунаму и бесцеремонно тронул того за плечо:
- Фраматар Вахунам.
Вахунам вздрогнул.
- Ты меня напугал, магупат, - сухо сказал он, пытаясь собрать хотя бы остатки достоинства. - Что, урок уже закончился?
- Урок? А... кстати об этом. Царица цариц уведомила меня, что она уже нашла учителя для царевича. Некоего херпата Михрдата. И сказала, что ты его одобрил. Ты что-нибудь знаешь об этом?
Картир глядел насмешливо, будто знал, о чем он думает. Да так оно, наверное, и было. Зря он думал, что станет союзником царицы цариц в ее борьбе с Картиром. Она, видно, решила просто отдать его Картиру на растерзание.
- Знаю, - хмуро ответил Вахунам. - Я не уполномочен решать дела богов, но тебя не было, а дело не терпело отлагательства.
Странная судорога прошла по лицу Картира.
- Да-да. Я оставил вас в трудное время, а теперь пожинаю плоды. Что ж, прости меня, если можешь... Ты уже виделся с хазарапатом Арташиром?
- Он сейчас у царицы цариц.
Картир вскинул брови:
- И ты так спокойно об этом говоришь?
- А что тут такого? - с вызовом ответил Вахунам. - Она имеет право знать о судьбе своего брата.
Картир негромко рассмеялся.
- Что смешного?
- Ничего, - легко отозвался Картир. - Кажется, ты не против, чтобы хазарапат Арташир стал твоим царем.
Вахунам вскочил:
- Думай, что говоришь, магупат!
- Тихо! - сказал Картир. Он отступил от Вахунама на шаг, но лицо его не выразило ни удивления, ни испуга. - Тихо, - повторил он. - Разве я не прав? Разве ты не видишь, к чему все ведет?
Вахунам хотел было огрызнуться - просто из принципа - но почувствовал, что силы оставили его. Он промолчал и только махнул рукой.
- Женщины у власти, - угрюмо пробормотал он. - Я так и знал, что этим закончится.
- И что ты собираешься делать?
- А что я могу сделать? Она царской крови, и у нее вся власть.
- Еще не вся.
- На что ты намекаешь?
Картир задумчиво посмотрел на Вахунама, как бы решая, рассказывать ему или нет.
- Коронации ведь еще не было.
- Да, она будет только завтра.
- Регент еще не объявлен по всем правилам.
Вахунам недоверчиво посмотрел на него:
- Ты хочешь...
И осекся. Ну конечно. Картир уже сроднился с властью, вряд ли он так легко выпустит ее из рук. Просто превосходно. Теперь условия ему будет ставить не только царица цариц - она все-таки царской крови - но и этот проклятый высохший жук.
- Я хочу, - спокойно сказал Картир, будто не замечая его замешательства, - назначить регентский совет. Кто именно войдет в него - можем обсудить позже. От знати главным будешь ты. От магов - я.
Какое-то время Вахунам молча смотрел на него, пытаясь осмыслить то, что только что услышал.
А потом напрямую спросил:
- Тебе-то с этого что?
- Я не хочу, чтобы хазарапат Арташир сидел на шахском престоле. Но, как любезно напомнила мне царица цариц, я уже в летах. Один я с ним не справлюсь. Ты моложе меня и, думаю, тоже не желаешь, чтобы он возвысился над тобой. Я вижу только одно решение.
Как у него все просто получалось. Легко и просто. Вахунам украдкой вздохнул. Ему показалось, что он начинает понимать покойного шаханшаха. Когда тебе все так красиво раскладывают по полочкам, нет ничего проще и приятнее, чем кивнуть головой и сказать "да".
- В твоих словах есть смысл.
- Так ты согласен? - настойчиво спросил Картир.
И Вахунам кивнул головой и сказал:
- Да.
Картир улыбнулся:
- Превосходно.
Нет спору, подумал Вахунам, превосходно, да только не для тебя. Ты подал мне отличную идею, как оттеснить в сторону царицу цариц - за это спасибо. Но даже если ты вдруг решил поделиться властью, с чего ты взял, что ею захочу делиться я?
Ты уже слишком долго тут всем заправляешь. Поверь, это надоело не только мне. И завтра на коронации тебя ждет очень большой сюрприз.
Ничто не предвещало опасности.
Он возвращался после пира, устроенного в его честь - скромного, но все же пира. Шапурдухтак была великолепна, Картир - спокоен, Вахунам - тих, как обычно. На какое-то время Арташир даже поверил, что все будет хорошо.
А потом появились они.
Двое стражей вышли из темноты, но вместо того, чтобы узнать его, отсалютовать и пройти мимо, заступили ему дорогу.
- Что происходит? - спросил Арташир. Он был слишком умиротворен, чтобы удивиться.
- Хазарапат Арташир?
- Да, это я.
- Вы обвиняетесь в сочувствии бунтовщикам. До тех пор, пока не выяснятся все обстоятельства, вас велено запереть в темнице. Следуйте за нами.
- Подождите, - Арташир помотал головой. Свет от факела в руке того из стражей, что повыше, плясал на стенах, мешая сосредоточиться. - Я ничего не понимаю. Кто меня обвиняет? В чем?
- Вы тайно сносились с бунтовщиком Хормиздом и приказали отнести его труп на башню молчания вместо того, чтобы набить его кожу соломой и вывесить на городской стене. Царица цариц в великой печали. Приказано выяснить, чем именно вы занимались в Сакастане. До тех пор вы отправляетесь в темницу.
- Царица цариц не могла отдать такой приказ. Я же сам... - Арташир осекся. А что, если это какая-то хитрая игра? И сейчас он еще и впутает в нее Шапурдухтак?
Ближний страж шагнул к нему и протянул руку:
- Ваш меч.
- Ну уж нет!
Арташир ударил его по руке.
- Это вы зря!
Что удивительно - подмогу они не звали. Просто молча кинулись на Арташира. Их было двое, а он - один, но коридор был слишком тесным, чтобы они смогли окружить его. К тому же он не зря носил звание начальника царской гвардии.
Когда все кончилось, он подобрал потухший факел, зажег его от одного из тех, что висели в начале коридора, и попробовал разглядеть лица напавших на него. Незнакомые.
- Великолепно, хазарапат.
Из тени выступила еще одна фигура, и Арташир машинально схватился за меч.
- Оставьте, - в голосе вновь пришедшего послышалась усмешка, - я не причиню вам вреда.
Он сам ступил в круг света, близоруко щурясь.
- Харгупат Шапур? - изумленно спросил Арташир. Они виделись сегодня на пиру, и харгупат, вместо обычных поздравлений, просто сказал ему: "Драться вы умеете", - но таким тоном, что Арташир так и не понял, была это насмешка или похвала. В конце концов он просто выбросил эти странные слова из головы. Ведавший налогами харгупат обычно держался в стороне от придворной жизни, не вставал ни на чью сторону и не стремился выделиться, поэтому Арташир его почти и не помнил.
Видимо, зря.
- Это вы их послали?
- Хазарапат, подумайте: какой прок мне был сюда приходить, если бы это я их послал? Нет, я скорее... хотел предупредить вас. И очень жаль, что не успел; впрочем, как я вижу, вы и сами прекрасно справились. Надеюсь, теперь-то вы поняли, что вам здесь не рады?
Арташир опешил.
- Почему?
- Потому что у царицы цариц на вас есть планы, которые несколько расходятся с тем, чего желают некоторые высокопоставленные вельможи. И вы чуть было не попались между этих жерновов, как кур в ощип. В Ктесифоне вам оставаться нельзя. Но у меня есть к вам предложение, и если вы разумный человек - а я очень на это надеюсь - вы его примете.
Он терпеливо ждал ответа.
- Какое предложение? - глухо спросил Арташир.
- Поезжайте со мной. Вахунам ищет союзников: он решил, что сейчас самое время скинуть Картира. Скорее всего, Картир его сожрет и не подавится; но я не желаю оставаться здесь и смотреть, как эта скользкая змея в очередной раз выходит победителем. Знаете, хазарапат, я устал от того, что у нас шагу нельзя сделать без того, чтобы не пожертвовать в храм телку или золота, "чтобы Ормазд благословил твои начинания". Вы были когда-нибудь в Армении? Там у магов нет такой власти. И царю Армении, как и нам с питиахшем Папаком, больно видеть, что делается в стране.
Питиахш, второе лицо после шаханшаха? Царь Армении? Неужели они задумали...
- Это измена... мятеж.
- Изменой это было бы, если бы у нас был шаханшах. Но пока у нас его нет. А когда будет... Скажите, вы готовы снова отдать судьбу страны в руки едва оперившегося мальчишки? Терпеть диктат Картира, Вахунама или того, кто придет им на смену? Нам нужен сильный, законный шаханшах. И никто не подходит на эту роль лучше царя Нарсе.
Арташир молчал. Тысячи мыслей проносились в его голове. В словах харгупата был резон. Царевич Варахран еще слишком мал и слаб, чтобы править... Но разве его мать не могла бы править за него?
- А царица цариц?
Харгупат Шапур глуховато хохотнул.
- Папак говорил мне, а я не хотел верить... Так, значит, слухи правдивы? Но, Арташир, вы же сами все видели. Своей... выходкой царь саков поставил свою сестру в очень уязвимое положение. Если она окажется неугодной Картиру или Вахунаму, ее просто обвинят в связях с мятежником и сместят. А она станет им неугодной очень быстро: Картир не привык, а Вахунам не захочет делиться властью. Оставшись здесь, вы только продлите ее агонию.
Арташир помотал головой:
- Я не могу.
Харгупат устало вздохнул.
- А я думал, вы умный человек. Видно, вы предпочитаете закончить жизнь на плахе. Что ж, воля ваша. Только подумайте: каково вам будет умирать, зная, что вы могли спасти и себя, и страну, и любимую женщину? Царь Нарсе не жесток, он не тронет свою племянницу. А пока человек жив, у него всегда остается надежда.
Арташир сжал виски. Ему казалось, что голова у него разрывается. Еще совсем недавно он был полон надежд, о чем-то мечтал, чего-то ждал... А теперь выходит, все это мираж? И чтобы спасти хоть что-то, надо мчаться за другим миражом?
- Прощайте. - Харгупат Шапур повернулся, чтобы уйти.
- Подождите! - Арташир сам не узнал своего голоса. - Я... хорошо, я поеду с вами.
В голосе харгупата ему послышалась улыбка:
- Все-таки вы умный человек. Уверяю вас, вы не пожалеете о своем решении. Но ведь вы не бросите здесь своих людей? Как скоро вы сможете их собрать?
- Мой личный отряд - через полчаса. Мои сакастанские отряды... - Арташир сам не верил, что говорит это. - Не знаю. Они ведь только что вернулись домой...
- Вряд ли им сразу же захочется убивать своих. Соберите сколько сможете, не поднимая шума. Остальные пусть будут наготове. Картиру или Вахунаму понадобится армия... пусть думают, что она у них есть. - Харгупат Шапур снова хохотнул. - А нам с вами пора. Через полчаса у ворот дворца, Арташир. Если кто спросит - мы с вами направляемся к вашим воинам, чтобы проверить, все ли получили свою награду.
Через полчаса из ворот дворца выехала небольшая кавалькада. Арташир мчался впереди, горяча коня, и ветер сушил злые слезы у него на щеках.
Глава 2. Первые шаги
Завитые ароматные бороды, поблескивающие начищенными бляхами одежды, богатые пояса... Весь цвет Ираншахра собрался в тронном зале шаханшахского дворца. Цвет Ираншахра перешептывался, будто рыночные сплетницы, и не нужно было стоять среди них, чтобы знать, о чем они говорят. Питиахш Папак, хазарапат Арташир и харгупат Шапур вместе с еще парочкой мелких царевичей бежали ночью; Арташир к тому же умудрился прихватить с собой изрядную долю войска. Скверно. Картир на мгновение прикрыл глаза, вспоминая последний раз, когда он видел Нарсе. Кажется, это было здесь, в Ктесифоне, когда младшему Варахрану исполнилось семь лет. Нарсе, конечно, был не слишком доволен тем, что ему, старшему в роду, приходится кланяться собственному племяннику, но выступать не выступал. А разговоры ходили разные. Некоторые - тот же Атурфарнбаг Мешанский, племянник царицы цариц, задору в котором было явно больше, чем могло вместить его тщедушное тело - чуть ли не в открытую заявляли, что трону Варахрана не стоять спокойно, пока Нарсе жив. Ох уж эта мешанская ветвь. Горячая кровь. Трон Варахрана и так был непрочен... непрочнее, чем ему бы хотелось. Или он перестарался, проглядел? Теперь уж не узнать.
Варахран, безрассудный мальчишка... нашел время умирать.
На другом конце зала началось движение. Вахунам? Должно быть, он. Он сам предложил провести церемонию в храме, но Картир отказался: незачем дразнить и без того взбудораженных царевичей и вельмож. Пусть все будет, как заведено. Дворец, главная зала, трон, венец. Все достойные сословия на своих местах. Не хватает только одного.
Толпа расступилась перед царицей цариц, ведущей за руку царевича Варахрана. За ними тенью следовал Вахунам. Царевич тревожно озирался и, кажется, больше всего сейчас мечтал убежать и забиться в какой-нибудь дальний угол. На мгновение Картиру даже стало его жаль. Мать была ему не помощница: похоже, известие о побеге Арташира окончательно ее подкосило. Она шла с опущенной головой, ни на кого не глядя.
Дойдя до трона, она остановилась и обернулась.
- Это действительно необходимо? - одними губами спросила она у Вахунама.
- Владычица, - отозвался тот, - вы же знаете, что иначе нельзя.
Шапурдухтак наклонилась и поцеловала сына в лоб:
- Будь умницей, Варахран.
Она отступила в сторону и замерла, окинув толпу безразличным взглядом. На мгновение ее глаза встретились с глазами Картира, но даже тогда в них ничего не дрогнуло. Она опустила глаза и больше не смотрела на него.
Вахунам кивнул ему.
"Твой черед, магупат".
Картир выступил вперед.
- Царевичи и вельможи, главы общин и азаты! - Он говорил негромко, но голос его разнесся по залу. - Все вы знаете, зачем мы собрались здесь. На северной границе зреет измена. Нарсе, царь Армении, дядя покойного шаханшаха, еще при его жизни мечтал занять его трон. Теперь он решил, что его час настал. Некоторые наши соратники, - Картир обвел собравшихся пронзительным взглядом, - трусливо бежали к нему, подстрекая его воспользоваться нашей слабостью. Но разве мы слабы? Нет, ибо с нами царская кровь. Мешан спокоен; ныне там царит достойный Атурфарнбаг. Мятежник Хормизд, пытавшийся возмутить восток, мертв. И жив наследник покойного шаханшаха - юный Варахран, правнук Шапура Великого по линиям отца и матери. Кто, как не он, достоин занять трон? Право Нарсе, если оно у него и было, безвозвратно упущено. Его старший брат дал ему в удел Армению - и до сих пор он довольствовался ею. Что же побудило его выступить сейчас? Ложь. Ложь и клевета. И именно поэтому нам нельзя больше медлить. Мы должны возвести на трон законного наследника и от его имени разбить мятежные войска.
Он встретился глазами с Вахунамом.
- Верно ли я говорю, фраматар Вахунам?
Вахунам прокашлялся.
- Совершенно верно, магупат Картир. - Он тоже сделал шаг вперед. - Мы ждали, пока царевич Варахран вступит в возраст. Но, как заметил достойный магупат, ждать больше нельзя, если мы не хотим, чтобы трон достался Нарсе. Но прежде чем перейти к церемонии, я хотел бы огласить два указа. Первое. С сегодняшнего дня царевич Варахран нарекается царем Индии, Сакастана и Турестана до побережья моря.
Это был полный титул покойного Хормизда, обычно сокращаемый до "царя саков". Этот же титул носил покойный шаханшах до того, как взойти на трон. Картир глянул на Шапурдухтак, но та даже не шелохнулась.
- Второе. До совершеннолетия царя саков при нем будет действовать регентский совет. От знатных в нем будет говорить фраматар Вахунам. От служителей Ормазда - Картир, хранитель души Варахрана, магупат Ормазда...
Да, пожалуй, стоило затеять все это, чтобы заставить Вахунама произнести его полный титул. Хотя после смерти Варахрана первая его часть как будто утратила смысл, Картир не собирался от нее отказываться. Это дар шаханшаха. Это честь. И память.
- ...остальные члены совета будут названы позже. У меня все. Передаю слово магупату.
Он сделал приглашающий жест рукой и вернулся на свое место.
Ну что ж, теперь главное. Он справится. В конце концов, он делает это не первый раз.
Картир глубоко вздохнул.
- Мы держали совет перед богом великим, - медленно, чуть нараспев произнес он. Знакомые слова сами ложились на язык и успокаивали. - Он вдохновил нас на истинный путь и осведомил о добре.
Он покосился на юного царя саков: тот глядел прямо перед собой, плотно сжав губы.
Картир возвысил голос:
- Боги согласились на царствование Варахрана, сына Варахрана. Вы, люди, также признайте его, и да будет вам радостная весть!
С этими словами он подошел к царю саков и взял его за правую руку, а Вахунам - за левую. Так, вместе, они и помогли ему взойти на помост и сесть на трон. Поднимаясь на помост, мальчик оступился, но Вахунам вовремя поддержал его.
Кажется, никто ничего не заметил.
Один из младших магов с поклоном подал Картиру шаханшахскую диадему. Тот развернул тяжелую складчатую ткань, расшитую золотом так, что она и сама стала жесткой, как металл. Диадема мерцала и переливалась на свету. Картир с величайшей осторожностью взошел на помост, держа диадему на вытянутых руках, наклонился над юным шаханшахом и аккуратно повязал диадему вокруг его головы.
Когда его тень упала на сидящего шаханшаха, тот вскинул глаза - и то ли его тень, то ли непривычный угол сыграли тут свою роль, но Картиру показалось, что глаза у юного Варахрана мрачные и пустые, как заброшенные колодцы. Он невольно вспомнил другого Варахрана, которому точно так же повязывал диадему (когда? кажется, это было так давно), и тот так же посмотрел на него снизу вверх. Он тоже был не слишком-то рад - не любил утомительных церемоний, а золотое шитье кололо лоб и виски - но взгляд у него был ясный и открытый. Спокойный. Он доверял Картиру, несмотря ни на что.
Рука Картира дрогнула, но он совладал с собой. Хватит с них на сегодня дурных знамений.
Он завязал диадему узлом, почтительно приложил руку к губам и сошел с помоста. Теперь ни он и никто другой скоро туда не поднимется. Шаханшах отмечен богами, он ведет от них свой род; простые смертные отныне ему не ровня.
Почти все.
Картир встал так, чтобы видеть одновременно шаханшаха и собравшихся, и торжественно провозгласил:
- Будь согласен с богом великим и верой зороастрийской, которую принял царь царей Гуштасп, сын Лухраспа, а Арташир, сын Папака, возродил!
Он поймал взгляд Шапурдухтак, брошенный на сына. Тот подался вперед и сипловатым от долгого молчания голосом заученно ответил:
- Буду содействовать интересам подданных*****.
По рядам собравшихся пронесся нестройный гомон:
- Будьте бессмертны! Да здравствует шаханшах!
Вот и все. Картир позволил себе на секунду прикрыть глаза. Теперь в Ктесифоне есть шаханшах, и Нарсе - мятежник, хочет он того или нет. Пожалуй, стоит уважить его лета и направить к нему послов с предложением сдаться. У Картира нет причин желать ему зла, а Нарсе, в отличие от Хормизда, нет смысла упрямо лезть на рожон. У Нарсе жены, подрастающие дети, которым пора уже подыскивать места при дворе или выгодные партии, обустроенная Армения. Готов ли он поставить все это на кон ради призрачной надежды и сомнительной славы войны с собственным внучатым племянником? Не лучше ли стать его верным защитником и надежной опорой трона, не посягая на святость дарованной Ормаздом власти и кровных уз?
Да, именно так.
Присутствующие между тем начали понемногу расходиться, поодиночке и группами. Картир надеялся, что произошедшее сегодня вселило в них хоть немного уверенности. Позиции шаханшаха были еще слабы. Нужно как можно быстрее собрать совет и отправить гонцов к Нарсе. Картир сделал бы это и сам, но пусть уж Вахунам думает, что и от него тут что-то зависит.
Он поискал глазами Вахунама - тот задержался, беседуя с кем-то из царевичей. Картир направился было к ним, когда позади него раздался голос:
- Значит, я теперь шаханшах?
Он замер, обернулся. Замерли и обернулись и те, кто еще оставался в зале или у дверей. Юный царь саков сидел, крепко вцепившись в ручки трона, и требовательно смотрел на мать, стоящую у его подножия.
- Да, милый, - успокаивающе ответила Шапурдухтак, - именно так.
- Хорошо. - Он зашарил глазами по толпе, ища кого-то. Потом вдруг почти крикнул: - Тогда вот мой первый указ: я не желаю, чтобы вот этот был моим регентом!
Он вытянул вперед дрожащую руку, не сводя глаз с Картира.
Кто-то приглушенно ахнул. Картир не стал оборачиваться. Зато обернулась Шапурдухтак. Медленно она повернула голову и взглянула на него, и в ее глазах - он ясно это увидел - сверкнуло неприкрытое торжество.
Все молчали.
Двигаться не хотелось, но нужно было. Картир повернул голову и нашел взглядом Вахунама - и едва не отшатнулся: тот встретил его взгляд и злорадно усмехнулся.
"Съел, старый дурак?"
Что ж... видимо, он и вправду заслужил это прозвище.
Уже не таясь, он обвел взглядом зал. Всюду одно и то же. Кто пожимал плечами, кто чуть слышно хмыкал, кто, как Вахунам и Шапурдухтак, вовсе не скрывал ликования. Никто ему не сочувствовал. Всем было весело поглядеть, как всесильный магупат падает с вершин неслыханной власти.
При дворе всегда хватало завистников, и злые языки без устали трепали его имя, но он давно уже не обращал на них внимания - последнее слово все равно оставалось за Варахраном.
А теперь Варахран мертв.
И больше никому здесь он не нужен.
Картир склонил голову, признавая свое поражение. Ему не хотелось больше видеть ни Вахунама, ни всех тех, кто радостно приветствовал его падение. Последние годы он не раз с тревогой думал о том, что будет с Варахраном, когда его не станет; но еще больше, чем оставить Варахрана одного, он боялся увидеть, как Варахран уйдет от него сам. И вот он наказан за свою гордыню.
Когда Шапурдухтак проходила мимо него, он тихо сказал:
- Жаль, что за все годы моей службы трону я так и не снискал вашего доверия, царица.
- Трону или себе? - ядовито осведомилась она. - Не думала, что тебя будет так легко застать врасплох, магупат. Ты ведь и сам не стеснялся использовать детей в своих играх.
Ее глаза полыхали ненавистью.
- О ком вы? Я ведь не трогал вашего сына.
- О моем муже! О ком же еще?
Картир медленно покачал головой:
- Он был совершенных лет, когда взошел на трон.
- А ты знал его еще ребенком, - возразила Шапурдухтак. - Он был легковерен, и ты этим воспользовался.
- Хотите сказать, я умышленно навредил ему? Но я никогда не желал ему зла.
- Вот и я не желаю своему сыну зла. И именно поэтому тебе при его дворе не место.
Она тряхнула головой, резко развернулась и зашагала прочь.
Помедлив немного, Картир решил последовать ее примеру - не потому, что надеялся нагнать ее или Вахунама, но потому, что здесь ему больше было нечего делать.
К счастью, оставалось еще одно место, где прежде он всегда обретал душевный покой.
В храме было тихо: сегодня достаточно всего произошло, чтобы людям было чем заняться. Он отослал всех магов, сам подбросил дров в священный огонь и задумался, глядя в него.
Разве мало он сделал для маздаяснийской веры? Во дни Арташира Папакана и его сына, Шапура Великого, каждый верил во что хотел. Всяк мог проповедовать свое учение, даже этот зловредный болтун Мани, называвший себя пророком и утверждавший, что телесный мир есть зло, а по-настоящему важна лишь душа, для спасения которой следует отрешиться от всего мирского. Какая чушь! Как может быть злым мир, созданный всеблагим господом Ормаздом, населенный полезными животными, порождающий живительные растения и орошаемый чистой, могучей водой? И если человек будет заботиться лишь о спасении собственной души, отринув все земное, как же он сумеет уберечь эти прекрасные творения Ормазда от Ахримановой порчи? Нет, речи таких, как Мани, конечно, нашептаны Ахриманом. Возможно, Шапур этого не понимал - или не желал понимать - что глубоко огорчало Картира. Однако, завоевав огромные земли, где всякий молился по-своему и не все желали признавать, что его, Шапура, власть - от богов, он увидел, что единой державе нужна единая вера. К счастью, в Ираншахре уже была такая - истинное, доброе учение маздаяснийское. Его нужно было только донести до людей, обучить новых служителей и основать как можно больше храмов священного огня. И Картир с радостью взялся за эту задачу.
Рвение его объяснялось просто. Путешествуя с войском Шапура по землям не-Ирана, он повидал такие гнусности, о каких и помыслить не мог. С возмущением и ужасом глядел он, как дэвопоклонники бесстыдно моют свои нечистые тела не терпящей грязи водой, мочатся в священный огонь и зарывают мертвую плоть, этот рассадник скверны, в благую землю. И он поклялся про себя, что никогда не допустит такого в Ираншахре. Он без устали основывал храмы огня, собирал и наставлял магов, порицая нерадивых и изгоняя еретиков, и всячески добивался того, чтобы почитатели обманщиков-дэвов узрели наконец свои заблуждения и вняли маздаяснийскому учению. Это было трудное, изматывающее, но несомненно благое дело - и непосильным его делало лишь то, что после Шапура Великого, слишком поздно поверившего Картиру, шаханшахи на престоле стали часто меняться. Воинственного Хормизда-Арташира, неизменно сопровождавшего отца в походах, старые раны доконали через год. Его младший брат Нарсе, хоть и был рожден в священном кровнородственном браке Шапура Великого и его дочери Адур-Анахид, к несчастью, унаследовал от отца беспечность в вопросах веры. Поэтому Картир пошел на сделку с его старшим братом Варахраном, ставшим в свое время жертвой гнева Шапура. Это было не так уж трудно: нужно было только напомнить людям, что Варахран - старший в роду и что его брат Хормизд-Арташир вновь призвал его ко двору и даже изъявил желание познакомиться со своим юным племянником. А ведь всем известно, что Хормизд-Арташир был любимцем Шапура Великого, и помыслы их были едины. Разве не ясно, что таким образом Шапур через своего приближенного сына прощает и восстанавливает в правах изгнанного, ибо в Доме Хвалы, обители Ормазда и праведников, нет и не может быть вражды.
Однако Варахран оказался слаб: бремя власти раздавило его через три года. И лишь с третьим шаханшахом, взошедшим на престол при Картире, с Варахраном, сыном Варахрана, у них наконец начало что-то получаться. Он правил семнадцать лет. Много ли это?
Видимо, достаточно, чтобы забыться.
А теперь все снова рухнуло. Только на этот раз у него, кажется, не достанет сил, чтобы начать все сначала.
Чем он это заслужил?
Сколько он так простоял - он не знал. Очнулся он от звука легких шагов. Один человек. Доспехи не бряцают. Значит, он пока еще поживет.
Неужели он еще кому-то нужен?
Картир обернулся - и в первое мгновение не поверил собственным глазам.
А потом улыбнулся и привычно поднес руку к губам:
- Будьте бессмертны, государь.
Обычное приветствие прозвучало сейчас до смешного нелепо, но вошедший не засмеялся. Он остановился в нескольких шагах от Картира, пристально глядя на него, но не произнося ни слова.
Картир был уверен, что глаза его не обманывают. Он слишком хорошо знал и эти ало-зеленые одежды, и корону с небесно-голубым шаром, опирающимся на распахнутые черные крылья - символ хищной птицы Варагн, спутницы его божественного покровителя. Только взгляд был Картиру незнаком - ищущий, слишком серьезный.
Он не решался первым нарушить тишину. Но наконец Варахран II отвел взгляд и улыбнулся:
- Здравствуй, учитель.
Он не выглядел на пятнадцать лет - согласно священным текстам, именно в этом возрасте остаются все праведники, вознесенные в Дом Хвалы. Но он и не походил на того измученного, усталого человека, который в страхе цеплялся за Картира в свои последние минуты (хорошо, что тот догадался услать всех прочь). Это был Варахран - такой, каким Картир его запомнил: молодой, блистательный, полный сил. Истинный повелитель. Единственное, что можно было поставить ему в вину - это излишнее легкомыслие.
Но на это у него был Картир.
- Не ожидал увидеть вас здесь. Что привело вас к нам из Дома Хвалы?
Варахран пожал плечами:
- Слухи. Что-то у вас тут все наперекосяк. Неужели ты ничего не можешь сделать? Не про тебя ли говорили, что я тебе только мешаю?
Картир вздрогнул. Он действительно слыхивал подобное, только не от Варахрана.
- Вы пришли обвинять меня? - тихо спросил он.
- Нет. - Варахран дернул плечом. - Я пришел спросить, что ты собираешься делать.
Когда он был мал, это звучало скорее издевательски: мол, я царевич, а ты всего лишь слуга моего отца, и даже если тебе не нравится, что я творю, что ты собираешься делать? Сейчас это прозвучало скорее устало. И серьезно. Так, словно он ждал ответа.
Давно они так не разговаривали. И, может быть, поэтому Картир, вместо того чтобы придумать что-нибудь успокоительное, как он обычно делал, эхом откликнулся:
- Что мне делать?
Варахран криво усмехнулся:
- Странно слышать от тебя такое.
Заслуженный упрек.
- Вам теперь открыто больше, чем мне, - возразил Картир. - Я не смею пренебречь словами посланника Ормазда.
- Все это... - начал Варахран, но махнул рукой и умолк. Видно, он собирался сказать какую-то колкость, но передумал. Вспомнил, где они находятся?
А потом неожиданно просто сказал:
- Ты же уже все решил.
И Картир все-таки опустил глаза. Конечно; он был при Варахране почти двадцать лет. Неудивительно, что и тот успел его изучить.
- Да, - тихо сказал он. - Но вы мне этого не простите.
Ответа не было.
Картир поднял глаза.
Храм был пуст; только потрескивал забытый огонь. Тишина обнимала его, тишина и одиночество. И впервые за много лет Картиру стало страшно. Не поклонившись огню, не проверив, достаточно ли у него дров, он вышел из храма почти бегом, свернул в какой-то подозрительный проулок и исчез.
Глава 3. Перелом
- Прибыл?
Нарсе поднял голову от письма.
Харгупат Шапур кивнул:
- Со всем почетом, - он хмыкнул: - Въехал в город на хромом осле.
Нарсе поморщился.
- Он жив?
- Потрепан, но жив.
- Хорошо. Подготовьте его. Утром будет суд.
- Вы все-таки хотите судить его? - Харгупат нахмурился: - Он изменник. Казните его, и дело с концом. Тогда в Ктесифоне увидят, что вы настроены серьезно.
Нарсе покачал головой:
- Я пока еще не шаханшах. И я не хочу никого казнить без суда. Зачем зря пугать людей?
Харгупат вздохнул:
- Будь по-вашему. Пока счастье и правда на вашей стороне, вы можете себе это позволить.
Он отошел к стене и принялся разглядывать карту, едва не уткнувшись в нее носом. Нарсе проводил его взглядом. Не жалеет ли он о том, что затеял? По харгупату всегда было сложно сказать, о чем он думает. Когда десять лет назад он приехал в Армению с проверкой по поручению царственного племянника Нарсе, то поначалу держался надменно - мол, что здесь, на краю света, знают о том, как правильно считать и собирать налоги? - но, похоже, был приятно удивлен, обнаружив, что все налажено и учтено. Расставались они, можно сказать, друзьями. А потом были редкие письма, обычно насчет все тех же налогов, обмен приветствиями при дворе, когда отказываться от приглашения племянника уже означало бы оскорбление - и письмо, свалившееся на Нарсе тогда, когда он уже собирался сам ехать в Ктесифон, чтобы на месте разобраться, что там происходит.
Он почти уже смирился с мыслью, что не станет шаханшахом. Варахран, его бестолковый старший брат, застал его врасплох - выскочил из ниоткуда после смерти Хормизда-Арташира и проворно забрался на трон, который Нарсе уже почитал своим. Растерянный Нарсе, однако, вовсе не горел желанием воевать с собственным братом и принял титул царя Армении, который Варахран то ли бросил ему как утешительную подачку, то ли вручил как величайшую честь: ведь именно великим царем армян их отец нарек Хормизда-Арташира, объявляя его своим наследником. Нарсе даже позволил себе надеяться, что именно ему брат собирается передать трон: его единственный поздно родившийся сын был еще мал и, по слухам, вконец избалован, чтобы стать добрым правителем. Но тут вмешался Картир. Нарсе помнил этого безродного, но весьма энергичного мага еще по двору отца: тот из кожи вон лез, чтобы добиться покровительства шаханшаха и приумножить число последователей маздаяснийской веры. Нарсе до сих пор помнил небывалое чудо, которое Картир продемонстрировал при дворе, посвятив двух мальчиков Ормазду и Анахид, госпоже родового храма Сасанидов, и заставив их глядеть в огонь и на воду: оба в удивительном согласии поведали о чудесных странствиях души Картира в поисках истины. Та повстречалась с прекрасной женщиной - воплощенной Верой маздаяснийской, прошла по мосту Чинвад, "переходу-разлучителю", разделяющему мир живых и мир мертвых, и попала в рай, где ее приветствовали маздаяснийские божества: победоносный Варахран со знаменем богов, и справедливый Рашн с весами, и благочестивый Срош, проводник душ. Картир спросил слушателей, следует ли ему заглянуть также и в ад, где мучаются души грешников, но царица цариц Адур-Анахид решительно воспротивилась. Эти мальчики еще малы, сказала она, они либо ничего не поймут, либо лишатся рассудка от того, что увидят. Картир без особых сожалений согласился. Своей цели он уже достиг: на какое-то время его чудо затмило даже проповеди "пророка единой веры" Мани, которыми одно время увлекался сам отец Нарсе. Картир к тому же был моложе Мани, а рвением ничуть ему не уступал. Он добился сана магупата и казни Мани, и после смерти Варахрана именно он возвел на трон его едва оперившегося сына, который гораздо больше Нарсе подходил на роль послушного орудия.
Тогда Нарсе действительно почувствовал себя оскорбленным. Но взбунтоваться не успел. Варахран II, который поначалу и вправду вел себя как избалованный мальчишка, дорвавшийся до власти, мало-помалу выправился. Неожиданно оказалось, что он вовсе не расточителен, а щедр, не порывист, а усерден, не обидчив, а чуток сердцем. И, в крайней озадаченности прибыв по настоятельному вызову в Ктесифон, Нарсе вынужден был признать, что все это правда. Варахран приветливо заговорил с ним, поинтересовался здоровьем его жен и детей, спросил, как обстоят дела в Армении и не нужна ли помощь. И это все при том, что он не мог не знать, что Нарсе как старший в роду имеет на трон больше прав, распоряжается пограничными войсками и после смерти брата даже успел выпустить золотые монеты со своим именем (на что имел право только шаханшах). Но Варахран держал себя так, будто они добрые друзья, и к концу аудиенции почти убедил Нарсе в этом. Все это время за плечом у него тенью маячил Картир. Как заметил Нарсе в последующие дни, он вообще почти всегда был где-то поблизости от Варахрана, а тот частенько спрашивал у него совета.
Вернувшись домой, Нарсе со вздохом сообщил своей жене Шапурдухтак:
"Этот хитрый паук вертит моим племянником как хочет".
"Он еще совсем юн, а магупат Картир - его учитель, - заметила Шапурдухтак. - Конечно, при Картире он чувствует себя спокойнее. Может быть, именно Картира нам следует поблагодарить за то, что шаханшах все же научился считаться с мнением других. Не зря же он назвал его хранителем своей души".
"Может, и так, - отозвался Нарсе, - а только без него мне было бы спокойнее".
Он решил, что время покажет, кто из них прав, ведь Картир почти наверняка умрет раньше Варахрана - и посмотрим тогда, чего будет стоить драгоценный племянничек. Но вышло не так.
Вышло так, как никто не ожидал; а Нарсе получил наконец долгожданный шанс - и не собирался его упускать.
Главное - не испортить все спешкой, иначе он закончит так же, как и Хормизд.
Он дописал письмо и вложил его в футляр. По-хорошему, следовало бы обсудить его с харгупатом Шапуром перед тем, как отправлять. Все-таки это касалось не только его. Но Нарсе знал: своего решения он не изменит. Ему не хотелось стать детоубийцей. И отдавать, как ни крути, родную кровь на поругание толпе он тоже не собирался. Оставалось надеяться, что его внучатый племянник это поймет.
Он запечатал футляр и велел стражу у дверей:
- Найди мне гонца.
Отдавая письмо, он чувствовал спиной взгляд харгупата Шапура. Но тот ничего не сказал. Только когда Нарсе, отдав гонцу последние указания, вернулся в комнату, он заметил, будто продолжая начатый разговор:
- И кого вы поставите судьей?
Нарсе вздохнул. Он долго думал над этим, но так и не нашел лучшего решения.
- Я сам буду судьей.
Харгупат удивился:
- Вы?
Он знал, каким будет приговор. Все это знали. И его поразило, что на этот раз Нарсе не побоялся вызвать огонь на себя.
- Он выступил против меня. И он сбил с пути моего внучатого племянника. Можно сказать, что это семейное дело, харгупат.
- Вот как раз семейным его делать и не надо. Это дело государственное, и...
- Я могу помочь вам, господин.
Донесшийся от дверей голос застал обоих врасплох. Они обернулись.
Магупат Картир улыбнулся:
- Я краем уха слышал ваш разговор. Это правда, что Вахунам схвачен?
Нарсе все еще не знал, как относиться к присутствию в своем лагере этого человека. Даже практически бескровная победа и захват Атурфарнбага Мешанского и Вахунама не так подействовали на него, как Картир, появившийся однажды вечером на его пороге. Он спокойно объяснил, что Ктесифон во власти Ахримана, что фраматар Вахунам сошел с ума - и он, магупат Картир, не нашел в этой ситуации ничего лучше, как обратиться за помощью к царю Нарсе, известному защитнику маздаяснийской веры.
Нарсе молчал, не находя слов. Он действительно был правоверным маздаяснийцем, хотя и не таким воинствующим, как Картир; и до него уже доходили слухи о том, что столкновение Картира и Вахунама окончилось крайне неудачно для первого. Его вытеснили точно так же, как когда-то он сам вытеснил Мани. Молодые и энергичные всегда побеждают. И, если вдуматься, следовало ожидать того, что Картир будет искать убежища у главного противника Вахунама. Но чисто по-человечески Нарсе не мог понять, как у магупата вообще хватило наглости прийти к нему. Именно из-за Картира он, Нарсе, в свое время лишился трона - и, может быть, даже не однажды, а дважды: брат сам ни за что бы не решился перейти ему дорогу, а Картир у него при дворе был в чести. Именно Картир последние семнадцать лет, пользуясь слабостью племянника Нарсе и презрев все законы божеские и человеческие, фактически самовольно управлял государством. А теперь он заявляется к Нарсе как ни в чем не бывало и, смиренно опустив глаза, просит помощи. Нарсе так и подмывало приказать вытолкать его за двери, а то и вовсе выдать Вахунаму - тот уже показал, что с Картиром теперь можно не церемониться. Но все-таки перед ним был служитель Ормазда, и не простой служитель. В тот страшный год, когда румийский кесарь Кар, пользуясь волнениями в Мешане, вторгся в пределы Ираншахра и дошел почти до самого Ктесифона, его остановили не люди. Молния грянула с небес и поразила кесаря насмерть, и растерянные, напуганные румийцы поспешили отступить. Картир в то время был в Ктесифоне и истово молился о спасении города. Люди еще долго говорили об этом чуде, и самого Нарсе невольно пробрал мороз, когда он об этом услышал.
К тому же в руках Картира были все храмы огня и храмовые школы. Он успел побывать даже верховным судьей. Никто лучше него не знал сасанидскую державу изнутри. Именно поэтому Нарсе сдержал себя и очень ровным тоном пригласил магупата войти.
Сейчас он тоже не стал допытываться, как Картир вошел и много ли успел услышать, а просто ответил:
- Да, правда.
- И вы хотите судить его сами? Это не слишком разумно. Могут сказать, что вы намеренно устроили судилище с известным исходом, желая поглумиться над врагом. Позвольте мне быть судьей.
Куда ты лезешь вперед меня, устало подумал Нарсе, я тебе не Варахран.
А харгупат Шапур хмыкнул:
- Желаешь свести счеты?
Картир спокойно повернулся к нему:
- Вовсе нет, достойный харгупат. Но я - магупат Ормазда и верховный судья, а Вахунам, сын Татроса - обманщик и мятежник: он оскорбил богов и ваше величество, - это уже к Нарсе. - Зачем вам пачкать об него руки? Доверьте это мне.
Надо было выдать его, подумал Нарсе. Меньше было бы хлопот.
А вслух сказал:
- Что ж, будь по-твоему, магупат.
Народу в главном храме огня Варахран-Шапура собралось немало: не только перешедшие к Нарсе столичные сановники, но и правители и важные чиновники окрестных городов, явившиеся засвидетельствовать ему свое почтение и покорность.
Нарсе сидел на царском месте, еще не в регалиях шаханшаха, но уже в центре всеобщего внимания; и то, что это внимание было в целом скорее участливым, мало его утешало. Я уже слишком стар для таких испытаний, подумал он. Проклятый Картир. Если бы не он, я сейчас наслаждался бы покоем в садах Ктесифона и слушал бы доклады своего соправителя-сына.
А сколько Картиру, кстати, лет? Он ведь ненамного старше меня.
Картир вышел вперед. Он сменил дорожную одежду на подобающее его сану белоснежное облачение, которое в сочетании с голым подбородком придавало ему какой-то неземной, нездешний вид.
- Добрые почитатели Ормазда, - начал он. - Именем ария, поклоняющегося Ормазду, царя Нарсе, сегодня мы будем судить преступника, чьи злодеяния вопиют к небесам об отмщении. Я говорю о Вахунаме, сыне Татроса, бывшем фраматаре шаханшаха, который из-за своей лживости и ведомый Ахриманом и дэвами посмел оспорить право царя Нарсе на престол. В своем безрассудстве он повязал диадему Варахрану, сыну Варахрана, царю саков, и от его имени двинул войска против царя Нарсе, говоря, что царь Нарсе не достоин править Ираном и не-Ираном******. Однако Ормазд оказал нам помощь, и обманщик Вахунам был схвачен и приведен на суд царя, который и состоится сегодня перед вами. Так говорю я, Картир, магупат Ормазда. Приведите преступника.
Двое стражей ввели Вахунама. Он не был ранен - ведь решающая битва так и не состоялась: после того как часть войск Вахунама, участвовавшая в восточном походе хазарапата Арташира, по слову Арташира перешла на сторону Нарсе, Вахунаму и Атурфарнбагу осталось, в общем-то, некем воевать. Атурфарнбаг тем не менее попытался - и был закономерно пленен практически без боя; несколько дней спустя поймали и пытавшегося скрыться Вахунама. Недаром харгупат Шапур говорил, что счастье на стороне Нарсе. Это еще больше убедило людей, что правда за ним. Вахунам и сам, кажется, это понял. Он шел с опущенной головой, ни на кого не глядя. Только когда его поставили перед алтарем, он поднял голову и посмотрел туда, где должен был сидеть царь - и наткнулся взглядом на Картира.
Его глаза вспыхнули.
А Картир остался совершенно безучастен, будто видел этого человека в первый раз.
- Назови свое имя, преступник, - сказал он.
Вахунам облизал губы.
- Вахунам, сын Татроса, - хрипло сказал он. Он не сводил глаз с Картира.
- Известно ли тебе, в чем ты обвиняешься?
Вахунам неожиданно хохотнул.
- Известно ли мне, в чем я обвиняюсь? - передразнил он. - О да, достойный магупат, мне это прекрасно известно. А вот известно ли вам, царь Нарсе, - тут он в упор посмотрел на Нарсе, - что человек, которому вы доверяете - такой же низкий лжец, как и я?
Картир слегка побледнел.
- Объяснись, - сухо сказал Нарсе.
- С удовольствием. - Вахунам прокашлялся. - Магупат Картир - лжец и клятвопреступник, и это известно всем в Ктесифоне. Когда шаханшах Варахран, сын Варахрана, был жив, он клялся ему в верности и обещал, что сделает его род великим. А когда шаханшах умер, оставив юного сына, нуждающегося в наставнике, Картир трусливо перебежал к вам и наверняка наобещал и вам того же. Чего стоят его обещания, вы сами прекрасно видите. Юный царь саков Варахран, сын Варахрана, оставшись без поддержки, вынужден был обратиться ко мне. Я пытался защитить его, как мог. Вот и вся моя вина.
Собравшиеся беспокойно зашевелились, зашептались. На Вахунама теперь смотрели иначе. Да и на Картира тоже. Но последний остался спокоен.
- Смелые слова от того, кто сам прогнал меня от двора, - сказал он. - Ибо именно ты, Вахунам, подговорил царя саков на это. Сам бы он никогда этого не сделал. Но ты действовал из ненависти и зависти ко мне. Ты не оставил мне выбора.
- А лучше было бы, чтобы ты и царя саков подчинил себе? - оскалившись, перебил его Вахунам. - Чтобы страной снова правил ты? Ты хоронишь уже четвертого шаханшаха, облезлый ты скорпион! Варахран делал все, как ты хотел, но ты и его не пощадил! Что же тебе нужно? Или ты мечтаешь сам воссесть на трон?
Картир отшатнулся. Неземной ореол слетел с него; теперь это был просто растерянный старик. Харгупат Шапур рядом с Нарсе довольно усмехнулся. Да и многие вельможи согласно закивали. Вахунам, которому уже было нечего терять, только что высказал вслух то, о чем втайне задумывались многие из них.
- Молчи о том, чего не понимаешь, - почти беззвучно выговорил Картир, и люди умолкли, прислушиваясь. - Если я виновен, то и ты виновен не меньше. Ты объявил себя регентом при царе саков, ты обещал диадему Атурфарнбагу. Только боги решают, кому быть шаханшахом. Ты же отнял у них это право. И за это ты заслуживаешь смерти.
Вахунам пожал плечами:
- Только вместе с тобой.
- Довольно.
Нарсе встал, и храм притих.
- Магупат Картир, - сказал он. - Кажется, тебе уже не под силу исполнять свои обязанности. Возвращайся на свое место. Суд проведу я.
Он повернулся к Вахунаму.
- Вахунам, сын Татроса. Знаешь ли ты, что ты наделал?
- Пытался спасти страну.
- И чуть не погубил ее. Ты едва не развязал братоубийственную войну, поднимая персов на персов; ты повязал диадему царю саков, ни с кем не посоветовавшись, и самовластно правил его именем, пользуясь его малолетством. Ты обещал диадему Атурфарнбагу, царю Мешана, который хоть и принадлежит к царскому роду, но связан с ним слишком дальним родством. Я, Нарсе - младший сын Шапура Великого, старший в роду Сасанидов, и это ко мне ты должен был обратиться за советом и помощью. Но ты назвал меня врагом и двинул против меня войска. Твои войска перешли на мою сторону. Ты сам попал в мои руки. И я говорю тебе, Вахунам, сын Татроса: ты едва не погубил Ираншахр. Какого же наказания ты заслуживаешь?
Он обвел взглядом собравшихся.
- Смерти, - негромко сказал харгупат Шапур.
- Смерти, - повторил бледный хазарапат Арташир.
- Смерти, - прошелестел Картир, опиравшийся на плечо молоденького мага.
И остальные подхватили:
- Смерти! Смерти! Смерти!
- Да будет так, - сказал Нарсе, когда голоса стихли. - Царевичи и вельможи, главы общин и азаты, вы сказали свое слово. Вахунам, сын Татроса, ты их слышал. За свои преступления ты заслуживаешь смерти, и я дарую тебе ее. Желаешь ли ты сказать еще что-нибудь?
Вахунам поднял голову и прямо взглянул на него.
- Ничего, царь Нарсе, - сказал он. - Мое дело проиграно. Тут уж ничего не попишешь. У меня к вам только одна просьба: осторожнее выбирайте тех, кому доверяете.
- Не беспокойся, - сказал Нарсе, - я запомню.
Вахунам кивнул и безразлично поник головой.
- Ведите его на площадь, - велел Нарсе. - А затем приказываю всем, кого не удерживают здесь должностные обязанности, собираться. Мы едем в Ктесифон.
Глава 4. Конец
Кажется, все это уже было.
Ктесифон встречал их настороженной тишиной, и от того, что на этот раз он был не один, Арташиру не становилось легче.
Если бы он мог, он предпочел бы никогда не въезжать в этот город в свите Нарсе. Если бы он мог, он предпочел бы никогда не уезжать отсюда. Пусть бы его бросили в темницу - он бы знал, за что мучается, и умереть, если придется, смог бы с улыбкой на губах. Ему не пришлось бы с болью думать о Шапурдухтак, а она могла бы с теплотой вспоминать его.
Но ничего уже не вернуть.
Шапурдухтак ждала их на ступенях, как и тогда, но на этот раз с ней не было никого, кроме маленького Варахрана, которого она обнимала за плечи. Варахран был в царской диадеме и алом одеянии, таком же, как у его отца и деда; оно шло складками на ветру, а он стоял, выпрямив спину, и отчаянно старался казаться выше своего роста.
Когда Нарсе подошел к нему, он почтительно поднес руку к губам.
- Дедушка, - звонко сказал он, - я получил твое письмо. Я тоже считаю, что нам незачем враждовать.
С этими словами он поднял руки к голове и принялся развязывать узел своей диадемы. Он развязывал его долго - закоченевшие на ветру пальцы плохо слушались, а золотое шитье наверняка царапалось. Но наконец он справился, стащил с головы диадему и подал ее Нарсе на вытянутых руках.
Нарсе не принял ее. Варахран стоял так еще некоторое время, потом его руки ослабели, и шаханшахская диадема, взмахнув концами, полетела вниз. У подножия лестницы ее перехватил кто-то из азатов, но на него уже никто не глядел.
- Взять его, - сказал Нарсе.
Двое стражей выступили из-за его спины и двинулись к Варахрану. Шапурдухтак крепче прижала сына к себе.
- Ты убьешь ребенка, Нарсе? - отчаянно крикнула она. - Оставь его! Он тебе не опасен!
Те, кто стоял к Нарсе ближе всего, заметили, как при этих словах в лице магупата Картира что-то дрогнуло. Он сделал шаг вперед и коснулся плеча Нарсе.
- Царица цариц права, господин, - настойчиво сказал он. - Вам не стоит бояться царя саков. Он уступил вам сейчас и не осмелится выступить против вас вновь.
Нарсе двинул плечом, сбрасывая его руку.
- Ты же сам в это не веришь, магупат, - вполголоса произнес он и добавил уже громче, обращаясь к Шапурдухтак: - Не бойся за него, племянница. Я не воюю с детьми. Но если я займу трон, то не хочу жить в вечном страхе, что кто-нибудь когда-нибудь снова попытается использовать его против меня.
Шапурдухтак ахнула.
- Ты не посмеешь, - прошептала она.
Мелькнувшая догадка была слишком ужасна, чтобы в нее поверить. Избранником богов мог стать только человек, лишенный телесных изъянов. Еще в давние времена неугодных претендентов на престол, бывало, ослепляли.
Нарсе дернул плечом.
- Ничего еще не решено, - повторил он. - Но пока заприте царицу цариц в ее покоях. Пусть совет пройдет спокойно. - И повернулся к сопровождающим: - Вы же можете пройти в свои дома и покои или назначить время и место сбора совета. Я буду ожидать вашего решения в своих старых покоях. Но ради спокойствия Ираншахра заклинаю вас не слишком медлить и возможно скорее назвать наиболее достойного кандидата.
- Царь Нарсе прав, - громко сказал харгупат Шапур. - Промедление смерти подобно. Предлагаю всем собраться через час в главном зале совета. И да поможет нам Ормазд найти решение, которое принесет успокоение нам всем и процветание Ираншахру.
Собравшиеся ответили согласным гулом и потянулись в разные стороны: кто к дворцу, кто к площади. Последним ушел хазарапат Арташир, который, кажется, все не мог определиться, куда ему пойти, но в конце концов все-таки направился к дворцу. Наверху лестницы остались только Нарсе и Картир.
Нарсе вздохнул, будто сбрасывая с плеч какую-то тяжесть, повернулся и только тут заметил, что он не один.
- Что такое, магупат? - спросил он. - Хочешь еще о чем-то меня попросить?
Картир склонил голову.
- Вовсе нет, - ответил он. - Но я думал, что вы, господин, после длительного отсутствия захотите зайти в храм огня и вознести Ормазду и Варахрану, покровителю путников, благодарность за благополучное возвращение. Я мог бы сопроводить вас туда.
- Пожалуй, я так и поступлю, - задумчиво произнес Нарсе, поглаживая бороду. - Но к богам лучше идти одному. - Он с внезапным любопытством взглянул на Картира, так и стоявшего с опущенными глазами. - А что это было, магупат? Почему ты вдруг взялся просить за царя саков? Я думал, ты его не любишь.
Картир молчал. Не мог же он сказать, что при словах Шапурдухтак вспомнил о Варахране, ненавистном брате Нарсе, который был невысокого мнения о своих способностях, но ради сына готов был на все. Он заключил с Картиром сделку, но слишком поздно понял, кто от этой сделки выиграл больше. Умирая, он просил:
"Не трогай моего сына, Картир, он тебе не опасен".
А тот только улыбнулся:
"Спите спокойно, государь, - и прибавил: - Я сделаю вашего сына великим".
- Я заботился единственно о вашей душе, - сказал он наконец.
Нарсе сразу поскучнел.
- Пусть будет так, - сказал он. - Что ж, мне пора в храм. Ты будешь на совете?
- Разумеется.
- Надеюсь, Ормазд возбудит в твоем сердце верное решение.
Картир посмотрел ему вслед и чуть слышно ответил:
- Я тоже надеюсь.
Арташир метался по покоям, отведенным ему еще в прошлый раз. Странно: тогда они показались ему довольно уютными, сейчас же - пыльными и тесными. Сколько еще до совета? Что ждет Шапурдухтак? Конечно, глупо было пытаться пробиться к ней напрямую. Их секрет уже ни для кого не был секретом: все знали, что хазарапат Арташир любит царицу цариц. Но одно дело - знать, а другое - поймать его пререкающимся со стражей у входа в ее покои. Хорошо, что он вовремя сообразил отступить. Может быть... может быть... Нет, это глупо: нечего и думать, что ему позволят взять за себя царевну из правящего дома, едва не ставшую царицей-матерью. У него была возможность. Только он ее упустил. И теперь, пожалуй что, ничем не сможет ей помочь.
Стук в дверь разогнал бестолково кружащиеся мысли. Арташир моргнул. Уже? Так скоро?
Он открыл дверь.
На пороге стояла служанка, закутанная в покрывало.
- Тебя прислал... - начал Арташир, но девушка ловко прошмыгнула мимо него, быстро захлопнула дверь и, не сводя с него глаз, размотала покрывало.
Арташир ахнул.
- У нас мало времени, - сказала Шапурдухтак.
Она отошла к стене и опустилась на мягкое ложе, будто силы разом оставили ее.
- Варахран, скорее всего, в башне забвения. Ты сможешь туда войти?
- Я... - начал Арташир. Потом все-таки справился с собой и уже более твердо спросил: - Что ты задумала?
Глаза Шапурдухтак сердито сверкнули.
- Я не собираюсь сидеть тут и дожидаться, пока Нарсе велит тайком задушить меня... или, что еще хуже, возьмет к себе в гарем, - с отвращением добавила она. - Нужно бежать, пока он еще не имеет права здесь распоряжаться.
- Может, он его и не получит, - заметил Арташир.
Шапурдухтак с жалостью посмотрела на него:
- Знаешь, сколько он ждал своего часа? Может, пока он не приехал сюда, он еще мог бы отказаться от трона. Но теперь, когда он переступил через моего сына и вошел во дворец, его отсюда уже не вытащишь. Конечно, он хочет, чтобы все было по закону. Но для себя он уже все решил. Да у вельмож и нет другого выбора. Ты ведь тоже голосовал бы за него?
Застигнутый врасплох, Арташир только кивнул.
- Но я просил бы за тебя, - торопливо прибавил он.
- Спасибо, - после паузы ответила Шапурдухтак. Невозможно было понять, искренне она говорит или насмехается над ним. - Но мне не нужна его милость. Моего сына он уже не пощадил. Арташир, иди в башню забвения. Только ты сумеешь вывести Варахрана оттуда. Я буду ждать тебя здесь. - Она опустила глаза и чуть слышно добавила: - Прошу тебя.
- А потом?
- Что - потом?
- Потом я просто выведу вас из дворца, раздобуду вам свежих коней и отпущу... куда? В Мешан? Атурфарнбага тоже схватили, если ты не знаешь. Я думал, что Нарсе его не тронет, но теперь... Куда ты поедешь? И что делать мне? Так и сидеть тут, не зная, где ты и что с тобой?..
Голос изменил ему. Наступила тишина. Потом Арташир почувствовал легкое прикосновение к своей руке. Он поднял глаза. Шапурдухтак, недосягаемая царица цариц, стояла перед ним - оказывается, она ненамного ниже его - и тихонько гладила его по плечу.
- Поедем с нами, - сказала она.
Арташир отвернулся. Будь она одна, он бы даже не раздумывал. Но с ними будет Варахран... невеселый, замкнутый ребенок, толком не успевший побыть шаханшахом... Арташир совсем не знал, чего от него ждать.
- Я не могу.
- Почему? - Она заглядывала ему в лицо. - Разве ты не любишь меня?
Вот они и прозвучали - слова, которые он столько раз произносил про себя и никогда - вслух, потому что это означало бы смерть не только для него - что ему смерть! - но, вполне возможно, и для нее. Он любит ее. Царицу цариц, несравненную супругу шаханшаха Варахрана. А она любит его. И, как ни странно, хотя он думал, что все кончено, похоже, что счастье - вот оно. Протяни руку и возьми. То, что столько лет казалось несбыточной мечтой, вдруг облеклось плотью и грозило претвориться в реальность.
И он испугался.
- Прости, - хрипло выговорил он и отступил назад - шаг, еще шаг, как можно дальше от ее взгляда, от ее невесомой руки. Плечо опустело. Он не смел поднять голову. - Прости, - еще раз повторил он, хотя уже в тот момент какая-то его часть понимала, что нет, на этот раз не будет ему прощения. - Я... не могу.
И все кончилось.
Повисшую тишину можно было резать ножом. Но он не решался нарушить ее. Наконец он услышал шорох ткани - должно быть, она снова завернулась в покрывало. Легкое движение воздуха подсказало ему, что она проходит мимо.
Он упрямо смотрел вниз - на разбегающийся резными листьями узор ковра, на запыленные носки собственных сапог.
Дверь все не открывалась.
- Знаешь, - тихо сказала она у него за спиной, - я думала, ты не такой, как мой муж.
Если и существовали на свете слова, способные еще глубже разверзнуть черную бездну в его душе, то она только что произнесла их.
Все его существо рванулось к ней в последней, отчаянной мольбе - я не хотел, я совсем не хотел, я всегда буду любить только тебя одну, но...
Но.
- Прощай, - сказала она.
Дверь захлопнулась, и хазарапат Арташир остался один.
Ему пришлось ждать, пока Нарсе не выйдет из храма. Унижение? Возможно. Но показываться ему на глаза уже не имело никакого смысла.
Пусть забудет о нем, и чем скорее и прочней, тем лучше.
Остальные, должно быть, уже собрались в зале совета. Особой необходимости в этом не было: Картир, как и Нарсе, прекрасно знал, чем все закончится. Род Варахрана пресекся или скоро пресечется. Запятнавших себя мешанцев никто до трона не допустит. Остается только Нарсе. Просто он хочет быть уверенным, что уж на сей раз ничто не встанет между ним и долгожданным троном.
Картир криво усмехнулся про себя. Он бы, пожалуй, еще мог. Найти царицу цариц, которая никогда не простит Нарсе, что он посмел угрожать ее сыну. Выпустить Атурфарнбага - все равно, если Нарсе станет шаханшахом, ему не жить. Бежать в Мешан - там еще остались родичи Шапурдухтак и Атурфарнбага, далекая, разбавленная, но все же царская кровь. Поднять мятеж, возмутить шахрабов городов, привыкших к вольной жизни при Варахране...
Только зачем? Лить кровь и нести смерть? Разрушать то, что сам же кропотливо выстраивал почти два десятка лет? А финала он может и не увидеть - или, даже если увидит, там ему может не найтись места. Так не лучше ли остаться здесь и постараться сберечь хотя бы то, что осталось?
Если осталось.
Он снова был в храме, снова один, и снова, как и в ту памятную ночь, перед ним всплывали образы далекого прошлого. Вот маленький Варахран подходит к нему - кажется, впервые после того, как Картир настрого запретил пускать его в дворцовый зверинец. Ни в захудалом Гиляне, ни в тихом Кермане, где прежде правил его отец, таких чудес не было, и Варахрану страх как хотелось поглядеть и на львов, и на медведей, и на неслыханную диковинку - настоящего индийского слона! Но за последние два года на престоле сменилось три шаханшаха, и дворец еще только предстояло привести в надлежащий вид. Картиру не хотелось, чтобы какой-нибудь оголодавший лев расшатал ослабевшие прутья клетки и сожрал наследника нового шаханшаха. Варахран-отец долго благодарил его за заботу, а вот Варахран-сын наверняка затаил обиду - но с этим, решил Картир, он разберется в свой черед. Когда жизни всех троих будут вне опасности.
Он тогда еще не знал, что Варахран не способен таить зло.
"Это правда, что ты запугал моего папу?" - напрямик спросил он, когда утреннее богослужение закончилось и маги и обитатели дворца разошлись.
Картир, чьи мысли все еще витали где-то у отрогов священной горы Харбурз, удивленно посмотрел на него.
"Кто вам такое сказал?"
"Я сказал папе, что если ты будешь мне все запрещать, придется тебя прогнать. Он как-то странно засмеялся и ничего не ответил. А потом я слышал, как двое слуг разговаривали в коридоре - они жалели меня и говорили, что ты совсем запугал папу и скоро отберешь меня у него. Это правда? Что ты задумал?"
Картир улыбнулся:
"Я хочу только, чтобы вы и ваш отец были здоровы и благополучны".
"Правда? - недоверчиво спросил Варахран. - А зачем тогда ты запугиваешь папу?"
"Не стоит так сразу верить всему, что слышите. Я строг только к тем, кто не соблюдает догматов маздаяснийской веры... и распространяет лживые слухи".
"Я тоже не люблю, когда мне врут, - глубокомысленно заметил Варахран и тут же спросил: - А что такое догматы? И почему их надо соблюдать?"
Картир опешил.
"Ежедневные молитвы... соблюдение ритуальной чистоты... забота о благих животных... - Видя, что Варахран продолжает непонимающе смотреть на него, он не сдержался: - Вас что, вообще ничему не учили?"
"Учили, - Варахран пожал плечами. - Но мне было скучно, а учитель злился, потому что я ничего не запоминал. Однажды он даже накричал на меня... и папа прогнал его. А что, это плохо?"
Картир помотал головой:
"Но как же вы будете проходить посвящение в мужчины?"
"Там же надо просто слова выучить? Выучу. У меня вообще-то память хорошая. Свою родословную я помню, - и он гордо начал перечислять: - Сасан, господин; Папак, царь; Шапур, царь, сын Папака..."
"Я вам верю, - торопливо сказал Картир. - Но как же... Я сегодня же отберу наиболее достойных херпатов..."
"Ты можешь сам меня учить, - великодушно сказал Варахран. - Я сегодня слышал, как ты рассказываешь. Ты не скучный. И потом, я же царевич, мне нужен лучший учитель. А ты главный маг. Вот увидишь, я буду учиться хорошо и все запомню, и тогда ты уже не сможешь меня запугать".
Картир не выдержал и от души расхохотался.
"Что смешного?" - не понял Варахран.
"Ничего... Хорошо, царевич, вы кругом правы. Я буду вас учить. А вы уж постарайтесь меня не подвести".
Дело пошло лучше, чем можно было ожидать. Память у Варахрана действительно была хорошая, хотя бывали у Картира ученики и посмышленей; но главной его бедой было то, что он не мог подолгу ни на чем сосредотачиваться и не терпел принуждения. Попытки заставить его делать то, чего он не хотел или к чему уже потерял интерес, приводили только к тому, что он вообще отказывался что-либо делать. Может, он таким уродился, а может, стал таким благодаря отцу, который не умел ни в чем ему отказать. Времени разобраться и как-то исправить положение не было. Варахран I умер, процарствовав всего три года, и страна снова осталась без шаханшаха. Картир не готов был отдавать свои храмы и своих магов в руки Нарсе, который о них позабудет, если не хуже: кто знает, чего он, и так не большой ревнитель маздаяснийской веры, нахватался на границе с румийцами. Это был риск, а Картир так устал рисковать.
Поэтому он решил все за Варахрана. И будь Варахран хоть чуточку злопамятнее, стал бы его смертельным врагом (а будь он хоть чуточку разумнее - им бы никогда не пришлось снова проходить через это). Но Варахран, к добру или к худу, оставался собой. Он стал шаханшахом только потому, что привык к пестрой, бурлящей жизни при дворе и совсем не знал своего дядю. Он так и не смог полюбить навязанную жену (хотя отец и надеялся, что брак заставит его остепениться и задуматься о будущем). И от рождения наследника поначалу был совсем не в восторге.
"Ты же так хотел этого ребенка, - огрызнулся он, когда Картир осторожно намекнул ему, что он совсем забросил свою недавно увеличившуюся семью. - На, забирай его! Пусть он будет твой. Я и без него проживу".
Картир помолчал, подбирая слова.
"Будь на моем месте кто-то другой, он бы, конечно, вас не понял. Но я-то знаю, что вы совсем не хотите так ранить царицу цариц. Ведь она этого не переживет. Да и потом, - тут он невольно усмехнулся: до того нелепой была эта внезапная мысль, - можно сказать, что у меня уже есть ребенок".
Варахран недоверчиво вскинул на него глаза.
"Ребенок? У тебя? Ты... - он потряс головой, будто пытаясь уложить в ней то, что только что услышал. - Нет, погоди. Ты женился? Когда? Почему я не знаю?"
Его изумление было таким неподдельным, что Картир невольно улыбнулся. Но отвечать не стал. Он сменил тему, и они вполне мирно обсудили рельеф, который Варахран собирался высечь (от традиционной сцены венчания на царство он отказался, но был согласен на портрет со свитой). В последующие дни Картир раз или два ловил на себе его задумчивый взгляд, но больше Варахран ни о чем не спрашивал, и постепенно это забылось.
А сейчас вдруг вспомнилось, надо же.
Он тихонько улыбнулся. И вдруг подумал, до чего странно он, наверное, выглядит со стороны: сидит в пустом храме одинокий старик и улыбается непонятно чему. Он встал, подложил дров в огонь и тихо запел знакомую молитву.
"В какую землю мне бежать, куда я направлюсь?
Удаляют меня от родни и племенной знати,
И община меня вовсе не признает,
И не приемлют меня лживые повелители страны.
Как, о Мазда, служить тебе, о Ахура?.."*******
Двери храма открылись наутро.
Картир вздрогнул: кажется, он успел задремать. Стукнули о плиты копья, тяжело затопали ноги. Кто-то обошел его и остановился перед ним.
Картир поднял голову.
- Где они?
Нарсе было не узнать: борода встопорщилась, глаза горят. За эту ночь он переменился еще сильней, чем после въезда в Ктесифон. В Варахран-Шапуре он был господином, но скорее мудрым, чем самовластным. По приезде в Ктесифон - осмотрительным хозяином, вернувшимся домой после долгого отсутствия и исподволь изучающим, что тут без него поменялось. Теперь же всякая осмотрительность была отброшена. Он был в своем праве. И очень, очень зол.
- О ком вы?
Картир поднялся, чтобы оказаться с ним на одном уровне. Он все еще магупат, и это все еще его храм, его вотчина. И что бы там ни случилось, это никому не дает права врываться в храм со стражей.
Даже шаханшаху.
- Не прикидывайся, магупат, - сквозь зубы проговорил Нарсе. - На совете тебя не было. Одни бы они не справились. Где моя племянница и мешанский царь?
Картир медленно выдохнул. В молодости ему не страшен был ни недолгий сон, ни резкое пробуждение. Теперь же звуки казались слишком громкими, цвета - слишком яркими, а чтобы понять смысл обращенных к нему слов, приходилось отдельно задумываться. Племянница и мешанский царь. Шапурдухтак и Атурфарнбаг на свободе? Странно, но от этой мысли ему стало легче.
- Почему вы думаете, что я имею к этому какое-то отношение?
Живи Нарсе при дворе Варахрана, он бы знал, что между царицей цариц и магупатом никогда не было согласия. Возможно, Картиру следовало бы отпустить Варахрана. Они с Шапурдухтак составили бы красивую пару. Но тогда он, Картир, был бы забыт.
- Потому что Вахунам был прав. Ты обманул меня. Ты не хотел, чтобы я стал шаханшахом.
- Нет, - согласился Картир, - не хотел.
Он видел, как гневно сходятся брови Нарсе, но удивительное дело: ему было совершенно все равно.
- Тогда где они?
- Я не знаю.
- Лжешь!
- Нет. Я никогда не любил мешанскую ветвь, и они платили мне тем же. Позвольте один вопрос, господин. Что с Варахраном, царем саков?
Показалось ему, или в лице Нарсе правда что-то дрогнуло?
- Убит, - отрывисто бросил Нарсе. - Он мертв, а они ушли. Спрашиваю в последний раз, магупат: где они? Если я найду их сам, я их не пощажу.
Картир пожал плечами.
- Оставьте их в покое. Вам их не достать. Диадема досталась вам не в срок, и править вам осталось не так долго; используйте это время с умом.
С лица Нарсе сбежали краски. Наверное, он еще помнил, что один из титулов Картира, "магупат Ормазда", означает человека, способного видеть то, что сокрыто от других.
- Что ты несешь, старый скорпион? - почти прошептал он.
- Я и так сказал больше, чем следовало. Но вы правы: мое время здесь вышло. Теперь все зависит от вас.
Он сделал движение, будто потянулся к огню. Нарсе обернулся, чтобы позвать стражу. И в этот момент священный огонь, забытым дотлевавший на алтаре, вспыхнул ослепительно и страшно. Нарсе невольно прикрыл лицо рукой и попятился. То же сделали и его сопровождающие (а кто-то вообще выскочил за дверь). Когда они опомнились, устыдились и вернулись, то нашли перед алтарем только недоуменно озирающегося Нарсе. Картир исчез.
- Он же вот здесь стоял, - нерешительно сказал один из стражей.
- Это знак, - благоговейно прошептал другой.
Нарсе обернулся и смерил их таким взглядом, что оба умолкли.
Он в последний раз оглядел алтарь, на котором как ни в чем не бывало горел священный огонь, неотличимый от тысяч других огней, храм, казавшийся теперь странно пустым, и то место на полу, где еще недавно стоял Картир. Может, он наконец провалился в ад, к своему повелителю Ахриману? Или вознесся в небесное царство Ормазда? Нет; если уж Картир вознесся на небо, какой справедливости можно ожидать на этой земле?
Он потер лоб. День, который должен был стать свидетелем его величайшего триумфа, обернулся полным провалом. Шапурдухтак и Атурфарнбаг бежали, Варахран мертв (он уже пообещал себе, что найдет этого горе-лучника, неспособного попасть во взрослого человека, но не промахнувшегося мимо мальчика). А теперь еще и Картир накаркал какой-то зловещий вздор. Что он там говорил? "Вам осталось править недолго?.."
Нарсе пробрала дрожь.
И тут же вспыхнула злая мысль: "Интересно, а кому это я обязан тем, что диадема досталась мне не в срок, хитрый ты наглец?"
Он медленно выдохнул, злостью смывая остатки изумления и ужаса. Ну уж нет; будь он проклят, если позволит испортить себе такой день. Беглецам деваться некуда. Нужно выставить караулы на дорогах в Мешан и, возможно, в Сакастан. Рано или поздно они попадутся, и тогда... возможно, он даже оставит им жизнь. Варахран мертв. Главная опасность миновала; а ему совсем не хочется начинать свое правление с расправы над родичами.
Вот что главное. Он будет править.
И он будет править так, что этот гнусный паук Картир со своими мрачными пророчествами подавится желчью в заслуженном аду. Он будет шаханшахом, после него - его сын, за ним - его сын, и никогда, никогда больше они не позволят коварным магам управлять собой.
Звучит неплохо.
Эпилог
Солнце палило нещадно. Здесь, в горах, среди камня и песка, укрыться от него было негде. Только безумец отправился бы этим путем в такую пору.
Человек, бредущий по дороге, то и дело останавливался и утирал пот со лба. Его одежды, видимо, когда-то белые, посерели от пыли. При нем не было никакой поклажи, только палка, на которую он опирался, но он был уже в летах и, видно, непривычен к долгим переходам. Дышал он хрипло; каждый шаг давался ему с трудом.
Когда из-за скального выступа навстречу ему вышел рослый юноша в расшитых золотом одеждах, каких не постыдился бы и шаханшах, он даже не замедлил шага - просто прошел мимо как ни в чем не бывало. Должно быть, решил, что это мираж, сон наяву, фантазия утомленного разума. А может быть, так сосредоточился на своем пути, что не замечал ничего вокруг.
- Учитель, - окликнул его юноша, - ты устал. Обопрись на меня.
Но путник, не замедляя шага, отозвался:
- Не трудитесь, государь. Мне уже недолго осталось.
Юноша пожал плечами и пошел следом за ним.
Через некоторое время путник, все так же не останавливаясь, устало бросил:
- Разве мое наказание уже началось?
- Я здесь не для того, чтобы тебя наказывать.
- Тогда зачем?
- Потому что я так хочу.
Картир столько раз слышал от него эти слова, что и сейчас бы не обратил на них внимания - но его удивила незнакомая строгая нотка, прозвучавшая в голосе Варахрана.
Он остановился и повернулся к нему лицом. Да, теперь Варахран выглядит как должно - ибо сказано, что в раю все пребывают пятнадцатилетними. Да и воинственный бог Варахран, его небесный покровитель, тоже являлся среди прочего в двух обликах: прекрасного юноши пятнадцати годов и великолепного мужа с золотым изукрашенным мечом. Почему бы и Варахрану земному не изменить свое обличье? Тем более если они видятся в последний раз.
- Я не уберег вас, не уберег вашего сына, вашу жену, ваше царство. Я лжец и предатель, и я лгал даже самому себе. Я готов понести наказание, но вас это никоим образом не касается.
- Разве? - сухо возразил Варахран. - Ты берешь на себя слишком много. Это был мой сын, моя жена и мое царство, и это я их не уберег. Ты здесь ни при чем.
- Без меня... - начал Картир и осекся.
Ветер завывал в вершинах.
- Ну, - поторопил Варахран, - договаривай. "Без тебя" - что? Без тебя я был бы счастлив? Ты прекрасно знаешь, что это не так. Это ты научил меня, что мои силы и мои деньги можно потратить хоть с какой-то пользой. Благодаря тебе я прожил жизнь не совсем впустую. И поэтому я тебя не брошу.
Картир качнул головой, но сказал только:
- Я виноват.
- Да, ты виноват. И ты будешь наказан. Дядя не посмеет тронуть твоих надписей - ты умно сделал, что присоединял их к нашим рельефам и надписям - но он позаботится о том, чтобы больше от тебя ничего не осталось. И его преемники поддержат его. Ты забрал слишком много власти, и они неизменно будут бояться, что это повторится.
Картир беззвучно рассмеялся.
- Ах вот как. Теперь и вы меня ненавидите?
- Нет. Даже если и хотел бы, не могу.
Картир отвел глаза.
В вышине плавно кружили две птицы. Орлы? Или, может быть, стервятники - чуют близкую поживу?
- Я ведь знаю, куда ты идешь, - сказал Варахран уже мягче. - Ты как-то сказал, что хотел бы окончить свои дни в своем поместье. Там, где твоя большая надпись и мой рельеф со львами. Помнишь? Где я убиваю льва, защищая тебя, свою жену и своего сына? Или где победоносный Варахран на мосту Чинвад убивает чудовище, защищая тебя, прекрасную Веру маздаяснийскую и благочестивого Сроша, проводника душ? Можно понимать и так, и так. Все меняется, один ты остаешься. Я доведу тебя туда. И я защищу тебя на мосту Чинвад, если будет нужно. Хотя в жизни, - он усмехнулся, - я победоносным так и не стал.
"Это глупо", - хотел сказать Картир, но вдруг почувствовал страшную слабость. Должно быть, он слишком много времени провел на солнцепеке.
- Делайте как знаете, - устало сказал он. - Мне надо передохнуть.
За выступом, из-за которого вышел Варахран, нашлась капелька тени, и он уселся прямо на голый камень. Закрыл глаза, пережидая бешеный стук крови в ушах. Так он не дойдет.
Неужели я настолько задавил тебя, что тебе пришлось умереть, чтобы повзрослеть?
- Обопрись на меня, - в третий раз повторил невидимый Варахран, и Картир, который действительно очень устал, подумал: да какая теперь разница?
Он склонил голову на плечо Варахрана, вздохнул и провалился в черноту.
Послесловие
Исторические сочинения по эпохе Сасанидов и зороастрийские тексты не упоминают никакого Картира, однако его имя встречается в манихейских текстах (манихеи - последователи Мани, против которого интриговал Картир), а его деятельность описывается в четырех его собственных надписях, высеченных рядом с рельефами и надписями первых сасанидских шаханшахов.
Вдохновением для текста послужила любопытная интерпретация титула Картира (в тексте "хранитель души") в связи с его надписью и рельефом Варахрана II в Сар-е Мешхеде: обычно этот титул понимают как "тот, кто спас душу Варахрана", но на рельефе в Сар-е Мешхеде изображен Варахран II, убивающий льва, причем за спиной у Варахрана стоят три человека, один из которых - Картир, а в высеченной рядом с рельефом надписи, рассказывающей о путешествии двойника Картира в загробный мир, по дороге этому двойнику помогает некое божество. Если рассматривать рельеф как иллюстрацию к надписи, то в связи с ними титул Картира может толковаться и как "тот, чью душу спас Варахран". Возможно, титул был намеренно оставлен двусмысленным.
Примечания
*Шаханшах (букв. "царь царей") - титул сасанидских правителей.