Приволье. Тишь и благодать.
Светло, тепло и сухо.
Полёт, спокойствие и стать.
И растворенье духа.
Никто не ноет за спиной.
Не бьёт никто по роже...
Хотя, конечно, я такой
Довольно толстокожий,
Вниманье чтобы обращать
На мелкие придирки,
Лишь начинаю угощать 
Себя я из бутылки.
Колбаска. Склизкий огурец. 
Сырок. Батон. Ириска...
Желанный миг! Ты наконец
Приблизился так близко!
Помянем всех, кто дал приют
Для честного застолья,
Кто обеспечил мне уют 
И камень в изголовье.
Проснулся. Ветер. Темнота.
Во рту козлы гуляли.
Башка болит. И маета
Облегчит жизнь едва ли.
Нащупал тару. О, кошмар,
Пролился мой остаток.
Какой безжалостный удар!
На тысячи заплаток
Распалась падшая душа
От горького похмелья.
Ни капли в горле. Ни гроша.
Ни света. Ни веселья!
Иду меж склепов и могил,
О плиты спотыкаясь,
Теряя крохи жалких сил
И матерно ругаясь.
И вдруг. У ямы на краю,
Звеня пустым стаканом,
Сидит, балдея, как в раю,
С бутылкой... С ЭТИМ САМЫМ!
"Налей, браток. Душа болит,
Горят с устатку трубы!"
Налил. Смеётся, паразит,
Кривит в усмешке губы.
Спросил, отведав по второй:
"Чего, брат, гоношишься?
Такой полуночный герой,
Что мёртвых не боишься?"
Блеснули зубы при Луне
(Мастак, видать, смеяться).
И обратился вдруг ко мне:
"А хрен ли нас бояться?"