Голую, как у Христа из-за пазухи, или из стога сена,
вынули малую, именовали Иглою, отдали из рук
в руки белому свету, которому, впрочем, не самоценна
та представлялась, поскольку гораздо ценнее был звук
трения острой её головы о звуковую дорожку.
И заскользила, как по конькобежной, россыпями децибел
в стороны, как антилопа золотом, брызгая от немножко
нервного тремора по бороздам: нет, он не бел, не бел.
Белый свет - чёрный спил дерева, чьи годовые 
кольца растут от краев вовнутрь, туда, где провал,
будто бы кто, как кольца кальмара, из недр выел
музыку всю, нотные знаки сплюнул, меню порвал.
Музыка в каждом круге, кругами игла моросит, как дура.
Бросить бы в воду музыку - были б круги! Самой - в гроб.
Но прежде, хотелось бы выцарапать, да позабористее фигуру
из геометрии - тот же квадрат, или смешней - ромб.
Кто колесо изобрёл - убить, а кто музыку - нет,
пусть себе. Только от этих тактов чёрный винил в зубах,
и снилось: адажио, точно из скважины, горлом идёт нефть.
Так-то вот, а вы говорите - в каждой музыке Бах.