Слон Геннадий : другие произведения.

Этюды Параллельного Летосчисления часть1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:



Геннадий Слон

Байки Диогена Бочкина

КНИГА II

ЭТЮДЫ ПАРАЛЛЕЛЬНОГО ЛЕТОСЧИСЛЕНИЯ

Содержание:


Предисловие


Часть 1. Они к нам...


Этюд 1. Зодчий (акварель, картон)


Этюд 2. Опричник (мел, асфальт)


Этюд 3. Утренний намаз (нефть, песок)


Этюд 4. Флибустьерра (масло, холст)




Предисловие



Хотите - верьте, а нет, так хоть картуз примерьте. Это дело хозяйское, но я вам вот что скажу, государи мои: опутано родимое наше Богумилово, аки паутиной, великим множеством невидимых миров разного роду и калибру. В одних симпатичные нам существа обитают, в другие лучше и не заглядывать. Там такие злыдни живут, кого хошь сожрут - и не подавятся. А есть и совсем своеобычные, от нашего мира вроде ничем особо не отличающиеся, разве что с временем они там кой-чего перемудрили. У нас XXI век на дворе, а там Инквизиция вовсю лютует. Что до населения касаемо... Население у них - ну ни дать, ни взять наш брат, человек разумный. Немудрено иной раз и спутать, с кем дело имеешь. Но у меня-то глаз наметан, я этих залетчиков вмиг распознавать обучился. Не такая уж и хитрая наука, как оказалось.
Гости из параллельного летосчисления никогда не испытывают трудностей в разговоре с аборигенами той местности, куда они попали. Языка, конечно, перед внедрением никто специально не постигает. Почто его зубрить, ежели не знаешь наперед, куда угораздишься? Они его просто так знают, и все. Внешне они в толпе вообще практически неразличимы, хотя мимикрическую подготовку наверняка где-то проходят. Но все же, если приглядеться к ним повнимательнее, да прислушаться... Нет-нет, а и выдаст себя с головой гость непрошеный. И никакой дактилоскополог не потребуется, чтоб вы знали! Акцент-от никуда не денешь! Этот пришепетывает, тот кагтавит, а кто другой иной раз и вовсе вроде как приподсвистывает. Тут уж мне что угодно говори, что, мол, с Рязани (да-да!) или из под Вологды родом (охотно верю!). Я-то уж наверняка знаю, откудова к нам пришелец заявился. Меня лично другие вопросы последнее время изводят: когда началось это беспрестанное праздношатание по гостям, кто первым набрел на коридор между мирами, и вообще... кого нам теперь первопроходимцем называть?
Современная наука (ну как всегда!), со всеми ее лупоскопами и астролябиями, вразумительными ответами нас не балует потому, как господа ученые уже давным-давно шоры на глаза надели, беруши в уши вставили и знать ничегошеньки не желают о том, что у них под носом творится! Им, видите ли, проблемы какой-то там нимфозории куда ближе и родней нежели, чем выживание целого вида самого разумного существа на планете, гомо-сапиенса дорогого.
А у нас в деревне, что ни день, люди не знамо куда пропадают. Прям, беда какая-то!
Вот и пришлось нам с отцом Прохором самолично провести ревизию в библиотеке Флорищенского монастыря на интересующую нас тему, а также опросить все местное население, у кого какие соображения на сей счет имеются.
Полученные сведения мы с надлежащей скрупулезностью занесли в особую книжицу. Поймите нас правильно. Не за ради награды. А из бескорыстной любви к чистой науке. Должён народ православный истинную правду знать, и все тут!
Оказалось, что не только мы с приятелем в теме были.
К примеру, в нашей деревне, кажись, только ленивый в параллельном летосчислении не побывал. И всяк свою историю имеет, как он исхитрился туда проникнуть. А что может быть достовернее свидетельства очевидца, который не только лицезрел исторический факт, но и принимал в нем самое что ни на есть деятельное участие? Нам до этого, сами понимаете, далеко не параллельно!
Матерьялу столько набралось! Тьма! Но, к величайшему моему прискорбию, весь разрозненный, между собой никаким боком не соотносящийся. Как прикажете этакий ералаш на суд многоуважаемой публики выносить? Вот и решил я, как и в прошлый раз, через красоту научные познания людям передавать. А как иначе? В душе нашего человека наиглавнейшую позицию всегда чувство прекрасного занимало.
На каждую историю, мной услышанную, (в том числе и на мою личную, хотя она вне конкурса шла) я живописный рисунок собственноручно изобразил. В самой разнообразной художественной манере. И уже потом, на основе наиболее удавшихся набросков, книжицу-то и скомпоновал.
Оговорюсь сразу, далеко не все в окончательную редакцию вошло. Это факт. И дело не в том, что на меня в период сбора матерьялу якобы оказывалось какое-то влияние извне, или в моей персональной заинтересованности в судьбе того или иного литератора. Тех авторов, которые почтут себя несправедливо обойденными, смею уверить, что причина вовсе не в этом, а в чрезмерной фантастичности некоторых сюжетов. Кто ж поверит в их рассказы, когда даже мне они невероятными иной раз кажутся. Зато те, которые остались, истинная правда. От начала и до конца. Присягнуть могу на чем угодно. Хоть лживым детектором меня пытайте - ни по чем от слов своих не отступлюсь!
Ну, а ежели и на сей раз найдется тот, кто, дожив до седых волос, про параллельное летосчисление не удосужился узнать, и сомнению все нижеизложенное подвергнет! Так это вопрос всеобщей грамотности и врожденной пытливости ума. Мой тогда вам совет - срочно лечите голову!
Для этого покупаете у аптекаря лекарство, сильнодействующее, но по цене вполне доступное. "Антискепсис" называется. И в течение месяца принимаете по одной пилюле три раза в день во время еды. Прошед полный курс лечения, вашу хворобушку как рукой снимет, и вы уже поверите чему угодно. Это я вам со всей авторитетностью гарантирую - средство проверенное. На себе и неоднократно.

Искренне Ваш Диоген Бочкин

к оглавлению



Часть 1. Они к нам...

Этюд 1. Зодчий

(акварель, картон)

I


У карлы фряжского Луя XII* завелась в голове одна мечта (ну не то чтобы МЕЧТА, а так... скорее блажица) - а не забросить ли к чертям собачьим все свои государевы дела, да не прогнать ли с глаз долой куда подальше министров-нахлебников и прочую челядь, и не махнуть ли на недельку-другую к Тведиземному морю*: воздухом соленым надышаться, на черноглазых сеньорит вдоволь налюбоваться, а заодно уж и с тамошними зодчими полезные знакомства свести. Там, глядишь, и залучить удастся кого из импортных мастеров к себе в гости. Пусть и у него во Фряжском королевстве что-нибудь этакое, в италийском стиле, соорудят. А то ведь серость одна да убожество в государстве по части архитектуры. Взгляду не на чем остановиться. Есть, правда, пара-тройка достопримечательностей. Так и те всем глазоньки уже намозолили, за столько-то лет!



КОММЕНТАРИЙ
*Здесь и далее по тексту, должно быть, имеется в виду король Франции Людовик XII, из династии Валуа, (1462-1515). Король - реформатор (реорганизация войска, упорядочение суда, налогообложения, монетной системы). Походом 1499г. возобновил Итальянские войны 1494-1559гг.(Г.С).
*Средиземное море - Атлантический океан между Евразией и Африкой. Средняя глубина 1438 м, максимальная 5121 м, соленость от 36 % на Западе, до 39,5 % на Востоке. Рыбоводство (тунец, сардины, скумбрия и др.) (Г.С).


Будучи от природы человеком энергическим, Луй, не тратя понапрасну драгоценного времени на излишние церемонии, тут же взялся за воплощение своей мечты. Разослал гонцов во все концы своего очень даже объятного государства со строжайшим повелением - собрать всех подданных на Дворцовой площади к ближайшему вторнику (а дело-то в понедельник было, на все про все ровно сутки отпустил). Тех же, кто задумает увильнуть или просто зачнет отнекиваться, волочить силой. Но чтоб в назначенный срок обеспечить стопроцентнейшее наличие. И никаких отговорок не принимать! Мало того! Тиран еще и специальный акцент сделал на том, чтоб все были непременно.
За неотложными делами да за хлопотами время незаметненько и пролетело.
В объявленный день спозаранку выходит карла на балкон, а на площади - мать честная! - великое столпотворение творится. Государевы холуи народищу столько понагнали!.. от дворцовых стен до са-а-амого горизонту. Куда ни плюнь, все головы, головы, головы... Будто нет у них никаких других частей тела.
Луй, признаться, внутренне содрогнулся, когда воочию оценил реальные размеры поголовья своих подданных. Гонцы-то настолько буквально его приказ исполнили, что даже всех заключенных под стражу злодеев, и тех из тюрем на свободу поотпускали.
Что ж, так оно даже лучше, думает самодержец, никому два раза про одно и тоже объяснять не придется. Э-эх! Понеслася!.. И речь свою по бумажке оглашать приступил.
- Все ли собрались?
- Все, Ваше Королевское, - с великой радостию ответствует народ.
- А раз так, то слушай мою государеву волю!
- Слушаем, Ваше Величество!
- П-о-ш-л-и в-с-е в-о-н, д-у-р-а-к-и!
Подданные в недоумении, плечами пожимают, переглядываются. Как такое вообще возможно, чтобы целый народ (не семья, не деревня и не город, наконец!), а целый НАРОД исключительно из одних дураков состоял? Может, какие недопонятки, по причине сословного разделения общества, в мире произошли? А мы, дескать, как всегда самое интересное прозевали. Или в воздухе какое-нибудь фельдиперсовое искривление пространства случилось? То, что слова выворот-на-шиворот перевирает. А мы опять не в курсах!
Поговаривают, что у них там, в заграницах, подчас просто необъяснимые вещи с природными ресурсами происходят.
- Может, поименно огласите, кого лицезреть не желаете? - народ вопрошает. Не из праздного любопытства, Боже упаси, а на самом деле понять силится. За что его в этакую рань за шкирку из теплой постели выволокли. Ни умыться, ни позавтракать, даже приодеться толком не дали.
У карлы терпелка, ясно дело, не железная. Каблуком по перилине затопал, слюной добрую половину собравшихся обрызгал да как возопит дурным голосом. На всю могутную державу.
- Я вам покажу, поименно!.. Сукины дети!.. Все дураки!.. Все вон пошли!..
- Так бы сразу и сказал, - от греха подальше согласился народ. - Звал-то зачем?
- В-о-н!!! - уже забился в истерике монарх и перстом указующим верное направление собравшимся подсказывает. А как еще с дураками разговаривать прикажете?
Подданные, все до единого, головушки ниже плеч повесили и понуро разбрелись кто куда. Кто домой по пути завернул, проститься с родовым поместьем, а кто прямо так, в чем был, отправился в соседнее государство счастья искать.
Карла и не ожидал, что реформа настолько гладко пройдет. Быстренько, пока погромы не начались, (а о каких погромах вообще может идти речь, когда еще не оперился народ, - темен, ох как темен народ во Фряжском королевстве - всех междоусобица на части раздирает, это он гораздо позже самосознание обрести должен) вещички на скорую руку собрал, застопил первую попавшуюся карету, пожелал сам себе бон вояжу и отправился в путешествие. Налегке.
В путешествиях такого роду есть масса преимуществ. Ни тебе прожорливой свиты, ни обозу неповоротливого, и голову не надо ломать - как этакую ораву придворных в пути прокормить. Гуляешь вдоль дороги в свое удовольствие, и всех делов-то, что кулак с поднятым кверху большим пальцем попутным экипажам показываешь. Авось подбросит кто до соседнего королевства?
И затрат почти никаких. Разговор по душам со словоохотливым кучером, это вам не фамильные драгоценности в отхожем месте утопить! Словом, экономия и полнейшее инкогнито. Никому ведь даже в голову не придет, что коронованную особу у себя на облучке приютил, своим нехитрым хлебом-солью с ним поделился да кнутом с воза согнал, когда тот запросами непомерными слишком докучать начал.
Единственное неудобство - горностайная мантия пылится быстро, да скипетр - тяжелый зараза - руку оттягивает. Но это уже неизбежные издержки пешеходного туризма. А атрибуты королевской власти штука такая... Только оставь где без присмотру - вмиг сопрут, и глазом моргнуть не успеешь. Вот и приходится эту обузу с собой повсюду таскать. А то ведь у нас как? У кого скипетр, тот и карла.
Прям беда с самозванцами - всяк спит и видит, как бы страну разорить да законного самодержца не при делах оставить.

II


Долго ли коротко ли длился первый поход Луя XII к Твердиземному морю не суть важно. Важно то, что на самом побережье, практически в чистом поле, город красотищи неописуемой поставлен. Горожане его так и прозывают - На-поле*, в честь его местоположения. Видать всю фантазию в архитектурные сооружения вбухали, на название ничего не осталось.



КОММЕНТАРИЙ
*Здесь и далее по тексту, должно быть, имеется в виду король Франции Людовик XII, из династии Валуа, (1462-1515). Король - реформатор (реорганизация войска, упорядочение суда, налогообложения, монетной системы). Походом 1499г. возобновил Итальянские войны 1494-1559гг.(Г.С).
*Napoli (Неаполь) - город-порт в Южной Италии у подножия Везувия, на берегу Неаполитанского залива Тирренского моря. (Г.С).


"В На-поле издавна традиция сложилась - женихов, всех без исключения, чтоб к семейной жизни заранее подготовить, в деревянные колодки попарно сковывали и отпускали порезвиться за городские стены. Пару часов этакого променаду - и, ежели и были какие колебания по поводу женитьбы, ничего подобного и в помине не осталось. Какой там! Молодой, с головы до пят, сама неистовая страсть к избраннице.
Как такого к невесте подпускать?
Вот и обучались бедолаги вести совместное сосуществование еще недельку-другую. К концу заданного срока, глядишь, ума-разума поднаберутся, остепенятся, страсть поутихнет и невестину честь аж до самой свадьбушки сберегут. Именно этот целомудренный обычай, а не любовь к развлечениям, как некоторые считают, всех горожан мужеского полу у них на-поле-танцами сделал. Баб же, не иначе как в отместку, на-поле-танками окрестили".

"Большая Богумиловская Энциклопедия"


Наш Луй еще в дороге воздухом морским так надышался, что аж соль на зубах хрустит. Решил, было, на сеньорит полюбоваться, ко второму пункту намеченного плана приступить. Он-то с местными правопорядками на свою беду тогда еще совсем незнаком был. На-поле-танки же, все до единой, как сговорились, за версту его обходить начали. А с этакого расстояния разве что разглядишь?
Тогда он хитрость придумал: спрячется в кустах и ждет, пока какая из красоток мимо не зазевается. Ну он само собой из кустов - шасть и любуется, пока та улепетывает во все лопатки.
Но недолго фряжскому развратнику довелось их прелести лицезреть, черноглазки ему такое рандеву с на-поле-танскими мужчинами устроили, что мало не покажется. А мужики во всем мире, что у нас, что в заграницах, совершенно одинаковые. Предсказуемы до нельзя - окружили карлу нашего со всех сторон и давай мораль читать:
- Хочешь любоваться - любуйся, никто тебе в том препятствия чинить не станет, но... только после свадьбы. А ежели просто так в гляделки решил поиграться, тогда, ты уж не обессудь, мы тебе незапланированное кровопускание сделаем, чтоб остыл чуток. Специально для этой цели нашими далекими предками был введен в обиход медицейский термин "вендетта". Небось, доводилось слыхать ранее?
- Как не доводилось? - проблеял горе-путешественник. - На ней родимой только и держится мораль во Фряжском государстве. Уж что-что, а ваша вендетта нам как мать родная!
- Ну, ежели не врешь, тогда женись, - заулыбоскалились балеруны твердиземноморские и девку ему подсовывают, а у той один глаз на нас, а другой в Арзамас смотрят. Но Луй-то еще не совсем от страха обеспамятовел, чтоб на такое купиться. Уж он-то наверняка помнит, что у той, на которую он только что любовался, никаких ярко-выраженных дефектов зрения на физиономии не наблюдалось! У него что? Глаз, что ли, совсем нету, чтобы вот в ейную сторону головой вращать?!
Уж чего-чего, а подобного подвоха наш турист от соседей не ожидал. Да и как ему прикажете, этакую мамзелю перед всем честным народом своей законной карлицей объявлять?! Над ним же не то, что соседские государи, их верноподданные вассалы вместе со своими кривобокими (да-да!.. именно что кривобокими, косорылыми и еще не знамо какими!.. а все туда же!) матренами потешаться будут... Конечно, как честный человек, на женитьбу он смотрит сугубо положительно, все так. Но как монарх!.. В интересах династических ну никак невозможно подобного мезальянсу допустить. Потому, по здравом рассуждении, отсрочки до утра выпросил. С духом собраться. Внутренний конфликт разрешить.
На-поле-танцы - народ бесхитростный.
- До утра, так до утра, - говорят. - Время терпит.
А сами меж тем тесное дружеское кольцо вокруг претендента на руку и сердце - прости Господи! - красотки сомкнули, чтоб его посторонние мысли от принятия правильного решения не отвлекали. Так всю ночь бок о бок и просидели. Тихо так, по-семейному. Короче, только чудом ноги унес.
У чуда все для простого обывательского счастья было: и имя настоящее италийское, Френчушка Фрязин, и славное архитектурное прошлое, позади два мансона и средних размеров часовенка, и колодка на левой ноге оттого, что левша. А также свадебное торжество на носу. Даже с датой, кажется, определились.
На тот момент, когда его с Луем сковали, несчастный уже почитай вторую неделю как без пары мыкался, перегорел весь. На суженую волком смотрит, сватов за пятки норовит зубами схватить. Дикарь дикарем! А еще образованный человек! Э-эх, архитектор! Такому не то, что дом построить, яму копать - доверить боязно. Карла же, натура чувствительная, чтоб избегнуть подобного соседства, за кого угодно уже и замуж пойти радешенек. Но ничего не поделаешь, пришлось притираться друг к дружке. Для того и создаются в разных народах традиции, чтобы им неукоснительно следовали. И до того, надо сказать, притерлись, что сговорились вместе побег учинить. Женихов-то никто не караулит, мол, куда они денутся в такой-то обувке.
Вот наша парочка трехстопный шаг скоренько освоила, и на раз-два-три, соблюдая правильность музыкального размера, на дорогу шмыг - и в бега. Так через всю Италию, взявшись за руки, до самой фряжской границы без остановок и добрались. Только тогда осмелились от колодок освободиться. Тут бы самое время и разойтись по разные стороны рубежа. Тебе на север, мне на юг. Прощай, дружище, авось не свидимся более никогда. Да у Луя мечта его заветная с новой силой в голове зашевелилась.
Как же можно настоящего италийского зодчего от себя отпускать?! Когда вот же он!.. тут прямо перед тобой в преступно-соблазнительной близости кровавую мозоль на левой щиколотке расчесывает. Заживает, знать! Короче, зазвал Френчушку к себе в гости.
- Я, - говорит, - даю тебе полную свободу полету фантазии, так что ты уж расстарайся, разукрась мне королевство в италийском стиле. А я тебе за это... золотые горы обещаю.
Зодчий попытался мысленно объять размеры гонорара, даже зажмурился для верности, чтоб на посторонние предметы не реагировать. Но воображение на сей раз ему чтой-то отказало. Потому он сразу, без разговоров, согласие к сотрудничеству выразил и тотчас к работе приступил.
Ох, и алчный народец - эти архитекторы!
А карла отправился подданных по всему свету собирать. В строительстве-то рабочие руки ой как нужны, а где их взять, когда все, даже заключенные под стражу злодеи, и те разбрелись кто куда. Ну, не дураки ли, в самом-то деле! Нельзя же слова всякого самодура настоль буквально воспринимать.
Одно радует, ни один государевой воли ослушаться не осмелился. А значит, сильна еще в народе вера в богоизбранность помазанника.

III



Когда Луй с превеликим трудом подданных своих со всего свету назад воротил (кого на кухню, кого в конюшню, кого в опочивальню, ну а кого и снова в тюрьму, положенный срок наказания отбывать), у Френчушки уже план строительства готов.
Развернул перед коронованным заказчиком свой шедевр, метр на метр, исчерканный вдоль и поперек. Да с таким оскорбительно-независимым видом это продемонстрировал! Дескать, куда уж вам до нас, до небожителей. А на каком таком основании самомнение-то раздулось? Ну развернул рулон бумаги. Ну о-о-очень большой! И что с того? Теперь перед монархом и ниц пасть уже зазорно, что ли?
С величайшим трудом подавил карла в душе праведный порыв, поставить на место зарвавшегося холопа. Как-никак иностранец. Чего с него возьмешь?.. Но ничего-ничего... обживется со временем. Пообтреплется... Короче, привыкнет.
Глянул на чертеж, а там заместо картинок все какие-то линии... стрелки... цифры... И чтой-то засомневался в мастерстве заезжего гостя.
Чем это, думает, этот бездельник в мое отсутствие занимался?
Но показать свое невежество перед ученым человеком застыдился - вдруг вся эта абракадабра бумажная хоть что-то да значит. Потому повертел в руках архитекторову писанину, покряхтел для отводу глаз, откашлялся и говорит:
- Сдается мне, что здание сие уж больно шибко нам знакомо.
- Это, Ваше Королевское, вы правильно заметить изволили. Сие здание есть знаменитый собор Фряжской Бога Матери. Только вы на него верхом вниз смотрите, потому и не признаете.
- А-а!.. Да-да!.. То-то я... - засмущался Луй и перевернул лист, как положено. - И почто ты, голубчик, мне его показываешь? Что в нем этакого... необычного? Он нам тут... Постой, - карла принялся вести какие-то сложные подсчеты в уме, - если память мне не изменяет, веку с XII он нам всем тут как бельмо на глазу. Чего-нибудь новенького хотелось бы, а?
- А я, с вашего позволения, внес некоторые усовершенствования в фасад оного здания. Вот здесь, - зодчий решительно ткнул пальцем в хаотичное пересечение линий и цифр, - и еще обратите ваше внимание вот на это, - и указал на какую-то немыслимую загогулину в правом верхнем углу чертежа. - Так что, вы уж не обессудьте, а с вас причитается.
У Луя то ли чувство патриотизму с невиданной прежде силой в душе засвербило, то ли денег жалко стало. Чего душой кривить, жадноват был карла фряжский.
- Ишь на что замахнулся! Наш собор ему не по нраву!
- Отчего ж не по нраву? Очень даже ничего соборчик... только с моими-то усовершенствованиями он насупротив нонешнего много краше будет.
- Направь-ка свою фантазию в другое русло, выскочка иноземная!
- Но согласно нашему уговору, - попытался отстоять свои узаконенные права наивный интеллигентишка, - за фрунт выполненных работ с вас золотая гора в количестве одной штуки полагается.
Э-эх!.. и наглые эти импортные каменщики! Пользуются тем, что местные забесплатно работать отказываются, вот и диктуют свои условия. Грабеж, честное слово!
- А вот это тебе не полагается?! - закипел карла и кукиш иностранному специалисту под нос сунул. - Неча нашу Бога Матерь своими усовершенствованиями поганить!
Френчушка - человек утонченный, как-никак в университетах хорошим манерам обучался. Не привык он, понимаете ли, за здорово живешь своим талантом направо-налево разбрасываться. Потому, получив такое оскорбление, от обиды всем телом раздуваться приступил. Замер перед фряжским сатрапом и на его глазах шарообразную форму приобретает.
- Что? Бунтовать вздумал? - рычит Луй. - Прекратить немедленно это безобразное надувательство!.. Кому говорят?.. Иначе хуже будет!
Архитектор и рад бы послушаться, да только ничего у него не выходит. Он-то к этому процессу, который с его телом происходит, самое пассивное касательство имеет. Так ведь и лопнул в конце концов, и, что удивительно, никаких следов после себя не оставил, будто бы и не было его вовсе. Ни-че-го... А карла, когда в себя пришел, эх и бросился искать зодчего. По все щелям и закоулкам обрыскался. Не может же человек просто так взять и испариться, хоть что-то же, но должно остаться.
Не нашед ничего, решил он тогда, что это не иначе как на-поле-танские сватья его дорогого гостя умыкнули, потому и наслали на его монаршие зеницы видение с архитекторовым надувательством.
- А раз вы со мною так! - заскрежетал зубами Луй, - тады пеняйте на себя!
И отправил карле на-поле-танскому оскорбительную ноту с повелением - немедленно выдать ему на расправу беглого зодчего Френчушку Фрязина, в противном случае пригрозил военными действиями.
В На-поле на многое готовы пойти, лишь бы не вступать в вооруженный конфликт с грозным соседом, да только впустую с ног сбились, силясь отыскать по всей Италии беглеца. А Луй обождал чуток для соблюдения монаршего этикету да и отправился На-поле воевать. Ну, а по дороге, заодно уж, вовлек и все остальные италийские города-государства в длительную конфронтацию. На том вроде и успокоился.

***


У нас же в Богумилове примерно в то же самое время произошло событие с научной точки зрения из разряду "вон выходящих".
У солдатки одной (имя ее затерялось где-то в толще веков) захворала псина. Та, что на цепи возле дома всю свою собачью жизнь безвылазно просидела. Неизвестной болезнью. Есть-пить отказывается, повыть или там полаять даже в голову не приходит. Вот до чего исстрадалась, сердешная!
Хозяйка круг нее на коленках квохчет. И пульс-от ей прощупает, и язык-от на предмет белого налету исследует, и в ухи-то заглянет, уж не там ли причина нежданной хворобы сокрыта? Сама же больная находится несколько в недоумении от всего с ней происходящего. Ситуацию-то иначе, как двусмысленной, и обозначить нельзя.
Жила себе, жила собачка. Пользовалась заслуженным всеобщим уважением в среде нашей местной четвероногой братии. За целомудренность и передовое течение мыслей. Всех кобелей, что к ней на случку приводили, перекусала. Ни одного к себе в святая святых не подпустила. И надо же было так оконфузиться на старости лет! В течение каких-то пятнадцати минут брюхо вымахало как у хорошей бабы на девятом месяце беременности. И внутри его совершенно самостоятельная форма жизни крайне интенсивно протекает. То голос, дурной и звучный, подаст, то места себе в собачьей утробе не находит - бегает как угорелое, наружу просится. А то затихнет, будто не оно секунду назад вовнутрях дебоширило. Именно так! И пес его знает, как это самое ОНО туда попало? Не иначе как непорочное зачатие. Господи! Спаси, сохрани и помилуй!
Через пару часов в лохматом шаре - с лапами, с зубами, с хвостом - невозможно было признать целомудренную Жучку. А еще спустя некоторое время псина благополучно разрешилась от бремени взрослым мужиком. Затем, поджав хвост, забилась в будку и более свою бесстыжую морду оттудова не показывала. Никогда.
Мужичок же свежим воздухом прокашлялся, стряхнул с себя остатки собачьей шерсти и ошметков и сразу же нашей солдатке приглянулся. А что? Она женщина вдовая, имеет полное на то основание, свою частную личную жизнь по собственному желанию налаживать. Да и новорожденный, как увидал, откудова он вылез, не раздумывая, на совместное сожительство согласился. Уж кому-кому, а ему-то с этаким загадочным прошлым не пристало от первого попавшегося предложения нос воротить. Хватай без разговору, что в само руки просится, и радуйся.
И ведь не прогадал. Солдатка до того по мужской ласке истосковалась, что просто души в нем не чаяла. Любой каприз счастлива была исполнить, и ни разу его за экзотическое происхождение не попрекнула. Ну, разве что иногда, в минуту интимной близости. И то, крайне деликатно и ласково. Бывало, ухо его зубами этак слегка прикусит, зарычит и тихонечко шепнет, сгорая от страсти:
- Френчушка - сучий сын.
Токмо в данном контексте подобные слова ничем иным, кроме как комплиментом, и не почитаются.
Так и радовали они на пару друг друга до самой смерти и потомством аккуратно из года в год обзаводились. Как ни странно - без нежелательных последствий, учитывая непригляное прошлое супруга.
Пострелята у них один умней другого на свет нарождались. Все рисованием да черченьем с увлечением забавлялись. А как подросли, да в ум маленько начали входить, в строительство архитектурных сооружений удивительной красоты все силы и душу стали вкладывать.
А уж от них-то и пошли по Руси-матушке самобытные памятники межнационального зодчества воздвигаться. Ежели развернуть градостроительные документы древнейших русских поселений, непременно встретишь упоминание о каком-нибудь архитекторе с исконно-нерусской фамилией Фрязин*.
Вот и получается, что там помре - у нас народимшись. А вы говорите: "Небывальшина".



КОММЕНТАРИЙ
*Даже не заглядывая в градостроительные документы, на ум сразу же приходят имена двух архитекторов итальянского происхождения: Марк Фрязин (Грановитая палата) и Петр Фрязин (Нижегородский кремль). (Г.С).



к оглавлению


Этюд 2. Опричник

(мел, асфальт)


I


Не так давно, всего-то лет этак с пяток тому назад, поселился у нас в Богумилове мужичок один. Весьма странный тип, доложу я вам. За все время своего пребывания в наших краях ни с кем из местного населения парой слов не перекинулся. Думали поначалу, что немой. Ан, нет! Оказалось, что Великий Немой очень даже способен разговоры разговаривать, только собеседник ему для этой цели вовсе и не надобен. Общается он исключительно сам с собой. Делались, конечно, попытки выведать, о чем это он там беседу ведет - никто ничего толком из подслушанного не понял. Хотели на откровенность вызвать - бубнит себе под нос всякий вздор, а на контакт... ну никак нейдет! Потому все решили для себя раз и навсегда, что он просто-напросто Большой Нелюдим. На том поначалу и отступились.
Новый поселенец стал служить при кладбище, сторожем. Проживать - там же. Словом, безвылазно в пределах скорбной зоны находится. Когда ни приди сродственников добрым словом помянуть, непременно с ним повстречаешься. Среди могильных холмиков с топором в руках, короткими перебежками, на полусогнутых прогуливается. Конечно, такое поведение не осталось незамеченным и породило среди селян всевозможные домыслы. Кто ведь что тогда говорил. Одни уверяли, будто бы собственными глазами видели, как новый сторож могилы голыми руками разрывал и чтой-то неестественно долго в них прятался. Другие обвиняли его в смертоубийственном грехе, якобы он этим самым прогулочным топориком лишает жизни отбившихся от коллектива прохожих, а уж как развлекается с их телами, одному Богу известно. Вот и порешили за ним проследить хорошенько. Надо же до истины докопаться, когда у всех на глазах типичный случай некрофилии демонстрируется!
Составили примерный график дежурств, чтоб не сразу всей деревней с него глаз не спускать, а по очереди вести за объектом неусыпное наблюдение. А то заподозрит что неладное - на дно заляжет. Как в таком разе чужака на чистую воду вывести?
Выяснилось, что новый сторож - субъект весьма и весьма подозрительный. Мало того, что во время своего кладбищенского променаду он часто и опасливо озирается по сторонам, а ходит исключительно на цыпочках, как будто и впрямь остерегается кого-то спугнуть, неоднократно его заставали, лежащим ничком на могиле без какого бы то ни было с его стороны телодвижения. Причем, каждый раз место для очередного лежбища он выбирал новое. Девственное еще.
И вот ведь что любопытно - ни разу не повторился. Создавалось впечатление, что он преследует, на первый взгляд, бессмысленную, а другой просто не нашлось, цель - облежать все могилы на кладбище. Более странностей в его поведении выявлено не было. Но пока еще живые родственники уже усопших не снесли оскорбления и прижали к теплой стенке охальника.
- А ну, выкладывай начистоту, ты почто тут наши могилы оскверняешь?
- Что вы! Что вы! Я здесь совсем по другой причине, - принялся оправдываться извращенец.
Вид самый жалкий имеет: голову в плечики спрятал, на мужиков вперился аки опытный уж на сковородку и со страху осиновым листочком прикидывается. Тьфу, смотреть противно!
Нет бы, как и подобает мужчине, ответить с достоинством, напоследок, что, мол, да, предавался непотребству и чё! Делайте со мной теперь, что хотите, ежели уличили.
Все равно ведь бить будут, это уж как пить дать. Не отвертишься.
- Ну и чем же ты занимался, на земле лежучи? - наши допрос дальше учиняют. Кулаки хоть и чешутся нестерпимо, но как-то так сразу, с кондачка, нарушать законы всеобщего гуманизму, по прихоти захлестнувших эмоций, традиция культурного обмена не дозволяет. Надо же выяснить как следует: что за человек, откуда прибыл, какого роду-племени. И, наконец, в чью пользу ему теперь завещание-то писать! Тоже ведь деталь немаловажная.
Сторож вздохнул тяжко и говорит:
- Истинную правду вам открою. Все как на духу расскажу, только... боюсь, не поверите.
- А ты уж расстарайся. Авось и вывезет Нелегкая. Сам посуди, куда тебе теперь деваться-то?
- Хорошо, так и быть... к тому же скрывать, а тем более стыдиться, - на этом слове некрофил сделал особое ударение, дескать, что ж тут такого, все этим грешат, только не признаются пока что, - стыдиться, мне по большому счету, нечего. Я здесь не абы как приключился. Я здесь, с позволения сказать, прислушивался.
- Прислушивался?! "он "ить што! А нам вот грешным делом (с перепою, должно быть) чегой-то не то примерещилось, - глумятся мужики. - Слышь, чего говорит? Он у нас тут, оказывается, неабыкак прислушивался.
- Ребята, стойте, я его узнал, - разошелся один весельчак, - присмотритесь-ка получше, это ж Ухокрыл к нам собственной персоной снова в гости пожаловал. Эк, однако, как с тобой судьба сурово обошлась, сразу-то и не признать. Но ты шибко не горюй, это дело поправимое. Щас мы тебе уши до нормального размеру вытянем, чтобы лучше слышал, а потом и все остальное укоротим. Чтоб не елозил по земле, чем не попадя, дурашка!
- Я все понял, - воодушевился маньяк. - Вы меня с кем-то спутали. Я не Ухокрыл. Сторож я местный, Андрейка Клоков. Может, слыхали?
- Так вот оно что! - гогочут деревенские. - Это же в корне меняет дело! Вот и нам невдомек, с чего бы это Ухокрылу своими сальными ручонками наши могилы лапать. Он у нас, кажись, по другой части мастак. И что же ты здесь в таком разе сторожишь, Андрейка Клоков?
- Вы опять все неправильно истолковали. Да, все верно, я сторож. Но я, как бы это лучше сказать, скорее караулю, чем сторожу.
- Прямо караул с тобой какой-то, караульщик! Кого караулим-то?
Наши - народ любопытный, хлебом не корми - дай только увлекательную историйку послушать. А этот врет вроде бы складно, пущай, чай, побалует побасенкой. Напоследок. Поколотить-то завсегда успеем.
- Как кого? Вот вы здесь живете и ничего не знаете? Лазутчики же повсюду!
- Какие такие лазутчики? Уж не из могил ли, часом?
- Именно, что из могил. Только это для нас могилы, а для них - своего рода коридоры. Несколько лет назад я обнаружил, как к нам эти ухари из других миров проникают.
- И как же это ты так исхитрился?
- Всему виной парадоксы математической науки - геометрии. Спасибо одному хорошему знакомому - просветил. Кабы не он, так бы и блуждал до сих в потемках невежества относительно... параллельного летосчисления. Родом-то я сам из Нежного, столичный житель, можно сказать. А вот ведь надо ж такому случиться, забросила судьба в вашу глухомань. Нет, нет, - спохватился вдруг рассказчик, - вы только не подумайте, что я жалоблюсь. Что вы! Совсем нет. Я даже в какой-то мере чувствую себя избранным и... и горжусь своей... м-м-м... своей миссией.
- Стоп, - оборвали его мужики, - ты можешь по-человечески объяснить, чем ты гордишься, что за миссия, а то вообще уже ничего не понятно. Давай все по порядку, с самого начала.
- Ну, хорошо, - вздохнул Андрейка, - по порядку, так по порядку. Только с чего бы начать, чтоб попроще? Да, пожалуй, с той же самой геометрии и начну.

II


Что такое "искать пятый угол", Андрюха Клоков знал теперь не понаслышке. Конечно, он не сам его нашел. Что вы! У него и в мыслях ничего подобного не было. Он-то по-наивности полагал, что занят совсем другим, а именно, выбиванием долгов.
Где-то с середины апреля до второй половины июля месяца шабашил наш кладбищенский завсегдатай в "дикой" бригаде, разнорабочим. Свинарник под Варнавином строили. Труд, само собой, неквалифицированный, одним словом, принеси-подай, но без его участия объект к сроку сдать было бы трудновато. Короче, поставили красавец-свинарник, деньжищ кучу заработали, а когда до дележа дело дошло, чуть все не передрались. Зарплату им выдали исключительно одними крупными купюрами. Мелочи, видите ли, в кассе не нашлось. Кому-то всего-навсего рубля не додали, а кого-то и сотки на четыре с лишком обобрали.
Но бригадир своей безраздельной властью недоразумение утряс, всех успокоил, мол, в Нежном, как только размен найду, с каждым по отдельности сполна расквитаюсь. Прямо так и сказал - расквитаюсь. Кто же знал тогда, что за вражий образ у него за этим словом вырисовывался!
У Андрюхи на тот момент всего-то навсего жалкого полтинника для полного счастья не хватало, а деньги ляжку жгут - спасу нет, потому решил он окончательного расчета не дожидаться и пустился во все тяжкие, гульбанил почем зря, пока дефолт из-за угла по башке не стукнул. Вот тогда-то и припомнилось ему про кровью и потом заработанный полтешок. Дай, думает, в Кузнечиху по бырзому сгоняю, много ли - мало ли, а стрясу с косолапого пентюха давний должок.
Но это только мыслеформами горазд человек все свои проблемы разрешать! На самом-то деле все вышло совсем не так, как ему поначалу пригрезилось. Михалыч, вместо того, чтобы без разговору с кредитором своим расплатиться, устроил бедолаге внеплановую экскурсию по недавно отъевроремонченной восемнадцатиметровке, и увидел Андрюха не только пятый угол, но и шестой, и седьмой, а где-то между восьмым и девятым снизошло на парня нашего высокодумие. Постиг он нежданно-негаданно одну простую вещь - оказывается, не в деньгах счастье. В чем же оно, это растреклятое счастье, заключается, ему помешала узнать следующая непреложная истина:

"Антигравитация достижима в пределах однокомнатной квартиры, если ..."

Но и эта сентенция не имела продолжения, потому что должник задумал передохнуть малость, а у бывшего разнорабочего еще один закон физики "сохранения живого тела в неприкосновенности" практически готов, только формулируется не совсем по-научному, все больше междометиями. А как же иначе, если этот петикантроп любое незнакомое слово на свой личный счет принимает. Да и Бог бы с ним, пусть как хочет, так и понимает! Плохо то, что он еще и обижается. А обида - это страшное дело, когда силы немеряно.
Вот Андрюха, чтоб паузу чем-то заполнить, мычанием и жестами приступил объяснять Михалычу, что все, мол, в порядке, что претензий к нему никаких не имеет, и вообще по домам бы самое время, дескать, засиделся тут у вас, пора и честь знать. Примат же, как и следовало ожидать, ничего из вышеизложенного не усвоил. Крякнул только в ответ, деловито суставчиками похрустел и дальше жертву экономического кризиса по комнате футболировать приступил.
Летит наш парень навстречу очередному научному открытию и думу думает:
"Спрашивается, ну и нафига мне все это нужно? Жил же как человек целых полгода без этого полтинника. Так ведь нет, все неймется. Жаба, видите ли, задушила! И главное, нашел, с кого долг вытребовывать. Мда... А эрудицию зачем было демонстрировать? С вас, мол, Юрий Михалыч, с учетом инфляции энная сумма денюжек полагается".
Кто бы мог подумать, что наиневиннейший по сути термин "инфляция" таким вот нестандартным образом на пещерного человека повлияет. От обиды он прямо без предупреждения в злобного монстра эволюционировать начал. Андрюха, ну не дурак ли, и без того безнадежную ситуацию "дефолтом" усугубил. Вот и отдувайся теперь! Умник! У Михалыча, ясно дело, от непереработанной информации крыша-то и поехала. "Озверину", что ли, перед этим наглотался?
Эх, Андрюха! Долго бы еще летал из угла в угол по комнате и непременно успокоился бы в каком-нибудь, не подвернись под руку хрустальный графин с водкой. Казалось бы, ну какая угроза человеческой жизни может исходить от этого самого миролюбивого предмета в мире. Согласитесь, трудно представить его в компании злейших врагов, даже закадычные друзья и те предпочитают пользоваться банальной бутылкой. Разлили по граненым, выпили и дальше беседу беседуют. Наличие сей экзотики на столе свидетельствует об особом расположении к гостю. Так уж устроен человек, что водку разливает по графинам только в особо исключительных случаях. И, конечно, весь этот злосчастный сервиз был выставлен на стол не в Андрюхину честь. Еще чего!
Короче, налетал наш парень положенное количество часов и, изловчившись, одним ударом - башка надвое, хрусталь вдребезги - вывел из строя старшего инструктора по полетам. А куда деваться? Жить-то охота. Пошарил по карманам у летных дел мастера, пока тот в отключке. А то, не приведи Господи, придет в себя раньше времени, заставит не то, что углы считать, таблицу умножения заново изобретешь. Взял свои кровные пятьсот рублей, в самый раз за моральный и материальный. Чего грубить-то! Чужого нам и даром не нать. Да и выскользнул из квартиры, тихо-о-хонько прикрыв за собой дверку. Правда, заглянул в ванную перед уходом, в порядок себя привести, а то харя и так без слез не взглянешь, а тут после всей этой летной практики, вообще кандидат номер один на интим со следователем по особо тяжким.
Ничего не подозревая, возвращается наш потрепанный, но счастливый полутысячник домой, а у дверей его квартиры уже жандарм, экипированный по всем правилам ихнего жандармского кодекса (жалко, что не на лошади. А чего вы хотите - четвертый этаж как-никак!) стоит и звоночком баловается.
- Ничего себе! Быстро, однако, они меня вычислили, - оценил оперативность следственных органов подозреваемый и сразу же на месте принял важное для себя решение - заняться профессиональным побродяжничеством. Пускай, мол, кому надо, тот его и ищет, зря, что ли, зарплату получает. Неужто самому им в руки даваться! Этого еще не хватало!
Через гаражи, минуя Карповскую церковь, вышел наш непоседа на берег Оки, благо от Пролетарки два шага шагнуть. Налево-направо посмотрел, куда дальше податься? А чего тут думать! Против течения уходить надо! Плевать, что штаны по пояс мокрые, зато ни одна псина след не возьмет. Таким вот макаром чуть было до Де?ржинска не добрел.
Там, прямо на въезде в город, отродясь самые злые постовые выставлялись. У них из-за врожденной жестокости в Нежном даже ограниченный доступ был - не на всякую улицу пускали. А в мокрых штанах с ихним братом Андрюхе нет никакого резону лишний раз встречаться, потому дальше посуху стал следы заметать.
Долго шел, дорог сторонился, от каждого верстового столба в сторону отшарахивался. Так и забрел в наши места. Леса у нас, конечно, не дремучие, но при определенном стечении обстоятельств недолго и сгинуть бесследно потому, как много всякого народу по звериным тропкам без цели шастает: кто по грибы, кто по ягоды, да мало ли зачем. Но ему как-то сразу повезло, встретил двух беглых (они под видом бомжей от властей тогда скрывались). Откуда беглых, да за что - в подробности вдаваться не стали, тем более, что кроме, как из Талиц, у нас и бежать-то особенно неоткуда. Обогрели, накормили и на том спасибо.
Наш парень-то на одних ягодах да на корешках отощал совсем, пока скитался в одиночку. А тут какая-никакая, а все ж компания. Есть с кем словечком иной раз перемолвиться. Да и ночью в землянке, что ни говори, много лучше, чем под открытым небом.
Одного звали Клювом, за его выдающийся нос (это само собой, без посторонней помощи, было очевидно), а другой Полезаем отчего-то отрекомендовался и тут же пояснил:
- Груздев - моя потомственная фамилия.
- ???
- Прозвище от фамилии образовано.
- А-а, теперь понятно, - соврал Андрюха.
- Что тебе понятно?
- Ну, как что? То, что Груздев и Полезай - одно и то же слово, только на разных языках, верно?
- Это на каких таких языках? - насторожился Груздев-Полезай.
- Откуда мне знать, твоя же фамилия.
- Ежели чего не знаешь, так и говори, что не знаю. А то я надеяться начал что-нибудь новенькое про себя услышать. А ты меня своими беспочвенными догадками так обломал! Нехорошо это! Не по-товарищески! На первый раз, так и быть, прощаю. С кем не случается по незнанию. Правда ведь? Но не дай Бог ты меня еще раз разочаруешь, вот тебе истинный крест, пожалеешь, что на свет родился. И вообще запомни, друг мой, раз и навсегда. Заруби себе на носу, что нельзя беглого человека просто так, безнаказанно, надежды лишать. Надежда для нас, для беглых, это святое. Клюв, подтверди!
- Все верно.
Андрюха - парень толковый, все с первого разу уяснил. Беглые - те же дети, народ тонкий и чувствительный. Зачем ему с тонким и чувствительным народом отношения портить? Потому тему разговора сходу поменял:
- Долго бегаете-то?
- Эх, паря! Важно не то, сколько набегали, а сколько осталось. Вот тебе сколько осталось?
- Откуда же мне знать, покуда не поймают, надо полагать.
- То-то и оно, что ничего-то ты не знаешь. А нам с Клювом всего полтора года на двоих и осталось бомжевать.
- Как это? - не понял Андрюха.
- Да, тяжелый случай, - присвистнул Полезай. - Клюв, прикинь, пацан ва-аще ничего не догоняет!
Клюв по натуре своей молчуном был, головушкой покачал, языком для убедительности поцокал, на том его реплика и завершилась. А Полезай дальше парня нашего уму-разуму поучает:
- Слушай, Андрюха, что я тебе как опытный человек скажу. Дурака ты свалял, и хорошего дурака. Зачем до суда в бега подался? Умные люди всегда суда дожидаются и только потом уже бегут. А так ты ни приговора, ни срока своего не знаешь. Сплошная в твоей жизни настала неопределенность. А что может быть хуже? Вот и бегай теперь до морковкина заговенья.
-Так вы сами что? Прямо из зала суда сбежали? Выслушали приговор и в лес?
- Какая тебе разница: откуда и когда! Главное, нам точный срок определили! Понял теперь? Через полтора года мы с Клювом из лесу выйдем, и никто нас даже пальцем не тронет потому, как закончится срок-от. Усек?
- А если сейчас по домам?
- Чудак-человек! Если мы из графика выбьемся, даже на день раньше объявимся, нас тады под белы рученьки и опять в тюрягу упрячут, а за побег еще и лишнего навешают. Здесь весь кайф в том, чтобы день в день вернуться. Они тебя только типа хвать, а ты им типа: "Опаньки! Руки прочь от свободного человека!" Вся фишка в том, что в день освобождения тебя посадить уже не имеют права. Вот за это самое и люблю я беззаветною любовью наш Уголовный кодекс. Самый уголовный кодекс в мире! Все в нем для Человека и во имя Человека!
- Здорово! - восхитился Андрюха и хотел было развеять заблуждения уголовничков, но решил, что ни к чему хорошему это не приведет, потому что отнять у беглого человека надежду - самое распоследнее дело. А посему разговор вновь на глупое погоняло перевел:
- Почему все-таки Полезай?
- Да потому, что назвался груздем - полезай в кузов!
- Мудрено.
- А как же, я, чай, сам придумал, - хвастнул бывалый бомж и осчастливил новичка своей рандолевой улыбкой.

III


Надо сказать, бестолковое это занятие - человека к попрошайничеству понуждать. Ежели сам того не захочет, все равно никакого толку из него не получится. Поэтому поручили Андрюхе на первых порах бутылки собирать. А с попрошайничеством можно и обождать чуток. Ну, стыдно человеку - что ты с ним сделаешь! Что же до "пушнины" касаемо, какой-никакой а доход в общак она все ж таки приносила, и, следовательно, дармоедом его не считали, но... надевать костюм не дозволяли.
Был у них костюмчик импортный, с искоркой. Один на троих. Его Клюв для себя прямо из магазина "Одежа из Европы" спер.

"Вещи, ни разу ненадеванные, как правило, отсыревают в любом помещении, каким бы просторным и сухим оно, на первый взгляд, ни казалось, поэтому продавщицы из престижных салонов время от времени вывешивают эксклюзивные шмотки на улицу просушиться. Случается, что вещи, оставленные без присмотру, усыхают до размеров бельевой веревки. Глазом моргнуть не успеешь, как одни прищепки и болтаются".

"Богумиловский натуралист"



Страсти вокруг костюмчика этого бушевали нешуточные - кому в нем на свободу через полтора года выходить. Вещь дорогая, красивая. Но одна на двоих. Хоть ты тресни! Ну не делится и все! Договориться полюбовно? Тебе штаны, а мне жакет? Не выходит. Уж больно уродливо смотрится одна деталь без другой. Да на рванине. Соответственно, споры частенько заканчивались взаимным мордобитием, и тогда уже то один, то второй лесной братец, в зависимости от исхода поединка, примерял добычу на себя.
Парень наш, на правах новенького, в дележе не участвовал. И слава вам всем, святые угодники! Да и на что он ему, с его-то пожизненным?! Правда, в моменты особо напряженных потасовок случалось, что и ему кой-чего перепадало на орехи. Так ведь не со зла же! С кем не бывает под горячую-то руку.
Но однажды поймал наш неофит небывалый фарт, набрел в лесу на поляну, где накануне Великое Попоище состоялось. Герои битвы с Зеленым Змием огромный курган из "хрусталя" на месте памятного события воздвигли. Видать, немало славных богатырей сложили свои буйны головы в том неравном бою.
Переливается "хрустальная" гора всеми цветами радуги, солнечными зайчиками по кронам деревьев играется. Андрюха место застолбил да "лесных братьёв" о постигшей их удаче оповестил. Что тут началось! Мужики радуются как дети малые: возле "мемориала" прыгают, скачут, чего доброго в салочки приступят потешаться.
- Вот ужо гульнем, так гульнем! Ай да Андрюха! Наконец-то оттопыримся по-человечьи! Такой пир на весь мир устроим - закачаешься!
А он и сам рад до смерти, что угодил. Оказывается, и его труд может людей счастливыми делать.
- Эх, была не была, - в приступе невиданной щедрости махнул рукой Полезай, - так и быть, примеряй костюм. Заслужил!
- Так ведь я ... - промямлил виновник торжества.
- Никаких "но"! - отрезал уголовник. - Бери костюм. На сегодня он твой. Только смотри - не испачкай, мне в нем еще домой возвращаться.
Отправился Андрюха в землянку соответственно случаю обряжаться. Сегодня его день - законный, так сказать, выходной. Пускай братки уж как-нибудь сами, без его участия, товарно-денежный обмен осуществляют.
Нежится на куче тряпья да посторонним мечтам вне всякой меры предается. Интересно, что лучше после обеда употреблять: "Хеннесси" или "Мартель"?
А поскольку ни того, ни другого ни разу в жизни не пробовал, решил, что и от "Белого аиста" сейчас бы не отказался, пропустил бы с устатку рюмашку-другую.
У лесных братьев принципиально другие понятия насчет организации праздничного банкета имелись - вернулись в лагерь уже под вечер. Буквально на бровях. Да еще три рюкзака "боярышника" с собой на опохмелку приволокли. Андрюху едва апоплексический удар на месте не хватил от разочарования. Той же ночью ушел от бомжей куда глаза глядят, пока те не протрезвели. С костюмчиком решил не расставаться, себе его оставил. Да вот беда, совсем не учел того, что скрываться в этакой одежке оказалось просто невыносимо. Днем каждый встречный-поперечный долго вслед пялится, что это человек в дорогом костюме в лесу забыл? Подозрительно! Поэтому передвигался наш пилигрим все больше при лунном свете. А ночью искры, в импортную ткань непостижимым образом вшитые, за три версты его местонахождение всем желающим выдают.
К счастью, по всей округе тогда слух прошел, что завелись у нас блуждающие огоньки. Дескать, блуждают сами по себе по ночам, где не попадя, и путников на болотце заглянуть блазнят. Потому с наступлением темноты люди старались из дому не выходить, чтоб не искушать судьбу лишний раз. А то, что это все Андрюхиного костюмчика проделки, никому же и голову не могло прийти.
Случилось ему как-то мимо кладбищенской ограды зазеваться. Вдруг слышит, голосок вроде детский раздается, на помощь зовет. Ну, парень душой еще не окончательно очерствел, на зов метнулся. Глядь-поглядь, земля со свежевырытой могилки, кажись, осыпается. И голос, ну точно - дитя, снизу о милосердии взывает:
- Эй, кто-нибудь! Вытащите меня отсюда!
Андрюха поначалу естественно тикать намылился, а из могилы опять:
- Помогите! Спасите! Я же слышу, что кто-то здесь есть.
Что тут поделаешь, опустился наш беглец на колени и давай голыми руками землю рыть. Так и вытащил на белый свет пацаненка лет девяти-десяти. Больше не с самим упокойником, а с его одежкой провозился. На спасенном был надет кафтан золотом шитый, скроенный по принципу, чем неудобнее, тем лучше. Мало того, что само пальтишко до земли, так еще и рукава по полу волоча?тся. Мальчуган Андрюхе на шею как киданется. Обнимает, целует, слезами умывается, сам грязный как чертененок, так и спасителя увозюкал себе под стать. А когда немножко от счастья очухался, голову обеими руками обхватил и говорит:
- А шапка где? Как же я без шапки-то? Простоволосым!
- Какая шапка?
- Моя шапка, новенькая совсем. Что ты как истукан?! В самом-то деле! Ну, достань мою шапку, я ее где-то там, - и на яму, откуда его только что извлекли, пальчиком указывает, - обронил, видать.
Полез Андрюха в могилу еще и головной убор малому искать, а там - теснотища страшенная, и темень - хоть глаз коли. Дальше, чем по пояс, ну никак не втиснешься, пошарил рукой там-сям, нащупал что-то лохматое да и извлек наружу. А еще он внимание обратил, что в могиле вроде как свет вдалеке блеснул. Показалось, должно быть.
Отдал пацану его шапку, тот напялил ее на голову как была, грязную, в комьях глины, даже отряхнуть не удосужился, и ростом стал вровень со спасителем своим. Это оттого, что шапица также, как и кафтан, поражала воображение. Не иначе как кутюрье, который обшивал мальчика, страдал запущенной формой глобализма.
- Хорошо на воле. Правда? - сказал спасенный и вдохнул полной грудью одуряющий аромат хвои.
- Кто бы спорил.
- Отчего тогда возился долго?
Андрюха от такой наглости не сразу нашелся, что и ответить, промямлил только что-то типа: "От природы нерасторопен, так что вы уж меня великодушно простите".
- Так и быть, на сей раз я тебя великодушно прощаю, но впредь будь пошустрее. А то ведь я, когда во гневе, черти чё могу сотворить. Могу и на кол посадить, невзначай. Конечно, сожалею потом о содеянном. В тайне. Да только поздно уже что-либо менять. Мы от своих слов отступаться не обучены.
Спаситель дал честное благородное слово, в следующий раз ни секунды не мешкать, коль его помощь мальцу понадобится. Мальчик ответом удовлетворился, нижнюю губеху выпятил, остренький подбородочек ввысь задрал и ручку парню нашему для поцелуя в харю тычет. Андрюха, честное слово, не сам, а движимый каким-то древнейшим, почти животным инстинктом чмокнул грязную кисть, тайком сплюнул в сторонку и озадачился: "Мать честная! Кого это я вырыл-то?!"
Между тем пацанчик по сторонам огляделся и отчего-то на шепот перешел:
- Ой, а где это мы?
- Здрасьте! Как это, где? На кладбище.
- На кладбище?! - ужаснулся откопанный. - Бежим отсюда скорее! Я страсть как покойников боюсь!

IV


Кто такой этот Диман, Андрюха распочухал не сразу. На зомби вроде не шибко похож. Живой слишком для мертвяка. А спросить напрямую как-то неприлично. То, что мальчик непростой, это невооруженным глазом видно: любознательный, политически-грамотный, неподдельный интерес выказывает к государственному устройству. О себе же ни гу-гу. Поэтому спаситель решил издалека начать. Надо же до истины, в самом деле, докопаться! А то отрыл не знамо что! Как хоть с ним держаться-то, чтоб впросак не угодить?
- Слушай, Дим, а чего тебе дома-то не сиделось?
- Вырасти хочу, страной поуправлять да и детей нарожать - есть большая охота.
- Поэтому ты на кладбище и потащился?
- Откуда мне было знать, что тут кладбище! У нас там... вернее тогда... ну в этом... как его... в Угличе... - вконец запутался малыш, - короче, я на самом деле в саду схоронился. По кустам, значится, лезу-ползу, вдруг земля ни с того ни с сего мне сверху на голову бамс, посыпалась - и темнотень. Испугался, конечно, стал на помощь звать. А тут ты, на мое счастье, мимо случился.
- Это точно, что на твое счастье. А от кого прятался?
- Как от кого? Знамо дело - от Тупина. Кого мне еще бояться-то?
- Это еще кто такой?
- Да есть у нас там один. Блондинчик. Важный такой, что ты! А сам, тьфу, выходец из самого что ни на есть подлого сословия. Ага, - сам себе поддакнул мальчик. - Это он при батюшке из опричников в бояры выбился. А как учуял, что жареным запахло, к Годуновым сразу переметнулся, собака! Пристает все: "Димочка, давай в ножички поиграем". А я эти ножички уже видеть не могу. Уж и не знаю, сколько раз на них натыкался. Сколько можно, скажи!
- Правильно. С ножами надо поаккуратнее. Недолго и порезаться.
- Ага?! Добро бы только порезаться. А тут насмерть надо. Надоело. Не хочу больше.
- Это в каком смысле насмерть?
- Тебя что, Недогад в четверг-месяц родил? Не знаешь, как люди насмерть режутся? Насмерть, это когда мамки-няньки в крик: "Убили царевича Димитрия!"
- Кого?!
- Ну, меня, значит.
- А-а-а! - протянул Андрюха. Ну, слава Богу, наконец в голове вроде что-то проясняться стало. - А потом?
- А потом все с самого начала: родился, подрос, девять лет собак по двору погонял, и кое у кого, между прочим, на весь остаток жизни мальчики кровавые в глазах и все такое. Вот так каждые девять лет. Прикинь, каково?
- Ну дела!... А дальше что?
- Откуда мне знать, что дальше! У меня новый девятилетний цикл начинается. Ты даже не представляешь, как мне все это осточертело.
- Да, не позавидуешь. Я бы на твоем месте от всяких там колющих-режущих подальше держался.
- Вот и я о том же. Наигрался, говорю, хватит... Эх, да ладно. Что уж там... Ты мне лучше вот что скажи, кто из Рюриковичей сейчас на престоле сидит?
Как пацану объяснить, что с этой фамилией у нас незадача вышла? Потому приступил Андрюха по возможности уклончиво ему отвечать, что не травмировать детскую психику.
- Видишь ли... Э-э-э... у нас сейчас нет такого понятия как престол.
- Престола нет? - удивился Диман. - Кто же в таком случае страной управляет?
- Президент.
- Ну-ка, ну-ка поподробней, что за нежить?
- Президент - это все одно, что и ваш царь, только его народ на некоторое время из своих же выбирает.
- С каких это пор чернь царя себе выбирает? - лицо мальчика исказила гримаса неподдельной ярости.
А пацан-то, видать, и впрямь сын своего отца, - ужаснулся Андрюха. - Ежели, конечно, не очередной самозванец.
- Да что у вас тут вообще происходит?! Да у вас тут... черти что происходит! Ну, довели страну! Ну, молодцы, нечего сказать, - расходился неоднократно убиенный царевич Димитрий, - ни царя, ни престола! Тьфу!.. И давно это у вас?
- Да вот с тех самых пор и происходит, как ты в ножички заигрался.
- Что значит "заигрался"?
- А то и значит, что для кого-то просто девятилетний цикл, а кому - нескончаемая череда выборов: то президента, то Думу, то губернатора, то градоначальника, то снова Думу ... и так по кругу... и до бесконечности.
Мальчик надолго задумался. О том, что в данный момент творилось в его душе, можно было только догадываться по тому огню, который гневными всполохами ежесекундно отражался в глазах отрока. Зря я с ним этак, пожалел, что не сдержал эмоций, Андрюха. Царевич-то тут при чем, если так уж совпало, что именно с его преждевременной кончины и случились первые на Руси демократические игрища.
- Значит, ни царя, ни престола, говоришь. Зато боярская дума осталась, - наконец, нарушил тягостное для обоих молчание мальчуган.
- Да, Дума осталась. Сам посуди, куда она денется?
- Разогнать! - взревел отпрыск Ивана IV Васильевича. - Вся смута в умах людских от боярского самоуправства исходит. А-а-а!.. Да что ж мы тут время-то попусту теряем... Вставай, Андрюха! Пробил наш час! На Москву идем!
От переизбытка лавиной обрушившихся на него чувств, Диман опрокинулся навзничь и забился в сильнейшем припадке падучей. Андрюха где-то слышал, что страдающие эпилепсией запросто могут язык себе откусить, когда у них судорогой тело сводит, поэтому доктора рекомендуют деревянную ложку между зубов им вставлять и удерживать так, покуда тряска не кончится. Ложки под рукой, конечно, не оказалось, зато веток и шишек хоть отбавляй. Насовал царевичу полный рот всякой ерунды, чтоб к тому быстрее чувства возвернулись.
- Людей собрал? - были первые членораздельные слова его подопечного, едва к тот снова обрел дар речи.
- Люди-то тут при чем? - взвыл Андрюха. - Скажи спасибо, что тебя тут одного в собственных слюнях да соплях захлебываться не оставил!
- Как ты не понимаешь! Родина в опасности! - еле слышно выдавил из себя престолонаследник. - Беги в деревню, созывай ополчение. Скажешь, законный самодержец вернулся. Свой народ к порядку призывает.
Андрюха естественно никуда не побежал. Дождался, пока малец в себя окончательно придет и уже вместе, не спеша, пошли в направлении Богумилова народ мутить.
У нас же, едва завидели вдалеке блуждающие огоньки, спервоначалу по избам все попрятались. Авось и на сей раз пронесет. По старой привычке к окошкам все припали. (Научные наблюдения для нас завсегда были предметом неиссякаемого любопытства.) А вот когда наваждение по деревенским улицам гулять пошло, тут уж кто на чем, кто на кобыле, кто на своих двоих, пустились наутек. В мгновение ока все Богумилово опустело, ни единой живой души в нем не осталось.
Путники наши ничего этого, конечно, не знали. Диман на колодезь резвенько вспрыгнул, речь свою репетировать приступил.
Я, мол, законный наследник Российского престолу, властью, данною мне свыше, объявляю начало Богумиловского ополчения. Отсюда мы, Димитрий I, на Москву своих холопьев на честный убой поведем!.. и так далее и тому подобное.
А верный соратник его по избам отправился, народ на сход созывать. К одним на двор заглянул, к другим - чегой-то нет никого. Бросился он тогда обстановку главнокомандующему докладывать, дескать, кого мутить прикажете в чумном бараке, Ваше Упокойное Ополченство? Пусто же кругом! А тому уже прискучило к речи готовиться, новую забаву для себя нашел: пугало огородное топориком на тоню-ю-сенькие лучинки раскалывает и, не скрывая вожделения, приговаривает при этом:
- Что, собака-Шуйский, доигрался?! Получай теперь по заслугам своим, старый интригант! Ужо будешь знать, супротив кого идти!
- Эй, Диман, - окликнул его посыльный.
- Погодь малость, Андрюха. Я еще с Годуновым-псом не расквитался, - и на соседний огород показывает, а там еще одно бедное пугало своей печальной участи поджидает. - Я его напоследок приберег, вражину. Что, пес, трепещешь? И правильно! Трепещи! Скоро узнаешь, что для тебя уготовано.
Не успела последняя фраза раствориться в воздухе, как откуда ни возьмись навалилась на наших ополченцев целая ватага ряженых в боярских куцавейках.
Вот так и было сломлено, не успев начаться, Богумиловское ополчение. В корне пресекли антиправительственный заговор.
Во главе бояр оказался маленький, невзрачненький на вид мужичонка. Ничем не примечательная внешность приковывала, однако, к себе внимание собачьей головой, пришпиленной к широкому поясу с одной стороны, и метелкой - с другой (в память о достославных временах опричнины). А из глаз у него великая гипнотическая сила животного магнетизму на окружающих ливнем изливается. Малорослик лишь взгляд на Андрюху бросил, а тот отчего-то вдруг обмяк душевной силою и сразу захотелось кому-нибудь в злонамеренном промышленном шпионаже признаться. Дескать, работал в годы сталинских репрессий на четыре разведки: британскую, немецкую, японскую, а также зулусскую, причем на последнюю абсолютно бесплатно, то есть из гуманных соображений.
Но миловал Бог гуманиста нашего, не успел он сам на себя ложный донос состряпать, боярин изящным движением маленькой ручки установил тишину и приятным тенорком отчеканил:
- Добрый вечер ... я за мальчиком ... никто не возражает?
А кому возражать-то, деревня - в эвакуации, ополчение - в трансе, а больше из окружающих слова против некому сказать. Разве что Диман спасителя своего за рукав дергает, очнись, мол, век на тебя как на икону молиться буду. Только очнись. А тот, еле ворочая языком, абсолютно сонным голосом интересуется:
- Кто это?
- Да, Тупин же! Я тебе про него давеча все уши прожужжал, - шепчет мальчик и от страха так трясется, что с востроносой мордашки его последние, еще не отвалившиеся комья грязи посыпались.
Что вы хотите, темнота средневековая, мыла в глаза не видал!
- А-а, - безучастно протянул Андрюха, затем перевел одурманенный взгляд на боярскую свиту. Среди приближенных бывшего опричника вычленил огромных размеров нос. И не просто нос, как часть тела, а НОС. От носа же перешел на его владельца.
- Клюв, ты, что ли? - все также бесстрастно спросил загипнотизированный.
- Ну, я.
- А Полезай где?
- А тута я, - отозвался другой уголовник.
- Чтой-то вы здесь делаете? Не скрываетесь больше, что ли?
- Хватит, набегались. Мы теперь по следственному ведомству, при Его Безграничной Милости, боярине Тупине, состоим. Давай к нам, хозяин не обидит. Амнистирует мгновенно. А костюмчик можешь себе оставить, мы не в обиде, нам он теперь, сам понимаешь, без надобности, - похлопал себя по бокам Полезай, демонстрируя шубу, не иначе как, с боярского плеча.
Велик соблазн. И условно-досрочное-то, и работа непыльная, да и жалованье, надо полагать, неплохое. Андрюха и рад бы согласиться, да вот только мальчонка как родной в руку так вцепился - не отдерешь. А тут еще Тупин этот ни к месту в разговор вмешался:
- Димочка, пойдем домой. В ножички поиграем.
Прямо зло берет. Ну что ты какой назойливый-то, а?!
Парня нашего никакой гипноз не удержал:
- Нет, - говорит, - не отдам мальца! Хоть режьте!
Боярин, человек к таким речам непривыкший, брови от удивления прямо на залысины залезли. А с глупым выражением лица, сами понимаете, любой силы животный магнетизм своей магической силы вмиг лишается.
- Кто таков? - наконец-то, обратил внимание на оппонента бывший опричник.
- Андрюха Клоков, - парирует наглец и, от неизвестно откуда нахлынувшей храбрости, совсем голову потерял, дальше дерзить приступил, - пацана отпустил! Резче! Я сказал.
Тупин на него снизу вверх заглядывает и, сохраняя тот же средневековый гламур на физиономии, интересуется:
- Из местных, что ли, будешь?
- А хоть бы и так. Тебе-то что?
- Тогда не путайся под ногами, Андрюха Клоков из местных. Пойдем, Димочка. Не упрямься. Что ты в самом деле бегать-то надумал? Первый раз, что ли? Смотри, сколько людей ждать заставляешь. Все уже давным-давно собрались, тебя только не хватает. А без тебя нам, сам понимаешь, ну никак нельзя. Пошли, пошли, а то дядя Боря зело сердит будет.
- Никуда он не пойдет. Ты чё тупишь?
- А он не может не тупить, у него фамилия Тупин, - ворвался в дискуссию Диман. - Линяем, Андрюха!
...и все испортил.
Боярин неожиданно высоко подпрыгнул на месте и слегка дзюданул противника пяткой в челюсть. Пока наш парень поврежденный орган на место вправлял, пока зрение в привычные рамки фокусировал, Полезай с мальчонкой в охапке, да и вся ватага вместе с Тупиным во главе, скрылись в направлении кладбища.

V


Долго бродил Андрюха среди могил, все прислушивался, не подаст ли голосок дружок его потусторонний. Да, видно, не судьба была боле свидеться. Уволокли Димана черти средневековые назад в самое начало смутного времени, теперь заново девятилетний цикл переживать будет, бедолага. Чтоб в эпилептическом припадке на ножичек, услужливо боярином Тупиным поднесенный, напороться, и чтоб мамки да няньки дурными голосами завыли: "Убили царевича Димитрия! Насмерть убили, ироды!", а потом череда самозванцев и мальчики кровавые в глазах.
- Э-эх, - сокрушался несостоявшийся бунтарь-ополченец, - никчемный я человечишка. Пацанчика и того уберечь не смог. На что мне теперь такая свобода надобна? За ради чего живу на свете?
Повырывал волоса на голове да и отправился в тюрьму, явку с повинной оформлять.
Он-то по простоте душевной полагал, что его там с растопыренными объятиями встретят. Ага, размечтался!.. У нас ведь чего ни коснись, все наперекосяк. Умереть, и то спокойно человеку не дадут. Словом, приходит Андрюха в тюрьму, а его охрана отказывается вовнутрь пускать. Без пропуска, говорят, не положено.
- Как же так? Я же опасный для общества субъект, беглый преступник. А ну, расстреливайте меня на месте без суда и следствия.
- Расстрелять?! - заинтриговались с вышки. - Расстрелять, это мы, брат, с преогромным удовольствием. Вот только без суда и следствия не получится, полномочий таких не имеем.
- Выходит, суд будет?
- Будет, только сначала следствие.
- Ну, тогда судите, раз без этого никак нельзя.
- Ну, паря, ты даешь! Мы же тебе русским языком, практически на пальцах, объясняем, что права такого не имеем - следствия над подозреваемым учинять. Тебе прежде всего к следователю надо явиться, а к нам в последнюю очередь обращайся, когда по всем инстанциям пороги обобьешь. Тогда мы твое заветное желание с подобающим усердием исполним. А так нельзя, нарушение предписанной по закону процедуры получается.
Что делать? Направился он в следственные органы.
Длинную очередь выстоял, намаялся, пока обмасленные зеленой краской стены в коридоре обтирал, но добился-таки своего, был допущен в кабинет самого наиглавнейшего в уезде следопыта по убийственным делам. Вернее, следопытчицы.
- С чем, мил человек, пожаловал? Дело пытаешь, аль от дела лытаешь, выкладывай, - сыскарица спрашивает.
Старуха древняя-древняя папочки по столу с места на место передвигает.
Нога костяная, на голове оранжевого цвету шляпка с крохотной вуалькой, а на левой щеке родимчик в форме человеческой ладошки, размером с двугривенный. Неординарная внешность бабули сразу располагала собеседника к откровенности. Стольких несгибаемых зубров благодаря своей обезоруживающей наружности расколола на своем веку и не сосчитать.
- Дело у меня к вам, бабуся, подрасстрельное.
- Ух ты! - оживилась старуха, - да что ж ты стоишь-то? Ты присядь, сынок, в ногах, говорят, правды нет. Только давай сначала познакомимся. Разговор, я вижу, нам долгий предстоит. Тебя как звать-то, милок?
- Андрейка.
- Вот и хорошо, Андрюшенька. А меня бабой Маней все местные кличут. Хотя в паспорте я совсем под другим именем записана, но раз людям этак-то сподручней, значит, так тому и быть. Так ли?
- Наверное, - пожал плечами раскаявшийся преступник.
- Вот и ты от них не отставай. Договорились?
- Ага.
- А теперь, не спеша, рассказывай, что у тебя за дело ко мне, подрасстрельное. Я ведь не ослышалась? Правильно поняла? Приступай давай, я многое на своем веку повидала, может, чем и пособлю.
- Баб Мань, я ведь человека убил.
- Как же это так, Андрюшенька, - по-бабьи всплеснула руками следопытчица. - Грех-то какой на душу взял! Извелся весь, небось?
- Да я его, как бы это сказать, ненарошно убил. Так уж вышло.
- Как же это так вышло? Понарошку, что ли? - запричитала сыскарица. Того и гляди, кондратий прямо тут, в кабинете, хватит от сочувствия старую.
- Да испугался я, - бросился успокаивать ее преступник. - Струхнул я шибко, что он меня первым прибьет.
- Ну-тка, ну-тка, с этого места поподробнее, милок. Я ведь страсть как всякие подробности обожаю слушать. Сдается мне, что не все еще потеряно. Есть, есть в твоем хитрозапутанном деле смягчающие обстоятельства. Скажи-ка мне вот что, кто первым драку затеял? Ну?
- Он, кто ж еще. Мне с этаким боровом связываться весовая категория не дозволяет.
- А за что он, с позволения сказать, осерчал на тебя так, что дело до смертоубийства дошло?
- Так ведь денег пожалел. Я ему, вежливо так говорю, долг возвращай, гад. А он мне таким грубыми словами ответил, что я при вас, баб Мань, повторить стесняюсь.
- Режь, как было, я старуха крепкая авось не зардеюсь, - подбодрила его сыскарица.
- Он мне с наглой такой ухмылочкой говорит: "Идите, пожалуйста, вон".
- Эк, однако! Как он тебя приложил!
- А я что говорю! Хам! Я ему на это, мол, цивилизованные люди так не поступают. А он обиделся и давай меня по комнате елозить. Вот я его и того... приостановил.
- Ах, он паршивец! Долг не возвращает, а еще и обижается! Чем же ты его приостановил, Андрюшенька?
- Да графин под руку подвернулся.
- Какой такой Графин? - отчего-то напряглась следопытчица. Должно быть, о чем-то личном подумала.
- Да обыкновенный графин. Хрустальный.
- Ха-ха-ха, - развеселилась старуха. - Растет, оказывается, благосостояние нашего народа! Теперь уже не грязный булыжник, а обыкновенный... Слышите? Обыкновенный хрустальный графин стал оружием пролетариата.
Порылась она в своей картотеке с часок-другой, сделала несколько звонков. Важных и неотложных, как сама же пояснила. Пошамкала беззубым ртом и, наконец, подвела итог следствию:
- Возвращайся-ка ты домой, милок. Хватит, чай, без вины виноватым побродяжничать.
- А расстрел как же? Я же должен понести заслуженное наказание, ведь так?
- Да Бог с тобой, Андрюшенька! За что ж тебя расстреливать, когда не значится у меня в картотеке подобного преступления. Я думаю, что и дела-то на тебя никто не заводил, а посему гуляй себе на здоровье, пока жалоба в управу не поступит.
- А как же Михалыч?
- Жив-здоров твой Михалыч, настоящим мужиком оказался. Как видишь, никакого заявления на тебя не писал, а совсем наоборот. Мне только что сообщили, только между нами. Лады?
Андрюха энергически закивал все, чем только мыслимо закивать.
- Так вот, еще и голова у него сростись толком не успела, как он прямо из больницы сбежал, чтоб всем свои долги возвернуть. И что самое интересное, всем ведь сполна возвратил, и даже с процентами. Говорил, что это с учетом инфляции и дефолта. Посему задерживать тебя долее не имею ни морального ни, как ни странно, юридического права.
Это что ж такое получается-то? Выходит, что зря Андрюха по помойкам бомжевал. Раз никто его разыскивать и не собирался. Кому он сдался за отсутствием состава преступления!
Что до жандарма, который в его квартиру ломился, так, кто ж их разберет, что им вообще от нас надо.
Парень только из кабинета выйти намылился, а сыскарица ему вслед с просьбой:
- Погодь малость, Андрюшенька!
- Что, баб Мань? Родной ты мой человек!
- Может, на прощание покажешь мне, как ты этого жмота по голове графином приласкал.
Андрюха, конечно, не был великим актером больших и малых, но доставил-таки бабуле удовольствие - полетал по кабинету, как учили некогда. Старушенция хлопала в ладоши как дитя и хохотала от души, прям до слез. В общем, довольна осталась представлением. На том и расстались. Полюбовно.

VI


В Нежном первым делом нагрянул Андрюха к Михалычу, прощенья попросить. Все-таки ни за что, можно сказать, мужик-от пострадал. А тот ему со слезами на глазах.
- Друг сердешный, как же я рад тебя снова видеть. Я ведь совсем другим человеком стал. А все благодаря кому? Да тебе же, родимый! Если бы не твоя наука, так и жил бы до сих пор дурак дураком, а теперь... Я теперь знаешь, каким стал? Ого-го! У самого дух захватывает от того, каков я нынче! Я ведь даже книжки начал читать. Правда, пока только с картинками, но скоро и без них начну. Уверяю тебя, не горами то время... Поэтому отныне я твой должник навеки.
На радостях таких и деньгами парня снабдил на первое время, а вскорости и на работу пристроил, в учреждение одно. Раньше был Андрюха человек без определенных занятий, а теперь стал полноправным членом общества, при деле.
Учреждение оказалось не просто учреждением, каких в Нежном целый воз и маленькая тележка, а скажем прямо - Дворец. Очень красивое здание, исторический памятник архитектуры эпохи конструктивизма, после генеральной реконструкции.
Платили, не сказать, чтобы много, но на жизнь хватало, чего Бога гневить, бывали ведь и худшие времена. Верно? Потому вчерашний бомж на судьбу-злодейку не жаловался и исправно службу свою нес.
Все сотрудники в костюмах, при галстуках, улыбаются, но не дай Бог, покажешь кому, что подустал или там захандрил самую малость - вмиг на заметку возьмут. В общем, работа непыльная, но это только на первый взгляд. Андрюха, когда немножко вошел в курс дела, вдруг понял, что с утра до позднего вечера занимается ни чем иным, как разгружает вагоны с каменным углем. Так вымотается за смену, что чуть живой домой возвращается. Он поначалу-то думал, что это только у него обязанности такие, потому решил непременно карьеру себе во Дворце сделать. Попырять так годик-другой, а там, глядишь, и повышение не за горами, ежу понятно! Надо только не роптать и усердие начальству почаще показывать. Они, конечно, не оставят без внимания настоль ценного сотрудника. Вот тогда полегче и будет.
Поговорил он с коллегами, с одним, с другим - и понял, что все, кто работает в учреждении (все до единого, не исключая Шефа) каждый божий день заняты разгрузкой угля... и хоровым пением.
Как же без песни-то! Без песни в нашей славной угольной промышленности никак нельзя. Дело в том, что новым министером Всея Угольной Промышленности был назначен горячий поклонник хорового пения. Поэтому с недавних пор при найме на работу у всех дворцовых служащих наличие музыкального дарования стали проверять. Не дай Бог, не будет у претендента слуха или там голоса, ни за что к вагону не подпустят. Как же он, такой бесталанный, уголь разгружать будет? А то возьмет, к примеру, новый министер да нанесет неожиданный визит в учреждение, да без предварительного уведомления (чем черт не шутит), а его хор нестройных голосов у Парадного входа встречает. Скандал неминуем! А кому больно охота по шапке получать за халатное отношение к своим полномочиям.
Ежели чуткое министерское ухо от фальшивой ноты в трубочку свернется - читай, производственная травма или того хуже, покушение на членовредительство высокостоящей особы.
Зря, что ли, министер этот под псевдонимом Маркиза Контрабаса скрывался. С самого первого появления своего на политическом Олимпе. Кто таков? Откуда пришел? Какого роду-племени? Кто покровители? Все покрыто плотным покровом тайны. Словом, человек без прошлого. Как с таким дело иметь? Непонятно. Ведь ежели что не так, тут такое могут раздуть, что мама дорогая! А с другой стороны, может, и обойдется все. И ничего не случится. Но гарантий-то никаких. Потому и начинался каждый рабочий день во Дворце со спевки, коллективо-грандиозо, чтобы навык не потерять.
Андрюху матушка-природа музыкальным дарованием не сказать, чтобы уж совсем обездолила. Но Михалычу пришлось-таки попотеть, все мыслимые и немыслимые рычаги воздействия на придворного капельмейсера вынужден был подключить, чтоб его протеже на работу приняли. Говорят, только после звонка из приемной самого губернатора все дрязги вокруг Андрюхиной персоны утряслись.
Определили его - скрепя сердце, с большой неохотой, но все ж таки определили - в общем хоре рот разевать. Только, Христа ради, говорят, не пой! Раз уж нет никакой возможности, от тебя отвязаться, то хоть, будь человеком, впечатление не порть! А ему какая больно разница, за что деньги получать, лишь бы платили.
И все бы ничего...
Но тут как раз наметился визит самого Контрабаса в Нежный с какой-то чрезвычайно государственно-важной оказией и с возможным посещением Дворца. Что тут началось! В учреждении в срочном порядке генеральную уборку провели, по всем пилястрам и колоннам снайперов понасовали, к каждому служащему зубастую волкодаву за спиной приставили, чтоб во всей полноте осознал, бездельник, важность грядущего моменту. Короче, готовились с полной самоотдачей. А на хор ходили без отрыва от производства - голосили по 28 часов в сутки. Охрипших, по причине дальнейшей профнепригодности, сразу увольняли. А как в таких условиях голоса не лишиться? Когда тебе в лоб из винтовки с оптическим прицелом снайпер метится, а в затылок некормленая зверюга дышит. Зубов в пасти - ровным счетом восемь рядов! Андрюха самолично посчитал, и ни единой пломбы!
От всей этой предвизитной суетни, плотные некогда ряды угольщиков заметно поредели, а в ночь перед торжеством вообще последний солист напрочь спекся. Ему через пять с половиной часов вокальную импровизацию министеру на десерт подавать, а бархатный баритончик впервые за его певческую карьеру ничего окромя душераздирающего Ку-Ка-Ре-Ку не издает. Катастрофа да и только! Стали тогда всех и каждого заново перепроверять, кто как ноту в состоянии держать. Авось обойдется, авось в подпитии не заметит Контрабас проклятый отсутствия голосов в хоре. Ну а ежели недоволен останется, так вот же кто во всем виноват - кто сфальшивил, тот пусть сам и отдувается.
Дошла очередь и до молчуна нашего.
- Пой, - говорят, - как умеешь.
Андрюха как обычно на здоровенный лист фанеры, заретушированный под панно работы средневековых китайских мастеров, облокотился, рот поразевал, без звука. Очень натурально, надо сказать, у него это стало получаться. Мастерски свой номер от и до отработал. Только на сей раз задачу ему усложнили.
- Нет, - замахал на него руками придворный капельмейстер, - так у нас сегодня дело не пойдет. Не тот случай. Эти твои фокусы мы как-нибудь потом используем, ежели свободными из этой заварухи выберемся. Мне солист для хора нужен, а рот разевать, я и сам неплохо умею. Так что ты уж не подведи, жарь во все горло.
- Ладно, пеняйте на себя, сами напросились, - предупредил всех Андрюха (он-то никаких иллюзий относительно собственных вокальных данных не питает) да и выдал с перепугу полноценный аккорд "си-бемоль-мажор" с присвистом.
Хор онемел будто. Капельмейстер дирижерскую палочку от растерянности пополам перекусил, а у парня нашего сокрытые ранее природные ресурсы в условиях психологического стрессу далее ускоренными темпами пробуждаются...
- Андрюшенька, дорогой мой, достаточно, - пришел в себя капельмейстер, когда самородок наш к своим восьми уже устоявшимся к тому моменту голосам девятый пытался пришпандорить, - во-о-окальчик-чик побереги.
- Я такого даже в Тибете не слыхал, когда летал туда по обмену опытом, - успел сообщить подчиненным свое личное мнение насчет происходящего Шеф и с грохотом рухнул в полноценный обморок.

VII


В обновленном составе, с Андрюхиным дарованием в арсенале, оставшиеся угольщики, чтоб работу сохранить, сочинили величальную кричалку в честь нового министера. А что? Слова простые, мотивчик и того проще, знай дери глотку и не заморачивайся, что не ту ноту взял. В величалке главное что? В величалке главным всегда были слова.
К примеру, изволит почетный гость полюбопытствовать:
- Эй, угольщики! А чье это красивое здание мой глаз радует?
Хор ему с должным подобострастием голосит:
- Маркиза, маркиза, маркиза Контрабаса! - и восьмикратным "Ура!" Андрюха в полном одиночестве всеми своими голосами завершает музыкальное произведение.
Или, допустим, пожелает министер со служащими поближе познакомиться, а с кем и личную дружбу свести. Чем черт не шутит! После этакого выступленьица подобная развязка вполне предсказуема.
- Эй, хор! Вы чьих холопья будете?
А угольщики ему в ответ то же самое либретто, только смысл в словах на сей раз коренным образом поменялся. А что? Очень даже хорошая задумка - и человеку приятно, и никому не зазорно, потому что, как говорил один мой хороший знакомый: "Говорить правду всегда легко и приятно". Душевный был человек, жаль только, что кончил плохо. Но не о нем сейчас речь.
С прибытием долгожданного Маркиза толпа, специально-обученных женщин с цветами, по команде сорвалась с места и со всех сторон облепила почетного гостя. Чтоб никто вне списка к нему близко просочиться не исхитрился. Хор величалку приступил горланить. И наш парень со всеми вместе глотку дерет, хотя мог бы силы-то и поберечь для сольного выступления. Но ничегошеньки с собой поделать не может - такой душевный подъем в воздухе присутствует - прямо именины сердца. А когда толпа немного расступилась, у Андрюхи впервые в жизни припадок де жа вю приключился.
Вместо обещанного Контрабаса, уверенной походкой, чеканя шаг, в учреждение вкатился (а-а-а!.. ты батеньки!) боярин Тупин, собственной персоной... Только не в боярской шубе, как прежде, а в цивильном костюме, прям приличный человек. Позади него Клюв с Полезаем по собравшейся публике вороватыми глазками зыркают. Видно, понравилось при следственном ведомстве состоять. Знать, неплохо кормят.
Т-а-а-к!.. Это что же получается? - у Андрюхи мысля с бешеной скоростью сама собой заработала. - С Димочкой в ножички наигрался, и, торной дорожкой, добро пожаловать к нам - воду мутить! Что же теперь будет, если каждый опричник коридором запросто пользоваться начнет? Да еще в нашем мире головокружительную политическую карьеру сделает! Ведь здесь перед ним такие перспективы открываются, о которых он там у себя даже мечтать не осмеливался... Позвольте!.. А как же?.. У нас же... Ядерный запас!!! Его же любой ценой остановить надо!
- Хватайте оборотня! Уйдет, я узнал его! - сорвался с места запевала и на министера с кулаками драться полез.
На него даже шикать никто не стал - оттеснили быстренько на задний план, чтобы вид и впечатление не портил. Пусть, мол, где подальше со своей де жа вёй разбирается. Но Андрюха так быстро сдаваться не собирался. Буйным оказался. Заголосил на всю Ивановскую всеми своими восьмью с половиной голосами.
- Люди добрые! Слушайте правду! Все, как на самом деле было, расскажу! Вот же кто царевича Димитрия собственноручно убил! Я сам тому свидетель!
Тупин даже бровью не повел, выдержка как у настоящего контрразведчика. Зато его обслуга смирительную рубашку на чрезмерно-глазастого очевидца исторического события надела и отправила куда следоват душевное здоровье поправить.
Через полгода только выписали парня, когда он полное отречение от своих слов подписал. Ничего, мол, в глаза не видел, никакого Тупина знать не знаю, а все, что наговорил в присутствии высоко-стоящей особы, было плодом моего больного на тот момент воображения. Сейчас от обсессии своей излечился, окончательно и бесповоротно. И видений боле не имею.
Его еще немного дообследовали, вкололи парочку уколов для верности, чтоб рецидива впредь не повторилось и отправили в люди.
Понял Андрюха, что бессмысленно ему с боярином Тупиным тягаться, тот таких политических высот добился, что просто неуязвим стал. Да и охрана его круглые сутки теперь стережет и никого к нему не подпускает. Даже комаров на расстоянии выстрела приучили от самого драгоценного тела в государстве держаться. Но вот если кто другой захочет незаконным путем ходом тем воспользоваться, тогда уж новому лазутчику непременно кислородик перекрыть надобно. Потому и решил он к нам в Богумило на постоянное место жительства перебраться, чтобы коридор тот, что между мирами, от несанкционированного проникновения диверсантов караулить.
Правда, точные координаты того места, где он Димана встретил, сторож не помнит. Лекарственные препараты, которые на него в клинике, судя по всему, не жалели, к сожалению, настолько сильными оказались, что накрепко заблокировали ему именно ту часть памяти, которая за местонахождение коридора отвечала. Вот и приходится Андрюхе на все могилы без разбору ложиться да прислушиваться, не крадется ли кто из потустороннего мира.
- Ты уж это, зла-то на нас не держи, ежели что не так. Мы же ничего этого не знали, - засмущались мужики. С ноги на ногу переминаются, человек, можно сказать, сознательно от всех благ цивилизации отказался, все в неравной политической схватке потерял, а все равно жизнь свою за ради них положить готов, а они с ним прям как с предателем, подозревают не знамо в чем.
- Если помощь какая нужна, только свистни, нам этот мир тоже как-никак не чужой. Глядишь, вместе и одолеем лазутчиков.
- Нет уж, спасибо, - отказался страж. - Мне одному как-то сподручнее будет. Шума меньше. Коридор-то, он ведь узкий, много лазутчиков в него сразу не поместятся, а поодиночке я с ними и сам запросто расправлюсь.
- Все равно зови, в обиду не дадим, можешь на нас как на самого себя теперь рассчитывать, - попрощались мужики и разошлись по домам.
А Андрюха так с тех самых пор по кладбищу с топориком и разгуливает да на могилах, уже никого не таясь, подзадерживается. Только никто его уж больше не боится. А чего его бояться-то? Ну, миссия у человека такая. Ну, топорная. Мало ли чего в жизни не случается. Пусть и послужит на благо человечества, да и нам так много спокойнее будет.
С таким чутким сторожем ни один лазутчик к нам незамеченным не проникнет.
Ну а ежели проникнет, вот тогда и покуражимся!

к оглавлению



Этюд 3. Утренний намаз*

(нефть, песок)




КОММЕНТАРИЙ
*Этюд "Утренний намаз" по независящим ни от автора, ни от издателя, но вполне понятным причинам печатается в крайне обрезанном варианте (Г.С.)


У Абу-Али-ибн-Саддаха с раннего утра нестерпимо болело правое плечо. Да и вообще весь тот злополучный день он чувствовал себя (как бы это помягче-то!) не в своей тарелке, что ли. Проще говоря, не в духе был новый любимец великого визиря. Не в духе!
Отчего?
Да было от чего! Тут кто угодно о присутствии духа позабудет, когда...






























































Вот так и был совершен самый первый в исламском мире утренний намаз.

к оглавлению



Этюд 4. Флибустьерра

(масло, холст)


Гзи-гза сьерра,
Гзи-гза сьерра,
Флибустьерра, Флибустьерра!
Ушелью-ушелью цейя!
Ушелью-ушелью цъяк!
(Пиратская народная песня).
I


Слыхал я от одного краеведа, что в городе Гамбурге, но не у всех жителей, а только в среде обитателей гамбургских трущоб, сложилась и культивируется замечательная в своем роде традиция - всех романтически настроенных особ мужеского полу Петерами называть. Причем, невзирая на заслуги перед обществом, семейное положение или, скажем, возраст. Всех без разбору. Что с того, что благообразный с виду старец седьмой десяток разменял, и всю сознательную жизнь Гансом прикрывался. Попался на склонности к романтизьму - все! Теперь не отвертишься, меняй, дорогуша, паспорт. С этих самых пор обязан ты Петером именоваться, отныне и во веки веков. Аминь!
А поскольку дело это муторное да канительное, документы менять, пока бланки новые в управу поступят, пока с фотографических дел умельцем сговоришься, чтоб прекратил над твоей физиономией глумиться, столькими событиями свою экзистенцию обогатишь, что впредь многого у господа Бога просить не станешь, а будешь довольствоваться тем, что имеешь, как и подобает человеку умудренному горьким жизненным опытом. Да разве ж подобное позабудешь?! Одно задержание в определенном месте на неопределенный срок, до выяснения личности, чего стоит! Поэтому гамбургские обыватели, чтоб облегчить себе и своим детям существование, задались целью выявлять романтиков задолго до того, как они окрепнут, возмужают и станут представлять реальную угрозу обществу, то есть всех младенцев, едва научившихся хаотичные звуки в глаголы складывать, стали подвергать тотальному анкетированию. Остановят, бывало, малыша, одного или с провожатыми, без разницы, и давай у несмышленыша его перспективные планы на будущее выспрашивать.
- Ты чьих таков, карапуз, будешь? Да не мечтаешь ли стать, к примеру, цирульником? Знаешь, как кучеряво они живут?
- Не-а, - замотает в ответ своими золотистыми кудряшками ангелочек. - Этого у меня и в мыслях не было. А что свербит мою душу неустанно, так это паровоз в личное пользование. Не одолжите ли немного денег на осуществление невинной детской забавы?
Что ты с ним будешь делать? Бутуз, судя по всему, благонадежный, и рассуждает здраво, и цели перед собой видит достойные похвалы. Никаких отклонений. В общем, правильного течения мыслей придерживается, потому сразу же от него отступятся. Только малыш в этом вопросе с ними в корне не согласен, он-то и не думает отступаться, вдогонку им кричит:
- Ну так как насчет небольшой ссуды в счет грядущей баснословной прибыли?
А еще и преследовать возьмется, два-три квартала на пятки наступает. Иной раз еле ноги унесут. Но так, конечно, не всегда бывает. Случается, находят именно того, кого так усердно разыскивали. И вот уж тогда с легким сердцем наставления дают:
- Ворочайся, друг наш Петенька, домой. Обрадуй родителей. А что в метрике записать, сами, небось, знают или подсказать? Ежели что, мы тут неподалеку пока будем.
Именинник пустится вприпрыжку родителей радовать, а ответственная группа из числа обездоленных далее владения свои прочесывает. Авось еще кого удастся на чистую воду вывести. Но однажды допустили они серьезный прокол в своей работе, такой, что последствия грянули на головы жителей города Гамбурга просто лавинообразно. Не того они мальчугана Петером назвали.
Забрели как-то несколько сверхактивных попрошаек в другой конец города туда, куда еще не ступала нога никого из их вездесущей братии. А именно на улицу Печных заслонок. Ее в то время трубочисты преимущественно населяли. Забрели они туда не случайно, а с определенной целью - расширить сферу своего влияния на законопослушных горожан. Оказалось, что территория эта была ими совсем еще не охвачена.
Встали посередь улицы, осмотрелись по сторонам. М-да!.. Местность-то еще та... От их родного переулка Огрызков мало чем отличается, мусору разве что на мостовой не так много валяется, а вот нищета да убожество те же самые. Ни слова не говоря, даже не перемигнулись, как это у обитателей трущоб обычно в заводе при отступлении, обратный курс взяли. Ну, чем тут разживешься? Зазря только ноги стаптывали в этакую даль приперлись! Глядь, в самом конце улицы фургон расписной притулился, единственное цветовое пятно посередь унылого пейзажу из сажи и копоти, не иначе как бродячий цирк на гастроли откуда-то черти на рогах принесли. Народ вокруг фургона столпился и, открывши рот, за представлением во все глаза наблюдает, а шельма-шарманщик фокусы оригинального жанру ошалелым трубочистам демонстрирует. С деньгами. Берет у каждого желающего монету. Старую, потертую, замызганную. Фу!.. в руках держать противно. Сует ее в специальное отверстие своего музыкального инструменту с одной стороны, рычаг крутанет пару раз, и под веселенький мотивчик с другого краю извлекает стомарочную купюру. Новенькую, шуршащую, еще типографской краской благоухает.
Желающих разбогатеть в одночасье всегда в любой стране, при любом государевом режиме, было хоть отбавляй. Но такого единодушного стремления к легкой наживе попрошайки даже в среде профессиональных нищих не фиксировали ранее. Прямо массовый психоз на почве бескорыстной любви к деньгам у них на глазах происходит.
Единственный, кто в этом празднике души участия не принимал, чем и привлек, кстати, внимание оборванцев, малец один, лет пяти-шести. В самый раз для сбора данных подходит: и палец заместо леденца сосет, и с виду вроде как слегонца зачарованный. Бродяги к огольцу тихохонько на цыпочках подкрадываются, чтоб не спугнуть ненароком, а то поговаривают, будто бы те, которые легко в транс впадают, уж больно нервические.
- Эй, малой, - пропели они сладкими голосами.
Реакции, разумеется, никакой.
- Эге-гей, малышок! - добавили изрядную долю сахару в свои клавиатурные сопраны попрошайки.
Результат тот же. Малявка немигучий взгляд в шарманку вперил, все постичь внутреннее устройство волшебного ящика пытается, и плевать хотел с высокой колокольни на все, что к процессу увеличения материального доходу прямого касательства не имеет. Тогда один из них схватил мальчонку за плечики и давай трясти, чтоб привлечь к себе его внимание. А другой пальцы на руках принялся загибать. Остальные счет ведут. Хором. Надо же остановить товарища вовремя, а то ведь увлечется, не ровен час всю душу из ребенка вытряхнет! На счете тридцать семь к малышу чувства стали приходить, правда, едва на оборванцев глянул, чуть было снова в мир грез не укатил. На сей раз не с любопытства, а скорее с испугу.
- Да ты нас не тушуйся, малой, - успокаивают его нищие, пока он еще в адекватном состоянии рассудка пребывает. - Оно, конечно, мы люди лихие, но незлобивые. Худого не причиним.
- А я и не боюсь, - этак дерзко заявляет малец и опять вроде как глазки закатывать начал. Его пару раз заново тряханули и далее опрос продолжили:
- Что? Нравится представление?
- Ага.
- Хочешь так же? - щурятся попрошайки.
- Не-а.
Да кто ж в такое поверит! Но правила анкетирования всем известны - он изворачивается, а ты его ловишь. Поэтому разговор своим чередом продолжается.
- Значит, ты не хочешь быть странствующим комедиантом? - весьма натурально изобразили крайнюю степень огорчения обитатели трущоб.
- Еще чего не хватало! - также искренне возмутился мальчик и с чувством, можно даже сказать, с пафосом добавил, - я бухгалтером буду.
- Кем-кем?
- Бухгалтером, - принялся объяснять для особо неграмотных ангелочек. Ну оборванцы же! Чего с них взять! - Бухгалтер - это такой человек, у которого денег много. И все чужие. Правда, здорово?
- Странное какое-то у тебя желание. Может, ты на самом деле о другом мечтаешь, а нам только говоришь так, чтоб отвязались? - не очень-то поверили ему побродяжки.
- С чего это вы взяли?
- Никто же не мечтает стать бухгалтером.
- Да-а-а?.. Откуда тогда, по-вашему, они берутся?
- Откуда?.. М-м-м... От безысходности. Не смог человек стать, к примеру... Ну кем?... Да тем же цирульником! Таланту не хватило. Вот и подался чужие деньги подсчитывать.
- Что ж, получается, хуже бухгалтера и быть никого не может?
- Почему не может? Очень даже может.
- Ну и кто же это, по-вашему?
- Запомни, малыш, хуже бухгалтера может быть только... главный бухгалтер. Вот кто настоящий монстр. Сам посуди, это какие извращенные мозги надо иметь, чтоб мечтать превратиться из обычного человека, с нормальными человеческими желаниями, в этакого монстриллу - Главного Бухгалтера. Потому ты, сынок, хорошенько подумай, прежде чем отвечать. Может, лучше все-таки по стопам отца, в трубочисты подашься, а?
- Была охота - пыль глотать! - возмутился малец и, чуток повозившись с непослушными пальчиками, соорудил из них невиданную допреж никем из наших попрошаек замысловатую фигуру и пропел на импортном наречии, - О-о-о-м-м-м-м, - дозволив вдоволь всем налюбоваться чумазым кулачком с оттопыренным средним пальцем.
- А вот это вы видели? Щас! Разбежался! Буду я вам за бесценок трубы прочищать! Ищите другого дурака!
- Ап-ап-ап... - примерно так начали выражать свое негодование побродяжки. - Смотрите, какой белоручка выискался! И не совестно тебе, в такой непочтительной манере о родительском занятии отзываться?!
- Не-а.
- А где ты этакого сраму понахватался?
- Один шпагоглотатель научил. Он в такие фигуры пальцы заворачивал!.. Ух! Мороз по коже пробирал. Мудры называются. Сказал, что на все случаи жизни своя мудра предусмотрена, а вот эта, - мальчик снова сунул под нос собеседникам кулачковый беспредел, - эта универсальная, когда не знаешь, что сказать, показываешь, и любая проблема сама собой разрешается.
- Ты, сынок, эти свои мудры никому больше не показывай, а то поймут неправильно, поколотят...
- А ну вас в пень с вашими нравоучениями! Нет бы, что дельное присоветовали, а вы только и можете, что нотации читать.
- Ладно, сам напросился, - не остались в долгу попрошайки. - Совет, говоришь, надобен? Тады слушай суда, был бы девочкой, мы бы тебе с таким вот отношением к труду в проститутки порекомендовали пойти.
- Куда-куда пойти?
- А что? Занятие непыльное. Как раз как ты любишь. Красиво и шоколадом кормят.
- Ну уж нет! В проститутки я не согласный. Сказал бухгалтером, значит, бухгалтером, - отрезал малыш, а нищие еще посовещались малость, поспорили, все-таки желание-то у пацана не сказать, чтобы уж совсем из разряду нетрадиционно-ориентированных. Хотя, некий романтический изврат в мозгах явно присутствует. Вот и нарекли его Петером. На всякий случай, чтоб потом со сменой документов не мыкался. Из самых благих побуждений. Никакой личной неприязни. Подумаешь - мудра! Эка невидаль! Анкетирование дело такое - точность любит. Не до эмоций.
Но мальчик почему-то нисколько этому не обрадовался, а совсем наоборот, чрезвычайно огорчился. Так и ходил огорченным до тех пор, пока вконец от рук не отбился, а затем и вовсе сбежал из дому и стал пиратом. Самым никудышным пиратом на Тортуге. Ой и несладко поначалу-то ему среди грубой матросни довелось! Силенок для полноценного промыслу маловато. Вот всерьез его никто и не принимал. Шпыняли бедного кто как мог. Неизвестно, чем бы еще все обернулось, кабы не случай.

II


В то время на море полный хаос творился.
Стоило торговому судну нос из бухты показать, его тут же с десяток разбойных кораблей со всех сторон обступит и давай почем зря из пушек палить. А глазомер у вечно-пьяной матросни, сами понимаете, укачивает без просыху. Неприятельское судно, конечно же, потонет. А куда оно денется! Да и от пиратской армады дай-то Бог половина останется, а то и вовсе одно разъединственное суденышко едва на воде держится. Ни добычи, ни собутыльников, и на приколе по меньшей мере полгода простоишь. Пока все дыры залатаешь! Такое положение вещей, естественно, никого не устраивало. Но, что поделать, надо же хоть как-то марку поддерживать. Иначе кто на море хозяйствовать будет? И тогда самый никудышный из флибустьеров Карибского моря Петер Ван Дер Кот-Чет надел пропахшие нафталином нарукавнички, вооружился счетами и запершись у себя в уголке за ситцевой занавесочкой, в полном одиночестве, просчитал экономическую выгоду использования математических методов в морских грабежах. Результаты своих подсчетов он вынес на всеобщее голосование.
Корсары, уж на что сдержанные в плане публичной демонстрации своих чувств люди, и те прям ахнули, когда услыхали о реальном положении вещей.
- Братья мои! Морские волки! Слушайте, что скажу!
- Ну, говори, слушаем, недоразумение ты наше прибрежное.
- Покумекал я тут на досуге и понял, как нам быть, чтоб в грязь лицом не ударить и прибыль с наименьшими затратами получить.
- Не мельтеши, - говорят его товарищи по цеху, - выкладывай, что там на сей раз со дна зачерпнул?
Петер осушил для храбрости целый стакан рому, засаленным рукавом вытер губы и внес свое предложение по укреплению позиций пиратов на мировом рынке.
- Бог велел делиться.
- Чем?
- Добычей.
- О как! - заржали морские волки. - Самим жрать нечего, с голодухи, можно сказать, пухнем, а он делиться предлагает. Иди ты, знаешь куда, делитель!.. И счеты с собой прихватить не забудь, умник!
Но Петер не из тех, кто быстро сдается, дело-то верное. Небывалый навар сулит.
- Да что вы понимаете морских грабежах?! Заладили свое "Абордаж! Абордаж!" Тоже мне - панацея! Этот ваш абордаж уже давным-давно устарел и морально, и материально. В наше время уже нельзя к подобным вещам всерьез относиться. Форменное мальчишество - саблей размахивать да с корабля на корабль скакать! Конечно, дело лихое, кто бы спорил. Да толку от него как от попугая пиастров. Одумайтесь! Мы стоим на пороге новой эры! Эры пирата с человеческим лицом! Матери перестанут пугать нами своих детей, двери лучших аристократических домов Европы гостеприимно распахнутся перед нами, самые недосягаемые красавицы будут грезить заполучить нас в мужья. Только вслушайтесь, как звучит. Пират-денди. Всегда опрятен, вежлив, исполнителен...
- Про счеты не забудь!
- Ну, при чем здесь счеты! Самое главное - никого грабить не надо. Все сами свое добро приносить будут. А нам только и останется, что разделить все по совести. Ну что? Дадите кораблик на пару часов? Я мигом обернусь. Одна нога здесь, другая там.
- Нету свободных кораблей.
- Конечно, нету! А откуда им взяться, когда из десяти посудин, вы девять сами же потопляете.
- На то она и есть - тактика.
- А экономической выгоды практически никакой.
- А это уже не твоего затылка оплеуха.
- Ну дайте хоть какой-нибудь плохонькой.
Дали ему в ухо, чтоб сам ерундой не занимался и других от более важных дел не отвлекал.
Так бы ничего и не сложилось у него на пиратском поприще, кабы во время одного из абордажей не пробило кораблю, на котором он имел несчастье служить, пушечным ядром днище. Судно к бессрочному дайвингу подготовляется, а кормить кровожадную рыбу палтус в планы Петера и раньше-то никогда не входило, а теперь, когда у него все козыри на руках, и подавно. Вот и решился он напоследок еще раз судьбу испытать. Авось выгорит дело-то. Да и обидно раньше срока с мировой арены сходить, когда такая грандиозная авантюра впереди намечена.
По мере погружения дырявой посудины в морскую пучину, он по скользкой мачте наверх карабкается да черным флагом с веселой рожей неприятелю семафорит, на борт просится.
- Мне бы с вашим капитаном парой слов перекинуться, - начал он дебаты.
- А нам офицерская честь с вашим братом в торги вступать не дозволяет, - отвечают ему с бригантины.
- Смею вас уверить, господа хорошие, что никто на вашу честь и не посягает, чествуйте ее себе на здоровье. Дело у меня к вам сугубо-личное, потому, хотелось бы уединиться. Забегая вперед, хочу сказать, что почести гарантируются. По-жиз-нен-но!
- Пожизненно? - растолкал всех низших чинов Седая Борода. - А не врешь?
- Прошу обратить ваше внимание на то, что люди, находясь в моей кондиции, обычно склонны говорить правду и только правду, - заверил его в истинности своих слов морской разбойник.
- Так и быть, давай уединимся, только я на вашу таратайку без спасательного жилету не полезу. Сдается мне, что мокровато там у вас.
- Что вы, гер капитан, конечно же, встреча изначально планировалась на вашей территории. Уж будьте спокойны, наше предложение носит взаимовыгодный характер.
Забросили абордажные крюки, подтянули свою калошу к красавице-бригантине, и по веревочной лестнице Петер ловко вскарабкался на палубу.
- За то, что позолоту своими крючьями сбили да паркет на палубе окарябали, я с вас денежную компенсацию востребую, - заявляет капитан и что-то в особой книжице принялся отмечать. Не иначе как в судовом журнале счет пиратам решил выписать.
- Не вопрос, только, думаю, эта проблема отпадет сама собой, когда я полностью введу вас в курс дела, - парировал гость.
- Что ж, тогда добро пожаловать в нашу кают-компанию. Кстати, класса "Люкс", для дальнейшей беседы.
- С удовольствием, - довольно-таки опрометчиво польстил собеседнику Петер.
В кают-компании, куда привел его капитан бригантины, люксом и не пахло, зато в нос нашему переговорщику... в нос ему шибануло затхлым ароматом трюма.
Переговоры, как и следовало ожидать, протекали в условиях строжайшей секретности, при закрытых дверях и шепотом на ухо. Чтоб никто из матросни ничего не расслышал. А то любят эти бездельники языками потрындеть. Такого насочиняют, оправдывайся потом.
- Ну, так что у вас за дело ко мне? Милости прошу.
- Видите ли, - начал пират.
Принюхаться-то он уже кое-как принюхался, но вонь такая стоит - того и гляди, сейчас глаза выест. Крыса, что ли, у них где сдохла?
- Кхе-кхе, мы с вами стоим на пороге величайшего открытия. Да, да! Что вы на меня так смотрите? Я нисколько не преувеличиваю. Потому, может, все-таки на свежий воздух выйдем?
- Это даже не обсуждается, - отрезал Седая Борода.
- Хорошо. Я предлагаю вам войти, (О Господи!) разумеется, на паях, в историю бескровного накопления первоначального капиталу. Даже не историю. Легенду! Я уверен, что именно так и назовут все здесь, в данную минуту, происходящее наши с вами благодарные потомки.
- Ну-ка, ну-ка, что за легенда? - проявил живой интерес капитан.
- Да, собственно, ничего особенного, - скромно отмахнулся пират, - легенда как легенда. Кстати, здесь можно как-нибудь проветрить помещение? Вы уж меня простите за навязчивость.
- Нет, нельзя. Вы не отвлекайтесь, не отвлекайтесь. Вы там еще что-то про какую-то легенду начали рассказывать.
- К ней мы еще вернемся. Вы мне лучше вот что скажите, на жизнь-то хватает?
- Это в каком смысле?
- В материальном, разумеется. Апчхи! Господи! Как вы тут живете? Мы люди практичные, нам другие смыслы ни к чему.
- Не жалуюсь пока. А что? Грядут перемены?
- Можно сказать, уже нагрянули.
- Господи Иисусе! Спаси и сохрани, - перекрестился капитан.
- Вы что! Ко всему прочему еще и суеверный? Мне только этого не хватало! Надеюсь, в церковь нерегулярно ходите?
- Как можно! По полгода в рейсе!
- Ну, тогда перемены в хорошем смысле.
- А уж это кому как, а по мне хуже нет, когда по ком-нибудь перемены в материальном плане плачут.
- Слушайте, может, мы продолжим беседу где-нибудь в другом месте, уж коли в вашем "Люксе" форточки не предусмотрены.
- Что вы все время куда-то сбежать норовите! Легенду-то расскажете сегодня, или мне ее из вас всю клещами вытягивать прикажете?
- Ах, да! Как я уже упоминал, мое предложение носит взаимовыгодный характер.
- Это я уже слыхал. Нельзя ли поконкретнее, что именно вы предлагаете?
- Для начала, скажите, вам нужна неприличная куча денег? Обратите внимание, я намеренно не называю вам точную цифру, поскольку сумма мне самому пока неизвестна.
- А кому она известна?
- Здесь только одному человеку, и этот человек вы.
- Все! Разговор окончен! До свидания, - поднялся из-за стола капитан. Что на сумасшедшего попусту время тратить!
- Не хотите - не надо, - обрадовался Петер. И Бог с ней, с затеей! Нам бы сначала глоток свежего воздуха, потом все остальное! - На море желающих полно, законным, обращаю ваше внимание, законным, путем сколотить состояние и встретить безбедную старость.
- Садитесь, прошу вас, - пригласил продолжить беседу капитан.
- С вами сложно иметь дело. Вы постоянно меняете свое мнение. То вы будете обогащаться, то вы не будете обогащаться. Определяйтесь скорее, а то я такие комиссионные с вас затребую, сами от сделки откажетесь.
- Да скажите, наконец, внятно. Сделайте, Христа ради, милость, о какой сделке мы уже битый час толкуем?!
- Здрасьте! Я перед кем тут соловьем разливался?! Да мы с вами только о сделке, ни о чем другом пока еще и не говорили. Все! Терпение мое иссякло! Я требую повысить мою долю до пятидесяти процентов. Вы непроходимый тупица. Неужели не ясно?
- Что я тупица?
- Да нет! Господь с вами! Про долевое участие!
- Да в чем участие-то, скажите толком!
- В продаже.
- Чего?
- Судна.
- Какого еще судна?
- Вашего.
- Это вот этого, что ли? - прокуренный палец капитана уткнулся в засаленый пол.
- Ну, да! Что непонятного-то?!
- Какое же оно мое. Это вам с владельцем разговаривать надо, а я только груз подрядился перевезти, - облегченно вздохнул Седая Борода, будто камень с души упал. Не по сердцу ему все эти торги-морги. Его дело - приказы отдавать. Лево руля, полный вперед, стоп машина... - Стоп!.. А он что, судно продавать хочет?!
- Да нет же! Несносный вы человек! Это мы с вами хотим его судно продавать, а денежки промеж себя пополам поделить. Теперь понятно?
- Мы? Не знаю, как вы, но лично я ничего продавать не собираюсь.
- О Господи! Да за что мне все это?! - взмолился пират. - Я! Я! Я! Слышите? Я буду продавать, а вы только деньги получите.
- А хозяин?
- При чем здесь ваш хозяин?!
- Очень даже при чем. Я, как честный человек, хочу узнать, какую прибыль от этой сделки получит мой работодатель.
- Вы надо мной издеваетесь, что ли? Ничего он не получит, ясно вам? Ничего! Ему-то, собственно, за что?
- Так ведь его корабль.
- Если вам его так жалко, отдавайте ему свою долю целиком, или поделитесь. Увидите, как он обрадуется.
- Сдается мне, что его захлестнут несколько другие эмоции. Нет, точно. Не обрадуется он. Был, понимаете ли, новый корабль...
- Да сплыл. Вам-то что?
- Нехорошо как-то с хозяином получается.
- А он с вами, значится, хорошо? - надавил на больную мозоль Петер.
- Да, в общем, не жалуюсь, - покривил душой капитан.
- Это ваше "не жалуюсь" в денежном эквиваленте не могло бы выражаться чуток поэкстровагантнее?
- Я не спорю, конечно, хотелось бы.
- Так что же вы этого эксплуататора защищаете, прямо горой за него стоите? Когда он вам, труженикам моря, денег регулярно недодает! Пора, мой друг, пора стребовать с него причитающуюся вам по праву сумму.
- Вы так считаете?
- Нешто мне составляет удовольствие вас обманывать! - вскричал пират.
- И то верно. Когда из рейса вернусь, обязательно к нему на прием запишусь.
- Ну, вы даете! У вас в торговом флоте все такие сообразительные, или мне все-таки еще можно на что-то надеяться? Итак, давайте все сначала. Будем считать, что хозяин судна сполна рассчитался с вами этим вот кораблем. Не каким-то там, а именно этим. Вы уже наняли меня вашим агентом. Слышите, я работаю на вас, это уже свершившийся факт. Я ваш агент. Заметьте, я не беру с вас никакой предоплаты. Фактически это благотворительность, потому что вы пользуетесь мной, можно сказать, даром. Я же, не вы, а я продаю судно, а деньги тем не менее мы с вами делим пополам. Что скажете? По рукам?
Капитан вместо прямого ответа, типа "да", "нет", "не знаю", поднялся из-за стола и, с трудом справившись с комком, который все настойчивей и настойчивей подкатывал к горлу, с дрожью в голосе произнес:
- Дождался-таки, оценили. А впрочем, я всегда считал, что хозяин щедрый человек, - и, сломя голову, наконец-то, выбежал из кают-компании на свежий воздух. Петер не заставил себя упрашивать - последовал за ним.
- Эй, братва! Слушай мою команду! Море на замок! Полный вперед! - объявил по матюгальнику с капитанского мостика Седая Борода.
- Куда прикажете, гер капитан? - не веря собственным ушам, спрашивают матросы.
- На Тортугу, дети мои!
- Урррааа!!! - дружно одобрили слова командира все члены команды, даже низшие чины поддержали его решение, а заодно уж поприветствовали начало новой эры в морских грабежах. Эры бескровного накопления первоначального капиталу.

III


Скоро весь торговый флот только и делал, что грезил повстречать в рейде хитроумного флибустьера Петера Ван Дер Кот-Чета. Авось и на их счет начнут денежки капать. Говорят, разбойник этот был нового типу, мол, партнерские отношения превыше всего ценит. Иной раз, себе в убыток сработает, лишь бы подельник доволен остался. Свое-то так и так, рано или поздно, получит. А у тех, кто с ним в сделку вступал в добавок ко всему прочему, на Родине почет и уважение, как и обещал еще в самом начале переговоров - пожизненно. Как же иначе?
Для непосвященных, то есть для сухопутных крыс, бывалые морские волки специально слух распустили, дескать, завелся где-то на Карибах, точное местонахождение держалось в строжайшем секрете, пират один, кровожадней его в целом свете не сыскать. Налетит как вихорь, судно ко дну пустит, весь груз себе заграбастает, а из команды, если кто живым и выкарабкается из передряги, так и тот только чудом. Потому якобы вырвавшихся из его лап моряков повсеместно встречали как национальных героев. И никому по большому счету и невдомек, что у героя на Тортуге персональный счет с каждым рейсом пополняется.

"Пиратство в прежней форме: с абордажами, рукопашными и прочей ерундой - изжило себя на нет. Теперь лихие люди вспомнили свои гражданские профессии и занялись, кто столярным, кто слесарным рукоделием, но по в основном все в маляры подались. А кто навыком не обладал, на первых порах краски смешивали да премудрости ремесла у опытных мастеров перенимали.
Кто бы мог предположить, что такой востребованный промысел окажется. Суда-то краденные прежде чем перепродать, в кардинальной доработке нуждались.
Во-первых, персональный номер, которым на самом днище корабля каждая судоверфь свое детище клеймует, выжечь и новый набить.
Во-вторых, старое название долой. В лучшую жизнь с подобающим именем входить следует.
Ну и... отлюксованное судно перекрасить надобно, чтоб все концы, как говорится, в воду.
Если же изделие изначально носило эксклюзивный характер, то его вообще по досочке разбирали. Так оно даже выгоднее получалось, чем целиком продавать. Правда, хлопотнее.
Со временем абордажных дел мастера такими умельцами в новой для себя сфере сделались, что, случалось, прежний владелец судна покупал свой же собственный корабль и даже не подозревал о том, что дважды заплатил за одно и то же".

"Большая Богумиловская Энциклопедия"



Петер же, как мозговой центр новой экономической структуры, стал наиавторитетнейшим пиратом в районе Карибского бассейна. Сам того не желая, на самый верх разбойной иерархии взлетел. Все побережье в страхе держал. Про него тогда сами же пираты так и говорили: "Петер Ван Дер Кот-Чет - флибустьер от Бога".
Бывало, завидит впередсмотрящий с торгового судна его корвет, без опознавательных знаков, сразу всю команду оповещает:
- Справа по борту "Дец" приближается!
Дец на пиратском жаргоне "уважаемый" означает. Так он свой корабль для поддержания авторитету назвал. Вдруг кому придет в голову усомниться в его величии. Характер-то у парня мягкий да незлобивый. А тут надпись на борту сама за себя говорит. Прочитал и никаких душевных терзаний по поводу того, кому в ножки кланяться, нету. Лапки кверху и добро пожаловать на борт. О! Многоуважаемый главарь разбойной шайки. Так повелевает неписанный закон всеобщего морского братства.
Кто знает, как долго еще довелось бы ему теребить водную гладь на своем корвете, не настань и для него пора - в землю корни пускать да семьей обзаводиться. Не откладывая дела в долгий ящик, собственноручно сочинил наш флибустьер любовную записку:

"Молодой человек приятной наружности желает связать себя узами Гименея с юной привлекательной особой без вредных привычек, то есть способной переносить тяготы длительной разлуки с мужем. Вероисповедание и цвет кожи значения не имеют. Замужних и вдовых просьба не предлагать.

Р. S. Материально и жильем обеспечу"



Переписал в нескольких экземплярах, закупорил в бутылки, все, что накопились за годы холостяцкой жизни, и отправил по морю-окаяну в разные страны.
В скором времени ответная корреспонденция в виде каравана судов, груженных невестами всех мастей, на Тортугу пожаловала. Петер даже растерялся. Откуда ж ему было предвидеть, что его невинное пожелание такой общественный резонанс на Большой Земле вызовет. Но ничего не попишешь, пришлось выбирать из всего того безобразия, что прибыло. К каждой по отдельности приглядываться.
Претенденток заставили пройти обязательное собеседование - всех дур сразу же отсеяли - а также медицинский осмотр. Бесчеловечно, конечно. А кто спорит! Конкурс-то вон какой.
Невестушки сами тоже хороши! Обрядились в пух и перья - кто в парчужной юбке (из самой дорогой парчи) выступает, аль еще какую-нибудь расфуфыру на место хвоста примострячат. А кто вообще ничего, окромя вуали, за одежу не почитает. Попробуй, определи на глазок достойнейшую.
Устав от бесконечных выборов, Петер и сам уж был не рад, что всю эту ярмонку ваканций затеял. Но время вспять не повернешь, вот и приходилось ему изо дня в день на девичьи прелести смотреть. Столько всего насмотрелся, что женский пол стал вызывать в его душе не то, чтобы ненависть... Нет, до этого дело еще не дошло, но стойкое отвращение. Это уж точно. Баб просто на дух не переносил. И неудивительно. Все на одно лицо, и каждая от него чегой-то домагивается.
Так бы ни к чему эта свадебная лихорадка не привела, и не воспоследовал бы в дальнейшем природный катаклизм, не доведись ему заслышать, когда он в который раз сквозь строй невест проходил:
- Papan, что же это вы над родным дитем этак-то измываетесь? Обещали грозного пирата в мужья, с гр-р-рубыми манерами. Я, дура, ухи-то и развесила. Разомлела вся, предвкушая наши с ним нескончаемые утехи. Наедине у камелька. А теперь подсовываете какого-то замухрышку. Что мне с ним делать прикажете? Книжки, что ли, читать или сложением-вычитанием заниматься. Говорят, он по этой части большой мастак.
- Знала бы ты, дуреха, что главное в мущине, такие вопросы не задавала бы, - поучает ее Papan.
- Неужто бородища?
Петер, конечно же, сразу обратил внимание на мамзелю с норовом. Как такой не заинтересоваться! Папаша же ейный, под ногами все смотрины пропутался.
- Наш товар - ваш купец, - трандычит. - Сколь не ищи, все одно лучше не найти. И скромна-то, и работяща. Что еще для семейного счастья надо? На Фру Олигархен откликается. Сами извольте удостовериться, всем удалась девка: и лицом изрядна, и телесных соблазнов в избытке имеется.
- Фи, Papan, что ж вы меня незнакомым людям как кобылицу какую представляете! - цедит сквозь зубы невестушка, но ослушаться не решается. В точности отцовы наказы, куда повернуться да каким боком встать, выполняет. - Вот увидите, все про вас Maman расскажу! И про то тоже не забуду, как невинну барышню за нелюбимого обманным путем замуж уволокли.
Рараn дочурку нахваливает, а того не говорит, старый оползень, что сущая морока сбыть раскрасавицу с рук у него выходит.
Еще пребывая в утробе матери, девчушка ясно дала понять окружающим, чтоб не расслаблялись заранее. Мол, последние спокойные денечки доживаете, мать вашу! Вот ужо вылезу, покажу вам козью морду. И показала, правда, не сразу, а лет этак с пятнадцати - то с одним галантом, то с другим амуры крутит. Да все по военной линии. Родители просто-напросто устали бороться с этим ее чинопочитанием.
Бывало, завидит где хлыща в форменной треуголке с кокардой, так и норовит ему честь отдать. Ну настоящая патриотка!
У Петера в душе, на все ее выкрутасы глядя, истинный охотный азарт взыграл. И слышать ничего не желает об увлекательной биографии претендентки. Как же так? Все его хочут, а тут нашлась одна, кому его авансы никуда не уперлись. Короче, натурально полюбил харизматичку внеземной любовью. Он к ней и так-то, и эдак подступается. И пряниками, и конфектами-то ее кормит. Та подарки лопает и никакого гран мерси в ответ не благодарит. Ну ни малейшего презрения на ухажера обращать не желает.
Грозный флибустьер к будущему тестю тогда совета искать пришел:
- Рараn, что делать, полюбилась мне ваша раскрасавица. Подскажите, из чувства мужской солидарности, как завоевать расположение барышни.
- Э-эх! Плохи твои дела, парень. Дочка у меня, сам видишь, не из простых, норовистая. Сколько хороших людей сгубила... и не перечесть, но открою тебе секрет, как к сердцу девичьему лазейку найти. Есть у нее слабинка одна, есть...
- Ну же!
- Затейница моя страсть как бравых молодцев в военных мундирах любит. Так к ним и льнет. От одного виду парадного виц-мундиру чувств лишается. Вот тут-то самое время и обделать бы свадебку, пока она послушная в отключке валяется, а там уж, как в себя придет, никуда не денется. Дело сделано и, как говорится, все как у людей, стерпится - слюбится. Так что дерзай, зятек. Скрывать не стану, как-то сразу полюбился ты мне, Петруша. Потому и пекусь о счастии дочери, а вовсе не из-за твоих несметных капиталов.
Сговорились под видом увеселительной прогулки заманить упрямицу на Петеров корабль, а там уж всей развеселой компанией махнуть в открытое море. Заодно и священника с собой прихватить, на случай обморока. Авось свежий ветер да отсутствие берегов на горизонте мозги девке на место вправят. Ну не вплавь же в самом деле назад добираться!
Сговориться-то сговорились, да только у дочурки разрешения спросить позабыли. Пришлось силой на корабль тащить. А она руками-ногами в поручни упирается. Ну ни в какую развлекаться не хочет! Благим матом отца родного почем зря кроет. Всю Тортугу на уши поставила. Затихла, лишь когда сходни убрали. Заперлась в каюте и оттуда ни гу-гу. Только без публики семейную драму переживать неинтересно. Решилась она все ж таки нос из заточения высунуть. Дверку чуть приоткрыла. Что за метаморфоза?!
Замухрышка Петер при полном параде: сабля наголо, треуголка набекрень, вся грудь в почетных знаках отличия собственного изготовления. Туды-сюды, левой-правой по палубе бравым рубакой офицерит. Ну и как такому честь не отдать?!
- Papan, - подала сигнал к примирению Олигархен, - что ж вы от меня истинную сущность гера Петера до сих пор в таком строжайшем секрете скрывали.
- Доча, доча, держи себя в руках, - чуя недоброе, сдерживает ее пламенный порыв Papan. У девки от пережитого потрясения ураган чувств на лице написан.
- Прости, но нету сил, противу естества идти, - и, в чем мать родила, застучала каблучками по палубе, навстречу суженому.
Волосы всклокочены, одежа, в мелкие клочки разорванная, в каюте осталась. А ей плевать, пускай люди смотрят. Чай, не позор какой. Тут истинное чувство.
- Гер Петер, дозвольте обратиться, - освежила влюбленного пирата своим дыханием раскрасотка.
- Для вас любой каприз исполнить я готов.
И сей же час! Лишь дайте повод в неземной любви признаться.
Да что там внеземной! Вселенной мало для меня,
Чтоб выразить мое, о ангел! к вам расположенье, - неожиданно для самого себя заговорил стихами флибустьер.
- О! Да вы никак пиит! - удивилась Олигархен.
- Я еще и не на такое способен за ради нашей с вами любви.
- Что, правда? Так, может, вы мне растолкуете уж заодно кой-чего?
- Ну же, чаровница, не томи! Я трепещу!
- Я вот тут все голову ломаю, а чтой-то все вокруг говорят, что женщина на борту это к несчастью.
- Тысяча чертей! - взбеленился капитан. Фальшивый румянец с лица вместе с гримом в отполированные до зеркального блеску ботфорты, ближе к пяткам, стек. - Свистать всей наверх. Полный назад!
- А с бабой что делать? - озадачились матросы. Им судьба судна тоже далеко небезразлична.
- С бабой? Бабу - за борт!
- О! - не своим голосом выдохнула Олигархен, - какой мущина! - и страстным поцелуем заткнула рот и без того озадаченного пирата.
Все бы ничего, Петеру даже понравилось вначале, но недолго. Силы природные то ли обману не снесли, то ли жаль стало незадачливого жениха, вот и нарушили на целых три минуты пространственно-временной баланс. Образовалась в небе огромного размеру воронка. Всех, кто на палубе в тот момент был, а высыпала туда вся команда, засосала в свое нутро, поигралась маленько да разбросала кого куда по параллельным мирам.
Корвет же не тронула, целехонек остался. Говорят, он без команды так до сих пор и бороздит моря-окаяны. И предвещает неминучую гибель всем встречным кораблям. Моряки его за это "Порхатым скотланцем" промеж собой называют.
А в городе Гамбурге процент Петеров на душу населения резко возрос. Работы голодранцам из переулка Огрызков не в пример прежнему прибавилось.
Да, чуть не забыл, еще у них тогда неестественно яркая вспышка в небе произошла, вот они до сих пор один из кварталов в честь того знаменательного события исключительно фонарями красного цвета освещают.

IV


Как обычно по четвергам, а был именно четверг, а никакой не вторник, как некоторые тут тень на плетень наводят, мы за звездным небом наблюдения вели. Вдруг, точно сказать не берусь, кто именно, сдается мне, Архипыч, счетовод наш богумиловский, приметил неопознанный летающий объект в космическом пространстве. Да, точно Архипыч. Мы еще с отцом Прохором, помнится, удивились. Надо же, человек всю жизнь себе под нос смотрит, все в бумажках копается, а зрение до столь почтенного возрасту, как у младенца, сохранил.
Летит, значится, по небу человек в сонном состоянии рассудка. Руки в разные стороны для балансу раскинул, а за ним по пятам гром и молния поспешают. И наверняка все трое место для заземления подыскивают. Во что бы воткнулись в конечном итоге - неизвестно, кабы не Архипыч. Большого сердца человек! Схватил железный прут, тот, что под руку первым попался, и стал на себя эти гром и молнию от несчастного собрата по разуму отвлекать.
А вообще-то сеновал у него неподалеку. Запасами сена рисковать ему тоже не с руки.
Аккурат перед его сараем с драгоценными заготовками на зиму атмосферные явления счетовода и настигли. Слава Богу, железный прут поглотил и гром, и молнию, а человек из безвоздушного пространства как-то так ловко извернулся... и в сено штопором вошел. Наружу только сапоги со шпорами торчат.
У счетовода от сопричастности к силам дикой природы электрическое потрясение в теле произошло: из ноздрей дым валит, изо рта пламя пышет, а так-то он по натуре хозяин гостеприимный. Только недолюбливает, когда его добро кто-то другой без спросу в собственных интересах использует.
- Ты почто мое сено приминаешь? - огнедышит он на пришельца. - А ну вылазь! Ишь разлегся! Мой сеновал, мне на нем и валяться.
Мы с отцом Прохором пока что в сторонке стоим, издаля советы подаем, а то ведь, кто его знает, каково теперь с Архипычем дело иметь. То ли током ударит, удар-то уж наверняка молниеносный, то ли целоваться полезет. Что в сущности одно и то же. Ежели судить по результатам.
Хозяин сапогов со шпорами тоже отмалчивается пока. Хотел тогда счетовод собственноручно его наружу вытащить, да отец Прохор не дозволил.
- Сено-то пожалей, полыхнет ведь как спичка. Прикоснись только.
- И то верно, - сей же час одумался рачительный хозяин и выпустил изо рта клуб дыма. - Мужики, может, пособите, смотреть больно, что кто-то мое сено без спросу топчет.
Мы-то люди негордые, ослобонили узника, пощечин как барину какому надавали. А когда он чуток оклемался, успокоили:
- Да ты шибко-то не удивляйся, у нас оно завсегда так. Это пространственно-временной континуум шалит.
- А-а! - протянул морячок, якобы что-то понял.
- И с корабля обязательно кто-нибудь угодит. Не на бал, конечно, так хоть не под самосвал. Верно? Ты вот на свое счастье на Архипычев сеновал очень даже мягко причалил, - утешаю я его и на счетовода указываю для наглядности.
А тот:
- Здрасьте, - говорит и полыхнул на парня пламенем.
- А-а-а! - практически нецензурно выразился вновьприбывший. Значит, со всем согласился.
Мы же дальше голову ломаем, куда нам залетчика этого девать. Ясно же, что не на недельку человек погостить приехал. Придется кого-то уплотнять.
- А что тут думать, - говорю я. - Законы гостеприимства еще никто не отменял, поэтому определим-ка мы его на постой... Постой, постой... Куда бы нам тебя определить, а? Да к тому же Архипычу и милости прошу. А что? Какие могут быть возражения? Ежели Богу так угодно было, что именно на его сеновал гостю указал, значит, неча спорить. Так и сделаем. Что ж нам, сирым да убогим, в Божий промысел мешаться?!
Проголосовали, можно сказать, единогласно, за исключением одного голоса. Сам счетовод чтой-то воздержался. Вот водится за ним эта шкурная манера, всем поперек дороги становиться! А чего гонор-то свой обществу демонстрировать, когда решено уже все. Единогласно!
Следом вылезла на поверхность другая проблема, к какому бы общественно-полезному делу пришельца пристроить. Навигационный опыт - это, конечно, хорошо, но у нас по Луху и паром-то пускать обременительно и накладно. Нецелесообразно, в общем. Потом рукой махнули. Да и Бог с ним! Чай, сам со временем определится к чему у него душа лежит. Вот и слонялся он без дела с месяц-другой. Все фокусы деревенским показывал. С деньгами.

***


Случилось как-то счетоводу нашему занедужить, сразу же бумаг накопилось - пропасть! Петр Петрович, так мы пирата на русский манер переиначили, видит, что мы непосчитанные, словно в воду опущенные круглые сутки ходим, вот и вызвался помочь.
- Что я, - говорит, - все без дела да без дела сижу, не привык я задарма чужой хлеб есть.
А нам разве ж жалко, пущай, чай, пробует на здоровье. Лишь бы польза хоть какая была. Вот тогда-то и показалась оборотная сторона пиратского ремесла во всей полноте. Парень-то жадный до работы оказался, глазами во все стороны иступленно вращает, язык высунет и жует, жует его. И как только не откусит в работном азарте? А пером по бумаге как скрипит? Мама дорогая! Мы даже ребятишек наших местных подговорили пенопластовыми поплавками в доме у Архипыча стекла протирать, едва завидят, как Петр Петрович рукой за счетами потянулся. Чтоб хоть чем-то перекрыть этот отвратительный скрипеж с утра до ночи. К шариковой ручке-то хотели его приучить, честно пытались, так ведь и не признал он ейных преимуществ насупротив старинных орудий письма.
И что удивительно, хоть и нелицеприятное зрелище Петруха селянам демонстрировал, все его работой довольны остались. А он, уж как дорвался до настоящего дела, все остановиться не может.
- Дайте еще что-нибудь посчитать, - говорит, - руки чешутся.
- На, - отвечаем, - раз уж так совпало.
Короче, со всей округи к нему за советом да за интеллектуальной помощью стали обращаться. Он, само собой, никому не отказал, всех принял, всех обсчитал. И все опять-таки довольными оказались. Потому как не в накладе. В деревне у нас сразу экономический подъем наметился. Пиратские методы ведения сельского хозяйства очень даже прибыльными могут быть, если вводить их с умом.
А скромный служитель сухих цифр отныне подолгу засиживался над отчетными документами, сводя дебет с кредитом. В редкие же минуты досуга погружался он глубоко в самое себе и мечтал о том, что когда-нибудь его безропотное корпение над бумагами оценят по достоинству и назначат, непременно назначат, в торжественной обстановке, с цветами и духовым оркестром, Главным Бухгалтером.
А я ведь с самого первого взгляду его истинную сущность распознал...
Стра-а-а-ш-ш-ный человек!


КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

к оглавлению





 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"