Павлов Анатолий Сергеевич : другие произведения.

Счастье. Серия 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Серия 2. Прощание. Смертопад.
  
  0. История одного противостояния. Обезьяны и черепахи
  
  Чаще, чем того хотелось бы, Альфа наблюдала крестные ходы по современному дырявому асфальту за окном. Толпы хмурых и бездумных лиц молчаливо топали от Лавры вниз, на площади, к ненормальным людям, неся по горбам тяжеленные кресты и в голодных руках - свинцовые иконы. Альфа сочувствовала иссохшим марионеткам, просвещённым духовно своими бездушными пастырями от православия. Ей хотелось нежно обнять каждое существо, подвести к кирпичной стенке арсенала и безболезненно расстрелять. Всех до одного, а детей - распределить по буржуазным бездетным семьям. Когда организм работает вполсилы и в мозгу недостаточное давление мыслей - всё кажется мистическим и невозможным. Альфа размышляла над тем, сколько нейронов перегорело в её крохотной костяной коробке, словно мелкие лампочки органической гирлянды. Подлежит ли её мозг восстановлению или локомотив деменции уже потерял всяческие тормоза... Возможно ли ещё компенсаторное восстановление, сможет ли она снова притворяться человеком, имея успех у людей.
  
  "Ты не знаешь, что тебе делать и чем заняться. В тебе есть энергия, которую некуда направить. Ты - факел! Ты входишь в ступор или занимаешься непристойностями. Но у тебя нет ответов на плешивые вопросы. Извращённый центр прикосновения к божественному на уровне физиологии опошляет любую веру. Блаженство, испытуемое от обрядов, молитв и песнопений - реакция мозга на раздражитель. Любое удовольствие, умиротворение и чувство защищённости - коктейль химически несложных вещей, а здоровая паранойя - вещей попроще. Исполосованные извилины, подбитые многолетней интоксикацией и дефицитом, - источник самых ценных артефактов для виртуальной системы - человеческого сознания. Слова бессильны, они слишком слабы и ущербны, чтобы взять на себя вес описания действительности, с которым не справляются даже монолитные цифры, а философы - несчастливые онанисты, насилующие мозги почём зря. Чего мы добиваемся, повышая статус или поддерживая иррациональность? Путь саморазрушения, путь отказа от самой себя - подобно спасению от многоликости окружения. Религиозным людям проще всего - они наиболее восприимчивы к сказкам, а потому живут блаженно. У такого извращения, как религия, изначально существует неравное преимущество, так как нарождается оно на прочной физиологической почве. У религии есть небитый козырь - даже в современности, приоткрывающей мелочно основы мироздания, у неё нет полноценной альтернативы. Ничто сейчас не заменит человеку очищающего и благотворного подмывания мозга. А потому ничто не способно преодолеть религии. Даже разум. Потому что разум - источник её."
  
  1.
  
  На узкой улочке против офицерского дома перед Альфой возник сумасшедший, похожий либо на очень красивого мальчика или на не очень симпатичную девушку, Альфа его испугалась и убежала. Сумасшедший некоторое время смотрел ей в уменьшающуюся спину, а затем начал странно проповедовать, рассказывая нечеловеческие вещи проходящему счастливому человеку. Выслушав проповедь, человек расплакался и уже больше никогда не был счастлив.
  
  После бутылки дешёвого винного пойла и нездоровой жирной пищи, Альфу разморило, и она попросила передышки, сворачиваясь калачиком на тахте. В мозгах всё кружилось, сталкивалось и рассыпалось. Эпсилон невесело качал своей большой головой над порозовевшими щеками уснувшей девушки, он оставался трезвым, потому что едва прикоснулся к своему пойлу, но что-то всё же мешало ему рассуждать рационально, а перед уставшими глазками плыло. Всё, что он любил, всё, чего он хотел в прошлой и нынешней жизни, сейчас уснуло в его нищенской квартире. Он боялся притронуться к ней, как боялся миллиона других несущественных вещей, ему казалось, прикоснись он к её истощённому телу, оно рассыплется, исчезнет.
  Не выдержав внутреннего напряжения, Эпсилон сел к Альфе спиной, ссутулился и крепко ухватился за свое разбухшее тело, ускоряя движения и тихо посапывая. От скрипа и толчков тахты Альфа проснулась и тут же вдохнула.
  Она безразлично прижалась красной щекой к щеке Эпсилона и потрогала его разогретую вспотевшую руку. Преодолевая себя и некоторый животный страх, он потянулся к её шее сухими губами, но она его мягко отстранила ладонью.
  - Глупышка, - твердила она, отдаваясь напору нейромедиаторов и снова принимая горизонтальное положение.
  
  Не зная направленности, речь её полилась, словно вода над раненой дамбой, она вывалила бесконечную порцию данных ни о чём. Рассказывала о мимолётных отношениях и чём-то серьёзном, хлюпая носом, рассказала о Дельте, об Алгоритме, и вывалила часть своего несмываемого позора, выставляя себя добрячкой, а дорогих для неё людей - негодяями. Продекламировала стихи Маяковского, сопоставляя его трагедию со своим несчастьем. Затронула писателей, о которых никто не знал, и даже одного режиссёра, падкого на молодых девчат. Оглушенный отказом Эпсилон не мог слышать чужой мольбы о прощении, в его голове пульсировал стыд, набор имён и событий, а в промежности - неприятное покалывание и дискомфорт.
  
  - Время. Оно остановилось и не движется. Оно не существует и ничто не происходит. Материальное, с его безостановочными катастрофами, - блеклый безмятежный фон. Всё действие и движения, все бури и каждое пространство - всё живёт только во мне. Но я лишь наблюдаю, а мною руководит чужое и не моё. И мне сложно отличить ложное от реального, настоящую жизнь - от выдуманной. Ты говоришь слова, но они не имеют веса и не могут придавить меня: в любой канаве есть микроорганизмы - и я стану лишь частью их. Ирреально и не больно, потому что иллюзия - лучшая защита от действительности.
  
  Альфа шептала и срывалась на крик, выплёскивая содержимое раздражённых извилин. Ей чудилось, что Эпсилон - сухонький несимпатичный священник, накладывающий после непристойной исповеди шутливую епитимью, вроде прочтения вслух вульгарных стишков выдающихся поэтов, и руки. Когда начала потрескивать голова ни то от давления, ни то от экгонина, Альфа простилась с Эпсилоном и весело сказала, что на сей раз действительно навсегда. Она уже знала, какие нити предстоит разорвать, и для чего.
  Молодой и неуклюжий человек постоял немного, подперев стеллаж со старыми ни разу не открытыми книгами о светлом будущем и вражеском окружении, и в нём забугрились немощные мышцы.
  Альфа нечаянно обронила жребий, после которого катастрофа стала неизбежной.
  
  2. Дрифт
  
  Дельта молчала, рассматривая потёртый узор на кухонной скатерти из пластика, вместо её слов Арктангенс слышал только треск сгорающей сигареты. Он перехватил её худую руку и жалко признался в любви, в тринадцатый, возможно, раз за этот день. Дельта отсела, проглотив ком чего-то, и с непроницаемым лицом осведомила горе-жениха:
  - Я ухожу.
  - Зачем? Ночь на дворе... - прошептал он в ответ.
  - Арктангенс, я от тебя ухожу, - помолчав, она добавила едва слышно, хотя очень мелодраматично: - Прощай.
  
  Последний мост был сожжен, отступать было нельзя - впереди слабо мерцали какие-то перспективы.
  
  Как только Арктангенс осознал, насколько плачевно его положение, он сел на табуретку, положил лысеющий лоб на стол, укрытый крошками, и опустил руки до самого пыльного пола, кончиками пальцев привлекая любопытство тараканов.
  Он не мог ничего делать и даже мысли предательски разбежались, покинув тонущую в вате голову. Дельта, размазывая по горящим щекам слёзы вместе с остатками макияжа, собирала вещи в коробки из-под совместно нажитой бытовой техники, вызвала извозчика и была такова, сообщив ничего не слышащему Арктангенсу на прощание, что за вещами вернётся позже, когда его не будет дома, а ключ оставит у извечно недовольной консьержки, чем нанесёт ей непоправимую травму: и даже в состоянии глубокой деменции она будет помнить, что Дельта - невеста Арктангенса, а остальное забудет.
  
  Спустя бесконечность времени и горечи, погруженный в своё неглубокое и без Дельты Арктангенс, возвращался с непростой заводской работы в опустевшие стены, и был не совсем счастливым, но сильно охмелевшим. С плоского неба начинало капать что-то серое, как и оно само. Перед Арктангенсом возникло незнакомое и от того вовсе не приятное лицо, и прилипло, не преграждая пути, но и не отставая. Он неровно ухмыльнулся:
  - Чем могу?
  - Есть разговор, - Эпсилон весь сгорбился и опустил голову, он хотел сбежать и не мог, несмотря на то, что его сердце хлестал страх.
  
  Завязалась странная, нереально обставленная беседа, полная эмоций, взаимных обвинений и оборванных возгласов, а не полноценных фраз. Разогретый Арктангенс, выплёскивая под алкогольным напором накопившееся, поминал ненавистную ему Альфу по-всякому, выделив особенностям её анатомии отдельную порцию ругани, тем самым раззадоривал узкое сознание Эпсилона, разгоняя неуверенность, словно дорогие самолёты - облака:
  
  - Ах, так это правда всё, а не горячечный бред? Ты был с нею груб, неприветлив, ты вышвырнул её, едва не поломав! Ты... - Эпсилон трясся, чуть не рыдая, не то от адреналина, не то от досады, и вмиг переключался на красочные обещания физической расправы, словно последний из рыцарей, отстаивающих честь чужой дамы сердца, которую не мог иметь, но за которую готов был сгинуть.
  
  Нависая плотной нетрезвой тушей, Арктангенс позволил себе рассмеяться и сказать незнакомцу с таким по-детски нелепым лицом несколько грубых и даже неприятных слов, то ли запугивая, то ли насмехаясь над его худосочностью.
  Эпсилон ответил на это необычно и скромно, почему-то спокойно и едва слышно, он спросил с отвлечённой улыбкой: - Как думаешь, негодяй, сколько силы нужно, чтобы убить человека?
  
  Несмотря на нескладную комплекцию, Эпсилон двигался проворно и удивительно ловко. Его глупый взгляд напоминал взгляд хищника, недопонимающего, кто перед ним возвысился: очередная жертва или претендент. Он сумел выследить, сумел не сбежать, теперь оставалось окончательно решиться на поступок, и эта уверенность уже просматривалась в его сжатых до синевы губах.
  
  Арктангенс с чувством осознал, сколь сильно недооценил антагониста, находясь уже в положении лёжа и вовсю захлёбываясь холодной жижей непонятного вкуса. В последующие несколько растянувшихся минут его сознание отошло на задний план под сокрушительной чередой стальных ударов.
  
  Вероятно, вся ярость Эпсилона, накопленная за годы сносимых унижений, выплеснулась на раз, напоминая о себе и о своей неискоренимости. Он отчаянно истязал пускающее живую кровь тело ногами, завёрнутыми в тяжелые ботинки, и даже не пытался наклониться и выразить слово в заплывшие и не видящие безразличия глаза.
  
  Удачное предприятие Эпсилона было единичным и, по всей видимости, случайным. Уж если сама эволюция фатально осекалась, до последнего лелея и любя обреченные ветви, то разовое возвышение слабого над сильным могло всё же иметь хоть и небольшое, но законное оправдание.
  
  Эпсилон успокоился, остыл, будто вулкан, выбросивший из себя давившее содержимое, становясь питательной площадкой для шаткой жизни, многообразной и временной. Он заботливо отвернул дрожащего Арктангенса на спину - подальше от удушающей воды - и без слов удалился домой, угрюмый и опечаленный, как обычно. Его миссия была завершена, а других оправданий к существованию не предвиделось.
  
  С организмом Арктангенса случилась беда: из соображений сохранности он начал терять сознание, пока горлом текла кровь из сломанного носа. Чтобы не захлебнуться он в порыве последнего сознательного проблеска развернулся ниц и уходил в яму, наполненную дождевой водой и грязью, от которой его пытался уберечь Эпсилон. И когда начались конвульсии, ни у тела, ни у мозга, расслабленного сотрясением и алкоголем, не хватило сил, импульса, чтобы спастись. Арктангенс по-бытовому захлебнулся и остался лежать трупом до самого дождливого утра, пока не испортил настроение и, может быть, весь последующий день случайным ранним прохожим.
  
  3. Ж++
  
  Дельта за полчаса неловкого молчания ни разу не открыла рта, кроме тех случаев, когда жевала листья салата или закуривала очередную сигарету. Альфа держалась крепко и подсматривала мысли в таблетке и внутри самой себя. Её неуместная ревность сгрызла ногти и покусала губы.
  
  - Когда будет ребёнок? - пересилив бесполезный головной шум, отважилась Альфа, смотря на аккуратный надувшийся живот напротив.
  
  - Мы работаем над этим, - холодно ответила Дельта и погасила сигарету, которую так и не начала курить; уже третью.
  К столу подошел Алгоритм с бокалом тёмного пива и обнял Дельту за плечо, он кротко улыбался и негодующе косил глаз на дымящуюся пепельницу. Под его потупленным взглядом изредка проскакивало что-то пошлое и маслянистое, и он даже напрягался, чтобы представить Альфу и Дельту вместе на одной кровати, от чего организм его становился теплее и активнее:
  - Хорошая причёска, Альфа, мне даже нравится, - пошутил Алгоритм.
  - Ты уже говорил об этом, - заметила Альфа и переменила тему:
  - Вы знаете, я слышала, что техника сейчас дошла до экстракорпорального оплодотворения, и даже с гидросалпинксом или, например, при ретроградной эякуляции, возможно забеременеть, только денег нужно и возраста приемлемого. Вы не думали испытать?
  Глаза Дельты злобно заблестели, а Алгоритм набросился на пиво, за что получил от Дельты упрекающий пинок под столом.
  - Я скоро вернусь, мне нужно, - вскочил от боли Алгоритм и убежал на чистый воздух.
  - Скажи мне только одно, Дельта, - перехватив и уничтожив очередную сигарету, настояла Альфа, - ты счастлива?
  Дельта сжала губы и сложила их сфинктером, она тяжело вздохнула и инстинктивно положила руку на твёрдый живот, защищая его внешнего, на пальце блестел кусок определённого металла, и чесал Альфе глаз:
  - У Алгоритма собственный бизнес, ты знаешь, у нас две машины, квартира...
  Альфа положила на стол тяжелую купюру, покрывающую обоюдные затраты, и натянула потёртую куртку, но Дельта взяла её за ногу, впившись в четырёхглавую мышцу ногтями:
  - Я счастлива, Альфа, счастлива, как никогда прежде, как не была счастлива с тобой. Алгоритм хороший, правда, он очень славный, заботливый. Пока ты уставшая лежала под этим твоим, как его, налтрексоном, мы сблизились, у нас много общего. От тебя я уехала на работу, а он - выпить, и мы ехали вместе и разговаривали только о йоге и о тебе. Он рассказывал разное, и как ты ребёнком когда-то была, а я думала, что ты младше. Как ты никогда не была дома, а с отцом - в путешествиях, как ты умна, а он никогда не понимал, что ты говоришь. Твоя слабость объединила нас, Альфа, спасибо тебе, - из Дельты так и сыпались оскорбления: - Мы признательны. Я давала тебе шанс, Альфа, ты что-то значила для меня, иногда мы по вечерам вдвоём тоскуем по тебе, каждый по-своему, но без слов, и теперь мы - семья, а ты - прошлое.
  - Так же, как и Арктангенс?
  - Не понимаю, о чём ты.
  Мышца Альфа напряглась:
  
  - Отпусти ногу, мне больно.
  
  Дельта разжала пальцы и хохотнула, Альфа спокойно вышла, оттолкнув плечом курящего Алгоритма с крыльца ресторана, и направилась к старичку-автомобилю.
  
  Не открыв дверь, вспомнив о чём-то, она вернулась к Алгоритму и вручила ему твердотельный накопитель с документальным фильмом непродолжительной Дельта-жизни в разукрашенных бетонных стенах. Неумелый порнографический арт-хаус, главным элементом которого были бесконечные обоюдные истерики. Её эксперимент продолжался.
  
  - Свадебный подарок, - на прощание бросила Альфа и наконец-то убралась.
  
  Дорога выдалась слезливой. Капало с неба, непроизвольно лилось из глаз. Водители из объезжающих автомашин сочувственно сигналили и резкими движениями рук и пальцев выказывали свои непростые эмоции.
  
  Альфа не понимала, почему как-то реагирует, если внутри зияла ледяная пустота, но слезные железы, очевидно, функционировали автономно.
  
  4. Странное совпадение
  
  "Преступники, как мы их нарекаем, совершают преступления, потому что у них есть мотивация. Это очевидно и достаточно просто. Мотивация, определённо, - продукт мозга, и вот уже около двухсот лет мы точно знаем, где именно в мозгу рождаются побуждения - в лобных долях. Разработанная пуэрториканцем примитивная и негуманная методика демотивирования душевнобольных - лоботомия - может сослужить добрую службу в борьбе против столь же примитивных и асоциальных деклассированных элементов общества, которые, согласно последним исследованиям, неспособны ни к принудительной, ни к добровольной перестройке. Асоциальный индивид останется таковым, несмотря ни на что.
  В настоящее время при сложившемся принудительном вычленении определённых фенотипов в угоду большинству, стремящемуся обезопасить себя и своё будущее, - нет ни малейших морально-этических преград для проведения массовой лоботомии укоренённым преступникам. К сожалению, не существует стандартизированного подхода к проведению столь щепетильной операции, поскольку эффект от неё может оказаться прямо противоположным ожиданиям. К тому же, зная о гибкости человеческого мозга (а у большинства преступников мозг, вероятно, довольно гибок), лоботомия не может дать никаких гарантий. Потому более эффективным методом борьбы с побуждениями было бы полное уничтожение лобных долей или же иссечение их, что возможно осуществить и без хирургического вмешательства - радионожом. После короткого периода восстановления - деклассированный элемент общества может быть вовлечён в несложную работу, поскольку навыки, требующие интеллектуального напряжения, существенно не страдают от процедуры. Человек - всего лишь злая обезьяна... А теперь - рекламная пауза!
  
  Ты убог, вял, страшен и безынициативен? У тебя серая жизнь и полон кишечник фекалий, распирающий пузо? У тебя усы и мышечная атрофия? У тебя отвратительная вторая половинка, мало чем отличающаяся от тебя самого, и куча проблем на работе? Не беда! Мы снимем дешёвый кинофильм о тебе, но со счастливым концом. И ты заплатишь нам свои скудные гроши, чтобы насладиться лицезрением несбыточной мечты...
  Как же я устала..."
  
  Альфе требовалось забытье, процессы в её голове роились слишком быстро и хаотично, она хотела либо выключить себя, либо упорядочить, но мало что помогало. Тяжёлая и в принципе хорошо защищенная дверь с системой внешнего видео-наблюдения приоткрылась без скрипа и усилий:
  - А... это ты... - как-то безразлично или разочаровано протянула Мнимая Единица и рукой пригласила Альфу войти.
  Выглядела Мнимая Единица нездорово: кожа была бледной, под глазами, близорукими без стекол, лежали темные и припухлые - видимо, от частого плача - полукруги, гордые плечи - опущены, как и пустой взгляд. Одета она была во всё чёрное, хотя и просторное; из-под одежды выглядывал крупный и плотный живот.
  Отдавая мерзко пахнущие цветы, Альфа подумала: "И эта туда же!", но спросила другое:
  - Сколько мы с тобой не виделись, год?
  - Одиннадцать месяцев, неделю и три дня, - без запинки тихо ответила Мнимая Единица.
  - Ты это на ходу выдумала?
  - Да.
  Помолчали, не рассматривая друг дружку, а упёршись в чистый пол. Альфе захотелось тут же уйти от Мнимой Единицы и от неловкости, но вместо этого она стала рассматривать убранство незнакомого ей обиталища, отыскать которое составило труда и усиленной работы памяти.
  Это была большая и просторная квартира с высокими потолками и большим количеством не заполненных людьми светлых комнат. Пахло свежо, едва ли не стерильностью и глаз не цеплялся за пыль или вещи, не лежащие на своих местах. Если бы можно было представить себе математически выверенное расположение мебели в пределах одной квартиры, то это был именно такой случай - наверняка не по фен-шую. К своему неудовольствию Альфа отметила, что превратила собственный дом в берлогу. Со стен, безобразно чистых и светлых, не пялились ни картины, ни фотографии. С потолка не свисали тяжелые и пышные люстры из дорогого хрусталя. Окна не заграждали плотные гардины. Единственное, что отягчало пространство в прихожей, - огромный рояль цвета слоновой кости. Именно на нём, сбросив балетки, и сосредоточила своё внимание Альфа, пока Мнимая Единица без слов унесла цветы куда-то далеко устанавливать в воду.
  На рояле аккуратными стопками лежали ноты, написанные от руки, а на опущенном клапе лежал неоконченный лист с правками и несколько маркеров. Альфа стала вчитываться.
  - Не знала, что ты интересуешься классической музыкой, - подала голос бесшумно возвратившаяся Мнимая Единица. Вычитать Альфе удалось немного, да и того она не поняла.
  - Совсем не интересуюсь, - вздохнула Альфа, но зацепилась за ниточку намечающейся беседы: - А я вот не знала, что ты сочиняешь музыку. Ты совсем не говорила!
  - Ты же не спрашивала, общаясь явно не с самой разговорчивой частью меня. Выходит, мы ничего не знаем друг о друге, но это не мешало нам хорошо проводить время, верно?
  Альфа была намного старше, но впервые почувствовала себя неловко. На своей территории её отторгнутая юная любовница была неприступна, недосягаема, а печать горя и вовсе перекрывала собой любое настроение, кроме угрюмого.
  - Сыграешь?
  Мнимая Единица отрицательно покачала головой и наконец-то присела на удобную тахту, бережно придерживая живот:
  - Это не для тебя, Альфа. К тому же, я ещё не закончила. Стоит ли мне узнать цель твоего визита?
  - Обрываю жилки. Ты - последняя.
  - Понятно... Но, знаешь, ты опоздала, моя - оборвалась намного раньше. Вместе с жизнью брата.
  - По этому ты в чёрном и не легкомысленна, как обычно?
  - А ты - сухарь, Альфа. Нормальный человек выразил бы соболезнования.
  - В последнее время вокруг меня слишком много смертей - я не могу уже по-человечески реагировать.
  - А раньше могла? - Мнимая Единица сначала округлила глаза, затем крепко зажала нос, но всё равно чихнула. Несколько раз подряд.
  - Будь здорова. Нет, раньше я тоже не могла, а теперь, кажется, уже и не смогу. Прости, не знала, что у тебя аллергия.
  - Я тоже. - Мнимая Единица вздохнула и всё же начала: - Мой брат, Ноль, всегда хотел умереть как-то смешно...
  - А умер как?
  - А умер несмешно. Всем нам было очень невесело. Мы любили его, все мы, наша семья, его особенный тонкий ум, я любила его... Он столько боли нам принёс, но до того было много радости, счастья.
  - И что такое, по-твоему, любовь? - Альфа сжала пальцы, ожидая наконец-то узнать.
  Мнимая Единица вдумчиво посмотрела на неё из-под опухших век, но всё же ответила:
  - Ты ведь не понимаешь, верно? А я догадалась, я узнала это раньше всех: в тебе что-то поломано, ты неспособна любить.
  - Я любила! - возразила Альфа. - И даже несколько раз!
  - Тогда зачем ты спрашиваешь? - поддела Мнимая Единица.
  - Твоя точка зрения интересна, только и всего.
  - Понятно. Ничего ты не знаешь, Альфа, вот что. А я тебе ничего и не буду говорить. Захочешь - самая придумаешь какую-нибудь свою хитроумную научную муть.
  - То есть, ты и сама не знаешь?
  - Твоя неспособность любить, - встала в позу Мнимая Единица, - не означает, что другие люди похожи на тебя. Ты мне рассказывала когда-то про какие-то уровни нейромедиаторов, так вот, может, у тебя с ними - беда, а у меня - нет, и никогда не было. Однажды, - она горестно улыбнулась, - я чуть не откусила кусочек, когда слишком увлеклась...
  - Чего кусочек? - не поняла Альфа, задумываясь о своём серо-белом веществе.
  - Тела! Ох, Альфа, ты такая вроде умная, но непробиваемая иногда! Ты вообще живой человек?
  - Но я же пришла к тебе.
  - И опоздала, да. Ты мне нужна была раньше, когда его не стало. Я так рыдала, Альфа, если бы ты только знала. Я и сейчас постоянно реву. И мне не на кого было опереться, и тебя не было рядом, чтобы опереть меня. А сейчас этого не нужно. У меня есть всё необходимое, и есть, кого любить. Это хоть как-то утешает, и мы, может, плачем по вечерам вместе. О! - она встала, держась за стену. - А хочешь, покажу?
  Альфа кивнула и пошла за Мнимой Единицей в небольшую комнатушку с занавешенными окнами. У двери стояла небольшая тумба на колёсиках, а на тумбе - дорогостоящий УЗИ-аппарат, показывающий разные мягкие ткани в высоком разрешении.
  Усевшись поудобнее и сняв с себя верхнюю часть наряда, Мнимая Единица размазала по животу голубой гель, смазала УЗИ-датчик и включила аппарат. Она показывала строение маленького человеческого тела и говорила о нём с непривычной для Альфы теплотой и нотками обожания. Это была её будущая дочь, которой она даже подобрала имя, а, рассказывая, испускала из треугольных глазок слёзы непонятного происхождения. Находясь в относительно просторном животе, девочка была здоровой и в безопасности, а пуповина аккуратно вилась около ребёнка, но не вокруг его тоненькой шеи. Альфа вспомнила свою бурную молодость в потной солнечной стране, где законодательство было слабым и добрым, а заработок - простым и без проверок. Она думала, что, пожалуй, даже если бы её внутренность, которая должна ощущать себя женской, пробудилась и ей отчаянно бы захотелось продолжиться, как этого хочется Мнимой Единице, то ракета уже давненько улетела подальше от Солнца - и ей попросту поздно ввязываться в репродуктивную гонку. Она не ощущала себя молодой и свежей рядом с Мнимой Единицей, а рядом с ушедшей Дельтой время не возвращалось вспять. К счастью, никаких особых желаний у Альфы не появлялось: она была глуха к своему нездоровому избитому телу, а тело - к ней. Обе её страсти, не сговариваясь, теперь были в одинаковом положении, хоть и на разных сроках.
  Мнимая Единица заметила отрешённость Альфы и стала вдруг игрива, приспустив штаны:
  - И в чём же твоя жуткая тайна?
  - Ты о чём? - Альфа вырвалась из дум. УЗИ-аппарат был выключен, а Мнимая Единица сидела полуголая и сухая.
  - Ну как же, раз ты обрываешь прошлое, то настоящий момент - самое время пооткровенничать. Мы все - люди, каждый со своей историей или историйкой. Ты же смотрела на уличных людей: за каждым есть какая-то страшная семейная тайна, печатью лежащая на роде, что-то такое, о чём не принято говорить и открывается только вечером, да и то - самым верным, тем, кому можно довериться. Мои тайны тебе известны. Ты теперь их даже до появления увидела. В чём же твоя?
  - Я опередила мать, зная, что она хочет убить меня.
  - Ясно... В общем, избитый сюжет, который я уже где-то слышала...
  - А ещё я принимала непосредственное участие в научном проекте, результатом которого, вероятно, стал бы последний закат человечества.
  - Ах, брось! - махнула рукой Мнимая Единица и надела очки, лежавшие на аппарате. - Вы всегда только об одном и грезите. Разрушители чёртовы. А в итоге разрушаете только себя и своих близких, а остальные живут, как ни в чём ни бывало. Это странное совпадение - та наша первая встреча. Мы тогда крепко поссорились с братом, и вот ты - почти такая же, с тем же недобрым взглядом и образованием, за которое он отдал бы многое... Кстати! - она снова будто испугалась (ну что за манера!), а затем улыбнулась своей хищной улыбочкой: - А ты никогда не пробовала этого с беременной женщиной?
  Альфа вскинула брови и потёрла лысый затылок - она очевидно приехала вовсе не за этим.
  - Подумай, - Мнимая Единица как бы невзначай без помощи рук скинула с себя чёрные штаны, оказавшись под ними без нижнего белья, - я только недавно приняла душ, и эта встреча - наша последняя, так почему бы не оставить о ней парочку приятных воспоминаний?
  До Дельты у Альфы в принципе не ладилось с относительно своим полом, и разнообразия там никакого быть не могло, так что на первый вопрос Мнимой Единицы она отрицательно покачала головой, но всё же послушно присела на корточки и поцеловала натянутый круглый живот, от которого по-прежнему едва уловимо пахло ванилью, а потом не остановилась.
  Когда они завершили, Альфа вытерла лицо и уставилась на хохочущую треугольную мордочку Мнимой Единицы:
  - Ты сумасшедшая, ты знаешь? У тебя настроение и характер меняются быстрее, чем я успеваю адаптироваться!
  - Тебе и не нужно больше, моя славная Альфа. - беременная девушка не без труда накинула на себя нехитрую одежду, став снова траурной и меланхоличной: - Он ведь тобой горячо интересовался. А я всё думала, как так? Почему тобой, а не мной? Совал мне какие-то статьи, бумажки. Мне даже доставляло удовольствие, что тобой обладаю я, а не он, так желающий от тебя чего-то, непонятного для меня... Он даже создал... Погоди.
  Жадно выпив на прекрасно обустроенной кухне несколько крупных глотков чистой воды, Мнимая Единица за руку затянула Альфу в самую малую из комнат - практически каморку, где прямо на полу между всякого хлама и подписанных коробок стоял доисторический персональный компьютер с кинескопом в мониторе и третьим пентиумом - в материнской плате, о чём сообщала всё ещё свежая бело-синяя этикетка с тремя зелёными косыми полосками.
  - Вот это динозавр! - восхитилась Альфа.
  - Он почему-то очень любил этот раритет, прикипел к нему страшно. Никого не подпускал, но что-то с ним делал всё время. А ведь это очень интересное совпадение, Альфа! - Мнимая Единица оторвала от стены жёлтый стикер с какими-то цифрами: - Ты веришь в совпадения? Ах, ну конечно не веришь! Ты же у нас в научном проекте целом была. Небось что-то биохимическое, практическое, приземлённое. Но как тебе, например, такое? Через час приедут грузчики и вывезут содержимое этой комнаты, и - надо же! - сегодня ты, как гром среди ясного неба, хотя, когда я тебя искала, ты меня прогнала взашей своим нетрезвым потоком криков. А ведь этот компьютер - твой. Да-да! Твой. Забирай его.
  - Зачем мне эта рухлядь? - удивилась Альфа, хотя и не была уверена, что после произошедшего за этот день, есть ещё, чему удивляться.
  - Потому что так хотел мой брат! Он оставил его тебе. Я не знаю, почему. Но... проклятье! - Мнимая Единица стукнула кулачком в Альфа-лопатку и поджала губу: - Когда он застрелился, я думала, что отыщу тут ответы. А там вместо рабочего стола - пароль и подсказка: "Привет, Альфа, ты знаешь ответ".
  - Я знаю?!
  - Ну, видимо, да.
  - А вопрос какой?
  Мнимая Единица закрыла глаза и смахнула пару слезинок:
  - У мёртвых нельзя спросить, так что придётся тебе поднапрячь свою милую головку. Кстати, это не рак? - она указала на причёску Альфы.
  - Нет, просто мне так удобнее.
  - Хорошо, хотя уже это не важно. Я где-то прочитала, что всё равно все мы умрём от рака, это правда, как думаешь?
  - Относительно. Многие просто до него не доживают. А вот позволь спросить, раз уж мы о серьёзном: ты показала мне УЗИ, говоришь, дочь твоя здоровая, но можешь ли ты быть в этом так уверена, учитывая её наследственность?
  - Я что, дура, по-твоему, что ли? - возмутилась Мнимая Единица: - Я всё понимаю и, кстати, много читаю о всяком. Вот...
  Порывшись в одной из коробок, она достала увесистую книгу в полипропиленовой обложке. К разочарованию Альфы это была не научная литература, а подборка анализов и расшифровок.
  - Я сделала амниоцентез, а затем сиквенс, биоинформатику... Видишь, я тоже умные твои слова знаю! Так вот много чего интересного я о генетике узнала. Но нашей дочери повезло - хоть иногда моей семье везёт, а не то, что тебе, горемыке, - она здорова. Полностью. Даже здоровее, чем я. Думаю, даже получше тебя будет. Ты ведь не можешь не знать об эффекте основателя...
  - Мои поздравления, - сухо поздравила Альфа.
  - Ты, смотрю, совсем плохая стала. Как бы неловко это ни было, тебе пора. Сегодняшний день был не зря. И хоть ты и не веришь во сверхъестественное, но тебя сюда принесла сама судьба. Забирай компьютер и уходи, пожалуйста. Мне скоро тоже нужно будет отсюда уезжать.
  Альфа взялась за пыльный системный блок, но он оказался неподъёмным.
  - И как же я его?
  Мнимая Единица спрятала губы и помотала головой:
  - Не имею ни малейшего представления. Поднатужься, что ли. Я тебе тут - не помощник.
  - А если я поволоку его и пол испорчу?
  - Волоки, нестрашно.
  Ещё пару минут, как в славные добрые времена, которые таковыми никогда не были, они препирались, нужно ли вообще Альфе забирать устаревшую машину и почему, собственно, грузчики не могут привезти его по адресу. Сошлись на последнем варианте, как самом полноценном. Уличив момент, Альфа воспользовалась уборной, где внимательно перенюхала все пузырьки и флаконы, но ни одного с запахом ванили там не было - ещё одна тайна мироздания оставалась нераскрытой. У входной двери Мнимая Единица погладила щетинистую макушку Альфы, обхватывая её длинными пальцами с аккуратно подстриженными ногтями, и нежно поцеловала в последний раз:
  - Ты заложница своей свободы, Альфа. Свобода выбора обременяет. Прощай же, любовь моя, - пропела она, - теперь мертва ты.
  Альфа постояла на лестничной клетке ровно столько времени, чтобы услышать приглушённое начало величественной, экспрессивной и громкой композиции, посвященной не ей. А снизу уже поднимались плохо пахнущие, клянущие свет, грузчики.
  
  5. Молодость
  
  Альфа редко посещала увеселительные заведения - ей не нравилась публика и безвкусная музыка, ничем не напоминающая о Лиаме Хоулетте. Но в этот день ей хотелось. Это было то самое заведение, где она впервые познакомилась с Мнимой Единицей и в последний раз - с её братом. То самое заведение, где она спокойно могла приобрести себе как полезных знакомых, так и вредную химию, но вместо этого она бесцельно сидела за барной стойкой, потягивая сухое красное вино и пялясь на неадекватных людей.
  - Я вижу, вы уже обеспечены напитком, могу ли я приобщиться к вашему созерцанию?
  - Созерцайте, пожалуйста, - лениво ответила Альфа, - тут людей на всех хватит. Или нелюдей. Это уж как посмотреть.
  - А вы как смотрите?
  - Глазами...
  - У вас, кстати, глаза очень красивые - это сразу заметно. Похожи на два лазурных океана, но при этом за ними видится глубокий интеллект.
  Альфа промолчала и отвернулась. Её красивые глаза были потёртыми и в них полопались капилляры.
  - А знаете, чего у стойки тут неудобно сидеть? У меня столик забронирован, давайте пересядем и в уюте уже обсудим нелюдей?
  Это было чем-то новым и необычным для Альфы, она согласно кивнула и направилась к указанному столику, прихватив бокал.
  Перед ней сидела пожившая уже женщина, прощающаяся с остатками былой красоты: кожа на подбородке свисала неопрятным мешочком, вокруг рта и около глаз проходили не последние глубокие морщинки. Одета она была в густой макияж и дорогую одежду, а на нужном безымянном пальце блестело платиновое кольцо с бриллиантами.
  - Ах это, - спохватилась она, отражая кольцом бурную цветомузыку: - Я и не стремлюсь скрывать. Люблю честность.
  - Сколько вам лет? - напрямую спросила Альфа, чувствуя себя не очень здорово: она не могла избавиться от всепроникающего запаха ванили, будто он въелся в каждый волосок её носа. И если обычно этот запах считается приятным, то теперь он раздражал и от него не было спасения, несмотря на буйство запахов вокруг.
  - Познакомимся? - женщина приветливо протянула руку, назвала своё имя и возраст.
  Альфе стало очень тоскливо. Её мозг терял дофамин быстрее, чем восполнял. Она будто видела своё будущее отражение напротив, свою невесёлую долю. Когда-то эта женщина, вероятно, считалась привлекательной, но теперь, ощущая тяжесть увядания, она силилась ухватить хотя бы и чужую молодость и ощутить то, в чём себе всегда отказывала, пока ещё не поздно.
  - А дети у вас есть? - не отвечая, продолжила Альфа.
  - Конечно, целых трое. А у вас?
  - Не знаю... - опустила голову Альфа и задумалась.
  - А что означают ваши татуировки? - быстро переключилась женщина и подсела ближе, чтобы лучше рассмотреть в полумраке едва одетое тело Альфы.
  - Они означают мою глупость и неудовлетворённую молодость.
  - Вы полагаете, вы уже не молоды?
  - Уже нет. Как, впрочем, и вы.
  - Звучит грубовато, - серьёзно сказала женщина, посмотрев на неё почему-то, словно на добычу, - но мне нравится.
  Альфа почесала нос и попыталась высморкаться в салфетку, но запах не уходил. Может, он въелся и не в нос, а в мозг, а оттуда его простыми способами не достать.
  - Мне, к сожалению, придётся вас разочаровать, но на сегодня я не ищу компании в том смысле, в котором, вероятно, вам бы хотелось. У меня выдался непростой день, и я пришла проветрить голову, а не вступать в кратковременные отношения.
  Женщина откинулась на мягкую спинку и отпила вина:
  - Это тоже честно. Я понимаю, я - не совсем то, в чьих объятиях вам бы хотелось завтра проснуться, но, уж поверьте, я не настолько безнадёжна, как могу показаться. К тому же, я могу обеспечить некоторые приятные моменты и обладаю щедрой душой.
  - Вы симпатичны мне, хоть вы и обманщица, - призналась Альфа, - но я допью свой бокал, немного освежусь и уеду, и вы тут вовсе ни при чём. Моя голова начинает болеть, а это - верный признак приближающейся беды, к тому же, я утомилась и мне нужен, наверное, просто здоровый сон.
  - Разве я успела вас в чём-то обмануть?
  - Конечно. И не только меня. Вы себя обманываете, обманываете супруга, что у вас просто развлечение, а не потребность. На мне - ни грамма косметики, потому что я смирилась с собой и своей биологией, а на вас - почти что грим, и издалека я бы даже не назвала ваш возраст хотя бы приблизительно, а теперь, зная его наверняка, я понимаю, что вы так же несчастливы, как и все в этом месте. Но я не смогу дать вам то, чего вы хотите. По правде, я никому этого дать не могу. Но вы не останавливайтесь, двигайтесь, пока не развалились. Вы не получите счастья, но получите дозированные порции кратковременного облегчения. Тут для этого есть всё, - она обвела рукой зал с дёргающимися свежими телами, - необходимое. Возможно, потом, когда-нибудь в конце, вы обернётесь назад и поймёте, что это было хорошо и не зря, и что свой кусок удовлетворения вы всё же обрели.
  Женщина помолчала, что-то обдумывая, пока Альфа допивала своё вино, и тепло улыбнулась:
  - Спасибо за откровенность, вы - настоящий Ангел в этом тёмном царстве. А знаете, если передумаете вдруг, возьмите мои контакты, - женщина изящно извлекла из кожаного клатча визитную карточку, где было сказано, что она владеет чем-то крупным.
  - Вы ошибаетесь. Я - одна из худших. И я не могу гарантировать, что не потеряю ваши контакты.
  - И всё же.
  Они так же странно распрощались, как и познакомились, хотя Альфа так и не сказала, как её зовут, но всё же бросила напоследок:
  - Вы видели раритетный немецкий автомобиль на парковке?
  - Конечно, его тяжело проигнорировать.
  - Он мой. Я же тоже не скупая. Но делиться не с кем - все умерли.
  Альфа умылась прохладной водой, слушая глухую музыку и чьи-то наигранные стоны из туалетной кабинки, и когда выходила из заведения, была уже трезвой.
  
  6. Предел
  
  Её клонило в сон. Дорога была свободной и блестела от прошедшего ливня. По мосту через реку редкие легковушки и другие грузовые автомобили неслись на большой скорости, выныривая из мрака под бледными фонарями, и прячась обратно во мрак, безразлично наблюдая оттуда красными габаритными огнями.
  Запах влаги успокаивал, а заодно избавлял от призрака Мнимой Единицы, оживляя пустые детские воспоминания.
  Перед самым съездом с моста от тротуара отделилась нетрезвая тень и поплелась наперекор дороге. Водитель фуры впереди не мог видеть или почувствовать эту бесплотную фигуру, но её заметила Альфа и даже успела надавить на сигнал, но было поздно. Фигура стукнулась об полуприцеп и упала под его задние колёса, которые не ощутив укора, подхватили её и сделали ещё несколько оборотов, пока водитель не вдарил по тормозам. Грузовик повело на мокрой дороге и у Альфы не было никакой возможности избежать столкновения - её начавший торможение старичок-автомобиль на приличной скорости влетел в фуру, помявшись и повредив Альфу, и хотя она была крепко связано ремнём, в этой модели не было подушек безопасности, потому лбу и носу достался крепкий удар, а также смялись рёбра и прочие органы. Ни перед глазами, ни перед внутренним взором Альфы не пронеслось ни одного события из памяти, не возникло ни одного желания или образа, она просто держала педаль тормоза в нижнем положении и смотрела, как приближается и нависает махина полуприцепа.
  Немецкий металл оказался податливым, потому водительская дверь открылась почти без труда. Альфа, держась уцелевшей рукой за болезненную грудную клетку, обошла автомобиль, поняв, что это его конец, и подошла к задним колёсам полуприцепа, у которых стоял белый, как сама смерть, водитель, потный и ошарашенный. В опухающий кровоточащий нос Альфы, помимо хорошо знакомого запаха красной водицы, пробрался запах парного мяса. На первом колесе было намотано человеческое тело, деформированное настолько, что разобрать, где какой орган или часть его, было проблематично, переломанные конечности казались бутафорскими. Под нечистым кожухом колёсной ниши было нелепое волосатое возвышение и раздавленная маска, бывшая пару мгновений назад уставшим человеческим лицом.
  Альфа посмотрела на водителя фуры и села на асфальт, оперившись о колесо с намотанным трупом:
  - Да, реанимировать тут нечего, - констатировала она.
  Водитель оторвал взгляд от останков и нелепо хихикнул, сам не зная, чему и отчего. Собралось несколько свидетелей, а остальные - побыстрее уехали в ночь по своим делам, потому что мёртвым уже не помочь, а у живых - холодильник или, может, даже телевизор ждёт. Альфа закрыла глаза, ей было больно, к тому же, несвоевременно нагрянула мигрень:
  - Вызывайте полицию и скорую, - попросила она, - эта ночь будет долгой.
  К ней подбежал храбрец, не боящийся ароматов и видов, и предложил свою посильную помощь, но Альфа отказалась, сославшись на то, что вот именно только так ей сейчас и хорошо и двигать её до приезда скорой помощи не стоит. Нос окончательно отёк и не дышал, а во рту скапливалась кровь, но - странное дело - несмотря на головную и телесную боль и головокружение, мыслила Альфа прозрачно и шустро. Не отвлекаясь больше на толпу, она запрокинула голову, уставившись в торчащие из-за колеса восковые пальцы и начала свой внутренний монолог с погибшим:
  - Зачем же ты так, несчастный человек? Ты был немолод и слаб, я видела, как ты начал и закончил своё последние движение, видел и мой видеорегистратор. Чего ты добивался? Зачем ты ступил на асфальт, ведь впереди - отбойник, который нельзя обойти, а перебраться через него ты бы всё равно не смог. Что двигало тобою? Алкоголь, отчаяние, старость, бедность или все сразу? Но вот же - рядом мост и двадцать пять метров над водой. Почему было не броситься в ревущую тёмную реку с гарантированным быстрым результатом, а нужно было задерживать и вводить в стрессовое состояние всех этих ненужных людей вокруг? Это было заявление? Или спектакль? Ты так хотел перестать быть невидимкой и хоть немного повлиять на чьи-то жизни? Ты же знаешь, у меня всё записано. Водителя оправдают, а мой музейный экспонат отправят на свалку, но правда в том, что не очень-то он мне и нужен. Меня здесь больше ничего не держит и, наверное, не держало никогда. Я пыталась пожить, но у меня не получилось, так что спасибо, неведомый пьяненький друг, ты дал мне толчок и показал, зачем и где я. Для тебя этот путь завершён, а я пройду ещё немного, потому что вспомнила о незаконченном. Впереди - так много нераскрытых тайн и возможностей поменять жизни таких обездоленных теней, как ты. Я пойду, мой плоский и единственный нынешний друг, а ты оставайся. На этой планете мы - всего-то очередной и неинтересный вид организмов, преображающих одни виды энергии - в другие. Не переживай и не бойся, мой друг, ты не перестал и не перестанешь существовать, хоть ты и считал себя бесплотным призраком, - атомы твоего тела вольются в других людей со временем, ты просто стал иным типом неуничтожимой материи. И теперь тебе хорошо. Навсегда...
  - Альфа? - над ней навис удивлённый голос. Это был её давнишний приятель - реаниматолог, входящий в состав бригады скорой помощи, - тяжелый бородатый человек с почти полностью отсутствовавшей шеей. Альфа тяжело дышала ртом и слабо улыбнулась знакомому лицу.
  Её бережно уложили на каталку, зафиксировав голову, а полицейские взяли всю необходимую контактную информацию. В отличие от автомобиля, Альфа отделалась даже не испугом, а небольшим ушибом мягких тканей: и рёбра, и шея, и мозг остались в сохранности, так что после всех анализов и осмотров её отпустили домой.
  Последующее дело, в котором Альфа участия не принимала, назначив вместо себя других неприятных людей, полностью оправдало водителя фуры, а личность погибшего так и не удалось установить, как и его возможных родственников.
  
  7. Больничка
  
  Оставшись без присмотра на тёмной улице, Дельта не испугалась рабдовируса бешенства, и поступила неправильно. От гаража, в котором остался остывать малолитражный автомобиль, она зашагала ногами к дому, где муж отдыхал от рабочего дня, вытянувшись на кровати с бокалом коричневого алкоголя и манипулятором от телевизора, просматривая мало означающие экономические новости о пшенице и урожае.
  
  Под ярким фонарём стояла фигура человека со злыми намерениями, и Дельта пошла в обход, чеканя цифры в телефоне. Фигура не сдвинулась с места, застыв, и громко свистнула, махнув на прощание рукой, а потом, одумавшись, крикнула что-то об опасности, но Дельта, укутав живот свободной рукой, удалялась в непонятной тревоге.
  
  Она услышала глухое рычание и сопение сбоку, но не повернулась, а напрасно ускорилась. Шлепки собачьих лап становились ближе, а рычание - направленным. Совсем близко к каблуку раздалось клацанье зубов - и пенистая слюна аккуратно легла на брюки, заправленные в сапожки. За одну секунду адреналин вытеснил мозг Дельты - и она сорвалась на бег, изрекая непонятное бормотание, а полоумная собака, страдающая от жажды и разрушенных нервов, бросилась следом, раскрывая и закрывая пасть неупорядоченно и часто.
  
  Не заметив сумрачного пути, Дельта поскользнулась и задела неокрашенную бровку, теряя равновесие и падая в кювет, заполненный строительным мусором и ржавым металлом. Она почти комично кувыркнулась несколько раз и приземлилась головой на твёрдое, потеряв временно сознание происходящего.
  
  Истощённый пёс не понял, куда делся объект его агрессии и тихо зарычал, наклонив морду к самому асфальту и напустив на него лужу слюны.
  Прохожий с отчаянным боевым кличем набросился на собаку, сокрушив её плешивую голову арматурой, а затем нанёс несколько смертельных ударов и с ожесточением в душе проткнул стонущее тело насквозь в районе сердца. Животное умолкло и выпустило кровь, а прохожий, будучи сердобольным очевидцем всему, наклонился в кювет и позвал скорую помощь, которая появилась не слишком скоро.
  
  Из раскроенного черепа беспрепятственно хлестала кровь, но Дельта не была за гранью восприятия. Она орала что есть мочи, выкатив залитые кровью глаза, от нечеловеческой боли. Словно кусочек жареного мяса на сковородке, она извивалась на кушетке, пока её везли в реанимацию под параллельными флуоресцентными лампами, излучающими избыточную яркость. Она пыталась объяснить серьёзным докторам, насколько ей нехорошо, но изо рта вылетали бессмысленные наборы букв и звуков - она потеряла способность говорить по-человечески - и потому просто продолжала крик и нытьё. А кровь покидала её тело отовсюду и делала её слабее и воздушнее.
  
  Алгоритм допил виски и улёгся спать, успокоенный алкоголем и знанием, что Дельта - человек непослушный и без предупреждения остающийся на ночевку у посторонних подруг.
  
  8. Синдром
  
  Дельта пощупала мягкость под собой. Она очнулась на большой удобной кровати у распахнутой настежь форточки. Осенняя прохлада вливалась в комнату, нечаянно колыша прозрачный тюль. У Дельты немного кружилась голова, будто от алкогольной эйфории, всё ей казалось чудным и необычным. Даже необъяснимая боль, растекающаяся по всему телу и пульсирующая в висках. На ней свободно свисала удобная ночная сорочка, пахнущая чистым. В животе было пусто и ныло.
  
  Аккуратной поступью, держась за стены, она вышла в длинный сумрачный коридор. Где-то в его топологическом центре располагался некрасивый стол с красивой рыжеволосой девушкой за ним и настольной лампой из прошлого века на нём. Шатаясь и раскачиваясь, будто пьяный корабль, Дельта добрела до стола, осмотрелась и принюхалась. Всё ей казалось ненастоящим и понарошку, отдалённым и неестественным, а оттого забавным и приятным. Каждый запах, звук и оттенок будоражили её, всё было по-новому, в диковинку. Это состояние приводило Дельту в по-детски искренний, чистый восторг и каждое собственное движение, любая смена позиции доставляли ей удовольствие.
  Рыжая девушка оторвалась от какого-то бланка и удивлённо посмотрела на Дельту:
  - Вы лежать должны, милая, - не по возрасту сурово произнесла она.
  Дельта улыбнулась, сдерживая хохот, ей захотелось тут же потрогать за щеку или ещё за что это необыкновенное рыжеволосое создание. Но она продолжила осматривать коридор и стол, а потом, гладя прямо в растерянные глаза, спросила:
  - Где я?
  Девушка тут же нахмурилась, и Дельта не смогла удержаться, она уселась на стол, протягивая зачем-то руки.
  - Эй-эй... - вскрикнула рыжеволосая, отодвигаясь: - Вы находитесь в отделение неврологии городской клинической больницы Љ6.
  Дельта почесала испачканную стопу, улыбнулась ещё шире, оголяя свои мышиные зубки, и спрятала руки за спину. Ласково потеребив сорочку, будто та могла разрешить все беды, Дельта опять заглянула в изумрудные глаза дежурной медсестры, и спросила, взывая к самой их сетчатке:
  - Кто я?
  Медсестра попросила Дельту идти в палату, а сама направилась к дежурному доктору, сердечно переживавшему в тот момент один из самых чудесных снов на неуютной кушетке в чужом кабинете.
  Похожие на гармоничную пару, доктор и медсестра обнаружили Дельту ровно на том же месте, где она и была, сидящую на дежурном столе, с восторгом рассматривающую свою полную синяков грудь под сорочкой и живот со шрамом под грудью.
  Доктор с трудом продрал сонные покрасневшие глаза и во всю их мощность уставился на Дельту. Его бледное молодое лицо странно подрагивало, а пальцы в карманах халата ритмично сжимались и разжимались.
  Дельта, осмотрев двух фантастически симпатичных и свежих людей, очутившихся вдруг рядом с ней, не смогла сдержать счастливый смех. Отсмеявшись и перепугав самых нервных и не спящих, она обратилась к доктору:
  - Кто я?
  - А вы не помните? - доктор подошёл к ней вплотную и внимательно всмотрелся в её зрачки, посветил в них карманным ручкой-фонариком и потрогал тугую повязку на голове. Дельта не отстранилась: прикосновения, жест или ночное спёртое дыхание вызывали в ней смутное чувство удовлетворения, ей хотелось сделать что-то доброе и хорошее этим едва существующим людям, но она не знала, что именно.
  Доктор хмыкнул, повторил вопрос и встал ровно, задумчиво глядя на растерянную медсестру. Дельта, сама того не осознавая, начала впитывать девушку глазами. Густые тени от лампы выгодно подчёркивали её молодость и правильные формы без содержания. Дельта почувствовала тепло, и это новое чувство заставило её поёжиться и радостно захохотать. На секунду улыбка сошла с её лица, но тут же вернулась. Дельта с нескрываемым любопытством осмотрела двоих и стены, укрытые масляными тенями. Всё ей казалось ненастоящим и понарошку, отдалённым и неестественным.
  - Где я? - спросила она.
  
  Через ночь после случая, заплатив кому следует каких-то денег, к раненой Дельте пробралась лысая повреждённая девушка и принесла тёплую одежду и медикаментов.
  
  Альфа не спала сутки, разыскивая испуганно оборвавшуюся в телефоне Дельту по больницам и моргам. Почему в момент неразборчивой опасности Дельта вздумала вспомнить о ней, Альфа так и не выяснила, что неприятно саднило и печалило.
  
  У Альфы, конечно же, были свои прочные каналы среди медработников разных калибров: от министров - приятелей её родителя до санитаров - её собственных приятелей. С Дельтой не было документов, но была внешность, потому поиски Альфы увенчались успехом. Настояв на проведении дополнительных исследований и поговорив с серьёзными светилами (вплотную занимавшихся зависимостью и головой самой Альфы в своё время), Альфа расплатилась со всеми и не выдала тайн. Она иногда ощущала, что едва ли не полжизни провела в разных больничных стенах и потому не мир, широкий и объятный, - её истинный коммунальный дом, а прокварцованные и обработанные дезинфекантами здания - единственное место, где привычно и уют.
  
  Оставив бессознательное тело в палате реабилитации, Альфа направилась уходить, но её остановил доктор с правильным вопросом:
  - Простите, - смутился он, - я не спрашиваю, кто вы, поскольку с вами были за ручку большие люди, но скажите хотя бы, кто она...
  - Уже никто, - пожала плечами Альфа.
  
  Спустя символическое время доктор, прогоняя сладкую дрёму ужином из вермишели быстрого приготовления, остекленевшими глазами смотрел в стеклянный экран телевизора. Избитая человеческой жизнью диктор зачитывала тяжелые новости, её неумолимо стареющее лицо безжизненно шевелилось, выдавливая из себя чужие слова.
  Доктор начал засыпать над горячей вермишелью, незаметно сгибаясь на неудобном стуле. Но диктор неожиданно взвизгнула, оповещая слушателей о смене сюжета, её неприятный голос заставил доктора встрепенуться и протереть краснеющие глаза.
  В его мозгу усвоилась первая порция информации, и данные потоком полились в уши, уже не останавливаясь. Диктор с какой-то язвительной ухмылкой, лишенной человеческого, огласила:
  - Пропала без вести дочь...
  Справа от говорящей головы появилась цветная фотография пропавшей девушки, улыбчивая и какая-то искренняя. Доктор не свалился со стула, но, чертыхнувшись, уронил жалкий ужин на пятнистые от грязи брюки, торчащие из-под халата.
  Бегущей строкой внизу экрана до сознания сознательных граждан, наблюдающих по привычке пятничные вечерние новости, безотлагательно важную информацию: телефоны, анонимность и вознаграждение.
  - ... Дельта, двадцати трёх лет, возвращалась домой... и не вернулась... на ней были надеты...
  Но доктор уже и не слушал даже. Он увидел свою загадочную пациентку, ему было достаточно и мгновения. Крепкой рукой он набирал только что записанный телефонный номер.
  - ...Просьба всем, кто располагает какими-либо сведениями о местонахождении Дельты, позвонить по номеру...
  Доктор торжественно прошептал в ответ на короткие гудки:
  - Попалась всё-таки, чертовка! - и повторно набрал номер.
  Через полчаса в отделение вторгся крепкий пожилой человек располагающей внешности, по нему растрепались седые ухоженные волосы и потёртое весеннее пальто, под руку он вёл перепуганную сухую женщину после средних лет. Следом за четой тяжелой победоносной поступью шагал огромный звероподобный мужик. Доктору показалось, что в одном кулачище этого наглядного противоречия эволюции легко уместится полторы его учёной докторской головы. Парад замыкал сгорбленный холеный юноша с немытой головой и заспанными веками. Человек, оставив у себя сопровождающих, скоро подошёл к дежурному столу и вежливо поздоровался, представившись. Не теряя ни секунды, он тихо осведомился:
  - Где она?
  Но доктор, проглотив свою врождённую робость и деликатность, охотно, хоть и в общих чертах, обрисовал всю бесперспективность ситуации, он лепетал, словно расколовшийся под пытками грешник, а слушающее пожилое лицо с каждым словом старело и покрывалось всё более глубокими тенями. Женщина в тусклом свете только хлопала увлажнёнными глазами и крепче сжимала пальцы, поражённые артритом.
  Дельте показалось, что где-то за дверью блуждает надсадный женский плач. В полумраке комнаты возник забавный седовласый мужчина, Дельта внимательно его осмотрела, и промолчала. Мужчина осторожно подсел к ней на кушетку и нежно пригладил выбившиеся из-под повязки каштановые волосы. В его выработанных глазах игриво боролись боль и пустота. Дельта улыбнулась и вежливо произнесла, мельком глянув в окно:
  - Добрый вечер.
  Отец не проронил ни слова, бережно взял её прохладную ладошку в плен своих мягких жилистых. Он плотно прижал безвольную конечность дочери к своей шершавой щеке. И не зарыдал.
  
  9. История одного противостояния. Тень Альфы.
  
  "Ты смотришь на блаженство и забытье. Ты видишь испуг, а нос просит отвернуться. Густой запах затхлости и распада. Инсульт, Альцгеймера и наркотические вещества оголяют натуру человека.
  Личность - нечто меньшее, чем хочет быть. Несуществующее, несущественное и хрупкое. И тут приходит понимание, что перед тобой - отражение. Сморщенное, жалкое, медленное и потерянное...
  Мозг может содержать практически бесконечное количество личностей. Поскольку личность складывается из огромного количества готовых блоков, то разные их комбинации составляют разные личности... а сама информация, структура расположения этих блоков практически ничего не "весит", потому один мозг способен выдержать мириады людей... Самое интересное - это связь, клей, который держит только один единственный порядок блоков и, как следствие, одну личность... но... иногда (при травмах или генетических отклонениях) эта связь рушится, и мозг заполоняет бесконечное количество постоянно меняющихся (притом, с огромной скоростью) личностей. Очень интересно это описано у Сакса... и очень грустно...
  Я... я... иногда мне кажется, что такого понятия, как "я" не существует. Есть мозаика, напыление и влияние окружающей среды, но мне тяжело понять, что я за личность... и личность ли вообще. Есть ли во мне хоть что-нибудь индивидуальное, или это просто случайный набор чужих осколков..."
  
  Обезображенная симпатичной лысиной и сходящими гематомами, Альфа лежала спиной на своей детской кровати, покрытой пылью, и пристально смотрела в потолок. Рядом с кроватью стоял допотопный компьютер Ноля, хранящий какие-то важные секреты, - Альфа, как ни старалась, не могла подобрать пароль, а средства взлома, несмотря на дремучесть операционной системы, не могли проломить систему защиты, написанную, видно, не без фантазии и для определённой цели.
  Впервые за последние добрые десять лет Альфа-лёгкие впитывали что-то приятное, но организм, до упора лояльный к химии, не понимал малой радости. Пепел она сбрасывала прямо на пол. Десять лет она жила в этих четырёх неизменных стенах, покидая их и возвращаясь. Притворяясь перед ними и секретничая. Временная пропасть заглянула в покрасневшие глаза Альфы с потолка: она шептала неприятные вещи...
  
  За десять лет - ничтожный исторический срок - случился малоинтересный многотомник событий, но не изменилось ничего. За плечами Альфы осталась пустота: несколько руин и пара возрождений, не наполненных смыслом. Да и нужен ли этот смысл хоть кому-нибудь? Она слушала нетрезвого Резнора, гладила ноющий от боли нос, диктовала очередной конфликт и представляла жизнь без людей.
  
  "Как можно примириться с человечностью? Мы - случайность. Мы ошибочны, и потому должны исчезнуть или победить ошибками истину. Но так ли это? Мы - следствие и лишь один из вариантов, а значит, у нас тоже есть хоть какой-то шанс.
  Многообразие и однотипность, неестественный дуализм, интеллектуальные обезьяны. Мы думаем, что мы думаем, а нас ведут за нити по жёстко регламентированному коридору. Всё, что есть, - иллюзорно. Каждое слово или мысль - ложно. Искусство, творческая самореализация - немыслимый артефакт, созревший на вероятностях.
  Слово - это одновременно и инструмент, и материал, словно ДНК, диктующая, кто должен исчезнуть, а кто - остаться и размножиться.
  
  Как можно удерживать слёзы, зная, насколько несчастен человек? И почему мы страдаем о ненужном, зная, что окончание покладистым псом уже принялось облизывать порог?
  Где тот переключатель в головах, что заставляет перед ликом отчаянной смерти думать о благополучии несущественной бумаги, молчаливо отворачиваться от стены огня, неумолимо сносящей прочные преграды, в томик Достоевского или Пушкина?
  
  Травоядные покойно воспринимают свою участь в беззлобной пасти хищника, а копытцами теребят ради мнимой острастки. Они не знают, что погибнут, и потому безразличны. Или знают? Но почему безразличны мы и в чём наше оправдание? Почему человек ощущает тягость несчастья и рыдает, когда нечего смывать? Зачем нервной системе не систематические эмоции? Это прогресс или деградация? Или просто артефакты системы защиты от перегрузки и перенапряжения?
  
  Отовсюду человечку скармливают обещания благополучия и счастья. Никто на целой планете, получившейся случайно, не знает долговременного счастья. Никто не хочет жить счастливо, только притворяться или хотеть подобного желания.
  Кратковременная жизнь человека похожа на сон, пробуждение от которого слишком болезненно, чтобы просыпаться, человек жаждет обмана, иначе перестанет функционировать. Рационально или не очень. И только страх заставляет человека развеяться и противопоставить переживание настоящего вечности. Только испытывая страх, человечек отчаянно тянется к тяготящему его сну.
  
  Не важно, какая власть пьяно вышагивает за стеклопакетом, кто во что верит, или каким генотипом обладает... Важно только то, что это имеет осязаемое значение и вес только тогда, когда страшно. И чем мы лучше животных, когда функционируем точно так же?
  Если у страны нет природных ресурсов и рабского трудолюбия - она старается экспортировать культуру. Почему же нищие и раздавленные мы не делаем этого, а слепо плетёмся за красивыми обещаниями? Сбитые в грязные кучки, потерянные комки шерсти, поглощающие надежду. Мы живём мечтами и фантазиями... от фильма к фильму... от образа - к освобождению. Ненастоящие люди, фальшивки... они вокруг нас, они смотрят на нас и умоляют о жизни. Мне страшно, когда я на них смотрю. Почему мы создаём кумиров, этих козлов отпущения? Неужели, жертвоприношения не закончились? Мы приносим в жертву человеческую жизнь, возводя персону на пьедестал. Она - наша мишень, наша отдушина, наш заменитель. Мы смотрим в икону, желая призрачного, а она - на нас, желая жизни. Заложники работы и популярности. Мы видим в них надежду, и ради неё готовы листать глупые страницы, смотреть глупые фильмы и платить за глупую музыку. Надежда всегда лучше, чем действительность, потому что не способна разочаровать. Мы любим образы, но не людей, свою собственную реальность, но не хмурую действительность. Мы не хотим соглашаться с растасованным порядком вещей, а потому всю жизнь убегаем от неё и от себя: в книги, в фильмы, в газеты или даже в других людей и мир грёз. Во снах есть что-то правдивое и более реальное, чем ежедневная рутина. Во снах мы способны по-настоящему чувствовать, быть свободными и не сдерживать свою природу, какой бы она ни была, под маской человека разумного. Когда мы забываем, что нужно играть, - мы превращаемся в самих себя..."
  Она осталась совершенно одна и в голове порхала, стучась об опустевшие своды такая же одинокая мысль: когда в прошлой жизни она попросила молодую Дельту уйти - та ушла, хоть и со слезами, а должна была остаться: проявить твёрдость или хотя бы искру желания борьбы за неё, за их совместное счастье. Но она уже была сломана. От её боевого духа остался рутинный прах. У неё не было сил противоречить и отпираться. Она сделала себе глаза мокрыми и грязными от туши, сказала несколько слов о боли и просто ушла, без сопротивления. Альфа сломала её, извратила всё то не физиологическое, что любила, и предала сожжению. Выпуская струю ароматного дыма, она надиктовала последнюю строчку, перед тем как уснуть: "Женщины - капризные создания, живущие навязанными стереотипами. Если женщина вбивает себе что-то в голову, - берегись".
  
  10. Побег
  
  Убегая, Альфа очутилась в аэропорту, и когда подошла очередь паспортного контроля, рядом произошла странная сцена: служба охраны задержала какого-то мутноватого молодого человека, дёрганного и мокрого, он был похож на законченного наркомана - отброса общества, однако он не закатил сцену, а покорно проследовал куда-то в недра аэропорта под пристальным надзором автоматных стволов.
  Посадка на самолёт прошла гладко, Альфа пыталась уснуть, но ей мешали: диссоциированные мыслишки и безостановочный ор грудных детей, которыми забилось полсалона. Словно повинуясь внутреннему метроному, дети отчаянно орали по очереди, давая передышку своим лёгким и связкам, пока за них работали другие. Путёвые родители только невинно хлопали глазами и делали кислые мины, не пытаясь утихомирить своих чад. Вокруг точек крика последовательно собирались и разбирались кучки бортпроводников, предлагавшие комнату для смены подгузников или воду. Очутившись где-то по центру большой воды, Альфа, наконец, уснула.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"