Павлоид Глеб : другие произведения.

День охоты на ангелов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 4.24*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Кто верит в ангелов?.. Черти. Кто верит в Бога?.. Дьявол.

День охоты на ангелов



    Мы доехали до конечной у Южной автостанции и вышли из города. Оба молчали всю дорогу. Мне было стыдно открывать рот, оправдываться было противно, да и не нужно, я думаю, а в голове едким туманом все еще стояло эхо собственных нервных криков. Грудь саднило сдавленной болью. Белый шел хмурый, почти злой, уронив тяжелый взгляд в асфальт перед собой и качая большой головой в такт шагам, словно кивал самому себе в ответ на резкие обвинительные мысли.
  Я взглянул украдкой на его сжатые кулаки, на чехол с духовкой за его спиной, прикладом бьющей по бедру и, впервые, может быть, засомневался в том, что все это простая шутка. А что если он действительно рехнулся, подумал я, понимая, что в этом виноват сам и вспомнил, с чего все это началось.
  Ровно две недели назад с такой же саднящей болью в груди, с горьким комком, подступившим к горлу, я держал в дрожащих руках телефон и никак не мог решить, позвонить или нет. Меньше всего на свете тогда мне хотелось впутывать в свои личные проблемы кого-то третьего, делать его свидетелем своей глупости и эгоизма. Не то что бы мне было стыдно, скорее, я чувствовал какую-то ответственность за безмятежную жизнь других.
  Но иного выхода на тот момент я не видел, поэтому набрал номер Белого и попросился пожить у него немного, пока что-нибудь не придумаю. Боялся его вопросов о том, что случилось, не зная, каким образом все объяснить. Но Белый не спросил меня не о чем, он все понимал.
  - Давай, - ответил он, - Адрес-то помнишь?
  Я приехал к нему в зябких сумерках, с понурым потрепанным рюкзаком на плечах, виновато пряча глаза в извиняющейся улыбке. Он молча впустил меня в свое холостяцкое логово, а сам быстро оделся и, выходя на площадку, проурчал хриплым басом:
  - Проходи, не стесняйся, я сейчас.
  Он вернулся с нагруженным бело-красным пакетом "ПродТорг" и, выкладывая на стол, одну за другой, три бутылки портвейна, осторожно спросил:
  - Будешь?
  Я кивнул, чувствуя себя погибающим Алешей Карамазовым.
  Минут через сорок, оба с осоловевшими глазами, над кухонным столом, заваленным закуской в неподходящей посуде, мы с сочувственной симпатией дышали друг на друга.
  - Теска, - говорил Белый, заглядывая в мое тупеющее лицо, - черт тебя раздери, честно говоря, ты меня расстроил. Я думал, что я один такой раздолбай, - он обвел продовольственный натюрморт на столе, - А тут вон оно как. Ты ведь был для меня... эталоном, примером для подражания. Черт, человеком с большой буквы, который не жалеет себя, блин, живет, можно сказать, великой жизнью...
  - Да что ты, Белый, - поспешно перебивал его я, надкусывая огурец и тыкая им себя в грудь, - Я просто человек, самый обычный, банальный, слабый человек, как ни горько это признавать.
  - Не-е-е-е, теска! - он мотал головой, - так не должно быть, мля, ты меня не огорчай, а то я тебе... - и он в бессилии подобрать подходящие слова тряс огромным кулаком перед моим носом.
  - А знаешь, - говорил я в его кулак, как в микрофон, - Я вот раньше думал, как так, почему люди говорят одно, а потом делают совершенно противоположное, как будто они твари какие-то неосознанные и только строят из себя сознательных прямоходящих. Сказано же, не ври, не кради, не убивай, да будь счастлив, в конце концов, и все. А они что? Кивают головой, соглашаются, а потом тут же - за старое, как будто специально разрушают свою жизнь и не хотят существовать по-человечески. Ведь знают, что так нельзя, а все равно делают, блин. Не мог я этого понять, понимаешь, думал, что я-то, совсем не такой.
  - Ну, - кивал Белый.
  - Что ну? А потом оказывается, что сам я точно такой же - окультуренное животное. Говорю о гуманизме, терпении, о любви к ближнему, а сам...
  Белый хмурил брови.
  - Не расстраивай меня. Прекрати индульгировать, сукин сын. Тут что-то не так, мля. Не хочу я в это все верить! Ты ведь для меня... Вот скажи мне, теска, кто для тебя идеальный человек?
  - Князь Мышкин, - ответил я не задумываясь.
  - Идиот! - Белый махнул рукой, - Это же литературный персонаж. А ты живого назови, из плоти и крови.
  - А что, думаешь, сам Федор Михайлович не такой был, раз смог его создать?
  Вместо ответа Белый лепил жирную фигу.
  На следующее утро он, торжествующе рокоча, беспощадно расталкивал мой похмельный сон.
  - Ага! Федор Михайлович, просыпайся, мля. Слушай, человече, про своего идиота, - он нависал надо мной покачивающейся громадой и, обсыпая меня древней пылью со страниц какой-то потрепанной книги, читал: - "...вдруг Федя зарычал, стиснул зубы и ужасно больно схватил меня за руки; мне не хотелось выпустить записки, и мы так ее дергали, что разорвали на половины, и я свою половину бросила на землю, Федя со своей сделал то же; это нас и поссорило, он начал бранить, зачем я вырвала записку, меня это еще больше рассердило, и я назвала его дураком..."
  - Что это? - сквозь головную боль прошептал я, все еще думая, что мне снится кошмар.
  - Дневник Анны Григорьевны Достоевской! - он потрясал пальцем у меня над головой, - Но слушай еще, князь: "Федя взял меня под руку и, очень весело распевая, мы пошли через мост. Но тут мне случилось поскользнуться, но так сильно, что я было чуть не упала; вдруг Федя раскричался на меня, зачем я поскользнулась, как будто я это сделала нарочно, я ему отвечала, что зонтик не панцирь, и что он дурак..." - Белый разразился счастливым злорадным смехом, - Понимаешь?! А вот дальше: "Он перешел на мою сторону и, идя по улице, ругался: черт, подлая, злючка, мерзавка и разными другими именами. Мне ругаться не хотелось, я молчала, потом только мы, не разговаривая, отобедали, Федя пошел за книгами, а я домой... те-те-те, на-на-на, ага - вот... ...Потом он лег спать и спал часа два. Когда он проснулся, то попросил папироску и я ему поспешила подать ее, но так как я в папиросах толку не знаю, то и подала такую, какая не курится, он просил положить ее на стол и подать другую. Я так и сделала, но пока я вынимала из портсигара другую папиросу, он мне закричал, чтобы я несла поскорее, тогда я почти бросила к нему на постель и портсигар и спички. Вдруг Федя начал кричать, как, бывало, он кричал у себя дома, ужасно, дико, и начал ругаться: каналья, подлая, стерва и проч. и проч.!" Вот вам, Федор Михайлович! Куряга, матершинник, спесивый мужлан, а про рулетку я вообще молчу!..
  Разбитый и морально и физически я пытался пробурить гудящей головой подушку, что бы провалиться в сам ад.
  - Что ты хочешь, Белый, отобрать у меня последнюю надежду? Может быть, по-твоему, и святых на свете не было?
  - Дурак ты, теска, - он хлопнул по мне пыльным томом, - Неужели не понимаешь?! В этом-то и суть... Что ты думаешь, Иисус тоже был паинькой в белых одеждах? А как он по-твоему торговцев из храма выгонял? А? "Выйдите вон, пожалуйста, я вас очень прошу, покиньте помещение, друзья, извините, что побеспокоил, но так же нельзя...", - Белый кривил покрасневшую физиономию и брызгал слюной, - Так что ли? Вот тебе святые, мля...
  
  Я не заметил, как мы отдалились от города, пройдя по утреннему не оживленному шоссе, наверное, километр с небольшим. Со дна задумчивости меня подцепил приторный кисловато-арбузный запах городской свалки. Белый, так и продолжая хранить тяжелое молчание, свернул с асфальта и пошел напрямик к ее пестрой апокалиптичной массе, через дымчатое поле, преющее под ясным осенним небом. С краю, у глубокого разлагающегося химией и нечистотами рва, урчал мусоровоз. Рядом возились грязные существа бомжей, под шумным прикрытием наглых ворон и собак, оживленно разгребая сваленную свежепривезенную кучу отходов и хлама.
  Белый остановился и, сняв с плеча духовку, решительно ее расчехлил. Оглянулся на меня и прохрипел:
  - Ну что, поохотимся на ангелов?..
  У меня свело желудок.
  
  Первый раз про ангелов он упомянул, когда со скептической улыбкой провожал меня обратно домой. Я топтался в коридоре со своим преданным вечным рюкзаком за спиной и пытался ему все объяснить:
  - Понимаешь, Белый... я просто осознал весь свой эгоизм. Я понял, что все человеческие, и мои в первую очередь, беды - от эгоизма. Я вел себя как свинья, как животное шовинист с не в меру горячим темпераментом. Надо иметь силы по-другому смотреть на мир и людей, по-другому жить. Самое ценное в нашей жизни - это близкие люди, так какого хрена... что, я не могу что ли преодолеть ради них свою звериную сущность?! Могу, Белый, и не ухмыляйся, могу, черт побери.
  Он качал головой:
  - Все не так просто, теска.
  - Наоборот, Белый! - оптимистически восклицал я, - Все как раз таки очень просто. Единственное, что нужно - осознать свой эгоизм. Тогда все легко, он становится бессилен, теряет над нами контроль. Мозги-то нам на что даны?
  - Мозги!.. Ты же сам говорил, что вся твоя интеллектуальная рефлексия никак не влияет на твои звериные поступки. Мозги тут совсем не причем.
  - Как это не причем?! А что спасает человека от участи быть банальным животным? - не мог пробить я стену его скепсиса.
  - Ангелы, - усмехнулся Белый, - Нас спасают только ангелы.
  Вечером следующего дня он мне позвонил.
  - Слышь, теска, я нашел их! - взорвался в трубке его хриплый бас.
  - Кого?
  - Ангелов, старик! Я их вычислил, ты дал мне ключ, я понял, какова их истинная личина, теперь они все вот у меня где, - он, по-видимому, яростно тряс кулаком на том конце, а я, пытаясь уловить в его голосе пьяные интонации, иронично, но по-доброму, спросил:
  - И где же ты их видел?
  - Да везде! - грохотал Белый, - Их полно в городе. Летают, мля, за нами присматривают, души на тот свет провожают. Хочешь я их тебе покажу? Как у тебя вообще там дела?
  - Все хорошо, Белый, спасибо, - я рассмеялся в трубку, понимая теперь причину его звонка и бреда про ангелов, - Не беспокойся, старик, у нас теперь все хорошо, приходи в гости.
  - А как на счет ангелов, - не унимался он.
  - Ну теперь уж не знаю, - хохотал я.
  - Ну смотри, - обиженно басил Белый, - Ладно, тогда. Привет Анне Григорьевне...
  
  Потом мне опять стало не до смеха.
  Настал этот ужасный разрушительный день. День охоты на ангелов, как назвал его Белый.
  Не успел я еще придти в себя и осознать, что опять натворил. Еще эхо хлопнувшей двери в опустевшей немой квартире острой болью отзывалось у меня в груди... как раздался его звонок.
  - Что случилось, что у тебя с голосом? - сразу насторожился Белый, - Я сейчас приеду, жди.
  Я не успел ничего возразить. Через пол часа он уже ввалился в двери, часто дыша и буровя черным взглядом мое безжизненное лицо.
  - Ну-у-у... - мрачно покачал он головой, оглядывая разрушенную кухню, - Ты даже с Достоевским не сравнишься, князь. Она-то сама уцелела?
  Я не мог разговаривать и безвольно осел на стул.
  - Отлично, - сказал Белый, хватая меня за шкирку, - Самое время для охоты. Одевайся.
  И он притащил меня сюда. На городскую свалку.
  Белый передернул затвор духовки и, вскинув ее наизготовку, пошел прямо к мусоровозу, где в вонючей дымке ворочалась масса бомжей, дворняжек, ворон и мусора.
  Я не нашел в себе силы остановить его. Ноги сами собой поплелись вслед за ним.
  Белый остановился и поднял оружие, тщательно прицеливаясь.
  Кто-то из бродяг угрожающе вскрикнул, все повернули к нам смугло-грязные опухшие лица, а потом испуганно бросились врассыпную, распинывая кишащую под ногами темную и плотную стаю ворон.
  - Не промахнуться бы, - мрачно усмехнулся Белый и выстрелил.
  Глухой хлопoк врезался в облако ворон, взорвал их, с возмущенным карканьем взметнувшихся в разные стороны. Белый с криком побежал вперед в тучу надорванного карканья. Окончательно разогнав птиц, он отыскал под ногами и поднял что-то грязно-черное и торжествующе вытянул это в руке, сотрясая над головой, как разъяренный гладиатор.
  - Смотри! Вот тебе самый настоящий ангел! - закричал он мне, сжимая в кулаке шею еще теплой, окровавленной, безвольно болтающейся в его руке вороны, серый пух летел во все стороны, а по его бледным толстым пальцам, вязко текла темная кровь, - Вот как они выглядят, мля... они вовсе не сусальные белые голуби с нимбами, которых рисуют в детских книжках. Нет, мля. И святые твои, Лев Николаевич, не белые овцы. Вот, смотри! Вот, истинный лик посланцев божьих! Узнаешь?
  Он размахивал трупом птицы перед моими глазами. Злой, восторженный, разъяренный, превратившийся в проповедника апокалипсиса.
  - Зачем же ты убил его? - это все, что я смог произнести.
  - А что же с ними делать? - Белый выпучил на меня глаза, - Молится на них что ли?
  И он засмеялся надсадным хрипом.
  - И что дальше? - испуганно выдавил я.
  - А дальше вот что... Нa, возьми, иди и покажи ей. Скажи, вот это - самый настоящий, банальный ангел. Других не бывает. А ты, - он больно ткнул меня в грудь запачканным пальцем, - Ты - самый настоящий, банальный святой. И... попроси у нее прощения, сучок.
  Он протянул мне вонючую мертвую ворону, с плешивым, блохастым опереньем, заляпанную грязью и кровью, с черными безжизненным бусинками глаз, медленно утрачивающими хищный блеск. И в моих глазах отразилось ее ангельское сияние.


сентябрь 2004


Оценка: 4.24*5  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"