"...В такие часы я писал как проклятый. Я просто отдавался на волю порыву и творил, творил, творил. Я не мог остановиться, я не мог передохнуть, я просто писал, пока уже не мог ничего больше сделать, пока уже силы мои были на исходе, или когда мысль окончательно теряла меня. Тогда я просто садился в кресло, наливал себе чашку черного кофе без сахара и читал, что я написал в порыве страсти. Половина этих слов была мне незнакома, другая половина терялась в коридорах моего подсознания, но, тем не менее, все это написал я. Свою книгу откровений, труд всей своей жизни, труд, который уничтожит весь мир, поднимет горы из океана, свергнет всех царей этого мира и воздвигнет на их пост новых правителей, новых правителей нового мира. Перечитав последние строчки, я удовлетворенно улыбнулся. Некромикон двадцать первого века был написан. Конец 14 главы..."
-Нет-нет-нет, так не годится, - верещала старушка у меня за спиной. - Что это за предложения такие? Что за слова? Кофе? Я ненавижу кофе, вычеркни это немедленно и исправь на травяной чай. Ромашковый, я люблю ромашковый чай.
Тут уже была моя очередь протестовать.
-Травяной чай? Ромашковый? Вы в своем уме? Мы ведь пишем роман о мрачном жреце темного культа Смерти, который в конце двадцать первого века создал новую версию Некромикона. Такой человек просто не может пить ромашковый чай, он обязан пить кофе, и обязательно черный и без сахара, - для убедительности я стукнул кулаком по столу. Причем, не рассчитав силы, в результате моя рука болела еще минут десять, но я не замечал этой боли, я был в состояние праведного гнева, ромашковый чай, подумать только, какая нелепость!
-Но ведь кофе это полнейшая гадость! Я попробовала один раз чашечку кофе в сорок восьмом, и потом мне пришлось выпить целый чайничек великолепного чая из зверобоя, чтобы перебить этот мерзкий горький вкус. Ты ведь сам-то кофе не пьешь, я все знаю. И не сметь мне лгать, молодой человек! - в такие минуты она была неприступна, подперев руки в бока, и парив надо мной, порхая своими маленькими крылышками - она в точности моя учительница по литературе в старших классах. Ну, только та была чуть больше ростом и без крылышек, а так - точь-в-точь она.
-Ну да, кофе я не пью, - начал я идти на мировую, - но ведь я и не безумный властелин смерти, в конце концов! Мне и не положено пить кофе, я люблю ароматный черный чай, какао по вечерам, иногда красный чай, но...
-Вот! Вот видишь, а почему тогда твой герой пьет кофе, а?
-Ну, я ведь не мой герой, правильно? Я лишь писатель, я пишу этот мир, я не пишу свой мир, я пишу другой мир, совершенно чуждый мне. Там все пьют кофе, носят черные костюмы, черные котелки, черные трости, и здороваются таинственным рукопожатием. Это не наш мир, понимаете? Там нет меня!
-Что за глупости, молодой человек, - снова она с этим молодым человеком, терпеть её за это не могу, - каждый писатель ассоциирует себя с главным персонажем, не зря же ты сделал своего темного властелина писателем. Ведь так?
-Я его сделал писателем, миссис Урсула, - перешел я на медленный тон раздраженного человека, с которым говорят со слишком глупыми людьми, после десятой попытки разжевать какую-то информацию. - Потому что идея книги такая. Книга о книге, которая может уничтожить мир. Мы ведь с вами обговаривали эту идею тысячу раз. Вы мне дали эту идею, вы сами, когда мы еще работали над "Мрачным жнецом в библиотеке". Вы тогда сами сказали - а что если будет книга, приносящая смерть, а не смерть, приносящая книги? Я тогда чуть было не поднял вас на смех, но потом, обмозговав, пришел к выводу, что идея неплоха, и вот мы уже на пятнадцатой главе, вы разве забыли?
Она на минутку задумалась, потом порылась в своей памяти, почесала голову, на которых был пучок рыжих волос (наверняка уже не настоящие, парик, наверное), и сдалась.
-Да, конечно, это была моя идея, и я её полностью поддерживаю, но с кофеем я не могу согласиться, просто не могу. Может быть, пойдем на компромисс? Пусть он пьет очень черный чай и...- она слегка замялась, - и без сахара, вот. - Миссис Урсула никогда не пила чай без сахара, по её критериям это уж слишком большая гадость, поэтому я не мог упустить такой возможности, и согласился.
-По рукам, миссис У.
-И не называй меня миссис У, негодный мальчишка, - сказала она шутливым старушечьим тоном, и продолжила порхать над моей головой, одаривая новыми идеями, а я продолжил писать свою уже пятую по счету книгу.
II
Я читал, что когда-то давным-давно, все люди писали сами. Ну, или, по крайней мере, они так говорили. Никто не стоял над ними, точнее не порхал. У людей самих были идеи, и они воплощали их на бумаге. Хотя я считаю это полной чушью, но это где-то было написано, а значит отчасти правда.
Писателем я хотел стать с самого детства, но муза никак не посещала меня. Поэтому я стал грузчиком, таскал пианино на самые верхние этажи, пока однажды не потянул спину и доктора строго-настрого запретили заниматься этим. Тогда я от злости ударил по клавишам пианино и мне понравилось, что из этого вышло. Последующие два года я занимался игрой на пианино. В этой сфере проще, нежели в литературе. Тут не обязательно придумывать что-то новое, можно играть уже годами проверенное старое, и я играл.
Я играл в барах, частных вечеринках, ресторанах, клубах, боулингах, я играл на курортах, играл в заброшенном доме, я играл на приеме у сенатора. Где я только не играл, разве что в концертном зале. Все-таки туда пускались только профессионалы, сочинители, а не подражатели, те, кто исполняют чужие мелодии. "Ну и пусть что чужие", думал я, "зато у меня очень хорошо это получается".
Наверное, я до сих пор бы играл на пианино, если бы не встретил ЕЁ. Обычно в этом месте, в своих книгах я описываю такую шикарную женщину, ради которой мужчина готов идти на все. Ради которой он бросит свою семью, дом, любимую собаку, разобьет машину о столб, улетит на край света, и лишь только чтобы увидеть, как она снова улыбается. Ах...Нет, таких женщин я не встречал и вряд ли когда-нибудь встречу. Точно также я думал про музу. Мне никогда не суждено, ни при каких обстоятельствах, ни за какие коврижки, никогда на свете встретит свою музу, но, тем не менее, я её встретил.
Нельзя сказать чтобы миссис У была первоклассной музой, но тем не менее она была музой, а для меня это важнее всего. Однажды я играл дома на пианино, просто так, для себя. Я играл что-то из Рахманинова, потом из Моцарта, потом перешел на более агрессивную музыку, она менялась в точности как моё настроение, или погода за окном, я уже не помню всех деталей. А потом я заиграл что-то незнакомое, что-то, что никогда не слышал раньше сам, что-то...новое. И мне понравилось это чувство, и я стал играть дальше и дальше, пока на звук не явилась миссис У. Она влетела в окно, на своих маленьких крылышках, посмотрела на меня своим фирменным серьезным взглядом сквозь толстую оправу очком и спросила - "Это вы сейчас играли эту ужасную музыку, молодой человек?" Я, пораженный её появлением и лишившийся дара речи, лишь мог кивнуть пару раз. После чего она захлопнула крышку пианино, чуть не прищемив мои пальцы, которые я вовремя успел одернуть, и произнесла фразу, которая перевернула мой мир с ног на голову - "Что ж, тогда прекращайте это безобразие и садитесь писать, нам предстоит много работы". И я сел.
III
-Ну что вам опять не нравится, миссис У? - спросил я своим нарочито недовольным тоном. Вот уже полчаса она не могла выдавить очередную строчку. Только я разогнался, только я подвел к противостоянию, как все замерло. Урсула лишь захлопав крылышками, думала тихонько где-то там в углу.
-Не знаю, Питер, мой мальчик - тон у неё был обеспокоенный, значит, правда не знает. - Просто, все как-то не по-настоящему, я не могу прочувствовать главного героя, вселиться в него, понять изнутри.
-Ну конечно не можете, миссис У, - проговорил я как можно мягче, - наш герой Некромант из третьего века, который таинственным образом ожил в музее. Принял личность писателя, который хотел написать про загадочную личность нашего героя, и стал от его имени издавать тексты уничтожающие саму основу всего живого. В то время как люди, покупающие его книги, считали его самым популярным писателем всех времен и сами того, не зная, способствовали концу света. Конечно вы не можете понять мотивацию нашего героя, мисси У, я сам то с трудом понимаю. Я лишь пишу то, что вы мне говорите.
Но её эти слова не успокоили, скорее наоборот, она задумалась еще сильнее.
-Пожалуй ты прав, Питер, мой мальчик, пожалуй ты прав. - Она покусывала нижнюю губу, что свидетельствовало о большом количестве мыслей, пробегающих сейчас в маленькой голове моей личной музы. - А что если мы добавим ему еще мотивации? Что если мы введем какого-нибудь персонажа из его прошлого. Например, его Любовь, после смерти, которой он перешел на сторону зла, или светлого Паладина, который на самом деле был еще злее, чем наш Некромант, и таким образом наш герой, злом противостоит еще большему злу. А, что скажешь, мой мальчик?
Я лишь кивнул, и принялся писать новую главу.
"...Но в стенах музея скрывалось еще большее зло, чем вы можете себе представить! Некромант, который был разбужен пытливым писателем, был всего лишь песчинкой того зла, что поселилось в самом центре некогда спокойного Города. Зло, настоящее, истинное зло, из самых древних времен, подняло голову, и было готово нанести удар всему миру, смертельный, решающий удар в спину. Если только наш герой, не сможет навредить всем его планам, сломив дух человечества раньше, чем Зло сможет поработить его!"
-Ммм, что-то я не уверена в этом, мой мальчик. - Слегка сварливым голосом, произнесла моя муза.
-В чем именно, миссис Урсула? - оторвался я от печатной машинки.
-Ну, в твоем стиле, милый мой, в твоем стиле. То ты пишешь от первого лица, то вдруг переходишь в "режим рассказчика".
-В какой-какой режим? - переспросил я, в тайне надеясь, что старая муза не произнесла того, о чем я подумал.
-"Режим рассказчика", мой дорогой. Когда описываешь события как бы от своего лица, от лица человека пишущего книгу. В этом случае конечно можно осветить события неизвестные главному герою, но при этом теряется какой-то шарм, теряется индивидуальность, погружение во вселенную.
-Я понимаю о чем вы, миссис У, но я именно этим хотел добавить в книгу немного оригинальности. Открывать главы в "режиме рассказчика", как вы сказали, а потом переходить к нашему герою. Тогда читатель будет знать, что творится во вселенной, будет ждать какой-то решающей битвы, а не узнает все в самом конце. Теперь хотя бы читатель не будет задавать вопросы по поводу мотиваций нашего героя, разве не так, миссис У?
-Все так, все так, - пролетела она взад и вперед по комнате, - возможно, ты прав...Я думаю, да. Стоит все оставить, как есть. Ну что? Двинемся дальше?
-Только после вас, миссис У, - сказал я и пододвинулся к печатной машинке.
IV
Писать книги не так чтобы и сложно, как думают некоторые. Конечно, если у вас есть собственная муза. А у меня она вдруг появилась. И сразу же вся моя голова забилась мыслями, которые так и просились на бумагу. Ученные до сих пор не могут объяснить, откуда взялись музы. Говорят это какие-то эксперименты японцев. Что они открыли портал в другой мир, и оттуда вылетели музы и поселились в нашем мире. А говорят, что они всегда были с нами, но просто люди их не видели, а потом вдруг стали видеть, возможно, из-за ухудшающейся атмосферы. Но, так или иначе, у меня была своя муза, и я был готов писать.
Первая книга далась мне не так легко, как я планировал. Миссис У конечно муза талантливая, но мы долго спорили с ней по каждой мелочи. Я не во всем соглашался с ней, да и она имела очень скверный характер. И в результате наших трехмесячных препирательств, родился первый роман. Он был таким...не очень романом. Не самая лучшая книга для дебюта, но хоть что-то.
Я отдал свой самый первый роман в одно небольшое издательство и спустя месяц увидел плод своих и моей музы усилий на полке книжного магазина по соседству. Тираж у книги был не очень большим, но и не слишком маленьким, да и с обложкой издательство постаралось. На ней большими буквами было написано сверху - роман, вдохновленный стараниями Урсулы Хенингс, записанный автором дебютантом Питером Винслоу - "Догорающая свеча забвения". И красивая черная свеча, испещренная разными пентаграммами, которая горела синим пламенем, в завитушках дыма исходящего от пламени можно было рассмотреть черепа. Наша дебютная работа была оценена критиками по заслугам и через несколько недель я подписал контракт с уже более серьезным издательством.
По условию этого контракта я должен был предоставлять по четыре книжки в год. То есть это было год назад, и теперь подходил срок сдачи моей четвертой для этого издательства книги, а я написал только половину. Работа попросту зависла, встала на месте. Моя муза выдыхалась, и я вместе с ней.
Немного слов о той обложке. Авторами книг теперь считаются музы. Как только они появились, они начали трещать о своих правах. Начали говорить что все, абсолютно ВСЕ книги в мире, были написаны музами, а люди всего лишь послужили инструментом для записи текста. И с тех пор, авторами книги считаются музы, но гонорары достаются все равно писателям, то есть тем, кто записал текст. Потому что музам деньги не нужны, они пребывают в мире нематериальном, в то время как писателям нужно на что-то существовать.
Многих такой подход вполне устраивает, но только не меня. Я хотел видеть своё имя на обложке первым. Хотел, чтобы меня признали автором, а не просто писарем. Первую свою книжку я разорвал на несколько частей. Просто от гнева. Я был на взводе последние дни, когда дописывал её. Урсула что-то бубнила в углу, она сдавала, напряжение под конец было слишком большим, поэтому я принял управление на себя. Не знаю как, но я закончил эту книгу, и Урсуле понравился финал, хотя, конечно же, она потом сказала что это полностью её заслуга и что это она на телепатическом уровне внушила мне эту концовку, но я-то знал всю правду.
С тех пор было еще три довольно неплохие книги. Мы обосновались в жанре ужасов. Я не знаю, чем именно Урсуле приглянулся этот жанр, но она знала многое о нем. К тому же учитывая, какая брешь появилась в этом жанре после ухода Герберта Крамма - одного из величайших писателей ужасов, мы поспешили эту нишу заполнить собой. Пока что у нас не так хорошо получается как у него, но с каждой новой книгой продажи возрастают, а значит и мой гонорар.
Как не подходи, а профессия писателя стала очень прибыльной в наше время. Телевидение просто не смогло обеспечить всех желающих разнообразия людей, а после того как источились запасы топлива, и все электричество сошло на нет, то просто было не в состояние это делать. Поэтому люди снова вспомнили о книгах, а тут как специально появились музы. Ученые называют это ренессансом литературы, я же называю это - жить в правильное время.
На те гонорары, что я получал от игры на пианино, я смог лишь позволить себе трехкомнатную квартиру в центре города, на то, что я получил от продажи прав на первые две книги, я купил себе дом. Поэтому я не слишком жалуюсь. Да, вся слава достаются моей музе, но слава ведь не главное, так?
V
-Ну, давай же, поторапливайся!
В последние дни всегда всю работу приходилось доделывать самому. Конечно, Урсула умела придумать сюжет и персонажей, умела выработать свой стиль, умела помогать мне писать интересно и захватывать умы читателей, но по части концовок она была полным нолем. К пятой нашей совместной работе, я уже привык к этому её небольшому дефекту. Поэтому я сам сводил все линии в одну точку, сам распоряжался судьбой нашего...нет, моего персонажа, пока Урсула порхала надо мной с маленькой чашечкой ромашкового чая в маленьких ручках. Она уже не нервничала и не замыкалась в себе, как раньше, когда терпела неудачу с финалом. Теперь она была просто молчаливым наблюдателем, время от времени поторапливая меня, до сдачи книги оставалось два дня.
-Ну что ты там копаешься, - шипела она у меня под ухом, - я бы давно уже все написала, будь я на твоем месте.
-Вот взяли бы и помогли мне, а не раздражали бы меня и не отвлекали бы от дела, - отмахнулся я от неё, и продолжил описание последней схватки Некроманта и Повелителя Тьмы за судьбу всего Мира.
"...Лил мерзкий черный дождь, он заливал мне глаза, отмораживал конечности, было трудно стоять на крыше Ведьминой Башни в такой страшный шторм, но я стоял, стоял за все жизни на этой ничтожной планете. В то время как там, где-то верху порхал он, Аватар Вселенского Зла, повелитель всей нечисти, всех существ самой темной и страшной ночи, лорд Натрикус. Я сжимал в руке законченную версию своей книги, которая покинула печатный станок буквально пару часов назад, там, где-то вдали машины развозили мою книгу по магазинам, скоро весь мир будет моим, если только этот сумасшедший сначала не уничтожит его. Молния ударила рядом со мной, я успел отскочить и прикрыться от очередного удара молнии своей книгой. В ней теперь, заключалась вся моя сила, и я был намерен её использовать по полной..."
Муза весела над моей спиной, махая своими маленькими крылышками как птичка колибри. Казалось, она совсем потеряла концентрацию и просто читала текст, который я пишу. Читала как обычный человек купивший мою книгу, не она писала эту книгу, а я. И ощущение было потрясающее.
"...Молния отлетела от книги и ударила обратно в небо, где-то сверху послышался глухой крик, и слабое проклятье, на секунду дождь остановился. Но мне эта секунда показалась вечностью, секунда, когда я мог перевести дыхание, перехватить дух, вспомнить все защитные заклинания, которыми когда-то владел, приготовиться к следующей атаке. Потому что я знал, что после этой секунды затишья, последует еще более страшная буря, чем сейчас. Чертовски не люблю быть всегда правым".
Я специально остановился, и посмотрел на миссис У. Она читала не отрываясь, а потом вдруг замерла и взглянула на меня.
-Что?
-Какие ваши идеи, что будет дальше, миссис У?
-А мне почем знать? - сказала она совершенно искренне, - это твоя книга, ты мне и скажи.
Я ликовал. Это была победа, это была моя книга, МОЯ. И это были мои персонажи, моя вселенная, и лишь я один, не мы вдвоем, не моя муза, а я, и только я решал их судьбы. И я сделал это. Посидев еще несколько часов за машинкой, я дописал свою книгу. Сделал это блестяще, неожиданно, захватывающе, и даже оставил призрачный намек на продолжение. Как я закончил свою первую, теперь уже точно мою первую, книгу я вам не скажу, для этого сходите и купите её.
После того как я закончил писать, я откинулся на спинку стула, и запустил руки в волосы. Все мысли покинули мою голову, теперь мне было тихо, спокойно и хорошо. Я знал все, что мне теперь нужно делать. Повернувшись к Урсуле, все еще завороженной концовкой книги, я проговорил два слова, навсегда изменившие мою дальнейшую жизнь.
-Вы уволены.
Муза лишь потрясенно посмотрела на меня и перешла на деловой тон.
-Простите, что вы сказали?
-Я сказал, что вы уволены, миссис У. Я больше не нуждаюсь ни в ваших услугах, ни в услугах вашего рода. Я сам могу писать книжки. Сам, без посторонней помощи, - и я жестом показал на лежащий передо мной текст.
-Но...но...но, - не знала что ответить на такую наглость маленькая миссис Урсула, - но ведь это только единичный случай! Больше ты не сможешь ничего написать без меня. Ты прогоришь, вылетишь в трубу, разоришься и приползешь на коленях умолять меня вернуться, вот увидишь.
Угрозы, как это низко с её стороны. Я лишь тихо показал пальцем на воображаемую дверь. И Урсула, бросив что-то в мою сторону (что-то настолько неприятное, что мне пришлось напрячь весь мой слух, чтобы пропустить это мимо ушей), растворилась в воздухе.
Я был свободен.
VI
Давайте я вам расскажу о своем друге Томасе. Малыш Томми, которого я знал практически с самого детства, был очень любознательным ребенком. Он всегда лазил во всякие пещеры, горы, ущелья. Всегда возвращался домой с кучей синяков и ссадин, но зато ужасно довольный. И вот однажды, уже, будучи вполне взрослым юношей двадцати годов, нашел, таким образом, Роззету - свою личную музу. Он никогда не рассказывал где нашел свою музу, обычно происходит так что муза сама находит потенциального писателя, но в данном случае все было в точности наоборот.
Томми никогда не хотел писать, для него это было слишком скучным занятием, он любил путешествовать по миру, любил взбираться на такие вершины, опускаться на такие глубины и забираться в такие чащи, в которые никакому человеку в здравом уме, этот самый здравый ум ни за что бы не разрешил лезть. Но Томми лез. И однажды вылез с Роззетой на плече. После этого он переехал в Город, купил здесь небольшую квартирку, и стал писать.
Его муза была еще молодой, молодой панкушкой. Она носила дикую прическу и была одета крайне вызывающе. Поэтому книги Томми писал исключительно антисоциальные. Именно поэтому он не так хорошо продавался как я. Но, как говорят коммивояжеры, - на каждый товар найдется свой покупатель. Поэтому Томми никогда не сидел на мели. Роззета же гоняла моего друга как табун необъезженных лошадей. В её маленькой радикальной головке, скопилось, видимо столько мыслей, за годы простоя, что Томми выдавал в год по шесть, а иногда и по десять книг, невиданный ни для кого рекорд. Правда, в свое оправдание хочу заметить, что страниц в моих книгах, было раз в пять больше.
Однажды мы даже хотели сделать совместный проект. Мы дружим с пятнадцати лет, почему бы нам вместе не сделать хотя бы одну книгу? Вполне логичная мысль, но она не увенчалось успехом, и все из-за наших муз. Сказать, что Урсула ненавидела Роззету, значит не сказать ничего, вообще, ровным счетом ничего. Потому что моя уже экс-муза просто готова была тут же на месте испепелить, расщепить и просто растереть в порошок эту "мелкую соплячку", как говорила моя миссис У. Просто даже представить их вместе, творящих что-то друг с другом, для этого надо было иметь колоссальное воображение. Чопорная, дотошная миссис У, с отличными манерами, и совершенно дикая и необузданная Роззета, у которой мысли в голове летают со скоростью света, сталкиваются, разбиваются на мелкие кусочки и из полученной каши выходят книги. В общем, наш общий проект заранее потерпел неудачу. Но меж тем другим писателям вполне удавалось найти общий контакт между музами. Иногда говорили, что образуются даже семейные пары. Семейные пары муз естественно, писатели в нашем деле не более чем продолжение эфирных рук муз. И совместные работы пользовались большой популярностью, все-таки они до сих пор были явлением довольно редким, и как показала практика - более комплексным, чем книги, написанные одной музой.
Поэтому, как только я избавился от Урсулы, я позвонил Томми и назначил встречу в небольшом кафе, напротив его дома. Мой друг предложил встретиться пораньше, часов в девять, пока Розетта будет спокойно спать в своем воображаемом мирке, она не вставала раньше двух дня.
Первым делом я сразу же огорошил своего друга новостью.
-Я избавился от Урсулы, - глаза Томми при этом стали очень большими, я бы даже сказал квадратными, но не скажу, потому что это плохое сравнение. Они стали удивленными.
-Как так? Разве можно вообще избавиться от музы? Они ведь с тобой навсегда, разве нет?
-Говорят что да, ну или пока им самим не наскучит, и они покинут писателя. Но я сам лично никогда не слышал, чтобы хозяин первым покидал музу, видимо в чем-то я буду первым, - и я улыбнулся. Томми же все еще не верил моим словам.
-Но, а как же книга? Как же твоя карьера? Ведь ты всегда хотел стать писателем, с самого детства, как я тебя помню.
-И я им стал, - я улыбнулся так, что будь сейчас глубокая ночь, моя улыбка освещала бы полгорода. Но, к сожалению, сейчас как раз было утро, и солнце лениво поднималось из-за горизонта, а значит, у меня не было шанса проверить силу моей улыбки. Но она была и вправду самой радостной улыбкой на свете.
Томас лишь отхлебнул свой кофе. Видимо он думал, что старый друг решил его разыграть, или просто сошел с ума от написания очередной книжки ужасов. "Ох уж эти книжки ужасов", наверняка думал он, "никого до добра они не доведут". А я продолжал рассказывать, радостно жестикулируя руками в воздухе. Знали бы вы, как мне не хватало моей жестикуляции. Когда над тобой постоянно парит маленькая старушка, руками особенно не помашешь, боясь задеть её. А сейчас, сейчас я мог свободно махать руками в любую сторону, и это было прекрасно.
-Ты подумай, разве мы были писателями? Разве ты сейчас писатель? Ты пишешь не то что хочешь сам, а то, что заставляет тебя писать маленькая буйная девчонка. Ты ведь любую её мысль записываешь, даже ту с которой категорически не согласен. Но она говорит тебе - пиши, и ты послушно пишешь? Разве это и есть писать книги? Ты ведь как пишущая машинка, только с голосовым управлением. А писать книги, это значит самому, без лишней подсказки, писать то, что сам думаешь, что сам придумываешь, что сам чувствуешь, - я поднес руку к сердцу, специально, таким образом, усиливая последнюю фразу, - что сам любишь.
Томми смотрел на меня стеклянными глазами.
-Книги о приключениях, например. Ведь ты же любишь приключения! А теперь тебе приходиться сидеть в четырех стенах, и писать про какие-то радикальные группировки, которые пытаются подломить тоталитарное правительство маленькой, но жутко страшной страны. Ты пишешь то, чего не хочешь писать. То, что тебе шепчут на ухо. Я же предлагаю писать то, что хочешь ты сам, без всякой лишней помощи. Ну, что скажешь? - произнес я это самым дружественным тоном, на которой только был способен, при этом, пытаясь заглянуть другу в глаза, найти там понимание, поддержку. Но вместо этого я видел пустоту.
Я протянул свою руку к его рукам, лежащем на столике замочком, знак замкнутости человека, дотронулся до него, надеясь, что личный контакт, разбудит в нём того Томми, которого я знал до Розетты. Но вместо этого была стена холодного отторжения. Я попробовал свой последний козырь.
-Я хочу...Ну я думаю...Такая мысль....Может ну её, твою Розетту, избавься от неё тоже, и вместе напишем роман, а? Как мы хотели в детстве. Помнишь?
Он одернул руки, рывком встал из-за стола, чуть не опрокинув кофе на свои штаны. Я успел схватить кружку, и удержать её на подставке, а Томми похоже этого и не заметил. Он был в гневе, в праведной ярости. Перед ним был язычник, натуральный злобный язычник, путающийся через дружбу разрушить его веру. Лучший друг, который когда-либо был и будет у меня, тихо покачал головой, с видом полного разочарования, и кинул напоследок.
-Нет, Питер, этого никогда не будет. Теперь ты совсем один.
И исчез навсегда из моей жизни.
VII
Я, правда, был совсем один. Никто не хотел иметь дело с "прокаженным автором". Писатель без музы - никакой не писатель, говорили мне вслед представители издательств, прежде чем захлопнуть передо мной дверь.
Никто не хотел издавать меня. А я все равно не сдавался. Я хотел видеть свое имя на обложке книги, только своё. Поэтому я взял часть денег из своих сбережений и сделал небольшой заказ типографии. Я не стал уточнять предмет заказа, я не стал уточнять, кто я такой и что моя фамилия делает на обложке, и почему там не указана моя муза. Я просто отдал деньги и попросил не задавать лишних вопросов.
Через неделю мой заказ был готов. Десять тысяч свеженьких, только что из типографии книг. И на всех на них красовалось одно имя, моё имя. Я был очень горд собой. Я пытался продать книги в магазин, распространить их по обычным каналам, но и тут нарвался на невежество и грубость. Поэтому я загрузил книги в арендованный грузовичок, и отправился по Городу, а потом по стране, просто так раздавая всем желающим свою книгу.
Сначала желающих было не так много, но чем дальше я удалялся от Города, тем больше было людей, которым было интересно почитать мой первый почти что самостоятельный (имя Урсулы я все-таки упомянул в начале, книгу-то я начинал писать еще с ней, поэтому старушке-музе нужно было отдать должное, где бы она не находилась сейчас) труд.
Люди читали с наслаждением, это я узнал когда, раздав все книги, возвращался той же дорогой домой. Никто не верил, что это написал один только я (а надо заметить, что я специально переписал начало книги, и немного из середины, чтобы потом не было никаких претензий к авторским правам), но всем нравилось. А это было самое главное. Передо мной открывалось трудное, но в то же время ужасно интересное и перспективное будущее самостоятельного писателя.
Но сначала давайте я расскажу вам, по какому принципу работают музы, а то наверняка вы этим вопросом задавались уже не раз. Музы владеют всеми идеями. Наверняка они отобрали все идеи из голов людей, как только появились в нашем мире, но это факт, все идеи теперь принадлежали музам. Но из-за того, что сами музы были существами полупризрачными, они не могли записать эти идеи, и почти не имели шанса ими делиться, потому что музы общаются не как люди. Они не могут сидеть за чашечкой чая и делиться идеями, но зато они могут вдохновлять.
Вдохновение, именно так это называется. Когда муза, находясь рядом с человеком, которого она сама выбрала как мостик между жизнью эфирной и материальной, сыплет в его голову свежие идеи. В большинстве случаев человек уже сам составляет из этих идей рассказ, или роман. Но в последнее время музы просто решили человека этой свободы. Они стали более агрессивными, более тоталитарно-настроенными. А все из-за того, что когда музы появились в нашем мире, это совпало с явлением известным как "Всемирное Замыкание", когда на всей планете пропало электричество и человечество буквально снова погрузилось в век паровых технологий. Кода я ещё работал с Урсулой, я спросил у неё - не связаны ли два этих явления, а она лишь пожала плечами, и озорная искорка пронеслась в её глазах. Люди не хотели иметь с ними дело. Люди пытались писать сами, начисто лишенные идей, но у них ничего не выходило. А у муз в это время гибли и пропадали идеи, одна за другой, не находя способа реализации. Поэтому когда люди все-таки пошли на сотрудничество с музами, последние взяли людей в железные тиски.
Когда Урсула была со мной, в моей голове всегда проносились строчки текста. Просто мысли, словосочетания, готовые предложения, целые абзацы, законченные главы. Все что нужно было мне сделать, это взять их из головы и перенести на бумагу. Это было слишком просто. Теперь же, я сижу часами над одним предложением. Я сам придумываю своих героев, сам сочиняю для них истории, их путешествия, сам, все сам. И мне это очень нравится. Теперь, наконец-то моя жизнь и моё творчество, в моих руках.
Последующие книжки мне удалось продать. Тираж у них был все равно не большой, но с каждой новой книгой, он увеличивался на несколько сот экземпляров. С седьмой моей самостоятельной книгой, я догнал тираж своей первой книги, которую я написал в соавторстве с моей бывшей музой. Для меня это стало большим достижением.
К сожалению, у меня появилось не так много последователей. Конечно, они были, но их общее количество было ужасно малым, по сравнению с теми, чьи руки и тело эксплуатировали безжалостные музы. Мне не удалось поднять бунт, я не стоял у руля революции, я не собрал толпу своих последователей, но я сделал самое главное, я смог сделать что-то своё, вырваться из океана конвейерных романов, и навсегда остаться в умах людей как сумасшедший, который сам ушел от музы и стал писать свои книги. Они запомнят меня, как "Человека победившего Музу".
VIII
Стив дописал последнее слово и поставил точку. Все, его первая книга готова. Библиографический эпик, под названием "Человек победивший Музу", написанный Питером Винслоу, и набранный Стивом Макнилом.
До того как Питер нашёл Стива, тот был успешным садоводом. Выращивая на своем участке огромные наливные томаты, которые удостаивались не одной ежегодной премии, и хрустящие огурцы, Стив и не помышлял о такой профессии как писатель. Но к его глубочайшему сожалению, его муза - Питер, сам нашел Стива и наполнил его голову идеями. Не в силах противостоять напору мыслей, Стив продал свой самый лучший урожай томатов в этом году на ярмарке овощей, и купил новенькую печатную машинку и кипу белой чистой бумаги. И спустя два месяца упорного труда, библиографическая книга увидела свет. В процессе её написания, Стив ни раз задавался вопросом - имеет ли что-то общее персонаж этой книги, известный пятьдесят лет назад писатель Питер Винслоу, который первый набрался мужества избавится от своей музы, но при этом не нашедший признание и поддержку от остальных писателей, и его личная муза - маленький лысый пузатый человечек с крылышками бабочки - Питер Винслоу.
"Наверное, все-таки однофамильцы", в который раз убеждал себя Стив, пока аккуратно, листочек к листочку, складывал свой первый интеллектуальный труд. Завтра он должен отвезти это в Город, издателю, и посмотреть какую цену ему предложат за эту книгу. Если деньги будут лучше чем Стив получает каждое лето за свой урожай, то он, пожалуй, продаст свой участок, и переберется в Город, и продолжит творить, если конечно его муза не подведет своего писателя.
Муза же тем временем спала паря в воздухе над кушеткой. Даже музы спят, уставшие от напряженного труда. И даже музы видят сны, хоть пока это научно не доказано. Муза по имени Питер Винслоу, видел сны о молодом и амбициозном писателе Питере Винслоу и его музе - миссис Урсуле. И не раз в этом сне он хотел вернуть миссис У, хотел упасть на колени и просить у неё прощения. Потому что только после своей смерти, Питер узнал цену самостоятельности.
По его щеке катилась слеза, а завтра его ждала новая книга.