Пашнина Ольга : другие произведения.

Рождённая ведьма

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Зачем взрослому инквизитору юная ведьмочка Ракита? По доброте душевной решил спасти от костра? Захотел красивую игрушку, послушную любовницу? Решил поставить жестокий эксперимент, могущий окончиться страшным испытанием для девушки? Как бы там ни было, госпожа-любовь сама знает, как будет правильно.

0x01 graphic

Рожденная ведьма

Ведьмы бывают рожденные и наследные.

Рожденные - те, кто получил силу при рождении,

вернее, родился с ней.

Наиболее опасны первые,

поскольку они живут со своей силой дольше и,

следовательно, лучше ею управляют.

***

   Мои воспоминания об этом человеке... мужчине, начинаются с пятилетнего возраста.
   Тогда я впервые увидела его в саду, когда собирала яблоки в большую корзину, едва ли не с саму меня размером. Он показался мне огромным и очень старым, хотя мама потом объяснила, что новому другу отца всего двадцать пять. Но внушительные плечи и очень сильные руки впечатлили меня настолько, что я испугалась и, бросив корзину, побежала к маме.
   Потом меня долго успокаивали. Да и не одну меня: отцу пришлось сказать пару тихих фраз матери, чтобы она перестала нервничать.
   Мужчина остался на ужин.
   Мы с сестрой восхищенно смотрели на этого исполина, не решаясь даже пискнуть при нем и отце. А они что-то серьезно обсуждали и лишь изредка смеялись. В конце ужина нам вручили по огромной конфете. Я таких никогда не видела.
   - Ракита, что нужно сказать господину Видославу? - строго спросила мама.
   - Спасибо, - пролепетала я, глядя в чудные глаза дымчатого цвета.
   А он подмигнул мне. Как-то весело и по-доброму. Тогда я еще не знала, что это инквизитор. Лишь услышала позже мамину фразу, особенно громкую, и потому донесшуюся из их комнаты:
   - Ты привел палача для дочери, Светех, а не защитника для семьи.
   Меня напугала эта фраза, но смысл ее я поняла много позже.
   В семь я пошла в школу.
   Видослав навещал нас не то чтобы часто. Раз-два в полгода. Но неизменно его приходы сопровождались принесенными и безумно вкусными сладостями, а иной раз и играми во дворе, если у мужчины выдавалась минутка.
   Первая прогулка состоялась именно в тот день, когда я пришла из школы.
   - Ракита, - громыхнул у меня над головой голос Видослава.
   Я испуганно замерла, думая, что же сделала не так. Но мужчина лишь улыбнулся.
   - Как первый день в школе?
   - Хорошо, спасибо, - пробормотала я.
   - Ты ведь уже умеешь читать, малышка? - спросил мужчина.
   Я только кивнула, завороженная притягательным взрослым взглядом.
   - Идем на улицу, бросай книжки, - вдруг предложил Видослав. - Прогуляемся к речке, там уток покормим. Возьми со стола булочку.
   Я растерялась. Нам нельзя было кормить животных на улице, как бы того ни хотелось. Какой смысл спасать от голодной смерти кошку, если семье есть толком нечего? Но в последнее время - тогда я не связала это с приходом Видослава - дела у нас пошли на лад, и хлеба в доме было вдоволь. А все-таки отец рассердится.
   - Смелей, Ракита, - подбодрил меня мужчина. - Пойдем, пока сестрица твоя не вернулась.
   Эта фраза навсегда сделала меня преданной моему палачу. Ему тоже не нравилась заносчивая и злая моя младшая сестра.
   Когда мне было девять, Видослав взял меня на ярмарку.
   Только меня. Ни сестру, ни маму на городскую ярмарку не позвали. Почему-то мама волновалась, но я не понимала причин ее волнения. Отчасти из-за детского умишка, отчасти из-за волнения перед первым подобным мероприятием в жизни. Сестра дулась и хныкала. Отцу пришлось пообещать привезти ей игрушку, хотя денег у нас было не так много.
   Как оказалось потом - всего на одну игрушку, для нее. А мне досталось зрелище. Которое, впрочем, меня не впечатлило. Ярко наряженные зазывалы откровенно пугали своей нелепостью и неестественностью. Музыка мешала. Количество людей было таким, что Видославу пришлось поднять меня на руки. Он был сильный. К тому времени его темные, почти черные, волосы проредила ранняя седина. Совсем немного, придавая ему вид не старика, но намного более взрослого мужчины, чем он был на самом деле.
   Только одна вещь мне понравилась: небольшая куколка-фея с узорными крылышками из проволоки. Недорогая, но существенная для нашего состояния, которое отец спустил на большого зайца для сестры. Нет, я ничего не сказала, не попросила игрушки, но взгляд, которым я провожала маленькую фейку, был, наверное, полным отчаяния. Потому что при мне ее купила дорого одетая женщина в красивом бархатном платье для своей маленькой дочурки, у которой уже была полная корзина разных сладостей и игрушек.
   В конце мы вышли к скамейкам и Видослав усадил меня на качели.
   - Чего приуныла, Ракита? - спросил он меня. - Устала?
   Я только кивнула, с сожалением вспоминая игрушку-фею.
   Сестра потом долго хвалилась зайцем, дразня меня подарком от отца.
   В мой двенадцатый день рождения я получила первый подарок.
   Не совсем первый, конечно. Родители на каждый день рождения что-то нам дарили. Но обычно платьице, или мама пекла торт, или зимнюю шапку привозил из города отец. А здесь - настоящий подарок, врученный, как положено, в праздничной коробке.
   От Видослава.
   В коробке лежала игрушка-фея. Не совсем та, какую я видела на ярмарке три года назад, но очень похожая и очень красивая. Ее безупречное лицо, тонкие изящные крылышки и удивительно волшебное платье заставили меня расплакаться.
   Я обняла Видослава, забыв сказать "спасибо". Но он ведь понял все, наверное?
   С тех пор я играла с феей непрерывно. Из школы бежала, как от огня, чтобы лишнюю минуту до тех пор, пока придется делать домашнюю работу, поиграть с Эльзой - так я назвала свою куклу. Так звали храбрую воительницу из книжки, которую я прочла не так давно. В школьной библиотеке было не так много художественных книг, и я прочла все, что подходили для моего возраста.
   Из-за Эльзы и начались все мои беды.
   Моя сила проснулась тогда, когда сестра погнула фее крылышко. Специально, я видела. Но тут же, едва я принялась ругать ее, разревелась и нажаловалась маме. Та отругала меня так, словно все беды в нашей семье происходили из-за моего присутствия.
   - Она случайно, Ракита! Ты должна снисходительней относиться к сестре, она младшая!
   В порыве гнева и обиды я выкрикнула то, чего не собиралась говорить:
   - А старшую что, любить не надо?!
   И вылетела из дома, прямо под проливной дождь. Сзади раздались шаги: мама бросилась за мной.
   - Ракита! Немедленно вернись! - кричала она, а я молилась, чтобы она не успела меня схватить, поскользнулась, упала...
   И вдруг умолкла. Я остановилась. Мама лежала на земле. Обиду как рукой сняло, я бросилась к ней.
   - Мамочка!
   И отшатнулась. Тогда я поняла: это сделала я. В маминых глазах плескался страх.
   В мой пятнадцатый день рождения меня научили стрелять.
   Из лука, по птицам. Видослав лично учил и меня, и сестру. Но у той ничего не получалось, а вот в моем воображении мгновенно разыгрались сцены битв и охот, в которых я великолепно стреляла и обладала сногсшибательной красотой. На деле-то, конечно, ничего особенного: жиденькие волосы цвета мокрого песка, глазки маленькие, нос курносый. Но никто не мешал воображать себя воительницей.
   Получалось у меня неплохо. Не сразу, но я начала тренироваться и за каких-то полгода освоила лук лучше, чем многие мальчишки в нашем поселке. Впрочем, у них не было Видослава в учителях.
   Тогда же во мне начало просыпаться то, что именуется взрослением или созреванием. Особенно в моменты, когда рядом находился отцовский друг. Ему к тому времени исполнилось тридцать пять и работа - а о ней мне ничего не рассказывали - оставила несомненные следы на его внешности. В частности, он теперь еще больше напоминал мне воина. После демонстрации его умений относительно меча, у меня исчезли всякие сомнения в том, кем являлся Видослав.
   А силу мою тщательно прятали. Отец очень долго - еще после того случая - рассказывал мне о ведьмах, инквизиторах и опасности встречи с ними. Я даже поняла. Во всяком случае твердо усвоила: моя сила - зло, и ее ни в коем случае никому нельзя показывать. И я послушно чтила это правило, нарушая лишь во время...занятий с Видославом.
   Мне так хотелось успеха в его глазах, что я пренебрегала осторожностью. А тот не замечал моей хитрости и хвалил за каждую стрелу, попавшую в цель.
   Тогда главной ценностью стали эти занятия. И внимание Видослава, который то и дело касался меня. Не так, чтобы испугать, а помогая. Выправляя осанку, обучая не только стрельбе, но и самообороне. Я не понимала, зачем мне все это, но прилежно училась после школы, в выходные дни, в любую погоду. И сама не замечала, как из ребенка превращалась сначала в неуклюжего подростка, а потом в молодую девушку, даже симпатичную, а главное - сильную.
   Когда мне было семнадцать, все закончилось.

***

   Неделя до моего восемнадцатого дня рождения.
   Я возвращаюсь из школы. Нарочито медленно, наслаждаясь последними деньками весны. Скоро лето, каникулы, работа в огороде и развлечения, которые в детстве казались пределом мечтаний, постепенно меркнут в моих мечтах, теперь там совсем другое. Видослав всегда уезжает на лето. В последние годы мне особенно его не хватало, а почему - я и сама сказать не могла.
   Но в этот раз что-то не так. И лишь хорошенько осмотревшись, я понимаю, что именно. Прямо посреди поселка, на главной улице стоят лошади. Не привязанные, они просто бродят по округе, никому не чиня вреда. Но их хозяева...их хозяева разбредаются по поселку. Все в темно-синей форме, в походных куртках, с мечами.
   Я подхожу ближе, рассматривая герб на форме мимо проходящего мужчины, так напоминающего Видослава.
   Ветка барбариса на темном фоне зарождает нехорошие подозрения. Надпись "Инквизиция" заставляет отшатнуться и упасть на мягкую, нагретую за день солнцем, траву. Мужчина тут же замечает меня и поворачивает голову:
   - Ты чья?
   - Я...я...Ракита. В смысле, я дочка Перецевец.
   - Вот и ступай домой, проверку пройдешь, гуляй на здоровье. Нечего здесь шататься.
   - Проверку? - я усилием воли заставляю себя не дрожать.
   - Проверку. Вот деревня, - усмехается инквизитор и помогает мне подняться. - Всех девочек начиная с двенадцати проверяют на наличие ведовства.
   - А...а что становится с теми, у кого найдут? - я облизываю пересохшие губы.
   Пытаюсь выглядеть спокойной. Вряд ли получается, слишком сильный страх. Но инквизитор, верно, навидался этого страху за жизнь и уже не воспринимает его. Потому что меня настойчиво подталкивают в сторону жилых домов. Пока я медленно бреду к своему, меня мучают вопросы. Почему проверку не произвели на месте? И что же мне делать? Говорят, ведьм без исключения отправляют на костер...
   Захожу в дом. Тишина, непривычная и напряженная, заставляет сердце сжаться в страхе. Кладу рюкзак в угол. Обычно я не оставляю сумку в коридоре, но теперь-то уж какая разница? Мои шаги безжалостно разрывают эту тишину. Неприлично громкие. Я уже знаю, кто будет проводить проверку. Не знаю, как, но чувствую, что совсем скоро захлебнусь криком и от того, что смотреть на меня будут дымчатые глаза, еще противнее. И страшнее.
   - Я должен ее проверить, - тихий голос Видослава словно озвучивает мой приговор.
   Права была мама. Отец привел в дом палача. А я...дура я. Был ли шанс, что инквизиторов не принесло бы в деревню деревню, если бы я не использовала свою силу?
   Несправедливость и страх вытесняют все остальные чувства. Я не могу смириться с тем, что этот человек будет проводить какую-то проверку. И что это тот самый Видослав, что учил меня стрелять и водил на ярмарку, причинит мне боль. А потом отправит на смерть.
   Я не думаю. Просто действую, повинуясь самому страшному и важному инстинкту. Бросаюсь, стараясь делать это неслышно, в комнату, снимаю со стены лук, охапку стрел и быстро собираю рюкзак. Еды почти нет, лишь обед, завернутый мамой в школу, который не хотелось есть. Но и то сойдет. Кладу теплый свитер и любимую фейку, изрядно потрепанную жизнью.
   Высматриваю в окно инквизиторов и, не увидев их, вылезаю через окно. Прыгать страшно, но этаж первый, а внизу - трава. Поэтому я решаюсь и морщусь от шума, произведенного прыжком. Сердце бьется где-то у горла. Я аккуратно огибаю дом. И натыкаюсь взглядом на Видослава, который будто знает, откуда я выйду. Быстро спрятаться не выходит: инквизитор точно меня заметил и просто ждет, когда я выйду.
   Над его головой цветет яблоня.
   Сглатываю. Сжимаю в руках лук, а стрела уж давно наготове. И, пожалуй, выпущу. Почему-то очень больно от того, что это именно Видослав. Вероятно, за другим инквизитором я пошла бы с присущей мне покорностью. Но не за этим.
   - Ракита, положи лук, девочка, - он слабо улыбается.
   Я только крепче сжимаю.
   - Будет только хуже, - вздыхает инквизитор. - Не бойся, это лишь проверка. Если ты невиновна, тебе нечего бояться.
   Странная, непонятная ярость накатывает на меня, едва не лишая способности видеть. Грохот. Видослав ударяется о стену, чудом удерживается на ногах. А я мечтаю, чтобы он умер, не хочу видеть это лицо, не хочу смотреть в дымчатые глаза. Хочу причинить ему боль. Заставить мучиться, мне стыдно за все, что я к нему испытывала. И странная, непонятная холодность прорывается наружу, заставляя лук покрываться тонким слоем льда.
   Выражение лица Видослава меняется. Он удивлен и, кажется, обеспокоен.
   - Ракита!
   Его лицо искажается болью. Стрела поражает инквизитора в плечо. Все-таки сказывается эмоциональное напряжение. Или я подсознательно не могу его убить, помня все добро из детства. Как бы там ни было, он оседает на землю, тянется было к стреле, но бессильно опускает руку и смотрит на меня.
   Я вижу лошадь неподалеку. Ту самую, вороную, принадлежащую одному из инквизиторов. И решаюсь сделать этот шаг. Не думая ни о чем. Ни о родителях, ни о сестре, ни о раненом Видославе. Я лишь хочу вырваться на свободу, мне кажется, будто в опасной близости от инквизиторов я даже чувствую себя хуже, задыхаюсь.
   Вслед мне доносятся крики. Но наш дом - один из последних. И я с нереальной скоростью приближаюсь к лесу, где меня никто не найдет. Где нет этой странной, неприятной боли от предательства моего палача. Предательства, которое, я, по сути, сама себе придумала.

***

Спустя год

   Я этого хочу.
   Хочу знать, хочу проверить, хочу убедиться в том, что моя сила заложена в природу этого мира, а не является тем самым злом, против которого борется инквизиция. Я много думала за год, прошедший практически среди леса. И пыталась - тщетно, правда - найти в себе то, что необходимо уничтожить.
   Меня нужно было уничтожить за тоску под дому? За страх перед смертью? За желание жить?
   Наверное, девочке из деревни никогда не понять этой истины, известной лишь инквизиторам.
   Передо мной, метрах в десяти алтарь. Заросший мхом, старый. В центре серого, с черными вкраплениями, граница зияет трещина. Сырая отвратительная погода не добавляет этому месту очарования. Со всех сторон меня окружает чаща, такая непролазная, что можно ничего не бояться. Единственный путь к этому месту - тот, по которому пришла я. Пройти повторно его будет сложно, слишком много ловушек я расставила.
   Бросаю рюкзак, лук, шляпу на землю. Сейчас мне нужна лишь моя душа.
   Говорят, ведьма, из-за царящего внутри нее зла может приближаться к алтарям лишь спиной. Пусть наши верования давно канули в историю, но магия, если она существует в том виде, в котором ее понимают ведьмы, не исчезла просто так. Если во мне зло - алтарь почувствует его.
   Расчет прост и, верно, неправилен. Нельзя делить все вокруг на черное и белое. Нет зла в абсолюте, нет и однозначно верного пути. Есть система суждений, навязанных кем-то сильным, стоящим во власти над миром. Ведьмы - зло. Я, почему-то, злом себя не чувствую. И зверств не чиню.
   Делаю шаг. Сжимаю кулаки. И решаю. Если отторгнет, заставит развернуться - пойду в город. И будь, что будет. Древние силы природы, хочу я того, или нет, чужеродную силу не отвергнут.
   - Давай, Ракита, - шепчу сама себе.
   И решительно двигаюсь вперед.
   Сердце успокаивается только тогда, когда я касаюсь рукой холодного камня. Хоть и чувствую легкое покалывание, улыбаюсь. Стою лицом к алтарю, чем-то напоминающему стол, с крупным узором по периметру. На торце надпись, частично поврежденная временем и лесом. Язык на удивление знаком мне.
   - Эльтера инсор нойл. Зло в душах.
   - Сила в рождении. Жизнь в имени. Смерть в простом.
   Вздрагиваю. Спиной ощущаю его взгляд и думаю: как Видослав меня нашел? И как обошел ловушки?
   - Как ты нашел меня?
   Он усмехается.
   - Это было несложно. У меня опыт и знания поколений инквизиторов. А вот ты - рожденная ведьма. И управляешься со своей силой плохо. Выследить тебя не стало проблемой. Мне было жутко интересно, куда ты пойдешь. Забавное местечко...
   - Алтарь для поклонения древним богам. Он не такой старый, как ты думаешь. Приверженцы подобных убеждений до сих пор встречаются среди отшельников. Алтарю лет сто, в запустении он всего второй десяток. Что не делает его менее...действенным, скажем так.
   - Познавательная лекция, - сухо откликаюсь я.
   Вообще, положение незавидное. И оружие далеко и в магии я совсем не уверена. А Видослав наверняка готов к моему сопротивлению. Вон, смотрит как, со сверкающими в глазах искорками веселья. Ему весело, конечно. Не его жизнь вот-вот прервется. Сейчас я остро жалею, что не прикончила его тогда. У раненого некогда зверя есть опасное оружие: жажда мести. Жажда причинить жертве столько же боли, сколько она причинила тебе.
   Он делает шаг ко мне. Упираюсь в алтарь, держу наготове руки. Вряд ли магия мне поможет. Чувствую его силу, чувствую, как бьется сердце. Слышу хрусть веток под его ногами. Он действительно крупный мужчина, рядом с инквизитором я кажусь ребенком, хоть им уже и не являюсь.
   Его рука тянется к моему лицу. Нарочито медленно. Я не дергаюсь, хотя безумно хочу отшатнуться. Он слишком близко. Рука скользит по моей руке вверх, касается плеча и путается в волосах, на этот раз распущенных. Касание очень осторожное, почти нежное. По телу пробегает дрожь.
   Потом пальцы сжимаются, заставляя меня выгнуться, делая слишком уязвимой шею.
   - Что ты делаешь? - испуганно выдыхаю, когда он касается губами неистово бьющейся жилки на шее. - Убей уже меня и покончим с этим!
   Он усмехается, заставляя меня вздрогнуть от горячего дыхания, опалившего шею.
   - Я не хочу тебя убивать. Я хочу немного...осквернить это местечко.
   Меня захлестывает коктейль ощущений. От возбуждения, до страха, от удивления, до облегчения. Я в шоке и потому не могу сопротивляться. Чувствую спиной прохладу камня. Грудью - тепло инквизитора. Его руки пугаются в волосах, губы играют с моими, заставляя забывать обо всем.
   - Я обещал твоему отцу, что не трону тебя, пока тебе не исполнится двадцать, - он одним движением разрывает рубашку на меня. - Придется нарушить обещание.
   Что остается ведьме, влюбленной в него с детства? Только послушно податься и застонать.

***

   Падает снег. Я тому причиной, или нестабильная осенняя погода, не известно. Известно лишь то, что я пришиваю оставшиеся пуговицы к рубашке, а инквизитор не удосужился подняться с алтаря. Мне кажется это кощунственным, но Видослав не станет меня слушать. Он слабо улыбается и эта улыбка мне не нравится.
   Мне вообще не нравится все произошедшее. Чувствую себя кроликом, которого принесли в дом, прежде чем убить. Мои вещи предусмотрительно лежат вдалеке; я не имею возможности до них дотянуться.
   - Прости за рубашку,
   - По тону Видослава нельзя сказать, жалеет он, или просто поддерживает разговор.
   - Ничего, - я пожимаю плечами. - Пришью. Всего лишь пуговицы.
   Всего лишь пуговицы. Всего лишь секс инквизитора с ведьмой, которую нужно уничтожить.
   Нет уж, он сам научил меня бороться и сам пускай пожинает плоды своих трудов. Я сделаю все, чтобы вдохнуть свободный воздух севера. Туда я направляюсь. В царство снега и льда, в место, где моя сила расцветет и станет во стократ больше. И я доберусь до места, даже если понадобится уничтожить этого мужчину, ставшего не только палачом, но и теперь любовником.
   Он слезает с алтаря. Обходит поляну, осматриваясь. Я молю покровителей этого места, если они еще не мертвы окончательно, помочь мне.
   - Коснись дерева, - шепчу, надевая рубашку.
   Трех пуговиц не хватает: я так и не смогла их найти.
   - Им сотни лет, - говорит Видослав, указывая, вероятно, на сосны.
   И... прикладывает руку к мощному стволу. Я делаю рывок. И оказываюсь рядом прежде, чем он может сообразить. Мне достаточно прижать руку с противоположной стороны и выпустить на волю всю ярость, что томится внутри. Тут же кора покрывается инеем, а вскоре и льдом. Видослав прикован к дереву, если не хочет остаться без руки.
   - Ракита! - он в отчаянии дергается и морщится от обжигающей боли. - Ракита!
   Я уже подхватываю рюкзак, лук и бегу, сломя голову, подальше от этого места. И подальше от личного палача.
   Возможно, как говорил папа, моя сила и правда - зло. Если нет, то почему же она повинуется ярости?

***

Спустя год

   Из открытой двери таверны, как из другого мира, веет теплом. Сбрасываю лук с плеча, чтобы не обломать о низкий потолок.
   - Давай быстрее, - слышу грубый мужской голос, - холод же собачий!
   Поспешно закрываю дверь и прохожу через небольшой, плотно заставленный столами зал. И за каждым столом - по четыре человека. Охота недавно кончилась, отдыхает народ. Трактирщик на заднем дворе жарит огромную тушу кабана.
   - Ракитка, красота моя, иди сюда, - дед Лучан, оружейник, сгоняет молодого парнишку-подмастерья со стула. - Сейчас вина налью.
   - Вина не надо, - я с удовольствием присаживаюсь рядом. - Как торговля?
   - Вот, - тут же расплывается в улыбке мастер, - глянь.
   Достает рисунок, сделанный на хорошем листе бумаги, имеющем лишь слабый коричневый оттенок. Я замираю, рассматривая это чудо: ни одному художнику не придет в голову сделать такое. Это кинжал. Очень красивый и изящный, с кривым лезвием. На рукояти узоры, чем-то напоминающие морозные завитки на окнах. Если приглядеться, можно даже различить небольшие снежинки-вкрапления из кристалла или камня.
   - Похож на ритуальный, - я, наконец, отрываю взгляд. - Кто это в наших краях такое может себе позволить?
   - А он не наш, - с готовностью отвечает Лучан. - С Торделла самого приехал.
   - С Торделла? - я напрягаюсь. - Путь не близкий. Кому нужен ритуальный кинжал?
   - Не назвался. Но заплатил сверх меры. И, получив работу, тут же уехал. Нам теперь с ребятками не одну зиму пережить безбедно удастся.
   Мне приносят ароматное мясо, сочащееся и еще дымящееся и кружку пива. Я не могу выбросить из головы рисунок. Безумно красивая вещь и, пожалуй, бесполезная. Но настолько притягательная, что в голове вертится навязчивая картина: кинжал удобно ложится в мою руку и узоры на рукояти оживают, переходя на лезвие, играют голубым холодным светом.
   - Ракита! - из жилой части дома выходит хозяйка, Томила. - Дорогая, хорошо, что ты вернулась. Не люблю я, когда в лесу ночуешь, ой, не люблю. Волки там.
   - Волки, - я усмехаюсь и пододвигаю короб. - Волки порядочнее людей. Я там охотничку одному ногу сломала, чтобы сверх меры лисят не стрелял. Предупреждала ведь: детенышей не трогать. Вы уж заберите, сдохнет - мне не жалко, но ведь родила его какая-то женщина, хорошей, наверное, была.
   Отдаю Томиле короб с зимними ягодами. Так я отрабатываю жилье. И Томиле прибыль: зимнего компотику многие отведать приходят, и детям витамины в период вечных болезней, и мне комнатка. А еще охотникам дичь: зимой в наши края только с моим приездом начало зверье лезть. Чувствует оно магию.
   Думаю, в городе каждый знает, кто я и чем промышляю. Но зла я никому не чиню, и меня не трогают. В такую глушь инквизиция не суется, хоть у нас и есть их памятки по обнаружению и уничтожению ведьм. Но, говорят, инквизитору-инспектору каждый год показывают одни и те же кости якобы сожженной ведьмы, на деле являющиеся останками сгоревшей вместе с проклятым домом воровки.
   Потом мужчины, принявшие на грудь изрядную долю алкоголя, начинают буянить, и мне становится скучно. Не вижу охоты улыбаться их добродушным подначкам и наблюдать за дележом кабана. Встаю, собираю со стола грязную посуду, благодарю за угощение и, вымыв свою тарелку, собираюсь наверх.
   Томила украдкой кладет мне в карман свежую булочку, которая будет подаваться в таверне только завтра с утра. С наслаждением предвкушаю, как съем ее, высунувшись из окна, наблюдая за сменой созвездий, коих на севере еще больше.
   Свет вспыхивает с запозданием. На севере с модным в Торделле электричеством туго. Большинство использует лампы. Я - магию.
   Понимаю, что я в комнате не одна. От ощущения рядом инквизитора теряюсь, замираю, глядя в дымчатые глаза. Как лисенок, которого я спасла в лесу, перед охотником. Только Видославу вряд ли кто-то сломает ногу, чтобы отбить меня.
   - Ракита, - он лежит на моей кровати, прямо в сапогах.
   Завел руки за голову и лениво улыбается.
   - Ты убежала на этот раз далеко. Гораздо дальше, чем я мог подумать. Ивушка моя, почему твое имя так не подходит твоему характеру?
   Он встает и подходит ближе. Прохладные пальцы смыкаются на моем подбородке, вынуждая поднять голову.
   - Тебе больше подошло бы имя Зима.
   В комнате падает температура. Видослав - единственный, рядом с кем я не могу держать себя в руках. И хочется дернуться изо всех сил, вырваться из железной хватки.
   - Тише, - предупреждающе поднимает вторую руку инквизитор. - Я здесь не для того, чтобы убить тебя.
   - Тогда для чего же? - я усмехаюсь. - Путь из Торделла неблизкий.
   - Я расскажу. Прекрати дрожать, ведьмочка.
   Он садится в единственное кресло. Мне ничего не остается, как опуститься на кровать под пристальным взглядом Видослава.
   - Пока ты здесь, ты в безопасности, - говорит он. - Ты должна просто послушать меня и дальше я дам тебе время. Либо согласиться на условия, либо время, чтобы сбежать.
   Он наклоняется вперед и дымчатые глаза темнеют.
   - Но если ты сбежишь, в следующую нашу встречу я не буду столь добр. И отправлю тебя на костер.
   - Говори.
   Где-то вдалеке часы бьют полночь. Мистическое время. Лучшее для колдовства.
   - Пятнадцать лет назад твой отец пришел ко мне. Он отдал все, что у него было. Все, что было у вашей семьи. И попросил спасти тебя от костра. Слухи быстро распространяются.
   Видослав улыбается и я морщусь от воспоминаний о его приезде. Я не знала, что отец просил спасти меня...
   - Он от кого-то услышал, что я не такой уж зверь. И вполне могу защитить одну невинную ведьмочку. Он думал, что меня интересуют деньги. Инквизиторы, моя девочка, отлично зарабатывают. И совсем не нуждаются во взятках бедняков. Но твой отец заинтересовал меня. А вернее, твое описание. Разумеется, он приукрасил действительность, обрисовав тебя едва ли не ангелом, давя на мою жалость. Но девчушка, выбежавшая из дома действительно была похожа на ангелочка. Мы заключили с твоим отцом сделку. Я спасу тебя, взамен на владение...тобой.
   - Зачем? - спрашиваю я.
   Действительно не понимаю, зачем этому человеку я.
   - На тот момент я думал вырастить из тебя жену, которая мне нужна. Где лучше всего скрывать ведьму? Разумеется, в доме инквизитора. Ты была симпатичной, юной, ласковой и послушной. Я ждал твоего взросления, направляя тебя в сторону, нужную мне. И взращивал хотя бы благодарность ко мне, если уж не любовь. Где-то я просчитался. Когда пришло время проверки - а я уже знал, как обойти ее так, чтобы сохранить все - ты повела себя совершенно не так, как я думал.
   Он смеется, совсем невесело, будто над собой.
   - Ты едва не убила меня. И сбежала. Осталась один на один с миром, полным инквизиторов. Я нашел тебя, едва оправился от ранения. Только теперь мне было гораздо сложнее скрывать истинную цель своего внимания к тебе. Когда пришла твоя первая зима вдали от дома, я понял, чего хочу от тебя. И выследил там, где никто не мог нам помешать. Но ты снова сбежала.
   Я, наверное, краснею, вспоминая подробности той встречи.
   - Поэтому слушай внимательно, Ракита. Я потребую от тебя последнюю услугу. И на этом мы разойдемся. Я не ручаюсь, что ты не встретишь на своем пути инквизитора, но ни я, ни мои люди не станут тебя преследовать. Клянусь.
   Смотрю ему в глаза. И чувствую, что Видослав говорит правду. Упустить шанс навсегда избавиться от его преследования? Или снова сбежать и в следующий раз - а он непременно состоится, уж слишком быстро инквизитор меня находит - оказаться на костре. Выбор очевиден и я не намерена делать глупость.
   - Что я должна сделать?
   Он достает из внутреннего кармана плаща сверток и бросает на кровать. Осторожно я разворачиваю ткань, уже зная, что увижу. И наслаждаюсь странным холодком, пробежавшим по телу, глядя, как морозные узоры действительно переходят на лезвие того самого ритуального кинжала, заказанного Лучану.
   - Я знал, что тебе понравится, - смеется Видослав. - Эта вещь создана для тебя. И использоваться будет лишь раз.
   Поднимаю взгляд.
   - Для убийства.

***

   Огонь потрескивает в камине. Видослав сидит прямо на столе. Лесник уже ушел на обход, а мы заняли его хижину, ожидая первой утренней звезды. Рукоять греет руку.
   - Ты никогда не убивала? - спрашивает инквизитор.
   - Нет.
   - Не жалей его. Он - монстр, во стократ худший, чем самые злые ведьмы. К сожалению, убить его сможешь только ты. Кинжал станет проводником и вся его сила останется в нем.
   Первый луч утреннего солнца проникает в комнату.
   - Я не жалею, - бросаю Видославу и иду к выходу.
   А внутри очень больно от осознания, что для этого мужчины я - всего лишь орудие в борьбе с чем-то страшным.
   У нас есть место, совсем не заросшее лесом. Эдакий островок посреди бескрайнего леса. Лишь парочка небольших елочек радуют глаз. Да нетронутое снежное одеяло. И темная фигура в плаще склоняется над маленьким тельцем лисенка.
   Видослав не выходит из тени деревьев.
   - Мало я тебе ногу сломала, - сплевываю. - Надо было голову открутить.
   Охотник похож более на колдуна, нежели на непосредственно охотника. Да, собственно, это он и есть. Мерзкое, злобное существо, пьющее кровь для поддержания магии и жизни. Пока - кровь животных. Совсем скоро начнет убивать людей.
   - Ведьма, - рычит колдун.
   - Ведьма, - соглашаюсь я.
   Достаю стрелу. Он удивительно быстр, настолько, что может уклониться от выстрела. И поднять одним движением руки мертвую лису, которая скалится, приближаясь ко мне.
   Тратить силу кинжала на умертвие? Я не настолько глупа.
   Вихри снега поднимаются в воздух. Я - вижу. Колдун - нет. Умертвие не обращает на мое колдовство никакого внимания, пока в нее не вонзается стрела, созданная не из стали, но из огромного числа мельчайших снежинок с удивительно острыми краями. Снежинки распадаются, едва пригвоздив нечисть в стволу той самой молодой елочки. И смешиваются с небольшим ураганом, устроенным мной.
   Вторая стрела уже послушно летит, со всей силой моего лука, к колдуну. Разбивается о его плащ. Но это дает мне краткий миг для стремительного рывка вперед. Мы выбрасываем руки с оружием одновременно, но разница лишь в том, что колдун кидает меч и я уворачиваюсь, выгнувшись, а я крепко сжимаю рукоять.
   Он блокирует удар и бьет меня ногой по спине, заставляя упасть на колени. Я лишь чудом удерживаю кинжал и царапаю его руку кончиком, получая заветную свободу. Капелька черной крови остается на лезвии и вскоре исчезает, словно впитываясь. Колдун в ужасе смотрит на лезвие, играющее на солнце морозными узорами. И на меня.
   Поднимаюсь. Бью ногой, принуждаю согнуться пополам. И, подняв кинжал над головой, вонзаю прямо в незащищенную шею мужчины. Черные нити, появившиеся из раны, опутывают мое запястье. И я чувствую, как энергия, раньше заставлявшая колдуна убивать, уходит.
   Но что-то не так.
   Энергия не уходит. И не поглощается клинком. Она сливается с моей, становится частью меня. Бьет крупная дрожь. Раз за разом накатывают волны боли, смешанной с отвращением. Я чувствую, как зло липкими щупальцами обвивает что-то во мне, и это что-то бьется в последнем желании вырваться.
   Только в этот момент я понимаю, кем являюсь на самом деле и вопросы добра и зла перестают мучить меня. Моя сила - не зло. Это зло. Настоящее, чистое зло, способное уничтожить все на своем пути. И это зло совсем скоро станет единым целым со мной.
   Словно вспышка, словно взрыв меня ослепляет удар. И я выпускаю из рук кинжал, ставший проводником энергии. Падаю на землю вместе с Видославом. И пару секунд просто прихожу в себя, восстанавливая дыхание.
   А потом - вместе с неприятным ощущением присутствия чужеродной силы, приходит понимание. Бью что есть сил в грудь мужчины, но сил у меня мало, а он слишком крепко прижимает меня к земле.
   - Ты знал! - ору так, что не узнаю собственный голос. - Знал! Ненавижу тебя. Видослав! Отпусти!
   - Ракита! - он пытается утихомирить мои руки. - Успокойся! Выслушай меня! Ракита!
   Он не церемонится, железной хваткой вцепляется в мои запястья, прижимая их к земле. Из-за слез я слишком плохо вижу его лицо. Но мысли вполне ясные.
   - Ты знал. Ты знал, что кинжал не заключает в себя силу, он ее проводит! Ты хотел накачать меня этой дрянью, чтобы проверить, есть ли разница в магии! Вы так долго и упорно твердите в абсолютное зло, что сами уже в это не верите! Убедился?! Я - не зло! До каких пор ты будешь это проверять, мучая меня?! Ты ведь вообще не собирался останавливать этот переход! Тогда что?! Что тебя остановило?!
   Он отпускает мои руки, которые уже не нужно держать. И обнимает, пока я не прекращаю плакать, напуганная всем произошедшим.
   - Прости, - его холодные губы касаются моих. - Ты права. Во всем права. Я собирался использовать тебя для эксперимента. И он почти удался, но единственное, что пошло не по плану - наши чувства.
   - Нет никаких чувств, Видослав. Есть только власть сильного над слабым, инквизитора над ведьмой. Ты обманул меня. Поманил свободой, я собственными руками чуть не превратила себя в монстра. Я не могу верить в то, что ведьмы - зло, а инквизиторы от этого зла спасение.
   Он поднимает меня и усаживает на колени. Напряжение было слишком велико. Сопротивляться нет сил.
   - Нам всем нужны перемены, - тихо говорит инквизитор. - И всем нужно убеждение в том, что мы на верном пути. Прости, что использовал тебя.
   - Получил? Убеждение-то?
   Его рука гладит мои волосы, очень осторожно. Не в пример резким, почти грубым движениям тогда, у алтаря.
   - Получил. Получил, а надо было всего лишь раз поверить ведьмочке с не подходящим ей именем и необычными способностями. Знание дается нам дорого. Почему-то я не хочу, чтобы оно стоило тебя.
   Встаю. Пошатываясь, но уверенно держусь на ногах. Отряхиваю от снега меховой жилет и набрасываю капюшон. Холодно. Обугленный кинжал и полусожженное тело колдуна валяются в стороне. Вдалеке воздух над деревней наполняется дымом из труб. В таверне обед. Суп, наверное. И пирожки.
   - Ракита, - Видослав не двигается.
   - Я больше не верю инквизиторам, - говорю, чуть обернувшись. - Ни единому вашему слову. Для меня вы - зло, которое хочет убить меня, и расправляться я с вами буду соответствующе. Как с волками, набросившимися на зайца. С каждым поодиночке. И никогда я больше не задамся вопросом, какова природа моей силы. И никогда не позволю себя унижать просто за то, что могу чуть больше, чем все остальные люди. Если тебя это устраивает - можешь пойти со мной. Но с момента, когда ты встанешь рядом, войдешь в мой дом на правах моего мужчины, ты перестанешь быть инквизитором. И будешь гордиться, если наши дети смогут колдовать.
   Отворачиваюсь и шагаю к городу.
   - Ты решила менять этот мир? - доносится мне его насмешливый голос вслед.
   Может, и решила. Может, хочу быть в этом мире королевой, а не дичью на королевской охоте.
   Улыбаюсь, когда чувствую его рядом. И на белоснежном зимнем покрове остаются уже две цепочки следов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"