Пасценди Доминик Григорьевич : другие произведения.

Проклинающий

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Городская фэнтези. Две первые главы большой книги, которая пишется ужасно медленно. Каждая представляет собой законченный эпизод. Сюжет напряженный и содержит тайну. Проект пока остановлен, поскольку многое надо переделывать: есть нарушения в логике.
  Часть 1. Государственные интересы
  
  Глава 1. Заговор
  
  1
  Здесь, на самом верхнем, техническом этаже молла заговорщиков было пятеро. Шестой, плотный мужчина в синей униформе с нашивкой "Охрана", стоял, прислонившись к стене, с полузакрытыми глазами, как сомнамбула. Он и был в таком состоянии, не понимая, ни где находится, ни кто эти люди рядом с ним, ни почему он привел их сюда и дал ключи от этажа. Еще двое - из числа тех, кто пошел за лидерами, не вникая ни в то, что они хотят делать, ни в то, каковы будут последствия - с короткими автоматами в руках остались охранять двери.
  Посреди технического этажа были шахты лифтов, окруженные широкими коридорами. В коридоры выходили двери служебных помещений: кладовых, подсобок, щитовых...
  Один из заговорщиков сверился с планом и решительно двинулся направо; остальные за ним. У нужной ему двери он остановился и требовательно протянул руку к охраннику:
  - Открывай!
  Тот безвольно подчинился, неуклюже полязгал связкой ключей, и дверь распахнулась. За ней была просторная комната без окон с полупустыми стеллажами вдоль стен.
  Попав в помещение, заговорщики быстро разделись донага, вытащили из принесенных с собой объемистых сумок просторные балахоны без рукавов, с прорезями в центре для шеи и по бокам для рук, и облачились в них. Один из заговорщиков, невысокий и полный брюнет, заметно полысевший (что компенсировалось густыми волосами, покрывавшими почти все его тело), достал из сумки какой-то небольшой предмет и, с видимым усилием наклонившись, начал вырисовывать на полу сложный узор. Он рисовал уверенно, видимо, не раз отрепетировав это действие.
  Другие также полезли в сумки и вытащили из них несколько странных вещей, которые принялись расставлять в узлах нарисованной уже части узора.
  Они не разговаривали друг с другом: каждый точно знал, что и как ему делать. Внизу тем временем их сообщники заблокировали входы и выходы, закрыв в здании самого большого в городе молла, как потом выяснилось, более девяти тысяч человек.
  Заговорщикам было нужно как можно больше людей, чтобы добиться своей цели. Сначала они хотели захватить стадион: на главном национальном стадионе трибуны собирали до ста десяти тысяч зрителей. Но потом оказалось, что во время матча люди на трибунах слишком сосредоточены на его ходе и результатах, и это значительно ослабило бы запланированный заговорщиками ритуал. К тому же накрыть всю площадь трибун было бы очень сложно: для этого нужна площадка на большой высоте, а на стадионе такой площадки просто нет. Заговорщики некоторое время пообсуждали возможность провести ритуал в гондоле дирижабля, но быстро поняли, что это уж вовсе авантюра.
  Поэтому они сошлись на крупном торговом центре, где в предпраздничные дни также толпились тысячи горожан.
  Брюнет закончил рисунок и встал в его центре. Трое из четверых его сообщников быстро распределились по узлам рисунка, и каждый поднял над головой тускло блестящую старым золотом чашу. Последний погасил свет в зале, подошел к охраннику, за рукав втащил его послушное тело в центр рисунка и деловито воткнул ему в шею кривой кинжал темного металла. Затем он тоже поднял над головой чашу, которую до того придерживал локтем левой руки. Все пятеро заговорщиков запели, тщательно выговаривая слова на языке, которого ни один из них не понимал. Убийца охранника резким движением выдернул кинжал, и из раны фонтаном ударила кровь, окропляя рисунок на полу и стоявших рядом заговорщиков. В чашах сами собой вспыхнули дрожащие бледно-розовые огоньки.
  Ритуал начался.
  
  2
  Я проснулся от внезапного и сильного сотрясения тонкой сферы, ощущения были как от удара электрическим током. Кто-то начал сильный ритуал, и довольно близко. Я вскочил, отшвырнув одеяло. Жреческий балахон хорош тем, что одеться можно практически мгновенно. В дежурке было прохладно и стояла полутьма. Я нашарил на тумбочке переговорник и ткнул кнопку срочного вызова дежурного:
  - Быстро известите Президента и мэра: в городе начался темный ритуал. - Я прислушался к возмущениям в тонкой сфере, определяя направление. - Где-то в центре, точнее скажу чуть позже. Пусть готовят автобусы, побольше. Будет много пораженных. И весь спецназ на выход. Да, и вторую секцию пусть поднимают, понадобится. Я буду внизу через минуту. Все, отбой.
  Я подошел к карте города и сосредоточился, сканируя обозначенные на ней крупные здания. Так, вот оно где.
  Меня изрядно трясло: тонкая сфера содрогалась с неимоверной силой. Ощущения от этого всегда не из приятных. Кто-то подгреб под себя мощный источник энергии и, опираясь на него, раскачивал Равновесие.
  Внизу уже кипела деятельность, спецназ получал оружие, за окном урчали моторы черных фургонов.
  - Дежурный! Командиров ко мне!
  Четверо офицеров спецназа, руководящих отрядами дежурной третьей секции, быстро выстроились передо мной в вестибюле.
  - Времени в обрез, поэтому коротко: ритуал происходит в молле "Триумф" на Триумфальной площади. Послезавтра День Радостей Земных, в магазинах полно народу. Думаю, противник блокировал входы и выходы вооруженными людьми, но их вряд ли много. Сам ритуал должен проводиться на одном из верхних этажей здания. Первый отряд пойдет со мной наверх на прорыв. Второй - разблокировать входы, всех вооруженных уничтожать без вопросов. Входы охранять. Третий и четвертый отряд в оцепление, никого не впускать и не выпускать до особого распоряжения. Дежурный, пока мы будем ехать - план здания мне и командирам отрядов на планшеты. Вторую секцию направите туда же, задача - обеспечить эвакуацию пораженных. С мэром связались? Автобусы будут? Отлично. Всё, по машинам!
  Под вой сирен двенадцать черных фургонов с золотой метлой на бортах и две машины связи домчались до "Триумфа" меньше чем за пять минут. Я успел прикинуть на плане и согласовать с командиром первого отряда наши действия в здании.
  Из последних фургонов посыпались люди в черном, быстро оцепляя немаленькое здание. Спецура из первых фургонов выдвинулась ко входам; оттуда загрохотали выстрелы заговорщиков, кто-то закричал от боли. Ответные выстрелы из оружия с глушителями не были слышны за уличным шумом. Прохожие - иные шарахнулись, иные остолбенели, иные потянулись поближе: посмотреть, поснимать на планшеты. Все как всегда.
  Мы с первым отрядом вошли через запертую аварийную дверь, выходившую в боковой тупичок, рядом с грузовым двором. Заговорщикам не хватило то ли ума, то ли людей, чтобы защитить и эту дверь - что вряд ли, впрочем, задержало бы нас надолго. Дверь вскрыли секунд за десять, я даже не успел заметить, как именно. Грохоча берцами, спецура ворвалась в пустой коридор, выходивший на служебную лестницу. Ребята действовали умело и в полном порядке, проверяя по пути все двери и не подставляясь под возможный огонь противника; спецназовцы шли попарно и прикрывали друг друга.
  Мы бегом помчались по лестнице. На каждом этаже я приостанавливал отряд, чтобы проверить, идет ли еще ритуал, и далеко ли до места его проведения. Мне, впрочем, было уже совершенно ясно, что действие происходит на техническом этаже. Плохо было то, что ритуал зашел уже далеко.
  Мы ворвались туда после того, как спецназовцы убили двух заговорщиков, охранявших дверь на лестничную площадку. Узкий коридор заканчивался еще одной дверью, двустворчатой и никем не охраняемой. Ее вынесли в секунду, и мы оказались в просторном помещении с низким потолком, где было темно, и темноту разгоняли только четыре тусклых розоватых огонька, горевших в чашах, которые держали над головами люди в темных балахонах, напоминавших мой собственный. Пятый стоял в центре, делая сложные движения обеими руками. Все пятеро пели, не обращая на нас внимания. Их ауры выросли до огромного размера, светились золотистым светом и сливались друг с другом. В них метались ярко-алые стрики, скрещиваясь и переплетаясь. На полу, разрисованном слабо светящимся замысловатым узором, валялось безжизненное тело в форме охранника.
  Я дал знак, чтобы включили свет. Заговорщики дружно зажмурились, но петь не перестали. Я вышел в середину зала, встал рядом с тем, который водил руками, и схватил его за шею. Он захрипел и замолчал; один за другим затихли и остальные. Их взгляды были прикованы к наставленным на них стволам спецназа.
  - Вы знаете, кто я?
  Заговорщики торопливо закивали. Лысоватый брюнет, которого я держал за шею, вцепился обеими руками мне в предплечье. Он уже начал багроветь. Я отпустил его. Он обессиленно опустился на колени и зашелся в мучительном кашле, с ужасом вглядываясь в мою рабочую маску.
  Я кивнул командиру отряда. Спецназовцы быстро завернули заговорщикам руки за спины и сковали наручниками, затем сцепили их спинами друг к другу так, что они образовали пятиугольник. Другая часть отряда уже торопливо затирала нанесенный на пол ритуальный рисунок: судя по нему, эти мерзавцы затеяли Ритуал Смерти. Зачем? Что можно выиграть, погубив все живое в радиусе пяти-семи миль и выпустив в наш мир Сущности, которые умеют только убивать?
  Покончив с рисунком, спецназовцы вытащили заговорщиков на середину зала. Ауры злодеев скукожились и потускнели, приобретя фиолетовый оттенок, характерный для состояния животного ужаса.
  Я оглядел заговорщиков и скомандовал своим охранять. Мне нужно было еще спуститься в торговые залы, чтобы понять масштаб ущерба.
  
  3
  Внизу все было плохо. Когда начался ритуал, молл был полон людей. Больше всего было женщин, но хватало и мужчин, и детей. Я прошел все семь этажей - везде картина была одинаковая: соломенно-желтые сжатые ауры с многочисленными дырами, пустые взгляды, молчание, неподвижность, отсутствие реакции. Страшнее всего были дети, которые, вопреки возрасту, стояли без движения, в ступоре, глядя прямо перед собой.
  Многие лежали на полу - те, у кого организм не выдержал подавления ауры и откачки энергии. Остановка сердца, остановка дыхания, параличи... Среди них больше всего было стариков и детей до семи лет: у первых слабее организм, у вторых - аура.
  Я смотрел на них и понимал, что эта картина прибавится к тем, которые я вижу по ночам в кошмарных снах.
  На третьем этаже мне бросилась в глаза женщина, застывшая, остолбенев, в магазинчике, где продавали сумочки и перчатки класса "люкс". Я всмотрелся - да, это была она: знаменитая дива Нгалима Ваарди, примадонна Первой государственной оперы. Вблизи, в простой повседневной одежде, без сценического грима, лишь с небольшим количеством декоративной косметики, и почти без украшений, она выглядела на свои тридцать восемь, но все равно поражала удивительно одухотворенным выражением лица - даже в ступоре магического поражения. Я пару минут стоял возле нее, прикидывая, возможно ли ее спасти. Увы, от ее ауры почти ничего не осталось: как человек творческий, незаурядный, она отдала энергии больше и быстрее, чем другие...
  Я был на "Падении дома Варели" в последний раз только три дня назад. Дива Нгалима играла Аллиру аф Варели, и в знаменитом дуэте, где Аллира и Фион Кордо сначала признаются друг другу в любви, а потом решают, что должны пожертвовать любовью ради долга перед Родиной, зал, затаив дыхание, слушал, как она поет: "...пусть примут Боги нас как жертву за себя!", на фоне пиано-пианиссимо оркестра, вытягивая чистейшее верхнее "си" на пиано, что под силу не каждой певице - и при этом играя голосом, телом и лицом такую самоотверженность и тоску, что волосы на голове вставали дыбом.
  И сейчас, неподвижная, с закатившимися глазами, она была прекрасна. Я впервые видел ее так близко, и мне было мучительно больно: вот совсем рядом стоит легендарная дива Нгалима, неожиданно живая и домашняя, если можно так сказать, и с ней невозможно поговорить, невозможно узнать, как ей удается... удавалось так сыграть совершенно разных людей, что зрители в зале замирали, а многие плакали. И главное - невозможно спасти ее, вернуть к прежней жизни: она технически еще живет, но уже навсегда перестала быть той Нгалимой Ваарди, которая очаровывала публику, и нет пути назад... Она обречена так же, как и все остальные, кого злая судьба занесла сегодня, в предпраздничный день, на работу, за подарками или развлечениями в молл "Триумф".
  Я поклонился ей и мысленно поблагодарил за все, что она успела совершить для меня лично и для всех нас. Это было все, что я мог сделать для нее.
  Позади дивы Нгалимы стоял ее нынешний любовник, молодой атлет с точеным лицом. Он пускал слюни; взгляд его был совершенно бессмысленным. Я подумал, что был несправедлив к нему, когда узнал об их связи и подумал, что дива нашла себе безмозглого жеребца: судя по его состоянию, он также был человеком творческим и незаурядным, от чего и пострадал так сильно.
  Я потратил около часа, чтобы бегло осмотреть все помещения. К сожалению, помочь было уже почти никому нельзя. Несмотря на то, что мы отреагировали быстро, ритуал был настолько сильным, что захватил всех, находившихся внутри молла. Наверняка были пострадавшие и снаружи: те, кто проходил рядом с моллом до того, как мы развернули оцепление.
  В конце концов я вытащил переговорник и отдал новый приказ:
  - Так. Автобусы отменяются. Вызывайте первую и четвертую секции, нужно оцепить весь квартал. Никто не должен подходить к "Триумфу" ближе чем на двести ярдов. Журналистов удалить. Сделайте так, чтобы никто не мог вести съемку. Скажите, что находиться близко к моллу смертельно опасно. Дальше. Нужны армейские грузовики с надежными водителями, со всех собрать подписку о неразглашении, после операции всех пропустить через спецобработку, чтобы ничего не помнили. Вызывайте всех магов. Да, и его. Мне плевать, что он в отпуске! Через три часа он должен быть здесь, в "Триумфе"! Под вашу личную ответственность! Вчетвером мы не справимся. - (Тем более что я после моего ритуала буду ни на что не годен, подумал я.) - И подготовьте мешки для тел. Десять тысяч. Да, побери вас Плешивый, десять! Мы тут не в игрушки играем. Всё поняли? Повторите. Всё, отбой!
  
  4
  Я снова поднялся на технический этаж. Заговорщики так и стояли в центре зала, скованные спинами друг к другу, боязливо поглядывая на стволы автоматов, под прицелом которых держали их три моих спецназовца. Я осмотрел собранные спецурой артефакты: четыре позолоченные бронзовые чаши, семь бронзовых же кенганов, которые стояли в узлах узора, ритуальный стилус из вулканического стекла, жертвенный кинжал темной узорчатой стали. Ничего особенного, такого добра сохранилось много. Откуда же такая сила? Кровь одного охранника в рисунке не могла дать столь быстрого и мощного эффекта.
  Я обошел заговорщиков, заглядывая каждому в глаза и внимательно изучая ауры. Трое из пяти были мне знакомы в лицо: встречал их где-то в коридорах Дома Правительства. Я остановился перед одним из них:
  - Имя?
  - М-мое?
  Я молча смотрел ему в глаза.
  - Хеникс аф Тарги.
  Так я и думал. Аристократ, семья из первопоселенцев, владеют почти третью земель Охтемерского уезда, двумя банками, кучей коммерческой недвижимости.
  - Остальные кто?
  - Марр аф Тарги (он показал на брюнета в центре), Оссей Ланнак, Ситер Ланнак, Хеникс Фалиур. Что с нами будет?
  - А ты как думаешь? Ритуал Смерти в центре Столицы - детская шалость?
  Все они вдруг задвигались, Хеникс аф Тарги побледнел и покрылся потом:
  - Как ритуал Смерти? Это же был ритуал Власти!
  И откуда такие берутся? Ведь выросли в хороших семьях, получили неплохое образование, были устроены на приличные должности со многими возможностями. Чего не хватало? И кто их научил темному ритуалу, обманув при этом в его значении? Ну ничего, дознаватели потом разберутся. Сейчас важнее остановить, прекратить уже начавшееся действие ритуала. Он, хоть и не был завершен, но начал свое губительное влияние на город и его обитателей.
  К сожалению, чтобы вернуть все на свои места, придется пожертвовать их невинными соучастниками из молла. Это жестокая необходимость.
  Я ненавижу свою работу именно из-за таких ситуаций. Пятеро заговорщиков и пара десятков их приспешников, которых моя спецура перебила почти поголовно при прорыве в здание, в конце концов сами выбрали свою судьбу. Когда они затевали заговор, должны были учитывать такую возможность. Знали ведь, в конце концов, для чего в столице наша Служба, и чем мы в ней занимаемся.
  Посетителей же молла никто не спрашивал, хотят они или не хотят участвовать в ритуале. Нужна была только энергия их аур. Но в результате люди оказались обречены: и чтобы довести ритуал до конца, и чтобы откатить чародейство обратно, их энергия должна быть вычерпана полностью, а значит, они умрут - или, в лучшем случае, превратятся в безвольные, безмозглые и беспомощные существа, практически в растения, не способные ухаживать за собой и совершать простейшие действия. Они уже прошли полпути к этому состоянию, и к сожалению - необратимо.
  Еще повезло, что было мое дежурство. Обнаружив ритуал такой силы, заместители, вместо того, чтобы действовать самим, вызвали бы меня. Мне пришлось бы добираться из дома, это заняло бы минут двадцать. Неизвестно, успели бы заговорщики закончить - но у использованных ими людей почти не осталось бы энергии. Это значит, пришлось бы собирать еще несколько тысяч человек, везти из тюрем или даже из казарм. Мы потеряли бы неизвестно сколько времени, и неизвестно, как успел бы за это время подействовать Ритуал Смерти. С Сущностями шутки плохи.
  А этих после моего ритуала отведут в изолятор, потом их будут долго допрашивать дознаватели (и я тоже), затем будет суд, который неизвестно еще, к чему их приговорит.
  Но откуда все-таки взялась у них такая сила?
  Я еще раз всмотрелся в ауры заговорщиков. Внезапно мне пришла в голову до смешного простая мысль. Я скомандовал:
  - Снимите с них одежду.
  К скованным заговорщикам подскочили двое спецназовцев, своими боевыми ножами, острыми как бритва, быстро освободили заговорщиков от балахонов. Мужчина, оказавшийся нагим в окружении враждебно настроенных мужчин, всегда чувствует себя униженным. Заговорщики будто уменьшились в размерах, уткнулись взглядами в пол. Впрочем, не это было моей целью. Я снова обошел пятерку. И точно: в густых черных волосах на груди у брюнета сверкал золотом небольшой артефакт, висевший на тонком шнурке на его шее.
  Я оглядел артефакт и осторожно снял его с шеи брюнета. Тот задрожал от моего прикосновения.
  От артефакта несло мощной магией так, что у меня начало ломить суставы правой руки, в которой я держал его. Небольшой овальный медальон с запаянной крышкой, казалось, высасывал жизненное тепло. Как только брюнет смог выдержать его столько времени на своей груди? Я всмотрелся, стараясь прочесть почти затертые от древности руны. И чуть не уронил артефакт, когда понял, что у меня в руках. Это был амулет Анофоса, хотите верьте, хотите нет. Амулет Анофоса, пропавший почти тысячу лет назад при неизвестных обстоятельствах; амулет Анофоса, о котором скорбели поколения магов: амулет Анофоса, многократно усиливающий собственные возможности чародея.
  - Где вы взяли это?
  Брюнет молчал, все так же уткнувшись в пол.
  Я взял его за подбородок и поднял лицо:
  - Где?
  Он смотрел с ужасом, губы его тряслись. Аура стала меняться с фиолетовой на темно-бордовую, а потом начала краснеть вокруг головы. Ментальный блок. Говорить он не сможет, а если нажать - умрет. Нет, он мне нужен для ритуала. И для допросов потом: ментальный блок у него не на все, что будет нас интересовать.
  Тонкая сфера дрожала и зловеще прогибалась, возмущенная Ритуалом Смерти. Сущности, вызванные заговорщиками, ударялись в ее поверхность, создавая кольцевую рябь. Они еще не могли прорваться в наш мир, но времени оставалось совсем немного.
  Я вздохнул, вошел в центр пентакля, который успели нарисовать мои помощники (заговорщиков уже расставили по его активным узлам), и начал ритуал Очищения.
  
  
  5
  Столица такое место, где в год не один десяток раз происходят темные ритуалы. Что делать: город построен на Месте силы, одном из самых мощных на континенте. А для ритуалов нужна энергия: не все решаются выкачивать ауры безвинных людей, и не все темные ритуалы могут ими питаться. Да и Малые ритуалы могут обходиться без человеческих жертв, одной Внешней силой.
  Большинство нарушителей закона проводят ритуал Малого проклятия, чтобы насолить кому-то или погубить. Мне это удивительно: казалось бы, проведи ритуал Привлечения удачи или Заклятия на деньги - и наслаждайся. Так нет, им навредить тому, кого считают врагом или кому завидуют, для них важнее, чем получить что-то позитивное для себя.
  Загадочные люди.
  Закон уже лет двести запрещает проведение темных ритуалов. Малефакторы подлежат задержанию, дознанию и суду. Если ритуал принес необратимые и неблагоприятные последствия (а какие еще может принести темный ритуал?) - малефактор подлежит суровому наказанию, вплоть до смертной казни.
  Ничего удивительного: даже если темный ритуал направлен на одного человека, он очень сильно нарушает Равновесие. А уж если успешно и до конца проводится Великое проклятие, Ритуал Власти или Ритуал Смерти - они открывают дорогу в наш мир Сущностям, которые способны на долгие годы (да что там - бывало, что и столетия) превратить жизнь большинства людей на континенте в нескончаемый кошмар, полный смертельных опасностей и ужаса. Так что в этих случаях важно, во-первых, по возможности остановить темный ритуал, пока он не завершился; во-вторых, "откатить" его, восстановив Равновесие и загнав Сущности обратно, туда, где им место; и в-третьих, возвратить проклятия к тем, кто их инициировал: иначе они рано или поздно подействуют.
  Возвратить проклятия можно двумя способами: либо убить того, кто проклятие посылает (но это действует не всегда), либо применить более сильное другой фазы (например, ритуал Власти отменяется ритуалом Поводка). Это называется "обернуть проклятие". Оборот требует как минимум столько же энергии, сколько оборачиваемое проклятие.
  За Малое проклятие в адрес одного или нескольких человек, впрочем, не казнят. За это отправляют в Хандогу, на рудники, с конфискацией имущества в пользу потерпевшего (за вычетом государственной пошлины). Отправляют, естественно, с магодавом на шее - да и без него в Хандоге, далеко от любого Места силы, не очень-то поколдуешь.
  Средний срок жизни заключенных на рудниках - шесть лет, и не из-за тяжелых условий жизни и работы, а из-за обернутых проклятий. Осуждают же обычно не меньше, чем на десять.
  Нашим заговорщикам, однако, Хандога не светила. А светила смертная казнь за государственную измену: ибо что есть попытка провести Ритуал Смерти в столичном городе с населением больше пяти миллионов, в радиусе меньше двух миль от резиденций Президента, Правительства и других государственных органов, как не государственная измена?
  Служба Очищения создана была когда-то, чтобы бороться с последствиями подобных эксцессов, а еще лучше - предотвращать их. Мы, в общем, и предотвращаем: в последние десятилетия количество и тяжесть преступлений по нашей части сократились весьма заметно. Службу народ уважает, так как мы реально помогаем многим избежать последствий от проклятий или других темных ритуалов.
  Чтобы остановить сильный ритуал и обратить его последствия, мы имеем право на все необходимые меры. Включая убийство людей, в том числе массовое, и собственные темные ритуалы.
  Но, конечно, мы занимаемся в основном профилактикой. Ищем Одаренных (стараемся найти их еще в детстве, хотя, по очевидным причинам, удается найти едва ли одну пятую от теоретически возможного их количества в популяции). Следим, чтобы они по возможности не были инициализированы как Темные. Ставим на учет. Помогаем с обучением Светлым техникам. Наиболее сильных и мотивированных забираем к себе, обучаем проклятиям и привлекаем к работе в Службе.
  Да, вы правильно поняли: в Службе работают Темные. Потому что у нас практически нечего делать Светлым магам: лечение и повышение урожайности - не наша работа.
  Самые сильные постепенно, по мере обучения и работы, становятся магами. Таких не много.
  Магов, работающих сейчас в Службе Очищения, пятеро. Вообще говоря, все они - Проклинающие, то есть все владеют техникой самых сильных проклятий. Но публика называет Проклинающим только одного из них, самого главного: того, кто руководит Службой и входит в Правительство.
  Меня.
  
  6
  Мы провозились далеко за полночь. Прибывшие маги, мои подчиненные, подчистили молл от последствий двух ритуалов - работа кропотливая и требующая большого внимания. Тела вывезли, при этом обнаружили даже довольно много людей с относительно небольшими поражениями, поддающимися реабилитации - почти сотню.
  Пока они этим занимались, я, немного передохнув после ритуала, отправился к дознавателям: помогать допрашивать наших малефакторов. Поняв, во что они вляпались, они пели как соловьи, надеясь заслужить снисхождение. Ничего неожиданного, впрочем, я от них не узнал: все было до предела банально и предсказуемо.
  События дня вымотали меня. Я не испытываю удовольствия ни от ритуалов, ни от допросов, что бы ни думали мои коллеги. Да, я умею это лучше других - но радости мне оба занятия никакой не приносят. И неизвестно, какая усталость сильнее: физическая, духовная или моральная.
  Я не успел еще закончить с допросами, как меня потребовали к Президенту. В глубине души я надеялся, что этот разговор состоится на следующий день: я уговаривал себя, что уже поздно, и Президент отправился на отдых. Конечно, это было нелепо. На месте Президента и я бы мерил кабинет шагами, нетерпеливо дожидаясь информации. Главное он, конечно, уже знал, но картину во всех деталях мог дать ему только я.
  И я пошел на ковер.
  В Белом кабинете был полумрак, свет падал только из-под зеленого абажура винтажной настольной лампы, которая, полагаю, стоит тут еще со времен Диктатуры - такие были в обиходе тогда в государственных учреждениях. Бескрайний письменный стол был пуст, если не считать бокала из-под коньяка. Президент привстал в кресле, здороваясь; поймав мой взгляд, брошенный на бокал, он сделал недовольное лицо.
  - Докладывайте.
  - Это был заговор. Классическая государственная измена. Семейка аф Тарги решила, что республики с них хватит. Жарран аф Тарги женат на Олдине Ланнак; у Ланнаков в совокупности второе состояние в стране. Аф Тарги уговорили Ланнаков участвовать. Остальные - из их клиентелы. Короче говоря, в числе непосредственно малефакторов - два аф Тарги и два Ланнака, пятый - просто прихвостень. Двадцать три боевика - с бору по сосенке из владений Ланнаков, главным образом. Хотели провести ритуал Власти, чтобы Парламент сместил вас в пользу Жаррана аф Тарги. Идея пришла в голову Оссею Ланнаку, причем он не сам до этого додумался.
  - Опять эннийские сепаратисты?
  - Не знаю. Оссей Ланнак рассказал, что как-то в ночном клубе он хорошо выпил с неким Иллицио Галла. Они подружились, и Галла стал ему исподволь намекать, что может продать запретный гримуар с описанием Темных ритуалов. Идиот согласился, заплатил двадцать тысяч и получил книжку. Ее нашли и привезли. Там под названием "Ритуал Власти" - подробное и точное описание ритуала Смерти. Остальные ритуалы описаны с преднамеренными ошибками, если их провести по этой книге - не будет никакого результата, с тем же успехом можно пользоваться детективами Талины Устан. Галла, естественно, исчез, да его никогда и не было - люди с этим именем не появлялись в Столице уже лет десять. Полагаю, это был оперативник зарубежной разведки, но доказать мы этого не сможем. И выяснить, чья это разведка, не сможем. Все следы заметены и остыли. Дураков там не было. Все продумали до мелочей. Заговорщикам этим сказали, чтобы выбрали место не дальше пяти миль от вашей резиденции, Парламента и Дома Правительства, якобы после этого все бросятся поддерживать аф Тарги. Должны были подгадать к предпраздничным заседаниям.
  - Кто из них оказался Одаренным?
  - Марр аф Тарги. Оказалось, обучался уже больше двух лет. У кого - не можем выяснить: ему сделали ментальный блок. Добротный такой: делал кто-то уровня моего или Нурриала: ни снять, ни пробить, ни обойти. И все следы воздействия тщательно затерты.
  - Ясно. Что мы получили в результате?
  - Около девяти тысяч погибших и потерявших разум. До предела загаженный молл. Мы там хорошо подчистили, но по делу - там еще месяца три никому нельзя появляться больше чем на полчаса, во избежание последствий. Мэру мы доложили, он организует.
  По мере того, как я докладывал, Президент становился все мрачнее. Когда я закончил, он набросился на меня:
  - Вы что там, в Службе, совсем спятили? Как вы вообще могли такое допустить? Что мы населению скажем? Что правительство не может защитить людей даже в праздник? Вы хоть представляете, что уже говорят на улицах? А оппозиция?
  Он не сказал "а рейтинг?", хотя, конечно, именно рейтинг волновал его более чем все остальное. Меньше года до выборов, что вы хотите.
  Я молчал. Во-первых потому, что был вымотан. Во-вторых потому, что возразить, собственно, было нечего. Катастрофы такого масштаба на моей памяти еще не случалось. И наша вина в ней, действительно, имелась.
  - Столько жертв, столько жертв... Ну неужели нельзя было как-то по-другому? У всех родственники, друзья... Как вы могли довести до этого? Почему ничего не сделали заранее? Сидите там в Службе, как тупые бездельники, вместо того, чтобы бегать искать малефакторов... предупреждать преступления надо, а вы умеете только трупы вытаскивать...
  Президент заводился все сильнее, и уже начал брызгать слюной. Ему завтра отдуваться перед репортерами визиона, ему объявлять национальный траур, его спичрайтерам выдумывать правдоподобные объяснения того, что случилось. И ему терпеть нападки оппозиционных лидеров, которые и за меньшее готовы смешать с грязью - пока не попали во власть сами.
  Но некоторых слов он мог бы и не говорить. Служба сделала все, что могла. Умные и умелые малефакторы всегда могут опередить Службу и выставить ее на посмешище - просто потому, что инициатива за ними. То, что он говорил, было обидно и несправедливо.
  В конце концов мне надоело. Все это задевало не только Службу, но и меня лично. Я только что провел тяжелый, выжимающий энергию ритуал. Я только что был вынужден добить несколько тысяч ни в чем не повинных людей, умертвить их души - то, что от них оставалось - и тела. Этот груз беспощадно давил на меня, прижимал к земле, расплющивал.
  Президенту никогда не понять, каково это. Он тоже может принимать решения, из-за которых погибнут тысячи - чтобы спасти миллионы. Но он не знает, что такое убить их лично, самому.
  Я поглядел ему прямо в глаза.
  - Минхаар Президент, я могу просить вас об отставке?
  Президент задохнулся и замолчал. Посидел, отдуваясь; вытер лоб ладонью. Было видно, что он выплеснул накопившиеся раздражение и гнев и теперь может думать спокойно.
  Как будто другой человек. Таким я его уважаю. Мне приходилось видеть его в очень сложных ситуациях, и я всегда восхищался тем, как он может собраться буквально за секунды, превратиться из заурядного политикана в человека острого, быстрого ума, человека, способного понять собеседника с полуфразы и сделать верные выводы - иногда совершенно парадоксальные, в человека, принимающего решения и не боящегося ответственности.
  - Какая отставка? - Сказал он уже спокойно. - Вы напороли, вам и исправлять. Найдите мне этого Галла, найдите того, кто это задумал! Всё, вы свободны!
  Про амулет Анофоса я не успел ему рассказать.
  
  
  Глава 2. Соседка
  
  1
  Он очень волновался. То, что он собирался сделать, было незаконно. Не то, чтобы он относился к закону с искренним уважением, не то, чтобы ему не случалось нарушать закон и раньше - на этот раз дело было нешуточное, за такие вещи как минимум отправляют в Хандогу.
  Он рисковал уже тем, что приехал в Столицу. Столица была для него под запретом еще почти год. Если бы полиция узнала, что он проехал дальше огромного бело-золотого мраморного монумента, какие обозначают административный рубеж Столицы на всех магистралях, у него были бы крупные неприятности.
  От одной мысли об унылой суке, из-за которой с ним это случилось, у него сводило зубы. Обида на положение, в котором он теперь находился, прорывалась ненавистью к той, кто был в нем виноват. И он точно знал, что пока не сделает то, что давно собирался, ни обида, ни ненависть не пройдут.
  Она думает, что наказала его. Она думает, что полиция и закон ее защитят. Она думает, что вышвырнула его из своей жизни и может наслаждаться покоем.
  Так бы оно и было, если бы на его месте был кто-то другой, не такой находчивый, мужественный и упорный. Какой-нибудь хлюпик, который бы постарался проглотить обиду и просто ждал бы, пока закончится срок ограничений.
  Но не на такого напала - и теперь ей мало не покажется. Нашлись люди, подсказали дорожку, привели к нужному человеку.
  Страшно подумать, во сколько ему это обошлось. Но дело того стоило.
  Плохо только, что пришлось ехать сюда. Но что поделать: такие специалисты наперечет, и вообще, условия ставит тот, в ком нуждаются, а не тот, кто нуждается. Авось пронесет.
  Он аккуратно и по всем правилам вел машину, и все равно его прошибал холодный пот, когда мимо проносился очередной пост дорожной полиции. Сильнее всего затрясло на въезде в Столицу, где могли остановить по любой причине и проверить документы. Впрочем, прокатные машины останавливают редко: их обычно арендуют иностранцы, с которыми связываться себе дороже - чуть что, так в посольство.
  Ему подробно объяснили, куда ехать, где поставить машину и предупредили, что не следует ни опаздывать, ни приезжать больше чем за пять минут до назначенного срока. Он ехал с небольшим опережением, и поэтому решил потянуть время. Хватило как раз на чашку крепкого кофе в уличном кафе в соседнем с местом встречи квартале.
  Специалист ждал его в небольшой пристройке к старому трехэтажному дому на западной окраине Столицы, в семнадцатом округе. Вокруг располагалась малоэтажная застройка бывшей Кожевенной слободы, которая когда-то была ближним пригородом, а лет пятнадцать назад вошла в черту Столицы. Кожевники селились здесь потому, что господствующие ветры дуют как раз на запад, и вонь от их ремесла не доносилась до кварталов аристократии. Кожу здесь не обрабатывают уже лет сто пятьдесят, и район населен преимущественно средней руки предпринимателями, государственными служащими и всякого рода творческими людьми. Последних, очевидно, привлекает то, что большая часть района застроена небольшими домиками, отдельно стоящими в маленьких садиках: обычно в этих домиках находится место для студии, старые стены толсты и сложены из камня, а садики и заборы между ними глушат ненужный шум, которым, как правило, сопровождается не столько творчество, сколько жизнь творца.
  Скорее всего, пристройка и была такой студией. Их часто сдают внаем, в том числе на небольшой срок, и соседи привыкают к постоянно меняющейся и мельтешащей публике.
  Специалист сам отворил дверь и сразу же быстрыми шагами отошел в середину единственной комнаты, занимавшей пристройку. Фигуру специалиста скрывала темно-коричневая мантия с большим капюшоном, спускавшимся на лицо. Под капюшоном была видна винно-красная маска, покрытая черными разводами.
  - Вы принесли то, что я велел? - спросил специалист странным скрипучим и бесцветным голосом.
  Ответом ему были торопливый кивок и протянутая старая расческа, на которой поблескивали несколько волосков.
  
  2
  Люди думают, что Проклинающий живет в роскошном дворце, который стоит на Фарденской набережной в глубине собственного парка. Его даже показывают экскурсантам.
  На самом деле это всего лишь дом приемов Службы очищения, где я бываю от силы три-четыре раза в год, по случаю каких-нибудь переговоров или на награждении сотрудников. Для жизни у меня небольшая квартирка с одной спальней в старом многоэтажном доме. Правда, дом этот находится в Четвертом округе, так что, если квартиру продать, то можно было бы купить особнячок где-нибудь в Калленах, у моря, и даже с небольшим собственным пляжем. Впрочем, от того, что цены на столичную недвижимость давно уже превысили всякие разумные рамки, квартира эта не стала ни просторнее, ни удобнее: такие дома строили двадцать пять лет назад, когда девелоперы экономили на подсобных помещениях и отделке.
  Жилье это купил мой отец, когда я окончил школу и уехал учиться в коллегиум. Тогда он продал свою долю в фабрике и устроился работать редактором в книжное издательство, чтобы больше времени проводить с матерью. Она и раньше была склонна к ипохондрии, а когда я покинул дом, получила все возможности сосредоточиться на своих ощущениях, радостно объявила себя смертельно больной и перестала выходить из дома. В то время ей было меньше сорока.
  Деньги за отцовскую долю в фабрике ушли на покупку квартиры (в те времена цены были намного ниже) и исполнение мамочкиных капризов. Отец умер десять лет назад, не дожив до семидесяти. Мать пережила его всего на три года: сиделок, которых я ей нанимал, нельзя было третировать так, как она привыкла третировать отца, и жизнь ее лишилась главного привычного удовольствия.
  Квартиру я некоторое время сдавал, а когда стал Проклинающим и оказался в столице, решил пользоваться ею сам. Конечно, бываю я в ней редко: по большей части я сплю прямо на службе, где есть небольшая комната отдыха рядом с моим кабинетом.
  Семьи у меня нет. Когда-то была, недолго. Но быстро выяснилось, что на самом деле я женат на своей работе, а какая женщина выдержит, когда мужа постоянно нет дома, а если он приходит, то усталый и озабоченный, и на жену его внимания уже не хватает. К тому же я не мог рассказывать о работе, а на другие темы говорить не получалось: что я знал-то про них?
  Мы расстались почти без скандалов, не успев, по счастью, завести детей.
  Я бываю в своей квартире раз в две-три недели, а то и реже. По уму, конечно, стоило бы сдать ее кому-нибудь и совсем уж переехать на работу, но это как-то не принято: одно дело, когда человек задерживается на службе по делам, а другое - когда ему, кроме службы, негде жить.
  Вчера (а точнее, уже сегодня), расставшись с Президентом, съездив в Службу и дав нужные распоряжения, я приехал домой и, честно говоря, банально нажрался. Послал телохранителя купить бутылку коньяка и выпил ее без закуски.
  Я пил и слушал музыку, пытаясь выкинуть из головы то, что произошло. Получалось плохо, но часам к пяти утра организм мой, наконец, отключился.
  Проснулся я, как и планировал, в полдень, с пустой и больной головой. Сделал дыхательные упражнения и малую медитацию, отчего головная боль прошла, но неприятные ощущения в животе прогнать не удалось.
  Вопреки обыкновению, мне было чем позавтракать: приходящая уборщица как раз недавно обновила продукты в холодильнике, - но есть мне вовсе не хотелось. Я быстро приготовил себе большую кружку крепкого кофе и выпил его, просматривая утреннюю почту на планшете.
  Потом пришли телохранители, и я отправился на работу. Настроение было отвратительным.
  Один из телохранителей вызвал лифт, и я уже запирал квартиру, когда дверь соседней с легким скрипом открылась, и на площадку вышла мефру Тарментиль. Она живет здесь уже три года, и мы иногда встречаемся в подъезде.
  Мефру Тарментиль - приятная женщина немного моложе меня. У нее дочка лет десяти, и мне всегда доставляет удовольствие видеть, как они разговаривают. Такое трогательное доверие между родителями и детьми встречается нечасто. Живут они вдвоем, и почти всегда я вижу их вместе.
  На этот раз мефру была одна, и на ее привлекательном лице были забота и тревога.
  - Мефру.
  - Минхаар.
  - Рад видеть вас. А где ваша очаровательная дочка?
  Ее лицо перекосилось, она едва не заплакала, но справилась с собой:
  - Она в больнице.
  - Простите, я не знал...
  Тут я по привычке просмотрел ее ауру. То, что я увидел, мне не понравилось. Очень не понравилось.
  Всю ауру пронизывали, неприятно извиваясь, характерные черные стрики.
  На мефру Тарментиль кто-то навесил проклятие Медленного разрушения.
  - Простите, мефру, но я вынужден нарушить ваши планы. Вы немедленно поедете со мной. Я работаю в Службе очищения. На вас - сильное проклятие, мы обязаны помочь вам и разобраться, кто это сделал и при каких обстоятельствах. Никому не позволено безнаказанно проклинать граждан.
  Она испуганно посмотрела на меня снизу вверх:
  - Но... как же... я собиралась к дочке в больницу...
  - Мы заедем туда по дороге. Если все так, как я думаю, то и вашей дочке тоже может быть срочно нужна наша помощь.
  
  3
  Мефру Тарментиль постаралась не высказать своего явного удивления, когда мои телохранители, как обычно, запихивали меня в машину, прикрывая со всех сторон. Мы сильные маги, но пуля винтовочного калибра с чердака соседнего здания может оказаться сильнее.
  В машине я спросил:
  - У вас есть с собой какие-нибудь документы?
  Она покопалась в сумочке и показала мне ИД-карту.
  - Ваша дочь тоже негражданка?
  - Нет. Ее отец гражданин, она получила гражданство по рождению.
  - В какой она больнице?
  - Святого Милосердного ордена.
  - С каким диагнозом ее положили?
  Мефру помолчала, борясь с рыданиями, потом справилась с собой:
  - Подозревают серокровие.
  - Маг смотрел?
  - Должен был прийти сегодня. Ее только вчера положили.
  Если все так, как я думаю...
  Молитесь, мефру, кому умеете. Серокровие болезнь страшная, магическое поражение крови. Под воздействием вызванных из тонкой сферы сущностей клетки крови теряют жизненную силу, их аура, видимая при большом увеличении, из нормальной красно-оранжевой становится серой. Хуже всего то, что болезнь развивается лавинообразно, и прогноз при ней обычно очень неблагоприятный. А судя по форме и поведению стриков в ауре мефру, проклятию было больше двух недель.
  Я велел включить сирену и ехать в больницу по набережным, где меньше всего светофоров. Потом достал переговорник и сообщил дежурному, что задерживаюсь, по какой причине и где буду.
  Мефру Тарментиль отвернулась к окну и с расстроенным и озабоченным видом смотрела на неширокую гладь Шаары и проплывающие на другом берегу особняки. Вряд ли она что-то из этого замечала. Столица красивый город (и как здесь говорят, особенно в округах с номером не больше семи), но нам обоим было сейчас не до видов.
  Мне было ее от души жаль. Привлекательная, добрая, неглупая женщина (судя по тому, как она обращалась с дочерью). Малое проклятие довольно быстро высасывает жизненные силы и отнимает способность к здравым решениям. В результате человек угасает, страдая все более и более мучительными болезнями, и к тому же нелепыми поступками сам разрушает свою жизнь. Малефактор того и хочет: чтобы проклятый им не просто умер, но умер в душевных терзаниях и страданиях плоти.
  По всему, проклятие наложили не только на нее, но и на дочку. Вот это уже просто омерзительно. Человек может чувствовать неприязнь или даже ненависть, но не к ребенку же?
  Структура стриков в ауре мефру показывала, что проклятие накладывал кто-то довольно сильный, хоть и не очень умелый, явно не профессионал с большим опытом: следы его собственной ауры не были затерты до конца. Я внимательно изучил их; теперь они навсегда у меня в памяти - пригодятся. Похоже, у нас еще один прокол: практикующий сильный малефактор прямо под боком у Службы. Президент прав, и зря я обижался на него за несправедливость: еще и не так надо было врезать. Может, встряхнемся.
  Работать надо.
  Кстати, о работе.
  - Мефру, мне придется попросить вас об одной вещи...
  Она встрепенулась, посмотрела на меня с тревогой:
  - О чем?
  - Вы должны будете дать Клятву молчания. Вы видели мое лицо.
  Тревога в ее глазах сменилась недоумением.
  - Я Проклинающий маг.
  Она ахнула, прижала ладонь ко рту, а потом сказала:
  - Ну конечно! Я же должна была догадаться! Охрана и так далее...
  Как будто только у Проклинающего может быть охрана! Смешная.
  - Что я должна сделать?
  - Когда мы приедем в Службу, вам все расскажут.
  Надежнее был бы ментальный блок, но я не хотел бы ломать мозги приятному мне человеку.
  Мы уже подъезжали, и я достал и надел рабочую маску. Маги Службы очищения не работают без маски (да и многие другие тоже). Маска - это мощный артефакт, который усиливает особое зрение, улучшает восприятие, защищает от некоторых сущностей и обладает еще многими полезными свойствами. К тому же маска - это просто маска. Не надо, чтобы все знали нас в лицо.
  
  
  4
  Мы опоздали.
  Мое появление в рабочей маске и мантии (которую я успел накинуть сразу, как только вылез из машины) в сопровождении телохранителей произвело в приемном покое ажиотаж на грани паники. Все забегали - кто кинулся ко мне, кто к переговорникам, сзывая начальство, а кто за начальством и побежал. На мефру Тарментиль никто не обратил внимания.
  Пришлось прикрикнуть и потребовать, чтобы срочно дали сведения о - "Как зовут вашу дочку? Доналии Тарментиль".
  Забегали снова. Потом возникла нехорошая заминка, и мне все стало ясно. Не первый раз в такой ситуации.
  Наконец, вышла местная магесса, молодо выглядящая стройная женщина в голубой мантии. У нее было расстроенное лицо, было видно, что она искренне огорчена, однако заранее ощетинилась, ожидая упреков в непрофессионализме и пренебрежении обязанностями.
  - Мне очень жаль, мефру. Мы сделали все, что могли, но было слишком поздно. Девочка долго боролась, но...
  Мефру Тарментиль застыла, не понимая, что ей говорят.
  - У вас есть кто-нибудь близкий? Было бы хорошо, если бы они провели с вами хотя бы несколько дней.
  - Конечно. У нас есть бабушка и дедушка, я скажу, они приедут. Донни... Что с моей дочкой? Меня к ней пустят?
  - Мне действительно очень жаль, мефру. Ваша дочь скончалась сегодня рано утром. Ее нельзя пока увидеть.
  - Я... поняла. Что я должна сделать?
  Ничего она еще не поняла. Поймет, может быть, завтра или через несколько дней. А то и позже.
  Пока она застыла, подняв лицо к возвышавшейся над ней рослой магессе, и по щекам ее медленно скатывались две тяжелые слезы. Это было еще не горе - пока для нее продолжались та мука, что началась с болезнью девочки, те беспокойство и тревога, что навалились, когда дочь увезли в больницу.
  Ее боль разрывала мне сердце. Меня затопила жалость к этой милой и беззащитной женщине, никак не заслужившей такого удара.
  Тот, кто это сделал - заплатит. Заплатит мне. Теперь это личное: я никому не позволю задевать тех, кто рядом со мной.
  Но пора было вмешиваться.
  Я обнял мефру Тарментиль за плечи, осторожно довел до кресла и усадил. Она была будто из глины. Я попросил ее подождать здесь и отвел магессу в сторону.
  - Серокровие?
  - Да. Диагноз подтвердился. К сожалению, они поздно обратились.
  - Как вы думаете, это Малое или Большое проклятие?
  - Скорее Малое.
  - Специально девочку - или это побочный эффект?
  - Ну... мне трудно сказать, это же у вас специалисты...
  - Да-да, конечно, извините. Что-то еще было?
  - Понимаете, я смотрела ее только сегодня. Она уже угасала, там было явное серокровие в запущенной стадии. На остальное я проверять не стала. - Она постепенно заводилась, увидев в моих словах давно ожидаемые упреки.
  - Мефру, вас никто не винит. Дальше это наша работа. Мы должны будем забрать тело.
  Магесса захлебнулась заранее заготовленными оправданиями и только кивнула.
  Я выпростал из-под мантии переговорник и дал распоряжения.
  - Через полчаса сюда приедут мои специалисты. Пожалуйста, сделайте так, чтобы все оформили как можно быстрее: вы же понимаете, что чем позже - тем меньше следов...
  - Конечно-конечно, минхаар, я все сделаю...
  Я без лишних слов отвернулся. Пора было заниматься мефру Тарментиль - ее-то была надежда спасти.
  
  5
  В машине я снял маску и сказал:
  - Мефру Тарментиль, давайте, наконец, познакомимся. Меня зовут Шаркан Махри. А как ваше имя?
  - Лаана.
  - Вы сказали, что у вас есть дедушка и бабушка. А ваши отец и мать, извините за вопрос?
  - Они живут далеко, в Шагаре. Оба очень пожилые, им сюда не доехать. Да и не надо им ехать, хватит с них и другого горя.
  - А дедушка с бабушкой живут здесь?
  - Это не мои дедушка с бабушкой, а Донни. Родители бывшего мужа. Они внучку любят, все время нас приглашали на выходные. Купили ей пони, чтобы научилась ездить верхом...
  - Простите, что спрашиваю - вы сказали: родители бывшего мужа. Как они относятся к вам после развода?
  - Очень хорошо. Много мне помогали, и когда мы разводились, и потом.
  - Где они живут?
  - У них имение в Айяни.
  Небедные, однако, люди - эти Тарментили. Там одна гайда земли стоит столько, сколько моя квартира, а имение - явно не одна гайда.
  Я говорил и говорил с ней, как и надо делать в таких случаях, чтобы отвлечь от мыслей о дочке. Только я не просто болтал, а проводил установочный экспресс-допрос. Все-таки я ненавижу свою работу.
  К моему удивлению, оказалось, что она работает, и не какой-нибудь учительницей или переводчицей, а ведущим конструктором на заводе автоагрегатов. В частности, в нашем "Страже" стоит спроектированный ею стартер-генератор. Врагов у нее нет, во всяком случае, она о них ничего не знает.
  Про мужа говорить не хотела, пришлось нажать. Вышла замуж сразу после того, как окончила Технологический, одиннадцать лет назад (стало быть, ей тридцать четыре-тридцать пять). Через год родилась Донни (стоп-стоп, снова переводим тему на мужа). Муж, Даго Тарментиль, тоже учился в Техноложке, только на два курса старше. Стал ухаживать еще на последнем курсе. Был хороший, влюбленный, ласковый. Носил цветы. Она сомневалась, потому что он из очень богатой семьи, гражданин, а она негражданка. Но он сделал предложение по всей форме, и они поженились.
  Примерно через полгода после рождения дочки (не отвлекайтесь, мефру) он увлекся игрой в шарки-шарки, стал пропадать по клубам. Оказалось, что у него что-то вроде таланта к игре: он часто и много выигрывал. Быстро втянулся, попал в компанию опытных профессиональных игроков - и тут-то оказалось, что на каждый хитрый винт бывает соответствующая гайка. Пошли проигрыши, а остановиться он уже не мог.
  Короче говоря, когда он начал регулярно таскать из дома деньги и вещи, Лаана подала на развод. Ей повезло, что родители мужа полюбили внучку (а еще повезло, что сынок и у них подворовывал на свои развлечения, и они это знали). На семейном суде родители мужа выступили свидетелями в ее пользу, и их с Даго, разумеется, тут же развели. Ему присудили алименты, которые он, однако, ни разу не выплатил. Лаана не стала требовать их через судебных приставов, чтобы не позорить родителей Даго. Тем более, что именно они купили ту самую квартиру, которая на моей лестничной площадке - для Донни.
  - Где он сейчас? Чем занимается?
  - Не знаю. Он заявился ко мне на работу через полгода после развода и потребовал денег. Проигрался в очередной раз. Я не дала. Он меня ударил, при людях. Это единственный раз в жизни, когда меня ударили по лицу. Сослуживцы его скрутили, я вызвала полицию и подала в суд. Его осудили на год исправительных работ и три года запрета на посещение Столицы. Я не жалею: всему должен быть предел. Может, его это чему-то научит.
  - Какие-то ваши личные вещи, на которых могут быть следы ваших биологических тканей, могли оказаться в его распоряжении?
  - Ну... не знаю... Мы же съехали от него еще до развода, практически в чем были... Он просто сменил замок, как только узнал, что я подала на развод.
  Ну вот нам и подозреваемый номер один.
  
  6
  Остальное было делом техники.
  Я лично снял проклятие с Лааны, не доверяя никому.
  Лично исследовал тело ее дочери. Там действительно были следы много чего, кроме серокровия. Серокровие было всего лишь проявлением все того же проклятия Медленного разрушения. Даго навесил на собственную малолетнюю дочь такое же проклятие, как на бывшую жену.
  И я лично связался с полицией, чтобы доставили Даго Торментиля в Службу.
  А потом я встретился в нашей приемной с Айедо и Финной Тарментиль, дедом и бабушкой Донни. Они оказались в высшей степени приятными и приличными людьми. Айедо сорок лет проработал адвокатом, из них двадцать во главе собственной фирмы. От дел он отошел только лет пять назад. Он и не думал никогда, что его сын окажется игроком и преступником; он с ужасом отвернулся от Даго, когда узнал, что тот таскает вещи из дома и играет по крупному. В адвокатской практике он насмотрелся на таких и был убежден, что это - вроде неизлечимой болезни.
  Финна Тарментиль рассказала мне много про Лаану. Ее слова подтвердили мое впечатление: Лаана жила для того, чтобы любить и ухаживать. Любить мужа, любить дочку. Заботиться о них. Доверять им. Быть верной женой и подругой. Воспитывать ребенка, как равного.
  И всего этого ее лишил эгоистичный придурок.
  На следующий день Даго Тарментиль сидел у меня в допросной на привинченном к полу табурете, синий от испуга. Я немного его успокоил, отвлек и попросил рассказать, как и что было.
  И он рассказал:
  - Эта депрессивная дура порушила всю мою жизнь. Я, сын крупного столичного адвоката, женился на ней, провинциалке, даже не гражданке, ввел в свой круг, можно сказать, вытащил из грязи, а она, вместо того, чтобы радоваться и уважать мужа, только плакала и пилила. Никакого сопереживания. Человек приходит под утро счастливый, поймав удачу, с хорошим выигрышем в карманах: "Смотри, что я принес!" - и осыпает жену деньгами. А она хлюпает носом и отворачивается, и не хочет даже разговаривать.
  А уж когда проиграешь...
  Ну да, приходилось в трудные времена забирать из дома все деньги. И вещи выносить и продавать приходилось. Не бывает так, чтобы везло все время. Но потом ведь я отыгрывался! Почти всегда отыгрывался!
  Никто этого не понимает. Ни родители, ни бывшая. Человек, мужчина, должен иметь в жизни отдушину, увлечение. К тому же это увлечение еще и деньги приносит, можно и не работать. Ну и что, что выигрыш бывает не каждый раз: ведь бывает, и довольно часто! И тогда денег хватает на что угодно, и на жену, и на дочку, и на то, и на другое. А они пилят и говорят, что мужику в тридцать шесть лет надо не в шарки-шарки играть целыми днями, а делом заниматься. А что, игра - не дело? Весь расклад держать в голове, у кого что на руках, просчитать, думаете, просто?
  Ну да, иногда дочке на еду не хватало. Потому что если не отдать проигрыш, то не пустят играть, и тогда уж точно не отыграешься. Я же для семьи старался, и с выигрышей всегда дочке что-нибудь покупал. И жене тоже.
  А потом эта пошлая клуша посмела подать на меня в суд. Ну подумаешь, ударил. Бьет, значит любит. За дело ведь ударил: не хотела деньги давать. Говорит, дочке за учебу платить надо. Ну вот выиграю, принесу ведь намного больше - тогда и заплатила бы. Пару дней вполне можно было подождать. Или неделю там. А долг за игру не подождет, это уж точно.
  Никакого понимания. И у родителей тоже: поддержали не родного сына, а чужую бабу. Причем, что обиднее всего, действительно совсем чужую: уже после развода. Я не хотел давать развод, но в семейном суде все оказались против меня, в том числе родители. Наговорили, мол, он и играет, и не работает, и денег в дом не дает, и свою часть дедовского наследства проиграл, и дочкой не занимается. А когда ею заниматься? У меня самая жизнь по ночам, а отоспаться можно только днем. Дочка днем бегает по дому, шумит, спать мешает. Но надо же быть в форме, чтобы голова была ясная. Ну, иногда сорвешься, накричишь - но не каждый же день. Потом, ведь ребенка с ранних лет следует в строгости воспитывать, чтобы понимала, что отца надо уважать и беречь.
  Да и потом, я же с ней занимался иногда, даже гулять водил в зоопарк, в Ботанический сад и еще куда-то. А когда маленькая была, вообще гулял с ней часто. Она забавная такая, ласковая и умненькая. Учится хорошо. Я дочку очень любил. Она всегда ко мне кидалась, на колени заберется: "Папочка, папочка пришел!" и по голове гладит. Баловал ее, когда деньги были. Уж ради дочки-то и эта могла бы свои попреки придержать.
  А бывшая после развода не хотела меня к дочке пускать. Может, я потому ее и ударил. Пришел ведь как к родному человеку, к матери своего ребенка, в долг попросить в крайних обстоятельствах. А она полицию вызвала.
  И вот теперь я прозябаю в провинциальной дыре, вне своего круга, где и клубов толковых нет, и игроков с деньгами. А бывшая живет в шикарном месте, в квартире, которую купили мои же родители.
  Всю жизнь разломала, разрушила.
  Я спросил, знает ли он, что его дочка умерла от проклятия. Он изменился в лице, но сразу же заявил:
  - Ну, это наверняка бывшая не присмотрела. Она виновата. Может, хахаль какой остался недоволен.
  - Это вряд ли: мефру Тарментиль также была проклята.
  - Ну и поделом сучке.
  Аура его ясно показывала, что он все время врет.
  Пришлось нажать ментально. Он сломался уже на второй степени, вывалил все, что знал.
  Жалко только, что знал немного.
  На малефактора его вывели знакомые по исправительным работам (имена назвал). Описать внешность малефактора он не смог: тот был в мантии и маске. Я спросил о голосе - оказалось, что даже пол малефактора по голосу Даго определить не смог. Хренов амулет Ксироса - голосовая маскировка. Все продумано.
  Когда выяснилось, что он передал малефактору расческу своей жены с волосами, которую нашел у себя в квартире, я сразу сказал ему, что он не учел - на расческе могли быть волосы дочери. От этого она и пострадала.
  Похоже, ему было на это наплевать. Так он и отправился на суд и в Хандогу.
  Мы нашли тех его знакомых, что привели Даго к малефактору - но они и сами не знали, с кем имеют дело: информацией обменивались через анонимный инфосетевой ресурс, на который их вывели тоже через инфосеть. Обыск пристройки тоже ничего не дал, как и допросы соседей. Кто-то снял помещение - тоже через инфосеть, анонимно. Это законно, и такое практикуется, если срок сдачи не больше суток (у больших людей тоже бывают интрижки). Соседи ничего не видели и не знают, что естественно. Если б знали, мы бы вытащили. Но мимо них в эту пристройку шастает столько народу...
  В общем, мы зашли в тупик. Я сделал описание техники и ауры малефактора; оно легло в Систему и было разослано во все отделения Службы. Но это не могло дать быстрых результатов...
  Все это время я если и появлялся дома, то заполночь и ненадолго. А потом случились беспорядки в Саоне, и мне пришлось все бросать и ехать туда. Вернулся я только через две недели, смертельно усталый и раздосадованный.
  И первое, что увидел на двери своего дома - объявление о том, что квартира, где жила Лаана Тарментиль, продается.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"