Аннотация: Реалистическая проза. Ностальгические воспоминания про кота.
Мой кот прожил без малого шестнадцать лет и умер от старости. Отказали - от возрастной атрофии - внутренние органы. Был он тихий и вяловатый, метить так и не начал, и поэтому нужды кастрировать его не возникло. Если у него и случались пописы не в штатном месте, так это лишь при рецидивах проблем с почками. Обычно короткого лечения хватало, чтобы всё вернулось к норме.
Но иногда у него случался зов непонятного. Поскольку он никогда в жизни не видел другую кошку, то, видимо, и не мог сообразить, чего же, собственно, ему хочется.
Тогда он выходил на середину комнаты, поднимал голову и низким мужским баритоном возглашал:
- МРАУ! МЯР-РАУ! МЯР-Р-РАУ!
Я говорил ему:
- Ну ты чего?
И он, посмотрев мне в глаза, смущенно замолкал.
Кот появился у нас, когда мы еще с женой работали в одном отделе на оборонном предприятии, рядом с нашим домом. Мы уже жили вместе, но об этом еще никто не знал. Поэтому я обычно шел на работу минут на двадцать позже жены, пользуясь тем, что у нас разрешался гибкий режим начала и окончания рабочего дня.
Начальник нашего отдела каждый год раздавал котят, принесенных его кошкой Чебурашкой. Вот и в этот год он предлагал всем желающим котенка. Я, скучая по котам, уговорил жену, и она (в целях конспирации) подала, что называется, заявку от своего имени.
При этом жена, не державшая никогда кошек и относившаяся к ним с некоторым недоверием, сразу же заявила, что котенок спать на ее постели не будет!
И вот в один прекрасный июньский день я, подходя уже к проходной, встретил свою жену, несущую под мышкой коробку из-под пол-литрового китайского термоса. Начальник выдал ей кота в этой таре и дал день отгула (!) на обустройство ребенка. Разумеется, я потребовал показать мне животное.
В темных недрах коробки - ничего не было видно. Кот был крошечный и совершенно черный. Я не стал вытаскивать его на улице и сказал, что забегу домой в обед посмотреть.
И забежал. Когда я вошел в квартиру, то увидел на диване мирно спящих рядышком жену и кота. Последний расположился в двух ладонях от ее головы.
Котенку был едва месяц, он был слабенький, худой и рахитичный, передвигался, подволакивая задние лапки, и на диван забирался с трудом. (Замечу в скобках, что были у него и блохи в страшном количестве - которых я переловил руками, и глисты, выведенные не в один приём, и ушной клещ...)
Кот прижился, получил имя, приучился к лотку и порядку, и прожил с нами долгую и разную жизнь, в его детстве и юности, которые пришлись на голодный рубеж 80-х и 90-х, довольно тяжелую.
Он был - за исключением раннего детства - серьёзный и совсем не игручий. Лет с двух, если поводить перед ним бумажкой на веревочке, он поднимал голову и смотрел в глаза с выражением типа "ты уверен, что у тебя всё в порядке с головой?". Лишь иногда на него что-то находило, и он принимался скакать по дивану с таким выражением на морде, будто хотел заявить: "Я Дух этого дивана! Кто ты, что смеешь беспокоить меня?".
У него было врожденное чувство этики. За свою жизнь он ни разу ничего не украл. Мы уходили на работу на весь день и оставляли в раковине рыбу для него - размораживаться. Когда возвращались, кот встречал нас у двери, шел на кухню и садился перед своей миской: "Ну вот, я уже готов и жду, а вы еще рыбу не почистили и мне не положили".
Однажды, впрочем, он утащил-таки съестное. Это было в день нашей свадьбы, ему было тогда чуть больше полугода. На свадебное приглашение (кто-то еще помнит, что это такое?) я получил продовольственный заказ (который пришлось в лютый мороз тащить через полгорода). В заказе этом была, помимо прочего, югославская баночная ветчина, которую мы и порезали тонкими ломтиками. Блюдо с ветчиной (ломтики свешивались по краям) было поставлено на журнальный столик, и вот, зайдя в комнату, я увидел, как кот, нацепив ломтик ветчины на коготь, с недоумением разглядывает незнакомый предмет.
Есть он ветчину отказался.
Что интересно, кот ни разу не драл когтями мебель. Коты, как известно, в отношении точения когтей делятся на горизонтальных и вертикальных; так вот, наш был как раз горизонтальный, и точил когти об палас. Поскольку паласу было от этого ни холодно, ни жарко, so we did.
Котенок, пока был маленький, был, как и следовало ожидать, любопытный, активный и еще глупенький. Поэтому с ним случались всякие истории.
В ту пору в коридоре у нас вся стена была завешана самыми дешевыми книжными полками: две проволочные боковины, и на них на специальных крючках по три полки из ДСП. С пола до потолка таких боковин уместилось четыре, так что полки шли в пятнадцать рядов. Между рядом боковин слева и стеной оставалась щель сантиметров в пять (вплотную к стене полки повесить не удалось по технологическим причинам).
На вторую же неделю своей у нас жизни котик полез вверх между стеной и полками, цепляясь за обложки и упираясь спиной в стену. Он залез на высоту моего роста и устал, а ни развернуться, ни спуститься хвостом вперед не сумел. Я прибежал на писк и спас кота.
Много позже, когда ему было три с чем-то месяца, кот - который тогда научился уже быстро бегать по полу и со скрежетом когтей по линолеуму поворачивать - полюбил играть со мной в догонялки. И как-то, увлекшись, с разбегу запрыгнул на окно и поскакал дальше по марле, которой от комаров была затянута форточка. Когда он поднялся чуть выше середины, канцелярские кнопки, крепившие марлю, подались, и кот стал заваливаться спиной вперед вместе с отрывающейся марлей, рискуя выпасть из окна. Я даже не помню, как оказался у подоконника и отцепил кота.
После года кот посолиднел, практически перестал бегать и стал очень серьезным и важным. Мы с женой шутили, что, пока мы на работе, он без нас увлеченно читает наши книги - кто знает, может, так и было? Во всяком случае, выражение морды у него стало совершенно философским.
Живя с нами и не видя, кроме нас и время от времени приходящих к нам друзей, никого, тем более, других кошек, он чувствовал себя совершенно человеком и, по-моему, научился неплохо понимать человеческую речь. Во всяком случае, реагировал адекватно. Стоило, например, произнести: "Что-то нашего кота давно не видно", как через небольшое время он появлялся на пороге комнаты и заглядывал в глаза: "Ну вот он я. Что надо-то было?".
Из нас двоих он в свои молодые годы явно предпочитал жену. Она же, как выяснилось, больше любила собак, и к коту была довольно прохладна. По вечерам, когда мы собирались в гостиной перед телевизором, жена ложилась на диван, и тут же в комнате образовывался кот. Он скромно забирался на краешек дивана и ложился спиной к жене, всем своим видом показывая: "я тихонечко, и вовсе не помешаю". Через некоторое время он принимался каким-то непостижимым образом, лежа на боку и спиной вперед, пододвигаться к жене все ближе и ближе - и вдруг оказывался у нее под боком, плотно прижавшись. Тут он заметно расслаблялся, вытягивался, и на лице его появлялось довольное выражение (знаете, как они это показывают - с полуприкрытыми глазами и улыбкой во все щёки?).
Вообще он более всего любил, когда мы с женой проводили время вместе, в одной комнате (что бывало не каждый вечер, поскольку мне и тогда приходилось много работать, в том числе и дома). Тогда кот приходил, разваливался под боком у жены или посреди паласа, и через некоторое время переворачивался кверху брюхом, поджав передние лапки - более выразительной демонстрации полного довольства я не видел ни у одного живого существа.
Мурчал он всегда очень-очень тихо, так что надо было наклониться к морде, чтобы услышать, или пощупать шею рукой.
Молодость его пришлась на голодные годы. Промышленных кормов тогда не было вообще, кормили мы его рыбой. В 91 году рыбу стало тоже невозможно достать, и было несколько месяцев, когда единственное место, где мы могли ее найти, была столовая на работе: там давали жареную треску с картофельным пюре. Как же на нас иногда орали тамошние подавальщицы! "Тут людям есть нечего, а они кошек разводят!"
Видимо, из-за плохого питания в молодости, он вырос не очень здоровым. Поэтому нам пришлось научиться давать ему невкусные лекарства. Таблетки он еще как-то глотал, но однажды пришлось поить его суспензией, разведенной в воде. Это было целое приключение, поскольку кот пить суспензию не желал. Чтобы он не вырывался, жена замотала его в белую тряпку, я держал замотанного кота вертикально, а жена капала ему в рот суспензию из пипетки. Кот в этот момент выглядел точно, как душа Марии на иконе "Успение Божьей Матери".
За свою жизнь он ни разу не купался. Вообще ванную комнату кот боялся панически, и виноват в этом был я: чуть ли не в первый день, когда он покакал, я отнес его в ванную и вымыл под струей воды, не подумав, что для котенка это может быть стресс. Так что до самой смерти в ванную он не заходил, только в последние годы мог заглянуть внутрь, до половины туловища. Интересовала его главным образом стиральная машина, поскольку она издавала звуки, а в окошке крутилось белье.
Когда кот вырос и заматерел, он почувствовал себя в доме хозяином. Все помещения должны были быть ему доступны; закрытые двери вызывали у него обиду, которую он незамедлительно высказывал. Через какое-то время он научился открывать снаружи дверь в маленькую комнату, прыгая на ручку и поворачивая ее. Одновременно он своим телом толкал дверь - и она распахивалась. (Позже, во время ремонта, мы эту дверь перевесили наоборот - и тут кота ждал облом: ручка-то поворачивалась, открывая по-прежнему защелку, но дверь надо было тянуть, а не толкать.) Впрочем, пытался открывать он ее и изнутри - неуспешно. Я собственными глазами видел как-то, как он, взобравшись на стоящий около двери стул, поворачивал ручку и тянул ее на себя - только не хватало силёнок, чтобы справиться.
Когда коту уже было ближе к пяти годам, мы завели собаку. Перед этим жена, чтобы преодолеть мое сопротивление (а у меня до того никогда не было собак, и я пребывал в нерешительности, мягко говоря), несколько раз приводила знакомых с небольшими собаками: дважды - кокера и один раз щенка немецкой овчарки.
Кот наш все три раза был очень возмущен и проявлял явную готовность пришельцев жестоко истребить. Приходилось изолировать животных, на что кот заметно обижался и после этого некоторое время не приходил гладиться.
Когда мы взяли собаку (щенка восточноевропейской овчарки), пёсику было ровно 32 дня от роду, и весил он чуть меньше трех килограммов (последний из семи щенков в выводке, самый слабенький). Кот же в это время был в пике формы и весил ближе к пяти килограммам. Забирая щенка, мы натерли старый меховой воротник об его мамку и положили у себя в прихожей. Щен, вынутый у меня из-за пазухи и опущенный на пол, некоторое время полубегал-полуползал по коридору, а потом залез на этот воротник и мирно уснул. Ни минуты в нашем доме он не скулил и не жаловался, что ему холодно и страшно на новом месте. Кот пришел смотреть на щенка, взгромоздился на стоявший в прихожей пылесос, уселся в копилочку и внимательно изучал пришельца.
Когда щенок проснулся, он принялся исследовать новый дом и обнаружил кота. Кот по-прежнему сидел на пылесосе; щенок попытался до него дотянуться и понюхать (а был он настолько маленьким, что не мог достать до верха пылесоса), но тут же получил по носу лапой.
Щенки растут необычайно быстро, особенно если их хорошо кормить. Наш, когда я приходил с работы, оказывался большего размера, чем когда я уходил. При этом маленькие щенки очень активны и все время хотят играть, а заметная часть их игр заключается в разнообразных упражнениях зубов. Для кота это означало, что там, где находится щенок, ему угрожает - не опасность, но существенное беспокойство.
Вдобавок, как известно, пока щенка не привили, ему нельзя ходить на улицу, и все свои дела он справляет дома. По этим соображениям мы щенка поселили в маленькой комнате, и ему разрешалось ходить в кухню и прихожую, но не в гостиную. В гостиной кот и обосновался. Чтобы она оставалась недоступной для щенка, а кот мог бы выходить свободно, мы сделали на дверь ограничитель, оставлявший щелку как раз по ширине кота - щенок очень быстро ее перерос.
В первую же неделю пребывания в доме щенка кот заболел от огорчения. У него случилась нервная экзема, облезли уши (ярко-розовые голые, как у крысы, уши на черном фоне смотрелись особенно жалко), поднялась температура. Кот на кухне забирался на кушетку, стоявшую под батареей отопления, зарывался в лежащую там старую куртку и мрачно смотрел оттуда.
Я могу его понять. Представьте себе: вот жил одинокий интеллигентный холостяк, гуманитарий, писатель-мыслитель, ничем особенным, кроме раздумий о высоком, не занятый. Жил в большом комфортабельном доме, с прислугой, которая за ним ходила-убирала, ел что хотел и когда хотел и не думал о плохом. Чувствовал себя в безопасности и хозяином своей жилплощади.
И вдруг его уплотнили и подселили - даже не крестьянина из глухой деревни, а кишлачника из затерянного в горах аула. Существо совершенно другой культуры, шумное, пахучее, невоспитанное до такой степени, что оно не знает, что такое туалет. Существо, способное сожрать чужой завтрак (и не видящее в этом ничего особенного) и вообще не понимающее, что такое "мое" и "чужое". Существо веселое, активное, склонное к грубым и глупым шуткам - и для развлечения не дающее проходу прежнему хозяину дома...
К тому же часть дома стала для кота недоступной, а прислуга, которая ранее тратила на него все свободное время, стала уделять много внимания возне с пришельцем.
Вы бы не разнервничались до полысения ушей?
Тем не менее, через какое-то не очень большое время кот начал справляться с ситуацией, естественно, при нашей поддержке. Попытки пристать с игрищами он пресекал, забираясь на кушетку и отвешивая оттуда по длинному носу чувствительные шлепки. В игре в гляделки кот постоянно одерживал победу. Как-то, дремля в гостиной, я проснулся от грохота. Оказывается, щенок просунул в вышеупомянутую щель в двери свою любопытную морду. Он это делал регулярно, но в этот день выяснилось, что голова его подросла, и обратно не выдергивается. Кот неторопливо подошел к попавшему в ловушку пёсику и от души, с двух лап, объяснил ему, что не надо беспокоить отдыхающих кота и хозяина.
Так вот, постепенно, кот установил правильные места в семейной иерархии для себя и собаки. В дальнейшем их взаимоотношения состояли из безответной любви со стороны пса (собакам вообще свойственно относиться ко всем членам семьи - как к членам семьи) и вооруженного нейтралитета со стороны кота, для которого пёс так и остался неприятным чужаком, коего приходится терпеть не по своей воле.
Как-то раз кот лежал на диване в гостиной под боком у моей жены. Псу было в это время уже года четыре или пять, он вырос в очень крупного (самого крупного в районе) кобеля с замечательно спокойным характером (что-то вроде "... а я на этом конце деревни никого не трогаю..."). Ростом в холке он был 71 см и весил более 50 кг. И вот он посмотрел на кота, подошел и внезапно облизал его с головы до ног.
Кот подскочил, взмявкнул, закрутил головой, отмахнулся лапами - всё одновременно - спрыгнул с дивана, вышел на середину комнаты и стал отмываться. Время от времени он нюхал свою лапу или бок, и по выражению морды было видно, что человек на его месте с отвращением бы сморщился. Отмывался бедняга от следов собачьего расположения час или полтора. После этого он уже никогда не терял бдительность.
По вечерам, когда мы с женой сидели в гостиной, кот и пес приходили к нам. Пес с грохотом бросал кости в середине комнаты, кот сидел либо на диване, либо на ковре, недалеко от собаки. Иногда, проходя мимо пса, он, вытянув шею, обнюхивал собачью лапу или хвост, потом, скривившись, отворачивался и чихал: "Фу, как ты воняешь!".
Как-то, зайдя в гостиную, я застал такую сцену: кот сидел на тумбочке, а пёс, поскуливая, тянулся к нему понюхать. Кот приподнялся и протянул правую переднюю лапу горизонтально, жестом, который в курсе ОКД означает команду "Лежать!". Что вы думаете, пёс четко выполнил команду.
Когда кот умирал, пёс не отходил от него и не сводил с него взгляда. А меньше чем через полгода - тоже ушел.