Коробкова Анастасия Михайловна. 3.Воскрешенные

Пролог.

Денис прямо с орбиты проверил свой банковский счет и отправился реабилитироваться к Даниилу Егоровичу, а я сказала Командору, что хочу домой.

Он не стал уточнять. Отправив Дениса во Владивосток, он настроил канал на Солнечный, но не спешил отдавать последнюю команду. Ветры дружно покинули мостик, давая нам возможность разрешить повисшие в воздухе вопросы.

-- Может, все-таки на Остров?

-- Не в таком жалком виде.

-- У тебя там нет врагов. Нет ни одного человека, который порадовался бы, увидев тебя такой. Тебе все захотят помочь.

-- Я не могу.

Он понимал. Он знал, что островитян я люблю не меньше, чем они меня, но никуда не делась та данность, что мы по разные стороны. Они когда-то на меня напали и взяли в плен. Все давно понято и прощено, но самый первый бой мне не вычеркнуть из памяти, и с этим в такие моменты приходится считаться.

Я стояла в середине зала, под прицелом телепортационного аппарата, Командор сидел в кресле у пульта и смотрел сквозь огромный лобовой иллюминатор в вечную ночь, закрыв свои мысли. Тем не менее, я чувствовала, что он думает обо мне.

Мы и говорили вслух, по-русски, как будто не умели никогда общаться молча. Общаться молча - значит перестать быть людьми, а мы сейчас хотели чувствовать то, что могут только люди. Не для обретения ли этой странной потребности нас обоих и забросило на Землю?

-- Я хочу отдать тебя Герману.

-- Нет. Все уже не так, как было. Я ему не нужна.

-- Я в это не верю.

-- Все равно не отдавай. Я боюсь.

Перворожденная! Сущность, потенциально способная извлекать энергию откуда угодно и пользоваться ею как угодно! Пасую перед человеком... Думая о Германе, превращаюсь в беспомощную девочку, боящуюся испытать боль в груди, желающую научиться плакать.
Командор в тот момент окончательно стал моим старшим братом: я признала свою слабость и его власть, открыла свои страхи, доверила душу, обнажив больное место и не опасаясь, что он засыплет мою язву солью. Наши глаза встретились, и я подумала, что, когда закончится мое земное существование, я с радостью провела бы лет сто рядом с ним. Он уловил мои мысли и усмехнулся:

-- У тебя на Земле дел лет на двести.

Потом встал и подошел вплотную. Сбросил личину старшего. Прижал мою голову к своей груди. Впустил в наше пространство свои секретные чувства, которые накрыли меня целиком.

Я задохнулась его удовольствием, когда ощутила, как вспыхнуло и заискрилось, обдав микроскопическими взрывами все вокруг, его энергетическое поле, как разошлась от его сердца силовая волна, поборов локальную гравитацию и подвесив в воздухе все неприкрепленные к полу предметы. Этой волной смыло мои собственные чувства, и потрясение - слишком слабое, и потому неточное определение того, что я испытала.

Он чуть отстранился, и, все еще держа меня за плечи, тихо объяснил:

-- Ты подарила мне это. Не знаю, что это за сокровище, но я дорожу им как самым ценным. А тебе его дал Герман.

Инстинктивно заработал разум, включив память и вызвав ассоциативный ряд.

-- Еще из-за этого ты не хочешь возвращаться на Землю... на Остров?

-- Из-за этого тоже. Не думаю, что такое мое отношение к тебе противоречит земным традициям или морали, ведь я не связываю твою волю. Но Герман может понять его по-своему, и тогда он попытается с собой бороться. Отказаться от тебя, изменить свою личность. Этого не должно случиться. Важно, чтобы он остался таким, как сейчас - способным находить содержание в любой форме и действовать в нескольких мирах сразу.

Меня разрывало между желаниями вернуться домой и остаться здесь прямо сейчас. Пришлось собраться, чтобы обдумать этот раздрай. Командор не хочет предавать Германа. Пусть сейчас я запрещаю себе думать о нем, но для Командора Герман - веская причина, и рядом с собой он меня не оставит. Кроме того, меня тянет на Землю. Да, ради этой привязанности я пренебрегаю многими возможностями, открытыми Перворожденным - что делать? Моя жизнь слишком во многом связана с Землей, и я не смогу гармонизировать собственную личность, не разобравшись с тем, что заложила в меня "сложная планета".

Ничего не изменилось. Я возвращаюсь на Землю. К маме.

-- Как хочешь, -- подвел итог Командор и занял свое место за пультом.

Сказал на прощание:

-- Мы не расстаемся. Все, что ты нашла за пределами Земли, остается с тобой. Наши планеты ждут тебя, они тоже - твой дом. Как позвать меня, ты знаешь.

1. Дома.

В поселке было раннее утро. Почти еще ночь - конец осени, не рассвело. Я подумала об этом с восторгом, ведь наконец-то мне удастся увидеть рассвет, а потом и закат.
Восторг ненадолго унял тревожные мысли о том, есть ли у меня моральное право считать этот дом своим. Я решила, что поговорю с мамой, и там станет ясно. Если ее нет дома, то я найду ее, где бы она ни была, потому что этот вопрос не даст мне покоя.

Ну что ж, возможно, я возвращаюсь в дом Тигор в последний раз.

Я тихо вошла, сразу определив, что мама дома - просто по запаху замечательно уютной жизни, не изменившемуся со времен обласканного детства - но не стала даже заглядывать в ее комнату, чтобы, разбудив ненароком, не предстать перед ней в труднообъяснимом костюме и без дорожной сумки, без малого год назад спрятанной у меня в комнате. И без легенды. Братья ведь как-то объясняли ей мое отсутствие, наверное, даже передавали якобы от меня какие-то новости, то есть я как минимум должна быть в курсе, почему она дома, а папа - нет, как в старые времена. Что папы нет, я тоже поняла сразу, лишь войдя во двор и заметив замок на гараже. Машина запиралась, только если папа был в рейсе. Значит, мама одна. Добровольно отказаться от плавания она бы не смогла, стало быть, в нынешнем рейсе работы для океанолога не нашлось. Ну, не поссорились же они! При всей ее сумасшедшей любви к папе, в случае ссоры она не осталась бы в его доме даже на день, и он это знает, поэтому никогда всерьез с ней не ссорится - из любви или из благодарности, уж не знаю.

Размышляя о новой петле семейной хроники, я прокралась в свою комнату, включила свет и, войдя, замерла на пороге, словно замороженная. И даже не сразу смогла определить, что там так катастрофично изменилось, поскольку увидеть такое я не ожидала даже в самых неординарных предположениях. Что угодно могло случиться: и развод родителей, и гибель кого-то из семьи, и отставка папы, но это...

Рядом с письменным столом стояла детская кроватка. То есть, кроватка для малыша, с высокими решетками, бампером в персиковый рисунок и нависшей над обитателем каруселькой.

Протерев глаза и взяв себя в руки, я заглянула внутрь.

В кроватке спал туго спеленатый младенец. Совсем маленький, наверное, новорожденный. Обалдеть.

Я села на кровать и попыталась собрать в кучу разбежавшиеся мысли. Не получилось. Механически нащупала под кроватью спрятанный рюкзак и вытащила. Это оказался рюкзак Дениса. Засунула обратно. На кровати аккуратными стопочками пристроились пеленки, распашонки, чепчики и прочее детское барахлишко. Рядом на полу лежала надорванная упаковка одноразовых подгузников. По всему выходит: этот младенец теперь здесь живет. А я?
Успев подумать про конец моральных страданий и перебрав пару вариантов, куда бы отправиться на постоянное жительство, я распахнула дверцы шкафа. Моя одежда была на месте, так, как я ее оставила. Обрадовавшись, я торопливо сняла костюм космической бродяги и вообще все, что на мне было, и переоделась в домашние шорты с футболкой. Меня не выселили. Точно, на полках стоят мои книги и учебники вперемежку с моими же детскими игрушками. Уже легче.

Додумывать дальше я отправилась на кухню, чтобы не тревожить детский сон иллюминацией.

Да и чая захотелось горяченького.

А что? Маме всего сорок, почему бы и нет... Мы повырастали, дома появляемся редко, может быть, родителей одолел "синдром опустевшего гнезда"? Как странно все-таки воспринимается появление в семье еще одного ребенка - как сокрушение казавшейся надежной опоры, потрясение первооснов! Ничего, переживем. Если я за десять месяцев отсутствия стала в этом доме чужой, смогу прожить и в одиночку. На Острове, например, - там у меня и домик есть... От этой мысли стало грустно. Дело ведь не в доме, а в семье, близких людях, которые часть мира, благополучного и вечного, и не просто часть, а фундамент. Из моего мира и так была выбита одна свая - отец; мир, как бы я ни избегала думать об этом, пошатнулся.

Пока я готовила чай, в кухню заглянула незнакомая растрепанная девушка в ночной рубашке и окинула меня таким мрачным взглядом, что чайник в моей руке дернулся, и горячая струйка воды пролилась на тапок. Не сказав ни слова, девушка отшатнулась от двери и пошла дальше. Час от часу не легче. И кто это может быть? Едва ли знакомая, приехавшая отдохнуть на море: не сезон нынче, а судя по красным глазам и помятому лицу, она тут не отдыхает.
Судя по глазам и лицу, она мать ребенка, спящего в моей комнате. Кто она здесь?

На третьем глотке наивкуснейшего черного чая появился ответ: жена Ваньки, старшего папиного сына.

-- Асюша! -- прошелестело от двери.

Одна только интонация, с которой был произнесен шуршащий вариант моего имени, сказала все, и фундамент мира полностью восстановился, а мамины счастливые глаза заполнили его солнечным светом.

Я прыгнула ей на шею, в кои-то веки не боясь сбить с ног.

-- Господи, какая ты худая! Мальчики сказали, что ты болеешь...

Умницы братцы! Почти угадали. Интересно, название болезни они придумали?

-- Только не сказали, чем...

-- Тропической лихорадкой, -- брякнула я первое, что пришло на ум. -- Все уже прошло.

Мама, как только что Командор, немного отстранилась, продолжая держать меня за бока, вернее, за ребра, словно пыталась разглядеть на просвет. Мой новый рост, про который она ничего не сказала, привел ее в смятение.

-- Господи! -- вдруг в ужасе повторила она. -- А почему ты ничего не ешь? Чай один...

Мама не изменилась. Ничуть. Мир гармоничен и прочен.

-- Не все можно, -- это правда, -- был страшный дисбиоз, а потом осложнение на желудок, -- это ложь.

-- А что врачи говорят? Все восстановится?

-- Обязательно. Остался только период реабилитации: диета и физические нагрузки.

-- Так ты больше не уедешь?

Какое это счастье - так легко различить надежду в этих словах. У меня есть дом!

-- Уеду. Через месяц или два. А ты?

-- Я дома на полгода, не меньше.

Она усадила меня за стол, будто не убедилась сейчас, что я вполне могу самостоятельно двигаться, налила чай для себя.

-- Что-то случилось?

-- Нет, программа, по которой я работала, закончилась, а новая еще не запущена. И вовремя. Ты уже познакомилась с племянничком?

Папина родовая карма продолжает работать. Девочкам в этой семье по-прежнему нет места. А было бы забавно...

-- Не представился. Спал.

Мама хихикнула.

-- Дмитрий, Митя. Только вчера зарегистрировали. Ваня с Мариной две недели ругались, не могли имя выбрать, в конце концов бросили жребий. Она - здесь, он - на экваторе.

Так, отлегло: теперь я знаю имя Ванькиной жены, а не то могла бы спалиться. Ведь должна же я была хоть раз услышать его от братьев, которые, наверное, и на свадьбе присутствовали!

-- Я много пропустила, -- осторожно заметила я.

-- Не очень, -- отмахнулась мама. -- Свадьбы, как ты знаешь, не было, Иван привез Марину за два месяца до родов, тогда же и расписались. Потом уехал.

-- А, тогда понятно, чего она такая злая.

Мама, наверное, из чувства солидарности со мной, ничего есть не стала, пила пустой чай. Поняв, что я видела Марину, она криво улыбнулась.

-- Послеродовая депрессия во всей красе. Жуть. Хотя вообще-то человек она хороший, и Ваньку любит.

Мама огласила диагноз, но, я видела, к Марине она испытывала лишь самую каплю жалости. Ей самой была слишком знакома Маринина ситуация, с той, правда, разницей, что детей у нее в свое время оказалось больше, и так расклеиться она себе не позволила.
Интересно, как на мою депрессию подействует чужая? Надо заметить, мне уже стало намного веселее, и хотя все еще казалось, что ноги сжимают холодные пальцы смерти, но сердце, оживленное мощным импульсом страсти Командора, уже стремилось биться во всю силу. Нет, я от него не откажусь, уж слишком это симпатичный орган.

-- Ей надо просто выспаться и отдохнуть, -- продолжила я начатый разговор, допив чай. -- Кстати, почему Митя спит в моей комнате?

-- Марина поселилась в комнате Вани, и сначала кроватка стояла там же, -- принялась объяснять мама, -- но она просыпалась от каждого шороха, и мы решили поселить его отдельно, а твоя комната самая ближняя. Можно перенести кроватку обратно или в комнату младших. Все равно лучше не стало - она через каждые двадцать минут его проверяет.

Во мне шевельнулось непонятное недовольство.

-- Нет, лучше пусть остается со мной, ей так будет спокойнее.

Мама снисходительно посмотрела на меня и рассмеялась.

-- Ты попала под младенческое обаяние. Ничего, это с первым же воплем проходит.

-- Посмотрим, -- согласилась я.

Почему-то близость этого ребенка была мне нужна. От него веяло чем-то, противоположным недавно испытанной смерти, словно необъяснимое чудо начала жизни еще присутствовало в этом маленьком теле; словно он был пригоршней воды из волшебного источника, не утратившей еще магических свойств в человеческих руках.

Я задумалась об этом, а мама разглядывала меня.

-- Ты так повзрослела, -- тихо произнесла она. -- Расскажи, что с тобой было.

Эти слова заставили меня вздрогнуть. Конечно, я собиралась ей рассказать, но не все. Она бы не выдержала такой информации, по крайней мере, сразу.

-- Потом, ладно?

Но оказалось, что мама сделала из моего расслабленного состояния свои выводы:

-- Мне кажется, ты влюбилась.

От нахлынувшей нежности у меня потемнело в глазах. Как же мне повезло, что она стала моей мамой! Как чудесно было бы рассказать ей о своих чувствах, чужих обещаниях, взгляде, полном сокровищ и первобытной силы... Чьем?

Мама попыталась подтолкнуть меня к откровенности:

-- Ты знаешь, где сейчас Денис?

-- Во Владивостоке, -- ответила я. -- Он сегодня позвонит Ирине Вячеславовне.

Мама смотрела удивленно. Да уж! Где мы и где Владивосток...

-- У него то же самое, что у меня, но он решил пройти курс реабилитации в клинике, а я дома. Нет, мам, в него я не влюбилась.

Почему-то мой ответ маму удовлетворил. Помолчав, она сказала:

-- Летом какой-то мальчик тебя искал. Спрашивал у соседей.

У меня внутри все напряглось. Наверное, я даже внешне сжалась, потому что мама поспешила уточнить:

-- Он сказал, что его зовут Герман Соколов.

-- Сокол, -- машинально поправила я. И, кажется, выдала себя с головой.

Мама встала из-за стола и снова включила чайник.

-- Что же тебе можно есть? -- озабоченно спросила она.

-- Да у меня на первую неделю с собой специальные коктейли, -- уняв дрожь в пальцах, попыталась я ее успокоить, -- а потом буду есть все.

-- Ну, травяные-то чаи можно? -- мама перебирала в открытом шкафчике жестяные банки и холщовые мешочки.

-- Ага, -- почти не услышав вопроса, отозвалась я.

Герман меня искал, даже спрашивал у соседей. Он что, все-таки..?

Наверное, он изменился за год, и теперь уже стал совсем взрослым... Взрослым мужчиной. Даже страшно представить: у него и раньше в каждом движении было столько силы и уверенности, в глазах столько глубокого и быстрого ума... А я целых девять месяцев была мертвой. Никакого развития.

Мама насыпала что-то в заварочный чайник, залила это кипятком и накрыла крышкой. Снова села напротив меня, положив руки перед собой.

-- Этот мальчик произвел сильное впечатление на Софью Аркадьевну. Она просто сияла, когда про него рассказывала: серьезный такой, высокий, крепкий. И видно, что очень встревоженный.

Тут во мне проснулось прежнее раздражение к Герману. Встревоженный! Не захотел верить и не верил, просто меня отталкивал! Я решила закрыть тему:

-- Это, мам, сложный персонаж. Если бы ты сама его видела, то поняла бы.

Мама погрустнела. Она и так все отлично поняла. В воцарившемся на кухне молчании я уловила, что мы с ней чувствуем одно и то же. Значит, я все же - человеческая женщина.

Молчание прервалось появлением Марины. Она выглядела не такой мрачной, как пятнадцать минут назад, будто за это время успела рассмотреть ситуацию с моим появлением под другим углом.

-- Спит? -- спросила мама.

-- Угу, -- вяло кивнула она и пристроилась с угла стола.

Ее присутствие не располагало к откровенности, и, чтобы не молчать, а завести разговор на нейтральную тему, я чуть не поинтересовалась, давно ли дома были братья, но вовремя спохватилась. Проблему тишины решила Марина. Прищурясь, словно защищая глаза от ветра, она сказала:

-- Ваня говорил про тебя, что ты, вроде, экстрасенс...

То есть он это так называет, да? Я кивнула, не вдаваясь в подробности. Не рассказывать же ей, в самом деле, что мне с десяток раз выносили приговор "Ведьма", и я на полном серьезе таковой себя считала, а бегство с эшафота стало моим любимым видом спорта.

-- Ты мне поможешь с Митюшей? -- продолжила Марина. Быстро глянула на меня, вновь отвела взгляд и объяснила: -- Я постоянно за него боюсь. У меня, понимаешь, была тяжелая беременность: угроза выкидыша и все такое. В общем, я не могу избавиться от мысли, что с ним может что-нибудь случиться. Синдром внезапной смерти, например. Ты ведь можешь с этим справиться?

Я снова кивнула.

-- Он нормальный ребенок. Если бы у него была какая-то опасная патология, я бы заметила. Оставь его в моей комнате и больше ни о чем не волнуйся.

Она слабо улыбнулась, ненадолго испытав облегчение.

-- Что это за кольцо у тебя? -- вдруг заметила мама.

Ой, и правда. Надо будет замаскировать вживленный мне в кожу Черным Командором камень под перстень, а то он выглядит странно. Я, оказывается, уже успела привыкнуть к нему и совсем его не чувствую. Хотя, Черный добился своего: всякий раз, натыкаясь на камень взглядом, я вспоминаю о Старшем брате с деспотическими наклонностями и непредсказуемым нравом.

-- Красивое, да? -- чтобы не придумывать обстоятельства приобретения камня, спросила я.

Мама снисходительно улыбнулась. Такие большие украшения не в ее вкусе.

Пусть считает, что это просто безделушка, при помощи которой я, как всякая нормальная девчонка-подросток, пытаюсь продемонстрировать свою исключительную индивидуальность. Кстати, придется еще немного поиграть в подростка, на сей раз благодаря Белому Старшему:

-- Мам, я из всего выросла...

Снисходительная улыбка стала озабоченной.

-- Да! Сегодня же купим тебе новую одежду. Я тут такой костюм видела...

Из моей комнаты донесся заливистый вопль, и Марина мгновенно исчезла.

Не зря мне не хотелось идти в магазин. Это вполне могло подождать, тем более что долго пребывать в нынешних кошмарных габаритах я не собиралась, и одежду все равно выбрала на два размера больше, стало быть, могла бы подождать недельку. Тогда бы не встретилась с Ириной Вячеславовной, мамой Дениса.

Она вместе с Леной вошла в отдел, когда мама уже расплачивалась за наши покупки, и спрятаться я не успела. А она узнала меня сразу, несмотря на худобу и непривычный рост.

-- Ты здесь?! -- дрожащим голосом, будто возмущаясь, сказала она.

Я растерялась. Она не должна быть такой обеспокоенной. Куда делось хладнокровие, с которым нас всегда ждали наши матери? Ирина Вячеславовна исхудала почти до моего состояния, и даже под глазами у нее появились странные нервные пятна. Чего она от меня хочет, было ясно без слов.

-- Разве Денис вам еще не звонил? -- быстро спросила я.

Лена, изображая облегчение, закатила глаза, а Ирина Вячеславовна будто не поняла смысла того, что я сказала.

-- Нет, -- после паузы недоверчиво ответила она. -- А где он?

Черт, он не позвонил. Ему нынешнему не было никакого дела до переживаний его матери. Конечно, он мог не позвонить по другой причине - например, считая ее все еще замороченной, но искать оправдания было бесполезно. Он не позвонил, потому что просто о ней не подумал. Как же мне теперь говорить про Владивосток?

-- В реабилитационном центре, -- осторожно сказала я.

-- Что с ним?! -- крикнула она.

Девушка-продавец замерла и посмотрела на нас с интересом. Консультанты других отделов обернулись в нашу сторону.

-- Приходите к нам сегодня, -- торопливо предложила мама. -- Ася все тебе расскажет.

-- Он в порядке, не волнуйтесь, -- как можно убедительнее пробормотала я, выходя из отдела.

-- Что-то с ней не то в последнее время, -- беззаботно сказала мне мама, явно считая, что для такого состояния подруги повода нет.

Вот ведь... Правду, значит, говорят про материнское сердце, которое чувствует беду. Беда случилась. По моей вине.

Надо как-то облегчить ее страдания.

Дома я сделала единственное, что могла: нашла в Сети номер телефона отделения Даниила Егоровича и набрала его, как только раздался звонок в дверь.

Он был на месте, словно этого ждал. Может быть, и ждал - неосознанно, под воздействием моего сильного желания, чтобы в нужное время выйти на связь. Неразвитая, в зачаточном состоянии, способность направлять события у меня явно есть. На нее я и надеялась.

Я спросила, появился ли в больнице Денис. Даниил Егорович ответил "да" таким голосом, что все его медицинские эмоции по этому поводу стали ясны. Догадываюсь, в какие условия Денис его поставил: ни анализов, ни записей, и личное наблюдение заведующего.

-- Ты ведь его видела? -- осторожно спросил он.

-- Дистрофия, -- подтвердила я непроизнесенный вердикт.

-- И еще...

Даниил Егорович сделал паузу. Ему хотелось обсудить состояние Дениса со мной, но он стремился соблюсти при этом врачебную этику.

-- Крутой депресняк, -- в психиатрических терминах я никогда не разбиралась.

Сам Денис назвал это "бездушие".

"Мы - люди! -- крикнул он мне в лицо. -- Чтобы мы жили, недостаточно "запустить" наши тела! Когда мы умираем, их покидают души! Что вы натворили?!" Вспышка отчаянного гнева, несвойственная прежнему Денису, продолжалась недолго. Тут же он впал в какую-то подавленную рассеянность, уставился невидящими глазами вдаль и потрясенно прошептал: "Понимаешь, там ничего нет... Совсем ничего..." Больше он мне не сказал ни слова. Я лишь ловила обрывки его мыслей, беспомощных и беззащитных, повергших в крутой депресняк и меня саму.

Люди привыкли верить в загробную жизнь. Даже те, кто не верит в бога и смеется над заповедями. Даже те, кому безразлично собственное посмертное существование - они, теряя любимых, в надежде на встречу в загробном мире легче переживают утрату. Денис никогда не был религиозным, он лишь увлекался мифами, а все, что связано с традиционной церковью, просто высмеивал. И, тем не менее, верил... В ответ на мое предположение, что, возможно, ему всего-навсего не запомнилось путешествие души от смерти до воскрешения, он только презрительно фыркнул.

Чего-то важного, какой-то человеческой основы он и вправду лишился. Он уже не был ни сильным, ни свободным. Ему было очень плохо, и я, чувствуя это, ничем помочь не могла. Я не могла лечить тоску - а именно она была его проблемой. И он бы не принял от меня помощи.

Денис теперь меня ненавидел.

За что - сам не знал, но объяснял себе, что из-за меня он потерял душу: "Она хочет сказать, что я малодушно впал в истерику от своего вида... Это не мало-душие, а без-душие!", -- думал он, исходя коричневым эфиром.

Первое, что я почувствовала - обида. Такая резкая и болезная, что даже ожгла лицо, словно пощечина. Ведь он сам! Он сам забрал половину проклятия - поэтому умер; и он сам говорил, что не собирается умирать - поэтому его воскресили! Он пытается переложить на меня ответственность за свои решения! Будто я могла знать, что он так изменится и пожалеет об этом.

Но обида исчезла, уступив место душеразъедающей вине. Я виновата. Я не использовала возможность забрать проклятие обратно, и этим обрекла его на смерть. Не нужно было уважать его волю, не нужно было легкомысленно думать, что простой смертный в силах противостоять богу. Я могла - я должна была. Любое чужое решение умереть - неправильное. Больше никогда размышлять не буду.

Но от этого обещания самой себе легче не стало. Немного облегчало мою жгучую боль осознание того, что это все же - Денис, что он жив, а что он уже не мой - так что теперь?

Командор незаметно подпитывал его своей энергией, и через какое-то время Денис стал хотя бы спокойным. Но не прежним. Далеко не прежним.

-- Ася, что с ним случилось? Он не говорит, но мне нужно знать. И он не дает провести обследование.

Я звонила из своей комнаты. После этого вопроса Даниила Егоровича я непроизвольно встала с подоконника и сделала два нервных шага. Митя сквозь деревянную решетку кроватки проследил за мной глазами. Все хорошо.

-- Он перенес клиническую смерть. А обследование вам ничего не даст, потому что...

Может быть, я не права, выдавая его тайны, но это уже и не важно - все равно Денис меня ненавидит.

-- ...ему заменили кровь на искусственную, и нормальным человеческим показателям она не соответствует. У него вообще мало что соответствует.

Как и следовало ожидать, телефонная трубка ответила продолжительным молчанием. Даниил Егорович знаком со мной и Командором, поэтому он поверит. Еще немного - и поверит.

-- Понятно, -- донеслось, наконец, из Владивостока. -- Ребята в курсе?

-- Нет, -- я действительно так думала. Командор умеет хранить тайны, когда считает нужным. -- Он далеко? Его мама здесь, она очень волнуется.

-- Недалеко, -- рассеянно ответил Даниил Егорович. -- Сейчас я спущусь к нему на этаж и передам трубку.

Я Мите сунула погремушку и вышла из комнаты - пока отец Тима шел к Денису, я шла к Ирине Вячеславовне. Его глухое раздраженное "Да?" я услышала уже в двух шагах от нее и сразу отдала ей телефон. Мне с ним не о чем говорить, а она... может быть, ее тревога и любовь хоть чуть-чуть ему помогут?

Я не слушала их разговор и, чтобы ее, такую страшную от горя, не видеть, ушла на кухню, где мама с Мариной готовили ужин.

-- Спит? -- дежурно спросила Марина.

-- Проснулся, -- дежурно ответила я.

Мама поймала ее за рукав.

-- Не кричит же! Сиди спокойно.

Напряженная до дрожи, Марина села на краешек стула. В ту же минуту из моей комнаты донесся вопль.

Как Марина разминулась в дверях с Ириной Вячеславовной, я не поняла. По всему видать, она прошла сквозь нее, но обе этого даже не заметили.

-- Сказал, что все в порядке, -- Ирина Вячеславовна вертела в руках молчавшую трубку. -- Но приедет домой не раньше, чем через месяц.

Она села на скамью у плиты, подперла кулаком щеку и замерла.

Вот свинья, и ей нахамил.

Вошла Лена, остановилась в проеме. Она переводила глаза с меня на свою маму, старательно, хотя и немного фальшиво, изображая драматичный интерес. На самом деле она уже поняла главное - Денис жив - и лицедействовала только из сочувствия к матери. Я рассматривала ее с нарастающей тоской: она изменилась за год. Повзрослела. Неужели так же сильно изменились все, и никого, как прежде, знакомого, у меня не осталось?

Ирине Вячеславовне с каждой секундой становилось лучше. Это было даже видно и ощутимо по окружавшим ее эмоциям. Наконец, она обратилась ко мне:

-- А почему он... такой?

Я пожала плечами.

-- Не привык, что вы за него беспокоитесь, вот и не звонил.

Она, подумав, кивнула, а потом спросила снова:

-- Нет, он какой-то... расстроенный.

Пришлось встать и повернуться кругом, чтобы она заметила.

-- Он выглядит так же, как я. Его это очень злит. Мы оба перенесли тяжелую болезнь.

Она опять кивнула, и ее глаза потемнели.

-- Я чувствовала, что ему плохо.

-- Ты выглядишь супер! -- не удержавшись, с завистью прошептала Лена.

-- Да ну! -- возмущенно воскликнула мама.

А в Ирине Владиславовне уже проснулся животный инстинкт матери, защищающей потомство, очень хорошо мне знакомый:

-- Как же за вами недоглядели?! А правильно ли вас лечили?! Почему родителей не известили?

Кроме прочего, у нее есть серьезный недостаток - она юрист. Слишком хорошо знает, кто и что ей должен. Пришлось выкручиваться, стараясь не слишком погрешить против истины.

-- Мы сами виноваты - полезли, куда не надо, нарушили все инструкции. Лечили - не знаю, но мы живы и осложнений у нас теперь нет. Известить сначала возможности не было, а потом одни думали, что известили другие и наоборот.

Договорив, я испугалась, что она потребует адрес нашего так называемого "спортивного лагеря", дабы высказать его "руководству" все, что думается, но зря. Наведенная Командором заморочка все еще работала, и выяснять такие подробности ей в голову не пришло.

На всякий случай я выскользнула из кухни в большую комнату. Лена, немного погодя, вышла за мной. Она-то знала истинное положение вещей и жаждала жареных фактов.

-- Где вы были? -- шепотом спросила она, и ее глаза при этом нескромно блеснули.

Черта с два ей действительно важно, где мы провели столько времени. Она не сомневается, что в каком-нибудь наколдованном мирке, а эта сфера ей принципиально неинтересна: путешествия Дениса и других парней она считает забавной причудой типа охоты, рыбалки или парашютного спорта, а мои приключения - просто дурью инфантильной девицы, не развившейся до нормальной девушки. Поэтому я ничего не ответила, давая понять, что жду следующего вопроса. Он последовал практически мгновенно:

-- У вас что-то было?

-- Не-а, -- сразу отозвалась я.

Лена с недоверчивой ухмылкой изучала мое лицо. Признаки лжи, при должной проницательности, она смогла бы на нем обнаружить - ведь у нас с Денисом много чего "было", но она спрашивала не о том... И тут моя совесть чиста.

-- А-а-а, -- наконец, разочарованно протянула она и даже слегка рассердилась.

Неужели так сильно хотела? Или ждала, что я начну оправдываться?

-- Когда собираешься на Остров?

Теперь не было смысла темнить.

-- Когда позовут. Когда придет "Мистификатор".

Лена понимающе кивнула и отвернулась, о чем-то раздумывая.

-- А как у вас с Лешкой? -- спросила я, чтобы не показаться невежливой.

Она, разумеется, напустила на себя таинственный вид, и, ритмично передернув плечами, провела пальцем по крышке старого бабушкиного пианино.

-- Думаю, мы расстанемся...

Не удивила. Если Алешка не решил порвать с Островом, что вряд ли, то у них нет ничего общего. Подождав от меня вопросов и восклицаний, Лена продолжила уже в виде размышления:

-- Все ведь расстаются... Всё меняется.

Это были не просто слова - это был укол. Я должна была забеспокоиться.

И я забеспокоилась:

-- О чем ты?

Она особенно загадочно, с оттенком сочувствия, улыбнулась и туманно ответила:

-- Приедешь на Остров - увидишь.

Выспрашивать дальше я посчитала ниже своего достоинства, но тут же поняла, что укол оказался ядовитым: противное беспокойство больше меня не покидало. И когда Лена с Ириной Вячеславовной ушли, я тоскливо пыталась подготовить себя к тому, что увижу на Острове, оставшемся без Капитана-Командора.

Но до этого было еще далеко - месяц или два, пока мое тело не примет менее жуткий объем.

III

И мы зажили вместе, три женщины и младенец, деля общие заботы и наслаждаясь относительным покоем. Раз в два-три дня я звонила Даниилу Егоровичу, и однажды по его тону поняла, что Денис не выдержал и все ему рассказал. Ну, ладно, может быть, так лучше. Лишь бы Даниил Егорович не рассказал все сыну - так не хочется, чтобы островитяне изменили ко мне отношение.

На третью ночь моего пребывания дома Марина перестала лунатить и наведываться ко мне в комнату по причине "подозрительной тишины" в ней, когда я продемонстрировала, что даже во сне могу контролировать состояние Мити.

О том, что сон мне особо не нужен, я умолчала.

Наверное, Командор, живя на Острове, тоже очень мало спал. Наверное, поэтому он успевал очень много. Наверное, он не понимал, почему его подопечные не способны обходиться без сна...

А у меня сон просто вошел в дурную привычку, от которой сейчас, начиная в прямом смысле новую жизнь, самое время избавиться. Усыпив Митю и Марину, я уходила лазать по скалам и плавать в ледяном неприветливом море - такая физическая нагрузка была идеальной для истощенных мышц - а потом погружалась в учебники, чтобы рассчитаться со школой за полтора учебных года и забыть о ней насовсем.

Регулярно отдыхающая, Марина оказалась разумной и веселой девушкой, и в наш с мамой маленький мир она вписалась великолепно. Это было время тихого счастья.

Однако же я должна была поставить его под угрозу.

Как-то вечером мы все на кухне готовили ужин, и даже Митя был с нами - лежал, обложенный пеленками, на столе и ловил мамин локон. Глядя на него, Марина вдруг сказала:

-- А вот бы он был не один... Мне, если честно, так хотелось двойню. Мальчика и девочку.

Мама, чистившая в этот момент рыбу, стоя к нам спиной, довольно рассмеялась, а я решила, что подходящий момент настал и возразила грубоватым тоном самоуверенного подростка:

-- Для девочки ты папу неправильно выбрала. В этой семье дочки не родятся.

-- Почему? -- естественно, удивилась Марина. -- А ты?

-- А я не родная, -- легко, как давно известный и обыденный факт, сообщила я. -- Меня мама удочерила.

Мамина спина замерла, словно закаменела, хотя руки продолжали водить ножом по рыбе. Марина опустила глаза и погрустнела. Ну, вот сейчас я и увижу типичную реакцию общества на приемышей.

Не увидела. Немного помолчав, Марина тихо сказала:

-- Надо же. Я тоже удочеренная...

И мы совершенно одинаковым испытующим взглядом посмотрели друг на друга. А потом рассмеялись с облегчением, словно у обеих с плеч свалился не тяжелый, но надоевший груз тайны. Марину прорвало. Она рассказала, что попала в семью из детского дома в солидном пятилетнем возрасте и долго, до самого переезда в другой район большого города, ощущала на себе унизительное какое-то внимание, нескромные шепотки на тему: "Ничего-ничего, очень скоро они увидят, во что вляпались. У детдомовки кто родители? Алкаши, бездельники - и она такой станет! Еще взвоют" Всё это здорово испортило ей детство. Она ненавидела уверенную сытую глупость тех, кто так говорил, и мечтала, чтобы их довольные морды вытянулись от стыда и удивления, поэтому спокойно ей не жилось никогда. Она изо всех сил училась в двух школах, обычной и музыкальной, чрезмерно занималась каким-то спортом, взяла на себя половину домашней работы и душила свои детские мечты о красивых игрушках, стесняясь о чем-либо попросить. И постоянно считала себя "плохим ребенком", все равно что "бракованным товаром". Новые родители ею гордились, хотя не понимали, чего ей стоили ее достижения. Однажды в школе одноклассницы попытались спровоцировать ее взять чужие деньги, и, когда это не получилось, инсценировали кражу - просто "чтобы все увидели, какая она на самом деле" - и у нее случился жестокий нервный срыв. Тогда родители и решили сменить район, тем более, что переезжать новая мама любила. Это отчасти помогло, но Марина все равно была уверена, что пока она приемыш - она "плохая". В Ваньку, выпускника академии, собирающегося после ее окончания уехать далеко и навсегда, она влюбилась семнадцати лет от роду, так, словно он был единственным мужчиной на Земле, способным освободить ее из темницы. Темницы собственного комплекса неполноценности. Устоять перед таким отчаянным обожанием он не смог.

Об этом Марина рассказала уже со смехом, такой неподражаемой самоиронией, что мама перестала украдкой утирать ресницы, и у меня создалось впечатление счастливого конца, увенчавшего жестокую сказку. Ей очень нужно было кому-нибудь высказаться. А я решила, что своим опытом поделюсь с ней потом, наедине.

Когда Марина ушла купать Митю, мама села за стол напротив меня. Я сделала дурашливо-виноватое лицо, ожидая, что будет.

-- Давно ты знаешь? -- спросила она.

-- Нет. Недавно просто впала в такое состояние, в котором вспомнила все с момента своего... появления. Как попала в больницу, как увидела там тебя... даже теток из отдела опеки и суд вспомнила.

Мама кивнула, видимо, решив, что "состояние" было вызвано "тропической лихорадкой".

-- У меня никогда не было повода сомневаться в том, что ты - моя мама, -- добавила я.

На ее губах появилась растерянная улыбка.

-- И... как ты к этому относишься? -- наконец, спросила она.

На миг все слова вылетели у меня из головы. Разве она не видит?

-- Как к самому большому везению в жизни, -- все же честно ответила я.

Мама молчала. Мое новое сердце не среагировало на адреналин и продолжало биться тихо, но лоб покрылся испариной.

А она? Как она сама теперь относится к своему давнишнему порыву?

Посудомоечная машина остановилась, холодильник замолчал, и на кухне воцарилась абсолютная тишина. Если бы я захотела прислушаться, чтобы потренировать слух Перворожденной, я бы, конечно, различила очень много звуков, но мне была дорога эта тишина - тишина, в которой мама думала обо мне.

-- Знаешь, -- вдруг сказала она. -- Я долго не могла отделаться от чувства вины перед тобой. Я ведь бессовестно присвоила себе сокровище, которому кто-нибудь другой, возможно, дал бы гораздо больше заботы и любви. Ты знаешь, я ведь поступила так не из жалости, а от жадности... Я видела, что ты - чудо, и не понимала, почему этого не видят остальные. Я просто очень хотела, чтобы ты была у меня. Обладать чудом.

Ни в новой жизни, ни в прежней я не была настолько счастлива. Знать, что мама ни на секунду не пожалела о том, что удочерила меня, было даже круче, чем знать о своей принадлежности к исключительной расе. Может быть, я не погибла бы без ее опеки, но такой, какая сейчас, я стала благодаря ей. Ее любовь и нежность - часть моей сущности, которую даже смерти оказалось не под силу уничтожить.

-- А мальчики? Знают? -- встрепенулась она.

Я помотала головой.

-- Не было возможности рассказать. Но это нужно, правда?

Мама немного подумала.

-- Как хочешь.

-- Хочу. Я уже знаю, тайну хранить больше не нужно. Обманывать их дальше - неправильно. В их-то жизни я на птичьих правах, они меня в нее не звали. И даже находиться в этом доме - доме чужого мне человека - я не должна.

Мама вздрогнула.

-- За отца не волнуйся. Он не принял тебя только формально...

-- Формально - это очень много! -- не удержавшись, перебила я. -- Как бы он не был со мной связан, эта связь не защищается законом ни от кого! Его мать может выгнать меня отсюда, и, если бы с тобой хоть что-то случилось, я бы угодила в детский дом. Это мелочно звучит...

-- Ну что ты такое говоришь! -- запротестовала мама с не очень уверенным возмущением. -- Он бы тебя не бросил...

Потом глубоко вздохнула и призналась:

-- Но в остальном ты права. И, если честно, я всегда на него за это обижалась. Я не желала, чтобы тебе хоть за что-то пришлось его благодарить, раз он не захотел сделать самое главное.

Я опять вспомнила эпизод в магазине детской одежды, когда она не позволила ему оплатить выбранное мной платье, и кивнула. Я не должна обижаться, ведь он не обязан был меня удочерять, и у него была причина: по родовым убеждениям, дочь он считал позором, - но мама усыновила его детей (всех!) а я как-то раз спасла жизнь одному из них, и если это не равноценно - что тогда вообще имеет цену?

И он прав, и мы с мамой тоже. Я не скажу ей сейчас, что, вновь покинув этот дом, я уже не захочу сюда вернуться. Это последнее наше время вместе, когда мы живем, как одна семья, мать и дочь. В следующий раз я просто приду к ней в гости. Когда ее мужа не будет дома.

-- Ваньке пусть он сам скажет, -- устало вырвалось у меня. -- А с остальными я поговорю, когда выдастся подходящий момент.

После Нового года, едва я сдала последний перед выпуском экзамен и прибавила последний запланированный сантиметр, приехал Тим.

Войдя в дом, он вежливо поздоровался с мамой и Мариной, а потом в три шага пересек прихожую и крепко обнял меня, чего прежде с ним не случалось. На пороге остановились братья.

Обняв его в ответ, я заметила, что слишком сильно стесняться своего роста мне не придется - Тим за год вытянулся сантиметров на пятнадцать, а ведь он и раньше был выше среднего. Наверное, так вымахало большинство островитян, и мое преображение в глаза не бросится.

-- Мы соскучились, -- сказал он.

-- Я тоже, -- искренне ответила я. И, чтобы мама не перепутала его с кем-то другим, представила: -- Мама, Марина, это Тим. Он у нас капитан.

Тим отпустил меня и лучезарно улыбнулся.

-- Командор приказал два месяца тебя не беспокоить, и, поверь, эти два месяца многим дорого обошлись.

-- Ты ее забираешь? -- грустно спросила мама, силясь ответно улыбнуться. Тим, главную суть которого она мгновенно поняла, уже стал ей близок.

-- Меняю на четверых сильных и здоровых парней, -- в шутку возразил он.

-- Неравноценная замена! -- капризно заявила Марина.

Она не скрывала досады.

-- Ну вот еще! -- сориентировался Алёшка. -- Ты же не знаешь, какие из нас воспитатели маленьких детей!

-- Догадываюсь! -- Марина разревелась. -- Митю не надо воспитывать!

-- Ладно, не будем, -- примирительно пообещал Димка. -- Всё, как скажешь. И подгузники поменяем, и убаюкаем, и с ложечки покормим. Только не кричи.

Марина остолбенела, уставившись на новую родню широко распахнутыми глазами. Конечно - ведь в ее представления о подростках они вряд ли вписывались.

А я - действительно по ним соскучилась.

...Но теперь мне что-то мешало просто сказать им об этом.

2. Пришельцы.

На "Мистификаторе" я оказалась единственным пассажиром. Ребят разбирало любопытство, но они молчали, занимаясь своими делами, пока я, как губка, в одиночестве впитывала соленый влажный воздух Индийского океана.

Мне так долго не хватало этого огромного сине-голубого пространства, наполненного солнечным светом, ветром и брызгами, и я так по нему скучала...

Неужели Командор не скучает? В эмоциях он более дисциплинирован, чем я, и глупо испытывать какое-либо неудобство, в том числе тоску или ностальгию, не будет. Если ему понадобится почувствовать горячее покалывание брызг на коже - он просто вызовет из памяти это ощущение и так удовлетворится. Но только ностальгия - это не про него. Ему не нужно пережитое, он стремится ко всему, еще не изведанному.

О Командоре я научилась думать осторожно, не называя так и не вспоминая лица, чтобы он случайно не получил от меня "привет" или не подслушал тайное. Я знала, что он хочет общаться часто, и для этого постоянно "держит связь", но сама такой потребности не испытывала, хотя и чувствовала к нему то, что сама назвала обожанием. Я боялась слишком сблизиться с ним и разучиться жить в одиночку.

Привычка это или гордость? Мои Старшие искренне хотели многим со мной поделиться, и им есть чему меня научить, но, судя по тому, с каким подозрительным даже уважением они отнеслись к отказу от их помощи, сама я могла научиться большему. Либо другому. И это важно.

Я посмотрела на солнце. В детстве мама говорила, что на него нельзя смотреть - от этого заболят глаза. Конечно, тогда же я попробовала посмотреть, и, конечно, глаза заболели. Я ведь во всем верила маме и автоматически, не отдавая себе в этом отчет, испытывала предсказанные ею последствия. Но теперь оказалось, что мои глаза совсем по-другому устроены, и их возможности должны быть гораздо обширнее.

Так, на солнце я могу смотреть без боли, но толку от этого ноль. Вижу маленький яркий диск, и всё.

А если "всмотреться"? Но не так, как я всматриваюсь в предметы, чтобы видеть сквозь них, а как-нибудь иначе? Командор суживает зрачки в горизонтальные щели - так я тоже попробую, но пока возьму пример с кошек: сужу в вертикальные. Небольшое усилие, концентрация внимания на радужных оболочках и мысленное сжимание их по "бокам"...

Ого! Небо стало темным, а солнце - красно-фиолетовым с отчетливой желтой короной из красивых петлевидных струй-всполохов. Ух ты!

Наверное, я могу различать цвета, которые люди не видят. Наверное, я их всегда различала, только не понимала этого.

Ночью я решила продолжить опыты и попытаться рассмотреть звезды, но правильно настроить глаза мне долго не удавалось. Потом, случайно, я абсолютно расслабила глазные мышцы и перенесла внимание в центр собственной головы...

Звездное небо перестало быть темным. Оно расцветилось дымками и сгустками, из которых повыныривали невидимые прежде светила, оно даже зашевелилось! Космос вообще, ни в одной точке, не был черным!

Попробую-ка расслышать звуки!

-- Ты не замерзла? -- раздалось в этот момент у самого уха.

Это был Виктор. Я вовремя одернула себя, чтобы вернуть глазам нормальный вид и не посмотреть на него неизвестно чем. Бак, на котором я устроилась, слишком хорошо освещался, и Виктор мог бы заметить.

-- Нет, на мне теплая одежда, -- ответила я.

Я, действительно, надела подарок Командора, который оказался очень удобным и мог сойти за терморегулирующий костюм.

-- Ты словно на курорте побывала, -- сказал Виктор, излучая доброжелательность и несильное смущение. -- Такая красивая...

Ой. Такое мне сказали впервые в жизни. Правда, что ли? Может, Белый в рационализаторском порыве вставил мне в лоб невидимый обаеватель... обаёвыватель?

-- Не хочешь изменить привычкам и появляться в форте чаще? У нас теперь бывают интересные гости.

-- А Королева? -- тут же спросила я.

Это было действительно важно. Она боялась присутствия на Острове Командора, как он считал - из-за его конфронтации с богами, но что, если я тоже - персона нон грата? По чьему велению меня забрал из дома "Мистификатор"?

-- Виктор, смени Стаса! -- донеслось из темноты, и на бак поднялся Тим.

Виктор, позволив себе лишь намек на кривую ухмылку, ушел.

-- Королева вернулась? -- повторила я свой важный вопрос.

Тим остановился рядом и оперся о фальшборт.

-- Да, через месяц после отлета Командора, -- ответил он, опустив глаза. -- Нетрудно вообразить, что было с Германом.

Так, он знает про историю с роком... У меня внутри образовался противный комок, но, пересилив себя, я уточнила:

-- Разве Командор не скрыл от него свой отлет?

-- Скрыл, -- кивнул Тим. -- Заслал его подальше и поглубже. Потом Королева морочила, сколько смогла, но он ведь слишком умный... Ты исчезла.

Он замолчал и перевел взгляд на тьму. Я почувствовала исходящую от него легкую неприязнь. При том, что Тим относился ко мне в действительности очень хорошо, это означало, что он считает меня в чем-то виноватой. И что же я невольно натворила? До Германа дошло - раз он никак не умирает, хотя Командор покинул Землю, значит, мне удалось-таки избавить его от рока, и он распереживался? Ах, да, по словам соседки, меня летом искал очень обеспокоенный мальчик.

И почему мне его совсем не жаль?

-- У тебя серьезно не было возможности дать нам знать, где ты? -- мягко-обвиняющим тоном завершил паузу Тим.

Конечно, я не должна была ни перед кем отчитываться (по крайней мере, пока прямо не потребуют отчет), и тон Тима копировал тон взрослого, выговаривающего без спросу ушедшему из дома ребенку: "Конечно, мы за тебя волновались, ты должна об этом подумать".

-- Не было, -- честно ответила я.

И хватит. Врать не хотелось, а рассказывать правду - выше моих сил. Пусть они все будут хуже ко мне относиться, чем я навсегда их потеряю.

-- Верю, -- сразу отозвался Тим.

Они с Денисом были друзьями. Он не мог не выпытать у Даниила Егоровича информацию о состоянии Дениса, а от этого уже можно было прийти к определенным заключениям - хотя бы, что мы испытали нечто жуткое. Конечно, про отца Тим не упомянул:

-- По интонации Капитана-Командора, когда он осенью переспросил, действительно ли тебя уже год никто не видел, стало ясно: дело крайне плохо.

Мне очень сильно захотелось, чтобы Тим еще что-нибудь рассказал о том, как беспокоился Герман. Мне очень-очень нужно было, чтобы он за меня беспокоился. Нужнее воздуха, уж точно.

Но очередное молчание Тима говорило, что не все так прекрасно. Я ощутила ту же тревогу, какой уколола меня дома Лена. Всё меняется.

-- Ася, -- глухо произнес он, -- когда окажешься на Острове и увидишь что-то... неправильное, пожалуйста, не торопись делать выводы. Просто посмотри немного дольше, чуть-чуть подожди, и всё поймешь. Не позволяй никому воспользоваться этим... неправильным. Такие, как Витька, еще будут, но ты не отвлекайся на них.

-- Да что случилось-то? -- перебила я, когда количество тревоги в моей крови превысило все допустимые пределы. -- Что значит - не отвлекайся? Я не должна разговаривать с парнями?

Тим вздохнул.

-- Витька не просто разговаривал, а подбивал клинья, разве нет? Ты многим нравилась, завтра понравишься еще больше, и если раньше их сдерживало уважение к Герману, то сейчас...

Бр-р-р-р! Вот это новость!

-- Герман утратил уважение парней? -- безмерно удивилась я.

Неудачливый темнила Тим спал с лица.

-- Нет!

Он явно метался между нежеланием говорить на заведенную тему, подкрепленным невозможностью подобрать нужные слова, и стремлением спасти нечто "правильное".

-- Ну, ты сама все увидишь. Только, прошу тебя, не торопись и не отворачивайся от него.

Сказав это, Тим быстро оставил меня в одиночестве, но рассматривать космос уже не хотелось.

Что "неправильное", связанное с Германом, могло случиться на Острове?!

Поза оскорбленной гордости, в которую я уже давно себя поставила, принимаемая моим телом при малейшем воспоминании о Германе, прекратила сковывать меня под давлением необъяснимой тревоги. Как говорил Денис, надо взять себя в руки и посмотреть правде в глаза: на Остров я еду к нему. Он сильнее, чем плен и чем страсть к приключениям, связывает меня с Островом.

С Землей.

Мне очень нужно, чтобы ожить окончательно, снова ощутить его густо-темный взгляд, который не просто рассматривал, а любовался, вливая мне в душу могучие потоки искрящейся силы. Может быть, это - память о взгляде Германа - увидел Белый в первую нашу встречу, назвав "источником энергии"? Тогда он, действительно, значит в моей жизни чрезмерно много...

Но, по большому счету, я его очень плохо знаю. Что мне от него доставалось? Кроме бесценного взгляда - пара колкостей, сутки бдения у моей постели и умопомрачительные случайные прикосновения. А если быть рядом с ним постоянно невозможно? Он - упертый ученый, способный найти интересное даже в пустом месте, жесткий командир, ослушаться которого и в мыслях ни у кого из его экипажа не было. Вдруг в нормальной жизни он узколобый и деспотичный?

Это абсолютно неважно.

Только его взгляд и прикосновения важны. Только его присутствие. Хоть где-то. Но лучше - рядом.

"Мистификатор" подошел к Острову ночью. Дозорные форта увидели его и отсалютовали тремя белыми вспышками, но никого будить не стали, поэтому встречающих не оказалось - только пальмы качали лохматыми верхушками, да теплое марево выползло из тропического леса, чтобы обнять меня. Пустой берег залива был тих, если не считать шуршащего по редким камням прибоя.

В форте, что находился в километре от пристани, светилось два окна в дозорных башнях, обозначая его крайние точки, а девичья деревня вдалеке неразличимо сливалась с лесом - там все спали.

-- Переночуешь в гарнизоне? -- спросил Тим.

Я хихикнула, вспомнив, что в форте из свободных помещений - только камера Дениса, и отказалась.

-- Спасибо, пойду домой.

-- Есть у нас гостевые комнаты! -- возмутился Тим, поняв причину отказа.

Точно, Виктор ведь говорил, что на Острове бывают гости.

-- Все равно. Я по домику своему соскучилась.

Это правда. Когда я окончательно поняла, что должна подыскать себе другое обиталище вместо родительского дома, мне захотелось поскорее начать обустраивать домик. Для этой цели в моем багаже приехало несколько красивых штучек и масса всего, от чего я освободила свою комнату в Солнечном.

-- Хорошо, -- согласился Тим. -- Влад, Рустам, проводите Асю!

Не успела я и глазом моргнуть, как парни подхватили мои вещи.

-- А ты надолго! -- одобрительно хмыкнул Влад, не ожидавший такой тяжести от дамской дорожной сумки.

-- Вот и замечательно, -- буркнул под нос Рустам, не глядя на меня.

Он был из прежней моей команды. Предатель. Какая ерунда.

После всего, через что мне пришлось пройти за пределами земной атмосферы, я уже не могла ни на кого из них сердиться.

-- Я тоже рада, -- искренне ответила я, и этого было достаточно.

Рустам тут же вскинул на меня глаза, убедился, что я ни с кем его не перепутала, и решил поставить более жирную точку:

-- То есть мир?

-- Мир.

Некую торжественную паузу почему-то выдержали все присутствующие.

Потом Тим отправил оставшуюся не у дел команду отдыхать, а сам забрал у меня из рук рюкзак, включил фонарь и повел нас через лес. Он боится оставлять меня наедине с ребятами?

-- Приходи утром, -- замогильным тоном предложил он, едва мы вошли в мой домик, и вытолкал Влада с Рустамом за дверь.

Желание куда-либо идти у меня пропало. И не нужно мне совсем никуда идти...

Спать в домике, который выглядел заброшенным, тоже не хотелось, и я, чтобы отвлечься от беспокойных мыслей, занялась обустройством.

Итак...

Вот было бы здорово, если бы Герман сам сейчас ко мне пришел и объяснил, что происходит. И сказал, что ничего больше нам не мешает. Да просто пришел! Уже вернулись беспокойные мысли...

Итак, здесь тесно. Сносим одну стену - ту, которая отгораживает от меня океан. Откидываем ее на землю, теперь она будет полом. Потолок с крышей держатся на стойке - деревянном брусе, им хоть бы хны. Кстати, мансардой я раньше совсем не пользовалась, а теперь... Половину потолка снесу, а на оставшемся "балкончике" поставлю кровать. И диван теперь у меня будет, и стол, и кресло. Внизу.

Из тех досок, которые были частью потолка, сделаю навес над бывшей стеной, а теперь полом - это, стало быть, веранда. Стены веранды вырастут сами - из здешней травки, которая уже к утру станет кустиками и сама собой тесно переплетется в широкие плоские косички. И так вырастет, чтобы при этом получилось четыре больших окна. Потом придумаю, как сделать легкие занавески. Веранда ведь. О! выращу еще какую-нибудь жемчужно-голубую травку в виде кружева! Кстати, не попробовать ли мне выращивать одежду? И обувь? Ведь теперь мне придется жить без маминых денег и, следовательно, без магазинов.

Когда я закончила сооружать навес и принялась заговаривать траву для стен, меня посетило почти забытое уже ощущение невидимого присутствия.

Это Королева.

-- Здравствуйте, Ваше Величество, -- сделала реверанс я.

За реверансом она и явилась. Ответить сейчас она не может - нет никакого устройства для извлечения звуков, а я не научилась общаться с духами иначе. Командор вот как-то умел ее понимать. Или мы спиритический сеанс проведем?

Теплый ветер, слабый, но более плотный, чем может быть ветер, скользнул по моей голове, а потом по лицу.

Если бы я была незваным гостем... мне известно, как выражает недовольство Королева, поэтому со всем теплом, какое смогла сконцентрировать в голосе, я ответила:

-- Спасибо.

Невидимое присутствие перестало ощущаться. Может быть, Королева или кто-то из ее слуг все еще находились здесь, но не демонстрировали этого. Следовательно, от меня никаких знаков внимания больше не ожидалось, и я могла продолжать.

В полу веранды оказалась дыра - бывшее окно, на котором раньше устраивались мои гости, и любила сидеть я сама. Просто заделывать ее не хотелось. Дыры иногда оказываются очень полезными - если хочется куда-нибудь выйти, например. В другой мир или просто незаметно уйти из дома... Ну зачем хорошей дырке пропадать? Я ее замаскирую, а потом, под настроение, пророю куда-нибудь ход.

За декорированием пола меня и застал рассвет. Прежде нелюбимое время суток должно было преобразить сад, и мне очень захотелось проведать свои "экспериментальные культуры": что с ними сделали время и Валины хозяйственные руки? Я боялась сбоя в, прямо скажем, необдуманных модификациях, который мог бы проявиться в следующем поколении, и трезвого практицизма, из-за которого Валя могла бы истребить что-нибудь, с ее точки зрения, ненужное в пользу чего-нибудь вкусного.

Но ничего такого не произошло. Сад процветал во всех смыслах и за время моего отсутствия разросся вглубь леса. Новые растения выглядели точно так же, как родители, и плодоносили, судя по всему, следуя родительской программе. Под кустами не валялись гнилые плоды, а на стеблях сахарных цветов виднелись свежие срезы. Меня явно не раз вспоминали добрым словом.

Впрочем, в этом выводе тут же заставил усомниться раздраженный возглас, донесшийся от входа в сад:

-- А! А! И где ты столько пропадала?!

Ничего дружелюбного в нем не звучало. Меня всегда озадачивало Валино ко мне отношение.

Но, увидев ее лицо, взволнованное, со следами уходящей тревоги, поняла - она просто устала ждать. Быстрым шагом, почти бегом, Валя влетела в сад и чуть не повалила меня на грядку с хлеботыквами.

-- Точно, ты! -- резюмировала она, осматривая со всех сторон. -- Что изменилось, не могу понять, но это ты!

Сама она тоже изменилась, и тоже неуловимо, поэтому я ни на секунду не расстроилась и, смеясь, спросила:

-- А кого еще ты ожидала здесь увидеть?

Она тоже рассмеялась самым настоящим радостным смехом, за который мне захотелось построить для нее еще один замок.

-- Ну и вымахала!.. Никого не ожидала. Просто какое-то время я на сто процентов была уверена, что ты больше не вернешься. Чувствовала... ерунду какую-то.

Так. У Вали есть интуиция, и она ей доверяет.

-- Я всегда хотела вернуться, но какое-то время не могла, -- уклончиво объяснила я.

Она осуждающе покачала головой.

-- Секреты, секреты. А ты ни с кем случайно не загуляла?

Никакой иронии. Вопрос задан очень серьезно. Как будто ответ крайне важен. От растерянности я стала перебирать в памяти приключившееся за год. Ладно хоть, это не сложно. На "загул с кем-то" ничто не тянуло.

-- Ну... нет. А что?

Валя на миг сжала губы.

-- Ничего. Ты долго еще собираешься здесь возиться?

-- Нет. Собиралась на завтрак в форт. Тим сказал утром прийти.

Тим теперь за главного. Его пожелания все равно, что приказы, не обсуждаются, и сомнений в их рациональности возникать не должно. Поэтому я очень удивилась, когда Валя сказала, потянув меня за руку:

-- Нечего там делать. Девочки все в замке, прибирают после гостей. Идем, поможешь, заодно и позавтракаем.

Это сообщение удивило меня еще больше, и я, еле успевая переставлять ноги, чтобы угнаться за набиравшей темп Валей, оставив в стороне вопрос о неповиновении (в конце концов, Валя главная по хозяйству, и может привлекать для работ, кого считает нужным) уточнила:

-- Каких гостей? Замок не забросили?

-- Нет! -- через плечо ответила она. -- Как гости делегациями повадились, мы решили, что размещать их самое то в замке. Перекрытий в башнях добавили, получились жилые комнаты для сопровождения. Проблема в том, что им там нравится! Фиг выгонишь! Саротано вот целых две недели гостило. Навели там такой бардак, что целый субботник впору устраивать.

Небрежно оброненное слово царапнуло пребольно, и я споткнулась о корень дерева.

-- Саротано? Они с нами еще какие-то дела имеют?

-- Дак и не прекращали иметь. Пока ты приключения искала на свою... они нас и раньше навещали. Не мы ведь виноваты в случившемся, а враги Королевы. К тому же, младшего царевича спасли с такими спецэффектами, что... уважают они нас, короче.

-- Ясно, -- больше на собственные мысли, чем на Валино объяснение, отозвалась я и попробовала подвести разговор к тому, что тревожило: -- Еще какие новости?

-- Представляешь, двух коров завели! -- с готовностью сообщила Валя. -- А доят их по большей части парни!

Улёт. Но явно не это имел в виду Тим.

-- А еще?

-- Ну... -- Валя излишне внимательно посмотрела на обвесившие придорожный куст цветы. -- Новенькие появились. Четверо ребят двенадцати лет... еще двое было, но они решили не оставаться, а этим нравится. Один - брат Игоря, который с "Каравеллы", другой - племянник Стаса, а двоих каким-то образом нашла Королева. И... увидишь, в общем.

Последнюю фразу она пробормотала едва слышно, и я догадалась, как сильно ей не хочется говорить о ком-то еще.

Но мы уже и пришли.

III

В замке уборка только началась, но весьма бурно. Девочки стремились поскорей управиться, чтобы вернуться к нормальной жизни. Я заметила, что ларцы и сундуки исчезли из комнат, а вместо них появились кровати-раскладушки, штук по шесть в каждой комнате. Ну, понятно, ведь и младший двор Саротано, насколько я помню, не маленький - два принца, три принцессы, да еще человек двадцать свиты. Благодаря этой компании замок приобрел очень даже обжитой вид. Использовалось в нем все.

-- Привет! -- крикнула Галя и не поленилась пробежать через весь зал, чтобы чмокнуть меня в щеку. -- Наконец-то!

-- Привет! -- выглянув из когда-то своей комнаты, кивнула Оля. -- Сейчас освобожу руки и пощупаю, не привидение ли ты!

-- Аська пришла?! -- на самой высокой ноте раздался из башни голос Юли, после чего там что-то задребезжало и грохнулось.

Аля с достоинством высунула голову в зал и сдержанно улыбнулась.

Действительно, все девочки были в сборе. Я ответно чмокнула Галю, улыбнулась Але, подставилась под ощупывание Оле и стала помогать Юле собирать с пола рухнувшую посуду.

-- Ничего, не много работы сегодня, -- смеясь над собственной неловкостью, сообщила она. -- Саротановцы научились пользоваться посудой и туалетом. Осталось только подмести пол, да замочить белье и шторы. Постирают их ночью гномы какие-нибудь.

-- Если других дел не найдут, -- заметила Аля.

-- Кто? -- я надеялась, что ослышалась.

-- Да не знаем, кто, -- еще веселее рассмеялась Юля. -- Но кто-то в замке постоянно помогает, причем приходит из мирка: то новую посуду принесет, то пол помоет...

-- И продукты постоянно подсовывают, -- добавила Оля.

Это, впрочем, новостью не было. Когда мы жили здесь втроем, запас продовольствия пополнялся с оптимистическим постоянством - Королева обязала кого-то из поклонников поддерживать кладовые в наполненном состоянии. У них, могучих духов, это нормальная практика...

Подумав об этом, я на миг вспомнила мешки с едой и глиняные кувшины, стоявшие около грибоподобного дома Жадного Бога, и его самого, держащегося красными руками за сотрясаемые смехом складки огромного живота. По непонятной причине воспоминание отдалось болью в затылке.

Валя жестом, имитирующим боксерский джеб, ударила стену. На месте, куда пришелся ее кулак, оказалась полупрозрачная красная кнопка - нечто новое для нашего замка - и, обращаясь к этой кнопке, она не допускающим возражений тоном сказала:

-- Тим, Асю я забрала в замок - нам помощь нужна!

Кнопка тут же откликнулась насмешливым голосом Тима:

-- Понял тебя. У вас скоро будет сквозняк, идут наблюдатели.

Зло глядя на кнопку, Валя поджала губы (опять!) и резковато поинтересовалась:

-- Кто?

-- Кто надо, -- ставя ее на место, но с примесью чего-то, похожего на фатализм, ответил Тим.

Валя не сдавалась:

-- Но хоть без довесков?!

Короткое многозначительное молчание.

-- Конец связи.

Эти слова были произнесены с отлично скопированной властной интонацией Капитана-Командора. За время исполнения его обязанностей характер Тима очевидно испортился - всегда стремившийся сглаживать конфликты, Тим стал гораздо жестче.

Валя беззвучно выругалась и отвернулась от стены.

Такие, значит, новости. В замке установили стационарный переговорник. Замечательно. Больше никто никого тут не заблокирует, во всяком случае, надолго. Носить мобильные переговорники девчонки всегда отказывались, считая их громоздкими даже в виде браслетов, но в удаленном от форта замке такое устройство все же необходимо. Это раз.

Островитяне научились прогнозировать сквозняки третьего портала. Это два.

Валя, как и Тим, ограничивает мои встречи с парнями, но цели у них разные: она не хочет, чтобы я кого-то увидела, а он хочет, чтобы увидела и посмотрела внимательно. Это три. Припирать Валю к стенке бесполезно, кроме того, очевидно, что скоро всё само собой прояснится.

Поэтому я не стала ни о чем ее спрашивать и, готовясь к явно неприятному грядущему, шутками отбивалась от замечаний девчонок о моей внешности: где я взяла такую фигуру, чем меня поливали, что я так выросла, почему на мне такой странный для тропиков наряд и прочее в том же духе. При этом, естественно, работала: собирала изрядно замусоленное постельное белье и складывала раскладушки.

Прачечную устроили в бане. Там теперь стояли огромные корыта, в которые девочки натаскали из кухни горячей воды. В двенадцать рук мы натерли простыни мылом и утопили их в корытах.

-- Есть хочу! -- подвела итог Аля.

-- Галя, посмотри, в кладовке что-нибудь вкусное осталось? -- попросила Валя.

Галя послушно отправилась в подвал другой башни, а мы вернулись в зал.

По пути я исподтишка рассматривала Алю. Ей взросление пошло на пользу. Конечно, она не стала еще красивее, это невозможно, но ее обычная отстраненность теперь не жалила высокомерием, а обдавала какой-то смиренной грустью. Она хранила некую тайну, и это безотчетно видели все. Валя относилась к ней теплее, а Галя, прежде подруга, наоборот, держалась подальше.

Будто забыв про голод, Аля прошла через зал, вошла в башню и стала подниматься по лестнице. Я подумала, что она собирается прибрать какой-нибудь из приспособленных под жилье этажей, и двинулась следом, но этажи оказались уже прибранными. Аля залезла на самый верх, на смотровую площадку, и замерла, повернувшись к океану.

Решив спуститься обратно, я случайно посмотрела на холмистое поле, лежавшее перед замком, и остановилась.

Ребята обозначили портал сложенным из камней широким кругом, за пределы которого он, видимо, уже не смещался. Странно. Несколько раз мне приходилось через него выходить на Остров, один - с Острова, и каждый из них портал находился не в круге, а гораздо дальше. Он тоже стал постоянным?

Следом за мной поднялась вездесущая Валя. Ни поле, ни океан ее не интересовали - она посмотрела сразу в сторону недавно появившейся тропы, соединявшей замок с фортом. И застыла.

Из-за скалы нестройной толпой выходили парни. Во главе с Тимом. Ну и что?

У меня от радости перехватило дыхание , когда я поняла, что сейчас увижу Германа. Я почувствовала это - он здесь! - до того, как разглядела его в толпе. Разглядев же, приросла к нему взглядом.

...Нет, что бы я ни говорила себе, запрещая думать о нем и его вспоминать, он всегда значил для меня гораздо больше, чем кто-либо другой. Глаза просто отказывались смотреть на хоть что-нибудь, кроме него, и все в его облике было огромно, значительно, важнее и прекраснее всего, что вообще есть в мире...

Глаза - одно, а любопытство - другое. Мой мозг подчиняется не только глазам, и любопытство заставило меня искать в толпе то, что выбило из колеи Валю. Нашлось оно быстро. Она.

В толпе парней шла девочка.

Издалека она была очень похожа на Дину Лаврову, и я непроизвольно вздрогнула, вообразив, что это Дина и есть. Ее появление на Острове вовсе не было невероятным - я сама обдумывала такой вариант, когда мы пытались спрятать от Магистров ее любимого и выходило, что Остров идеально для этого подходит. Но спустя очень долгую секунду поняла, что Дина никак не могла здесь оказаться: она улетела с разоренного Великого Магистрата на родную планету Кристо, и не существует силы, способной ее от него оторвать.

Незнакомая девочка походила на Дину только длинными темными волосами и красивой ладной фигурой - поняв это, я облегченно выдохнула. Валя зачем-то взяла меня под руку, словно боялась, что я упаду, и вскоре до меня дошло, почему.

Девочка держалась рядом с Германом, причем очень свободно, как член его команды. Как будто место рядом с Германом было ее местом.

Я не успела ничего почувствовать в связи с этим открытием, потому что из памяти моментально всплыли слова Тима: "Посмотри немного дольше, подожди, и поймешь..."

-- Эля, -- почему-то сказала я.

Валя громко фыркнула.

-- Ну что-о-о ты, -- ядовито-ласково протянула Аля, -- Эльвина. Для друзей просто Нора.

-- Лично я ее называю Линкой, -- вставила Валя. -- Она бесится.

Несчастная умудрилась настроить против себя антагонистичных Валю и Алю.

Я смотрела.

Эля подняла голову, обежала глазами все окна замка и увидела меня.

Ее взгляд сказал все. В него она старательно вложила и презрение, и демонстративное торжество. Переведя на Германа, наполнила его приторной нежностью, возвращая ко мне - решительной агрессией.

-- Артистка! -- простонала Валя, от которой ничего не укрылось. На таком-то расстоянии!

-- Наглядное пособие по курсу "Как достать парня", -- опять нараспев прокомментировала Аля.

Кто-то из парней тоже заметил нас и махнул рукой. Мы не ответили: для Вали с Алей приветствие осталось незамеченным, а я не смогла, поскольку в мою правую руку накрепко вцепилась Валя, а левой я держалась за стену, чтобы не упасть под Валиным напором.

Вся компания, включая Тима, экипаж "Тайны" и трех человек из гарнизона форта, остановилась около каменного круга, и я заметила, что его высота доходит ребятам до пояса. Герман, как до этого его спутница, мельком оглядел замок, но я не стала ждать, когда же он меня увидит, и что сделает потом. Я наблюдала за Элей.

Остановившись, она тут же взяла его под локоть и снова вперила в меня победный взгляд. Валя зашипела.

-- Аська, -- умоляющим тоном вдруг заныла она. -- Он ее просто не замечает, как муху назойливую... Она везде за ним бегает, он уже и привык!

Аля едко усмехнулась:

-- Ну да. Торчит рядом, и все. Говорит всем: "мы с Германом", "нам с Германом", "нас с Германом" - чтобы все поверили: они вместе.

Теперь ясно, чем Эля ее разозлила: Але претило такое поведение. Чрезмерно гордая, она никогда не подходила первой к Юрке, никогда не приходила к нему домой и никогда первая с ним не заговаривала, и, кроме того, что Валя назвала "историей с дефлорацией" больше никогда о нем не рассказывала. Будто их связь ничего для нее не значила и была важна только ему.

-- Как-то влезла к нему в каюту на "Тайну", хотела в кровати устроиться, -- продолжала Валя. -- Так вылетела оттуда вся в слезах и потом три дня рыдала. Что уж там увидела, не знаю. Но ничего - утерлась и принялась за старое.

-- Похоже, для него это нормально, -- стараясь держать равнодушный тон, сказала я. С чего они вообще взяли, что мне вся эта возня интересна?! Неужели я раньше чем-то выдала свою зависимость от Германа?

-- Говорю же, он привык и ее не замечает! -- тут же с жаром возразила Валя. -- Он сам не свой был, когда она тут появилась. Честно, ничего не замечал, как во сне ходил, как на автомате жил. А она сразу давай головой вертеть, к кому бы пристроиться. Причем из командиров выбирала: в Юрку глазками стреляла, но поняла, что Альке не конкурентка, перед Тимом попой крутила, но он ей что-то наедине объяснил, и только после этого к Герману пристала. Подает ему еду, садится рядом, прижимается - он не гонит, приходит домой поболтать - что-то отвечает, устраивается вместе с ним на собраниях - опять не прогоняет. Как валенок, ей богу! А этой дуре и достаточно - главное, что другие видят и думают, какой у нее парень!

Как сложно. Непонятно. Эля, наверное, более земная девушка, чем я. И Валя тоже, раз легко разгадала ее маневры. Хотя, если бы не такая резкая антипатия, она могла бы рассказать о них иначе - добрее - но Эля явно не относилась к тем, кого Валя стала бы защищать. Почему? Похоже, новенькую угораздило каким-то образом противопоставить себя островитянкам. Наверное, она использовала для этого стандартный прием - показала, что ей интереснее проводить время с парнями, чем с девчонками и их мелкими хозяйственными заботами. Конечно, это их оскорбило.

Может, всё совсем не так. Может, для Эли Герман значит то же самое, что и для меня, то есть жизненно много?

Дениса бы сюда, он бы мигом разобрался. Но его нет. Попробую сама.

Всмотреться, настроиться на "фильтрацию"... Что получается?

Герман наполнен и окружен золотистым сиянием, устремленным ко мне...

Потом, попозже, сойду с ума от счастья, а пока надо разобраться с Элей - при любом раскладе я не хочу делать ей больно.

От Эли исходило нечто фиолетовое, недалеко и неярко. Если бы здесь был Денис, ей бы не поздоровилось. Он терпеть не может игры в любовь. Ой, то есть, терпеть не мог...

Короткий порыв горячего ветра поднял все длинные волосы на поле. Сквозняк.

Осознать это и подготовиться, впрочем, никто не успел - наша с Элей пантомима по-серьезному отвлекла парней от повода для визита, и расплата за любовь к мелодрамам оказалась стремительной и неотвратимой: из портала с криками вырвалась целая орава существ неопределимой с первого взгляда видовой принадлежности. Когда мы все опомнились, несколько дрыгающихся темных пятен успели преодолеть каменный барьер и брызнуть от него в стороны: одно полетело прямо на нас, к нашей башне, еще одно - в сторону океана, а третье, самое быстрое и маленькое, которое, кроме меня, никто и не заметил, - в лес.

Парней-наблюдателей оказалось слишком мало для такого нашествия. Все бросились в круг, выталкивать чудовищ в их родной мирок, и лишь Тим остался, чтобы заметить, куда направились беглецы. Проследив за гигантской птицей, вылетевшей в океан, он отдал в прицепленный к руке переговорник распоряжение и побежал к замку. У нас уже было чем заняться.

Крылатое существо летело, не разбирая дороги, и врезалось в башню аккурат под окном, у которого стояли мы с Алей и Валей. Слепо трепыхаясь в падении, оно все же пыталось пробиться вперед и ввалилось в самое нижнее окно - слуховое окно подвала, где располагалась кладовая.

-- Там Галя! -- в унисон выдохнула Аля, завопила Валя, подумала я, и мы бросились вниз по лестнице.

-- Что, такое впервые? -- перекрикивая доносившийся из подвала беспорядочный шум, на бегу спросила я.

У ребят из подручных средств были только форменные кортики, а здесь явно полезнее были бы щиты. Гостей пришлось выталкивать голыми руками.

Вообще, вторжение это какое-то несуразное...

Конечно, возможна такая случайность: например, звери, сбившись в кучу, спасаются от пожара, например, или от охотников, но чтобы ни жить ни быть у них на пути оказался сквозняк? Впрочем, объяснение логичное.

-- Да, не припомню ничего подобного! -- ответила Валя.

-- Галя, отзовись! -- крикнула Аля, и мы остановились, чтобы расслышать ответ.

-- ...есь я! -- довольно бодро донеслось из подвала, и стало тихо.

Почти кубарем мы преодолели последний этаж. В подвал хода не было: ведущая туда деревянная лестница оказалась разрушена. Распластавшись на полу, девочки осторожно заглянули в люк.

-- Черт! -- громко сказала Галя.

Это слово не считалось слишком грубым ругательством даже по меркам Капитана-Командора, а Галя в нынешней ситуации могла позволить себе и что-нибудь покрепче, тем более, что мы заслонили ей свет, но только она не ругалась. "Фильтруя" сквозь доски перекрытия, я разглядела существо, находившееся с ней в кладовой. Это был черт. С крыльями по типу летучей мыши. Во всяком случае, очень напоминал классические изображения черта с узкой вытянутой мордой, стоящими торчком козлиными ушами, небольшими изогнутыми рожками, узловатыми длинными руками и редкой прозрачной шерстью. Только ноги у него были не козлиные, а, скорее, птичьи. Существо прижалось к стене возле разрушенного шкафа и не сводило с Гали маленьких, целиком черных, глаз. Стоявшая у стены напротив Галя тоже неотрывно наблюдала за ним, наклонившись вперед и уперев ладони в бедра - готовая отразить внезапный удар. Существо, судя по всему, это понимало. Между ними уже состоялся короткий бой, закончившийся для него неожиданно.

Даже не пытаясь рассмотреть эмоции, я видела, что она не испытывает страха. Наоборот, нечаянная возможность подраться жутко ее обрадовала, и я не сомневалась, что именно она прервет эту минуту затишья. Тренировки у террористов, они не проходят бесследно...

То же самое решил Тим, оценивший мизансцену через слуховое окно, и Галин вариант развязки ему не понравился. Возможно, парни и стали доить корову, но своими собственными обязанностями они делиться с девчонками не собирались. Он не был бы собой, если бы позволил ей самостоятельно себя защитить.

Змеей просочившись в слуховое окно и наплевав на трехметровую глубину подвала, Тим нырнул в темноту и приземлился на четвереньки между Галей и пришельцем.

Досматривать я не стала, хотя выражение лиц обоих было многообещающим. Хана черту.

Меня беспокоило оставшееся незамеченным маленькое существо, метнувшееся в лес. Найти его и вернуть на родину до окончания сквозняка я, конечно, не успею, но как бы эта птичка не натворила тут бед...

Я вылетела из замка, проскочив мимо присевших в ужасе Юли и Оли.

Из чужих ни на поле, ни в огороде портала никого уже не было. Из сквозняка по одному выходили парни, у троих я заметила пятна крови на рубахах, а у кого-то была большая рана на голове, но выбрались все, и все держались на ногах.

Кроме Эли. Она сидела на траве, прижимая ладонь к щеке. Уже на бегу, я краем глаза заметила, как Герман присел перед ней на одно колено...

Я вбежала в лес, думая, что со стороны выгляжу до идиотизма глупо.

Не судьба мне покидать это поле с достоинством, что ли?

Уже в лесу я услышала отрывистый резкий крик и пошла на него, раздвигая спутавшиеся с ветками лианы. Но он не повторился, и мне пришлось снова настраивать глаза, чтобы найти в зарослях незваного гостя. Благо, животных на Острове почти не было, и это упрощало задачу.

Как и следовало ожидать, перепуганный зверь, не сумевший сориентироваться в незнакомом месте, влетел в самые тесные кусты, запутался крыльями в лианах и висел в метре от земли, вяло подергиваясь и страдальчески всхлипывая. Это было нечто вроде крылатой ящерицы с короткой шеей и небольшой аккуратной головой с поперечным гребешком и плоским носом, показавшимся мне отдаленно знакомым. Его туловище, гладкое и черное, размером не превосходило мою руку от запястья до локтя; лапы, как задние так и передние, заканчивались длинными когтистыми пальцами и были значительно короче росших из середины спины кожистых крыльев - они никак не могли дотянуться до стеблей, чтобы их выпростать, а морщинистый хвостик беспокойно шевелился.

Заметив его в кустах, я подошла слишком быстро, и несчастный зверь резко дернулся, вскрикнув от боли. Стараясь двигаться плавно, я села так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, и мысленно направила на него холодный обезболивающий поток. Птицеящер внимательно посмотрел мне в глаза и перестал дрожать. Расслабленные задние лапы легко выскользнули из переплетения стеблей, правая передняя спокойно повисла, а левая сильнее вцепилась в ветку, сопротивляясь падению, которое доломало бы крыло.

Внезапное доверие невиданного существа покорило меня, и я забыла об осторожности. Подставив свои колени ему под задние лапы, я начала холодными ладонями выпутывать крылья.

Точно, левое было повреждено: сломались две тоненькие косточки, без труда различимые сквозь кожу, чудом ее не распоровшие.

Какой-то этот зверек странно хрупкий. Может, детеныш?

-- Домой ты опоздал, -- тихо сказала я. -- Если захочешь, я тебя потом отведу. Будем лечиться?

Конечно, я не надеялась на абсолютное понимание, хотя после знакомства со кскривсой Диким Сердцем Из Лесной Чащи от любого незнакомца ожидала проявлений разумности. Существо было явно восприимчиво к эмоциям, и по тону должно было уловить отсутствие опасности.

Оно и уловило: легко пошло мне на руки и прижалось больным местом к груди. Проследив, чтобы косточки сложились правильно, я медленно понесла его к себе домой.

А дома уже поджидала меня моя совесть...

Он стоял посреди комнаты, напротив двери, расставив ноги и сложив на груди руки, одетый в переливающиеся синие брюки и черную кожаную куртку - такие же, как тогда. Он улыбался, и впервые в жизни я видела такую, переполненную ненавистью, источающую муторную злобу, инфернальную улыбку.

Хоть он изменился за прошедшие три года, я сразу его узнала: у моей совести было всего два лика: один - красивый, бронзово-загорелый, с взъерошенными вихрами и разноцветными глазами, а второй - этот - бледный, синеглазый, черноволосый. Красивый лик носил имя Денис, а этот...

-- Дарт, -- вырвалось из моего горла.

Улыбка исчезла. Осталась только ненависть.

-- Дарх! -- поправил он, выстрелив собственное имя с таким залпом бешенства, что я вздрогнула.

Давно, бесконечно давно мне не приходилось испытывать страха - и вот...

Но сейчас же у меня в голове что-то щелкнуло, и я поняла, что страх, наполнивший воздух комнаты, не мой. Дарх вызвал его из мира эмоций и сконцентрировал здесь, чтобы причинить мне зло. Так умеют делать Перворожденные.

И боги.

-- Ты жив, -- констатировала я на его родном языке. -- А другие?

Я хотела, я очень надеялась, что все они выжили. Но спасти людей с подводной лодки, погибающей на глубине двести тридцать метров, могло только чудо. Никто не выплыл тогда на поверхность - я знала точно, потому что долго вглядывалась в блестящие от фонарей "Мистификатора" волны.

-- Мертвы, -- подтвердил Дарх.

Он увидел мою боль, и истекающая из него ненависть разбавилась удовольствием. Почему из всех лиц погибших моряков я помнила только его лицо? Потому что только он тогда не хотел умирать. Отчаянно не хотел, даже когда все уже смирились, даже когда капитан считал, это лучший для него выход...

Дарх ненавидел меня до смерти - до моей смерти. Он желал, чтобы я умерла. Он мог попытаться меня убить и почему он медлил, было непонятно. Готовясь к поединку, я осторожно положила раненого птицеящера на кровать. В тот же миг моя кожа стала как будто толще - ее обволокла "броня" - а все тело потеряло вес и закаменело. Это инстинкт. В конце концов, даже сознавая свою вину, я тоже не хочу умирать.

Я встала перед ним, но он лишь покачал головой.

-- Что тебе нужно? -- не выдержала я.

Он снова широко улыбнулся.

-- Чтобы ты не существовала. Никогда.

Я не нашла в его языке достойного ответа и промолчала.

-- Целых девять месяцев я считал себя отомщенным. Я был свободен, хотя и не был счастлив. Теперь... ты видишь, да?

Это, действительно, было видно: он думал только обо мне. О том, как бы больнее, злее, приятнее со мной расправиться.

Догадка возникла из ниоткуда.

-- Ты не можешь убить меня своими руками? Почему?

Он удивился. Несильно - удивление не стерло с его лица улыбку. Он решил, что я пытаюсь его обмануть.

-- Потому что мне не понравилось умирать. А как обезвредить твоего выскочку-братца, я, увы, не знаю.

Я удивилась искреннее.

-- Он тебе не сказал?! -- понял Дарх и заколебался.

Он пожалел, что вывел меня на эту тему. Но было уже поздно. Ассоциативный ряд пронесся галопом. Выскочка-братец - это, конечно, Капитан-Командор. Именно такое мнение о нем сложилось у богов, и оно его откровенно забавляло. Что в нем вредного? Я вспомнила слова Белого Старшего: "Во всей остальной Вселенной уже очень подробно известна... э... привязанность к ней Младшего, и сознательно на нее никто покушаться не будет". Капитан-Командор тогда подавил мое желание спросить, о чем идет речь, но сейчас он помешать уже не мог, и в голове, как ответ, возникли его слова: "Нет больше Великих Магистров".

Это открытие настолько меня поразило, что "броня" исчезла.

Дарх рассмеялся.

-- Великий Командор Ветра - скромняга! Таким подвигом - и не гордиться!

Я растерянно хлопала глазами. Убить меня сейчас было бы проще простого, но Дарх действительно боялся это делать. Он подумал, что есть другая возможность испортить мне жизнь.

-- Смотри! -- сказал он и запустил в меня визуальную телепатему, которую я от неожиданности даже не попыталась отбить.

Картинка, развернувшаяся в моем сознании поверх реальности, была жуткой: церемониальный зал Великого Магистрата, просторный, но забитый людьми: Ветрами, Магистрами, бойцами Белого Командора, слугами; Капитан-Командор в зоне Правителей, возле открытого люка, со мной на руках... то есть, с моим трупом, отнюдь не первой свежести. Ужас. За нами стоит Белый Командор с Денисом. Димка Лавров держит тело своей сестры, но она-то, я знаю, жива, просто для ее пошатнувшейся психики такое зрелище - явный перебор. Все глаза смотрят на Капитана-Командора. Никто не в силах отвести от него взгляда. Он внешне спокоен, но воздух в церемониальном зале дрожит от его ярости. Все находятся словно под гипнозом и готовы исполнить любой его приказ. И уже совершенно ясно, что сейчас произойдет нечто непоправимое.

Магистры падают прямо там, где стоят или сидят. Некоторые слуги - тоже. Замертво. Срабатывает сигнализация, въезжают реанимационные автоматы, но они бесполезны. Для того, чьими глазами я видела сейчас кусок своего прошлого, это ясно: у виноватых в моей смерти погиб мозг.

Я моргнула, чтобы сфокусировать зрение на реальности. Капитан-Командор, без сомнения, знавший, что со мной происходит, поскольку я мысленно очень четко произнесла его имя, молчал. Значит, все это правда.

-- Ни слова, ни жеста, -- со злобным уважением пояснил Дарх. -- Только мысль. Короткая и мощная. Автор проклятия, Жадный Бог, сдох в тот же самый миг. Так что попытаться убить тебя может только слабоумный. А таких среди богов нет.

Лишь сейчас я заметила, что не слышу и не чувствую своего сердца. Оно остановилось.

Не может быть... Чтобы он из-за меня погубил столько людей... Не может быть.

-- Ты не в восторге, -- заметил Дарх.

Насколько обдуманной была атака Командора? Похоже, он сам не ожидал такого эффекта. И считал, что я его не одобрю.

Дарх не умел различать мысли, но он отлично понял мое настроение.

-- Так что тебе нужно? -- хмуро спросила я. -- Убить меня тебе слабо, зачем же ты явился? Извинения устроят?

Он наконец-то пошевелился - разжал руки, чтобы потереть друг о друга ладони.

-- Нет. Меня устроит, если ты сама захочешь умереть. Я выясню, что тебе дорого, и уничтожу это. Всё. Все твои достижения пойдут прахом.

Это уже деловой разговор. Хотя и очень неприятный.

-- Как?

Он глубоко вдохнул и резко выбросил руку в сторону лежащего на кровати птицеящера. Раздался сухой щелчок, на шее маленького существа вспыхнуло и сразу погасло пламя, а потом его лапки задергались в агонии.

-- Так, -- сказал Дарх. -- Для первого раза достаточно, но знай: преданные мне духи следят за тобой, и нигде всему, что для тебя важно, не будет безопасно. Еще увидимся.

Сказав это, он сделал шаг прямо на меня и исчез.

3. Важнее всего.

Кое-что от Дарха в моем доме, правда, осталось: связывающее волю ощущение обреченности. Должно было пройти долгое мгновение, прежде чем я смогла пробиться сквозь него и понять, что это всего лишь навязанное мне чувство.

Такими методами со мной еще никто не боролся.

Но это не значит, что ими меня можно победить.

Я поняла еще очень остро, что даже первый раунд пока не проиграла, но проиграю с секунды на секунду - если не попытаюсь спасти птицеящера и таким образом признаю могущество Дарха. Перебьется. Он вправе мстить мне, однако расплачиваться за свои грехи чужими жизнями я не намерена.

Мысленно чертыхаясь, я вцепилась в еще теплое искалеченное тельце...

Я действовала так, как привыкла за сотни раз исцелений, так, как получалось уже автоматически, но руки почему-то не нагревались, энергия не проникала в тело малыша, и его жизнь ускользала из моих пальцев...

"Включи сердце", -- шепнул кто-то мне в ухо.

Взведенная неудачей, я чуть не заорала, что именно этим занимаюсь, но тут же поняла, что дух говорит о МОЕМ сердце. Вот зачем оно нужно!

Я мысленно сжала его, и оно сразу послушно забилось. Ладони наполнились целебным теплом, и сердце птицеящера, сначала слабо и прерывисто, забилось тоже. Одновременно стали восстанавливаться сожженные ткани, и вскоре его биение выровнялось.

Я не проиграла.

Теперь пора думать. Дарх подкинул мне много информации для этого.

Радовало только одно: за Командора бояться не стоит. Угробив Жадного Бога, он перестал быть любимой жертвой всех богов вообще. Больше никаких подлянок они ему не сделают.

Остальное не радовало. Дарх способен пробивать каналы в пространстве, значит - появляться и исчезать внезапно... Тут что-то не то. Каналы Острова контролируются Королевой и ее духами - его должны были заметить. Или Королева заодно с ним, что на нее не похоже, или... Точно! Он прошел через третий портал с монстриками! Скорее всего, он и был тем, который улетел в сторону океана. Конечно! Он пролетел вдоль скалистого берега, потом развернулся и заявился ко мне домой. Капитан-Командор говорил, что боги могут менять облик. Тогда и всю свору сюда согнал он, для прикрытия... Из-за его стремления встретиться со мной пострадали парни.

Дарх пользуется услугами духов. Они, невидимые, могут оказаться везде и тоже способны пробивать пространство. Мне надо точно выяснить, что это за сущности и научиться их видеть. По возможности - обезвреживать (подходящее слово, мне понравилось).

А пока мне лучше никак не выдавать самое важное, чем бы и кем бы оно ни было. Визиты к маме исключены.

Да, до смерти жилось легче...

В задумчивости я не заметила, как тело подопечного перестало принимать мою энергию, и опомнившийся птицеящер теперь жмурился, тихо млея от ласкового тепла. Похоже, его придется носить с собой - во всяком случае, до того момента, когда мы навсегда расстанемся. Найти бы что-нибудь, свободное от богов. Если только другая планета...

Кто-то остановился на пороге.

Кто-то, кого я могла узнать, не глядя. Даже спиной.

Потому что он был важнее всего.

Чтобы не встретиться с ним взглядом и не выдать себя, я слала излишне тщательно разглаживать крылья птицеящера.

Духи отлично разбираются в эмоциях и мгновенно все поймут - я сама приговорю его к смерти. Кажется, для всех, кто может видеть эмоции, я начинаю сиять в присутствии Германа. Как сдержать это сияние? Вроде бы, в какие-то моменты мысли о нем не доставляли мне удовольствия... Да, точно, я была на него обижена.

Надо срочно обидеться вновь. За что я раньше обижалась? За то, что он установил дистанцию между нами. Господи... Сейчас, когда исполняется моя единственная мечта, когда он сам ко мне пришел, я должна его оттолкнуть!

-- Ася, -- позвал он.

Закусив губу, я подняла на него глаза, стараясь смотреть мимо.

Ему и без этого было не очень уютно. Среди множества его талантов нет артистического, и, долгое время запрещая себе со мной общаться, ему было трудно изменить поведение.

-- Я должен тебе кое-что объяснить, -- так и не услышав ответа, начал он.

Когда непослушное сердце стукнуло мне в ухо, я поняла, что нужно сделать - остановить его, но спешке выбрала неудачный момент, и оно замерло, сжавшись.

-- Не должен, -- с усилием вдохнув, отрезала я.

Герман всматривался в мое лицо, не понимая, что делать дальше, а мне не хватало сил сказать единственное возможное сейчас слово - "уходи".

-- Я хочу тебе кое-что объяснить, -- с нажимом сказал он.

-- Я не хочу слушать, -- соврала я.

Ложь - это то, чего нет. Ей нельзя посмотреть в глаза. Но она способна причинить такую боль, которая ни одной правде не снилась. Такой вот парадокс.

Больше всего на свете мне хотелось услышать те несколько слов, что он собирался сказать. Я знала, какими они будут - мне говорили другие и собственная интуиция, но знание это ничего не значило. Только произнесение вслух, равносильное заклинанию, прогоняющему чары отчуждения, придало бы им силу бытия. Но от этого мое сердце дрогнет, его излучение станет неконтролируемым. И всё.

Пусть уж лучше будет жив. Хоть с Элей, зато жив.

-- Что ты делаешь? -- тихо спросил он.

-- Лечу птицеящера, -- небрежно пожав плечами, ответила я.

-- Это детеныш черного дракона, -- поправил он.

Ого. Не зря эта плоская мордочка показалась мне знакомой.

Пациент, конечно, уловивший, что говорят о нем, открыл один глаз. Драконы умные, во всяком случае, взрослые. Может, удастся убедить его держаться рядом?

-- Лечу детеныша черного дракона, -- согласилась я.

Герман попытался подойти ближе, но я напряглась так заметно, что он остался, где стоял.

-- Ася, что случилось?

Сердце судорожно дернулось, и я опять прикусила губу.

-- Он сломал крыло.

-- Я не об этом. Что случилось, пока тебя здесь не было?

Я набрала побольше воздуха - как Дарх перед ударом - и весело, без намека на обиду, хмыкнула.

-- У тебя завелась подружка.

-- Ты не так поняла, -- быстро возразил он, но запнулся. -- Нет, ты все поняла, я вижу. Ты просто не хочешь ей навредить. Я скажу, чтобы она ушла.

-- Зачем это?! -- заспорила я. -- Такая классная девчонка!

Он снова недоуменно замолчал.

Я рассматривала дракончика. Потекли минуты.

Упертого ученого непросто сбить с толку: он умеет четко ставить задачи и отбрасывать лишнее на пути к их решению... Тихо, но твердо он повторил:

-- Ася, что с тобой случилось? Я вправе это знать.

-- Нет, -- конечно, ответила я. -- Не вправе. Это не твое дело.

Кроме нас, троих осязаемых, в доме еще кто-то находился: как минимум, тот, кто подсказал мне включить сердце, и, очень возможно, какой-то дух Дарха. Знать бы точно! Почему дух Королевы молчит, не говорит, есть ли чужие? Его уже нет, умчался с докладом о пробитой Дархом пространственной дыре? Логика духов непостижима, рассчитывать на них не приходится.

Поэтому я сказала очень четко, отделяя слова:

-- И мне нет дела до тебя. Мне все равно, где ты, и с кем ты.

Не слишком глупый человек заметил бы нарочитость, но прислуживающие духи не умные.

-- Тогда почему тебе так больно? -- вдруг спросил Герман.

В этот момент сердце снова трепыхнулось, и кровь бросилась мне в лицо.

-- Вовсе нет, -- выдавила я.

-- У тебя губы бледнеют, когда тебе больно, -- объяснил он.

Ах, да. Он же думает, что знает каждый сантиметр моего тела. Это, кстати, и в самом деле обидно.

-- Ничего у меня не бледнеет, -- с натуральным раздражением буркнула я.

И снова потекли минуты, пока я не могла заставить себя сказать: "Уходи".

Наконец, он сам понял, отступил на шаг назад и повернулся к двери. Это было мучительно медленно...

-- Значит, у нас проблемы, -- сказал он то ли себе, то ли мне, и ушел.

III

Ну я и влипла.

Стараясь держать драконеныша на быстропреодолимом расстоянии, я огляделась в поисках перевязочного материала. Стебли, образующие стену веранды, уже доросли до крыши и начали деревенеть. Я аккуратно отломила подходящую по изгибу ветку, а вытекший сок сгустила пальцами.

-- Пару дней летать не придется, -- предупредила я, прилаживая ветку к сломанной косточке и скрепляя их друг с другом сгущенным соком, как клипсой.

Чтобы сок застыл, пришлось сильно охладить его ладонями.

Отпущенное на свободу, сердце заколотилось бешено, и я сделала несколько глубоких вдохов и медленных выдохов, чтобы его угомонить.

Можно ли убить бога?

Ну и мысль!

Я никогда не убиваю, даже если защищаю кого-то. Неужели придется? Нет, просто не могу.

Кто такие боги? То есть, существа, называющие себя богами?

Мне нужно с кем-нибудь посоветоваться. На Командора я была зла за его молчание и манипулирование моими эмоциями, и не хотела с ним общаться. Найдется другой способ узнать - я должна наконец-то поговорить с Королевой. Как?

Она держит связь с Тимом. Ох, и огребу же я от него!..

Хочется - не хочется, а нужно идти в форт.

Дракончик, с интересом осматривая дом, присел на все четыре лапки. Здоровое крыло он компактно сложил на спине, а больное держал на весу. Оставлять его дома нельзя.

По сути, я ничего не знаю об этом существе. Да, на спинах кого-то из его родственников я провела незабываемые минуты, они меня понимали и доверяли мне, но то были взрослые особи, возможно, прирученные.

Я молча подставила палец ему под подбородок: лизнет, укусит, дыхнет пламенем?

Дракончик посмотрел мне в лицо, прикрыл глаза и положил на мою ладонь мордочку. Ну, наверное, мы подружились.

-- Нам теперь надо будет везде ходить вместе, -- сказала я. -- Придется найти какую-нибудь корзинку или сумку...

Ни то, ни другое не было бы для него удобно. Необходима какая-нибудь одежда с капюшоном, в котором он мог бы устроиться у меня на спине - идеальный вариант, так у меня будут свободны руки, а ему обеспечится хороший обзор.

Я распаковала свой багаж и разыскала то, что нужно: джинсовую безрукавку, еще из прошлой жизни, теперь слегка коротковатую, капюшон которой, пришитый по линии плеч от пройм, служил просто украшением. Не без удовольствия расставшись с черным костюмом, я переоделась в эту безрукавку и широкую белую юбку, после чего присела спиной к гостю:

-- Залезай!

Он быстро взобрался передними лапками мне на плечо, а задние и все, прилагающиеся к ним, части тела, разместил в капюшоне. Здорово, что драконы такие умные!

...А капюшон - такой большой. Крылья и половина хвоста всё же не влезли и эпатажно торчали наружу. Косу мне пришлось свесить на грудь. Это было непривычно и, соответственно, неудобно. Отрезать бы ее...

В таком виде я заявилась в форт.

Все общество Острова собралось в зале на втором этаже. Очевидно, обсуждалось вторжение. Когда я поднималась по лестнице, Тим уже отдавал предсказуемые и логичные распоряжения: контролировать все спрогнозированные сквозняки и разложить вблизи каждого портала необходимое количество щитов. Я подождала на лестнице, пока собрание не закончится, и вошла в зал, только услышав шум отодвигаемых скамей, стараясь держаться ближе к стене, чтобы не привлекать внимание. Однако уже через два шага я столкнулась лицом к лицу с Элей.

Секунды две мы рассматривали друг друга, и эта непродолжительная немая сцена не ускользнула от внимания присутствующих. Моментально воцарилась внимательная тишина.

"Ну милое ведь личико, -- успела подумать я. -- Почему же она мне так не нравится?! Неужели я ревную?"

-- Какая мерзость! -- торжествующе-громко сказала Эля, глядя на дракончика с подходящим по смыслу выражением отвращения в больших голубых глазах.

-- Какая прелесть! -- сейчас же с восторгом крикнула Валя.

Довольно грубо подвинув Элю, она принялась рассматривать моего подопечного со всех доступных сторон. Галя и Аля оттолкнули ее еще дальше и чуть не перетолкались сами, дотягиваясь до драконьих крыльев и хвоста.

-- Надо же, какие они лапочки, когда маленькие!..

-- Чудный малыш!..

-- Ну, кусни, если хочешь, гладенький!..

-- Ой, какие тоненькие коготки...

-- Какие красивые глазки...

Парни, вытягивая шеи, разглядывали "прелесть" из-за голов девчонок. Могу поспорить: они в тот момент жалели, что не являются маленькими черными дракончиками. Эля куда-то ретировалась.

-- Крылышко поломал, да? Воробышек сладкий! -- совершенно искренне восхищалась Валя. -- Ась, ты нам его не оставишь, а? Мы тут все вместе за ним поухаживаем!

-- Нет, -- отогнав сразу вообразившуюся сцену, как Дарх метает в форте молнии направо и налево, быстро ответила я. -- Он уже очень ко мне привязался.

-- У-у, как жалко, -- надула губы Галя.

-- А что с чертом? -- спросила я.

-- Да что ему сделается? Здесь он, в подземелье сидит, -- разочарованно ответила она.

-- Ася! -- громко позвал Тим.

Девчонки замолчали и расступились. Голос Тима звучал сердито, и я автоматически, вопреки здравому смыслу, почувствовала себя виноватой. Вздохнув, я подошла к нему близко и потупила взгляд. Такая демонстрация покорности не обманула Тима, но и сердиться он уже не мог.

И тут я краем глаза заметила Германа. Он стоял у окна и смотрел на меня, а рядом с ним пристроилась Эля. Сердце, стоп.

Вероятность присутствия здесь враждебных духов была ничтожной, ведь в форте - командном пункте островитян - постоянно находился какой-нибудь дух Королевы, но, не зная этого точно, я не могла рисковать. Мне уже случалось расплачиваться за свою неосторожность, это был поучительный, но жуткий опыт, который не хочется повторять. Вот и сейчас - я не вижу вообще никаких духов, может быть, духи Королевы в туалет вышли, или какие у них еще могут быть неотложные нужды, а чужие ловят каждую мою эмоцию?

-- Ты мне нужен, -- начала я, обращаясь к Тиму.

-- Ты мне тоже, -- перебил он.

Время терпит.

-- Я тебя слушаю.

Тим сжал челюсти. При всех заводить разговор на волновавшую его тему он не мог, хотя тема волновала не только его: на нас смотрели и нас слушали. Мимо моего плеча он бросил мрачный взгляд на Элю. Я осторожно вздохнула, что должно было означать смирение и спокойствие. Взгляд Тима, возвращаясь ко мне, задержался на дракончике, и он вдруг заулыбался:

-- Ты бы видела эту морду!

Я не сразу поняла, о ком он. Морду дракончика я и вправду не видела - она лежала у меня на плече, и доступен к обзору был только профиль. Наверное, она выражала что-то очень забавное.

-- Как ты его назвала? -- спросил Тим.

-- Еще не назвала, -- призналась я.

-- Назови Самсоном. По-моему, самое то для дракона.

-- Хорошо, -- согласилась я, -- Сасик.

Народ засмеялся, а дракончик коротко коснулся лбом моей щеки.

-- Тёмке какая-то тварь содрала скальп, -- Тим перешел к делу. -- Что могли, пришили, но на лбу... Заживет, конечно...Пластические хирурги из нас никакие.

Раньше я бы даже договорить ему не дала - тут все ясно, это мое. Но сейчас противовесом красоты Артема была его жизнь, и я не смогла ответить сразу.

-- Мне очень надо поговорить с Королевой. Помоги ее найти.

Тим удивился. Но по тому, как тихо я говорила, он правильно оценил серьезность моей просьбы.

-- Зачем? -- так же тихо спросил он.

-- Секрет, -- непроизвольно насупившись, ляпнула я и поняла, что необходимость скрывать так много вскоре доведет меня до нервного истощения. -- Тим, я, правда, не могу сказать.

Тим выжидательно молчал. Мою спину грел взгляд Германа.

Я пустила в ход не самый честный прием:

-- Капитан-Командор бы мне поверил.

Тим улыбнулся, сдаваясь:

-- Точно?

-- Угу, -- кивнула я.

-- Идем!

Он повернулся и вышел из зала в дальнее крыло форта, туда, где я еще ни разу не была. Надеясь, что Тим ведет меня, куда надо, я пошла следом, и за нами потянулось еще несколько человек.

Но Королевы там быть не могло. Она вообще обитала не в форте - это я знала доподлинно. Там, дальше зала по коридору, были только казармы, в смысле, жилые помещения парней, и...

Лазарет. Тим привел меня в лазарет. Прямо к кровати Артема. Такой вот у него способ добиваться цели. Что ж, значит, сейчас для него Артем важнее всего.

Артем спал, видимо, еще под действием общего наркоза. Уверенные в моей помощи, наши медики даже не стали перевязывать ему голову - и не прогадали. Мои руки сами потянулись к аккуратно зашитой ране.

Черт. Это все равно, что поставить перед алкоголиком стакан с водкой. В эти мгновения, глядя на неровный, разделивший лоб пополам вдоль линии роста волос, разрыв, на дыру в коже над виском, я поняла, что лечение "наложением рук" - вовсе не благо, не чудесный дар, а болезненная потребность, ради удовлетворения которой я могу рискнуть многим.

Я не устояла. Протянула к ране ладони и попыталась мысленно их нагреть. Пшик. Сердце-то замерло. Благодаря Белому Старшему, в рационализаторском порыве изменившему систему кровообращения в моем теле, я теперь могу жить без сердца, но излучать исцеляющую энергию - нет. Тут бы и остановиться, но азарт, страстное желание, понятное и алкоголику, и игроману, перекрыло пути к отступлению.

В лазарет за нами с Тимом набилось человек десять: все врачи, включая Германа, и сочувствующая публика, включая Элю. Это еще больше усложняло мое и так незавидное положение. Я растерялась, и от растерянности сделала глупость.

-- Герман, выйди, пожалуйста, -- сказала я.

Сказать, что все удивились - это не сказать ничего. Произнесенные слова звучали резко, чего Герман, конечно, не заслужил, и объяснение им со стороны подобрать можно было только одно - присутствие Эли. Моя ревность. Черт.

Наконец осознав, что сказанное ему не послышалось, Герман покинул лазарет. За ним, даря всем лучезарные улыбки, вышла Эля.

Пришедшая издалека мысль ударила очень больно - именно так, как он и предполагал. Лицо-маска, послушное командам, не изменило выражения, но кисти рук непроизвольно сжались в кулаки.

От внимания Димы, с интересом изучавшего нового капитана, этот быстрый жест не ускользнул. Обострившаяся за последний год интуиция подсказала причину внезапной настороженности командира - ее могла спровоцировать только угроза чему-то очень важному.

-- Что-то с Асей? -- проверяя интуицию, спросил он.

Живя на Земле, он бы остерегся лезть в чужое личное пространство, тем более - начальственное, но маленькое сообщество Ветров, как волчья стая, пользовалось своими собственными, другим непонятными, этическими нормами, и почти ничего личного ни у кого здесь не было. Дима не сомневался, что получит ответ.

-- Да, -- после небольшой паузы услышал он. -- Она узнала, что случилось с Великими Правителями, и какова в этом моя роль.

-- Кто ей сказал?

Командор Ветра, не вставая с кресла, повернулся к Диме, что означало заинтересованность в разговоре.

-- Не показала. Какой-то божара, наверное. Их тогда много устроилось смотреть.

-- Он ей угрожает?

-- Не знаю. Она закрылась от меня.

-- Обиделась? -- подключился Антон.

-- Очень похоже.

-- Предлагаю навестить Землю, -- сказал Георг.

-- На Земле слишком много людей, -- авторитетно возразил Дима. -- Там очень сложно за кем-то следить.

-- Тем более, если кто-то этого не хочет, -- добавил Командор. -- Ася никогда не просит о помощи и не любит делиться своими врагами.

Ветры задумались, не сводя глаз с Командора. Им нравилось говорить и слушать про Асю, хотя никто не пытался объяснить себе природу этой симпатии.

-- И что теперь - просто сидеть и за нее бояться? -- озвучил общие мысли Антон.

"Да" - был единственный правдивый ответ. Но Командор ответил иначе:

-- Привыкай.

В конце концов, островитяне привыкли. Да и ей все же до сих пор удавалось выкручиваться. Проиграла-то она в схватке с чужим врагом. Кстати, интересно, а смог бы Жадный Бог проклясть ее, а не Германа?

Командор обратился к Диме:

-- Почему ты назвал ее котенком?

Это было уже очень личное, но откровенность за откровенность, и Дима спокойно ответил:

-- Мы танцевали вместе. Вальс. Я держал ее в руках. От этого было странное ощущение, очень приятное. Так бывает, знаешь, когда гладишь какого-нибудь пушистого зверька и смотришь на него: как он щурится, начинает доверять. Хотя, вообще-то, я раньше не понимал, почему люди на кошек умиляются.

Ветры тоже не понимали, но верили, что так бывает. Помолчав, Дима задал вопрос, который давно его интересовал:

-- А как вы на Земле встретились?

Размышляя, с чего начать, Командор вдруг с неопределенной интонацией произнес:

-- Я держал ее в руках.

И он рассказал. Не только об этом, но и вообще обо всем, что приключилось с ним на Земле. Они с Ветрами стали одним целым, и эта часть его прошлого не должна была оставаться тайной. Оставлять ее в тайне, пожалуй, даже опасно.

-- Землю мы все же навестим, -- обдумав во время собственного рассказа вероятности, решил он. -- Но с другой целью.

Ветры внимательно слушали - все, кроме Димы, который с некоторой болезненностью осознавал, что очень многое на Земле проходит мимо землян. Он очнулся от размышлений, лишь услышав имя своей сестры:

-- Консула Земли никто не поставил в известность о нынешнем местонахождении Дины. Сообщества, входившие в Конфедерацию, конечно, направили своих представителей с информацией о случившемся с Великим Магистратом, но официально определиться с положением Дины они, я полагаю, не догадались.

Ветры, бывшие гвардейцы, переглянулись. Им хотелось посмотреть на планету, которая для многих из них была родной.

-- Эльвина, почему ты все время ходишь за мной?

-- ...Ну...

-- Тебе это обязательно?

-- Ты хочешь побыть один?

-- Ответь, пожалуйста.

-- Хорошо, я тебя оставлю.

-- Стой. Ответь.

-- Что?

-- Почему ты все время ходишь за мной?

-- Ну... не все время.

-- А когда ходишь - зачем?

-- Тебе это неприятно?

-- Я хочу знать, зачем ты это делаешь.

-- Раньше ты не спрашивал...

-- Сейчас я спрашиваю.

-- Я... хочу заботиться о тебе. И твоей команде.

-- Мы все сами можем о себе позаботиться. Того, что делают другие девочки, вполне достаточно.

-- Но раньше тебе нравилось, что я вам помогаю!

-- Разве я так говорил?

-- Нет... Но... Ты не спрашивал, зачем. Что тут плохого?!

-- Из-за того, что ты часто находишься рядом со мной, кто-то может принять нас за пару.

-- Что тут плохого? Ты меня стесняешься?! Скажи! Стесняешься?!

-- Я не хочу, чтобы нас считали парой.

-- Я... чем-то плоха для тебя? Скажи, что надо изменить? Одеваться по другому? Похудеть?

-- Так. Я думал, это все знают, и ты могла понять: мне нужна только Ася.

-- Но ведь ты ей не нужен! Она не любит тебя!

-- Возможно. Это не важно.

-- Вы не вместе! Почему мне нельзя быть рядом с тобой?

-- И тебе все равно, что я люблю другую девушку?

-- ...Да, это не важно.

-- У тебя нет гордости?

-- А у тебя?

-- Я не хожу за Асей по пятам. Хочу, но не хожу.

-- Значит, да. У меня нет гордости. Я... тебя люблю.

-- Эта информация не представляет для меня интереса. И я прошу тебя больше за мной не ходить.

-- ...Ты... ты...

-- Вот теперь правда - ты обижена. А говоря "люблю", ты врала.

-- Почему ты так думаешь?

-- Когда любят, смотрят иначе. Ты никогда никого не любила.

-- Герман! Ребята, почему вы здесь стоите?

-- Привет, Валера.

-- Ася нас выгнала!

-- Ася меня попросила выйти. Она залечивает Тёмину голову.

-- Ясно... А чем ты ей мешал?

-- Не объяснила.

-- Представляешь, просто выгнала, и все!

-- Эльвина, я в сочувствии не нуждаюсь. Пока, Валер.

-- Пока.

-- Ты куда?

-- Зачем тебе знать?

-- Я с тобой!

-- Нет.

-- Но я еще хочу тебе сказать...

-- Говори сейчас.

-- Не могу... при...

-- Ты меня задерживаешь.

-- Ладно, Герман, я пошел в лазарет, посмотрю, что там делается.

-- Эльвина, я тебя слушаю.

-- Может быть, я, когда люблю, смотрю не так, как другие. Ты не знаешь всех людей и не должен судить о моих чувствах по чужим глазам. Я прошу: позволь мне доказать. Мою любовь.

-- Как ее можно доказать?.. А. Не пытайся сделать то, о чем пожалеешь.

-- Пожалею?

-- Гм. Короче, нет.

-- Да от тебя-то что убудет?!

-- Пока!

-- Норка? Куда это Герман пошел? Вы поссорились?

-- Нет, Валька. У него просто дела срочные. На "Тайне".

-- Да? А мне показалось, вы спорили.

-- Ну что ты! Он просил меня пойти с ним, а я думаю, что кто-то должен подежурить у Артема. Мы с Германом никогда не ссоримся.

-- Угу. Кроме тебя, некому. В форте сорок человек, плюс четыре медика. Да после Аськиного лечения Артем просто встанет и пойдет.

-- Что за бред! Помешались вы на этой Аське, что ли! Тоже мне, принцесса... Такое чувство, что только мы с Германом и видим, кто она на самом деле.

-- Кто?

-- Да никто!

Когда я закончила, Сасик перевалился через плечо и уселся у меня на коленях. Устал в одном и том же положении находиться, бедолага. Артема я теперь тоже буду везде с собой таскать? Боюсь, он не согласится. Тогда придется навести на него глубокий сон, чтобы хоть не исчез из моего поля зрения.

-- Выставь здесь охрану! -- прошипела я в лицо Тиму.

-- В чем дело? -- довольный результатом своего обманного маневра и еще не сообразивший, что я говорю серьезно, спросил он.

М-да, не Командор. А ведь был хорошим парнем.

-- Больше тебе от меня ничего не нужно?

-- Да что с тобой?!

-- Значит, не нужно. Тогда до встреч.

Я подхватила Сасика на руки и встала. Далеко мне не уйти, но до кухни спуститься пока можно.

-- Ты ведь хотела пообщаться с Королевой?..

-- До сих пор хочу. Ну и что?

Тим, наконец, сменил маску самоуверенного начальника на нормальное человеческое лицо. Сделав знак, чтобы за нами никто не пошел, он взял меня под локоть и вывел из лазарета в дальний конец коридора.

-- Что-то случилось?

Это уже был прежний Тим, стремящийся всех понять и решить все проблемы. Поэтому я ответила:

-- Случилось. У меня неприятности. Очень крупные. Сказать не могу - разболтаешь, кому не надо, а помочь - все равно не поможешь.

-- Быть не может...

-- Тим, прежде чем решить, могу я тебе рассказать, или нет, мне надо поговорить с Королевой.

До него дошло, и он встревожился:

-- Это как-то связано с Германом?

И почему он не верит, что я не могу сказать больше, чем уже сказала? Духам ни к чему слышать упоминание этого имени.

-- Нет, он ни при чем. Вообще забудь эту старую историю: я увидела его и поняла, что он мне не нужен. Со временем, знаешь ли, все меняется.

Тима перекосило. Почему-то он принял мои слова, как личное оскорбление. А что делать? Я же не могу допустить, чтобы Тим, обсуждая весь этот трагифарс с Германом, попытался его обнадежить. Это опять же могут услышать чужие духи.

Ну вот, из-за чертового Дарха я теряю еще одного друга. Да знаю, знаю, что я это заслужила! Все равно тяжело...

-- Ася, Ася, -- начал Тим предостерегающе, будто я пошла вдруг куда-то не туда и вот-вот упаду в яму. -- Есть вещи, которые не меняются!

-- Я изменилась. Так ты устроишь встречу с Королевой?

Тим выглядел очень расстроенным. Кажется, многие его представления о должном покоились на вере в неизменность нас с Германом.

-- Любой может сам напроситься на встречу с Королевой, -- буркнул он. -- Под этим местом, де мы сейчас стоим, на первом этаже форта, есть дверь. За ней - личные покои Ее Величества. Так что хоть сей момент.

Я не сразу сообразила. Личные покои Королевы - это на самом деле другой мирок. За дверью мог быть только некий постоянный сквозняк, две стабильно совмещенные дыры в тканях пространств. Дыры, как я давно поняла, имеют форму горизонтальной щели, очень длинной, начинающейся глубоко внизу и заканчивающейся высоко вверху, поэтому, переходя по совмещенным дыркам-порталам в наколдованные мирки, нередко приходилось прыгать, падать или карабкаться - из-за разности уровней поверхностей. Войти в покои Королевы я наверняка могу и отсюда, через дверь второго этажа, но, скорее всего, мне надо быть готовой к падению.

-- Выставь охрану у Артема, -- повторила я. -- Человека четыре.

И толкнула вперед деревянные створки. С нашей стороны за ними был балкон, но, шагнув вперед, на него я не попала. Вместо этого, со Сасиком на руках, резко ушла вниз, и только благодаря тому, что была готова, приземлилась на ноги. Сасик от неожиданности хлопнул здоровым крылом.

VII

В общем, чего-то похожего я и ожидала: широким кольцом нас окружили высокие беломраморные стены, где-то очень далеко вверху непривычно упиравшиеся в ярко-синее небо вместо крыши. Присмотревшись, я поняла, что мы попали в целый лабиринт из белых стен, в котором было не сразу понятно, где заканчивается одна стена и начинается другая, а впечатление округлости помещения нарочно вызывает спиральный узор на полу, выложенный из красных и голубых плит. Очень похоже на храм. Впрочем, мне знакомы Королевские амбиции - для нее в самый раз.

Ясное дело, ничего и никого не видно.

-- Ваше Величество! -- крикнула я в мраморный лабиринт.

Обитель духов была построена людьми. Старательными, умелыми, способными находить и подчеркивать красоту камня, не боящимися тяжелой работы. На постройку этого сооружения наверняка ушла уйма времени и сил - ради чего? Что самовлюбленный дух по имени Сидони, предпочитающий титульное обращение, дал взамен?

Мы привыкли представлять себе Королеву человеком; играя по ее правилам, относиться к ней скорее снисходительно, чем боязливо, и она, обладающая немалым влиянием на людей из других мирков и слабых духов, легко прощала нам это. Мы все считали себя ее любимчиками, ведь очень часто она использовала свое влияние на других нам во благо, а нас никогда не заставляла действовать в чужих интересах.

Мы с Командором были ей зачем-то нужны, причем она привлекла нас к себе, не зная о нашей действительной сущности, то есть пугать вероятных врагов союзом с Детьми Звезд, как инопланетные человеческие расы, соблазнявшие меня привилегиями власти, она не собиралась. Она, безусловно, разглядела наши потенциальные возможности, но как она намеревалась их применить?

Как было хорошо раньше, в прошлой жизни, когда эти вопросы меня не беспокоили, когда все происходящее я воспринимала как данность и не хотела ничего менять, потому что не чувствовала опасности! Как ребенок, абсолютно уверенный в родительской защите, я не сомневалась в своей безопасности на Острове. Теперь уж точно - детство кончилось. Такого мира, какой есть, недостаточно, его уже хочется изменить.

-- ...я мало тебе помогла, -- прервал мои размышления низкий голос Королевы, и я испугалась, что прослушала что-то важное.

Но нет. Как бы глубоко я не зарылась в мысли об изменчивости мира, упоминание Дарха вывело бы меня из любого транса.

-- Прошу, расскажите мне о богах и о Дархе, -- громко попросила я.

-- При определенных обстоятельствах оно сработает... Как бы там ни было, у тебя есть еще одно средство защиты.

Она со мной разговаривает или с кем-то другим? Но больше никого живого, в смысле, белкового, здесь не было, и только ради меня ей стоило производить звуки. К тому же, складывать их в русские слова.

-- Дарх действительно может следить за мной везде, и даже на Острове?

-- Дарх еще был человеком, когда ему пришлось погибнуть... За это он тебя и ненавидит...Он умер не так, как нужно, чтобы стать богом... Бог-покровитель Дарха воскресил его, пожалев затраченных на трансмутацию сил...

-- Так он тоже воскрешенный?! Обалдеть! -- не сдержалась я. -- Простите, Ваше Величество... А чем он отличается от полноценных богов?

-- Долго, долго он обретал божественные возможности, и не пройдет этот путь до конца никогда уже... За это он тебя и ненавидит... Он не знает, что подводную лодку разрушил Герман, а не то давно убил бы его... Ему не хватает разумности.

Хотя я не получила ответа ни на один из своих вопросов, беседа уже оказалась крайне информативной. Недобог, значит...

-- То есть он психопат?

Тишина. На долгие мгновения странное место накрыла абсолютная тишина. И даже слабый ветер перестал обтекать мои плечи. Сасик выразительно посмотрел на меня, и я подумала, что должна была его покормить перед тем, как лезть в эту кроличью нору. Он ведь, наверное, только недавно вылупился, бедный малыш... Ничего, накормлю сразу после окончания аудиенции, а сейчас, не смотря на тишину, она еще не закончена.

Драконеныш вздохнул и довольно ловко забрался в капюшон.

Устав стоять, я села на пол.

-- В Дархе осталось много человеческого, -- вдруг информировала Королева и снова замолчала.

-- Это хорошо или плохо? -- уныло уточнила я.

-- Ему служат всего два духа, -- сильно изменившимся, торжественным тоном сообщило Величество.

Раньше я мало общалась с Королевой, и она мне казалась более последовательной. Стало быть, такие тут правила.

-- На Острове чужих духов замечают не всегда. Я приказала усилить наблюдение за субпространствами.

Это уже больше похоже на ответ. Не разрешивший ни одного сомнения, впрочем.

Однако Королеву прорвало:

-- Ты вовремя пришла. Мои духи делают для тебя проходы, -- вновь другим тоном, несколько более повелительным, сказала она, и я почувствовала, что разговор пошел уже не о Дархе.

-- Куда? Зачем?

-- Опасность близится. Я сделала все, что могла, но этого, возможно, мало. Прошу, подготовься.

-- К чему? -- в ее последних словах притаилась заразительная тревога, но мне трудно было допустить мысль о еще какой-то опасности, кроме Дарха.

-- К волшебникам. Если попросишь убедительно, они помогут тебе обрести умения. Но сначала тебя потренируют дружественные духи. Ты должна научиться их видеть и пробивать дыры, когда и куда нужно.

И опять тишина. Но иная. С пустотой. Королевы здесь уже не было.

Стоило мне понять это, как у меня сильно закружилась голова, и кто-то шепнул в ухо:

-- Зачем ты пришла?

После этого стало ясно, что больше я тут ничего не поймаю, и мне очень захотелось побыстрее уйти.

VIII

Первым, кого я увидела, пройдя сквозь дверь, был Тим.

Он стоял, подперев спиной стену, и ждал меня. Его расслабленная поза, вкупе с ухмылкой, доступно оповещала: "Я так и знал". Я боком, чтобы не потревожить Сасика, прижалась к стене рядом с ним.

-- Ну как? -- с ироничным интересом спросил Тим, продолжая смотреть мимо нас, на дверь. Кроме иронии, в этом вопросе едва заметно сквозила горечь.

-- Спасибо, -- ответила я.

Он перевел на меня колючий серый взгляд, увидел мою растерянность и холодно, без сочувствия, объяснил:

-- У духов сложные отношения со временем. Для них оно нелинейно. Королева готовится к каждому разговору с нами, синхронизируя свою речь, вопросы и ответы, особенно если находится не на Острове. К беседе с тобой она не была подготовлена, и, похоже, тебе она мало что дала.

Головокружение прекратилось.

-- Спасибо, -- снова сказала я.

Тим пересилил свою обиду, чтобы сообщить мне эту важную деталь. А обижен он был так, как обижаются только на близких людей... Если бы я сейчас позволила себе спрятаться от невидимых врагов за его широкой грудью лучшего лучника, да просто дала понять, что ищу у него помощи, эта обида прошла бы в тот же миг.

От невозможности сделать так я почувствовала себя закованной в кандалы. Странно: теперь, когда я знала, что сильнее всех здесь, мне не стыдно было бы просить о помощи...

-- Она говорила о какой-то опасности.

Снова отворачиваясь, Тим кивнул.

-- Похоже, скоро случится то, ради чего она всех нас здесь собрала и тренировала. Но "скоро" по меркам духа...

Он не договорил. Не было необходимости.

4. Гнев недобога.

Первый день действительно новой жизни, а не какой-то "жизни после смерти" закончился. Это ровным счетом ничего не значило. Боги не спят. Ночью, наверное, им даже удобнее - люди своей возней не мешают.

Боги отлично видят в темноте. Впрочем, этого я доподлинно не знала, но просто логично, что тех, кто совершеннее людей, не должна останавливать тьма. Или холод. В этом мы на равных. А в чем еще? Эх, если бы Королева рассказала мне о богах хоть что-нибудь! Наверное, в своем субъективном времени она и ответила на этот вопрос, но из моего "линейного" ее ответ выпал.

Дарх делает дырки в ткани пространства. Я тоже так могу, если меня хорошенько напугать... Надо детально вспомнить те два раза, когда это получилось. Итак, в первый раз я испугалась стычки наших парней с драконами и пробила шикарную дыру, как сейчас помню, с туманом, прямо в мир драконов...

Спящий у моих ног Сасик вздрогнул, дернув хвостом, словно эфемерное воспоминание по дороге из архива памяти в настоящее задело его ненароком. Вечером девчонки накормили его яблочным пюре и творогом, который он проглотил моментально и с заметным удовольствием. Мы расположились на ночлег в лазарете форта, на соседней с Артемом кровати - не видя хоть кого-то из них, я начинала беспокоиться. Сейчас оба мирно спали. Темный силуэт Сасика на фоне белой простыни напоминал очертания летучей мыши-переростка, а Артем ничуть не походил на больного. Спящие все хороши...

Во второй раз я пробила дыру от страха за себя и Галю, различив среди шумов отчаянной драки слабый щелчок предохранителя пистолета. Если бы я не помнила, каково это - получать пулю в спину, возможно, мой страх не был бы таким мощным... Моя дыра тогда вышла прямо в центральную пещеру, в зал пульта, и совместилась с постоянной дырой - первым порталом.

То есть, в обоих случаях, я пробивала только одно пространство, и мои дыры совмещались с уже готовыми... Что из этого следует? Ничего интересного. Сильнейший выброс энергии в виде страха разрушал ткань пространства, в котором я находилась, и еще не пойми какая сила совмещала новую дыру с дырой того пространства, оно же наколдованный мирок, в котором я очень хотела оказаться.

Дарх же не трусил, когда уничтожил часть пространства в моем доме, чтобы уйти. Если бы не Сасик, я бы рванула за ним. Дырка, кстати, очень быстро закрылась "с другой стороны", и почти сразу заросла пространством. К моменту прихода Германа ее уже не было. Так, сбилась с направления. Дарх! В его распоряжении достаточно энергии для разрушения и без таких импульсов, как страх или что-то подобное... Еще немного, и я пойму, что такое "бог".

Появилась Галя, и я, чтобы не сбиться снова, разделила мысли на два потока: один обкатывал образы Дарха и пространственных дыр, а другой приготовился к разговору с Галей. Благодаря недолгой практике общения с соплеменниками, да на планетах без воздуха, это получилось легко.

Наверное, она хочет спросить о Денисе или рассказать о здешних событиях...

-- Я приняла ислам и вышла замуж, -- сказала Галя.

Ее слова образовали стену, о которую оба мыслепотока разбились вдребезги.

Да какие, нафиг, боги, когда тут такое?!

Обе новости были невероятны. Галя - мусульманка?! После того?! Галя замужем?! Ей же еще восемнадцати нет!

Одно с другим, впрочем, вязалось. Заезженный сюжет средневековых мелодрам.

-- Как пытали? -- поборов онемение, спросила я.

Из-за отсутствия места на нашей с Сасиком кровати, она присела на кровать Артема. Вздохнула и улыбнулась.

-- Никак не пытали. Приютили, обогрели, откормили. Пристроили третьей женой к своему родственнику.

-- А-а...а? -- начала было я подбирать слова.

-- Ислам я приняла до никаха, разумеется. В благодарность. Расчувствовалась очень. Им, то есть семье, которая обо мне позаботилась, это было важно, а мне не жалко.

Что было в ее словах - искренность или цинизм, - я не могла понять. Скорее всего, и то, и другое.

-- А замуж - тоже не жалко? -- засомневалась я.

-- Ага, -- беззаботно подтвердила она.

И тут до меня дошло. Ее все-таки тогда сломали. Террористы сделали из девушки солдата, и все, святые для девушек, категории потеряли в ее глазах всякую ценность.

-- Мне было так интересно, что я ничего не могла с собой поделать!

-- И... э? -- какая жестокая штука дислексия, оказывается...

Галя, однако, догадалась.

-- Ага! Так прикольно получилось: все красиво, романтично, торжественно! "Первый раз" - как в сказке. Честное слово, ради этого стоило выходить замуж.

По сложившейся уже привычке скрывать эмоции я боялась выдать неодобрение. Все же я была твердо уверена, что выходить замуж стоит не ради этого. Но Галя, очевидно, рвалась в ту жизнь, где "долго и счастливо, душа в душу" не ценится, где счастье - в другом. Ей нравилось драться. Стало ясно: находясь на Острове, она носит маску хорошей девочки, чтобы Тим не догадался о ее нетипичных наклонностях и не выгнал домой; а я - первая, кому она рассказала об этом приключении. Только со мной она может расслабиться и говорить то, что действительно хочет сказать. Сейчас она отдыхает.

-- Значит, ты замужем, -- попыталась осознать я.

Жизненного опыта у Гали теперь больше, чем у всех нас. Она не просто девушка, она - жена. И как мне могло прийти в голову, что мои приключения - самые крутые?

-- Наверное, уже нет, -- негромко рассмеялась она. -- Это у мусульман просто. Я же не скрывалась. Когда замуж мне надоел, недели через две, я упросила Салиха поехать гулять туда, где должен был появиться сквозняк, а по дороге все рассказала. Потом вернула свадебный подарок и эффектно исчезла.

Представляю. Была третья жена - и нет третьей жены. Испарилась.

-- Как тебя отпускают?

Галя погрустнела.

-- Ухожу через второй и третий порталы. В смысле, уходила - пока сквозняки не стали охранять. Вообще-то нет такого правила - не отпускать, и я могла бы, наверное, и при парнях уходить, но Тим достанет. Честно, не выношу его обвиняющего взгляда. Теряюсь и изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не нахамить. Тогда шиздец. Поможешь что-нибудь придумать?

Единственный, кто мог бы ей помочь в борьбе с Тимом - это Тим. Но сейчас он меня слушать не станет.

-- Обязательно, -- заверила я.

И только мне она может пожаловаться. Но так уж есть. Сейчас, по невнятной оговорке Королевы, подтвержденной Тимом, я начала понимать, что все, кто здесь находится, были собраны неслучайно и тщательно отобраны. По сути, наши парни были маленькой, но идеальной автономной армией, а функции девочек четко ограничивались ведением хозяйства, поэтому их и оказалось так мало. Наверное, такое примитивно-гендерное распределение ролей оправдано простотой управления нашим обществом...

Галя рассказывала о своих мирках, а я больше не издавала междометий. Ей не нужно было мое мнение, она просто устала от одиночества и отсутствия надежды быть понятой. Несколько мирков из ее рассказа я узнала по обычаям и названиям городов и почувствовала легкое удовольствие от этого.

Устав, она заснула на свободной кровати, и я, потеряв бдительность, тоже.

Артем проснулся раньше меня, и я, открыв глаза от ударившего изнутри разряда тревоги, увидела лишь его исчезающую за дверью спину. Почему-то я не решилась усыпить его снова, хотя одно мгновение для этого в моем распоряжении было...

Спросонья я залепила ему в спину мысленную метку, какими иногда отмечала вещи, чтобы легче было их найти, а потом, слишком медленно выходя из сонного оцепенения, стала соображать, зачем я это сделала, и как теперь ее можно использовать.

Поднял голову, а потом присел на все лапки Сасик. Он вертел головой от меня к Гале и никаких призывов к деятельности пока не демонстрировал.

От метки на Артеме будет толк, если она сможет предупреждать меня об опасности. Воспринимать мысли человека - не мой еще уровень, поэтому придется ограничиться эмоциями... То есть сделать так, чтобы "маячок" мог передавать мне настроение Артема... Не все, конечно, а только чувство опасности... Страх? А они, парни Острова, вообще боятся чего-нибудь? Тренированные и уверенные в своих боевых навыках, в опасной ситуации они скорее обрадуются... Вот новая головоломка - смоделировать эмоцию и запрограммировать ее в виде связи, настроиться на прием от другого, конкретного, человека, эмоционального сигнала определенной интенсивности и окраски!

Это должно быть у всех одинаково. Сама-то я что бы почувствовала, если бы из ниоткуда передо мной появился некий недобрый и попытался прицельно запустить маленькую молнию? Так, ясно, что! Надо запомнить и этот сигнал ловить...

Тут я ясно ощутила, что ношу на себе три похожие метки. Братья по расе постарались. Интересно, как они предполагают реагировать на угрожающую мне опасность, находясь не в самой ближайшей галактике?

Вообразив расстояние, отделяющее меня от любого из Командоров, я легкомысленно упустила вопрос о том, как сама буду добираться до Артема, когда получу сигнал. Мне казалось, что проблема решена, и жить стало заметно веселее.

Проснулась Галя, а потом девочки позвали нас готовить завтрак.

III

На завтрак я не осталась. Не хотелось кое-кого видеть.

Вместо этого я вернулась в свой домик, чтобы, ни на что не отвлекаясь, еще раз обдумать сложившееся положение, и в надежде на визит Королевы.

Лучше всего думалось в действии, и я, посадив Сасика на грядку, занялась любимым делом - заговариванием растений. Вспомнившаяся идея о выращивании одежды зудела где-то между лопаток, требуя воплощения, а необходимые для этого решения сами возникали в голове. От занавесок для окон я перешла к свитерам и платьям, а потом - к брюкам и ботинкам. Последние я старалась развесить покрасивее, представляя реакцию Вали: вот пойдет она собирать бублы, а на соседнем дереве набирают цвет кроссовки. Как бы она не попыталась употребить их в пищу, пока не созрели, приняв за гибрид баклажана и еловой шишки... Подписать, что ли? Кстати, из-за постепенного роста плодов замечательно решатся проблема размеров!

Так я провела весь день, даже не заметив, что, отвлекшись от одних посторонних мыслей, увлеклась другими. Меня не озарила разгадка головоломки, и как действовать дальше, я по-прежнему не знала.

Сасик мирно пасся, грелся на солнце и бегал за лягушками, которые все норовили вывести его за пределы досягаемости. Отбежав на три метра, он резко тормозил, словно до предела натягивал невидимый поводок, провожал веселым взглядом очередную провокаторшу и спешил обратно, поближе ко мне.

Вечером пришел главный врач гарнизона Валерка - прямо скажем, неожиданный гость. Мне не часто доводилось с ним встречаться, тем более - разговаривать, поэтому, узнав издалека его рыжеволосую голову с всегда внимательными серо-зелеными глазами, я удивилась. С собой он привел двух новеньких мальчиков лет одиннадцати-двенадцати, смотревших настороженно и державшихся за его спиной. Впрочем, их загорелая кожа и четко обозначившиеся под ней мускулы говорили о том, что новенькими эти мальчики были только для меня. Они давно здесь. Валерка поздоровался со мной, а представить их просто забыл.

Сев рядом на корточки, он прицепился взглядом к моим рукам и спросил, чем я лечила свою рану, ту, из путешествия с Женькой. Ничего такого, о чем беспокоился Тим, и говорил Денис перед нашей смертью. Для Валерки это был нормальный вопрос - пожалуй, ему одному из всех островитян не нравилось драться. Конечно, он это отлично умел, здесь нельзя было иначе, но никогда не входил в бою в раж и лишь с серьезной обстоятельностью выполнял установленную командирами программу. Он искренне любил только лечить, в отличие от Сашки, своего амбициозного младшего брата; он испытывал удовольствие, видя, как заживают раны, спадает температура или проходит боль, и это нас сближало.

Конечно, он понимал, что никакие отвары и примочки не залечат пневмоторакс, то есть сквозную дырку в груди, за три дня, что моя живучесть нетипичная, и прямо об этом сказал. Его заботили лекарства.

-- Мы зависим от Даниила Егоровича, -- объяснил Валера. -- Он передает нам препараты, и пока никаких проблем не возникало. Но я считаю, что это ненадежно. К тому же, у нас нет всего, что может понадобиться внезапно. Я очень боюсь оказаться беспомощным...

Так мог сказать, наверное, только он. Это признание не было пустым звуком - за ним стоял настоящий, уже раз испытанный страх. Заметив произведенное своими словами впечатление, Валера смущенно улыбнулся:

-- Было бы не страшно и даже очень хорошо, если бы ты всегда жила на Острове. С тобой не нужны ни лекарства, ни инструменты. Но ты ведь не сможешь?..

Не смогу. Да это и опасно сейчас.

Поэтому я оставила в покое будущие непромокаемые сапоги и показала большую круглую клумбу рядом с домом.

-- Вот. Это, с большими красно-фиолетовыми листьями, - видишь, растет на раскрошенном белом минерале - хорошо останавливает кровотечение. Прямо листья и прикладывай к ране, потом, когда кровь остановится, зашьешь. В рану можно залить сок того кактуса: бери весь шарик и выдавливай через тонкую тряпочку. Не уколешься, они мягкие. Те широкие светло-голубые листья прикладывай к рваным ранам, они хорошо заживляют, даже если кожа изодрана в лохмотья. Если рана скальпированная, измельчи деревянным ножом эти розовые цветки, целиком, вместе с сердцевинками, и выложи кашицу в рану. Рану не закрывай. Запомни - деревянным! Ожоги...

Тут я заметила, что Валеркино скуластое лицо вытянулось, а взгляд стал потерянным. Один из сопровождавших его мальчишек торопливо достал из кармана шортов блокнот и, коротко поглядывая, принялся зарисовывать растения, а второй грустно спросил:

-- Необязательно в полнолуние собирать, а?

Рисующий мальчик прыснул от смеха, и спросивший тут же загордился собственным остроумием.

-- А деревянный нож можно выстругать стальным?

Валеркино лицо утратило удивленное выражение, став жестким.

-- А танцевать с бубнами нужно до или после того, как листья сорвем? А рвать надо правой рукой или...

-- Язык прижать! -- резко оборвал мальчика Валерка.

Его, восемнадцатилетнего, повзрослевшего еще полжизни назад, детские дурачества раздражали.

Парнишка сжал губы и опустил глаза, в которых продолжали плясать чертенята.

-- Ожоги, -- будто ничего не произошло, напомнил второй.

-- ...промыть разбавленным дистиллированной водой один к десяти соком из верхних листьев этого цветка, -- продолжила я. -- Он оранжевый, как огонь - легко запомнить. Если ожог химический, промыть три раза. Потом засыпать порошком... Идем, он у меня в доме.

Устроив Сасика в капюшоне, я провела гостей в дом.

Валерка застрял на пороге и громко присвистнул - мой дизайнерский порыв произвел на него глубокое впечатление. Причем впечатлили его уж точно не выросшие наконец кружевные занавески, а простор, уютный в ажурном полумраке, да взлетевшая на антресоли кровать.

Но меня вдруг охватило что-то, похожее на тревогу, какое-то странное желание спешить...

Я быстро показала свою полку с растертыми в порошки сушеными травами (и не только травами, но в этом я признаться не успела), скомканно объяснив, какой из них спасает от жара, какой - от боли, какой помогает заснуть, а какой - проснуться. Заметив, что я заторопилась, Валерка только спросил, как нужно их принимать, проследил, чтобы рецепты попали в блокнот и попрощался.

-- Дарх, -- прошуршали занавески.

Так, значит, заработала система оповещения.

Получив подтверждение своей интуитивной настороженности, я сориентировалась.

Дарх еще не здесь - это я чувствовала с уверенностью. Немного времени еще есть...

Надо уйти отсюда, а не то он тут все разнесет...

И переодеться. Все же в черном костюме удобнее... действовать.

Куда бежать, кого спасать?

Артем в команде, он никогда не бывает один. Ему помогут.

Сасик. Крыло зажило, и теперь ему мешает летать только прикрепленная к косточке хворостина. Что же делать? Нелетающий, он привязан ко мне, закрыт моей броней, но ведь на самом деле остаться живым ему - мало. Он должен вернуться к своим. Сейчас, глядя в его желтые и безмятежные, щенячьи, глаза, я это ясно понимала. Смогут ли драконы его защитить? В каких они отношениях с богами?

В ту пору, когда четыре дракона охраняли нас с Валей и Олей в замке, я смогла изучить их только очень поверхностно. И тогда сделала вывод, что королева не заставила их нас охранять - она с ними договорилась. А ведь мощный и независимый дух...

Что-то мне подсказывало, что богам они тоже не подчиняются, и этому внутреннему голосу, не склонному ошибаться в критические моменты, я решила поверить. Быстро переодеваясь и открепляя шину от крыла Сасика, я шепотом повторяла: "Драконы, драконы..."

Как бы мне добраться до них? И почему эта мысль не посетила меня раньше?!

Теперь просто нет времени искать...

-- Летать ты снова можешь, -- сказала я Сасику, -- но лучше пока посиди у меня на спине. Злой дядька хочет сделать тебе больно.

Сасик расправил крыло, не сводя с меня желтых глаз. Я подставила ему руку, и он, секунду помедлив, забрался по ней на плечо.

-- Когти можешь выпустить, -- разрешила я, выбегая из дома и на бегу цепляя "компас".

Но впиваться в меня когтями показалось без надобности: обволокшая тело "броня" надежно прижала Сасика к моему плечу. Он тихо фыркнул, почувствовав себя приклеенным, но никакого недовольства не выказал.

Только сейчас я заметила, что уже наступила ночь.

Так, в прошлый раз я вышла в мир драконов из портала у замка, а он сейчас контролируется. Возможен большой тарарам, если мы встретимся с Дархом в людном месте: во-первых, это небезопасно для свидетелей, а, во-вторых, не хотелось бы мне пока демонстрировать островитянам некоторые свои возможности...

Все наземные порталы контролируются! Придется выбирать из морских. Один такой находится в моем любимом заливе, там, где в скалах на берегу я когда-то устроила свое первое на Острове жилище, назвав его Норкой. Бегом туда!

Драконы не любят плавать. В этом я не единожды убеждалась, когда они, потакая девчачьей прихоти, катали меня на дальние острова купаться. Без всяких объяснений с моей стороны, как постулат, они приняли, что это важно, но сами страсти к океанским глубинам не разделили.

-- Будешь первым водоплавающим драконом, -- с несколько нервным смешком пообещала я Сасику.

Путь лежал через пальмово-лиановый лес, вдоль подножия Горы с центральной пещерой, пробегая под которой, я рефлекторно взглянула вверх. Из коридора пещеры, как с верхушки маяка, пробивался прозрачный теплый свет. В нем гасли звезды.

Спешить уже некуда.

Дарх здесь.

Может быть, оттого, что эта внезапная мысль наложилась на картину гаснущих в облаке света звезд, я приняла ее спокойно.

Его белое лицо с ярко-синими глазами я увидела, еще не выйдя из леса. Поскольку всю фигуру, облаченную в темную одежду, скрывал ночной мрак, и ее очертания едва угадывались на фоне пенящегося за спиной прибоя, это лицо выглядело висящим над берегом, как уменьшенная копия Луны, и притягивало к себе с настоящим лунным магнетизмом. Ночь подчеркнула аристократическую красоту высокого лба, тонких губ и острого носа, а пронзительный свет синих глаз на километр вокруг обдавал пространство холодной ненавистью.

Перейдя на шаг, я выбралась из леса на берег и остановилась, любуясь такой явной, но красивой, угрозой. Теперь я рассмотрела Дарха лучше и заметила то, что ускользнуло от моего внимания в первую, ошарашившую своей неожиданностью, встречу. Он, на самом деле, мало был похож на юношу из рубки подводной лодки - ровню капитана, наблюдавшего за крушением общей судьбы, сидя в мягком кресле, и расписавшегося в собственном бессилии. Сейчас он был гораздо старше. За его решительной яростью не маячил мальчишеский азарт. В ней даже почти не было обиды, и не обида заставила его начать преследование - он просто не мог позволить мне жить спокойно после того, что я с ним сделала. Это задевало его достоинство.

Ночь. Лунным светом над землей

Растаял жизни серый прах.

Все в прошлом, только ты со мной,

Мой верный враг, мой лучший враг.

А присутствие драконов располагает к сочинению стихов. Жаль, что не располагает обстановка.

Дарх стоял в той же позе, что и у меня дома, скрестив на груди руки и расставив ноги, и я уже знала ее смысл - готовность нанести удар. Его бледное лицо отражало решимость, но о намерениях оставалось только догадываться. Я размышляла, что он может мне сказать, и как бы ехиднее на это ответить, однако Дарх молчал.

Он смотрел на меня застывшим ледяным взглядом и, возможно, видел мои эмоции. А я его - нет. Ни вокруг головы, ни у сердца не вились черные или коричневые вихри, не сияло фиолетовое пламя. Вообще ничего. Возможно, это особенность бога...

Наконец, Дарх сжал одну руку в кулак и резко выбросил ее в мою сторону. В темноте я даже увидела прерывистую, будто пунктирную, голубую дорожку, пробежавшую от кулака к моему левому плечу. Дарх целился в драконеныша.

Заряд потонул в "броне", не достигнув цели. Сасик вздрогнул и задышал часто - по-моему, рассмеялся. Дарх улыбнулся приоткрытым ртом, а в его синих глазах появилось то, что, как я думала, он оставил в прошлой жизни - азарт.

Он вскинул обе руки вверх, а потом, с видимым напряжением, развел их в стороны - в ту же секунду на тихом берегу поднялся сильный ветер. Добравшись в одно мгновение, ветер поднял меня над тропинкой, крутанул и швырнул на прибрежную скалу. Единственное, что я успела сделать - это прижать рукой Сасика. Вот это прием! Я тоже так хочу!

Левое плечо и спину на миг пронзила острая боль - дракончик впился в меня когтями. Правильно, так надежнее, ведь Дарх сейчас хочет именно вырвать его из-под защиты "брони".

Вновь налетевший сбоку ветер оторвал меня от скалы и швырнул на песок. Сасик, превратившийся в репей, держался прочно.

Я вскочила на ноги, но следующий чудовищный порыв добросил меня почти до прибоя, и сразу же оказавшийся рядом Дарх попытался отодрать от моего плеча несчастного драконеныша. "Броня" не позволила ему даже дотронуться до ящерообразного тельца - его пальцы увязли в ней и обездвижились - но гребешок Саськиной головы из нее все же торчал. Дарх мог бы ухватиться за него и рвануть... Тогда я лишилась бы вместе с Сасиком одного ребра и ключицы, которые тот обхватил своими не по-детски железными когтями.

Проверять ловкость противника, а также прочность собственных костей я не стала. Рывком перекрутившись всем телом, я ударила Дарха обеими ногами по коленям и быстро отпрыгнула в сторону. Он пошатнулся, но не упал, потеряв равновесие всего на долю секунды. Если бы он был так же силен два с половиной года назад, он бы не умер. Тогда умерли бы мы с младшим царевичем Саротано.

И почему я его жалею?!

Стоя на широко расставленных полусогнутых, Дарх вновь завладел ветром. Он метнул его в меня повелительным жестом обеих рук, и я тот час же понеслась над водой в сторону открытого океана, при этом взмывая все выше и выше. Дыхание перехватило, чувство бессилия парализовало мысли, но одно было ясно абсолютно точно: следующий этап - падение! Дарх заготовил для нас мощный удар о поверхность плотной соленой воды. Даже если бы это не убило нас, то оглушило бы или разорвало... Как удержаться?! Ну, хотя бы замедлить падение?

Все еще проносясь в воздушном потоке над волнами в сторону звезд, я напомнила себе, что могу не дышать, и это уняло панику. Ветер - всего лишь воздух. Падение - всего лишь притяжение. Как-то мне уже удавалось преодолеть его... В ловушке "диких странников", когда эти белесые твари убивали Дениса! Остается только вспомнить, как я это сделала.

Тогда ведь было гораздо хуже: притяжение было сильнее земного раз в десять - но я смогла оторваться от пола... совсем. Я напрягла все мышцы и стала кожей отталкивать всё, что меня окружало. Ничто не мешает мне сейчас сделать то же самое!

Так, начну с мышц спины.

Получилось.

В ловушке диких странников, вроде, я еще и светиться начала, а сейчас это было бы лишним. Сейчас мне надо затеряться в ночи.

Ветер резко затих, а я продолжала двигаться вперед и вверх, только медленнее и плавнее. Руки окутало бирюзовое сияние, лицо, наверное, тоже, зато все остальное надежно скрывала плотная черная ткань. Выгляжу, наверное, шокирующее. Жаль, что некому оценить, кроме Дарха (кстати, где он?), хоть бы чайка какая-нибудь пролетела...

А вот и Дарх, легок на помине. То есть, на ветру. И очень рассержен.

Несется прямо на меня. Придется срочно учиться маневрировать в воздухе.

Я метнулась в сторону и неожиданно для самой себя пролетела дальше, чем рассчитывала. Но и Дарх изменил направление несшего его ветра и опять мчался ко мне. На лету он вдруг швырнул молнию, которая проскочила мимо и ударила в воду. Следом за ней в меня полетела вторая, но я увернулась и от нее. Зачем он это делает? Надеется все же попасть в Сасика или снести "броню"? Я сама не знаю, возможно ли это, но подставляться не хочу, тем более, что драконеныш все-таки частично торчит из "брони".

Дарх послал третий разряд, прошедший всего в сантиметре от драконьего гребешка. Я опять взмыла вверх.

Сколько может продолжаться эта гонка?! Проскочить бы в портал, он где-то рядом и должен быть открыт, но ведь этот громовержец проскочит следом!

Да и, на самом деле, это было сложно: Дарх управлял ветром, он летал, оседлав мощный поток воздуха и гнал его по своему усмотрению, а я лишь хаотично металась, сжимаясь наподобие пружины и резко распрямляясь. Да, а крылья-то были не самой абсурдной идей Белого Старшего...

Одна за другой, без перерыва, в мня летели четвертая и пятая молнии, и я увернулась от них, резко уйдя вниз. Пора менять тактику. Интересно, а могу ли я хоть небольшой участок "брони" уплотнить так, чтобы отражать заряд? Пусть Дарх теперь уворачивается!

От следующей молнии я уворачиваться не стала. Я поймала ее, поставив блок правой рукой с воображаемым щитом, и при свете яркой вспышки заметила, что "броня" в этом месте утолщилась до видимого состояния, приобретя свойства зеркала. Змейка-молния полетела назад. Не ожидавший такого поворота Дарх принял ее той частью тела, в которую целился - левым плечом, только своим собственным.

Он не был больше человеком. Разряд не причинил ему большого вреда, он лишь отлетел назад метров на десять да поморщился с досады, и тут же, не выпрямляясь, метнул в меня новый разряд.

Эту молнию я тоже отбила, но на сей раз Дарх улетел из-под удара, и она ушла в небо.

Такой поединок мне уже нравился. Он напоминал волейбол и не был опасным. Еще три атаки, последовавшие с миллисекундным интервалом, я вернула играючи.

Дарх уже не выглядел ни спокойным, ни даже рассерженным - он был в бешенстве. Следя за ним в темноте, мои глаза автоматически настроились на более острое, чем привычно, зрение, и я заметила, что наш поединок не остался без свидетелей. Прямо над нами, но очень далеко, на внешнем слое стратосферы...

"Не лезь!" -- мысленно крикнула я вклейменному в память образу взъерошенного богоборца.

"Надо будет - влезу", -- тут же раздался в голове его жесткий ментальный голос.

Хотя я отвлеклась всего на миг, решивший сменить тактику Дарх успел подлететь ко мне на гребне ветра, раскрутить другим ветром и сделать то, о чем когда-то упоминал Денис - схватил мою взметнувшуюся в сторону косу.

Богу это оказалось неслабо. Прием, стоивший конечности многим моим противникам, не причинил ему никакого вреда - он держал косу так, словно это были обычные волосы. Я кувыркнулась и пнула его по лицу, но он мотнулся назад вместе со мной же, и в этом уже не было ничего обнадеживающего. Дарх медленно, с садистской улыбкой на мечтательном лице, начал наматывать косу на руку... Теперь он в два счета доберется до Сасика, и мои пинки дадут не больший эффект, чем булавочные уколы.

До чего унизительно такое беспомощное состояние!..

Я уже решила попытаться обрубить волосы ребром ладони, но тут в бой включился Сасик. Максимально выпрямив передние лапки и вытянув шею, драконеныш поступил самым драконьим образом - дыхнул пламенем. Сине-оранжевая горячая струя прошла в паре сантиметров от моего лица, уперлась в треклятую косу и в три секунды обрезала ее... Дарх с бесполезной уже шевелюрой в кулаке шарахнулся далеко назад.

Не знаю, хотел ли Саська подпалить его или добивался именно того, что получилось, но поединок зашел в тупик, и теперь я ожидала от Дарха чего угодно.

Он бросил мои волосы в море и, покачиваясь на подхватившем его ветру, соединил ковшом ладони, в которых тут же появился и стал быстро расти белый сияющий шар.

О-ёй, такую штуку мне, возможно, отразить одной рукой не удастся...

Мрачно-торжественный взгляд Дарха не обещал ничего хорошего, и я инстинктивно посмотрела на "компас" - возможно, когда он метнет эту штуку, единственным спасением будет бегство в портал. Не промазать бы еще мимо него, а это практически нереально!

И все же я дернулась в направлении портала, как вдруг...

...из него, то есть из пустоты, вылетели, один за другим, поливая пламенем ближайшие метры пространства, два здоровенных взрослых дракона... Огромных, точно таких, с которыми я подружилась пару лет назад, чьи спины наощупь могла отличить от тысяч других, взмахи чьих крыльев поднимали не просто ветер, а настоящую бурю и до сих пор виделись мне в самых отчаянных мечтах.

На мгновение зависнув, они огляделись, а затем направили свои горелки на Дарха, который от неожиданности потерял ветер и начал падать. Падая с перекошенным от злости лицом, он кинул свою шаровую молнию, но ее поглотило пламя.

Продолжая изрыгать огонь, драконы недвусмысленно косились на нас.

-- Отцепляйся, -- сказала я Сасику. -- Это за тобой.

Драконеныш обрадовался пришельцам, как родным, которыми они наверняка и являлись. Он тут же втянул когти, противно скрежетнув ими по моим костям, но окончательно оторваться ему мешала "надетая" поверх него "броня".

Впрочем, вмешательство драконов, определившее исход боя за жизнь малыша, дало мне ощущение победы, и "броня" легко отключилась - хватило одного только желания ее отключить да мысленного приказа. В прошлый раз это произошло постепенно и потому незаметно, а сейчас, из-за ее резкого исчезновения, я почувствовала себя раздетой.

Сасик, расправив крылья, оттолкнулся от меня и помчался к своим. Отлично. Совершенно ясно, что богу драконы не по зубам. Я могу не беспокоиться за него, хотя скучать, конечно, буду. Прощай, прелесть!

Три крылатые рептилии, помахав крыльями, в последний раз внимательно посмотрев на меня, развернулись и покинули мир, где для них нет места.

Дракон Самсон вернулся к своим, где под защитой мощных крыльев и раскаленных глоток ему предстояло расти и расти. Жаль, что в прошлый раз мне не удалось познакомиться с их миром, и я даже не представляю, как теперь будет жить мой питомец. Никто ведь не натрет ему яблоко, не приготовит творог и не вырастит сахартемы... Не почешет за гребешком. А ему нравится такая ласка, он сразу замирает и щурится... Даже слова ласкового моему лапусику никто больше не скажет! Драконы неразговорчивы...

За этими печальными думами я выпустила из виду, что бой еще не закончен.

Дарх не позволил мне впасть в меланхолию: он вынырнул из пустоты со скоростью пули и прежде, чем я успела осознать свою уязвимость в отсутствие "брони", крепко прижал меня к себе.

Застывшие и даже не дышащие, мы уставились в глаза друг другу. В моих он, наверное, видел замешательство; я в его - бездну безумия. Он проигрывал бой, который должен был стать его триумфом, бой, о котором он давно мечтал... Я увидела в его синих, сейчас прозрачных, глазах, что он воскрес с мечтой об этом бое, что он жил ради него... И вот он, как больной игрок, готов поставить на кон вообще все, чтобы получить последний шанс отыграться.

Но что он может сделать? Сразить молнией? В таком положении - нет.

Судорожно сглотнув, он перевернулся вверх ногами и устремился навстречу блестящей в лунном свете глади океана.

Я не пыталась вырваться, все еще признавая его право на реванш. В этом затяжном падении меня мучил вопрос: сказать, или нет, о том, что Великий Командор Ветра гораздо ближе, чем он думает? Сказать - не спортивно, я, как маленькая девочка, пригрожу обидчику старшим братом; не сказать - значит подставить под неминуемую расправу, ведь угроза вполне реальная.

Однако Командор не вмешивался. Он не считал ситуацию опасной.

Было еще кое-что, о чем я, вопреки здравому смыслу, задумалась в полете к возможной гибели: наощупь Дарх ничем не отличался от обычного человека. Мои руки оказались прижаты к его бокам, и я чувствовала нормальное человеческое тепло, исходящее от его тела, упругие, сильные толчки человеческого сердца, и нормальную человеческую мягкость кожи...

Закрученные ветром в штопор, мы ввинтились в толщу океанской воды. Падение замедлилось, но не прекратилось - Дарх увлекал меня на дно.

Я поняла, чего он добивался. Я должна была испытать то же, что и он, умирая. Пусть.

Достигнув дна, он прижал меня к острым камням и замер.

Это было бессмысленно. Я не чувствовала тяжести воды и не задыхалась. Я не была ранена. Что довелось испытать ему и его соратникам, я лишь видела в его глазах. И все это уже было мне известно.

Я увидела: он думал, будто меня радовала победа, и их судьба, их смерть мне безразличны, и, возможно, я даже с удовольствием вспоминаю, как затопила целую субмарину.

"Пойми, это не так!" -- хотела, но не могла сказать я. -- "У меня не было выбора. Вы сами его не оставили".

Дарх словно прочитал мои мысли. Его лицо изменилось так, словно ему открылось нечто, чего он раньше не замечал, удивительное до потрясения. Глухо простонав, он оттолкнулся ногами, и мы начали подниматься.

Я со своей антигравитацией теперь играла роль поплавка. Сам Дарх не предпринимал ничего, чтобы всплыть на поверхность, и дело было явно не в отсутствии воздуха и, соответственно, подвластного ему ветра - его агрессивная энергия иссякла, и даже меня он уже держал без злости. Просто держал, как держат спасательный круг.

Едва вынырнув из воды, он оттолкнул меня и исчез.

Я бросилась было следом, но, так и не научившись двигаться в воздухе, не смогла сразу попасть в дырку, а спустя несколько минут она уже заросла.

Пришлось отключить антигравитацию и добраться до берега привычным человеческим способом - вплавь.

Уже с берега я помахала рукой висящему в стратосфере космическому кораблю и растянулась на мелкой гальке.

VII

-- Попался? -- с улыбкой спросил Антон, когда стало очевидно, что больше ничего интересного не произойдет, и монитор затянулся черной пеленой планетарной ночи.

Вся вахта, пять человек, не считая Капитана-Командора, наблюдала поединок, затаив дыхание, а Димка, лицезревший на родной и, как он прежде думал, абсолютно знакомой планете и бога, и драконов, пребывал в состоянии шока и говорить попросту не мог.

-- Попался, -- удовлетворенно, но не радостно, подтвердил Капитан-Командор.

5. Цвет крови.

Ветер, теперь вновь легкий и ласковый, словно извиняясь, гладил меня по лицу и дул на вскрытое драконьими когтями плечо. Куртка пропиталась кровью, но удивительным образом не порвалась. Удачное, значит, приобретение.

Приобретений достаточно: кроме десятка неглубоких ранок, великолепная тренировка способности пробивать дыры в пространство-времени, "включать" антигравитацию и "отключать" "броню". И еще хороший вопрос: насколько велика вероятность случайного проникновения драконов в дыру в нужное время? Очень похоже, что они не звери, а, как кскривсы, разумная раса, владеющая телепатией.

В минусе - Сасик и примерно три четверти длины волос.

Как же научиться перемещаться в воздухе?!.

Обдумать это и усугубить комплекс неполноценности мне не позволил внезапный шорох прибрежной гальки и луч фонаря, упершийся в лицо, но почему-то не ослепивший. Пришлось сесть, и простое движение вдруг обернулось ноющей болью в расцарапанной спине.

-- Ася? -- услышала я удивленный голос. -- Что здесь случилось?

От леса на берег бежали четыре темных силуэта с фонарем, а от ближайших скал - два, держащихся за руки. В этих последних я предположила Юру с Алей и мысленно простонала: из пещеры, отделанной мной под жилище и облюбованной этой парочкой, можно было разглядеть произошедший только что бой. Оставалось надеяться, что ночь надежно скрыла нашу нелепую фантасмагорию, и я не слишком ярко озаряла окрестности.

А другие отчего всполошились?

-- Мы видели огонь! -- крикнул кто-то из парней, резко затормозив в метре от меня.

По голосу и приземистой фигуре я узнала Стаса. Рядом с ним остановились Серега, судовой врач "Тайны", Игорь с "Каравеллы" и Эдик из команды форта. Они пробежали от центрального портала в Горе около трех километров, но их дыхание ничуть не сбилось.

-- Угу, мы тоже, -- недовольно подтвердил Юрка и быстро кивнул отсалютовавшему ему Игорю. Ночь-полночь, а этикет - этикетом, все-таки Юрка - капитан "Каравеллы", даже босой и в одних шортах.

Аля, в отличие от него, выглядела, словно только что покинула салон красоты: тщательно уложенные золотистые волосы и безупречный наряд из невообразимой голубой блузки, застегнутой на сотню крючков, и белой юбки с завязками из лент никак не выдавали, чем можно заниматься ночью в пещере, обставленной лишь кроватью да креслом.

Все в ожидании смотрели на меня.

Следуя принципу "если не знаешь, что сказать - говори правду", я объяснила:

-- Саську свои забрали. Ну, пыхнули несколько раз, а то темно ведь, не видно ничего...

Выражение ожидания застыло на лицах, но продолжать я не собиралась.

-- Ты ранена? -- наконец, спросил Серега.

-- А? -- искренне удивилась я.

-- Тут на камнях кровь, -- он показал рукой место у меня за спиной.

-- Какая кровь? -- возразил Стас. -- Тут что-то белое, блестящее...

О, черт!!! Я захлебнулась воздухом, вспомнив слова Капитана-Командора о нашей крови: "Она только кажется красной при дневном свете".

-- Это из-за фонаря такой глюк, -- усомнился практичный Эдик. -- В этом германовском свете всё какое попало.

Точно, фонарь ненормальный - даже не ослепил меня, хотя светил прямо в лицо. Очевидно, именно такой свет и нужен, чтобы увидеть отличие крови Перворожденных от человеческой.

Спорить с Эдиком никто не стал. Никто не кинулся отбирать образцы и исследовать их с лупой. Наверное, они даже не запомнят эту случайную странность. Неправильное и загадочное - дело Германа, и к этому все давно привыкли.

Серега, будто уловив, что мне хочется оказаться подальше, присел рядом, взял меня за руку и очень серьезно посмотрел на плечо.

-- Ты ранена? -- повторил он.

-- Нет, -- пришлось ответить. -- Это Сасик случайно поцарапал, когда я плыла к порталу. Ничего страшного.

-- Понятно, -- недоверчиво отозвался Серега.

Поверх его густой белобрысой шевелюры меня сверлили синие, как у Дарха, глаза Юрки, и от этого мне было еще сильнее не по себе.

-- Где Герман? -- спросил Игорь, расценивший Серегин тон по-своему и решивший, что мне срочно нужна помощь, хотя я пытаюсь это скрыть.

-- Не здесь, -- ответил Серега.

-- А где? -- удивился Эдик. -- Все ваши на Острове. И Эля. Куда он один мог пойти?

-- Да какая тебе разница? -- огрызнулся бортврач "Тайны", пряча глаза за белесыми ресницами.

Но тут встревожился Юрка, всегда почему-то считавший, что его исключительно сильный и гениальный близнец нуждается в покровительстве:

-- Где? -- требовательно обратился он к Сереге, и тот, замявшись, отпустил мою руку.

Субординация сделала свое дело - не ответить на вопрос капитана, пусть даже чужого, он не мог. Он и ответил, метнув в Юрку взгляд гораздо более информативный, чем произнесенное при этом слово:

-- Там.

Молниеносный мыслительный процесс, отразившийся на Юркином лице и закончившийся потрясенной миной, оказался понятен всем присутствующим, кроме меня, даже Але, которая разочарованно ахнула, и этим переключила на себя общее внимание. Глаза уставившихся на нее парней стали испуганными, словно они совсем не хотели, чтобы она поняла то же, что и они. Она в ответ на их реакцию с досадой закусила губу и отвернулась.

Этот минутный спектакль с максимальной концентрацией секретов на одном квадратном метре захватил меня целиком. Серега глянул быстро и виновато - он очень опасался, что и я пойму.

Аля, не желавшая разоблачения, мудро молчала, предоставив парням самим искать повод ее аха. Но их тайна, по всей видимости, была скандальной, поэтому они молчали тоже. Сейчас самое то для всех - сделать вид, что ничего не было, а тем, кому что-то непонятно, придумать удовлетворительное объяснение и успокоиться.

Встав на ноги, я попятилась в сторону леса:

-- Ну, вроде, пока...

-- Куда с такими волосами?! -- опомнилась Аля, со странной брезгливостью оттолкнула Юркину руку и бросилась за мной.

До самой чащи леса мы чувствовали на своих спинах луч фонаря и взгляды пяти пар глаз, а самый тяжелый - Юркин.

Я думала, что мои волосы для Али - лишь предлог, чтобы оставить Юрину компанию. Однако она, не слушая протестов, повела меня в сторону девичьей деревни, безапелляционно сообщив:

-- Ну, правда, жуткий причесон. Ты ведь не сегодня-завтра в мирки подашься, даже в зеркало не посмотришь? Я приведу тебя в порядок.

Да, волосы... Подумав о них, я поняла, почему не могу отделаться от ощущения антигравитации. Оказывается, коса была очень тяжелой, и эта тяжесть за многие годы стала привычной. Теперь легкость в голове вызвала состояние, близкое к эйфории, и мне было трудно побороть смех. Аля, шедшая чуть впереди меня, тоже вздрагивала от придушенного смеха и в конце концов не выдержала:

-- Нет, ты видела его лицо?

-- Угу, -- еле сообразив, что речь идет о Юре, откликнулась я. -- А ты?

-- Я - не видела, поэтому и спрашиваю. Судя по молчанию, он был в ауте.

-- В абсолютном. Но что случилось-то? Что за тайны, можешь сказать?

-- Не могу. Поверь, очень хочу, но не могу. Запрещено.

Уж очень много изменилось за время моего отсутствия, однако перемена Алиного отношения ко мне - самая масштабная. Раньше ее словно оскорблял сам факт моего существования, и она едва ли десять слов сказала за почти три года знакомства, а сейчас она явно была ко мне расположена, и я очень отчетливо ощущала ее поразительное обаяние - направленное очарование красавицы, за которое многое можно отдать. С чего бы это?

-- Знала бы ты, насколько мы сейчас в одной лодке! -- похоже, прочитав мои мысли, звонко рассмеялась она.

-- Хватит темнить! -- взмолилась я. -- Если не можешь сказать главное - не говори вообще ничего.

-- Ладно, -- пообещала она и тут же снова рассмеялась: -- А в каком обломе эта дура! Представляешь, приходит ко мне и говорит: "Как красиво получатся: у братьев-близнецов девушки - Аля и Эля..."

Даже сквозь почти-эйфорию что-то очень больно процарапало мое новое сердце.

-- Она же Нора? -- удивилась я.

-- Ради такого каламбура была согласна назваться Элей, -- пояснила Аля. -- А я ей возьми и брякни: "Мне больше нравится сочетание Аля-Ася"!

Охотно верю, что она могла такое сказать. Ей ни к чему считаться с чужими чувствами.

-- Кстати, Юрка просил меня поговорить с тобой о Германе. Давай будем считать, что мы поговорили, ага?

-- Ага...

-- Ты правильно себя ведешь, молодец. Чем меньше мы обращаем на них внимания, тем нас больше любят.

Вот, оказывается, как можно расценить мои поступки. Опять выгляжу идиоткой. Черт, когда же это кончится?

-- Да? -- не удержалась я от шпильки. -- И куда же он, в таком случае, подался?

-- Ну... -- она пошла быстрее. -- Знаешь, у наших парней полно дел в других мирках. С некоторыми они связаны очень прочно. Тут есть не все, что им нужно... Они постоянно чему-то учатся: то стрелять, то драться, то делать какие-то машины. Где, как ты думаешь, изготавливают всякие механизмы по чертежам Германа? Ты у нас видела сталеплавильный цех? Ах, да, видела, он в Горе. Но есть много всякого, что на Острове сделать невозможно, так вот это делают фанаты Королевы в других мирках. У него даже лаборатория где-то есть, для каких-то длительных экспериментов, мог туда пойти.

Врушка. От такого гладкого оправдания отсутствия Германа у Юрки не вытянулось бы лицо. Ну, ладно. Наверное, ей действительно нельзя говорить. Уж я-то ее понимаю...

До девичьей деревни дошли в молчании.

Полукруг миниатюрных двориков слабо освещался пятью фонариками, висящими на каждом крылечке, в трех шагах от низеньких фигурных заборчиков. Аля повела меня к домику с самой высокой крышей и шпилем, стоящему, конечно, в середине. В темноте цвет домика был неразличим, но я не могла представить его каким-либо иным, кроме белого с золотом - на этом сочетании после многочисленных экспериментов она остановилась полтора года назад, и оно ей, безусловно, шло.

Внутри дом оказался всех оттенков розового: и обитые шелком стены, и бархатные шторы с воздушной вуалью на окнах, и стройный платяной шкафчик с широким комодом, и, естественно, туалетный столик с пуфиком, и даже пол. Не говоря уж о кровати. Удивило меня то, что все это на самом деле было красиво. Вся эта розовость не отдавала слащавостью, она выглядела даже немного жесткой, как и хозяйка апартаментов, и далеко не сразу мне стало понятно, почему - взгляд не задерживался ни на чем пушистом или мягком. Даже кровать и кресла с атласной обивкой казались твердыми.

Хозяйка у себя дома смотрелась великолепно: розовые окрестности четко выделяли ее, подчеркивали безупречно гладкую, покрытую нежным матовым загаром кожу (почему-то фиксируя внимание на идеальном маленьком носике) и длинную шею, а зеленые Алины глаза и золотистые волосы здесь даже заблестели. Она здесь выглядела не просто стройной, как обычно, а какой-то волшебно-воздушной, она передвигалась, будто не касаясь пола.

Аля подвинула на средину комнаты один из двух стульев, усадила меня и только тут обнаружила, что я могу несколько подпортить ей интерьер.

-- Наверное, тебя надо во что-нибудь переодеть, -- глубокомысленно заметила она. -- Если кровь больше не течет...

Из чистого желания посмотреть, что будет дальше, я сняла куртку. Оглядев густо замазанное кровью плечо с обеих сторон, Аля нахмурилась. Она пожалела, что привела меня к себе домой, но не могла найти благовидный предлог, чтобы выпереть за дверь. Я сделала вид, что не понимаю ее терзаний и не вижу иного варианта развития событий, кроме немедленного оказания первичной медицинской помощи.

Аля молча вышла из комнаты на веранду, одновременно исполнявшую роль кухни, и через минуту вернулась, неся бутылку девятипроцентной перекиси водорода и большой клок ваты.

...Обрабатывать раны Аля не умела. Боясь обжечь пальцы, она лила перекись прямо на плечо, а потом размазывала ватой.

Меня и раньше пытали, случалось. Во многих мирках мои целительские способности вопреки логике воспринимались враждебно, и некие специальные службы искали в этом феномене интерес злых сил, а методы поисков отличались лишь в деталях, но не в смысле - причинить как можно больше страданий. Однако тогда я считала себя человеком, и не пыталась применить к самой себе трюки вроде обезболивания. Теперь я осознавала главное в своей сущности - возможность по своему усмотрению распоряжаться составляющей меня энергией - и вот выпал случай проверить, можно ли заблокировать боль.

Оказалось, нельзя. Через десять минут экзекуции, едва не раскрошив собственные зубы, я убедилась в этом окончательно. Чего я только не перепробовала за это время: пыталась и перегреть расцарапанные места, чтобы прикосновение перекиси казалось прохладным, потом, наоборот, остудить, чтобы притупить ощущения, потом просто отсечь болевые импульсы, но ничего не помогало. Надо будет подумать об этом и в следующий раз, который обязательно случится, попробовать что-нибудь еще, такое, чего я пока даже не представляю.

Решив, что достаточно, Аля нашла сильно заношенную блузку, подозреваю, выполнявшую уже обязанности половой тряпки, надела это на меня и облегченно вздохнула, явно гордая удачно выполненным квестом. Сказать ей, или нет, что для обработки ран живым людям используют в три раза разбавленный раствор? А то ведь кто-нибудь пострадает... Нет, бесполезно, все равно она тут же об этом забудет.

Взяв расческу и парикмахерские ножницы, Аля почувствовала себя гораздо увереннее. В целом, ее манеру расчесывать спутанные волосы тоже можно отнести к какой-либо разновидности пыток, но после перекиси водорода это было уже не страшно.

-- Где ты училась стричь? -- уже не веря в благоприятный исход, спросила я.

-- В модельной школе, -- со значением ответила она. -- Пока была дома.

Ладно, в крайнем случае, похожу лысой. Разговор становится интересным.

-- Собираешься стать моделью?

-- Нет, конечно! Что я, с ума сошла, кривляться за деньги? Там учат производить впечатление! Школу я почти закончила, пора выбираться во взрослую жизнь.

Все это она произнесла самым нравоучительным тоном, таким убежденным, будто на Земле только полная дура не знает, что путь во взрослую жизнь лежит через модельную школу.

Не дождавшись удивленных возгласов, Аля продолжила под лязг ножниц:

-- Я и в этот раз уже не хотела приезжать на Остров, но Юрка убедил.

Наверное, надо было огорчиться, и я состроила печальную мину, стараясь, чтобы она была видна в зеркало. Аля улыбнулась и еще что-то сказала, но мне больше не хотелось поддерживать разговор о взрослой жизни. Ее "взрослая жизнь" была очень далека от вопроса "Как обезвредить злого недобога?", феномена драконьей телепатии и космического корабля в стратосфере. Для нее Остров - детство. Игра.

Было время, Денис тоже так думал, чуть не выбрав из двух параллельно существующих, но противоположных по содержанию, реальностей казалось бы "взрослую" - ту, в которой жили наши родители.

Для меня до последних событий Остров тоже был игрой, увлекательной настолько, что невозможно себя заставить ее прекратить, хотя никто не заставляет играть. Но все оказалось не так. Если правила кем-то навязываются, то это не игра. Сейчас я чувствовала себя взрослой.

Парни-островитяне, пожалуй, повзрослели в тот день, когда сюда попали, и, похоже, вообще не задумывались о какой-то другой жизни. За неполные четыре года нашего знакомства никто по своей воле из этой команды не выбыл, даже те, кому уже исполнилось восемнадцать, и кого "взрослая жизнь" на материке должна была уже засосать.

Если Аля навсегда покинет Остров, что от этого изменится?

-- Так гораздо лучше, -- удовлетворенно сообщила она и убрала ножницы на туалетный столик.

Я посмотрела в зеркало. Гм. Теперь моя прическа в точности повторяла пушистую гриву Черного Командора, длиной чуть ниже плеч, только другого цвета. Привыкну.

-- Спасибо.

-- Угу. С тебя новые ножницы.

Справедливо. Я забыла ее предупредить, что каждое укорачивание косы минусовало пару ножниц. Даже в небоевом режиме мои волосы не сдавались без боя.

-- Как только, так сразу. Тряпочку возвращать?

-- Не стоит.

На том и расстались.

Но дойти до дома мне в эту ночь было не суждено. Шурша лианами, невидимая сущность прошептала: "Пора. Иди к Королеве".

III

К расположившемуся на склоне зеленого холма космическому кораблю, довольно искусно замаскированному под огромный бурый валун, еле заметно подпрыгивая на ухабах, подъехал большой черный внедорожник. Мотор затих, но дверцы джипа еще не успели открыться, как обитатели корабля выстроились в шеренгу, а их командир вскинул руку в приветствии. Из машины вышел только один человек, одетый в черный плащ седоволосый худощавый мужчина.

-- Здравствуйте, мистер Брюс.

-- Здравствуйте, Командор. Я был в отъезде и только что узнал о вашем визите. Сожалею, что заставил ждать.

-- Не сожалейте. На Земле у меня и гвардейцев много дел частного характера, и мы как раз успели с ними разобраться. Это я сожалею, что побеспокоил. Я рассчитывал, что меня известят о вашем прибытии, и я сам вас навещу.

-- Я крайне заинтригован и захотел своими глазами увидеть ваш корабль и ваше окружение. Однако я вправе поинтересоваться, что за дела частного порядка у вас на моей планете.

-- Разумеется. Охотно удовлетворю ваш интерес. Почти все гвардейцы родом с Земли, они были похищены Великим Магистратом в младенческом возрасте, и для них настало время узнать о своих семьях. С этой целью мы попрактиковались в генетическом поиске, и желающие смогли увидеть своих родственников.

-- ...Полагаю, разглашение этой информации невыгодно Великому Магистрату...

-- Уважаемый консул, безусловно, знает о том, что Великий Магистрат, как и возглавляемое им условное образование конфедерация, прекратили существование.

-- До меня доходили обрывочные сведения. Целой картины произошедшего я не составил. Возможно, вы, Командор, поможете мне в этом?

-- Конечно. Всех Великих Магистров постигла мгновенная кончина сразу после того, как я уличил их в убийстве представителя своей расы. Человеческие сообщества, составлявшие конфедерацию, побоялись разделить их участь и заявили о самостоятельном существовании в дальнейшем.

-- Так. Значит, вы лично имеете отношение к мгновенной кончине Правителей?

-- Да.

-- Кого вы в таком случае сейчас представляете?

-- Свою расу.

-- Простите мое замешательство. До этого момента "дети звезд", хотя и, безусловно, являлись отдельной расой, но представляли все же человеческие сообщества. Ведь вас... всего трое... было.

-- Совершенно верно, было. Теперь нас несколько больше. И погибшего нам удалось воскресить. Кстати, этот воскрешенный погибший - ключевая фигура в сути моего к вам визита. Это самка, если проводить аналогию между нами и людьми - женщина. Надеюсь, вы понимаете, что теперь интересы нашей расы могут расходиться с интересами людей.

-- Вы больше не нуждаетесь в нашем обществе.

-- Именно так. Пока наши младшие слишком молоды, все остается, как было. Но очень ненадолго.

-- Все это требует осмысления. Конечно, вы обладаете некоторыми... иными качествами, но в вас привыкли видеть сверхлюдей, и все же людей - вы слишком на нас похожи.

-- Поверьте, нашего умысла в этом сходстве нет. К тому же, оно только внешнее. Строение организма у каждого из нас разное, и от человеческого во многом отличается.

-- Э-э-э...

-- Иначе. Мы совершенно другая раса.

-- Вы читаете мои мысли?

-- У меня есть такая способность. Работает не всегда, но сейчас ваши мысли абсолютно доступны. Полагаю, дипломатическую часть нашей встречи можно закончить. У меня есть еще одна новость, касающаяся вас. Дина Лаврова.

-- Да, меня очень беспокоит судьба этой девочки. Я так понимаю, что сейчас никто не несет за нее ответственность.

-- Формально - никто. Но она находится под опекой гражданина одного из сообществ, ранее входивших в почившую конфедерацию.

-- И какого рода у них отношения?

-- Супружеские.

-- Как?!

-- Добровольно. При похищении с Земли Дина эмоционально привязалась к одному из похитителей. По оценке эксперта, эта привязанность очень глубока.

-- Девчонки везде одинаковы. Вот почему она так стремилась вернуться туда.

-- Я периодически устанавливаю с Диной связь, поскольку один из моих гвардейцев - ее родной брат и также беспокоится о ней.

-- Она не говорила мне об этом.

-- Дима, представься господину консулу.

-- Да, сомнений никаких. Очень похожи.

-- Я наложил волевой запрет на сообщение этой информации. Прошу простить - был вынужден, поскольку в то время служил Правителям.

-- Неприятно это осознавать.

-- Понимаю.

-- Чего вы сейчас хотите от меня и от Земли?

-- Ничего. Для нас вы ничего не можете сделать. Я верну Дину, как только она пожелает, и сообщу вам об этом. И еще одно обстоятельство...

-- Командор, простите, но мне нужно точно знать: у нас с вами дружеские отношения или нейтральные?

-- ...Вы можете забрать из Великого Магистрата то, что хотите. Но только это. Больше ничего не обещаю.

-- Хорошо. Какое обстоятельство?

-- На Земле некоторое время будет находиться наша первая самка, также здесь живут люди, с которыми связаны гвардейцы и я сам. Поэтому мы будем наведываться на вашу планету в частном порядке.

-- Вы представите нас с вашей сестрой друг другу? Это не праздное любопытство, ведь не секрет, что принимать "детей звезд" - честь для любой планеты.

-- Как только появится возможность. Но вы не сможете использовать ее для войны, как принято поступать с нами. Она этого не захочет.

6. Небыль.

-- Поговорим?

Хотя я произнесла это слово на его родном языке, он не сразу понял. Или не сразу поверил, что я здесь. Синие глаза на обтянутом белой кожей лице застыли, став беззащитно-огромными. Еще бы.

Легкий ветер, дувший в спину из пространственного сквозняка, пропал уже в следующий миг, хотя пробито было последовательно четыре мира. Хорошая работа, как сказал бы мой наставник. Будучи по натуре добрым духом, он часто хвалил за любые успехи, но таким пробоем и вправду можно гордиться - ведь я сама нашла Дарха, по одному лишь образу, запечатленному в памяти.

Одного взгляда на него хватило, чтобы понять: времени еще много, торопиться не стоило. Он был непритворно очень слаб и выглядел немногим лучше, чем мы с Денисом после воскрешения. Полулежащий на пестрой груде шелковых подушек, он, казалось, даже руку не смог бы поднять, даже повернуть голову. Расстегнутая рубашка обнажала изможденное тело, худое и болезненно-бледное, а черную ткань брюк волнами прогнал по тощим ногам вырвавшийся из сквозняка ветер.

Мне, привыкшей видеть мускулистые мужские фигуры, Дарх и в прошлый раз показался удивительно худым, но то, что лежало передо мной сейчас, вызывало острую жалость. Расчеты подтвердились: в бою над заливом он потратил непростительно много энергии. Значит, все, что я узнала о богах - правда.

Хотя знания эти были невелики.

Духи сами понимают их плохо, признавая свою слабость. Лишь Королева могла составить конкуренцию некоторым из богов, но она - яркое исключение из правила. Краеугольным камнем была и есть плоть... Плотное существо способно действовать в твердом мире, несравненно более богатом, чем мир бесплотный, и потому очень желанном для всех разумных существ. Бесплотные могли влиять на него лишь через людей или животных, заставляя их совершать нужные поступки малым числом доступных средств: подсовывая подходящие к случаю эмоции, мысли, или включая воспоминания.

Что-то такое я давно подозревала, поэтому новостью оказалась другая информация - для чего это все. Пища. Всем нужна энергия - силы, чтобы существовать. Духи впитывают эмоции, но это - приправа. Им необходима энергия, выделяемая людьми работающими, как физически, так и духовно. Поэтому они всегда там, где идут спортивные соревнования, и поддерживают интерес людей к этому казалось бы бессмысленному времяпровождению; поэтому они всегда на концертах поп-музыки, коллективных молитвах и, конечно, сражениях... Туда, где массово выбрасывается энергия, они оголтело прогрызают ходы сквозь ткани пространства и времени, оставляя множество порталов, в которые, бывает, попадают люди, оставаясь для современников пропавшими без вести.

Сам принцип существования духов, образ их действий я не поняла. Мы общались недолго, и единственной целью этого общения было научиться пробивать ходы в другие пространство-времена. Лучше них этому никто бы не смог научить: дух-наставник с легкостью вызвал те же самые ощущения, которые сопровождали мои прежние удачные пробои (испытывать только чувства, без связанных с ними зрительных или слуховых образов, без мыслей оказалось забавно), и сделал их доступными в любой момент по желанию - такими же легковоспроизводимыми, как мимика или жесты.

Первое, чего я захотела, освоив этот прием - оказаться на своей планете, Ледяной или Каменной, но ничего не вышло. Дух объяснил, что перемещаться в этом же пространство-времени, то есть преодолевать только пространство - совсем другое искусство, и мне его осваивать пока рано. Я задумалась, почему бы не сделать переход двойным: сначала с Земли попасть в другое пространство-время ("наколдованный мирок"), а затем из него - на сестру-планету? Дух ответил сомнением, и это исследование пришлось отложить на потом.

Боги совмещают преимущества людей и духов, тем самым оставляя далеко позади и тех, и других. Как люди, они могут пользоваться благами твердого мира и перерабатывать в энергию эти блага: пищу, воду, прочее... Как духи, они не считаются с расстояниями и условностями вроде неизменной формы или веса. Волей, силой мысли они влияют на природные явления, начиная от погоды и заканчивая ландшафтом; манипулируют эмоциями людей и животных, наводя то безотчетный страх, то безмятежный покой, заставляя тем самым действовать или бездействовать в своих интересах или, хотя бы, допускать и обрабатывать нужные богам мысли. Их воля ослабевает, лишь сталкиваясь с чужой волей. В конфликте интересов выигрывает тот, кто сильнее.

Сила - это сила и есть, она в энергии. Сильным оказывается тот, кто умеет ее собирать, накапливать и с наибольшим эффектом расходовать. Теоретически это может быть и человек, и дух, и другой бог, но люди как серьезные конкуренты богами не рассматриваются, поскольку в большинстве своем ничего этого не умеют; духи, за редким исключением, тоже.

Редкое исключение - Королева Сидони. По слухам, она когда-то была богом, но в твердом теле погибла. Слухи требовали осмысления...

Что нужно богам? Энергия и нужна. Чем больше людей с их мыслями и чувствами находится под контролем, тем сильнее бог, которому они молятся. За сферы влияния, то есть за наиболее эмоциональных и упрямых, иногда приходится бороться, причем даже с другими богами, а человеческие лидеры, не только излучающие энергию, но и зажигающие других - вообще ценный приз, ради которого можно пойти на что угодно.

Быть богом увлекательно и приятно.

Стать богом почти невозможно.

Через это "почти" просачивается очень мало людей, и лишь единицы - самостоятельно. Чаще боги сами подбирают и готовят себе компаньонов: изменяют их мысли, а потом тела, клеточку за клеточкой, делая прочными, чувствительными ко всем видам энергии и способными на метаморфозы. Полного изменения никогда не дожидаются, а неизменившиеся клетки просто убивают. Все в один миг. Эта смерть человека становится началом рождения бога. Как-то так.

Дарху не повезло. Всё, что нужно, не успело в нем измениться к моменту гибели ненужного, и он остался неспособен к кое-каким важным божественным фокусам. Он не мог брать энергию отовсюду, как нормальные боги, и это составляло его главную проблему.

Второй проблемой была невозможность влиять на события - "строить вероятности", как это называет Капитан-Командор. Иначе меня давно обложили бы несчастья.

Он не ответил. В его положении у него оставалось только это - гордость. Испуг отступил, и теперь синие глаза приняли обычное для меня выражение ненависти.

Я села на пол, скрестив ноги, и огляделась. Оглядеться, безусловно, следовало раньше: место, как обязательно сказал бы Тим, было очень странным.

Большие гладкие куски белого мрамора, которые я сначала приняла за обломки, торчали из покрытой невысокой травкой земли, обрывающейся в никуда. Горизонт тут был слишком близко, метрах в десяти вокруг каменного, заваленного подушками ложа Дарха. А дальше - лишь солнечное сияние да редкие пушистые облачка.

Дарх возлежал на вершине горы, окруженной только небесами. Неужели Олимп? С богов станется. А я без приглашения... Наскребу еще врагов на свою...

Но ни людей, ни богов здесь не было. Периферическим зрением я уловила хаотичное движение воздуха и поняла, что здесь, где его мало, наконец-то смогу увидеть духов! Надо, наверное, как-то по-особому настроить глаза! Сощуриться и смотреть сквозь... на Дарха, к примеру. Или на дальнее облако. Ой, а ведь действительно что-то различается! Так, запомню состояние глаз, а потом, на Острове, потренируюсь.

Уголки губ Дарха, понявшего, чем я занята, презрительно дернулись. Он-то духов видит.

-- В прошлый раз у нас с тобой беседы не получилось, -- как можно спокойнее начала я.

Его лицо застыло. Попробую продолжить.

-- Я понимаю, что ты чувствуешь. Давай, ты поймешь, что чувствую я?

Разговор не в русле божественной логики, уж точно. Дарх не выдержал.

-- Лучше убей, -- чуть напрягая горло, но ясно и четко произнес он.

Это сейчас проще простого. Это даже оправдано обстоятельствами, и никто, пожалуй, не осудил бы такое убийство, ведь Дарх мне угрожает. Но.

-- Ты, конечно, знаешь, что я не могу. Я не желаю ничьей смерти.

-- Почему? -- вызывающим шепотом спросил он.

Обсуждать с богом жизненные принципы - наверное, не самое умное занятие. Прозвучавший в его вопросе скепсис указывал, что все объяснения уйдут в пустоту. И все же дать их придется - только потому, что он об этом спросил, кинув единственную ниточку, которая могла бы нас связать чем-то получше ненависти и страха.

-- Я не хочу приумножать боль.

Говорить Дарх уже не мог, хотя очень желал. Я попыталась направить на него все свое внимание, чтобы ему было легче кидаться мыслями, и тут же получила: "Тогда убей безболезненно".

Это просто игра словами. Дарх не может не понимать, о чем на самом деле я говорю. Он просто использует возможность подраться со мной хоть на словах. Что ж, ненависть есть ненависть, и раз другого не дано, придется добиваться цели ее средствами.

-- Будет больно тем, кто тебя любит.

"Таких не осталось".

Не может же он в действительности ждать, что я сей момент сверну ему шею!

Стоп. Он хитрый. Он ждет не этого. Он ждет, что я заведу душеспасительную беседу, раскроюсь и расскажу о тех, кого люблю сама. И правда: порыв покопаться в памяти, с чего вдруг ценность человеческой жизни взвилась в абсолют, у меня возник, и даже вспомнились мамины сумасшедшие от тревоги глаза в те дни, когда Алешку срочно готовили к внеплановой операции, и настоящее, физическое, действительно невыносимо болезненное ощущение этой ее тревоги, тогда впервые передавшееся мне и оставшееся навсегда... А что, если Дарх прав, и тех, кого никто не любит, можно убивать?..

-- Не может быть, -- совершенно искренне, неконтролируемо, вырвалось у меня.

Эта уверенность, кажется, сильнее разума, который под ее давлением отказался допустить такую вероятность.

Дарх посмотрел с интересом, что-то ища в моем лице, а потом, после недолгого раздумья, стал один за другим посылать образы из своей памяти. До того, как воспринять их, я успела подумать, что или его ментальные способности уже восстановились, или на них вообще не отразилось энергетическое истощение. А еще о том, что я не люблю воспринимать чужие умозрительные воспоминания. Неприятно это, как заноза в теле, как кусок уже кем-то прожеванной пищи. Даже воспоминания Капитана-Командора, которого я считала частью себя самой, вызвали сначала порыв отторжения, и лишь потом, переработанные собственным сознанием, они стали мне дороги.

Побороть брезгливость к воспоминаниям Дарха оказалось еще труднее. Он вырос в обществе с традициями, далекими от привычных мне, и разобраться по зрительно-эмоциональным картинкам, кто и насколько был ему близок, сходу не получилось. Я отключила свои чувства, чтобы понять.

Конечно, он любил. Конечно, его предали. Без таких переживаний не встать на путь к совершенству, это постулат. Только критически сильные эмоции способны возмутить и увеличить душу так, чтобы она вышла за человеческий предел, а этот выход - единственное, чему невозможно научить. Эта странная истина ужалила мои мысли, но, для Дарха обыденная, она сразу унеслась прочь с потоком событий его жизни.

Кажется, удар нанесла мать. Или какое-то другое существо женского пола, без которого маленький мальчик жизни не мыслил, которого ждал с надеждой, превратившейся в жестокого палача, в те жуткие месяцы, пока срастались кости в сломанных железным колесом ноге и руке. Она так и не пришла за ним, и он понял потом, вспоминая ее ускользающий в даль взгляд - она не собиралась приходить. Та, кого он любил, гораздо больше, чем любят мать, для кого он мог стать крепчайшей опорой в жизни, ответила ему ледяным холодом. Его боль - он не мог ей простить оставленной надежды-палача. Ему казалось, что без мучительного ожидания он легче перенес бы разлуку, но она даже не простилась, выбросив его, как сломанную вещь... Словно не только он сам, покалеченный ребенок, не имел больше значения, но и эта жаркая, огромная и прекрасная любовь - тоже. Я нырнула в мальчишечьи переживания поглубже, задержав поток образов, и ощутила горячий стыд, будто была той женщиной, будто сама совершила нереальную подлость... Дарх видел во мне ту женщину. Пропуская через себя другие события, я продолжала ощущать унизительное жжение, и даже убежденность в собственной безгрешности от него не избавляла. Один лишь факт того, что я тоже женщина, сделал меня причастной к греху, и это даже не показалось странным.

Он вырос в казарме - там, куда его кинули мягкие нежные руки, о которых он долго еще грезил. Собиравшийся в поход командир, очарованный красотой на миг заскочившей незнакомки, приказал лекарю позаботиться о мальчике. Может быть, тоже понадеялся, что она вернется? Но ему достался только мальчик-калека.

Жизнь с полудикими вояками, воспитанными на ближайшей помойке, и действовавшими скорее инстинктивно, чем разумно, могла бы закончиться очень быстро, но много раз попадавший под шальную руку (да и не только руку), Дарх постоянно возвращался от порога смерти. Заболев в возрасте девяти лет сразу тучей принесенных ими из последнего похода инфекций, в предсмертном забытьи он увидел мир духов, чем-то вызвал их интерес, и был спасен. Потом появился бог-покровитель, показательно расправившийся со всеми обидчиками, и с тех пор уже никто и ничем не смел задеть богоизбранного.

Командир, с которым жил Дарх, был капитаном подводной лодки, впечатлившим меня выдержкой и хладнокровием. Он умер на дне моря. А связывало их нечто большее, чем служба. Ой... Это я смотреть не хочу.

-- Прости, -- глупо сорвалось с языка.

Дарх окатил меня презрением. Да уж. С его позиции, я виновата во всем.

Но с моей...

-- Что я должна была делать?! -- сбрасывая остатки транса с обрывками видений, возмутилась я.

Ответ был предсказуем: "Просто умереть".

III

Удачно закончившаяся для нас история не оставила у меня вопросов. А должна была. Три года назад я была еще ребенком и принимала все события, как данность, не задумываясь о воле, по которой они происходили. Но ведь я так и не узнала, зачем меня похитили. Тим говорил, что это был ход некоего соперника Королевы, то есть борьба шла не против лично меня или царевича, а за обобщенные сферы влияния. Царевича убивали, чтобы разуверить саротановцев в ее могуществе и обратить к богу-покровителю, а я должна была умереть, потому что считалась "любимой игрушкой Сидони", которую, очевидно, следовало у нее отобрать, чтобы, наверное, расстроить. Вдобавок собирались похитить, судя по описанию, Капитана-Командора - фаворита, о котором, как и обо мне, знали очень мало.

Ясно. Похищение меня было вообще отсебятиной, с богом-покровителем не согласованной. Теперь мне во всех деталях вспомнилось, как уже на подводной лодке старший из похитителей оправдывался перед кем-то невидимым, и насколько трагичным было для него молчание вместо ответа... Бог-покровитель в тот момент понял, кто я такая, и чего от меня ждать. Он оставил своих верноподданных в моей власти. Бросил. Почему?

-- Неужели он ничего не мог сделать?

Не настолько же я крута...

Но для Дарха было немыслимо сомневаться в поступках высшего существа. Он не думал об этом, он лишь вспоминал, как неотвратимо и обидно рушилась его жизнь и будущее. Он посылал мне эти воспоминания толчками, играя на только что обнаруженной способности сострадать.

"Так происходит всегда, -- заключил он, отвлекаясь от картин памяти и мучительных ощущений. -- Спасая одних, ты обрекаешь других. Боли не становится меньше".

-- Так вышло только единственный раз! -- запротестовала я, но Дарх осадил:

"Ой ли? А ты часто задерживаешься, чтобы увидеть последствия?"

Моя очередь вспоминать.

Бригантина! Где она сейчас? Решать ее дальнейшую судьбу я предоставила Герману и Капитану-Командору, но их миролюбие под вопросом... Что за ерунда в голову лезет? Они не стали бы причинять вред без необходимости защищаться - нерационально это в понимании Командора, стало быть, не нужно. Бригантина наверняка вернулась туда, откуда взялась. А что еще?

"Ты никогда не видела, как поступают с побежденными те, кому ты обеспечила победу? Оставляя беспомощным противника, никогда не оборачивалась?"

Я хотела тут же возразить, что в этом и необходимости не было, ведь я защищала слабых, но так и застыла, набрав в грудь тощий местный воздух. По спине пробежал холод от внезапной догадки, от уверенного понимания, что Дарх прав. Такое не просто могло быть - оно БЫЛО. Не всякий раз, за это я отвечаю, но не единожды.

От оцепенения меня спасла мысль о том, что не на пустом месте случились мои бои. Среди тех пострадавших не найти невиновных - все они знали, на что шли с оружием и воинственными гримасами.

-- Вы первые начали, -- выдохнула я.

"Думаешь, без причины?" -- тут же парировал Дарх.

Он все же загнал меня в глухую оборону. Вопрос:

-- И чем вам успел навредить маленький мальчик? -- прозвучал, как попытка оправдаться.

"Из-за него страдали наши маленькие мальчики и девочки. Какая разница, желал он им зла, или нет?"

Подумав это, Дарх вновь окунул меня в образы прошлого.

Между Саротано и его страной существовала давняя вражда, они ненавидели друг друга традиционно, без конца захватывая и отвоевывая друг у друга территории. Родине Дарха, укрепившейся по обе стороны удобного морского пролива, не хватало острова, принадлежащего Саротано, пропускавшего торговые суда без пользы для ее казны, а также его железных гор. Сограждане Дарха были уверены, что жили бы гораздо богаче и лучше, если бы все это принадлежало их владыке. И они были правы. И их убежденность в собственной правоте основывалась не только на жадности, но и на истории, в дебрях которой все было наоборот.

Вершить историческую справедливость я бы не взялась.

-- А еще раньше? -- пришла спасительная мысль. -- До того, как остров и горы были вашими? Чьими они были?

Дарх не ответил. Он не знал. И не хотел знать.

Какая разница, какие события остались в истории? Истории нет. Есть коллизии интересов. Есть аргументы в споре, звучащие убедительно и красиво. Есть силы и возможности.

Дарх смотрел на облака за моей спиной. Его лоб и губы напряженно сжались. Он больше ничего не хотел мне сказать и демонстрировал пренебрежение, таким образом прогоняя.

Ветер требовательно потрепал волосы у меня на затылке. Сначала я подумала, что это дружественный Дарху дух применяет силу в меру своих скромных способностей, но сейчас же в волосах зашептало:

-- Идем. Тебя ждут.

Это подоспел вслед за мной кто-то из духов Королевы. Обучение, с ее точки зрения, еще не закончилось. Нужно подчиниться.

Я попыталась оценить состояние Дарха - сколько времени у меня есть, пока он слаб и не может метать молнии в моих друзей? Предпочтительнее все-таки не оставлять его без присмотра...

Дух затеребил волосы настойчивее.

Думаю, время еще есть. В крайнем случае, снова найду его по мыслеобразу.

-- Продолжим потом, -- вместо прощания пообещала я и прошла к сквозняку, видимому по искаженной в форме длинной вертикальной раны картинки.

Взгляд Дарха в миг, когда я проходила мимо, странно изменился. В нем, все еще обращенном на небо, появилось неподдельное, нескрываемое, выражение боли.

7. Вершина мира.

Передо мной был бог.

Второй во плоти, за исключением неполноценного Дарха.

И он не проклинал меня - вот самое непривычное!

В первый миг, когда мы увидели друг друга - потенциальные враги - мы попытались в один вдох впитать всю возможную информацию. Его взгляд затуманился.

-- Салдах, -- шелестнул дух перед тем, как исчезнуть.

Мы с богом остались наедине в круглой синей комнате с люком в полу и готическим потолком.

Салдах выглядел старцем, но это был лишь искусный грим: седые волосы слишком густы, кожа в старательно наведенных под глазами морщинках - слишком гладка, а глаза - слишком чисты. Бог решил сыграть на моем возрасте и подчеркнуть разницу между нами. Понадеялся на прививаемый всем в детстве постулат "старше - значит умнее". Сколько ж я таких умников перевидала за всякими глупостями!.. Впрочем, этот бог не враг, гарантировано Королевой, так зачем выискивать в нем изъяны?..

Бог заговорил. Язык был незнакомым, и я привычно вслушалась, давая проснуться дару знания языков. Но он не проснулся - впервые в жизни. В льющемся из божественных уст потоке звуков я смогла распознать только предлоги и союзы. Язык богов мне недоступен? Ума маловато, опыта, или в теле отсутствует некий орган?

Поток слов все лился и лился, а голубые глаза внимательно смотрели на меня.

Черт, почему же я его не понимаю? Может, он говорит о том, чего я еще не знаю, и образы его языка не могут связаться с моими, потому что моих нет? Он говорит... как же это... научно... о! с высоким уровнем абстракции! Это, наверное, какая угодно ахинея, научная либо религиозная, что в данном случае одно и то же, ведь я и не говорила никогда никому, что все знаю...

Только зачем он так говорит? Не желает выполнять просьбу Королевы, а только делает вид, что общается со мной? Но ее этим не обмануть.

Следит за реакцией, хочет увидеть мою растерянность или обиду?

Ну что ж, разве следует отказывать богу в такой малости...

Интересно, а как этот стал богом? Тоже с помощью другого бога? Он тоже болел? Его тоже предавали, убивали, насиловали? Он тоже был нищ и убог? Если б те, кто убивает и унижает, знали, кого этим они создают! И где логика? Люди ущербные - ведь жестокий и эгоистичный ущербен? - создают совершенство...

Кто ж его? Мать? Отец? Любимая? О! Вот еще что важно: не сможет стать богом тот, кто никогда не любил, поскольку такой не сможет потерять самое важное и впасть в отчаянье, "выйти за человеческий предел"!

А что такое появляется в человеке при "выходе"? Жаль, на своей шкуре мне этого не испытать, ведь у меня и души-то нет, как показала история со смертью и воскрешением. Ой, что это я! Нет-нет-нет, не хочу я это испытывать!

-- ... А больше всего твои братья боятся, что ты научишься думать, -- без всякого перехода, и даже не меняя интонации, вдруг сообщил Салдах.

Если он хотел меня огорошить, то это ему удалось.

-- Какие братья?

Он ведь не может знать, что на уме у "детей звезд"! Кроме нас самих, никто не в силах проникнуть в наши мысли, если мы их прямо кому-то не адресуем, и в том числе из-за этой неподконтрольности один из богов начал войну с Капитаном-Командором.

Что же до братьев Тигор, то им-то чего бояться?

-- Конечно, это всего лишь домыслы, -- разрешил сомнения Салдах.

И улыбнулся.

Конечно, боги легко могут обмануть любые чувства и предчувствия, но улыбка Салдаха вызвала у меня ясное и чистое, без вариантов и червоточин, желание ему верить... Этой улыбкой он обещал дружбу и клялся в верности - он дарил мне уверенность в нем, в его помощи, внимании, участии и многом другом хорошем. Удивительно, но, принимая дар, я вдруг поняла, что никогда раньше полностью никому не доверяла. Даже маме. Даже Капитану-Командору. Их обоих я просто заранее прощала, допуская, что они могут действовать мне во вред...

-- На самом деле только слабому придет в голову вас ненавидеть, -- тут же объяснил Салдах. -- А мне это было бы неприятно. Вот смотреть на вас и вас изучать - другое дело, доставляющее удовольствие.

-- Боги могут быть добрыми или злыми? -- быстро спросила я.

-- Нет, -- рассмеялся он. -- Кая же ты еще маленькая...

-- Почему?

-- Потому что "добрый" или "злой" - это самый низкий, примитивный, человеческий уровень. А боги получаются из людей, достигших высшего.

М-да, он меня поймал. Конечно, я и сама давно знала, что самый противный злыдень, ненавидящий абсолютно всех людей, может быть исключительно добр и нежен со своей кошкой или ручной гадюкой, а значит, знаком с лучшими чувствами, но отделаться от черно-белых мерок не могла.

-- Высший - это как?

-- Это все многообразие возможных для человека переживаний. Абсолютная чувствительность ко всем эмоциям и способность их вызывать.

Совсем как Денис говорил: вызывать эмоции. Неужели они действительно живут в каком-то своем, отдельном, мире?

-- И усиливать, да? -- я вспомнила историю Дарха.

-- Нет. Усилить - примитив. Эмоциям только дай подпитку, энергию, и они усилятся сами. Управлять. Не только вызывать, но и прогонять.

-- Что-то не верится в божий самоконтроль. Те, кого я видела до вас, Салдах, им не отличались.

-- Это такой парадокс: боги деградируют. Как ни странно, многие люди уравновешеннее богов.

-- Все боги?

-- Нет. Конечно, нет. Только те, кто останавливается, получив эту власть и эти возможности. В какой-то момент они кажутся достаточными и даже избыточными.

-- А разве можно идти еще дальше?!

-- Конечно! Но тех, кто ушел дальше, ты не увидишь. Им нет дела до этого мира.

-- А где они?

-- Не знаю. Туда никто не заглядывал, оттуда никто не возвращался.

-- Может, просто умерли?

Салдах рассмеялся, и это был ответ. Он верил. Надо же. Боги тоже хотят верить в лучшее, пренебрегая отсутствием доказательств. Они - просто продолжение людей.

Салдах предложил погостить в его доме, и я согласилась. Здесь было спокойно. Бог словно нуждался в объекте для заботы и умиления, как в домашнем зверьке, которым я для него и стала. И мне нравилось ощущать себя кем-то вроде кошки: по правилам этой игры, я могла когда угодно прийти, посидеть на окне, поговорить с хозяином (не меня, а дома!), принять его ласковое внимание и уйти, когда заблагорассудится. В ту первую встречу это показалось мне заманчивым, забавным и нисколько не унизительным, ведь его превосходство не взывало сомнений. И я... пожалуй, нуждалась именно в таком отношении - в ком-то сильном и ни на что не претендующем, кому приятно просто смотреть на меня и греть улыбкой. Мысль о том, что я могу вернуться сюда без приглашения, всего лишь появившись на пороге и вопросительно мурлыкнув, вызвала у меня приступ радости.

Бог Салдах устроил себе жилище в вечной ночи, среди снежной пустыни, под огромным небом с яркими звездами и цветными сияниями. Там его круглая башня со шпилем казалась вершиной мира, и более уютное место, наверное, трудно вообразить. Просторные уровни каменной башни были наполнены чем-то кроме воздуха, чем-то еле заметным, чуть поблескивающим, колышущимся, едва различимо, но очень мелодично звенящим. Наверное, из этого, сгустив и уплотнив одним движением руки, хозяин создал мягкое кресло, самое удобное из возможных - мое.

Сколько в башне уровней- - так и осталось загадкой, которую не хотелось разгадывать. Поднимаясь или спускаясь по лестницам из двадцати двух степеней, на каждом следующем я находила свое кресло и ото всюду могла позвать Салдаха, который появлялся сразу, если не был занят.

На каждом уровне были окна, одно или несколько. Без всяких стекол, конечно - богу не пристало опасаться холода или ветра, без штор и ставней. По привычке я села на широкий подоконник, желая всего-навсего разглядеть возникшее вдалеке полярное сияние.

-- Не туда смотришь, -- сказал Салдах. -- Смотри вниз.

Внизу, у подножия башни, раскинулась снежная равнина.

-- Иначе посмотри.

Я настроила глаза на "фильтрующее" зрение и резко почувствовала, что взгляд словно оторвался от сознания и заскользил вдоль поверхности земли. Стоило усилия смириться с этим странным состоянием отсутствия тела, но я быстро поняла, что люди именно так видят сны, и ничего страшного тут нет.

Скользя в толще мелькающих лиц и эмоций, как в тоннеле, взгляд вдруг зацепился за нечто особенное: длинная очередь из полуголых исхудавших людей, один за другим спокойно, обреченно, подходящих к краю пропасти и срывающихся в нее. Я моргнула, вздрогнув, но зрение не вернулось в реальность, и взгляд помчался дальше, снова сквозь обрывки чужих жизней. Я хотела вернуть его к той, завораживающей безысходностью сцене, рассмотреть подробнее, заглянуть в предысторию - понять смысл странной добровольной жертвы, но не могла найти дорогу обратно, будто не просто сбилась с пути, а попала в совсем другой мир или время.

Тем не менее, я искала что-то похожее и нашла: человечески фигуры, на миг замирающие перед прыжком... Однако совсем иначе. Сначала я почувствовала это - не обреченность и смерть, а страсть и жизнь в этом предполетном миге, миге каждого, а потом уже рассмотрела: подростки двенадцати-пятнадцати лет, темнокожие и длинноволосые, мчались на досках по набегающим на острые скалы волнам, и на гребнях волн вместе с досками взлетали в воздух.

Мне достался заряд их радости, и угнетающее впечатление от предыдущей сцены притупилось. Я поняла, что могу долго купаться в море энергии темнокожих туземцев, но в нем не было ничего особенного - счастье, как известно, везде одинаково - и устремила взгляд дальше. Так интересно, что можно увидеть с вершины мира...

Пробежав совсем немного, я оказалась над площадью, заполненной людьми с флагами и транспарантами, без радости, в раздражении кричащими что-то в лад. Другие наблюдали за этой толпой с тесных балконов домов, окружающих площадь, и неодобрительно ухмылялись.

Подчинившись команде, взгляд полетел дальше. Задержал движение в высоком молельном зале, пронесся над полем битвы... и вернулся ко мне. То есть в круглую башню с широкими окнами и добродушным богом.

-- Утомляет, -- посочувствовал Салдах.

-- Что это? -- спросила я.

-- Места скопления энергии.

-- Вы так заряжаетесь?

-- Ну... кое-что мы так заряжаем. Для жизни эта энергия значения не имеет, но для творчества - необходима.

-- А вживую туда попасть можно?

-- Можно. Теоретически. Я точно могу.

-- А я?

-- А кто вас, "детей звезд", знает? Попробуй как-нибудь. Кстати, а не придумать ли вам для себя другое название. Это не отличает вас от других, ведь все существа являются детьми своих звезд.

-- "Перворожденные"?

-- А кто тогда будут ваши дети?

От мысли о своих детях я была настолько далека, что вообще никак не восприняла вопрос Салдаха. Каким-то образом у нас, конечно, должны появиться потомки, но перспектива эта казалась настолько отдаленной, что и думать о ней не стоило. Перворожденные.

-- У богов рождаются боги? Как становятся богами?

Салдах присел на окно рядом со мной. Свет звезд заиграл переливами на его свободно ниспадающем одеянии и заискрился в серебряных волосах.

-- Ты хочешь узнать, могут ли Перворожденные стать богами?

Точно. Мои мысли ему недоступны. Это меня абсолютно не волновало. Но его ответ покажет, что он думает о нас.

-- Полагаю, нет. Я знаком с богами других разумных существ, но те существа созданы, как люди, их жизни связаны с их планетами. А вы универсальны. Многих человеческих ограничений для вас не существует. Вам почти нечего преодолевать, и превращение в бога для вас лишено смысла.

-- Что такое превращение?

-- Люди превращаются в богов - боги сохраняют достаточно человеческого, прежде всего - привычку к человеческому облику, но в нас много того, что в людях нет: даже наши тела состоят из других клеток, выполняют другие функции, не изнашиваются и не стареют. Кровного потомства у нас быть не может. Мы можем создать любое существо, какое захотим, но проще - переделать. Взять, например, готового кота, убрать лишние органы, заменить ткани других органов на более совершенные, прирастить, допустим, крылья и дополнительную пару лап, увеличить раз в двадцать. Такие симпатяжки получаются. И богов из людей делают тоже боги... Знаешь, проявляется иногда этот атавизм - инстинкт продолжения рода.

Салдах ненадолго замолчал, наверное, проецируя только что сказанное на себя. Затем продолжил:

-- Откуда взялись первые боги, мы не знаем. И не узнаем - их здесь давно нет.

Откровения Дарха. Насколько он был откровенен? Его ненависть разрешала ему любую ложь или подлость по отношению ко мне, так лгал ли он?

-- Всякий человек годится на переделку в бога? То есть, всякий может стать высшим?

-- Увы, нет. Только тот, кто знаком с тончайшими вибрациями чистых энергий и, вдобавок, имеющий большой объем.

-- ...Это как? Жадный Бог был толстым, факт, но Дарх - тощий...

Салдах вновь рассмеялся:

-- Душа, малыш, я об этом говорю! Тела у нас такие, какие мы сами хотим иметь, если, конечно, нам это важно. Жадному Богу было неважно, и его тело пародировало душу, вот и все. А душа - это протяженность нас в пространстве. Она может не выходить за пределы тела, а может простираться гораздо дальше него, охватывать души других людей!

-- Простите, я не понимаю, что такое душа...

-- Способность чувствовать! Мы чувствуем других людей - душа растет, мы вызываем чужие чувства - душа растет, другие люди живут нами - душа огромна!

-- А любые чувства годятся, чтобы увеличить душу?

Салдах посерьезнел.

-- Любые. Но некоторые имеют побочные эффекты, в разной степени отдаленные во времени: ограничивают разум или подтачивают тело. Я бы не советовал людям испытывать жалость, зависть и ненависть.

Эти слова божие погрузили меня в размышления надолго. Зависть и ненависть - понятно, они, без всякого сомнения, ограничивают разум, но почему вредна жалость?..

III

В жилище Салдаха не ощущалось течение времени. Клочок Земли, занимаемый им, слабо реагировал на космические перемещения: ночь здесь не сменялась днем так часто, как я привыкла, а времен года не существовало совсем.

Поняв это, я вдруг испугалась, что утратила контроль над реальностью, что в безвременье оторвалась от мира, которому принадлежу, и даже, возможно, что-то забыла.

Не спеша покидать уютную безопасность, я перебирала в памяти отпечатки образов тех, о ком стоило беспокоиться. Меня не отпускала смутная тревога, и когда я поняла, что это еще не беда, но предчувствие беды, то перестала отвлекаться на сияния, далекие всплески энергии и вопросы о парадоксах бытия. Даже двигаться перестала, замерев в чудесном кресле.

... И наконец, почувствовала.

Сработал "маячок" Артема. Если бы я не ждала чего-то подобного, то, наверное, и не поняла бы, что это за сигнал - уникальная смесь его собственных, никем именно так не испытываемых изумления, решимости и боли.

Решив, что недостаточно четко помню образ Артема, я вызвала образ Дарха, и, мысленно развеяв пространство-время между нами, шагнула к нему. Я ждала неприятностей только от Дарха.

Но все оказалось сложнее.

8. Превращения.

Дарх был там же, где я оставила его в прошлый раз - на своей личной вершине мира, обвеваемой ветрами и припекаемой солнцем. Возможно, из-за резкой смены освещенности, глаза вдруг легко различили легкие дымчатые облачка, парящие рядом с ним и метнувшиеся в стороны при моем появлении.

Он выглядел лишь немного лучше: все еще слишком худой и бледный, он лежал на том же каменном ложе с шелковыми подушками, однако руки уже не были так судорожно напряжены, и дыхание выглядело ровным.

Артема здесь не было, и не могло быть.

-- Прости, ошиблась, -- бормотнула я и попятилась, но пространственная дыра уже затянулась, поэтому обратно, в башню, я не попала.

-- Что ты себе позволяешь?! -- возмутился Дарх, окатив меня очередной порцией злобы. -- Что ты о себе возомнила?! Думаешь, один раз к тебе прикоснулся - и всё, делай со мной, что хочешь?!!!

Прижав язык, чтобы не начать оправдываться, и поборов желание выяснить, о чем он говорит, я постаралась-таки вспомнить Артема. Мысленно нарисовав перед собой его лицо в мельчайших деталях, таким, как видела, когда лечила, я прыгнула с горы Дарха прямо в этот ментальный набросок...

На этот раз попадание было точным. Я даже пригнулась - настолько ясно оседающая белая пыль вокруг говорила о том, что я опоздала совсем на чуть-чуть. Беда стряслась всего несколько минут назад.

Но кроме пыли, ничего больше не двигалось. Ни выстрелов, ни рукопашной, ни хотя бы одного живого человека...

Я попала в пасмурный летний день, царивший у подножия большого зеленого холма. Белая пыль совсем недавно отделилась от сложного сооружения, отдельные части которого, трубы и блоки, неудержимо утрачивали хрупкое равновесие, собираясь развалиться с секунды на секунду. До того, как это наконец произошло, я успела заметить Артема.

Он лежал навзничь в пяти шагах от меня, прямо под балкой, качающейся на угрожающих падением колоннах... и упавшей прямо ему на спину еще до того, как я двинулась с места. В тот миг, бросаясь разбирать завал, я прокляла собственную глупость: ну почему мне приспичило ломануться сначала к Дарху?! Только потеряла драгоценных пять секунд!

Но обломки странного сооружения оказались удивительно легкими, и никакого вреда Артему не причинили.

Причинило что-то другое. Что-то ровным кругом испепелило покровы на его пояснице - и часть футболки, и кожу до самых костей. Тончайший слой пепла покрывал оголенные мышцы. Вот это да. Артем, наверное, потерял сознание от болевого шока - в том, что он жив, сомнений не возникло.

Я села рядом с ним на редкую молодую травку и накрыла рану ладонями.

Когда из рук привычно заструился невидимый теплый поток, наконец вспомнила, что не мешает оглядеться - ранение Артема было очень странным, и нанесено явно не при разрушении этой штуковины.

Мы находились точно между подножием холма и высоким сосновым лесом, то есть метрах в десяти от того и другого. Практически совсем прозрачный, лес не смог бы скрыть ни людей, ни крупных животных, а пологий склон холма был почти идеально гладким - ни одного куста или валуна. Тишина. Даже птицы не поют. Птицы...

Приглядевшись, я увидела птиц - маленькие темные тела, рассыпанные по серому мху под деревьями. И трупики белок. Я точно не сплю? Вдруг у меня появилась человеческая способность видеть сны? Было бы здорово, если бы все последние события, начиная с появления Дарха у меня дома, оказались сновидением.

Однако, нет. Все реально.

Воздух! Я втянула его носом, чтобы хоть так найти объяснение случившемуся, но кроме тончайшего непривычного запаха, ничего не уловила. А если он отравлен? Денис говорил, что у нас какой-то особенный метаболизм: наши ферменты мгновенно расщепляют любую отраву, поэтому я могу дышать тем, от чего люди погибнут. Тогда надо срочно увести отсюда Артема! Но он нормально дышит, и признаков отравления у него нет. Что же это, в таком случае?

Я хотела поискать насекомых в траве, и тут заметила, что трава завяла: молодые листики и стебельки не устилали мелкие камни, а безжизненно лежали на них. Насекомых видно не было. Ну и фокус.

-- Привет, -- тихо произнес Артем, поворачивая голову. -- А где все?

И правда. Еще одна деталь, неосознанно меня удивившая - почему Артем один? У островитян не принято действовать в одиночку, а он ведь из команды "Тайны".

-- Кто еще с тобой был? -- спросила я.

Артем приподнялся на локтях, и по тому, как менялось выражение его глаз, рассматривающих окрестности, стало ясно, что он не понимает, где находится.

-- Сейчас, подожди, соображу... М-м-м!

Я оторопела, но решила, что этот стон вызвала боль.

-- Голова кружится? Тошнит? Болит спина?

Артем зажмурился.

-- Нет. Все нормально. Но лучше бы я умер.

Он ощупал ладонью свою поясницу.

-- Извини. Спасибо. Что там было?

-- Не стоит благодарности, -- меня озадачило его желание умереть, хотя и явно не серьезное, но свидетельствующее о глобальных неприятностях. -- Странный какой-то ожог. Кто тебя так?

Он задумался и снова огляделся.

-- Не знаю, сзади прилетело. Похоже, вон от того камня.

Я встала и подошла к булыжнику, на который показал Артем. Рассмотрев внимательнее, слегка пнув носком ботинка, поняла, что это не камень - штучка была того же происхождения, что и развалины, тоже белая и легкая.

-- Не трогай! -- предупредил Артем.

-- Оно больше не работает, -- предположила я, но запнула штуковинку подальше перед тем, как вернуться к обломкам. -- Так кто с тобой был?

Он медленно сел.

-- Никто, Ась. Я просто не разобрался, где нахожусь, когда очнулся.

-- Как это случилось? Что ты здесь один? -- терпеливо продолжила я.

-- Здесь все, -- возразил он. -- "Тайна" там, за лесом, у речки.

-- Где?!

Все страньше и страньше. Я все-таки сплю.

Артем добродушно рассмеялся.

-- А, ты же еще не знаешь, какие у нас... чудеса навигации. "Тайна" может выбираться на берег и передвигаться по суше.

Представив подводную лодку вылезающей на берег, я решила, что зрелище это поразительное, и даже не смешное.

-- Летать пока не пробовали?

Он помотал головой.

-- Пока нет. Но полетим, не сомневайся. Хотя... -- добродушие покинуло его, и закончил он грустно: -- меня там уже не будет.

-- Да почему?

Ему было трудно ответить. Я ждала, сев поудобнее.

Он встал и обошел развалины вокруг. Потом зашел в лес, сразу обратив внимание на мертвых животных. Потрогал стволы сосен. Крикнул из леса:

-- Ты никого не видела?

Я тоже не ответила.

Он подошел ближе и спросил:

-- Как ты здесь оказалась?

Когда не знаешь, что сказать - говори правду.

-- Через портал.

Он помолчал, обдумывая, но все же кивнул. Прийти через портал - это нормально. Никогда ведь не знаешь, куда выйдешь через случайную дырку...

-- Здесь была пространственно-временная аномалия, -- наконец, сознался Артем.

-- Что? -- не поняла я.

-- Такие штуки стали появляться недавно. "Компасы" определяют их мерцанием. То есть, мерцающие красные точки появляются внезапно, а потом внезапно исчезают. Мы идем туда смотреть, что это такое, а там... -- он обвел рукой окружающее пространство с жухлой травой и погибшими зверьками, -- так. И люди тоже умирают. Мы хотели успеть до того, как дырка исчезнет и засечь то, от чего так происходит, но максимум, что удалось - это увидеть и уничтожить установку.

-- Так это ты разрушил?

Артем разгреб завал и достал короткоствольное ружье. Осматривая, нет ли повреждений, он очень ласково обтер оружие рукой, а затем аккуратно вложил в поясную кобуру.

-- Один?

Он посмотрел на меня через силу и сразу отвел глаза.

-- Мы устранили капитана.

Ну ничего нет вечного и надежного! Команда устранила Германа?!

-- Что?! Кто - вы?

Он напряженно подбирал слова. Он не обязан был оправдываться, но хотел. Хотел потренироваться перед объяснением с капитаном.

-- Я, Кирилл и Егор. Мы несли вахту, остальные спали. Мы ждали, что аномалии вновь появятся, и отключили компас капитана.

-- Зачем?

-- Чтобы он не совался! Ты видишь, что здесь творится, но если бы ты видела людей, погибших в местах аномалий... У них лица искажены от ужаса. Можно только догадываться о том, что они не смогли пережить. А Герман даже не думает об этом, ему надо видеть своими глазами, трогать своими руками, а во что это обойдется - неважно!

-- Ясно. А где Кирилл с Егором?

-- Пошли к другой аномалии. Их две в этом мирке высветилось.

-- И что теперь?

Артем отвернулся и глубоко вдохнул.

-- Теперь я должен рассказать обо всем капитану, а он... черт!

Я растерялась.

-- Не убьет же.

Артем горько усмехнулся.

-- Ты плохо его знаешь. Ему на самом деле никто не нужен, он все может делать сам. Но мы... для нас...

Для них Герман и "Тайна" были жизнью - яркой, насыщенной, необычной, лучшей из возможных. Власть Германа над его командой не опиралась ни на принуждение, ни на награды, он просто был единственным, кому стоило и даже почетно было подчиняться. Артем мог не продолжать.

-- ...и он не терпит такого. Все должно быть только так, как он сказал, а если нет... Он ведь очень сильный, и ему даже ударить не надо, чтобы побить...

В общем, с моими представлениями о Германе только что услышанное не расходилось. Я лишь не думала, что они настолько его любят.

-- Идем? -- снова вздохнув, спросил Артем.

Самое умное, что я могла сделать - это отказаться, завернуть за угол и нырнуть в сквозняк, но то ли слово это прозвучало как последнее из уст умирающего, то ли что-то другое мне помешало поступить умно, но я пошла с ним.

Примерно через сто шагов лес уже не был таким жутким. Торчащая из мха трава зеленела вполне бодро, а ветви сосен подрагивали от прыжков белок. Из воздуха исчез странный привкус, да и вскоре послышались птичьи крики. Мой молчал, и вряд ли он заметил преображение мира - настолько глухим было это молчание.

Наконец, мы вышли из леса на берег реки.

III

Артем не ошибся: Герман в гневе выглядел впечатляюще. Стоя на каменистом берегу перед "Тайной", напоминавшей выбросившегося на сушу кита, он заслонял не только свою подводную лодку, а целый мир. Все вокруг, казалось, погрузилось в сумрак от его темного взгляда, и даже хаотичный полет птиц над рекой выглядел зловеще.

Артем на секунду задержал дыхание и чуть заметно поморщился, но шага не сбавил. Он остановился резко, будто нарвался на преграду, в почтительном метре от капитана. Я встала сбоку, решив, что приветствия излишни. Конечно, Германа интересует мое присутствие, но не более того, а вот выходка экипажа требовала немедленных разъяснений.

-- Слушаю, -- в его спокойном голосе бешенство плескалось, как в переполненной бочке, и грозило в любой миг вырваться через край.

-- Самовольно исследовал пространственно-временную аномалию, -- хрипло отчеканил Артем. -- По "компасу" вышел на место, обнаружил конструкцию искусственного происхождения, выстрелил по ней, получил ранение в спину, потерял сознание.

Глаза Германа сузились. Он не мог не ожидать чего-то подобного и отдавал должное ценности информации.

-- Дальше!

Артем сглотнул. Его лоб и щеки стали бледными.

-- Очнувшись, увидел Асю. Конструкция неясного происхождения на тот момент была разрушена, шума, визуальных эффектов или движения не производила. Я ждал появления людей, но никто не появился в течение получаса, поэтому я принял решение вернуться сюда.

Зная своего капитана, Артем не рассчитывал легкомысленно отвлечь его от разбирательства даже исключительно важными сведениями. Все, сказанное им, только сильнее взбесило Германа, ведь "исследовать аномалии" он любил сам.

-- Кругом! -- тихо велел он.

Артем послушно развернулся на месте.

Чтобы рассмотреть след от ранения, Герман вынужден был присесть.

-- Теперь ничего не видно, -- не скрывая сожаления, через минуту буркнул он и обратился ко мне: -- Ася, как выглядела рана?

Насколько проще общаться с Дархом: кинула воспоминание, и все... А с людьми слова надо подбирать.

-- Как... Кожа там была как пепел от бумаги, а граница со здоровой резкая и жесткая -рубец, крови не было... Позвонки там почернели...

Герман вздохнул. Смотреть на меня он избегал.

-- Ты тоже никого не видела?

-- Нет. Когда я пришла, Артем был завален обломками, то ли каменными, то ли... нет, не знаю, какими.

"Пространственных аномалий не заметила", -- чуть не сорвалось с языка, но я вовремя поняла, что пространственная аномалия помогла бы объяснить мое появление возле Артема. Надеюсь, прямо сейчас Герман не станет проводить его, появления, детальный анализ.

Он не стал. Гораздо больше его интересовало другое.

Вернув своего силовика в исходное положение, он задал самый важный для обоих вопрос:

-- Почему мой "компас" не показал аномалию?

По окаменевшему лицу Артема разлилось несколько бордовых пятен, и после короткой паузы он ответил:

-- Потому что твой "компас" мертв. Мы его дезактивировали.

В эти слова Артем вложил всего себя: все свое сознание, всю свою совесть, всю свою жизнь, которую не мыслил без "Тайны" и Германа. Ничего, что хотело бы извиниться и оправдаться, в нем не было, поэтому ничего такого Герман не услышал. Артем остался стоять, не шевелясь и не моргая, как пустая человеческая оболочка.

-- Цель? -- сквозь зубы спросил Герман.

-- Изолировать тебя от вредного воздействия аномалии и этим обеспечить твою безопасность, -- немедленно и совершенно спокойно ответил Артем.

-- Вы все рехнулись?! -- наконец, не выдержал Герман.

Но вспышка ярости не задела Артема - для него все уже закончилось.

-- Понимай, как хочешь, капитан, -- устало сказал он. -- Но мы не могли позволить сунуться в неизвестно что единственному человеку, который сможет с этим разобраться.

Как далеко всё зашло... Аномалии для них - не приключение, а выросшие из игры в войнушку отношения отбросили ненужные правила. Герман-то хоть понимает, что это на самом деле бесконечно далеко от бунта?

Не понимает.

На хребте "Тайны" появились Сережа и Слава. Вид у обоих был траурный. Молча они спустились на берег и встали: Серега рядом со мной, а Слава - по другую сторону от капитана, установив между Германом и Артемом невидимый барьер.

На их счет Герман иллюзий не питал. Они остались на "Тайне" только потому, что спали после совместной с капитаном вахты и ничего об аномалии не знали - если это ясно мне, то ему тем более. И они даже не считали возможным скрывать, что поддерживают Артема.

-- Сколько было аномалий? -- взяв себя в руки, продолжил Герман.

-- Две, -- ответил Артем. -- Кирилл и Егор отправились к второй.

Парни дернулись и вытянулись в стойку.

-- Куда?!

Я закрыла глаза: Артем бы не признался, и реакция Германа обещала быть страшной.
Впрочем, надвигающуюся угрозу, как заслонившую солнце тучу, можно было почувствовать и с закрытыми глазами, однако ее предотвратил возглас Славы:

-- Вон они, капитан! Идут!

Я вздрогнула, открывая глаза. Со стороны, противоположной "нашей" аномалии, относительно уверенным шагом приближались Кирилл и Егор. Ничего хорошего от встречи они не ждали; успехов, по-видимому, не добились.

Артем нахмурился.

Подошедших помощников Герман встретил тем же неласковым взглядом и дежурным:

-- Слушаю.

Удар принял Кирилл:

-- Исследовали пространственную аномалию, показанную "компасом" за два мирка. По прибытии на место, аномалия "компасами" не показывалась, обнаружено свежее оплавление скальной породы в предполагаемом месте аномалии.

-- Людей, животных видели?

Оба синхронно мотнули головами.

-- Нет, капитан. Там даже птиц нет.

-- Следы, кроме оплавления?

-- Очевидных нет.

-- Когда засекли аномалии?

-- В мирке Сизой Водоросли, сразу, только в него прошли. Аномалии уже были, мы опять не увидели, как они появляются.

Герман взял тайм-аут. Повторять вопросы, заданные Артему, он не стал, утратив к своему экипажу доверие, но не уважение. Учитывая это, ему предстояло решить непростую задачу, и не хотелось бы мне оказаться на его месте.

-- Ася, -- вдруг произнес он тихо и отстраненно, -- ты не откажешься показать место аномалии?

Эти вежливые слова были убийственными для экипажа "Тайны". Парни сникли еще сильнее, распознав за ними не передышку, а начало конца. Для командира было нелогичным обратиться к постороннему, если то же самое могут сделать для него члены команды, следовательно, Герман не считал себя больше командиром. Дождавшись моего кивка, он быстрым шагом направился в лес.

-- Не поступай с ними так, -- попросила я, догнав его метров через двести от деморализованного экипажа, испускающего нам вслед волны отчаяния.

Он не глянул в мою сторону, но с открытым интересом спросил:

-- Да? Почему?

Я поторопилась объяснить, пока он еще был согласен слушать:

-- Потому что преданнее их никого не найти, а помощники тебе нужны. Ты же видишь: ради того, что важно для тебя, они собственной жизни не жалеют!

Он помолчал, признавая мою правоту, однако тут же возразил очевидное:

-- Я больше не могу быть уверенным, что они исполнят мои приказы. Сейчас они отпустили меня только благодаря тебе: с тобой безопаснее... Бред! -- вновь зло вырвалось у него. -- Стараться обезопасить МЕНЯ!

Гм, он так верит в собственную непобедимость?..

-- Что тут такого? Ты ведь не железный, хотя и гениальный. И Артем прав: возможно, масштабы этих аномальных явлений таковы, что всем миркам остается рассчитывать лишь на тебя, а ты лезешь в пекло.

-- Куют обычно, пока горячо...

Умный.

-- Они готовы принести из огня то, что тебе нужно, но при этом - да! - в огонь они тебя не пустят. А без них тебе тяжело придется.

Герман хмыкнул.

-- И что скажешь с ними делать?

-- Принять, как есть.

-- Я не увлекаюсь философией.

-- Где философия? Договорись. Скажи, что все решения принимаешь только ты, но рисковать не будешь.

-- Как-то мне противно говорить, что я буду рисковать не собой, а ими.

-- Обидеться приятнее?

-- Обида тут ни при чем. Моя команда меня предала. Тебе это знакомо, не так ли? Где вся твоя команда?

Нечестно переводить разговор на другую тему. Но он уровнял нас в нашем капитанском прошлом, и я его простила.

-- Это не одно и то же. У меня команда была всего лишь месяц, и мы не дрались вместе, не тренировались, не проводили исследования...

Герман вздохнул.

-- Гораздо больше.

Не сомневаюсь. "Тайна" кишит тайнами.

-- Они никогда так не поступят снова. Им очень больно сейчас думать, что ты от них отказался.

Дошли молча. Я решила, что Герман не хочет отвечать, просто не услышав мое бездоказательное заявление. Но перед тем, как заняться осмотром развалин "непонятного происхождения", он все же ответил:

-- Раньше мне хватило бы этих твоих слов. Раньше ты была в чистом виде высшим эмпатом: ты безошибочно распознавала чувства других и даже сама испытывала к другим людям то же самое, что они чувствовали к тебе... Если, конечно, им везло обратить на себя твое внимание. Но теперь, после того, о чем ты не хочешь рассказать, ты изменилась, и похоже, что этой способности уже нет.

Я инстинктивно сжала зубы, прикусив губу, чтобы не возразить.
Герман присел на корточки перед цилиндрическим обломком и исподлобья посмотрел на меня: он хотел, чтобы я возразила. Его взгляд был таким, как пять лет назад: это был взгляд мальчишки, потрясенного неожиданным, невероятным открытием, взгляд жадный, полный желания обладать сокровищем и подчинить ему всю свою жизнь, всю свою душу - иметь все и отдать взамен все... Этот взгляд изменял для меня реальность, выключая все ощущения, даже слух, даже ориентацию в пространстве. Этот взгляд был якорем, держащим меня на Земле...

Сердце выросло и засияло у меня в груди, оно стало излучать свет и удовольствие, и я, зная, что должна его остановить, не удержалась от искушения хоть пару секунд чувствовать нарастающую внутри силу.

Однако с ней вместе вырос и страх.

Мгновенно пожалев, что дала волю бессознательному, я кинулась проверять, нет ли свидетелей моей слабости, и настроила глаза на поиск бестелесных и всмотрелась в воздух над нашими головами.

Он был чист. Легкая тень упорхнула за спину Германа, но она была меньше духов Дарха и светлее - наверное, это один из тех, кто должен всегда находиться рядом с ним.
Чтобы запомнить облик дружественного духа, я поискала его возле Германа... и оторопела от ужаса.

Его рука, которую он, согнув в отведенном в сторону локте, держал на колене, почти целиком была прозрачной. Видны были только кости, а рукав водолазки, кожа, мышцы и кровеносные сосуды исчезли - это выглядело, как на рентгеновском снимке. За прозрачной рукой отчетливо виднелся большой сероватый осколок.

Как на рентгеновском снимке... Знания из школьного курса физики показались в тот момент катастрофически ничтожными.

Схватив за другую руку, я с силой оттолкнула Германа от груды обломков. От неожиданности он не удержался на ногах, и мы оба прокатились по траве.

-- Что? -- спросил он и приподнялся.

В его голосе ясно звучало искреннее любопытство, без раздражения или насмешки, словно он абсолютно допускал, что я могу видеть больше, чем видят нормальные люди, но тогда это меня не озадачило. Волновало другое:

-- Ионизирующее излучение, -- дрожащим голосом произнесла я, -- всегда опасно?

Герман сел и посмотрел на груду обломков. И намека на ужас в его лице не было - только нарастающий, страстный интерес.

-- Не обязательно. Это зависит от жесткости, дозы и еще многих факторов. Но как правило - да.

И вот в этот момент он испугался - за Артема. Сколько тот получил от работающей установки? А при ее разрушении? А пока лежал, заваленный радиоактивными руинами? А чем его поразили?!

Герман сорвался с места со скоростью выпущенной торпеды и помчался к берегу, не оглядываясь. Наверное, он был уверен, что я бегу следом, но я осталась, ошалев от сознания собственного бессилия.

Передо мной был враг, который не нападал. Тот, от которого можно было уберечься - но только если знать о нем. Насколько опасны нанесенные им нечувствительные удары? Как лечить поражения?

Эти вопросы шумели в голове, мешая сосредоточиться. Но выход должен быть! Я сильнее смерти, неужели мне не подчинятся наимельчайшие частицы?!

Так, а почему я вообще решила, что излучение, идущее от обломков - ионизирующее? По аналогии с рентгеновскими лучами, также способными проникать сквозь мягкие ткани человеческого тела. Однако проникающая способность не означает обязательную ионизацию со всеми ее вредными последствиями... Или означает? Надо было лучше учить физику!
Как узнать, опасно конкретно это излучение, или нет? Провести опыт на себе? Наверное, я смогу настроить глаза на различение микроскопических подробностей биологической жизни, возможно, вплоть до поведения электронов или нейтронов, но... Проблема в том, что я не человек.

В этот миг все мое сознание опустошил вопрос, прежде в него не попадавший: из чего меня сделали? Да, я знаю - из того же вещества, что и сестер-планет, совершенно разных, иначе структурировав это вещество, но как именно? Мое тело копирует человеческое, в том числе и человеческие ткани, но до какого предела? Как у фантомов Лема в "Солярисе" - до клеток, но не до атомов? Я тоже из нейтрино?

Не зная, что еще можно предпринять, я уставилась на собственную ладонь, подняв руку к солнцу, и попыталась сфокусировать взгляд на мельчайшем участке кожи. Что ж тут рассмотришь... все мешается. Тьфу, дурью маюсь: нейтрино слабо взаимодействует с веществом и электрически нейтрально, то есть, созданная из него, я бы давно развалилась на части.

Хотя... Почему обязательно из нейтрино? Как будто других фундаментальных частиц мало.

Почему не разваливались фантомы Соляриса? Потому что частицы в них удерживались вместе силовым полем планеты... А если бы всё сущее создавалось планетами и удерживалось их силовым полем, а за его пределами разлеталось на кварки и электроны? Обалдеть... Какая идея! Если бы я своими глазами не видела инопланетян на разных планетах, и не прогуливалась по другим планетам сама, обязательно увлеклась бы ею.

Но пора вернуться к собственным кваркам. Не найдя ничего лучше, я прокусила губу и мазнула каплю крови на единственное, что сошло за предметное стекло - поверхность камня, вживленного мне в палец Черным Старшим.

Неужели я и вправду пытаюсь рассмотреть субатомные частицы?..

На самом деле, сейчас это и не нужно. Разбор состава собственной сущности можно отложить на потом. Сейчас важно, меняется ли что-либо на молекулярном уровне под воздействием излучения обломков - всё проще, чем погружаться в квантовую физику, не сходя с места.

Второй глаз в этом деле лишний...

Какие-то круглые разноцветные кусочки...

Состоят из склеенных между собой более мелких кусочков... Это клетки. В них темные ядра и жидковатый бульончик... Прицеплюсь к ядру... Какой-то крупяной комок...

Слабо?. Дальше - слабо?. Придется довольствоваться этим.

Я села на корточки у самого крупного обломка и уткнулась в него ярко блеснувшим на солнце камнем.

...Ничего. Кровь успела засохнуть? Наверное... Как проверить иначе?

Прямо сейчас - никак. Остается признать поражение.

Может, Герман что-то выяснил, обследовав Артема? Не следовало бы, конечно, возвращаться на "Тайну" - если Германа посетит гениальная мысль обследовать и меня тоже, выкрутиться будет сложно. Но узнать, что происходит, очень важно.

-- Она пришла! -- пробегая мимо меня, крикнул Кирилл и скрылся в конце коридора.

Я пошла в ту сторону, откуда он мчался - в зал управления.

На секунду оторвавшись от микроскопа, Герман вскинул на меня взгляд, стоивший целого состояния - столько облегчения и затаенного счастья в нем было - потом деловито бросил маячившему за ним бортврачу:

-- Отстань, Серега, не до того! -- и вернулся к окуляру.

Предположив, что он более перспективно, чем я, исследует попавшую под облучение кровь, я тихо присела на табурет у противоположного конца стола.

Вид у Сереги был озабоченно-несчастный. В одной руке он держал бутыль с изотоническим раствором, а в другой - иглу с трубкой, и явно пытался придумать, как приспособить все это к капитанской вене.

-- Левая рука, -- вполголоса подсказала я. -- Фонило сквозь нее.

Серега посмотрел на меня жалобно, а Герман молча ухмыльнулся.

-- Тёмке, значит, полное промывание всего, -- вдруг возмутился находившийся здесь же Егор, -- а тебе только какой-то укольчик!

-- Ну, мне-то детей не делать, -- не отвлекаясь от созерцательной деятельности, еле слышно буркнул Герман и добавил громче: -- Нечего было устраивать саботаж.

-- Асю уколи, -- подсказал Егор, словно это компенсировало бы возмутившую его несправедливость.

Серега, нацелив на меня иглу, словно дуло, мгновенно обогнул стол.

Я подставила руку.

Гм, научно-технический прогресс коснулся здесь даже системы капельного вливания: вогнав в меня иглу, Серега просто положил бутылку на стол, и раствор по короткой трубке сам потек в вену. Никаких приспособлений на бутылке не было.

Убедившись, что все подключилось нормально, бортврач воткнул в трубку еще какую-то ампулу с острым металлическим наконечником.

-- Что чувствуешь? -- осведомился он.

-- Ничего, -- ответила я. -- Все в порядке.

-- Не, надо тоже промыть, -- стервозным тоном встрял Егор.

Серега растерянно посмотрел на капитана.

-- Не надо, -- отрубил Герман.

Примчался Кирилл, грохнул на стол толстенный справочник, раскрытый на таблице с немыслимыми формулами, и встал смирно.

Подводную лодку накрыло безмолвие. Парни даже не двигались. Герман поглядывал в справочник, возвращался к микроскопу и делал короткие записи в испещренном разноцветными значками блокноте. Я - смотрела на него. Используя на полную случайно выпавшую мне редкую возможность. Остановив сердце, разумеется.

Интересно. Хоть сердце не активировало чувства, мне все равно было приятно смотреть на Германа. Это удовольствие было иным, спокойным и достаточным, без ощущения переполненности энергией, но и без изоляции от действительности; без светового преображения пространства, но и без страха потери...

После погружения в ненависть Дарха мне, как никогда, необходимо было смотреть на Германа. Необходимо понимать, что есть тот, кто думает обо мне гораздо лучше. Я спокойно рассматривала, тихо удивляясь, сколько черт его облика ускользало от внимания прежде - в те редкие мгновения, когда мы оказывались вместе, я или прятала глаза, или замечала лишь его взгляд, или быстро уходила. Сейчас, связанная капельницей, не спеша, я знакомилась с очертаниями его лица, привлекательного излучаемой им спокойной силой, его коротких темных волос, зачесанных назад и казавшихся жесткими, могучих плеч, обтянутых тонкой серой водолазкой, рук, которые, я знала, наощупь твердые, как теплый камень. Мне нравилось всё, что составляло Германа, но если бы хоть что-то из этого, или всё вместе, было иным - это мне тоже нравилось бы. Потому что главным в нем был взгляд, направленный на меня. Как не сейчас.

В корабельной тишине я вдруг различила музыку - гармонию безмолвия. Все, происходящее здесь сейчас, стремилось к одному финалу: размеренно-напряженные мысленные поиски Германа, верящее ожидание его команды, разумность всего корабля и дух, незримо парящий за его головой. Даже я вписалась в тему своим любованием. Герман солировал: его мозг работал с уверенной виртуозностью, а всё остальное звучало удивительно гармоничным фоном. Возникшая как импровизация, эта музыкальная тема в исполнении целого вдохновенного оркестра текла к предрешенной кульминации - Герман разгадает загадку. И это будет потрясающе гениально.

Наверное, Салдах намекал на что-то подобное, когда говорил о месте, которое личность - человек, бог, дух - занимает в пространстве и времени. Личность Германа сейчас была огромной. Он был во всех нас - мы отдали ему свою жизненную пульсацию, и в каждой молекуле каждой детали своего корабля - он предвосхищал любую его потребность, и в мире духов - оберегаемый самыми преданными из них. Он был равноценен богу.

Наконец, он отодвинул микроскоп и потер глаза. Задержав переплетенные пальцы на переносице, задумчиво посмотрел на меня. Положил блокнот на справочник. Отдал распоряжение:

-- Егор, принеси контейнер - тот, который мы использовали для руды в Саротано.

-- Достаточно будет? -- понимающе осведомился Кирилл.

-- Не знаю, -- с сожалением ответил Герман. -- Счетчика нет. Возьмем самый маленький осколок, перевезем в торпедном отделении. Схожу я один.

-- Опыты на мышах? -- тоскливо спросил Серега.

-- И это тоже.

Сзади послышался голос Славы:

-- Что это может значить? Установку я имею в виду, аномалии.

-- Это значит, -- поморщился Герман, -- что кто-то умеет или учится дырявить пространство-время техническими средствами.

Люди могут пробивать дыры?! Впрочем, почему нет? Если некоторые из них додумались до межгалактических аппаратов и смогли их построить, что почему бы другим не догадаться до искусственных порталов и построить их?

-- Как? -- потрясенно выдавила я.

Герман кольнул справочник снисходительным взглядом.

-- Создавая проникающее гравитационное поле. Оно всегда присутствует в сквозняках, собственно, сквозняки - это оно и есть, но там - как следствие совмещения дыр, а здесь - как причина.

-- Как можно создать такое гравитационное поле? -- недоверчиво спросил Слава. Очевидно, он разбирался в полях.

-- Они создают гравитоны, -- медленно и осторожно, будто признавая то, что пять минут назад считал невозможным, ответил Герман.

-- Гипотетические частицы, которые еще никто не смог обнаружить?! -- восторженно выкрикнул Кирилл.

-- В общем, я тоже к этому пришел... -- Герман мысленно погрузился в свои научные изыскания, -- когда мы ремонтировали космический корабль Капитана-Командора. Он действует на принципе антигравитации - расталкивает со своего пути пространство, то есть частички заполняющей его материи...

-- Физический вакуум, -- восхищенным шепотом подсказал Кирилл.

-- Да... генерируя вакуум абсолютный, где ничто не тормозит движение и возможны сверхсветовые скорости... Так вот его корабль для этого создает высокоэнергетичные антигравитоны. Таким же способом, теоретически, можно генерировать и гравитоны.

-- Как? -- внутренним взором разглядывая корабль Капитана-Командора, спросила я.

Конечно, в бытность его пассажиркой, меня не посещали такие вопросы.

-- Из других субатомных частиц. Разгоняя их и сталкивая. Какие именно - извини, не знаю. Знал бы, не пришлось бы исследовать эту аномальную установку и мучиться вопросом, насколько опасно ее излучение.

-- БАК отдыхает! -- ахнул Кирилл.

-- Большой адронный коллайдер, -- специально для меня расшифровал Слава и объяснил: -- Возможности многокилометрового подземного трубопровода неизвестные нам лица затолкали в компактную установку!

-- Вопрос: зачем? -- остудил друзей Егор. -- Ни за чем хорошим, если вблизи установок гибнет органика.

-- Надо следить, -- согласился Герман.

-- Да, мобилизовать всех наших, -- подхватил Кирилл. -- Никиту с Колей и других вернуть из армии. Королева...

-- "Каравеллу" переделать в амфибию, -- добавил Серега.

-- Отследить закономерности в появлении аномалий, вычислить следующую и устроить засаду, -- это Слава.

-- Вооружить всех нашими пушками -- это снова Кирилл.

С такой командой никто бы не пропал...

-- Я всё же пойду с тобой, капитан, -- твердым голосом закончил Егор. -- Прикрою, пока ты будешь выбирать образец. Вдруг "неизвестные нам лица" вернутся посмотреть, в чем дело. Да, я знаю, что ты со мной после этого сделаешь - то же, что и с Тёмкой, вывернешь наизнанку. Не возражаю.

Герман в ответ только закатил глаза.

В моей бутылке закончился раствор, и я подумала, что, как ни хорошо здесь сейчас, но надо выбираться, ибо делать нечего...

Серега, словно прочитав эти мысли, ловко заменил опустевшую бутыль новой, полной. Я тихо рыкнула, давая понять, что думаю о таком самоуправстве, но никто не заступился.

-- У тебя какие-то срочные дела? -- с нахальным высокомерием поинтересовался бортврач.

-- Вообще-то да! Или ты считаешь, я тут мимо проходила?

Мне действительно теперь было интересно, что о моем появлении думают окружающие.

-- Я считаю, -- ответил Серега, -- что ваши с Королевой женские секреты могут немного подождать.

Вот что! Тогда ладно.

Уходя, Герман предложил мне пересесть в свое кресло, но его слова не сразу дошли до моего сознания: я лепила "маячок" - и ему, и Егору. Так спокойнее.

-- Дождись меня, -- вдруг тихо попросил он, и я вернулась в материальный мир.

Эта иррациональная просьба, произнесенная сказочным голосом, всколыхнула мое сердце, и кровь прилила к лицу. Я невыразительно кивнула, отворачиваясь.

Когда они ушли, Серега подвинул к себе микроскоп, а Кирилл - справочник, и каждый погрузился в свое занятие.

В моих мыслях царил немалый сумбур.

Рукотворные порталы создают некую особенную гравитацию, генерируя специальные субатомные частицы... А я? У меня это получается как-то по-другому? Я ведь точно ничего не разгоняю и не сталкиваю.

Космические корабли создают антигравитационное поле, позволяющее преодолевать немыслимые для скорости света расстояния... Да, это еще один вопрос: как я генерирую антигравитацию, но он тут не главный. Главный - какая между ними связь? Она есть, это чувствуется. Спросить Салдаха?

-- Вот это жизнь начинается! -- по-кошачьи щурясь и потягиваясь, совершенно счастливым тоном заявил Кирилл. Его распирало от счастья еще до того, как я пришла на командный пункт, и это счастье было сродни готовности сжатой пружины - предчувствие самого главного события в жизни.

Более уравновешенный Слава на самом деле полностью разделял радость Кирилла, да и Серега, несмотря на внешнюю сдержанность, внутренне сиял, как вынутый из ножен меч...

Я непроизвольно вздрогнула. Армия. Они - армия. Они готовы воевать. Они только ждали врага.

В кресле Германа терпеть медицинское вмешательство оказалось удобнее, оно было идеально приспособлено для размышлений в неподвижности.

Враг. Наверное, тот самый, к появлению которого готовилась Королева. Все сходится: ни люди, ни боги не заставили бы ее опасаться так сильно. Одними она умеет манипулировать, а с другими армия не справится. Остается техника... Нет, не сходится, ведь техника создается людьми. Как бы научиться думать?

За сожалениями о своей умственной неполноценности я не заметила, как местный эскулап подкрался с третьей бутылкой, и уже не смогла сдержать раздражения, когда он попытался прицепить ее к трубке.

-- Хватит! -- я вырвала иглу из вены. -- Я его дождусь!

Ничуть не смущенный разоблачением, Серега тут же достал бинт и перевязал мне локоть.

Скоро вернулись Герман с Егором. Не заходя на командный пункт, они прошли по коридору в противоположную часть "Тайны", где, наверное, находился торпедный отсек.

-- ... а нельзя разве эти самые гравитоны не создавать, а уже готовые держать в какой-нибудь емкости, а в нужный момент выпускать, чтобы они вылетели и соединили миры? -- донесся до нас приглушенный вопрос Егора.

-- Может, и можно, -- отвечал Герман. -- Но эта установка работает именно так - высвобождает гравитоны из других частиц, или превращает в них другие частицы. Пойми: там сейчас не гравитоны, иначе мы бы провалились в пространственную дыру, там то, что в них превращается.

-- Что? Это реально узнать на нашем оборудовании?

-- Сложно сказать. Я еще не углублялся в квантовую физику так серьезно. Вообще-то, открытых на Земле элементарных частиц не так много - всего несколько сотен, но есть у меня сомнения, что эти частицы - с Земли.

-- А откуда?!

-- Из космических лучей, скорее всего. Добыты космической станцией или спутником...

-- Ничего себе возможности у этих сволочей...

-- Почему обязательно сволочей? Потому что они не считаются с побочными эффектами? Знаешь, ученым тоже приходится не считаться с правами мышей.

-- Но там же люди гибнут!

-- Те? Не факт, что работа установки является причиной их гибели. Хотя слишком много говорит именно за это... И еще интереснее...

-- Что?

-- А если в этом превращении участвуют антигравитоны? Или...

Кирилл, как и я, прекрасно слышавший этот диалог, приподнялся на стуле. Герман размышлял вслух, и, судя по реакции его помощника, это сулило замечательные перспективы.

-- Или темная энергия?

-- Это еще что?

-- То, что расталкивает галактики! -- не удержался Кирилл.

-- Если я правильно все понимаю, -- скептически заметил Слава, -- чтобы добыть темную энергию, нужно выйти за пределы Млечного Пути.

-- Это всего лишь означает, что кто-то выходит! -- заорал Кирилл. -- Кроме Капитана-Командора!

-- Он инопланетянин.

-- Дак инопланетяне, стало быть!

-- Капитан-Командор говорил, что никто не любит навещать Землю. Что это полностью исключено...

-- Ты чего так улыбаешься?

-- По оценкам, плотность темной энергии крайне низка, чуть ли не пара частиц на кубический метр. Пытаюсь представить, как ее собирают.

...Значит, все-таки люди-земляне? Оуэн Брюс! Мне известен лишь один человек, выходящий за пределы Млечного Пути!

А, да, Дина говорила, а ей рассказывал Кристо, что на Земле несколько кланов владеют технологией межзвездных перемещений... Но если их всех искать, то начинать придется все равно с Брюса.

Я резко встала и направилась к люку, однако в коридоре наткнулась на вышедшего из медблока совершенно замученного Артема. Он преградил дорогу.

-- Тебе обязательно уходить? -- со странным вызовом в изможденном голосе спросил он. -- Неужели так трудно взять и остаться? Хотя бы на день? Хотя бы на час?

Донельзя удивленная, я посмотрела ему в лицо. Оно сильно осунулось, и блестящие глаза на нем выглядели большими и выразительными. А выражали они обиду. Даже праведный гнев. И в чем я перед ним виновата?

-- Арртем, -- раздельно, веско, с недвусмысленной угрозой, произнес за его спиной Герман.

Что-либо еще было бы лишним. Артем отступил на шаг, позволив мне пройти.

VII

-- Это не то, капитан, -- ничуть не смущенно, а с усталой досадой в глухом голосе, сказал Артем. -- Я не влюбился. Скорее уж, я начинаю ее ненавидеть.

-- Что так? -- вскинул брови Герман. Угроза все еще звучала, но уже иначе - угасающим в искреннем изумлении отголоском.

-- Неправильно это, -- объяснил Артем и повесил голову - так, будто стремился закончить разговор.

-- Что? -- не отступил Герман - особое мнение команды на счет его сугубо личных планов раньше забавляло, а теперь стало злить. Вдобавок, к агрессии против НЕЕ он не мог относиться спокойно. Ненависть - агрессия.

-- Она неправильно относится к тебе, -- заступаясь за Артема, объяснил Серега.

-- А как правильно? Как Эля? -- громко фыркнул Кирилл.

-- Да! -- разом отозвались и Артем, и Серега, а этот еще и добавил: -- Зачем уходить? Куда уходить? Где ей будет лучше, чем с тобой?!

Кирилл фыркнул уже без комментариев, а Герман, прикрыв глаза, с расстановкой спросил:

-- С чего ты взял, что ей будет хорошо со мной?

-- Ну, -- Серега, не желая упускать наконец представившейся возможности, вышел из командного поста в коридор, словно боялся, что капитан опять уйдет от разговора. За несколько лет тема капитанской любви не перестала быть для него важной. -- Ты... так ее любишь.

-- А она об этом знает? -- крикнул с командного поста Кирилл. -- Может, ты ей рассказал?

-- Нет. Но как будто не видно!

-- Не видно!

Серега растерялся.

-- Герман... Почему ты ей не скажешь? Ведь, действительно, она не видела картин в твоей каюте, она не видела тебя еще полгода назад, когда ты то ли был, то ли не был - без нее! Она не видела, как ты на нее смотришь, не знает, что ты перепробовал, чтобы ее найти.

Герман сначала собирался высмеять его и поставить на место, но после такого полного обличения, сопряженного с таким болезненным участием, отступил и ответил:

-- Я пытался. Она не позволила.

Долгая секунда тяжелой тишины.

-- Почему? -- возмутился кто-то.

-- Ей это не нужно, -- холодно объяснил Герман. Холод, прозвучавший в его голосе, был лишь дуновением от льда, которым он обложил стонущее сердце - но кто это видел?

-- А что ей тогда нужно? -- тихо взорвался Артем. -- Кто ей тогда нужен? Кто может быть круче тебя?

Герман мог бы по старой привычке прервать диспут, перешедший границу приличия, но ему не нравилось появившееся вдруг ощущение, что весь экипаж сейчас охватывает враждебный к Асе настрой. Это было несправедливо.

-- Я просто человек, -- вздохнув, возразил он. -- А она - нет. Надеюсь, это понятно?

-- Не понятно! -- закусил удила Серега. -- Она - человек-экстрасенс, а ты - человек-гений, в чем проблема?

-- Не экстрасенс, -- еле сдержав саркастический смешок, поправил Герман. -- Ни один экстрасенс не способен вылечивать так быстро. И тебя не удивило, как быстро зажила ее собственная рана? И никого из вас не удивило, что она оказалась здесь настолько вовремя? Королева привела? Королева не в состоянии мгновенно реагировать на непредвиденную опасность, мы не раз в этом убеждались. Ася сама пробила портал. А как я смог понять, что от разрушенной Артемом установки идет излучение, ведь не ночь на дворе? Это она заметила. Стоит напоминать о всех прочих ее странностях? Они намного превосходят пределы человеческих возможностей. И ей, конечно, не подходит мужчина-человек. Биология: осьминог и ласточка, паук и кошка - могут составить брачные пары?

Теперь потрясенная, полная беспомощного мысленного барахтанья в аналогиях, тишина установилась надолго. Герман хотел надеяться, что оправдал Асю. Вызвать отвращение к ней он не опасался, ведь выросшие в компании инопланетянина и бесплотных духов островитяне никогда не страдали ксенофобией. Он понял, что она теперь знает о своей чужеродности, но не осознает себя чужой и не желает, чтобы ее такой считали. Они и не будут.

-- Вот причем тут "детей не делать", -- понял Слава.

-- Неправильно! -- упрямо отрезал Серега. -- Осьминог не полюбит ласточку, а паук - кошку. Если вас связывает любовь, значит, и пару вы составить можете!

-- Откуда ты знаешь, что паук никогда не полюбит кошку? -- насмехаясь, заспорил Кирилл. -- Сколько в природе примеров!

-- Ты еще песни вспомни, -- посоветовал Егор. -- Дельфин и русалка, крокодил с жирафихой...

-- Заткнись! -- зло рявкнул Артем, словно идея о биологической несовместимости Аси с человеческими мужчинами задела его гораздо сильнее. -- А кто тогда ей подходит? Кто круче тебя? Денис?!

-- Нет, -- с искренним спокойствием ответил Герман. -- Думаю, Капитан-Командор.

9. Наоборот.

С "Тайны", едва спрыгнув на берег, я сразу ушла домой. С тем же успехом, конечно, можно было остаться с парнями, которые тоже собирались на Остров, но присутствие Германа мешало мне определить план собственных действий.

Кроме того, я поняла, что мне вновь необходим "компас", припрятанный в сундуке. Рассуждения Германа и ребят о космическом происхождении излучения дали повод думать, что оно безвредно для меня - на почти совсем лишенных атмосферы планетах-сестрах я и не такого нахваталась. Из этого следовало, что в местах "пространственно-временных аномалий" мне было бы удобнее работать, чем островитянам, но без "компаса" их не обнаружить. Кроме того, смутно беспокоило непонимание природы собственных способностей по пробиванию дыр, из-за чего я боялась утратить их в самый неподходящий момент и где-нибудь застрять.

Нужно было обдумать и еще один путь - добраться до Оуэна Брюса и выяснить, не причастен ли к аномалиям он сам или кто-нибудь другой из выходящих в космос кланов. Если причастен - станет ли он мне об этом докладывать? Как вообще до него добраться?

Перебирая все это, я вышла на Остров у крыльца своего домика.

На крыльце сидел новенький мальчик, из тех, с которыми меня навещал Валера. Он положил голову на локти и грустно смотрел на лес, в тот момент еще только смутно проступавший из предрассветных сумерек. Мое внезапное появление его не шокировало - значит, он решил, что просто не заметил, как я приблизилась.

-- Ты чего здесь делаешь? -- удивилась я.

Мальчик выпрямился и напрягся. Ему почему-то стало страшно.

-- Тебя жду, -- сиплым от долгого молчания голосом ответил он.

-- Зачем?

Я подумала, что кто-то из ребят опять травмировался, и мальчик поведет меня в форт. Но он встал и широким жестом загорелой руки показал в сторону огорода:

-- Ну, в общем, вот...

Я прошла несколько шагов туда, куда махнула загорелая рука, и, конечно, ничего не увидела. Темно было.

-- Что?

Мальчик сопел мне в спину.

-- Эльвина...

И тут я начала различать очертания кустов и грядок...

Наверное, Эльвина - это название маленького, но очень вредного торнадо.

Ой, нет, это же Эля.

-- За что она их так?

-- Сказала, что не позволит нам есть генномодифицированные продукты.

М-да.

Руки сами потянулись к покалеченным травкам. Вот черт. Еще один Дарх на мою голову. Как же обидно и тоже страшно: ведь это меня саму, только совершенно беззащитную, рвали и топтали...

Я знала, что могу срастить сломанные стебельки и ветки, и даже приживить оборванные плоды, но стоит ли это делать?

-- А вы что?

Мальчик присел на корточки рядом со мной.

-- Мы все вкопали обратно. Выбрасывать ничего не стали: думали, ты придешь и приделаешь.

Я стала приделывать. Даже если покушение повторится, не в моих силах оставлять свои творения в таком виде. Мне тогда ясно казалось, что они страдают от боли и унижения, и если я лишу их своей заботы, то случится что-то очень плохое.

Мальчик так и сидел, неотрывно следя за моими руками, и это не позволяло отвлечься, чтобы успокоиться и подумать об Оуэне Брюсе.

Едва рассвело, пришла расстроенная Валя.

-- Привет, Ась. Вот что эта дура натворила. Ты сможешь исправить?

-- Натворила я. А она разрушила. Пытаюсь.

Валя села прямо на землю.

-- Не сердись. Я ее за волосы оттаскала.

-- И что? Она обещала, что больше не будет?

-- Нет, но... Эрик теперь сторожит. А я ей сказала, что еще раз - и сообщу Тиму. Он вмиг вернет ее туда, откуда взял.

-- Эльвина - моя двоюродная сестра, -- торопливо заговорил Эрик. -- Если Тим узнает, то выгонит ее навсегда, а значит, и меня сюда больше не привезет. Не говори ему, ладно?

-- Да ты тут при чем? -- отмахнулась от мальчика Валя. -- Думаешь, ради тебя одного портал не сделают? Брось.

Эрик шумно вдохнул носом и с тихим упрямством спросил:

-- А если нет?

-- Да за одними тоже ездят, -- нетерпеливо обнадежила Валя. -- Я о другом беспокоюсь... Эрик, иди поспи!

У мальчика, действительно, сами собой закрывались глаза, и она удачно использовала это, чтобы его спровадить. О чем-то ей не хотелось говорить при нем.

Однако Эрик отличался упрямством, абсолютно нормальным для всех островитян: он не двинулся с места и не свел угрюмого взгляда с оставшегося фронта работ. Поэтому я пообещала:

-- Не скажу. Я сама с твоей сестрой разберусь. По-своему.

В этот момент мне пришли на память замечательные зеленые фурункулы, образовавшиеся на юных телах соседок по комнате в детском лагере. Хотя воспоминания эти крайне неприятны, сейчас я готова была повторить тот подвиг.

Угроза, основанная на четком представлении, как ее воплотить, звучит очень убедительно, и Эрик успокоился.

Когда он ушел, Валя спросила:

-- Что ты с ней сделаешь? Можно посмотреть?

Бедная Эля! Ну никто ее не любит, даже двоюродный брат. Впрочем, если она все свои проблемы решает таким образом, то жалеть ее бесполезно.

-- А о чем ты волнуешься?

Валя страдальчески поморщилась.

-- Лицо терять не хочу. Это же типично бабская разборка, и вовлекать в нее парней, знаешь ли, ниже моего достоинства. К тому же, она ведь именно шума и добивалась, чтобы не только мне с Эриком, когда мы ее застукали, а во всеуслышание заявить, как плохо из-за тебя мы тут питаемся, и как ты нам мозги запарила, раз мы этого не понимаем.

Засунув обе пятерни в грунт с повядшими растениями и убедившись, что в него, в виде живительной силы, проникает мое желание увидеть их здоровыми, я внимательно посмотрела на Валю.

Командир в юбке. Точнее, в шортах. Милые пушистые завитки, выбившиеся из короткой косички, и нежная кожа здесь никого не обманут - это не слабачка. Все проблемы мирного жизнеобеспечения островитян решает она, потому что у нее это получается лучше, чем у кого-либо другого. Даже независимая самовлюбленная Аля беспрекословно чистит картошку по ее указанию; даже Галя, способная в драке уложить ее одним приемом, пойдет куда она скажет и принесет то, что нужно; даже Тим, теперь и капитан, и командор, по одной просьбе, без выяснения необходимости, отправит ей помощников, сколько она попросит. Не сложилось у нее только с Элей. Почему - понятно. Эля не такая, как девочки-островитянки. Но чем, кроме непонятного для них желания демонстрировать агрессию, она отличается?

-- Зачем вообще ее сюда привезли? -- спросила я, не рассчитывая, что Валя сможет ответить. -- Вас достаточно всегда было.

-- Для Германа, -- легко ответила она. -- Ему было слишком плохо, когда ты пропала. И Королева, похоже, не надеялась, что ты вернешься, иначе так бы не поступила.

Э-э-э. О.

Я и забыла, что прямолинейность - неотъемлемая черта Валиной натуры. Что подумала, то и сказала.

-- Что-то я не заметила, чтобы все здешние парни были обеспечены девочками, -- подавив нервный смешок, возразила я.

-- Но они и не в трауре, -- отозвалась Валя. -- Германа тогда надо было отвлечь от мыслей о тебе, переключить на что-то жизнерадостное и приятное... И как же она верно поняла свою задачу! А ведь Королева напрямую ничего ей не говорила, я точно знаю.

Ой, противно почему-то стало. Подпитываемые моей энергией растения, едва воспряв, всколыхнулись.

-- А... нельзя было пригласить девочку, более подходящую для Острова?

-- Такую, как мы? -- правильно поняла Валя. -- Мы подходим для Острова, а Остров подходит для нас, мы позаботимся и о сытной еде, и о чистом белье, и о веселых праздниках, но как от подруг, парням от нас толку ноль. Рохли мы.

-- Что?

-- Ну... не навязываемся, что ли. Не даем понять, что кто-то из парней в отдельности нам важен. Даже при том, что и мне, и Оле, и Юле кое-кто очень даже нравится... Мы говорили об Эле и пришли к выводу, что так себя вести, как она, просто не сможем. Даже если заставим себя, это будет выглядеть неестественно. Мы ждем, когда нас выберут те, кого мы выбрали, а они все не выбирают... Да что тебе объяснять. В этом смысле ты из нашего клуба.

Прямолинейность и интуиция.

Впрочем, на счет меня она не права: я однажды прижала Германа к стенке, прямо спросив, почему он держит дистанцию. В результате умерла.

-- Вот если бы у тебя с Германом сложилось, -- мечтательно продолжила Валя, и я сцепила зубы, -- то это, почти наверняка, подтолкнуло бы и наших...

Выкручиваться, выкручиваться!..

-- Эля же меня отравит! -- нашлась я.

Она помрачнела.

-- М-да. Надо убирать ее с Острова. Хоть бы Тим ее на себя переключил, что ли! Так ведь на дух не выносит, видите ли. Ради друга...

-- Валь, не бормочи под руку. Ты извини, но лучше попытайся побороть в себе рохлю, потому что у нас с Германом ничего не получится.

Она замолчала надолго. Переходя от куста к кусту, я оставила ее наедине с мыслями о превратностях судьбы.

Ну, не подумала Королева о таких мелочах, как естественный инстинкт "плотных" образовывать пары, да и об обычном половом инстинкте не подумала, что с нее взять, другие задачи решала! Хотя странно. Несколько недель, которые я провела в школе, убедили меня, что половой инстинкт подростков не заметит только глухой, слепой и вообще паралитик. В моей параллели и девочки, и парни постоянно маячат друг перед другом, завлекают друг друга, насыщая окрестный воздух феромонами, а шутки - сексуальным подтекстом, ищут повод дотронуться друг до друга. Носить одежду без элементов легкой эротики там просто неприлично, и даже парни находят, что приукрасить в своей внешности.

А здесь он не заметен. Кровь кипит только у Юры и Эли. Остальным девочкам нужно внимание как подтверждение собственной женской сущности да нечто надежное, не более того. Но они всегда такими были. А парни?

Господи, они же взрослые. И я не о том, что некоторым из них уже восемнадцать, я о том, что в их поведении нет этого навязчивого и мешающего сексуально-исследовательского интереса. В этом смысле они похожи на Ветров, но те, разобранные на атомы, собранные вновь и воспитанные в спартанской обстановке - отдельная песня. Очаровательная, кстати... Так, ладно, вернемся к островитянам. Еще полтора года назад они были другими, обычными подростками, а сейчас - как будто весь нужный опыт уже получили. Ерунда какая-то. Может, им просто не до того? А до чего?

-- Неправильно это, -- горько сказала Валя, когда я, обойдя огород кругом, вернулась к ней.

-- А что говорят про армию? -- вдруг вспомнила я.

Она посмотрела непонимающе, а потом легонько хлопнула себя по колену.

-- Дак восемнадцатилетние парни в армии. Ну, кто в осенний призыв попал.

Я так и села в грядку.

-- Э?..

Валя, наконец, рассмеялась.

-- Нет, Королева отмазывать не стала, и это вообще как само собой. Социализация же: сначала школа, потом армия. Раз действуют такие законы, значит, мы должны их соблюдать. Вот дальше учиться явно мало кто пойдет, если только заочно - это же по закону необязательно.

Какая последовательность!

-- Хотя... -- тут же засомневалась Валя, -- ей почему-то важен престиж. Она никому не позволила ограничиться основным образованием - только полное, 11 классов. Да, наверное, отправит в институт. Представляешь Германа за партой?!

Ой, представляю: сидит этакий медведь и засыпает на лекции. Преподаватель думает, что от скуки, потому что глупый качок... И девчонки с задних рядов любуются его мускулистой спиной...

А в солдатском строю не представляю. Вообще никак.

-- И Коля в армии?

-- Угу... Уже четыре месяца.

Столько искренней печали было в этих словах, что стало ясно - она считает не месяцы, а недели или даже дни.

Однако печаль чужда ее натуре, поэтому очень скоро она отмахнулась от мыслей о Коле и собралась уходить:

-- Пироги пора ставить. К хорошему-то быстро привыкается, как-никак, твой огород весь Остров кормит, а теперь вот опять... по полдня на кухне.

-- Элю заставь помогать, -- подсказала я.

Может, с ее стороны это и был намек, что, мол, не пошла бы я тоже пирогами заниматься, но меня вдруг обуяла злость: из-за своего достоинства она рисковала моими растениями. Или они с Эриком несут круглосуточную вахту? Ох, не верится.

Вроде бы, все стало, как было. Но этого казалось мало.

Мои растения по-прежнему беззащитны и напуганы - я чувствовала их смятение, угасавшее от прикосновения моих рук к земле. Это было новое ощущение, странное и тревожное, и я слушала его, вонзив в землю растопыренные пятерни. Молча я успокаивала травы с кустами, жалея и обещая поддержку, как утешают обиженного ребенка, хорошо понимая, что на самом деле защитить их не смогу. Сделать им шипы? А как же Валя, она же собирает плоды? Самой пустить тут корни? Отказ от этой идеи равносилен предательству, которое неизбежно... Всё плохо. Я плохая. Я не в состоянии обезопасить то, что привыкло к моей любви.

В те часы мне действительно хотелось остаться здесь навсегда, и на какое-то время я отбросила мысли обо всем остальном мире, о всех других местах, которые жаждала посетить, и обо всех нездешних, кому должна была помочь. Живут же так некоторые люди - не покидая своего двора, не помышляя отойти далеко от дома, в гармонии лишь с родными стенами и грядами... И мне представилось, что я здесь, неотлучно, уже много лет, и неважно, что пронеслось мимо, важен лишь покой подопечных - тех, чью жизнь я изменила, заставив служить себе, дарящих мне тень и пищу...

Пришли духи, залетали над огородом. Их появление сбило меня с этих мыслей, но я заметила, что созданные мыслями эмоции - частички цветного тепла, невидимые нормальному глазу - остались, накрыв растения.

И еще кое-что. От моих рук, как всегда при лечении, исходили потоки. Настроенным на духов зрением я увидела, что они цветные, но совсем не тех цветов осязаемого мира, к которым привыкли глаза, а новых, наверное, тех, что составляют свет "невидимый", инфракрасной или ультрафиолетовой части спектра.

Это открытие очаровало меня, но другое - поразило. От левой руки струился более сильный поток, более яркий и широкий, причем в истоке он был, наоборот, более узким. Я пригляделась: источником потока правой руки была вся ладонь, а источником левой - основная фаланга среднего пальца, камень, подаренный Черным Командором. Это он усиливал мое личное излучение.

Вот как! Конечно, Старший не одарил бы меня простым украшением - с его точки зрения, это было бы бессмысленно, и четкой огранки кристалл не был клеймом, в чем я до этого была уверена. Нет. Это бесценная вещь.

А вещь ли? Я ведь и тогда смутно угадала происхождение камня - он плоть от плоти нашей, Перворожденных, "детей звезд" - это часть Пульсирующей планеты!

-- Сестренка, -- вырвалось у меня вместе с образом нереально красивого ландшафта из мерцающих кружевных фигур, и камень в тот же миг ярко вспыхнул.

Эх, надо еще на другой палец кусочек Ледяной планеты! Та-ак... Этого можно было ждать от Белого Командора - он к ней ближе, там появился и вырос, и уж он-то в свое время имел к моему телу абсолютный доступ! Не мог не имплантировать! Он говорил, что мы с нашими планетами из одного теста, то есть вещества, по-разному структурированного, и ему пришлось заменить некоторые уничтоженные ткани моего организма, вырастив их из этого вещества, но должно быть что-то более выраженное, структурированное точно также, как вещество планеты!

-- Сестренка, -- я вспомнила застывшие гребни хрустальных волн и поднимающиеся ввысь снежинки, -- отзовись во мне!

И тут же почувствовала ее нежное сияние - грудина целиком! Шикарно! Она усиливает излучения сердца!

То, что я пытаюсь приглушить!

От осознания, что я никогда не бываю одна, меня внезапно одолело бесшабашное веселье. Хохоча, я повалилась на землю, и духи закружили рядом, как оголтелые. Черный и Белый! Как много вы знаете об одиночестве!

Сес-тра. Какое красивое, какое непривычное слово! В наших сестрах проявляется наша нечеловечность: с ними не подраться подушками, не пошалить за спиной у мамы, у них не спросить совета. Они - наше начало, наша основа, наш дом...

III

Почему-то после этих открытий жизнь перестала казаться такой противной и сложной. Растения тоже успокоились, с жадностью впитав и настроение чуткого покоя, и настроение уверенной радости.

Найденный "компас" не показывал ничего аномального, что неудивительно, ведь аномалии, по словам парней с "Тайны", появлялись внезапно. Чтобы что-то заметить, надо глаз с него не спускать. Или подсоединить сигнальное устройство, как это сделал Герман... "Компас" еще и охватывает слишком мало пространства - и здешнего, и прилегающего, поэтому он - слабая помощь. Проведя дома два дня, я окончательно в этом убедилась и решила навестить форт.

Поводом послужили дозревшие баранки (по консистенции, а по вкусу - сырно-помидорный салат) и листовые грибы, не подать которые на стол после Элиной сельскохозяйственной диверсии было бы просто невежливо по отношению к огороду. Все это богатство я сложила слоями в огромную корзину, предусмотрительно оставленную Валей за домиком, и отправилась в люди.

В кухне форта была только Эля. С самым несчастным и обиженным видом она чистила морковь, причем, судя по горе неочищенных овощей, от нее ждали трудового подвига. Ну Валя и злыдня!..

Когда я поставила корзину на стол, она вздрогнула и вжала голову в плечи. Через силу перевела на меня глаза. Прежде она была более самоуверенной - похоже, физический труд не пошел ей на пользу. Что тут сказать?

-- В жабу превращу.

Она застыла, но всего на секунду. Очевидно, такого рода сцены не были для нее внове, и она быстро нашлась:

-- Ты угрожаешь?

Нет, анекдоты рассказываю! А на что еще это похоже?

НИКОГДА не следует отвечать на этот вопрос.

-- Зеленую, скользкую, с пупырышками.

Тут бы повернуться и уйти, но от Эли исходила такая истинная, дарховская, злоба, что я поняла: как только я покину кухню, она засыплет содержимое корзинки какой-нибудь отравой. И не поленится сбегать за ней в лазарет. Вот ведь чудо-юдо какое... Поэтому я занялась перекладыванием еды на подносы.

Что-то она хотела мне сказать, я чувствовала, как лихорадочно она перебирает интонации и фразы, но, по счастью, скоро появился Юра.

-- Ася, привет, -- невесело произнес он, властным жестом выпихнув кого-то, шедшего следом, за дверь и оценивая обстановку.

Интересно, если мы с Элей начнем кидаться морковкой, чью сторону он примет? Я ему, как и всем близким Германа, сейчас антипатична, а Эля? Вроде бы, по официальной версии, в нашем с Германом разладе виновата она, но, с ее-то стороны, все наоборот.

-- Ты угрожаешь! -- на самой трагической ноте воскликнула Эля: началась игра на зрителя. -- Что я тебе сделала?!

Юра нахмурился.

-- У тебя ко мне дело? -- спокойно спросила я у него.

-- Угу, -- ответил он.

-- Юра! -- взвыла Эля. -- Она сказала, что превратит меня в жабу!

Надеюсь, она не заметила, какого труда Юрке стоило сдержать довольную улыбку - он воспринял эту угрозу как проявление ревности и поэтому принял единственно верную тактику, полностью исключив Элю из поля своего внимания.

-- Да, -- ответил он мне. -- Мы сегодня отправляемся в Солнечный за твоей братвой. Если что-то нужно прихватить из дома, говори, привезем.

-- Юра, ты меня слышишь?! -- срывающимся высоким голосом вопрошала Эля.

-- Митьку, -- сказала я. -- Очень соскучилась.

-- Не обещаю, -- рассмеялся Юрка.

-- Юра! Что Герман скажет, если ты меня не защитишь?!

-- Тогда ножницы. Я их Але за стрижку задолжала. Они в верхнем ящике стола в моей комнате. Попроси маму, она отыщет.

-- Не забуду. Кстати, тебе идет... Но ты совсем иначе выглядишь.

-- Юра! Мне нужна твоя ПОМОЩЬ!

Эля уже орала - поняв, что на Юрку рассчитывать бесполезно, она пыталась вызвать поддержку извне. Глушить такой бэквокал светской беседой становилось все труднее.

-- А я думала, что "Каравелла" уже на приколе, и к ней гусеницы приделывают...

-- Вот по возвращении из Солнечного и встанем на прикол. Хм, гусеницы...

Дверь распахнулась. Эля с надеждой посмотрела в коридор и набрала побольше воздуха, но в кухню стремительно ворвалась Валя. За ней маячил Женька.

-- О! -- без всяких "приветов" она обрадовалась корзине, как родной. -- Наконец-то традиционная островитянская пища! Эля, брысь, больше не нужна со своей морковкой... А, нет, стой, мы сейчас эту вкуснятину с ней потушим, режь на тонкие ломтики. Ася, разжигай печи!

Ой, прямо как в старые добрые времена...

Эля закрыла лицо руками и вошла в образ Золушки.

После обеда, в который Валя, без преувеличения, вложила душу, за дружеским мытьем посуды она пожаловалась:

-- Народу будет много. Честное слово, не знаю, как мы раньше обходились, но сейчас без твоих генномодификантов туго.

-- У меня еще и одежда растет, -- похвасталась я.

-- Думаю, это тоже будет кстати, -- одобрила она.

-- А что у тебя там? -- живо заинтересовалась Юля.

-- Скоро созреет - увидишь. Думаю, все это можно будет перекраивать и комбинировать.

-- Здорово! А можешь вырастить цветную пряжу? Я бы такие топики вязала!

-- Легче легкого!

И как это раньше мне в голову не пришло? Да столько всего вырастить можно, если подключить фантазию... Ой, а что Белый Старший говорил про выращивание деталей космического корабля? Он выращивает космические корабли?! Я подозревала, что образ мыслей у нас схожий.

Юля отложила полотенце и стала рисовать на салфетке модель топика. Аля, вытирая вилки, заглядывала ей через плечо. Оля составляла в шкафу башни из тарелок. Эля тихо улизнула искать Германа.

-- Где Галя?

Все девочки посмотрели на Валю. Та сосредоточилась на собственных ногтях, но, неудачно оборвав заусенец, в сердцах выпалила:

-- В мирке каком-нибудь! Дурной пример заразителен.

Я пропустила шпильку.

-- И ведь давно уже, -- тихо сказала Оля.

-- Она и раньше надолго пропадала, -- пожала плечами Аля. -- Как только Тима не боится?

-- Боится, -- усмехнулась Юля, -- но ничего поделать не может. Как наркоманка. Вот Тим поймет...

Похоже, я случайно всколыхнула давно назревшую, всех здесь беспокоившую тему.

-- Угу, -- в тон ей вдруг призналась Валя. -- Тим все давно понял. У них с Королевой договоренность: за Галей наблюдают духи, и пока с ней все нормально, ей не мешают, но как только она попадет в критическую ситуацию, Королева вызовет парней, а там... Тим сам будет решать, оставлять ее на Острове или вернуть на материк.

-- Что-то мне подсказывает, -- пропела Оля, -- что не вернет!

-- Да ну, -- махнула рукой Валя. -- Не надейся. У них к нам чисто утилитарный интерес.

-- Но видишь ведь - уважает! -- возразила Юля.

-- Наверняка по требованию Королевы. Она рада еще одному бойцу.

-- О! -- вдруг обрадовалась Аля. -- Может быть, и нам позволят бывать в мирках? В тренировочных целях? Ведь и Галя, пока не попробовала, не знала, что она - боец.

-- Тебе это надо? -- фыркнула Валя.

-- Надо! -- с неожиданной решимостью ответили Аля с Юлей вместе и удивленно уставились друг на друга.

-- Ну чего я здесь не видела? -- объяснила Юля. -- Мне интересно посмотреть, как другие люди живут. Парни столько рассказывают... А если Королеве не нужны такие любопытные, -- явно обращаясь к бесплотным, повысила голос она, -- надо было ограничиться начальным образованием! Иначе возвращаюсь домой!

-- Эй-эй! -- запротестовала Оля. -- Сейчас народу на Острове прибавиться, каждая пара рук будет на счету.

Валя оставила ногти в покое и резко выпрямилась.

-- Кстати, нет. Я так поняла, что парни большую часть времени будут патрулировать мирки, наблюдать за "компасами". Ась, знаешь, что будет нужно... Консервированная еда! Можешь изобрести такую?

Я еще не успела собраться с мыслями после такого внезапного перехода, как Аля предложила:

-- Легко! На основе кокосов, к примеру.

Богатая идея!

-- Да-а... -- удивленно поддержала Валя. -- Только начинить их надо чем-то очень питательным: один кокос - один обед для хотя бы одного человека. Чтобы припасы много места не занимали.

-- И витаминным, -- добавила Юля. -- Им тяжело придется.

-- И вкусным, -- тихо закончила Оля. -- Невкусно поевший мужик - вредный мужик. У нас замечательно уходит все грибное, сырное и помидорное, как сегодня. Но для разнообразия не помешают вкусы мяса - копченого, допустим, и рыбы - жареной.

-- Сладкоежки среди парней тоже есть, -- вспомнила Юля. -- Некоторым сладкое необходимо хотя бы через день.

Она говорила про Сережку - это его особенность. По его словам, от нехватки шоколада в организме у него бледнеют глаза и трясутся руки.

-- И как они будут разбираться, какой кокос с какой начинкой?

-- Сделай их цветными! -- у Али сегодня точно приступ конгениальности.

-- Может, лучше светящимися буквами подписать? -- не удержалась я. -- Вдруг они будут в темноте обедать? В засаде?

Девочки посмотрели на меня так, что я пожалела об этих словах.

-- Н-нет, -- подумав, спасла ситуацию Валя. -- Светящиеся враг заметит.

-- Солнышки... -- чтобы не позволить им заказать еще что-нибудь, прочувствованно заявила я: -- С вами так хорошо работать!

И быстро пошла на берег, а потом домой - модифицировать кокосы.

Раньше я ничего не выращивала "на скорость", но сейчас от меня ждали именно этого. На Острове было необычно тихо, но абсолютно все чем-то занимались: парни гарнизона большей частью разошлись по дружественным миркам, где по чертежам Германа умели делать оружие, команды "Мистификатора" и "Каравеллы" модернизировали подводную лодку. При том, что наблюдение за порталами усилили, ни одного свободного человека не осталось.

Тим считал, что людей не хватает, и, кажется, спорил по этому поводу с Королевой, а на одном из вечерних собраний сказал:

-- Срочно умнеем! Оружие, радиационная защита, усовершенствование "компасов", закономерности аномалий - Германа скоро порвет, ему нужны помощники.

-- Зови Капитана-Командора, -- посоветовал кто-то.

Командирских амбиций у Тима на самом деле не было, и никто не считал, что он дорожит своей властью, поэтому совет не прозвучал оскорбительно.

-- Это на усмотрение Королевы, -- кисло отозвался он. -- Сам Командор на связь пока не выходил.

-- Сами справимся! -- бодро решил другой голос.

Тим так не считал - я поняла это в короткий миг, пока он выжимал из себя самоуверенную ухмылку. Тогда же стало ясно, что нет смысла предлагать помощь. Они не видят никого из нас, девочек, в своих делах.

Ну и ладно. Мы занимались своими.

Для "модификаций" я решила использовать взрослые пальмы, посчитав, что так будет быстрее, чем заряжать побеги, ведь деревья растут долго, а до момента плодоношения вообще проходят годы. Слишком сильно изменять и без того полезные плоды не хотелось, и я добавила лишь питательность, вкус и легкое цветовое разнообразие. Зато пришлось заниматься с каждой пальмой в отдельности, передавая стволам нужные качественные характеристики, и я провела на заросшем кокосами берегу не меньше недели с перерывами на проверку огорода.

Едва я успела покончить с пальмами (в их естественном состоянии), как явилась вторая жертва боевых действий - Алёшка, когда-то любимый из братьев, с перевязанной кровавой тряпкой кистью левой руки.

-- Отправили к Валерке, -- весело сообщил он, -- но, раз ты здесь...

Размотав повязку, я увидела нормальную рану, ничего общего с давешним результатом нападения на Артема не имеющую, просто длинный глубокий порез.

-- Враги? -- скрывая беспокойство за иронией, спросила я.

-- Нет, я сам, случайно. Мы тут, недалеко, оружие всякое делаем.

"Тут, недалеко" следует понимать как "в другом мирке".

Я приготовила для него чашку холодного чая и, пока он пил, залечила руку.

-- Даже допить не успел, -- пожаловался он. -- Снова порезаться, что ли?

Алёшке не хотелось уходить.

-- Отдыхай, -- предложила я. -- Заслужил, наверное.

Насколько ему хорошо здесь, в моем прохладном, ажурно затененном доме, пронизанном тонкими лучиками радостного солнечного света, было видно. Заразительно хорошо. Мне самой захотелось посидеть с ним рядом - вот и пригодился наскоро сплетенный диванчик. Я взяла вторую чашку.

В этом безмятежном покое меня вдруг накрыло насквозь яркое ощущение повторения - так уже было. В нашем детстве: его, малоподвижном из-за сложного порока сердца, и моем, богатом из-за того же самого беспечным легким состраданием. Мы вместе, сидя так же рядышком на распахнутой ради свежего воздуха веранде, учились читать - из чистого любопытства, ведь мне в четыре года было рановато, а его никто не заставлял, потому что незачем. Его жизнь висела на самом кончике тонюсенького волоска и в любой момент могла оборваться. Я стащила азбуку, и мы дурачились, подбирая к картинкам названия и буквы. Он был тогда таким близким... Я чувствовала, насколько важно для него это наше легкое общение, ведь больше никто не мог уделить ему столько времени, не боясь прикоснуться, расстроить или, наоборот, слишком сильно обрадовать, провоцируя тем самым перегрузку неполноценного сердца. У нас с ним долго было это общее сокровище - такая нежная, такая легкая, такая счастливая привязанность. Наверное, он был моей первой любовью... Сейчас, когда стыдиться подобных мыслей не нужно, мне было приятно так думать.

У Алёшки всегда был лучший в нашей семье характер - несмотря на бесконечные запреты и напряжение, внушаемое его бабушкой всем, находящимся рядом, и ее навязчивое преждевременное оплакивание, которое могло не расстроить только ребенка. Он всегда просыпался веселым, ему нравилось все, рядом происходящее, легко отходил от всяких огорчений, и даже злой язык Толи, почему-то считавшего красивое фальшивым, не мог испортить его светлое настроение младенца, готового стать ангелом. Возможно, этот свет и позволил ему прожить гораздо дольше, чем отмерили врачи. До десяти лет.

А потом он выздоровел и стал избегать меня.

И я поняла, что любовь проходит. Безвозвратно, рассеянно, никак не отзываясь на тоскливые вопли брошенной души. И что желать общения со мной может только больной, не нужный другим, а здоровым не нужна я.

Я обиделась так, что перестала с ним разговаривать и вообще его замечать. Продолжая любить...

-- Ась, я... -- хрипло начал Алёшка, словно увидел все мои мысли, -- боялся любить тебя. Я боялся сделать свою любовь заметной, ведь это... неправильно.

И еще неизвестно, что именно, под агрессивным влиянием Толи, было неправильным: любить сестру или любить вообще.

В доме, как медузы в воде, плавали духи, не меньше двух. Различать их я еще не умела. Можно ли хотя бы дом сделать духонепроницаемым? Дарху не следует знать, что Алёшка мне тоже дорог.

-- Мне было больно, -- изображая равнодушие, пожала я плечами. -- Но теперь это уже неважно.

-- Прости, -- сказал Алёшка. -- Я был очень глупым, и чувствовал только свою боль.

Семь лет назад эти слова спасли бы меня. От чего?.. Не знаю, но от чего-то спасли бы.

А если бы он поступил иначе? Если бы не испугался? По-прежнему проводил больше времени со мной, чем с братьями, и так же легко и радостно со мной общался... Если бы нас продолжала связывать эта любовь - изменилось бы что-нибудь с появлением Германа? Мне бы пришлось выбирать между ними, и выбор этот был бы мучительным... Меня бы мучила необходимость расстаться с Алёшкой, потому что, в конечном счете, я бы выбрала Германа. Надо же, общепринятая мораль оградила нас от беды, и вовсе не той, от которой призвана была ограждать.

-- А что Лена?

Алёшка спрятал улыбку за глотком чая.

-- Сказала, что между нами все кончено. Чем избавила меня от необходимости говорить это самому.

Очень хотелось торжествующе воскликнуть: "Я так и знала!" Но это пошло.

-- И совсем-совсем ничего не осталось?

Сохраняя улыбку, он задумался. Я поняла, что Лена, получив его спокойное согласие, испытала явственное потрясение.

-- Я подожду, -- ответил Алёшка. -- Мне кажется, она еще может измениться.

В дверном проеме замерли гости, Кирилл и Слава.

-- Привет, -- сказал Кирилл нам обоим, а потом спросил у Алёшки: -- Вы там чего?

-- Все по плану, -- сдержанно отозвался тот. Висящая на подлокотнике тряпка, вся в пятнах крови, за него рассказала о причине визита.

-- Ась, -- Кирилл протянул мне стопку бумажных листов. -- С английского мы еще рубим, но это португальский. Переведешь?

Просьба была такой же неожиданной, как бумага стандартного формата с отпечатанным на принтере текстом. На Острове это редкость.

Кирилл уселся в кресло, а Слава, странным смурным взглядом прицепившийся к Алёшке, остался стоять.

На листках был отпечатан текст статьи по физике элементарных частиц. Честно переводимые, термины мало что мне говорили, но Кирилл и Слава понимали, о чем речь. Они выслушивали характеристики очередной частицы до половины, разочарованно перебивали и просили читать дальше. Когда мы добрались до конца, лица обоих имели двусмысленное выражение: разочарование уступало место восторгу.

-- Ась, спасибо, -- так и не объяснив, в чем дело, попрощались они и ушли.

Следом за ними ушел Алёшка.

Так-так-так. В статье описывались все известные на прошлое воскресенье субатомные частицы, а также обстоятельства, при которых они были обнаружены. "Наших" среди них нет - это вывод из поведения Кирилла и Славы. Значит...

Значит, они не с Земли и не из космических лучей, пойманных на Земле. Значит...

Пора познакомиться с сэром Оуэном Брюсом.

И тут, впервые за весь сознательный период своей жизни, когда я чего-то хотела и добивалась, передо мной выросла толстая непробиваемая стена. КАК?

Допустим, добраться до уважаемого консула Земли поможет Королева. Допустили.

Но что я ему скажу? "Не вы ли пробиваете дырки в пространство-временах? Нет-нет, я не против, но есть же более цивилизованные способы это делать, не губя людей и белок - попросить духов, например. Какие такие дырки? Ну, не станете же вы отрицать, что знаете о мультивариативности Земли..." На этом месте мне воочию вообразились выпученные от удивления и интереса глаза пятидесятилетнего сэра, и продолжать конструирование будущей беседы расхотелось. Если это его рук дело - признается ли он? Убийство, все-таки...

Последить бы за ним.

Конечно, не "во плоти"... Не "вплотную"... Запуталась. Ясно одно - это в состоянии делать только духи. Срочно требуется консультация Королевы!

Ой, стоп.

Если будет то же самое, что в прошлый раз, то лучше не надо - с ее представлениями о времени я запутаюсь окончательно. С ее представлениями о времени вполне может оказаться, что она уже мне помогла.

...А ведь и помогла.

Познакомила с Салдахом. С полярной башни открываются потрясающие виды...

Кажется, я покинула его башню хоть и поспешно, но в полной уверенности, что всегда смогу вернуться. Что ж, попробую.

VII

Салдах обрадовался мне и не удивился просьбе показать не событие, а определенного человека.

-- Ты можешь, глядя из окна, найти его по отпечатку, который хранит твоя память.

Удачное совпадение: единственный раз, когда Оуэну Брюсу выпал шанс запечатлеться в моей памяти, я рассмотрела его из окна. А окно было в казарме комплекса резиденции Великих Магистров на планете Великий Магистрат.

-- А вы когда-нибудь бывали на других планетах? -- тут же забыв о консуле, спросила я Салдаха.

Он помедлил с ответом:

-- "Во плоти" - нет. Иначе - да.

-- Это как?

Я осеклась. Дарх показал мне произошедшее в главном зале Великого Магистрата, и это была образная информация из чьей-то памяти. Причем этот "кто-то" видел все сверху, однако в главном зале ни на одной из высоченных стен не было балконов. Там неоткуда так смотреть! Тот, в чьей памяти сохранилась мгновенная расправа с правительством Конфедерации, словно видел ее из окна.

-- Мы переносим туда свое внимание, -- сказал Салдах.

-- Но для этого надо быть там!

-- А мы там и есть. Я имею в виду, что некая часть нас есть везде. Почти везде.

-- И сейчас? -- не поверила я.

Но Салдах был серьезен.

-- Видишь ли, мы не трехмерны. Наше "я здесь" и твое "я здесь" очень сильно различаются. Этого не вообразить без подготовки, но, если хочешь, можешь потренироваться. Представь себе, например, квадрат из тонкого картона, лежащий на столе. Забудь о том, что, каким бы он ни был тонким, высота у него все же есть - допустим, нет. Только два измерения: длина и ширина. И самое главное - он живой. Он думает, перемещается по столу, беседует с другими двумерными...

-- Как? -- вырвалось у меня. -- Как двумерный может перемещаться и разговаривать? Для это требуется сложный аппарат, который в двухмерность не втиснется!

Салдах рассмеялся.

-- Вовсе нет. Твоя трехмерность вовсе не залог способности к движению, и движение не обеспечивается "трехмерным аппаратом". Ты ведь какое-то время была трехмерной с полным необходимым аппаратом, но не могла двигаться, потому что была мертва. Ключ к движению - жизнь, а не приспособления для этого.

-- Продолжай, пожалуйста, -- растерянно попросила я. -- Про плоскариков.

-- Про плоскариков... Пойми, что наш квадрат видит все вокруг себя, кроме верха и низа.

Я кивнула, поняв, что Салдах ждет.

-- А теперь представь, что этот квадрат - ты.

Ой.

-- Что ты видишь?

Почти ничего. От собратьев-плоскариков - только полоски, и те должны занимать весь обзор, кроме боков.

-- ...Я ведь даже не понимаю, кто передо мной: квадрат или треугольник, овал и все прочее... Хотя нет. Если обойду кругом, то пойму - по разнице длин сторон.

-- Это у плоских с трехмерными общее, -- подтвердил Салдах. -- Про человека ты тоже не сразу разберешься, кто он, пока не понаблюдаешь за ним. Главное не это. Представь себя двумерным, смотрящим на трехмерного.

А. Я не пойму, что смотрю на трехмерного... Буду видеть на своем горизонте ту же полоску. И обойдя вокруг, не пойму.

Вот это шок...

-- Ясно. Я просто не вижу тебя целиком.

Ужас. Для богов мы - плоскарики. Примитивные квадратики и кружочки.

-- Точно.

Это открытие еще нужно пережить.

Но смириться с этим ох как трудно...

-- А люди могут стать четырехмерными? -- спросила я и вновь осеклась, поняв, что знаю ответ.

Могут. Пройдя трансформацию.

Или, как называют это Дарх и Королева, трансмутацию.

Ох, как неуютно чувствовать себя квадратом, знающим о трехмерности! Знать, что виден, как на ладони, и никуда не скрыться! И если нас вот эти, огромные, прижмут ногтем, мы даже не поймем, откуда прилетело, почему вдруг стало больно или вдруг вообще ничего не стало! Поневоле начинает разбирать зло на таких "наблюдателей" и возникает желание уколоть их хоть как-то! Хоть плоско...

-- Допустим, ты четырехмерный...

Салдах деликатно промолчал.

-- ...за тобой наблюдают пятимерные!

Салдах, вернее, его доступная убогому восприятию часть, испустила некую созвучную моему состоянию эмоцию, чем полностью меня удовлетворила.

-- Именно так.

Зароились мысли: плоскарики невозможны! Невозможно жить только вдоль и поперек! Если смириться с двумерными, почему не допустить существование одномерных? Точек? Но не может быть такого: если что-то занимает хоть сколько-то пространства, оно занимает его объем! Объемом! Или у меня просто слишком бедное воображение. А может быть, все дело в зрении? Все на самом деле только трехмерны, но кто-то способен видеть больше, а кто-то - меньше?

Это очень уютное мнение, но зрение тут ни при чем, и от этого никуда не деться. Салдах утверждает, что он гораздо больше, чем я. А доказать сможет?

-- А двухмерность вообще существует? -- вместо этого спросила я. -- Я никогда не разглядывала разумные квадраты, а ты меня разглядываешь!

-- Пойми, -- голос Салдаха стал ласковым - он жалел меня, -- неважно, существует ли одно- или двухмерность. Важно, что существует больше трех измерений. Ты хочешь бороться с тем, кто вышел за пределы трехмерности, поэтому должна хотя бы понимать это!

Неужели я успела поведать ему про Дарха? Не помню.

Нет. Он доказывает.

-- Ты и раньше на меня смотрел?

-- Да. Такие, как ты, притягивают к себе внимание. Знаешь ли, трехмерные не примитивны. Считать вас примитивными могут лишь недалекие боги. Действительность такова, что вы можете кое-что такое, на что мы не способны. Ваш интеллектуальный потенциал ничуть не меньше нашего. Вы необходимы нам, а мы вам - нет.

О. Впрочем, чему ж тут удивляться? В свете откровений потомков землян, сбежавших отсюда, и всяческого избегания ими визитов на Землю удивительно другое - что бог это признает.

-- Почему вы не живете на других планетах?

Салдах вздохнул.

-- Какой-то частью себя я нахожусь и на других планетах, но мое сознание или, если так понятнее, внимание, обычно находится на Земле. В каком-либо пункте Земли. Причина банальна - там скучно.

Я почувствовала усталость. Не в ногах или руках - после воскрешения этого со мной уже не случалось - а в голове. Слушать поучения Салдаха дальше мешала запутанность, ощущение, словно то, что он говорит сейчас, не увязывается с тем, что он сказал в прошлый раз. И хотя я была уверена, что он не лгал и не лжет - это мешало.

Боги получаются из людей с большими душами, но могут деградировать, не опускаясь разве что до примитивизма "добрый - злой". Людям с большой душой нужны лишь некоторые структурные изменения, чтобы стать четырехмерными, но нам, "детям звезд", какие бы души у нас ни были, богами не стать, четырехмерный мир не увидеть... Есть ли у нас души? То есть, души в понимании людей? После смерти со мной не произошло и части тех жутких изменений, которые постигли личность Дениса - человека, и, по его мнению, дело именно в душе.

-- Дарх, по словам Королевы, не прошел этот путь до конца. Так четырехмерный он или нет?

-- Да. Но он инвалид. Он более плотный, чем нужно, и его остаточная человеческая физиология мешает ему пользоваться возможностями четырехмерности.

-- Но он может перевоплощаться...

-- Нет. Ты видела его летящей птицей, но ты просто не видела всего его.

Так. Тут, наверное, надо опять обратиться к аналогии с плоскариками, смотрящими на трехмерного. Ладно, потом разберемся.

-- Он научился распределять свою массу в пространстве, чтобы быть более или менее видимым людям.

О, нет. Четырехмерной физикой я не буду заниматься никогда.

-- Ну и бог с ним. Ой, плоская опять шуточка получилась, это случайно. Скажи, если людей покидает душа в момент смерти - боги бездушны?

-- Душу можно вернуть. Воскрешающий бог не дает ей потеряться и соединяет с мутировавшим телом во время или чуть позже воскрешения.

-- И всё? Так просто?

Если бы я это знала! Если бы мы это знали, "запуская" восстановленное тело Дениса!

...До чего ж я глупа. "Просто"! Удержать душу, соединить ее с телом - как это, вообще?!

Но Салдах не посмеялся над наивностью.

-- Нет. Еще надо все это ЗАЖЕЧЬ.

10. Дипломатия.

-- Так Дарх может видеть меня и без духов? Как будто сверху?

-- Может. Если обратит на тебя свой взгляд. Свое внимание. Ты ведь тоже не видишь все в своей трехмерности, но лишь то, на что смотришь. И ты не смотришь неотрывно на один и тот же предмет. Кроме того, думаю, он не владеет этим приемом - не умеет искать по образу, как ты. Как ни странно, в этом ты управляешься с четырехмерностью лучше, чем он.

-- Я управляюсь с четырехмерностью?

-- Да. Ты выходишь из одного трехмерного мира и входишь в другой. Переход совершается в четырехмерности. Ты создаешь связь с человеком, находящимся в другой трехмерности, вызывая в памяти его образ, а ведь на самом деле механизм такой связи гораздо сложнее. Ты легко можешь спрятаться от Дарха, а он от тебя - нет.

-- Толку-то... Он угрожает моим друзьям.

Салдах помолчал. Конечно, я понимала, что к нашей, трехмерных, смерти, у богов гораздо более философское отношение, и он не считал значительной потерей гибель кого-то из людей. Но и он должен был понимать, что это личная потеря - моя - и для меня она значительна.

Ну, я ж не бог. Кстати, давно хотела спросить кого-нибудь из них:

-- Скажи, на самом деле вы помогаете людям?

-- Помогаем. Если считаем нужным. И уж точно просить нас об этом бесполезно. Мы не любим просящих. Однако, есть среди нас боги, кто выполняет просьбы ради обретения человеческого признания, но им всегда противостоят другие, и те находят способ обернуть результат во вред.

-- Почему?

-- Потому, что человеческие желания сами по себе имеют потенциал к исполнению, и если они не исполняются, это значит, что им противостоит более сильная воля - собственная как неверие в возможность исполнения, божья, либо человека, пользующегося покровительством бога. Помочь слабому значит вступить в конфликт с сильным.

-- Мне никто не покровительствует?

-- Никто. Ты часто забываешь, что ты не человек.

-- А почему вы не любите просящих?

-- А за что их любить? Те, кто не ищет возможностей сделать что-то самостоятельно, не представляет ценности. Они не интересны. Они не излучают энергию.

Надо же - всё так, как предполагал Денис. Человек.

Боги не хотят предопределенности, они хотят удивляться.

Впрочем, мы весьма удалились от причины моего визита.

-- Ничего, если я к тебе за помощью?

Салдах улыбнулся.

-- Кого-то убить или обогатить? Ты не помощи просишь, а всего лишь разрешения посмотреть в окно. Смотри.

Я поняла! Его башня тоже четырехмерная, поэтому из нее открываются виды во всех направлениях моей родной трехмерности!

...Итак, Оуэн Брюс. Высокий, худой. Длинные, вьющиеся, седые, как у Салдаха, только с солнечно-рыжими тонкими струйками, волосы. Серо-голубые, очень внимательные, окруженные настоящими мелкими морщинками глаза. Острый нос. Тонкогубый рот. Все вместе - лицо человека, хранящего огромную тайну от целой планеты. Нагло рискующего. Располагающего преданностью посвященных. Взявшего на себя заботу о землянах, оказавшихся далеко от Земли.

Наверняка знакомого богам.

Он нашелся в роскошно обставленном кабинете, читающий газету и посматривающий на монитор компьютера. Что в газете? Ой, комментарии к судебным решениям... Что в компьютере? Проект договора на какую-то поставку. М-да. И долго он собирается это изучать? Мне тут неделю сидеть? Или больше?

Нажав кнопку селектора, Брюс вызвал кого-то в свой кабинет. Кто-то пришел через минуту - в темном костюме и туго завязанном галстуке, сжимая в кулак взволнованное лицо и трясущиеся руки. Брюс, по-прежнему поглядывая то в компьютер, то в газету, начал задавать вопросы. Речь шла об использовании при выполнении заказа неких секретных ноу-хау, по условиям договора имевших все шансы попасть в руки заказчика. Вошедший отвечал на что-то уклончиво, на что-то уверенно, однако обширная цитата из газетной статьи, приведенная шефом, повергла его в полное замешательство. После недолгой, но мучительной борьбы здравого смысла с самолюбием, он признал, что договор необходимо изменить. Брюс не стал его отчитывать, отпустил с миром...

Далее я пережила довольно длительное совещание, из которого стало ясно, что Оуэн Брюс возглавляет и как собственник девяносто пяти процентов активов, и как руководитель, скромный заводик по производству сельскохозяйственной техники и еще один, производящий мебель. Интересно, рабочие, собиравшие космический корабль, знали, для окучивания каких просторов предназначался этот "трактор"?

После трудового дня Оуэн Брюс отправился домой, задействовав огромное черное авто с водителем, хотя проживал в двух кварталах от офиса - естественно, в трехэтажном особняке, окруженном сложным пересеченным садом. Чуть позже туда приехала красивая стройная женщина с медовыми волосами, уложенными в пышное каре, и понимающим нежным взглядом.

С ней, Белиндой, Брюс говорил о делах консульских: Белинда напомнила о поездке, которую необходимо было предпринять через месяц, а Брюс поинтересовался, как продвигаются поиски девочки с необычными способностями. Услышав отрицательный ответ, он весело нахмурился и задал риторический вопрос пространству:

-- Дитя звезд, ты совсем не хочешь править этим миром?

-- Не хочу, -- автоматически отозвалась я.

-- И чем же мы тебе не угодили?

Вот это номер! Впрочем, откуда ноги растут, совершенно ясно: от Капитана-Командора. Он зачем-то решил наладить дипломатию, но выдал минимум информации, а лишние вопросы ему уже никто не осмелится задавать. Со своей стороны, Оуэну Брюсу невозможно терпеть нерешенной такую задачку, вот он и мается.

Белинда обратилась к скайпу. Она связалась с приветливой японкой и спросила о ее успехах в поиске перворожденной в "том регионе". Гм. Очевидно, это другой клан, владеющий технологией космических перемещений - Дина говорила, что их три или четыре на Земле. И все они, похоже, дружат... Поговорив с японкой, Белинда набрала еще один номер. Потом следующий.

Тщетно. Никто ничего обо мне не слышал.

Еще бы. Обо мне никто не слышал в ЭТОМ мире, моем родном - за исключением оставшейся без внимания постройки брига, я ничем себя не проявила. За бригом, правда, гонялась какая-то "объединенная эскадра", но вряд ли ее неудача стала известна широкой общественности. Изредка "засвечивались" лишь мои целительские способности, но уж они точно визитной карточкой Перворожденных не являются. Даниил Егорович, к примеру, считает меня не больше, чем экстрасенсом, но даже об этом он никому не расскажет.

Пленив и отдав мне на откуп множество альтернативных реальностей, Королева, по сути, меня спрятала. Если бы не Остров - долго бы я сидела мышкой дома? Что бы сделала со мной "объединенная эскадра"?

Чего от меня хочет Оуэн Брюс? Этот вопрос надо просто выбросить из головы, чтобы не отвлекал от более важного: не он ли строит порталы?

Сопроводив его до постели, я поняла, что вести эту слежку придется долго.

Ну, надо, значит, надо. И все-таки так жаль времени...

-- А есть способ узнать прошлое? -- с надеждой спросила я Салдаха.

-- Богу легко узнать прошлое каждого человека в общих чертах. Узнать подробности можно, если за человеком наблюдали духи, -- ответил он. -- Они хранят память и могут передать информацию о том, что видели. Но я не знаком с духами, питающимися у этого человека, и не буду просить их о такой услуге.

-- Почему?

-- Потому что богу это ни к чему. Смотреть картинки и любоваться лишь записью энергетических вихрей, не получая самой энергии - занятие для деградирующих.

-- Вам безразличны люди? И неважно, что они скрывают?

-- От нас не скрыть ничего важного. Мы все видим.

-- Можно, угадаю? Вам важно совсем не то, что нам?

-- Пожалуй. Вы, трехмерные, делаете вывод о том, каков человек, по его словам, поступкам, выражению лица и внешнему облику, а мы видим именно то, каков человек. Что он сделал, сказал, и как посмотрел - неважно.

Оказывается, допустить, что боги четырехмерны - слишком просто. Они еще и видят иначе. Ладно, я знаю, что сама способна видеть больше цветов, чем доступно человеку, и мое восприятие не смущают яркие излучения, но тут ведь дело не в спектре видимого света, да? Это мне уже недоступно, и всё.

-- Хочешь посмотреть на людей глазами бога? -- вдруг предложил Салдах.

Он знал, что я соглашусь, поэтому, не дожидаясь ответа, показал рукой на окно и направил в меня поток образов из своего сознания.

Собственным зрением я увидела в окно городскую площадь, окруженную старинными роскошными зданиями, одно из которых было театром, другое - музеем, третье - дорогим отелем, а остальные - жилыми домами с магазинами и кафе на первых этажах. Центр площади занимал сквер с памятником и расставленными в кружок кованными скамейками. Знойный полдень разогнал людей с площади, и на ней остались лишь несколько человек: группа парней и девушек на скамейке, одиноко сидящий у подножия постамента мужчина, еще один мужчина в огромной блестящей машине с опущенным стеклом, поигрывающий брелоком, и красивая женщина, спешащая к нему. К отелю подъехал длиннющий лимузин.

Тут картина перекрылась образами Салдаха: люди исчезли. Вместо них площадь заселили переливающиеся, живые сгустки света... И не только площадь! Стены домов стали прозрачными, потеряв свое значение, и сгустки света засияли повсюду. Было не видно и не ясно, что они делают и что говорят, но сами они были потрясающе разными. Тот, что одиноко сидел у памятника, еле тлел, маленький и серый, лишь где-то в глубине хранящий крошечную светлую искорку. Ребята на скамейке ровно переливались, кто-то светлее, кто-то темнее, одни чуть больше, другие чуть меньше, хотя сияние одного, слегка темное, затмевало остальные. Оно выглядело несколько странно: то лилось ровно, то колыхалось, но не выходило за некий невидимый предел, будто заполняло форму. Я подумала, что предел есть у всех людей, и лишь до такой степени можно заполнить собой пространство, но потом поняла: нет, это личные границы. Мужчина в машине сиял ярко, хотя и темновато, но занимал еще меньше места. Подошедшая к машине женщина светилась красиво - недалеко, не слишком интенсивно, но смотреть на нее было приятнее, чем на мужчину и на подростков. Она была похожа на розоватую жемчужину. Странное дело: как только женщина села в машину на переднее пассажирское сиденье, на мужчине вспыхнуло и осталось темное пятнышко.

-- Он ее ненавидит, -- вырвалось у меня.

-- Можно и так сказать, -- согласился Салдах. -- Он к ней очень привязан, и, чтобы не потерять, старается сделать ее зависимой. Видя, что она по-прежнему свободна, впадает в отчаянье.

О, вот как выглядит безответная любовь!

Лимузин привез к отелю несколько светящихся сгустков. Все они были ярче и больше, чем обитатели площади, но один из них особенно выделялся - он сиял объемно, ровно и светло. Я знаю, что это странно звучит - "светлое сияние" - но, как оказалось, для видимого богам излучения вполне нормально быть темным, и на его интенсивность это нисколько не влияет. Находящийся здесь же, в машине, человек сиял чуть меньше, но так же ярко и при этом темно. Темные пятна словно пачкали красивый абажур, и лившийся сквозь него свет не притягивал и не грел. На него даже смотреть не хотелось.

-- А кто в машине? -- спросила я.

-- Талантливый везунчик, -- ответил Салдах. -- Пишет сценарии, которые нравятся всем, его ценят и любят. Никто никогда не вставал у него на пути, и никого ему не приходилось устранять. О тех, кто от зависти его ненавидит, и на чьем пути стоит он сам, ему ничего неизвестно. Рядом - его помощница, она делает для него всю формальную работу, устраивает встречи, готовит контракты и прочее. Чтобы занять это место, очень денежное и заметное, ей пришлось наступить на несколько голов - намеренно и расчетливо. Она полностью оправдывает все свои поступки, не чувствуя никаких угрызений совести, но каждый из них оставил след в ее существе. Человеческим зрением ты увидела бы очень привлекательную, стройную и ухоженную особу - полную противоположность тому, что видишь сейчас.

-- Темные поступки - это грехи?

-- Грехи - это, кроме прочего, поступки. Ты ведь слышала, что грехами считаются еще и желания, а также ощущения и мнения. Гордыня, к примеру, похоть. Хочешь увидеть убийц?

-- Убийца убийце рознь! -- запротестовала я. -- Нельзя равнять тех, кто убил, защищая, с теми, кто убил ради выгоды.

-- Можно. Они убийцы. Тут главное - реализованное пренебрежение жизнью, а мотивы вторичны.

-- Но...

Я помню многих убивших, которых язык не поворачивался назвать убийцами: восставших, защищавших, отомстивших - и не осуждала их, однако Салдах оборвал меня:

-- Ты знаешь это. Ты сама никого не убила, никогда не испытала желания убить. Ты думаешь, что нужно убить Дарха, но ты этого не хочешь. Вопреки здравому смыслу ты ценишь его жизнь настолько, что это связывает тебя. Убийцы.

Салдах посмотрел, увлекая и мой взгляд, в глубину отеля. Минуя всех прочих, он показал один световой сгусток, не маленький, но весь испещренный черными, уходящими вглубь и похожими на смерчи, пятнами. Их было настолько много, что скорее пятнами можно было назвать светлые участки.

-- Участвовал в вооруженном конфликте, -- сказал Салдах. -- Совершенно легально, поэтому ни за одно убийство не осужден, и не скрывается. Сейчас работает в охране.

-- Он хоть кому-нибудь симпатичен?

-- Из людей - да, вполне. Среди духов тоже есть любители такого рода излучения.

-- А среди богов?

-- Нет. Покровителей ему не найти. Он излучает слишком слабо. Но его можно, да и не жалко, использовать.

Мне не хотелось думать, что все, кому пришлось убить человека, становятся такими же уродами. Есть ведь какой-то выход?

-- Салдах, а раскаянье? Искупление вины?

-- Раскаянье - это не чувство вины. Чувство вины уродует душу еще сильнее, чем грех, вдобавок оно ее ограничивает. Раскаянье - это изгнание греховных мыслей, мнений, чувств и желаний. Те, кто отрицает совершенное убийство - искренне, перед самим собой - те раскаиваются и очищаются. Полагаю, этого краткого обзора достаточно. Теперь я посмотрю на твоего знакомого, и ты увидишь, насколько он грешен.

Такого подарка я, признаюсь, не ожидала. Салдах обратил взор на особняк Оуэна Брюса и самого его, давно спавшего рядом со светловолосой женщиной.

Они оба были красивы. Маленькие затемнения на их жемчужном блеске лишь заставляли очаровательно переливаться испускаемое ими излучение, объемное и живое, причем светились они одинаково.

--Вот так просто? -- даже не поверила я. -- Может, во сне все ангелы?

Салдах рассмеялся.

-- Все на самом деле очень просто. Смирись.

Ну что ж. Остаются еще другие кланы.

Однако в тот миг мне показалось невозможным просить Салдаха проверить их.

Конечно, я об этом пожалела, ведь другого способа проверить причастность покидающих Землю к рукотворным порталам не было.

От сожаления меня на время отвлекли мысли о том, как мог выглядеть в глазах бога Денис. Я пыталась представить его огромную душу творца и убийцы, оценивающего жизнь слишком дифференцированно, мощно излучающую во всех направлениях свет, задевающий всех, свет, темнота которого никого не волновала. Наверное, вокруг него "питалось" множество духов. Наверное, он привлекал к себе богов.

А что сейчас? Нечто маленькое, мутное, дрожаще-мерцающее? Мой грех. Ничего с этим не сделать.

И моя вина, от которой не спасет покаяние.

Посещение форта по возвращении на Остров избавило меня хотя бы от сожаления о невозможности проверить кланы. Поднявшись в зал, я случайно попала на собрание, и тихо пристроилась на подоконник.

-- Всё же в графике? -- говорил Тим.

-- У нас да, -- ответил Толя.

-- И у нас, -- сказал Юра.

-- У нас все сделано, -- сообщил Володя.

-- Герман? -- спросил Тим, нарушив разбившую оптимизм паузу.

Герман поднял темный взгляд. Он очень устал, это было видно издалека, и абсолютно неудовлетворен.

-- В графике, но пока это все зря.

-- Почему? -- деланно удивился Тим.

-- А то ты не знаешь! -- взорвался Герман. -- Даже если мы сделаем еще десять объемных матричных "компасов" и будем видеть все возникающие порталы, мы не успеем ничего сделать! У нас нет скоростных средств передвижения между мирками и по миркам!

Тим непроизвольным жестом обхватил ладонью лоб.

-- Однажды вы успели вовремя, -- пытаясь успокоить Германа, напомнил он.

-- Что ты называешь "успели"?! Успели к уже собранной, работающей установке, к уже мертвому лесу! -- возмущение Германа было ненормально громким. Наверное, он не спал всю прошлую ночь. Взяв себя в руки, он относительно спокойно пояснил: -- Я понял систему: они создают порталы сериями по два-три, и после появления первого, которое определить невозможно, могу сказать хотя бы, где появятся второй и третий. Мы можем встретиться с ними только там. Но нет никакой гарантии, что естественные порталы выведут нас туда, куда надо, а духи не проделают их так быстро.

Парни, помрачнев, опустили глаза.

-- Хорошо, -- не пожелал сдаваться Тим. -- Что нужно, чтобы успевать?

-- Транспорт вместимостью от двух до десяти человек, на воздушной подушке, развивающий скорость за четыре секунды до ста километров в час, с максимальной скоростью не менее пятисот километров в час.

-- О-о! -- с разной тональностью выдохнули парни и многие, не в силах сдержать разочарования, опустились на скамьи или отвернулись к стене.

Тим, впрочем, гораздо лучше знал Германа - как и команда "Тайны", никто в которой даже не пошевелился.

-- Что нужно, чтобы получить такой транспорт? -- терпеливо спросил он.

-- Кроме двигателей - всё, -- ответил Герман. -- Двигатели и некоторые части управления мы сможем сделать сами...

-- Ты изобрел такие машины?! -- изумленно перебил Юра.

-- Да, ну и что? -- резко подтвердил Герман. -- Для их производства нужен завод, а мы с имеющимися возможностями будем отливать и вырезать детали по одной не меньше года!

Наступила тишина, в которой смешались преклонение перед Германом, разочарование в производственных мощностях и отчаянная тревога.

-- Так-так-так, -- подавляя всё это, проговорил Тим. -- Почему бы нам не заморочить директора автомобильного концерна? Ваше Величество?

В ту же секунду какой-то дух почесал мне за ухом.

-- Да ясно, -- тихо буркнула я в ответ.

-- Ася? -- тут же среагировал Тим.

-- Потом, дай обдумать, -- отмахнулась я.

-- Но хоть какой-то шанс есть? -- вдруг крикнул он.

-- Да! -- пришлось крикнуть в ответ.

-- Это еще не все наши проблемы, -- усмехнулся Герман. -- Далеко не все.

-- Что еще?

-- Представь: добрались мы до места раньше, чем пришельцы собрали установку. Что мы с ними будем делать? Не забывай: там уже изменен климат, они меняют его раньше, чем высаживаются, да и сами они, судя по тому, чем дышат - из чего сделаны?..

-- Что-о-о? -- объяснение Германа прервало множество голосов.

-- Кто чем дышит? -- спотыкаясь на каждом коротком слове, спросил Тим. -- ЭТО НЕ ЛЮДИ?!

Герман растерянно огляделся, а потом, словно вспомнил нечто важное, зажмурился и закрыл рукой лоб.

-- Черт, я думал, что уже сказал.

-- О ЧЕМ?

Он действительно очень устал - от недосыпа и напряженной работы. Как я когда-то, он путал намерения с реальностью, уже не разбираясь, что сделал, а что только собирался сделать. Он не мог успокоиться, пока не будут решены все поставленные задачи, или, хотя бы, пока не станет виден путь их решения.

-- Это не люди, -- глубоко вдохнув и выдохнув два раза, сказал он. -- Гибель органики вокруг установок является следствием локального изменения химического состава атмосферы. Воздух вытесняется соединениями, с которыми земная жизнь несовместима, но в которых комфортно работать тем, кто это делает, - инопланетянам, причем негуманоидного типа. Чтобы эффективно им противостоять, нам нужна одежда не просто с радиационной защитой, а с защитой от химического воздействия, в природе и составе которого я до конца не разобрался. Что так же важно - нам нужно оружие против них, и я не уверен, что наше, разрушающее установки, сможет причинить хоть какой-то вред им самим.

Он замолчал, по-моему, просто утеряв нить своей речи - усталость все сильнее затормаживала его внимание и стирала связь с действительностью.

-- Гений и есть гений, -- уважительно резюмировал кто-то.

У не вполне адекватного Германа эта реплика вызвала всплеск раздражения:

-- Я не знаю, что такое гениальность, -- резко бросил он. -- Я лишь ставлю вопросы и доверяюсь интуиции...

Кажется, он еще что-то хотел объяснить, но его неверное внимание опять попыталось ускользнуть в спасительную прострацию.

-- Все свободны, -- повелительным тоном сказал Тим. -- Герман, прямо сейчас в лазарет, марш!

-- Зачем? -- с подозрением спросил тот.

-- Тебе нужно отдохнуть, -- ласково сообщил Тим

-- Пока еще соображаю, я в отдыхе не нуждаюсь! -- естественно, взвился Герман.

Выражение лица Тима изменилось - на то, которое я терпеть не могла.

-- Марш! Твой организм истощен, и пока ты не примешь дозу витаминов, я тебя отсюда не выпущу.

На это Герман не нашел возражений и лишь безвольно кивнул.

III

За малодоступные кланы покидающих Землю можно не волноваться. Странно: проблема не решена, но стало гораздо легче - наверное, оттого, что не мне теперь ее решать.

А вообще, судя по тому, что нарисовал Герман, напрашивается только один вывод: ВСЁ ЗАВИСИТ ОТ НЕГО. Борьба с внеземными цивилизациями, добравшимися до Земли и разгадавшими ее мультивариативность - уровень лишь гения.

Хотя, допустим, знаю я еще кое-кого, кто смог бы справиться с этой проблемой, и, конечно, обязана подумать о привлечении его к боевым действиям, но... не моя это война, и не мне здесь хозяйничать.

Однако, Герман - единственный здесь гений, и его надо беречь.

Усталость - болезненное состояние или нет?

Раньше такой вопрос не приходил мне в голову, усталость виделась естественным явлением, проходящим самостоятельно и не требующим вмешательства со стороны, однако усталость Германа вызвала у меня острое желание помочь. Я чувствовала, как ему плохо от потери способности быстро схватывать и анализировать информацию - мучительно плохо - и хотела побороть его муку.

Почему нет? Ведь это какие-то нейронные связи, химические процессы в организме, на которые мне всегда удавалось воздействовать! И даже необязательно усыплять (лично меня такие штучки в исполнении Дениса бесили). Я слышала о погружении с помощью гипноза в такие состояния, которые избирательно притупляли чувствительность, позволяя мозгу освободиться от обработки излишней информации, и организм мог полностью восстановить все функции за относительно короткое время. И какая разница, что надо активизировать, и на какие зоны воздействовать - у меня всегда получалось помогать одним желанием помочь!

В опустевшем зале я слезла с подоконника и отправилась в лазарет.

Герман сидел на кровати спиной к входу, а Тим уговаривал его прилечь и измерить давление. Хитрил, конечно. Он надеялся, что Германа сморит сон, лишь тот коснется головой подушки. С молчаливым одобрением за ним следил Юра, по-моему, готовый применить силу, чтобы загоризонталить брата. Ой, не стоит...

Не успев даже подумать о том, что же делаю, я коснулась пальцами затылка Германа.

Тим, смотревший на его лицо, тут же замолчал и отложил тонометр, а Юра разжал сцепленные на груди руки. Герман медленно откинулся на подушку.

-- Узнает - не простит, -- восхитился Тим.

Пришлось равнодушно пожать плечами.

-- Я его не усыпила. Скорее, затормозила. Думаю, в этом состоянии не отключается слух, и, вероятно, из него можно выйти в любой момент по желанию.

-- А, -- явно перебирая в памяти сведения о психических состояниях, молвил Тим. -- Хорошо. Давай тогда поговорим о директоре автомобильного завода.

-- А завод сельхозтехники не устроит?

-- Устроит, -- поспешно заверил Юра. -- Идеально, если не очень большой, а то все большое медленно ворочается.

О размерах активов Брюса я ничего не знала.

-- Как-то ворочается. Во всяком случае, один космический корабль он собрал.

Заставлять парней играть вслепую не хотелось, но и разоблачаться - тоже. Предстояла не самая приятная работа.

-- Можно поподробнее? -- вздохнул Тим.

Допустим, кое-что о ситуации на межгалактической арене им известно от Капитана-Командора, поэтому можно избежать начала вроде: "Земляне всегда покидали Землю"...

-- Владелец завода является неофициальным консулом Земли.

Реакция спокойная.

-- Он помог моей подруге вернуться на Землю после похищения инопланетянами.

Брови удивленно-иронически взлетают вверх. Я вспомнила сцену в Великом Магистрате, ретранслированную мне Капитаном-Командором, когда Брюс забирал Дину. Он не просто ее забирал, он вместе с ней получил еще что-то...

-- Лично мы не знакомы, но он слышал обо мне, и, думаю, если я начну переговоры, то это упростит дело. Не знаю, как на счет заморачивания, но вознаграждение бы точно помогло.

-- Заморачивание всегда помогает, -- задумался Тим. -- Но наградить тоже можно. Технологиями возьмет?

-- Стоит попробовать.

-- Где живет?

-- В Шотландии.

-- Без духов все равно не обойтись. Не готов я как-то преодолевать государственные границы законными путями. А ты?

-- Нет.

Юрка хмыкнул.

-- Интересно, что быстрее: заморочить официальное консульство, чтобы оформило визу, или духами проделать дырки в ткани пространства?

Тим не смеялся:

-- Ты знаешь, сколько стоит авиаперелет? А мы богаты вовсе не деньгами. Кроме того, и Ася, и вы с Германом - несовершеннолетние, и вам еще надо пройти через родителей и нотариуса. Тут нечего обсуждать. Ваше Величество готово оказать помощь?

-- Готово, -- после секундного скрипа в звуковом устройстве отозвалось Величество. -- Духи приступают.

-- Отлично! -- обрадовался Тим. -- Значит, дело за оформлением того, что мы хотим получить от господина консула. Чертежи там, описание...

-- Это все за Германом, -- заметил Юра. -- Мы можем только помочь. Оцифровать, например, пока духи грызут пространство.

-- У его все и так оцифровано. Только в его собственном компьютере и в его собственной программе. Видимо, проблемой будет перевести это в какой-нибудь стандартный формат... Ладно, главное - мы знаем, что делать, а как делать - там разберемся.

Все-таки ему было не по себе. В родном пространство-времени они еще не налаживали связей, да и вообще ни с чем, сложнее крошечного Саротано, не сотрудничали. Это был, конечно, переход на другой уровень, и не простой переход.

-- Ты уверен, что справишься без Капитана-Командора? -- спросила я.

Одно дело, если островитяне вынуждены крутиться, считая, что с ним нет связи, и другое, если связь все-таки есть, но кому-то (мне) не хочется ее использовать.

-- Уверен, -- лишь миг подумав, ответил Тим.

Я обязана предложить всё, чем располагаю, иначе, в случае провала, вина за него ляжет на меня. А располагаю я, в действительности, многим, ведь недавно обретенные родственники не откажутся размяться, стоит только позвать.

-- А если всё: и машины, и защиту, и оружие, можно было бы получить, просто попросив?

Тим подумал немного дольше.

-- Я бы не стал. Иначе зачем я вообще нужен?

-- МЫ нужны, -- добавил Юра.

Ага. Будущие любимчики богов.

-- Артем мог погибнуть, -- напомнила я. -- Это опасно.

-- Это нормально. Это издержки необходимого ответа на угрозу среде обитания. Если кто-то погибнет, я буду ненавидеть себя до конца жизни. Но я буду мужиком, а не случайным продуктом антропогенеза.

Так, теперь понятно, в каком месте начинают расходиться наши с ним образы мыслей: он мужик, со своими то ли антропогенетическими, то ли моральными, задачами, а я - нет.

Тим еще поговорил с Королевой, в непонятных терминах обсудив сроки, за которые можно добраться до Брюса. Я предупредила, что нужно уложиться в месяц, потом он уедет на неопределенное время. Тим сказал, что это слишком много, он рассчитывает уложиться в неделю. Потом он вызвал Кирилла со Славой и расспросил их о транспорте, который изобрел Герман. Они ответили, что не удивлены, но ничего о нем не слышали.

-- Тим, ты же знаешь, у него несколько больше времени, чем у нас... -- попытался оправдаться Кирилл и запнулся, когда Слава ткнул его локтем в бок. Ну-ну.

Может, мне и следовало проявить деликатность и уйти, но я должна была убедиться, что Герману не причинило вреда вмешательство в "нейронные процессы". Без Эли находиться рядом с ним было непривычно спокойно.

-- Не волнуйся, она не явится, -- почему-то понял Кирилл. -- Капитан правильно с ней поговорил в последний раз.

Меня непроизвольно перекосило: Элю стало очень жаль...

-- Ну и зря. Нормальная девчонка.

-- Только слишком навязчивая, -- невозмутимо возразил Слава. -- И вообще, каждый может сам решить, по крайней мере, с кем он быть не хочет, ведь так?

Запутавшись в этой фразе, я осторожно кивнула.

Герман не спешил выходить из транса. Если бы не полная неподвижность, казалось бы, что он спит. Тим посчитал его пульс.

-- Очень замедленный. Не чаще двадцати ударов.

Мне это ни о чем не говорило. Юрке, по-видимому, тоже - он не заволновался, и вскоре ушел, сказав, что навестит брата утром.

Но Герман очнулся уже через час.

Увидев, как он открыл глаза и начал разминать отяжелевшие пальцы, я встала и повернулась к выходу.

-- Ась, спасибо, -- вдруг сказал он. -- Это классно. Я понял, как они вытесняют воздух. Я знаю, как сделать химзащиту. Когда-нибудь я попрошу тебя повторить, хорошо?

Спустя неделю в улученный духами момент, не пересекая государственных границ, мы: Тим, Герман, Слава и я - явились перед взором господина Оуэна Брюса.

Мы вышли прямо стены (хотя в предыдущем мирке нам пришлось залезть ради этого трюка на дерево, ибо рабочий кабинет располагался на втором этаже), чтобы у господина директора не осталось сомнений в экстраординарности происходящего. Невидимые, нас сопровождали лично Ее Величество и заморачивающие духи.

Я вышла вперед, едва на растерянном лице Брюса наметилось прояснение, коротко, чтобы не заметили остальные, сверкнула глазами и заговорила на скотсе, его родном языке, как я подслушала разговора с мамой:

-- Добрый день, господин консул планеты Земля. Меня зовут Ася, я знаю, что вы обо мне уже слышали.

Брюсу понадобилось несколько секунд, чтобы осознать реальность. Больше всего я боялась, что ему вздумается перейти на английский, который и Герман, и Тим прекрасно понимали.

Наконец он улыбнулся, поднялся из-за стола и, порывисто подойдя, пожал мне руку.

-- Перворожденная! Рад приветствовать вас на Земле.

Он был в восторге от моего появления, в настоящем, искреннем восторге. Спиной я ощутила, как начинают удивляться парни, и напряглась еще сильнее.

-- Я сформировалась на Земле, господин Брюс, и выросла в России. Это мои друзья: Тим, Герман, Слава. Им неизвестно, кто я такая. Мы к вам по делу.

Конечно, демонстрировать осведомленность о том, что меня ищут по всему свету, не стоило. Стоило сразу перехватить инициативу, чтобы не тратить время на "ценные предложения".

-- Буду счастлив помочь! -- улыбнувшись еще шире, заверил Брюс. -- И могу обещать, что сохраню вашу тайну - от ваших друзей.

В этот момент подключились духи. Глазами, которые даже полезно было изменить в присутствии Брюса, я увидела, как со всех сторон к нему стали слетаться безмятежные желтые пушинки. Под их гипнотизирующим воздействием гораздо удобнее вести переговоры о предприятии, требующем огромных финансовых затрат лишь с одной стороны. Прямо скажем, невыгодном предприятии.

-- Речь пойдет о производстве технических средств, необходимых нам как можно скорее. Чертежи и прочее у нас есть.

Брюс, сохраняя улыбку, задумался.

-- Перворожденные становятся узнаваемыми. Вы могли бы обратиться за помощью к своим могущественным братьям - я уверен, они сделали бы для вас всё, о чем бы вы ни попросили, но каждый из вас выбирает свой собственный путь, поэтому я не удивлен.

-- Увы, я не имею никакого отношения к техническим разработкам. У меня гораздо меньше талантов, чем у Командоров. Изобретатель у нас Герман, и объяснит вам все он.

Брюс медленно кивнул, по-видимому, откладывая на потом анализ полученных сведений.

Я в очень сокращенном варианте перевела вступительную часть переговоров.

-- А чего это он к тебе как к родной? -- спросил Слава.

-- Не знаю, -- вывернулась я. -- Может, подруга обо мне рассказывала.

Тим взял переговоры на себя, а мне осталась роль толмача. По предложению Брюса мы перешли на английский. Как я поняла, Тим был привычен к такого рода мероприятиям: он спокойным деловым тоном коротко описал наши потребности, по пунктам разложил, чего мы хотим от гостеприимного хозяина и тактично выразил надежду, что в случае возникновения заинтересованности в наших технических идеях, мы готовы безвозмездно ими поделиться. У меня возникли сомнения, что Брюс так легко поверит в технический гений незнакомых подростков, но заморочка сработала...

Нам пришлось погостить у него несколько дней. Парни оказались вполне готовы к этому и лишь поиронизировали по поводу легкой обеспокоенности хозяина нашим нелегальным положением в стране. В царстве Саротано, например, такой проблемы никогда не возникало.

Решив, что не стоит скрывать от консула Земли связь ребят с Великим Командором Ветра, я рассказала об их тесной дружбе. Тем более, что сам Капитан-Командор точно не сделал бы из нее тайну.

Английскому Германа, как выяснилось, не хватало только практики, и скоро мы с Тимом смогли вернуться на Остров, потому что необходимость в моих услугах как переводчика, и услугах Тима как дипломата отпала. Уходя, я видела, как Брюс смотрел на Германа - исподлобья и слегка щурясь, словно боялся ослепнуть.

11. Копии.

-- Герман, не могли бы вы рассказать мне об Асе? -- осторожно начал Брюс, дождавшись удобного момента.

Удобный момент выдался поздней ночью, до которой дошли их обсуждения, какой цех в каком порядке перейдет на германовскую технологию производства комбинированных корпусов. Они оба устали, но были очень довольны результатом, поскольку перспектива радовала; между ними установилось уже нечто, могущее довольно скоро превратиться в дружбу, на которую Брюс рассчитывал - потенциал подростка вызывал бесконечное уважение... и желание попользоваться.

-- Что вы хотите узнать, господин консул? -- краем губ улыбнулся Герман. Маневры Брюса были для него прозрачными, но он не видел необходимости изворачиваться и отрицать слишком очевидную правду.

Брюс не желал казаться настолько заинтересованным, насколько был в действительности, и попытался разбавить интерес безразличием: включая кофеварку, он слегка пожал плечами.

-- Да, по возможности, все, что известно вам. Поймите правильно: не каждый день меня навещают делегации, проникая в кабинет сквозь стены.

Герман улыбнулся шире. Предлог Брюс выбрал неуклюжий: через стену проникло четыре человека, с какой стати приписывать эту заслугу только одному?

-- Это не Ася. Пробивать только пространство она пока не умеет.

Брюс смешался. Герман не стал заставлять его искать другой повод выудить сведения и, протягивая пустую кофейную чашку, произнес волшебную фразу:

-- Думаю, мы с вами знаем о ней одно и то же - то, что сама она хочет сохранить в тайне от всех.

-- Только от вас, -- парировал Брюс обидную демонстрацию проницательности.

-- Да, -- согласился Герман. -- Скрываться от вас ей бессмысленно.

-- А от вас зачем?

-- Ей так комфортнее. Она не желает оказаться в центре внимания и вызвать преклонение перед своей персоной - это чревато принятием ответственности за многих людей.

Брюс дождался, пока автомат разразится горячей порцией кофе, разлил его в две чашки и без недоверия, просто задумавшись, заметил:

-- Но Перворожденным роль лидеров удается легко...

Герман поспешно отвернулся, чтобы скрыть собственное замешательство. Такого он не ожидал. В Асиной необычности он готов был винить какую угодно генетическую ошибку, вмешательство богов и духов, но ЭТО... Дурак, а еще гений...

И ведь догадался же, что ей подходит Капитан-Командор! Но эта догадка была интуитивной, как многое в его мысленном мире, а проанализировать ее он тогда не захотел. В нем крепко застряли слова Капитана-Командора: "Нас только трое: Черный Командор, Белый Командор и я, Великий Командор". Тот маленький нюанс, что сами Командоры могли не знать о существовании четвертого Перворожденного, заброшенного волей родителей-звезд на другую планету, не пришел Герману в голову. Теперь вся головоломка сошлась.

...Нет, не сошлась. При чем тут Денис с его такими же, как у Аси, ферментами и гормонами?! Он-то землянин!

-- Вы сказали, Ася пока не умеет пробивать только пространство, -- вдруг напомнил Брюс. -- Что вы имели в виду?

-- Что она пробивает пространство-время, -- рассеянно ответил Герман.

-- Как, простите? -- словно ослышался, переспросил консул.

-- Наверное, по ориентиру... Точно не знаю. Возможно, возвращаться она может только на Остров, Перекресток...

Через несколько мгновений, ощутив критическую эмоциональную дисгармонию, исходящую от консула, Герман понял, как невероятно прозвучали его слова для непосвященного. Но теперь можно было на уважаемом Брюсе потренироваться выразить доступным языком то, что ему уже стало очевидным.

-- Не знаю, знакомы ли вы с теорией суперструн и ее частным случаем - М-теорией.

-- В общих чертах, -- медленно подтвердил Брюс. -- Кажется, в этих теориях частицы не точечны, но имеют большую линейную протяженность в пространстве, они взаимодействуют весьма сложным образом, и из-за этой сложности теория до сих пор не разработана в завершенном виде. М-теория исходит из того, что Вселенная состоит из мембран... Они ячеисты...

Внимательно слушавший Герман одобрительно кивнул.

-- Да, причем мембраны имеют, возможно, до одиннадцати пространственных измерений и до трех временных, а ячейки - трехмерны и с одним измерением времени, то есть каждая представляет собой заготовку под такой же мир, как наш.

Против серьезной физико-математической теории Брюсу было нечего выдвинуть, каким бы фантастическим не показалось ему заявление несовершеннолетнего ученого, и он опять согласно кивнул, одновременно пытаясь вообразить нарисованную физиками картину.

-- На самом деле, мне казалось, что теории суперструн весьма далеки от реальности, и именно в этом причина их незавершенности. Трудно представить, что наш трехмерный мир, не такой маленький, со всеми тысячами галактик, вписан всего лишь в одну ячейку.

Герман в один глоток выпил обжигающий кофе и поставил вновь опустевшую чашку на стол.

-- Я тоже в это не верю. Мембрана - это реальность, но галактики, вполне возможно, вписаны в разные ячейки. Тому факту, что мы их видим, найти объяснение не так трудно, было бы желание этим заняться. Впрочем, я пока не чувствую эту версию как истинную.

-- Мы не просто их видим, мы их достигаем! -- запротестовал Брюс.

-- Уничтожая пространство на своем пути, -- напомнил Герман. -- Вы точно знаете, что уничтожаете пространство только своего мира? Откуда?

-- Гм, -- не нашел, что ответить консул.

-- Так вот, -- Герман никогда не сбивался с первоначального направления. -- Дело в том, что Землю неоднократно за всю историю ее существования копировали, и копии размещаются в других ячейках мембраны. Некоторым существам гораздо проще переместиться из одной ячейки в другую, чем людям преодолеть пространство в своем мире...

-- Герман, постойте!

-- Да, господин Брюс?

-- У Земли есть копии?!

-- Да. Многие, сделанные давно, даже мало напоминают современную Землю - развитие там пошло по другому пути, а кое-где вообще не пошло.

-- А... где же оригинал? Первоначальная Земля?

-- Здесь.

-- Вы в этом уверены?

-- Да, потому что здесь Перекресток - изначальная, пуповинная связь оригинала и многих копий. Копий с копий Земли существует гораздо меньше.

-- Хм, забавная гипотеза...

-- Легко проверяемая. Здесь, в вашем кабинете, есть переход в другую ячейку, из нее - переход в еще одну ячейку, потом еще одну, и выход на Перекресток.

-- Так вы ко мне пришли?

-- Да, только имейте в виду, когда решитесь воспользоваться здешней щелкой, что окажетесь на ветке большой сосны, в полутора метрах от земли. Можно выйти с нижнего этажа этого здания, но тогда там, в другом мире, вы окажетесь по шею в грунте. Ландшафт, он такой везде неровный.

-- Э-э, а вы не составите мне компанию?

-- Конечно, составлю. Только завтра, если вы не против. В том мире время суток совпадает с нашим, а лазать по деревьям в темноте опасно.

-- Да... А как вы делаете эти щели?

-- Мы не делаем. Делают существа, способные перемещаться между ячейками - четырехмерные сущности. Мы называем их духами, поскольку они не имеют плотных, видимых тел.

-- О! Это, простите, ни в какие рамки...

-- Господин Брюс, вам ведь известно, почему в древности люди покинули Землю, и почему инопланетяне не любят здесь бывать. Из-за избытка многомерных сущностей, любящих влиять на поступки людей.

-- Мне это известно, но, откровенно говоря, я считал, что это всего лишь раздутые до паранойи суеверия, основанные на мифах и легендах.

-- А мифы и легенды на пустом месте взялись? Вы еще хотите поговорить об Асе?

-- Хочу, но... В другой раз, если можно.

Следующие два месяца слились в памяти как время бестолкового ожидания и поисков, куда себя деть. Решив было возродить старые традиции, когда-то ставшие смыслом моего существования и давшие огромный счастливый опыт, я начала навещать наколдованные мирки, но слишком быстро поняла, что эта, об азартных и веселых поисках приключений, страница моей жизни перевернута безвозвратно. Теперь приключения находят меня сами.

В мирках ничего для меня не было, и каждый раз, побродив несколько дней по скучным городам и благополучным поселкам, я возвращалась ни с чем.

Остров опустел. Из парней осталось всего пятеро - команда наблюдателей за всеми порталами. Слишком мало, конечно, но теперь островитянам было не до глубоких исследований.

Из девочек я встречала только Валю и Олю. Другие гуляли в мирках.

-- Поверить не могу, -- жаловалась Валя. -- После того разговора Королева сама предложила проводить нас в мирки.

-- Чему не верить? -- пожала плечами Оля. -- Она побоялась, что девочки сунутся, куда не надо, и решила сама отвести, куда надо. В целях контроля над ситуацией.

Валя хмуро скрестила руки на груди.

-- Неужели мы ей так нужны? Подозрительная забота.

Но мне другое показалось подозрительным. Ни Аля, ни Юля никуда не полезли бы очертя голову - если бы не внезапная щедрость Королевы, они смирно сидели бы на Острове. Хотя нет, не смирно. Они начали бунтовать, и Королева все же мудра, раз заметила зачатки бунта в кухонном брюзжании.

-- Она хочет привязать вас к Острову. Чтобы не разбежались по домам.

-- А чего нас привязывать? -- недовольно спросила Валя. Ее нервировало временное отсутствие неформальных подчиненных, и это можно понять.

-- Тебя незачем, -- согласилась я. -- На Острове есть все, в чем ты нуждаешься: объекты заботы, хозяйство, власть. А их потребностям Остров перестал отвечать.

Оля хмыкнула. Валя вздохнула и покачала головой.

-- Королева всегда давала понять, что легко найдет нам замену. Чуть что, или даже без причины - просто за нами не придут, чтобы забрать из дома на Остров, и всё.

-- Очевидно, обстоятельства изменились, -- предположила я. -- Сейчас искать вам замену некогда.

Валя обвела взглядом полки с посудой, уже несколько недель пустовавшей.

-- Ты права, -- подумав, согласилась она. -- Судя по их рассказам, то есть Али и Юли (у Гали какая-то своя игра), духи устраивают им легкие приключения вроде экскурсий: их ждут, встречают, показывают диковинки всякие, рассказывают об обычаях, ухаживают за ними... Им нравится, и домой они больше не стремятся. Эля помалкивает, но, думаю, и с ней все то же самое.

-- Пожалуй, в следующий раз попрошусь с ними, -- вставила Оля.

Валя посмотрела на нее, как на врага.

-- А если что-то случится, как я одна справлюсь?

-- Если что-то случится, -- одновременно начали мы с Олей, и я замолчала, -- духи тут же вернут всех назад.

Экскурсии... Диковинки всякие. Нет, чтобы удержать девочек, Королеве достаточно было бы их с Острова не выпускать - пешком все равно не уйдут. Она добивается чего-то другого. Она показывает самое красивое, самое удивительное, лучшие, по ее мнению, творения природы и людей. Зачем?

Чтобы привязать нас к Земле.

Фу, странная какая-то мысль.

-- Ну и иди, -- махнула рукой Валя. -- Мне одной даже лучше. Знаете, как достает командовать?

Оля примиряющее рассмеялась, и было заметно, что никуда ей не хочется.

-- Ася, у тебя в саду такие странные вещи созревают, -- просительно начала она, -- можно я сорву несколько штук и немножко переделаю?

А то! Лишь бы не скучала.

-- Конечно. Там еще обувь, пригляди, чтобы не переросла.

Вместо ответа Оля разулыбалась и, вытянув носок, грациозно подняла ногу. В зеленой туфельке-балетке, отделанной атласной ленточкой и парой крупных бусин, я с трудом узнала запланированный ботинок.

-- Сидят на ногах, как родные. Воздух пропускают, а подошва такая упругая, что хоть целый день можно ходить, не уставая!

М-м, ну ладно. Мой огород по-прежнему в надежных руках. Не была бы я такой бестолковой хозяйкой - разозлилась бы, но все происходило, как будто так и надо, именно таково гармоничное развитие нашего маленького то ли государства, то ли мира...

Сердитая Валя смотрела через окно на застывший посреди залива "Мистификатор". Безмятежная Оля, немного подумав, стала собирать кухонные полотенца для стирки. Только так и надо. Если их здесь не будет - не будет и нашего мира.

И тут я почувствовала боль, пришедшую издалека.

III

Импульс был один, но стоящих на корточках, одинаково болезненно согнувшихся фигур оказалось две. Спины я не узнала - возможно, виной тому были сгущавшиеся пустынные сумерки и луна, вернее, миллион ее отблесков в крупных кристаллах белого песка. Разрушенные парнями блоки и колонны в таком освещении выглядели ослепительными неестественными аппликациями.

Я подошла ближе. Один из двоих резко обернулся, и я узнала Рустама. Рядом с ним, покачиваясь, сидел Володька - это он получил ранение.

-- Что ты здесь делаешь? -- испуганно спросил Рустам.

Надо привыкнуть отвечать на этот вопрос. И ответ вовсе не обязательно должен быть правдоподобным...

-- Меня выбросило сюда на болевой импульс.

На самом деле, я ведь со странностями, и все это знают, да? Но, чтобы пресечь развитие темы, стоит начать самой задавать вопросы:

-- Что здесь случилось?

Парни сменили стиль: вместо мягких удобных штанов и футболок их облачали одинаковые брюки и куртки, черные, с холодным металлическим отливом. А на головах появились шлемы с прозрачными забралами. Так вот ты какая, радиационная защита...

Володька получил заряд в ногу, аккурат в середину икры, и его рана выглядела так же, как ожог Артема: кожа вместе с куском ткани штанов просто исчезла. Он не потерял сознание и держался изо всех сил, чтобы не завыть от боли. Я положила одну ладонь на рану, а другую - на его лоб.

-- Я пропустил еще одного "сторожа", -- виновато ответил Рустам. -- Ну, автоматическую стрелялку. Раньше их было по три... я три и снял, а оказалось, что больше. Они усиливают безопасность своих хреновин, уроды...

-- Ты прикрывал, а он громил установку? -- поняла я.

Володька рухнул на песок лицом вниз - боль отпустила, и мышцы расслабились.

Рустам кивнул. Сейчас я заметила невдалеке, метрах в пяти, нечто вроде гидроцикла, только с откидным прозрачным верхом. Могу поспорить, что на заду у чуда техники красуется эмблема скромной сельхозтехнической фирмы Оуэна Брюса. Красивая штучка.

-- Вы уже много установок обезвредили?

Рустам мотнул головой.

-- Всего пять. На всех. Но мы теперь успеваем! И смотри! -- он возбужденно вскочил на ноги: -- они видят в нас угрозу! Мы реально им мешаем! Они усиливают защиту...

-- А их самих вы уже видели? -- перебила я.

-- Нет, -- тут же загрустил Рустам. -- Пока нет.

-- У нас пока мало... машин, -- прошептал Володька. -- И только один объемный "компас".

-- Но это скоро изменится, -- вдруг новым, зловещим голосом пообещал Рустам.

Закусили удила ребята. Изменится. И что будет? Пришельцы с каждым разом будут оставлять больше "сторожей", и каждый раз в кого-нибудь будет попадать заряд. Надо всегда быть начеку - это понятно, но что, если такое произойдет в двух-трех местах одновременно? Я куда-нибудь да опоздаю. Ох, нет...

А если ребята разгонятся настолько, что будут успевать к появлению тех, кто строит установки? Или пришельцы догадаются оставлять засаду? Бои неизбежны!

Неизбежны потери...

Но этого я допустить не могу.

И разорваться я тоже не могу.

Где выход?

Рустам и Володька сфотографировали место происшествия со всех ракурсов, выбрали образцы из осколков конструкции и одного "сторожа" - матово-серой фиговинки размером с крупный белый гриб - и предложили подвезти меня. Они возвращались на базу.

-- Почему база не на Острове? -- спросила я.

-- Чтобы пришельцы не вычислили его по нашим следам, -- помедлив, ответил Володька. -- На самом деле Остров - их цель, только они еще об этом не знают.

Захватив Остров с его постоянно совмещаемыми порталами, завоевать остальные мирки уже не сложно. Понятно.

На базе мне делать было нечего, и я вернулась домой.

Вопрос "зачем?" все более назойливо лез в голову, мешая думать о чем-нибудь другом. Зачем кому-то нужно строить проходы в другие варианты Земли? Откуда они взялись, эти пришельцы? Могло ли быть так, что земляне, покидающие планету, не заметили чужие корабли? Или корабли пришельцев находятся не у Этой Земли?

Инопланетяне негуманоидного типа. Жаль, что я мало таких знаю - только кскривсов, которые даже собственного флота не имеют, и...

...тех, о ком не хочется думать. Но, если все-таки себя заставить: "дикие"?

"Дикие странники" - так их прозвали, потому что для многих разумных существ во Вселенной сам факт их существования был скорее легендой. Чужие. Непостижимые. Установившие контакт с человеческой цивилизацией лишь раз - чтобы обманом и шантажом, а затем ценой предательства заполучить Перворожденного. Строившие ловушки для Перворожденных.

Не человеческие цивилизации их цель, а мы.

Или нет? Я могу ошибаться в их отношении, они ж непостижимые!

Мысли о "диких" нагоняли страх: они были угрозой, с которой я не справилась. Именно поэтому я сказала себе, что глупо валить все грехи на знакомых, ведь в огромной Вселенной наверняка водится много странного, в том числе негуманоидного, и стала избегать тревожных воспоминаний. Кто такие "наши" пришельцы, очень скоро станет известно, и мне лишь хотелось узнать о них одной из первых.

Но все же главным был вопрос "зачем?", и ответ на него пришел неожиданно жестко.

Перед тем, как шагнуть в открывшийся портал, я не заметила порыва теплого ветра, привычного, как поворот ключа в замке родного дома, и потому давно проскальзывающего мимо внимания, но, шагнув, поняла, почему его не было.

Я повисла в пустоте.

Под ногами не оказалось опоры, и руки не касались ничего твердого. Попытавшиеся вдохнуть воздух легкие так и замерли сжатыми, а сердце остановилось.

Пусто. Тихо. Холодно.

Но не темно. Свет звезд, яркий и переливчатый, как на Сёстрах, лился со всех сторон, пронизывая тело насквозь. Космос.

Без Земли.

Вот это да.

В ужасе, мысленно вцепившись в образ уютной каменной пещеры центрального портала, я метнулась обратно.

Пещера была на месте. Дежурные, Стас и Виктор, сидели на своих местах в тех же позах, что и вечность назад. То есть, короткий миг, меньше вздоха.

Поскольку я не удержалась на ногах и упала прямо на сложенный из камней барьер, подняв шум, они вскочили, а Виктор бросился ко мне.

-- Что стряслось? -- крикнул Стас.

Пришлось заставить его подождать ответа: успевшие онеметь от холода, губы и легкие не сразу послушались.

-- Ни...когда больше туда не ходите!

-- Что там?! -- спросил Виктор.

-- Ничего, -- исчерпывающе ответила я. -- Вообще ничего.

Стас молча пролистал реестр и уставился на исписанную страницу. Потом посмотрел на часы с календарем. Виктор побледнел. Мы думали об одном и том же.

Что это был за мир? Мой первый, с Тоей и Маарой, где меня научили использовать растения в залечивании ран? Или с драконами, куда улетел обретать семейное счастье Сасик? Или тот, где, возможно, до сих пор продолжается Вторая мировая война? Или тот, где на окраине леса с папой-фермером живет Лотти, лучшая в мире подруга? Или... да каждый жаль!

Стас прочитал на моем лице вопрос, который было страшно произнести вслух.

-- Это описание Дениса, -- сказал он.

Слишком грубо отодвинув Виктора, я подошла к реестру миров.

"Мир Беспредел. Портал выводит в крупный промышленный город России"... Дальше я читать не стала. Это был мир, в котором Денис похоронил свою любовь. Очень похожий на наш, но отставший в историческом развитии лет на пятнадцать. Мир, в котором миллиарды таких же людей, как мы, жили надеждами, счастливые, строившие планы, боявшиеся болезней, неприятностей и инфляции, молящие своих богов о милости, разные, сияющие, - исчез! ЕГО НЕТ!

-- Сходишь на базу? -- хмуро попросил Стас Виктора.

Тот покачал головой.

-- С Асей. У Германа могут возникнуть вопросы.

Нет. Чувствую, сообщение о моем пребывании в открытом космосе вызовет такие вопросы, честные ответы на которые станут последней каплей - и Герман догадается о том, кто здесь кто. А как отвечать нечестно, я не знаю.

-- Нет, -- сказала я Виктору. -- Там космос. За три секунды мне не удалось сориентироваться, остались ли от планеты хотя бы обломки. Солнца я не видела, Луны тоже, возможно, они и остались, но были у меня за спиной, или над головой, или под ногами. Так и передай, а больше сказать нечего.

Окончательно осознав смысл собственных слов от накрывшего меня под взглядами парней ужаса, я выбежала из пещеры.

Это было невозможно, неправильно, нелогично, непонятно: неужели огромный мир с миллиардами людей-светочей, огромными богатствами, тысячелетней культурой, мощью сложнейшей техники взял и исчез?! Все его существование было бесцельным?!

Да, люди еще не способны противостоять космической угрозе, возможно, в Беспределе так и не появилось никого, кто смог установить контакт с инопланетянами, да и толку от этого было бы мало, но неужели они беззащитны?! Где были те, кто сильнее людей?..

-- Кто создал этот мир? -- спросила я.

-- Я не знаю, -- ответил бог.

Мне показалось, ему стоило труда сказать это именно так.

Но он сказал.

Потому что это правда.

Испытующе вглядываясь в его светло-серые глаза, я надеялась увидеть хоть какую-то мысль глубже или дальше этих слов, но обнаружила пустоту.

Он не знает и не стыдится этого, потому что в его незнании скрыто понимание главного. Он не глупый бог, а истина в том, что знать это невозможно.

-- Когда-то я очень хотел узнать, -- помолчав, продолжил Салдах. -- Хотел спросить, какие ошибки Он пытался исправить, копируя Землю, какие опыты ставил. Но... Его нет.

-- Не может быть...

Оказывается, я верю в Бога. Воспитанная атеистами, я безоговорочно уверена, что все сущее создано чьей-то, исполненной мудрости, могучей волей... Боюсь, воспитавшие меня атеисты тоже в этом уверены.

Салдах поспешно кивнул:

-- И Он есть. Просто Он не то, что ты и многие люди о Нем думают. Он не личность.

-- А кто?

-- Я же сказал - не знаю.

Присев рядом со мной на окно своей башни, он дал понять, что готов говорить столько, сколько мне потребуется. Но я была совсем сбита с толку, и могла лишь беспомощно смотреть то на него, то на размытый вид из окна.

-- Можно сказать, чем он не является, -- все же попытался помочь Салдах. -- У него точно нет ни чувств, ни разума. Он не руководит событиями, не управляет судьбами. Не бережет и не наказывает. Не гневается и не любит.

Как четырех- и, тем более, пятимерность, мой слабый ум не мог этого постигнуть. Вообразить что-то через отрицание - пожалуй, высший пилотаж.

-- Ну, хоть что-нибудь... -- попросила я.

Салдах вздохнул.

-- Когда еще был человеком, я думал, что Он - дух Земли. Это хотя бы логично, ведь в отличие от несметного множества других планет, Земля - живая. Огонь, огромная энергия, заключен внутри нее, и, возможно, именно он питает все прочие жизни на планете.

Конечно!

-- Но теперь ты сомневаешься в этом? -- осторожно спросила я, уже зная, что буду разочарована.

-- Я понял, что ошибался, когда увидел копии Земли - точно такие же миры, как она сама. Вряд ли дух станет копировать себя самого. Я окончательно в этом убедился, когда узнал, что люди все же находят другие живые планеты для своего нового дома.

-- Опять нет, -- вырвалось у меня.

-- Ясно, что Творец не связан только с Землей. Я думаю, что Он - некий импульс, самое начало движения в самых мельчайших частичках Мироздания. Жизнь. То, что дает жизнь. Закон, по которому жизнь зарождается, развивается и прекращается. И этого я не понимаю.

Мутный пейзаж за окном начал меняться, цветные пятна заиграли, запереливались, и это подстегнуло мои мыслительные способности.

-- Но ведь вы, когда воскрешаете умерших, чтобы сделать их богами, тоже даете жизнь! Как?

-- Я не знаю. Мы воздействуем энергией, огромным мощным потоком, вливаемой в тело, но как срабатывает импульс, и в чем он заключен, от нас скрыто.

Даже многомерные этого не знают! Даже те, кто подчиняет ветер, заставляет содрогаться скалы, управляет сознанием людей - не знают, как получился мир!

-- Какие же вы боги?! -- не сдержалась я.

-- Никакие, -- с печальной иронией согласился Салдах. -- Если хочешь, придумай нам другое название.

БОГ - Более Обеспеченный Гуманоид. Нет, это я зря: по словам Капитана-Командора, боги получаются и из инопланетян-негуманоидов. Высшие? Да не очень и высшие. Сверхсущества? Опять какой-то верх, до которого на самом деле им еще расти и расти.

Зачем изобретать? Их назвали богами в древности, до того, как отдельным личностям взбрело в голову заявить, что бог может быть только один, и убедить в этом остальных. Тогда сферы влияния языческих богов перешли к святым, и эта неуклюжая подмена удивительно легко сработала - ну, надо простым смертным, чтобы путникам, воинам, земледельцам, студентам, морякам, влюбленным и прочим кто-нибудь покровительствовал, что тут поделать, без покровителей жить страшно... Однако последовать исторической логике и переименовать богов в святых мне что-то мешает... То ли дурь некоторых из них, то ли жестокость.

Пусть остаются богами.

-- Хорошо, -- подытожила я собственные размышления. -- Значит, Творец есть в каждом? Во всем живущем?

-- Вовсе не значит. Творец - причина каждого.

Ладно, сути эта ремарка не меняет.

-- И меня?

-- Без всяких сомнений.

-- И тех, кто уничтожил Землю?

Салдах медлил с ответом, и я поняла, что он утвердительный. Это очень трудно - признать свое единство с врагом, хоть в чем-то.

-- Салдах, ты их видел? Какие они?

Он опустил глаза и снова вздохнул.

-- Нет. Я лишь недавно начал искать. Другие тоже ищут.

О. Боги не пропустили, как само собой разумеющееся, гибель одного из многих миров. А ведь, зная их легкомыслие, этого можно было ждать - миров много, одним больше, одним меньше...

-- Вы что-нибудь придумаете, да? Вы сможете с ними справиться?

И опять продолжительное молчание. Сегодня я задаю вопросы, ответы на которые у богов не готовы. Что ж, наверное, сейчас воздух огласится очередным "не знаю".

-- Я обещаю, что буду искать и использовать все возможности для этого.

На бога надейся, а сам не плошай. С такими покровителями не расслабишься. Вообще-то, это даже круто - решать одну задачу с богами, причем на равных.

-- Скажи, как часто появляются скопированные миры?

-- На моем веку это случилось всего два раза. Но я довольно молодой бог, а такое явление происходит уже очень давно. Если ты хочешь спросить, есть ли закономерность в появлении копий, то об ответе ты уже догадываешься: не знаю. Если и есть, то очень сложная, включающая предпосылки, для нас непостижимые.

Угу, восьмимерные какие-нибудь, или более того.

-- А другие планеты копировались?

-- Насколько мне известно, нет.

-- А если скопировать планету, скопируется всё, что на ней? И инопланетяне, если вдруг окажутся?

Салдах рассмеялся.

-- Ты не можешь поверить, что Творец - не человек. Ты думаешь, перед лицом опасности он захочет сделать много копий-заначек, авось какая-нибудь, да победит пришельцев?

Ну зачем так откровенно угадывать мысли?

-- Глупо, да?

-- Наивно. И трогательно.

Подумаешь. У меня еще были вопросы, но ответ "Не знаю" из уст более сильного и мудрого вызывал чувство жалости. И все же, если не он, то кто сможет ответить? Я решилась:

-- А ты не попытаешься... случайно... предположить, почему я оказалась на Земле?

Стоило спросить об этом хотя бы для того, чтобы увидеть, как удивляется бог.

-- Звездочка, -- странно отозвался он, -- если тебе это важно, я постараюсь узнать, но мы не можем рассчитывать на то, что найдем объяснение...

-- Потому что мы не знаем закона, по которому жизнь зарождается, развивается и прекращается, -- кивнула я.

Салдах посмотрел на меня очень пристально, и в его взгляде показалась не только симпатия, как раньше, но еще и уважение.

И в этот момент, когда я уже почти таяла от гордости, внутри меня шевельнулась тревога.

Дарх.

Я совсем про него забыла.

12. Война для каждого.

Вовремя.

Дарх еще не покинул свой Парнас, но уже был на ногах и выглядел живее, чем мумия.

Решив, что теперь мой дом здесь, я уселась на камни там, куда ступила.

-- Что это значит? -- мрачно спросил Дарх.

-- Я теперь всегда рядом с тобой, -- ответила я. -- Другого способа обезопасить своих близких я не вижу.

Его глаза налились гневом, губы сжались, но больше он ничего не сказал, лишь отвернулся и уставился в облачную даль.

Ну что ж, я добегалась. Теперь пришла пора испытать свое терпение. Скрестив ноги, я устроилась поудобнее и стала разглядывать свое новое обиталище.

Здесь было вполне уютно. Мраморные глыбы высотой с половину человеческого роста образовывали небольшой лабиринт и отбрасывали тени, в наблюдении за движением которых можно было провести, казалось, вечность. У их подножия, извиваясь, лезли из шелково-зеленой травки редкой красоты сиреневые цветочки, а чуть поодаль задиристо торчали их желтые собратья, похожие на крупные фиалки.

Солнце здесь не палило, а спокойно грело и светило, разве что слишком ярко. Однако с этой проблемой глаза справились автоматически, и в тот же миг я смогла видеть духов. Двое, напоминавшие гигантских серо-зеленых амеб, болтались возле Дарха, и еще двое, светло-голубых, тонких, как стройные девичьи фигурки, застыли у края пропасти. Эти заметно дрожали, как будто мое появление их напугало, и, невесомые, стоя на цыпочках жались к обрыву. Кто это, интересно? Узнаю еще, времени достаточно.

Дарх долго, до самого заката, стоял ко мне спиной, но, наконец, повернулся и сказал своим нормальным высокомерным тоном:

-- Я пока не могу отсюда уйти. Ты теряешь время.

-- Скоро сможешь, -- утешила я. -- И пропустить этот момент мне не хочется.

-- Я сам не знаю, когда он наступит. Даже если скоро - я должен беречь свои силы и вынужден торчать тут! А когда смогу - что ты сделаешь?

В высокомерном тоне нарастала злоба, он становился громче, подобно раскатам близящейся грозы.

-- Пойду за тобой и помешаю, если ты попытаешься уничтожить то, что мне важно.

-- Да что ты о себе вообразила?! Думаешь, можешь покорить любого своими феромонами, или чем там тебя, единственную самку, нашпиговали, чтобы гарантированно привлекала всех самцов?! Кроме твоей персоны, у меня есть другие интересы, и я не помчусь к твоим грядкам или прихвостням, как только смогу. Ты будешь ходить за мной по пятам?!

-- Буду.

-- Да? -- тут стало заметно, что он не столько раздражен, сколько демонстрирует раздражение, словно пытается напугать подступающим бешенством. -- У тебя нет других дел?

Так инквизиторы проводили допросы, я привыкла. Они еще и глаза выпучивали, и слюной брызгали.

-- Сейчас нет. Когда появятся, я ненадолго отлучусь, улажу их, и тут же вернусь. Или найду тебя в любом другом месте, ты это знаешь.

Это ему совсем не понравилось. Он четко понимал, что сам себя загнал в ловушку, и теперь со злобным стыдом проигравшего искал из нее выход. Впрочем, сквозь злость и стыд тихонько, еле заметно и непонятно проглядывало удовольствие. Наверное, ему очень наскучило однообразие беспомощного времяпровождения. Гм, неужели никто из друзей-богов его не навещал?

-- А чем ты тут питаешься? -- вдруг осознав, что тоже попала в собственную ловушку, спросила я.

-- Пищей богов, -- последовал надменный ответ.

И вовсе это не амброзия и нектар, надо полагать. Чистая энергия из солнечного света и чужих эмоций. Ну, ладно. В конце концов, еда для меня, тоже сгустка энергии, просто наслаждение вкусом, вредная привычка, от которой пора избавляться. Вот так и перестают быть людьми: сначала общение с богами, потом отказ от пищи, потом психиатрическая больница...

Заведенный Дарх предпринял новую попытку от меня избавиться. Он швырнул мне веер мнемотем с яростным комментарием:

-- Смотри, как я живу! Смотри, с чем тебе придется мириться!

Инстинкт самосохранения запретил мне вглядываться. Я лишь уловила нечто настолько чужое во вроде бы радостных и беззаботных картинках-хрониках, что поняла сразу: как та ночь на подводной лодке, каждое из этих событий мерзким ржавым осадком упадет в мою душу. Такие развлечения и такое веселье я смогу пережить, лишь зажмурившись и заткнув уши.

-- Я зажмурюсь и заткну уши.

Дарх широко улыбнулся.

-- Тогда на это посмотри.

И кинул мечты. Обо мне. О том, что он хочет сделать со мной.

Гм.

О.

Некоторые из его грез были давнишними - в них я еще была миниатюрной и с более детским выражением глаз, чем то, которое недавно видела в зеркале. И ведь что интересно: меня именно так, как он фантазировал, в действительности пытали несколько раз в наколдованных мирках, когда я снова и снова пыталась вмешаться в охоту на ведьм. Словно фанатики-инквизиторы исполняли его волю. Вот ведь. Не нашла ли я ответ на вопрос: почему это случалось со мной так часто? Опять же, исполнились его мечты лишь о тех пытках, которые я сама, внутренне, согласна была перенести, а прочие, например, выжигание глаз или вырывание рук, никто ко мне применить и не пытался. Значит ли это, что я, как Капитан-Командор, могу противостоять воле богов?..

В других мечтах Дарха я уже была дылдой, но все еще с длинной косой - очевидно, они сложились уже после нашей первой встречи в этой жизни. Ну, в общем, тоже впечатляет. Но последние, где мои волосы уже коротки... Дарх забрал их обратно, не дав разглядеть лучше, а там мелькнуло о-ё-ёй. Зачем так? И я думала, при жизни (человеческой) у него была другая ориентация...

-- Ну, попробуй. Разомнемся. А то скучно у тебя тут, как в могиле.

Возможно, это несколько жестокая язва, но с Дархом этикет можно было не соблюдать. Да и что с его точки зрения жестоко, а что нет - еще вопрос.

Он величественно кивнул.

-- Еще наступит время.

Похоже, он все-таки не врал о своем здоровье: двигаясь, он экономил силы, хотя мимика и речь давались ему уже легко. Как бы снова спровоцировать его на такой подрыв, когда он полностью восстановится? Впрочем, не так уж он глуп.

Тоненькие духи между тем осторожно приблизились ко мне, и, покружив немного, остановились рядом. Дарх пронаблюдал за их перемещением очень внимательно, как будто оно означало что-то важное, как высота полета птиц для предсказателя погоды, но ничего не сказал.

Зашло солнце. Хорошо, что я могу не спать. Закат в горах потрясающий: это не просто краснеющее перед безнадежной борьбой с ночью небо, это красный цвет во всей его силе, накрывающий мир и проходящий мимо него, дальше - покорять горизонт.

Особенный. Первый из множества, на которые я обрекла себя, отказавшись от возможности легко убить Дарха. Будет ли он таким же особенным через сто лет?

Теперь, почти не сводя глаз с бога-инвалида, старавшегося думать, что находится в одиночестве, я ждала сигналов чужой боли и с тревогой, и с надеждой - они были бы единственным оправданием отлучек из обиталища Дарха, рискованных, но необходимых, как дуновение свежего ветра. Мысленно перебирая, всем ли островитянам прицепила "маячки", боясь что-то пропустить, я вслушивалась в свои ощущения.

Но жизнь преподнесла сюрприз. Я вдруг ясно услышала собственное имя:

-- Аська, иди сюда!

Ментальный зов. С ума сойти.

-- А ты кто? -- мысленно произнесла я, решив, что это не может быть кто-нибудь из родни - их я бы узнала, да и не назвали бы они меня Аськой.

-- Это Галя, найди меня, пожалуйста, хоть как! Это важно!

Вряд ли она услышала мой вопрос. Скорее всего, просто орала в пространство, находясь в полном отчаянье.

Вызвав из памяти ее портрет, я разбежалась и прыгнула.

-- Привет, золотце, -- сказала Галя.

Я остолбенела там, где очутилась. Она, худая, бледная и изможденная, как Артем после давешнего "промывания всего", лежала возле обветшавшего колодца у заросшей травой дороги, а вокруг нее вечер накрывал давно позаброшенную деревню.

-- Е-елки-метелки, -- только и смогла выговорить я. -- Слышала, что ты меня зовешь, но, кажется, опоздала.

-- Нет, -- откликнулась она, -- именно сейчас ты мне и нужна.

Галя была возбуждена, причем как-то болезненно, словно через нее пропустили электрический ток.

-- Все, что угодно, -- пообещала я. -- Только объясни, что случилось!

Она широко улыбнулась.

-- Какие-то полупрозрачные твари случились, представляешь? Схватили меня, приволокли куда-то, пытали! Потом установили во мне датчик и оставили здесь. Это я знаю, зачем - чтобы выследить Остров. Поэтому я и не пошла туда, а мысленно орала твое имя. Ася?

При фразе "полупрозрачные твари" я вновь вросла в землю, а потом сама не заметила, как рухнула рядом с Галей на проплешину в траве. Господи.

Что? Ведь чувствовала? Чувствовала, почти знала. Только верить не хотела.

А кто сказал, что кошмары не сбываются? Кто-то обещал, что ничего самого страшного именно со мной не произойдет?

-- Дикие странники...
-- Ты тоже от них пострадала? -- с восторгом спросила Галя.

-- Я не успела. А вот Денис однажды почти умер. Галя! -- взмолилась я. -- Что ты им сказала?!

Она сделала вид, что обиделась. На самом деле она была невообразимо рада моему пришествию, потому что вдвоем и бояться, и искать выход легче, но вести себя нормально пока не могла.

-- Я была не в настроении разговаривать. И вместо того, чтобы меня оскорблять, пожалуйста, принеси пользу обществу - найди датчик и вытащи его из меня.

-- Вместо того, чтобы оскорбляться, -- парировала я, -- возьми себя в руки и расслабься. У тебя здесь нет врагов.

Последнюю фразу я буквально втолкала в ее мозг. Мне не понадобилось отключаться, чтобы почувствовать исходящее от нее излучение. Но датчика не было. Дикие странники, конечно, психи, но вовсе не дураки. Излучение шло от участка кожи на пояснице, он был то ли пропитан каким-то веществом, то ли изменен. Ну что ж... настало время побороться и с этим.

Я положила ее животом на траву, и, заблокировав болевые центры, оторвала измененную кожу от тела. Затем, дав вытечь приличной дозе крови, запустила регенерацию, как с поясницей Артема.

Попутно я обследовала ее. Работа еще была, и это не стало для меня неожиданностью: дикие странники сами по себе - вирус, и заражают они все, с чем рядом оказываются. В Галиных почках развивались посторонние организмы, а спинной мозг разбавился инородным веществом. Наверное, мне не хватило бы сил и знаний, чтобы справиться с такой компанией, но сомнение, как всегда, только сунуло нос в мою душу, и в тот же миг его выбило оттуда чувство, не раз помогавшее творить чудеса: во мне мощной волной поднялся протест против чужой злобы. Огромное, поглотившее все вокруг, желание, чтобы в мире существовали только добро и любовь, дало мне столько энергии, что принявшее ее Галино тело сразу очистилось, и каждая клетка засветилась, почувствовав свободу.

Через несколько мгновений Галя сделала глубокий вдох, а потом медленно выдохнула.

-- Пожалуй, я не жалею о том, что они со мной сделали. Ради такого выздоровления стоит испытать даже смерть, -- сказала она.

Я вновь растянулась около нее. Эйфория, сопровождавшая каждое излечение, разогнала страх перед дикими странниками. Их можно победить, и только что мы с Галей сделали маленький шаг к победе. Но легкой она не будет - мы все еще ничего о них не знаем.

-- Галь, это действительно крайне важно. Дикие странники впервые законтачились с кем-то из островитян. Как они с тобой говорили?

Она повернула ко мне уже спокойное, сразу посерьезневшее лицо.

-- Кажется, через какой-то прибор. Насколько я их рассмотрела, говорить по-человечески они не могут.

-- А как ты дышала?

На Земле, устанавливая свои порталы, они меняют воздух на свой - так им удобнее "работать". Но в ловушке на планете-жемчужине они находились в одном воздухе с гуманоидами - и ничего, вполне нормально функционировали. Ой, а что для них норма? Может быть, в азотно-кислородной среде они хоть и не гибнут, но лишаются каких-то важных способностей? Уже лучше.

-- Они засунули меня в прозрачную клетку, там был хороший воздух. А всю эту хрень со мной делали: жгли, щипали, череп сдавливали, руки-ноги растягивали, бр-р-р - такими длинными руками-манипуляторами, знаешь, как в лабораториях с вирусами работают?..

Лапочка... Сколько ж она перенесла...

-- Хотели, чтобы ты провела их на Остров?

-- Да. Повезло: я случайно разбила "компас", а то страшно подумать, что было бы, если бы они его нашли и догадались, как он действует.

Надо же, как она рассуждает - ей совсем себя не жаль, она не хнычет от обиды и не хвастается стойкостью.

-- Почему ты это все терпела? -- не удержалась я, надеясь, что в этот раз она не станет примерять образ оскорбленной невинности.

Галя свернулась уютным калачиком и грустно-прегрустно улыбнулась. Напряжения в ней не осталось. Ее тело было расслаблено, как у кошки, оно было счастливо собственному здоровью, и даже грусть, показавшаяся в ее глазах, была светлой.

-- Я чувствовала себя такой несчастной, что слабо воспринимала боль. Я несколько дней назад рассталась с любимым. Вынуждена была расстаться. Мне было настолько плохо и обидно, что я получала даже какое-то удовлетворение от пыток: физические страдания отвлекали от сильнейших, которые разрывали душу.

Как же это понятно! Может быть, не всем, но мне - безусловно.

Женское любопытство взяло верх над тактом, и я спросила:

-- Кто твой любимый?

При слове "любимый" ее глаза засветились.

-- Ты его не знаешь. Он из наколдованного мирка. Я не могла быть с ним, ведь моя жизнь - там, где Остров, а он не мог уйти со мной. Я приходила, уходила, и скоро мы оба поняли, что гибнем. У нас так было, понимаешь? Нам было трудно расставаться. Когда мы находились рядом, то чувствовали нарастающее счастье, и прерывать это чувство было равносильно убийству чего-то лучшего. Какая-то часть моей души была готова остаться там и обречь себя на счастливую смерть, но нечто более сильное велело спасать шкуру. Я ушла, а он завтра женится на другой, с которой был помолвлен до того, как мы встретились. Ты согласна, что от этого можно и в пекло залезть?

-- М-да, -- посочувствовала я. -- А ты не могла выбрать кого-нибудь поближе?

Галя усмехнулась.

-- Ты не думай, мне очень нравятся наши парни. Но что случилось...

-- ...то не лечится, -- буркнула я. -- Давай расскажем им о твоих контактах с внеземной цивилизацией, вдруг да узнают нечто новое.

Подумав, она кивнула.

-- Ты права. Только есть проблема - их найти.

Думаю, с этим я справлюсь. Но для начала надо обдумать один сомнительный момент, а не то очередная беспечность будет стоить огромных потерь.

-- Как они тебя поймали?

-- Ну... -- Галя напрягла память. -- Я не стала ждать прямого сквозняка на Остров и вышла в первый попавшийся. Оказалась в теплом таком местечке, с пальмами и солнышком, там и решила дожидаться. Он должен был случиться только через три дня, но мне не хотелось куда-то еще идти. Я переночевала в шалаше из пальмовых листьев, и все следующее утро бродила вдоль кромки джунглей, как вдруг хлоп! И оказалась запутанной в сеть. Потом ничего не помню, пока не очнулась в клетке.

-- Они сразу стали спрашивать про Остров?

-- Да. Они называли его узлом.

Почему? Дикие всех, на кого натыкаются, хватают и выспрашивают? Ох, боюсь, что нет. На Гале не написано, что она островитянка. Случайность? Возможно, но только отчасти. Я готова поверить в везение диких, но не больше, чем процентов на пятьдесят.

Мир Беспредел, Галя... Эти дороги ведут к Денису. Да и сама Мультиземля, если по честному. Дикие что, тоже, как кскривсы, могут получать информацию из крови? Они ведь ее много из Дениса высосали, почти всю... Но узнали далеко не всё. Словно только фрагменты.

Что же это значит? В нападении на Землю виноваты мы с Денисом?!

От этой мысли я заледенела. Однако тут же в мозг вонзилась другая: не мы, а глупый Жадный бог, замысловато проклявший Германа и придумавший такую жуткую комбинацию для исполнения проклятия! Бог-идиот!

III

С мистификациями пора было кончать, и я без лишних инсценировок вывела Галю прямо к Тиму. То есть, не совсем прямо: на всякий случай мы поблуждали по другим миркам, в которые я пробивала дырки, вызывая из памяти лица старых знакомых, но на базу островитян мы вышли, не скрываясь. Прятать от них способность свободно переходить из мира в мир все равно скоро станет невозможно, поэтому, вспомнив лицо Тима, я пробила дыру так, чтобы оказаться от него не дальше чем в трех шагах.

Ночью определить, где мы находимся, удалось не сразу. Небольшой керосиновый фонарь освещал лишь деревянное крыльцо и обитую облезлой клеенкой полуоткрытую дверь, но потом стало видно, что крыльцо принадлежит одноэтажному белому домику, а вокруг колосится поле... Странное место для базы маленькой, но все же армии.

-- Тим! -- постучав кулаком в дверь, крикнула я.

Внутри домика раздался слабый шум, и почти мгновенно дверь распахнулась. На пороге появился встревоженный Тим, босой, одетый в футболку и спортивные штаны. От неожиданности мы с Галей отступили на шаг назад.

-- Супер, -- оценив обстановку, произнес он.

-- У нас новости о пришельцах, -- сказала я.

-- Заходите, -- посторонился он, пропуская нас в дом. -- Пять минут, хорошо? Сейчас позову парней.

Мы вошли. Сразу зажегся свет, и стало видно, что в единственной комнате домика, кроме Тима, обитает еще четыре человека: Виктор, Валерка, Рустам и Стас. Сидя на застеленных матрасами лавках, расставленных вдоль стен, они торопливо протирали глаза - то ли со сна, то ли пытаясь прогнать вторгшихся в их ночь призраков. Галя, недолго думая, уселась на ближайшую лавку.

Пять минут не успели истечь, как в комнату ворвались Герман, Юра, Алешка и еще несколько человек, которых было уже не разглядеть. Резко стало тесновато. Не в силах побороть любопытство, я посмотрела сквозь стену: у крыльца в ряд стояло штук пять авто имени Оуэна Брюса. Логично. То есть, стратегично: опасаясь в случае обнаружения неприятелем попасть всем вместе под один химический "колпак", они рассредоточились группами с разбросом километров в десять-пятнадцать друг от друга. Связываются по радио, а изобретенные Германом машины позволяют в случае необходимости перемещаться очень быстро. Наверное, так.

Все ждали, и в глазах читалось ожидание плохих новостей.

-- Говорите, -- приказал Тим.

Галя повторила рассказ, на этот раз сухо и спокойно, безразлично глядя куда-то в угол, как будто ее вновь гораздо больше занимала предстоящая свадьба любимого, чем какие-то инопланетяне и какая-то Земля. Ее выслушали, не дыша.

-- Ася, что они с ней сделали? -- после недолгого раздумья спросил Герман.

Я перечислила всё, что смогла обнаружить и обезвредить.

-- Это должно быть очень болезненно, -- проницательно заметил Тим.

Галя безразлично мотнула головой. Движение читалось как: "Ну да, было больно. Подумаешь..."

-- Что у тебя с болевым порогом? -- продолжал допытываться Тим.

Галя пожала плечами. Тим смотрел недоверчиво.

-- Да просто ей было не до того, -- не удержалась я, чем вызвала у нее, наконец, улыбку.

Герман кивнул своим мыслям и обратился к Гале:

-- Ты согласишься обследоваться на "Тайне"?

-- Да, -- вздохнула она.

-- Ася, я доверяю тебе... -- почему-то начал оправдываться Герман, но я его оборвала:

-- Всё правильно. Я сама ни в чем не уверена, поэтому выбрала путь через несколько миров. Тим, мне вести ее на Остров или оставить здесь?

Тим замер. На Галином лице появился интерес: она хотела услышать, что он скажет.

-- Думаю, на Остров ей возвращаться рискованно...

-- И что я тут буду делать? -- мгновенно ощетинилась Галя.

Сейчас, гораздо сильнее, чем когда-либо раньше, ей требовалось с кем-нибудь повоевать, но Тим скорее на чердаке ее запрет, чем позволит взять оружие. Ох, молчала бы я на его месте...

Но он ответил, пристально глядя на ее макушку:

-- Сидеть спокойно, дышать ровно. Как положено хорошей девочке.

-- Иди к черту! -- плюнула Галя сквозь зубы и вскочила со скамьи. Пытаясь удержать и успокоить, Рустам коснулся ее локтя, но она этого даже не заметила. -- Где ты был, когда я была девочкой?! Пока я тут сижу, моего парня женят!

-- Ты собираешься замуж? -- оторопело спросил Сашка.

-- Очень! -- заявила Галя.

Тут я почувствовала, что она и мне отвела роль в стихийной интермедии и вставила первое, что пришло в голову:

-- Ты с прежним мужем разведись сначала!

Подействовало. Лица парней вытянулись, Тим остолбенел.

-- Я развелась, -- насладившись эффектом, будто бы мне сообщила Галя.

Девочкой ее теперь никто не назовет. Привыкать к тому, что она выросла, кое-кто будет мучительно, но неизбежно. Она мудро не стала ждать мгновенных перемен, рассудив, что подброшенный яд даст результат через считанные дни, и, возвращаясь в свою апатию, уселась на лавку.

Но потом она вздрогнула, повернулась ко мне и посмотрела с таким выразительным, глубоким и бесконечным вопросом, что замолчать главное было уже невозможно.

Пересилив себя, я сказала:

-- Судя по Галиному описанию, это "дикие странники".

Тим вскинул брови.

-- Откуда ты их знаешь?

В общем-то, вопрос сформулирован достаточно удобно, чтобы, хотя бы сначала, сказать не всю правду.

-- Из памяти Капитана-Командора. Известна ли тебе эта история...

Тим переглянулся с Германом.

-- Известна.

Пожалуй, это нормально. Герман с Капитаном-Командором наверняка обсудили между собой события в Багровой Каюке, и это вполне могло дойти до Тима. Но все же коробит.

-- Они давние враги. "Диким" зачем-то были нужны Перворожденные, и они даже строили специальные ловушки... Капитан-Командор должен хоть что-то о них знать.

Я собиралась вновь предложить абстрактную помощь сильной космической армии, но и Герман, и Тим с одинаковым упрямым протестом нахмурились и дернулись в разные стороны, словно хотели сию секунду броситься защищать свою планету. Голыми руками.

Ревность. Вот она какая.

Галя продолжала смотреть, и ее вопрос уже ощутимо толкал меня в бок. Что ж, может быть, это действительно имеет значение...

-- Я тоже с ними встречалась.

-- Где? -- принял стойку Тим.

На это при всем желании я бы ответить не смогла: спутником какой звезды была планета-жемчужина, негостеприимно приютившая нашу веселую компанию, я не узнала.

-- Где-то в космосе.

На сей раз наступившая тишина была настолько прозрачной, настолько чистой от любых мыслей и эмоций - и настолько МОЕЙ, - что не нарушить ее показалось опасным.

-- Мою подругу похитили инопланетяне, и мы с Денисом отправились ее искать. История долгая и не важная, поскольку "дикие" к этому отношения не имеют. Они вмешались только в самом конце: мы нашли Дину в их ловушке для Перворожденных, той, которую они когда-то построили для Капитана-Командора. Он в итоге и спас всех: явился и обратил действие ловушки против "диких" - как оказалось, он давно, еще до пришествия на Землю, как-то ухитрился ее переделать. Но для Дениса было немного поздно. К моменту появления Капитана-Командора "дикие" выжали из его почти всю кровь. В итоге я могу сказать о них не так много: они напоминают белые облачка, но имеют проницаемую оболочку, причем для металла она безвредна, а человеческую кожу практически растворяет; меняют объем, соединяются в одну особь, только глаза... синие огоньки не соединяются, так и светятся кучкой; слабо меняют цвет, когда общаются, и испускают ультразвуковые волны, поэтому дистанция общения может быть очень значительной; кажутся однородными, и от поврежденных участков тел просто избавляются... С нами был капитан корабля-разведчика, похитившего Дину, он применил оружие, многоствольник, как его назвал Денис, но весь выпущенный заряд, попав в "дикого", сконцентрировался в одной точке, а затем вытек на пол. Стальные клинки Дениса прошли сквозь тело, никакого вреда не причинив.

Как безнадежно звучит всё это: "дикие" непобедимы! Из ничего не выйдет ничего.

-- Воздух в ловушке был пригоден для дыхания людей - делайте выводы. Когда они напали на меня, я отталкивала их антигравитацией... появилась тогда такая способность... Потом я случайно отрезала от общей кучи часть, которая обратно не приросла - шмякнулась на пол, потемнела и вспенилась. Но что произошло бы, если бы в следующий момент не появился Капитан-Командор, не берусь предположить. Охотясь на Перворожденных, они не нападали на армии Белого и Черного командоров или на Великий Магистрат, где находился Капитан-Командор - возможно, космическое оружие представляет для них опасность.

Кажется, всё.

Из общего странного, немного рассредоточенного, внимания выделялось оглушенное Алешкино - кажется, он расслышал только начало. Его потемневшие глаза залило пустотой.

Темные глаза Германа были закрыты.

-- Это достаточно много, -- наконец, охрипшим голосом произнес он. -- Чем ты срезала их тело?

-- Гм. Косой.

Галя ахнула.

-- Ну, -- поспешила объяснить я, -- из-за их борьбы с моей антигравитацией мы стали сильно вращаться, волосы поднялись и на скорости...

Герман кивнул.

-- А где теперь твоя коса?

Ну и переход.

-- На дне Большого залива Острова, наверное. Сасик там отрезал ее своим огнем...

-- Улёт, -- произнес кто-то из парней, потирая лоб.

А кто-то другой вдруг очнулся с совершенно логичным вопросом:

-- Слушай, а на Земле они не тебя ищут?

Если бы я привычно не отключила сердце, то, наверное, получила бы инфаркт. А так ничего, только кровь с силой бросилась в лицо. Тот, кто задал этот вопрос, даже не представлял, насколько он был обоснован: ведь "дикие" охотились на меня, как на любого Перворожденного! Тогда это из-за меня они уничтожили целый мир и погубили столько людей в других? Что же делать? Надо найти их и сдаться!..

-- Нет, -- твердо ответила Галя. -- Я думала об этом всю дорогу - и нет. Призраки не спрашивали меня об Асе. Только об Острове. А искать ее на Острове просто глупо, ведь она месяцами там не появляется.

Уф. Верить в это хочется так, что я, пожалуй, поверю.

-- А ты им об Острове не говорила? -- поспешил уточнить Юрка.

-- Нет. Мы с ними вообще не разговаривали. Они ни о чем не спрашивали ни меня, ни Дениса. И еще, -- вспомнила я. -- Из ловушки "диких" собирался забрать Белый Командор. Для опытов. Забрал или нет, мне неизвестно. Если забрал, то, наверное, теперь знает о них очень много полезного.

Все сделали вид, что не услышали. Ну надо же быть такими!

Герман, наконец, открыл глаза.

-- Даже не думай, -- поймав и удерживая мой взгляд, жестко произнес он.

-- Что? -- растерялась я.

-- Искать их и сдаваться.

Все же командирский тон мне непривычен и неприятен. Что бы я ни сделала со своей жизнью - это будет только мое решение, и никто не может на него повлиять.

-- Спорим, не все с тобой согласны? -- насмешливо спросила я.

-- Ася!.. -- Герман сделал было шаг ко мне, но наткнулся на внезапно преградивший ему путь Алешкин локоть. -- Не ты им нужна, а Земля. От твоей жертвы они вряд ли откажутся, но она их не остановит!

Теперь он не приказывал, а убеждал - причем в том, в чем был убежден сам. Возможно, это говорила его гениальная интуиция.

-- С Германом все согласны, Ася, -- примирительно сказал Валерка. -- Не ершись, пожалуйста.

Кажется, он и закинул удочку про поиски меня, а не Земли.

-- Не важно. Я всё рассказала, что сама знаю. Мне пора. На каждом из вас - мои собственные датчики, по которым я вас нахожу, когда вам больно. Галине удалось меня просто позвать - и я услышала. Пока.

Раздвигая толпу, я пошла к выходу.

На пороге меня окликнул Тим:

-- Ты не знаешь, где сейчас Денис?

Вопрос заставил меня остановиться и обернуться.

-- Нет.

Поскольку я ждала, точно также, как недавно он сам, Тим объяснил:

-- Он два месяца назад ушел из больницы, но дома не появлялся.

Я вышла на крыльцо, а с него - прямо к Дарху.

-- Что? -- ехидно спросил он, увидев, как я села у мраморной глыбы и привалилась к ней спиной. -- Скверные новости? Это не я, честное слово!

Это ничего, не так плохо. Он еще не начинает драться, как только я появляюсь, а ведь скоро дойдет и до этого. А выгляжу я, наверное, действительно жалко - даже не смогла заметить и подавить инстинктивное желание прислониться спиной к чему-то большому, твердому и теплому.

-- Не сомневаюсь. Тебе слабо.

Денис. Куда мог деться человек, потерявший душу? Куда угодно. Произойти с ним могло самое худшее. Повыть, что ли?

Нет. Взять себя в руки и думать, как найти "диких", как их одолеть. Позвать Белого Командора, да и всё.

Вовсе нет. Слишком мала вероятность, что он тогда действительно их захватил: я хорошо помню, как от них исходил за пределы ловушки гул, неслышимый для человеческого уха. Они переговаривались с другими! Скорее всего, свои вызволили их из ловушки, когда мы ее покинули.

Ну и что? Белый - исследователь и изобретатель, и в его арсенале гораздо больше и оружия, и транспорта, и поисковых приборов, чем сейчас у островитян. Он поможет легко и с удовольствием.

Но я начинаю понимать парней. Землю должны защитить земляне, иначе зачем они ей вообще?.. Еще далеко до безнадежности. Они пока справляются своими партизанскими методами. Методы скоро улучшатся: по закрытым глазам Германа было видно, как цепко он хватал новые сведения о пришельцах, как жадно и энергично поглощал и перерабатывал их его мозг. В его распоряжении все, чем богата Земля, ведь Королева, я уверена, ловит любое его пожелание, и подвластные ей духи уже мчатся добывать необходимые материалы, оборудование и даже нужных мастеров.

Но как же их всё-таки мало!.. О чем Королева думала, создавая такую крошечную армию? И Артема, и Володьку мы могли потерять, и пусть два человека - потеря в масштабах войны незначительная, но ведь дальше будет хуже! Дальше "дикие" начнут сопротивляться.

Что я могу сделать? Чувствую, внутренний запрет убивать не распространяется на "диких" - уничтожить их я хочу. Только найти бы их сначала. Салдах сказал, боги ищут, но пока безрезультатно. А если найдут - что сделают? Есть среди них космические громовержцы?

Как боги влияют на происходящее? Воздействуют мыслями или воспоминаниями, подманивая к человеку нужные им в определенный момент, моделируют будущие события, управляя тем, что людям кажется случайностью... Так можно справиться с "дикими"?

Ой, боюсь, что нет. В их мыслях сперва разобраться надо, да и логика их событий вряд ли сопоставима с человеческой. Остается противостоять им силами землян - вот мы и пришли к тому, что имеем. Королева - полудух, полубогиня, попыталась сделать это. Неужели только она?

Да и она - просчиталась. В численности армии, в сроках - точно просчиталась. Островитяне явно не готовы к войне такого масштаба. Что ж делать-то, а?

Как "дикие" смогли уничтожить Беспредел? Неужели боги не заметили подготовки к использованию оружия такой мощности?

-- Это всё на самом деле? -- вдруг спросил Дарх.

Он сидел на траве и смотрел на меня, словно на экран телевизора. Он видел все мои воспоминания в картинках - как-то упустила я эту его способность. Впрочем, не жалко. Ничего такого, что стоило бы от него скрывать, в них не было. Кажется.

-- Нет, фантастический роман сочиняю.

Дарх дернул бровью. Он выглядел растерянным.

-- Это на самом деле, -- после секундного колебания утвердительно произнес он.

-- Тебе-то что? -- пользуясь его замешательством, поддела я. -- Планетой больше, планетой меньше. Мы ведь сейчас не на той Земле, где Остров, да? Зачем переживать? У тебя много более важных дел, правда?

Он помрачнел, окончательно поверив.

-- Я не знаю, будут ли существовать остальные миры, если исчезнет исходная Земля. Они с ней связаны. И я не думаю, что пришельцы ограничатся несколькими вариантами Земли. Уничтожать - так все. М-м.

Час от часу не легче. А ведь точно! Наверняка там тоже были боги! Они спаслись? А духи? Может, спаслись, они же быстрые! Духи могли что-то видеть!

Дарх, очевидно, подумавший о том же самом, ушел в себя. Иначе не сказать: его глаза остекленели, он перестал шевелиться и даже дышать. Наверное, мысленно куда-то улетел, может, к своему покровителю?

Отсутствовал он долго, и то, чем занималась его нефизическая сущность, поглотило его внимание настолько, что тело осталось совсем бесконтрольным: оно несколько раз дернулось судорогой, а из уголка рта выбежало несколько капель слюны. Совершенно беззащитно. Можно тюк! - и всё. Опасаясь чего-то подобного, меня пытались окружить его духи, они волновались и шевелили мне волосы, не в силах причинить какой-нибудь более существенный вред.

Наконец, Дарх вернулся. Это стало ясно по появлению в его глазах осмысленного выражения, а выражали они гнев.

-- Тупые микробы! -- гаркнул он, едва подобрав слюни. -- Чего вы ждали?! Чего хотели?! Побороться?! Неужели не ясно было с самого начала - проклял вас бог, так идите и убейте себя сами, любым доступным способом, не подставляйте других!

Сказать, что этот шедевр мужской логики меня озадачил - ничего не сказать. Одно дело обвинять меня в его собственных бедах - это можно объяснить обидой, которая застлала глаза - и совсем другое - это... Наверное, специфика местного менталитета.

Выпад достиг обратного результата: чувство вины, которое всё же, как крошечная личинка, подтачивало меня изнутри, исчезло совершенно.

-- Дарх, ты бы занялся собой, -- пережив потрясение, набралась наглости я. -- У тебя явный дефект психики - некритичность мышления. Ты некритичен к богам.

-- У меня много дефектов! -- взял Дарх более высокую ноту. -- И причина этого - ты!

А вот это - мое наказание за гибель людей на подводной лодке. За гибель всех, чьими жизнями я пожертвовала ради спасения других. Возможно, отбывать его придется вечно.

-- Я знаю, -- согласилась я.

Дарх замер, глядя на меня недоверчиво и выжидающе. Но добавить было нечего, и он в конце концов отвел глаза.

Галю скрутило, едва погас синтетический свет лампы диагноста. Ей неважно было, какие результаты наблюдает Герман на дисплее, да и вообще ничего не было важно. Свет погас, она оказалась во тьме. Тьма настолько резко и безжалостно погрузила ее в абсолютное одиночество, что она почувствовала себя очень маленькой и слабой. Незначительной, пустой помехой на пути каких-то важных обстоятельств, которую смели с дороги носком ботинка, и жизнь спокойно потекла дальше. Мимо. Для кого-то другого, не для нее. Она в жизни лишняя. Все самое лучшее, яркое, гармоничное и прекрасное досталось ей случайно, как кусок угощения, упавший с огромного блюда, который несли кому-то, чтобы передать с поклоном, на чужом богатом празднике.

Противная чувству самосохранения, но очевидная, идея вызвала бурный протест нервной системы, и Галя, свернувшись калачиком, безудержно рыдала, комкая и заливая слезами бледно-зеленую хрустящую простыню, ничуть не заметив, что свет снова зажегся.

Герман засек время по привинченным к столу электронным часам и достал из шкафчика ампулу. После того, что пережила Галя, было бы опасным отсутствие подобной реакции, но почему-то он был уверен, что "дикие странники" тут ни при чем.

Когда Галя затихла, он вышел из-за приборной стойки, сел на табурет рядом со столом диагноста и, навалившись на край стола, стал ждать. Открыв глаза, она встретилась с его сочувствующе-виноватым взглядом, настолько комичным у человека-глыбы, что ей пришлось улыбнуться.

-- "Дикие странники" тут ни при чем, да? -- тихо спросил Герман.

-- Да ну их, убогих уродов, -- подтвердила Галя и сама задумалась над несуразностью своих впечатлений. -- То, что они делают, легко лечится подругой-волшебницей...

Это объяснение, впрочем, тоже было в чем-то несуразным, и она замолчала.

-- Другое тоже лечится, -- подождав, сказал Герман.

-- Как? -- удивилась Галя.

Она приподнялась, сев на столе, и он отстранился, опершись спиной о переборку.

-- Коротким курсом инъекций.

Не веря, Галя смотрела на него во все глаза. Ага. То, что стало причиной сотен тысяч смертей и миллионов страниц романов, можно исцелить парой уколов. Простуду и то лечить сложнее!

Но это же Герман...

-- Ты изобрел лекарство от любви? -- на всякий случай уточнила она.

Его еле заметно передернуло.

-- Ненавижу этот вопрос: "Ты изобрел?.." Я установил, какие вещества выделяются в организме при переживании таких эмоций, как они воздействуют на центральную нервную систему и синтезировал вещество, которое именно их нейтрализует. Вот и всё.

-- А-а-а... -- вконец растерялась Галя. Потом ее осенило: -- Ты испробовал его на себе?!

Герман отрицательно покачал головой.

-- На мышах. Знаешь, как трудно найти влюбленных мышей?

Чувство юмора Галю не подвело, и она фыркнула, отдав должное шутке. Однако обстоятельства изобретения лекарства от любви волновали ее куда сильнее, и она опять спросила:

-- Но ты придумал его для себя?

Герман опять качнул головой.

-- Нет. Просто заинтересовался проблемой.

Ох, и трудно разговаривать со слишком умными людьми... Галя знала теперь, что Герман уже давно живет с той болью, которая четверть часа назад выворачивала ее наизнанку, и будет выворачивать снова - завтра, а, может, послезавтра. Уже давно... Почему?

-- У тебя есть надежда? -- вдруг вырвалось то самое слово, которое и мучило ее, мешая поставить точку.

Он помрачнел.

Пожалуй, нет.

И всё же есть.

Но дело не в надежде.

-- От любви можно избавиться усилием воли. Я попытался. И понял, что становлюсь другим человеком. Мне не понравился этот человек.

Сначала она не поняла: человек с любовью - это тот же самый человек, который без любви, разве нет? Но потом она вспомнила - он, Герман, со своей любовью вырос из мальчика до мужчины, она пропитала весь его мир, она для его и привычка, и воздух. Вот кто действительно попал по жизни...

Галя подбородком указала на приборную стойку с лежащей там ампулой.

-- Это оно?

-- Нет, -- ответил Герман. -- Это тебя просто усыпило бы. Но, если хочешь - только скажи.

Она чуть не согласилась сразу, но дурацкая надежда, крошечная, а вредная, комком в горле закрыла ей рот. Галя задумалась о том, как вернее ее убить.

Герман тоже погрузился в размышления, вспоминая рассказ Аси: Капитан-Командор улетел с Земли на неведомую планету, чтобы ее спасти. Он покинул Землю, когда их с Денисом убивали "дикие странники"... Что-то она опять не договорила.

Однако, про инопланетян явно выложила все, что знала, даже рискуя раскрыться, ведь человек не может услышать ультразвук и не владеет антигравитацией... Главная тайна моей жизни. Пока не приходит решение, можно немного подумать о ней. Только немного, чтобы не завязнуть в этих мыслях и не пропустить момент, когда подкрадется озарение...

-- Герман, -- вдруг окликнула его Галя.

-- М?

-- А почему ты ненавидишь, когда говорят, что ты гений?

Почему бы не сказать? По опыту известно: когда разум настроен на поиск, лишние вопросы ему не встречаются.

-- Потому что я не гений. Гений - это что-то генетическое, врожденное. Все известные гении проявлялись с детства, а я тупил до восьми лет, и даже заговорил только в четыре. Будто все наши мозги достались Юрке. Чуть не угодил в коррекционную школу, но этого не допустили родители.

Так. Теперь ясно, каким составом можно поразить "диких". Отлично.

-- И что-то случилось? -- подтолкнула Галя, уверенная, что Герман шутит.

Откинув голову назад, он закрыл глаза.

-- Случилось. Умерла бабушка. Я был к ней привязан совершенно по-собачьи, и, в общем это понятно - она была самым добрым человеком на свете. Нищие духом к этому особенно чувствительны, ведь интеллектуальных радостей у них нет. Только радость от ласки...

-- Таким же добрым, как Ася? -- живо перебила Галя.

-- Нет, -- улыбнулся Герман. -- Ася - "добро с кулаками", она страшна в гневе. Когда-нибудь, осознав это свое противоречие, она будет страдать... Бабушка гневаться не умела. Она просто не знала ни гнева, ни раздражения. Когда ее обижали, она была так беспомощна, что меня разрывало от жалости. Я никогда не любил деда из-за того, что тот бывал груб с ней. А после ее смерти что-то во мне изменилось. Не сразу, но началось это во время похорон, на отпевании в церкви, когда я услышал, что она вознеслась на небеса, и в тот же миг почувствовал, что слова эти лживы, что вознестись на небо невозможно. И я перестал верить всему, что мне говорили. Тогда у меня из мозга словно вымыло всю пыль, и мысли в нем забегали свободно и быстро. Я научился думать: мысленно задавал вопрос, о чем угодно: почему после дождя скользко, почему от солнца светло - и ждал, когда придет ответ. Если было возможно, проверял, и озарения всегда подтверждались. Потом оказалось, что в период ожидания лучше задавать и мозгу, и всему телу простой ритм, делать физические упражнения, например. Вот и всё. Так может каждый, только нужно избавиться от пыли.

Галя в задумчивости закусила губу. Герман, конечно, прав. Он не может быть не прав. И ее удивило сильнее всего за сегодня, что ей не хочется, чтобы он был прав. Это инертность, наверное? Не хочется становиться умнее... Почему? Потому что сейчас можно положиться на Германа, а если становиться умной самой, то только на себя. Это, наверное, инфантильность. Тьфу.

-- Укол? -- вдруг напомнил Герман.

-- Угу, -- не расслышав вопроса, откликнулась она.

Дарх больше не заговаривал со мной, всем своим видом выражая оскорбленное достоинство и бесконечное презрение. Впрочем, чаще это была просто маска. Сознание его где-то бродило, и оставалось лишь надеяться, что без тела оно не натворит слишком много бед. Что он может без своих слуг, которые всегда находились здесь, охраняли тело?

Я слушала. Сигналов долго не было, и если сначала это успокаивало, то скоро начало нервировать. Может, парней теперь бьет сразу насмерть?!

И вот это случилось...

Наверное, моя чувствительность обострилась до предела, потому что услышала я не то, на что была настроена - не сигнал боли. То, что прорезало тишину, было редкостной смесью восхищения, удивления, ужаса и отчаянья.

... а хозяином их оказался Толя, мой де-юре старший брат.

Удивительное дело, боли он действительно не чувствовал. Толя совершенно не замечал, что ему в ногу впился и жжет тонкий желтый лучик, и мне пришлось оттолкнуть его в сторону и самой "убить" "сторожа" выстрелом из его же длинноствольного пистолета. Но он и этого не заметил.

Он смотрел вверх. В ослепительном свете полуденного солнца, многократно отраженного от покрытой льдом поверхности озера, была хорошо видна человеческая фигура, почти вертикально распластанная на откосе высокой скалы.

-- Кто это? -- спросила я накрывая рукой маленькую, но сквозную дыру в ноге.

-- Тимка, -- ответил Толя.

Из-за шлема его голос прозвучал еле слышно.

-- Как он там оказался?

Толя, наконец, повернул голову и несколько раз моргнул, глядя на меня.

-- Прыгнул на их корабль и сорвался...

О-о-о... На медведя с бритвой нам ходить не довелось, так хоть с инопланетной тарелочкой в героев поиграем... Черт! Почему я не слышу его боли?! Почему?!

Как его оттуда достать?! От подножия, где мы находимся, до него не меньше тридцати метров по отвесной скале!

Машина на воздушной подушке!

-- На машине можно достать?

-- Да думаю я сейчас об этом! -- наконец, взорвавшись, пришел в себя Толя. -- Если разогнаться за несколько кругов и наехать на скалу, может, машина и поднимется по инерции, но пролетит ли она вверх столько?! Если да, то как успеть его оттуда снять, пока машина проходит мимо?!

Чрезвычайно рискованно, до бессмысленности.

Однако, мое тело уже в боевом режиме...

-- Закрой глаза и отвернись, -- без всякой надежды на то, что братец исполнит просьбу, попросила я и мысленно включила антигравитацию.

Странно, но в этот раз у меня получилось управлять полетом. Он не был быстрым. Тело просто, заливаясь голубым сиянием, оторвалось от земли и со скоростью воздушного шара устремилось вверх, но не бестолково, как во время воздушного боя с Дархом, а направленно - к Тиме, и рядом с ним полет остановился.

Он лежал, повернув голову на бок, с открытыми глазами, но не пошевелился и не откликнулся, когда я его позвала. Как теперь быть? Не оттолкнет ли его антигравитационное поле, как в первый раз "диких"? С этим полем легко справился Дарх, когда увлек меня на дно залива, а Сасик, вцепившийся в плечо когтями, им накрылся, как часть меня... Придется попробовать. Если поле Тимку не примет, осторожно спихну его вниз, а потом, когда начнет падать, поднырну под него - и так долетим до берега. Безвыходных положений не бывает.

Но эквилибристика не понадобилась. Голубое сияние обтекло Тимку, лишь только я дотронулась до его плеча, и он легко оторвался от скалы. Вместе мы заскользили по воздуху вниз, и лишь у самой земли я заметила, насколько его тело холодно...

Обморожение?

Положив тело брата на снег, я попыталась услышать дыхание и биение сердца.

-- Что?! -- заорал Толя так, что даже шлем не заглушил его вопль.

-- Обморожение, -- сказала я. -- Наверное, корабль был очень холодным.

Кроме этого, Тимка был парализован.

Впрочем, это неважно - он у меня в руках, и руки уже начали свою любимую работу.

-- Давай занесем в машину и поехали отсюда, -- очевидно, решив то же самое, предложил Толя.

Я оглянулась. Машина стояла недалеко, и это уже не было подобие гидроцикла. Ее размер был со среднюю легковушку, в которой сидя поместилось бы человек пять, и нашлось бы несколько кубометров для груза. И вместо откидного верха имелись две двери, сбоку и сзади, одну из которых Толя распахнул передо мной.

А внутри обычный автомобиль уже ничто не напоминало. Впереди находилось лишь одно сиденье - с приборной панелью, сзади - два, и салон оказался очень просторным. При необходимости внутри машины можно, сидя на полу, разместить еще человек шесть или какой-нибудь не особо габаритный груз. Толя сел на водительское место, а я, положив тело Тимки на пол вдоль борта, расположилась рядом.

Перед тем, как тронуться, старший брат снял шлемы с себя и младшего, и я поспешила расстегнуть Тимкину куртку. Его грудь, как, наверное, и все остальное, кроме лица, было нереального мраморно-серого цвета.

-- Ты ведь сможешь? -- на секунду зажмурившись, спросил Толя, и тут же сам себе ответил: -- Сможешь.

С прямым контактом стало проще. Ладонь легла на холодную хрупкую кожу, и из пальцев потекло живительное тепло, энергия, управляемая даже не желанием хоть как-то помочь, а потребностью исцелять. Это уже свойство моей натуры, заменившее потребность в дыхании или сне, и мне даже не надо решать, как и что делать - энергия жизни без моего участия запустила механизм регенерации погибающих клеток. Я доверилась силе, которая только исходила из меня, но действовала сама и будто осознанно, и стала смотреть в лобовое стекло.

Машина низко летела над заснеженной степью. Редкие колючие снежинки врезались в стекло и замирали крошечными сверкающими кристалликами, но очень скоро все изменилось - мы миновали портал. Теперь вокруг простиралась водная рябь. Лобовое стекло окрасилось радугой отраженного поверхностью моря закатного света, а мы неслись прямо на готовое скрыться в пучине солнце.

Внезапно полет прервался - Толя заглушил двигатель. Какое-то время, минуты две, он сидел неподвижно, а потом обернулся и посмотрел на Тимку. Потом на меня.

-- Нам ведь незачем спешить? Никто лучше тебя ему не поможет?

Я пожала плечами, понимая, что ему нужно. Настало время сдержать обещание, данное маме.

Снова повернувшись к приборной панели, Толя щелкнул малозаметным синим тумблером и дважды нажал кнопку рядом. Закат померк. Вместо него лобовое стекло показало знакомый пейзаж: берег замерзшего озера и скалы. Только на берегу, у россыпи припорошенных снегом валунов, огромной, казалось, колышущейся каплей ртути застыло то, что прежде никто не видел - судно пришельцев. Мимо экрана промчался черный человеческий силуэт, и было очень хорошо видно, как, разбежавшись, он высоко подпрыгнул и распластался на переливающемся боку корабля. Спустя мгновение корабль плавно поднялся над берегом, чуть помедлил, похоже, поворачиваясь, и резко взмыл вверх. Тело Тимки соскользнуло с него и упало на ближайшую к берегу скалу. Потом второй силуэт бросился от экрана в сторону скалы, но так и застыл, словно его привязал к месту мгновенно включившийся тонкий желтый лучик, испускаемый одним из усыпавших берег серых камней. Тут появилась я. Из ниоткуда. Сбила с ног Толю, его оружием в его же руке застрелила сторожа, покрылась голубым сиянием и взмыла вверх... М-да.

Толя снова обернулся.

-- Кто ты? -- ожидаемо спросил он.

Однако защитные реакции, усвоенные в детстве, работают автоматически, и я не поспешила раскрывать ему секреты.

-- Ты сам мог бы ответить на этот вопрос?

Но вместо того, чтобы как в детстве, раздражиться, он опустил взгляд и честно начал подбирать слова.

-- Я... нормальный человек...

-- А я - нет, -- не удержалась от насмешки я.

-- Что - нет? -- покорно уточнил он, явно готовый ко всему.

-- Не нормальный человек, -- ну как не подколоть старшего брата, который все детство надо мной издевался?

Толя вздохнул. Я взглянула на Тимку. Все хорошо, он уже может дышать, и сердце забилось.

-- Ты - наша сестра? -- наконец, решился Толя.

-- Нет, -- спокойно признала я. -- Мама родила только Диму и Тиму, а меня увидела в больнице и удочерила.

Он вскинул глаза и буквально прожег меня торжественным взглядом. Слова оправдания, которые давно готовы были и для Алешки, и для Димы с Тимой (ну, что маме нужна была дочь, что сама я узнала об этом только что, и прочее) Толе сказаны не будут.

-- Да-да, ты всегда был прав: я вам чужая.

Он кивнул.

-- Прав. Всю жизнь травил сироту. И почему мне не хочется собой гордиться?

-- Если это извинения, то они приняты, -- отрезала я.

-- Постой, -- попросил он и споткнулся. -- Этого бы не было, если бы я знал!

-- Было бы, -- пнула я. -- Кого-то ненавидеть и травить - естественное свойство твоей личности. Ты желчный и злобный, но, правда, был бы еще отвратительнее, если бы делал все то же самое, зная, что я - удочеренная. Так что утешай себя сам.

Толя помрачнел.

-- Прости, -- упрямо сказал он.

-- Не за что, -- ответила я. -- Ты просто мой первый враг, моя универсальная прививка от всех будущих врагов вообще, и благодаря тебе я научилась защищаться.

Он отвернулся, через силу выдавив ухмылку, и потом, уже не глядя на меня, повторил:

-- И всё-таки, кто ты?

Неужели он думает, что я раскисла от глупого извинения и всё сейчас именно ему, первому, выложу?!

-- Не твое дело.

Толя натянуто рассмеялся.

-- Хорошо. Я сам скажу. А ты просто моргни, если это правда. Ты... не человек. Ты совсем другое существо, в котором мы, люди, видим человека. Наверное, какие-нибудь инопланетяне увидели бы тебя подобной им... Не берусь утверждать. Ты чудо сродни звездам, подаренное звездами Земле для радости и защиты.

Он вновь обернулся, впервые в жизни демонстрируя мне открытую, не кривую, улыбку, но от удивления я не смогла пошевелиться. Потом не моргнула, а зажмурилась - потому что почувствовала сигнал боли и, следом, еще один.

Как?! Отсюда я к ним не попаду, да и Тима еще далек от выздоровления...

-- Гони на базу! Что-то случилось!

Толя не заставил себя убеждать в этот раз, и машина рванула к тонущему в море солнцу.

VII

Дитя звезд... Беспомощная кукла.

Привязанная к Тиме, я не смогла помочь Игорю и Жене, лишь послала по их следу Юрку с Костей. И если Игорю досталось слабо - только поверхностный ожог от "сторожа", которым тут же занялся Герман, то Женьке пришлось восстанавливать сожженную до углей на костях кисть правой руки. Причем получил он заряд в руку из улетающего корабля пришельцев...

Они действительно начали успевать.

А я успевать перестала.

Хоть разорвись.

...Не надо разрываться. Надо копироваться. Получилось же копироваться у Земли, чем я хуже? Действовать одновременно в нескольких местах!

Почему бы нет? Удалось же мне однажды раздвоить свою рубашку! Тоже, кстати, опыт получен благодаря "диким странникам". Я - очень плотный сгусток энергии, и если я раздвоюсь или растроюсь, то вряд ли потеряю слишком много... Ага, и как жить потом в таком количестве? Неправильно это, вроде.

А если создавать временные копии? Посоветоваться бы с Салдахом, но Дарх уже слишком живой, и оставлять его без присмотра лишний раз не хочется. Да и чувствую, что Салдах эту идею не одобрит.

Создавать временные копии... С запасом энергии настолько, чтобы хватило для выполнения миссии. А управлять ими как? Сознание-то у меня одно! МЫСЛИТЬ одновременно в нескольких местах - вот в чем проблема!

-- Могу чем-то помочь? -- вдруг спросил Дарх.

Произнесенная с привычным высокомерием, фраза показалась искренней. Да и много ли я потеряю, если просто поинтересуюсь?

-- Тебе не приходилось существовать одновременно в нескольких местах?

-- Нет! -- громко фыркнул Дарх.

-- Тогда не можешь.

Гм, а ведь это неожиданная проблема - нежелание тиражироваться. Что-то, наверное, есть такое единственное, чем я не готова поделиться даже с самой собой. Ладно, без лирики. Интуиция есть не только у Германа, и моя мне подсказывает, что решение где-то рядом. В конце концов, сознание - вопрос не первый и даже не второй, для начала нужно проверить, возможно ли создать копию тела в принципе. Ну-ка...

Нет. Какой-то предел. Что-то мешает...

-- Что ты пытаешься сделать? -- опять не выдержал Дарх.

-- Раздвоиться.

-- А-а-а... -- обнадеживающе глубокомысленно произнес он. -- Но ты никогда не видела, как это делается, и даже не слышала о таком...

-- А это делается? -- тут же спросила я.

-- Конечно. Ты не самая умная.

Кто бы сомневался, что он сообщит мне что-то в этом роде. И все же его взгляд, точнее, какое-то необычное смущение в нем, напомнил мне недавний разговор с Толей.

-- Только у людей обычно занимает лет тридцать подготовка... м-м, разума для этого акта.

-- Да?..

-- Доверять материализованный фантом инстинктам так же глупо, как и наделять его собственным сознанием, а держать одно сознание одинаково активным для нескольких тел, контролируя их действия - противоестественно. Надеюсь, ты это понимаешь.

У меня нет столько времени. Пришлось просто огрызнуться:

-- Тебе-то что?

Дарх ухмыльнулся.

-- Ты права.

-- Ну и не лезь тогда.

Он ухмыльнулся снова. Еще шире.

-- Ты права в том, что ты делаешь. По мнению богов. Некоторые считают, тебе нужно помогать.

Такого быть не может. То есть, я знаю, что не все боги безнадежно тупы, но Дарх никогда искренне мою правоту не признает. Это обман.

И всё же.

-- Допустим, я тебе поверила. Но ты не помогаешь, ты говоришь, что сделать то, что я собираюсь - невозможно.

-- Ошибаешься. Я сказал, что ты сама сделать это не сможешь.

Терпение.

-- Кто-то расщепит мое сознание за меня? Не ты ли? В какой форме от меня требуется согласие?

Дарх, наконец, уселся на каменную плиту, свесив ноги.

-- Да, -- признал он, -- это был бы отличный способ от тебя избавиться. Но на время войны с пришельцами я объявляю перемирие.

-- Я не самая глупая.

-- И не самая слабая. Неужели ты боишься, что не сможешь мне противостоять, если я попытаюсь захватить твой разум?

-- Не знаю. Такого опыта у меня нет.

-- Пора его приобрести.

И ведь как убедителен, змей.

-- Хорошо. Что ты предлагаешь?

Он немного помолчал. Потом я поняла, что, на его месте, тоже долго подбирала бы слова.

-- Люди называют это наркотиками.

А ведь точно! Что ж еще изменяет сознание?! Вот только...

-- На меня не действуют наркотики.

-- Откуда ты знаешь? -- вскинулся Дарх.

Пришлось ответить вежливой улыбкой: какая ему разница, откуда? И какая разница, кто узнал, я или некто другой с кровью Перворожденного?

Дарх задумался. Вернее, прислушался - по его лицу было видно, что он открыт чужим мыслям, и вокруг него витало больше духов, чем обычно. Недолгий божественно-духовой консилиум закончился резолюцией:

-- Сделаем специально для тебя.

До сих пор я думала, что наши с Дархом разборки - это наши с Дархом разборки, а другим лишь интересно посмотреть, чем они закончатся, но ситуация приняла иной оборот.

-- Дарх, кому, кроме тебя, это нужно? Ты - ясно, ты хочешь одурманить меня какой-то наркотой, и, пока я в отключке, исполнить все свои обещания-угрозы, но остальным-то это зачем? Богов настолько раздражают Перворожденные? И вы искренне уверены, что мои братья ничего не поймут?

Духи взвились над вершиной.

-- Уф... -- выдохнул Дарх. -- Какое... обезоруживающее недоверие.

Я пожала плечами. Хорошо было бы, если недоверие действительно могло обезоружить.

-- Ладно, давай по порядку. Во-первых, богов здесь нет. Только духи, причем независимые. Да, я не смогу тебе это доказать, потому что духов ты на самом деле видеть не можешь. Только следы их движения в этой трехмерности. Боги подсматривают, конечно, но не вмешиваются. Даже покровитель не может мной управлять.

Черт, как жаль. А в голосе Дарха - ни одной фальшивой ноты.

-- Допустим. Во-вторых?

Он помедлил. Совсем немного, но этого хватило, чтобы полностью изменить манеру всего поведения со мной: облик Дарха за эти пару мгновений утратил признаки высокомерия, взгляд стал прямым, а голос - спокойным. Его спина выпрямилась, плечи опустились.

-- Во-вторых, я забираю назад свои угрозы.

Я поаплодировала.

-- В актерском мастерстве ты точно бог!

Он прикрыл глаза, признавая мое право не верить - угрозы когда-то были убедительнее нынешних заверений. А затем сказал:

-- Я знаю, что не ты меня убила.

Время, остановись... Чтобы унять взбесившееся сердце и не дать вырваться страху. Чтобы успеть перекрасить отчаянье в насмешку.

-- Дарх, ты с ума сошел?! Ты сам видел, как я это делала!!!

-- ...И я знаю, кого ты защищаешь.

Чего мне стоило заморозить лицо в мине снисходительного удивления! Но все усилия пошли прахом, лишь Дарх произнес имя:

-- Герман. Влюбленная женщина, тонкие духи сразу тебя распознали.

Никогда раньше в моей голове не было так пусто. Неужели остается единственный выход - убить?..

-- Не бойся, ничего я ему не сделаю. Не сейчас. Его охраняют так, что даже десять богов никакого вреда ему причинить не смогут. И сейчас никто не будет ему вредить. Сумасшедших нет.

"Почему?" -- застрял в моем горле вопрос.

-- Потому что ставят на него. Потому что это человек, способный понять и победить. Сделать невозможное.

Что он говорит? То, что я сама думаю о Германе - чтобы убедить в своих добрых намерениях? А ведь действует! Тому, кто так говорит о Германе, я с разбегу раскрыла бы душу! Но не Дарху.

Однако ему еще осталось, что сказать. В гипнотической тишине высокогорья единственным живым, сильным и значимым прозвучал его голос:

-- ЭТО ЧЕЛОВЕК, ЗАТОПИВШИЙ НАШИ С ТОБОЙ КОРАБЛИ.

И вслед за звуком голоса, не дав опомниться, в меня влетели две ярко-резкие мнемотемы: Герман, коротким движением руки, всего лишь нажатием на небольшой черный рычаг посылающий торпеду сначала в "Монт Розу", а потом в подводную лодку Дарха.

И в это невозможно не поверить.

VIII

Начав всерьез готовиться к самокопированию, я обнаружила еще одну веселенькую проблему - одежда. В отличие от моего тела, это ресурс истончаемый и невосполняемый. Всегда носить с собой несколько комплектов и сразу, после создания копии, ее одевать? И ходить с чемоданом? А если придется раздвоиться срочно, да прилюдно?

Проблема даже не успела показаться неразрешимой, как что-то (или кто-то) изнутри подсказало мне выход. Одежда должна стать частью тела. Как шерсть у животных.

Помнится, Белый Командор после воскрешения говорил о том, что, если понадобится, я могу отрастить себе хоть крылья, а где крылья, там и мех.

Какой еще мех?! Я буду как обезьяна? А другие варианты есть?

Чешуя. Плавники. Перья. Роговые пластины. Хм, если отпустить воображение, комбинации их цветов, размеров и плотности на теле могут быть потрясающе красивыми и практичными.

Ой, а вот и ответ на вопрос, который как-то недосуг было задать Старшим, но который исподтишка меня беспокоил: почему их зовут по цвету одежды? Теперь ясно, что не одежды. Они вообще не одеты - а зачем? И почему я до сих пор не додумалась до этого?

Потому что до сих пор мне было важно быть похожей на людей. А теперь - нет. Стоп, не думать об этом. Слишком больно.

Лучше подумаю о своем будущем виде. Очень хочется стать чем-то радужным и со стразиками, но неуместно это, пожалуй, в условиях войны. Да и, чтобы никого не шокировать чересчур контрастной переменой, придется остаться в черном.

Ну и ладно. Обрасту короткой черной бархатистой чешуей. Целиком, кроме головы, шеи и пальцев на руках. Так, если мысленно прикинуть это на себя, получается слишком облегающий силуэт, даже по понятиям нынешней моды. Тогда... тогда нужно отрастить складки, прикрывающие нескромности: одну вокруг бедер, другую вокруг груди. Будут изображать мини-юбочку и топик. Ну, как-то так.

-- Что обдумываешь? -- спросил Дарх.

Я послала ему свой мысленный эскиз. Он замер от неожиданности, а потом метнул мне образ гигантского ножа для чистки рыбы.

-- Не нравится? -- подчеркнуто равнодушно спросила я.

-- Нет.

Странно. Вполне прилично и даже красиво - если, конечно, считать, что это одежда.

Всё, пора менять имидж. Наверное, лучше всего дать команду коже, детально представив каждый этап метаморфозы, да и заснуть. Просто заснуть, ведь волноваться больше не о чем.

Сон накрыл меня, словно тяжелое ватное одеяло, мгновенно и неотвратимо, как если бы одеяло это давно молча ходило за мной по пятам и лишь ждало удобного случая, чтобы наброситься. Впрочем, можно попробовать вспомнить, когда я в последний раз спала... Давно.

Разбудило меня прикосновение: Дарх отвернул рукав моей куртки и теперь неодобрительно разглядывал покрывшие кожу мягкие черные чешуйки. Супер!

Я расстегнула куртку, а потом сбросила ее за ненадобностью - получилось! На теле действительно выросли крохотные гибкие пластинки! Тонюсенькая чешуйчатая складка красивой волной спускалась с груди почти до талии, а сзади срасталась со спиной; другая, плотнее и жестче, облегала верхнюю часть бедер и даже слегка переливалась при ходьбе.

-- Обалдеть! -- в восторге от самой себя прошептала я.

-- Надеюсь, это только до окончания войны? -- грустно спросил Дарх.

Он все еще выдерживал принятую сегодня манеру держаться: никакой язвительности, никаких скривленных губ, взгляд прямой и открытый. Сколько он так протянет, интересно?

-- Конечно, -- пообещала я. -- Как только все "дикие", до последнего, будут истреблены, я перекрашусь в белый!

Дарх нахмурился и промолчал.

Молча он указал мне на ближайший камень, где вяли под лучами солнца коричнево-зеленые плотные листья размером с блюдце.

-- Это жуется и глотается? -- спросила я.

-- Нет, -- вздохнул Дарх. -- Это примерно раз в сутки выкуривается. Ты когда-нибудь курила сигары?

-- Не довелось.

-- Ничего. Это очень просто.

Он взял один листок и скрутил между ладонями в трубочку. Потом внимательно посмотрел на кончик получившейся трубочки, и, когда там зажегся слабенький красный огонек, протянул мне. Я втянула сквозь лист воздух. Немного горьковатого дыма попало в легкие, но больше ничего не произошло. Я вдохнула снова. С новым вдохом дым прошел дальше, и пропитал уже не только легкие, но и ткани вокруг них. Пришлось затянуться снова и снова.

Видевший меня насквозь Дарх удовлетворенно кивнул:

-- Теперь можешь отделять фантом.

Как хорошо он сказал! Не раздваиваться, не копироваться, а отделять от себя часть, которая мною уже не будет - будет фантомом с некоторыми признаками меня. Это и помогло представить, что нужно делать дальше.

Итак, от каждой мелкой частички тела отделяется самая мелкая частичка и отлетает на шаг в сторону.

О-о-о! Получилось!

Я вдруг увидела перед собой свою собственную спину и чуть не упала от неожиданности. Фигура передо мной дернулась, дублируя неловкое движение. Ну что ж, теперь самое трудное - охват сознанием фантома. Главное - заставить себя понять, что это тело - тоже мое, опутать и связать его моими инстинктами, привычками, потребностями и... посмотреть, что будет.

Фантом поднял голову, поворачиваясь. У меня ёкнуло сердце. Что ж, пришла пора увидеть себя со стороны.

Я встретилась с самой собой глазами. Да, не с НЕЙ, а с собой! Я поняла эту важную мелочь, потому что не испытала ни страха, ни того странного, иной раз переходящего в обморок, опустошения, в которое погружается вся нервная система организма, сталкиваясь с чем-то впервые.

Это не впервые. Это я.

Отлично. Не пойти ли мне теперь в разные стороны? Больше всего интересно, смогу ли я одновременно видеть в разных направлениях?

Повернувшись спиной к самой себе, я пошла прямо. Работает!!! Я одинаково вижу всё, что перед обеими мной: и обрыв со стадом облаков, пробегающих мимо горы, и цепочку белых каменных плит, ведущую к центру вершины! Я рассматриваю левую руку одной себя и правую - другой!

Так, и на сегодня еще одна проверка: обе ли я способны исцелять?

Из живых тут только Дарх. Не раненый, но и не особенно здоровый. Ну, на безрыбье...

Я подошла к остолбеневшему богу с разных боков, пропустила холодный поток через ладони всех четырех рук и провела ими снизу вверх вдоль его тела. Он судорожно, шумно вдохнул и попятился. Похоже, работает. Я снова провела ладонями по торсу Дарха, теперь вкруговую...

-- Девочки, без фанатизма!.. -- взмолился он, вывернулся из рук и быстро отошел от меня на несколько шагов.

Гм. Испытания закончены. Фантом, назад!

Отделившиеся частицы вернулись в тело.

Обалдеть.

Полевые испытания прошли уже через пару часов. Дарх запротестовал было, поняв, что я не собираюсь отправлять на зов фантом, а мчусь сама, но я, конечно, и слушать его не стала.

Отделить фантом мне пришлось сразу по прибытии, когда, только успев оценить обстановку (ранен в ногу Стас, корабля пришельцев уже след простыл), я услышала сигнал боли от Игоря...

А потом выяснилось интересное явление.

Память. Она оказалась не в состоянии совместить информацию от раздвоенного сознания. Я была уверена в том, что делаю, и прекрасно ориентировалась во всех местах, где была одновременно, но по возвращении фантома уже не могла вспомнить, что делала.

Сначала я решила, что это временный разлад, и нужно только отдохнуть, поэтому тут же легла и заставила себя отключиться, но это не помогло. Проснувшись в плотных объятиях Дарха, я обнаружила все то же белое пятно в памяти.

Я напрягла мысли. Итак: Стас и Володька, успешно расстрелявшие гравитонную установку, но не заметившие пятого "сторожа", потом в голове возникает образ перекошенного от боли лица Игоря... я отделяю фантом... и пустота. До того момента, пока я не вернулась на вершину Дарха и не приняла фантом. Черт. Попробую снова.

Что-то с трудом пробивается, словно сквозь стену... Какой-то промышленный пейзаж: высокие серые стены с узкими проходами между ними, длинные ряды ныряющих в землю и выныривающих из стен труб... И среди них - подозрительно маленькие обломки установки. Почему мало обломков? Потому что Игорь с Юркой и Женькой застали пришельцев за работой и прогнали! Наверное...

Не помню.

Поняв это, я разозлилась на руку Дарха, лежавшую на моем боку и приковавшую меня к земле.

-- Я что, бесилась?

-- Нет, -- после короткой паузы послышался из-за спины голос Дарха.

Чужая рука убралась. Мы оба сели.

-- Если хочешь быть готовой к следующему раздвоению, подыши листиками, -- сказал Дарх.

Что-то почти непреодолимо заставляло поймать его взгляд, словно это было важно, словно там наконец открылось давно желанное чудо. Но не нужно никаких чудес от Дарха.

Уже пора? Я теряю чувство времени.

Листья лежали там же, где были вчера. Скатав один из них в ладонях, я подожгла конец трубочки кончиком пальца и вдохнула сквозь нее бедный высокогорный воздух.

Глаза пронзила резь. Так случалось раньше, когда нормальным девчонкам полагалось плакать, а мне для этого не хватало сущей ерунды - маленькой детали человеческого организма, по странности не сымитированного инопланетной тканью моего тела.

"Мне плохо", -- влетела в мозг отчетливая мысль.

"Почему?!" -- испугалась я же. Выход найден, и он работает. Все получается!

"Мне плохо".

И это действительно было так. Прежняя, привычная, хоть постоянно меняющаяся в мелочах, но незыблемая в самой основе реальность ускользала, подергивалась туманом и удалялась, оставляя меня болтаться в невесомости, связывая с Дархом...

А с ним мне плохо. Каким бы он ни становился, как бы не менялся - он был плохим. Я больше не смотрела на него, пытаясь спастись от сближения и не уйти в его мир.

Выбора нет. Отказаться от его услуг я не могу. Только так я сделаю то, что необходимо. Иначе мне будет еще хуже.

Новый сигнал прорвался ко мне уже не болью, а хрипом отчаянья - чем-то таким удивленным и безнадежным, что я в прыжке автоматически обросла "броней".

Приземляясь на колени, я услышала где-то сзади яростные крики, а перед собой увидела того, кто кричать, конечно, не мог.

...потому что его извивающееся в конвульсии тело было лишено головы.

Странным образом я не подумала в тот момент о двух важных вещах: что это смерть, и что надо оглядеться, ведь вокруг происходит что-то страшное. Я видела только это тело - тело какого-то парня, моего знакомого, а значит, классного, сильного, умного и веселого парня - с льющейся из него кровью и думала: он двигается... значит, живет. И обернулась в поисках головы, уже начиная мечтать, как забуду об этом. Скорее бы закончить и забыть.

Глаза почему-то застлал туман, но я неожиданно быстро нашла голову, схватила ее за волосы, боясь коснуться лица, и, навалившись всем телом на сведенное последней судорогой туловище, прижала ее к перерубленной шее.

ГОСПОДИ, ОСТАНЬСЯ ЗДЕСЬ!!!

Всё, теперь всё будет хорошо - еще никогда никто не умирал у меня на руках, и сейчас этого не случится. Он выживет! Жизнь, пусть ее крошечная часть, задержалась в этом теле, и я не выпущу ее!

-- Гляди! -- крикнул кто-то.

Я повернулась на крик.

Двое парней - из-за шлемов не разобрать, кто именно - припав на одно колено, целились стволами в туманную даль. Один показывал на меня другому, не упуская цель из виду. До обоих было метров пятнадцать.

С осознанием расстояний туманная пелена спала с глаз, и я увидела, наконец, что мы все - на огромном гладком, словно бетоном залитом, поле, что где-то далеко сквозь сумерки на нас смотрит сотня замерших от ужаса и удивления людей, понявших, на свое счастье, где пролегает граница между жизнью и смертью, и не пытавшихся приблизиться к нам.

-- Ася, уходи! -- крикнул первый из парней.

Это Сашка.

-- Успокойся, -- одернул его второй.

Это Серега.

А у меня... Лицу медленно возвращается живой цвет... Кирилл.

-- Обязательно успокоюсь, -- притворно уверенным, вибрирующим от напряжения тоном ответил Сашка Сереге. -- Сниму этих - и сразу успокоюсь.

Этих?

"Этими" были они. Переливающиеся в подернутом сумерками свете клочки прозрачного тумана с синими огоньками в верхней части, которые так легко принять за глаза. Их было трое, до них - метров пятьдесят, за ними - их похожий на зависшую в воздухе огромную каплю дождя космический транспорт. Ой, мама...

Сашка выстрелил - и правильно сделал, потому что иначе очередь стрелять перешла бы "диким". Яркий луч, выпущенный его стволом, попал сначала в одну, а потом, тут же, во вторую синюю точку одного из "диких", и тот изменил форму - стал меньше и жиже, и вдруг вытек на гладкий серый бетон.

Герман понял, как их убить!

Серега выстрелил в следующего.

Третий взметнулся вверх и ушел из-под луча.

Тут ответил корабль - из его блестящего бока вылетела белая вспышка и очень небыстро для смертоносного снаряда полетела к Сашке. Тот легко уклонился, перекатившись через спину, и вспышка ушла в бетон, оставив в нем ямку и радужные разводы.

"Дикие" явно не готовы к этой встрече.

Серега лучом достал последнего, так же методично спалив ему синие точки одну за другой.

Три мокрых места на бетонном покрытии.

А что сразило Кирилла? А, "сторож". Похоже, единственное, что успели сделать "дикие" - это поставить одного "сторожа".

Корабль несколько раз качнулся. Что они задумали? Чем сейчас выстрелят?

От борта отделилось и сразу стало быстро приземляться несколько клочков тумана. Из каждого теперь торчало по белой закругленной болванке, напоминавшей "сторожа", и это дало понять - начинается новый этап боя.

-- Стреляй! -- гаркнул Серега.

В этот же миг воздух расчертил десяток лучей, и один из них неожиданно чиркнул по моей "броне". Я почувствовала легкое жжение, которое быстро прошло. "Броня" держит. Хуже, чем все, что ей пришлось держать до сих пор, но держит. Чтобы она защищала и Кирилла, надо снять ее, а потом надеть снова... Нет, во время боя не снимается. Надо об этом подумать, потому что так неудобно. Должна быть возможность накрывать других...

Луч "диких" задел ногу Сашки, другой - плечо Сереги, однако бешенная перестрелка закончилась в нашу пользу - очень скоро (вот это реакция!) воздух очистился, а на бетоне обозначилось еще шесть или семь серебристых лужиц, от которых, шурша, откатывались белые болванки.

Корабль снова закачался. Потом он словно содрал вуаль с окружающего пространства - втянул в себя принесенный со своей планеты отравляющий газ - и быстро пошел вверх, в небо.

Стало теплее и светлее. Теперь стало хорошо видно длинное стеклянное здание с огромными латинскими буквами на крыше и стоящие величественными рядами разноцветные самолеты. Аэропорт... Похоже, это наш, родной, мир.

Сашка, жутко хромая, помчался подбирать оставленное "дикими" оружие, а Серега, убрав ствол в поясную кобуру и зажав здоровой рукой рану, повернулся ко мне.

-- Терпимо? -- быстро спросила я.

-- Да, -- ответил он и снял шлем. -- Кирюха как? Можно его сейчас в машину?

Из стеклянного здания осторожно вышел человек в бронежилете и шлеме. Надо уходить. Очень быстро. Кирилл пока живет за счет моей энергии - я видела, что еще не сросся позвонок и не все концы разрезанных волокон нашли свои места. Крови в сосудах еще слишком мало. Сердце бьется, потому что я заставляю его сжиматься. Но надо быстро уходить.

-- Подгони ее сюда, -- попросила я.

Серега поднял из кровавой лужи шлем Кирилла и побежал к машине.

Сашка пытался собрать своей курткой, как половой тряпкой, то, что осталось от одного из "диких", и меня удивило, что гордость за выигранный бой не ударила ему в голову и не перекрыла способность соображать. А я раньше думала, что самодовольство - его слабое место - неискоренимо...

Резко подлетела и остановилась рядом машина.

Из здания аэропорта выскочил уже целый отряд крепких мужчин в бронежилетах и масках, да с автоматами наперевес.

Прямо передо мной плавно поднялась вверх боковая часть корпуса.

Мужчины в бронежилетах бежали к нам.

Сашка прыгнул в кабину, высунулся в салон и протянул ко мне руки. Я обхватила покрепче Кирилла и, не выпуская из рук, положила на дно машины. Сашка подтянул его вглубь салона.

Что-то непонятное и сбивчивое заорали динамики. Парни с автоматами неслись, очертя голову, и я уже рисковала быть схваченной за ногу, но успела вползти в салон. Стенка опустилась. Машина рванула по взлетной полосе прочь.

-- Сквозняк закончился, -- сказал Серега. -- Летим до следующего портала.

Я подумала о том, что могла бы быстрее доставить Кирилла в безопасное место, но промолчала. Мне нравилось лететь в машине.

Сашка вдруг начал сдержанно фыркать.

-- Ты чего? -- взглянув на него, подавил улыбку Серега.

Гордость таки перла из обоих, и - против природы не пойдешь - это было понятно. Они на самом деле идеально провели бой и сделали больше, чем можно было ждать.

-- Ась... -- начал Сашка, и заметно было, что продолжить он просто стесняется. Но он продолжил: -- А если бы головы снесло, допустим, двоим сразу... э... ты бы стала разбираться, где чья?!

Серега прыснул и заржал.

-- Нет, -- язвительно ответила я. -- Извини, не до того.

А в общем, он прав - это было бы смешно. Если бы не.

Тут меня ужалила вспышка далекой боли, и я отправила к ней фантом...

Провал в памяти.

Нашлась я глубокой ночью, позади дома, в котором быстро узнала убежище Тима со товарищи. Где Кирилл?! Кого выручал фантом? Что я здесь сделала? С кем и что говорила?!

-- Ася?

Из-за угла вышел Коля.

-- Идем! Тебе плохо?

Так. Похоже, он знает, как я здесь оказалась. Коля - с "Тайны", а где еще, как не на "Тайне", быть Кириллу? Логично предположить, что Серега привез нас именно туда. Значит, все последнее время более полная версия меня провела на "Тайне", а теперь мы с Колей зачем-то явились сюда. Я знаю, зачем? Я собиралась возвращаться на подводную лодку? Ох...

-- Голова закружилась, -- соврала я Коле. И не выдержала: -- С Кириллом все в порядке?

Коля, естественно, безмерно удивился и ответил неуверенно:

-- Не знаю. Когда мы с тобой уходили, было в порядке, он сам дышал, а за пять минут со мной никто не связывался. Ты думаешь, что-то может случиться? А что?.. Там Герман...

Ну вот, я его напугала. Если я буду регулярно демонстрировать такие "странности", все решат, что я чокнулась. Это вдобавок к тому, что и так ненормальная.

-- Нет, Коль, не думаю. Просто нашло что-то.

Он услышал облегчение в моем голосе и успокоился.

-- Идем, Тим тебя ждет.

В крошечном домишке царило оживление, и мы застыли на крыльце, услышав:

-- ...а она ему отвечает, что не будет разбираться, где чья голова! Представляешь, Стас, свою голову с моим всем остальным?..

-- Лучше умру. Ты же волосатый, как обезьяна.

-- Зато зимой не мерзну. А ты маленький.

-- Маленьких больше любят.

Раздался дружный хохот.

-- Нечего возразить, да, Вик?

Стаса много любят?! Нет, это нормально, конечно - он милый, но они как-то странно об этом говорят. А кто его любит?!

Коля поспешно толкнул дверь.

Битком набившаяся в избушку компания весело повернулась к нам.

-- Аська, привет! -- проорало сразу несколько голосов, и это, почему-то, было очень приятно. Кто-то радостно добавил: -- Ась, я прямо сегодня подпишу все свои конечности, ты смотри, в случае чего, ладно?

Как дети.

-- Ты зачем меня звал, Тим? Поглумиться?

Тим стоял передо мной, улыбаясь и заслоняя широкими плечами половину комнаты.

-- Прости, Ась. Ты словно комок нервов. Пойми: у двух обормотов истерика от стресса, а все остальные не видели, как это было, и все им хиханьки.

-- У нас тоже истерика от стресса! -- возмутился Виктор. -- Знаешь, как обидно - все Сашке с Серегой досталось!

-- Представляю, как будет обидно Кирюхе, когда ему все расскажут... -- тихо сказал Тим.

Обидно - это узнать, что несколько часов провела с Германом, но совершенно этого не помнить... Ой, что со мной? Он затопил мой бриг, я его ненавижу... Надеюсь, я не выцарапала ему глаза.

-- Что за фигня? -- растерянно пробормотал кто-то.

Все обернулись, и я увидела Рустама, сидевшего за столом и недоверчиво глядевшего в компьютер.

-- Это Валерка с Данькой, -- объяснил он. -- Только что вернулись. Пишут, что попали в реальную засаду... Даньку подстрелили... С ними была Ася...

Парни снова повернулись ко мне, с удивлением и зарождающимся восторгом ожидая моего комментария.

-- Сейчас будет видео, -- сообщил Рустам.

Тим смотрел уже без улыбки. Потом сделал шаг к столу, и я увидела, наконец, то, ради чего он меня вызвал.

В углу, на стыке двух покрытых домоткаными одеялами лавок, под полочкой для образов сидел Денис.

-- Дэн? -- так же, как я, не веря собственным глазам, воскликнул Коля.

Денис слегка улыбнулся и кивнул.

У меня перехватило дыхание. Кто это?! Бездушный зомби? Некто незнакомый, считающий меня врагом? В любом случае, это не тот человек, с которым меня столько связывало...

-- Может, где-то временная аномалия? -- предположил Рустам.

-- Что с Даней? -- спросил Тим.

Рустам пожал плечом.

-- Пишут, тяжело был ранен. Пишут, Ася вовремя появилась, но сразу ушла, как доехали.

Денис смотрел на меня, а я боялась его взгляда. Я боялась слов, которые он вот-вот произнесет.

-- Ась, что с ним было? -- с профессиональным интересом спросил Тим.

Я повернулась и быстро вышла из домика, а через два шага по влажной от росы траве прыгнула к Дарху.

При моем появлении Дарх, нервно расхаживавший по площадке у самого обрыва, резко обернулся и опустил руки. На его лице отразилось расслабление, как будто сию секунду распались сжимавшие тело оковы или решилось что-то важное. Он беспокоился обо мне? О том, как действует его наркотик или о том, что я больше не вернусь, поскольку отменена угроза?

Вдруг, увидев что-то у меня за спиной, он резко наклонился в сторону и послал мне через плечо белый огненный шарик. Что, уже и это может?!

Я обернулась и остолбенела.

Там, где я мгновение назад ступила на гору, в полуприседе застыл, уклоняясь от молнии, Денис.

Мне пришлось изрядно помотать головой, оценивая настрой то одного, то другого, но в итоге я лишь поняла, что не закончились еще на сегодня события, способные меня удивить до невозможности.

Дарх смотрел на Дениса с необъяснимой враждебностью, как лесной зверь, на размеченную территорию которого забрел соплеменник; разноцветные глаза Дениса излучали восторг. Он разглядывал Дарха, как очарованный, он смотрел так, словно увидел нечто потрясающее, огромное, невероятное и прекрасное... словно видел в нем что-то, чего не видела я.

Дарх развел руки, медленно поворачивая ладони, как в ту ночь на Острове, когда пытался снова убить Сасика. И точно: между каменными плитами загудел, ища дорогу, ветер.

Мощный поток воздуха развернул меня и отнес на несколько шагов дальше, бережно усадив в мягкую травку, и тут же понесся на Дениса, уже с воем, уже безжалостный.

Денис исчез.

Но не успела я испугаться, как он возник снова - на самом гребне одной из белых плит, и уже не просто восторгался глазами, а счастливо смеялся, словно победил в каком-то труднейшем состязании.

Дарх снова махнул руками, и ветер сбил Дениса с ног. Он кувырнулся и плавно опустился на землю, а потом, почувствовав приближение нового порыва, взлетел.

Дарх взлетел тоже.

Движения его рук были теперь резкими, почти невидимыми, и замысловатыми. Ветер носился над вершиной так, что попавшее в него случайное облако разодрало в клочья. Денис исчезал, появлялся вновь в другом месте, и я видела, что у Дарха ладони чешутся запустить в него новую молнию, но он, видимо, еще не мог позволить себе такой роскоши.

Денис вдруг поймал воздушную струю в горсть и с размаху метнул обратно, в Дарха, за секунду превратив ее в десяток ледяных клинков. Не ожидавший такого Дарх получил несколько глубоких касательных царапин на левой руке и потерял позицию, по инерции уйдя вниз и подставляя правый бок...

Я легла на спину, подложив под голову скрещенные руки.

Пока боги дерутся, Перворожденный может отдохнуть.

XII

Поединок закончился объявлением перемирия, инициатором чего выступил Денис, хотя, при желании, он вполне мог бы укокошить Дарха. Резко прекратив атаки, он остановился, назвал его братом и извинился за вторжение.

Агрессия Дарха погасла - он понял, что, если уйдет Денис, с ним уйду я, а он по какой-то причине не хотел этого. По этой же самой причине листьев на камне сохло ровно столько, сколько нужно для одного раза, и унести с собой, реши я оставить Дарха, мне было бы нечего.

Денис, все еще счастливый, уселся рядом со мной на траву, а Дарх устроился поодаль, давая понять, что он может слышать наш разговор, но не интересуется им.

-- Ты нашел душу?

На секунду Денис замер, будто не ожидал от меня этого вопроса, да еще заданного так прямо и грубо, и не знал, насколько серьезно я спрашивала.

-- Да, -- опустив глаза и вздохнув, ответил он. -- Оказалось, я очень надежно ее вложил.

В его ответе меня, на самом деле, волновало все, и не только слова, а больше - интонация и мельчайшая мимика, которые показали бы, насколько знаком мне этот человек. Или уже не человек.

Он посмотрел исподлобья, чуть скривив кончики губ в виноватой улыбке.

-- Куда? -- утихомиривая радостно ухнувшее сердце, спросила я.

Перед ответом он снова потупился. Это было непривычно для Дениса, но именно это и доказывало окончательно, что он вернулся - никто, кроме него, не смог бы измениться именно так.

-- В свои песни.

Дарх навострил уши. Я тоже.

Он вложил душу в песни. Затасканная фраза. Странно.

-- Помнишь, -- получив мое внимание, как долгожданный подарок, продолжил Денис, -- я рассказывал, что мои фонограммы крутила за свои некая группа? Так вот, они написали мне, когда я был больнице - им было нужно, чтобы я спел живьем на концерте. Они втиснулись в программу концерта, думая, что проскочат с записью голоса, как обычно, но оказалось, что там эта возможность технически отрезана. Знаешь, в то время я был в таком состоянии, что не мог ни с кем спорить. Не апатия, а придушенная злоба... чувствовал себя слабым, но испытывал жесточайшую потребность как-то действовать. И я согласился.

Сощурив глаза, он посмотрел на занимавшийся закат, и было ясно, что он до сих пор еще не пережил того, что с ним случилось.

-- Стою на сцене, пою. Даже не думаю о том, что пою. Много раз это пел, поэтому голос работает автоматически. Людей не вижу, никого. Но вдруг начинаю чувствовать, как люди - все, и в зале, и на сцене, и за сценой, вливают в меня силу. Они так слушали песню, что самих себя забыли, они целиком были в ней. Они уже знали ее и любили, и даже то, что я пою механически, их не сбило - они слышали ее так, как я пел до смерти. Когда это до меня дошло, я вспомнил, как ее написал. Какой смысл был в ее словах, в ритме, в паузах... И то, что я тогда, в прошедшей жизни, чувствовал, стало ко мне возвращаться. И я понял, каким мне нравится быть: что думать, что чувствовать, как поступать - я нашел свою душу! Я пел, а люди отдавали все больше и больше. Они не контролировали тот поток, свои жизненные силы, которые вливали в меня, и чем дальше, тем яснее было, что я не в состоянии вместить столько. Но во мне проснулся интерес - вмещу или нет? И что случится, когда переполнюсь?

И тут меня буквально расперло изнутри. Я действительно переполнился, и то, чем накачали меня люди, вдруг вспыхнуло... Я вспыхнул. Понимаешь, я не чувствовал своего тела. Хуже того, я увидел весь зал сверху, из-под самой крыши. Это меня напугало. Я подумал, что опять умираю, и очень сильно захотел остаться жить. Я захотел домой. Знаешь... в следующий миг я оказался дома. В своем теле, в доме родителей, на своей кровати! За тысячи километров от того места, где был миг назад! Я подумал, что, если не умер, то сошел с ума.

Дома никого не было. Я прошел по квартире - там все было, как раньше. Только в Ленкиной комнате новые обои. Но и часа не прошло, как я стал видеть все вокруг по-другому, гораздо больше всего - как нашим с тобой "фильтрующим" зрением, но не напрягая глаза - наоборот! С того момента мне приходится напрягать глаза, чтобы видеть нормально. Я из дома могу видеть то, что происходит далеко от него. Я начал взлетать и замораживать предметы, слышать звуки, которых раньше не различал, я заставлял людей делать, то, что мне нужно одним только желанием... Я думал - еще полчаса назад я это думал! - что галлюцинирую, что подхватил какую-то особо злостную форму помешательства, что надо научиться настолько контролировать себя, чтобы никто этого не заметил. И я научился. И вдруг... Ведь он такой же?

Пока говорил, Денис постоянно поглядывал на Дарха.

Дарх сжал кулаками виски. Он испытывал чистую, концентрированную, наисильнейшую зависть - то, что было для него заветной и несбывшейся мечтой, Денис получил просто так, не прося и не ожидая, не готовясь и не надеясь. Ни от кого не завися.

Всё сходится. Его человеческое тело изменено. Кровь Перворожденных - протокровь - начала изменять его еще четырнадцать лет назад, и он умер в человеческом теле, и был воскрешен с заменой большей части тканей организма на иные, из другого, нечеловеческого вещества. Душа его всегда была огромной настолько, что никакие грехи не могли ослабить ее мощного излучения.

-- ТЫ СТАЛ БОГОМ, -- с трудом произнесла я.

А внутри - пустота. Я не предвидела такого. Как и сам Денис, это было слишком.

Он смотрел на меня долго, стараясь понять. Он тоже не мог предположить такого объяснения свои странностям. И, кажется, это было совсем не то, чем он хотел бы их объяснить. Наверное, он опять меня возненавидит.

-- А это лечится? -- вдруг жалобно спросил он.

Дарх возмущено поднял голову.

-- Боюсь, что нет...

-- Это не болезнь! -- воскликнул Дарх. -- Это величайшая милость мудрейших из богов, это лучшее, что может произойти с человеком! Об этом молят, это видят в самых смелых мечтах, это единственное, ради чего стоит жить в дурацкой человеческой шкуре!

-- Каких мудрейших богов? -- растерянно спросил Денис.

Дарх поперхнулся собственными словами. Этого и он не мог понять - если не по воле старшего и опытного, без его наставлений и поддержки, то КАК?

-- У тебя нет покровителя, -- удивленно произнес он. -- Тебе некому верить. Тебе никто не поможет.

И его тон, непередаваемо значительный, рассказал многое о том, как неуютно и страшно молодым богам в многоратно выросшем мире.

Но это были именно те слова, которые для Дениса прозвучали, как вызов.

-- Покровитель - это кто? -- уже иначе, без единого признака слабости, спросил он.

-- Тот, кто изменил и воскресил, -- устало ответил Дарх.

Денис задумался, а потом расхохотался:

-- Так ведь это ты!

-- Ну знаешь... -- хотя такой вывод напрашивался, сразу открестилась я.

-- О-о-о! -- простонал Дарх, и я узнала его прежнего, исходящего едкой злобой. -- Перворожденные! Ты явилась на Землю, чтобы подчинить ее себе?! Вот так, легко, играючи, изменить порядок, складывавшийся тысячелетиями?! Только бог может стать покровителем - ведь это же ясно и естественно. Так не должно быть - трехмерный помыкает богом?!

-- Что? -- спросили мы с Денисом в один голос.

-- То! -- рявкнул Дарх. -- Покровитель - это опора, это стержень, это наставник. Только подчиняясь ему, молодой бог обретет силу и свое место.

Туманная отповедь опять погрузила Дениса в раздумье.

-- Знаешь, это многое объясняет, -- наконец, медленно произнес он. -- Первое, что пришло мне на ум, когда я загорелся - это что нужно найти тебя. И потом потребность увидеть тебя меня не покидала. И сейчас, с тобой, мне впервые спокойно.

-- Ты у меня дома! -- угрожающе напомнил Дарх.

-- И не собираюсь задерживаться, -- заверил Денис. -- Ты вроде тоже не держишься за штаны своего покровителя? Но мне только нужно, чтобы ОНА меня куда-нибудь направила.

Почему-то это признание после всего прочего не шокировало и не озаботило. Куда послать Дениса, я поняла сразу. К Салдаху. Не откажется ведь он хоть немного просветить Дениса по поводу их божественных дел? Может, и откажется... Но попробовать стоит.

-- Давай, я тебя отведу, -- предложила я.

Мы поднялись на ноги. Я взяла его за руку, чтобы отправиться в полярную башню, но услышала окрик Дарха:

-- Ася!

Я обернулась и увидела, что он снова с усилием меняется: расслабляет мышцы лица и распрямляет спину - чтобы не быть мне противным.

-- Скоро закончится действие... возвращайся быстрее.

XIII

-- Почему ты с ним? -- спросил Денис.

Хозяина башни не было дома. Я решила, что подожду немного, и, если не дождусь, все равно оставлю Дениса тут - он найдет и чем заняться, и как убедить Салдаха раскрыть секреты новому богу.

...Денис - бог. Обалдеть. И это не лечится.

-- У него есть кое-что, что мне сейчас нужно.

Денис хмыкнул, оглядываясь. Даже если спрошу, что он видит, и получу ответ - не получу ничего. После общения с Салдахом мы с ним окажемся еще дальше друг от друга, чем были эти последние полгода. Мы уже не похожи... Грустно? Нет. Главное, что он жив. И не ищет больше свою душу.

-- Думаю, у него всегда будет оказываться то, что тебе нужно.

-- Брось, -- ответила я. -- Дарх хочет моей смерти.

Все-таки грустно. Я ведь, странное дело, надеялась, что он вернется таким, как прежде, а этой надежды теперь нет.

-- Он в тебя влюблен по самое некуда. Делай с ним, что хочешь, хоть на куски режь - он будет только рад, лишь бы ты была с ним, лишь бы думала о нем.

-- Он притворяется. Втирается в доверие. Он ненавидит меня за свою преждевременную смерть и отомстит, когда наступит удобное время.

-- Не спорь со мной. В любви я всегда разбирался лучше. Если надоест - скажи.

-- И что ты сделаешь?

-- Если не хочешь, чтобы я его убил...

-- Конечно, нет. Я его уже убила один раз.

-- Плохо убила. Ладно, придумаю что-нибудь.

"Плохо убила"! Слышал бы это Салдах.

Слышал. Он появился ниоткуда и кивком поздоровался со мной. Он в этот раз показался мне больше. Его серебристые волосы сливались с мантией, под которой невозможно было различить очертания тела. Он окинул меня внимательным взглядом, будто искал что-то.

-- Салдах, прости за вторжение, -- начала я, помня ответ Дарха на появление Дениса и не понимая, как он относится к незваному гостю.

-- Ты можешь приходить в любое время, -- как прежде, ласково ответил он.

Я поспешила представить:

-- Это Денис. Он нечаянно стал богом.

Салдах удивился и пристально посмотрел на Дениса. Тот замер.

-- Да, -- в раздумье констатировал Салдах. -- Давно такого не случалось.

-- Он не первый?

Салдах пожал плечами - сверху вниз по мантии прокатились серебристые волны.

-- Первые были давно и давно ушли. Они создали тех, кто создал нас. А он первый для своей ветви.

-- Ты объяснишь ему, что к чему, какие у вас порядки?

Салдах коснулся пальцем виска и снова изучающе воззрился на Дениса.

-- Гм, да я тебя знаю. Знал, когда ты был человеком. Были боги, которые хотели тебя создать, но что-то им мешало... Ах, да! Никто из них не был тебя достоин, и ты бы им не подчинился. Порядки... порядки нужны тебе, чтобы их нарушать. Нет, звездочка, твоего друга учить - только портить.

-- Я дурак? -- робко уточнил Денис.

-- Нет, -- улыбнулся Салдах. -- Ты первый, а для первых нет правил.

Потом вздохнул - новая волна прошла по ткани мантии.

-- У нас есть общее дело - поиски врага. Я предлагаю тебе заняться им вместе со мной, и, возможно, ты узнаешь при этом что-то полезное.

Денис кивнул.

-- А тебе пора, звездочка. О своем друге больше не волнуйся.

Он словно добавил "никогда", но я поторопилась решить, что мне показалось.

XIV

-- Охрана аэропорта и местная полиция обыскали людей и поотбирали записывающие устройства, но не все, -- голос Тима немного хрипел, а изображение слегка рябило - значит, по лесу, что пролегал между первой базой и берегом, гулял дождь. -- В итоге у нас новый рекорд по количеству просмотров в нтернете. Официальных комментариев, естественно, нет, хотя кто-то пытается представить случившееся как съемки фильма.

-- Не самая глупая попытка, -- заметил Герман.

-- Да кто сейчас снимает фильмы на аэродромах? -- с досадой отмахнулся Тим. -- Вторую неделю стоит шум, и я представляю, какие догадки строит мировая общественность.

-- Верные? -- улыбнулся Герман. Ну, что можно подумать, глядя на стычку призрачных существ, вылезших из летающей тарелки, с гуманоидами, прибывшими на фантастической машине и палившими из лучевого оружия?

Тим не разделял германовского фатализма. Он считал, что возникла проблема, и с ней надо хоть попытаться справиться.

-- Нам могут помешать.

-- Как?

-- Тупо как-нибудь. Вдруг они решили, что "дикие" явились с миром, а мы бессовестно препятствуем контакту? Такое мнение тоже есть. Вот подстрелят нас свои же...

-- Это если заметят и успеют. "Дикие" редко строят порталы в людных местах. Брюс задает вопросы - вот где проблема. Он спросил, не следует ли обратиться за помощью.

-- К кому?

-- Это пока не уточнил.

Тут вклинилась передача с третьей базы. Новая картинка возникла четкой, и программа завесила ею весь экран монитора, уменьшив и втиснув Тима в левый верхний угол.

-- Герман... Мы ничего не могли сделать...

С монитора смотрело бледное, даже с белыми губами, лицо Виктора.

-- Ася вошла в корабль "диких".

Испуганные глаза уставились в камеру, не мигая.

-- Покажи запись, -- попросил Герман.

Притихшая команда пыталась различить в его голосе хоть что-то, хоть какие-то признаки интонации, но он стал механическим - просто голос, и всё.

Монитор уже показывал вместо лица Виктора степную даль с зависшей над жухлой травой расплющенной каплей инопланетного корабля.

Между видеокамерой машины и кораблем встали, согнув правые руки, державшие готовое выстрелить оружие, четыре темных силуэта. Из корабля вылетело столько же белых точек-"сторожей", и сразу после этого унылый пейзаж оживили вспышки и светящиеся линии, а силуэты задвигались, отскакивая, приседая, перекатываясь, стреляя, сбивая мечущихся в воздухе "сторожей".

И вот один из силуэтов упал на спину, зажимая рукой бедро, из которого брызнула кровь. Две секунды - рядом с упавшим возник еще один силуэт, женский, опустился на одно колено и протянул руку к раненой ноге упавшего, но тот уже поднимался сам. Рана оказалась неглубокой. Еще две секунды - выстрелы прекратились. "Сторожа" уже не летали, а гладчайший корпус корабля запереливался, будто колеблясь между вариантами дальнейших действий.

Ася медленно пошла к кораблю. Раненый удержал ее, взяв за локоть, и она ненадолго остановилась, не сводя глаз с корабля. Потом ее силуэт перестал быть темным - он засветился нежным голубым светом, и она стала быстро подниматься в воздух, двигаясь к кораблю...

Подлетев к месту, из которого вышли "сторожа", Ася, как в воду, вошла в ртутно-призрачный корпус.

Корабль взмыл в небо и исчез, оставив четыре мужских силуэта стоять посреди степи неподвижными изваяниями.

Герман увеличил изображение и дважды просмотрел запись с момента появления Аси.

-- Герман, -- вдруг дернулся Тим в своем крошечном окошке в углу экрана. -- На вторую базу вернулись Тигор, они говорят, Ася с ними - там Димке руку срезало. А? Ушла? Только что ушла, минуту назад. Ничего о корабле не говорила?

-- Да что она бы сказала? -- тихо возмутился Артем за спиной у Германа. -- Это же все одновременно было. Три вычисленных места после первого, засеченного "компасом". Скоро еще наши вернутся, Коля с Серегой, Славой и Никитой.

-- Опять временная аномалия? -- предположил Тим.

Только этого не хватало. Объяснения таким выкрутасам не было.

-- Нет никаких временных аномалий, -- твердо сказал Герман.

-- А что есть? -- угрюмо спросил Виктор, снова занимавший весь экран.

У него не было ни сомнений, ни надежды - он видел все собственными глазами.

-- Это ты получил ранение?

Виктор кивнул.

-- Ты рассмотрел Асю?

-- Конечно.

-- Ее левую руку видел?

Виктор удивился и наморщил лоб.

-- Постой... Да, она левую руку ко мне протянула.

-- У нее на пальце было кольцо?

-- Что? -- еще сильнее удивился Виктор.

-- Кольцо, -- терпеливо повторил Герман, -- вернее, крупный ограненный камень, светло-коричневый.

Виктор морщился, вспоминая.

-- Нет... Не помню такого.

Герман, ждавший ответа, как приговора, с глубоким вдохом откинулся на спинку кресла.

-- Всё, спокойно, это не та.

-- Что?! -- не понял Тим, и с десяток пар пораженных глаз остановились на Германе.

-- В смысле, не основная, -- ответил, еще сильнее запутав, он.

-- Что?! -- с ударением вновь спросил Тим.

Герман промолчал.

Ему стыдно было вспоминать, как он вздрогнул, когда, рассмотрев в прошлый раз запястье Аси, понял, что ее черный чешуйчатый рукав - вовсе не рукав... Тогда, доставив "тяжелого" Кирилла, она подкинула ему занимательную задачку, и сейчас он нашел однозначное решение.

-- Короче, всё нормально, -- не найдя слов, чтобы сформулировать это решение, закончил он.

13. Герои.

-- Кто она?

Четверо Тигор, явившиеся на первую базу по вызову командира и ожидавшие много чего - инструктажа, новой экипировки или оружия, перемены дислокации - но не этого вопроса, мгновенно нахмурились.

Тим, ощутивший их ответную враждебность, поздновато вспомнил об особенном положении этой четверки, проявлявшемся редко, но именно в таких ситуациях. Среди островитян было достаточно много братьев, пришедших в это микрообщество парами, сразу растворившимися в нем. А эти всегда были группой. Их тесные связи терялись, не исчезая, а всего лишь становясь невидимыми, в нормальной жизни, в повторяющихся день ото дня ритуалах тренировок, вахт, походов - и поэтому можно было ошибиться, посчитав вдруг их независимыми друг от друга, такими же, как все. Но это было не так. Даже тренировавшиеся в разное время, даже приписанные к разным частям армии Острова, даже с диаметрально противоположными характерами, взглядами на жизнь, привычками, они были одним целым.

И у них всегда была сестра.

Задав им вопрос, Тим пытался разгадать зудящую в голове загадку и даже не подумал с кем-нибудь посоветоваться. Он чувствовал, что, вместе с неудовольствием братьев Тигор, его вопрос вызвал еще и удивление находившихся здесь же Германа, Кости, Володи и Стаса, и теперь растерялся.

-- Ася действительно ваша сестра? -- спросил он иначе, выкручиваясь.

Ответ он давно знал, но знают ли его братья?

-- Зачем тебе?

В Толе всегда дремала и легко готова была пробудиться враждебность, которая ни разу не подвела его к изгнанию с Острова только из-за мощного контроля ума, привыкшего прогнозировать последствия и анализировать ошибки. Сейчас Толя имел право вспылить и позволил себе это.

Тим понял: они знают, она им сказала. Тогда тем более важно их разговорить.

-- Затем, -- проявляя командирское терпение, стал объяснять он, -- если Ася научилась тому, что делает, являясь обычным человеком, то я тоже хочу научиться. Если она не человек, то я не буду этим заморачиваться.

Тигор не возмутились, но вздрогнули и как-то сникли.

Герману было неловко - он собственной шкурой почувствовал, как проскреб по их свежей ране деловой и будничный тон постороннего.

-- Что, так трудно ответить? -- удивился Тим.

-- Это наше семейное дело, -- мрачно потупившись, буркнул Толя.

-- Я бы так не сказал, -- начал было Володька, однако, поймав злой взгляд Алёшки, замолчал.

Толя повернулся и пошел к двери, бросив через плечо:

-- Когда захочет, чтобы ты знал, она тебе сама скажет.

Дима сделал шаг за старшим братом, но вдруг усмехнулся:

-- А можешь попробовать догадаться. Разгадка на поверхности...

Толя вышел на крыльцо, за ним - Тима и Алёшка.

-- Богиня! -- бросил им в спины Тим.

Тигор, задержавшись на крыльце, невесело, даже обреченно, рассмеялись.

Герман посмотрел на Тима так, словно впервые увидел.

-- У тебя еще две попытки! -- громко, наигранно интригующе отозвался Алешка.

И все же он, выйдя последним, остановился и, не оборачиваясь, тихо попросил:

-- Только, когда догадаешься, не спеши сравнивать ее с тем, кто тебе хорошо знаком. Хоть у них общее происхождение, больше ничего общего нет. Она особенная. Она одна.

Братья ушли. Вместе, как никогда прежде.

Тим устало опустился на табурет.

-- Ну что я не так сказал?

Герман не знал, что выбрать из боровшихся в нем сочувствия и осуждения, как вдруг раздался голос Дениса:

-- Ты превысил свои полномочия.

Все, кто находился в доме, вздрогнули от неожиданности.

Денис сидел в углу, под полочкой, с которой неряшливо свисали остатки прибитых гвоздями кружев.

-- Ну сам подумай, -- невозмутимо объяснил он, -- они всего лишь три дня назад узнали, что сестры у них нет и не было. Казалось бы, что такого, но к родственникам, даже нелюбимым, видишь ли, привыкается...

-- Откуда ты взялся? -- справляясь с замешательством, поинтересовался Тим.

-- Я давно здесь, -- отозвался Денис.

Хотя и Герман, и все остальные готовы были поклясться, что минуту назад его не было, в это сразу захотелось поверить. А вот расспрашивать об Асе, наоборот, Тиму расхотелось.

Он задал, совершенно автоматически, другой вопрос:

-- Где ты был?

Денис посерьезнел.

-- Узнавал новости. Тебе известно, что пришельцы сбили земной космический корабль на отлете от планеты?

-- Брюс?! -- крикнул Герман.

-- Оуэн Брюс? -- вскинул брови Денис. -- Нет, улететь пытался японец...

-- Мы что, в блокаде?..

-- Это, наконец, логично...

-- Они опасаются, что земляне позовут на помощь...

-- Кого?

-- Куда летел японец?

-- Да, кого они боятся?

-- Армий "детей звезд". Перворожденных. Их корабли способны уничтожить "диких странников".

Денис произнес это, глядя на Германа - и тот понял. Корабль Перворожденного таит угрозу "диким". И он должен догадаться, в чем она... Ведь он знает корабль Капитана-Командора.

Будто сделав всё, ради чего явился, Денис встал и направился к выходу. Герман, спрятав загадку корабля в заначку разума, пошел следом.

Он успел испугаться, что Денис исчезнет раньше, чем он выйдет из домика, но, едва спрыгнув с крыльца, увидел его - стоящего и ждущего.

-- Мне нужно задать тебе один вопрос...

Учитывая прошлое, Герману стоило более точно формулировать просьбу, ведь Денис, не прощавший ему промахов, мог вывернуть эти слова наизнанку: задать вопрос - пожалуйста, а вот получить ответ... Но прошлое прошло.

-- Потому что в раннем детстве, когда я был болен, мне влили ее кровь.

Герман застыл. Тайна, давно его мучавшая, раскрылась так внезапно, что он не смог сразу это осознать.

-- И всё? -- боясь отпустить Дениса до того, как вместо раскрытой тайны появятся новые, спросил он.

-- Всё.

Что ж, и на том спасибо. Уже есть что анализировать и даже...

-- Это чистая случайность, -- вдруг предостерег Денис. -- Я был изменен болезнью, поэтому выжил и выздоровел. На самом деле протокровь убивает. Она яд.

Последние, самые короткие лова, впились в Германа, как огненные стрелы. Он не заметил, как исчез Денис, но чувствовал, что узнал гораздо больше, чем услышал.

Она - яд...

Фантом не вернулся. По пробелу в памяти, осознание которого вдруг настигло меня на вершине Дарха, я поняла, что раздваивалась, но секундного чувства оцепенения, сопровождавшего возвращение фантома, не испытала. Что с ним случилось? Броня не сработала, и я погибла? Заснула? Потеряла сознание? Попытки увидеть вокруг себя какое-нибудь другое место успеха не достигли - сознание сейчас у меня было только одно... Что же случилось?

Вот что значит - быть не в себе.

В другой раз история повторилась. Это уже говорило за привыкание, версию о котором высказал Дарх: мол, возвращение частиц в клетки стало привычным организму, и он уже не реагирует на это нервными отзывами, - но нет. На следующий день фантом вернулся с "эффектом".

Кое-что объяснили парни-островитяне.

Сначала у всех них появилась странная привычка при встрече смотреть на мою левую руку. Когда я, потерявшись в догадках, прямо спросила, что они там ищут, мне просто ответили:

-- Кольцо. Когда его нет, ты тихая и неразговорчивая. Когда оно есть, правда, тоже не всегда болтаешь, но уж если нет - с тобой вообще разговаривать бесполезно.

Угу, значит, камень-сестра не разделяется. Значит, я еще и без грудины разгуливаю...

А после разделения, стало быть, я стараюсь делать как можно меньше того, о чем жалко забыть. Ничего себе жизнь усложнилась.

Однажды, "придя в себя", я увидела, что сжимаю в ладони записку - маленький обрывок журнальной страницы, на которой сама же написала несколько слов: "Я все рассказала братьям". М-м-м, не помнить такое! Вот ведь...

Потом выяснилось, что фантомы заимели привычку наведываться во вражеские корабли. Именно там, спустя немного времени, их сознание гасло.

Наверное, они все-таки гибли. Как поступил бы кто угодно, если бы обнаружил на борту врага? Убил бы, конечно. Или другим способом обезвредил...

За каким чертом фантомы туда перлись, я поняла, когда сама, явившись на боль кого-то из парней, увидела корабль вблизи. Меня мгновенно охватило такое непреодолимое любопытство, что я ничего с собой поделать не могла - как же, всего-то метров пятнадцать, и можно увидеть, как у них там внутри все устроено, а если удастся, то и сломать что-нибудь, или разобраться, где в корабле уязвимые места! Да просто жутко интересно побывать дома у инопланетян!

Я и пошла было туда, но парни, готовые к этому, схватили меня за обе руки. О том, что произошло дальше, можно только догадываться, потому что в свой следующий миг я оказалась в обществе Тима и Юрки у крыльца их временного убежища. Фантом не вернулся. Провал в памяти налицо.

Я тихо ругнулась.

-- Что? -- нетерпеливо спросил Тим.

-- А о чем я только что говорила? -- сильно опасаясь показаться идиоткой, переспросила я.

-- О том, что там как в киселе плаваешь, -- напомнил Юрка.

-- Да? -- искренне удивилась я и подавила порыв его расцеловать - значит, в раздвоенном состоянии я до сих пор могу транслировать самой себе окружающую картину, а теперь хоть примерно знаю, что внутри "тарелки"!

-- А сейчас что? -- требовал Тим.

-- Ничего, -- пришлось его разочаровать. -- Я там отключилась. Так каждый раз происходит. Я еще никогда оттуда не возвращалась.

-- Гм, -- за спиной Юрки произнес Герман. -- Это значит, ты каждый раз уменьшаешься. Ась, постарайся в следующий раз туда не лезть, ладно?

-- Не ладно, -- разозлилась я. -- Когда-нибудь да повезет, меня еще много.

Тим закатил глаза. Юрка опустил голову. Герман нахмурился.

...Там как в киселе плаваешь. Как это?

-- Вы бы это видели! -- жалобно произнес стоявший рядом Стас. -- Держу ее за руку, за другую держит Витька, и вдруг хлоп! - точно такая же перед нами. Я не успел понять, что случилось, а вторая уже поднимается и летит к кораблю. Ася, ты как это делаешь?!

Все посмотрели на меня, наивно считая, что прямо сейчас услышат что-то понятное.

-- Ну... я командую маленьким частичкам самых маленьких составных частичек меня отделиться и собраться рядом, -- так и не найдя подходящей лжи, сказала я. -- А потом вернуться. Но это само собой получается, когда дело сделано...

-- Только проблема в том, -- глядя мне в глаза, добавил Герман, -- что, "придя в себя", ты не можешь соединить два сознания и в итоге ничего не помнишь. Бессмысленно туда ходить. Ты только гибнешь, и ничего больше.

-- Нет! -- возмутилась я. -- Отдельные фрагменты вспоминаются, когда... Ну, в общем...

Смогла же я вспомнить Юрку с Женькой и Игорем на фоне промышленного пейзажа... Или нет? Ой, не стоит спрашивать его об этом при Германе - засмеет.

Пробормотав: "До свидания" (боюсь, жалко и неуверенно), -- я повернулась, чтобы отправиться к Дарху.

-- Подожди! -- крикнул Герман. -- Давай поговорим!

Я застыла от незнания, что ответить или что сделать, и все, стоявшие рядом, мигом навострили уши. Стараясь спрятать загадочную радость в глазах, Тим быстро спохватился и потянул за руку Юрку, уводя куда-то в сторонку.

-- Зачем тебе уходить? -- проводив их недобрым взглядом, спросил Герман. -- А главное, куда ты уходишь?

Он был зол - и на что? Не на меня же?

Он явно что-то ненавидел, но не меня. Его злило все, кроме меня, и больше всего - мои уходы...

А я опять теряла волю от его взгляда и звука голоса, заполнивших все вокруг, в которых заключалась вся сила сущего на этой планете, то, ради чего только и стоило появиться на свет, та мощь, которую я вспомнила перед самой смертью и которая (сейчас, вдруг, озарило!) дала мне возможность остаться собой после воскрешения. Этот взгляд, этот голос делали меня центром мира, они давали мне веру в то, что ничего здесь без меня не случится, что все расстояния здесь и все события - в моих руках.

Взгляд Германа, его голос был сильнее и бурь Дарха, и ярости Капитана-Командора, и проклятий богов. Как же, правда, найти способ остаться здесь? С ним рядом! А?

Никак. Даже если может, он не захочет дать мне то, что дает Дарх - он решит, что это опасно.

-- Ты меняешься, -- сказал он, не отводя взгляда. -- Ты знаешь об этом?

Заметил чешую...

-- Твои глаза стали карими.

О. Где зеркало?!

-- Разве это плохо? -- опять растерялась я.

У него на скуле дернулась мышца, и от этого едва заметного движения по воздуху в разные сторона разбежались волны тревоги. Кажется, плохо.

-- Чтобы получить сверхспособности, ты делаешь что-то, что не проходит бесследно, и влияет на тебя, и подчиняет тебя.

Но это ведь не так!

Или так?

Я не чувствую, что стала зависимой, но разве Дарх помог бы мне без задней мысли? Наверное, если задержусь к приему очередной порции дыма, почувствую что-нибудь не то. "Ломку". Впрочем, я знала, на что шла, и согласилась с риском.

Потому что так надо.

Потому что я слишком глупа и не могу придумать, как заставить сознание разделяться без психотропного воздействия. Если честно, я уже бросила искать такой способ - зачем, если так проще, если Дарх со своими "листиками" всегда к моим услугам...

-- Остановись, и так достаточно. Тебе не нужно быть большим, чем ты есть - это уже слишком, это уже опасно!

Голос злой и тревожный, а в глазах уже и власть, и признание моей власти. И удивление. Его губы почти беззвучно шевельнулись, и я смогла скорее угадать, чем услышать слова, которые он боялся произнести - потому что боялся поверить: "Неужели ты всё-таки..."

Зачем же он тогда выстрелил в меня?

-- И ты бы согласился потерять Кирилла? И других?

Вместо ответа он шумно выдохнул и закрыл глаза: "Да".

III

Денис и Дарх ругались. Мне было не положено слышать, как и о чем, поэтому они ругались молча.

Раскурив сигару, я забралась на самый высокий камень и стала разглядывать облачный горизонт. От богов по воздуху разносились пучки волнений, то коловшие, то щекотавшие, но ничего страшного или мерзкого не происходило. Даже чувствительные тонкие духи не покинули вершину, а лишь отлетели чуть дальше и парили над горой между мной и ними.

Денис - бог. Хоть это и лучшее, что могло с ним случиться, и, пожалуй, заслужил он такой финал своей человеческой судьбы, но все-таки не укладывается в голове. У него самого, в первую очередь, не укладывается. Он всегда и везде был естественным, уверенным и спокойным, а сейчас он растерян. Нелегко это, наверное, - быть богом.

-- Нимб давит, -- случайно вырвалось у меня вместе с облачком дыма.

Денис взглянул на меня обиженно, а потом рассмеялся.

-- Да ну их всех. Я нормальным человеком не был, почему должен стать обычным богом?

Дарх дернулся. Слова, произнесенные легко и даже беспечно, на него произвели действие, эквивалентное приложению кирпича к голове по завершении длительного прицельного падения. Он задумался.

Денис вскоре после этого ушел, перед растворением в воздухе дурашливо поцеловав мою свешенную с камня ногу, что уже повергло Дарха в моральную кому.

Теперь Денис стал наведываться часто, а Дарх, странное дело, был рад его визитам. У них постоянно появлялись темы для обсуждения, и, хотя мне очень редко отводилось в них место, всё же казалось, что я с ними. Они всегда удерживали на мне свое внимание и реагировали на все, что со мной происходило: я рассматривала облака - Дарх растрепывал их в смешные фигуры, строила из камешков домик - они подбрасывали новые камешки, скрепляли постройку и раскрашивали башни, я скучала - они заводили разговор на интересную мне тему, я засыпала - они подкладывали подушки и укрывали.

С приходом Дениса стало ясно, насколько одинока я была все это время. Несмотря на теплое уважение островитян, на ласковое участие Салдаха, на парадоксальное сближение с Дархом, его место осталось пустым. Оно, это место, было у меня за спиной и слева - оттуда приходила помощь и защита, и не взамен, и не за будущие услуги, а потому что так есть. Ему самому так надо.

Дарх не видел такого раньше и не знал, что можно так обращаться с кем-то. Доверие, о котором он меня просил, на самом деле было ему незнакомо. В его прежнем представлении оно было не чувством безопасности рядом с другим, а смирением с коварством другого, разрешением поступать с собой подло. Теперь он постоянно удивлялся. Он смотрел на эмоции, окружавшие нас с Денисом, как на чудо, и очень хотел заразиться ими, хотя и боялся их.

Чем бы мы не отличались друг от друга, как ни велики были различия, одно общее нас объединяло. Мы - воскрешенные. Мы пережили смерть.

Стаса пришлось собирать по частям. Помогая Асе делать это под сияющей паутиной из расчертивших ночной воздух смертоносных лучей, Герман лишь мысленно благодарил Оуэна Брюса за предусмотрительность - без носилок, оказавшихся в шестиместной машине, им было бы не справиться. Он за две секунды, как ему показалось, выдернул носилки из кабины, перекатил на них самый крупный кусок Стаса и подал появившейся Асе обрубки его ног, попробовал сложить одну, но решил оставить это ей - Сереге с Никитой приходилось слишком тяжело. Их просто-таки поливали непрерывным ливнем из серебристых лучей, и даже троих, чтобы отбиться, было слишком мало.

Конечно, об этом думать не стоило. В такой ситуации можно было только стрелять по синим огонькам, отключив внимание от всего остального, не глядя на серебристые трассы, превратившись в придаток ствола, ритмично выпускающего разряд за разрядом, не осознавая себя, не чувствуя ничего.

Взмахнув рукой с ружьем, где-то рядом упал Никита, и к нему сразу нагнулась черная блестящая тень. Еще одна Ася. Прикрывающих осталось только двое. Ну что ж. Батареи хватит надолго, и остановить очереди их с Серегой разрядов может только очередной шальной луч... Да сколько ж их сегодня?!..

Опасаясь за двух Ась со Стасом и Никитой, которых теперь почти невозможно было защитить, он несколько раз, продолжая автоматически нажимать на кнопку, взглянул то на одну, то на вторую, и заметил, что серебристые лучи изредка попадают в них, но гаснут, дымя, за пару сантиметров до тела... Гм, а отчаиваться-то рано.

Поняв, что Ася не только лечит, а еще и защищает раненых, он вдруг почувствовал себя непобедимым, и его руки с оружием заработали быстрее, и вскоре "диких" стало заметно меньше, а еще через короткое время их осталось всего двое, и их синим сердцевинам он с Серегой ударили одновременно, и поставили наконец точку в этом бою...

Надо будет обязательно отсмотреть запись бортовой камеры. Совершенно непонятно и очень интересно, сколько прошло времени. Час? Пять минут? Одинакова вероятность того и другого.

-- Капитан... -- кряхтел Серега, когда они, сняв шлемы, втаскивали приходящего в себя, невероятно тяжелого Никиту внутрь кабины. -- В следующий раз... ты поедешь... только через мой труп! Это ж надо... сколько я из-за тебя... натерпелся... Приключений ему захотелось... видите ли.

-- Молчать, -- кусая улыбку, приказал Герман.

Вторая Ася, отвернув полное досады лицо от черного неба, поглотившего корабль "диких странников", проводила взглядом Никиту и исчезла.

Первая застыла над Стасом.

-- Можно переносить в машину? -- спросил он.

Она медленно повернула голову и удивленно посмотрела него.

-- Ты? Зачем?

Он слегка разозлился на необходимость оправдываться перед всеми за нормальное стремление бить врагов, которое уж кому-кому, а ей и без того должно быть понятно.

-- Потом объясню.

Ася вздохнула и провела ладонями по сложенным, как паззлы, ногам Стаса. Камня в пальце не было.

-- Можно. Но я с вами.

Странное волнение сжало ему горло, когда он попытался согласиться:

-- Конечно.

Потом, в машине, он убеждал себя, что вовсе не рад тому, что Стас так серьезно ранен, и вовсе не боится, что полет затянется до его выздоровления, и Ася уйдет сразу по приезду... Но он радовался и боялся. Он очень, сильнее, чем что-либо в своей жизни, хотел, чтобы Ася сегодня оказалась на "Тайне". Это был каприз, подчинивший себе его слишком дисциплинированную волю, пользуясь редкой слабостью, короткой растерянностью, наступившей после боя. После резко отпустившего смирения со смертью ему хотелось абсолютного счастья, которое сейчас он прочувствовал бы остро, как никогда, хотелось, чтобы самые любимые, самые близкие были рядом - Ася и "Тайна". Дороже всех прожитых часов ему были те, которые он провел с Асей на "Тайне".

Стас очнулся уже на подлете к базе, но шевелить ногами еще не мог и поминутно покрывался потом от боли. Асе пришлось отправиться с ним в подводную лодку. Пропустив ее внутрь, Герман безотчетным движением задраил за ней люк.

Чтобы исполнять обязанности и капитана, и врача в одно и то же время, он заменил переборку между медицинским отсеком и командным пунктом на легкую складывающуюся, и теперь почти всегда отсеки вообще ничего не разделяло.

Никиту и Стаса положили рядом, но Никита порывался встать, поэтому Ася его усыпила: так же, как когда-то Германа, запустив пальцы в отросшие спутанные волосы. Германа кольнула ревность, но он тут же пристыдил сам себя. Немного подумав, Ася усыпила и Стаса. Герман стал ножницами разрезать окровавленные тряпки, в которые превратились его штаны. Ноги, хоть и сильно опухли, выглядели нормально. В том смысле, что при сборе ничего не перепуталось.

Ася продолжала держать на них ладони, хмурясь и еле заметно шевеля губами - наверное, где-то она с кем-то беседует... Потрясающе. Сколько еще в ней тайн?

Прекратив далекий диалог, она замолчала. Герман знал, что вызывать ее на разговор бесполезно, да и не хотел этого. Все, о чем можно было спросить, ему и так было известно, и, как ни желал он вновь почувствовать тот полный любви и гордости за него взгляд, он одновременно боялся почувствовать нечто другое, противоположное. Ведь чаще она смотрела на него печально и испытующе, словно силилась найти какую-то отгадку, ответ на вопрос, который не хотела задавать.

Поэтому да здравствует молчание. Его вполне достаточно. Того, что Ася здесь, и не спешит уходить, уже много для него, привыкшего любить незаметно.

Команда где-то одолевала расспросами Серегу, который пытался отвечать, при этом умываясь и переодеваясь. Наконец он, обрызгивая все вокруг водой с невытертых волос, ворвался на командный пункт и активировал связь с базами.

-- Это "Тайна". У нас все живы, хотя и не целы. Что с первым сигналом?

-- Уже на базе, -- включился Тим. -- После вашего было еще четыре сигнала. Герман, ты здесь? Слышишь?

-- Здесь, слышу. Четыре? Значит, в следующий раз будет уже около десяти. А потом еще больше. Потери есть?

-- Нет, конечно. Везде была Ася.

-- У нас целых две! -- похвастал Серега. -- Одна до сих пор здесь. Мы еле отбились! Там такое было! Видео отправляю... Отправил. Только, чур, Стасу не показывать.

Это была кодовая фраза, смысл которой все поняли: Кирилл, увидев сцену своего обезглавления, незабываемо потерял сознание.

Тим уважительно моргнул.

-- Там тоже поливало? -- спросил Герман, глядя на Асю.

Она качнула головой:

-- Не так. Вам круче всех досталось.

Из-за монитора послышался нежданный голос:

-- Герман, не на тебя ли теперь "дикие" охотятся?

Тим вздрогнул, поднял голову и посмотрел поверх камеры. Герман, как собственными глазами, увидел Дениса, стоявшего с самым серьезным видом так, как будто всегда был в хижине вместе с другими.

-- Свят-свят-свят, -- пробормотал Тим. -- Ты можешь хотя бы не так внезапно появляться и исчезать?

-- Извини, -- без нотки раскаяния ответил Денис. -- Пока не до реверансов.

-- А до чего?

-- "Дикие" охотятся на Германа, -- с расстановкой напомнила Ася.

-- Да ну, ерунда, -- заспорил Серега, но споткнулся - он ведь сам упрекал капитана в безрассудстве. Оказывается, был при этом еще больше прав, чем думал.

-- Не-ет, -- поддержал Серегу Валерка, возникший рядом с Тимом. -- Не могли они его распознать.

-- Галю же распознали, -- по эту сторону экрана заметил Артем.

На пару секунд все замолчали. В который раз на них нашло это неприятное озарение - о "диких" мало что известно. И от того, что их научились убивать, они не стали понятнее.

-- "Дикие" видят иначе, -- попытался объяснить Денис, -- от них не спрятаться под одеждой.

-- Возможно, и слышат иначе, -- добавила Ася. -- Возможно, их органы чувств улавливают еще что-то, чего мы не замечаем.

Ее слова почтили новой минутой молчания: разбудив воображение, островитяне представляли, каким образом можно почувствовать человека, кроме как слухом и зрением. Поскольку в поисках элементарных частиц каждый осознал безграничность возможностей, воображение подсказывало самые захватывающие варианты: улавливать электромагнитное излучение? Ощущать гравитационные колебания?..

-- Так, ладно, -- хмыкнул Денис. -- Вот еще один повод подумать: боги нашли в пространстве между трехмерными мирами интересную штуку.

Такое начало заставило всех оторваться от задачи про органы чувств: Денис сообщает о том, что увидели боги...

-- Огромный корабль "диких"... и на некотором расстоянии несколько маленьких. Если приглядеться, становится заметно, что маленькие отличаются от большого - они темнее и неподвижны.

Никто еще не успел ни представить, ни сообразить, как Герман обрадованно спросил:

-- А вы видели, как они отделяются?

-- Кто? -- спросила Ася.

-- Видели. И как сливаются тоже.

Ася замерла с открытым ртом.

Герман испугался, что она догадается, и попытался остановить Дениса:

-- Всё, хватит загадок.

-- Вы о чем?! -- возмутился Тим.

Денис возник на командном пункте "Тайны". От неожиданности Серега упал на Артема, а Коля с Кириллом отступили назад.

-- Ты люк зачем задраил? -- вкрадчиво поинтересовался Денис у оцепеневшего Германа.

Герман сдвинул брови - зачем это сделал, он и сам не знал.

-- Чтобы сохранить хотя бы маленькую частичку, -- подсказал Денис. -- Ты знаешь, что она не пробьет пространство-время здесь - побоится повредить "Тайну".

Герман молчал. В действительности, он это понял сейчас, все так и было. Как странно - он знает гораздо больше, чем осознает, и как ошеломляюще резко эти знания прорываются, чтобы облечься в мысли. И это опасно, ведь мысли она может увидеть или хотя бы почувствовать.

-- Эти темные... и неживые, -- вдруг неумолимо ясным голосом произнесла Ася. Она почувствовала.

-- Всего лишь гипотеза, -- перебил, отгоняя мысли, Герман.

-- Не заставляй всех биться вслепую, -- печально обронил Денис.

-- ...поражены мной, -- закончила мысль Ася. И тут же начала новую: -- Они поступают так же, как я - делятся на части. И они сами, и их корабли. И части потом соединяются. Но те, в которые вошла я, отмирают. Я для них что-то вроде вируса... нет, яда...

-- Нейтрализатора, -- подобрал более подходящую аналогию Денис.

-- Я бы лучше понял, если бы результатом соединения тебя с ними была аннигиляция, -- сказал Герман. -- Но тут другое. Возможно, частички тебя, попавшие в корабли, можно освободить.

Ася нахмурилась.

-- Не знаю. Я совсем их не чувствую.

Затем она умоляюще посмотрела на Дениса:

-- Ты ведь повторишь всё, когда я очнусь?

Денис глубоко вздохнул и попросил Германа:

-- Отпусти. Она не должна быть все время расщепленной. И эта - только мельчайшая часть. Она даже почти ничего не весит.

Ася встала и подошла к Герману. Он почувствовал, что чудо закончилось, и вместе с ним уходит счастье, но хватался за утекавшее мгновенье, как за последний глоток воздуха. Но глоток воздуха - это так мало.

-- Хорошо, -- сказал он. -- Иди. И передай ей это.

Он обнял ее, прижал к своей груди, и, подняв ее лицо жадными руками, поцеловал призрачные, но такие мягкие и сладкие губы.

-- Седьмой, -- сосчитал Дарх, как только я очнулась.

Неужели?

-- Последний, -- сказала я.

Я стояла на самом краю, у пропасти, и он, опасаясь нечаянного падения (которое не причинило бы мне никакого вреда), подошел ближе.

-- Я что-нибудь говорила? -- в надежде узнать последние новости, спросила я.

Ощущение было как после прыжка через костер. Последний фантом принес в тело какую-то нервную химию, возбуждение до дрожи в пальцах - я испытала что-то необычное и, кажется, приятное.

Записок не было. Наверное, там ничего для записки не нашлось. Надо придумать какой-нибудь способ доносить до себя информацию... Вот только отдохну - и сразу начну думать.

Появился Денис. Вид у него был еще более таинственный, чем обычно. И расстроенный. Он приветственно кивнул Дарху, но не взглянул на него.

-- Что случилось? -- спросила я.

-- А что ты чувствуешь?

Хотя тон его был, как всегда, ироничным, на этот раз он всего лишь маскировал тревогу.

-- Мы были вместе, да?

Дарх за руку отвел меня на несколько шагов от обрыва и ушел в лабиринт из плит, давая понять, что его не интересуют никакие детали моих встреч с островитянами.

-- Да, кое-что случилось. И я обещал, что расскажу тебе об этом. Давай присядем.

Ему непросто было говорить, и мне даже показалось, что он оттягивает начало своего рассказа. Я села там, где стояла.

-- Рассказывай, не тяни.

Денис присел на корточки рядом. Что-то мешало ему начать - он не хотел выполнять обещание.

-- Герман знает, кто ты.

Да, это неприятность. Аж дыхание перехватило.

-- И... что?

Денис пожал плечами.

-- Поскольку любить сильнее невозможно, он любит тебя по-прежнему.

Шутник. И все же полегчало.

Ну зачем, зачем мне любовь Германа? Каким мозговым вирусом я заразилась от земных женщин, что так дорожу этим чужим чувством? И все было бы нормально, если бы он не уничтожил мое творение, мою мечту, мое чудо. Он мой враг.

-- Почему ты не с ним?

Конечно, Денис ожидал совсем не того, что увидел по возвращении к островитянам. Рассказать с самого начала? Еще успею, может быть. Рассказать только про "Монт Розу"? А как он к этому отнесется? Ведь он был ее капитаном. Что, если он возненавидит Германа?

А почему это меня беспокоит?..

-- С ним была другая, -- удивляясь самой себе, ответила я Денису.

Он задумался. Не по-людски: ни о чем меня больше не спрашивая и не споря, не доверяя тому, что я еще могу сказать об этой истории, он явно искал ее среди каких-то образов прошлого, в чьей-то памяти и впечатлениях.

-- Да, неприятная ситуация, -- наконец, признал он. -- Хотя зря ты ее жалеешь.

-- Но и делать вид, что ее нет, я тоже не могу, -- возразила я.

-- Можно, я встряну? Когда все закончится?

Он встрянет... Прочистит Эле мозги и вывернет наизнанку сердце. Перетряхнет душу. Это будет потрясающе. Но не поможет.

Выражая благодарность, я положила голову на плечо Дениса. Все-таки забавно, что его волнуют наши с Германом отношения.

Но угнетало его, как выяснилось, совсем не это. Немного помолчав, Денис рассказал о том, что произошло на "Тайне" с припозднившимся фантомом: что он сообщил о найденном им огромном корабле "диких странников", об их общей со мной способности делиться и о последствиях моих проникновений в корабли, о том, что Герман, догадываясь обо всем этом, пытался запереть на подводной лодке последний фантом, чтобы хоть его сохранить, и Денису, выручая меня, пришлось раскрыться...

Крошечные частички меня убивают крошечные частички корабля "диких странников". Я-целая, наверное, смогу загубить целый корабль. И как туда проникнуть?

-- Как туда проникнуть? Ты можешь меня отвести?

Денис вздрогнул.

-- Даже не представляю, как это сделать.

Он не хотел представлять.

-- Знаешь, что сказал Толя, когда понял, что я не человек, но до того, как я рассказала братьям Тигор, кто я на самом деле? Он сказал, что я - подарок звезд Земле, чтобы ее защитить. Тогда мне это показалось высокопарной глупостью, но сейчас я поняла, что все действительно так. Меня подарили Земле для защиты от "диких странников". Сделали так, чтобы я выросла в любви, и полюбила Землю. Капитана-Командора нарочно лишили памяти, когда он отправился меня искать - чтобы не нашел раньше времени и не забрал отсюда. А потом я привязалась к Герману и сама не захотела улетать...

Как же ясно все теперь стало! Как связно и логично!

-- Кто? -- севшим голосом спросил Денис.

У нас нет богов. Мы - Перворожденные.

-- Родители. Звезды.

Я - оружие. Я, давшая самой себе клятву никогда не брать оружия в руки, сама являюсь бомбой!

-- Дарх! Мечты сбываются! Я хочу умереть! Поможешь?

Дарх, растерянный и хмурый, вышел из-за камня.

-- Надо только отвести меня в межпространство, к кораблю пришельцев. Ты ведь сможешь? Денис знает, где это.

Денис отодвинулся от меня и встал. Дарх молча задал ему вопрос. Денис молча ответил.

-- Нет.

-- Почему?

-- Сначала попроси разрешения у Великого Командора Ветра.

-- Он мной не командует.

Денис улыбнулся.

-- Спасибо, что напомнил, Дарх. Ася, твоя жертва будет напрасной - если ты это сделаешь, Капитан-Командор взорвет Землю.

Не взорвет, конечно. Родители не позволят. Земля им важнее меня.

Но сомнения Дарха понятны.

...Значит, возможность проникнуть на корабль "диких" существует. Надо лишь дождаться удобного момента.

Салдах тоже ничем не помог. Его просто не было в башне, когда я пришла, и ожидание затянулось настолько, что стало ясно: пока я здесь, он не придет.

Может быть, я все-таки способна сама попасть в пространство между мирами? Я ведь просто не пробовала! Салдах говорил, что переход из мира в мир я совершаю в четырехмерности, так почему же мне не застрять там?

И не нужна мне помощь! На бога надейся...

Сидя с закрытыми глазами, я пыталась вспомнить тот момент перехода между мирами, когда я не находилась нигде. Когда казалось, что вспомнила, я прыгала в другой мир, выбирая любой из знакомых, с тем, чтобы не допрыгнуть - но всегда перепрыгивала.

Тогда я стала медленно перешагивать... но все равно попадала в представленную цель. Надо было представлять беспространство. А как, если я его ни разу не видела?

Не попробовать ли медитацию?..

Все было впустую.

Я злилась, бесилась, впадала в транс и дзен-буддизм, но ничего не добилась, а потом поняла две вещи. Первое: я действительно бомба. Собираясь умереть вместе с кораблем "диких странников", я не испытывала ни грусти, ни страха, как будто это нормальный, закономерный и естественный шаг. Второе: "дикие" затаились. Все то время, пока я занималась психопрактиками, а это длилось целых три недели, они не нападали.

Парни-островитяне хмурились с каждым днем все сильнее - они не знали, чего ждать, но ничего хорошего не ждали. Несколько раз, потеряв терпение, я навещала их на разных базах, и везде видела сдвинутые брови и сжатые губы.

Денис, теперь больше времени проводивший с ними, чем где-то еще, подтвердил, что никуда "дикие" не делись. Огромный корабль перебазировался, но не ушел. Что это могло значить?

-- Аська! Сюда! На Остров!

Это была Галя.

Не успев даже сообразить, что означают эти слова, я привычно вспомнила ее лицо и прыгнула вперед.

А сообразить стоило. Хотя бы затем, чтобы не слишком сильно удивиться, увидев над Большим заливом корабль "диких странников".

Галя, Валя и Аля, остолбенев, стояли у пирса и смотрели на приближение смерти огромными остановившимися глазами. Из леса, со стороны девичьей деревни, тихо, недоверчиво шли Юля и Эля.

-- Это они? -- спросила Валя.

Я отделила фантом и, когда очнулась, увидела, что изменилось немного: девочки стояли на берегу уже полным составом, включая неизвестно откуда взявшуюся Олю, а из форта бежали новенькие мальчики, вооруженные такими же стволами, какие были у парней на базах.

-- И что теперь? -- спросила у меня Галя.

-- Не жди, что он скукожится прямо сейчас, -- ответила я, подумав, что, находясь в двух телах, комментировала происходящее, и девочки знают, что случилось. -- Не знаю сколько времени, но они после меня еще летают.

Какая жалость, что он не скукожится прямо сейчас!..

-- Нельзя позволить им выпустить газ! -- крикнул Эрик и выстрелил в корабль.

У них нет химической защиты! Они погибнут мгновенно!..

Второй и третий мальчики выстрелили тоже.

-- Они не выпустят газ, -- неожиданно возразила Галя. -- Они меняют воздух, чтобы построить свои порталы, а сейчас им не это нужно. Им нужны порталы Острова.

-- Вы где берданки взяли? -- с каменным спокойствием спросила Валя.

Ее голос прозвучал странно низко. Она как раз в этот момент менялась. Юля и Оля, почувствовав это, посмотрели на нее с какой-то изумительной, собачьей, преданностью, и - перестали бояться. Аля только покосилась на подруг, и панический страх исчез с ее лица, она стала такой же сдержанно-расслабленной, как у себя дома. Галя ни на кого не смотрела, она кусала губы, чтобы не рассмеяться. У Эли не оставалось выбора. Она вздохнула, на пару секунд зажмурилась и приняла стойку.

-- Там, -- Эрик махнул свободной рукой на форт, -- в камере у выхода. Завтра собирались забрать на базы...

В бывшей камере Дениса, очевидно.

Тут я увидела то, чего не могли еще видеть другие: высоко в небе стройным клином входили в атмосферу Земли новые корабли "диких странников".

-- Надо звать парней! -- крикнула я.

-- Невозможно, -- откликнулся новенький мальчик. -- Сообщение только через духов раз в два часа. Последний связной ушел пятнадцать минут назад.

Ни одного не осталось? Невероятно! Наверное, духов тут много, но толку от этого мало, потому что парни просто не успеют домчаться, ведь пришельцы атакуют, а не разводят церемонии со строительством порталов.

Корабли приближались. От уже приземлившегося отделился десяток синеоких пришельцев и столько же стрелялок.

Мальчики, упав на колени и прищурив глаза, палили по тем и другим. Девочки умчались в форт.

Провал в памяти.

Когда я очнулась на том же месте, берег был уже неузнаваемым: лучи рассекали воздух во всех направлениях, а стреляли по пришельцам, стоя на коленях и сощурившись, уже все, кроме меня. Корабли, числом пятнадцать, переливаясь и едва заметно чернея небольшими пятнышками на боках, висели над заливом. От пяти центральных начали отделяться стрелялки.

Не считая слабых щелчков ружей, было очень тихо.

-- Нам не отбиться, -- сказала Валя, сразив тремя последовательными выстрелами одного "дикого" и белую стрелялку.

-- Быть не может! -- заспорила Оля.

И она, и другие уже были совсем не те, кого я знала. Ни в каком самом невероятном бреду я бы не вообразила их настолько холодными, настолько спокойными и твердыми. Слегка дрожали руки у Юли и Эли, но вовсе не от страха - от возбуждения. Але немного мешали выбившиеся из высокой прически белокурые пряди, и она посекундно встряхивала головой, чтобы отбросить их назад, но продолжала ритмично нажимать на кнопку, выпуская заряд за зарядом.

Мне оставалось ловить момент, когда в кого-нибудь попадет луч пришельцев. Как бы собрать всех в одну кучу вокруг меня, чтобы накрыть "броней"? Это было бы лучшим решением для защиты.

Я всматривалась в темные пятнышки, надеясь, что они начнут быстро увеличиваться, но этого не происходило. Они нашли противоядие от меня? Что ж я тогда могу сделать?!

Нет, они всё же растут. Но очень медленно...

-- Что... им... тут... надо? -- в такт нажатиям на кнопку спуска спросила Эля.

-- Портал! -- раздраженно ответила Галя. -- Он в ста метрах от нас. Им нужен Остров, чтобы получить контроль над порталами, или ты до сих пор не знаешь, что идет война?

-- Тогда надо закрыть порталы! -- воскликнула Эля так удивленно, будто мы все дурью маемся вместо того, чтобы делом заняться.

-- Нет, правда?! -- с уничтожающим ехидством рыкнула Валя, дважды промазав.

-- Правда! -- обиделась, не отвлекаясь от пальбы, Эля. И тут же компенсировала свою обиду убийственным высокомерием: -- Герман предусмотрел это еще полгода назад.

Аля, не веря, на пару секунд отвлеклась от цели, а один из мальчиков срезал "дикого" прямо у нее над головой, и мне пришлось невежливо отшвырнуть ее в сторону, спасая от химического "душа".

Закрыть вечные порталы... Покончить с тем, что так долго делало Остров центром Земли. Уничтожить Перекресток. Невозможно.

Но нам не защитить его. Все, что могла, я сделала, и это действует слишком медленно. Нас атакуют далеко не в полную силу, и мы отбиваемся на пределе возможностей, но если стрелять начнут из всех кораблей? Да хотя бы еще из двух!..

-- Что надо делать? -- спросила я.

Эля глянула озадаченно и презрительно, но соизволила ответить:

-- Здесь - передвинуть два камня. Это активирует какие-то процессы вокруг дыры, и она сожмется. На метровой глубине мощный агрегат для этого...

-- Где? -- заорала я. -- Какие камни? Куда двигать?!

-- Эля, показывай, двигайте с Асей, -- велел Эрик. -- Мы прикрываем.

-- И ПОБЫСТРЕЕ! -- взвыла Юля.

Валя заметила, что командует кто-то, кроме нее, и исправила ситуацию.

-- Не так бьем, -- сообщила она. -- Скоро друг друга перестреляем. Слушай меня: пацаны снимают пришельцев, а девочки - эти фигнюшки!

-- А можно, я тоже пришельцев? -- тоненько попросила Оля. -- Они так прикольно тают.

Мы с Элей уже бежали к порталу.

Он был не совмещен с другим таким же, и определить, где находится гигантская щель в ткани пространства можно было только по искусственным ориентирам - невысокому бортику из бурых валунов, окружавшему его, и изысканной композиции из десятка валунов покрупнее. В центре этой клумбы Эля и остановилась, панически шаря глазами по камням.

-- Так! -- решительно произнесла она и замолчала. Потом повернулась на сто восемьдесят градусов и обрадовалась: -- Так!

Она уперлась ногами в один камень, ладонями - в другой, но сдвинуть с места не смогла. Даже дикое возбуждение от смертельной опасности не придало ей сил для такого подвига.

Оттолкнув Элю, я налегла на валун. Можно было не напрягаться - он легко сдвинулся с места и проехал по мелкой гальке полметра.

-- Стоп! -- крикнула Эля, когда камень и без того остановился, наткнувшись на подземную преграду.

Земля затряслась под ногами, и снизу раздался глухой гул.

Мы обернулись, чтобы посмотреть на берег. Со стороны атака пришельцев не выглядела такой интенсивной, как в эпицентре... или она затихала? "Дикие" заметили, что портала больше нет, и прекратили бессмысленный бой? Тогда надо приниматься за следующий портал.

-- Бежим к горе! -- скомандовала Валя. -- Все двигаем к пещере!

Хорошо, теперь центральный портал в пещере, а потом к замку! Ой...

Морские порталы!..

Два морских портала...

-- Эля, а морские порталы закрываются?

Она вздрогнула и медленно повернулась ко мне. Ее лицо стало бледным.

-- Да, но... -- в глазах застыло отчаянье. -- Они закрываются только с подводной лодки. И я не знаю, как!

Я растрои'лась и спросила хором:

-- Хоть принцип знаешь? Тоже надо двигать камни?

Эля побледнела еще сильнее и замотала головой.

-- Нет. Герман говорил, что образуется воронка, поэтому вокруг порталов расчистили дно в радиусе десяти метров. Кажется, надо поднять какую-то пробку, потому что она замыкает цепь.

Хоть что-то. В тот момент я испытывала к Эле прямо-таки обожествляющее восхищение, и даже простила ей диверсию в огороде - если бы она не ходила хвостом за Германом в свое время, я и этого бы не узнала.

Две-я побежали в разные стороны, одна осталась. И всё.

VII

Когда-то в детстве мне довелось испытать огромное желание, которое сейчас вдруг сбылось. Желание состояло в том, чтобы случившаяся в школе неприятность прошла сама собой, то есть, я не отказывалась от необходимости что-то исправлять, что-то кому-то объяснять, но мне хотелось, чтобы весь промежуток времени, который на это требовался, взял, да и прошел уже в следующий миг. Вот так: хоп! и все уже исправлено и объяснено, а жизнь снова спокойна и радостна...

Я держала за руку Олю. Она сидела на табуретке и всхлипывала, размазывая свободной рукой слезы по мокрому лицу. Убрав ладони с ее плеча, я увидела пятно нежно-розовой, только что зарубцевавшейся кожи.

Осознав это, я почувствовала взгляд Вали. Она стояла, опираясь о стол, скрестив руки и ноги, на одной из которых тоже розовело большое пятно, и тревожно наблюдала за мной. Другие девочки тоже были здесь: Аля забралась с ногами в кресло и сидела с отрешенным, застывшим лицом, Галя расположилась на диване и нервно улыбалась, Эля забилась в угол другого дивана, а Юля смотрела на меня, сидя прямо на полу.

Мы находились в зале замка. Окна были закрыты ставнями, но сквозь щели в них в зал лился яркий солнечный свет, создавая иллюзию тихого раннего вчера.

-- Уже... рассказывать? -- неуверенно спросила Валя.

-- А? -- не поняла я. -- А где мальчики?

-- Точно, -- вздохнув, откинулась на спинку дивана Галя. -- Ничего не помнишь.

-- Были в скалах, -- ответила Валя. -- Прикрывали нас из твоего "Гнезда". Надеюсь, с ними все в порядке.

-- Всё кончилось? -- не веря ее мрачно-безразличному тону, спросила я.

Она пожала плечами.

-- Кажется, да. Слушай. Ты просила рассказать обо всем, когда вернется последний фантом. Вот.

Бой за центральную пещеру оказался долгим. Девочкам удалось добежать до горы без потерь под кронами деревьев, но "дикие" подожгли лес, и Оле с Валей, защищавшим наши с Элей спины, достались серьезные ожоги, а Гале упавшее дерево сломало руку. Закрыть портал в пещере удалось быстро, а вот убежать из рушащейся горы - тяжело на пределе возможного. Несколько раз от завала обломками нас спасало не иначе как чудо. По моим словам, это помогали духи.

Выбравшись из пещеры, которой больше не существует, мы помчались сюда, к третьему порталу. Тем временем два фантома закрыли морские порталы, а после вошли в корабли "диких", пытавшиеся мне помешать. Но от меня уже отделились новые фантомы, которые закрывали "броней" девочек и залечивали прямо на месте полученные ими раны.

-- Тут был просто ад, -- сорвавшимся от пережитого голосом сказала Валя. -- Мы не смогли бы отбиться. Этот портал оставался последним, и "дикие" обрушили настоящий шквал, чтобы не дать нам к нему подойти. Ты говорила, что видишь каких-то богов, которые мечут в "диких" ледяные стрелы и огненные шары, но нам этого не было видно... Хотя без поддержки богов мы бы не справились. Отбиться было невозможно. Я уже простилась с жизнью, как вдруг появились драконы. Огромная стая! Они поливали пришельцев огнем из сотни глоток, отгородили их от нас огненной стеной, и мы смогли закрыть последний портал! Это было что-то!

Она говорила, словно снова видела все это, и, как когда-то на инопланетном корабле Кесс Кассэт, картины ее памяти предстали перед моими глазами. Черных драконов действительно было очень много. Огромной клубящейся тучей они заслонили полнеба и в прямом смысле открыли огонь по скоплениям ртутных капель - кораблей "диких". Там было и жарко, и страшно, а драконья энергия дала решимость и силы забыть о боли, сделать последнее, самое главное.

Драконы. Они снова прибыли, самостоятельно пробив портал, и также улетели из нашего мира, сделав все, что можно для защиты Земли. Наверное, перед их приходом я снова сочинила стихи. Как жаль...

Валю била дрожь - последствия запредельного напряжения. Нечто похожее происходило со всеми: Эля тоже дрожала, Юля и Аля находились в ступоре, а Оля судорожно рыдала.

-- Драконы улетели, как только мы покончили с порталом, а "дикие"... Как ты заметила, что они собираются запоганить воздух?! Ты велела всем бежать в замок, а здесь - закрыть двери и окна, и лишь мы сюда добежали, как они накрыли весь берег. А сами исчезли.

Вот почему ставни...

-- То есть мы здесь заперты?

Валя кивнула.

-- Да. Ты сказала, что внутри замка - воздушная пробка, а за его стенами мы проживем не больше минуты. Осталось только ждать.

-- Чего? -- механически спросила я.

-- Пока газ рассеется, или пока кто-нибудь придумает, как его убрать. Учитывая, что порталов больше нет, на парней рассчитывать не приходится.

-- Ну почему? -- перебила Галя. -- На их-то машинах они могут пройти из любого портала, хоть морского, хоть материкового. Далеко, ну и что?

Валя вздохнула.

-- Хорошо, подождем. Кислорода, будем надеяться, хватит. Ты... ведь останешься с нами?

Этот вопрос и нетипичный блеск в глазах выдали страх. Томительный страх. Валя не позволила себе испугаться, когда "дикие" напали, и надо было действовать; не испугалась сама и другим не дала, но теперь никакие действия не помогли бы. Теперь приходилось только бояться.

-- Конечно, останусь. Если я выйду, хоть каким способом, наш воздушный пузырь может лопнуть.

-- Правда?

-- Не знаю. И проверять не хочу.

-- И никто к нам не сможет войти?

-- Пока мы в облаке газа, боюсь, нет. Даже насчет духов не уверена.

Аля высунулась из кресла, и стало видно, что ее шикарные волосы сильно обгорели. Новая короткая прическа делала ее совершенно другой красавицей - строгой, хрупкой и уязвимой.

-- Неужели даже Королева не пройдет?

Этого я не могла обещать. Три или четыре духа порхали под потолком, но были они здесь раньше или появились после нас - теперь я не знала.

Надо нейтрализовать облако - это в лучшем случае. Хотя бы сдуть куда-нибудь в океан - это позволит нам выйти из замка. Смогут ли парни-островитяне сделать это, пока не кончился кислород или пока воздушная пробка сдерживает напор ядовитого газа? Если они вообще знают, как...

Дарх своими ветрами мог бы согнать газ, но, судя по тому, что сказала Валя, он принял участие в бою, кидал свои молнии, и сейчас, возможно, снова лежит на горе весь в подушках и тощий, как мумия. Кто еще поможет? Денис? Он наверняка ищет способ, но божественного опыта у него мало.

Внезапно мои размышления прервались чувством, что я уже подумала обо всем этом и нашла надежный, верный выход. Ну, раз так, то придется просто ждать. И это хорошо, потому что я, кажется, не хочу вставать и что-то делать. Меня разморила странная слабость, которая была даже приятной, если бы не связывала так по рукам и ногам.

О-о-о, сейчас же время дышать дымом! Наверное, оно уже пропущено... Вот и последствия. Да еще и пришлось много делиться.

-- Кораблей было столько же, или прибавилось?

-- Прибавилось, -- сказала Валя так, что стало ясно - очень даже прибавилось. -- В один миг ты даже не раздесятерилась, а раздвадцатерилась, и все двадцать новых засветились и полетели к кораблям. Даже не знаю, что лучше буду помнить, если не умру тут - это или огонь драконов. Ась, ты кто? Инопланетянка?

Вот вопрос.

-- Не знаю. Сформировалась я на Земле, но не так как люди. Не человек, это точно. Я как Капитан-Командор. Только не кидайте в меня камни, я совсем недавно это выяснила.

Осознавая новость, девочки опустили глаза.

-- И что, у вас все такие придурки, или ты одна уродушка? -- громко, с вызовом спросила Эля. -- Ну, на голову слабые, не помните ничего?

-- Ой... -- тихо сказала Оля.

А я и вправду почувствовала себя ущербной.

-- Мне неизвестно, умеют ли делиться другие... Я не спрашивала, научилась сама.

-- Да что ты?! -- с грубым смехом перебила Эля. -- Ты научилась делиться и летать! И обязательно надо было, чтобы мы это увидели и восхитились: ах, чудо какое, нам так никогда не суметь!..

-- Эля, ты о чем? -- шепотом спросила Юля.

-- О чем?! -- вскинулась Эля. -- Мы могли бы не напрягаться, спокойно сидеть в безопасности в форте или еще где-нибудь! Она бы без нас все сделала! Вот зачем нам это все было?!.

Она не договорила - в нее попала брошенная Валей сковорода. На столе высилась целая груда чисто вымытой посуды от сковородок до тарелок.

-- Валя, ты что? -- обалдев от Валиной реакции, вскрикнула я.

Эля уже не смеялась. С обиженным видом она терла скулу, которая сразу сильно опухла.

-- Почему нет? -- легкомысленным тоном объяснила Валя. -- Ты все равно вылечишь.

-- А можно, я тоже брошу в нее чем-нибудь? -- тоже грубо обрадовалась Аля. -- Давно хочется.

Вот только этого не хватало!

-- Нет, -- отрезала я. -- Не испытываю ни малейшего желания к ней прикасаться.

А правда, зачем я их в это втянула? А разве я втягивала? А справилась бы я без них? Точно нет. И точно не справилась бы без Эли. Почему она так говорит?

-- Эля, это же не ты, -- вытерев слезы, умоляюще проговорила Оля. -- Тебе ничего подобного в голову бы не пришло, если бы ты не злилась на Асю из-за Германа. Ну зачем ты так себя принижаешь?

Однако сковорода не остановила Элю. Вжавшись в стену спиной, она швырнула в меня новый комок грязи:

-- Я себя принижаю?! А она кто такая? Ведь даже не человек, не женщина, а лезет к нашим парням!

На этот раз полет сковородки предотвратила Галя. Перевязанной рукой она схватила Валю поперек талии, а здоровой в секунду разоружила ее.

-- Пусть бесится, -- сказала она. -- Имеет право. Мы-то знаем, что это всё не так.

Но почему-то ее слова были не так убедительны, как Элины. Я опять почувствовала себя виноватой, будто действительно украла у земной женщины любовь земного мужчины, будто позарилась на что-то, чего не заслуживаю.

-- Эля, -- вдруг усмехнулась Юля, -- неужели ты действительно считаешь, что Герман полюбил бы тебя, если бы не было Аси?

Эля не ответила, и лишь обиженно блестящие глаза сообщили о всей глубине ее негодования.

-- Герман мог влюбиться только в инопланетянку, -- насмешливо доконала Юля. -- Ты для него слишком проста, в тебе нет ничего таинственного, а его привлекает только это. И вообще - он-то тебе чем приглянулся? Высокий, мускулистый, властный? Спорим, ты только это увидела? А его главное тебе не нужно и неинтересно.

На Юлю с удивлением смотрели все. Наивный вопрос: "А что в нем главное?" -- застыл у Эли на губах, потому что выдал бы ее с головой, девочки же недоумевали о том, что и откуда знает про Германа Юля. А знала она от Сереги - тот настолько преклонялся перед своим капитаном, что заражал этим всех, с кем общался.

-- Давайте сменим тему, -- предложила я.

Надолго установилась тишина. Тишина смертельной опасности, тишина ожидания. Девочки устали бояться - защищая порталы, они много раз смирились со смертью и сейчас были к ней готовы, но я чувствовала, насколько им не хочется умирать. Мы прислушивались к звукам извне, но безрезультатно. Ничего, никаких вестей, никакой надежды.

Я перестала дышать, чтобы не расходовать драгоценный воздух, но все равно замечала, что он меняется. Отрава понемногу просачивалась в зал, и девочки уже вдыхали ее. Что делать? Вялая и заторможенная, я с трудом заставляла себя думать, избегая единственной мысли, которая лезла в голову сама - как раздобыть и выкурить листья. Помимо воли, инстинктивно, я связывала свое болезненное состояние с отсутствием этой возможности, и, как голодный мечтает о пище, мечтала о высушенных на скале под солнцем листьях. Всего-то и надо - просто выйти отсюда, исчезнуть здесь и появиться рядом с Дархом, протянуть руку и взять...

Валя села на пол. Я заставила себя сходить в башню за раскладушками, установить их в зале и уложить Валю и Юлю. Да, дышать теперь труднее. Надо попробовать воздействие на дыхательные центры девочек, чтобы они вдыхали меньше и не чувствовали этого затруднения - оно, я знаю, мучительно.

-- Знаете, мне кажется, никто и не придет, -- вдруг спокойно и грустно сказала Юля. -- Духи не отправились к парням, чтобы рассказать о том, что тут случилось.

-- Почему? -- спросила Валя.

-- Потому что незачем. Дело сделано: порталы закрыты, Земля защищена. Мы больше не нужны.

Валя, подумав, кивнула.

-- Да, мне тоже это пришло в голову. Мы сделали то, чего от нас ждала Королева, и теперь просто неважно, живы мы, или нет.

-- Неужели так трудно послать духа рассказать? -- буркнула Эля.

-- Она не подумала об этом. В ее задачу входило обеспечение защиты Острова, а не нас. Все, что было тут с нами несколько лет подряд - все было ради этого, ради сегодняшнего дня. И мы не подвели. Девчонки, мы крутые. Мы умираем героями.

-- Но я не хочу умирать! -- крикнула Оля. -- Неужели мы не заслужили сегодня жизнь в награду? Не богатство, не славу - просто жизнь?

-- А для чего она тебе? -- спросила Аля.

В ее голосе прозвучало смирение, усталое и недоброе.

Оля снова всхлипнула.

-- Мне нравится... жить. Это ведь нечестно - многие живут зря, никого не защищая и даже мешая другим, а мы сделали такое, и... должны умереть? Галя, ты тоже считаешь, что мы должны умереть?

Галя растянулась на диване, выбирая удобную позу.

-- Я мусульманка, -- сказала она. -- Я верю в предопределенность. Если мы сегодня умрем - значит, в этом есть высший смысл, значит, так угодно Всевышнему, который ни одно событие не оставляет без внимания. Надеюсь, нас ждет рай.

-- Какая-то ты неправильная мусульманка, -- недоверчиво возразила Юля. -- Никогда не видела, чтобы ты совершала намаз.

-- Факт, -- равнодушно согласилась Галя. -- Я раскаиваюсь.

-- А как быть неверующим? -- заспорила с кем-то Валя. -- Я ничего не знаю про рай, я хотела быть счастливой здесь, на Земле. Я, в конце концов, так долго ждала не того, для чего меня кто-то там предназначил, а другого. Я люблю. Мне не нужен рай, мне нужна любовь.

Оля прерывисто всхлипнула два раза.

Юля хотела сказать что-то трогательное и жизнеутверждающее, но ее опередила Аля.

-- Твой Коля трахает шлюх. И особо не разбирается. Так лучше? Умереть захотелось?

Мне показалось, что где-то что-то лопнуло. Или разбилось. Разорвалось, сломалось, погибло.

-- Что? -- эхом на всеобщую потерянность отозвалась Оля.

Аля сникла. Я поняла - она сказала то, что давно хотела, но не могла, и теперь испытала облегчение, смешанное с горечью.

-- У наших мальчиков есть другие девочки. В мирках. Хорошие такие девочки: любви и верности не ждут, ничего не просят, веселые, добрые, ласковые, всегда на все согласны. Неграмотные, правда, и моются не очень часто, но это и не важно.

Кинув эту затравку, она замолчала, будто уже боялась того, что скажут или сделают теперь ее подруги.

-- Что? -- повторила Оля, и голос ее дрогнул от гнева. -- Откуда ты знаешь?

Аля вздохнула и отвела глаза.

-- В определенный момент у парней появились определенные потребности, продиктованные, как выразилась Королева, их сильным мужским началом... ну и некоторым количеством эротических флюидов в атмосфере Острова, распространяемых одной парочкой, которая сама предпочла остаться непорочной. На нашем безрыбье проблема грозила конфликтами, поэтому Королева нашла самый лучший, с ее точки зрения, выход: нагрузила соответствующими обязанностями своих почитательниц в паре-тройке мирков. У них там что-то вроде общин при храмах: живут девушки вместе, выполняют несложные работы и типа богине молятся, урожайность и благополучие местных жителей обеспечивают. Что велит богиня, то и делают. Богиня благодарна, а задания не пыльные.

Валя, получившая ответы на все свои вопросы, молча закрыла лицо руками.

-- А откуда я узнала - Королева сама же и рассказала. Ее выводила из себя моя гордыня, и она ткнула меня лицом в грязь, показав, как Юрка проводит свободное время... Да, он тоже там бывал. Любил меня и бывал там... И я даже морду ему расцарапать не могла, потому что Королева, как она сказала, уста мне запечатала.

-- Но почему же ты...-- начала было Галя, которая единственная сохранила способность говорить.

-- Почему сейчас рассказываю? Наверное, печать спала. Наверное, нам предстоит умереть, и мы, по мнению Королевы, хотя бы не должны умереть дурами.

-- Нет, -- поправила Галя, которую островитянские страсти не касались, -- почему ты, зная обо всем, с ним спала?

Аля сжала губы. Мне померещилось, или они стали синими? О, в воздухе уже мало пригодного для дыхания кислорода и много ядовитых примесей. Критически много. Почему я подумала, что задача решена? Им осталось совсем чуть-чуть.

-- Я не хотела, -- глухо призналась Аля. -- Но он умел сделать так, что я сдавалась. Обещала себе, что это в последний раз, иногда держалась, но... Не знаю, как это объяснить. Я знала, что он грязный, но его любовь бывала сильнее моей чистоплотности. Она была такой, что заставляла обо всем забыть.

Валя отняла ладони от лица. На лбу остался бурый след. Кровь? Что же делать?! Почему я не могу придумать, чем им помочь?!

-- Они все? На самом деле все?

Она говорила необычно замедленно и тихо.

Аля посмотрела на нее и слабо кивнула. Потом потерла висок, оставив на нем фиолетовый синяк.

-- До недавнего времени я была уверена только в Германе. Но, из-за неразберихи с Аськиным отказом даже поговорить и Элькиными дурацкими домогательствами, Королева все-таки его туда отправила, и тут уж ни за что не поручусь.

-- Спасибо, теперь лучше, -- еле слышно произнесла Валя.

-- Я не хочу, чтобы они нас спасали, -- тоже замедленно и тихо казала Юля.

Оля опять заплакала, и я боялась увидеть цвет ее слез.

VIII

Никогда еще борьба со смертью не была такой мучительной. Стараясь думать о процессах, которые происходят в человеческом организме при нейтрализации отравляющих веществ, и пытаясь управлять этими процессами в организмах девочек, я постоянно сбивалась на возникавший перед глазами великолепно яркий мысленный образ сигары с тлеющим кончиком. Поминутно приходилось душить поднимавшееся внутри раздражение от того, что я занимаюсь другими, в то время как умираю сама - это было нечто новое, чужое, пришедшее вместе с потребностью в дыме. Я знала, что не умру без него, но это знание в тот момент казалось ненастоящим и ненужным.

Очень хотелось разделиться на шесть частей, чтобы дышать с каждой из девочек, чтобы, держа руки на лбу и груди у каждой, заставлять их жить и давать свои силы для этого. Но эта способность ушла. Мне оставалось лишь смотреть, как они умирают.

Они лежали тихо, не двигаясь и не разговаривая, не плача, дыша еле заметно. Только блестевшие из-под ресниц глаза выдавали, что они не спят, и сознание еще не покинуло их измученные тела, хотя, наверное, зрение уже отказывало им, да и слух тоже.

Уже наступила ночь. Я зажгла свет, чтобы девочкам не так страшно было лежать в темноте, и чтобы они хотя бы не чувствовали одиночества. Если это было важно...

Неужели они правы? Неужели Королева сбросила их со счетов, когда последний портал закрылся? Но ведь она чувствовала к ним что-то, сердилась на них и награждала, заботилась о них... До сегодняшнего дня.

Неужели ни один из богов не видит смысла их спасать? Неужели для бога это так трудно?!

Второй волной на меня накатила еще большая слабость, чем несколько часов назад. Я боролась с собой, но не могла заставить себя подняться из кресла, а все вокруг стало заволакиваться дымкой.

Но дымку вдруг прорезал лучик. Голубая нитка света пробила крышу и ворвалась в зал, а за ней синхронно еще пять таких же, и я только успела подумать, что всё - газ разъедает замок, как лучики обернулись черными фигурами, которые за долю секунды завернули тела девочек в серебристые коконы и склонились над ними.

В следующий миг замок вспыхнул. Горячий белый свет залил все пространство, и ослепил, и оглушил, и лишил равновесия. Вот что было действительно страшно - страшнее, чем миг смерти, наполненный болью.

Когда страх отпустил также резка, как нахлынул, и я открыла глаза, черные фигуры уже поднимались с колен и поворачивались ко мне.

-- Привет, Дима, -- сказала я ближайшей, словно мы встретились случайно на улице.

Он улыбнулся, снимая прозрачный шлем, и вежливо кивнул.

-- Привет, Георг, привет, Джон, привет, ребята.

Ветры.

Я перехитрила сама себя. Поняв, что грозит нам в окутанном газом замке, я попросила о помощи Капитана-Командора.

14. Двое.

Дарх был не так плох, как я ожидала. Он лежал, но не на подушках, а на голой каменной глыбе, и не исхудал, как после боя со мной.

Удивительно, но это меня обрадовало. Правда, мимоходом, ведь сильнее состояния Дарха меня интересовали листья неизвестного доныне растения, заполнявшие все мои мечты и стремления последних часов.

Они были на прежнем месте. Увидев их, я испытала такое ликование, какого давно не помнила, а раскурив - облегчение, будто прошел острый приступ какой-то мучительной болезни.

-- Это больше не понадобится, -- бесцветным голосом произнес Дарх. -- В войну вступили "дети звезд".

Первый вдох - и раздражение проходит; второй - наступает чувство покоя; третий - покой; четвертый - покой...

Пятый - появляются мысли, очень бестолковые, потому что для толковых не хватает знаний, и больше напоминающие вопросы.

Ага, вот одна толковая появилась, и очень даже определенная: "Мне конец". Причем не в перспективе, а в реальности. Возникла она из желания возразить Дарху, спешного поиска аргументов, и из того, что эти аргументы сразу нашлись: мол, "дикие" могли успеть рассеяться по миркам или возьмут, да и нападут напролом. Но незачем им это - они обитают в космосе и пространстве между пространствами, а там их настигнут орудия Командоров. Спасать островитян больше не потребуется, проникать внутрь кораблей - тоже. И что теперь делать?

Если бы не потребность вдыхать дым листьев, этот вопрос не возник бы, значит, его следует переформулировать: "Что делать, чтобы дышать дымом?". Как мало надо, чтобы заставить разум сбиться с пути!

-- Мне это нужно, Дарх. Если завтра или послезавтра я не найду здесь эту наркоту, то, наверное, буду умолять тебя достать ее. Возможно, даже ползать на коленях.

Лишь нечто похожее на торжество мелькнуло в его глазах - но тут же исчезло.

-- Не будешь. Ты никогда настолько не изменишься из-за собственных страданий. Я скажу, как сам это представлял: не найдя листьев, ты сядешь здесь, а потом ляжешь, уткнешься лицом в колени и попытаешься заснуть. Возможно, немного покатаешься по земле, но ничего мне не скажешь. Потом, через некоторое время, может неделю, может, две, уже на пороге выздоровления, ты снова увидишь листья, и не сможешь себя перебороть, и все начнется по новой. Но я меняю сценарий. Твое унижение и твоя боль теперь не сделают меня счастливым. Выбирай сама: листья всегда будут ждать тебя здесь, или ты никогда их уже не увидишь.

Я сделала новый глубокий вдох. Предложенный выбор - безусловно худшее, что могло со мной случиться сегодня. Что-то внутри меня, примитивное и злое, тут же стало искать возможность уйти от него, а ближайшие сутки, в которые можно было его не делать, вдруг обрели сказочную ценность и представились целой жизнью.

-- Дарх, ты участвовал в бою. Как это было?

Совершенно нормальная, даже беззащитная улыбка преобразила его лицо, и теперь стало видно, что он лежит, потому что правда очень устал, но силы уже возвращаются, и он не сомневается, что скоро стает прежним.

-- Это было здорово. Не божеское дело - сражаться - но я ведь не совсем бог, верно? Мне не обязательно делать что-то чужими руками, когда приятнее делать это своими. Я понял, в чем состояла моя ошибка в бою с тобой - я тебя ненавидел, и ненависть ослабила меня, а сегодня такого не случилось. Я был уверен в том, что должен драться, и что мне нравится это. Сегодня великий день. Я не совсем бог, и не должен вести себя, как бог. Я - это я. Пусть инвалид - инвалидам прощаются странности, и это здорово.

Кончик сигары выпал у меня из пальцев. Вот в чем была проблема... Денис пытался ему объяснить, какие привилегии дает положение особенного, но только сегодня он полностью это осознал и абсолютно удовлетворился.

-- А если тебе интересно, что там происходило, -- спокойный и довольный, продолжал Дарх, -- то могу предложить только свои мнемотемы.

И он тут же направил мне в голову недавние воспоминания. Я подхватила.

С его позиции картинка была менее страшной и более эпичной, чем с позиции Вали: сверху и корабли "диких" выглядели не так драматично, и драконы казались симпатичнее, и народу болталось гораздо больше. Ни боги, ни духи не упустили возможности посмотреть на экстраординарное событие своими глазами, и многие даже что-то предпринимали, чтобы не быть просто зрителями, но что именно - мне никогда не понять. И слава богу.

Рядом, заразительно счастливый, парил Денис. Его стрелы сбивали стрелялки и впивались в зеркально-гладкие бока кораблей, в то время как шаровые молнии Дарха прицельно сжигали сердцевины "диких".

Что портал закрыт, стало видно только из-за внезапного и дружного отлета драконов: продолжая лить на корабли огонь, они вдруг полетели в сторону океана, и вскоре исчезли, растворившись в воздухе, а несколько крошечных фигурок на берегу стояли неподвижно, глядя им вслед.

С уходом драконов битва затихла. Корабли стали очень темными, но еще блестели и переливались в лучах солнца. Потом группка на берегу резко, словно по команде, рванула с места и побежала к замку. Фантомы, которых было с десяток, на бегу сливались со мной, пока их не осталось лишь двое - поддерживающих под руки Валю и Олю. Когда я, пропустив всех в башню и закрывая дверь, обернулась, по эфиру разнеслась громкая и ясная мысль, не оформленная ни словами, ни образом, а мысль в чистом виде, улавливаемая интуитивно: "Помоги нам!". И так удивительно стало понятно, кому и в какую даль она послана...

Всё, хватит.

-- Дарх, скажи, если бы я не позвала на помощь Перворожденного, вы стали бы нас спасать?

-- Не знаю, -- подумав, ответил он. -- Я - нет, ведь тебе ничто не угрожало. Денис до последнего был с вами, но он не мог ничего сделать, и не проявлялся, чтобы не подавать ложных надежд. Вообще, любителей таких драм и счастливых развязок среди богов достаточно, возможно, кто-нибудь и занялся бы твоими подругами, но переходить дорогу Великому Командору Ветра - дураков нет. Опять же, было очень интересно, что он придумает... Дело того стоило.

Стоило. Аннигиляция уничтожила замок вчистую. Открыв глаза, я увидела, что мы лежим на голой земле, а от башен замка остались лишь глубокие ямы-подвалы. Можно только догадываться, какой яркости и, наверное, красоты была вспышка. Ветров спасли костюмы, рассчитанные на космические перегрузки, а девочек - обернувшие их серебристые коконы, уж не знаю для чего предназначенные на корабле Капитана-Командора.

И мне - ничего. "Броня" обволокла тело автоматически, без приказа - оно уже перестало доверять изменчивому сознанию.

Интересно, как сейчас девочки? Всего дел узнать это - попроситься в мозг Командора да увидеть его глазами. Он открыт, я знаю.

...Но боюсь. Он заметит, что я больна.

-- Счастье твоих подруг от того, что за ними пришли, было таким сильным, каким редко доводится наслаждаться богам, -- счел необходимым пояснить Дарх. -- Этим искренним счастьем они заслужили и любовь, и почет. Теперь в любых делах и желаниях их будет сопровождать удача.

Гм. Не отвагой, не преодолением пределов возможного, а счастьем. Боги любят счастливых. Тяжело им, наверное, приходится обычно...

-- Дарх, почему я не чувствую твоей любви?

Тонкие духи взмыли ввысь. Жестокий вопрос, согласна, но делать вид, будто ничего не знаю - подло.

Дарх сел и сгорбился. На его мысли набежала тень, но тут же ускользнула прочь - сегодня он ни о чем не собирался грустить дольше секунды. Сегодня ему стало понятно то, что открывается слишком редко, да и то - если повезет выиграть бой.

-- Потому что такая у меня любовь... Это сила в минусе. Она ничего не дает. Ты для меня - такой же наркотик: мне нужно, чтобы ты у меня была, и эта нужда... жажда заставляет забыть и не видеть все остальное. Любовь раба. Ни смысла, ни ценности. Ничего. Мне нужно отказаться от тебя, да пока не достает воли.

Ну, вот он и сам все решил.

Появился Денис. Его лицо уже не было довольным - лишь усталым и раздраженным.

-- На всякий случай, надо запомнить, -- сказал он с порога: -- там, где злость и отчаянье, боги не водятся. Даже когда видел эмоции, не знал, что эти - настолько противны.

-- Как в дерьме вываляться, -- вяло согласился Дарх. -- Сила в минусе.

-- Ты откуда? -- спросила я.

-- От Тима. Раньше видел, как люди бесятся, но чтобы он!.. Да и остальные ничуть не лучше. Без них, видите ли, обошлись.

Мыслей о парнях-островитянах я избегала - они теперь были связаны с головоломкой, для решения которой не хватало информации. Я не могла связать свое привычное представление о них с раскрытой Алей тайной, хотя и знала, что связать надо, потому что и то, и другое - правда.

-- Зачем ты вообще туда пошел?

Денис расположился на молодой траве и посмотрел на меня исподлобья.

-- Капитан-Командор попросил.

Ах, да - он ведь тоже его покровитель. Я невольно начала, а Капитан-Командор великолепно закончил изменение его человеческого тела.

-- Ты явился ему, чтобы поразить?

Денис возмущенно вскинул брови.

-- Нет, чтобы выяснить намерения. Как ты знаешь, мысли Перворожденных недоступны богам.

-- И его намерение - вступить в войну, -- ехидно "догадалась" я.

-- А разве "дикие странники" не естественные враги "детей звезд"? Он очень обрадовался возможности поиграть с ними на своем поле, и это кстати, поскольку у Земли, как тебе известно, нет космического флота. Не считая прогулочных корабликов четырех семей.

-- Из космоса Земля уязвима, -- поддакнул Дарх.

-- А почему? -- вдруг осенило меня: что-то было такое в реплике Дарха, наводящее на мысль о предопределенности, а не случайности этого очевидного научно-технического отставания. -- Боги нарочно тормозят массовый выход в космос?

-- Конечно, -- ничуть не смутился он. -- Улетать станут лучшие из людей, весь цвет человечества разлетится по разным галактикам, и что прикажешь богам делать? Гоняться за каждым? Боги - да, они большие, они везде - но пробивающие пространство корабли неудобно искать.

-- Лень, да? -- посочувствовала я. -- Так уважаемые боги поставили себя вместе с Землей в зависимость от Перворожденных. И кто вы после этого?

-- Почему - мы? -- улыбнулся Дарх. -- Я не с ними. Я не совсем бог.

Денис помолчал, обдумывая внезапно вскрывшийся нюанс.

-- Теперь, я полагаю, научно-техническому прогрессу мешать не будут, -- сказал он. -- Хотя бы на отдельно взятой, контролируемой территории.

-- Ты считаешь, космофлот Земли зародится на Острове? -- спросила я.

Остров и островитяне - идеальное место и идеальная компания для этого предприятия, ведь они уже умеют сражаться, и у них есть Герман. Опять же, нам ли не знать, что божеские амбиции пересекаются в этом самом месте, и все ли боги смогут отказаться от них ради обороны Земли?

-- Капитан-Командор предложил объединиться. Королева сама обратилась к нему с просьбой о возвращении, и все это требует проработки. И, в общем, должен же был кто-нибудь сказать им о том, что произошло на Острове... Ася, я представляю, что ты испытываешь по отношению к парням, но ты не сможешь отрицать - они отличная и надежная армия. Я не понимаю твоего враждебного настроя к Капитану-Командору - зато он его понимает и согласен с дистанцией, которую ты установила. Он считает, ты слишком много потеряла в бою и предлагает доставить на любую из сестер-планет, чтобы ты смогла восстановиться.

Челночная дипломатия - новое призвание Дениса. Его слова подействовали расслабляюще, и даже гипнотически: я впервые за прошедшее время обратила внимание на свое тело и ощутила, что оно действительно стало меньше. Не в объеме - места в пространстве я занимала столько же, как раньше, но словно утратила часть веса, словно стала рыхлее. Наверное, мне пришлось очень много делиться... Капитан-Командор рассудил здраво, и все же с таким багажом - болезненной потребностью в психотропном дыме - являться к сестрам я не вправе.

-- Парни сворачивают базы? -- чтобы не думать об этом, спросила я.

-- Да, -- ответил внимательно наблюдавший за моим лицом Денис. -- Они возвращаются на Остров.

-- А что будет с девочками?

-- Я предложил помощь Даниила Егоровича, но Капитан-Командор оставил их в своем бортовом госпитале. Я думаю, он прав. Девочки не захотят возвращаться на Остров, а в родительском мире они потеряются. Лучше присмотреть за ними, пока отходят от шока.

Догадываюсь, что, когда девочки поправятся настолько, что разглядят ветров, им не захочется покидать корабль. Очень интересно, как любимый братик будет выкручиваться.

-- А порталы? Утрачены навсегда?

-- По словам Германа - нет. Только максимально сжаты. Он сам точно не знает, каковы будут последствия, но считает, что они обратимы. Даже богам непостижимо, как он мог предугадать такое.

-- А "дикие"? Где они сейчас?

-- То, что от них осталось...

Денис опустил глаза.

-- Это уже известный только нам подвиг Салдаха. Не представляю, каким способом, но он вытеснил их из межпространства в нашу трехмерность и продержал до прибытия Белого Командора. Тот разделался с ними быстро и красиво.

Я неосознанно попятилась.

-- И Белый здесь?

-- Конечно, -- улыбнулся Денис. -- А вот Салдаха больше нет с нами. Он перешел свой предел.

Судя по улыбке, не покинувшей лицо Дениса, в этом не было ничего плохого.

Какие события...

-- Так война окончена?

-- О нет! -- ответили Денис и Дарх вместе. -- Она только началась.

-- Рано или поздно "дикие" попытаются снова, -- продолжил Дарх. -- Похоже, они видят в человечестве некую инфекцию, угрозу своему существованию, и будут продолжать искать способ остановить его расселение по космосу.

Значит...

-- Значит, у нас есть несколько дней, а может - тысяч лет, но мы должны быть готовы каждый миг, -- закончил Денис. -- И ты бы все-таки сгоняла домой, а? На каникулы?

III

Я и раньше знала: существует кое-что похуже смерти, - но никогда не была готова испытать это на собственной шкуре.

"Это" настигло хотя и не внезапно, но страшно и неотвратимо.

Сначала я наивно попыталась обмануть вредную привычку местом, с которым она никак не была связана, и пришла на Остров, в свой домик. Заняв себя когда-то любимым делом - растениями - я заметила, что снова, как вчера, сбиваюсь на желание закурить листья, что ругаю собственное решение покончить с ними и думаю о том, что надо было попросить Дарха дать мне их еще один, последний разок. Трезвый рассудок отогнал такие мыслишки, но недалеко и ненадолго, и вскоре я поняла, что сама, своими руками пытаюсь запрограммировать какую-то несчастную фиалку на психотропные свойства.

Хуже всего в этой борьбе привычки с разумом было растущее раздражение на необходимость бороться, жалость к себе и начавшиеся поиски виновных. А виноватыми в том, что мне очень хочется сушеных листьев, к ночи оказались почти все: и Дарх, и парни, и Капитан-Командор, и Королева, и девочки, и звездная природа.

Что может чувствовать невзорвавшаяся бомба?

А кому это интересно? Лежит себе, никого не трогает, может быть, еще пригодится. А станет опасной - подлежит уничтожению. Чувства этой бомбе привиты лишь для того, чтобы она стала самоуправляемой, чтобы поражала цель, подчиняясь инстинкту и заложенной им программе. Так люди - любят, переживая упоительные чувства, всего лишь подчиняясь инстинкту и его простой цели - воспроизводству. Не будь инстинкта, не было бы чувств. Любовь - грубо сляпанный пряник, подсунутый природой человечеству, склонному к раздумьям: "А надо ли мне это?" - при малейшей трудности, чтобы оно не забывало размножаться. Лишь немногим удается обмануть его, не любя, или любя, но не размножаясь, но есть ли в этом смысл? Можно ли считать это достижением? В борьбе с природой выиграть невозможно.

Стоит ли инстинкт жертв?

Люди хотя бы могут стремиться стать чем-то большим, пусть только мечтать об этом - мечты оправданны, раз людям дана возможность вырасти до богов, хоть сбывающаяся крайне редко, но - существующая, достижимая! Но большая часть людей - кто по сути? Генераторы пищи для этих самых богов и духов-невидимок? Что они получают за свою способность любить? Везение? Удачу? А они для чего? Для новых упоительных чувств, которыми полакомятся боги и духи.

Если я откажусь от способности чувствовать (просто отключу сердце!) - этим изменю свое предназначение, изменю тем, кто создал меня для гибели, но что получу взамен? Наверное, что-то получу... Не может быть, чтобы не существовало в жизни других удовольствий, кроме глупой инстинктивной любви.

Все эти размышления на время закрыли сознание от преследовавших его образов свернутых в трубочки листьев и вкуса насыщенного их дымом воздуха. В них была не самая плохая мечта - освобождение, и не самая худшая цель - неизвестность. Но череда мыслей прошла, и мне вновь захотелось курить.

Я заставляла себя вернуться к самым приятным ощущениям от продуманного - ожиданию свободы и неизвестности, но это давалось все труднее. В поисках места, где было бы меньше отвлекающих вещей, я забралась на антресоль, в которую превратила чердак своего домика, и занялась тупым ритмичным делом - стала ножом чертить на досках пола прямые линии. Трудотерапия помогла на время: старание сделать линии четкими и параллельными вытеснило все мысли вообще.

-- Ася... -- вдруг позвали с крыльца.

Герман. Я промолчала, расписывая пол под паркет. Копившееся внутри раздражение грозило излиться на любого, кто попытается заговорить, но что-то во мне же пыталось усмирить его, твердя: "Это не ты. Ты не обращаешься с людьми так плохо. Лучше молчи, чтобы потом не пожалеть".

Герман открыл дверь и вошел. Я замерла, надеясь, что он не заметит меня в чердачной темноте.

Он сделал несколько шагов по комнате, потом ухватился за край антресолей, подтянулся на руках и внезапно оказался рядом.

Когда-то это уже было.

Не глядя на него, я продолжила вырезать линии.

Сердце, не успевшее отключиться, нежным трепетом отзывалось на каждый его вдох.

Стоп. Сюда не надо возвращаться. Это - счастье бомбы.

-- Ася, посмотри на меня.

Сдерживая собственный язык от резкости, я скрипнула зубами. Не стоит смотреть.

-- Чего ты хочешь?

Тепло его взгляда струилось по мне, а вокруг разливалось сияние, видимое лишь таким, как я.

-- Скажи, что произошло?

Острие ножа затупилось. Я провела по клинку кончиками пальцев. Нет, сейчас слишком остро.

-- Капитан-Командор тебе уже все рассказал.

Надо немного затупить, а то линии получаются слишком тонкими. Кончиком пальца - по острию. Самое то.

-- Не все.

-- Тогда спрашивай.

Чтобы найти не расчерченный участок пола, пришлось подвинуться и повернуться к Герману боком.

-- Ты умерла?

Теперь можно посмотреть. Он не выглядит таким огромным, как раньше. Может быть, здесь, на моей территории, он кажется несколько тоньше, чем был, а может быть, это война его так вымотала... На лице - симметричные пятна короткой щетины, которую я раньше не замечала, привычно видя в нем гладкокожего мальчика; под глазами - синеватые тени. Жесткие волосы слиплись в пряди и чуть блестят... Так он мягче и проще, его внутренняя сила не подавляет и не вынуждает защищаться.

-- Да.

-- За меня?

-- Да, ну и что? Меня же воскресили. Денису было гораздо хуже.

-- И он? Как?

-- Забрал у меня половину проклятия. Думал, что, если не удастся ослабить его, то хотя бы я не умру в одиночестве.

Его взгляд стал жестче, а тепло сменилось прохладой. Ревность - я сама это чувствовала, я знаю.

Но он подавил ее.

-- Капитан-Командор сказал, что ты вернулась на Землю ко мне. Что случилось между твоим возвращением и нашей встречей?

Почему я теряю время? Надо вырезать линии! Вот черта, вот еще раз ножом по тому же месту, чтобы сделать темнее, вот новая черта...

-- Под прикрытием дикого стада на Остров пришел полубог, погибший человеком на подводной лодке, которая похитила нас с царевичем Саротано. Он считал меня виновной в своей гибели и поклялся уничтожить все, что мне дорого. Я боялась выдать тебя.

Он отвел взгляд, вмиг ставший черно-ледяным, и отвернулся. Снова заговорил нескоро - я успела расчертить примерно квадратный метр пола.

-- И ты... собиралась прятать меня всю жизнь?

Не стоит отвечать.

-- Сейчас не боишься? Почему?

Нож прорезал слишком длинную черту. Фу. Герман испугался полубога?

Нет, не полубога. Он испугался, что больше мне не дорог.

-- Полубог отказался от мести. Он знает о тебе, но ты неуязвим. Во всяком случае, пока полезен Земле.

Говорить было легко, и это означало, что всё уже закончилось. Прошедшие события казались страшной сказкой с бестолково счастливым концом. Только где оно - счастье? Досталось не мне. Я не главный герой этой сказки.

Со мной - горечь, переходящая в тоску, и желание взорваться.

Герман пережил свое потрясение - или спрятал куда-то вглубь, чтобы проанализировать позже.

-- Ася, я... -- начал он, и его хриплом голосе фоном прозвучала мольба. Он отказался быть сильным, и воля, которую он для этого приложил, сделала его космически красивым. -- Я уверен, что найду способ тебе помочь.

-- Зачем?

Скажи, и покончим с этим.

Нерасчерченный пол остался только под кроватью. Я подвинула кровать.

-- Зачем тебе или зачем мне? -- понимающе, тихо спросил Герман. -- Мне - потому что ты - моя жизнь, и единственное, чего я хочу - чтобы ты была рядом.

Вот и сказал. И он сам в это верит. Но.

-- Герман, ты ведь знаешь, что я не человек. Кем я буду рядом с тобой? Домашней зверюшкой? А когда захочется женщину - пойдешь к поклонницам Королевы?

Кажется, я произнесла заклинание оглушения. Герман, и без того сидевший неподвижно, после этих слов будто окаменел. Я сама на мгновение оцепенела, ощутив его поражение.

-- Я... -- ломая сковавший стыд, с трудом проговорил он, -- не знал, куда и зачем меня вызвала Королева. Там было не то... Я понял, что мне это не нужно, и ушел.

Черт! Королева - то ли дура, то ли сволочь! Она не чувствует мужчин и не знает их, поэтому считает одинаковыми, или стремится оскотинить всех, чтобы, играя на инстинктах, было проще ими управлять.

Нож сломался в руке.

Остался еще один камень за пазухой, но этот камень даже в таком озлобленном состоянии, сейчас, я не кину. Обвинение в гибели "Монт Розы" причинит ему еще большую боль, потому что (мне вдруг это открылось) тогда он не знал, насколько ценен для меня бриг, и хотел лишь одного - помешать мне уйти. Навсегда уйти из его жизни.

Почему так хочется ему верить? Это ведь глупо! Это я мужчин не знаю, а не Королева, и, точно как преданный домашний зверек, стремлюсь принимать желаемое за действительное. Это только чувства, глупые чувства - а есть еще факты: Герман затопил "Монт Розу" и был у прислужниц Королевы. Чувства лишние, они только обрекут меня на другие чувства, а зачем? Инстинкт бомбы влечет к гибели - вот и всё объяснение всяким чувствам. Не нужно это.

Ничего не нужно. Всё обманчиво. Счастье есть только потому, что я его чувствую. На самом деле ничто приносит мне счастья - я сама либо счастлива, либо нет. В мире нет ничего красивого, если я не чувствую красоту, нет ничего уютного, если мне неуютно. Зачем мир? Он мне не нужен. Я и без него могу быть счастливой, да только глупо это.

-- Ты ведь не уйдешь? -- спросил Герман.

Ему больно. Так больно, что он едва может разжимать губы, чтобы говорить со мной. Зачем же чувствовать боль?

-- Уйду.

Он закрыл глаза и сглотнул, преодолевая спазм в горле.

-- Возвращайся. Хоть когда-нибудь. Я буду тебя ждать.

Не нужно все это. Не нужно.

Я должна найти способ унять свое желание, а для этого, похоже, есть лишь один путь - отключить все желания. Отключить сознание.

Я не заметила, как вышла из дому и оказалась в лесу, но находиться там мне не хотелось. Однако равно мне не хотелось находиться вообще нигде. Можно просто где-то ходить...

И я пошла.

Ноги вынесли меня на берег.

В океана прозрачную воду...

Точно. Там хотя бы можно спрятаться. Никто не помешает.

Я вошла и забыла о времени.

Странно это - смотреть в лицо убитому собственными руками человеку. Несмотря на смутное облегчение от того, что этот человек вполне жив, трудно перебороть желание, чтобы его все-таки не было.

Почему облегчение? Потому что никого не хотелось убивать.

Почему отторжение факта его существования? Потому что появляется чувство вины перед ним.

Почему вина? Ведь он был убит, чтобы по его прихоти не погибли другие!

-- У меня не было выбора, -- неосторожно произнес Герман.

Он сказал это самому себе, но получилось, будто оправдывается перед Дархом.

Ну, не извиняться же, в конце концов! Да, ему жаль, что погибли люди, у которых, конечно, были и другие важные дела на этом свете, кроме похищения детей, и которых, возможно, любили и в которых, возможно, нуждались. Но в тот миг, когда их жизнь зависела от него, они были врагами, подлежащими обезвреживанию любым способом, и другого не нашлось.

Дарх, все это понимавший, холодно, через силу улыбнулся. Все, что думал о необходимости собственной смерти, он уже высказал Асе - выбор был. Они должны были проиграть. Только никогда они с этим не согласятся.

-- Что-то об Асе? -- прерывая уносящиеся в бесплодную даль диалоги, спросил Денис.

Дарх мрачно хмыкнул.

-- А ты правда ничего не заметил? -- презрительно осведомился он.

-- Ты о чем?

-- То есть разделять тело и сознание - нормально?

-- Но... -- наконец насторожился Денис, -- для человека - нет, конечно, но она же "дитя звезд"?..

И он вопросительно посмотрел на Капитана-Командора. Тот покачал головой.

-- Никто из нас этого раньше не делал. Я очень хочу узнать, как у нее получается.

-- Я скажу - как, -- охотно подхватил Дарх. -- Попытайся сам разделить тело хотя бы на два - у тебя не получится, а причина в том, что ты отождествляешь его с собой и считаешь себя единственным. Надо переступить очень мощный барьер, чтобы отказаться от этого постулата, но способ сделать это придется долго искать наощупь. Ты найдешь, Великий Командор Ветра, я в этом не сомневаюсь, когда-нибудь найдешь, но у нее не было времени. Духи знают, как нужно изменить сознание, чтобы барьер исчез, однако научить этому невозможно. Поэтому они вложили свою идею в растение, употребляя которое, Ася смогла погрузиться в нужное состояние.

-- Съесть, что ли? -- хмуро уточнил Тим.

-- Нет, вдохнуть, -- догадался Денис, вспомнив, как Ася быстро скручивала бурые листья, поджигала и с наслаждением закуривала.

С наслаждением...

-- Изменение сознания... -- простонал он. -- Духи создали наркотик! Дающий не эйфорию, а возможность осознавать себя в разных реальностях одновременно!

Герман закрыл глаза, будто отстраняясь от жестокой правды.

-- И она принимала его несколько месяцев подряд... Ее организм привык к нему как к стимулятору нервных процессов. Она и сейчас?..

Дарх смотрел на Германа с уважением - он понял, он хочет помочь. Значит, выбор сделан правильно.

-- Нет. Ей претит такая зависимость. Она попросила меня больше не предлагать ей это растение. Духи уничтожили его.

-- Абстинентный синдром, -- резюмировал Тим.

-- Что это? -- спросил Капитан-Командор.

-- Ломка. Ей сейчас очень плохо, -- тихо объяснил Герман.

-- Очень - не то слово, -- подтвердил Дарх.

-- Я же предлагал помощь...

-- Она отказалась, конечно, -- махнул ладонью Денис. -- Она считает такое состояние позорным, и никому в нем не покажется.

-- Что значит - плохо? -- теряя терпение, переспросил Капитан-Командор.

Тим, вспоминая нужную главу из учебника, который заставил его выучить отец, посмотрел в окно. Со второго этажа форта, из зала собраний, Остров выглядел как раньше, как в любой другой солнечный день до пришествия смертельной опасности.

-- Тревожность, раздражительность, невозможность сконцентрировать внимания на чем-либо, кроме желания принять наркотик, потом выматывающая боль во всем теле, потом - апатия, депрессия... Возможны необратимые изменения личности: всё, что было важно и ценно, теряет значение, меняются пристрастия, образ жизни. Асе дорого обошлись...

-- Это надо предотвратить, -- оборвал Капитан-Командор.

-- Ты ее отыщи сначала, Великий Командор Ветра, -- насмешливо процедил Дарх. -- Лучше подряди своего ручного бога.

-- А тебе что, слабо? -- прощая шпильку, спросил Денис.

-- Я ж не такой объемный. Даже чтобы переместиться, мне нужно пробить портал.

Денис растворился в воздухе.

Через минуту появился вновь.

-- Чудеса. Нигде не вижу.

Дарх издевательски-равнодушно пожал плечами:

-- Учись искать.

Капитан-Командор задумался, глядя сквозь стену. Его корабль, закрытый маскирующей мантией от любопытных окуляров, перемещаясь в пространстве вместе с планетой, висел в ста километрах точно над Островом. Главное - найти Асю, а как ее вернуть - там и увидим. Придется рассказать Старшим.

-- Девочкам лучше? -- поняв, что помочь бессилен, уныло спросил Тим.

-- Да, здоровье восстанавливается, -- рассеянно ответил Капитан-Командор.

-- Ты их продержишь у себя до полного выздоровления?

-- Не думаю...

Дарх фыркнул, сотворил узкую щель в пространстве, пробив по дырке в полу и крыше, и ушел, не попрощавшись.

Денис поморщился, но ничего не сказал. Явившийся с вестями об Асе, Дарх затормозил уже разогнавшийся было процесс составления плана действий на ближайшее столетие: кто, чем и как будет заниматься здесь, на Земле, и кто отследит опасность из Космоса. Затея была масштабной и захватывающей, но Капитан-Командор резко утратил к ней интерес. Ася, его пара, его девочка, которую он лишь на время уступил другому, была ему гораздо важнее Земли.

Океан не обманул ожидания. Он помог, как помогал прежде.

Он принял меня, обволок и укутал, подхватил и понес. Подводное течение увлекло на глубину, и там кружило, мотало, сгибало и растягивало...

Я позволила воде проникнуть внутрь тела и поддалась грубой природной силе, которая, вопреки логике, не казалась равнодушной. Ощущения были настолько необычные, что вытеснили все прочие, темные и тяжелые, и я долго, до пресыщения, упивалась ими, но и они в один момент вдруг стали обыденностью.

Тогда я опустилась на дно, чтобы найти покой. Тут меня настигла боль. Организм вымогал у воли наркотик, прибегнув к самому подлому и тупому средству - пытке. Боль шла из недосягаемой глубины, из сердцевины каждой кости, и пронизывала все ткани до самой поверхности кожи, и даже до чешуи. Она сначала неудержимо нарастала, а потом просто была, так и не достигнув пика, за которым стала бы невыносимой и отключила нервы. Организм не защищался - он нападал. Я ненавидела его, как злейшего врага, и ненависть дала мне силы выдержать. Но на этом силы и закончились. Боль выжала все запасы энергии, не оставив ее даже на то, чтобы двигаться. Лишь возмущения водной толщи, поднимаемые проплывавшими мимо рыбами, шевелили волосы и чешуйчатые складки.

В этот час настал черед предательства разума.

Память обо всех событиях, произошедших со мной и фантомами одновременно, лишившись охранных ограничений, ворвалась в сознание и предстала ясно, нарисовав все детали пережитых событий. Было бы не так плохо, если бы я не утратила ощущение реальности, если бы понимала, что это - лишь память, и не пыталась снова решить задачи, уже решенные, и не ощущала бы свое бессилие. Однако понимание настигало меня лишь в момент смены эпизодов, а потом, очень быстро, события захватывали настолько, что я опять об этом забывала.

И вот последнее из потерявшихся воспоминаний - поцелуй Германа - поставило точку в мучительно-стремительном потоке. Поставило точку на мне. Наступила тьма. Хрупкая, контролируемая тьма. Она могла нарушиться, уступив место боли, от малейшего движения или самой ничтожной мысли, поэтому я не двигалась и не думала.

Опускаться еще ниже было некуда, и всего лишь один назойливый вопрос сверлил притихший разум: как закончить эту бессмыслицу? Он колол со всех сторон, требуя ответа, вытягивая его с отупляющим занудством: Стоит ли так жить? Конечно, нет. Стоит ли жить иначе? Да ведь иначе нельзя. Иначе - это самообман.

Что надо сделать, чтобы закончить жить?

Да просто пожелать умереть.

Я подожду смерть здесь.

Решение смириться оказалось самым правильным. Гибельные мысли, которые я отказалась передумывать вновь, согласившись с ними, больше не лезли, и вот тут наступил настоящий покой. Блаженство без радости. Умиротворение без счастья.

В груди потеплело. Сестра внутри меня будто ожила и засияла, рассылая по телу потоки тепла и света. Хорошо. Так мне даже больше нравится.

То, что исходило от частицы сестры, было похоже на осторожную ласку существа, которое никогда никого не ласкало, но очень хотело как-то выразить жалость и заботу, это "нечто" связывало меня с далекой планетой, прогоняя пустоту вокруг сжавшейся, хилой души. У меня разве есть душа? Интересно, а она была большой? А как она раньше сияла?

Сестра, поговори со мной еще.

-- Ты где? Выйди на открытое пространство.

Чей это голос? Одно из трех.

-- Это важно.

Любой из них может так сказать. Хотелось бы знать, кто меня зовет.

-- Выходи, я подниму тебя на корабль.

В таком виде? Ни за что.

-- Повторяю, это важно.

Ничего нет важного. Все зависит от внутреннего отношения. Сказать ему это, что ли? Пусть познает истину.

-- Это касается всех Перворожденных.

То есть, я что-то должна сделать для своих?

Ну... Почему нет?..

-- Выхожу. Лови.

И тело полетело вверх, к слепому черному небу с парой мерцающих звезд, и взмыло над водами океана, и поднялось в воздух.

Засечь по часам, сколько невидимый брат будет меня искать, или послать ему образ места, где я нахожусь? Тут неплохо - резкая смена стихии вызвала ощущения, близкие к жизни.

Но лишь они начали исчезать, как из космической высоты ко мне протянулся тонкий голубой луч, и в следующий миг я уже стояла посреди просторной кабины управления на корабле Белого Командора.

Он улыбался, встречая меня, а его подчиненные, в ослепительно белой форме, разом поклонились в приветствии. Белые одежды не могли спрятать различий между представителями потомков разных землян: в команде этого корабля было поровну и таких, как Кристо - тонкоухих и тонкокостных, с мраморной кожей, и таких, как Кесс Кассэт - с глубоким мыском жестких волос на лбу, и других, которых я раньше не видела - чрезмерно широкоплечих, с удлиненным кверху черепом. Здесь было даже несколько кскривс (без одежд, конечно) и еще каких-то совсем невообразимых, целиком в панцирных латах. Все они смотрели на меня так, будто я могла им приказывать.

-- Хорошо держишься, -- одобрительно кивнул Белый брат. -- По словам Младшего, ты должна быть гораздо хуже.

А хорошо, что за мной прилетел он, а не Черный. С ним легче.

-- Хуже уже было, -- улыбнулась в ответ я. -- Но прошло. А откуда он знает?

-- Какой-то бог известил. Как же до вас было скучно...

Бог? Дарх? Дарх своими ногами пришел к Капитану-Командору и рассказал ему о моей наркомании?! Зачем?

-- Пожалуйста, откройся Младшему. Он очень обеспокоен.

Если Дарх рассказал всё - конечно, обеспокоен. Он согласен с дистанцией между нами, но, судя по тому, какие чувства я в нем вызываю, полного отчуждения не желает. Я нарисовала в мыслях его образ: "Всё в порядке. Я гощу у Белого".

-- Ну слава богу, -- донесся с Земли голос Капитана-Командора.

"Ты ведь его не пытал?"

-- Пальцем не тронул. Денис предупредил, что ты этого не простишь. Впрочем, пытать и не требуется - у него самого ломка такая, какая богам и не снилась.

Можно подумать, он знает, что снится богам.

"Как там девочки?"

-- Хорошо. Уже смеются.

"И все еще у тебя? Куда ты их денешь?"

-- Никуда. Себе оставлю.

Такого ядовито-ехидного тона я от него прежде не слышала. Что-то интересное там происходит...

"Всех?"

-- Всех.

"Тогда держи сковородки подальше от Вали".

-- Об этом не волнуйся - нет у меня никаких сковородок, -- иронический яд исчез. Появилась покровительственная озабоченность: -- Денис рассказал твою версию о причине своего появления на Земле, и я думаю, что ты не во всем права. Белый покажет тебе нечто очень важное, а потом возвращайся.

"Куда?"

-- Куда больше всего захочется.

И, видимо, всё - поговорили. В нашей расе все такие ненавязчивые.

Белый, слышавший диалог, показал на кресло перед огромным, занимавшим две трети от пола до потолка зала, экраном. Я села, не испытывая никакого любопытства, куда мы летим, и что за явление Старшие считают исключительно важным. В зале было слишком светло, и это слегка раздражало; в кресло хотелось забраться с ногами, но в официальной обстановке, в присутствии подчиненных Белого, это было неуместным, и поэтому я чувствовала дискомфорт. Все это привело к обоснованному выводу, что ничего хорошего со мной не случилось.

-- Итак, -- прервал тишину Старший, и я заметила, что он пользуется голосом, говоря на языке Великого Магистрата (наверное, достаточно распространенном в человеческой Вселенной), что означало проявление уважения к присутствовавшему здесь экипажу. -- Некоторое время назад Младший, все еще являясь командующим гвардии охраны Великих Магистров, но уже мало внимания уделяя своим служебным обязанностям - чему я, кстати, поспособствовал, подарив ему небольшой, но самый совершенный космический корабль - так вот, Младший в некоторый момент заинтересовался излучением, испускаемым нашими родными звездами, Ледяной и Огненной, или, как ее еще называют, Янтарной. Ему пришло в голову проверить, всегда ли оно было однообразно-волноподобным, или их история таит в себе некие исключительные звездные события. С этой целью он стал наблюдать за характером излучения, удаляясь от Звезд на различные значительные расстояния и анализируя то, что было испущено ими разное время тому назад. Несколько раз ему удалось зарегистрировать экстраординарные вспышки с последующим непродолжительным, но очень нетипичным свечением. Сейчас мы выйдем из беспространства, и ты увидишь мою любимую вспышку, если расчеты верны, конечно.

Через минуту на темном до того экране высыпали, как веснушки, многочисленные крошечные звездочки. Двигая в воздухе своим неизменным жезлом, Белый обвел тонкой голубой линией одну из них, сияющую в самом центре. Я поняла, что одной звездой выглядят на самом деле две, очень близкие друг к другу - Ледяная и Огненная. Их сияние вдруг задрожало и резко усилилось, секунд пять переливаясь от голубого к желтому и обратно. Звездное событие... Нечто ненормальное, яркое и чудесное в космической судьбе.

-- Пользуясь данными о скорости света и пройденном им пути, Младший довольно точно установил момент времени, в который произошло это чудо, -- продолжил Белый и сделал значительную паузу. -- Он совпал с моментом моего появления. Потрясающее открытие, не правда ли?

Правда, потрясающее. Нашим рождением можно любоваться даже с далеких планет.

-- Младший повторил эксперимент, вычислив появление Черного и самого себя, и вывод подтвердился: наше рождение сопровождается аномальным выбросом звездного вещества и нетипичными колебаниями свечения Звезд. Мы с Черным не отнеслись к этому открытию серьезно, полагая, что связь аномалий с нашим рождением может быть простым совпадением, и, поставив цель исключить возможность совпадений, Младший продолжил исследования. Однако мы, Старшие, были настроены скептически и никакой помощи ему не оказали. Дальнейшие события можно лишь реконструировать, пойдя по его пути: нам он больше ничего не рассказывал, а сам о них просто не помнит. Так давай реконструируем!

Корабль снова нырнул в ничто, собираясь преодолеть незначительное по космическим меркам расстояние. Я уже поняла смысл того, что увижу - свое появление - и не пришла от этого в восторг: зачем, всё же и так ясно! Но Белому этого не сказала: опять же, зачем? Летаем и летаем...

Когда звезды вновь окружили корабль, Белый, погасив внутреннее освещение, неожиданно предупредил:

-- Смотри полным зрением Перворожденных, а не так, как привыкла на Земле.

Наверное, он имел в виду тот фокус, который я испробовала однажды ночью на "Мистификаторе", когда изменила форму зрачка и обнаружила, что Космос невообразимо богат цветами и оттенками. Как же это получилось?..

Едва я нашла способ видеть больше, как наши Звезды синхронно на несколько долгих секунд усилили свой свет, потом поиграли им, пульсируя-переливаясь, и вдруг обе протянули по тонкому длинному лучу куда-то вдаль. Отсюда было хорошо видно, как желтый и голубой тонкие потоки света, почти сливаясь в один, оторвались от двух сияющих шаров и умчались в глубину Космоса, к далекой спиральной галактике...

Красиво... Ну и что? Только так это и могло произойти.

Белый, похоже, и не ждал от меня слез умиления, потому что, даже не взглянув в мою сторону, он вновь обратился к панели управления и вогнал корабль в беспространство.

Вышли мы на этот раз довольно быстро.

-- Теперь вспомни, -- опять заговорил Белый Старший, и в его голосе едва заметно прозвучало волнение: -- день своего воскрешения. Здесь, на этом корабле. Мы были втроем, а затем вышли на площадь резиденции Великих Магистров, чтобы встретиться с Черным. Ты помнишь, что произошло тогда?

Помню. Тогда мы впервые поговорили на равных и осознали свое единство.

Белый ждал от меня ответа, поэтому я сказала:

-- Мы думали об одном и том же - что мы стали, наконец, полноценной расой и можем существовать для себя - и вдруг стали излучать энергию. Излучали так сильно, что уже и не думали ни о чем, только излучали... Пока не опомнился Капитан-Командор.

-- Да, -- с серьезным видом подтвердил Белый, -- и давай посмотрим, что в это время происходило со Звездами.

Звезды снова вспыхнули - точно также, как при моем рождении, но сияли они в этот раз дольше, словно радостнее, словно даже счастливо, и переливались замысловатее. Наша встреча стала звездным событием. Каким на этот раз?

-- Появилась новая планета? -- вежливо предположила я.

Белый вместо ответа произвел манипуляции с панелью управления, и корабль помчался вперед, смазав звездный свет в неясные пятна.

Остановился он уже между Звездами, дома.

-- Где же они сегодня? -- молча, словно невзначай, мурлыкнул Старший.

Догадываясь, что на прямой вопрос ответа все равно не получу, я спокойно ждала, пока он рассматривал поверхности то Каменной, то Ледниковой планет через увеличивающий экран в лобовом иллюминаторе.

Наконец, сообщив: "Вот, как бы только не удрали из-под носа!", Старший повел корабль к желтой Звезде и Каменной планете.

Рада видеть тебя, Сестра. Не думала, что это случится так скоро.

Корабль осторожно опустился на поверхность. За стенкой иллюминатора прекрасные янтарные джунгли под вечно звездным небом расступались, открывая взглядам блестящую от космического света равнину. Это было похоже на озеро.

Белый вывел меня через шлюз.

Коснувшись босыми ногами тела Сестры, почувствовав ее самое приятное в мире тепло и легкость, я решила, что здесь и останусь.

"Идем", -- потянул за руку Старший.

Эта Сестра не так ему близка, как другая, бело-голубая, вся в застывших волнах и водоворотах.

Я пошла за ним к блестящей равнине, чувствуя, что каждое мое движение - это разговор с близким, разговор без слов - разговор, состоящий только из тепла и ласки.

Мы остановились у самого края равнины. Белый, не пряча удовлетворенной и чуть озабоченной улыбки, всматривался в ее глубину, словно идеально гладкая поверхность была проницаема, как поверхность земного водоема.

"Вот!" -- он показал вперед и вниз, и мне не оставалось ничего другого, как направить взгляд в ту сторону, раскрыв полное зрение Перворожденных.

Под гладкой поверхностью, почти на середине небольшой равнины что-то происходило. Вглядевшись пристальнее, я смогла увидеть, что там двигаются, плавая, два крошечных существа.

"Дети?!"

Белый не стал отвечать.

Больше всего на свете захотев оказаться там же, сама не заметив, как, я нырнула в озеро-равнину и два гребка нетерпеливых рук подплыла к таинственным крошкам. В это мгновение они замерли и обратили на меня по паре красивых фиолетово-зеленых глаз. Они были абсолютно сформировавшимися человечками, только очень маленькими, длиной в две моих ладони каждый. Каждая. Это девочки. Две девочки. Обе очень милые, темноволосые, зубасто улыбающиеся.

Боже.

Они смотрели на меня, а я - на них.

Не сумев перебороть порыв, я дотронулась до их плечиков, и чудеснее прикосновения у меня никогда раньше не было. Их кожа наощупь быта такой волшебно-нежной, что мне захотелось касаться ее вечно. Я погладила маленькие спинки и прижала обеих малышек к груди. Меня чуть не разорвало от счастья, которым в тот же миг наполнилось долго молчавшее сердце. Обе лапочки доверчиво уткнулись носиками мне в шею - и понимание того, зачем я живу, напрочь стерло из памяти все сомнения последнего времени. Для того, чтобы чувствовать это. Инстинкт? Нет. Осознание абсолютной ценности этих двух жизней не обязало меня их защищать и о них заботиться - ведь здесь они и без того в безопасности. Меня связало с ними что-то другое.

"Яна и Дана", -- представил Белый, словно опасался, что я захочу дать им другие имена. Не захочу. Я ведь сама их придумала (неужели Кристо на допросах у Черного рассказывал сказки?..).

Девочки шевельнулись, и я выпустила их из объятий. Оттолкнувшись ножками, они чуть отплыли, но потом вернулись ко мне и сами потерлись с двух сторон о мои плечи. И кто из них Яна, а кто Дана?

"Они же одинаковые!"

"Вовсе нет, тренируй зрение... Очень похожи - это правда, потому что обе созданы по одному образцу".

Девочки снова отстранились и занялись друг другом: они стали плавать кругами, держась за ручки, и кувыркаться. Занятие это явно доставляло им огромное удовольствие.

"Что за образец?" -- спросила я.

"Ты", -- ответил Белый.

Глаза - фиолетово-зеленые, моих любимых в детстве цветов. Такие были у меня до того, как потемнели от психотропной гадости. Волосы - точно, очень похожи. Личики... не знаю, что и сказать.

"А как это вышло?"

"Могу только предполагать, что планеты сняли с тебя что-то вроде кода или матрицы. Правда, такой контакт ты должна была заметить, ведь они прикасались к тебе своим силовым полем. Вспомни, когда ты побывала впервые на Сестрах - довелось тебе испытать какие-то необычные ощущения?"

"Довелось".

Еще как довелось. Незабываемо. От "прикосновения" Янтарной Сестры я даже надолго потеряла сознание, зато контакт с Ледниковой получился гораздо "нежнее".

"Почему ты спросил про обеих Сестер? Самые Младшие - здесь, но создали их обе Звезды?"

"Всё еще интереснее. Их создали Звезды каждая на своей планете: Яну - здесь, Дану - на Ледниковой. Но вскоре после появления они узнали о существовании друг друга и нашли пока непостижимый для нас способ преодолевать расстояние между планетами и встречаться. Они, бывает, расстаются - каждая оказывается на "своей" планете, но ненадолго".

Ого. Малышки научились без помощи космических машин то ли телепортироваться, то ли уничтожать пространство. Кто бы подумал, что желание оказаться рядом с родным может быть настолько сильным...

"Белый, а они нам - кто? Дочери или сестры?"

"Перворожденные".

Яна. Я смотрела на нее и наполнялась счастьем - такой огромной радостью, что никакой тоске или боли не нашлось бы места в радиусе не меньше ста парсеков от нас.

Дана. Когда я перевела взгляд на нее, счастье не удвоилось - оно стало неизмеримым. Бесконечным. Многомерным.

"О. Вот это сила... Как она называется?"

"Придумай".

Эпилог

Он ждал.

Его запредельная интуиция указала и место, и время.

Он не удивился, заметив плавно скользящую в сумеречном небе жемчужно блестящую точку - так издали выглядел мой кораблик, хитрое творение Белого Старшего. Вблизи он напоминал зверька, прижавшего уши и положившего мордочку на передние лапки - то ли спящего, то ли готового прыгнуть, и получился небольшим, но просторным, как первый корабль Капитана-Командора.

В атмосферу планеты мы с корабликом входили впервые, поэтому осторожничали, спускаясь по кривой, медленно - и я увидела Германа, сидящего на берегу Большого залива Острова, прямо на мелких камнях.

Сколько времени прошло на Земле? Вряд ли я гостила у Сестер и Белого больше месяца. Что могло измениться за это время? Многое. Земля - территория избыточных возможностей, сложнейший узел человеческих судеб и случайностей... Но он меня ждал.

На нем была белая рубашка - необычная для него одежда, игравшая сейчас, в сгущавшейся темноте, роль маяка. Я тоже оказалась в белом: Сестре не понравилась чешуя, и она ее растворила, вернув мне прежний, человеческий, облик, а взамен дала тонкое полотно, которым я смогла обернуться. Человек видел цвет полотна белым, хотя на самом деле оно имело замысловатый рисунок из разных, незнакомых глазам гуманоида цветов.

Остановив кораблик на берегу, я вышла.

Герман поднялся и замер, будто не верил в происходящее, будто допускал, что я пойду сейчас в другую сторону, не к нему.

Но я вернулась сюда ради этой встречи. Я вернулась, чтобы остаться и называть своим домом место рядом с ним. В любом другом: у Сестер и Братьев, у земной мамы - я теперь буду только гостить.

-- Ты выбрала?.. -- очень тихо спросил он.

-- У меня не было выбора, -- ответила я.

И в его объятиях исчезло всё, кроме того, что он единственный мог дать; то, что раньше доставалось лишь понемногу, теперь вливалось огромным широким потоком и уже не было запретным или опасным - это стало условием жизни, насыщенной чудесами.

-- Смотри, -- сказал он, когда горизонт начал светлеть, и показал туда, где когда-то был первый морской портал Острова.

Портал вновь открывался.

Из пространственной дыры появился бушприт с косым белым парусом... Потом, уверенной и неторопливо, из неизвестной дали вышел весь парусник... Бриг...

Она, моя "Монт Роза"! Из тысячи бригов, даже не читая надписи на борту, я узнала бы ее...

-- Вы подняли?.. -- позабыв все слова на свете, с трудом выговорила я.

-- Давно, -- Герман кивнул и опустил глаза. -- Почти сразу, через две недели после того, как... Ты тогда была в своем первом мирке, и мы отправили ее на знакомую верфь, ремонтировать. Ты не спрашивала о ней, не искала и не упрекала нас, и Королева приказала не отвлекать тебя от тренировок... поэтому мы ничего не говорили. А теперь ты освобождена из плена, и никто не станет тебя удерживать.

Бриг красиво вышел на середину залива, бросил якоря и опустил паруса.

-- Мир?

-- Мир.

Весь мир.

Комментарии: 4, последний от 14/08/2015. © Copyright Коробкова Анастасия Михайловна (pamabox@yandex.ru) Размещен: 08/06/2013, изменен: 25/05/2015. 620k. Статистика. Роман: Фантастика СекретыПерворожденных Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Жизнь после смерти полна сюрпризов, и чем сильнее воскрешенный, тем серьезнее его неприятности. Но они на самом деле - всего лишь ключи к новым возможностям и пониманию, для чего дана жизнь.

Коробкова Анастасия Михайловна : другие произведения.

3.Воскрешенные