Аннотация: Нейроцивилизация, которой 25 лет отроду, успешно развивается на небольшом полуострове, маскируясь под нейтральное ко всем происходящим в мире событиям государство. Я попыталась представить образ жизни телепатов.
1. "Комплекс захватчика"
Чужие стены, молча и неотвратимо смыкаясь вокруг, выдавливали меня из вымученно глубокого сна. Они обдавали холодом, вытесняли воздух, давили и душили... Я проснулась.
Нет, стены на месте - там, где я видела их пару часов назад, не меньше чем в двух метрах от широкой кровати, и воздуха вполне достаточно.
Холод. Он и должен быть, ведь этот, как его... Кастор сказал, что до утра отключили отопление. Но под одеялом не холодно, да и стены на самом деле хранят тепло, накопленное за день.
Ужас от произошедшего вчера вечером - вот что заставило меня проснуться в самом жутком и безнадежном одиночестве.
Как же такое могло случиться? Это невероятно. Этого не может быть: чтобы я поссорилась с мачехой и ушла из дома...
Но это так. Унылая тьма чужой спальни - тому подтверждение.
И что теперь?
Кастор великодушно предложил свой дом на эту ночь, однако она уже на исходе. Завтра весь день - школа, а потом? Идти домой, как будто ничего не было? Будто мы с Медеей не нашвыряли друг другу в лицо самых непростительных оскорблений, или будто папа за меня заступился? О, нет. Боюсь, что и нынешним вечером у меня не хватит сил вернуться домой. Как далека я была от этого, просидев полночи на улице в окне магазина, пока рядом не остановился Кастор, так же далека буду и завтра, и послезавтра.
Гм, а ведь если бы не он, я бы уже ничего не чувствовала: ни ужаса, ни тепла.
Затормозив свой мотоцикл у края дороги, он сообщил, что отопление улиц в экстренном порядке отключено, и очень скоро температура воздуха понизится до минус тридцати пяти по Цельсию. Я вежливо поблагодарила, но с места не двинулась, хотя прекрасно знала, что такое минус тридцать пять для человека, одетого только в шерстяные брюки, тонкий свитер и туфли, - смерть. Но она лучше, чем возвращение домой.
Почему незнакомый парень это понял? Почему предложил переночевать в своем доме?
Лишь только он представился, назвав свое имя, стало ясно: он местный. В смысле, не такой, как я и почти все мои знакомые - не потомок людей, пришедших сюда с оружием под знаменем другой страны, уничтожавших всё, в чем можно было угадать угрозу, проигравших и оставшихся по странной просьбе победителей; он из тех, чьи предки поколение за поколением жили на этой чудовищно холодной земле, он из народа, от которого мало кто остался к концу войны.
Я всегда думала, что для них, местных, война продолжается, а за вежливой флегматичностью они прячут ненависть и желание увидеть всех нас мертвыми. Я считала (несмотря на уверения учителей, журналистов и Президента), что невозможно простить то, что натворили наши родители, и нам предстоит всю жизнь расплачиваться за их приход, но... Кастор предупредил о холоде и привез меня к себе домой. Показал большую пустую спальню и тихо прикрыл дверь с другой стороны. Может быть, он религиозен? Вроде бы, есть такие вероисповедания, которые учат прощать.
Почему-то от этой мысли стало спокойнее, и я вновь заснула - теперь до утра, до сигнала будильника наручных часов.
Если ночью отключали отопление города, то рабочий день отложен не меньше чем на час, ведь улицы должны успеть прогреться до бионормы в плюс восемнадцать. А вот насколько отложен? Без телефона, оставшегося дома, я смогу узнать это только с помощью телевизора. Или Кастора. Нет, остается еще возможность пообщаться со знакомыми "в тишине", но слишком много придется объяснять, а это пока рано.
Найдя примыкающую к спальне уборную, одевшись и аккуратно прибрав постель, я спустилась с мансарды.
Дом, снаружи выглядевший как новый, внутри не скрывал довоенной индивидуальности. Комнаты, коридоры и прочие помещения в нем располагались очаровательно нерационально - так уже двадцать пять лет не строят - а неотделанные стены прихожей выдавали материал постройки - не больше ни меньше, красный кирпич, покрытый мерцающим лаком. Этот дом, один из немногих, пережил и войну, и реконструкцию города. Впрочем, это можно объяснить тем, что он находится на старой окраине, вдали от порта и заводов, подвергшихся бомбежке вместе с прилегающими кварталами, хотя даже окраины перестраивались... Наверное, люди, владевшие этим домом, пользовались уважением властей. Не сам Кастор, которому вряд ли больше двадцати двух, а его старшие родственники. Только где они?
В прихожей было слышно, как работает телевизор - начинались утренние новости. Ориентируясь по звуку, я нашла кухню.
Кастор стоял возле стола и смотрел под потолок, на мелькающие в мониторе лица. Льющийся из окна свет работавших на полную мощность уличных фонарей позволил мне рассмотреть его: не такой высокий, каким показался ночью, и совсем не красавец.
Впрочем, он из тех, кому не надо быть красивым, чтобы вызывать симпатию - его бесцветное лицо делали привлекательным глаза, тоже бесцветные, но очень сильные, богатые и живые. Сюжет, который он смотрел, был повтором. Я видела его вчера, но не до конца, потому что как раз во время него между мной и Медеей началась ссора. Это была трансляция встречи нашего Президента с главой Соседней Страны - необычной встречи, о странности и истинной сути которой зрители должны были догадаться сами. Я знала, что Кастор сейчас рассматривает лицо нашего семидесятипятилетнего лидера, готовое расползтись в ехидной ухмылке: глава государства приехал, чтобы лично подписать договор о медицинской помощи... Граждане, следившие за политикой, прекрасно понимали, что подписание такого рода документов - уровень не глав государств, а чуть ниже, и, затаив дыхание, пытались угадать настоящую цель визита. Кастор, судя по его глазам, пытался. Судя по глазам, он продумал не два варианта, как я (первый - понежиться хотя бы денек в нашем тепле, второй - вытянуть секрет молодости Президента), а гораздо больше, и потуги визитера вызывали у него сложные переживания вроде смеси жалости и брезгливости.
Но он заметил меня, стоявшую у порога кухни, и выражение его глаз изменилось: в них появилась легкая озабоченность, доброжелательность, и, почему-то, боль.
- Доброе утро, - сказал он и отошел от стола. - Завтракать будешь?
- Нет, спасибо, - ответила я, входя в кухню. - Поем в школе. Ты слышал, когда начнется день?
- Через час. Тебя отвезти?
Ну и сервис в этом приюте для бездомных девчонок... Нет, конечно - как я объясню Игорю, почему вдруг утром меня привозит в школу незнакомый взрослый парень?
- Я доеду, не волнуйся.
Кастор не стал уговаривать. Он понимающе кивнул и протянул мне раскрытую ладонь, в которой лежал небольшой медный ключ.
- Что это? - спросила я.
- Ключ от этого дома. Если вечером выяснится, что тебе по-прежнему некуда идти, приходи сюда. Возможно, когда ты придешь, меня дома не будет.
Я взяла. Просто невежливо - заставлять человека стоять с протянутой рукой.
Ключ, гревший мою руку теплом Кастора, решал много проблем - но и создавал не меньше.
- Зачем тебе это?
Губы Кастора изогнулись в уважительно-насмешливой ухмылке. Он молчал. Я молчала тоже, держа ключ кончиками пальцев над столом. Телевизор сообщил об успешном подписании соглашения и переходе к неофициальной части визита высоких гостей.
- Ты живешь один?
Кастор прикрыл глаза, и ухмылка его стала горькой, словно у него заболели зубы.
- Здесь жили мои родители, но они недавно умерли. Мне... трудно привыкнуть к тому, что здесь никого нет. Я хочу, чтобы тут был хоть кто-то, кроме меня.
Вот оно что...
- Неужели... все равно, кто? Ты ведь обо мне ничего не знаешь.
Телевизор подтвердил, что рабочий день начнется через час, с отставанием на семьдесят пять минут от нормального графика. Расчехлять клумбы пока не рекомендуется.
- Почему же, - отозвался Кастор. - Ты ведь назвала свое имя - Лора. По виду я определил твой возраст, правда, ошибся на пару лет - ты выглядишь старше. В нашем трехсоттысячном "мегаполисе" имена почти не повторяются, и мне удалось узнать достаточно в общедоступной базе: Лора Клауди, шестнадцать лет, живешь в двадцать втором квартале, дом сорок, с отцом, Виктором Клауди, начальником смены Главного Энергогенератора, его женой и младшим братом, собственного транспорта не имеешь, учишься в школе "Каменное соло"... Архитектура?
Я осторожно кивнула. Мне и раньше было известно, что существует база данных обо всех, проживающих на территории Нашей Страны, и этой базой свободно пользуются все желающие, но сама такого желания никогда не испытывала и думала, что сведения в ней ограничиваются именем, датой рождения и населенным пунктом.
Однако это оказалось еще не все. Кастор продолжал:
- Ни одного порочащего поступка, даже в детстве. Психоэмоциональная характеристика самая положительная. На улицу ночью среди зимы тебя выгнал не каприз, а катастрофа.
О. А ведь приятно такое слышать. Значит, я зря искала ошибку в собственном поведении.
- ...Э, а коэффициент моей гражданской ценности?
Кастор улыбнулся: каждому хочется знать коэффициент своей гражданской ценности, просто чтобы потешить самолюбие.
- Есть, но засекречен. И сколько денег у тебя на счете, я тоже сказать не смогу. Зато без всяких баз вижу твой "комплекс захватчика", а это признак высокой моральной организации. Будь моей гостьей.
Что-то в нем чувствовалось - нечто прозрачное и простое - освободившее от сомнений и попыток разгадать скрытые мотивы, заставившее улыбнуться и положить ключ в карман.
- Я хотела бы сегодня напроситься к подруге.
Кастор чуть нахмурился, и я осознала все, что он мог возразить: у подруги нельзя поселиться, ее родители этого не позволят, зато известие о временном неблагополучии разнесется по свету и уничтожит мою репутацию "хорошей девочки"... Но он сказал не это:
- Конечно. Если не получится, приезжай сюда.
Ой, кстати...
- А какой это квартал?
Кастор повернулся к окну, за которым оживал город.
- Сто первый. Общественная трасса за углом, как выйдешь из дома - налево. Твой маршрут номер девять, возможно, придется подождать.
Значит, пора идти. Сто первый. До школы - примерно восемь километров. Опаздывать сегодня нельзя - защита проекта. Долгожданная.
- Тогда пока, - сказала я Кастору и вышла на еще прохладную улицу.
2. Нейроцивилизация
Магнитная трасса, по которой двигались общественные платформы, проходила кварталом выше моей школы. Я никогда раньше не приезжала к школе с этой стороны и чуть не пропустила нужную остановку, но система слежения, спрятанная в часах, пискнула в тот самый момент, когда платформа снизила скорость, готовясь затормозить по сигналу пассажиров.
Школа "Каменное соло" прикидывается маленьким тихим общественным учреждением - чего еще ждать от двухэтажного особнячка в пять окон с фасада? - но только для родителей. Настоящая школьная жизнь течет в окружающих ее с трех сторон оранжереях и подземных уровнях, площадь каждого из которых в четыре раза превышает площадь надземных этажей. То, что над землей - это только актовый зал, кабинет директора, бухгалтерия, медпункт и три показушных классных кабинета, в которых проводятся "открытые уроки".
В Нашей Стране очень малая часть взрослых из тех, кому за двадцать пять, знают, что в действительности представляет из себя национальная система образования. Такая вот особенность нашего времени: толстенный барьер тайны, разделяющий поколения... Но это необходимость.
Класс был еще пуст. Я устроилась в своем любимом кресле и не спеша распечатала выданный автоматом бутерброд. Рано приезжать - хорошо. И лучшее место, и самый хрустящий кусок хлеба с самым сочным мясом, и замечательная рассветная тишина.
Вошедшая в класс к концу бутерброда Рута скорчила разочарованную гримасу, увидев угловое кресло занятым, но последний кусок не встал у меня поперек горла - нечто внутреннее, чувствительное к чужим огорчениям, умерло во мне этой ночью. Красавице Руте и так хорошо, она не осталась в одночасье без семьи и без дома, так что пусть наслаждается тем, что есть.
Между Рутой и стеной протиснулась Вероника. Удивленно изогнув бровь, она обошла королеву школы и села в кресло рядом со мной.
- Ты что так рано? - спросила она. - Не слышала об отключении?
Наверное, многие горожане, завалившиеся спать в десять вечера, прохлопали предупреждение, но даже они не приехали на учебу или работу раньше времени, почувствовав холод утром. Впрочем, такое вполне могло случиться с Вероникой - иногда, замечтавшись, она напрочь теряла ощущение реальности. Она сама знала об этой своей черте, и карие глаза, блестевшие в полумраке, смеялись над собой. Вероникиной полноте очень шла новая короткая стрижка, которая всего лишь неделю назад вывела ее из незаметной тени в ряд школьных красавиц, и мне, если честно, преображенная подруга нравилась больше.
- Не поверишь, поссорилась с Медеей, - тихо сказала я, делая вид, что это смешно.
Подталкиваемая сзади Захаром и Лесем, Наташа налетела на Руту и вывела ее из ступора, указав на новое, только сегодня появившееся в классе кресло - кому еще обновить его, как не Руте! - и образовавшаяся было в дверном проеме пробка рассосалась.
- Что так? - насмешливо наблюдая за одноклассницами, спросила Вероника.
- Сама понять не могу. Ее словно подменили...
- У-у...
Я не поняла, услышала она мои слова, или нет - вошел Алан. Неотразимый в обтягивающих брюках (уже полгода в них неотразимый, они даже рваться местами начали) и облегающей белой майке под серой курткой, он уверенной походкой прошел к своему обычному месту, по пути подарив мне свою самую дружескую из дежурных улыбок. На секунду я в который раз занялась вопросом: почему он улыбается мне, а не Руте? - но быстро бросила искать ответ, потому что он лежал где-то за пределами моего понимания. Алан с Рутой были бы самой красивой парой на свете, но по непонятной причине абсолютно игнорировали друг друга. Хотя, возможно все дело в его близорукости...
- Ночуй сегодня у меня, - вдруг предложила Вероника, комично строя глазки Алану. Алан подмигнул ей и чмокнул воздух в нашу сторону.
- А завтра? - уныло спросила я. Опомнится папа за два дня или нет?
- М-м...
Класс наполнялся: рядом с Аланом сели его верные Шен и Барс, перед Наташей устроились Клара и Ольга. Каждое утро счастливый, улыбаясь всем вошел Джеппо - наш истинный рассвет - и тут же вызвал ответные улыбки, и многим ощутимо стало веселее, даже мне. Те, кто пришел вслед за ним, уже были встречены свежими и искренними "приветами".
Игорь появился последним. Он остановился на пороге, выискивая свободное кресло, и я помахала рукой. Медленно, словно вынужденно, он двинулся к занятому для него месту. Вероника чуть слышно скрипнула - она была им очарована, как большинство девчонок, но в то же время он ее жутко раздражал. Я испытывала то же самое, но в сто раз сильнее. Игорь - моя трудная любовь. Он-наедине-со-мной и Он-со-мной-на-людях - это два разных человека. Страсть, заставлявшая меня видеть небо в алмазах, и самые чудесные обещания существовали только на уютных диванах в гостиных родительских домов, но каждое утро в школе или на практике он словно впервые меня видел. И каждый раз только от меня зависело, окажемся мы вдвоем, или нет. На вопросы о причинах такой странности он отвечал, что не считает нужным демонстрировать наши отношения. Это было еще более странно - учитывая, что о "наших отношениях" и так все знали, ведь ради Игоря мне пришлось отказать Алану и Венсу, не сумевшим скрыть разочарование, но странности приходилось прощать. "Наши отношения" всегда висели на волоске от гибели.
Как только Игорь устроился рядом со мной, Ксандрия погасила свет и начала сеанс математики. Я даже не успела рассмотреть, во что она сегодня одета, и какую сделала прическу на своих роскошных пшеничных волосах. Сорокалетняя классная дама, по совместительству эталон красоты и современной элегантности, питающая заразительную страсть к цифрам и формулам, поздоровалась с нами уже в темноте и "в тишине". Ее мягкий голос проник в сознание поверх реальности, а перед нашими внутренними глазами развернулись, подкрепленные обожанием учителя, динамические образы уравнений.
Математику мы все знали отлично. Уроки Ксандрии впивались в память намертво - настолько объемными, яркими, цветными и даже ароматными были ее иллюстрации. Ей безнадежно проигрывали историк Клаус и литературовед Мэгенн, почти на том же уровне держался физик Джорджо и немного отставала биолог Ариадна, что, учитывая специализацию школы, было вполне терпимо.
Ну вот... Если бы я была знакома с этими преобразованиями еще неделю назад, то со своей частью проекта справилась бы гораздо быстрее. А вот Венс сам до них додумался - его самодовольное удовлетворение едва заметно подмешалось в поток сеанса. Ну да ладно, комиссией это не оценивается, хотя коэффициент, конечно, поднимает.
Завершая сеанс, Ксандрия, дав всего пять минут на отдых, объявила, что первой защищать проект будет группа Алекса - наша группа. За пять минут надо еще с мыслями собраться.
Мы: я, Игорь, Вероника, Алекс, Светлана и Чао, молча перебрасываясь вопросами, не изменилось ли чего со вчерашнего дня (прекрасно зная, что неожиданности неизбежны и больше для настройки связи), вслед за Ксандрией торопливо направились в кабинет директора Джаны. Ну что ж, так даже лучше - короче ожидание, меньше переживаний. Игорь, правда, такую позицию не разделял. Напряженный и чужой, закрывшийся в своих мыслях, он шел впереди всех. Технически его задача на защите была самой простой - он начинал и ни от кого не зависел. Ошибки других членов группы ему не исправлять, а сам он может ошибиться без всяких для себя последствий. Но это технически.
На самом деле за ошибку ему придется отвечать перед всеми нами - ведь если она окажется неисправимой на последующих этапах, провалится вся группа. Это значит, что коэффициент гражданской ценности не увеличится ни у кого, и никто не получит на счет дополнительный взнос в оплату проделанной работы. Амбиции Игоря ставили такой исход в разряд невозможных, и прежде всего поэтому мы выбрали его первым.
В кабинете директора Джаны, с торжественно-неласковыми лицами, нас встретила целая комиссия: сам хозяин кабинета, доктор Вильгельм, начальник проектного отдела Министерства промышленности и строительства, заместитель министра образования и... человек, очень похожий на Президента. Гм... Высокий лоб и густые седые волосы, крупный нос, чуть прищуренные светло-карие глаза, широкие плечи и характерный синий пиджак поверх белого свитера... Этот человек скромно сидел позади всех, без секретаря и охраны, и каменные лица прочих членов комиссии не выдавали его особого положения. Ну что ж, мало ли кому хочется быть похожим на Президента.
- Доброе утро, - сказал Джана, наш очаровательно рыжий, авторитетно-округлый директор, - прошу.
Ксандрия села рядом с доктором Вильгельмом и громко представила:
- Девятый класс. Старший группы - Алекс Кузнеченко. Проект "Отдаленное жилище".
Мы встали полукругом посреди просторного директорского кабинета, настроились на мысленную визуализацию, и Игорь начал рисовать фундамент. Он детально отрисовал первую сваю, увеличил до натурального размера и визуализировал все ее технические характеристики (их просчитывал он сам, а за ним проверил Алекс). Потом масштабировал, схематично набросал ландшафт и разместил на нем все запланированные сваи. Светлана мысленно пискнула - она хотела дополнить проект летней кухней, ненужной с точки зрения Игоря и Алекса деталью, для чего просила сделать еще шесть свай, и теперь испытывала разочарование. Игорь выдержал небольшую паузу, вздохнул, вызвав невольную улыбку директора, и "вкрутил" Светланины сваи.
Настал черед Алекса и энергетической системы дома. Ничего нового мы придумать не смогли (да это и не требовалось), поэтому его миссия состояла в том, чтобы оптимально расположить скважину с реактором и канал, не нарушив при этом ни одного правила и доведя систему безопасности до абсолюта.
После Алекса за дело взялась Светлана. Она создала ментальные матрицы помещений дома, и жилых, и производственных - ведь "отдаленное жилище", по нашему общему представлению, должно быть полностью автономным. Мы решили, что в доме обязательно должны быть хлев, в котором хозяева держали бы скот на свой вкус - коров или коз - с полным циклом производства всех молочных продуктов, а также полноцикловый курятник и компактная теплица. Кроме того, Светлана любила комфорт, и сколько мы не доказывали ей, что в отдалении от городов живут люди по большей части неприхотливые, она так и не смогла вообразить быт без бассейна, спортивных тренажеров и домашнего кинотеатра. В последний момент, спохватившись, она без всякого вдохновения прилепила к дому гараж.
Чао занялся водоснабжением и системой очистки. В наших краях не бывает засух, небеса щедро льют воду даже в городах с прирученным климатом, поэтому задачей Чао был выбор и оптимальное размещение резервуаров для накопления и хранения воды, а что до очистки... он просто использовал новейшие предложения Строительной государственной корпорации. Никому не хочется углубляться в такого рода проблемы.
Теперь моя работа - стены и кровля. Простите, ребята.
Каждую секунду ожидая возмущения группы, я представила всем свою разработку - слабопластичные стеновые блоки и специальный связывающий раствор, демпфирующий их подвижность. У нас сейсмически активная зона, и с этим надо считаться. Да, к "тряске" давно привыкли, и люди привычно выходят на улицы, когда все вокруг начинает дрожать, но в том-то и дело, что привыкли... Даже не просыпаются от двух-трехбалльных толчков, а стены-то крошатся и рушатся.
Строго говоря, сама идея пластичной конструкции - не моя, но ее воплощения до сих пор получались анекдотичными, напоминая заселенное желе или минимизируя разрушения за счет усиления тряски. Мои блоки должны быть не разрушаемы колебаниями, а их собственные движения "топил" клей. Алекс и Игорь считали мое предложение авантюрным и отказались даже пересчитать за мной химию и физику блоков с раствором, но я была уверена в том, что все сделала правильно. Конечно, пришлось демонстрировать комиссии все, вплоть до кристаллической решетки, но я не раз тренировалась, и мыслеобразы получились ясными и красивыми.
Опасаясь попасть под праведный гнев одноклассников в случае неодобрения комиссии, я предложила, в качестве альтернативы, возвести стены испытанным материалом.
- Не стоит, - ответил директор Джана, - продолжайте.
Я нарисовала стены, наметила крышу и передала проект на финишную прямую Веронике.
Вероника была готова к моей диверсии - все-таки мы с ней уже почти десять лет работаем вместе - и продумала отделку специально для слабопластичных стен - слабопластичную штукатурку, которую можно было красить большинством современных красок. Крышу она довела до неописуемого совершенства буквально одной мыслью, и так же быстро справилась с окнами и дверями. У нее было редкостное врожденное чувство вкуса - конструкцию любой степени кошмарности она легко и с удовольствием превращала в шедевр. Наверное, поэтому наши проекты (даже проекты песочниц в семь лет) быстро уходили на экспорт.
Когда Вероника закончила, посреди директорского кабинета остался висеть дом, от которого трудно было оторвать взгляд. Даже Алекс забыл свою обиду и смотрел на него с восхищением, а Светлана тихо ахнула.
Я обернулась на комиссию. Все улыбались, а глубоко посаженные глаза человека, очень похожего на Президента, блестели. Мне подумалось, что, если бы это был Президент, блеск объяснялся бы гордостью, ведь нейроцивилизация - его детище, а нашу систему образования он создал наперекор всему миру.
Ксандрия бережно накрыла черную тарелку белой, записав мыслеобраз проекта для тех, кто захочет ознакомиться с ним без обращения к нашей памяти.
- Всем спасибо, - сказал директор Джана и обвел взглядом членов комиссии. - Ваш проект одобрен.
О-о-о! Хотя я слышала эти слова каждый раз по окончании защиты, они вновь и вновь поднимали меня к вершине счастья.
3. Мы и они
Класс встретил нашу группу вопросительными лицами, которые быстро изменились - самый первый взгляд на нас объявлял о триумфе. Джеппо вскочил и обнял нас с Вероникой, словно победил сам, Наташа хмуро уткнулась в книгу, которую читала, Рута отвернулась, делая вид, что вообще не заметила наш приход, а остальные с разными интонациями стали поздравлять нас и расспрашивать о настроении комиссии.
Никто не сказал про члена комиссии, похожего на Президента. Не сообщить такую новость было странно, однако я почему-то почувствовала желание умолчать об этом, и остальные из нашей группы, очевидно, тоже. Во мне шевельнулось давнее подозрение в отношении Ксандрии.
Не дойдя до центра класса, Алекс резко развернулся с таким расчетом, чтобы я на него наткнулась. Хотя маневр я разгадала и тоже резко остановилась, его сжатый от злости рот оказался прямо перед моими глазами.
- Лора! - рявкнул он.
Я по-собачьи наклонила голову, изображая пристальное внимание.
- Какая была необходимость ставить проект под угрозу провала?
Игорь и Вероника, уже дошедшие до своих кресел, вернулись и встали рядом с нами. Чао замер рядом с Умидой - его нервировали вспышки Алекса.
- Не было никакой угрозы.
- Как не было?! Ты же знаешь, что это дело настроения - примет комиссия неопробованную идею, или нет!
- Это не дело настроения. Неопробованные идеи комиссия никогда не принимает, но к моим блокам это не относится.
- Не относится?!
- Нет.
- И кто же их проверял?
Пришлось набрать в грудь побольше воздуха. Алекс имел необходимые задатки лидера, такие как самоуверенность и представительную внешность, но все остальное в нем надо было еще насаждать и возделывать.
- Я заказала составляющие в Строительной корпорации. Я сделала из них блоки и раствор в школьном цехе. Из блоков и раствора я сложила угол высотой полтора метра и длиной сторон тоже в полтора метра - еще месяц назад! Венс завел под угол виброустановку, имитирующую землетрясение, Чао установил внутри альфа-сканер, мы сделали замеры до и после испытаний, испытывали пятнадцать раз. Вероника ассистировала при проверке теплоизоляции. Стенка стоит на заднем дворе школы до сих пор, и мне непонятно, что помешало тебе за все это время лично убедиться в пригодности этой идеи!
- Страх, - безжалостно подсказала Вероника. - Что комиссия доверяет только разработкам Строительной корпорации.
Алекс не взглянул на нее, но чуть заметно вздрогнул.
- Если не хочешь время терять - вся инфа об испытаниях записана на стенке, просто считай! - ободренная Вероникиной поддержкой, повысив голос, закончила я.
- Кажется, Джана сам уже считал, - с примиряющей улыбкой заметил Игорь.
И правда...
Алекс закрыл глаза, сделал глубокий вдох, потом выдох, и сказал:
- Лора, прости.
Открыл глаза.
- Я по крайней мере должен был предусмотреть, что ты так поступишь, и заняться твоим предложением.
Повисла тишина.
- Принято, - буркнула я и отвернулась.
К директору отправилась группа Алана.
Лишь мы устроились ждать, у Игоря запиликал телефон. Прочитав сообщение, он быстро поднялся.
- Это тренер. Поставили дополнительную тренировку перед соревнованиями. Пока.
Расставаться с Игорем всегда было больно. То неподконтрольное, что привязало меня к нему, напоминало короткий поводок с острым крюком, вонзившимся в сердце: лишь Игорь отдалялся, поводок натягивался, и сердце рвалось. Я прекрасно понимала, что это ненормально, что я серьезно больна, и обязательно надо придумать, как вылечиться, но... Его присутствие вызывало такое объемное, такое абсолютное удовольствие, что отказаться от него было равносильно самоубийству.
- Пока, - осипшим голосом отозвалась я.
Впрочем, это к лучшему - рассказ о неприятном повороте моей судьбы откладывается на неопределенное время, за которое всё, возможно, и выправится.
- Так что там у тебя стряслось? - спросила Вероника.
Я начала рассказывать. Странно, но в голосовом выражении ссора с Медеей для меня самой прозвучала мелко - ведь мы просто цеплялись к словам. Однако Вероника отнеслась к моей семейной драме серьезно.
- Непонятно, - сказала она. - Зачем ей было вообще об этом заикаться? Все же и без того ясно. Ладно, не переживай. Конечно, не сегодня, но, наверное, завтра, а уж послезавтра точно отец придет в школу и попросит тебя вернуться. А Медея извинится.
Вероника хорошо знала мою семью, и с ее прогнозом папиного поведения я была согласна: он просто рассердился на нас с Медеей из-за шума, как это случалось в определенные периоды, когда его одолевали приступы жесточайшего эгоцентризма. Но всегда через короткое время он начинал скучать и искал нашей компании - так будет и теперь.
А вот Медея... С ней случилось что-то непредсказуемое и страшное, словно бес вселился. Думать об этом было очень неприятно - вспоминая о потере Медеи-подруги, я словно становилась слабее и меньше.
Группа Алекса вернулась в класс. Из-под удовлетворенных улыбок проглядывала досада - что-то пошло не так, и их проект был принят, но не безоговорочно. Собравшись плотной кучкой, одноклассники тихо обсуждали недочет.
Ушла группа Наташи.
Мне показалось, что девочки пробыли у директора совсем недолго, когда в класс заглянула Ксандрия и, не отходя от двери, позвала меня. Мысленно. Очень строго.
Только успев сказать Веронике, что вызвана классной, предчувствуя что-то нехорошее, я пошла за Ксандрией. Она показала рукой на свой кабинет, пропустила меня вперед, вошла следом и плотно закрыла дверь - все с таким видом, будто происходит какое-то суперважное событие.
- Присядь, Лора, - предложила она.
Я устроилась на краешке кресла для посетителей, лихорадочно соображая, что такое эпохальное может быть связано с моей персоной.
Заняв свое место за столом, Ксандрия повернула ко мне монитор компьютера.
- Я покажу запись уличной камеры, сделанную прошлой ночью, - сообщила она и нажала ухоженным ногтем на кнопку манипулятора.
На мониторе развернулась сумеречная черно-белая картина: перекресток трасс и сидящий в огромном оконном проеме углового здания человеческий силуэт. А что? Это разве правонарушение? Возле окна опускается мотоцикл, с которого сходит второй силуэт, чтобы подойти к первому. Недолго поговорив, оба силуэта садятся на мотоцикл и уезжают.
Я перевела глаза на Ксандрию.
- Это была ты, правда? - выдерживая значительный тон, спросила она. - Служба общественной охраны пришла к выводу, что на записи - несовершеннолетняя, и разослала ее по всем школам. Я уверена, что это ты.
- Я, - растерянно подтвердила я и, не выдержав пристального, анализирующего взгляда, добавила: - А разве нельзя гулять по ночам? Раньше я гуляла. Нельзя сидеть на витринах магазинов? Нельзя сидеть именно на этой витрине?
Взгляд Ксандрии смягчился и стал обеспокоенно-заботливым.
- Ты знаешь, что была на волосок от гибели?
Ух, как патетично!
- Я знаю, - начиная злиться, ответила я, - что в тот момент было отключено отопление.
- Верно, - кивнула Ксандрия. - Почему же ты находилась на улице?
- Мне не было об этом известно.
- Почему же тебя не предупредил твой отец?
- Потому что когда я уходила из дома, об этом еще никто не знал.
- Почему он не предупредил тебя, когда узнал?
- Я оставила телефон.
- Почему? Ведь ты не забыла, ты именно оставила - часы у тебя на руке, а телефон из них ты достала.
- Я не хотела разговаривать с отцом и мачехой.
- Почему?
Это очередное "почему" прозвучало уже издевательски, и даже сочувственный взгляд не сгладил раздражение от него. Разве не понятно?
- Потому что я поссорилась с мачехой.
Ксандрия сделала паузу. Поджав губы, она уставилась на компьютерный манипулятор, подумала с минуту, а потом снова заговорила, теперь тихо и доверительно:
- Что же это за ссора, обидевшая тебя так, что ты умчалась в ночь, решив разорвать все связи с родными?
- Я ничего тогда не решила, я просто обиделась... - запротестовала я. Произнесенные Ксандрией слова прозвучали настолько тяжело, словно у меня действительно, навсегда, не было уже семьи.
- Чем она тебя обидела?
Ксандрия была строгим классным руководителем, но ни разу меня не подводила. Еще года три назад я часто обращалась к ней за советом и ценила ее мнение, и сейчас вдруг подумала, что она сможет мне помочь.
- Медея сказала, что меня не должно быть в ее семье. Что я паразитка и мешаю отцу быть счастливым с его женой и сыном.
Ксандрия замерла. Ее глаза на секунду расширились и остекленели.
- А... раньше она когда-нибудь так говорила?
- Нет. У нас всегда были очень хорошие отношения. Мы обе были более близки друг с другом, чем с отцом.
Ксандрия испустила тяжелый вздох.
- То есть, так внезапно. А ты, может быть, чем-то ее зацепила?
- Не знаю. Она заявила, что я должна была прибрать на чердаке и в подвале, я ответила, что впервые об этом слышу, и что прибрала бы, если бы она мне об этом сказала, и если бы я была меньше, чем сейчас, в зачетную неделю, занята. И тут понеслось: оказалось, что я корчу из себя Золушку, и о Медее из-за меня плохо думают знакомые, что на меня уходят все папины деньги, а ей и Давиду достаются объедки и прочее... В общем, бред.
Ксандрия насторожилась.
- Но ты, я надеюсь, ничего такого не сказала? Не дала понять, что ее умственные способности намного ниже твоих?
Тяжело это - хранить тайну от целого поколения. Ох, тяжело. А еще тяжелее - следить, чтобы и другие ее хранили.
- Нет. Я помню всё, что должна, и я на самом деле, искренне, считаю, что ум - не самое главное в человеке, и уважаю старших за их нравственные качества. Они ничем не хуже нас, а разница между нами обусловлена лишь тем, что нам посчастливилось в детстве научиться управлять мыслями.
Ксандрия смотрела внимательно, анализируя мою искренность. Пусть. Тут не подкопаться.
- Конечно, - медленно подытожила она. - И надо не забывать, что тайну от них мы храним вынужденно - только чтобы о наших возможностях не узнали, и нас не испугались в других странах. Со страха люди способны на любое зло, а мы пока недостаточно сильны. Нас пока мало. Где ты провела эту ночь?
Ой, как же мне не хочется раскрывать Ксандрии свою жизнь...
- У Кастора.
- Это тот молодой человек, который сказал тебе об отключении?
- Да.
- Он тебя не обидел?
- Нет.
- А сегодня где будешь?
- У Вероники.
- Хорошо. В случае чего, обращайся ко мне. Что-нибудь придумаем.
- Спасибо.
- Можешь идти.
Чувствуя себя так, словно пробежала дистанцию, я вернулась в класс.
Вероники не было. Увидев мое окаменевшее лицо, Светлана сказала:
- Ей буквально пять минут назад позвонила мама, и она умчалась, даже ни с кем не попрощавшись - вроде, что-то с папой случилось.
Проблема. Если что-то стряслось с ее родными, я даже звонить ей не буду - не до меня там сейчас.
И папа сегодня сюда не придет - не время еще, он пока дуется на всех и жалеет себя и свой покой.
К Ксандрии обращаться точно не буду - она не домой к себе меня приведет, а начнет процедуру устройства несовершеннолетнего, оказавшегося в трудной ситуации, нет уж.
Значит, Кастор.
4. Защита
Чувствовать себя неким животным, гуляющим "само по себе", было до отчаянья неприятно. Мне никогда не приходили в голову мысли о том, что можно взять и приблудиться к кому-нибудь, и я до позднего вечера бродила по городу, делая перед собой вид, что просто гуляю. После окончания занятий в школе я около часа сидела в сквере, надеясь на папу, но он не пришел. Не пришла и Медея. Проведенное вдали от них время обезображивало все наше общее прошлое и перечеркивало будущее, нагоняя при этом такую тоску, что хотелось плакать.
Вечером я открыла дверь дома Кастора своим ключом.
В прихожей уютно и по-дружески горел свет, словно меня действительно ждали. На кухне бурчал телевизор, и я отправилась туда. Кастор, поглядывая на экран, что-то резал на разделочной доске. Увидев меня, он улыбнулся, и эта улыбка сказала очень много - она была натянутой, без радости. Я ни для чего не была ему нужна. Он просто мне помогал. Даже его объяснение о тяжести одиночества в этом доме - лишь отговорка.
- Не помешала? - спросила я.
- Конечно, нет, - ответил он. - Не срослось с подругой?
- Да, у нее что-то случилось дома.
- Я готовлю ужин. Поможешь?
Кухня Кастора вдруг стала родной. Небольшая, белая и чистая, она не прятала ни ножи, не тарелки - все, что мне понадобилось для кромсания вымытых и ожидающих своей участи овощей, лежало именно там, где это можно было бы искать. Кастор занялся обжариванием мяса, очень ловко обращаясь со сковородой и лопаткой.
- Любишь готовить? - спросила я.
У меня дома все любили, даже семилетний Давид - правда, его бутерброды из наслоений хлеба, колбасы и варенья повергали Медею в кулинарный шок, - но я слышала о существовании людей, которые даже варку макарон считают подвигом.
- Просто готовлю, - отозвался Кастор.
Понятно. В его семье вообще никогда не варили макароны, а мясо, тушеное с овощами, считалось самым незамысловатым блюдом. Придется еще потерпеть становящийся невыносимым голод.
Когда мы, наконец, приступили к ужину в конечной его стадии - стадии поглощения - Кастор сказал:
- Если нужно сменить одежду, гардероб моей мамы к твоим услугам. Все вещи в твоей спальне, в шкафу.
Я чуть не подавилась и выронила вилку.
- Т-ты хочешь, чтобы я надела одежду твоей мамы?..
Кастор приподнял бровь.
- Это было бы плохо?
Потом опустил взгляд и усмехнулся в тарелку:
- Она умела выбирать вещи. Мне жаль их выбрасывать.
Это объяснение заставило меня устыдиться, ведь я безотчетно заподозрила в Касторе психа. Продолжив жевать, я задумалась, почему. А, да, он же носит в себе беду, и это чувствуется, несмотря на его хорошо контролируемое спокойствие. Но он не пытается бороться с болью - он с ней смирился, и не стал бы обманывать себя, подменяя ушедших близких чужими людьми.
Кастор ел, сохраняя улыбку.
Точно, он очень сильный. Способный испытывать боль и гасить ее, анализировать любые обстоятельства и не усложнять их. Редкий тип людей. Гм, вот это знакомство...
Мне не захотелось разочаровывать его, поэтому сразу после ужина я занялась платяным шкафом бывшей хозяйки спальни. Мысль одеться в вещи незнакомой умершей женщины немного нервировала, и я решила не думать о том, что она умерла. Допустим, это просто вещи.
Мама Кастора была худышкой, поэтому моей "нормальной" комплекции могло подойти далеко не все. Отобрав леггинсы, водолазку и длинный ажурный жилет, действительно очень красивый, я посчитала, что сделала для выполнения просьбы Кастора все возможное.
Встретив меня утром на кухне, он одобрительно кивнул. Хотя в глазах его промелькнуло что-то вроде удивления - очевидно, он не ожидал, что одна и та же одежда на разных людях может выглядеть по-разному - он ничего не сказал.
Так я и отправилась в школу.
Вероника не пришла. "В тишине" я отправила ей вопрос: "Что стряслось?", но она не ответила сразу.
Игорь с порога класса разговорился с Чао и добрался до кресла рядом со мной только к началу сеанса.
В перерыве я попросила его посидеть со мной и, спрашивая о вчерашней тренировке, подбирала слова, чтобы рассказать о последних событиях. В итоге получилось:
- Давай сходим куда-нибудь сегодня. Я последние две ночи провела у знакомых...
- Э? - растерялся Игорь. - Это как-то связано?
Я вздохнула, собираясь начать рассказывать самому важному в жизни человеку о важных обстоятельствах, не представляя его реакцию.
- Нет. Но последние два дня я жила не дома.
- Почему? - ровно спросил он.
И тут я поняла, что не могу сказать ему то, что легко сказала Веронике и Ксандрии. Он был абсолютно благополучным мальчиком из идеальной семьи, в которой всё и всегда было правильно. Его родители никогда не ссорились, для всего было свое, четко установленное, время, и общались они между собой всегда в однажды принятом спокойно-доброжелательном тоне, не допускавшем недосказанности. В его семье не могло произойти такого странного конфликта. Даже больше - такого рода отклонения от нормы считались отвратительным извращением.
Статус его девушки обязывал меня быть идеальной. Рассказать о ссоре с Медеей означало поставить этот статус под угрозу - во всяком случае, для родителей Игоря, которые и так проявляли ко мне снисхождение, ведь у меня не было матери, что являлось неправильным. Я не сомневалась в его благородстве, но разлад с родительской моралью причинил бы ему беспокойство.
Поэтому мне стоило огромного труда произнести:
- У нас с Медеей... произошла размолвка.
Игорь молчал. Связи между "размолвкой" и уходом из дома он по-прежнему не видел. А ведь еще надо как-то сказать, что "знакомые", у которых я ночевала, на самом деле "знакомый", и знакомству этому тоже всего два дня...
Зато он увидел, что мне плохо, а значит, я нуждаюсь в поддержке. И он сказал, участливо положив ладонь на мой локоть: