- Володин Тимур Александрович? - Высокий, немного полноватый, мужчина с холеным породистым лицом и живыми умными глазами поспешил навстречу, едва за Тимом прикрылись прозрачные двери.
- Можно просто Тимур, - молодой человек ответил на протянутую в приветствии ладонь.
- Тогда просто Владис, - представился хозяин галереи, выбранной для проведения эксперимента. Неожиданно тепло улыбнулся:
- Если нужно что-то...какая-нибудь помощь, - мужчина явно растерянно и немного нервно развел руками. - Все, что в моих силах - к вашим услугам, - вычурно закончил Владис и коротко кивнул головой. Повернулся, чтобы уйти, но вдруг замер. Снова обернулся.
На немой вопрос Тима, запинаясь, путано, скороговоркой, произнес:
- Понимаете, Тимур Александрович - Тим дернулся, чтобы снова предложить перейти на имена, но осекся, заглянув мужчине в глаза . - Тут такое дело...я прослышал краем уха об исследованиях ..., о детях, которые сейчас пожалуют сюда...я, собственно, почему предложил свою галерею: мой сын...он, как бы сказать, не различает цвета, и , возможно, на этой почве с ним происходит что-то...последнее время чувствуется особенно остро. Меня...нас с женой это пугает. Нельзя ли и его подвергнуть обследованию вместе с вашими детьми?- Проговорив последнюю фразу, Владис облегченно выдохнул: нелегко давался ему этот разговор.
Тим, теперь уже заинтересовано, разглядывал хозяина галереи. Действительно, предложение провести эксперимент именно здесь поступило от господина Владиса. То есть, не напрямую: собственно, заговорила об этом подчиненная Тима, Инесса Федоровна, хороший специалист-биохимик, но немного 'сухарь'. По крайней мере, такое представление о ней было среди коллег до вчерашнего дня, когда на 'летучке' Тим заговорил о придуманном им исследовании и предложил для этого использовать несколько залов Исторического музея с его яркими и разнообразными экспонатами. Инессу тогда как прорвало: она вдруг начала рьяно доказывать, что это должна быть картинная галерея, и лучше из частных: будет возможность создать приватную обстановку и не допустить лишних лиц типа вездесущих журналюг. И что у нее есть такая на примете. Ее кузен держит довольно известный в кругах специалистов салон, где широко представлены разнообразные художники, стили, эпохи.
Но самое интересное было не это. Подумаешь, не 'раскусили' женщину, а она оказалась такой эмоциональной и увлеченной искусством натурой! И даже не то, что вечером Тиму последовал звонок от самого хозяина галереи, Владиса Бигера, который с таким же жаром, как до этого его кузина - и Тим, и другие сотрудники были тогда даже несколько обескуражены эмоциями Инессы - стал предлагать свое заведение для эксперимента. Нечасто такие деловые и вращающиеся в богемном мире люди готовы пожертвовать тишиной и гламурным шиком своего заведения, отдавая его на растерзание прорве сорванцов. Ведь, очевидно, притащившим их туда ученым будет не до контроля за обстановкой, они исследованиями займутся.
Самое же странное было то, что когда сегодня утром было назначено время встречи, и надо было отобрать и обзвонить часть их малолетних испытуемых, Инесса, как всегда корректная и подтянутая, поинтересовалась вскользь, куда же они их будут приглашать. И прохладно заметила в ответ на адрес, названный недоуменно округлившей глаза Ниночкой, что 'это - галерея одного ее родственника, господина Бигера'. Ниночка растерянно оглянулась, ища поддержки у Тимура. Но тут зуммер внутреннего коммуникатора оповестил о скором появлении в лаборатории начальства - пусть в виде 'изображения', но и этого было достаточно, чтобы привести всех в движение.
- Кхе-кхе...Ну, что, ребята , когда выезжаете на опыты? - теребя, как обычно, когда волнуется, ус, зычным голосом вопросил Сам, и мысль, какая-то важная мысль выпорхнула из сознания молодого доктора. Или, может, спряталась до поры- до времени в закоулках этого сознания.
А сейчас, задумчиво уставившись на стильные лакированные туфли Владиса, Тим о ней вспомнил. 'А собственно, откуда господин Бигер мог узнать об их эксперименте, если не от Инессы, что она недвусмысленно опровергла в ответ на попытку ассистентки Ниночки напомнить ее, инессину, яркую речь в пользу этого места для опыта? Складывалось впечатление, что сама Инесса об этом если и помнила, то как-то смутно; недоверчиво покивала головой, когда ей со всех сторон начали говорить об этом, и потом тихонько отошла'.
Пауза затягивалась. Щеголеватый господин напряженно вглядывался в лицо Тимура.
- Да, конечно, мы понаблюдаем, - осторожно заверил егог тот. - Можете пригласть вашего сына.
- Собственно, надеясь на вашу доброжелательность...я уже попросил жену оповестить Макса - так зовут его, сына, - снова смутился господин Владис.
- Давайте позже встретимся, и вы мне все подробно расскажете, - предложин Володин и поспешил к выходу: слышавшийся там гул оповестил о приходе 'испытуемых'.
Приглашенные дети тут же четко разделились на две неравные группы. Меньшая часть из них сначала скромно притихла у стены, с любопытством взирая на взрослых, знакомых уже и еще неизвестных, тетенек и дяденек. А потом, пользуясь необычной вседозволенностью, ребята разбежались вокруг, замучили окружающих расспросами, огоканьем, гиканьем и, наконец, подуставшие от многочисленных изображений, начали дергать и шпынять друг друга.
Большая часть детей повела себя совершенно по другому: чинно походив вдоль рядов картин, они равнодушно выстроились у выхода и спокойно наблюдали, как веселятся их 'сородичи'. Два приглашенных психолога и несколько гидов попытались их расшевелить, но кроме односложных ответов типа 'понравилось' или 'не понравилось' ничего не добились. Причем, складывалось впечатление, что детишки отделяли первое от второго наугад. Один серьезный мальчонка, например, одну и ту же картину сначала отнес к первой категории, а потом, когда попытались выяснить мотивы 'понравившегося' - ко второй.
В принципе, Тим как раз этого всего и ожидал. Пристроившись около одной из витиеватых колон, разделяющих большой зал на сегменты, он тоже наблюдал за происходящим.
Эксперимент можно было заканчивать, ничего нового он не показал. Но что-то не давало Тимуру дать 'отмашку'. Все казалось, он снова что-то упускает. Пока молодой ученый размышлял над истоками сего непривычного для него ощущения - рационалист и прагматик, он на все привык искать точные ответы - около выхода наметилось движение. Все еще погруженный в раздумья, Володин краем глаза отметил какое-то перестроение сгрудившихся там детей: они немного раздвинулись, разведя руки, и снова замерли. Кажется, там еще кто-то вошел?
Внезапно раздавшийся вскрик ударил по натянутым струной нервам и отозвался резкой болью в голове. Мужчина рванулся к выстроившимся детям, затем вдруг схватился за голову и медленно осел на пол. Как и многие другие находящиеся в просторном зале галереи, кроме тех детей, которые неподвижно стояли почти правильным пятиугольником у выхода - теперь это уже хорошо было видно. Дальнейшее происходило как при сильно замедленной съемке.
Боль исчезла так же быстро, как возникла. Но в голове остался гул, он не давал сосредоточиться, раскалывая сознание на обрывки смутных мыслей и воспоминаний. При этом зрение, казалось, обострилось. Тимур видел каждый мазок на находящейся напротив него картине, каждую ресничку на лице оказавшейся рядом с ним девочки, все трещины на дальней колонне - четко-четко, будто под микроскопом. Володин попытался смахнуть наваждение, встряхнуть головой - мысли хаотично рассыпались, словно всколыхнутые осенним ветром листья. А голова даже не покачнулась: реснички и приметные трещинки остались на своих местах. Тимур ощущал себя странно раздвоенным: одно его Я мучительно пыталось собрать лоскутки ускользающих мыслей, а второе просто фиксировало происходящее.
Вот Владис Бигер с расширенными зрачками. Одна из его сотрудниц, в изнеможении застывшая около колонны напротив. Чуть скосив глаза, Володин рассмотрел одного из замерших в импровизированной фигуре детей. Мальчик, не больше семи: лицо как маска. Парень-подросток - единственный движущийся объект в этом замершем царстве. Подошел к мальчонке. Положил руки на плечи. Потом приподнял: у того ножки болтаются, как у тряпичной куклы. Почему-то Тимуру стало страшно. Диким усилием воли он стянул кусочки сознания и...кажется захрипел... Голова чуть-чуть дернулась - горизонт обзора немного изменился, теперь он мог увидеть еще двоих ребят 'из многоугольника'. Они были также неподвижны и невозмутимы, как и первый мальчик, но держались за руки.
Вошедший подросток медленно повернул голову и взглянул на Тимура. Поставил на место мальчика - тот даже не шелохнулся. Потом поднял его руки, соединив с руками находящейся рядом девочки.
Второе 'Я' Володина зафиксировало, как лицо мальчика постепенно приобрело осмысленное, но очень задумчивое выражение. Тимур еще раз попытался сосредоточиться, на этот раз стиснув зубы, чтобы не привлекать внимание. Голову снова удалось немного повернуть. Мужчина внезапно увидел одного из детишек той группы, которую условно называл про себя меньшей, или 'контрольной'. Мальчик, сидевший прямо на полу, медленно поднялся и ровно-ровно, словно по линеечке, как будто ведомый некой силой подошел к стоящим детям. Стал рядом. Потом тоже самое сделали еще два мальчика и одна девочка.
Вероятно, потуги Тимура не остались незамеченными для странного подростка, который продолжал выстраивать детей в цепочку: также подходил к каждому, брал за плечи, приподнимал, ставил на место, разводил и соединял руки. 'Как кукловод' - пронеслась четкая мысль в сознании Володина.
Парень повернулся, еще раз внимательно на него посмотрел. Потом резко, через весь зал, двинулся к нему. Нагнулся, заглянул в глаза.
Последнее, что увидел профессор Володин: огромные черные-черные зрачки, будто втягивающие всего его, вместе с, кажется, уже совершенно никчемными мыслями и переживаниями, в пропасть.
Пробуждение было медленным: стало очень холодно, Тим даже конвульсивно передернулся как от озноба. Затем глухо, как сквозь вату, Тим услышал чьи-то голоса. Кажется, кричали и, даже, где-то послышался детский плач. Глаза казались набухшими, щипали и слезились. Мужчина попробовал разлепить веки: сначала было все очень смутно видно, словно сквозь пелену плотного тумана. Попытался сосредоточиться, но не тут-то было: мысли порхали, как мотыльки, не желая связываться воедино. Тело тоже плохо слушалось, казалось каким-то чужим. Устав с ним бороться, Тим обмяк и снова зажмурился. Собрался с силами и снова резко открыл глаза. Это помогло. Даже слишком: пелена внезапно спала, и так же резко, как будто вдруг звук включили на полную мощность, ворвались голоса. Тим, покачиваясь, встал. Оглянулся. К нему уже спешили два сотрудника их лаборатории...Только Тим забыл их имена... Вообще, воспоминания были обрывочны и как-то странно перемешаны. Молодой человек, например, отчетливо помнил один эпизод из детства - когда его, маленького, впервые привезли на Бали. 'Море! Море!' - завопил он тогда. И так, непрерывно вереща от радости , он долго , до изнеможения, прыгал по воде, расплескивая во все стороны спокойную гладь лагуны. Родители, еще молодые и такие красивые, взявшись за руки, смеялись, глядя на выверты любимого чада. А потом отец взял его за руку, усадил рядом с собой на теплый влажный песок - так, что ноги лениво обмывала вода - объяснил ему, что это не море, а 'океан', что он большой - много больше моря - и даже иногда опасный' 'Но здесь же нет волн, папа! Чего бояться?' - голосом всезнайки заявил он тогда в ответ. 'Смотри, это они нас бояться, и разбегаются!', и показал на горизонт, где с бешенством разбивались о далеко выдающиеся вперед огромные каменистые выступы пенные гребни, рассыпаясь в клочья и становясь неопасными. 'А может, он, этот океан, чувствует, что я маленький, и мне с большими волнами не справиться?' - задумчиво добавил. 'Он живой, правда?' - зачерпнул пригоршню соленой воды и стал рассматривать. Тогда отец начал рассказывать ему про водную стихию , про ее возможности и загадки, про саму Жизнь, которую та порождает, сама не будучи Жизнью, и про многое другое. Скорее всего, большую часть из рассказа увлекшегося отца, известного океанолога, ребенок не понял. Но все это: неправдоподобно синяя, как на детских рисунках, идеально ровная гладь лагуны, втиснутая в каменистые выступы, в купе с гневно шипящими на горизонте волнами, пьянящий океанский бриз и негромкий голос отца, повествующего о тайнах жизни и мироздания , вероятно, и породили в душе мальчика интерес к непознанному. 'Океа-ан' - таинственно повторял тогда весь вечер маленький Тим, пробуя на вкус новое слово и то представляя себя могучим серфингистом , то отважным капитаном, а то и огромным лупоглазым китом. Сколько ему было тогда? Года четыре? Как он может это помнить так отчетливо сейчас? Давно нет родителей: погибли в одной из экспедиций недалеко от того самого Бали... С тех пор он там не был - никогда.
- Тимур Александрович, как вы? - худощавый светлоглазый парень в синей косоворотке осторожно дотронулся до запястья, пробуя пульс. 'Как же его зовут?' - почему-то Тимуру казалось, это важно: вспомнить имя своего помощника.
- Тимур Александрович, вы помните, что с вами случилось?
Да, он помнил...но как-то смутно, как, впрочем, и то, кто он, где сейчас и что делает. При любом усилии в голове начинало шуметь и накатывала волнами неприятная слабость - колени подкашивались. Для него , тренированного молодого человека - тут же возник блеклый образ поджарого мужчины, вручающего ему серебристый кубок ... Кажется, плавание? - это было странно и непривычно. Самыми яркими воспоминаниями оставались океан на Бали и еще... худенькая рыжеволосая девушка в синем платьице и огромных солнечных очках, то и дело смешно съезжавших на нос...Кажется, они целовались еще... Все остальное как в дымке....
- Проводите его в карету 'скорой'. Других тоже . Всех тщательно осмотреть, - знакомый глухой голос отдавал четкие распоряжения, то приближаясь, то удаляясь.... очень знакомый. Тимур нехотя повернул голову.
- Как ты, Тим? - тревожно взглянул на него седовласый мужчина с пышными усами, почему-то очень похожий на отца. 'У отца же не было усов !' - недоуменно припоминал Тимур.
Потом криво улыбнулся в ответ:
- Неважно. 'Мои мысли - мои скакуны' - фальшиво пропел. И закашлялся: голос прозвучал хрипло, как будто он не разговаривал долго-долго, и теперь еле разлепил губы.
- Ничего-ничего..., что мысли есть - это уже хорошо... А что шутишь - это просто отлично...А...помнишь что?
- Смутно, в основном, - и опять в сознании возник образ побережья и девушки. Может, они на море встречались?
- Ладно-ладно, - успокаивающе покивала седовласая голова, - уже хорошо, что что-то помнишь. Мужчина пожевал задумчиво и кивнул: - Тебя посмотрят сейчас. Позже зайду, поговорим.
Молодого человека с двух сторон подхватили какие-то крепкие парни в белых халатах и , аккуратно поддерживая , куда-то повели . Идти ему было все еще трудно - как и говорить, и думать - и он не сопротивлялся, слегка успокоенный взглядом седовласого. Знакомые и полузнакомые лица вокруг так же сочувственно кивали ему. 'Как много тут народу !' - подумал Тим. ' Почему так много?'
- А где дети ? Тут были дети, много детей! Где они? Куда их дели? - тормошил он провожатых, но те только отводили глаза.
- Тимур Александрович, успокойтесь. Идемте, я вам все поясню, - строгая сухощавая женщина в роговых очках, мягко отодвинув одного из парней, взяла Тима под руку.