Олег Копытин и Шурик Возжаев понемногу приживались в саперном батальоне. Новые коллеги выучили их имена, разузнали кое-какие подробности из доармейской жизни, но в свои ряды не принимали. Обижать не обижали, но постоянно давали понять, что гражданскому человеку в офицерских погонах делать нечего, и терпят их в штабе только из уважения к командованию. Не прошло и двух недель, как молодые лейтенанты, возмущенные отведенной им ролью всеобщих салаг, взбунтовались и явились делегацией к Файзуллаеву.
Комбат обнаружил их рано утром в коридоре, где они, сидя на батарее, разглядывали картинки в справочнике по инженерной технике. Скучающий Вася Рукосуйко, дежурный по штабу, милостиво выступал консультантом.
- Товарищ прапорщик, а это вот что? - Шурик ткнул пальцем в изображение очередной диковинной машины и с трудом вслух прочитал написанный под иллюстрацией набор букв и цифр.
Вася с профессорским видом заглянул в справочник и даже поправил на переносице воображаемые очки.
- Это, ребята, так называемый гусеничный минный заградитель. Вот тут сидит водитель, эта вот штука копает канавку для мин. Мины сложены вот здесь, - Васин палец важно ползал по странице, - А тут вот они высаживаются в грунт...
- Ух ты! - восхитился Шурик, - Я и не знал, что такое бывает. А как?
- Как-как! Обыкновенно, - совершенно серьезно воскликнул прапорщик, - Видишь, человечек нарисован? Вот он берет мины а-а-а-атсюда... И по одной через эту дырку высовывает их наружу.
Рукосуйко с удовлетворением понаблюдал за произведенным впечатлением и буднично добавил:
- А позади пешим порядком идет остальной взвод и закапывает их лопатами. Можно и картошку сажать.
- Ого, - удивился Копытин, - А у вас... то есть у нас тоже такая есть?
- Есть, конечно. И вы ее тоже будете изучать. Не сразу, разумеется. Сначала в пешей команде, потом...
- Василий! - подошедшего комбата душил смех, но положение требовало доброй укоризны в голосе, - Перестаньте морочить головы лейтенантам!
Лейтенанты поспешно спрыгнули с батареи и неуклюже отдали Файзуллаеву честь. Прапорщик себя формальностями затруднять не стал.
- А чё? - добродушно удивился он, - Молодежь ведь интересуется! Я, как старший товарищ...
Файзуллаев только покачал головой.
- Вы меня ждете, молодые люди? Что-то хотели?
Шурик с Олегом нерешительно переглянулись и отважились.
- Товарищ подполковник... Мы по поводу занятий по технической подготовке, - выступил вперед рыжий Возжаев, - Хотели спросить... Нам долго еще теорией заниматься?
- Долго, - по-отечески сурово ответил Файзуллаев, - Техника, сами видели, у нас сложная.
- Това-а-а-арищ подполковник! Но ведь сил нет уже... Все пишем, пишем... Сколько можно?
- Мы ведь без практики так ничему и не научимся, - круглолицему Копытину показалось, что он произнес эту фразу с хитростью матерого лиса.
- Гы-ы-ы, - вмешался Рукосуйко, - Практики захотели!!! Вы что там сейчас проходите? Вот и идите, попрактикуйтесь.
- А что они проходят? - полюбопытствовал комбат. Лейтенанты открыли было рты, чтобы, как обычно, ответить хором, но Вася их опередил.
- Хорошевский с ними сейчас землеройную технику зубрит, - Вася почему-то басовито заржал, - Ишь ты, практики захотели!
Файзуллаев снисходительно улыбнулся лейтенантам:
- Нет, с этим делом сейчас ничего не получится. Зима ведь. Тут зимой даже могилы динамитом копают или солярку на земле жгут сутки, чтобы прогрелась. А технику нам надо беречь.
- Вот до весны в теории все освоите, а как оттает - милости просим на полигон, - Вася поклонился двухгодичникам, и удалился, все еще гогоча.
- Товарищ подполковник, да какая техника... - наперебой начали лейтенанты, - Мы уже две недели...
- Молодые люди, - перебил Файзуллаев, - Распоряжения начальства не обсуждаются. Капитан Хорошевский не первый год командует личным составом, ему лучше знать, как заниматься вашей подготовкой. Вы свободны.
Комбату положительно нравилось, как Юрка взялся за лейтенантов. Не меньше двух часов в день Хорошевский посвящал занятиям по технической подготовке и, по уверениям очевидцев, новички во время этих занятий действительно изучали теорию военного дела, а не ремонтировали в классе старую мебель и не смотрели кино вместе со своим командиром.
Жалобам лейтенантиков Файзуллаев особого значения не придал и сразу выкинул их из головы, но, проходя в тот же день мимо класса, где ребята штурмовали военно-инженерную науку, с некоторым удивлением подумал, что, кажется, капитан Хорошевский, наконец, взялся за ум. Эта мысль настолько порадовала комбата, что он остановился, окинул дверь умиленным взглядом и непроизвольно прислушался. То, что Файзуллаев услышал, надолго пригвоздило его к месту.
- Соединение собственно лопаты с черенком осуществляется наглухо, с помощью двух заклепок...... Пишите, пишите... При этом в лопате цельноштампованной обе заклепки...
Файзуллаев, не веря своим ушам, приоткрыл дверь и заглянул в класс. Взъерошенные Копытин с Возжаевым сидели за первой партой и торопливо строчили что-то в своих тетрадках. Юрка не спеша прохаживался перед ними с какой-то потрепанной книгой в руках и диктовал учительским голосом, делая паузы, чтобы лейтенанты успели записать все до единого слова. Между лейтенантами и Юркой красовалось наглядное пособие - вбитая вертикально в щель между половицами лопата.
- Товарищ капитан! - зашептал потрясенный Файзуллаев, - На минуточку...
Юрка обернулся, заулыбался и, захлопнув книжку, бросил лейтенантам:
- На сегодня все. К завтрашнему дню приготовите чертежи в масштабе один к десяти. Тема следующего занятия - лом обыкновенный.
Хорошевский вышел в коридор и прикрыл за собой дверь.
- Чего вам, товарьщ подполковник?
- Капитан, я не понял, что здесь происходит?!
- Изучаем. Руководство по материальной части... - Юрка бросил взгляд на обложку своей книги, - Средств инж...
- Хорошевский, ты в своем уме?! Таким дураком себя выставлять!!!!
- Почему себя? - Юркины глаза излучали безмятежность, - Конспектируют ведь! Зубрят, контрольные пишут...
- Контрольные?! - Файзуллаев застонал, - По лопатам?!!!!
- Не, лопаты мы еще не закончили. Пока только топоры... Да вы не волнуйтесь, материала много. Мне с ними аж до лета хватит заниматься.
- Товарищ капитан, - зарычал комбат, - Прекратите издеваться над лейтенантами, вы не в балагане. Поймите, наконец....
Дверь класса приоткрылась, и лейтенанты бочком выбрались в коридор, кидая затравленные взгляды на своего педагога. Файзуллаев с равнодушным видом замолчал, но как только "студенты" отошли подальше, продолжил с тихой угрозой:
- Имейте в виду - еще одна жалоба и... - Юрка, как всегда, уверенный в своей правоте, таращился в лицо комбата, и тому впервые почудилась насмешка в этом преданном взгляде, - Будете лично демонстрировать им приемы работы лопатой. В течение недели, независимо от погодных условий.
Взбешенный невозможностью тут же, в воспитательных целях, дать Юрке в ухо, Файзуллаев развернулся и зашагал следом за лейтенантами. Хорошевский, пожав плечами, вернулся в класс, выдернул лопату из щели между половицами и спрятал ее в длинный ящик для наглядных пособий, где уже лежали два лома, топор и кирко-мотыга, замаскированные для надежности рулонами учебных плакатов. Капитан очень серьезно относился к делу технической подготовки своих подопечных.
После обеда комбат встретил Юрку возле красного уголка, где бойцы дисциплинированно проводили свое "личное время", слушая лекцию Шаброва о международном положении. Файзуллаев успел остыть после утреннего конфликта, поэтому вполне спокойно выслушал Юркину просьбу:
- Товарищ подполковник, можно мы машину сегодня возьмем? В Безречную надо съездить.
- "Мы" - это, простите, кто?
- Ну, я и Возжаев. Ему багаж пришел, а по ошибке заслали туда. Надо забрать. Одного-то я его отпускать боюсь...
- Что ж, разумно, - согласился Файзуллаев и задумчиво посмотрел в окно. С одной стороны, давать Хорошевскому машину не хотелось из принципа, но с другой - вызывала одобрение столь трепетная забота о молодом лейтенанте.
За окном стоял ничем не выдающийся зимний день. Небо было светло-серое, земля темно-серая - Файзуллаев никогда раньше не замечал, что у серого цвета так много оттенков. Тусклое солнце сползало к горизонту, словно подтухший яичный желток по листу кровельного железа.
- Хорошо, машину берите, но только туда и обратно. Когда поедете?
Оказалось, что поехать Юрка сможет не раньше, чем его КамАЗ вернется со станции Оловянная, куда он еще с утра отправился по личным надобностям начальника штаба. Файзуллаев опять разъярился.
До самой темноты он продумывал беседу с майором Прокопенко - немного о субординации, немного о недопустимости несанкционированных отлучек из части, и в заключение совсем чуть-чуть о том, что начальникам штабов полагается если и не спрашивать разрешения на использование казенной машины в личных целях, то хотя бы ставить командование в известность о таком использовании. Беседа получилась идеально отточенной психологически, безупречной по словарному запасу и просто убойной по силе рационального воздействия. Сам Шабров бы позавидовал. Но все труды комбата пропали даром - беседа так и не состоялась по причине отсутствия собеседника. КамАЗ вернулся из Оловянной без Прокопенко, но с известием, что майор вернется сам утренним поездом. Завтра или послезавтра. К выходным - наверняка. Все, что Файзуллаев готовился сказать начальнику штаба, свелось к трем или четырем всеобъемлющим словам, сказанным сержанту Колмогорову, принесшему это известие. Привычный сержант только пожал плечами. Отведя душу, комбат вспомнил о Юркиной просьбе.
- Не поеду, - отрезал вдруг сержант Дима.
- То... то есть как? - Файзуллаев похолодел от такого дерзкого неповиновения.
- Не поеду, - повторил сержант, - С одним Хорошевским - еще туда-сюда. Но с ними обоими - нет.
Колмогорова уламывали втроем - комбат, Юрка и Шабров. Комбат напирал на положения Устава и свою любимую субординацию, Юрка апеллировал к человеческим чувствам и пытался воздействовать эмоционально, Шабров стращал всевозможными наказаниями. Но безрезультатно. Десять лет дисбата устраивали сержанта больше, чем часовое путешествие с Хорошевским и лейтенантом.
- У Малахова в роте есть водила, молодой. Вот он пусть и едет. А у меня дембель на носу.
Погода с наступлением темноты начала портиться. Где-то далеко, в Китае, выпал сухой колючий снег. Не давая снежинкам опуститься на землю, ветер подхватывал их и тащил по равнине, где им не за что было зацепиться.
Когда КамАЗ с Юркой, Шуриком и молодым бойцом у штурвала выкатился из военного городка, передовой отряд китайского снега достиг Мирной и сильно поддал в брезентовый зад машины. Через мгновение дорога в пределах видимости скрылась под извивающимися полосами густой поземки.
- Ого! - удивился Шурик, когда их, кувыркаясь, обогнала пустая собачья конура.
- Не боись, - снисходительно засмеялся опытный Юрка, - Ветер попутный, авось нас не сдует.
Ветер молча, в каком-то злобном тупом остервенении гнал по земле стадо белых змей к одному ему известной цели. Занятый своим делом, он не выл, не свистел, не улюлюкал - в ватной тишине, стоящей над степью, слышался только шорох мириадов ледяных частиц. КамАЗ брел по колено в мутной поземке, словно корова по разлившемуся ручью. Снежные змеи, обгоняя машину, выплясывали в свете фар, пожирали его и уносились дальше, уступая место следующим.
Шурик попытался заставить себя отвести взгляд от улетающих вперед белых лент, но не смог. С высоты кабины они казались ему взбесившимися облаками под самолетом, а летать он всегда боялся.
Вдруг в сердце у лейтенанта Возжаева что-то щелкнуло и забуксовало... Сбоку от машины из темноты возник крест. Самый обыкновенный, слегка покосившийся кладбищенский крест. Он вплыл в небольшое пространство, освещаемое фарами, проплыл мимо КамАЗа, словно даже немного покачиваясь, и исчез где-то позади. Шурик похолодел, но рассказывать о своем видении никому не решился. Водитель, не отрываясь, смотрел на дорогу, а Хорошевский возился с портативным приемником, который одним хором пел сразу несколько разных песен и рассказывал о последних новостях. Выступать посмешищем не хотелось, поэтому Шурик зажмурился, потом открыл глаза и решил, что крест ему померещился.
Юрка покосился на рядового, который широко раскрытыми глазами, словно загипнотизированный, следил за бесконечным танцем.
- Эй, как тебя... - боец вздрогнул, встряхнулся и часто заморгал, - Поворот не проскочи.
Никто из членов экипажа еще не знал, что поворот они проскочили давно. Невидимая под стремительным снежным потоком дорога свернула к станции, а машина, завороженно подчиняясь непрерывному бегу поземки, двигалась по окаменевшему грунту прямо в открытую степь.
Файзуллаеву не спалось. За окном ветер, издеваясь, ритмично стучал листом жести, невесть как оказавшимся на соседнем балконе, насвистывал в щелях оконных рам и, словно наждаком, скреб стекло жесткими снежинками. Файзуллаеву не давала покоя мысль об уехавшем в ночь КамАЗе и его пассажирах. Он уже успел наслушаться рассказов о бесследно канувших в степь машинах и их экипажах, и относился к ним с изрядной долей недоверия. Но когда Юркин КамАЗ не вернулся в расчетное время, занервничал и даже решил было послать кого-нибудь на его поиски.
- Геннадий Минулыч, да не волнуйтесь вы так, - поспешил его утешить Шабров, - Если заблудятся, нам тут же сообщат.
- Кто сообщит, капитан? - Файзуллаев едва не впал в истерику, - Если они заблудятся, кто вообще об этом узнает?
- Ой, да запросто! Машину сожгут - пламя-то в степи далеко видно...
Вспомнив это оптимистическое пророчество замполита, комбат вскочил на ноги и босиком по ледяному полу бросился к окну. Там безраздельно властвовала метель. Где-то далеко, едва различимая за снежным потоком, перемигивалась горсткой жалких огоньков железная дорога. Горящей машины видно не было. "Наверное, в Безречной остались, буран пережидать" - успокоил себя Файзуллаев, возвращаясь на мат. Навязав себе эту мысль как единственно верную, подполковник завернулся в одеяло, закрыл глаза и принялся считать баранов.
В это время трое отчаянных путешественников сидели в кабине, изо всех сил упираясь ногами в пол и внимательно глядя в темноту. Прошло уже двадцать минут после того, как КамАЗ, не замедляя хода, ухнул куда-то вниз, завизжал, заскрежетал и затих, швырнув начинку кабины на приборную доску.
С того момента никто в кабине не проронил ни слова, если не считать печального и загадочного Юркиного комментария:
- Здравствуй, жопа - Новый год.
Когда после продолжительного молчания стало ясно, что само собой положение не изменится, Юрка принялся руководить.
- Слышь... Попробуй, что ли, назад сдай, - неуверенно предложил он бойцу.
Тот закивал и трясущимися руками зашарил вокруг себя в поисках рычага переключения передач.
КамАЗ жалобно заскулил, заскреб колесами мерзлую землю, но с места не стронулся.
- Это куда ж мы так сели? - Юрка озадаченно почесал ушанку, - Вроде на дороге таких колдобин не было. Мимо моста, что ль, промахнулись? Ну-ка, давай еще...
Еще несколько раз машина принималась сучить колесами, но в результате лишь сползла еще глубже и сильно накренилась вправо.
- Не, так дело не пойдет, - решил ротный, - Пошли, посмотрим, что там вокруг.
Хорошевский поглубже нахлобучил шапку и полез из кабины, предупредив попутчиков:
- Далеко не отходить! Машину из виду потеряете - п***ц всем!
Слегка поежившись от неприятного предупреждения, бойчишка-рулевой открыл свою дверь и спрыгнул на землю. КамАЗ стоял, свесив кабину и уткнувшись мордой в крутой склон овражка, служившего, наверное, руслом какому-нибудь капризному ручью. Овражек был глубиной чуть меньше человеческого роста, узкий, тесный, и странным образом напоминал ту самую траншею, в которую угодил в свое время УАЗик командира дивизии, только в более масштабном исполнении. Любой водитель из местных сразу определил бы, что без посторонней помощи выбраться из ловушки не удастся, но молодой боец смог установить только, что у машины бесповоротно разбиты фары. Затем, помня указание Хорошевского, - посмотреть "что там вокруг", он дисциплинированно вскарабкался по корявому каменистому склону к кузову. Ветер тут же хлестнул его по лицу миллионом колючих плеток, завертел снежные буруны вокруг сапог, сдернул с головы шапку и поволок ее в темноту. Боец машинально бросился в погоню, забыв о втором указании ротного - далеко от машины не отходить. Ветер тащил солдатскую ушанку, словно дразня ее хозяина, слегка подбрасывая и откидывая подальше всякий раз, когда бойцу казалось, что он ее уже почти настиг. В конце концов бойчишка обо что-то споткнулся, нырнул плашмя в густую поземку и в падении успел ухватить предмет своего обмундирования за ухо. Все так же, лежа, надежно закрепил шапку на голове, забыв вытряхнуть из нее снег, и покрепче завязал уши под подбородком.
Довольный своей победой, солдат поднялся, потирая ушибленные места, огляделся и на несколько мгновений ему стало жарко. Машина исчезла.
Юрка с Шуриком тем временем оглядывали кабину со своей стороны. Хорошевский пнул пару раз переднее правое колесо, затем проделал ту же операцию со склоном овражка и оценил ситуацию:
- М-да... Хреново.
- Что делать будем? - заволновался Шурик.
- Что делать, что делать... Ждать будем. Метель утихнет - будут искать. Все равно без тягача никак. Давай в кабину, чего тут стоять-то...
Оказавшись в кабине, Юрка сунул руки в рукава бушлата и задумчиво уставился на свое отражение в стекле.
- Слышь, Возжаев... А ведь этой ямы на дороге точно не было. Все ж таки куда нас занесло, а? Как думаешь?
Шурик, крайне плохо знакомый с местной географией, ничего дельного предположить не смог, но желая помочь ротному в определении координат, рискнул рассказать о своем недавнем видении.
- Крест?! Это мы, значит, через кладбище профигачили, - воодушевился Юрка, но тут же сник, - Вот только через какое... Их тут в районе три штуки.
Убитый обилием кладбищ в районе, Хорошевский некоторое время помолчал.
- Возжаев! У тебя случайно с собой еды никакой нет? Нет? А выпить?
Шурику стало совестно своей непрактичности.
- Ладно, - Хорошевский потянулся, - Раз все равно делать больше нечего, буду у тебя сейчас зачет принимать. Давай-ка мне про лопату обыкновенную цельноштампованную...
Кляня себя за то, что не догадался захватить с собой никакой провизии для изверга-ротного, Шурик горестно вздохнул и начал:
- Лопата обыкновенная предназначена для производства работ в....
Юрка поудобнее устроился на сиденье, скрестил на груди руки и прикрыл глаза.
- Лопата цельноштампованная состоит из черенка.... Черт, как оно там еще называется, - Шурик сдвинул шапку на затылок, - Из черенка и... Товарищ капитан, не помню!
Юрка зевнул.
- Валяй, как помнишь. Я эту херню все равно наизусть не знаю.
- Работу лопатой обыкновенной производят путем ее заглубления в грунт под углом... Товарищ капитан, что-то бойца долго нет.
Смысл сказанного дошел до Хорошевского не сразу. С минуту он бессмысленно смотрел прямо перед собой, потом вскочил на ноги, едва не потерял равновесие и ударился обо что-то головой. Толкаясь, цепляясь в темноте за какие-то рычаги, офицеры ринулись к водительской двери и чуть не застряли в ней, одновременно высунувшись наружу.
- Э-э-э-э-эй!!!! Как тебя.... Где ты там? - изо всех сил закричал Юрка.
На крик никто не отозвался.
- Ерунда, тут в трех метрах уже ничего не слышно, - дрожащим голосом сообщил Хорошевский Шурику, падая обратно на сиденье.
Шурик несколько раз посигналил, но снег тут же растерзал звук, проглотил его и унес с собой. Юрка снова ненадолго впал в оцепенение.
- Товарищ капитан, - робко позвал лейтенант, - Если с ним что... случится...Нам что за это будет?
- Ладно, если только погоны снимут, а то ведь могут и..., - Юркины глаза вдруг засветились обычным оптимизмом, - Хотя чего там! Дальше Мирной не сошлют. Что у нас есть - запаска там, может, доски какие в кузове? Давай, бери ведро, сливай соляру. Костер жечь будем.
Заблудившийся боец, потеряв голову, метался по бушующей степи. Пытаясь докричаться до командира, голос он сорвал в первые же минуты, и теперь его хватало только на легкое поскуливание. Сначала он пытался, двигаясь против ветра, вернуться туда, откуда приехал. Но ветер дул сразу со всех сторон, полосы поземки свивались, перекрещивались и постоянно меняли направление. Кроме того, начал давать о себе знать жестокий забайкальский мороз. Бойчишке казалось, что он провел в степи уже полжизни, причем последнюю ее половину, которая близка уже к завершению. На счастливый исход дела он уже не надеялся, поэтому, почувствовав под сапогами гладкий асфальт, решил, что у него начались галлюцинации. И окончательно уверился в этом, когда прямо перед ним, на расстоянии, не поддающемся определению из-за метели, возникли два ярких светящихся глаза. Бойчишка зажмурился, замотал головой, но они не исчезали.
Спотыкаясь, скользя и падая, задыхаясь от ужаса, он метнулся навстречу глазам, громко шепча:
- Помогите!!!
Закутавшись в одеяло, как в кокон, Файзуллаев уже по пятому разу заставлял огромное баранье стадо брать препятствие. Сначала это была кирпичная стенка, потом деревянный забор, теперь - живая изгородь. Бараны прыгали охотно, но сон все равно не шел. Мешала навязчивая мысль о судьбе батальонного КамАЗа.
- Нет, я все-таки пошлю машину их искать, - решил, наконец, подполковник.
Словно в поддержку его решения кто-то забарабанил в дверь. Файзуллаев, за одну минуту представив себе восемь вариантов того, что ему могут сейчас сказать, босиком добежал до двери и обнаружил за ней паренька из Юркиной роты.
Боец безумными глазами смотрел на комбата, хватал ртом воздух и держался за косяк, чтобы не упасть.
- Что??? -закричал Файзуллаев и сам испугался своего голоса, - Хорошевский?!!!
Боец отрицательно замотал цигейковыми ушами:
- Вы...Вы...а....Ваню..., - со всхлипом втянул воздух и наконец смог выговорить ужасную фамилию, - Ванюшин!!! В штабе! Вас спрашивает...
Файзуллаев кинулся одеваться. Боец метался за ним по комнате, оставляя на полу грязные пятна и пытаясь изложить свое видение причины, приведшей комдива глубокой ночью в штаб саперного батальона. Но комбат не слышал даже собственной ругани. Ругался он в адрес Ванюшина, Хорошевского, бойца, принесшего дурную весть, и всей этой чертовой станции. Досталось даже прогнозу погоды.
Ванюшин сидел в дежурке и прихлебывал чай из железной кружки. На его лице блаженствовало выражение доброго дедушки-людоеда, приехавшего погостить. По опыту Файзуллаев знал, что это выражение не предвещает ничего хорошего.
- Это ваше? - вежливо осведомился комдив, указав кружкой в угол дежурки.
Там, на полу, обняв печку-"буржуйку", и прижавшись к ее раскаленному боку, как коала к эвкалипту, сидел молодой боец, уехавший вместе с офицерами за возжаевским багажом. Его била крупная дрожь, и стук зубов перемежался с мелодичным звоном печной дверцы.
- Это ваше? - повторил генерал.
- Мое, - упавшим голосом признался Файзуллаев.
- Что же это, товарищ подполковник? Боец в самоходе, а ни начальство, ни дежурный и в ус не дуют? - голос Ванюшина был тих, как хорошо смазанная гильотина.
Дежурный Горобец испуганно замер и попытался слиться с плакатом, восславляющим очередной юбилей инженерных войск.
- Товарищ генерал, э-э-ээто не самоход! Это командировка! - воскликнул комбат, пытаясь защитить если не себя, то хотя бы бойчишку.
- Командировка? По такой-то погоде? Да еще пехом? Я его подобрал на полпути к Оловянной.
- Нет, на машине! С двумя офицерами, - Файзуллаев повернулся к бойцу, - Что с машиной-то? И где остальные двое?
Пытаясь унять пляшущую челюсть, боец кое-как рассказал о настигших его неприятностях, заключив свой рассказ:
- Ты что ж, гад, мне сразу не сказал, что там еще люди были?!
- Я зззы.... зззза.... зззззз....
- Замерз, - догадался комбат.
- Зззараза..., - добавил Ванюшин.
На поиски пропавших отправился лично Файзуллаев, обеспокоенный судьбой замерзающих в степи офицеров, и сержант Колмогоров, предчувствующий, что с его любимой машиной произошло что-то недоброе. За рычагами огромного тягача сидел зверски разбуженный зампотех Серебряков.
- Майор, елки-палки, ну что ты плетешься?! - нервничал комбат, - Ты быстрее можешь?
Заспанный зампотех неустойчиво качал головой, как китайский болванчик.
- Товарищ подполковник, ну что я вам, взлечу, что ли?
По выданным Ванюшиным координатам КамАЗ нашли легко. Измученные Юрка с Шуриком спали в кабине, привалившись друг к другу. На краю овражка тихо догорал костер, сложенный из запасного колеса, брезентового тента и ящика с солдатским обмундированием, которое замполит получил накануне в штабе дивизии и забыл выгрузить из кузова.
Служба в Забайкалье разительным образом отличалась от всего, что Файзуллаеву довелось прожить раньше. Раньше ему многого не доводилось делать. Никогда раньше он не вытаскивал из оврагов за хвост КамАзы, похожие на ощипанных куриц. Никогда раньше он не пил и не матерился в присутствии подчиненных. Но когда-нибудь все случается впервые.
Пока тягач натужно волок обессоляренный КамАЗ домой, и Юрка с Шуриком дремали, навалившись на Файзуллаева с обеих сторон, он не вымолвил ни слова. Буран утих. Светало, когда вся компания выгрузилась возле штаба.
- Вы можете отдыхать, - тихо и нежно сказал комбат Шурику, - А вы, Хорошевский, зайдите ко мне.
В своем кабинете Файзуллаев трясущимися руками с трудом налил себе водки, выпил, и, набрав побольше воздуха в легкие, нарушил последнюю свою уцелевшую заповедь - по поводу "не материться". Такой искренней, эмоциональной и образной речи он сам от себя не ожидал. Хорошевский слушал молча, не возражая, только голова его все глубже уходила в плечи. На его щеке краснела отпечатавшаяся звезда с Файзуллаевского погона. Юрку спас замполит, которого срочно разыскал Шурик:
- Юрий Михалыч, бегите скорей, а то батю или кондрашка хватит, или он ротного убьет.
Шабров, не вникая в детали, поспешил на выручку и, как всегда, победил. Уже через четверть часа после его вмешательства комбат обессиленно сидел на стуле и говорил еле слышно, вновь перейдя на "вы":
- И последнее, капитан... В последний раз предупреждаю вас насчет лейтенантов. Книжку эту вашу - сжечь...
Замполит возвышался за спиной Файзуллаева олицетворением немого укора и подмигивал Юрке - мол пусть лучше имеют за лейтенантов, чем за изуродованную машину. Подполковник продолжал:
- Сколько можно издеваться над молодыми, капитан?! Они ведь такие же офицеры, как и вы...
- Уй-еее, - прошептал Немой Укор, - Еще двое таких же...
- Да я уже и сам подумал - пора завязывать с шанцевым инструментом, - как ни в чем не бывало, согласился Юрка, - К тому же Возжаев мне зачет уже сдал...
- Вот и хорошо, - бесцветным голосом, глядя в одну точку, похвалил Файзуллаев, - Идите отсюда... К чертовой бабушке.
- Товарищ подполковник, я в танковом полку договорился - они мне лыжи напрокат дали. Хочу доверить Возжаеву лыжную подготовку. Кадр проверенный, пусть теперь сам бойцов тренирует. Что скажете?
- К чертовой бабушке, - повторил Файзуллаев.
- Спасибо! - обрадовался Юрка и скрылся за дверью.
Помолчав несколько минут после его ухода, комбат тихо обратился к Шаброву:
- Еще одна такая ночь - и я не жилец.
- Да ничего, Геннадий Минулыч, тут и не такое бывает.
Замполит тоже немного помолчал и вдруг спросил сам себя:
- Мне вот только интересно... Снег-то весь выдуло, где они на лыжах собрались кататься?
Офицеры переглянулись, и Файзуллаев, знобея от нехорошего предчувствия, выбежал в коридор. Замполит поспешил за ним и нагнал уже возле двери учебного класса.
Оттуда доносились звуки, похожие на похоронный марш в исполнении ансамбля ложкарей.
Стукнувшись лбами, комбат и замполит припали к двери.
- А теперь переменный шаг, - раздавался бодрый голос Шурика Возжаева, - И-и-и рррряз.... Рррряз.... Усманов, палками не болтай, это ж тебе не весла!
Несколько минут Шабров с комбатом смотрели друг на друга совершенно круглыми глазами.
- Убью, - прошептал Файзуллаев.
- Кого?
- Всех...
Тем временем Юрка из-за плеча сержанта Колмогорова разглядывал помятую морду КамАЗа с выбитыми фарами. Уцелевшие кусочки тента колыхались на каркасе, как морские флажки. На присутствие ротного сержант никакого внимания не обратил. Он стоял, засунув руки в карманы почти по локоть и убитым взглядом осматривал свое любимое детище.
- Это ж надо... - время от времени шептал сержант.
Неправильно истолковав его отчаяние, Хорошевский поспешил приободрить подчиненного:
- Не-е-е, чтоб я еще раз с молодым поехал... Фигушки! У меня вот жене рожать скоро, я ее в госпиталь только с тобой повезу.
Впоследствии Юрка рассказывал всем знакомым, что в этом месте глаза сержанта сложились в два отчетливых и выразительных кукиша.