Зима пришла на станцию раньше графика и без предупреждения. Просто за одну ночь ветер вымел из аллеи все кленовые листья, сломал мимоходом пару кленов и улетел куда-то в сторону Байкала. Поселок и прилегающие сопки окрасились в мятый бурый цвет с белыми проплешинами там, где на земле еще оставались мокрые пятна от разметанных ураганом луж.
О том, что это зима, Файзуллаев догадался, обнаружив заварочный чайник накрепко примерзшим к кухонному подоконнику. Оставшийся от прежних жильцов термометр за окном, как обычно, показывал минус пять.
Примерзший чайник несколько выбил комбата из привычного утреннего распорядка. Ни руками, ни ножом отделить его от подоконника не удалось, а когда Файзуллаев залил в него кипяток, чайник и вовсе треснул без всяких объяснений. Комбат рассердился и отправился на службу без завтрака.
Уши его остекленели сразу, как только он вышел из подъезда. Ушанка на лбу мгновенно обросла инеем.
На ощупь воздух был похож на глыбы сухого льда, который лежит обычно в тележках с мороженым. Кроме того, его не хватало. При попытке вдохнуть полной грудью Файзуллаев обжег трахею, закашлялся и понял, что на улице следует дышать осторожнее.
Дойдя до батальона, он остекленел уже полностью. Стащив перчатки и удивившись, что пальцы не осыпались с сухим треском, Файзуллаев по-курсантски кинулся к батарее, и лишь когда его пальцы оттаяли и обрели хоть какую-то чувствительность, заметил, что он в коридоре не один.
Двое парней в штатском уважительно разглядывали многометровые плакаты с изображениями военно-инженерной техники - вид сверху, вид сбоку и в разрезе. Было видно, что парни только что познакомились, и как это часто бывает с людьми, одновременно попавшими в незнакомую обстановку, подружились навсегда.
Дежурный, как обычно - Серега Малахов, опасливо разглядывал их через открытую дверь дежурки, но мер никаких не принимал.
- Капитан, это что? - Файзуллаев указал на парней, - Опять посторонние в штабе?
- Да черт их знает, - вполголоса ответил Серега, - С самого ранья тут толкутся и ничего не говорят.
- Не говорят, не говорят... А вы спрашивали? Эй, молодые люди! - комбат обратился к штатским. Те обернулись, заулыбались и двинулись к Файзуллаеву, протягивая руки для приветствия.
- Мы служить приехали, - вежливо сообщил один из парней, круглолицый невысокий брюнет. Его напарник, высокий, рыжий и веснушчатый, согласно кивал, - В штабе дивизии нас направили к вам.
Только тут Файзуллаев заметил две бесформенные спортивные сумки, прикорнувшие у стены под плакатами. У Сереги вытянулось лицо.
- То есть как - служить? - опешил комбат, - Вы вообще откуда взялись?
По спине комбата морозом пробежало черное предчувствие.
- Подождите здесь, - скомандовал он парням и бросился в свой кабинет - звонить дивизионному кадровику.
Разговор был долгим и неприятным. Ребята в штатском оказались лейтенантами-"двухгодичниками", призванными в армию сразу по окончании гражданских ВУЗов. Неизвестно, было ли это ошибкой кого-то из мелких сотрудников военкомата, или действительно Родине потребовалось их присутствие именно в этом захолустном гарнизоне, но так или иначе они в это утро, в начале седьмого, выгрузились из поезда Чита-Краснокаменск на станции Безречная и явились прямиком в штаб дивизии. Первое желание, которое испытал встретивший их дежурный по штабу - дать им сухарей на обратную дорогу и отправить туда, откуда приехали. Но документы у парней были в порядке, военное предписание составлено по всей форме, и о них пришлось доложить Ванюшину. Ванюшин обозвал дежурного нехорошим словом и понес новость о внезапно нагрянувших лейтенантах на совещание командиров частей, рассчитывая, что хоть кто-нибудь на них позарится. Надежды не оправдались. Около получаса командиры полков проявляли чудеса изворотливости и благородства, пытаясь уступить друг другу этот подарок судьбы. Ванюшин слушал их аргументы, один убедительнее другого, и потихоньку накалялся, как печка-буржуйка. И вдруг, когда положение стало казаться совсем уже безвыходным, комдива осенило. Он обвел присутствующих игривым взглядом и спросил:
- Та-а-а-ак... А где у нас командир отдельного саперного батальона?
На вопрос никто не ответил. Никто не знал, что командир отдельного саперного батальона подполковник Файзуллаев в тот день о совещании попросту забыл. Ванюшин заулыбался, следом за ним облегченно заулыбались все остальные. Кто-то, чересчур обрадованный выпавшей на долю коллеги неприятностью, вспомнил, что прапорщик из саперного батальона крутился рано утром возле штаба, и если его найти и выловить, то лейтенантов сразу же, не откладывая в долгий ящик, можно отправить к месту назначения. На том и порешили.
Васю Рукосуйко, который, на беду Файзуллаеву, именно в этот день решил наведаться в финчасть по каким-то своим вопросам, отыскали легко, сдали ему с рук на руки лейтенантов, и Ванюшин долго еще смотрел в окно вслед Васиной машине, следя, чтобы Рукосуйко не выкинул их из кабины сразу за воротами.
Всего этого кадровик Файзуллаеву, конечно, не рассказал. Он просто поставил его перед фактом - два "двухгодичника" будут служить в его батальоне на должностях командиров взводов, и мнения комбата по этому поводу никто не спрашивает. В заключение кадровик змеиным голосом добавил, что совещания пропускать - себе дороже, и повесил трубку.
Файзуллаев ударил телефон по наглому белому диску и злобно забарабанил пальцами по столу. Поэтому не сразу расслышал робкий стук в дверь. Не дождавшись ответа от хозяина, дверь скрипнула, приоткрылась, и в кабинет боком проник унылый зампотех майор Олежек.
- Геннадий Минулович, - почти шепотом произнес зампотех, протягивая комбату помятый листок в клеточку, - Вот, посмотрите. Это Вася.
Комбат раздраженно выхватил листок и уставился в него неверящим взглядом. Из крупных размашистых каракулей вполне однозначно складывался рапорт прапорщика Рукосуйко о своем увольнении из рядов Вооруженных Сил.
- Он что, сбрендил? - вскричал Файзуллаев, - Если из-за каждого призывника народ начнет увольняться...
- Он еще неделю назад написал, - лицо зампотеха стало еще более унылым, - Я вам не докладывал, думал - передумает. Мы с Шабровым с ним работу проводили. Он уж Васю как только ни обрабатывал! Не передумал.
- Ну-у, если уж и Шабров не смог, - комбат был потрясен Васиной решимостью, - Давай его сюда!
Повинуясь возгласу подполковника, дверь вновь самопроизвольно приоткрылась и впустила Васю, который, как оказалось, ждал у замочной скважины.
- Ну, Василий, - Файзуллаев поднялся, чтобы придать побольше значимости своим словам, - И что же ты имеешь мне сказать?
Вася топтался на месте, мял в руках ушанку и старался не смотреть командиру в глаза.
- Геннадий Минулыч, не уговаривайте. Я уже все решил. Хватит. И возраст уже... Да и здоровье не то. Хочется же нормальной жизни, хоть немного!
- Вася, тебе же до пенсии всего ничего осталось! Дотянул бы, а потом уж и увольнялся! Тебе же будет всего сорок пять - еще все на гражданке успеешь!
- А что пенсия, - буркнул Вася, - Как призвался, так и тянусь за ней. Как осел за морковкой. Надоело.
- Василий! - с неожиданной горячностью выкрикнул с подоконника майор Олежек, - Ты вообще думаешь? Уволишься - что будешь делать на гражданке? Что ты умеешь?
- Как раз я-то много чего умею, - Рукосуйко с вызовом посмотрел на зампотеха, - Как-никак, я техникум заканчивал, а не военное училище.
- Да таких, как ты, там.....
- Стоп-стоп-стоп! - воззвал Файзуллаев, предчувствуя, что они вот-вот поругаются, - Короче, Василий, так... Я твой рапорт пока дальше не отдаю. Пусть у меня недельку-другую полежит - может, ты еще подумаешь хорошенько.
- Ну, пусть полежит, - согласился Вася, - Если у вас места много. Я-то уже хорошо подумал.
- Мда, товарищ майор, - задумчиво обратился комбат к Серебрякову, - Лучшие люди уходят. А нам остаются эти, - он указал подбородком на дверь, за которой в коридоре маялись в ожидании своей судьбы двое штатских лейтенантов, - Но кого волнует судьба батальона?! Прапорщик Рукосуйко, вы свободны.
Однако Вася уходить не спешил - видимо, судьба батальона его все же волновала.
- Уроды полные. "Правда, - говорят, - товарищ прапорщик, что пушка стреляет по параболе?". Будто я анекдотов про прапорщиков не знаю...
- Ну, Вася, - издевательски-ласково отозвался Файзуллаев, - Уроды - не уроды, а служить-то мне теперь с ними, а не с...
- Таварщь подполковник! - в отчаянии воскликнул Рукосуйко, - Ну поймите же вы меня!
- Я понимаю, понимаю, Васенька, - голос комбата был прямо-таки отеческим. Прапорщик явно боролся с собой - он мотал головой, словно разгоняя незваные мысли, шевелил губами и едва не открутил кокарду с шапки. Файзуллаев понимал, что еще немного - и он заберет назад свой необдуманный рапорт. Но тут некстати зазвонил телефон. Комбат снял трубку, а Вася, словно выйдя из-под гипноза, покачал головой, сказал зампотеху:
- Нет, я решил, - и вышел из кабинета, деликатно прикрыв за собой дверь.
Звонил дивизионный кадровик, теперь уже совсем в другом настроении:
- Слышь, Минулыч, - орал он так, что у комбата засвербело в ухе, - Совсем забыл с этими ребятами. Твоим-то звания дали!!! Хорошевскому и Горобцу! Ага! Приказ вчера еще пришел!
Файзуллаеву вдруг тоже захотелось уволиться.
Молодые лейтенанты терпеливо ждали в коридоре. Технику на плакате они освоили полностью и теперь читали разнообразные правила и инструкции, вывешенные на стенде рядом с дежуркой. Особо занятные на их взгляд места они зачитывали вслух, смеялись и толкали друг друга локтями.
Наконец-то Файзуллаев смог облечь в какую-то форму то состояние бешенства, которое он испытывал с момента первого разговора с кадровиком:
- Товарищи лейтенанты, я рад приветствовать вас в нашем батальоне. Вещи можете оставить здесь, а сами пойдете в парк, найдете там старшего лейтенанта Хорошевского и скажете, что моим приказом вы поступаете в его распоряжение. Майор Серебряков покажет вам дорогу, - и чувствуя, что достаточно отомстил судьбе за ее выходки, Файзуллаев удалился в свой кабинет.