Здание саперного батальона стояло последним в ряду себе подобных, и когда комбат с замполитом до него добрались, уже начинало смеркаться. По дороге Файзуллаев несколько раз проваливался в поросшие травой и потому невидимые щели между бетонными плитами, а Шабров раз двадцать останавливался, чтобы поздороваться и поговорить с попадающимися навстречу знакомыми. Каждый раз Файзуллаев покорно ждал в сторонке и потом до очередного знакомого выслушивал от замполита подробную биографию только что встреченного.
У Шаброва была странная манера разговора. Он говорил складно и грамотно, не нес откровенной чепухи и правильно соединял между собой отдельные слова и фразы. Вполне возможно, что многое в его рассказах могло бы оказаться Файзуллаеву полезным и даже интересным. Но тем не менее речь его действовала на слушателя, как дурман. Ее невозможно было не слышать, но и слушать ее тоже было нельзя. Все собеседники, попадавшие в зону слышимости шабровского голоса, стекленели глазами и впадали в странное оцепенение. Так произошло и с Файзуллаевым. Когда они подошли к штабу, он мог поклясться, что слышал все до единого слова, произнесенные Шабровым, и среди этих слов не было ни одного незнакомого, но если бы его попросили вкратце изложить, о чем шла речь... Или хотя бы приблизительно повторить одну-две фразы... Или хотя бы один из упомянутых фактов... Когда жизнерадостное шабровское "Ну вот и пришли" вывело Файзуллаева из полузабытья, он вздрогнул и посмотрел на своего нового подчиненного с ужасом.
Шабров подпрыгнул, ухватился за подоконник открытого окна на первом этаже, подтянулся и крикнул кому-то:
- Серега! Мы пришли! Давай всех на плац, быстро!
Потом тяжело обрушился обратно на землю и повернулся к комбату:
- Пойдемте. Плац у нас с той стороны.
То, что Шабров назвал плацем, ввергло Файзуллаева в шок едва ли не больший, чем все шабровские речи. Это было футбольное поле, заросшее буйными бурыми сорняками. С юга оно ограничивалось зданием штаба, с севера - рядом разнокалиберных деревянных скамеек. С восточной и западной сторон размещались соответственно футбольные ворота без сетки и покосившийся столб с баскетбольным щитом без кольца. В воротах лежала задумчивая бело-рыжая корова.
Сделав два шага вперед, Файзуллаев осознал, что под сорняками кроются многочисленные ямы и рытвины с окостеневшими краями - как будто на поле соревновались пьяные экскаваторщики или плясали полоумные мастодонты.
- Осторожно, осторожно! - забеспокоился Шабров, подхватывая комбата под локоть, - Тут коровы, бывает.... того... Так вы не наступите.
Тем временем личный состав батальона, вверенного подполковнику Файзуллаеву, потягиваясь и лениво переругиваясь, выбрался на плац и выстроился в неровную линию. Подполковник впервые увидел своих будущих подчиненных и ему показалось, что земля уходит у него из-под ног. Их было девятнадцать человек, не считая замполита, который ни на шаг не отходил от своего командира, словно опасаясь, что тот снова куда-нибудь провалится. Четыре офицера, два прапорщика и тринадцать солдат. Кто-то был одет в обычную зеленую х/б. На ком-то была повседневная форма. Двое или трое щеголяли новехоньким пятнистым камуфляжем. На двух офицерах под кителями были надеты серые милицейские рубашки. Ремней не было ни на ком. И ни одному из рядовых форма не подходила по размеру. Заметив мрачное осуждение в глазах начальника, Шабров поспешил шепотом оправдаться:
- С вещевым довольствием - беда. В последний раз вообще выдали одни кепки, да и те все на рост метр шестьдесят.
- Ладно, потом разберемся, - так же шепотом ответил Файзуллаев, - Давайте сначала формальности.
Строй выжидательно молчал, переводя взгляды с комбата на замполита и обратно. Замполит прокашлялся, придал лицу торжественное выражение и сделал шаг вперед.
- Ну вот, товарищи, наш новый комбат, подполковник Файзуллаев, - провозгласил он и сделал в сторону Файзуллаева жест, каким скульптор представляет на суд восхищенных почитателей очередное творение своих рук.
- Здравия желаю, товарищи! - бодро рявкнул комбат, постаравшись вложить в голос как можно больше ободряющего оптимизма. Получилось фальшиво, потому что никакого оптимизма он отнюдь не испытывал.
Строй в ответ прогудел что-то невнятное, и Файзуллаев явственно расслышал чье-то насмешливое "Здрааассссь..."
- Ну что, будем знакомиться?
Строй опять загудел в том смысле, что да, мол, хрен ли не познакомиться, коли уж приехал.
Изобразив на лице ласковый укор, подполковник по-отечески обратился к замполиту:
- Ну, а люди-то где?
- Во-о-от, - растерялся Шабров, обведя строй широким жестом.
- Как, и все?! А остальные??
Замполит замялся.
- Остальные... Ну, один дежурный по штабу... Вон он, в окне, - Шабров мотнул головой в сторону штаба. Там, в одном из окон первого этажа, лежал животом на подоконнике румяный коренастый блондин в расстегнутом кителе и покатывался со смеху, глядя на разнокалиберный строй. Галстук его тоже был расстегнут, держался на одной лишь булавке, и свисающие резинки болтались в такт смеху.
- Капитан Малахов, командир роты, - мрачно пояснил Шабров и украдкой показал капитану кулак.
- Та-а-ак, - протянул Файзуллаев и мысленно поставил против фамилии Малахова жирную галочку, - Это один. А еще кто есть?
- Все. Остальные все здесь. А-а-а! Есть еще Вася Рукосуйко...
- Как??!!!! - от избытка эмоций голос Файзуллаева сорвался в фальцет.
- Ру...Рукосуйко... - испуганно пролепетал замполит и выставил перед собой, как щит, смятый листок с отпечатанным на машинке списком личного состава, - Прапорщик. Только он сейчас болен.
Шабров не сказал, что прапорщик Рукосуйко страдал от той самой болезни, которая свирепствовала в поселке со дня его основания и косила без разбору военных и гражданских, невзирая на пол, возраст и звания. Вася Рукосуйко вторую неделю пребывал в глубоком запое.
- Понятно, - деревянным голосом произнес Файзуллаев и еще раз осмотрел людей, которых ему предстояло сделать гордостью дивизии. Будущая гордость дивизии, не зная о своем высоком предназначении, смотрела на комбата исподлобья, переминалась с ноги на ногу, шушукалась, а замыкающий строй утренний сержант Дима грыз неизменную спичку.
- Ну что же, - после небольшого молчания продолжил комбат, - С людьми мне все ясно. Пойдемте смотреть парк?
- А может, парк завтра? - с надеждой спросил Шабров, - Поздно уже, темно. Там дорога не очень... А, Геннадий Минулович?
Комбат от неожиданности не сразу узнал свое отчество - он никогда им не пользовался. До поступления в военное училище отчества ему было не положено по возрасту, потом он сразу стал Курсантом Файзуллаевым, а после этого Лейтенантом Файзуллаевым, потом Капитаном Файзуллаевым и так постепенно дотянулся до Товарища Подполковника. Он даже как-то забыл, что у него есть отчество. И это неформальное обращение вызвало у него что-то вроде симпатии к замполиту. Но ненадолго. В следующую секунду, посмотрев в оловянные глаза Шаброва, подполковник твердо ответил:
- Нет. Сегодня. Прямо сейчас, - и уже на ходу через плечо рявкнул батальону казенное "Ррррязойдись!"
Батальон с удовольствием разошелся и неорганизованной толпой повалил следом за Файзуллаевым и Шабровым - посмотреть, как новый комбат будет знакомиться с парком.