В ресторане было людно. Гётц вошёл первым и осмотрелся, за ним - Прохазкова и поручик из Управления полиции Прага V. Трое других офицеров остались снаружи. Поручик остановился у входа, а Ян проводил Барбару в отдельный кабинет. Задержавшись в дверях, она обернулась:
- Составьте мне компанию, пан комиссар.
- Но я должен быть здесь.
- Вызовите одного из офицеров с улицы - их там целых три, - улыбнулась Прохазкова. - И мне не будет так скучно за ужином.
- Хорошо, - согласился Гётц, связываясь с подчинённым.
В кабинете было тихо, от стен шёл приглушённый тёплый свет. Усаживаясь на мягкий диван, Барбара попросила:
- Пожалуйста, выключите запись, пан комиссар. Я не люблю вести светские беседы на камеру.
Ян парой движений поставил камеру нейрокиба на паузу и тоже опустился на диван напротив Барбары.
- Советую заказать местную фриттату, - сказала Прохазкова, раскрывая виртуальное меню. - Они готовят её из мяса каракатицы с севрюжьей икрой. Очень необычно.
- Спасибо, - ответил Гётц, - но я предпочитаю нашу домашнюю кухню. Vepřo knedlo zelo* - вот мой выбор.
Барбара едва уловимо улыбнулась. Ян заказал одну порцию и кружку "Старопрамена".
- Вы не из Праги, пан комиссар? - предположила Барбара. - У вас нет столичного акцента.
- Расскажите немного о себе, Ян, - Барбара впервые назвала его по имени. - Мне спокойнее с людьми, которых я знаю.
- Особо рассказывать нечего... Рос, как все, ходил в школу, потом приехал в Прагу, поступил на службу. Ничего примечательного.
Барбара вздохнула:
- Тогда начну я, чтобы это не походило на допрос. Вам же наверняка интересно, кого вы охраняете. Мой отец архитектор. Сколько помню детство, у него постоянно "горели" проекты, домой приходил только к ночи. Мама работала в мэрии, делала карьеру, стремилась подняться как можно выше. Она была жёстким и целеустремлённым человеком. Потому и от меня требовала очень многого, хотя дома тоже бывала редко. Всё своё детство я провела в одиночестве, если не считать парочку не очень-то близких приятельниц и Эмму - мою робоняньку. А когда мне было пятнадцать лет, маму неожиданно "выкинули" из мэрии. Что там у неё получилось, она толком не объясняла. Но мечты её рухнули. И это стало для мамы огромным потрясением. Она много пила, подолгу сидела в Сети, ругала мэрию, правительство, всё мировое устройство, пока не пришла к социализму. Вступила в партию, перестала пить, занялась делом. В общем, нашла себя.
- И где сейчас ваши родители? - поинтересовался Гётц.
- Продолжают жить в Либерце. Отец всё так же архитектор, мать всё так же партийный работник.
- Значит, любовь к социализму вы переняли от матери?
- Выходит, что так... - улыбнулась Прохазкова.
На стене рядом со столиком мигнул зелёный огонёк, и раскрылась ниша, откуда выдвинулся поднос с фриттатой, салатом и бокалом красного вина. Барбара поставила всё это перед собой, и поднос задвинулся обратно. Через пару секунд оттуда же появился второй поднос с заказом Яна.
- А кто ваши родители, Ян? - спросила Барбара, пригубив вина.
Гётц сделал пару глотков пива, отрезал кусочек свинины, прожевал, собираясь с мыслями, и только тогда ответил:
- Я их не помню. Так, смутное что-то. Мне было шесть лет, когда они бросили нас с Ондрой, моим братом, и укатили в Южную Америку. Говорят, что работать, а на самом деле - кто знает? Больше мы их не видели и не слышали. Воспитывал нас дед - Карел Гётц, ветеран Второй и Третьей исламских войн. Он уже тогда получал большую ветеранскую пенсию и мог посвятить нам всё своё время. У деда дом в Гакловых Дворах, там я и вырос.
- Дед ещё жив?
- Да, - улыбнулся Гётц. - Крепок и бодр. Как и раньше, не пропускает ни одной игры будеёвицого "Динамо". Ходит на стадион, чтобы наблюдать вживую, а не в вирсе. Дед просто не выносит всех этих современных технологий. Особенно вирс. Да и Сетью пользуется очень редко. В основном, для управления домом. А до нейрокибизации у него был древний очень медленный смартфон. Помните, такие вокруг запястья оборачивались? Так вот, когда у нашего дома одна стена дала трещину, дед разобрал её и, не вызывая принтер, сам сложил стену заново из кирпича! Мне тогда лет шесть-семь было. Я ему подавал кирпичи и помогал намазывать раствор. Это было незабываемо - строить дом своими руками, как сто лет назад... Вообще дед - молодец! Он правильно нас воспитал: я стал полицейским, Ондра - офицером службы охраны на Луне. Мы помогаем людям, обеспечиваем покой и безопасность. Большего и не нужно.
Гётц снова отпил пива и принялся за еду. Барбара последовала его примеру.
- Послушайте, Ян, - через несколько минут нарушила молчание Прохазкова, - а вам нравится наша форма правления? Президент, правительство, парламент, как они формируются, как взаимодействуют между собой и с гражданами?
- Вы опять пытаетесь склонить меня к дискуссии, пани докторка, - заключил Гётц.
- Я политик, - повела бровями его собеседница. - Мне нужно понимать, насколько тверда позиция каждого потенциального избирателя. Видите - я честна с вами, пан комиссар.
- Ну тогда и я скажу вам честно: по-моему, они неплохо справляются.
- А вас не смущает, что вы не можете влиять на их решения? Что, принимая новый закон, они вас не спрашивают? И не отвечают перед вами после каждого неверного шага?
- Мы их выбрали, - ответил Гётц. - Значит, мы им доверяем. А если что-то пойдёт не так, мы их переизберём.
- А выбирать будете из кого? - снова спросила Прохазкова. - Исключительно из тех, у кого есть деньги на оплату предвыборной кампании. А это очень ограниченный круг. Каждый раз тасуется одна и та же колода, понимаете? И в итоге вы, по сути, выбираете одних и тех же.
- Вы хотите сказать, что при вашей власти будет по-другому и лучше?
- По-другому - да, а вот лучше ли - решите сами. Мы предлагаем полностью парламентскую республику. И никаких коалиций, никаких партий. Ведь партии - это звери, стремящиеся разорвать друг друга ради численного доминирования в парламенте. Им ничего, кроме этого, не нужно. Только превосходство, только власть, только возможность диктовать свои правила. У нас будет по-другому. Любой человек сможет избираться в парламент и озвучивать своё мнение без оглядки на линию какой-либо партии.
- А как же ваша собственная партия? - усмехнулся Ян.
- Социалистическая партия Чехии существует только потому, что в нынешних реалиях по-другому нельзя. Как только мы победим, партия будет распущена.
- И настанет рай на Земле...
- Не передёргивайте, пан комиссар, - попросила Барбара. - А лучше уделите пару часов своего времени и послушайте мои выступления, почитайте программу СПЧ. Может быть, тогда вы начнёте более объективно смотреть на мою деятельность.
- Я попробую. Но ничего не обещаю.
- А мне и не нужны обещания, - помотала головой Прохазкова. - Они ограничивают свободу. Я же хочу показать, что мы и есть истинная свобода. Вы вольны делать, что вам угодно. И какое бы решение вы не приняли, моё отношение к вам не станет хуже. Имейте это в виду, Ян.
Гётц ничего не ответил, а лишь отпил пива из уже почти пустой кружки.
Они ужинали вместе каждый день. И каждый день обсуждали отдельные политические вопросы. Хотя Гётц и просмотрел предложенные Прохазковой материалы, он по-прежнему не верил в большой потенциал социализма. Впрочем, как и не отвергал возможность эксперимента. Всё-таки во Франции и Америке президентами выбрали социалистов, а в Италии вообще перешли к парламентаризму. Времени, конечно, прошло ещё мало - об успехах говорить рано. Но эксперимент шёл, и пока никому хуже не становилось.
Яну приятно было общаться с Барбарой, он не чувствовал барьера между ними. Будто разговаривал с давней подругой. И в то же время что-то едва уловимо сжималось в груди, когда он по утрам встречал Барбару у её квартиры. Поэтому он долго не решался отключить Сеть, чтобы увидеть реальную внешность своей подопечной, - он по-настоящему боялся, что эта молодая привлекательная женщина окажется всего лишь ви-маской. Но каково было его удивление, когда, выйдя из Сети, Ян увидел, что ничего не изменилось! Барбара осталась той Барбарой, которая ему нравилась, той, с которой он с удовольствием проводил вечера. И сердце его вдруг забилось ещё чаще.
В пятницу, за два дня до митинга на Вацлавской площади, Барбара вышла из кабинета намного раньше обычного. Ян, дежуривший в комнате ожидания, встал с кресла, как только раскрылись двери.
- Сегодня едем за город! - объявила Барбара.
- Хорошо, - отозвался Ян. - Сейчас сообщу ребятам.
- Нет, - остановила его Барбара, - мы едем вдвоём.
- Но это не по правилам. Я один не смогу обеспечить должную безопасность.
- Я в вас верю, Ян, - поставила точку в дискуссии Прохазкова и вышла в коридор.
Гётц последовал за ней.
На улице их уже ждал кремового цвета двухдверный "БМВ". Барбара села в водительское кресло и пригласила Яна занять место рядом.
- А у вас есть разрешение на пользование личным автомобилем в черте города? - поинтересовался Гётц, заглянув в салон.
- Он служебный, - улыбнулась Бара.
- И что, каждый член партии может им пользоваться?
- Нет. Только я.
- Отчего ж такая несправедливость? - съязвил Гётц. - Как-то не сочетается с вашими ценностями всеобщей доступности благ.
- Жестокая реальность, - развела руками Прохазкова. - Мы ещё не можем добиться всего, что декларируем. Но эти времена придут. Садитесь!
Гётц, привычно отключив запись видео, уселся в кресло, двери закрылись, и автопилот повёл автомобиль по Венской улице на юг.
Как только они оказались за чертой города, Барбара выдвинула руль и педали и переключила автомобиль на ручное управление.
- Теперь можно, - задорно улыбнулась она, сложила крышу, сменила цвет кузова на красный и вдавила газ в пол.
Они неслись по почти пустой трассе с неимоверно высокой скоростью. Ветер развевал длинные волосы Барбары, мимо калейдоскопом проносились знаки, деревья на обочинах и редкие попутки. Ян изредка поглядывал на Барбару, на её еле заметную улыбку и вдруг разгладившиеся морщинки в уголках глаз. Ей было очень хорошо.
Спустя сорок минут Прохазкова снизила скорость и свернула с трассы, а вскоре снова переключила автомобиль на автопилот и подняла крышу.
- Почти приехали, - сказала она. - Понравилось?
- Да, - коротко и тихо ответил Гётц.
Убирая руль, Барбара будто невзначай провела пальцами по руке Яна, лежащей на подлокотнике. Гётца окатило жаром. Он закрыл глаза и пару секунд приводил мысли в порядок. А когда снова поднял веки, автомобиль уже въезжал в открывшиеся ворота перед небольшим аккуратным домиком, оплетённым плющом.
- Дом тоже служебный? - поинтересовался Ян.
- Не говори глупости! - вдруг перешла на "ты" Барбара и вышла из машины.
Ян тоже не стал задерживаться внутри. Его взгляду предстал небольшой дворик, огороженный деревянным забором, туи, можжевельники, белые и кремовые розы под окнами.
- Сегодня никаких разговоров о политике, - объявила Прохазкова и приглашающим жестом указала на дом. - Прошу, пан комиссар!
- Добрый день, Барбара! Добрый день, пан комиссар! - баритоном поприветствовал вошедших дом.
Внутри, пересекая прихожую, бодро сновали туда-сюда на своих колёсиках слуги-роботы с подносами.
- Ужин почти готов, - снова сказал дом. - А пока разрешите вам предложить бокал аперитива. Что предпочитаете: вермут, шерри или бехеровку?
- Я думаю, мы выпьем шерри, - решила Барбара. - Ты не против? - обратилась она к Яну.
Тот сделал вид, что уже второй раз не заметил её обращение на "ты", и ответил:
- Не против.
- Прямо и налево - ванная, - подсказала Барбара. - Там можно помыть руки.
Когда Ян вошёл в гостиную, его уже ждал робот с бокалом шерри. Гётц взял бокал и присоединился к хозяйке дома, стоявшей у камина.
- За сегодняшний вечер! - протянула свой бокал Прохазкова.
Гётц легонько дотронулся своим бокалом до её и сделал глоток.
- Я очень люблю этот дом, - сказала Барбара. - Здесь так спокойно, так уютно. Днём можно сидеть в беседке на заднем дворе, а вечером у тёплого камина. Все проблемы остаются за воротами, а я забываю о том, что я депутат, секретарь партии, и о том грузе ответственности, что лежит на мне.
- Для меня таким убежищем всегда был дом деда, - поделился Ян. - Там меня никто не критиковал, не учил жить, в отличие от школы и полицейской академии. Я всегда мог прийти к деду, поговорить с ним, сыграть в шахматы. И все неприятности уходили, - ему вдруг вспомнилась скрипящая половица у кухонной двери дедова дома, которая скрипит до сих пор, и этот скрип - звук детства, - всегда вызывал в нём чувство защищённости и уюта.
- Когда я жила с родителями в Либерце, - продолжила Барбара, - часто по вечерам уходила к водохранилищу - на плотину или пляж. И встречала там закат. Деревья по берегам окрашиваются рыжим, на воде играют солнечные зайчики, тихо, спокойно, ни дуновения ветра... Сидела и мечтала о том, что случится со мной через десять лет.
- О чём же?
- Не важно. Всё равно ничего не сбылось.
- А у нас недалеко от дома было два огромных пруда. И почему-то только на одном - Старогакловском - жили лебеди. В детстве дед часто водил нас с Ондрой на этот пруд. Помню, как я бросаю лебедям кусочки рогликов, которые мы специально покупали, а Ондра, которому ещё года два, резвится в траве на берегу. Лебеди едят хлеб, а дед сидит рядом и рассказывает мне про каждого. Он всех их знал по именам! По-крайней мере, я так думал тогда.
Ян сглотнул подступивший к горлу ком и допил шерри.
- Ты бывал на Йештеде? - спросила Барбара.
- Нет, - ответил Ян.
- Тебе надо обязательно туда съездить. И обязательно зимой, - Барбара неожиданно положила свою руку на руку Яна. - В детстве мы с родителями часто катались там на лыжах. Это сказочное место! Тёмные зимние облака, серо-сине-багровые, покрывают небо таким плотным слоем, что через него лишь местами пробиваются отдельные солнечные лучи, врезающиеся в лес, будто лучи лазера. А на самой вершине, у башни, кажется, что облака плывут так низко, что можно дотянуться рукой...
Она сжала его пальцы и пристально посмотрела в глаза.
- Ужин готов, Барбара, - объявил дом. - Прошу в столовую.
Еда была превосходной. Когда роботы увезли пустые тарелки и подали фрукты, Барбара попросила дом включить музыку и пригласила Яна на танец. Они медленно двигались по мягкому пушистому ковру, молчали и смотрели друг другу в глаза. Сердце Гётца бешено колотилось, в голове шумело терпкое африканское вино. Он не сразу осознал, что наклонился к Барбаре и поцеловал её.
__________________
* - Традиционное чешское блюдо из свиного жаркого с кнедликами и тушёной квашеной капустой.