Меня зовут... собственно, это и неважно. Хоть Светой, хоть Дашей, да хоть Даздрапермой, суть от этого не меняется. Но, всё же, назваться как-то надо. Пусть будет Кристина. Да. Зовите меня просто Кристина...
Я -- балерина. И неплохая, должна сказать, без всякой скромности.
Моя мать отдала меня в балетную школу в возрасте шести лет. Надо отметить, что она ярчайший пример, просто-таки апофеоз самодурства, тщеславия и сволочатства. В своё время она была довольно перспективной балериной, но потом влюбилась, забеременела... естественно, мной. Ну и, понятное дело, пока вынашивала, рожала, восстанавливалась -- карьера закончилась. На мне то есть. Я и мой отец -- конечно, последняя скотина и подонок на земле, -- виноваты в её разрушенной жизни.
Ничего особенного, скажете вы? Да, обычная песня: она -- дура, он -- козёл, всё как у всех. Карьера рухнула, жизнь дерьмо, дети -- неблагодарные твари, которые не могут оценить, как много для них сделано.
Да, возможно я должна быть ей благодарна и за подаренную жизнь, и за полученное образование, и за чудесную балетную школу, и за ночные кошмары, и за страх выйти ночью из комнаты и дойти до туалета. Короче, за всё разом, но вместо благодарности в душе только обида. Я не ненавижу её, даже в какой-то мере понимаю, но всё равно не могу простить обиды детства. Она ведь отдала меня в балет только потому, что сама неудачница и хотела во мне воплотить свои несбывшиеся мечты и надежды. Прямо как миллионы таких же, как она. Которые не стали музыкантами, певцами, художниками, спортсменами, но отдали собственных детей в соответствующие кружки и секции, зачастую совершая самые настоящие экзекуции над личностями потомства.
Впрочем, не будем более об этом. Я ведь хотела рассказать о своей подруге, а не матери.
Прекрасно помню тот день, когда мы с ней познакомились. Мне было одиннадцать лет, когда она перевелась к нам из другой школы. Её не вводила в класс учительница, не представляла всем и не говорила что-то вроде: "Эту девочку зовут так-то, и она теперь будет учиться с вами". Нет. Я просто пришла на первый урок и увидела её за партой у окна.
Длинные каштановые волосы, зачёсанные в высокий хвост, бледная кожа, большие серые глаза, пухлые губы и нос с небольшой горбинкой. Естественно худая, как и все мы. Только ростом немного выделялась в большую сторону. Хотя высокой я бы её не назвала. В общем, самая обычная, ничем не примечательная девочка.
Мы с ней не заговорили тогда. Я села на своё место, а она всё так же безразлично смотрела на доску немигающим взглядом. Пролетели муторные занятия, и мы пошли на репетицию в бальный зал. Новенькая сразу же показала себя с лучшей стороны, продемонстрировав, что выше на голову любой из нас и в пластике, и в технике, и вообще во всём, зарекомендовав себя перед педагогом как очень талантливая и перспективная барышня.
Ни для кого не секрет, что мир балета, мягко говоря, жесток. Зависть, злость и агрессия -- постоянные спутники данного искусства. Поэтому немудрено, что девочки не спустили новенькой с рук её бесцеремонную выходку и напали сразу после репетиции. За себя я всегда могла постоять, но первая в драки никогда не лезла, тем более не вмешивалась в чужие разборки. В тот же день сделала исключение и заступилась за новенькую.
Я быстро подбежала к дерущимся, схватила двух девчонок за волосы и рывком оттащила их от новенькой. Но и она оказалась не промах, так по-мужски врезав коленом в живот последней противнице. Потасовка на этом закончилась, нападавшие убежали.
-- Ты в порядке? -- спросила я у неё тогда.
-- В полном, -- отозвалась она и пригладила торчащие во все стороны волосы. -- Спасибо за помощь. Не ожидала, что они нападут.
-- Кристина, -- я протянула руку.
-- Ирма, -- рукопожатие.
-- Привыкай. У нас такое часто.
-- Я уже поняла, -- Ирма присела и начала развязывать ленты на пуантах. -- В моей школе за драки сразу исключали, поэтому все мстили исподтишка, чтобы не попасться. Я думала, здесь так же. Не предполагала, что в отрытую будут бить. Но теперь буду осторожней, -- она собрала вещи и ушла из раздевалки, как ни в чём не бывало.
Многие на месте Ирмы до смерти бы перепугались, разревелись, но только не она. Если бы не знала её, как пять своих пальцев, не видела, как задорно она может смеяться, как яростно ненавидеть, подумала бы, что она полностью лишена всяких чувств. Неважно, что происходит вокруг, Ирма всегда спокойна. Тихая, но вовсе не скромная, как можно подумать, скорее холодно-надменная, она всегда была и остаётся моим примером для подражания. Я сильно эмоциональна, её же ледяная неприступность манит и кажется каким-то внеземным эталоном поведения.
Ирму подселили ко мне в комнату. С этого самого дня началась наша дружба. Мы всегда были вместе. Сидели за одной партой на занятиях, рядом стояли у станка, вдвоём ходили в столовую, душевую, гулять. Про таких обычно говорят "не разлей вода". Многие умилялись нашей дружбе, но вряд ли хоть кто-то мог представить, насколько в действительности мы были близки...
В любом классе во все времена есть девочки, которые созревают раньше остальных. Ирма как раз из их числа. Пока все сверстницы играли в куклы, она начала проявлять недетский интерес ко всему, что связано с интимной жизнью. Год от года её пристрастия только углублялись. Ирма невольно втягивала меня в свои исследования. Но сразу же оговорюсь, чтобы не выглядеть в ваших глазах невинной овечкой, что сама была не против, как и любой ребёнок, с жадностью поглощать любую новую информацию и при возможности применять знания на деле.
Это случилось примерно через год после нашего знакомства. Мы как всегда сидели в комнате и делали уроки. За окном беззвучно падали снежинки, на стекле поблёскивал замысловатый узор, где-то в коридоре шумели старшеклассницы, а в стене гудела водопроводная труба. Вдруг Ирма спросила:
-- Кристин, а ты умеешь целоваться?
-- Не-а, -- пожала плечами, не отрываясь от учебников. -- А ты?
-- Нет. А ты вообще целовалась? Ну так... по-взрослому?
-- Почему ты спрашиваешь?
-- Я вот подумала, -- Ирма медлительно стекла со стула, залезла на кровать, упёрлась руками в подоконник и посмотрела в окно, -- что если мы начнём встречаться с мальчиками, а целоваться не умеем? Стыдно же будет, -- она обернулась и посмотрела на меня.
-- И что делать?
-- Потренироваться, -- уверенно ответила подруга.
И действительно, что делать, если чего-то не умеешь? Конечно же, тренироваться... Мы сели на кровать и начали учиться. Тогда казалось, что мы стали профи в этом деле, но сейчас понимаю, насколько это абсурдно. Нашему детскому уму было невдомёк, что поцелуи прямо как балет -- одной лишь техники недостаточно. Чтобы хорошо исполнить партию, надо прочувствовать персонажа, надо стать с ним единым целым, надо прожить его жизнь в танце. Также и с поцелуями -- ты должен чувствовать партнёра, вы должны быть одним целым. Только тогда появится смысл.
Но хватит этих отступлений, вернёмся к повествованию. Спустя какое-то время после этого случая, Ирма надыбала где-то порнографический журнал. Вы только представьте масштаб ужаса: Советский союз, в котором по определению нет секса, а тут "литература" такого фривольного содержания, причём не у какого-то взрослого дядечки, а у маленькой двенадцатилетней девочки, ещё и балерины, личности творческой и высокоморальной. Уж не знаю, как и где она его достала, но журнал произвёл самый настоящий фурор во всём общежитии.
Началось с того, что мы тайком в женском туалете, запершись в кабинке, листали это злосчастное чудо забугорной полиграфии. Опять-таки не знаю, какие чувства и эмоции вызвал журнал у Ирмы, но меня он потряс до глубины души. Просто поверг в самый настоящий ужас. Я лишь много лет спустя поняла, что в жизни всё не так, как на глянцевых страницах. Всё гораздо скромнее и банальнее, и объёмы груди, и размеры мужских гениталий. Но на тот момент увиденные мною масштабы ужасали. Возникал только один вопрос: "А как он туда помещается?" Сейчас же смешно вспоминать.
Правда, этот порнографический ликбез не прошёл для нас с Ирмой бесследно -- нас застукали. К счастью лишь старшеклассницы. Они отобрали журнал и тоже незамедлительно принялись за его изучение. Затем глянец ходил по комнатам и классам, пока однажды не попал в руки педагогов. Ну что тут можно сказать? Скандал, девочки, у которых был обнаружен журнал, получили строгий выговор с занесением в личное дело, а учителя... Они также малодушно сидели в учительской и все вмести листали порнографию. Одним словом -- СССР.
Следующим шагом к крамоле стал день, когда я застукала Ирму за банальным рукоблудием. Не могу сказать, что мы были ничего незнающими наивными Чебурашками, но времена были другие. Это сейчас Интернет, телевидение, вся информация на виду, и ребятня уже в детском саду осведомлена недетскими знаниями. Мы же познавали подобное несколько позже. Конечно, ни я, ни кто-то ещё, не думали, будто детей находят в капусте или приносят аисты. В свои тринадцать лет я точно знала, откуда берутся дети. Во-первых, эту способствовали уроки биологии, на которых мы проходили разные тычинки и пестики. Во-вторых, просачивалась информация от старших девочек. Ну и, в конце концов, у многих к этому времени началась менструация. Тем не менее, про онанизм я тогда ничего не знала.
Я начала спрашивать у подруги, что она делала, но та ни в какую. Всё-таки стыдно и слишком интимно. Спустя несколько долгих часов "пытки", Ирма всё же призналась и посвятила меня в подробности данного действа. Звучало странно, но интригующе. Немудрено, что в эту же ночь я начала изучать возможности собственного тела и пришла к выводу, что оно зря простаивало все эти годы.
Через пару недель после этого, когда я убиралась в ящике стола, в комнату вбежала Ирма. Она была непривычно взволнована. Подруга подошла ко мне ближе и зашептала на ухо, что слышала в душе, как старшеклассницы разговаривали о рукоблудии, и одна из них сказала, что от этого растут волосы на ладонях. Да, хорошая страшилка для детей, просто лучше не придумаешь. Только недейственная -- всем страшно, но природа берёт своё.
Лишь много-много лет спустя, будучи уже в зрелом возрасте, я узнала, что в онанизме нет ничего постыдного и что это нормальное явление в жизни каждого подростка. Да что там подростка? Подобное естественно едва ли не для детей пренатального периода и до гробовой доски. А уж для заведений типа нашей балетной школы -- норма. Шестидневная неделя, домой мы приходили лишь по воскресениям, родителей практически не видели, так необходимой детям любви и ласки мы не получали. Зато занимались у станка до потери сознания, немыслимые нагрузки, которые не каждый взрослый выдержит, постоянные травмы, стрессы... В таких условиях рукоблудие было практически неминуемым и необходимым способом снять напряжение.
Но это всё цветочки по сравнению с тем, что ждало нас дальше. Не могу сказать, когда именно наши отношения начали приобретать странный оттенок. Вроде всё как у всех. Ну какие подружки не обменивались одеждой, не пользовались косметикой друг у дружки, не доверяли секреты, не гуляли держась за ручки или не дрались перед сном подушками? Не то чтобы это лживо выглядело в нашем исполнении, просто по-иному, не так, как у остальных. В мою голову давно закрадывались мысли, что что-то не так. Что мы гораздо ближе, чем другие девчонки. И однажды мои мысли нашли вполне явное подтверждение.
Наш класс после танцев как всегда пошёл в душ. Душевых на всех, конечно же, не хватало, поэтому многие мылись по двое. Мы с Ирмой в том числе. Поплескаться, побрызгаться, потолкаться, побегать друг за дружкой и покататься по мокрому кафелю для всех в порядке вещей. В тот день мы с Ирмой особенно увлеклись и задержались в душе дольше всех. Одноклассницы уже помылись и разошлись по комнатам, а мы всё кидались мыльными мочалками.
Пробежавшись по всей душевой комнате, Ирма поймала меня, отнимая мочалку. После недолгого перетягивания, мы порвали её на две части. Я откинула кусок мочалки и рванула к подруге с криком:
-- Ух, накажу!
И начала её щекотать. Ирма визжала как поросёнок и брыкалась. В конечном итоге я загнала подругу в угол, и мы вдруг перестали смеяться. Резко, будто кто-то рубильник повернул. Мы так и стояли молча, не двигаясь, соприкасаясь мокрыми, мыльными и обнажёнными телами.
Нам тогда было уже по четырнадцать лет. Фигуры наши почти полностью сформировались и, насколько это возможно с жёсткими нормативами веса, округлились. У Ирмы была шикарная грудь, и я точно знаю, что каждая девчонка в душе завидовала ей и хотела такую же, но в глаза говорила гадости, что с таким выменем её выпрут из балета. Ирме вообще приходилось тяжелее остальных. Она была самая высокая в классе -- 168 см. Ей даже учителя иногда говорили, что её ни один партнёр не утащит с таким ростом. Это сейчас балерины и выше встречаются, а тогда -- нет. Впрочем, это всё ненужные лирические отступления.
Мы с Ирмой несколько минут, не отрываясь, смотрели друг на друга, а потом поддались порыву. Я даже не могу сказать, кто кого поцеловал: я её или она меня, уж больно слаженно мы двигались. Через мгновение Ирма обняла меня за талию, прижимая к себе, а я... Я скользнула рукой по её мокрому животу вниз. Она сдавлено замычала, выгибая спину, и стиснула мои плечи.
Вдруг Ирма распахнула глаза и оттолкнула меня, посмотрев в сторону. Я подумала, что зашла слишком далеко, но через мгновение она снова придвинулась и шепнула на ухо:
-- Только не здесь. Нас могут увидеть, -- и выбежала из душа.
Я выключила воду, подобрала с пола ошмётки мочалки и медленно поплелась в раздевалку -- Ирмы там уже не было. Обмотавшись полотенцем и собрав вещи, пошла в комнату. Едва я вошла, как подруга схватила меня за руку и притянула к себе, целуя в губы. Мы с какой-то звериной жадность вцепились одна в другую, будто кто-то придёт и отнимет нас друг у дружки. Через мгновение мы уже были на кровати, поэтично разбросав полотенца по комнате.
Мы не спали почти всю ночь, прикемарив лишь под утро, а потом как ни в чём не бывало пошли на занятия. Даже немного сторонились друг друга. Может, чувствуя себя виновными, может, просто не желая подавать окружающим вида, может ещё по какой-то причине. Но вечером, после танцев, я даже не осмелилась встать под один душ с Ирмой, аргументируя это тем, что у меня нет мочалки. Хотя конечно, я вполне могла помыться и одним мылом. К счастью, подруга приняла странную "игру в чужаков". Помывшись, она протянула мне свою мочалку и ушла в раздевалку.
Когда я шла в комнату после душа, мне было немного страшно. Сама не знаю, чего боялась, но заходить не хотелось. Переборов себя и войдя в комнату, увидела Ирму на своей кровати. Она не оделась в домашнюю одежду, как это делала всегда, и сидела в одном лишь полотенце.
-- Конечно, -- улыбнулась я и поняла, что всё хорошо.
После школы мы с Ирмой сняли квартиру, с одной комнатой, маленькой кухонькой и смежным санузлом. Я не захотела жить с матерью, а подруга не пожелала возвращаться в свой маленький провинциальный городишко с одним-единственным театром, в котором не было никаких перспектив. Всё же в большом городе больше шансов удачно пристроится.
Мы обе нашли работу, правда, в разных театрах. Так шло время, день за днём, месяц за месяцем, пока не произошёл один случай, изменивший наши жизни.
В тот день меня впервые утвердили на первую партию, так как прима нашего театра получила серьёзную травму и не могла выступать. Она на тот момент была женщиной под тридцать, а я совсем ещё юная, и прекрасно понимала, что имела все шансы занять её место в случае достойного выступления. Это, несомненно, плохо -- радоваться чужим неудачам, но стать примой мечтает каждая балерина и никуда от этого не денешься. Поэтому, получив первую партию, я была на седьмом небе от счастья.
По дороге домой я заскочила в магазин и купила бутылку дорого вина. Думала, выпьем в честь такого события, но... Войдя в квартиру, я увидела мужские туфли и пальто. Мы никогда не жили затворницами, и сами часто выбирались из дома, и друзей приглашали к себе, но в тот день сразу появилось странное отвратительное предчувствие. И оно меня не обмануло. Я вошла в комнату и увидела их на кровати. Он лежал на спине, раскинув руки в стороны, Ирма спала у него на плече. На тумбе стояли бутылка шампанского и два бокала. Отвратительнейшая картина.
Ну и что делать? Разбудить их? А, собственно, зачем? Действительно незачем, и я просто ушла. Только идти некуда. Вышла на улицу, села на скамейку у подъезда, вскрыла бутылку вина и начала пить прямо из горла.
Часа через два любовник Ирмы ушёл. Он меня не знал, поэтому прошёл мимо, даже не заметив. Можно было возвращаться домой, но совершенно не хотелось, и я осталась сидеть на том же месте. Ещё часа через полтора из подъезда выскочила взволнованная Ирма, она хотела куда-то бежать, но, заметив меня, остановилась.
-- Тебя долго не было, я волновалась и позвонила в театр. Охранник сказал, что вы закончили четыре часа назад. Я хотела тебя искать, -- после некоторого молчания произнесла подруга и присела рядом со мной. -- Ты видела?
-- Как его зовут?
-- Митя.
-- Дмитрий, значит. Хорошее имя, -- сказала я вслух, а про себя подумала, что у детей получится хорошее отчество.
-- Пойдём домой.
Я выкинула в урну пустую бутылку и поплелась к подъезду.
Мы пришли домой и сразу же легли спать, даже не поев. Я отвернулась к стене, с отвращением осознав, что от моей подушки пахло её Митей. Омерзительно.
Утром я встала первая и пошла в ванную. Ирма вошла, когда я уже заканчивала марафет, и сказала: "Доброе утро". Хотелось спросить: "Кто сказал?", но я удержалась.
-- Он сегодня придёт? -- я заколола волосы и внимательно посмотрела на своё отражение.
-- Нет.
-- Ты меня хоть предупреждай, чтобы я больше не вламывалась. Ладно, до вечера.
И я ушла в театр.
Через несколько месяцев после этого я начала встречаться с хореографом. Он пытался ухаживать за мной едва ли не с первого дня знакомства, но ответила ему только теперь. В отместку Ирме. Очень глупо, но ничего не могла с собой поделать.
Примерно через год Ирмой заинтересовался некий иностранец, который пригласил её на работу за границу. Она, не раздумывая, согласилась и вскоре уехала. Я в этот период была в ссоре с хореографом и находилась в свободном блудном плавании, в поисках сама не знаю чего. Но, к счастью, это продлилось недолго, и я снова вернулась к нему. Ещё через полгода мы поженились.
Я была счастлива с ним и полностью забыла прошлое как подростковые глупости. Так было в течение долгих десяти лет, пока однажды не позвонила Ирма...
Нет, мы никогда не переставали общаться. Едва Ирма приехала во Францию и устроилась там, то сразу же написала мне письмо со всеми своими данными. Мы постоянно переписывались, делились новостями, переживаниями, успехами. Два раза в год звонили друг другу, поздравляли с днём рождения. Но в этот раз звонок Ирмы перевернул всё с ног на голову.
-- Алло?
-- Привет, Крис! Извини, я не могу сейчас долго говорить, -- тараторила она в трубку, -- у меня скоро поезд. Я хотела тебе сказать, что вернулась в Россию. Я буду в Новосибирске уже завтра утром. Давай встретимся.
-- Конечно! Во сколько у тебя поезд?
-- Прибытие в одиннадцать пятнадцать. Всё, я уже отправляюсь, до завтра! -- торопливо крикнула Ирма и бросила трубку.
Целые сутки я провела как на иголках, ожидая приезда подруги. На вокзал приехала едва ли не за час, встречая все поезда и внимательно вглядываясь в лица. Прошло десять лет, я не вполне была уверена, что узнаю её, но ошиблась. Ирма совсем не изменилась с тех пор. Она грациозно соскочила с подножки и вышла на середину платформы, смотря по сторонам. Ирма была в лёгком бледно-лиловом сарафанчике и в каких-то нелепых шлёпках в цветочек. На её лице не было привычного безразличия, напротив -- волнительное ожидания. Я не стала её томить и пошла навстречу. Увидев меня, Ирма бросила чемодан и подскочила ко мне, заключая в крепкие объятия.
-- Крис, я так по тебе соскучилась!
-- Я тоже, -- я обвила подругу руками и уткнулась носом в её каштановые волосы.
В этот самый момент с ужасом осознала, что это вовсе не глупости молодости, что она единственная, кого я любила все эти годы и с кем хотела быть. Даже муж резко отошёл на задний план и стал каким-то неважным и малозначимым. Это самое настоящее сумасшествие, я думала, что такое только в фильмах бывает, что в жизни с годами всё проходит. Но, похоже, не всё.
Ирма была проездом всего на один день и следующим утром уехала в свой захолустный городок, повидаться с родителями. Мы заехали ко мне, оставили её вещи и пошли в кафе отмечать.
-- Что случилось? Почему ты так резко вернулась? -- спросила я у подруги, помешивая трубочкой коктейль.
-- Представляешь, мой лягушатник притащил себе из России какую-то молодуху и крутил шуры-муры прямо у меня под носом, -- совершенно спокойно рассказывала Ирма. Любая другая женщина на её месте устроила бы истерику, но она была привычно холодна и безразлична. -- Я сказала, что развожусь с ним, а он начал угрожать. Я, мол, тебе устрою такую сладкую жизнь, что тебя не то что в балет не возьму, даже гардеробщицей в театр, ну и так далее. Я не стала ждать, когда он воплотит свои угрозы в жизнь, и вернулась в Россию. Ой, да что же это я несу? Забыла сказать самое главное, -- вот тут Ирма оживилась. Её лицо засияло от счастья, -- я хочу открыть свою балетную школу.
-- ЧТО?! Ты с ума сошла? Ты вообще представляешь, сколько на это нужно денег?
-- Представляю, -- гордо ответила подруга и самодовольно улыбнулась. -- Ты думаешь, я вернулась с пустыми руками? По-твоему, почему он не хотел разводиться? Условия брачного контракта гласили, что в случае измены моего лягушатника, мне полагается солидный пай его финансов. В суде я предоставила неоспоримые доказательства его измены -- фотографии, где он обжимается со своей малолеткой. Выиграла дело, получила компенсацию. Так что деньги у меня есть, а остальное дело времени. Я хотела спросить, ты хочешь работать педагогом?
-- Не уверена, что умею учить, но я попробую.
Оставшийся вечер мы оживлённо обсуждали будущую школу, представляли, как всё будет. Незаметно для самих себя напились до поросячьего визга, и пошли ко мне. Благо мой муж был как раз на гастролях со своей труппой и ничего не видел. Говорить, чем мы занимались всю ночь, даже не буду. Это было слишком очевидно. Так же как и то, что утром Ирма едва не проспала свой поезд. Проводив её, я ещё долго стояла на платформе и ждала невесть чего. С этого момента начались долгие дни ожидания возвращения Ирмы.
И, наконец, этот день настал. Ирма вернулась, и мы сразу же занялись школой. Поиски помещения, ремонт, подбор кадров, беготня с расклейкой объявлений, что скоро будет производиться набор деток в новую балетную школу. На интимные отношения как-то не было времени, но всё же заметила, что Ирма меня избегает. Я думала, когда она вернётся, всё будет по-старому, как до её отъезда во Францию, но ошибалась. Ничего не было. Я долго переживала и не понимала: "Почему так?", но так и не находила ответа, пока Ирма не начала встречаться с новым мужчиной...
Завтра у них свадьба. Я буду осваивать новую для себя роль -- свидетельницы. Ирма звонила буквально пять минут назад и сказала, что беременная. Она была безумно счастлива. Я её ещё никогда такой не видела. И почему-то только сейчас вдруг осознала, что Ирма никогда не любила меня так, как я её. Она просто меня использовала. Это слово не совсем подходит под наши отношения, но другого я не нахожу. Было бы лучше, если бы она вовсе не возвращалась, но теперь уже ничего не поделаешь. Я не держу на неё зла и искренне надеюсь, что второй брак, наконец, принесёт ей долгожданное счастье. А ещё я точно знаю, что она будет замечательной мамой.
Жаль только, что мы уже никогда не сможем взяться за руки, как когда-то.